Встретились как-то с моей университетской подругой спустя лет 20 после окончания факультета журналистики, и затеяли диалог воспоминаний, в ходе которого я озвучила недавно посетившую меня мысль: каждая из нас троих (третья подруга не смогла к нам присоединиться) добилась того, чего очень хотела.
   Отсутствующая любила Пола Маккартни - и теперь живет в Лондоне. Присутствующая мечтала работать в Останкино и стала шеф-редактором нескольких телепрограмм. А я, как она вспомнила, оказывается, хотела быть главным редактором неважно какого печатного издания. Видимо, для того чтобы самой определять стратегию и тактику, чтобы надо мной никто не нависал с указаниями, под которые пришлось бы прогибаться. И я действительно стала главным редактором. Но что это нам дало?
   Подруга в Лондоне приблизилась к Маккартни территориально, но не более того, к тому же, вряд ли до сих пор так же любит его, как в юности, когда и он казался недостижимым объектом чувств, и место его обитания, работы по специальности там не нашла, в основном обслуживает удаленно российских клиентов и совсем не по специальности. Подруга на телевидении своими проектами промывает мозги аудитории, делая ее еще инфантильнее и глупее. Возможно, ей нравится чувствовать себя важной и нужной, она считает, что сделала карьеру, но это только добавило ей постоянного напряжения: как бы не потерять то, чего добилась, не уступить кому-то другому, не стать жертвой интриг и конкурентов. А я, побывав в шкуре главного редактора, разоблачила собственную наивность: это не самая высшая должность, которая все решает и всем заправляет, над этим статусом есть куда более влиятельные и весомые распорядители - владельцы издания, направляющие главного редактора куда им надо.
   Как написал Станислав Ежи Лец: 'Я потерял свою мечту - она осуществилась'. Вот только это мы и получили.

  Они потеряли человеческий облик, говорят. Так и живут - без облика. Уже не женщины, но и не мужчины. Так - средний род какой-то. Бродят помятые и бесприютные. Хотя ведь где-то живут, вернее, прописаны. Но спят - где упадут. Одним словом... бомжи.
  Ее поймали на улице - шла как по качающейся палубе. Крен то в одну, то в другую сторону. На мальчишку похожа. На лице бессмысленная, но, кажется, что очень насмешливая улыбка. И бравада во всем. Храбро так заявляет: "Два стакана водки выпила". И ведь видно, что не контролирует себя, а все равно раздражает это бахвальство: нашла чем гордиться! Двадцать один год. И - БОМЖ.
  У этой девушки нет прописки в Москве - она недавно из тюрьмы. Вся рука синяя от наколок. А лицо детское. Я вспомнила, как мы поднимали на троллейбусной остановке женщину. Она лежала на тротуаре: может, спала, может, умерла. Мы прислоняли ее к дереву, а она сползала вниз. Мы прислоняли - она сползала. Мы ее уже, как шкаф без передних ножек, пытались прислонить. А она постоит-постоит и снова вниз. Медленно. Обдирая кору или себе спину. И пыльной тряпочкой нам под ноги. Кому-то противно стало, отошел, бормоча ''позор'. Кто-то побежал вызывать милицию. А женщина лежала на тротуаре: может, спала, может, умерла. Сейчас, говорят, стали все больше по квартирам пить. И потому милиции труднее находить для отправки в... САМЫЙ ДОРОГОЙ "ЛЮКС".
  В Москве есть женский медицинский вытрезвитель. Страшное сочетание. Никак не сочетается. Может, поэтому их и называют здесь "контингентом", "клиентками", но не женщинами. Я провела в вытрезвителе ночь вместе с дежурной бригадой. Была пятница, канун выходных. Завтра, сказали, начнется приток контингента - так что и мест может не хватить - всего-то 21 койка. А пока спокойно. Машины вытрезвителя на ремонте - привозят патрульные отделений милиции. Вот и ждем "новеньких".
  Привезли. Сама выходит из машины. А ведь лежала, сложенная непонятно каким образом, на полу "газика" между передними и задним сиденьями. Оказывается, сопротивлялась. Молодые милиционеры, посмеиваясь, рассказывают, с каким трудом они ее туда затолкали и как она царапалась при этом. Дежурные уже смотрят на девушку с нескрываемым раздражением: напилась, да еще дерется.
  Девушка в вечернем платье и туфлях на высоких каблуках. У ресторана взяли. Сбивала шапки с прохожих. А патрульная машина тут как тут. Они, оказывается, за ней долго наблюдали - решали, брать или не брать. Если бы к девушке кто-нибудь подошел и увел снова в зал, все обошлось бы, но... не повезло.
  Девушка огрызается, требует, чтобы ее отпустили. Первый раз здесь. Пытается убедить, что не сильно пьяна. Работники вытрезвителя кивают головами, а сами уже протокол составили. Осталось раздеть и отвести в палату. И девушка тоже станет контингентом. Словно в какой-то совершенно иной разряд людей попадет. Карточку на нее заведут, деньги за услуги заплатит. Надолго ей этот вечер в ресторане запомнится. Фельдшер просит ее пройти вперед-назад. Стучит по дереву, проверяя слуховую реакцию, и делает вывод: пьяна. Простая формальность.
  Человек, далекий от медицины, не сможет сказать, где кончается легкая степень и начинается средняя. Да и медик иногда ошибается - трудно здесь быть категоричным. А ведь для девушки это, если хотите, вопрос чести: где она проведет ночь - в вытрезвителе или дома. И вот такое спокойное заявление фельдшера, женщины со стеклянными глазами: пьяна. То есть - достаточно для вытрезвителя. Чтобы не лишиться клиентки? Или оправдать патруль?
  В инструкции по оказанию медицинской помощи говорится, что медицинский осмотр производится фельдшером в присутствии понятого. Может, таким понятым в данном случае была я, только меня забыли предупредить? Существует специальная таблица, где описаны клинические особенности степеней опьянения. Туда входит все: сознание, речь, внимание, поведение, зрачки, болевая реакция, пульс, реакция на нашатырный спирт, дыхание, координация движений. Но перед тем, как определять степень, надо осмотреть кожные покровы, измерить давление, прослушать сердце. Это не мои личные пожелания. Это записано в инструкции.
  А у девушки все это, получается, определили на глазок. Или он уже такой наметанный, что никакая таблица не нужна?
  Проще простого заявить: у вас средняя степень. И попробуй докажи обратное. Ведь пила и это видно. Вот и получай теперь услуг на двадцать пять рублей в принудительном порядке.
  И первая услуга - раздевание. "Сами разденетесь или помочь?" - спрашивает дежурная и, не дожидаясь ответа, начинает привычно расстегивать на девушке платье. Девушка медлит, все еще надеется, что ее отпустят.
  Чтобы не мешать в тесной комнате, я хочу сесть в угол на топчан, но женщина-милиционер хватает меня за руку; "Осторожно. Он грязный. Это для "них" только." На топчан садится девушка.
  Потом ее ведут в палату. Там кафельный пол и стоят низкие койки. Девушка идет босиком и ежится от холода. От одного нахождения в такой палате можно протрезветь.
  Вещи укладывают в индивидуальный шкафчик, но он не закрывается. И я могу посчитать, сколько человек сейчас находится в палатах по количеству занятых ячеек.
  Девушку втолкнули в палату и закрыли дверь. А она стучит. Беспокойная какая. Тут вон по телевизору концерт идет - слушать мешает. Дежурные обреченно вздыхают: "Контингент'.
  Три часа дается на сон, иногда чуть больше, если есть свободные места, или меньше, если привозят одну за другой. Полежала и хватит. Следующая! И конвейер. На те же простыни, под те же одеяла. "Пусть спасибо скажут, что на кровати, а не на тротуаре!'
  В 23 часа начали выпускать всех протрезвевших. Им выдают одежду и квитанции. Вот сидит старушка и никак не может понять, зачем ей дают эти бумажки вместо последних шести рублей, которые были в кошельке. Да, кивает, за услуги. Да, осталась должна еще девятнадцать. А шесть рублей ведь было? А как же домой доберусь, мне ж далеко-о. Вот непонятливая бабка. И снова ей объясняют, а она плачет. И тогда уже зло: "Попадать сюда не надо, а попала - плати."
  "Ну да, - сказали мне, - это жди, пока с них всю сумму высчитают. Знаете, на сколько растянется? Особенно с тех, когда прямо с улицы привозят, ничего не возьмешь. И возиться нечего". А потому стараются и не привозить.
  Конечно, у этой старушки пенсия пятьдесят рублей. Здесь двадцать пять да по месту жительства в отделении милиции двадцать. Вот и получается - самый дорогой гостиничный номер. Но в гостинице обслуживание, а здесь за что? За сам позорный факт попадания? Моральное унижение плюс материальное. Они уходят молча, не оглядываясь, не прощаясь. И в каждой словно бы две силы борются. Одна сила сжимает, делает почти незаметной, тенью, а другая - голову поднимает в попытке даже сейчас сохранить человеческое достоинство.
  Мне говорили: подходите в шесть утра или в десять вечера - сможете побеседовать с уже трезвыми. Голые, жалкие, опавшие тела {как мешки под глазами) под грязными халатами. Взяли простыню, разрезали пополам и к каждой половине пришили рукава. Вот и получилось нечто короткое, тонкое и без пуговиц - халат.
  Хриплые голоса. До жути одинаковые. Словно одна бесконечная женщина беседовала со мной. Неглупые, по-своему интересные, но с дряблыми опухшими лицами.
  Они говорили с большим желанием. И даже не столько пожаловаться, сколько просто рассказать о жизни. С первым встречным всегда легче, потому что он больше не встретится.
  Все вместе эти истории - одна большая женская трагедия И вот только два эпизода из нее.
  Первый эпизод. Утро началось с того; что ее никто не поздравил с днем рождения. Ни муж, ни отец, ни в больнице, где она работает санитаркой. Ну мало ли как бывает: забыли. А она расстроилась.
  Потом, правда, не до слез стало - на субботу пригласила гостей, нужно делать покупки. И она поехала к отцу, чтобы тот помог купить продукты и привезти домой.
  Только тогда отец и вспомнил про день рождения, когда увидел ее. И, конечно, по такому поводу выставил бутылку сухого вина. От обиды до радости - одна бутылка. А может, и не одна. А может, и не вина. Трудно сейчас рассудить, кто был прав: она или работники вытрезвителя, которые определили среднюю степень опьянения.
  Отец поздравил - и отправились по магазинам. Шесть сумок с едой получилось. Решили взять такси. И, как назло, ни одной машины. Отец стоял на тротуаре, а она пыталась остановить каждую проезжающую и даже вышла для этого на дорогу. Вот тут и подошел к ней мужчина в форме. Она объяснила ему все с самого утра: и про день рождения, и про сумки, и про отца. Но он сказал так: "Пройдемте. Я помогу поймать машину." Помог - подъехала патрульная отделения милиции. Отец остался, а ее привезли в вытрезвитель. В день рождения.
  Второй эпизод. Она пьет одна. Чтобы никого рядом. Ставит перед собой зеркало и с ним общается. Выпьет - и все забывает: и прошлое, и настоящее. То, что и помнить не хочется. Дочери уже 35 лет, внучке - 13. В последний раз внучку привели к ней пять лет назад, с тех пор больше ни разу.
  В войну двенадцатилетней девчонкой на заводе работала. Бомбежки до сих пор помнит. Потом муж умер - почки. Дочь тяжело было одной ставить на ноги. Работала уборщицей в буфете института иностранных языков им. Мориса Тореза, чтобы дочь поступила и выучилась. Выучилась. Замуж вышла. Против материнской воли. Не хотела отдавать ее за грузина - паспорт забрала и на вешалку забросила. Дочь стучала по столу и кричала: "В милицию заявлю. Я имею право выходить за кого хочу.' Вышла. Уехала с мужем за границу работать. Вещей оттуда много привезли. С матерью сразу разъехались, разменялись.
  Нет, зять у нее хороший, хозяйственный, образованный. Просто ее не любит. В гости не зовут, сами не приходят, внучку не дают. Лучше выпить наедине с зеркалом. "Брошена-заброшена старая калошина'.
  Ко мне подошла дежурная со списочком, для меня составленным: "Много они вам тут наболтали? Вы их поменьше слушайте. Вот эта и эта у нас уже по второму разу. Уличные проститутки. Им верить нельзя. Они уже конченые'. И она брезгливо сморщилась: то ли себя пожалела, то ли мысленно контингент обругала. "Контингент". Это слово больше подходит к чему-то неодушевленному с инвентарным номером. Инвентарь. Интерьер...
  У них здесь уже есть постоянные клиентки, к которым дежурные по-свойски обращаются на "ты'. Впрочем, они со всеми на "ты" - не та публика. Так и кажется, что сейчас спросят уходящую: когда в следующий раз ждать? Жизнь от одного посещения до другого.
  Их унижают, презирают, а они женщины. Хотя и смотрят на них здесь, как на грязь под ногами. И таким отношением толкают еще ниже.
  А пьют они с равными. И не унизительно. И жалуются бутылке или собутыльникам потом, когда веселость пройдет и вернется тяжесть. Кто еще будет слушать? Может, пьют, чтобы пожаловаться. Кто еще посочувствует? Может, пьют, чтобы посочувствовали.
  Нет, я не оправдываю пьяных женщин. Еще одно несочетаемое сочетание. Но нельзя унижать, нельзя пользоваться властью так бездушно. Со мной поделились в вытрезвителе идеей: повесить на входе большое зеркало, чтобы каждая клиентка любовалась своим позором. Вот такая воспитательная работа. Или вытрезвитель существует только как перевалочный пункт, дорогое ''удовольствие'? А для кого-то и вообще второй "дом' по количеству попаданий.
  ЛЕДЯНОЙ ДОМ. Единственный в Москве женский вытрезвитель больше десяти лет находится в аварийном здании. Во всяком случае сейчас оно аварийное. Двух таких зданий не хватит, чтобы разместить все помещения, которые необходимы по Положению: комната для осмотра, палаты, здравпункт, душевые, дезинфекционные камера, комната отдыха...
  Здесь одна комната выполняет функции нескольких. О душевых и говорить не приходится.
  Когда я спросила у главного врача наркологического диспансера Ленинского района, в котором и находится вытрезвитель, И. И. Васерфирера, за что, по его мнению, с женщин берут 25 рублей, он ответил: "За услуги, т.е. душ - санитарная гигиена тела - и чистые простыни.' Он еще одну услугу упустил - освобождают от одежды. Но какая цель преследуется подобной мерой? Если на самом деле ее не осматривают, простыни не меняют, душевых нет - не гигиеничнее и не теплее ли спать одетыми? Когда с человека снимают вещи без его желания - уже насилие. Это очень серьезное наказание - по степени унижения. Сделать беззащитным, жалким. Своеобразная смирительная рубашка - отсутствие всякой рубашки.
  Женщины унижают женщин. Власть имеющие - бесправных.
  Здесь работают только женщины. С юридическим образованием. Культурные люди. Конечно, они без желания сюда пришли - была бы возможность сменить работу - с радостью. Но ниже, как сказала мне И. И. Самсонова, заместитель начальника, уже некуда. Хочешь не хочешь, а приходится заниматься "этими алкашами". Конечно, если считать функцией вытрезвителя только изоляцию от общества нежелательных элементов, то все так и останется: постоянные клиенты, на которых махнули рукой, постоянный штраф. В том же наркологическом диспансере врач-нарколог Ленинского района, которая, кстати, ни разу не была в женском вытрезвителе, сообщила, что он нерентабелен, не окупается, потому что, мол, с тунеядцев и бродяг, попадающих туда в основном, ничего не возьмешь. Вот и выбирают контингент почище. Получается, что вытрезвитель - организация для взимания штрафов. Хотя в Положении упор делается на воспитательную работу и оказание медицинской помощи. Если трижды женщина попадает сюда, обязательна консультация у нарколога и лечение.
  Не удобнее ли ввести врача-нарколога непосредственно в штат вытрезвителя, тогда не потребуются никакие выездные консультации? И обязательно нужен психолог, который бы разбирался с каждой женщиной, в каждой трагедии. А иначе вытрезвитель ни к чему - отоспаться лучше дома. И, наверное, пора перестать ссылаться на мифическую предрасположенность к пьянству, дескать, не предрасположен - не запьешь. Это все равно что отмахнуться: они потеряли человеческий облик.

   1986 г.

  Трудно найти более исполнительных, более обстоятельных, более хладнокровных людей, чем работники сферы обслуживания, когда речь идет о чужой беде. Они добрые. Будь их воля, очередной инструкцией они запретили бы все беды. Правда, над тем, что выше их полномочий, они не властны, поэтому не бедам указали бы не случаться, а людям повелели не попадать в беду - запрещено! Кто попал - сам дурак! В той же инструкции запретили бы приезжать на железнодорожный вокзал за 15 минут до отхода поезда и пытаться забрать вещи из автоматической камеры хранения. И правильно. Не опаздывали бы - не происходило бы всяких нелепостей. Так что нелепость - это наказание человеку, осмелившемуся побеспокоить самых исполнительных, самых обстоятельных, самых хладнокровных.
  Такое раз переживешь - до следующего раза запомнишь. И поделом нам, вбежавшим в камеру хранения за 15 минут до отхода поезда. Роковое число 15! Даже в номере нашей ячейки оно из середки ехидничало: 2152. Мы нащелкали нужный шифр. И опустили 15 (!) копеек. Дзынь... Дерг...
  Дверца не открылась. Монетка не вынулась. Кнопка возврата давно у большинства автоматов превратилась лишь в символ благородства - миф о нем. Прожорливые щели глотают все, что дадут, но ни копейки назад не выплюнут - отучены. Может, даже дающими, которые изначально не верят глазам своим, тем более, когда видят слово "возврат", и потому сразу, только потеряв монетку в щели, начинают колотить по автомату, норовя угадать точку глотания и пережевывания, чтоб удар результатом отозвался. А механизм возврата скорее всего изначально задуман в автоматах самым хрупким, самым не противоударным. Чтоб мы себя же и наказывали.
  Удар - нет возврата. Еще удар - только быстрее прожует. Так что, получается, способствуем потере. Вот и мы, утратив одну монетку, сразу (ученые!) сообразили достать вторую (запасливые!). Дзынь туда же... Дерг за то же... Но ячейка как чужая. Хотя явно своя.
  Камера хранения, как собака, похожа на хозяина. Один из нас побежал его искать. До поезда 10 минут. Чтоб хоть как-то оправдать свою беспомощность, я тихонько давила на "возврат" и дергала за ручку. Надавлю - дерну, дерну- надавлю. И на часы посматриваю.
  Чудес на свете не бывает, тем более в камере хранения. Зато бывают всякие автоматические неожиданности. Которые за 10 минут до поезда приятнее чудес. В очередной раз машинально попросив ячейку вернуть хоть что-нибудь из оброненного, я следующим движением нарушила установленную мною же схему: дернула не на себя, а от - словно оттолкнула в отчаянии, не решившись на удар. Дверца благодарно щелкнула, будто только того я ждала, и приоткрылась, осветив меня сверху зеленой лампочкой - символом ожидания заполнения пустоты, знаком для жаждущих поделиться СВОИМ ИМУЩЕСТВОМ на время, то есть вложить НЕЧТО в НИЧТО.
  Я вытащила сумки, боясь обратного жеста автоматики: как открылась - так и закроется, тем более что ДВЕ монетки утонули - ЗА и НАЗА-.
  А спутник мой исчез. И, бросив сумки, я побежала без дороги - хорошо, что камеры хранения не лабиринтообразны.
  Происходило все быстрее, чем описываю. Часы тикали во мне. Вместе с памятью о том, что поезда могут опаздывать, но отправляются всегда (за редчайшим исключением!) тютелька в тютельку. В первом случае - издевательство над встречающими, во втором - над опаздывающими. И ни разу, чтоб ни над кем!
  Мой спутник стоял у стола дежурного, вернее, лежал на столе верхней частью туловища. В камере дребезжала сирена, и мне показалось, что это мой спутник в отчаянии давит корпусом на звонок, как я недавно на кнопку "возврат'. Но он что-то писал. Я вскрикнула: "Открылась!" Словно открытие сделала. Словно теперь станет легче жить. Так облегченно он кинулся мне навстречу. Но его облегчение заключалось в скомканной бумажке, которую он сунул мне на память.
  Дальше все было неинтересно благополучно. Мы похватали сумки, впрыгнули в вагон. Потом я выпрыгнула одна, и поезд ушел. Проводила...
  И только тогда, на перроне, развернула бумажку. Стандартный бланк по имени "заявление". С порядковым номером. Дежурному по камере хранения. И дальше довольно много строчек:
  от кого; постоянное местожительство (мой спутник уехал, и был-то здесь проездом, а вот память о нем оказалась бы подшитой в какое-нибудь дело камеры хранения Казанского вокзала); число, месяц, год (происшествия); время (часы, минуты); номер ячейки, шифр от ячейки; род упаковки (то есть чемодан, мешок, сетка и т.д.); опись вещей (шесть пустых строчек - хоть до следующего поезда пиши в свое удовольствие); данные паспорта и, наконец, стандартные графы: вещи выдал - вещи получил (как обмен комплиментами) - и вездесущее "примечание" (эту графу в большинстве таблиц сужают до минимума, но неизбежно оставляют, хотя, как правило, она зияет пустотой и уродует общий вид - как неуместная дырка.
  Мой спутник успел заполнить половину этого заявления. И явно не так обстоятельно, как требовала форма. Чего доброго, дежурный попросил бы переписать. А потом прошел бы к нашей ячейке, по дороге высказывая свои "ай-яй-яй", открыл бы неторопливо и аккуратно дверцу, понаблюдал бы за выносом сумок, попросил бы раскрыть каждую, чтобы сверить содержимое багажа с описью и отпустил бы нас к поезду, пожелав счастливого пути. К поезду, которого уже не стояло бы. Я верю, что работники сферы обслуживания могут быть вежливыми, когда захотят.
  Поистине не ведаешь, где тебя стукнет по лбу нелепость, введенная в правило. Ради этого даже стоит опоздать на поезд, чтобы как следует разозлиться: "До каких, мол, пор?" А то ведь обычно позлишься, пошумишь да успокоишься, получив свое. Об остальных не подумаешь. И нас ведь давным-давно раскусили. Так глотки и затыкают: каждому - свое. После чего общего никому не надо.

  1988 г.

   Портрет неудачника

  Нынче время самовыраженцев-самовыдвиженцев. Кто-то себя в президенты толкает, кто-то - в певцы.
  Мальчиком он прятал голос, как фотографию любимой девочки. Подальше, поглубже. Как бы кто не обидел, не высмеял, не унизил. Страх реализовать желание был сильнее. И мальчик рос, не зная, что у него баритон.
  Вырос - и баритон наказал его за тот детский страх, превратив в маньяка, не находящего покоя ни в чем, кроме пения. Голос не фотография. Он не сохраннее оттого, что его прячут. Он становится злее. И, вырвавшись раскрутившейся пружиной, больно бьет хозяина. До того больно, что тот помещает в газете объявление: "Разноплановый вокалист давно ищет руководителя-единомышленника".
  Единомышленник не отзывается, хотя вокалист верит, что он где-то есть. Звонят те, от кого мальчиком он прятал голос. Тогда голос был покладистым рабом. Теперь дозрел до рабовладельца.
  Руководитель рок-группы искал солиста: "У тебя какое образование? Ах, нет! У-у-у... "
  Регента церковного хора не смутила необразованность: "У вас баритон? Приезжайте - послушаем". И он ехал, заранее ошалев от чести петь в церковном хоре. Но регент переадресовал его какой-то даме. Дама подбоченилась и съязвила: "Ну и как, подхожу я в единомышленники?"
  И вокалист ушел, унося баритон в чемоданчике души, как никому не нужное изобретение, способное, может быть, мир изменить к лучшему. Человек, никем не прослушанный, не ведающий своих истинных возможностей, не выступавший на сцене перед публикой, убежден, что в нем видят конкурента! А может, потому и убежден, что не прослушали, не ведает, не выступает.
  Пока не узнаешь свою цену, кажешься себе бесценным. Придет оценщик и занизит, тогда комплексуешь от неверия в себя. Или, наоборот, завысит плюс к твоей завышенной, тогда комплексуешь от непризнанности. Нужда в объективном оценщике, которого не заподозрить в зависти и корысти. А пока нет такого, то и мечешься от бездаря до гения в себе.
  Ему никто не раскрыл его подлинных способностей. Он слышал одно, будто сговорились: "Материал есть, но... " А дальше - глубокомысленная недоговоренность, от единодушия которой можно сойти с ума или возомнить себя Наполеоном. Материал есть и для того, и для другого.
  И он, естественно, психовал в ответ: "А чего нет? Чего? Уши не те? Нос большой? По росту не подхожу? " Это уже бестактная дерзость, на которую никто не снисходил ответить. Возможно, ему и расшифровывали, да он забывал тотчас как слышал. И оставался при своей уверенности, что дело в зависти бездарей к его таланту.
  Руководителю пародийного коллектива он не угодил. Композитору, преподавателю музучилища, не понравился...
  Эти пощечины по звонкам иссушили его больше, чем долгие годы тихого ожидания. Когда он просто держался около той среды, что его манила. Около мечты.
  После школы и армии пытался поступить в Школу-студию МХАТ. Не поступил. Устроился в театр слесарем. Насмотрелся репетиций. Решил, что запросто может быть режиссером. Голос пока не очень беспокоил. Только пробивался, организовывался для мятежа.
  А потом вырвался, захватил, и все остальное стало ненужным. Пошел электриком в Дом композиторов. Поближе к тем, кому уже завидовал. Поработал в той атмосфере, в массовке, в обслуге. Насмотрелся на композиторов, наслушался концертов. Уверовал, что сам может сочинять музыку - без нотной грамоты и со сносной игрой на гитаре (по самоучителю).
  Потом женился. Родился сын. Тем более не до учебы. Позже лень стало. Возраст опять же.
  Он говорил о западных певцах, везет, мол: за одним из препятствий тернистого пути поджидает "руководитель-единомышленник", и дальше, как в сказке, идет нескончаемое исполнение желаний. А у нас? Никто не поджидает. Объявление приходится давать. И все равно откликаются не те, кто нужен, кто бы вывел под белы ручки к микрофону и велел: "Пой".
  Он ждет. Но его кумиры вряд ли кого-то ждали, хотя во многом и многих нуждались. Они не давали объявлений, а просто пели, где могли, где их слушали и не слушали, куда пускали и откуда гнали. Они не терзались в ожидании счастливого случая. А готовили его приход. Готовились к его приходу. И случай являлся. Он ведь ужасно капризен и самолюбив - обожает приходить на готовенькое.
  В квартире Андрея стоит пианино. Я заподозрила в игре на нем хозяина. Оказалось, куплено для сына. Услышал как-то вокалист стройную мелодию, набранную на клавишах рояля его трехлетним сыном. Андрей тогда в Доме композиторов трудился. Репетиционный зал, роскошный старый рояль и ма-а-аленький пианист на вертлявом стульчике что-то выстукивает крохотными пальчиками. И отец это слышит, стоя спиной. А потом оборачивается, - но в этот миг мальчишку согнал дядя-музыкант, пришедший репетировать. Да была ли мелодия? Не почудилась ли ее стройность и красота? Может быть, в ребенке заложена музыка, как в нем - голос?
  Отец ждет шестилетия сына, покупает пианино, ведет прослушать к педагогу, узнает о хороших руках мальчика, обнадеживается, а сын убегает от инструмента, от музыки. Ему хочется возиться с машинками, а не с клавишами. И отец страдает, словно уже видит сына сорокалетним, словно уже боится, что музыка накажет малыша в будущем, как его самого наказал голос. А может, мальчик убегает от не своего? Можно опоздать с любовью. С ненавистью не опоздаешь.
  У мамы Андрея был хороший голос, она замечательно исполняла народные песни, нигде не учась. Ей советовали поступить в хор. Она отмахивалась. Семья - как модель общества, которое развивается по спирали находок и потерь. Нас воспитывали победителями, вершителями, властителями. И никто не говорил, что делать непобедителю. Не путаться под ногами?
  Когда человек растерян внутри себя, он теряется в жизни. Мы не умеем жить растерянными. Наступило время одиночек. Хор распался на солистов. И среди них - Андрей. Внутренне разоренный человек. Между "я могу" и "я стал" - пропасть неудачников. И разориться способен каждый, кто не управится с собой, в себе.
  Объявление Андрея было попыткой вписаться в жизнь. Но он никогда ничем не владел, никем не повелевал. Даже собственным голосом. И весь его организм сопротивлялся поискам единомышленника естеством непобедителя.
  Видимо, судьба Андрея - не найти искомое. Голос - дар и наказание. Судьба проверила: достоин ли? И отняла покой в 40 лет за безмятежность в 20. Единомышленник не спасет.
  Возможно, так случится, что наш вокалист возненавидит свой баритон, как раб-хозяина. Пока голос - это единственное, что он любит - мучительно, истерично. Именно как положено этому чувству: вопреки всему и всем. И он сломлен этой любовью. А ненависть? Может добить. Но может и воскресить, вернув к делам житейским, к мастерской на даче, к работящим рукам, к семье, которая устала ждать. Кто он? Неудачник, опоздавший со счастливым случаем? Уж больно беспросветно слово "неудачник". Но он ранен неудачей.
  Он мне не пел. Я не просила. Может, боялась, что это будет для него новым мытарством. А может, за себя, что не найду повода даже для щадящей формулировки: "Материал есть... "
  
   1992 г.

   1990-е - десятилетие суетливых. Были удачно подсуетившиеся и те, чья суетливость обернулась пшиком либо сразу, либо через некоторое время. Словно воспитатели в детском саду закатили вечеринку, отвлеклись от основных обязанностей следить за подопечными, и у тех появилась возможность вдоволь похулиганить. А главное - попытаться заработать или просто заграбастать все, что получится раздобыть, на что удастся наткнуться и чем повезет поживиться. Мы, как изголодавшиеся, неповоротливо осваивали новое, неумело приспосабливали его к старому, пытались все свалившееся понадкусывать, чтобы разобраться и выбраться.
   Граждане бывшего СССР столкнулись с искушением деньгами. Присказка про испытания 'огнем, водой и медными трубами' не подразумевает богатства, а зря. Самый сильный соблазн для человеческого существа - это не слава, которая подразумевается под медными трубами, (во всяком случае для большинства и теперь), а власть, которая базируется на финансовых возможностях. Так мыслят недавние нищие.

  Эти статьи и заметки были опубликованы в еженедельнике 'Неделя', которого давно нет. Еженедельник был приложением к газете 'Известия', которая пока существует. Сейчас читать местами забавно, местами сама с собой не соглашаюсь, местами точно уловила и определила, но тогда мое восприятие происходящего было таковым. И менять это не вижу смысла.

   Сопротивляться нездоровью

  Умудренный опытом доктор назвал молодого коллегу звездой. И я поразилась, как непривычно, неожиданно к лицу это слово не певцу, не актеру, а врачу, как сразу настроило на желание увидеть и выслушать этого человека.
  Звезда - Михаил Богомолов, вице-президент Российской диабетической ассоциации.
  Определить диабет, как повышенное содержание сахара в крови, все равно, что сказать первую букву алфавита. За ней последствия. Инвалидность, побочные болезни, приступы, съедающие человека, когда нет под рукой спасительного инсулина. Страшное слово 'кома' - спутник диабетика. Из этого состояния можно выйти или не выйти.
  В нашей стране официально зарегистрировано около полутора миллионов диабетиков, а потенциальных больных в шесть раз больше. Лечат дорогостоящими импортными препаратами, вернее, поддерживают на ногах. Диабетики 'сидят на игле': дозы лекарства увеличиваются от приступа к приступу. Регулярные госпитализации, постоянная зависимость от врача, который выписывает жизненно необходимые препараты, а сам зачастую не способен объяснить суть заболевания...
  Люди безучастны в процессе собственного лечения. Они не знают причин диабета; они мирятся с ним, как с неизбежным наказанием, и не столько сопротивляются, сколько обреченно потакают болезни.
  Михаил предложил иной путь: если не умеем вылечить, возвратить здоровье, значит, надо учить сопротивляться нездоровью. Его метод заключается в наблюдении за самочувствием. У вас нет под рукой лекарства, а грядет приступ - растворите во рту кусочек сахара. Вы съели много сладкого - значит, вам суждена, допустим, однодневная диета или интенсивная гимнастика. Ведите дневник собственного состояния.
  Он живет в общежитии 2-го медицинского института в Москве. Жена - перуанка, маленькая хозяйка маленького дома. Марина - так зовет муж. Двое детей. Михаил рассудителен и спокоен. Его даже хочется растормошить. Улыбка, и та - спокойная и серьезная. Собран и целенаправлен. Выглядит старше своих двадцати пяти лет. Хотя, может, в 25 и должно быть таким. А мы просто извратили в угоду своей неразвитости соответствие возраста - характеру, уму.
  Михаил - ровесник места рождения: город Губкин родился вместе с ним. До этого было село Курской губернии - родина отца, деда, прадеда. Предки по отцовской линии - священники, потому и Богомоловы: при принятии сана мирскую фамилию меняли на божественную.
  Школу он окончил с золотой медалью. 'У меня не столько, наверное, способности были, сколько работал много, докапывался. Не скажу, что легко давалось. Когда работа скрыта от глаз, кажется, либо связи у человека большие, либо талант прорезался... А что человек спит пять-шесть часов в сутки, в троллейбусе в книгу уткнулся, плюс наушники, чтобы английский учить, что по коридору больницы не хожу, а бегаю... думают, энергия у меня такая'.
  Мать очень хотела, чтобы он стал медиком, но возражала против Москвы: может, не верила, что пробьется, а может, боялась, что там останется. А он был самонадеян. Правда, о почве для удачи позаботился. Поездил по окрестным институтам, поговорил с теми, кто учился в Москве, проработал программу 2-го медицинского: на титульных листах почти всех медицинских книг, попадавших в Губкин, стояли фамилии преподавателей 2-го медицинского. Опять же, институт имел общежитие.
  Окончил с красным дипломом. Поступил в ординатуру. Часто бывал в букинистическом магазине на Арбате, а однажды зашел в дверь находящегося тут же Московского нейроэндокринологического центра и предложил: 'Хочу и могу открыть школу для больных диабетом'. Ему обрадовались.
  Первая школа, где люди, страдающие от диабета, а главное, своего бессилия перед ним, разбирают различные ситуации на примерах из жизни: что делать, если позвали на свадьбу и хочется по-человечески выпить и закусить, а не жевать весь праздник кислую капусту; как помочь себе во время приступа, что лучше носить в кармане - конфету или сахар... И, оказывается, запреты - это всего лишь стены безграмотности пациента, нередко и врача, которому проще сказать 'нельзя' с последующим длинным перечнем продуктов, напитков, обстоятельств...
  Диабет - болезнь незнания. Этот загадочный зверь грызет организм изнутри, как белка - сахар. Богомолов не всемогущ: излечить не может, но способен облегчить жизнь, во-первых, внушением, что именно человек - хозяин собственной болезни, а не наоборот, во-вторых, методикой этого 'хозяйствования'. С четырех лет он наблюдает болезнь на себе. У него первый тип - когда заболевание возникает после вирусной инфекции. Второй тип настигает обычно после сорока располневших людей, плюс наследственная предрасположенность.
  - Михаил, во что вы верите? Вас не угнетает происходящее вокруг?
  - Один психолог учил, что, когда нужна психологическая разрядка, надо ругаться нелитературными словами, что я иногда и делаю про себя. Но всегда сознаю, что многие мелкие трудности, которые возникают на моем пути, - продукт не чьих-то козней, а вполне определенных обстоятельств. Препятствий действительно много. С одними вынужден мириться, одолевая внутренние противоречия, заговаривая им зубы. Другие препятствия заставляют думать о месте, где есть условия для самореализации.
  - Вы чувствуете себя конструктором собственной жизни?
  - В значительной степени. Когда бьешь все время в одну точку, стена в конце концов сдается - кусочек штукатурки отламывается.
  За него три организации дерутся - заманивают. Он не мечется, не перебирает, не торопится. Хотя жизнь звезды окружена отнюдь не звездным бытием. Профессора уважительно величают молодого коллегу по имени-отчеству. Но этого коллегу выселят из общежития, как только закончит учебу, попросят из Москвы, потому что те, кому он может помочь, не распределяют жилье, не распоряжаются пропиской. А кто может помочь ему - не нуждаются в его таланте. Быт врача определяет здоровье пациентов. Жена сможет остаться в Союзе, только если у Михаила будет прописка и жилье, иначе ee попросят уехать, и уедут они всей семьей.
  В триаде 'врач - больной - болезнь' победа за тем, с кем в союзе больной. Союз с Богомоловым - победа пациента над болезнью. Пока работает школа, пока доктор ведет прием, пока он в Москве, в стране...
  Его звезда не погаснет - это мы очередной порции света лишимся. Так и живем полуночниками...

   1991 г.

   Голоса, или Плач по советской эстраде

  Вы говорите, прошлое - это все соцреализм и коммунисты? А я говорю: мастера своего дела. Когда цветет на сцене аллергический гибрид 'американского с нижегородским', я тоскую по советской эстраде. Когда на сцену выходили Валентина Толкунова, Иосиф Кобзон, Алла Пугачева, София Ротару, Лев Лещенко, Эдита Пьеха... Старшая гвардия. Все они уже - старослужащие. Пусть разные, пусть каждый о своем и по-своему. Их объединял уровень.
  На сцене были профессионалы, которые этот профессионализм зарабатывали пощечинами и болячками. И мне неприятно видеть, как подлинные звезды вынуждены унижать себя соучастием с мальчиками и девочками, которые ничем, кроме томных ужимок, диких судорог и начальных нот, не владеют, которые похожи друг на друга, как сироты в приюте. Эстрада превратилась в детский дом, а ее мэтры выглядят в нем воспитателями. В каких концертах участвовать, если всюду одна 'солянка'?
  И я понимаю Аллу Пугачеву, которую, похоже, одолел астенический синдром. Потеряв интерес к жизни на сцене, она перестала в ней участвовать. Да и трудно мириться с тем, что она выйдет петь после Наташи Гулькиной, Саши Айвазова, Ромы Жукова... Либо надо наплевать на самолюбие и резко не обращать на окружающих внимания, либо отстраниться и затосковать. По советской эстраде. Которую ругали за излишнюю советскость и всё призывали приподняться до мирового уровня, дескать, как мы терпим, что там нас никто не вожделеет. Нормально терпели. Запад в нас не нуждался. Зато здесь были сыты собой. Радовались советскому собственному. Теперь оно и не советское, и не наше, и не западное. Покатилось со всех уровней, словно подпорки сорвались.
  И тем приятнее видеть порой бывших советских звезд по старинке вместе, когда они в каком-нибудь солидном концерте жмутся друг к другу невольно, потому как есть мнение, что сплоченности между ними нет, и они это мнение поддерживают. Но их сближает уровень, и никуда от этого не отпасть. Разве только выступить в очередной тусовке молодняка, на фоне 'Мальчишника' или Лады Дэнс, и тут же срочно стать под душ. Даже Женя Белоусов и Дима Маликов уже не вписываются в поколение 'американистого' детского дома. Потому что они умеют петь. И когда оттого, что ты что-то умеешь, становится неудобно перед большинством, это действительно не советская эстрада, какой хочу ее помнить. И я тоскую по родине.
  У прежних звезд были сложные биографии людей, которые пробивали себе дорогу не на пять минут, не на год, на всю жизнь. Они не были временщиками. Им любили задавать вопрос: 'Кем бы вы стали, если бы не певцом?' - на что они пожимали плечами, так как о выборе не думали, его не было. У сегодняшних попрыгунчиков не тянет спрашивать о 'если бы', настолько случайными они выглядят на сцене. Им хочется задать вопрос: ну а на самом-то деле, по-серьезному, вы чем занимаетесь?
  Тех было мало. Человек двадцать-тридцать на всю страну. Мы знали всех поименно, посудебно. Выразительные лица, выразительные биографии. Один пел в ресторане, потом - в onepe, потом - на эстраде. Другой распевался на берегу моря, перекрывая голосом шум волн. Что-то в этих штрихах от вступлений к легендам. Сейчас оказывается, что вспоминаешь о них с теплотой, как о своем детстве, юности, просто о своем. Получается, мы их трогательно любили. Хотя подтрунивали над жеманностью Эдиты Пьехи, но пасовали перед ее достоинством, перед знанием нескольких иностранных языков. Судачили о парике Иосифа Кобзона и уважительно говорили, что он два часа концерта выстоял у микрофона, как у станка.
  Мы тогда делили певцов на подвижных, пританцовывающих - они только начинали позволять себе это - и неподвижных, монументальных. Мы ехидничали, что наши прыжки на дискотеках профессиональнее их сценических телодвижений. Они просто еще не умели. Зато у них были голоса. У каждого - свой. Сколькими сплетнями мы их окружали. Уловив сходство облика Валентины Толкуновой со Львом Лещенко, в них подозревали брата и сестру...
  Москва ценила своих певцов. Ленинград своих. Эстрада была московско-ленинградской в основе. Ленинградцы сплетничали о квартирных кражах y Эдиты Пьехи, о том, что она совсем не занимается воспитанием дочери, а следит за собой. Теперь ее дочь Илона скачет по сцене вертлявой девочкой, и видно, что мама действительно мало занималась ею.
  Дети прагматичны, потому что напоролись на такое время. Они перещеголяли родителей, которые за редким исключением так и не научились делать деньги, разве что тратить их. Тогда нельзя было заметно богатеть. Да и трудно на эстраде сколотить состояние. Они добивались взаимности у славы. Серьезно относились к конкурсам и своим победам, сражались за поездки за границу, в основном в соцстраны; пели живьем, неэкономно, обижались на определение 'легкий жанр', будто этим эпитетом перечеркивали их жизнь.
  Одно время в моде был спор: нужны ли нам песни, которые нельзя исполнять за праздничным столом пьяными голосами, потому что слишком сложны по вокалу? На что эстрадники запальчиво отвечали: 'Но, если голос есть, мне его что, в карман спрятать?! У них были голоса. Они все трудно начинали. И трудно шли.
  Это сейчас телевидение и радио тиражируют лица, мелодии, которые так приедаются, что невольно начинаешь напевать мотивчики, будто отплевываешься. Те входили в наши жизни, медленно прирастая. Эти обрушиваются дождем, все капли котоporo близнецы. Вымокнешь, а кого благодарить не вспомнишь. На эстраде стало теснее и безлюднее одновременно. Массовка вырвалась вперед, когда герои подустали. Понятие 'звезда' лишилось хозяина. Его нынче примеряют все кому не лень, но никому не в пору.

   1992 г.

   Красный дар

   Приятно звучит: все дороги на юг ведут в Краснодар. Ну через. И, конечно, не все. Но так тешит себя город. А я в нем родилась и воспиталась. С постепенно вызревавшим скепсисом в адрес собственной колыбели - так созревший телом отпрыск стесняется перед ровесниками звать родителей папой и мамой и придумывает им небрежные прозвища, чтобы похвастать своей якобы независимостью. Это независимость с трусливо поджатым хвостом в трех шагах от дома.

  Mаяковский, будучи тут проездом, назвал Краснодар "собачкиной столицей". Кого он имел в виду? Тех, перед кем выступал, или всамделишных четвероногих, которых на улицах действительно много?
   Мое детство в городе проходило под знаком жалости к бродячим собакам и редким в те времена нищим старушкам, которые тихо, воистину деликатно, хоронились от милиции в темных подворотнях. В отличие от назойливых, профессионально несчастных, с отработанными до автоматизма легендами попрошаек, специализировавшихся на общественном транспорте. А еще были гармонисты-слепцы. Они пели жалостливые баллады любовно-воровской тематики, некоторые из которых мы переписывали в классе из песенника в песенник.
   Собак на улицах не уменьшилось. Нищих почти не видно, в отличие от просто пьяных, которые спят где упадут. Все нищие спились и упали? В трамваях и автобусах ходят, вместо слепцов, продавцы газет. "Советская Кубань" стала "Вольной Кубанью", но так и сохранила авторитет и суть официозного издания. "Комсомолец Кубани" названия не сменил, подобно "МК ", хитро сократил имя до "КК", как бы кличку себе придумал. Зато ориентиры, видимо, канули вместе с комсомолом. Раньше было ясно: о молодых, за молодых, для молодых. Газету любили, как непослушное дитя у папы-члена партии. Теперь раз в неделю спасительная программа телепередач на всю страницу из четырех. На остальных - таинственная месса: проповеди местных экстрасенсов, гороскопы, перепечатки из зарубежных источников о петухе, неожиданно снесшем яйцо, о жене, опоившей мужа приворотным зельем, отчего он обратился в собаку и теперь боится выйти за порог и, естественно, перестал даже мечтать о других женщинах. И - реклама.
   Спасает курортный сезон, когда наезжает много эстрадно-театральных звезд, превращая город в транзитный вокзал своей мечты погреться и заработать, и можно поживиться интервью, сплетнями, интригами. "КК" хочет жить, но, наверное, удается это ему плохо. Газета приходит к подписчикам раз-два в неделю, без объяснений и извинений. "Комсомолец Кубани" уже не ждут, он пережил свою кончину, попытавшись сохранить былую славу - хотя бы в имени, - недостойно засуетился в настоящем. И, кажется, сам себе не простил измены.
   Самым популярным изданием в образовавшейся пустоте стала "Всякая всячина", кичливо написавшая на месте "Пролетарии всех стран...", что газету основала Екатерина II в ХѴIII веке. Заявка на историческую преемственность. Столько времени спустя мы вернулись на два века назад. Если и тогда публиковали подобную чепуху, то мы недалеко ушли. Газету охотно покупают и выписывают. Она хороша - мозги не загружает. Мы их теперь бережем - не допускаем информацию, которая принуждала бы думать.
   Умы здесь бередят такие события, как появление в крае летучих мышей-вампиров. Они обитают, кажется, где -то в Южной Америке и только. А теперь вот и на Кубани. Дважды якобы набрасывались на людей; первый раз на подростков, рыбачивших и заночевавших в шалаше. Сначала раздалось потрескивание, потом влетело нечто стремительное и принялось раздирать одному из мальчишек когтями лицо и кусать за волосы. Оказывается, мыши-вампиры мечтают добраться до шеи, прокусить и высосать кровь. Ребятам удалось спастись. Утешительный финал не делает событие менее страшным, но придает ему большую приятность, как счастливый конец видео-ужастика.
   Телевизионные сериалы здесь тоже обожают. С работы бегут в семью "Просто Марии" или "Санта-Барбары". Коммерческая телекомпания "Екатеринодар" купила для краснодарцев сериал "Моя вторая мама" и, естественно, повынимала чуждую рекламу, отчего образовались нервирующие зрителей паузы, которые потом заполнила надпись: "Здесь может быть ваша реклама". Вроде бы как открываешь холодильник, а там табличка: здесь могут храниться ваши продукты.
   Шум по поводу переименования города в Екатеринодар, видимо, нашел отдушину в создании одноименной телекомпании и газеты под лозунговым патронажем царицы. А может, краснодарцев остановило появление Екатеринбурга? Или возобладало более отвлеченное понимание слова "красный"? В общем, переодеваться вроде передумали. Да и зачем менять привычную униформу?
   Краснодарцы в одежде консервативны. Здесь по-прежнему предпочитают носить спортивные костюмы, кожаные пальто, меховые воротники. Здесь живут критерием не "модно", а "дорого" Дамы любят высокие, сложные, обстоятельные прически. Золотые зубы - блестящий показатель достатка. Двух-трехэтажный дворец за железным забором с вычурными виньетками демонстрирует осмысленность существования. Оказывается, тягу к обширным усадьбам никакими революциями не вытопчешь. Словно бывшие крепостные по образу и подобию господских домов теперь себе хоромы строят. Кубань взращивала зажиточных хозяев. Здесь привыкли сытно жить. Местные празднества традиционно требуют мяса, сала, водки. Психология кулака раньше афишировала себя в узком кругу взлелеянных властью.
   Нынче себя, любимого, можно потешить открыто. Обложить паркетом полы, стены и потолки, выстроить подземную сауну... Несмотря на преступность, по которой Кубань в недавние времена занимала чуть ли не второе место в Союзе. В Краснодаре часты мерзкие ограбления и убийства стариков, потому что город в основе состоит из частных домов, порой не защищенных даже заборами, - просто окна выходят на дорогу, стекла прикрывают лишь деревянные ставни.
   Краснодар все еще выглядит поселком, на который обрушилась цивилизация. Здесь бытуют деревенские нравы, особенно среди стариков и детей - и те и другие любят щелкать семечки и обсуждать прохожих. Еще несколько лет назад по городу трудно было пройти в каком-нибудь непростом, выпендрежном наряде -обязательно находилась бабуля, высказывавшая свое негодование. Помню, как меня застыдили в местной церкви, куда я по малолетству из любопытства зашла с руками в карманах куртки. Вот такое же ощущение вмешательства чужих правил в твою жизнь и сегодня. Нынешним летом стариков раздражала мода на шорты, которые они называли семейными трусами, и ворчали, что город превратили в спальню - разгуливают в исподнем!
   Центром Краснодара стал вещевой рынок. Под него отвели огромную площадь у стадиона "Кубань". Здесь продают все: земельные участки, дома, билеты на поезда, коктейли для похудания, одежду, обувь, продукты. В течение двух-трех часов можно медленно в затылок друг другу брести вдоль рядов, как на выставке, где ты то ли посетитель, то ли экспонат. Кто хозяин положения? У кого деньги для покупки? Или товар для продажи? Эти мысли приходят уже после того, как вырвешься из колонны покупателей, так ничего и не выбрав, потому что товар однообразно дешев по качеству.
   Удивительно, какими богатыми на промтовары оказались Турция, Китай, Тайвань, Таиланд... Как много они производят! Такую империю заполонили, будто всю жизнь на нас работали, приберегая до поры, как стратегические запасы.
   Стадион "Кубань" - исторический объект. Прижизненный памятник самому себе возвел бывший легендарный правитель края Медунов. После него легенд местная власть не рождала. Он любил футбол и, как хан для сексапильной наложницы велит возвести дворец, так Медунов подарил футбольной команде стадион. Команда, правда, недолго тешила покровителя своими успехами. Словно дар оказался недобрым.
   Подземный переход, проложенный специально для толп болельщиков, которые перекрывали автомобильное движение в дни матчей, чуть ли не первый и почти единственный в городе, нынче заполнен водой, символизируя, видимо, и печальную участь стадиона. Впрочем, этим переходом, особенно по вечерам, всегда избегали пользоваться. Его облюбовали для себя онанисты, которые были безвредны, но назойливы и вполне способны напугать брезгливых или стыдливых горожан.
   По вечерам весь город полумрачен и тяжеловесен в этом похмельном состоянии. После 22.00 трамваи идут в парк, будто скрываются от греха подальше, панически оставляя территорию мародерам. Казачий патруль - пеший - я видела всего раз, в дневное время. Красивая троица в черном с папахами на головах выглядела картинно, словно актеры пошли в ближайший кафетерий в паузе между съемками. Разница в том, что актеров стремились бы опознать, а на этих уже не смотрят.
   Если одна гора слишком высока для Магомета, то он строит под собой другую - под себя. Краснодар всегда тянулся выглядеть по-столичному. Прошуметь хотя бы чем -нибудь абсурдным. Сначала это зависело от амбиций правителя - хотел создать себе маленькую империю.
   Сотворили Кубанское море - Краснодарское водохранилище. Пожизненную головную боль. Из-за обильных дождей один год прожили под страхом затопления. Вода в море поднялась до сверхкритической отметки, и газеты писали, что если она выйдет из берегов, то затопит город на уровне седьмого этажа зданий. Тогда пронесло. В этом году тоже тихо. Или перестали пугать, или устали паниковать. В море нуждались рисовые чеки, о которых много кричали, когда стало можно, что, мол, вредны для дыхания, травят людей. Из новобранцев на медкомиссиях многих отбраковывали с больными почками, печенью - последствия испарений рисовых полей. Призывали их осушить. Сейчас и об этом не слышно.
   Когда-то Медунов пообещал Брежневу сдать миллион тонн кубанского риса. То ли кого-то догоняли, то ли обгоняли, то ли кто-то придумал грандиозную продовольственную программу! Ради этого затопили огромные просторы драгоценного чернозема, в том числе поля с вкусными и роскошными томатами. Потом долгие годы в магазинах пылились пакеты с никому не нужным рисом - его было слишком много даже для всей страны, не говоря уже о Кубани, где он никогда не был в почете. В Краснодаре продавались хлопчатобумажные ночные сорочки, заклейменные надписью '1 миллион тон риса', наверное, чтобы местные жители осознавали важность данного обещания и чувствовали свою причастность к нему. Когда эпопея с рисом стала неактуальной, на Кубани образовалось много заболоченных заброшенных территорий.
   После свержения амбициозного правителя город, видимо, заразившись, сам увлекся погоней за Москвой и стал буквально срисовывать себя с нее. Появился местный Арбат. Как и в Москве, вначале положили под ноги плиты и "вырастили" не греющие душу фонари. Потом запустили художников-портретистов, торговцев разными поделками. Очень скоро их вытеснила более основательная коммерция.
   По выходным перекрывают для автомобилей центральную Красная-стрит, и чтобы прогулка у прохожих не была бесцельной, перед ними выставляют товар лоточники, примерно такой же, как на вещевом рынке, только выбор победнее, а цены, соответственно, выше. Люди, получается, опять идут вдоль рядов. Просто погулять не удается. Всюду тебе норовят что-то продать. Непрекращающееся тягостное ощущение себя покупателем, которого не столько уважают и зазывают, сколько терпят ради сладостного мига обмана.
   В Москву краснодарцам ездить теперь незачем, разве что "коммерсантам" для обмена мешками - в общем, те же мешочники, только более оптовые. Если раньше в Краснодаре спрашивали: как там столица, какие цены, что есть в магазинах? - то ныне слышишь: у вас там очень страшно? Словно москвичи живут на фронте, а они в глубоком тылу, хотя стреляют сейчас ближе к ним. Моя подруга недавно очень похоже спросила из Америки: "У вас очень страшно?" - хотя уехала из России три месяца назад.
   О российских правителях зачастую говорят: "О чем они там думают?" Местной властью жители тоже недовольны. На продукты цены здесь, как в Москве, повышаются с такой же скоростью, будто действительно торопятся не отстать и в этом. "Выслуживаются", - ехидничают горожане.
   В течение недели цены на хлеб росли ежедневно, а то и дважды в день менялись. А потом исчез черный хлеб - объяснили, что закончилась ржаная мука. И это Кубань - "житница России".
   Только овощи-фрукты на рынке раза в два-три дешевле, чем в Москве. Но и здесь у краснодарцев есть повод поворчать. Беженцы. Армяно-грузино-азербайджанские. Они многих раздражают, например, тем, что на рынке, не торгуясь, берут все ведрами, тем самым поднимая цены; что скупают земельные участки, дома, квартиры. Мол, вовсе они не бедные и не несчастные, как в газетах расписывают. Их воспринимают здесь захватчиками, которые, пользуясь моментом, притесняют коренное население...
   Пока это недовольство высказывается за глаза и не перерастает в явную вражду. Но любой маленький конфликт может прервать видимость мирного сосуществования. И тогда заграничные выстрелы настигнут бежавших от войны людей.
   Разница между Краснодаром и Москвой как между бананами, которые давно продают в столице и первый год начали продавать там. В Краснодаре они зеленые. Но люди покупают, думая, что это и есть цвет их зрелости, что они и должны быть столь невкусны. Чтобы попробовать их раз - для экзотики и разговора - и больше в рот не брать - картошка гораздо роднее.
   Хотя в погодных переменах краснодарцами подмечена определенная связь: стоит в Москве похолодать, как и в Краснодаре снижается температура. В скверике имени Ленина все еще стоит памятник Ленину. Но постамент совсем разрушился - на постаменте изображены фигуры рабочих и крестьян, сопутствующих вождю. Ни починить, ни снести руки не доходят. Двести лет Краснодару в этом году. Двадцать из них я прожила с ним. Значит, в его судьбе есть и моя вина, а в моей - и его.
  
   1993 г.

   Мат моей жизни

   Шах - нестандартная ситуация. И мат - как первая реакция в ответ. Как первый поцелуй, первая сигарета, первая брачная ночь. Все бывает впервые. И первое матерное слово. Человек сам задает себе стандарты жизни с учетом тех, которые задает сама жизнь,
   В начале было слово. Не только труд, но и речь сделала из обезьяны человека. Она отличает нас от нам подобных. Без слова с человеком творится что-то нечеловеческое. Он мельчает, будто приседает, стесняясь своего роста, вида, класса. И все поступки не одушевлены, так как немы. Это вначале немое кино было живым и выразительным. Мы тогда двигаться умели. С приходом звука движения увяли под тяжестью слов, как поэзия под тяжестью прозы. Водопадом придавило. Теперь и не двигаемся, и мычим. Невнятными стали со всех сторон, во всех порывах. "Ты меня уважаешь? Жестом покажи". Рука не поднимается - забыла как. От немоты - к звуку. От звука - к мату. Эволюция слова. Забыли, что говорить, что хотим сказать. Хотим ли? Только кратко, а то скучно. От слов нельзя устать, если они интересные. Не наша краткость - сестра таланта. Бывшая - былого. Мат - брат нашей болтовни, ее развлечение.
   Без слов человек пустеет. Как если бы: говорить нечего - проживать нечего. Человек совершает поступки, чтобы о них рассказать. Безличные предложения - это те, где нет подлежащего-лица-личности. Наши предложения. Унифицированные-униформированные. Мат - это униформа. Стиль жизни. А мы гадаем, что нас роднит. Если даже внешне пристойно, то внутри пульсирует. Общность языка.
   Мат - это оборотная сторона пафоса. Соль для чересчур приторного блюда. Видимо, нам так долго обещали красоту, так навязчиво ее описывали, не давая даже в щелочку глянуть, что у нас началась аллергия: сначала на обещания, потом и на красоту - видеть не данную. Может быть, мат - это порождение некрасивого отчаяния. Раз вы так - я вас этак. Вы мне красоту не даете - я вас некрасивостью огорошу. Сперва знамя протеста, потом - спальный мешок из матерных лоскутов. Затем смысл стирается, выжимается и в круговорот воды всасывается, а форма, как пустые бутылки, позвякивает у пунктов приема стеклопосуды. Где "звяк" - там и прием.
   Нужны противники словам высоким, как Господу нужен Сатана - для оттенка. Чтобы вину свалить да отдышаться. Мат - это отдушина. Он атакует ради самозащиты. Как в одном романе: "...в любом акте оскорбления проявляется комплекс кастрации, стремление оттеснить и унизить сексуального конкурента..." Свою потенциальную наготу прикрыть. Смахнуть опасность матом, как аэрозольной отравой - таракана со стены.
   Слова быстрее людей меняют окраску, знаки. Было слово "обыватель" ругательством, стало жизненной позицией, гордой оппозицией слову "революционер". А "мещанин" сколько раз меняло оттенки! То просто принадлежность обозначало, то обзывало, то единоличной баррикадой выставлялось. Время - будто одноклассник с задней парты нашептывает: "дважды два - четыре". Или: "пять". Как ему удобнее - по знаниям своим. И мы улавливаем подсказку, чтобы обмануть учителя, который уже готов подловить неуча. Или самим обмануться.
   Кто знает. Может, мат (не весь, частично) тоне станет нормативной лексикой. Чем больше диссертаций о нем напишет, чем глубже станут изучать - тем признательнее относиться, внедрять, рекомендовать для распространения в наше матомосмысленное существование. Мы привязались к нему. Осталось сменить знаки: минус на плюс. Смущает ведь не мат - отношение к нему. А этот забор можно перекрасить.
   Я год жила в Ленинграде. Тогда и по имени - Ленинград. В районе бывших доходных домов и нынешних пивных, в дверях которых то и дело появлялись пожилые женщины с лицами спившихся дворянок. В запятнанных фартуках мойщиц посуды. С папиросами в длинных дворянских пальцах жилистых, высохших рук. Они говорили хриплыми голосами матерные слова, адресуя их пиво-хлебам. А вид у них был таков, словно они хозяйки не просто этих забегаловок, но дворцов, которые для конспирации прикрылись вывесками "пивная". Я ходила мимо них на работу с благоговением фантазерки: сама сочинила - сама млела. Иначе их слова резали бы слух, унижали бы мою высокую любовь к городу.
   А стоило придумать, что это принцессы, обращенные в золушек, как выражения с их языков гармонировали с выражениями масок, прячущих истину лиц. Проступавшее сквозь лохмотья благородство облика одухотворяло неблагозвучие фраз. Стоит только внушить себе, что не мат груб, а груб человек, который не может с ним правильно обращаться, как сразу спокойнее реагируешь на нецензурщину интеллигентного собеседника. Запреты типа: "не матерись в моем присутствии", - подобны повелению Бога не срывать плоды с того дерева. Не одна Ева, так другой Ев воздержится лишь секунду в предвкушении супротивного проступка, а потом быстрее мыслей помчится к яблоне и нарочито громко ветку обломает. Пуще прежнего слова ругнется. Дабы досадить запретителю. Ребенок исподтишка больнее щиплет, поскольку прежняя привычка окрашивается дополнительной эмоцией - злостным упрямством, детской непокорностью.
   В уважаемом тобой человеке хочется уважать все. И мысли, и поступки, и облик, и слова. И мат, получается, тоже. Так как он нынче очень востребован. Деятели культуры - в антицензурном всеоружии. Только успевай смиряться и оправдывать. Или - пропускать через уши, не задерживая.
   Прежде хоть печатное слово уравновешивало - сторожило чистоту языка, не допуская разговорной брани. Теперь публицистика дорвалась до вольности: как Адам надкусил яблоко и ну Господа поливать давно столпившимися на конце языка словами. Мы словно опьянели и распоясались. Все, что трезвыми в уме держали, позволяем себе сплевывать. И проза не трусливее публицистики во времена раскрепощения.
   В школе, помнится, узнала термин "авторский знак". Это когда у классика запятая ли, тире стоит не по правилам, а по личному хотению и осознанию. Плюс к этому - неологизмы. Это - свои слова. Толстой выдумывал свои. Маяковский - свои. Творили. А мы бездарно пользуемся всеобщей ненормативной лексикой. У великих неподчинение норме приводило к признанию права на особую норму - к исключению из правила. Наша ненормальность стандартна. Мы затворяем для себя любые поползновения к новизне, к "авторскому знаку". Зачем изобретать, если уже есть обиходный минимум - "потребительская корзина". Мат - уже не исключение из правил. Это правила игры.
   Везде должно быть, как в жизни. В литературе, в кино, в театре. Правдоподобия требуем. Правильно. Чтоб костюмчик не был велик. Чтобы в зеркале себя узнать. А мы же уже такие. Вот и зеркало пусть поднастроится. Искусство копирует потребителей, пресекая самосомнения связью с народом: "В подмышках не жмет? Брюки не болтаются?" Зачем нужен костюм на вырост? Не дети. Не вырастем.
   В Ленинграде я работала в строительно-монтажном управлении. Секретарем у начальника. В дни зарплаты в конторе скапливались рабочие. Кто-то высказывал недоумение полученной суммой, не отходя от кассы. Кто-то утешал воображение высказываниями в лицо начальнику. Первое время я слышала много незнакомых слов. Потом пошли повторы - иссякли слова. Как мозг ребенка быстро схватывает иностранные языки, которые слышит, так и я впитывала непривычные выражения. И, впитывая, паниковала. Повторению их вслух организм сопротивлялся. Засилия в голове тоже не хотел. Оставалось вытеснение. В дни зарплат я как никогда много читала про себя стихов. Специально для этого учила. Рабочие говорили о своем. А я глушила их "вражеские голоса" Цветаевой, Ахматовой, Блоком... Изображала на лице внимание к их жизни и включала внутренний поэтический голос. Поза философской отстраненности помогала мне держать если не высоту, то хоть дистанцию.
   Я пыталась ответить себе: почему не матерюсь, почему убегаю от мата? Не потому, что чопорно деликатная. Не потому, что ханжа. Просто для меня это мой примитив. Мат - это сор. Слова, которые засоряют аппарат человека пишущего, говорящего. С помощью слов я самовыражаюсь. Мое орудие - язык. И в процессе поиска точного эпитета, верной оценки я буду натыкаться на мат, если позволю ему забиться в щели. Мат в силу своей простоты легко запоминается, подобно ежеминутно повторяемому шлягеру, быстро западает в память и мгновенно всплывает на поверхность, когда я рыщу в мозгу, процеживая сокровища. Мат манит заменить собой более сложное, глубокое слово.
   Помню, меня, десятиклассницу, потрясли браные слова из уст первоклассников. Я подумала: мы такими не были. Всего девять лет назад мы этого не знали. Мы такими становились. Обретали навыки к старшим классам. Но в наших устах матерное слово имело вес. Каждый булыжник и поднимался с целью, и настигал цель. А первоклассники выщелкивали из себя брань, как семечную шелуху, не слыша, что говорят, не понимая зачем. Они просто вдохнули из воздуха вместе с "мама", "трава". Мат теряет смысл, если произносится бессмысленно. Подобно междометиям: ох, ах, ой. Но ими хоть настроение выказываешь, живость рассказу придаешь. А мат в разговоре - словно воду глотаешь из крана и морщишься. Самому невкусно. И окружающим.
   Мат - это бравада, любование собой. Стоит хорошо одетый парень и ругается в глухую трубку испорченного телефона-автомата, и гогочет с восторгом недотепы. А рядом приятель заливается. Компанейский мат не бывает неловким. В компании неловко то, что выбивается из круга собравшихся. Первым нецензурным оловом причащаешься к коллективу. Чтобы стать своим и уже не выделяться в этом месте тем, что не свойственно остальным. Мат - как пароль, без которого с тобой не станут водиться.
   Когда вместе собираются только женщины или только мужчины, они начинают материться, вспоминая известные слова и научаясь друг у друга. Словно пытаются возместить, заменить отсутствующий противоположный пол. Мат - вместо мужчины. Мат - вместо женщины. О присутствующих не говорят. А если говорят, то, значит, хотят вытеснить, сделать отсутствующим - устранить конкурента. Лексические сексуальные выбросы.
   Во время октябрьского путча ругались штурмовавшие Белый дом и защищавшие его. Увязка букв в этих словах очень зычная, вкусно-смачная - как чавк набитого рта, как отрыжка отягченного желудка, как икота предельной сытости. Либо наоборот - урчание голода, ненависть к чужой трапезе. Говорят, мы ругаемся по-татарски. Они занесли к нам свои выкрики, вроде: "Ого!", "Эй!" А мы эти буквосочетания наделили национальными чувствами. Было время, когда на Руси доставало сказать; "Ты плохой человек", - чтобы недруги схватились за мечи и бились до первой крови. У кого она выступала, того считали побежденным. Сейчас и мечом полоснут, и словом добавят, и кровь не удержит.
   Некоторые любят форсить цепочкой грехов: пью, курю и матом ругаюсь. Ни замаливать не спешат, ни искоренять. Так только, посетуют на публике, что надо бы покаяться и прекратить. Но это уже все равно что спать, есть, пить. Как же без насущного?
   Бывает, ругнешься матом хотя бы про себя, и легче станет. Когда очень нужны слова для обозначения досады, возмущения, на язык быстро подворачивается незаменимая, на лету подхваченная брань. Можно на забор посмотреть или в подъезде со стены считать. Когда матерное слово в мозгу появляется, сплюнуть хочется, будто, правда, помеха какая на во рту. В японских учреждениях есть резиновые куклы с лицами тамошних начальников. Осерчал - подошел - стукнул или плюнул. Отношение выразил. А у нас - высказал. В туалете, в курилке. Где начальник не услышит. Исподтишка сквитался и чуть полегчало.
   Джанни Родари писал, что дети должны выговаривать грубые слова - они тем самым очищаются. Может, он имел в виду не те слова, которые я когда-то услышала от первоклассников?
   Сыну моей подруги учительница записала в дневнике: нецензурно выражался. Мальчик сказал на девочку "козлиха", а та пожаловалась, что он обругал ее матом. Слово "мат" само по себе уже тоже мат. Если оно знакомо, то это первый шаг к постижению остальных: любопытно ведь, что оно означает, что собой прикрывает - из чего игрушка сделана.
   Матерные слова могут звучать, как любовная ласка, - из уст девушки. Или как пионерская речевка. Заслушаться можно. Как писатель Гиляровский когда-то спас себе жизнь тем, что несколько минут без пауз матерился, ни разу не повторившись. Заворожил слушателей в каком-то кабаке. Изысканный мат, говорят, это творчество. Этажность мата повышается с ростом мастерства строителя. Мастерская брань не оставляет ощущения обруганности - наоборот, такое чувство, словно поучаствовал в любопытном разговоре.
   Ритм жизни требует коротких и емких слов: выстрелил - поразил. Припечатал человека, вещь, ситуацию. Можно поминать Бога, можно что-нибудь пониже.
   Мат - это молитва человека, не владеющего другими словами. Ты покоряешь те слова, которые тебе доступны
   Мат - тоже религия. Заменитель остальных. В их отсутствие. Потом и в присутствии не уступивший раз обсиженного места. "Для инвалидов, лиц пожилого возраста и пассажиров с детьми". Так человек в толпе рукой перед собой шарит, в спины впереди идущих тычет. То ли протолкнуться, то ли не потеряться. Это рука ребенка в поисках взрослого и в порыве оттеснить взрослого же. Шаг - к выходу из одиночества. И мат о закрытую дверь. Слова боли. Лицо растерянности. А время, как суровый родитель-одиночка, кидает детей в воду, чтобы сами учились плавать. Мат - это реакция брошенного на насилие самостоятельностью. Поиск себе подобия. Клич "ау" - и отзыв: "уa". Без пояснений.
  
   1993 г.

  Как повезло влюбленному банкиру

  Hеистовая Лайза Миннелли. Она ураганом проносится от макушки до пят. Ее хочется вдохнуть и затаить дыхание на всю жизнь. Словно в ней нашла приют страстность всего человечества. Даже полюбоваться ею издали - все равно что побывать в объятиях земного шара. Она бросает руки в стороны будто открывает настежь двери. Ее улыбка извиняется за то, что, может быть, слегка не убрано. Ее глаза уже видят в тебе друга. И посмей обмани такую веру. 6 и 7 июня она доверит себя Москве. Два шоу в концертном зале "Россия". Нам повезло включить себя в ее европейское турне. Фирме "Лиат-Натали Энтертейнмент" и банкиру Сергею Слепцову.
  Хочется верить в легенду о любви с первого взгляда: только так и возможно с Лайзой Миннелли. 28-летний банкир жил, не зная ее имени, но поехал за океан, попал на концерт и влюбился. Влюбленный мужчина умеет уговаривать и быть щедрым.
  Да еще Том Джонс, друг Лайзы, подключился с личным опытом в России: здесь, мол, не только стреляют, но и поют, здесь великолепные рынки - его водили в Измайлово и на Черемушкинский, здесь у него теперь "собственный" детский дом с табличкой "имени Тома Джонса".
  И Лайза Миннелли захотела собственных приключений. Она прислала факс, что тоже хочет на рынки, хочет детский дом, а еще - в воинскую часть. Она прислала и вопрос на засыпку: какие ее песни здесь популярны? И мы - подпольщики черно-белой захватанной взглядами фильмокопии, гордо выпятив подбородки, рапортуем: "Кабаре". На расстрел поведут - не отречемся от нашего мира: "Даешь "Кабаре"!" И тогда доживем до следующего везения.
  Она едет к нам первой любовью, легким дыханием, весной жизни. Она, как непослушное дитя. В каждом взрыве своем. Потому мы к ней и прикипели.

  1994 г.

   Инстинкт патриотизма

   Часто слышу: наш маразм. Имеют в виду национально территориальный. И кивают завистливо: вот у них там... Да у них там... взрываюсь я, кукурузой в кино хрустят! А теперь и у нас ею пахнет. Смотришь фильм, а сзади пакетом шуршат, зубами чавкают, пивными банками шипят при вскрытии. После фильма в рядах остаются пустые бутылки из-под Кока-колы. Цивилизация настигла преждевременно? Лучше бы эта цивилизация заблудилась по пути к нам. Пока подготовили бы хлеб-соль да полотенце выткали. А то теперь в недотканный платок сморкаемся.
   Раньше фильмы открыв рот смотрели. Раньше и фильмы, кажется, другие были, не кукурузные. А нынче такие, что без пива не идут, скучно просто глядеть, эмоции не расходуются, организм не облегчается. А когда драки да ужасы всякие, то нервная система сама умоляет хоть какого продуктового отвлечения. Раньше наши фильмы мягче были. Душевнее. Патриотичнее. В любой битве побеждали мы, наши, кому следует побеждать. Кино не плевало в лицо страны, его породившей. Если герой умирал, то трогательно. Финалы у нас особенные были. С дрожащей на реснице слезой.
   Умилительные. Открытые для продолжения жизнью. Даже если герой умер, верилось, что непременно чудесно воскреснет за кадром. Или хоть дело его жить станет самостоятельно. Правда, ворчали, что неясен конец, но это оттого, что продолжения хотелось, многосерийных подробностей. Все свое видится бесконечным, непрерывным.
   А у них там вечный счастливый конец. И какой интерес? Точка поставлена за тебя. Ты ее заранее знаешь. И досматриваешь только затем, чтобы удостовериться в правоте. Скоро Мы взвоем от этих счастливых финалов. Потому ими временно увлеклись, что наши весь экран черным замазали.
   По течению фильма шепот в зале: 'У нас еще что-нибудь есть?' И запах гамбургера бьет по слюновыделительным железам соседей. 'Про что фильм-то был?' 'Ну, когда я бутерброд жевал, он их всех молотил, пока пиво пил, он ее трахал, а потом у нас жратва закончилась и мы ушли. Взвоем потому, что после счастливого конца думать не о чем. Мечтать, соотносить, предполагать. Кажется, что все герои поумирали, потому как нет им смысла дальше жить. Все уже, счастье настигло. Не отбирать же снова сладкое. Завидовать им - это все равно что сказочным героям, которые были бы как все, когда бы не чудесное наваждение. Это наваждение и есть счастливый конец. Где тот дирижер, который волшебным топором и мне кусочек фильма отколет?
   А может, все потому, что мы не любим свою страну? Вот и работать не хочется, потому как все равно что на чужого дядю. Вроде батраков. На татаро-монгольского хана, на польского пана, на немецкого фермера... Нас в эту местность словно бы выслали. Заселить мы ее заселили, обжились, притерпелись, но вот полюбить не заставите. Над чувствами нашими вы, вражьи морды, не вольны! Так бесчувственно и обитаем. Хата не прибрана, печка не топлена, обед не сготовлен. Тоскливо в одной избе, идем в другую, где так же. Ищем чистоты, уюта, сытости. Дома своего. Но когда его внутри нет, то и снаружи все чужбина. Дорогое слово - патриотизм. Не каждому по карману. Пока сам себя патриотом не почувствуешь, никто тебе родину не навяжет. Но если назвался, не величай страну сумасшедшим домом. С любви начинается взаимность. С той, что не требует руки и сердца: отдай, мол, раз я люблю, а свои дарит: может, пригодятся, другому кому отдавать не хочется.
   Мы щедрыми звались, пока хозяевами себя считали. А теперь жадными становимся. Помощь? Давай! Опыт? Давай? Продукты? Все в амбаре пригодится. Не сами съедим, так свиньям скормим. И в чувствах так же. Дружбу? Любовь? Давай! А я разве тебе что-то должен? Покажи расписку с подписью да печатью.
   Живем в состоянии пред-выселения, пред-оплаты, пред-чувствия конца света. Нет, не света вообще, а отключения электричества в квартире. Или воды. Или газа. Нас временно пустили и несвоевременно могут попросить с территории, занимаемой страной. И так вон друзей, родных пооткромсали из политических соображений. Так негритянские семьи дробили: детей рабами одному владельцу, родителей другому. Мне говорят: мы с американцами похожи. Да, вижу сходство на улицах: мы теперь ходим с их банками и шоколадками. Нищие в импортную тару милостыню собирают. Ветер по городу чужие стаканчики разносит. Заграница под ногами, в руках, над головой...
   Пить-есть по-иностранному научились, убирать не освоили. Половину пути прошли, а потом наша пружина ненашего ключа не выдержала. Как в кино наоборот: счастливый конец в начале, в виде довольного обладателя 'Марса', а потом то, что у них предшествовало, у нас же это последствия.
   Мы лихо отказались от собственной гордости, собственной логики, собственной еды, собственных фильмов. Без боли. Мы - кочевники. Где приткнемся, там и костер раскладываем, чтобы уехать, не затушив: зачем, если больше здесь не появимся в ближайшем будущем. Мы с радостью записались в нулевой класс чуждой нам школы. Потому как растерялись, какая же наша. Только перепробовав все иностранные спиртные напитки, приходишь к родной водке с покаянием: ты лучшая. Нам бы во всем эту водку распробовать. По радио рекламируют методику американскую, которая за три занятия и 75 долларов поможет старшеклассникам научиться общению, раскрепостит личность.
   Пока отцы пили на кухне, дети выросли молчунами. Их не звали в кухонные прения. Они занимались собой сами. А когда появились в дверном проеме, отцы их не узнали. Откуда такие тихушники? Такие нелюдимые? Просто нелюди! У коллективистов родителей взросли необщительные дети. Они не научились ни правильным реакциям, ни открытости чувств. Они не умеют быть друг с другом и испытывать интерес. Каждого тянет в свой кукольный театр. Где все проблемы зависят от тебя. Ты подбрасываешь их к игрушкам, чтобы они мучались. Как подбрасывают их тебе.
   Мы не владеем искусством взаимоотношения с проблемами. К нам приезжают зарубежные специалисты, чтобы оказать психологическую помощь. Себя они, видимо, уже вылечили. От необщительности. От проблем. Теперь наша очередь. Научиться их общению. К нам приехал зарубежный кукольный театр. Чтобы показать, как надо смеяться, плакать, удивляться и каковы должны быть причины. Они за океаном знают наши причины! Может, знают и то, почему мы молчуны, почему нам суждено было такими вырасти.
   Только мы ведаем, о чем молчим. Это тоже оплачено. Всей нашей жизнью, которая никогда не заботилась о том, что нам могут понадобиться в таком невероятном количестве психологи, психотерапевты, психоаналитики или хотя бы их методики. Что нас потребуется спасать от нашей необщительности.
   Вожди заполняли все вакансии. В том числе психологические. Коллектив был лекарством от нелюдимости. Наши родители умели разговаривать, они не нуждались в обучении подобному процессу. Но своих детей не научили. Наоборот, привили иммунитет к разговорчивости. Приучили чураться кухни, как места, где пьют и говорят, говорят и пьют. Взаимосвязанно. Взаимозависимо. Дети перестали стучать в запретную дверь и закрылись сами. Теперь приходится стучать в них. По американским методикам. Своих не натворили - некому было.
   Извелось поколение, считавшее, что наше - самое лучшее. Народилось поколение, убежденное, что самое лучшее - не наше. Постепенно нарождалось: джинсы, жвачка, Пепси-Кола... Мы тосковали по загранице частями тела, пока наконец дети вместо 'мама' не залопотали 'Барби'. Вот когда Союз умер окончательно.
   Я помню, когда улетал в небо олимпийский Мишка, крупный план на телеэкране, удачно схваченный и много раз показанный: слезы на лице иностранки, нескрываемые, вольные, легкие, будто умылась ими и посвежела. Я помню свои слезы. Помню, как плакала в детстве, когда умирали люди в фильмах или убивали животных. И мне внушали, что это понарошку, что все остаются живы. Подавляли мою впечатлительность. Теперь, наверное, дети совсем не плачут из-за таких пустяков. Они, наверное, просто уточняют: а почему тетя рыдает, когда героиня оплакивает героя. Или: а как эта лошадь упала? Она уже не поднимется? А почему?
   Возможно, Барби прививает чувство красоты. Наши уродцы вызывали жалость.
   Мы убиваем в себе чувствительность, сентиментальность. Как будто и это порок, который мешает нам стать цивилизованными.
   'Это совершенно западный человек, - говорим с восторгом, - он все просчитывает'. Новый тип. Но вам неуютно рядом с ним. Кажется, что он просчитал и вас, что пока вы вписаны в его расчеты, он с вами, а потом шагнет на следующую ступеньку, а вас забудет под часами влюбленных. Это мои часы. Они показывают местное время. Мое место и мое время. Мы во всем норовим углядеть козни данной местности. Знакомая пыталась на почте отправить бандероль в ближнее зарубежье. Ей в ультимативной форме велели оценить отправление в 220 рублей - ни более, ни менее, иначе не примут.
   Приемщица не смогла объяснить эту тайну, ссылаясь на некую инструкцию. Жизнь по инструкциям удобна - к конкретному человеку не придерешься. Опять же письменное повеление подобно библейскому постулату. Историческое уважение.
   Мой попутчик в поезде ехал по билету с чужой фамилией. Ему купил его родственник по своему документу - без документа не продавали. Проводница устроила скандал, потребовала заплатить штраф, послала упрямца к начальнику поезда. А начальнику поезда пассажир сказал: 'Покажите мне инструкцию, где написано, что я не могу ехать по билету с чужой фамилией'. Такой инструкции не нашли. И мужчину отпустили с миром. Мне радостно говорят: вот он, наш маразм! В действии! Как будто мы весь мировой маразм у себя заперли и теперь пользуемся потихоньку, украшая своим кустарным клеймом.
   Что за страсть такая: над всем родным саркастически издеваться, дабы лишний раз погоревать, что в подобной западне чахнуть приходится. Словно в их западнях мало поводов для сарказма. Они над собой с удовольствием подшучивают, но без злобы на родину в целом и место рождения в частности. У них ошибка отдельного человека не обретает вселенского масштаба, не перерастает в национальную традицию. Они радуются всему, что с ними связано. Неважно - политический скандал или научное открытие. 'Опять мы отличились!' Ии запускают в производство майки с рисунком в честь очередного происшествия.
   Посмотрев по телевидению голливудский парад звезд, я всплакнула по нашим торжествам: Олимпиада, Игры доброй воли, майские парады, былые Кремлевские елки... Как мы умели мощно, пафосно подавать себя. И гораздо вкуснее. Но как мы сами себя обсмеивали, обзывая каждое мероприятие показухой и опылением иностранных глаз. А теперь их пылью готовы умываться. Похоже, им слово 'показуха' только душу согревает. Что плохого в том, что человек-нация-страна показывает себя, будучи довольна собой? По их понятию, это патриотизм. Мы бы добавили: слепой, оголтелый. Хотя какой еще может быть страсть? В том числе и к собственной стране.
   Я люблю тебя. Не переделанную, не доделанную, не доразвитую, не передовую, не отсталую, не правовую, не правую, не левую, не Бог знает какую. Я люблю, какая ты есть. Земля, на которой я больше всего я. Это мы сделали тебя нелюдимой, замкнутой, недоверчивой, стыдящейся себя. Нелюбовью своей. И только когда я наконец вернусь в тебя, ты ответишь мне взаимностью, как блудному ребенку, который, образумившись и устав, выдохнет спасительное 'мама'. И поздно будет что-то не простить.
  
   1994 г.

   Ода гололеду

   В центре страны - гололед. Где те хваленые средства борьбы со льдом? Или их истратили в первые дни зимы, экспериментируя - снег в кашу превращая?
   Фокусники! А теперь радио обнадеживает по утрам: на дорогах гололед. И сразу ничего не хочется. В этом слышится скорбная весть о твоей безвременной кончине.
   Стало скользко жить. Гололед меняет психологию человека, вмешивается в мысли, путает планы, определяет настроение.
   Время года - гололед.
   Время суток - гололед.
   Направление движения - гололед.
   Состояние духа - гололед.
   Жить хочется медленно и кратко. Задумываешься, прежде чем шагнуть: а так ли мне надо туда? Хочется даже не шагать вовсе. Никуда. Опасно для жизни. В сторону уже не сбиваешься точно. Двигаешься строго по необходимости, на как можно более короткие дистанции. Особенно полюбилось метро - подземелье. Уже даже не душно. И люди не мешают. Когда под ногами прочно.
   На воле взгляд упирается исключительно вниз, выискивая опору. При этом в голове должно быть одно слово - осторожно. Стоит подумать о чем-то постороннем, как ноги без контроля начинают выделывать всякие вольности и норовят предать тело земле. Земля-то, может, и пухом ответит, а вот лед, кажется, прахом. Разобьешься на мелкие кусочки. Так и видишь эту картинку. Падать не хочется заранее.
   Гололед навязывает особую походку: семенящую, скользящую, меленькую, опасливую. Наверно, со стороны это выглядит отвратительно. Эдакое лебезение, лизоблюдство, лицемерие - в конечностях. И перед чем? Перед собственным страхом.
   В гололед боишься жить полноценно. И становишься неприятен сам себе. Не говоря о тои, что довело до подобных манер и маневров.
   Какое достоинство?! Какая осанка?! Начисто ускользнувшие понятия. Помня о том, что при падении хорошо бы успеть сгруппироваться, готовишься к этому положению загодя. Человек, ежесекундно ожидающий своего падения, не может зваться личностью. На время гололеда мы роняем себя.
   В глазах - гололед.
   В мозгах - гололед.
   В судьбе -...
   Гололед - хозяин жизни. Он издевается, как офицер, заставляющий солдат: лечь - встать, лечь - встать. И мы поджимаем самолюбие. А из- под ног слышится издевательский хохот всесильного существа, способного положить человека на обе лопатки и не получить по заслугам за оскорбление.
  
  1994 г.

   Подсобка интригана

   Прелюдия
  
   На этот текст меня вдохновил Отар Кушанашвили, который стихийно ворвался в мою творческую жизнь под предлогом поучиться мастерству, дотошно выспрашивал, как овладеть русским языком, чтобы хорошо писать, выпытывал журналистские тонкости, которые слишком индивидуальны, чтобы передаваться подобно эстафетной палочке, и исчез так же стремительно, как появился, оставив сожаление, что помогла ему влиться в круг эстрадных знакомых, с которыми он бесцеремонно обошелся, как, впрочем, со многими другими людьми. Это пример человека, который так хотел стать знаменитым со всеми вытекающими преимуществами, что не церемонился с теми, кого для этого использовал, прикидываясь провинциальным и задушевным простаком. Но в момент публикации об истинном посыле статьи никто не знал.
   Главный редактор, прочитав текст, спросил у моей коллеги и подруги: а вы всегда понимает, о чем Алла пишет? Она ответила: когда не понимаю, я ее спрашиваю, и она объясняет. Так она мне потом рассказала.
  
  
   Я думала, что напишу пособие для начинающего интригана с подтекстом: как можно защититься от интриг, которыми кишит наша жизнь. Я представляла, как неохватна тема: объять интригу - все равно что обнять жизнь. Я пыталась держаться земли и не уноситься в облака. Но, может быть, природа интриги такова, что родила Песнь о себе. Да, интрига достойна воспевания, как это ни покоробит страдающих от нее. Если они станут относиться иначе к тому, что сейчас вызывает боль, если воспримут интригу не как униженные или обиженные, а как благодарные за то, что интрига помогает прозреть и многое проясняет, тогда они поймут, что жизнь без интриги нежизненна. Вместо описания примеров я попыталась выразить дух, атмосферу этих примеров, оставив их за кадром, ведь они у каждого - на виду или на слуху. Смею утверждать, что все вокруг - ИНТРИГА.
   Подсобка интригана (читай: человека) - его внутренний мир. И не стоит пасовать перед понятием "интрига".
   Оно дано нам для большего удовольствия. И когда сталкиваешься с неумелым сочинителем интриги, - что со мной и произошло, - возникает желание поделиться опытом, вдохнуть в начинающего жажду самопознания.
  
   Многоуважаемый!..
   Хотя я отношусь к вам иначе. Но это для интриги.
   Вы рассказываете обо мне пикантные вольности, типа той, что я набивалась на ночь с вами и вам пришлось хитростью избавляться от меня. Мне пересказывали это с изумлением - слух не прижился, так как надо все-таки учитывать психологические особенности личности, против которой интригуешь. Интрига должна быть правдоподобной. Упакуйте фальшивку так, что у меня уши зачешутся услышать хруст обертки, - и тогда я удостою вас взглядом в ответ на вашу сплетню обо мне.
   Позвольте поделюсь мыслями. Спущу вас по шатким ступенькам в свое паутинное нутро.
   Мы живем, чтобы путаться и путать. Для второго нужны способности. Источником интриги является женщина. Конечной целью - мужчина. Хотя в наше время взаимозаменяемости полов возможны перестановки.
   "Вот что ты, милый, сделал мне. Мой милый, что тебе я сделала?.." В интриге важно быть первым. И не плакаться, пав жертвой чужой расторопности. Хотя слезы можно использовать как ширму для подготовки ответного хода.
   Интриги - это все равно как анекдоты, которые мы придумываем друг о друге. Мы же не задумываемся о реакции, скажем, Василия Ивановича Чапаева, если б он услышал столь много нового о себе. Так и человек, вокруг которого интригуют, должен смириться с тем, что обрел вдруг двойника, ставшего героем анекдота.
   Потешьтесь мной. Это я сама вам подарила свой образ, чтобы вы что-нибудь придумали для него. А я - реальная - поаплодирую выдумке.
   Интрига - это представление. Опорная точка комедии или драмы. "Строить козни, заводить шашни, пронырничать, пролазничать, пройдошить..." Это же все равно что: кошки-мышки, казаки-разбойники, лазать через забор, подсматривать в щелочку, обносить чужие сады-огороды... Задорить себя любопытством к окружающей среде, внедряя себя в нее, а ее - в себя.
   Мы живем в состоянии непрекращающейся интриги. "Бороться и искать, найти и не сдаваться." Чем не интрига? С кем, что, почему? Сюжет триллера. А та же "Золушка". Главное - вовремя и в нужном месте потерять туфельку. Желательно хрустальную. А то не принц клюнет, а какой-нибудь лакей.
   "...я обрекаю этого человека скитаться и вечно искать частицы утерянной красоты, мира, которого нет нигде, восторга, который бывает только в сновидении, и совершенства, которого нельзя найти..." Это изрекла богиня.
   Как упоительно интригуют боги у Гомера. Как теребят друг друга всякими каверзами: кто кого перемудрит, переобманет. И вроде громы и молнии извергаются, а похоже на репризы белого и рыжего клоунов, которые с манежа уйдут в общую гримерку умываться - сойдутся на Олимпе амброзию пить. Вот оно как на небесах.
   Каждому человеку нужна интрига, которая делала бы его существование не слишком приземленным. Моей подруге после сорока лет предсказан королевский брак. И это обещание ее увлекает. Есть чем обнадежить собственное самолюбие и придать смысл одиночеству.
   Если вы никогда не мечтали побыть Карабасом-Барабасом кукольного театра или крестным отцом мафиозного клана, то при слове "интрига" вы лишь беспокойно пошарите рукой подле себя в двуспальной кровати. И толковый словарь не донесет аромат этого душистого понятия. "Любовь, рождающая происки", испугает ленность вашей сути.
   Интригой можно пригласить человека на танец: вы в моей жизни не случайно - я вам не безразлична. Давайте повальсируем. И глазами состроим козни на длину мелодии. Поточим взгляды.
   Интрига может жить на уровне душ - быть мячиком для пары интеллектов.
   Добейтесь того, чтобы человек вам доверился и каждое слово воспринимал как указание свыше. Тогда вы сможете моделировать его поведение, конструировать поступки, направлять его жизнь. Он будет дышать вами. Как "Голый король", которого одели в слова об одежде.
   Интрига - это власть. Для женщины власть олицетворяет мужчину, заменяет его. Если она не может овладеть им, она стремится овладеть тем, что его окружает, что для него значимо. Подобраться с тыла. Например, мать воспринимает возлюбленную сына как интриганку, жаждущую отобрать у нее самое ценное. Для возлюбленной же мать - препятствие, которое надо устранить. И она всесторонне обволакивает избранника хитрыми уловками. Каждый проявляет свой эгоизм и ставит собственный спектакль. И любая режиссура не судима. Зрителю остается только предпочитать: какая из трех постановок ему родственнее, в зависимости от того, на что он сам способен решиться в подобной ситуации.
   Интриган - это не клеймо. Это - И.О. Исполняющий обязанности Творца. Чаще в серых или черных тонах. Видимо, цвета тайны и ее опасности. Серый кардинал привлекательнее короля: большим умом и большей хитростью тянет наделять того, кто не выпячивается. Умнейший и хитрейший держится кулис. Кукловоду не обязательно быть видимым. Достаточно, если заметны его замыслы.
   Мефистофель осуществляет желания Фауста. Это на поверхности. Фауст движется к цели Мефистофеля. Без Иуды не было бы трагедии Иисуса: нашей скорби по нему, нашего почтения, нашего гнева. Злые колдуньи придуманы для проклятий. В "Спящей красавице" феи желают принцессе всяческих благ, а одну не пригласили на церемонию, вынудив обидеться и навредить.
   Интригу можно спровоцировать страхом перед ее возможностью. Один говорит другому о третьем, чтобы третий узнал об этом от четвертого. Это схема трусости первого перед третьим. Когда он не хочет сам сказать о своей неприязни. Потому что причины неприязни постыдны. Но от тяжести стыда так хочется освободиться.
   Интригуют, когда боятся разоблачения собственных неспособностей. Собственной неуместности. Фея испугалась вытеснения себя из категории фей и стала злой.
   Бывает, кто-то сам воображает несуществующие интриги вокруг себя. Для придания значимости своему существованию. Враги нужны, чтобы оправдать болезненное желание бороться.
   Интригуют, страшась забвения. Так живые легенды подогревают собственную легендарность с отчаянным подтекстом: я еще жива! Интригой человек рекламирует себя. Чтобы подняли туфельку и пошли за тридевять земель пить из лужицы, превращаться в козленочка, заполучать осколок зеркальца в глаз и крошить хлебные крошки по пути. Кто-нибудь да клюнет и пойдет следом. Так и бредем цепочкой из сказки в сказку.
   Жизнь интригует со смертью с целью оттолкнуть. Смерть интригует с жизнью - с целью овладеть. Мы интригуем - чтобы не уснуть.
   Важно не запутаться в собственных хитросплетениях. Быть Богом своего создания. Интрига может вырваться из-под контроля, наказывая за минутное невнимание. Поэтому, если вы устали или затея уже скучна, переключитесь на что-нибудь новенькое, опередив грядущее бессилие. У женщины это получается естественнее. Пусть она задумывала связать шарф - неважно, остановится на салфетке. Но обязательно довяжет до точки. Пусть с перерывами в недели, месяцы, годы. Но незавершенность творения ее беспокоит. Как пыль, которую все равно придется смахнуть: небрежно или тщательно, рано или поздно. Но - окончательно. Освободить место для следующей.
   Наивно думать, что интригу стоит лишь запустить, и она заживет самостоятельно. Уход нужен, как за ребенком. И связь между интригой и создателем - генетическая. Я тебя породил, ты меня и убьешь, если я тебя предам.
   Интрига - опорная точка нашего времени. Сигнал о спасении: заинтригуйте меня! Все равно что: загипнотизируйте! Сделайте мне красиво. А главное - интересно. И я отдамся.
   Цыганка остановила на улице женщину, спросила, как пройти куда-то. Женщина очнулась от столбняка, когда уже не было ни цыганки, ни золотой цепочки на шее, ни обручального кольца, ни кошелька с деньгами. Причем, кражи тоже не было. Память подсказывала, что женщина отдала все добровольно. И вспоминался мягкий, очаровывающий голос, просивший отдать ценности. Женщина рассказывала об этом так, словно пересказывала потрясший ее фильм. Она дивилась себе, такой неожиданной, благодаря необычности ситуации. Если б не цыганка, женщина не узнала бы, что способна на подобный поступок. Как будто история не про нее, а про другой ее образ.
   Мы увлеклись своими прошлыми жизнями: кто кем когда был? Вычисляем, сопоставляем: кто древнее, у кого больше воплощений... Как актер на пенсии перебирает архив: в личном альбоме - сыгранные роли. Персонажи его представлений о себе. Его сказок.
   Для актеров интриги - профессиональная необходимость, тренаж для поддержания творческого экстаза.
   Для не актеров - это мечтания. Для страстности бытия. В любом человеке - элемент игрока.
   В нашей жизни сейчас все - с элементами. Будто мы наконец смирились с тем, что всюду есть привкус, нечто дополнительное к однажды определенному вкусу. Мелодрама с элементами триллера. Детектив с элементами эротики. Комедия с элементами трагедии. Баранина - с гарниром. Гарнир - для оттенка и окончательного насыщения. Уже даже глазами. А потом и желудком. Так вот и жизнь: с элементами интриги. Как с приправой. Для остроты. Или: интрига - с элементами жизни.
   Мы интригуем с жизнью. Занимаемся с ней любовью и нелюбовью.
   "Я люблю тебя, жизнь... " А могу и разлюбить, если будешь чересчур навязчивой. Я - личность независимая - и от тебя тоже. И поигрывая пистолетиком, веревочкой, окошком, скляночкой, мы угрожаем жизни смертью, обещанием покончить с ней, если не ответит нам взаимностью, такой, какую мы для себя придумали.
   "Я люблю тебя снова и снова...". А ты тоскуешь в потолок и планируешь побег от меня. И вкладываешь мне в руку пистолетик, заботливо повязываешь веревочку, поправляя узелок, чтоб ровно по центру затылка, откупориваешь скляночку, распахиваешь окошко...
   Ты - самая большая интриганка, доступная моему измерению. А мы лишь пытаемся соблюдать правила этикета за твоим столом. Удостоившись приглашения. Я интригую этот мир собой. Чтоб ему было на одну меня интереснее. И на вас, многоуважаемый, тоже. Хоть я и отношусь к вам иначе. Но это для интриги.
  
   1994 г.
  
  
   Колдовство домашнее, ручное
  
   Колдуй с нами, колдуй, как мы, колдуй лучше нас! И получишь в награду платиновую иголку для своих антинаучных, нечеловеческих опытов. Интересно, почему дети не говорят, что вырастут и станут колдунами? Волшебниками, правда, тоже дураков мало. Больно обременительная профессия - чужие желания исполнять. Колдуном выгоднее: чистка пространства от отдельно неугодных особей. Как что-нибудь не то кто-то пожелает, так волосок из бороды или косы дернуть, "пфу-тьфу" дыхнуть - и нет обременительного человечка. Очень увлекательное занятие. Главное - как относиться.
   Мы слишком много знаем. Иногда незнание защищает. Вот, к примеру, женщина нашла иголку в букете цветов. После того, как у нее началась загадочная аллергия. Хотя аллергии почти всегда загадочны и внезапны. Это "фи" организма порой невнятно на что. Спустя несколько дней она обнаружила иголку в занавеске на кухне за холодильником. Куда, уверяет хозяйкa, лет сто не заглядывала, да и зачем ей в белую штору втыкать иглу с черной ниткой, причем, толстой, для штопки.
   Ну, иголки и иголки. В первом случае я бы сказала, что целлофан закололи иглой за неимением булавки, и она могла выскользнуть, чтобы затеряться в цветах. Во втором эпизоде я бы воскликнула самокритично: "Вот дура, воткнула и забыла!" И все. Я не сопоставляла бы и не продлевала бы события, которые связывает лишь наше воображение, наша мнительность, наше знание того, что иголка якобы одно из древних орудий колдовства. Словно мы специально громоздим вокруг себя всяческие чары. Может, это наша вина выскакивает из положенного ей темного угла и каркает: вот она, мол, я, накажите меня, есть за что... Чего высовываться и подставляться колдунам, которых сами вокруг себя выдумываем?
   Интересно, каково тем бабкам, про которых говорят, что ведьмы. Может, кого это звание тяготит до смерти, а кто, вероятно, и процветает. Очевидцы утверждают, что некоторые колдуньи (злые) выглядят моложе и здоровее своих лет. Словно соками жертв наливаются, упиваются. Прямо вурдалаками да вампирами пахнуло. Зло удачей своей питается - ответным бессилием перед собой. Не обязательно кровь в прямом смысле пить, ее и в переносном запросто можно высосать. А главное - зло поражает гласностью, оглаской себя. Когда человек точно знает, от кого и за что ему удара ждать. И ждет. Вот тут, считай, уже покойник. Или пациент клиники. Или просто неудачник. Который за любым углом свой грех видит - беду свою сам же кличет.
   Женщину оставил любовник. Она взяла его фотографию и повтыкала иголки в любимую прежде голову, где теперь поселилась разлучница. Причем, женщина-то не вредная, не колдунья какая. И сделала это, потому что слышала что-то, читала где-то, кино смотрела, в общем, поверхностно нахватанная была. Это же банально - иголка. И фото - тоже банально. Взять одно, другое - и совместить. Авось что и получится. А узнать не терпится: удалось или нет? Эксперимент со своими способностями. Спустя месяц она встретила бывшего любовника на улице. И выяснилось, что ему несладко. Дело, которое он затевал, рухнуло, вое его обманули, он в долгах и с тяжелыми думами. А она возьми да добавь ему мыслей: мол, это я с фотографией твоей поколдовала - тебе от меня на память. Он, естественно, шарахнулся от нее и с той поры старательно избегал, притом, что жили они близко друг от друга. Ей полегчало, она тогда просто заметила для финала: зря в голову втыкала, надо было другое место наказать. И быстро забыла и любовника, и все, с ним связанное. А он место жительства поменял - сбежал, от той, которая сама себя ведьмой перед ним выставила. И не поверишь, а сбежишь - на всякий случай.
   Некогда в такой запарке страстей им обоим было сообразить, что дело, может, не в черной магии, а в том, что парень он молодой да глупый еще для тех целей, что перед собой воздвиг, и тех желаний, что нахватал по ходу. Вот и развалился его проект: не возносись, не умеючи. Так нет, нам злую силу подавай! В зеркало лучше поглядите.
   А вот еще служебная история, женщину обидел начальник. То ли уволить пригрозил, то ли просто замечание сделал. Она решила его извести - свое самолюбие потешить. И начальник, приходя на работу, стал находить перед дверью кабинета блюдечко с солью. Первый раз он его почти машинально переставил куда-то, подивившись неожиданности. Второй раз уборщицу помянул, опять же машинально. В третий раз к подчиненным воззвал: откуда берется да что значит? И кто-то шибко грамотный нашелся: колдуют, дескать, против вас, зла желают. Начальник засмущался внутренне, заерзал мыслями - неуютно в собственном теле стало. Задумался о бренности бытия. Хорошо, что женщина та сама скоро уволилась, а то неминуемо бы начальник до какого несчастья себя довел.
   В моем отрочестве цыганский табор остановил нас с подругой на улице своим навязчивым желанием погадать. Подруга поддалась на уговоры. Ее отвели в сторону и окружили. В то время, как я отбивалась от своей гадалки, раздался подружкин вопль: держите! Конечно же, она лишилась зонтика, часов и кошелька - как обычно. От всех вещей ее очень ловко освободили. Цыганок поймали, а моя на прощание выдала мне тираду про ожидающую меня горестную судьбину.
   Если б я зациклилась и стала бы к месту и не к месту, когда действительно что-то не ладится по непонятной причине или же от явной собственной лени и глупости, припоминать ту цыганку и те слова, то натерла бы мозоль на своей нервной системе.
   Мой знакомый целитель так и говорит: нет порчи и сглаза, а есть навязчивая идея, психическое отклонение, невроз. Женщина шла по улице и упала, а кто-то в этот миг засмеялся, может, о чем-то далеко своем, но ей захотелось принять это на собственный счет. Ей больно - и чей-то смех. Так память и сфотографировала: момент страха и неловкости, усиленный иронической реакцией. С тех пор стоит кому-то засмеяться - у женщины боль возникает, будто из прошлого возвращается. Ей бы прокрутить память назад, разобрать по косточкам причину, перестать бояться и болеть. А она еще пуще себя запугивает: сглаз! Лишь бы пострадать. От неведомого.
   Целитель меня убеждает: если ты добрый человек и никому не желал зла, и уверен в этом, - то никто тебе вреда не причинит; и ты этого не страшишься. А коли страшишься, значит, есть за что. И стоит сказать тебе, что кто-то настиг тебя порчей, как ты поверишь и зачахнешь.
   В селах - подмосковных ли, украинских, сибирских - есть бабки, про которых все знают, что колдуньи. И черные, и белые есть. Деление строгое - не ошибешься, нюх нужды выведет. Как колдуют? Сие таинство. К ним идут подпортить кого, отомстить. Продавец в продмаге нахамила - покарай ее! Не Господь. Не сама себя та хамка наказала злобой. Нет. Придут к бабке, деньги заплатят, чем другим одарят, а чтоб скорый был суд, на земле, на глазах у мстителя. Чтоб от чужих мук поликовать. К бабкам этим относятся, как к чиновницам, что при исполнении своих злодейских обязанностей.
   Да, доля у них такая - работу работают, никому не пожелаешь. Сфера услуг эдакая. Заявка клиента - исполнение согласно прейскуранту. И одному: получите ваш саван. Другому: покойника заказывали?
   Жила в одном селе старушка. И пекла она пирожки, которыми одаривала всех, кого вдруг начинала не любить. Человек ел и попадал в больницу с каким-нибудь недугом, не обязательно отравлением. Что, конечно, загадочнее. И для заболевшего, и для медиков. Не сразу сообразили, кто и как поражает народонаселение. Потом вычислили. Но доказать колдовство или избавить от колдуньи как? Можно только спасать сглаженного.
   Говорят, когда сглаз снят, колдун сам впадает в хворь: его начинает корежить, будто зло к нему возвращается и требует пристанища: ты меня породил - ты и приюти, раз найденный тобой дом вытолкнул вон. И колдуну во что бы то ни стало надо заполучить хоть какую личную вещь объекта травли, чтобы восстановить порчу. А объекту строго-настрого велят на некоторое время запереться в доме, ни с кем не общаться, никому ничего не давать - ни дарить, ни одалживать, даже мусор не выносить. Все свое - при себе. И тогда власть колдуна окончательно рухнет - и злодея самого поразит увечье - не насмерть, слегка, как печать неудачи, непрофессионализма.
   Опять же главное - чувство юмора сохранять. Меня только анекдот и спас, когда Джуна проклинала. Не понравилось ей, как я про нее написала, но статью опубликовали, и она потребовала меня на расправу. Из любопытства пошла. Знаю, что люди попадали в клинику с сердечными приступами от ее недобрых пророчеств на их счет. Я про себя тоже много необычного услышала. И про настоящее, и про будущее погадали бесплатно. И кирпич на голову посулили - случайно с крыши, когда мимо дома пойду. И мафиозные заступники у дверей подъезда встретят-приветят. И до старости не доживу - Джуну уж точно не переживу.
   А у меня в голове анекдот крутился, что мне перед встречей рассказали, и я едва смех сдерживала. Так и ушла - со смехом внутри себя. И не стала связывать последующие мелкие неприятности с ее проклятием. Чего ж я буду свои неловкости на Джуну взваливать? Много чести им - неудачам - будет. Я все больше свою расхлябанность внутреннюю винила.
   Когда через полгода руку сломала, так оттого, что под ноги не смотрела в гололед. Опять же был тогда период неверия в себя - мыслями где-то блуждала, личность свою не берегла. Вот мне и указали свыше: больше внимания к собственной персоне и миру. Меньше нытья. Нечего падать в объятия судьбе с наглой претензией: последи-ка за мной, побереги-ка меня! И от черных дыр, и от черных чар. И от собственной дурости.
   Не оплакивайте себя, пока не осознаете, что еще и пальцем не шевельнули, чтобы себе помочь. Не стоит так сладострастно себя со света сживать. На эгоцентричный каннибализм смахивает: сам себя съем - никому не дамся. Приятного аппетита, конечно, если голодно и невтерпеж!
  
   1994 г.
  
  
   В беспамятстве к павшему
   После убийства Владислава Листьева
  
   Мы митингуем, когда достойнее плакать. И забываем поводы митингов, когда очередной жертвы еще нет, а предыдущая - в земле.
   Громче всех о том, что он ходит под прицелом или поставлен к стенке, кричит тот, кого могут убить разве что в месячник массового отстрела. Но очень хочется, чтобы и за тебя - пока живого - переживали.
   Любая смерть - отвлечение от чего-то более страшного. С точки зрения головы, которая не в силах это более страшное осознать, тем более распутать. А когда смерть, голова уступает первенство чувствам и благодарно отключается. Хотя есть о чем думать. Есть непонятное. Например, война в Чечене, во время которой остальная страна живет своим миром. А там убивают сотнями и во все стороны ползут гробы с восемнадцатилетками. Каково матери погибшего сына слышать шум вокруг убийства Владислава Листьева? Личность солдата значима меньше, так как низший пост занимала, никогда на телеэкране не являлась? Массовая гибель, конечно, уже статистика. Но чего мы стоим со столь показным отчаянием в адрес одного? Более любимого? И не ему-то ведь сострадаем. Все равно о себе хлопочем. Каждый свое поминает.
   Например, противники повышения квартплаты в Москве возмущены пышностью похорон, которую объясняют желанием властей отвлечь внимание от своих преступных действий. В одном районе столицы этот митинг, в другом - похороны.
   Более широко смотрящим трагедия видится удачным отвлечением народа от коррупции в верхах: найти убийцу кажется проще, чем разоблачить глубоко зарывшихся воров.
   Сходу заговорили о фонде вспомоществования правоохранительным органам, чтобы вернуть в милицию профессионалов. Просто очередной погибший взбаламутил заботу о кадрах, Открытым текстом: давайте денег, тогда найдем убийцу. Деньги - чтобы убить. Деньги - чтобы найти.
   И каждая смерть возбуждает вражду между противниками. Они используют момент массовой эмоциональности, чтобы навредить друг другу. Будто трагедия освобождает от человеколюбия или хотя бы порядочности.
   Пора детей пугать так: придет серенький волчок... ой, нет... придет киллер и пристрелит.
   Волк - санитар леса, учат в школе. Только он об этом не ведает. Живет своей волчьей жизнью. А мы его функции определяем, как нам удобно: когда оправдаем, когда пожурим. Наемные убийцы, наверное, уже придумали про себя, что они санитары общества. Чтобы оправдать свое дело. Это ведь уже профессия. Ликвидировать человека - как деталь заточить, куртку-пуховик продать. Мораль киллера - удачно выполненное задание.
   Мы разрешили себе убивать. Мы забыли, когда позволили себе читать чужие письма, подглядывать в замочные скважины и разоохотились обнародовать чужие тайны. Мы плавно стекли к тому, что чужая жизнь перестала быть уважаемой, значимой. Не стали болеть друг за друга. Чужая боль превратилась в обезболивающее для других. Даже прощание с Владиславом Листьевым было воинственным. Во время панихиды гроб брали штурмом после того, как объявили, что доступ к телу прекратят, так как час поздний. Отрубили последнюю струйку счастливцев металлической решеткой. И чинно стоявшие в траурной очереди граждане, оставшиеся как бы за бортом собственного гражданского долга, вдруг обезумели и обернулись толпой, от которой пришлось оборонять вход цепочками милиции и спешно подгонять автобусы для подкрепления заслона.
   За годы митингов наша толпа обрела опыт в достижении цели. Люди жаждали отметиться у гроба ценой друг друга, сминая впереди стоящих, в беспамятстве к павшим и тому, ради кого пришли. В день панихиды на подступах к убиенному наверняка были раненые, а уж насмерть напуганные - точно.
   Старики говорят: раньше Бога боялись. Сейчас боятся человека с оружием. Мы вооружились. Убийство стало удобной формой настоять на своем. Уговаривать, подкупать, запугивать - возня. Убить легче, чем снять с должности. Казалось бы, заказывали смерть Листьева одни, а выгодно стало многим. Тем, кого он не успел уволить, кого лишил прибыли, кому надо опять подставить президента или же напротив - отложить выборы, кому требуется чрезвычайное положение или смещение с должности конкурента, проверка финансовой деятельности Останкино или отстранение неугодного партнера. Сколько облегченных вздохов в траурных рядах, если честно. И, может быть, повышенная экзальтация возмущенных и заплаканных объясняется и зудом совести: дескать, не вовсе я еще скотина, могу и сострадать.
  
   1995 г.

  Отмороженная богиня
  Опубликовано в газете "Вечерняя Москва"

  Она создана для всплеска. Имя Диана - как провал в глубокий колодец, где на самом дне кипит вода. И оттуда вдруг выстреливает фамилия - Шагаева. Природа нагрузила ее колючей участью быть кнопкой во всем ленивом и сытом. Садится некое месиво на стул и тут же подпрыгивает с воплем: 'Ди-а-на!' Утопи ее в болоте она превратит его в водопад. Бурление - черта ее характера.

   - Диана, откуда у тебя такое красивое имя?
  - Я из-за этого имени рыдала в детстве. Хотела, чтобы меня звали, как подружек: Зиной, Клавой, Наташей. Мама же любила греко-римскую мифологию.
   - А как ровесники дразнили?
  - Мурадяша. У меня была фамилия Мурадян. Но это не называется дразнили. В школе я кусалась, меня звали 'дикая собака Динго'. Тоже необидное прозвище.
   - И как началась твоя эстрадная эпопея?
  - Я всегда хотела петь и танцевать. Когда поступила в ГИТИС на эстрадную режиссуру, я плакала - хотела учиться на музкомедии. Мне 16 лет было, нахалюга, как все рассказывали, была редкостная. Это, видимо оттого, что я очень боялась. Не наглость, а яркость самоподачи от застенчивости. В 16 лет я рыдала и говорила: 'Жизнь проходит, а я еще никто'. На диплом поехала в Ташкент, сняла программу с Натальей Нурмухамедовой. Репетируя с Наташей, я все ей показывала, и окружающие заметили: 'Тебе самой надо петь'.
  На защите диплома руководитель курса Шароев сказал: 'Диана, ты же умеешь делать номера, занимаешься режиссурой'. А я ответила: 'Нет, хочу петь'. Он повторил коронную фразу Бывалова из кинофильма 'Волга-Волга': 'Чтобы так петь, надо двадцать лет учиться'. А я ему: 'Ладно, как буду петь в Большом театре, позвоню'. Пошутила, а после Всероссийского конкурса артистов эстрады в 1984 году Борис Брунов пригласил меня в мартовский концерт в Большом театре - я закрывала программу. После концерта позвонила Иоакиму Георгиевичу и сказала: 'Это была я'. Он очень удивился: 'Я тебя не узнал'.
  Работала пять лет в Ленконцерте. И все годы меня укоряли, что у меня московская школа. А потом как-то встретилась в Москве с певцом Игорем Ивановым на концерте, он спросил: 'Ты из Питера? Что-то не похоже. У вас в Питере все какие-то замороженные, а ты, наоборот, отмороженная'. Я ответила: 'Я москвичка'.

  Диана по-актерски схватывает любую ситуацию, запоминает интонации, образы, реплики. И преподносит, слегка пародируя, дразня. Она занимательная рассказчица. Ее захватывает жизнь. Она со смаком переживает все снова и снова. Театральный подход к жизни - тоже черта характера: почувствовать, чтобы сыграть. Причем сценой может быть просто компания друзей. Ее истории никого не обижают, подобно байкам из уст барона Мюнхгаузена.

   - Диана, как получается, что на эстраде ты уже несколько лет. a карьеры не сделала?
  - В 1988 году, когда я наконец-то удачно вписалась в телеэкран, как раз начались денежные дела: за все нужно платить огромные суммы. В 1987-м должна была ехать на конкурс в Юрмалу, но на Центральном телевидении якобы сказали, что Диана Шагаева уже хорошо известна, зачем ей еще куда-то ехать.
   - Кто на тебя творчески повлиял?
  - Эдит Пиаф. Петь училась по пластинкам Магомаева, 'Битлз', конечно. И появление Пугачевой. Она, наверное, была близка мне по духу. Я внутри себя черт-те что придумывала, а в жизни была сереньким человечком, как мне казалось...

  Ей не пойдет какая-то определенная маска, например клоунессы. Она ее долго не вынесет. Случайно смахнет с лица, как былинку, и спохватится спустя время, словно участница костюмированного бала, которая явилась в одном образе, а потом вдруг обнаружила, что потеряла первоначальный вид и запуталась сама в себе, заодно сбив окружающих. Если бы она раз и навсегда прояснила свой имидж, возможно, стало бы легче. Воспринять и запомнить. Но тогда это будет не Диана Шагаева.

  1993 г.

  Диана в этюдах и снах
  Опубликовано в газете "Век"

  Звезды эстрады отличаются от остальных талантов тем, что они уже не озадачивают себя жизненно важными вопросами: кому отдаться или кому заплатить? Для них это в прошлом. Остальных вынуждают пройти через все. И тогда порядочность и ненавязчивость становятся препятствием для карьеры. Именно поэтому певице Диане Шагаевой трудно стать звездой при всех данных для этого. За несколько лет на сцене она завоевала штук пять призов на различных отечественных и международных песенных конкурсах. Но нынче эти награды обесценены, как акции обанкротившегося предприятия.
  Она заразительная лицедейка. Ее темперамент способен разморозить мамонта. Диана на эстраде - фонтан живой воды. Она родилась в Турции, образовалась в Москве, живет в поезде Москва-Питер, Питер-Москва. В Петербурге она замужем. 'С детства'. Сыну уже 13, а Диане всего 30. В отличие от девочек-певиц, которые в 18 лет прикидываются утомленными звездами, у Дианы все впереди - она не устала. Выходит из поезда - сразу на сцену. Потом еще раз выходит - сразу в семью.
  У окружающих она вызывает желание вмешаться в ее внешность. То ее хотят перекрасить, то переодеть, то репертуар сменить, то мимику укротить. Кажется, что Диана сможет выразить то, что не воплотил в себе оценщик. Так талантливая актриса возбуждает творческий потенциал режиссера. 'Диана, каков твой образ?' - 'У меня его нет', - отвечает беспечно, словно это не то, без чего жить нельзя. 'Я не одна, я разная'. Ее голос не ведает собственных пределов. И думается: однажды она ка-а-ак запоет во всю мощь легких - самой легко станет, и окружающие успокоятся. Прояснит себя наконец. И тогда чужие советы зачахнут в ненадобности.
  Ей говорят: 'Диана, белые волосы - это сейчас дурной тон, да тебе и не идут'. 'Да, - соглашается, хочу стать лимонной'. 'Диана, но жить-то как с таким цветом?' Самозабвенно. Если другими управляет мода, то ею - мечта. С детства хотела походить на Снегурочку.
  Она урожденная 'само'. Сама себя определила в музыкальную школу: денег в семье и места хватило на скрипку. Мама вздыхала в ответ на ее самонадеянные заявления, мол, стану либо дирижером, либо актрисой: что может получиться из бандитки? Диана, как самая маленькая в классе, обороняла свое 'я' ногами, кулаками, зубами. Вгрызалась в обидчиков, а не в науку: учение не обременяло - золотую медаль получила, как приз в игре.
  Вместо программных сочинений, отвращавших своей заданностью, писала фантастику. Одноклассники и учителя зачитывались ee рассказами. Но от ее поведения стонала вся школа. А потом институт. Она поступала во все театральные вузы Москвы. Задержалась в ГИТИСе. Мечтала об отделении музыкальной комедии, оказалась на эстрадной режиссуре. Приписала себе два года, на самом деле ей было 16 - младше всех на курсе.
  Ее опекали, как ребенка, особенно когда вдруг начинала плакать. В детстве рыдала над судьбой Серой Шейки, в институте над японским мультфильмом 'Русалочка'. Жестокий финал сказки казался несправедливым, и она переделывала его для себя и однокурсников, показывая свою версию, как спектакль-монолог.
  Она любит счастливые концы. И все трагические истории норовит перепридумать. 'Ромео и Джульетту', например. Почему любовь должна приводить к смерти? Пусть всем будет хорошо.
  Ее этюды в ГИТИСе были далеки от нормы, отчего Диану считали странной. Однажды она поставила свой сон - вложила в игру актеров-однокурсников мечту о себе - Диану играла девочка-блондинка с голубыми глазами.
  Она хотела стать актрисой драматического театра и кино. Играла Дуню в дипломном спектакле по пьесе Михаила Светлова 'Двадцать лет спустя'. Любимая реплика - лейтмотив роли: 'Если мне придется кого-нибудь огорчить своей смертью, сделайте так, чтобы в эту минуту закрылся занавес'. В зале плакали. Ее героиня не была главной, но зрители жалели ее больше остальных персонажей. Ведь Диана трогательно-беззащитная. А драчливость - это для прикрытия. Или наоборот?
  У нее упорядоченная личная жизнь. Благодаря раннему замужеству она не отвлекается на мимолетные увлечения, отдается эстраде. Это ее отдохновение. Здесь она может хулиганить, не нарушая моральных табу, которыми повязывает себя бескомпромиссный Телец. Здесь дозволена вольность, потому что это игра, этюд, сон.
  Она себе снится. И во сне себе нравится. Долгое время ее преследовал в снах домовой, который словно бы выживал из квартир, домов, городов. Пока не окрестилась. Когда семья въехала в Питере в собственную квартиру, Диана позвала священника, и он окропил все святой водой. Она считает, что поэтому в доме легко дышится.
  Но легкое дыхание семьи сама Диана. Ее отъезды всем портят настроение. Она живет в мужском окружении. Кот Мурзик ревниво крадется за ней по пятам, щенок-дог по кличке Принц замирает от ее взгляда, попугай Яшечка-Мордашечка радостно выговаривает свои истории с ее интонациями. А муж Геннадий, режиссер концертного зала 'Октябрьский', просто говорит: 'Диана, бросай работу, прокормлю'. Но без сцены актриса затоскует. От однообразия. На эстраде Диана Шагаева представляет собственные мечты, в которых она как happy end для окружающих: никого не хочет огорчить собой.

  1993 г.

   Пора невесте отдаваться
  Опубликовано в газете "Новая женщина"

  Новые интонации теле- и радиопередач - это забытые старые. Мы восстанавливаем равновесие, возвращаемся к покою. Как то было...
  Сначала выявились ниспровергатели мифов. Сметатели-смыватели. Красители-чернители. Загрунтовали холст чернилами. Ученики повара. Разрушали от усталости и возможности пошалить. И устали еще больше.
  Из-за спин выглянули мифотворцы. Они пришли живописать новые символы, легенды, сказки. Служить новым героям. Обслуживать новые мифы. Это уже инструменты повара: кастрюли, сковородки, поварешки... Он то правой рукой их схватит, то левой жонглирует.
  Но уже определились две команды. Кто знает своего хозяина, свой надел, свой урожай. И кто растерянно мечется внутри себя, не умея, не зная, может, еще не желая отдаться. А сваты уже на пороге. А родители уже согласны. И жених справляет мальчишник, страстно провожая холостое прошлое. Да и правда, пора пожениться. Новые мифы все равно не дадут себя проспать.
  Стиль жизни нынче: кому-то что-то доказать. С пафосом, который базируется на самолюбивом "не спорь со мной", люди рвут себе нервы. Человек выходит на общение с заложенной установкой 'я прав', с настроем на то, что от собеседника, аудитории необходимо защищаться. Каждая индивидуальность ждет посягательств на себя и реализуется агрессивно. "Не смей так со мной говорить!" "Почему ты на меня так смотришь!" "Не навязывай мне себя!"
  И частит пульс, сходит с ума сердце, раскаляются сосуды. Человек доказывает всем, что он значительнее, чем они думают, чем он сам представляет, чем никто и вообразить не может. Пафос распыляется по дороге к цели. Цель плачет от невостребованности: возьми меня - я твоя. Но личность не слышит - она с красным лицом и тяжелым дыханием пляшет на публике, демонстрируя этим актом свое пожизненное противодействие серому существованию собравшегося вокруг сброда. Каблуки высекают искры индивидуальности. Или затаптывают ее.
  Когда человек что-то делает, он должен любить себя в эти мгновения, ему должно нравиться его дело, каким бы идиотским оно ни было. Помню, как нас, школьников, водили на стадион репетировать парад. Вручали разноцветные щиты и заставляли поднимать их по команде в определенном порядке. Поднимая щиты, мы хохмили, язвили, хохотали. Мы отбивались от принуждения и фальши своими детскими "наганами". Но я старательно поднимала щит. И оправданием было то удовольствие, которое я получала, наблюдая по телевизору праздники, когда с помощью таких же щитов, флажков на трибунах возникали гигантские картины. И неправильное движение одного участника могло смазать красоту единства.
  Красива была именно работа - четкая, механическая. Большая, послушная машина в действии. Мне не хотелось подвести эту машину, чтобы не нарушить гармонию. А сейчас у всей страны нет гармонии с днем настоящим. Нам хочется, чтобы он либо побыстрее закончился, либо вообще не был самим собой. В первом случае живем прошлым, во втором - будущим. Минуя сегодня. Оно нам мешает. В нем зло. Десятилетия страна жила настроем на светлое завтра, теперь настрой на спокойное вчера. Страна в разладе с собой. И оттого натыкается на все препятствия. У ее руля дети, у которых когда-то отобрали игрушки, а теперь снова дали. И они жаждут доиграть. Долюбливают, дорадуются, доживают. Они торопятся "до" - для себя. И им плевать на тех, кто моложе, кому жить, да и на страну, которая для них, как строгая родительница, так зло и надолго их наказавшая отлучением, воздержанием. Вот уж теперь они напляшутся, натешатся. А тебе, старуха, помирать пора!
  Они - дети, так не вовремя в седине и с одышкой - впавшие в детство, вернее, не вышедшие из него, не отпущенные. Наверное, это важно - у кого какая любимая игра была. Какой генерал в свое время в солдатики не доиграл - отобрали или вовсе не давали. Задавленное желание дождалось своего часа. Какой демократ грезил замком, в котором он - принц, любимый женщинами и народом, справедливо управляющий землями. Какой бизнесмен воображал себя грабителем, нападавшим исключительно на злых, жестоких, бесчестных. Обогащаясь, он раздавал часть награбленного родным и близким, причем всегда удачно обходил закон и погони, когда за ним не очень-то и бегали, уважая его благородство. И так далее.
  Теперь они отбирают игрушки у нас. Бьют по рукам и истерично вопят: вам еще рано, ваше время еще придет. Придет таким же деформированным. Точнее, мы в нем окажемся внутренне искаженными.

1992 г.

  1993 г.

  Я смотрю на лица киногероев. Они отражают то, что в них заглядывает. Время. Актеры нужны для оживления прошло-настояще-будущего.
  Актеры делятся на носителей собственного лика и безликих. Вторых становится больше. Во время якобы пробуждения индивидуумов актерские индивидуальности стираются. Эта киногероиня на кого-то похожа? Да на всех, подобных ей! Раньше было: типаж актрисы - символ поколения. По актеру - на поколение. Теперь так: этот тип среди артистов весьма распространен. Поколение типичных актеров. Поколение типичных людей, если верно то, что киногерои - наши отражения. Вы сходите с экрана, чтобы получить за то, что там натворили. А мы тянемся к экрану, чтобы обрести то, что никогда не сотворим. Мы в ответе за тех, кто нас приручил.

  Новый фильм режиссера Георгия Шенгелия 'Стрелец неприкаянный'.
  Теперь это звучит так: Москва - США - Франция. Сказочный треугольник совместного творчества. И два пункта неприкаянности героя: Москва - Париж. Промежуточная часть существует фоном - в качестве финансовой поддержки.
  История простая и милая. Мил главный герой - артист Владимир Ильин (о таких хочется заботиться). В годы застоя столичный журналист-неудачник оказался Париже, где с тех пор бедствует и пьет. Однажды он словно бы засыпает на скамейке после очередного глотка виски, потому что дальше с ним происходят фантастические вещи.
  Бывшая жена (Татьяна Догилева) присылает из Москвы весть о том, что дедушка героя при смерти; посланец передает от нее деньги на дорогу.
  Дед (Николай Пастухов) - выдающийся ученый в отставке и опале - перед смертью успевает сообщить внуку о развалюхе-даче, купленной им сорок лет назад для своих опытов. В подвале этого дома создан открытый коридор для связи с иными временами. Дед просит внука сжечь дачу от соблазна и неразумного пользования.
  Бывшая жена, ныне супруга крутого бизнесмена (Юрий Сенкевич), мечтает через героя попасть в тот коридор и уйти из этой постылой ей жизни, от этих нелюбимых и нелюбящих людей, у которых есть только одно лекарство для нее - совет повеситься.
  Сам герой приезжает на дачу полюбопытствовать, что там наизобретал его родственник. Открыв последнюю дверь подземного коридора, он попал в эпицентр мощного излучения - его словно бы всем телом воткнули в розетку и как следует пронзили током. После чего он выбрался из подвала и оказался на этой же даче тридцатилетней давности. На перроне станции торговал яблоками 1966 год, когда рубль стоило не одно яблоко, а ведро. Когда золотой медальон - его знак Стрельца - обошелся герою в семнадцать рублей.
  А девушка за прилавком ювелирного магазина (Ирина Феофанова) смотрела на него и улыбалась, словно давно ждала или вдруг прозрела.
  Он зажмурился на миг, чтобы вспомнить, узнать ее лицо - лицо продавщицы цветочного магазина на парижской улице. Он тогда стоял и долго смотрел на нее, а она улыбалась ему. Как сейчас.
  Когда он уходил со Стрельцом на шее, она сказала: 'Куртка на вас странная, я таких еще не видела'. Еще. Словно угадала его будущее время.
  Она и сама странная. Видит цвет вокруг каждого человека и боится кому-то об этом сказать, чтобы не сочли сумасшедшей. А герою призналась, его цвету доверилась, родство нездешних душ уловила. И полюбила так же доверчиво.
  И герой начинает мотаться по коридору времени - из эпохи в эпоху, пытаясь впервые в жизни быть деловым, что, по мнению бывшей жены, не его естество.
  На деньги, скопленные дедом и потерявшие ценность сейчас, благодаря последней реформе, он скупает дешевое золото в 1966 году и продает крутому бизнесмену, супругу бывшей своей жены, за доллары, чтобы вместе с любимой уехать в тот же Париж и стать счастливым.
  Милиция 1966 года встревожена скупкой золотых изделий и появлением большого количества нефальшивых сторублевок с серийными номерами, которые Гознак еще не запускал в производство. Это опасно: диверсия ЦРУ.
  А в 1993-м крутой бизнесмен озабочен появлением украшений, выпущенных неизвестной ему фабрикой, то есть без его контроля существующей. И это опасно: диверсия кустарей.
  Герой опасен для обеих эпох. Когда он решает остаться с любимой в 1966-м, сбегая с валютой от современной ему мафии, там его ждет милицейская засада. Когда он с валютой и любовью перебирается в наше время, их встречает мафия.
  Либо дело, либо чувство. В последний раз коридор отказывается пропускать через себя. Время устало. Задерганную стрелку замкнуло. И пока герой в подвале молит о чуде, мафия взрывает дачу.
  Герой очнулся на скамейке парижского бульвара как будто после странного, нервного сна. Возвращаются люди в эпохи свои. Вот только пиджак порвался, когда он упал, убегая от милиции.
  Он идет по французской улице мимо того самого цветочного магазина и видит свою любимую, совершенную парижанку, но с улыбкой и из 66-го. С такой улыбкой, что можно все времена перепутать и дипломат, набитый долларами, забыть на тротуаре. А дипломат, само собой, она держала в руках, как положено феям, которые любят своих героев.
  И тут стало грустно. Не потому, что хочется в Париж. Или в Москву 66-го года. Хочется рядом человека. Который готов с тобой в любые эпохи, только бы с тобой. Грустно стало потому, что сказка закончилась и оставила без себя.

  1993 г.

  Спектакль 'Мы идем смотреть 'Чапаева'. МХАТ им. Горького. Режиссер - Татьяна Доронина.
  Я смотрела на сцену и вспоминала старые, прежних лет телевизионные спектакли, а то и сериалы из жизни советской семьи или целого дома. Домашний театр. Или сегодняшние, те же 'Санта-Барбара', 'Просто Мария', тот же режиссер Леонид Трушкин с модными 'Там же, тогда же', 'Чествованием'.
  Только это зарубежье, импорт. А здесь все родное, наше. Хорошо бы это смотреть дома, в своем кресле, за своим обеденным столом. Тогда сов-ем как про тебя. Нам не надо ничего придумывать. Надо снять телефонную трубку, позвонить подруге и спросить: 'Как жизнь?'
  Это не бытовуха-чернуха. Это освещенное окно, в которое вы - случайный зритель - заглянули с улицы. А неделикатность подсматривания оправдана тем, что увидели вы себя. Это ваше окно. Вы просто никогда прежде не смотрели в него из зала. Это спектакль о мечте. Мы теперь осторожные, мы ее не навязываем коллективу. Согреваем у себя за пазухой, как кусок хлеба на черный день. Мечтатели неминуемо находят друг друга - по тому же хлебному духу.
  Не знаю, как там 'развлечься' и 'отдушина', насколько это применимо к данному спектаклю, но в финале, когда герои, отчаявшиеся жить и душить собой друг друга, изображали сцену из фильма 'Чапаев' в попытке найти тоже отдушину, тоже развлечься, мне стало тепло от солидарности: главного героя, семилетним, мама впервые повела на фильм 'Чапаев'. Мальчику было просто интересно - стреляют. А потом начался эпизод психической атаки под барабанный бой, когда белые стройными шеренгами шли и шли, нагло, неостановимо, когда красные растерялись и замерли, когда почти спасовали, струсили, и в этот момент нашего отчаяния появился всадник на белом коне. И мы воспряли духом, и отвага вернулась, и белые отступили и были разбиты.
  Шестнадцать лет герой ходит на 'Чапаева', вновь и вновь переживая сладкий миг триумфа, освобождения от страха. Нет у него сил, дара стать самому себе таким всадником.
  С точки зрения близких герой ненормален. Его гонит из дома жена, над ним иронизирует дочь. Но его слабость - его же и сила. И в финале всех мирит и объединяет именно 'Чапаев' - сцена отражения психической атаки. Под барабанный бой идет на нас наша жизнь. И герои изо всех сил сопротивляются, уже теснят врага, и Чапай впереди, но только уже не на лихом коне, а пусть даже раненым пловцом из последних кадров. И от того, доплывет он или нет, зависит, захлебнется атака или обернется победой, явится ли еще всадник на белом коне или зря проходит жизнь.
  Пусть у меня не 'Чапаев', а что-то другое, но тоже есть свой кадр, когда вот так же: желанный спаситель является, когда плохо и последние надежды уходят, чтобы выручить из беды.

  1994 г.

   '...От меня шла такая сила жизни и сейчас шла бы... и сейчас идет, да только никто не берет!' - написала Марина Цветаева. Спектакль по ее произведениям - 'Сонечка и Казанова' в Театре 'Эрмитаж' о силе жизни. О том, как в судьбу человека является человек. В человека человек. Кто? Девочка. Когда? В конце Казановы. Неожиданный подарок, оцененный всей мудростью старика, всей обреченностью. Всплеском могущества она явилась в пепел его романов. После огнедышащей сцены сожжения былых побед. Больные уста перебирают мертвые уже строки писем. Слабые руки комкают и отбрасывают их. И дым уносит души прошлых клятв и проклятий. Уходящий Казанова второго акта. Остановленный вдруг этой девочкой, просто девочкой. Так к прошлому приходит юность с жаром своим. И увлекает в отношения усталое, казалось, сердце.
  Марина Цветаева встретила Сонечку Голлидэй. Поэт - Актрису. Чтобы спустя годы разлуки родилась 'Повесть о Сонечке'. А еще годы - спектакль о памяти.
  Человек в воспоминаниях близок и дорог своей неизменностью: уже не покинет, уже покинул, не рядом, и можно представить все так, как мечтается, а не как сложится. Уже сложилось.
   'Конечно, мало кому в жизни хватит сил занимать в жизни любимого человека только отведенное тебе место. Но если ты согласишься, все остальные побеждены, он вернется, потому что знает, где тебя искать!' - написал режиссер Михаил Левитин в одном из своих романов. И поставил спектакль о счастье.
   'Забудешь и Генриэтту', - водит кольцом по стеклу женская рука. Но: '...когда-нибудь в старинных мемуаpax...' - завещает она мужчине память о себе. Себя завещает своей преемнице, которая прочитает надпись на стекле и оживит Генриэтту в сердце Казановы. Оживит блистательного Казанову первого акта. В красном камзоле. И красная шляпа, как переходящий приз сердце-приманка, самой ловкой даме, которая опередит остальных. Шахматы. Или бал. Есть забава: толчея под музыку вокруг стульев, которых на один меньше, чем игроков. Миг - и выбывает самый нерасторопный или деликатный. Казанова кому-то достанется. Его занимают, как стул. Но у него есть шанс увильнуть. Пока сам ловок, то есть молод, пока тело послушно.
  Сонечки для казанов - прощальный взмах величия. Казановы для сонечек - зарождение великолепия. В обоих случаях: 'Ледяной столбик восторга во лбу', - как говорит режиссер Михаил Левитин о состоянии зачарованности. Когда влюбляешься в человека, который дарит тебе себя и тебя. Тебя тебе. И можно сказать: 'Моя Сонечка', как будто: 'Я - Сонечка'. И одновременно Марина. Роднит ощущение себя в другом и другого в себе. 'Пока смерть не разлучит...'.
  Но даже если обе еще живы, кто-то из кого-то все равно однажды уходит, словно умирает. А потом слышишь весть: в самом деле ушла из жизни, вообще из жизни. Будто кто-то прочитает на твоем окне слова завета: 'Забудешь и...' - спохватываешься и кидаешься в собственную память с пылом влюбленного, виной предателя. Молодея и мудрея в этом путешествии в прошлое.
  Кто любит тебя в воспоминаниях о тебе, любит дольше. И твою жизнь продляет. Пока смерть не соединит...
   'Не дарите любимым слишком прекрасного, потому что рука, подавшая, и рука, принявшая, неминуемо расстанутся' (М. Цветаева). Судьба дарит с намеком на последствия. Она присылает напоследок самое сладкое и усаживает юность на колени старику погреть душу. Марина любила Сонечку, 'как сахар в Революцию'.
  В этом спектакле актеры так похожи на персонажей, если это позволено назвать сходством, что видишь не Виктора Гвоздицкого, Ирину Качуро, Ирину Богданову, а тех: Казанову, Марину, Сонечку. Думаешь об их ролях и работах в жизни друг друга. Оживление происходит - значит есть любовь и талант. 'По существу же действующих лиц в моей повести не было. Была любовь. Она и действовала лицами' (М. Цветаева).
  Ирина Качуро - Марина: стать лица и спины, умудренный глубиной чувств голос, речь такова, будто слова рождаются при нас.
  Ирина Богданова - Сонечка: как горько-сладко, самозабвенно, тихо и яростно играет!
  И, конечно, Виктор Гвоздицкий - Казанова: обворожительный до того, что не смеешь дышать на него, лишь грезишь о взаимности, а он царствует, потворствует, притворствует.
  Спектакль - ювелирная работа режиссера по постановке интонаций, тембров, жестов, взглядов. Но об этом думаешь далеко потом, когда в драгоценность уже влюбишься и рассматриваешь ее пристрастно, целуя глазами мелкие штрихи ради удовольствия побыть вместе еще.
  Костюмы Светланы Калининой ярко индивидуальны: они, как слуги, выдают самую суть своих хозяев. Платья Марины просты, как честность, честь. Шоколадное платье-менуэт Сонечки - праздник глаз и сердец дарительницы и одаренной.
  Сценография Давида Боровского подобна атмосфере: обстановку можно выделить, если прийти ради нее, а можно не заметить, потому что не кричит о себе и не мешает видеть не только себя. Спектакль воздушен и светел, как солнечный день, самый памятный из счастливых.
  Писать достойную музыку на стихи Цветаевой мало кому удается. Композитор Владимир Дашкевич из тех, кого мало. У него получаются маленькие симфонии - романсы- отдушины, как в этом спектакле. Легко дышится, наверное, и потому, что более просторную часть театрального мира, зал, отдали актерам. А зрители на сцене. Будто не для них игра, а они - игра, тогда как в зале - жизнь, правда.
  Это история о благодарности. За то, что другой человек погостил в твоей судьбе, а ты был допущен в его. Три с половиной часа блаженства! Да разве этого много?

  1996 г.

   Опубликовано в журнале 'Мари Клер'

   Я себя после этой истории долго не любила. Взрослая женщина, с мозгами, с характером, а оказалась слабее мальчишки. Наверное, у меня тогда была пора обостренного одиночества, когда казалось, что годы щелкают по носу и хихикают по поводу пустоты рядом со мной. Не столько в постели, сколько в атмосфере. Секс сексом, а хочется, чтобы был человек для совместного дыхания. Никому уже не нужна, и с каждым днем все ненужнее.
   Неужели никому? Есть любимое дело, но к его телу не прижмешься, оно не поднимет тебя, если вдруг грохнешься в обморок посреди комнаты, как уже было. Сама очнулась, сама до телефона доползла, "скорую" вызвала. А если бы не очнулась? Есть дочь. Но она растет и отдаляется, а скоро совсем уйдет в свою жизнь. С кем-чем останусь? С телефоном. Но опять же, если не стану названивать то тому другу, то этой приятельнице, сами могут и не вспомнить. У всех собственные жизни. Они не обязаны меня поддерживать, опекать.
   Бывший муж женился. Приходит с дочкой погулять. Я смотрю на него и недоумеваю: что же нас когда-то соединило... Может, я просто ребенка захотела, а он подвернулся? Как потом Митя. Я опять захотела кого: то ли второго ребенка, сына, который зависел бы от меня по малолетству, то ли мужчину, который подмял бы меня, стал хозяином, силу показал. Мне надоело быть мужественной в своем деле - оно требовало именно таких качеств руководителя с командирским голосом.
   После мужа были любовники. Я их захватывала агрессивно, безжалостно, отрывая от жен и других женщин. Тешила свое самолюбие. Смотрела на мужчину и загадывала: если не сумею тебя завоевать, значит пора в монастырь. Неужели могу не нравиться? Я будто проверяла себя, оценивала, сколько во мне еще осталось женщины. Но, желая мужской силы, я подминала любовника под себя, сама делала его слабым, злилась на него за это и вскоре бросала, как не оправдавшего ожиданий. Очередного любовника я выгнала почти сразу после того, как он привел в дом Митю.
   Где они познакомились и что их вдруг связало, я не знаю. Митя был в два раза выше меня и на пятнадцать лет моложе. Ему исполнилось 16, он учился в одной школе с моей дочерью и жил по соседству. Когда нас познакомили, я подумала только: "Совсем мальчик, но уже мужчина". И еще восхитилась его юной кожей. Ее хотелось гладить, как чистый лист бумаги, на котором жизнь еще ничего не написала.
   Не помню, уловила ли я какой-то интерес ко мне в Митиных глазах. Может, я это себе придумала, как повод для ответного самовыражения. Может, меня подстегнула накопившаяся тоска: я тяготилась своим последним любовником, ему давно уже следовало уйти из моего дома и моей жизни. Но я все тянула, хотя не могла представить, что он сам найдет себе замену. Их приятельство на почве каких-то деловых переговоров и денежных обменов меня раздражало.
   Я хотела внимания этого мальчика к себе. И мой любовник казался главной помехой. Общение с Митей делало и его похожим на мальчишку, омолаживало его поступки и разговоры. В нем это меня бесило - я держала его при себе за мужественность, а не за детскость. Захотелось кого-то свеженького.
   Я не собиралась делать Митю опорой своей старости, я хотела его юности сейчас. Чтобы самой помолодеть. Кроме того, мне казалось, что в нем можно воспитать идеального любовника - бери и лепи нужного тебе сексуального партнера.
   Через неделю обстрела Мити взглядами и словами я подступила к нему с поцелуями. Целоваться он умел, в остальном оказался девственен. Может, у него и была девочка, как он уверял, только не она сделала его мужчиной.
   Ребячливость в Мите сочеталась с хваткой и прагматизмом взрослого. Он был озабочен мечтами золотодобытчика, реализуя их в малом. Меня радовало, что он старательно таскал в дом продукты. Правда, это скорее свидетельствовало о семейной дрессировке. Любые намеки на родителей были мне неприятны, я бы предпочла сироту - лучше бы он был только мой, но никак не инфантильный любимец престарелых интеллигентов. Да и продукты Митя приносил прежде всего для себя - его растущий организм сметал с тарелок все.
   Митины планы быстрого обогащения были выдумкой детского воображения. Он как будто вспоминал героев прочитанных книг и пытался повторить их подвиги. Поначалу я смотрела на это с мудрой улыбкой матери, которая не хочет раньше положенного срока оглушать свое дитя правдой жизни - пусть постигает медленно и органично. Но дни, недели совместного проживания (Митя переселился ко мне, изредка навещая родителей) утомляли меня именно его монологами о том, как он устроит нашу жизнь. Лучше бы молчал, выказывая свое мужество в постели.
   Моя добрая улыбка мудрости сменилась сначала снисходительной усмешкой, а потом и вовсе раздражением. Я злобно бросалась на Митины слова и на него самого. Я вышучивала его, дразнила по поводу и без повода. Будь он далеким от земли романтиком, я бы терпела. Я бы даже не удерживала такого рядом с собой столь долго, может, и вовсе бы не завоевывала. Не мой герой. Но Митя земной, очень земной, и тем более бесили его рассуждения о том, чего он знать не знает, а я-то это уже прошла. Его юношеский задор сталкивался с моим опытом.
   Митя мрачнел, тяжелел, гневался и все чаще уходил к родителям, отсиживался там и дулся, пока я не звонила и не звала его обратно. Это не казалось мне унижением, скорее игрой.
   Однажды я, как обычно, пришла в школу за дочерью. Никогда прежде не заставала Митю здесь, не случалось. Он редко появлялся в школе, хотя учился легко. Он перерос парту и школьные обязанности. Для самовыражения ему требовалось другое - фирма с хорошим заработком.
   Я вошла в здание и в углу полутемного коридора увидела знакомую спину. Митя целовался с девочкой, наверное, одноклассницей. Я развернулась и, забыв про дочь, вышла из школы. Дома открыла бутылку шампанского и выпила прямо из горлышка.
   Когда он пришел, я начала язвить по поводу его сексуальной опытности, которой он набрался в моей постели, а теперь демонстрирует ее сверстницам, потрясая их любовным мастерством. Он чуть было не ударил меня, расшвырял по квартире мебель, побил посуду и выскочил в ярости. А я заплакала. От обиды, от его предательства, от одиночества, которое опять меня настигло. А может, и не покидало...
   Неделю мы не виделись и не созванивались. Я спасалась работой и дочкой. Через неделю выяснилось, что я беременна, и пришлось крепко задуматься: хочу я ребенка от Мити? Вообще ребенка мне хотелось, но как пожизненное напоминание о Мите... Об этом ненавистном Мите?! Нет, я решила вытравить его из себя. И сделала аборт.
   Он узнал об этом не от меня. Весть его слегка пришибла. Я чувствовала это по голосу, по словам, которые он испуганно бормотал в телефонную трубку. Мальчик испугался возможного наказания: стоянием в углу или поркой тут не обойдешься, вина не из набора детского конструктора. Но ребенка сменил мужчина, который, защищаясь, стал нападать: "Сама виновата, ты старше, опытнее, должна была соображать и заботиться".
   Напоминание о возрасте оказалось самым болезненным. Я ведь ничего от него не требовала, ни на что не претендовала. Может, просто хотела сочувствия, крепкого плеча, все еще верила, что оно у него такое. А получила оплеуху-правду, которой и сама себя терзала на протяжении нашего романа. Я ведь изо всех сил пыталась забыть про разницу лет, в постели это удавалось.
   Его телефонные упреки в том, что я поломала его жизнь, впилась в него, как вампир, и хочу пить из него энергию дальше, напомнили о Митиных родителях. Я уверена, что он повторял их проклятия в мой адрес. Они возненавидели меня, когда я увела их сыночка, поломала их планы на его счет.
   Устав от Митиного занудства, я велела ему убираться в его детский сад. Несколько дней я радовалась свободе и легкости дыхания. Пока не встретила на улице Митю. Он выглядел счастливым и ужасно деловым. Будто вместо меня судьба подарила ему нечто более приятное и желанное. Мы только обменялись взглядами, и он заторопился прочь. А во мне вспыхнула обида. Я-то надеялась, что это я его бросила. По нему же казалось, что бросил он и весьма доволен этим.
   Я пришла домой, достала Митину фотографию и принялась говорить ему все плохие слова, что наворачивались на язык. Вскоре я услышала от общих знакомых, что дело, успешно начатое Митей, развалилось, компаньоны его обманули, деньги он потерял.
   Опять случайно встретив его на улице, я ехидно сказала, что поколдовала над его фотографией, вот почему бизнес у Мити не задался. В его глазах был ужас, меня никто еще так не боялся. Потом я узнала, что родители Мити, подхватив свое чадо, обменяли квартиру и переехали в другой район.

   История реальной женщины опубликована в журнале 'Мари Клер'

   Я как бы умерла три года назад. А то, что я все еще живу, - это какая-то ненормальность, медицинское отклонение. В общем, врачи охотнее верят своим профессиональным пророчествам, чем собственным глазам, тем более моим ощущениям. Но я не оправдала их ожиданий, не вписалась в сроки. Я все еще живу. Тогда мне поставили диагноз - цирроз печени. Я прежде думала, что это болезнь алкоголиков, сама же выпивала по очень большим праздникам и чуть-чуть. Вот и получила за свой неопределенный, трезвый образ жизни.
   Мне дали срок - месяц. Правда, упомянули про операцию и отсутствие гарантий. Цена операции - 10 тысяч долларов. Муж схватился за голову и кинулся по друзьям и работам - брался за все, где сулили хоть какие-то деньги. Но собрать нужную сумму было невозможно.
   Каждый день он приходил в больницу с серым лицом и опущенными плечами. У моего красавца мужа кисти рук болтались на уровне коленей. Я не хотела такого мужчину. От него пахло лекарствами и отчаянием. На его лице я видела беспомощность, скорбь, чувство долга. Глаза 6 мои не смотрели! Муж - единственный близкий человек: родителей потеряла, детей не родила. Он же возненавидит меня за собственную слабость.
   Да, первое время ему жалко, он любит, суетится... Скоро он устанет. Я утомлю его тем, что мне не будет лучше от его суеты. Мужчине надо видеть, что он справляется, побеждает, пусть медленно, шаг за шагом, но есть прогресс, и это дело его рук, ног, головы. А когда беспросветное поражение, он бежит с этого поля боя на другое. И правильно, иначе ведь погибнешь, наблюдая за смертью человека, который будто и тебя за собой тянет. Я собственными мыслями о его подневольности и своей вине создам атмосферу невыносимого существования. Буду злиться, ворчать, ныть. Отталкивать его, предвосхищая уход, и в то же время цепляться, боясь, что действительно бросит.
   Муж - умница, он еще шутил. Рассказал, что нашел какую-то целительницу. Знакомые присоветовали ее, пообещав поспособствовать. Она потчевала пациентов живой водой собственного изготовления. Энтузиасты веры говорили, что в этой воде лук прорастает мгновенно: раз - и зеленые стрелки можно в салат.
   Я спрашивала мужа: "Ты хочешь, чтобы у меня новая здоровая печень выросла?" Он печально смеялся и шел к целительнице с двухлитровой банкой. На большее денег не хватало. Ведь и за вход в приемную надо было заплатить. А еще за то, чтобы оставить мою фотографию, по которой она установит свой диагноз.
   Диагноз целительница поставила другой, но не менее смертельный. Я спросила мужа: "Может, ей надо больше заплатить?" Его ведь со скидкой обслужили, благодаря протекции. К тому же на лечение мы не претендовали - обошлось бы дороже операции. Так зачем на нас обнадеживающие диагнозы расходовать? Впрочем, воду я попила. Хотя больше хотелось поэкспериментировать с луковицами. Но муж наблюдал мои глотки, и его чувство юмора в эти моменты съеживалось до зародышевого состояния. Он походил на сказочную сестрицу Аленушку, которая наблюдает за своим братцем Иванушкой: неужели и сегодня останется козленочком?..
   Когда последняя капля воды была проглочена, я сказала: "Хочу домой". Почему-то мне вспомнился мальчишка-одноклассник, который много лет назад дергал меня за косы, обрызгивал чернилами, протыкал циркулем мой ластик и при всем этом противно хихикал и корчил рожи. Может, он и хотел мне понравиться, но я его ненавидела. Все мои ответные жесты и слова только раззадоривали его. Он лип еще пуще. И тогда я просто перестала обращать на него внимание. И этим убила все его замыслы. Он еще какое-то время потрепыхался вокруг меня, но снова втравить в свою игру не сумел.
   Я поправляла косы так, словно просто зацепилась за гвоздь, молча шла в туалет застирывать чернила, легко прощалась с ластиком, будто он мне давно надоел... Одноклассник сник. Ему стало скучно со мной, и он быстро переключился на другую девочку.
   Болезнь - как тот мальчик. Она с вами, пока вы покорно реагируете на все ее выдумки. Она - завоеватель, которого питает ответное сопротивление. Станете душить лекарствами в одном месте, выскользнет в другом, противно хихикая, как шкодливый школяр, который не ведает, что добиться расположения можно не только болью. Начнете потворствовать смирением, вас скрутит быстрее, чем успеете охнуть.
   И я решила - дудки. Буду сверхтрудной преградой. Болезнь на меня, а я не замечаю, гляжу себе в небо, но и за землю цепко держусь. Поставлена тут своей волей, по своей воле и уйду.
   Я вышла на работу. Ребята в училище меня заждались. Свой долг перед болезнью я считала выполненным. Месяц я честно пролежала в палате, ожидая кончины. Что-то не сработало вовремя, и я сочла себя свободной для исполнения других обязательств. С детства не люблю опозданий: себе не позволяю и других воспитываю. Смерть - не исключение. Говорят, она очень пунктуальна. Значит, люди в белых халатах указали мне неточное время. И теперь во мне нет знания о моменте и месте встречи.
   За три года я ни разу не была на больничном. Просто некогда. Изредка хожу в поликлинику сдавать анализы, хотя это не доставляет радости ни мне, ни врачам. Может, это пуповина, которую я не решаюсь оборвать. А может, бравада: вот вам, уважаемые доктора, не померла еще! И в ближайшее время делать этого не собираюсь.
   Я живу, как жила. Так же питаюсь, только иногда от чего-то вдруг кольнет, и я отказываюсь от этого продукта на время, пока не забудусь. Хожу в театры, смотрю телевизор, читаю любовные романы. Чем проще и мелодраматичнее история, тем больше отклика во мне вызывает. Не люблю плохих финалов, они кажутся мне несправедливыми и будто парализуют волю: без них тешишься мыслью, что сама управляешь жизнью, а с ними - что судьба в лице других людей одерживает верх, как ни сопротивляйся. Азартно хожу в гости.
   Я отвлекаюсь на чужие судьбы. А главным образом - развлекаю мужа. Это так целительно: работать над кем-то, организовывать чью-то жизнь, покупать подарки, вытаскивать на прогулки, всласть путешествовать и заглатывать события, как куски вкусного торта. Радоваться тому, что есть сейчас. Будущим я уже пожила - спасибо, не вдохновляло. Прошлое лучше не вспоминать. И вообще меньше думать о себе.
   Полгода после больницы я вычитывала в поступках любимого чувство вины: это я не собрал деньги на операцию. Он смотрел на меня как на великомученицу, у которой каждый шаг может стать последним и самым значительным. Он будто прощался со мной и старался запомнить. Поэтому я больше ухаживала за ним, чем за собой. Жалко мужчину, который боится остаться один.
   Однажды после всей моей суеты вокруг его особы у мужа даже вырвалось: "Кто из нас был при смерти?" Я ответила: "Забудь об этом, просто случился сбой на линии, и нам достался чужой звонок. Смерть ошиблась номером". Еще через полгода муж говорил: "Как хорошо, что я не достал денег на операцию. Тебя бы зарезали, а я бы оказался по горло в долгах".
   Постепенно все ужасы забылись. Дата, когда нам объявили о необходимости операции, стала нашим семейным праздником. Когда муж ведет меня на какое-нибудь особенно культурное мероприятие, он говорит: "Ты вернулась в мир, потому что он еще не все тебе подарил".
   Мои ученики так ненасытны, так обременительны, но я радуюсь этому, как никогда прежде. Не могу ворчать на тех, кто меня спас и спасает. Я три года не была в отпуске. В каникулы устраиваю своим ребятам какие-нибудь походы, экскурсии, поездки. Летом нанимаюсь подрабатывать на временных местах. Или снимаем с мужем домик в деревне, и я роюсь в земле с энтузиазмом трактора. Если хотите - да, убегаю. Но ведь убегаю в жизнь!
   Я живу. Хотя три года назад со мной прощались. И смерть уже шла навстречу. Прости, родимая, тебя слишком рано потревожили, спи еще.

   В 1998 году я участвовала в рождении газеты. Наша небольшая компания тогда еще единомышленников долго придумывала название, вертя на языках разные варианты преимущественно со словом 'время'. Так хотелось главному редактору, которого мы таковым признали. И однажды, помнится, я ехала в метро на очередной мозговой штурм и почему-то перебирала в голове времена из английского языка, в итоге остановившись на present indefinite (настоящее неопределенное). Второе слово я решительно отсекла (хотя оно-то как раз точнее отражало происходившее вокруг), а с первым пришла к коллегам. Так и прижилось: 'Настоящее время'. Вот мои статьи и зарисовки из этой газеты.

   В рубрике 'Народная песня' - самая популярная песня последнего времени из репертуара отечественного исполнителя.

   Летний московский гимн

   Как сообщило нам "Русское радио", чаще всего летом слушатели просили передать "Тополиный пух" в исполнении группы "Иванушки International". Эту песню можно считать летним гимном родины. Предлагаем ее текст - для тех, кто хочет разучить слова, и комментарий от редакции - для желающих ощутить дух и смысл произведения.
  Но сначала - об Иванушках. Их создали в марте 1995 года, как отечественные джинсы, которые стыдливо пристраиваются к мировым стандартам, сами над собой посмеиваясь, но буквы на этикетке, на всякий случай, латинские: вдруг какой неграмотный купится на начертание. Продюсер Игорь Матвиенко, помнится, шутил вроде того, что Иванушки "Международные" - это потому, что не собираются ограничиваться Россией. Да нам, собственно, безразлично, полюбят ли их еще где-то, где нас нет. Главное, что они такие и рядом.
  Кирилл Андреев (27 лет), в прошлом демонстратор одежды, окончивший радио механический техникум, - рослый, спокойный, с ласковыми глазами. Андрей Григорьев-Аполлонов (28 лет, заочно закончил ГИТИС) - огненноволосый, улыбчивый и верткий, а глаза с припухлостями, будто со сна. Игорь Сорин (закончил музыкальное училище им. Гнесиных) - маленький, задумчивый, бритоголовый и ершистый. Погиб в сентябре, на 29 году жизни.
  Жили бы они, каждый сам по себе. Первый не узнал бы, что может открывать рот и извлекать из себя звуки, иногда попадая в такт, второй - что его доброты, милости и щедрости хватит не на один год общения с поклонницами. Третий - что ранним утром шагнет с шестого этажа, надеясь на придуманные крылья, а они не раскроются. Четвертый - Олег Яковлев - и вовсе об этой троице не ведал, пока его не нашли.
  До Иванушек композитор Игорь Матвиенко занимался группой "Любэ". То ли помолодеть ему слегка захотелось, то ли потребности времени и пространства уловил, но из телевизоров зазвучали "Тучи". И тысячи девчонок нашли свою любовь. Та песня была протяжной, как зов волка, обращенный к луне. Трое волчат напрашивались в возлюбленные. Над Кириллом и Андреем сияла радуга дамского угодничества. Игорь отстаивал свое право быть иным, странным, неприятным, если хотите, да, я такой, это моя самозащита, потому что есть что защищать. Он казался верблюжьей колючкой в пустыне, которая не хочет быть съеденной даже верблюдом, хотя вроде как для него предназначена. В его глазах виднелась гордость и тоска по независимости. Андрея же не тяготила роль обаяшки-неваляшки. Кирилл демонстрировал себя, балансируя на жердочке с ловкостью опытного манекенщика.
  Девочки зацеловывали конверты губной помадой и посылали на деревню Иванушкам. От них желали иметь детей или одну строчку привета, с ними мечтали жить, хотя бы просто целоваться, за ними готовы были следовать повсюду, и следовали, повизгивая от азарта. Иванушки благосклонно сносили, стараясь держать дистанцию, и ловко уворачивались при угрозе сближения. В народе, будто в отместку, выдумывали, что им безразличен женский пол и вполне достаточно собственного общества закрытого типа. На что Иванушки с еще большей страстностью рассказывали, каких девушек предпочитают для общения.
  В феврале этого года Сорин ушел из группы. Но еще раньше Игорь Матвиенко объявил конкурсный набор якобы четвертого и пятого солистов. Москва бурлила месяц, пока готовилась, отсматривалась и ждала результата. Сотни претендентов штурмовали Дворец культуры, где заседало жюри. Парней просили попеть, подвигаться, показать фас и профиль. Искали типаж Сорина. Это прояснилось, когда четвертый участник коллектива засветился в клипе "Кукла". Он мелькал мало, на заднем плане, к нему следовало приучить публику, прежде чем она станет есть у него с руки. Олег Яковлев, актер театра-студии Армена Джигарханяна, побрил голову и занял опустевшее место. В начале лета теле- и радиоэфир заполонил "Тополиный пух", где Олег - запевала.
  Есть мнение, что без Сорина Иванушкам долго не продержаться. Он был голосом группы, ее нервом и умом. По словам близко знавших его, уставая от однообразия, Игорь уходил прочь, потому что мог себе это позволить. Остальным же суждено держаться за достигнутое только вместе, до старости или вражды. Пока продюсер не разгонит, ради кого-то посвежее.
  Не знаю, есть ли еще другой город, кроме Москвы, где тополиный пух так угнетает дыхание и зрение. Только москвич, из духа противоречия, мог воспеть этот летний "снег", мечтая, может, таким образом отбиться от него. А получилось растянуть до холодов. Нам дурно. Мрачно, безнадежно. Пух был в июне, жара - тоже. Июль - в прошлом. И он уже без пуха, так что зря их насильственно соединили. В конце августа и сентябре - пугающе традиционные накал страстей и обвал мастей. Тем более хочется обратно. Эта песня о том, как нам было хорошо там, где мы были. Тогда, когда мы чувствовали себя легкими, как тополиный пух. И такими же вездесущими, приставучими, юно нахальными. Так зуб мудрости прет из десны, как этот несносный пух - с деревьев. Так влюбляется и страдает молодость. Как будто она одна на белом свете.
  Вы кем хотите быть? Лично я - вон тем рыжим, который так обаятельно нашептывает про борьбу противоположностей. Хотя это столь вероломно. Такие они все, Иванушки. Ты их обстирываешь, обкармливаешь, от всяческих луж оберегаешь, чтобы козленочками не становились, переубеждаешь подруг, что они все-таки не совсем такие, какими ты же их только что обрисовала. А они, оказывается, поцелуй считают орудием борьбы с женским полом. И "противоположность", видимо, расшифровывают как противная и ложная.
  А песня поначалу прикидывается под колыбельную: баю-бай. "То, чего не знаешь, никому не скажешь." Это про нашу страну. "И беспечной птицей в небо улетаешь". Это тем более про нее, которую легче всего любить с высоты птичьего полета или из эмиграции. Чтобы потом ка-а-ак жахнуть истиной: "Тополиный пух. Жара. Июль". Будто с телетайпной ленты ТАСС. Сводка для тех, кто еще волнуется за урожай. Поздно, мол, уже сгорел. До пуха, до пера. Причем, как хитро вестников расположили. Затягивает песню стриженый под ежика, темноглазый и скуластый. Не он ли беду втихаря принес? Ненавязчиво подключается рыжий весельчак, эдакий мультипликационный персонаж, "убивший дедушку лопатой" (народное предание). Олицетворение Руси, которая подчинилась игу и даже стала с ним заигрывать. Но точки расставляет третий - секс-символ, красавец-мужчина, он еще на кузнеца Вакулу похож, достававшего черевички в "Вечерах на хуторе близ Диканьки", поющий худо, скучно, но первый слог орет с душой. Пробуждаешься от жестокой реальности: вот и лето прошло. Вон уходит. Три фигуры маячат на фоне заходящего солнца. Местные генералы песочных карьер. Гроза-а-а...
  Хочется ходить по улицам расслабленной походкой и улыбаться, потому что, если не твоя улыбка поднимет тебе настроение, то чья? Что мы вспомним о настоящем, когда и оно пройдет? Да вот это и вспомним: тополиный пух, жара, июль. И что это нам даст? Напоминание о том, что все повторяется, кроме счастья, которое никогда не похоже на себя вчерашнее. Это оно ворожит над нами: тополиный пух, тополиный пух... Оно ритмично отстукивает по головам: я приду, когда перестанете надеяться. Чтобы сильнее обрадовались. Ведь счастье - это самый независимый кот из тех, что гуляют сами по себе.
  
   1998 г.
  
  
   Еще живые
   Самый страстный дуэт на нашей эстраде
  
  Даже не пробуйте спорить: народная песня месяца, если не всего холодного времени года, - "Зима в сердце". Группа "Гости из будущего". Ева Польна и Юрий Усачев. Поэт и Композитор. Блондинка и брюнет. Санкт-Петербург. Третий год совместного творчества.
  
  "Плечистая," - заинтересованно сказал главный редактор, и я отметила, что мужчины могут оценивать женщину и так. Не по величине бюста, а по развороту плеч. Или это одно и то же? Я в героине выделила глаза. Скучный женский подход, что поделаешь. Она смотрит спокойно, даже чуть равнодушно, без эмоций. Отсюда и облик у нее кажется тяжеловесным. Или основательным. На поверхности она - без порывов. Пока не заговорит. Речь сумбурно чувственная. Если партнер не пресекает излишнюю вдруг откровенность, она может договориться до самого нутра, вывернуть сокровенное, потому что ее увлекает процесс самопознания. Она в словах ищет собственную тайну. Поэтому выпевать их ей приятнее и проще, как заикающемуся, - ради ладности фраз, мыслей и внутреннего мира. Разве не сладко думать, что ты творец, которым управляет еще больший творец. На вид она - спортсменка, крепко сбитая и устойчивая. В душе - сентиментальное, неуверенное в себе создание, правда, умеющее защищаться словами, но только продуманными. Сходу не ответит на оскорбление, скорее, загонит себя в печаль. Если рядом нет Его. Или Ее?
  Главный редактор спросил: "Она - лесбиянка?" При его основательно традиционной ориентации и непоколебимых взглядах на иные секс-разновидности, вопрос прозвучал на удивление без налета отвращения. И с прежней заинтересованностью. Даже не появилось нужды разубеждать. Я лишь процитировала саму героиню: "Эта тема мне близка. Я написала обращение к той девушке, которую любила. У нас были серьезные отношения, потом мы расстались. Я не делаю половых различий для человека, который мне сейчас близок. Это может быть и мужчина, и женщина. Человек, без которого я сегодня не могу и с которым крепко связана. Хотя мужчин, сексуально меня привлекающих, больше, нежели женщин".
  И тут же вступает Он - соратник: "Это часть ее личной жизни, а значит, и часть нас самих. Поэтому мы не стесняемся говорить об этом". Вы уже поняли, что я пишу о песне "Беги от меня", после которой солистку почему-то сравнили с Борисом Моисеевым, может, по степени раскрепощенности в рассказе об интимных пристрастиях. В клипе на это произведение действие происходило в дамском туалете. Две девушки играли взглядами, общаясь больше через зеркало, то притягивая друг друга, то отталкиваясь. А в паузах мелькала одинокая фигура певицы, еще более одинокая - мужчины с черными кудрями и в кадре вспыхивал некий Глаз. Я спросила у героев: чей глаз? Оказывается, они его не помнят и вообще не участвовали в монтаже, и вынуждены были смириться с тем, что в итоге получилось. Они не живут вчерашним. Мы их туда возвращаем, потому что нас зацепило.
  А они тем временем миновали "Нелюбовь", где женщина пробиралась по застекленному пространству и наблюдала, как ее мужчина встретил другого мужчину, обнял и ушел в это чувство. Словно месть за дамский туалет. Или воплощение самоиронии. Однажды он сказал: "В композиции "Я с тобой" есть строчка "Где бы ты на свете не был, я тебя везде найду". И меня подмывает спеть эту фразу самому. Мы очень лояльно относимся к проблеме. Были бы чувства". Чувства все со стеклом. Оно их не отпускает. В последнем клипе "Зима в сердце" взрываются лампочки, осколки олицетворяют хрупкость взаимоотношений. Как те хрусталики, из которых замороженный Кай выкладывал слово "вечность". Разве может такое состоять из кусочков? Да только из них и может.
  Как Гости состоят из будущего. Самый странный дуэт нашего времени. Спаянный сходством амбиций и несходством натур. Породненный благодарностью за счастье самореализации. Пафосно? Но они любят высокопарности, хотя и подают их юмористически, будто сами с себя этот пафос сбивают. Сами. Другим не дают. Очень ревниво воспринимают вмешательство окружающих в мир собственного объединения. Особенно Юрий. Так, наверное, Америго Веспуччи был убежден, что первым открыл Америку. Но он и не обязан сомневаться и подозревать существование разных других колумбов. Эдак ничего не совершишь, останавливая себя: а вдруг я не первый? Они похожи на Кая и Герду. У них братско-сестринская связь. Во всяком случае на сторонний взгляд. В этом видится большая прочность, чем рассудочное супружество кабаре-дуэта "Академия". Подобия больше и нет.
  Как встретились? Может, так. Зашел Юра в ночной питерский клуб, заказал коктейль, задумался о смысле жизни, глянул мельком на сцену, а там девушка подтанцовывает и подпевает. На заднем плане, но выделяется больше, чем все впереди стоящие. И подумалось Юре, что такая девушка обязана петь соло. И подарит ей эту радость именно он. Адам решил участь Евы, когда откусил провокационное яблоко. Ведь мог по-мужски запретить и не поддаться. Но тот потом всю вину на женщину спихнул, а Юрий благороден и ответственен.
  В общем, друг друга нашли два человека, считающие, что их возможности куда выше, чем оттенять кого-то. И началась для них земляная жизнь. Попробовали поработать с ди-джеем Грувом, славным тем, что берет чужие мелодии и дообрабатывает их до собственного состояния. Так он Кобзона осовременил (Иосиф Давыдович остался доволен), над "Любочкой" "Маши и Медведей" потрудился (Маша рассказывала, что, наверное, была не в себе, когда поддалась на эту авантюру), даже к оперным ариям в исполнении Марии Каллас присосался (к счастью, примадонна мертва). После его переработок авторам порой неловко признаваться в авторстве. Зато другие, необработанные, нахваливают ловкого экспериментатора.
  Грув помог "Гостям" выпустить первый альбом. В народ он не пошел, может, музыка оказалась чересчур сложна для восприятия, может, рано еще было. Тогда Юра и Ева пришли к продюсеру Евгению Орлову, смешливому и обаятельному мужчине, выпустившему в люди "Отпетых мошенников", группу из трех хулиганствующих элементов, двое из которых похожи на питомцев детской комнаты милиции или членов банды Мишки Квакина, даже изъясняются преимущественно пальцами и мычанием. То ли им продюсер сразу повелел не раскрывать рта, то ли сами букв не знают. Но один отдувается за остальных, да еще с такой сладкой маньячной улыбкой, что тянет отойти подальше и чем-нибудь вооружиться, потому как, когда нападет, поздно будет. Вот с этими "мошенниками" судьба повязала "гостей". На контрасте. Пожалуй, любому продюсеру для весомости и самоуважения требуется один простодушный коллектив, а другой - интеллигентный. Если сам продюсер себя уважает.
  Почему назвались "Гостями из будущего"? Чтобы провести жирную черту, разделяющую себя и прочую массу. Был такой детский фантастический телесериал "Гостья из будущего": большеглазая девочка Алиса свела с ума страну - исполнительницу роли утопили в письмах. Не потому ли, что ее героиня оказалась такой великодушной, доброй, очищенной от всех отрицательных примесей, какой на земле не бывает. Она инопланетянка - этим все оправдано. Но как к ней потянулись подростки и взрослые! Как нам всем не хватает подобного! Впрочем, Ева, может, и не видела тот сериал, потому что жила тогда в Польше. Или видела и тоже мечтала? А еще они с Юрием напоминают агентов Малдера и Скалли из американских "Секретных материалов". При том, что Скалли достаточно своевольная дама и знает себе цену, она уступает Малдеру не только по воле сценаристов и режиссера, но и по подсказке женского инстинкта самосохранения. Все-таки первым в пещеру лучше запускать мужчину. Мало ли как оно там дальше сложится.
  Так что Юрий Усачев - путеводитель в этом дуэте. Иногда он, как Иван Сусанин, может увлечься неизведанным маршрутом и повести в дебри ради удовлетворения любопытства. Я заметила: "Юра, да ведь вы - гуру". Когда он вещает о том, что только-только начал осмыслять сам, к чему подбирается, не зная, интересно ли, - поток слов не остановить. Да все так назидательно, словно на лекции заезжего философа, проверяющего на аудитории случайные заморочки. В этой ситуации практичная Ева, при всей поэтичности своей натуры, возвращает друга в нужную колею, подтверждая, что именно как к гуру к нему и относится, но весело, без напряжения. Они очень интересно общаются при посторонних: подтрунивают, подхватывают и продолжают фразы, ведут непрекращающийся диалог намеками, параллелями, неведомыми непосвященным. Как члены семьи, которые знают друг о друге все, и не смущаются наличием инородных тел. Как люди, которым важно постоянно чувствовать присутствие друг друга - сцеплены для выживания. Ева - будто плющ, которому требуется опора. Юрий - опора, нуждающаяся быть полезной. Его радует сознание, что она не может написать свои строчки без его музыки. Но, словно великодушный рыцарь, он говорит: "Я всегда жду эмоций от Евы". Она охотно не противоречит: я слушаю мелодию и начинаю напевать то, что рождается в этот момент. "А что вы чаще всего напеваете дома?" - "Новые песни, которые только родились. Я к ним привыкаю".
  - Ева, можно ли разделить то, что вы пишете, на песни и стихи для себя?
  - Я очень теряюсь, когда меня спрашивают, как я начала писать стихи. Я вообще никогда НЕ НАЧИНАЛА их писать: не заводила специальных тетрадок, не садилась у окна, не покупала ручек-перьев. Первые мои стихи, написанные на некоем тарабарском языке, были если не стебом, то этакими утилитарными строчками, вроде того, что сейчас часто звучит со сцены: "Мы взяли два стакана, выпили с тобой, и ты ушла. А потом поставили их на стол, и я понял, что все фигня. И ты ко мне вернулась". Поскольку я была девочкой десяти лет от роду, воспитанной на литературе, то решила: нет, это так грубо, непоэтично и невысоко, что я никогда в жизни больше не напишу ни строчки. И лет десять действительно ничего не писала.
  А потом мы встретились с Юрой и решили создать первое наше совместное произведение. Читали всякие книжки, набирали кучи стихотворных томов, что-то выискивали... И поняли: писать по канонам стихосложения - не для нас. Я не могу уложить в строчки то, что рождается внутри меня, не ощущаю своих стихов без музыки, каждую строчку пропеваю про себя. В конце концов они выстраиваются в едва ощутимый намек, линию, цепочку, а уж потом получаются куплеты. Я даже не могу прочитать отдельные стихи - их, скорее всего, просто не существует. Кстати, я бы не стала называть то, что пишу, стихами, лучше - лирикой.
  Юрий: - Хотите знать, что такое поэзия? Уберите все бытовые слова, закутайте то, что осталось, в вуаль прилагательных и расплывчатых оборотов, и у вас получится настоящий литературный слог. А если еще рождается рифма, то у вас будут замечательные стихи. Дадите форы Александру Сергеевичу!
  
  Наверное, "Зима в сердце" родилась из строчки: "Я уже слишком жива". Или из этой: "Убери руки с моего пульса". Красиво, осмысленно и даже не требует продолжения, остальные фразы - для заполнения мелодии.
  
  Ева: - Мне кажется, что поэзия вообще не подчиняется законам филологии, как и логики, в принципе. То же самое происходит и с живописью. Мы же смотрим на картины импрессионистов, поражаемся, восхищаемся. Какая в них логика? Никакой. Здесь пропорции нарушены, тут центровка не соблюдена, там совершенно плоское изображение. Вспомните хотя бы Малевича... Абсурд. Но важно не то, ЧТО человек изобразил (сказал, показал), а то, КАКОЙ СМЫСЛ несет его произведение. Это как раз о том, почему мы называемся "Гости из будущего". Нам кажется, что люди, становясь старше и мудрее, должны чувствовать все происходящее вокруг тоньше. Если не на уровне эфира, то уж не на уровне лопаты. Пусть в стихах будут противоречия, тавтология даже - пусть! Они будут витиеватыми, эфемерными, только не грубыми. Это убивает.
  - Ева, вам очень идет ваше имя.
  - Да, мне нравится, и фамилия тоже. У меня папа поляк, врач. Вместе с ним я долго жила в Польше - в Лодзи, Варшаве.
  - Что с вами было до того, как вы появились в Питере?
  - Очень много и серьезно занималась хореографией - планировала танцевальную карьеру. Настолько глобальную, что даже закончила Академию культуры в Санкт-Петербурге.
  Юра: - И чему ж тебя там научили?
  Ева: - Вышивать! Я мечтаю уехать на полгода в Южную Америку и научиться танцевать аргентинское танго. Как-то в Питере попала на концерт аргентинского танцевального ансамбля и просто заболела. Танго - это песня ног, рук...
  - А, говорят, поляки - холодные, сдержанные люди.
  - Ерунда. Среди моих предков по отцу нет ни одного актера - ни циркового, ни театрального, ни киношного, даже не пел никто. Зато по маминой линии была прабабушка-цыганка. Может, от нее мне передалась такая страстность? Помню, как я, пятилетняя, включала телевизор (в те годы очень популярны были программы типа "Танцев народов мира"), надевала красные резиновые сапожки, веночек на голову и взапой танцевала краковяк, украинские, польские танцы. Но больше всего любила цыганочку. На домашних праздниках меня неизменно просили спеть и вообще сбацать что-то в стиле "дра-да-ну-да-ну-да-най".
  - Юрий, а откуда вы родом?
  - Во мне смешение множества кровей. Жил в Израиле два с половиной года, приехал сюда, чтобы писать музыку и чего-то добиться в шоу-бизнесе. Детство свое я с трудом припоминаю. Иногда моя мама устраивала дома всякие дружеские сборища, где распивалось вино и гости танцевали. Чаще всего под "Бони М". Потом у меня провал в памяти. Лет в двенадцать я, как и все нормальные подростки, слушал "Битлз", пока злобные дворовые хулиганы не отобрали у меня магнитофон и не размотали мою кассету по всем окрестным кустам.
  Ева: - Ой, Юра, у тебя всего одна кассета, что ли, была?
  Юра: - Да, что уж тут поделаешь. А потом мама отдала меня в музыкальную школу, почему-то в класс виолончели. Последняя была неоднократно раздавлена в общественном транспорте и ее быстро сменил кларнет. Занятия я постоянно пропускал, причем совершенно сознательно. Однажды, в очередной раз сбежав с урока, я поймал себя на том, что постоянно хожу мимо класса ударных инструментов, откуда доносятся веселые ритмы. Совпадение это заставило меня серьезно задуматься, и буквально через год я стал заниматься на ударных - в запой. За годичный курс прошел программу четырех классов. Но из музыкалки меня все равно поперли - за прогулы. История с отчислением за прогулы преследовала меня во всех учебных заведениях. Не удивительно, что родители в меня не верили.
  - Почему вы не переезжаете в Москву?
  Юра: - Потому что Питер - это единственный город, где могут творить такие скромные и тактичные люди как мы.
  Ева: - Город, где я могу писать. Город вечной осени, там дождь, сумрак какой-то утром, днем и вечером. Но это мой город и моя энергетика. Я могу сутками ходить по нему и смотреть.
  Юра: - Мы любим гулять. Я обожаю чувствовать на себе влияние Евы - это такая детская, неподдельно чистая волна энергии! Наше любимое занятие - выигрывать в автоматах плюшевых зверюшек.
  Ева: - Мы решили потом из этих зверей сделать себе костюмчики: сшить их вместе и сверху навесить гирлянды. Обновить гардеробчик. На игрушках нас постигла страсть коллекционирования.
  Юра: - Ева вообще девушка собирательная. То есть живет, как ископаемые люди, собирательством.
  Ева: - Ага, это первый шаг к паранойе: человек активно начинает складывать какие-то коробочки, баночки, листики прошлогодние. Я собираю телефонные карточки. Страсть как люблю всякие необычные старинные вещи, которым и применения-то уже не найти. Просто для меня важны тактильные ощущения - берешь в руки вещь и наслаждаешься ее теплом, формами.
  Юра: - А еще Ева очень любит блокноты. Покупает, покупает, а потом жалуется - не знает, что с ними делать.
  Ева: - Ну, Юра! Просто они бывают очень красивые - толстые, кожаные, маленькие со зверюшками, с золотым обрезом... Такие вот параноидальные у меня радости.
  - Лирику пишете от руки или на компьютере?
  Ева: - У меня есть ноутбук, но нет ничего прекраснее, чем позаимствовать в самолете у очередного стюарда, дефилирующего мимо, ручку, лихорадочно отыскать где-нибудь в закромах бумажку и писать...
  - А как же блокноты?
  - Так их никогда не бывает в нужный момент. В ход идет все, что пригодно для письма - салфетки, чеки, обертки. Я могу писать стихи везде. Эта способность зависит не от места, а от состояния человека. Для их рождения нужны особые внутренние условия.
  Я спросила: "Ева, вы не боитесь, что две морщинки на вашем лбу проявятся досрочно?" Во время пения ее лицо бурно переживает, и поскольку сюжеты песен как правило драматичны, то брови скорбно сдвигаются к переносице и вверх, отчего образуются две глубокие колеи в районе третьего глаза. Ева ответила: "Боюсь. Мне уже говорили об этом. Но я ничего не могу поделать со своей эмоциональностью. Не могу же я петь с каменным лицом. (И она изобразила нечто хладнокровно противное). В театральном вузе актрисам прилепляют на это место кусочек пластыря, чтобы они постоянно контролировали себя. Наверное, и мне надо так делать."
  Еве - 25. "Мы с Юрой очень похожи друг на друга и одновременно разные как мужчина и женщина. Но эта разность сближает. Мы - одно целое, даже слишком. Иногда хочется, чтобы мы друг друга не поняли, чтобы нужно было что-то друг другу объяснять. Мы переживаем какие-то вещи одинаково. Помню, встретили на улице человека, который искал фотоателье, показали ему совсем не в ту сторону, а потом долго переживали: черт, ему же теперь придется сто метров идти назад, чтобы потом двести - вперед".
  Юре - 26. "В моем понимании дружба - это любовь без секса. А любовь требует очень большой внутренней работы и напряжения". Ева не любит шумной толпы - она теряется, когда нарушают ее личное пространство. Чтобы оградить ее от этого, рядом всегда есть Юрий.
  Я не знаю, как долго они продержатся вместе. Как долго этот надрывный вокал, положенный на рваную музыку, не оставит в покое наши организмы. Но я думаю о них, как о большеглазой девочке Алисе: она сделала все, что могла. Остальное - наши обработки.
  
   1998 г.
  
  
   Аривидерчи, рома!
   Не учили в глазок посмотреть
  
  Народная песня лета - "Аривидерчи". А что еще говоришь накануне осени, когда кажется, что все приятное уже состоялось? Как у Арсения Тарковского в исполнении Софии Ротару: "Вот и лето прошло, словно и не бывало..."
  
  Проснувшись со словами "Я задыхаюсь от нежности, от твоей-моей свежести", я поняла, что пора писать. Не стихи, но явно что-то лирическое. О Земфире. Не о той, которую цыганским кинжалом пронзили из ревности. Но чем-то ее точно пронзили. Потому что не каждый четырехлетний ребенок вдруг сочиняет стихи, музыку и к 22 годам имеет восемнадцать лет трудового стажа по призванию. Ее песни просты, как настроения. Как право. Что может быть точнее: "не взлетим, так поплаваем"? Так вода беседует с небом. Диалог равных стихий. И выпевает она воздушно, без пафоса. Как человек, которому просто доверили эти мысли. И он не тщится побыть Богом.
  Посмотрев клип на песню "Аривидерчи" и почитав массу публикаций об этой едва появившейся на сцене певице, я придумала для нее клип. Выглядит это так. На фоне кадров из "Белого солнца пустыни" появляется существо в парандже и брюках. На груди табличка: "Я не Илья Лагутенко. Он мне просто друг". Почему-то воображение некоторых поклонников дошло до такого сочинения: солист группы "Мумий Тролль" сменил пол во время поездки в Лондон. Якобы Илья отправился туда работать над пластинкой, а вернулась в Москву уже Земфира. Но манеры и стиль выдают Лагутенко. Поэтому еще за ней закрепили прозвище "Мумий Тролль в юбке", что в корне не верно, так как в юбке ее пока никто не видел. В общем, пора выступить с опровержением на всю страну раз и навсегда. Тем более, что в пении она напоминает Жанну Агузарову. Ведь любила ее всю сознательную жизнь.
  Следующий кадр. Существо на фоне нефтяных вышек приподнимает паранджу, чтобы открыть рот, и произносит в стиле "рэп": "Меня действительно зовут Земфира. Родилась в Уфе, где полтора миллиона жителей. Мама - башкирка, папа - татарин. Врач и преподаватель истории. Есть старший брат и два племянника. С пяти лет училась в музыкальной школе. Закончила Уфимское училище искусств. В дипломе записано: "певец эстрады, преподаватель сольфеджио, преподаватель хора, композитор". Работаю по специальности". Это протест против других необоснованных подозрений: имя-то настоящее? Она на все интервью приходит с паспортом, достает и показывает. Мы так привыкли к кличкам на эстраде, что любое наименование кажется выдумкой ушлых продюсеров, биография - мифом, сам исполнитель - блефом, а все, что с ним происходит, - рекламным трюком. Если сказать: Земфира Талгатовна Рамазанова, то вопрос о подлинности не возникнет. Зато будет проблема с запоминанием. Да и как-то это чересчур экзотично для российской сцены.
  Кадр третий. На фоне больничной палаты существо приоткрывает уши и звучит закадровый текст: "Лет в семь у меня был жуткий гепатит. У нас эпидемия случилась, я даже полгода в школу не ходила. Получила осложнение на ухо. В детстве никто не обратил на это внимания, а дело очень серьезное. Вплоть до того, что у меня уже лет пять нет перепонки. Мне ее ставят, а она рвется. В сентябре прошлого года делали операцию - долбили череп. Теперь за ухом шрам. Но слух не восстанавливается - левое слышит процентов на тридцать. Зато правое - на все сто. Я не сильно страдаю от этого. Музыкальный слух и обычный - это разные вещи, никакой зависимости. Просто левый монитор на сцене мне делают немного громче. И в райдере для концертов у меня записано, что по первому требованию артиста предоставить отоларинголога. А что делать, есть и хуже болезни".
  Сквозняк срывает паранджу и уносит прочь. На фоне книги Владимира Набокова "Камера Обскура" мы видим умные глаза и непривычное для нашей эстрады лицо - такое не дадут на обложку дешевые цветные издания для домохозяек, секретарш, жен и любовниц бизнесменов, телохранителей, брокеров, дилеров. (Ремарка: у Набокова ей нравится чувство слова. "Поэзию свою я за поэзию не считаю. Я называю это словами. Есть много хороших поэтов, которые пишут стихи так же, как Бах писал свою музыку. Я пишу песню, а не стих с музыкой или музыку со стихом. И пытаюсь, чтобы это было гармонично, чтобы слова не вылезали на рамки поданного музыкой настроения, чтобы это не звучало избито и пошло. И чтобы матерных слов не было"). Гитара в ее руках вздрагивает, как волосы на непокорной голове.
  За кадром шепот: она похожа на мальчишку. Брюки преображаются в платье (в таком она снялась в клипе "СПИД"), и по экрану ползет комментарий: "Мне кажется, что наделять полом человека на сцене неправильно. Я одену все, что сочту нужным, начиная от бикини и заканчивая шубой. Главное, чтобы это было к месту и ко времени, и чтобы картинка была приемлемая. Вот чего я не могу носить, так это каблуки. Я же десять лет занималась баскетболом (рост 170 см), была разыгрывающей. Это, как правило, самый маленький человек в команде, который расставляет больших. Большие ведь головой едят и, кроме того, чтобы забивать, ничего не умеют. А на площадке нужно выстраивать позиции. Вот я кричала и выстраивала (была капитаном команды; играла в юношеской сборной России). И еще я играю в шахматы. И очень много думаю. Иногда хочется тупо взять мячик и колотить им об стену. Чтобы устать и уже упасть".
  Она в самом деле падает на колени, будто песня поработала тем мячиком, а мы - стеной. Почему все ее слова и мелодии печальны? Неужто такое на сердце? "Я в жизни ужасно веселая, постоянно смеюсь. Боюсь, что скоро у меня морщины будут, как у моей бабушки. А для того, чтобы как-то компенсировать мою смешливость в жизни, я начинаю петь грустные песни". Понятно. А под сердцем что? "Боюсь потерять голос. Это самое большое, что у меня есть. Я действительно училась. Я умею делать с ним почти все. Когда музыканты, которых я уважаю, поставят меня вровень с собой... Это, наверное, будет вершина". И что потом? "Что будет играть на моих похоронах, я уже знаю. Lady In Red ("Девушка в красном") Криса де Бурга, песня, с которой я четыре года подряд начинала работу в клубе (в Уфе). Либо "Богемская рапсодия". А умру я, наверное, лет в сорок с небольшим, в какой-нибудь катастрофе". Такая вот смешливая. Чем сердце успокаивает? "Когда нечего есть, лучше лечь спать. Когда плохое настроение, лучше лечь спать. Когда не можешь написать песню, тоже лучше лечь спать. Проснешься - уже в порядке. А если не выходит, лучше опять лечь спать".
  Идя в продуктовый магазин, она пишет себе задание, даже если это всего-навсего "купить булочку за семь копеек". Так она себя организует, дисциплинирует. И освобождает голову для строчек, которые настигают в самых немыслимых местах. Проехавшая машина окатит водой из лужи, а ты лихорадочно ищешь клочок бумаги и ручку, чтобы накарябать родившиеся в тебе слова. Такое вот творчество.
  
   1998 г.
  
  
   А негр мне нравится
   Не подлинная речь Аллы Пугачевой в защиту "Запрещенных барабанщиков"
  
  Пока страна живет без гимна, народные массы методом проб и ошибок ищут нечто душевно запойное, чтобы голосить в горе и радости мелодию со словами, отвечающими настоящему настроению. Если прослушать людские пристрастия, изучить их ежемесячные перемены, можно поставить диагноз существующему строю. А вы думали, что просто так напеваете? Например, "Убили негра".
  
  Пугачева сказала (на самом деле): "Из последнего, что я слышала: мне понравилась песня..." Она запнулась, хихикнула и договорила: "Убили негра". Будто возвестила об опасности. Вставай, дескать, страна огромная, поперек местному ку-клукс-клану (это ж надо какая абракадабра, по-русски звучит, как "крибле-крабле-бумс"). "Правда, в Америку ребят точно теперь не пустят", - добавила опытная Алла Борисовна. И мысленно обратилась (или не обратилась) к тамошнему Госдепартаменту.
  Свобода-мать, ты не права. Мы уж третий месяц бубним, как прокаженные: "Ай-я-яй... замочили..." Будто в стране идет грандиозная стирка. И то верно, олигархи с политиками свою грязь затирают. Остальное население мелкие постирушки устраивает. Кто ради показухи. Кто - по житейской нужде. Так первых в Америку пускают (только они сами не очень рвутся, если чувствуют, что рыльце в пушку). А вторым даже на ОРТ отказали. Конкретно - "Запрещенным барабанщикам". Мол, некорректно отнеслись к темнокожим братьям, поставив их в один ряд с другими представителями природной среды, вроде мертвой змеи и дохлого щегла. Давно у нас не было идеологических запоров в песенной массе. Наркотики воспевать - пожалуйста. Живучесть негров - ни-ни. А то обидятся. Те, кто не менее живуч.
  Тоже, конечно, моду взяли - использовать черное население в прикладных целях, то как иллюстрацию какао (в одноименной песне группы "Унесенные ветром"), то как рекламу баскетбола, играть в который даже труп мечтает и, едва восстав с лежанки, прыг-скок к мячу. Но ведь это не свидетельства унижения, скорее - факты незаменимости данного колера в нашей жизни. Куда ж белому без темного? Бытие - это зебра. Как ни травим собаками, ан все равно не уходит, липучка полосатая. "Ай-я-яй! Ни за что ни про что..." - народный плач. Каждый причитает о своем "негре". Американцам никогда не прочувствовать так смерть чернокожего, как мы прониклись. Страна сплотилась в скорби. И неужели у кого-то за океаном повернутся мозги заподозрить "Запрещенных барабанщиков" в расизме. Да вы сами там, как наши олигархи, скрываете истинное нутро: на губах улыбка, а под губами зубы скрежещут. Ваша воля - что бы стало с тем Гарлемом? Вы же от него открестились - пусть существует сорнячком да чтоб не ступала туда нога белого человека. Скажите спасибо, что мы не копнули дальше: кто убил негра? И вам не списать это преступление на "Запрещенных барабанщиков", смелых парней, раскрывших глаза общественности на тяжкое существование меньших наших братьев.
  Уроженцы шахтерских городов Ростовской области знают каково это - быть негром. "Хижина дяди Тома" - прообраз отечественной шахты. От угля кожа темнеет, как от солнца. Выйдя на свет, хочется сесть на рельсы и барабанить касками, требуя денег за рабский труд. Но делать подобное запрещено. Отсюда и название - "Запрещенные барабанщики": Виктор Пивторыпавло (в переводе - полтора Павла) - человек, который поет, пишет музыку и играет на инструментах; а еще на них играют Вячеслав Онищенко, Петр Архипов и Виталий Иванченко; поэт и идеолог группы - Иван Трофимов. Краткая характеристика ансамбля - веселые и пьющие, кроме Вячеслава, поработавшего спасателем в Сочи и познавшего на других, к чему приводит нетрезвый образ жизни: стоило показать утопавшему бутылку водки, как тот вполне самостоятельно и резво устремлялся к берегу, откуда только жажда жизни бралась.
  Вроде бы возраст у барабанщиков вполне мужественный, а ведут себя как пацаны. Особенно когда придумывают всякие акции. Например, побывали на байк-шоу, сами на мотоциклах не гоняли, только пели. "Убили негра" проходила как гимн лихого образа жизни "Ночных волков". И барабанщики загорелись создать организацию "Ночные зайцы". Чтобы сначала убегать от "волков", потом отлавливать их по одиночке и биться. И траву косить. Трын-траву. А на "заячьих" мотоциклах приделать отличительные знаки: огромные картонные уши и пушистые хвосты. Другая идея - партия синеньких с лозунгом: "Трепещите, олигархи! Перегархи идут!"
  Свою первую ударную песню они считают психотропным оружием: "Поэтому ее все полюбили". В съемках клипа задействовали негра Феликса Полищука - якобы главного вудуиста Белоруссии, поскольку его папа - африканский колдун. Феликс исполнил вуду-ритуал (с баскетбольным мячом), посылая определенные импульсы в мозги телезрителей. По словам барабанщиков, "при воспроизведении записи задом наперед через ультра-звуковой процессор закодированная информация ложится на подкорку с сильным проникающим эффектом. Если проиграть запись собакам, они убегут. Вообще, в последнее время участились случаи искусания собаками негров. Или неграми собаков. Или собаками кошков. Масса вариантов. Но к неграм мы относимся хорошо. Мы к ним так относимся, что нельзя так к неграм относиться, как мы! Как они относятся к песне? Конечно, не здорово, когда день-деньской тебе в уши дудят: "Ай-я-яй, убили негра". Неприятно, отдаем себе отчет". И еще: "Каких только слухов о нас не сочинили! И что песню на самом деле заказал ку-клукс-клан за большие деньги, дабы спровоцировать волнения и прийти к власти, и что вокалист сидел в тюрьме за мелкое мошенничество, и что мы фашиствующие молодчики из Белоруссии, защитники Народного фронта". Почему из Белоруссии? Но именно там, в метро, Петр Архипов остолбенел от одной строчки в инструкции на местном языке: "разрешается провозить ружо и вуду в чехлах". Он тут же представил, как минчане зачехляют отрубленные головы кур и везут их куда ни попадя: не иначе данная страна - вторая родина вудуистов после Африки. Правда, оказалось, что вуду - это удочка по-белорусски. Ну нельзя так серьезно относиться к песне, чтобы еще и слухи вокруг нее выращивать.
  Кстати, перепевали ребята это сочинение раз пятнадцать. Видимо, нащупывали более пронзительное звучание. И нащупали. Потом денежку искали, чтобы внедрить в массы. "Нам самим приходится зарабатывать себе на жизнь. Как? А на Тверской по ночам. Богатеньких мужиков обслуживаем. Ах, нет, уже состоятельных дам, на повышение пошли. А кто и сам себя... И сам себе платит. Три "ха-ха". А если серьезно, то, естественно, выступлениями. Бегали по дешевым халтуркам. Ну нет у нас папы-министра и мамы-Пугачевой! И спонсоров нету. И студии, и репетиционной базы, и даже инструментов. Но на автоматы и пистолеты уже заработали - есть чем заняться помимо музыки".
  Свобода-мать, ты же понимаешь юмор. "Барабанщики" - профессионалы и труженики. Их отдельные представители преподавали вокал в ростовской консерватории, другие играли джаз. А три года назад смешали пасадену, самбу, румбу, мумбу-юмбу и им подобное в одном бокале и на том сошлись. Не унывать же по этому поводу. Так что, если мой голос еще слышен, примите рекомендацию: достойные пропагандисты здравого отношения к окружающей среде. Если хотите, "Убили негра" - выдох задавленного народного подсознания, освобождение от отрицательных эмоций. В общем, бубните дальше.
  
   1998 г.
  
  
   Тело есть - ума не надо
   85 групп, которые поют. И пляшут
  
   Группа - несколько предметов или людей, животных, расположенных близко друг от друга (словарь русского языка С.И. Ожегова).
  
  С ужасом жду, когда запоет балет "Тодес". Клип (пока танцевальный) они про себя уже сняли. Звучат мнения, что этот коллектив на нашей эстраде гораздо интереснее, выразительнее, профессиональнее, чем вокалисты, которым он тылы прикрывает. Стиснув зубы, соглашаюсь. А куда плевать, если вокалисты такие?! Делаю глубокий вдох и скоренько выпаливаю: "Тодес" - это военизированное формирование. Армия восточных единоборцев, хоть блондинов в ней не счесть. Самураи Аллы Духовой. Всмотритесь: они не танцуют, а сражаются. Наступают, глуша топотом, подавляют набыченными лицами, обращают в бегство слаженными кличами. Арбалет, а не балет. Зарядили - пульнули - вокалист в песке истекает - публика в шоке заморожена. Вот еще запоют - наступит не конец света, конечно, но логическое завершение десятилетней истории коллектива. У нас всякое событие, спустя десять лет, перерастает в свою противоположность. И мы пьем за упокой его души. Поминая, как громко и азартно вступали в него рысаками. В начале всегда здорово.
  
  Не стану перебирать почившие ансамбли, группы, квартеты, трио, дуэты. Много павших. Не меньше, чем живых. Помню всплеск рок-клубов, когда в одном лишь Ленинграде образовалась уйма коллективов с умозаморочными названиями - в пику былым "поющим (голубым) гитарам (сердцам)", "добрым молодцам", "веселым ребятам", "самоцветам", "меридианам", братьям Радченко, сестрам Зайцевым...
  Я попробовала составить список нынешних сборищ, дошла до девяноста и поняла, что нельзя писать о тех, кого не знаешь в лицо. Если измерять в популярности, то сейчас явно не время индивидуальностей. Пора "лохотронщиков". Которые зарабатывают на нас в самых людных местах любого города. У метро, на вокзалах, автобусных станциях, рынках, стадионах, дискотеках. "Вот вам лотерейный билет, подарок фирмы, проверьте, вдруг выигрышный!.." Проверка сродни стихийному бедствию. "Подарок фирмы" - самое издевательское словосочетание 90-х в нашей стране. И самое показательное после "поля чудес". Те, кто на каждом шагу разыгрывают лотереи, метят в наиболее уязвимое место - человеческое сердце, которое, как бедовое дитя, то и дело бежит от разума-тюремщика. Отечественный шоу-бизнес оттеснил одиночек. Даже самые звездные солисты прозябают без гастролей. На державу обрушилась групповая эпидемия.
  "Я король карманных воров... - писал клоун романтик Леонид Енгибаров. - Я ищу человека, который носит в кармане сердце, не могу найти..." Разветвленная сеть карманников, работающая над нашими кошельками, делает вид, что ищет сердца. Некоторые из них искренне думают о самовыражении. Остальные без передышки прочесывают страну, довольствуясь малым. Так в старину запускали по губерниям сборщиков дани. От тех плакали бедные. От нынешних веселятся беспечные. Но никто ничего не теряет. Как деньгами не измеряется глубина, высота, широта и долгота личности, так и музыка не всесильна. И в этом водопаде групп для каждого найдется своя капля. Не костенейте и не противьтесь - среди них есть надежные и талантливые.
  
  МАЛЬЧИКИ
  
  Почему так много мальчиков на эстраде? Потому что они нравятся девочкам. Тому возрасту, которому положено жить краткосрочными привязанностями, бурными влюбленностями, встречать по одежке и провожать по ней же. Они еще не настолько умудрены, чтобы требовать ума от других, особенно тех, кто заводно прыгает и сладко улыбается. Их программа-минимум на сегодня: "И толстый-толстый слой шоколада, вот практически все, что от жизни нам надо", Все эти мальчишечьи дуэты, трио, квартеты - как цветы, которые раскрываются на рассвете для опыления и вянут, отработав положенное. Они рассчитаны на всякий возраст и пол. В основном на тех, кто готов заглатывать пищу быстрого приготовления. Эти группы пришли на чуток, как юная рабсила идет в забегаловку "Макдоналдс" - подзаработать, как следует покрутившись, и уступить другим. Мальчики хороши лишь первой свежести. Кому понадобятся постаревшие? Тем, кто состарится вместе с ними.
  "Алиса" (между "али" - то же, что "или", и "алименты"). Константин Кинчев. Боевые раскраски на лице и теле, сущность индейца, не прощающего завоевание своей территории, склонность к руководящим-направляющим жестам и словам, нежность к своим женщинам: красивой жене и дочерям.
  "Аквариум" (стеклянный ящик с водой для рыб и растений). Борис Гребенщиков. Полнота собственного "я" - внешняя и внутренняя, так лягушка квакает, голубь воркует, сковородка шкворчит, потому что этого захотела природа, не задаваясь вопросами, нужно ли кому-то подобное служение. Безмятежность и безопасность умеренного снотворного.
  "Агата Кристи" (между "агат" и "агент"). Вадим и Глеб Самойловы. Родные братья, однообразно полнеют, то и дело дерутся подушками за сферы влияния. Коллеги по "роковой" юности бранят группу за сползание в поп-музыку, то есть популярность, хотя приятных мелодий у коллектива все меньше: то ли срок годности вышел, то ли сытость одолела.
  "А-студио" (студия - студент - студень). Батыр Шукенов. Большие способности - скудное воплощение. Так чисто одетый человек в дорогих ботинках на цыпочках крадется по лужам, потому что дорожит собой. Опять же на другие ботинки пока не заработано. Но пешеходы в резиновых сапогах подобного чистоплюйства не одобряют.
  "Браво" ("бравый" - мужественный с виду, молодцеватый). Евгений Хавтан. Хозяин. Роберт Ленц. Наемный работник. Сколько их уже перебывало в коллективе-кузнице вокалистов. И начинали, как пережиток прошлого, ностальгирующие юноши. И на пенсию выйдут старцами-стилягами, посмешищем молодых, потому что отрекаться от выбранного пути поздно.
  "Ва-банкъ" (игра на все деньги, находящиеся в банке). Александр Ф. Скляр. Напористый, добросовестный, мужественный, азартный... Так женщина откликается на письмо какого-нибудь заключенного, надеясь, что ей повезло на безвинно севшего, и ее фотографию он использует не физиологически, а для духовного восхождения. И при личной встрече она довершит процесс облагораживания. Типаж не безнадежного хулигана-романтика. Такой же у Гарика Сукачева (группы "Неприкасаемые" и "Боцман и Бродяга") и Алексея Мамонова ("Звуки Му").
  "ДДТ" (между "г" и "у"). Юрий Шевчук. В последнее время о нем говорят как о таланте в области рекламы. Он так умело плодит слухи и разговоры о себе и своих проектах, так толково то дает, то не дает интервью и концерты, так ловко выбирает маршруты и поводы для выступлений, что верится: человек приспособил свой бунт к новостройке, поменял обстановку внутреннего мира и направление внешнего удара.
  "Дюна" (нанос, передвигаемый ветром). Виктор Рыбин. Пиво, вобла, водка, соленый огурец, тренировочные штаны, домино, семейные трусы, сладкая жизнь в простоте и довольстве. Прибаутки детсадовцев, переросших в школьников-второгодников, которые уже не дергают девочек за косички, а щиплют учительниц за самое аппетитное и при этом хихикают, как недоросли. С ними радостно ходить на охоту, рыбалку, в баню и... щелкать семечки, пока муж с работы не вернется.
  "Любэ" (между "люб" и "люд": рабочий, крестьянский, деловой). Николай Расторгуев. Боевая махина пехоты. Он не выступает, а хмурит брови, врастает в пол и напоминает плакат времен Великой Отечественной "А ты записался добровольцем?" Гнетет его некий мужицкий долг, будто негодный Кощей запер заветную истину в сундуке, а доброму молодцу никак не вычислить его нахождение, потому что он для поступков выструган, а не для мышления.
  "Моральный кодекс" ("мораль" - нравоучение, наставление). Сергей Мазаев. Женщины воображают в нем массу приятных для совместного существования качеств. Его выигрыш в том, что он не спешит никого разочаровывать. Лицо простое, располагающее к обращению за помощью, внушающее надежду на отклик. Но стоит внедрить этого мужчину в игровую ситуацию, как он оказывается валенком-квартирантом, приодетым сердобольной хозяйкой.
  "Машина времени" ("машина" - механизм, совершающий полезную работу с преобразованием одного вида энергии в другой). Андрей Макаревич. Ну, душка, хоть и похож на хитрого и запасливого грызуна. Наверное, так выглядели кулаки, которых, к стыду потомков, лишали собственности предки. Не поет, а медом с квасом потчует, соображая, чем бы в ответ поживиться.
  "Несчастный случай" (приносящий или предвещающий несчастье). Алексей Кортнев. Валдис Пельш (в виде мемориальной доски "Он здесь был"). Заговаривают зубы, вешают лапшу, переформулируют словесные штампы, сочиняя рекламные лозунги, которые мы потом пересказываем как анекдоты. Балагурят в роли конферансье. Команда массовиков-затейников, от которых то и дело ждешь подвоха. Не подлости, но подлянки. Человек, привыкший все вышучивать, легко вышутит и свою жизнь, и окружающие. Они похожи на вечных КВН-щиков, которые никак не выберутся из засады юношеской беззаботности. Из этой же стихии группа "Доктор Ватсон", перепевающая старые песни, как "Несчастный случай" изобразил "Генералов песчаных карьеров" и "Если б не было тебя" Джо Дассена. Была в советские времена такая мода - ансамбль брал зарубежный шлягер и накладывал на импортную мелодию русский текст. Но оригиналов-то мы как правило не слышали, поэтому думали, что это отечественные композиторы молодцы.
  Хочется, к слову, помянуть ансамбль "экс-ББ" (или как же он первоначально-то назывался?). Они разоблачали плагиат на нашей эстраде. Лихие пародии исполняли, доводившие местных звезд до зубовного скрежета. У них еще была солистка, певшая один в один голосом Пугачевой. Говорят, Алла бесилась, слыша, как тонко и точно издеваются над ее репертуаром и манерой. Ансамбль утонул в междоусобицах и том самом плагиате, которого стало так много, что одного коллектива явно не хватило. Осколки былой труппы увлеклись переодеваниями, в основном почему-то в женское, и шоу превратилось в такую пошлость, что Пугачева могла ликовать. Ансамбль уподобился героям собственных пародий. Трудно, наверное, удержаться от разврата в публичном доме?
  "Парк Горького" (парк - передвижной склад для снабжения армии). Александр Маршалл (работает сольно и вполне успешно). Алексей Белов (поет и в церковном хоре). Десять лет жизни и работы в США вытеснили группу из очереди за теплыми местами на родине, но сделали музыкантов настоящими бойцами. Хотя здесь это оценивают примерно так: еще живы? Ну-ну.
  "Рондо" (перо с тупым концом). Александр Иванов. Запел почти колыбельные - девушки обернулись: какой интересный мужчина, душа, как белое пятно, можно порисовать вволю.
  "СерьГа" (кольцо, продеваемое в мочку уха для украшения). Сергей Галанин. Талантливый, приличный, мыслящий.
  "Чайф" (между "чаевые" и "чайхана"). Владимир Шахрин. См. предыдущее.
  Их хочется назвать "отцами-прообразами". Хотя они еще вполне ребячливы. И сорок лет (в среднем) - это возраст Карлсона, мужчины в самом расцвете сил. В каждом из этих коллективов есть лидер, который принимает славу на себя. Когда говорят "Аквариум", подразумевают Б.Г. Говорят Расторгуев - разумеют "Любэ". "Наутилус Помпилиус" скончался, едва Вячеслав Бутусов предпочел творческую индивидуальность.
  Вот и "Белый орел" - одиночка. Рекламный проект по внедрению в массы белой горячки: солист всегда пьян. На телевизионном "огоньке", где он должен был наконец, как Гюльчатай, открыть стране личико, его еле держали ноги, он с трудом понимал, чего от него хотят, но реагировал добродушно, как безобидный алкоголик. Поэтому пришедшую к нему домой налоговую полицию Сергей Жечков мог встретить только водяным пистолетом. Уж не водкой ли он был заправлен? Смешно: человек без слуха и голоса прогнусавил нечто лирическое в микрофон - страна обрыдалась, как над "Сибирским цирюльником". Словно эмигранты первой волны: живем невесть где и тоскуем по Родине. Да вон она, выгляни в окошко, кого тебе еще надо? Виноват, не узнаю, вроде не мое все... Братцы, кто я?
  А вы говорите "эстрада". С другими бы понятиями определиться. Но "Белый орел" открыл глаза на то, как мало нам надо. Никаких текстов-протестов в духе былых рокеров. Даже "Парк Горького" нынче разоблачает американский образ жизни, правда, на английском языке. По привычке, видимо. Константин Кинчев учит фанатов правилам поведения на его концертах, не более. Юрий Шевчук везет на Югославскую войну шоу по следам "На-На", что не вызывает уже никакого удивления. Потому как нет больше анархистов, бунтарей. Каждый роет на поле свою ямку и закладывает монеты на черный день.
  Дальше - три аномалии.
  "Михей и Джуманджи" (между "джонка" и "джунгли"). Собственно, это Сергей Крутиков. Самая известная его песня - "Сука-любовь": умопомрачительное плетение из слов, вязкое, как грусть, и летучее, как красота. Неприличный, вроде бы, эпитет он выпевает, будто целует от полноты нежности. Но больше ничего, столь же пронзительного, на его альбоме нет: "Вот как бывает..."
  "Ногу свело" (ножка - ножонка - ноженька - ножища. "Хромать на обе ноги" - дело идет плохо, с перебоями) - это Максим Покровский. А "Мумий Тролль" ("мумия" - предохраненный бальзамированием от разложения высохший труп человека) - Илья Лагутенко. Вертлявые юноши, любящие принимать загадочные, интригующие позы и жестикулировать в традициях экстрасенсов. Всем своим обликом и исполняемым материалов они словно заклинают: не принимайте нас всерьез, да, мы чудаки, вы чудаки, мир - чудак, зачем напрягать мозги, осмысляя непостижимое. Первое же творение "Ногу свело" - песня "Хара мамбуру" стала гимном детского непослушания. Именно с подобными звукоподражаниями в пионерских лагерях скакали по кроватям в тихий час. Остальные зарисовки с натуры Максима Покровского почему-то вызывали странное желание заплакать от обиды и попросить кого-нибудь из взрослых надрать ему уши - недовоспитывали. Впрочем, у него это получается легче, чем у мистически-пафосного Лагутенко. Человек с фамилией прораба изображает летучую мышь и, вкрадчиво перебирая длинными пальцами, заваривает из голоса адское зелье. Какие ему в детстве сказки читали, злыдни? До чего довели!
  Следом попрыгунчики. Их предыстория - "Ласковый май". Они трогательны, как герои книги Корнея Чуковского "От двух до пяти". В этом возрасте дети лопочут особенно уморительно. Может, количество мальчиков в группах подсознательно объясняется магией этих цифр? Заметьте: у них не спрашивают, откуда родом, кто родители. Они, будто сироты. Их папы-мамы - продюсеры и спонсоры. Зачем поклонникам перегружать память деталями биографического прошлого. Влечение сиюминутно - любопытство сводится к тому, чем вы интересны сейчас. Например, цветом волос. Почти в каждой группе непременно есть блондин. Зрителям подбрасывают примету для запоминания. Правда, чьего именно блондина вы запомнили - "Отпетых мошенников", "2 + 2", "Братьев Дорохиных" или вовсе какого чужого - определить невозможно. Потому что ничего особенного в этой примете нет. К тому же цвет волос - величина переменная, они только и делают, что перекрашиваются, бреются, надевают черные очки. Не артисты, а шпионы. Со страстью к стиранию собственной индивидуальности. Да еще говорят путано, невразумительно, словно только вчера зазубрили "Букварь", но еще не овладели мастерством буквосложения. Вовсе не овечку Долли клонировали первой, а наши эстрадные ансамбли. В эпоху "Ласкового мая" и "Миража" ездили по стране разные люди под одним названием и работали под общую на всех фонограмму. Потом начались скандалы, разоблачения. И новые иллюзионисты решили: пусть и названия станут разными? Количество обработанных населенных пунктов и заработанных денег от этого не пострадало. Названия групп бесхитростны, как их содержимое. Хотя это удостоверения личности. Настоящие паспортные данные солистов будто утеряны. Да ведь и раньше мы знали только руководителей, а кто в тех "Самоцветах" или "Лейся, песня" запевал, не интересовались.
  Это сообщество, которое на вопрос "Кто пришивал пуговицу?" делает шаг вперед и хором скандирует: "Я". Они - служащие фирмы, наименование которой диктует образ жизни и шифрует уровень интеллекта. Думаете, это так безобидно и не обязывающе? "Мурашки по телу" (два мальчика и две девочки, причем, у девочек внешность пэтэушниц, а голоса оперные, будто накладные - не чужие ли в самом деле?), "Куклы напрокат" (два мальчика и девочка: "Чай, чай, выручай..." Я решила было, что это рекламный ролик напитка), "О-хо-хо" (три мальчика: "Все танцуют, танцуют все"), "Хали-Гали" (два мальчика и девочка, которая снималась в клипе у "Стрелок", наверное, та, что застрелила Ивара Калныньша и совершенно справедливо попала в тюрьму: на такого мужчину руку подняла! А теперь вот и голос обнаружила у себя, мало ее, видимо, наказали), "Не игрушки" (две девочки и мальчик. Противовес группе "Руки вверх", где два мальчика и девочка. Песня "Сто дней до приказа" не отличима от "Крошки моей")... Что за этими именами? Мимика, жесты, настроения, мысли. Хотя доживут ли они до того, что кто-то поинтересуется их мыслями? Дождемся ли мы, когда они начнут мыслить? Вот "нанайцы" уже совсем большие, а что толкового от них можно услышать?
  "На-На" ("на" - вот, возьми, возьмите). Эти четыре танкиста (и Алибасов) после убогих детдомовцев из "Ласкового мая", которым только в поездах петь под аккордеон жалостливые частушки, потрясли ухоженностью и умением перемещаться по сцене, показавшись чуть ли не солистами Большого театра. С тех пор они потрясают разве что фантазией отца-основателя и способностью еще держаться на ногах.
  По этому кулинарному рецепту у нас теперь масса куличей наделана. Были солисты горькие, кислые, соленые, потные, рельефные, скучные. Разные. Стали сладкие и гладкие. Чем старше, тем наливистее щеки. Да еще пищевая добавка в виде танцев и красители. Правда, цветовая гамма у мальчиков скудна: белый, рыжий, черный. Как "Иванушки интернешнл" ("ивановский" - очень громко, изо всех сил). Пожалуй, они последние, кого поклонники знают по именам, фамилиям и биографиям. На безрыбье хватало сил и времени каждую косточку обсосать.
  Дальше пошли прозвища, изредка подлинные имена, и уж совсем редко - задушевные беседы. В "Отпетых мошенниках" ("мошенничество" - жульнические действия с корыстными целями) только один солист может внятно связывать слова. Видимо, тексты, которые они исполняют, приучили к минимальному количеству звуков. Например, размышления над фразой "Всяко-разно - это не заразно" способны довести меня до мозгового паралича, а призыв "Двигай тело" не дает мне спать, потому что никак не уловлю: все-таки "тело" или "телом"? Им двигать? Или его куда-то перемещать? Глупости, конечно, но ведь иногда не можешь не слушать.
  Так я вслушивалась когда-то в тексты "Мальчишника" - с банальными темами периода полового созревания. Они расхаживали по сцене, декларируя свои потребности. Подобное еще на заборах пишут. "Мальчишник" рассыпался, как дворовая компания. "Отпетые мошенники" куда профессиональнее. Азартны, деловиты, убеждены, что без них жизнь опустеет. И сама не замечаешь, как уже бормочешь их въедливые абракадабры в надеже вытащить из шляпы кролика.
  "2 + 2" (двуличный - двуногий - двуполый - двуручный - двусмысленный - двуспальный) в моем сознании сливаются с "Братьями Дорохиными" (брат - брать - браться). Блондинов помню. Кажется, последние вовсе не братья. Кажется, созданы по принципу: папа сыну группу собрал, чтобы мальчик попел немного. Так же организовался и "Тет-а-тет" (с глазу на глаз - ни в одном глазу - делать глазки), где самый младший солист - чадо продюсера. Они недавно в передаче "Музыкальный ринг" соревновались с группой "ИКС-миссия" ("икс" - обозначение искомой величины, "миссия" - между "мисс" и "мистер"). Различить их можно было только по возрасту: "Тет-а-тет" моложе. Зато в "ИКС-миссии" юноши женственнее: волосок к волоску в прическах, губы разве что помадой не подчеркнуты, торсы обнажены, как бюсты у стриптизерок. Не замечали, что эстрадные мальчики предпочитают выступать с расстегнутыми одеждами (пока только сверху). Абсолютное грудное равноправие. Говорят, у солистов "ИКС-миссии" солидная хореографическая подготовка. Надеюсь, им вполне по силам танец маленьких лебедей.
  Танцующие мужчины - это полный чан удовольствий для женского пола. Вроде группы "Премьер-министр" (глава правительства) с их "атомным чувством" и кавказским придыханием. По радио казалось, что грузинский мужчина - генетический соблазнитель - речь толкает. На телеэкране напор голосов поддержали телодвижения: юноши так азартно приплясывают, особенно самый полный - текуч, как индийская актриса. Они похожи на многоликого тамаду, который верховодит столом, где по одну сторону томные парни "ИКС-миссии", а по другую - интеллигентные детки "Тет-а-тет". Пока те и другие культурно мизинцы оттопыривают, "Премьер-министр" рог с вином в рот опрокидывает да цыплят-табака уминает. Девичье умиление: как сладострастны! Но поют слаженно, будто детский хор в советскую пору.
  В последнее время сильно интригуют украинские хлопцы. "Океан Эльзы" ("океан" - весь водный покров земли или его часть между материками). "Вопли Видоплясова" ("вопль" - громкий, протяжный крик). А "Шао? Бао!" ("шао" - между "шантрапа" и "шапка") с их "Купыла мама коника, а коник без ногы..." Насмешники! Только бы щекотать украинским языком русские уши. "Шао? Бао!" расшифровывается, наверное, так: дурной, чи шо? Гримасничают и наваливаются телами. Что-то от "Мумий Тролля", что-то от ребят, насмотревшихся западных клипов. Прикинулись под иноземцев. Наша маленькая утешительная экзотика: то, что российская эстрада для Запада, "Океан Эльзы" и им подобные - для нас. Мы на них отогреваем самолюбие. "Биплан", похоже, недолго нас займет прибалтийским происхождением. Лестно, что заигрывает, расположения добивается. Но литовский язык мы точно не переварим, а раздвоением заниматься хлопотно: Лайма Вайкуле дораздваивалась до "чужой среди своих".
  Любимая группа нашей редакции - "Ляпис Трубецкой" (лямка - ляпать - ляпсус - лясы). Что тут скажешь, если главному редактору нравится? Чудные пересмешники из Минска. Но вот я КВН смотрю: один выпуск - ухохочешься местами, другой - ничего неожиданного. Так и с "Ляписом": в этой песне, думаешь, они над тем-то поиронизировали, тут - этого приложили, там - над тут гоготнули. В общем, всех припечатали, а в итоге - басня с моралью: утром в газете, вечером в куплете. Куплетисты Трубецкие исполняют ляписы. На телевидении есть передача "ОСП-студия" - анекдоты о коллегах показывают. Без этого жизнь коллег не полна, а коллектив "ОСП" не боеспособен. Группа "Ляпис Трубецкой" нуждается в контрасте, чтобы чувствовать себя фиалками среди навоза.
  "Руки вверх" (рука об руку - руки не доходят - руки чешутся) и "Нэнси" (между "ныть" и "нэпман") - близнецы групп "Любэ" и "Дюна". Лица солистов широки, как степи, просты, словно пустая тара, набухши, будто коровье вымя, тяжелы, как кобыла на сносях. Удивлены, что все еще на лицах топчусь? Так больше не на чем. Не к песням же их подбирать ассоциации. Разве что так: "Дым сигарет с ментолом" и "Крошка моя" - необременительны, будто огуречный рассол после бурной ночи. Я слышу: любить их национально здоровее, чем, скажем, Шуру. Не уверена. Если физиологически, то это явное нарушение обмена веществ. А психологически - болото, на котором Шура служит лешим. Вот и вся разница.
  Кстати, у композитора, вложившего песни в уста Шуры, есть другой проект - трио "Hi-Fi" (два мальчика и девочка, которая только танцует, то есть мечется по сцене. Как все эти добавочные девочки-молчуньи, что в "Руки вверх", что в "Русском размере", что у "Кар-Мен"). Группа изображает одуванчиков городских трущоб. Когда они исполнили "Беспризорника", перед глазами явственно всплыл Шура. Все-таки, каков папа Карло, таковы и буратины.
  "Кар-Мен" (между "карман" и "карнавал") в лице Сергея Лемоха напоминает американского десантника, который тренирует прыжки с зависанием над полом, выбрасывание ботинок влево-вправо и размахиванием рук в духе рукопашного боя. "Русский размер" ("размер" - степень развития) - питерский ответ Лемоху. Похожи музыкально, но извивается во втором проекте девушка, а двое молодцев монументально поют, причем, кажется, что их голоса пропустили через компьютер, добиваясь неземного эффекта. А может, это действительно роботы?
  "Адреналин" (между "адов" и "адресат") исполняет "Ковыляй потихонечку, а меня не забудь". "Родная речь" ("речь" - способность говорить) предпочитает считалочки: "Море волнуется раз, детские игры для нас". И последний по времени шедевр простоты - "Убили негра" ансамбля "Запрещенные барабанщики" (сами посмотрите в словаре, если без него уже не можете). Не значит ли это, что мы очень устали умничать и вообще думать, если не по работе. Потому что от того, придумаем мы нечто или нет, ничего не зависит в нашей же жизни. Ну утешительно ли? Вот и бубним, словно на похоронах собственного рассудка: "убили негра...ай-яй-яй..." И наплевать, что музыка в песне славная, играют ребята талантливо, а текст просто как болванка наговорен.
  "Чай вдвоем" (сложить лист вдвое - жить вдвоем - заплатить вдвойне) хочется сопоставить с женским дуэтом "Полиция нравов". Те и другие в коже. Помню, как свежо выглядели Ангел и Фрида, едва появились несколько лет назад. Ими занимался тогда композитор Аркадий Укупник. Они не напоминали садомазохисток в увольнительной, а были, как манекены с западных витрин: лысые, развратные, но в том и беззащитные. Правда, лучше бы они не разговаривали, потому что уши ныли от акцента типа того, что у Наташи Королевой. И весь иноземный налет тут же становился плесенью на шоколаде в каком-нибудь сельпо. Потом они стали эксплуатировать тему разноплановой секс-ориентации, только что не пощипывая друг друга за ягодицы прямо в камеру. Производили змеиные движения языками и страстно дышали в затылки. Додышались до развода. Ангел ушла на вольные хлеба, где и была скошена отсутствием таланта и средств к сценическому существованию. Фрида по-прежнему не позволяет голове зарости волосами, потому как иначе ее никто не узнает. У нее огромный рот с ярко накрашенными губами - подобно намеку на разнообразие оказываемых услуг. Она все еще воображает себя первопроходцем-просветителем, не заметив, что давно уж толпа пробежала по ней в секс-шопы и обратно, оставив там лишь самых инфантильных и закомплексованных. Возможно, для таких "Полиция нравов" и является начальной школой самогипноза: "все работы хороши - выбирай на вкус".
  Пока девушки окучивают мужское население, над женским трудится "Чай вдвоем". По количеству нарядов они, пожалуй, уже переплюнули всех девчонок. Кажется, они нашли способ не соскучиться и не утомлять хотя бы глаза поклонниц: переодеваться всегда, переодеваться везде, до дней последних, донца. Пора переходить к девочкам.
  
  ДЕВОЧКИ
  
  Символ женского пола и призрак прошлого - "Комбинация". В советских ансамблях было по одной-две солистки - праздник глаз для мужчин. Потом кому-то из них подумалось: а почему не набрать побольше женщин, чтобы продлить праздник? В джазе только девушки - это так эротично! Таким экспериментальным пушечным ядром и стала "Комбинация". Как ни странно, но больше всего ее сейчас напоминает "Балаган Лимитед" ("балаган" - нечто грубое, шутовское, пошло-несерьезное). Простотой и задушевностью. "Че те надо" остается наиболее звучной характеристикой данного коллектива - гибрида "Золотого кольца" с "Иванушками интернешнл". Попытка нарисовать на русском самоваре отечественную Джоконду - Пугачеву. Помните, в мультипликационном клипе Киркоров-живописец подбирает типаж из участников "Балагана", чтобы изобразить Мону Лизу. А в конце сеанса на холсте проступают черты Аллы Борисовны: не ждал, милый?
  Из мелочей есть дуэт "Карамель" (жженый сахар для подкрашивания кондитерских изделий): беленькая и черненькая. Как белки. Приблизительные копии давних любимцев советской публики - английского дуэта "Липс" и испанского "Баккара". А еще шведские "Яки да" у нас наследили. Или это песня, а не их название? Говорят, "Карамель" спонсирует возлюбленный блондинки. Видимо, это она конкретно его ублажает милым сюсюканьем с телеэкрана. А брюнетка рядом болтается. Их ждет будущее дуэта "Вкус меда" - стоять за спиной бородатого мужчины типа Шуфутинского, иллюстрируя избранную часть его гарема. Потом - сестер Зайцевых: замуж и по разные стороны океана. Когда в родстве - труднее пережить разлуку. Но если близнецы, подобно Зайцевым, то можно себя отксерокопировать. И уж совсем последнее пристанище - трио "Экспрессия" Бориса Моисеева, точнее, подтанцовки у него как певца.
  А всю "Экспрессию" могут сменить "Блестящие" (между "блестки" и "блеф"). Танцуют, правда, плохо. Но ведь поют еще смешнее. От них одно удовольствие - мало одежды: бюстгальтер да юбка. Живот гол, как самая надежная афиша. У их продюсера есть еще один счет в банке - "Амега" (между "амеба" и "американизация"). Интересная группа. У них суть шахтеров: вбуравливаются в жизнь с пионерским задором. Лена Перова хоть и немного пока солирует, но очень одаренная личность и, чувствовалось, что не уютно и не серьезно ей находиться в дамском "Лицее". Вот с этими двумя парнями она готова Бастилию штурмовать.
  "Лицей" (между "лицедейство" и "лицемерие") же по-прежнему манерно использует гитары. Что это по Фрейду? Такие деревянные, ровные, торчащие грифы со струнами, которые перебирают тонкие девичьи пальцы... Кому пришло в голову загрузить юннаток инструментами? Папа для дочки - Насти Макаревич - создал группу. Она лидирует, две другие, словно манекенщицы, красуются. От питерского трио "Пеп-си" (между "пепельница" и "пепсин" - фермент желудочного сока) их отделяет лишь расстояние от Петербурга до Москвы и пресловутые гитары. "Пеп-си" обходится без них. Эти пролетарки наивно рассчитывали, что концерн, производящий знаменитый прохладительный напиток, будет счастлив побрататься и даже взять шефство над их коллективом. Но тот и носом не повел. Пришлось вставить дефис в название, дабы избежать ответственности за использование торговой марки.
  Не чета им, хоть и землячки, интеллектуалки "Колибри" (маленькая длиннокрылая птичка с пестрыми перьями). Они явились на пустовавшее место Жанны Агузаровой. Четверо за одну. Чудные барышни, которых матросы в революцию обычно насильничают, подсознательно желая подмять под себя культуру буржуинов. Одна статуэтка - Наталья Пивоварова - откололась недавно от скульптурной группы. Остальные трепетно и звонко существуют, подобно вазам Зимнего дворца перед штурмом: опыт подсказывает им, что добром такое не кончается. Кому сейчас нужна кружевная женщина на эстраде? Они придумывают, как бы одеться, а надо - раздеться. Берите пример с "Блестящих". Или "Стрелок" ("стрелка" - устройство на рельсовых путях для перевода подвижного состава с одного пути на другой). Нет, с этих не надо. От них уже зрение портится. Только и пересчитывай! Недавно шестеро было вместо семи. Да еще две совсем не знакомые, даже к фонограмме не присоединялись.
  Куда они пропадают? Только заучила по прозвищам и в лицо, только придумала, что они ничего себе - азартные девчонки, достойный ответ "Спайс герлз", так напористо выкатываются на сцену, так беззастенчиво атакуют... Ну, "Тодес", как есть "Тодес". И вот эти галлюцинации! Кажется, что деспоты-продюсеры оставляют их без сцены, как без сладкого. И всегда имеют кого-то на замену. Неважно кто, главное - под какой маркой.
  "Унесенные ветром" (стоять на ветру - держать нос по ветру - ищи ветра в поле) - приятное напоминания поклонникам фильма и романа. Славно начали - клип "Полтергейст" был сделан с выдумкой, иронично, красиво, театрально. В "Какао" все подешевле: текст, мелодия, интерьер, сюжет, манера. Но народу понравилось куда больше "Полтергейста". Как всегда. Надежда на то, что таланта композитора Дмитрия Чижова (мужа солистки Татьяны Морозовой) хватит на то, чтобы сообразить нечто достойное, получше, чем написанная им для Киркорова "Мышка" и "Чашка кофею" Марины Хлебниковой. Его музыка интересна чередующимся ритмом, сменой интонаций, возможностями для игры лицом, благодаря чему солистка может выразить богатую гамму чувств.
  У "Гостей из будущего" ("будущий" - такой, который следует за настоящим) есть одна опасность - истрепаться в дороге. Так Раневская в "Вишневом саде" появилась в начале пьесы, дыша Парижем, а завершила маету стенаниями крестьянки. Шарм Евы, солистки группы, ее вокальная ворожба нуждаются в более интимной и интеллигентной обстановке, чем провинциальные ночные клубы и дискотеки: "Гости из будущего" - это не "Блестящие". В их первом клипе "Беги от меня" было тонкое общение двух пар женских глаз. В следующем - "Не любовь" - мужчина предпочел мужчину. Либо это небрежная шутка: не придумали иного сюжета, а этот сочинился, как синоним-антоним первого. Либо ответ-манифест на душный вопрос журналистов о сексуальной ориентации: все чувства нам покорны. Тогда в третьей серии герой и героиня обязаны наконец возлюбить друг друга и создать прочную ячейку общества. Прорисовывается отдаленное сходство с кабаре-дуэтом "Академия". В Лолите тоже течет польская кровь. А Саша уступает ей в пении право голоса. Собственно, "Гости из будущего" - это солистка в сопровождении верного рыцаря. Такой пульсирующий, надрывный вокал - страсть нашего времени. Подобное пение если и случалось прежде, то не совпадало с потребностью, а потому не запомнилось.
  Голосистая Маша Макарова из коллектива "Маша и Медведи" ("медведь" - крупное хищное млекопитающее животное с длинной шерстью и толстыми ногами; "медведица" - самка медведя) кажется солисткой ансамбля имени Дмитрия Покровского. Девушка не сдержанная. Почему-то не покидает страх, что она докричится до срыва голоса, вовремя не затормозив. Не чувствуется у нее прочной основы. Поет взахлеб, как дышится. Самородок, который заглянул на минутку на сцену - сголосил и пошел дальше по делам.
  Еще одна надрывная девушка существует в группе "Аврора". Спела про Аню, некую свою подругу, которой на протяжении всего текста грозила парню донести на него за то, что подглядывал за нею в бане, катал на подъемном кране и вообще всячески приставал, забыв как раз-таки про Аню. Гимн стукачки. Исполнен хрипло и грозно. "Шиншиллы" (животные из отряда грызунов), "Аленушки" (между "алебастр" - мелкозернистый гипс и "алеуты" - северная народность), "Армия" (оперативное войсковое объединение) - очень женственные соединения. С ними - никак. И без них не дрогнет травинка. Первые два образования пытаются быть то томными, то шаловливыми. И все. Последнее работает на солдатскую аудиторию, выступает, наверное, по казармам, поднимает дух воинов, поэтому гражданскому населению можно не беспокоиться: снаряд пролетит, не задев.
  Группа "Восток" (направление, противоположное западу) в недавнем прошлом имела иной состав. Потом продюсер чего-то не поделил с участниками и выгнал их, заявив, что название принадлежит ему и только это он хочет себе оставить. Новички-заменители внешне действительно соответствуют торговой марке, но прежний мелодичный шарм, хоть и списанный со шведов ("АББА", "Эйс оф бэйс"), покинул группу вместе с прежними солистками и их мужчинами. Они вроде бы организовали протест под названием "Запад" (направление, противоположное востоку), но былой удачи нет.
  Последняя честь - "Квартал" (часть города, ограниченная пересекающимися улицами). Не хочется их сюда вплетать, но не упомянуть невозможно. Это скорее джазовый коллектив, если подразумевать под джазом все, что не для средних умов. Гордишься собой и державой, когда имеешь возможность сосуществовать с подобным талантом.
  
  А вообще, мы уже перекушали зарубежья. Их звезды стали нам близки телом и мы познали, чем они сродни, а чем инородны. Потянуло ароматом борща с пампушками, вареников с вишнями, пельменей, кваса, ржаного хлеба... А тех омаров и лягушачьи лапки уже... не-е, воротит, даже если не пробовали. Разве ж люди такое едят? Да хоть и из любопытства! Впрочем, все было уместно: мы узнали, что есть другие кухни, побаловались, выбрали близкое.
  Сейчас пока приспособились пирожки из нашего теста с теми лапками печь да в блины омаров заворачивать. Но скоро и начинка доработаем. Это не плагиат. Это переосмысление и переодушевление. Как сказки. Думаете: русские народные, а они какие-нибудь арабские, греческие, еврейские. И что? Трясти братца Иванушку и сестрицу Аленушку за грудки: "На кого, супостаты, работаете?" Какая разница, если бередят душу. По какой такой национальной идее мы все время тоскуем? Какую золотоносную делянку огораживаем?
  Вам никогда не снилось, что вы живете в лесу без радио и телевидения? И по ночам, во сне, слышите многоголосье и наблюдаете череду лиц. Они тужатся быть отчетливыми, но вы то понимаете, что это призраки какой-то иной жизни - прошлой ли, будущей, той, которая не сейчас ваша. И подобное знание не позволяет им приблизиться и занять более реальное место. Хотя они, разумеется, воображают себя полнокровными и уверены в собственной необходимости. Что-то вроде гоголевского "Вия"? Когда тот напускал Панночку на Хому. Славная такая "мурашка по телу".
  Гоголь не писал сценариев "мыльных опер", иначе он развил бы и тот поворот, что, мол, герой не открестился от нечисти. Вы просыпаетесь в своем лесу и понимаете, что все есть - и телевизор, и радио. Вы забыли их выключить, и они вас вовсю уже соблазняют. Таков у них замысел жизни. И вы погружаетесь в сериал не по Гоголю, чтобы испытать дополнительную информацию. Хотя бы такую: каково было Панночке? Не слишком велика радость - завлекать Хому. И что с ним делать, коли он ничего кроме стриптиза не желает и противно настаивает: "Я плачу - я и музыку заказываю". Будем считать, что это испытание, посланное не только нам - слушателям, но и тем, кто для нас поет и пляшет. Им с нами не легче. Вдохновишься тут от подобных Хоме кислых физиономий! Что появилось раньше: яйцо или курица? Кошелек или музыка?
  Знаете, подобное уже было. И много, и по-заморски, и вроде всерьез и надолго. А во что выросло? В Пугачеву и Леонтьева... В солистов-классиков. Так что не запоминайте названия. Любуйтесь мигом бытия - они отцветут. Ищите завтра среди одиночек. Они нам традиционно роднее. Где-то так сложилось.

   1999 г.

  Интересно, знает ли Мадонна, где находится Россия и что в этой стране тоже поют? Не об именах речь. Об общем представлении. Мы то о ней знаем почти все. Все, что она не утаивает. У нас о ней пишут с такой же регулярностью, как об Алле Пугачевой - каждый шаг комментируют. Может, потому что характер ее нам близок.
  Риск - наше национальное богатство. Правда, у нас все на глазок, на скорую руку, на язык, авось само сложится. А у нее - по бухгалтерской ведомости. Главный показатель самовыражения - банковский счет. Во время беременности потеряла. Альбом выпустила - восстановила. И сама расцвела, поначалу сразив сходством с Алланис Морисетт, чей первый диск вышел именно под крышей звукозаписывающей компании Мадонны. Подумалось: нащупала звезда близкое по духу - и впитала, доработав до собственной индивидуальности.
  Думаете, готовилась стать лицом косметической фирмы? Но она ведь изменилась вон когда, а лицом стала недавно. То есть первична Мадонна, а контракт - вторичен. Потому что у нее потрясающий нюх на жизнеспособное. Оказывается, отталкиваясь от своих желаний, потребностей, комплексов, можно выразить чаяния большинства. Но певица не просто затемнила и удлинила волосы, сменила макияж, она и религию обновила, и мысли перетасовала.
  Помните песню: "Мы ждем перемен". Мы их так и ждем. Она же сама - большая перемена, только и делает, что освежает кусочки колбасы в мышеловке. Для нее постоянство не просто скучно, а смерти подобно. Мадонна - кнут для склонных к застою. Пока они спят, она побеждает. Можно уточнить: что-то теряя на своих экспериментах. Но пустота притягивает новое.
  Ее бодрит "свежая кровь". Она меняет любовников, одежды, музыкальные стили, танцоров в балете. Даже не менее знаменитую, чем у Синди Кроуфорд, родинку убрала с глаз долой. Показалось, что раньше она ее просто рисовала, а теперь перестала. Кстати, Синди однажды сказала: "Мадонна на публике занимается тем, чем другие американцы - наедине с психоаналитиком". И те, кто "наедине", оказываются в проигрыше, может, оттого и относятся к выскочке, как к национальному позору. Любить Мадонну в Америке считается дурным тоном. Американцы, как и мы, не признают пророков в своем отечестве?
  Но после рождения дочери, да в сорок лет она стала мудрее и спокойнее: ничего, остальной мир достойнее оценит, например, Англия, которая не переживала начальных взбрыкиваний завоевательницы. Родина же помнит все. И фильм-документ "В постели с Мадонной", и фотоальбом "Секс", и мать-одиночка. Это в стране-то, которая воюет за крепкую семью! Ан не снизошла до местной идеологии - не окольцевалась. И Киноакадемию долбит с трудолюбием дятла, а та ее пролистывает, как навязчивый кошмар: не дадим столь бесстыжей особе нашу дорогую игрушку, авось сама отстанет. Не дождетесь!
  Однажды Шэрон Стоун пришлось спеть со сцены, и потом она самокритично пошутила: "Теперь я знаю, как чувствует себя Мадонна перед кинокамерой". Насмешничайте сколько угодно. Она не умрет, пока не получит "Оскар". На старости лет, из инвалидной коляски, ведомой подросшей дочуркой, протянется твердая рука и выхватит вожделенную статуэтку за веру в себя и наплевательство на общественное мнение. Подавитесь своей нелюбовью.
  Чужой дом по-детски гостеприимнее. Обновленная Мадонна почтила Сан-Ремо, и итальянцы разглядели свою кровь. Презентовала альбом "Ray of Light" в Лондоне, и пронзительно протяжные песни органично отуманили английскую столицу. Звезда-шаман с Каббалой на устах, на теле, в глазах и якобы в голове показалась приятной дамой.
  Она не хулиганит, не ниспровергает, не протестует. Мадонна погружена в гармонию себя с миром и мира с собой. Это не поиски. Она заявляет, что это уже есть, и живет с ощущением собственной правоты. До следующей перемены. И ей веришь.
  Потрясающе заразная личность. И цепкая, как вирус. Мы пели про армию: "Несокрушимая и легендарная..." У Мадонны это на декольте написано. Она одна - как целая армия. Мы любим анекдот: "Брежнев - политический деятель времен Аллы Пугачевой". "Мир эпохи Мадонны" - весомей.
  Вряд ли ее гложет наша исконная забота: что скажут потомки? Какой след оставит? Ей бы наследить здесь и сейчас. Быть любимой, быть богатой, быть удовлетворенной. Ее Гамлет наверняка стал бы театральным откровением. Почувствуйте, как она вгрызлась в Землю, и вам не захочется исследовать поверхностные переливы этой женщины. Ну да, сегодня не такая, как вчера. Но суть в азарте, с каким она себя перетряхивает. А другие развлекаются: есть на кого показывать пальцем как на отрицательный пример и объект для подражания.

  Был в моей жизни период, когда на вопрос коллег: чего ты хочешь добиться, - я твердила: хочу стать главным редактором. Неважно, газеты или журнала. Я чувствовала, что мне тесно в имеющейся нише, я прошла в профессии все этапы и теперь мне интересно руководить процессом подготовки и выпуска любого издания.
  Вскоре это случилось. Правда, благодаря несправедливой ситуации. Владимир Николаевич Сафронов будучи главным редактором московской городской газеты 'Округа' (ударение на 'у') позвал меня своим заместителем. Но через несколько месяцев его уволили под надуманным предлогом, а на самом деле за строптивость. И моя мечта сбылась - я возглавила газету.
  С огромным тиражом, бесплатно распространяющуюся по всей Москве. 10 городских округов - это 10 разных выпусков. В каждом выпуске - преимущественно оригинальные страницы, относящиеся только к конкретному округу.
  Газету делали под крышей издательства 'Экстра М'. Это знаменитая рекламная 'толстушка', которую трое владельцев-акционеров холдинга начали выпускать в подражание изданию, выходившему в Венгрии. Когда я устроилась на работу, тираж 'Экстра М' достигал 3 миллионов. Это очень много. Газету бесплатно раскладывали по почтовым ящикам. Читать в ней было нечего, кроме объявлений на самые разные темы: услуги, работа, торговля, недвижимость и так далее.
  В 'Округе' тоже были страницы, заполненные рекламными объявлениями, только местечковыми. Если 'Экстра М' окучивала город, то 'Округа' отражала интересы районов, заботясь о потребностях местных жителей.
   'Округе' повезло быть независимой от управ, префектур и мэрии, то есть свободной от всех властных структур, потому что она была частным предприятием. По слухам Сергей Цой, пресс-секретарь тогдашнего мэра Лужкова, собирая у себя редакторов таких же бесплатных, как 'Округа', районных и окружных газет, укорял их за то, что они не могут сделать порученные им средства массовой информации столь же популярными и востребованными, как 'Округа'. А они, думаю, про себя возражали ему, что у них нет той вольницы, как у 'Округи', что, если бы ими не руководили так идеологически плотно и бестолково, а дали развернуться, то они показали бы, на что способны.
  Сила 'Округи' действительно была в свободе от чиновников. Поэтому газета всегда защищала интересы горожан, жителей, а не власти. Поэтому каждый мой день начинался с просмотра безумного количества писем, приходивших на электронный адрес главного редактора. Там были жалобы, заявления, претензии, просьбы, советы, назидания, указания... Все формы обращений, какие только можно представить. Так жители 'руководили' своей газетой, каковой они ее считали, видя в каждом номере, на чьей она стороне.
  Благодаря читателям мы вводили новые рубрики, придумывали акции и конкурсы, выплясывали канканы, танцы с бубнами, па-де-де, безжалостно критиковали управы, префектуры, мэрию, городские организации. Нам нравилась связь с читателями. Это было потрясающее взаимодействие. Такой цельной массой мы продавливали в городе многие полезные для жизни вещи. Ругали власти за равнодушие, безответственность, нарушения, разруху, недоработки. То, чем сейчас занимается на уровне Москвы Интернет-портал 'Наш город'. В начале этого была 'Округа'.
  А еще в начале того, что в 2007 году появилось в нашей жизни, как 'Авито'. Однажды я заметила, что кроме частных объявлений, которые размещались на наших страницах за деньги, как во многих других газетах той поры, от жителей то и дело поступали предложения забрать какие-то предметы интерьера - бесплатно, самовывозом. Поскольку люди, получавшие 'Округу' в почтовые ящики, жили в пределах одного округа, то они готовы были обмениваться по-соседски. И я придумала рубрику - 'Круговорот вещей в народе', в которой мы стали публиковать объявления желающих освободиться от того, что уже не нужно им, но вполне пригодится кому-то еще.
  Если в платных объявлениях речь шла об услугах, продаже квартир, машин, дач, то в бесплатной рубрике люди отдавали велосипеды, мебель, одежду, бытовые приборы. Иногда даром, иногда за символическую плату. Мы отслеживали момент не наживы, чтобы кто-нибудь не попытался пролезть из платного рубрикатора в бесплатный, чтобы все было по справедливости.
  Чаще всего в 'Круговороте вещей в народе' предлагали пианино. У меня создалось впечатление, что едва ли не в каждой московской квартире находился этот инструмент, от которого хозяева мечтали избавиться. В этой рубрике вырисовывалась интересная картина столичного быта.
  Все принятые меры по нашим критическим публикациям, все потребности читателей мы отслеживали и проверяли. Нам нравилось быть нужными, побеждать, отстаивать, добиваться. Тираж газеты рос от недели к неделе пропорционально росту доверия к ней со стороны горожан. Это сказывалось и на прибыли холдинга, потому что в такое многотиражное издание рекой текла реклама. Мы жили почти как при капитализме. И долго такое продолжаться, конечно, не могло. Но 'Округа' оставила свой след в том, что явно отпочковалось от нее, выросло из ее рубрик, сошло с ее страниц. Но самодеятельное начало, как правило, слаще, задорнее, энергетичнее того, что потом обретает более продуманные, жесткие, бюрократические формы.