(отрывок из романа)

  ...Иван тайком покинул город и направился в горы, к старой пещере, где по-прежнему, словно отшельник, жил Краст — тот самый, с кем когда-то они вместе замышляли восстание против власти правителя Тальверо.

  Путь был знакомый, и Иван прошёл его быстро, стараясь не попадаться никому на глаза. Вход в пещеру был скрыт в скалах, поросших мхом и кустарником, и с первого взгляда выглядел как обычная расселина. Внутри, как и прежде, горел маленький костёр, у которого сидел Краст.

  Они сидели у огня, как уже не раз за последние месяцы. Беседы эти повторялись — размеренные, упрямые, без спешки. Краст всё ещё настаивал: пора поднимать новое восстание, сбросить Тальверо окончательно, и построить справедливый порядок, как он сам его понимал.

  А Иван — так же упрямо — убеждал подождать. Сначала — посмотреть, к чему приведут реформы. Пока что жизнь становилась лучше, и в крови не было нужды.

  Мир между ними держался на взаимном уважении — и понимании, что каждый по-своему прав.

  Огонь потрескивал, отбрасывая пляшущие тени на стены пещеры. Пахло дымом, сырым камнем и сушёными травами. Иван сидел на охапке соломы, укутавшись в плащ. Напротив него — Краст, тот же суровый, худощавый, с глазами, горевшими тем же внутренним огнём, что и раньше.

  Они молчали несколько минут, глядя в пламя. Потом Краст, как всегда, заговорил первым:

  — Всё это — иллюзия, Эсгаро. Показуха. Строят дома, открывают школы, говорят о справедливости… но суть-то не меняется. Власть по-прежнему у одного человека. И он такой же, как был. Просто теперь улыбается чаще.

  Иван вздохнул:

  — Я не спорю. Но разве не в этом и смысл перемен? Начинать с малого? Люди сыты, у них работа, дети учатся. Разве этого мало?

  Краст скривился:

  — Мало. Этого недостаточно. Без перемен в самом устройстве власти всё это — временно. Сегодня он проводит реформы, а завтра решит, что устал делиться. Всё отберёт обратно. Всё, что вы построили.

  — А если нет? — спокойно спросил Иван. — А если он почувствует, что стабильность и уважение народа выгоднее страха? Ты же видишь, он сам меняется. Он прислушивается.

  Краст покачал головой:

  — Он делает вид, что прислушивается. Потому что ты рядом. Потому что он тебя боится. Он боится страшного оружия которое ты носишь на поясе. Ты ведь один здесь таким обладаешь. Но ты уедешь — и всё вернётся на круги своя.

  Иван криво усмехнувшись снял с пояса бластер, проверил заряд. Краст с уважением наблюдал его манипуляции с непонятным простому разбойнику предметом.

  Иван посмотрел на пламя. Несколько секунд они молчали.

  — Я не отрицаю, — наконец сказал он. — Ты, возможно, прав. Но я не готов снова толкать этот мир в пламя. Слишком много крови было пролито. Сейчас люди дышат свободнее. Пускай не идеал, но это лучше, чем хаос.

  Краст прищурился.

  — Ты стал мягче, Эсгаро. Осторожнее.

  — Возможно, — с лёгкой улыбкой согласился Иван. — А ты всё такой же прямолинейный.

  Они оба чуть улыбнулись. Потом Краст бросил в огонь сухую ветку и тихо сказал:

  — Но когда всё пойдёт прахом — я начну снова. Ты ведь это знаешь.

  — Знаю, — кивнул Иван. — Но, если можно, я всё ещё надеюсь, что не придётся.

  За пределами пещеры завывал ветер. Внутри было тепло и тихо — как будто сама ночь слушала их спор двух старых друзей, ставших по разные стороны одной правды.

  — Ты думаешь, что держишь Тальверо под контролем, что он меняется, что слушает тебя, — упрямо продолжал Краст, глядя Ивану прямо в глаза. — Всё это пустые надежды. Я таких, как он, видел десятки. Он улыбается тебе сейчас, а сам, возможно, уже точит нож, чтобы вонзить тебе в спину в самый неожиданный момент. И, поверь, он не будет колебаться.

  Иван помолчал, потом кивнул, нехотя признавая:

  — Возможно, ты прав. Всё может быть.

  Он поднялся, стряхнул с плаща сухие соломинки.

  — Ладно, мне пора.

  Они подошли друг к другу, обменялись крепким рукопожатием и коротко обнялись — как люди, разделённые взглядами, но объединённые прошлым.

  — Береги себя, Краст.

  — И ты, Эсгаро.

  Они разошлись — каждый по своему пути, каждый со своими тревогами и задачами. Один — обратно в город, где кипели интриги и реформы. Другой — вглубь пещеры, к огню и мыслям о том, что справедливость, как и свобода, требует жертв.

  Через пару недель они встретились снова. Иван, как обычно, пришёл в пещеру незаметно, не привлекая внимания. Он наведывался сюда редко, но регулярно — не из долга, а из потребности. В городе он был сеньёром, загадочным дворянином, советником при власти, почти легендой. Здесь, в сырой пещере, у костра, он мог хотя бы частично быть самим собой. Хотя и здесь не раскрывал всей правды — ни о себе, ни о своём происхождении, ни о мире из которого он сюда пришел.

  Краст, как и всегда, встретил его у входа, кивнул молча, и вскоре они уже сидели у огня, на охапках соломы, грея руки и обменявшись несколькими будничными фразами, перешли к главному. Они продолжали беседу, которую начали накануне.

  — Тальверо у тебя под контролем, говоришь? — усмехнулся Краст, покачивая головой. — Тогда скажи ему сделать то, что мы хотим.

  Иван подбросил сухие ветки в костёр, не глядя на собеседника.

  — А что именно ты хочешь? — спросил он, спокойно.

  Глаза Краста загорелись, голос стал горячим, полным старого пыла:

  — Пусть разгонит стражу. Пусть отнимет богатство у знати и раздаст бедным. Пусть казну откроет для всех — поровну, каждому нищему по монете! Вот что я хочу! Справедливость! Настоящую!

  Иван криво усмехнулся:

  — Раздать поровну… Да, видали мы уже такие идеи. И знаем, чем они заканчиваются.

  — А что медлить?! — не унимался Краст. — Ты сам посмотри! Бедняки всё так же голодают. Батраки гнут спины за еду. Купцы душат крестьян долгами. А вельможи смеются, пируют, над простым народом издеваются! Что же по-твоему меняется?! Мы устали ждать! Мы хотим настоящих перемен, настоящего равенства!

  Иван посмотрел на него долгим, спокойным взглядом.

  — Равенства… — повторил он. — А ты подумал, как это будет? Допустим, ты раздашь всё золото, что есть, поровну. Все получат по мешку монет. А что дальше? Кто будет пахать землю, пасти скот, строить дома, дороги? Кто будет варить металл, печь хлеб? Еды не станет больше. Люди — это не только потребители, Краст. Это ещё и труд. Без него всё остановится.

  Краст нахмурился, но Иван продолжил:

  — Представь поле битвы. Сотни мёртвых, тысячи раненых. И у тебя — фляга с лекарством. Его хватит, может быть, на двадцать человек. Не на всех. Как выбрать, кого лечить, кому давать лекарство а кому нет. Так что — ты всем по капле? Или лечишь тех, кто выживет, кто будет потом спасать других? Золото — как то лекарство. Раздать его — легко. Но толку?..

  Краст молчал. Лицо его потемнело, лоб наморщился. Он глядел в огонь, будто ища в нём ответ.

  Он не был глупцом. Просто человеком, который слишком долго мечтал о справедливости, чтобы увидеть, как она усложняется на практике.

  — Всё не так просто, да? — тихо сказал он наконец.

  — Не просто, — кивнул Иван. — Но не значит, что не нужно стремиться. Только путь должен быть разумным. Не через кровь и хаос. А через перемены — шаг за шагом.

  Пламя тихо трещало, и в пещере вновь воцарилась тишина. Но в ней уже не было прежней напряжённости — только усталое размышление двух людей, мечтающих об одном, но видящих разные дороги.

  — Значит, нужно… как это называется… — Краст нахмурился, почесал в затылке, подбирая слово. Грамотность никогда не была его сильной стороной. — Общественное устройство, да?

  — Да, вроде того, — кивнул Иван, сдержанно улыбаясь. Он видел, что Краст начал понемногу понимать.

  — А сколько времени нужно, чтобы создать его, это ваше устройство? — спросил Краст, глядя на огонь.

  Иван вздохнул и подбросил в костёр веток.

  — Ну… может, лет триста. А может, и больше.

  Краст вскинул голову.

  — Триста лет?! — он произнёс это почти с отчаянием. — Это слишком долго… Может, тебе всё равно, может, ты и вправду бессмертный… — он посмотрел на Эсгаро с сомнением, явно колеблясь между шуткой и подозрением. — Про тебя ведь всякие слухи ходят. Кто-то говорит, ты волшебник. А кто — что ты вообще не человек. А нам... нам жить сейчас хочется. И есть.

  Иван тихо усмехнулся, покачав головой. Вот ещё. Теперь он уже бессмертный.

  — Нет, Краст, мы тоже не бессмертны. Хотя… у нас действительно живут дольше. Многие — по двести лет и больше. Благодаря медицине. Очень развитой.

  Краст улыбнулся.

  Ему нечасто выпадала возможность услышать от Эсгаро хоть намёк на его настоящую природу — на то, откуда он пришёл. Но даже эти редкие слова давали понять: перед ним — человек из совершенно другого мира.

  — Эсгаро, — вдруг спросил Краст прямо, глядя Ивану в глаза, — расскажи мне о своём мире. Откуда ты? Как там живут люди?

  Иван на секунду замолчал, взгляд его стал жёстче, голос — твёрже:

  — Нет, Краст. Этого я тебе не расскажу. Вам пока нельзя знать.

  Краст кивнул, опустив глаза, без обиды, но с заметной тенью разочарования:

  — Ну что ж… тебе виднее. Значит, не будем восставать? Всё так и оставим?

  — Пока не будем, — ответил Иван, вставая и отряхивая плащ. — Пока всё идёт по плану. Реформы движутся, перемены происходят. Не идеально, но лучше, чем было. А главное — сама угроза восстания уже работает. Она держит знать и вельмож в напряжении, заставляет уступать, позволять то, что раньше было немыслимо.

  — А если всё снова пойдёт прахом? — глухо спросил Краст. — Если бедняки опять начнут голодать, а тех, кто возмутится, снова станут топтать сапогами и бросать в темницы?

  — Тогда будем думать. Всему своё время.

  Они подошли друг к другу, крепко пожали руки.

  — Береги себя, Краст.

  — И ты, Эсгаро. Не давай себя обмануть.

  Они коротко обнялись, как двое, уважающих друг друга, несмотря на разницу взглядов, и разошлись — каждый по своему пути, зная, что снова встретятся.

  **

  Вы читали отрывок из романа Историк с Земли.

  Читать целиком Иван Дятлов — историк с Земли