Аннотация: Рассказ входил в 20-ку самых популярных среди читателей на одном из конкурсов фэнтези. История о приемыше, во время землетрясения оказавшегося под завалами с ненавидящей его сестрой. ОСТОРОЖНО: неожиданная развязка!
Приемный сын
Я всегда знал, что я приемный. Одного взгляда на меня, а другого - на моих родителей вам было бы достаточно, чтобы убедиться в этом. Оба они высокие и стройные брюнеты с карими, почти черными глазами. А у меня глаза голубые. К тому же я маленького роста, да еще и рыжий. Зачастую, когда меня одолевало отчаяние, я укрывался в ванной и часами разглядывал свое отражение в зеркале, надеясь в очередной раз заметить хоть малейшее сходство с матерью или отцом. Но все оказывалось тщетно.
Надо отметить, что была у меня еще одна беда: я не мог говорить. Я понимал речь и пытался произносить слова, но вместо них из моего рта вылетали только невнятные, непонятные даже мне самому, звуки. Это обстоятельство удручало меня больше, чем моя несхожесть с родителями, потому что именно этот недуг подсказывал мне, что взяли меня из жалости. А жалость - это все-таки не любовь.
Из-за моей неспособности говорить домашние и обращались со мной соответственно: как с маленьким и не очень умным ребенком. Да и сам я, без сомнения, считал себя таким же. Я знал, что родители не любят меня. Как бы ни старались они всем своим поведением показать обратное. В обращении своих родителей, в их снисходительно-виноватом ко мне отношении виделась мне только фальшь. Ну, как можно было любить такого глупого уродца, как я? Анна же - моя старшая сестра - откровенно ненавидела меня и никогда этого не скрывала. Она ни разу не назвала меня по имени - Альбертом, только уродом или дураком. Своим отношением и словами, обращенными ко мне, Анна олицетворяла собой единственную правду в нашем доме.
Долгие дни терзался я своим несчастным положением, утешая себя лишь тем, что у меня все же были дом и семья. Многие не имеют и этого. К тому же даже родные дети не имеют возможности выбирать себе родителей, сестер или братьев.
Но однажды весь мой мир перевернулся с ног на голову. Точнее сказать, рухнул. Как в переносном, так и в буквальном смысле. И все совершенно изменилось для меня всего за каких-то девять дней. А, может, это был один долгий-предолгий день. По глупости своей я всегда принимал за утро то время, когда пробуждался ото сна, и считал, что наступил вечер, когда начинал зевать.
День первый.
Когда маленькая стрелка на часах миновала, конечно, совсем неизвестную мне цифру, Анна вернулась домой. Она влетела в кухню, как вихрь. Мама хлопотала у плиты, а я удобно устроился возле нее, на табурете.
- Я не буду больше ходить с таким телефоном! - заявила сестра, - Все вон с какими! А я, как нищенка! - Анна бросила телефон на стол.
- Да у меня и такого нет, - спокойно ответила мама, помешивая соус.
- Так тебе-то он зачем? - Анна раскачала сумку в руке и та с грохотом приземлилась у ножки облюбованного мной табурета. - Все фоткаются в школе. А на моем даже камеры нет!
- Если ты так хочешь, дочка, ты получишь новый телефон на день рождения.
- И собаку! - прорычала Анна сквозь зубы, - Как договаривались!
- Нет, Анна, - мама обернулась, - что-нибудь одно. У нас с папой нет таких денег.
Анна засопела.
- Нам надо кормить вас, - мама виновато улыбнулась, - обоих!
Она отломила кусочек от вареного яйца и, подув на него, протянула мне. Я быстро проглотил его и зажмурился от удовольствия.
- Фу-у! - Анна сморщилась, - Ты еще его с ложечки покорми! Зачем вы вообще взяли этого урода!
- Будешь? - мама протянула Анне яйцо.
- Ненавижу яйца! Они воняют! - Анна нагнулась и достала из сумочки зеркальце, - И к тому же, если деньги нужны на еду, так я вовсе есть не буду! - она улыбнулась своему отражению и, защелкнув зеркальце, тут же нахмурила брови, - Но сейчас про собаку! Ты слышишь меня?
- А ты спросила Альберта насчет собаки? - мама подмигнула мне.
- Ма-ама-а! - Анна закатила глаза, - Довольно этих глупостей! Ты же прекрасно знаешь, что он даже не понимает, о чем мы сейчас с тобой говорим! Ненавижу этого идиота! - она прищурила глаза, - Ненавижу!
Сестра удалилась в свою комнату. И я последовал за ней. Приоткрыв дверь, я осторожно спросил:
- Можно?
- Ой, заткнись! Что ты там мямлишь? - Анна причесывала волосы перед высоким трюмо, - И вообще вон отсюда! Я не разрешала тебе входить!
Анна вдруг замерла и хитро улыбнулась своему отражению, а потом вдруг подскочила к дверям, повернула ключ в замочной скважине и расставила передо мной руки:
- Попался, маленький уродец!
Я разбежался и юркнул под кровать.
- А ну вылезай, паршивец!
Анна встала на колени и принялась вытаскивать меня из-под кровати. Маленькая фарфоровая лампа с цветастым абажуром задребезжала на тумбочке.
- Вылезай, говорю!
Я ухватился за металлическую ножку кровати. Но она оказалась такой скользкой, что я не удержался и в панике ухватился за край свисающего с кровати покрывала. На пол повалились плюшевые игрушки и кружевные подушечки.
- Ах, ты гад!
В окнах звякнули стекла и тут же брызнули осколками внутрь комнаты.
- Анна! Альберт! Прячьтесь! Быстрее! - только и успел я услышать мамин голос из кухни, прежде чем кто-то внезапно выключил свет.
День второй
Очнулся я уже в полутьме. Я все еще лежал под кроватью. Протяжно чихнув и тем самым подняв с пола тучку пыли, я ухватился за ножку кровати. Она отчего-то оказалась кривой. Я выглянул наружу, но ровным счетом ничего не смог разглядеть. Меня окружала плотная белая завеса, словно в комнате начался снегопад.
- Землетрясение! Какой кошмар! - услышал я чей-то голос.
Я обернулся: кричала Анна. Она лежала под кроватью, свернувшись калачиком и зажмурившись так сильно, что по щекам ее текли слезы. Она прижимала к груди правую ногу в разорванных джинсах.
- Нога-а! - простонала она.
А потом вдруг рявкнула, достала из-под слоя пыли какую-то палку и принялась колотить ею о ножки кровати. Они зазвенели, словно колокола.
- Помогите! Помогите! Я здесь! Меня завалило! Эй, кто-нибу-удь!
- Ты же не одна! - я уткнулся ей в плечо, - Я с тобой, не бойся!
- Уйди, придурок! - Анна вытолкнула меня из-под кровати, - Угораздило меня очутиться здесь именно с тобой! Телефон! - она похлопала себя по карманам. - О, Боже! Он же в кухне остался, а ее завалило! И что теперь делать? Хотя это к лучшему. Все равно меня найдут и теперь уж никуда не денутся: как миленькие, новый купят!
- Кухню завалило? - я огляделся: кровать стояла в центре комнаты, почти вплотную зажатая со всех сторон обломками бетонных блоков. От шкафа осталась только одна половинка с разбитой зеркальной дверцей. И больше ничего. Абсолютно. Ни-че-го!
- Мама! - завопил я, - Мамочка-а-а!
День третий
Утром нас разбудил такой шум, словно возле нашего дома проложили широкое шоссе. Моторы жужжали так, что пыль осыпалась сверху и тут же поднималась обратно вверх, как будто спеша выбраться из западни. Мы закашлялись и больше не в силах были остановиться. Вдруг Анна встрепенулась и, выскользнув из-под кровати, ловко вскочила на одну ногу.
- Меня ищут! Кхе-кхе! Это бульдозеры! Или как их там! - закричала она, - Эй! Кхе! Я здесь! Зде-е-есь! Кхе-кхе!
Она все кричала и кричала, делая короткие перерывы на то, чтобы прокашляться и сглотнуть пыль. Но даже я плохо слышал ее из-за оглушительного гула работающей техники. В конце концов сестра выдохлась, сникла и опустилась на металлическую решетку кровати. Та скрипнула под ней и задребезжала, содрогаясь от каждого судорожного движения ее плеч.
Я сам устал, от шума у меня раскалывалась голова, поэтому я забился в самый темный угол и попытался заснуть. Но в ту же секунду все стихло. Такой тишины я в жизни не слышал. От нее звенело в ушах, словно в них попала вода. Хотелось зевнуть или, склонив голову набок, потрясти ею. Анна сидела неподвижно на кровати, неестественно выпрямив спину, и тоже не издавала ни звука. Мне стало казаться, что я оглох. Чтобы проверить это, я позвал сестру по имени.
- Заткнись, кретин! - шикнула она на меня.
- Ты говоришь шепотом или мне так слышится? - спросил я.
- Да заткнешься ты или нет? - огрызнулась она.
- Эй! - закричал я во все горло, - Что за тишина? Э-эй!
Наверху вдруг послышалась какая-то возня и гул голосов.
- Я понял! - заорал я, - Это специально. Специально остановили технику, чтобы послушать, где зовут на помощь! Надо кричать!
- Я здесь! Помогите! - вдруг взвизгнула Анна, - Вы же теперь слышите меня? Ау-у!
Но тишина снова взорвалась шумом моторов, и слова Анны утонули в нем, как в вязком болоте.
- Сволочи! Гады! - Анна плюнула в потолок, но ее слюна тут же угодила ей на лоб. Она тряхнула головой и вдруг замерла. Прихрамывая, она медленно подошла к уцелевшей половине шкафа. На дверце, словно гигантский зуб, торчал обломок зеркала.
- Это что я что ли? - Анна смахнула пыль со щек, - И меня найдут в таком виде? Позор! Нет-нет, надо привести себя в порядок.
И она принялась пальцами раздирать спутавшиеся волосы.
День четвертый
- Господи, как же хочется пить! - Анна открыла глаза.
- Мне тоже, - отозвался я.
Сестра зевнула и, прикрыв руками свои длинные волосы, пробралась к шкафу. Взглянув на свое отражение в зеркале, она вскрикнула:
- Какой ужас! У меня потрескались губы! Вот страшилище-то!
Где-то за бетонным блоком послышался грохот.
- Копают, - сказала Анна, не сводя глаз с зеркала. - В кухне, по-моему.
- Мама! - закричал я, - Мамочка! Хоть бы они спасли ее!
- Идиоты! - Анна забарабанила кулаками по бетонной плите, - Вы не там ищете! Я же здесь! Зде-есь!
К вечеру грохот уже раскатывался прямо над нашими головами. Но пыль больше не осыпалась, и каменные завалы оставались неподвижными. А потом послышался шорох и в малюсенькие щелочки между остатками потолка побежали тоненькие, как ниточки, ручейки.
- Дождь! - завопил я, - Дождь! - и, подбежав к образовавшейся на пыльном полу лужице, стал торопливо пить из нее.
- Фу! Пакость! - поморщилась Анна.
Я покосился на нее:
- Перестань! Привередничать в такой ситуации глупо!
С минуту Анна завистливо смотрела в мою сторону, потом с трудом сглотнула, подставила руки под струйку и осторожно поднесла ладони к лицу. Едва смочив сухие губы, она с жадностью втянула в себя дождевую воду. Она набирала ее снова и снова, и пила, пила, словно ничего вкуснее в жизни не пробовала. Анна рассмеялась и принялась умывать водой лицо.
После дождя в нашей бетонной тюрьме стало довольно прохладно.
День пятый
Я проснулся от толчков, но я старался не двигаться, чтобы не потревожить сестру. Анна сладко спала, прижавшись к моей спине. Когда толчки повторились с новой силой, она открыла глаза и, заметив свою руку на моем плече, отпрянула. Пол снова дрогнул, и кровать заскрежетала по бетону металлическими ножками. Анна тут же бросилась к шкафу. Придерживая дребезжащий осколок зеркала, она, задрав голову кверху, крикнула:
- Эй, а нельзя ли поосторожнее!
Кровать надо мной заходила ходуном. Сквозь металлическую сетку сыпала пыль и мелкие камешки. Я прижался к полу и зажмурился. И вдруг почувствовал, как к моему боку что-то прикоснулось. На ощупь это что-то было круглым и твердым. Я приоткрыл веки.
- Яйцо, - произнес я, не веря своим глазам. - Яйцо! Вот это да! Но как оно здесь оказалось?
Я осмотрел бетонную плиту, за которой когда-то находилась кухня. У самого пола я заметил небольшое отверстие.
- А вдруг доберусь до кухни и найду маму? - подумалось мне.
- О, боже! - Анна схватила яйцо, - Еда! Я так голодна! Еда!
Не очистив яйцо и наполовину, она засунула его в рот и стала жевать, хрустя скорлупой.
В моем животе кто-то жалобно заурчал.
День шестой
Я протиснулся в лаз и обомлел: на меня пристально смотрели два огромных мутных глаза. В испуге я попятился назад, но будучи от природы любопытным вскоре остановился. В дальнем конце лаза показался старик с седыми, опущенными книзу, усами. Из его больших ушей торчали клочки волос.
- Кто это? - шепотом спросил я.
- Кто, кто, - заворчал старик, - Он меня, видите ли, не знает. А я так тебя очень хорошо. Меня зовут Карл.
Я обомлел:
- Старик, видно, совсем из ума выжил! Сам с собой разговаривает!
- Это я-то сам с собой разговариваю? - прошипел Карл, - Я что, по-твоему, сумасшедший? Это ты сейчас разговариваешь сам с собой! А ну-ка вылезай!
Я высунул голову:
- Вы меня понимаете?
- А то! - отозвался старик. - И почему это я не должен тебя понимать? Нашелся иностранец!
Я выбрался наружу и, отряхнувшись, громко чихнул.
- Меня никто раньше не понимал, - шмыгнул я носом.
- Ну, говоришь ты, конечно, невнятно, но довольно понятно, если слушать внимательно.
- Я не представился. Меня зовут...
- Да знаю я! Альберт тебя зовут. Я все про тебя знаю. Слышал через решетку вентиляционную, как ты в ванной вздыхаешь все время да на жизнь жалуешься. Ваш сосед я. Сбоку. А в ванной я тоже частенько сижу: грею свои старые кости. Вот и подслушал, - Карл покосился на меня, - Случайно, конечно!
- Они меня жалеют, - я опустил голову, - Думают, что я того.
- Да знаю я все, говорю же. Сам же не слушаешь внимательно! Молоде-ожь! Вот ты мне лучше скажи, разве мама с тобой никогда не разговаривала? Или папа?
Я кивнул:
- Разговаривали. И даже очень часто.
- Ну? А стали бы они разговаривать с тем, кого считают глупым?
- Наверное, нет, - неохотно ответил я.
- Вот то-то и оно! Всегда принимаешь желаемое за действительное!
- Я этого не желал! - с пылом возразил я.
- Жела-ал! Вечно ноешь чего-то. А нытье очень удобно, правда? - Карл округлил глаза, - Я такой бедный, несчастный. Анна права: я урод и дурак! - старик потряс головой, - Вместо того чтобы увидеть себя самого! Реального! С изнанки! Так нет! Ты все время смотришься в зеркальное отражение своей лживой оболочки.
В животе у меня снова заурчало. Только теперь не жалобно, а требовательно и громко.
- Есть хочешь? - Карл склонил голову набок, - Ты ж за этим сюда пришел?
- Нет, я маму ищу, - всхлипнул я.
- Раскопали маму твою! Не ной! Я этого наслушался в своей ванной!
В моем горле неизвестно откуда вдруг оказался твердый, как камень, комок, будто я проглотил что-то, как следует не прожевав.
- Да жива она! Жива!
Я присел на пол.
- Я сейчас тебя угощу! Я специально сюда перебрался. Ку-ухня же! - довольный собой протянул Карл.
Он вытащил из распахнутого настежь холодильника влажную сосиску, и я мигом проглотил ее. Перед глазами у меня все закачалось, и я упал, как подкошенный.
День седьмой
Я вздрогнул от собственного храпа и тут же очнулся.
Осторожно толкнул Карла в бок, я шепнул:
- Мне пора! Можно мне с собой?
- Чего? - нехотя отозвался старик.
- Ну, этого, - замялся я, - Еды. Там Анна.
- Ну, и что? - Карл зевнул, - Она же ненавидит тебя. Она большая девочка и считает себя самой умной и красивой. Пускай сама о себе и позаботиться.
- Да, но она моя сестра, - я опустил глаза, - И к тому же она всегда говорит правду.
- Глупости! Если кто-то говорит о тебе гадости, это еще не значит, что это правда. Даже если ты сам с ним согласен, - Карл снова зевнул, - А, впрочем, как знаешь!
- Только если можно, господин Карл, не кладите, пожалуйста, яйца.
- Тогда бери хлеб! Я его все равно не очень-то жалую!
Я взял хвостик пакета в рот и пополз обратно, подтягиваясь и извиваясь всем телом в узком пространстве лаза.
Не успел я и глазом моргнуть, как чьи-то руки выдернули меня наружу. Анна трясла меня так, что я думал, моя голова вот-вот оторвется. Пакет выпал у меня изо рта.
- Где ты был, Альберт? Где ты был? - повторяла она, - Я думала, ты погиб! Как ты мог?! Как ты мог оставить меня?!
Я покосился на пакет на белом от пыли полу. Анна проследила за моим взглядом:
- Ты что еду мне принес?
Она бережно опустила меня, разорвала пакет и принялась жадно запихивать огромные куски хлеба себе в рот.
- Мооове! Униша! - приговаривала она с набитым ртом, что, как я сразу догадался, означало "молодец" и "умница", - А ши? Ваешяуше? И-ы хлэнэлювишь? - "А ты? Наелся уже? Или хлеб не любишь?"
Я тактично отвернулся и тут же зажмурился от луча солнца, упавшего в прореху между плитами.
День восьмой
Анна устало опустила руки, палка с грохотом упала на пол.
- Даже в это время тишины, похоже, нас никто не слышит!
Лучи прорезывали нашу тюрьму, как шпаги иллюзиониста сверкающий короб с находящейся внутри него прекрасной ассистенткой.
- Так же невозможно постоянно кричать и стучать! - прохрипела Анна, - Мы скоро потеряем голоса, и тогда нас вообще никто не найдет!
Я подставил нос под теплый луч:
- А солнце? Оно же как-то попадает сюда?
Сестра пристально посмотрела на меня.
- Альберт - ты гений! - вдруг воскликнула Анна и бросилась к шкафу. Она выдернула зеркальный зуб, с тоской посмотрелась в него и тут же разбила его вдребезги. Я подпрыгнул от неожиданности.
- Прости. - Анна подобрала несколько осколков и принялась раскладывать их на полу, прямо под лучами. Зеркала тут же возвращали свет обратно, на поверхность.
- Вот так! - Анна присела на пол рядом со мной и положила руку мне на плечо, - Хорошо, что папа был на улице. Я надеюсь, маму спасут первой. Мы-то с тобой вдвоем, так что еще продержимся. А она одна.
День девятый
Шум моторов и становящиеся все более интенсивными толчки пугали меня. Так что, едва заметив новый внезапно образовавшийся просвет между блоками, я тут же юркнул в него. В ту же секунду на другой стороне меня подхватили огромные шершавые рукавицы.
- Чей? - закричали рукавицы.
- Мой! - услышал я папин голос, - Наш! Альберт!
Я почувствовал теплые папины ладони на своих боках и на секунду разомлел. И вдруг встрепенулся.
- Анна! - я вырвался из папиных объятий и бросился к лазу.
- Там видимо еще кто-то есть! - сказал кто-то, - О! Да там девочка!
- Это Анна! - закричал папа, - Моя дочь!
А потом схватил меня и, крепко прижав к груди, поцеловал в нос.
Одна незнакомая мне, но очень милая пожилая дама улыбнулась:
- Какой у вас умный кот!
- Да, - папа почесал у меня за ухом - Альберт у нас такой!