Батискаф "Протей" сверкал на палубе исследовательского судна "Кабо де Ориенте". Титановая сфера диаметром два с половиной метра была заключена в стальную раму с четырьмя маневровыми винтами и двумя гидравлическими манипуляторами. Акриловый носовой купол толщиной двадцать сантиметров обеспечивал обзор почти в сто восемьдесят градусов. Аппарат был рассчитан на глубину до четырёх тысяч метров и двенадцать часов автономной работы. Сегодня он должен был показать зрителям район Галапагосского рифта.
Экспедиция "Репортаж из Розового Сада" задумывалась как синтез науки и зрелища: прямой эфир, корпоративные спонсоры, многотысячная аудитория. Лицом проекта был Юрий Волконский - финансист, блогер и ведущий. Для зрителей он должен был стать их "глазами" в бездне.
Экипаж состоял из четырёх человек: Дарья Крылова , пилот батискафа ,инженер-гидронавт, спокойная и точная ; Ана Суарес смуглая и худощавая,из университета Барселоны, биолог-океанограф с портативной лабораторией ; Рудра Патель, механик, инженер подводных коммуникаций, , имевший опыт работы в нескольких международных компаниях , крепкий и немногословный; и сам Юрий - подтянутый и загорелый , в синей футболке с надписью "Proteus". Одновременно и спонсор и комментатор. Их сопровождал дистанционный робот "Флюора", связанный с батискафом оптоволоконным кабелем и выводивший картинку в эфир.
Когда кран корабля-носителя отпустил трос и вода сомкнулась над куполом, палубные шумы исчезли. Остался лишь гул моторов и дыхание экипажа. Солнечный свет стремительно угасал, а батискаф продолжал уверенное погружение. Для зрителей это выглядело как спуск на лифте в чёрную пропасть. На пятистах метрах вода стала цвета разбавленных чернил. К тысяче метров свет поглотила густая тьма, будто тушь пролилась в океан. На двух тысячах вокруг уже царила абсолютная ночь. Только редкие вспышки биолюминесценции - светляки медуз, синие искры рачков, холодные огни глубоководных кальмаров - оживляли мрак. Казалось, будто звёздное небо перевернули и утопили в океане.
Дарья следила за глубиномером. Рудра контролировал датчики температуры и давления. Ана калибровала анализаторы воды. Юрий говорил в микрофон, его слова уходили наверх: "Мы спускаемся туда, где нет солнца, где жизнь питается энергией подводных недр. Это тьма, но в ней живёт древнейшее чудо". В его речи слышались интонации Кусто - спокойное восхищение, окрашенное лёгкой торжественностью. Погружение было неспешным, и Юрию приходилось удерживать внимание зрителей.
Через полтора часа на экране появились белёсые ковры бактериальных матов, переливавшиеся серебристым слоем на базальтовом грунте. Затем показались "чёрные курильщики" - минеральные трубы, из которых вырывались струи перегретой воды. Внутри температура превышала триста градусов по Цельсию, но уже в нескольких сантиметрах от выхода падала до десятков, создавая резкий контраст, на котором кипела жизнь.
Камера "Флюоры" вывела общий план: лес трубчатых червей Riftia pachyptila - белые стебли высотой до двух метров с алыми венчиками, мягко колышущимися в токах воды. Между ними двигались белые крабы Bythograea thermydron, похожие на ожившие камни. Поодаль виднелись скопления моллюсков Bathymodiolus, их раковины отражали свет прожекторов синим . Минеральные отложения курильщиков поблескивали медным и золотистым.
- Вот он, Розовый Сад, - говорил Юрий в камеру. - Здесь жизнь рождается без фотонов, на энергии сероводорода и метана. Мы видим то, что обычно скрыто от человеческого глаза. Это словно иной мир - подводный космос.
Манипуляторы мягко отобрали образцы осадка, трубок и бактериальных колоний. Ана включила экспресс-лабораторию: планшет был соединён с мини-спектрометром и камерой-микроскопом. В пробирках вращались крошечные центрифуги, реагенты окрашивали воду в разные оттенки. Она комментировала:
- Содержание сульфатов в норме. pH около восьми. Бактерии фиксируют серу, используя её как источник энергии. Всё соответствует стандартной картине гидротермального сообщества.
Первые двадцать минут всё шло без сбоев.
Затем начались странности. Сначала приборы зафиксировали падение pH - с восьми до шести. Ана сделала повторный отбор пробы, решив, что реактивы загрязнены. Но новые результаты показали то же самое: pH продолжал снижаться . Вначале до пяти, затем до трёх.
Реактивы в пробирках изменили цвет: привычные мягкие оттенки сменились ярко-жёлтым, а затем оранжевым, переходящим в красный - признак присутствия сильных кислот. Спектрометр показал сдвиг кривой в кислую область. Под микроскопом белковые структуры вспучивались и разрушались, словно подвергались действию пищеварительных ферментов.
На изоляции кабеля "Флюоры" проступили тёмные пятна, похожие на следы ожога. Рудра нахмурился: даже на буровых платформах Мексиканского залива он не видел ничего подобного.
Юрий, продолжая сохранять самообладание для зрителей, внезапно схватился за живот и тихо сказал как бы сам себе:
- Наверное это...черт знает , что это такое ... Просто нервничаю.
Его голос прозвучал глухо, после в эфире воцарилась тишина.
Дарья решила отойти от района курильщиков. Но аппарат словно втягивало куда-то вглубь. Вначале это выглядело как обычное течение, типичное для рифтовых зон. Винты работали на средних оборотах, но гироскопы фиксировали снос. Дарья прибавила тягу, однако поток усиливался, будто невидимая сила не собиралась отпускать "Proteus" . Манометры фиксировали аномальные скачки давления, а эхолот выдавал искажённые отражения. Создалось впечатление, что их затягивает в какую-то пещеру. Экипаж решил, что столкнулся с редкой гидродинамической аномалией, вызванной резкими перепадами температур.
Вдруг батискаф ткнулся куполом в упругую стенку. Трансляция прервалась. Юрий вскрикнул и схватился за бок, его лицо мгновенно покрылось испариной. Дарья осторожно отступила и попробовала повернуть вправо. Снова касание теперь уже с другой стороны , и снова крик . Ана засекла время, молча наблюдая за Юрием.
- Может, аппендицит? - осторожно сказал Рудра. - Мой брат также корчился, когда его увозили в клинику.
- Или камни в желчном, - добавила Дарья, не отрывая рук от рычагов. - При резком движении боль простреливает.
Юрий выдохнул с усилием:
- У меня с желудком всегда были проблемы... гастрит, нервы, напряжение.
Аппарат слегка качнулся вниз. Юрий тут же снова застонал и согнулся от боли. Ана проверила данные анализаторов: pH падал, проба показывала яркую реакцию на ферменты, характерные для желудочного сока. Она перепроверила всё дважды.
- А может, воспаление кишечника? - продолжал Рудра, стараясь говорить спокойно. - Когда гной или газ движется, любое перемещение вызывает резь.
Дарья сделала новый манёвр - теперь вниз и вбок. Юрий вскрикнул, словно удар пришёлся ему прямо в живот, и рухнул на пол .
Трое обменялись взглядами. Версии про аппендицит и колики становились всё менее убедительными: слишком явно совпадали реакции Юрия с каждым касанием корпуса об упругие стены. Ана смотрела то на секундомер, то на акселерометры: аппарат едва заметно подбрасывало каждые тридцать секунд - словно его толкала волна изнутри. Дарья тоже ощущала это: корпус будто сжимало и отпускало.
Ана подняла глаза от приборов. Её голос оставался спокойным, но в нём звучало напряжение:
- По химическим данным это не просто кислота, а желудочный сок. pH - 1,9, в пробах обнаружен пепсин. Температура тридцать семь градусов, сокращения среды вокруг нас каждые тридцать секунд. Я не могу этого объяснить... но всё указывает на то, что мы внутри желудка. Я сказала бы - желудка Юрия, если бы не боялась прослыть безумной и лишиться лицензии.
Повисло тяжёлое молчание. Ана продолжила тихо:
- Кислота уже разъедает уплотнения. У нас есть несколько минут , не больше , чтобы найти выход наружу.
Юрий понял раньше, чем она договорила. С искажённым лицом он метнулся к Дарье , обеими руками пытаясь сорвать её руки с рычагов. В тесной сфере каждый сантиметр превратился в хаос: локти врезались в панели, плечи ударялись о переборки, кабели натягивались и скрипели в креплениях. Аппарат качнулся, кормовые винты задели упругую стенку, и Юрий взвыл, будто удар пришёлся прямо в его внутренности.
Рудра действовал, как автомат: схватил Юрия за плечи, прижал к поручню и удерживал железной хваткой, несмотря на его отчаянное сопротивление. В свете тускло мерцающих приборов, лица людей выглядели гипсовыми . "Вы убиваете меня!" - хрипел Юрий; его взгляд блуждал, лицо исказилось от страха . Ана посмотрела ему прямо в глаза и произнесла ровным, холодным голосом: "Мы должны что-то делать. Иначе погибнут все. У тебя ещё есть шанс , но только вместе с нами".
Дарья не отводила взгляда от мониторов. Она следила за ритмом сокращений: стены вокруг аппарата сжимались и разжимались в ритме живого организма. Она выждала , когда волна сокращений схлынула.
- Раз... два... три!
Все двигатели взвыли на максимуме. Выставив манипуляторы остриями вперёд , "Протей" рванулся, словно зверь из ловушки. Сопротивление сперва было вязким, как густой гель, затем упругим, пружинистым, будто резиновая стена . Потом упругая материя внезапно разошлась.
"Протей" начал подъём, но аппаратура уже была повреждена. Винты работали неровно: правый задний вибрировал, кромки его лопастей были изъедены кислотой. На панели вспыхивали предупреждения - перегрев системы охлаждения, отказ наружной подсветки, нарушения в электроцепях . Прожектора гасли один за другим, и батискаф поднимался во тьме, ориентируясь только по гироскопам и эхолоту.
Рудра осторожно опустил обмякшее тело Юрия на пол и накрыл его термоодеялом.
- Сбрасываю аварийный балласт, - тихо сказала Дарья. Раздался глухой металлический звук: балластные блоки ушли в бездну, и стрелка глубиномера резко прыгнула вверх . Подъём заметно ускорился.
- Если герметичность вытержит, то дотянем, - шепнула Ана, вглядываясь в дисплей.
Рудра проверял соединения, на ощупь проходился по стенкам, будто пытаясь почувствовать утечки раньше датчиков. Юрий неподвижно лежал под одеялом .
Ана включила аварийный передатчик. В эфир ушёл короткий закодированный импульс SOS. Несколько секунд на дисплее горел зелёный индикатор - "передача успешна". Никто не знал, пробьётся ли он сквозь толщу воды, но сама вспышка давала надежду .
- Мы продолжаем подъём , - сказала Дарья, стараясь, чтобы голос звучал ровно. - на девятиста метрах, ещё немного, будет термоклин. Там связь должна быть лучше.
Внутри корпуса слышались тревожные щелчки уплотнений: резина и полиуретан, разъеденные кислотой, теряли прочность. Титан и акрил держали давление, но слабые места - кабельные вводы, стыки и прокладки - начинали пропускать воду. Сначала это были редкие капли, потом тонкие струйки.
- Держится, - сказал Рудра, словно успокаивая сам себя.
На отметке девятьсот пятьдесят метров индикатор герметичности вспыхнул красным и погас. Вода хлынула внутрь тонкой, но настойчивой струёй. Секунду это выглядело как обычная течь - капли, которые ещё можно было сдержать. Но через мгновение давление в девяносто атмосфер ударило по ослабленным соединениям.
- Держим курс! - крикнула Дарья, выжимая рычаги до упора.
На экране связи промелькнула помеха, похожая на принятый сигнал. Они почти поверили, что наверху услышали их.
Но титан и акрил не могли защитить от того, что происходило внутри стыков. Разрушенные уплотнения стали критически слабым звеном.