Пирус Анна Сергеевна
Забавы Эрота -17

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...Линка забежала ко мне уже в одиннадцатом часу вечера: - Извини. Прямо с работы и - к тебе. Есть хочу. Покорми, а уже потом... - Ой, что ж за потом-то? - шутливо насторожилась, а она лишь коротко взглянула. Ладно, подожду этого "потом", а пока ставлю перед ней салат, разогреваю в микроволновке котлету. - Лин, а еще печеники к кофе, если не наешься. - Да ты что! Наемся, конечно, а вот кофе... Ладно, выпью. Так устала сегодня, что и кофе не помешает уснуть. Только приехала на работу, а меня и обрадовали: срочная запись хора-победителя фестиваля. Ой, мамочка!.. И началось: фонограмма, репетиции, разводки... В общем, ни-и минуты свободной. Так что к посланию Антона даже не прикоснулась, а поэтому... - Ну, значит есть надежда, что она... - А поэтому сейчас поем и прочитаю... читаем, - Поправилась! - с тобой. - Линка, но если... - Слукавить? И залепетала: - Если не хочешь, чтобы я... чтобы ты... чтобы я... о чём он там, то и не... А то как-то неудобно. - Удобно, удобно. Ты всё знаешь, так чего уж? Да и, может, остепенишь, успокоишь, если меня понесёт. Успокою, Линка. Остепеню, Линка! Но и запишу твоё чтение письма на магнитофон. Прости!..
  Из дневника:
  "Я - на кухне. Входит Стас и слышу:
  - А стоит ли ходить на сборища, где верховодят писатели-бездари?
  Молчу и, как это часто бывает, обращаюсь к себе самой: и что ответишь?
  - Смотри сам, - бросаю без эмоций, что б не начинать диалога, ибо на работу скоро. Да и не хочу сейчас... не хочу! - Есть силы, ходи, нет сил...
  И быстренько прокручиваю: вроде бы всё приготовила? Суп, котлеты, овощное рагу, компот, печеники даже испекла. На работу мне к двум, а сейчас уже двенадцать...
  - И что это Вы, Анна Сергевна, - внедряется в прокрутку моего списка уже сделанного его голос с уже пробивающимися сварливыми нотками: - полотенце чистое не повесите на кухне? - Ой, и что это он "на Вы"? Не к добру это. - Тряпкой да тряпкой руки мы вытираем. - И, как всегда, резюмирует: - Это у тебя ваше, родовое, всё делать как зря и кое-как.
  Права ты была: начинается. И что, примешь брошенную перчатку?
  Нет, на работу надо собираться, а посему мирно и тихо отвечу вот что:
  - Ну да, наше, крестьянское. Что ж поделать-то? - Ой, как хорошо отвечаю! Прямо ручейком журчу. - А ты по-вашему, по-барски... Повесь-ка вышитое полотенце вот сюда и вытирай им ручки. - Может, хватит журчать? Ладно, только капелькой прибавлю: - Но поскольку работницу ты нанять не в состоянии, то придется самому то вышитое стирать, а мне и с тряпкой удобно, я её каждый день быстренько-быстренько в раковине выстираю, а она быстренько на батарее и высохнет.
  Да-а, как же ты вразумительно ему и...
  Ага, даже не ответил, к себе ушел.
  Нет, кажется, в коридоре задержался:
  - Вот и половики наши истерлись.
  - Истерлись, конечно. Вот и пошел бы купил новые.
  Ну, разве не права?
  Права, конечно. И что ответит на твою правоту?
  - Вот-вот... А ты на что?
  Нет, задирается опять. Не сумеешь отбрыкаться.
  - А с меня и кухни хватает. - Что, напомнить об этих, истёртых? Боюсь, что тогда... И всё же: - Да я и купила вот эти, которые ты собираешься выбрасывать. - А поставь-ка ты ему обед на стол, может, подобреет. - Помню, как вырядилась в свой новый костюмчик... который, кстати, сама и сшила, пошла на базар, а там - половики эти... И купила, и тащила к троллейбусу, а они, паразиты, разворачиваются! Хороша была в своём новом-то костюме. - Хихикнул. А чего? - Ладно, забудь о половиках и иди обедать.
  - Ну и что... что тащила?
  Нет, похоже, не хочет забывать.
  Отпарируешь?
  - Ну, тогда я моложе была, можно было и тащить, а теперь надо бы тебе...
  - Еще чего! Буду я половики вам покупать!
  Не заводись и на это, а?
  Постараюсь, но вот что спрошу:
  - А почему бы тебе и не купить? Ты же видишь, что я до двух - на кухне, потом на работе допоздна"
  Да, помню: он же тогда был "свободным художником", как сам выражался, заработки его были нерегулярны и мне зачастую приходилось исхитряться, чтобы сводить концы с концами. Но не пеняла ему на это: ладно, потерплю, пусть ищет себя, может, снова писать начнёт, как-то пробиваться. Но ошиблась. Если бы знать!.. Если бы знать, что уже тогда покинул его навсегда тот самый Эрот "могучего стремления мужчины к самозавершению и бессмертию"! Может быть и привыкла бы потом, смирилась, когда хоть зарплату стал приносить вовремя, но...
  "Суп уже ест твой муж, второе ему пододвинь. И компот сразу, и печеники. Пусть видит, как стараешься.
  - Нет у нас семьи. Даже всех на обед собрать не можешь.
  Нет, и печеники тебя не спасли, набрёл-таки на свою любимую тему.
  И всё равно не заведусь, не заведусь!
  - Но что ж делать-то? Значит, не получается у меня. - Присесть рядом на диванчик? - Ну, что ты себя мучаешь? Вот и полотенца не повешу, и семьи не создала... - Упомянуть то, отчего он опять?.. - И не прихожу к тебе, когда ждёшь, так, может, тебе надо просто сменить жену?
  - Так-то оно так, но... - И что за "но"? Скажет или...- Но ты же и сейчас мне в эротических снах снишься. - Ну вот. Угадала, отчего закипает. - Ну, если не любишь, так хотя б верность мою ценила.
  О верности твой муж вспомнил.
  Вспомнил... А Покровская?
  - Так уж и верность... А та, о которой писал в своей поэме?
  Интересно, что ответит?
  Ничего не ответил, только встал, идет с тарелкой к раковине.
  - Да я бы и бросил тебя... Ведь ты для меня даже бабой не стала!"
  Вот-вот! После этой его фразы и начался наш последний тайм. Только тогда я еще не уловила этого... вернее, не поняла, что...
  У Владимира Маяковского есть строка: "лодка любви разбилась о быт".
  Та самая "лодка", которая потом непременно вплывает в материальный мир и становится неотделима от рутины, - создания гнезда, рождения детей, добывания денег. И постепенно тает, уходит то, чем одухотворялись эротические игры.
  И оборачиваются они рутиной, от которой меня мутило.
  А, значит, вечно стремясь только к одухотворенной влюблённости, просто не умела любить, но тогда не знала этого и только сознание шептало: сохрани то, что есть, ибо влюбленность - прекрасная бабочка-однодневка, а семья - нечто другое.
  И это "другое" мне было беспредельно дорого.
  И это "другое" было очень трудно обойти, но всё же...
  А что ответила тогда?
  "- Да, не стала бабой и не стану. - Уже рагу с котлетой ест, но весь - внимание! - Вот поэтому и советую уже в который раз: ну найди ты себе бабу! Разменяем квартиру и заживёшь в ней с новой женой, как у Христа за пазушкой.Полотенчики вышитые повисите, сны эротические вместе смотреть будете.
  Сейчас за компот с печениками примется.
  - Я мечтал иметь большой дом, жить с детьми...
  - Ну, Стас... Мало ли о чем мы ни мечтали! - С каким аппетитом печениками-то хрустит! - Надо же искать какой-то выход, а то будешь до конца дней упрекать меня, что даже бабой не стала.
  Как хорошо, что не сорвалась! Тихо так журчу, благожелательно... но вот обида!
  Обида уже колит, разрастается, томит.
  В зал... Прилечь на диван?
  Подушку - на ухо, плед... Неужели не сосну? Ведь так выручает эта моя способность чуть-чуть вздремнуть!
  Но нет, бьется, ширится твоя обида.
  До боли, до отчаяния!
  Пригаси её, зажми в кулаке, удуши!
  И просыпаюсь. Как же уютно, благостно лежать, свернувшись калачиком под этим, в зеленую клетку пледом!
  А обида?
  И обида... Уже чуть живая, но еще бьется, бьётся где-то там, там...
  Не шевелись хотя бы немного, вдруг опять начнёт разрастётся, душить?
  Но ведь - на работу.
  А Стаса уже нет и дочка... Дочка магнитофон включила... и как раз мой любимый... Крис Ри. Посижу у порога, послушаю... Глаза закрыть... Как успокоено-отрадно! Ну да, эта душа моя взлетает, плывёт, уносится, сливаясь с музыкой, витает свободной, радостной где-то там, высоко, под солнечными лучами несется звенящим полётом в сгущающуюся синеву. Какой сладостно-горестный полет!
  Но стихла. И снова, как девятый вал: что же делать? Что же делать в этой нашей тупиковой ситуации?"
  Каждый раз, прочитав вот такое о Стасе, задаю себе вопрос: а нужно ли было удерживать, закреплять всё в этих, в клеточку тетрадях? Может, надо было просто забыть и жить дальше, надеясь только на "светлое будущее"?
  Не получилось.
  Но не жалею об этом.
  
  Линка забежала ко мне уже в одиннадцатом часу вечера:
  - Извини. Прямо с работы и - к тебе. Есть хочу. Покорми, а уже потом...
  - Ой, что ж за потом-то? - шутливо насторожилась, а она лишь коротко взглянула.
  Ладно, подожду этого "потом", а пока ставлю перед ней салат, разогреваю в микроволновке котлету.
  - Лин, а еще печеники к кофе, если не наешься.
  - Да ты что! Наемся, конечно, а вот кофе... Ладно, выпью. Так устала сегодня, что и кофе не помешает уснуть. Только приехала на работу, а меня и обрадовали: срочная запись хора-победителя фестиваля. Ой, мамочка!.. И началось: фонограмма, репетиции, разводки... В общем, ни-и минуты свободной. Так что к посланию Антона даже не прикоснулась, а поэтому... - Ну, значит есть надежда, что она... - А поэтому сейчас поем и прочитаю... читаем, - Поправилась! - с тобой.
  - Линка, но если... - Слукавить? И залепетала: - Если не хочешь, чтобы я... чтобы ты... чтобы я... о чём он там, то и не... А то как-то неудобно.
  - Удобно, удобно. Ты всё знаешь, так чего уж? Да и, может, остепенишь, успокоишь, если меня понесёт.
  Успокою, Линка. Остепеню, Линка! Но и запишу твоё чтение письма на магнитофон.
  Прости!
  И вот уже сидим в зале. Я включаю камин, а она разворачивает почему-то свёрнутые в трубочку и перетянутые резинкой листки и, испив несколько глотков кофе, осторожненько ставит чашку на деревянный подлокотник:
  - "Лина! Никогда мы не переписывались, а вот теперь привелось. Думаю: так, на бумаге, четче сформулирую свое отношение к ситуации, в которой теперь оказался".
  Ну, конечно, он же у нас писатель, вот и... - комментирует первые же строки письма.
  Линка, молодец! Как же нужны мне эти твои... а посему не стану тебя успокаивать.
  - "Горечь, очень много горечи испытываю я прежде всего! И, вероятно, эта горечь заслужена мною, если исходить из понятий греха или нравственных законов. Ведь есть у меня грехи и в отношении некоторых других женщин..."
  Вот как? - стрельнула в меня удивлённым взглядом, помолчала, и стала читать дальше: - "Так что на судьбу жаловаться не стоит, я заслужил ее. И вот наконец-то подошло возмездие".
  Даже возмездие? Представляю, его состояние.
  "И все же эта огромная горечь, испытываемая мною сейчас, подталкивает к тому, чтобы и тебе сказать несколько неприятных слов".
  Столько наговорить, а теперь и еще... - буркнула под нос.
  "Может, они будут тебе полезны, может, ты задумаешься над ними, хотя - едва ли. Ведь ты никогда не сомневалась и не сомневаешься в своем пути".
  Ой! А фраза-то подчеркнута даже!
  "Да и чего тебе сомневаться? Ведь ты не выбираешь своих путей, у тебя есть один путь, и ты его воспринимаешь как данность, как ниспосланный свыше".
  Господи, о чём это он? - и взглянула на меня, не ожидая ответа.
  "Ты - в главных, основных чертах - повторяешь путь своей матери. Она не любила своего мужа, значит, и я не люблю. Она с некоторых пор жила и растила детей одна, значит, и я так должна".
  Да не думаю я, что должна! - И смотрит, будто меня хочет непременно заверить в этом. - Ануш, ну что ж от так?
  Я развожу руками и она, сообразив, что не отвечу, читает дальше:
  - "Думаю, что это у тебя складывается даже подсознательно и определяет твою судьбу".
  Ерунду какую-то пишет.
  "Говоря по-книжному..."
  Вот-вот, по-книжному...
  "Говоря по-книжному, ты - второе издание своей мамы, но более изящное и облегченное. Что ж, коль мне за все эти годы не удалось переломить твое подсознание, едва ли это удалось бы сделать и в будущем".
  Так всё же пробовал, пробовал! А разве подсознание можно переломить? - снова смотрит на меня и на этот раз кажется хочет услышать ответ.
  - Нет, Линка, думаю, что подсознание переломить невозможно, только вот что я... - хочу развернуть свои соображения, но вижу, что она снова - в письме:
  - "Жаль, очень жаль, что мы прожили столько лет рядом так и не став чем-то единым, к чему в идеале должен приводить брак. "Жена принадлежит мужу, муж принадлежит жене". Брак предполагает преданность всем телом и всею душой. К сожалению, к очень глубокому сожалению у тебя этого не было".
  Линка неожиданно прерывает чтение:
  - Зябко мне что-то. И камин твой не греет.
  Сидит с минуту, а я молчу, передвигая камин к ней поближе.
  - Но в общем-то он прав. Чем-то "единым" мы не стали. "Принадлежать" я не могу. И не только ему, но и никому, - слышу её тихое, сказанное только себе.
  - "В жизни твоей матери, в основном, была лишь работа во имя жизни детей, но собственно жизнь, в более широком понимании этого слова, всё отодвигалась и отодвигалась от неё постепенно, становясь лишь слабым приложением к работе, а было ли еще что-то, помимо нее, не знаю".
  Снова ерунда книжная надуманная пошла. А разве детей растить - не жизнь? Вот мама и жила ради детей. И ты бы должен, - щёлкает ноготком по листкам, - ради них... а не для... "Главное в наших отношениях - женин долг!" - передразнивает мужа.
  - "Этот же способ жизни, и уже без явной необходимости, унаследовала от матери и ты". Ничего себе! Значит, всё, что делаю, это - "без явной необходимости"? Развлекаюсь! Блажью занимаюсь!
  "Потому и не нашла каких-то возможностей сделать ее более привлекательной".
  Блин!
  Линка отбрасывает письмо на диван и порывается встать, но реплика словно утяжеляет её и она, оставшись в уголке дивана, бросает:
  - Ну и подал бы пример, как сделать жизнь привлекательной... на кухне там, или бегая по магазинам, стирая... да мало ли в чём? Разве не права я, Аннуш?
  Да права ты, права, Линка! Но ведь ответ мой тебе не нужен, а поэтому подолью-ка тебе кофейку и добавлю в него ликера поболе обычного, авось поможет?
  - "А теперь вот о чем. С самого детства я стремился слиться с другими - с товарищами, с любимыми. И в особенности - с семьей. В особенности - с тобой".
  Ой, лукавишь, Антоша, - и Линка постучала ноготком по листкам, словно стараясь вызвать образ Антона: - Со мной-то ты хотел слиться, верю! Особенно, когда ждал "исполнения женина долга", а вот с детьми... Хотел бы, так читал им книги, листал наши альбомы, мастерил что-либо с ними же, уроки помогал делать, а то...
  И, коротко вздохнув, читает дальше:
  - "Не знаю, может быть, переживая кризис, я снова буду стремиться к какой-то душевной слиянности с кем-то, но сейчас, мне кажется, нахожусь в полном одиночестве. Друзей у меня нет, перед кем можно излить душу до самого конца и кто наполнил бы ее снова чем-то свежим и пьянящим, в Бога, в такой степени, чтоб прийти к священнику исповедаться, я тоже не верю, а дети... Конечно, в основном, по моей же собственной вине, полу чужие".
  Вот-вот, и сам - о том же! А почему полу чужие-то?
  Линка, не могу я ответить на этот вопрос, не жди... Да она и не ждёт:
  - "С одной стороны, из-за того, что не могу предохранить их от собственных душевных мук, а с другой - от неверия в них".
  Ну надо ж! От неверия в собственных детей, оказывается. Да не от неверия, Антон, а от... - не заканчивает фразы. А жаль.
  - "Тут уж - признайся себе как-нибудь на досуге - и ты, вероятнее всего опять же подсознательно, приложила руку, чтоб отделить их от меня"
  Ой, ну конечно ж я виновата, я! А кто ж еще?
  "Без отца прожить можно" - не раз говорила, а руководствовалась этим постоянно". Конечно, можно. Я-то прожила! Но не руководствовалась этим, нет!
  Верю тебе, Линка, верю, согласно кивая головой, а она уже несется дальше:
   - "Бросаясь на их защиту от меня, ты вольно или невольно настраивала их против меня и получалось: ты - хорошая, я - плохой. Плохой, потому что просит дочку подклеить обои или не хочет платить сыну за куртку, а ты хорошая, потому что сойдет и с такими обоями, что отдаешь мои же деньги сыну, но не скажешь ему этого".
  Ой, что ж это он? Да не настраивала я против него детей, не прилагала рук, что б отделить! Клянусь!
  Она подхватилась, метнулась к окну, обернулась, смотрит на меня так, будто только что это я обвинила её, а не Антон, будто я... Линка, моя дорогая Линка, успокойся, войди в реальность!
  - А защищать... Да, защищала. От его занудства.
  И уже вот так, стоя у окна, читает дальше:
  - "Вероятно, ты не любила меня никогда. Были лишь легкие дуновения, временные порывы любви. Была, вероятно, признательность и за интеллектуальную близость, но не было, чувства убежденности, что "муж и жена - одна сатана".
  Что-то никак не согреюсь. Зябко. -Обхватывает себя руками, отворачивается к окну. - Этот период до включения батарей для меня всегда мученье. Вон, и березка под фонарями стоит понурая, скучная, хотя еще и стайки листочков на ней держатся из последних сил. - Помолчала, и я услышала тихое: - Да нет, была я влюблена в Антона когда-то, но вот... разбилась моя любовь о быт.
  Линка, не надо так... Отвернись от понурой березки под фонарём, взгляни на меня!
  И обернулась. И даже улыбнулась. Но как же грустно!
   - Правда, "временные порывы" остались, но вот теперь и они...
  Как же мне жалко её, вот такую! Но утешать не стану в этой, и её постигшей неизбежности прощания с любовью. Да, кажется, она и сама справилась, подошла к дивану, села, взяла письмо:
  - "Было, было в тебе сознание временности нашего семейного союза из-за того, наверное, что я для тебя был во многих отношениях неудачный: без машины, без виллы, без балов и заграниц и, к тому же, не "скрипач".
  Во даёт! "Без машины, без виллы, без балов и заграниц..." Что, требовала от него всё это? И Бога не боится... А насчет "скрипача"... Ведь не захотел же им стать?
  Линка, ты меня спрашиваешь?.. чуть не вырвалось, но хорошо, что... ибо она снова - в письме:
  - "Да, я всего этого стою, винить кого-то или что-то не приходится. Недостаточно работящ, недостаточно целеустремлен, недостаточно талантлив..."
  Вот-вот, и сам наконец-то... - пробурчала письму.
  "А душа не хочет со всем этим мириться! Я любил и был предан. Я мечтал о доме-гнезде с общей семейной душой и ради этого работал, но пусть и не слишком много. Работал бы и больше, если бы для этого были общественные условия, так почему же все неудачи ставишь в вину только мне?"
  Да ни я тебе всё это в вину ставлю, а ты сам, сам! - и снова щёлкнув по листку ноготком, уставилась на меня: - Что, разве грызла его из-за денег, Аннуш?
  Но разве нужен был ей мой ответ?
  - "Да, если бы я чувствовал твою любовь, то и крутился бы побольше, ты не находишь этого?"
  Нет, не нахожу. Не нахожу! - Почти крикнула письму. - Наоборот нужно было! Если б ты крутился побольше, то и...
  "Впрочем, я, кажется, хватаюсь за какую-то семейно-любовную бухгалтерию, а это едва ли подобает людям с достоинством".
  Вот- вот... Хорошо, что о достоинстве вспомнил.
  "Я просто хотел любви и преданности от тебя, а влюблять в себя собственную жену каждый раз заново красивыми фразами, взглядами, букетами цветов, - это нечто слишком юношеское, стрекозиное".
  Да не стрекозиное это, а, может, как раз главное!.. в отношениях мужчина-женщина. Как же не понял!
  - А, может, и не захотел понимать, - пробурчала я почти себе.
  - А, может, и не захотел понимать потому, что это было ему удобней, - уставилась в мой электрокамин и в её зрачках блеснули искорки от его искусственного огня.
  - "Думаю, что у тебя просто не хватило терпения, тебе надоело, ты устала, у тебя нервы или еще что-то, - но я расцениваю твой разрыв как предательство".
  Ну и ну!
  "Ты была мне опорой и надеждой. Все мечталось, что мы построим с тобой дом-гнездо, но ты отняла надежду. И будет ли она снова - маловероятно. Ведь теперь разочарований больше, чем надежд..."
  Ну, это уже литературщина пошла-поехала. Писатель, ведь!
  Отложила письмо в сторону. Протянула к камину руки. Посидела так с минуту. Снова взяла листки:
  - "Сейчас не хотелось бы возвращаться под общий кров..."
  Сказал бы по человечески: "домой".
  "Не хотелось бы встречаться с тобой и говорить о чем-то. Но вернуться придется, придется сосуществовать какое-то время вместе, пока не определюсь с работой и жильем".
  Значит, решил уйти.
  И Линка замерла. Посидела так... Потом, даже не взглянув на меня, медленно стала сворачивать листки в трубку:
  - Ну... Вот и всё.
  - Да нет, Линка, не всё, - встрепенулась я. Нельзя же отпустить её туда, к нему, не попытавшись хоть как-то успокоить? - Похоже, что твой Антон окончательное решение не принял и сбросил его на тебя, так что "всё" - только за тобой, а поэтому советую: придешь сейчас домой, ничего ему не говори, выпей пару таблеток снотворного и-и в кровать, а утром... "Утро вечера мудренее" - подсказала народную мудрость, на что она лишь улыбнулась.
  
  Онончание следует.
  Дорогой читатель!
  Приглашаю Вас на свой сайт, где кроме текстов, есть много моих фото пейзажей. Веб-адрес для поисковых систем - - http://galinasafonova-pirus.ru
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"