Черта
Вчера её не было, - Глеб помнил совершенно точно, потому что каждый день ходил этой дорогой в булочную и на работу. Совершенно определённо выходило, что линия появилась в период с после ужина вчерашнего дня до после завтрака сегодняшнего. Она делила тротуар на две неравных половины; не было видно ни начала её, ни конца. Белая краска уже успела высохнуть за ночь.
«Странно, - подумал он. - Что это за новшества?»
Прохожие, кажется, тоже обращали внимание на невесть откуда взявшуюся полосу. По крайней мере, они опасливо косились на неё и старательно держались правой половины тротуара.
«Да, очень странно... А интересно, что будет если...» - Глеб даже похолодел при мысли о том, как заступит за черту, а из-под мышки стекла по рёбрам щекотная струйка.
«Нет, но всё же странно. Что это за новшества?» - вернулась назойливая мысль.
Какая-то женщина предпенсионного возраста остановилась рядом, тоже уставилась на белую линию.
- Вот так, - сказала она с призвуком таинственной конспирологической опаски в голосе. - Урезали.
- Что? - не понял он.
- Жизненное пространство, - добавил мужчина в шляпе - кажется, супруг той женщины.
- Надо заступить за неё, - сказал Глеб.
- Да избави вас бог! - прошептала женщина. - Они же ни перед чем не остановятся.
- Кто? - перешёл на шёпот и он.
Но женщина уже уходила. За ней неловкой походкой направлялся её супруг. Они жались к бордюру и, кажется, старались не смотреть на линию.
Какой-то мальчик лет пяти хотел было играючи поставить на полосу ногу, но встревоженная мать так дёрнула его за руку, что ребёнок едва не упал.
- Это тест, - улыбнувшись, сказал проходящий мимо мужчина.
- Тест? - удивился Глеб.
- Ну да, - мужчина остановился. Кажется, он был непрочь поболтать. А глаза его как-то сухо и лихорадочно блестели. - Знаете, на склонность к психастении.
- Не знаю.
- Ну это же элементарно. Вопрос: «Стараетесь ли вы не наступать на трещины в асфальте?» Или: «Пересчитываете ли вы голубей, прежде чем пересечь площадь?»
- Глупость какая, - недоверчиво помотал Глеб головой.
- И тем не менее. Говорю вам: это тест.
- Но откуда вы знаете? У вас психастения?
Мужчина нервно дёрнул головой и обиженно удалился.
«Но всё же хотелось бы знать, что это за новшества? - подумал Глеб. - А ещё интересно, откуда они знают, какая сторона правильная, та или эта. Быть может, мы все как раз по ту сторону, а думаем, что - по эту».
- На самом деле всё гораздо проще, - произнёс строгий молодой человек, который некоторое время прислушивался к разговору Глеба с тем мужчиной. - Это - разделение. На чёрных и белых. На тех, кому можно и кому нельзя. На вечно правых и всегда виноватых. Удивлён только, почему эта черта - не красная.
- Вы недалеки от истины, молодой человек, - сказал остановившийся неподалёку седой гражданин. - Боюсь, вы и сами не подозреваете, насколько вы недалеки от ужасного смысла этой черты.
- Очень даже хорошо подозреваю, - возразил молодой и протянул Глебу красно-голубую визитку: - Общество спасения общества от внутреннего врага, - добавил он заговорщическим шёпотом. И торопливо удалился.
- Знаем мы ваше общество, - бросил ему вслед седой. И, обротясь к Глебу: - Нет никаких врагов, поверьте. Это общество по защите - просто сборище параноиков.
- Да, мне тоже он показался странным.
- Угу.
- Но что это за черта, как вы думаете?
- Эксперимент, - седой бросил на Глеба взгляд через прищур. - Над нашим сознанием ставят очередной эксперимент. Как над какой-нибудь курицей - это известный феномен: перед ней проводят черту, за которую глупая птица не смеет заступить. Сколько бы вкусного зерна не насыпали по ту сторону. Да-да, это всё эксперименты над нашим сознанием, уверяю вас.
- Так давайте заступим, - предложил Глеб. - Ведь мы - не глупые птицы.
- Нет... - покачал головой седой гражданин. - Нет. Чёрт их знает, что у них на уме...
Он сердито плюнул на ту сторону дорожки и отправился дальше, сторонясь, однако, белой черты, как упомянутая им курица.
А в конце тротуара появилась шумная группа людей. Человек восемь-десять шли по большой половине. Они несли плакаты с надписями «Нет коррупции!», «Все люди рождены равными» и «Оставьте нам хотя бы надежду!».
- Присоединяйтесь! - окликнул Глеба некто, по виду студент.
- К сожалению, я должен идти на работу, - отозвался он.
- Да проснитесь же вы! - настаивал студент. - Вы видите эту линию?
- Вижу, - пожал плечами Глеб.
- И вы спокойно пойдёте на работу, будете сидеть в офисе, писать бумажки, потом обедать бомжпакетом «Ролтон», пить чай в пакетике, читать в интернете новости, а после звонка пойдёте домой, чтобы посмотреть зомбоящик и лечь спать? А наутро опять пойдёте на работу, и так по кругу.
- Боюсь, что да, - кивнул Глеб.
- И вы забудете об этой черте. Привыкнете к ней. Смиритесь... Так не удивляйтесь, если завтра эта черта отхватит ещё один кусок вашей жизни и свободы. Если она пройдёт через ваш дом. Разделит пополам ваше супружеское ложе.
Студент хлопнул Глеба по плечу, бросил «Проснитесь же!» и отправился догонять процессию, которая уже пополнилась двумя новыми демонстрантами и, гомоня, удалялась в сторону площади.
- Я не женат, - крикнул ему вслед Глеб.
- Теперь уже и не будете, - усмехнулся скрипучий голос за спиной.
Обернувшись, Глеб увидел пожилого гражданина интеллигентного вида, туфли которого и бахрома на штанинах брюк указывали на весьма невысокий размер пенсии.
- То есть? - с подозрением вопросил Глеб.
- Черта проложена, - задумчиво произнёс пенсионер. - Аннушка уже разлила масло, знаете ли.
- Что вы хотите сказать? - настаивал Глеб.
Пенсионер не ответил, а только с сожалением покачал головой и двинулся в сторону булочной.
- Что вы имели в виду? - окликнул Глеб, но пожилой гражданин даже не обернулся.
Утро обещало тёплый солнечный день, но, кажется, обмануло: на небе быстро собирались невесть откуда взявшиеся тучи.
По улице, с воем сирен и вспышками маячков, пронеслись в сторону площади полицейская машина и карета скорой помощи.
Глеб вздохнул, огляделся и пошёл дальше. Не хватало только опоздать на службу - последнее время начальник и так смотрит на него косо.
Однако он не сделал и пяти шагов, когда на него налетел оператор с кинокамерой. Мужчина был довольно грузен, бородат и пузат, что не оставляло Глебу никаких шансов.
Отлетев от пивного пуза бородача мячиком для пинг-понга, он устремился к черте, мелко перебирая ногами в попытках не упасть и размахивая руками. Из расстегнувшейся папки белыми голубями вспорхнули бумаги и бумажки, отчёты и доклады.
Ему удалось остановиться у самого края, едва не заступив за ту линию, за которой его ждала бездна. Но инерция тянула его дальше, требовала сделать ещё шаг, чтобы не упасть затылком в пропасть неведомого.
Завизжала журналистка, что шла с бородатым оператором к площади.
- Держите его! - вскрикнула пожилая женщина, всплеснув руками.
- Упадёт же! - подхватил кто-то.
- Черта! - истошно завопил ещё чей-то голос.
Спортивного вида молодой человек бросился на помощь. Так показалось Глебу. Но помогать ему, кажется, не входило в намерения спортсмена - он лишь выхватил из ослабевшей Глебовой руки барсетку и рванул к ближайшим дворам. Впрочем, Глеб всё равно был благодарен грабителю, поскольку рывок помог ему сохранить так необходимое сейчас, жизненно важное, равновесие. Ну а барсетка... Разве это деньги - пятьсот рублей?
- Кому война, а кому - мать родна, - посочувствовала та женщина.
- Извините, - пробасил оператор.
- Хотите, возьму у вас интервью? - смущённо предложила журналистка. Она была весьма миловидна, а от её предложения веяло таким ароматным эротизмом, что Глеб готов был ради её вопросов сто раз опоздать на работу.
- Какое интервью! - оператор не позволил зародиться в душе у Глеба сладкой мечте. - Там площадь кипит. Бежим!
- Простите! - уже на бегу оглянулась журналистка.
Глеб раздумывал больше минуты. В конце концов очаровательное личико журналистки, так сладко берущей у него интервью, уступило место суровому и недовольному лицу начальника. Глеб с сожалением покачал головой, провожая взглядом удаляющуюся фигурку в джинсах и белой блузке.
Пошёл дождь.
- Вот так-то, молодой человек, - всё тот же интеллигентного вида мужчина - обладатель скрипучего голоса - возвращался из булочной. Буханку хлеба он прятал от дождя под бортом ветровки. - Аннушка уже пролила масло.
- Интересно, кто-нибудь знает, где начинается эта черта? - задумчиво произнёс Глеб.
- Тут-то как раз нет ничего интересного, молодой человек, - покачал головой мужчина. - Начинается она там же, где и всегда - в умах. Там же, впрочем, и заканчивается, уж поверьте моему опыту. Все болезни - от нервов.
- То есть... - растерялся Глеб. - То есть, вы хотите сказать, что этой черты не существует? Она нам только кажется?
- Что-то вроде этого, - кивнул интеллигент.
- Тогда переступите её! - с победной улыбкой произнёс Глеб.
- Как можно переступить то, чего не существует? - быстро нашёлся с ответом дяденька и поторопился уйти, делая вид, что усиливающийся дождь очень его беспокоит. Но за черту при этом аккуратно не заступал.
А Глеб дождь любил, поэтому совсем не беспокоился. Постояв немного в задумчивости, он присел на корточки у самой линии, опасливо заглянул за неё.
Это была самая обычная полоса, начерченная самой обычной белой краской. Не было в ней ничего загадочного, таинственного или угрожающего. Но... но то, как она делила тротуар на две неравные части, с какой непререкаемой уверенностью она это делала...
Муравей, спасавшийся от дождя, добрался до черты. С замиранием сердца Глеб ждал, когда насекомое зайдёт на линию и минует её. Но маленький чёрный трудяга словно почуял что-то: он замер на мгновение у самого края, а потом повернул и посеменил вдоль полосы.
- Вот как! - выдохнул Глеб.
Муравей забрался на листок, валявшийся у черты - лист аналитического отчёта, выпавшего из папки Глеба. Чёрные строки, оставленные струйным принтером, расплывались по бумаге мутными кляксами - дождь превращал анализ деятельности фирмы за целый месяц в нечто расплывчатое, несуществующее. Наверняка он был против статистики и заодно с чертой.
- Человек покончил с собой, а вы тут сидите, - произнёс кто-то над его головой, - бумажки разглядываете.
Глеб поднял голову. Толстая женщина, строго поджав губы, смотрела на Глеба неприязненно и сердито. - Вот потому так и живём, что всем друг на друга плевать.
- Я не знал же, - попытался оправдаться он.
- Так по сторонам смотреть надо, а не мусор разглядывать. Уж убрали бы тогда хоть, - недовольно сказала она и пошла дальше по своим делам, держась от черты подальше.
Глебу почему-то вспомнился старый мультик «Ёжик в тумане».
Внемля наставлению недовольной женщины, он огляделся по сторонам и действительно увидел самоубийцу.
Довольно грузный мужчина сидел на газоне, под тополем. На шее его видна была петля и болталась оборванная верёвка, вторая часть которой свисала с тополиной ветви - лопнула, видимо, не выдержав тяжести. На груди самоубийцы покоился небольшой плакатик, к которому приклеена была фотография участка тротуара с разделяющей его чертой. Надпись ниже гласила: «Меня вычеркнули».
Глеб не успел осмыслить увиденное, когда заметил ещё одного, точно такого же самоубийцу (только без лишнего веса и одетого иначе) под другим тополем. Под третьим прикорнула худенькая девушка в очках. Её тоже вычеркнули.
«А-а... - с облегчением подумал Глеб, - похоже, ребята акцию протеста проводят».
Его мысль подтвердилась, когда четвёртый «труп» ожил, чтобы попытаться раскурить под всё усиливающимся дождём сигарету.
«А ведь я совсем на работу опоздал, - с тоской подумал Глеб в следующий момент. - И меня, пожалуй, тоже сегодня вычеркнут. Из штатного расписания».
Ну что ж... Значит, торопиться ему теперь некуда. И следовательно, он должен сделать то, что должен - дойти до конца этой черты. Дойти, чтобы выяснить, в чём её суть и причина. Дойти, чтобы остановить назревающие безумие, или хотя бы попытаться остановить. Дойти, чтобы... дойти.
И он поднялся и пошёл.
Дождь, словно проведав его намерения и желая остановить, прибавил, ударил, накликал тяжёлый раскат грома, вызвал откуда-то молнию. Вскоре прибежал и ветер, записался в соучастники.
Глеб шёл.
А с городом творилось что-то неладное, небывалое, невообразимое. Большие магазины один за другим оказывались закрытыми на учёт или просто закрытыми. Хозяева мелких лавочек и забегаловок опускали на окна и витрины металлические шторы, закрывали двери, вешали таблички «Закрыто». Вид у них был то угрюмый, то испуганный.
Куда-то подевались все машины - улицы пустовали; лишь изредка бесцельно проезжало пустое такси или хмурая машина ГИБДД. Прохожих не было совсем, зато во множестве явились откуда-то бомжи и бродячие собаки. Пахло апокалипсисом.
Глеб никогда ещё не удалялся по этому тротуару так далеко - обычно он доходил только до остановки. И эта часть города, виденная им впервые не из окна троллейбуса, а вживую, была для него теперь словно часть неведомого мира - безнадёжно больного мира, больного то ли одиночеством, то ли небытием.
Скрипел в стороне рекламный щит, с которым игрался ветер. Проносились иногда мимо набрякшие влагой обрывки газет и пластиковые стаканчики. Трепетала на столбе плохо приклеенная мокрая афиша. Тоскливо выла где-то собака. Шумел и шумел непроглядный дождь.
Наверное, ему придётся идти не час и не два, - думал Глеб. - А может быть, даже и не день и не два. Быть может, он будет брести так, под этим бесконечным дождём, месяцы и годы...
- Эй! - окликнули его.
Глеб повернулся на голос.
У мусорного бака в ближайшем дворе стоял тощий небритый бомж.
- Не заступай за черту! - сказал он в ответ на вопросительный Глебов взгляд.
- Да, я в курсе, спасибо. А вы не знаете, что будет, если заступить?
- Знаю, - нахмурился бомж, принюхиваясь к недопитой бутылке пива, извлечённой из бака.
- И что же? - порывисто вопросил обрадованный Глеб.
- Нихрена хорошего, - многозначительно отозвался клошар. - У нас один перешагнул...
- И что с ним сталось?
Бомж отхлебнул из бутылки, одобрительно кивнул.
- Хочешь вмазать? - спросил у Глеба.
- Нет, спасибо. Так что стало с вашим товарищем?
- Да какой он мне товарищ! - бомж рассмеялся, прежде чем сделать ещё глоток. - И не товарищ он мне вовсе.
- Ладно. Но с ним всё в порядке?
- А я откуда знаю, - развёл руками клошар.
Тут из ближайшей подворотни явился второй бомж. Увидев в руках первого бутылку, он набросился на него с явным намерением отобрать добычу. Завязалась потасовка.
Глеб с сожалением покачал головой, поняв, что так и не получит больше никаких сведений о заступившем за черту. Пошёл дальше.
Старый центр кончился, остался позади парк культуры и отдыха, начался район новостроек.
Чем дальше шёл Глеб, тем всё более малолюдным становился город - даже бомжи и собаки попадались теперь крайне редко. А черта, разделившая тротуар, по которому он шёл, всё не кончалась.
Вдали, на шоссе, уходящем вокруг Химгоры за город, слабо виднелся сквозь дождевую пелену поток машин - видимо, жители покидали город.
«Может, война началась? - подумал Глеб. - А я иду тут и ничего не знаю. Или авария какая-нибудь...»
Вскоре захотелось есть. Взгляд на часы показал, что время близится к обеду. Глеб с удовольствием купил бы бутерброд или порцию пончиков, но все закусочные были закрыты точно так же, как и магазины. И даже пивные - пивные! - стояли под замком. Да и взятые на день пятьсот рублей остались в барсетке, выхваченной грабителем.
«Хаос... Запустение... Апокалипсис...» - всплывало в его голове.
Обогнув строящийся развлекательный центр на улице Даргомыжского, он упёрся в перекрёсток.
Светофор не работал. Машин не было. Неустанно шумел дождь. Черта обрывалась.
Это был конец тротуара. Или его начало.
Made with Writer's Toolkit 0.1.2: t2h (txt to HTML) 0.1.15
|