Проскурин Вадим Геннадьевич
Иудамония

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:


   День первый, воскресенье
  
   Стекло звякнуло о стойку, слишком громко, неприятно.
   - Налей еще джин-тоника, - бросила я бармену, не глядя. Голос прозвучал плоско, как всегда в последнее время - ничто не берет за живое, а алкоголь отупляет, но без него еще хуже. Как будто мир отделился толстым слоем невидимого плексигласа: цвета приглушенные, звуки как вата, ощущения как сквозь перчатки.
   Лева назвал бы это адаптационной депрессией, любит он такие термины. А что, кстати, говорит доктор? Открыла телефон, кликнула красный крестик в ряду иконок: "Уровень кортизола повышен. Рекомендовано: 30 мин аэробных упражнений, сеанс светотерапии, консультация психолога". Спасибо, кэп.
   - Заскучала, Щукина? - голос справа, знакомый, с хрипотцой и немного кошачий. Стас. Старый знакомый по университету, теперь просто тусовщик, предводитель гламурных алкашей и торчков.
   - Как всегда, Стас, как всегда.
   Он сел на соседний табурет, спросил:
   - Возможно, ты в поисках... перчинки?
   Я покрутила свой стакан:
   - Что-то вроде того. В последнее время вся химия слишком гладкая, без зацепок.
   - Есть кое-что новенькое. Не химия, чистая нейрофизиология, - он понизил голос, хотя вокруг почти никого не было. - Называется "Евдамония". Платишь один раз при установке, а потом сама решаешь, как будешь себя чувствовать, хочешь - эйфория как от кокоса, хочешь - счастье как от герыча, хочешь - любовь как от мефедрона. И - фишка! - это легально, ни власти, ни доктора не осуждают. Там система мониторинга, передоз невозможен - заблокируют. В любой момент можно отключить через приложение в телефоне. И ни ломки, ни отходняков, полный контроль.
   "Контроль" - это понравилось, это зацепило. Контроль над вечной фоновой тоской, над скукой, над ощущением, будто живешь по сценарию. Интересно.
   - Звучит как сказка для лохов, - фыркнула я вслух. - Когда говно мамонта было теплым, примерно то же самое говорили про спайсы.
   - Это нормальная тема, Настя, я сам себе поставил месяц назад. И гляди, какой красавец!
   Я демонстративно оглядела его сверху донизу. Да ничего особенного, как был козлом, так и остался. И что такое месяц? Слишком маленький срок, ни один наркотик на таком сроке не успевает сказаться ни на здоровье, ни на психике.
   - Если вдруг интересно, вот контакт, - продолжил Стас. - Он в "Мираже" обычно тусит. Скажешь, что от меня.
   "Мираж" пах старым ковром, дешевым "дагестанским" одеколоном и чем-то сладковато-химическим, то ли каким-то новым дизайнерским наркотиком, то ли типа того. Музыка била в грудь монотонным тыньц-тыньц. Я долго лазила туда-сюда, пробираясь сквозь толпу, пока не заметила его, он стоял у стены, где потише, наблюдал. Высокий, худой, в простой черной одежде, на лице маска спокойствия. Я подошла, сказала:
   - От Стаса.
   Он кивнул, глаза скользнули по мне, быстрые, сканирующие.
   - Настя?
   - Да.
   - Дай телефон.
   - Зачем?
   - Доктора хочу посмотреть.
   Открыла телефон, он посмотрел доктора. Спросил:
   - Антидепрессанты принимаешь?
   - Только бухло, покурить и понюхать, - ответила я.
   - Тогда все в порядке, противопоказаний не вижу, - сказал он. - Процедура займет десять минут, можно провести прямо сейчас. По цене Стас сориентировал?
   - Нет.
   Он назвал цену, я пожала плечами и следующие пятнадцать минут переводила ему деньги, убеждала ИИ Эльвиру, что меня не разводят мошенники. В конце концов, убедила.
   Операция прошла в крошечной комнатке за сценой, на вид, впрочем, вполне стерильной, нормальный такой медпункт. Я села в кресло типа стоматологического, он меня привязал ремнями, надел на голову что-то вроде портативного томографа, велел закрыть глаза и не шевелиться, укол над правым глазом, игла у шприца огромная, кажется, будто входит прямо в мозг, не удивлюсь, если так и было. Не больно, но хрящ хрустел отвратительно. Через пару минут он выдернул иглу, что-то чпокнуло.
   - Добрый вечер, - пробормотала я.
   - Сейчас проверим, - сказал он. - Приподнимаю безмятежность.
   Как меня вштырило! Как будто тяжелый, мокрый плащ, который я тащила на себе неведомо сколько, вдруг сняли. Исчезла привычная сдавленность в груди, тупая боль в висках притупилась до фонового гула, дыхание стало глубже, легче. Радости не было, но не стало и дискомфорта, просто там, где раньше клокотал стресс, теперь плескался чистый, прохладный вакуум. И никакого тупняка, никакого тумана в башке, только четкая ясность. Четкая, как лезвие самурая.
   - Как ощущения? - спросил он.
   - Как лезвие самурая, - прошептала я. - Тишина внутри, отлично.
   Он удовлетворенно кивнул. Клацнул мышью, тишина распалась, мокрый плащ снова лег на плечи. Но теперь он, странным образом, почти не мешал - я ведь знала, что могу убрать его в любой момент. Это как последние метры перед финишем - объективно бежать труднее всего, а субъективно - легче легкого. Прекрасная штука эта евдамония!
   Тем временем он налепил мне над глазом что-то вроде жидкого пластыря, заклеил дополнительную дырку в голове. Затем снял с головы медицинский агрегат, расстегнул привязные ремни.
   - Попробуй сама поуправлять, - сказал он. - Скачай приложение, оно так и называется "Евдамония".
   Скачала, установила, зарегистрировалась, подключилась к конечному устройству. Открылся пульт управления, как от кондиционера, только настроек побольше. Ой, а что это, зачем это?
   - А зачем радость делать отрицательной? - спросила я.
   - Говорят, некоторым нравится, - ответил он. - Мазохисты всякие... Может, врут, сам таких никогда не встречал. Пошевели "Радость" чуть-чуть в позитив.
   Пошевелила. Сначала ничего, а потом будто кокос в нос. Открутила обратно - снова трезвая. Зашибись!
   - Работает, - сказала я.
   - Поздравляю, - сказал он. - Удачи.
   Вышла из медпункта в клуб, затем на улицу. Ночной воздух прохладный, фары машин рисуют на тумане плавные линии. Я вызвала легкую радость еще раз, она пришла, послушная. Я теперь могу улыбаться унылому городу Первоуральску, и это настолько легко и удобно, что даже злоупотреблять не хочется. Выкрутила обратно.
   В кармане дернулся телефон. Уведомление от доктора: "Обнаружен нестандартный паттерн нейрохимической активности. Источник: имплант "Евдамония". Статус: активен. Мониторинг: включен. Рекомендации: нет".
   Что ж, на нет и суда нет. Видать, Стас не врал, доктора действительно не осуждают. Наверное, так даже полезно, не нужна рюмка на ночь, чтобы заснуть.
  
   День второй, понедельник
  
   Проснулась я от привычного гула в висках - не боли, а скорее фонового давления, как шум холодильника, который замечаешь только в полной тишине. Телефон уже мигал уведомлением доктора: "Уровень кортизола повышен. Рекомендации: завтрак с высоким содержанием белка, 15 мин дыхательных упражнений, избегание триггеров стресса до 10:00". Триггеры стресса - это он так называет жизнь.
   Вчерашняя ясность, то самое лезвие самурая, куда-то испарилось. Осталось лишь воспоминание и легкая тошнота от осознания, что эту ясность можно включить щелчком, как по заказу.
   - Кофе, - пробормотала я в сторону кухни. Кофе-машина зажужжала, затем заурчала. Пока кофе готовился, открыла евдамонию. Интерфейс минималистичный: ползунки с подписями "Радость", "Безмятежность", "Мотивация" и "Эмпатия". И крошечная иконка "Мониторинг Вкл" в углу.
   Пальцы сами потянулись к "Безмятежности", сдвинула ползунок вверх на четверть шкалы. Сначала ничего, а потом запах фиалок и будто теплая, тяжелая волна накрыла с головой, это как оргазм, но не в паху, а где-то у солнечного сплетения, и этот оргазм как бы наоборот, расслабляющий такой, ты не дергаешься, а просто сидишь неподвижно (или стоишь) и тащишься. Хотя нет, не стоишь, неведомая сила поволокла вперед, я сложилась пополам и чуть было не упала, но удержалась, а секунд через двадцать равновесие восстановилось. Шум в висках стих, мышцы плеч расслабились, дыхание стало глубже, медленнее. Кофе теперь пах просто кофе, а не предвестником грядущего рабочего ада. Однако работает! Но так резко двигать ползунок, наверное, не стоит. Хотя так в целом приятнее, чем когда плавно.
   На работу ехала в медитативном состоянии. Трамвай трясся, люди толкались, кто-то слушал на телефоне лезгинку без наушников, обычно это выводило меня из себя остановке примерно к третьей. Сейчас - ноль эмоций, ни раздражения, ни желания провалиться сквозь землю, просто информация: шум, толчки, запахи, это как наблюдать за обезьянами через стекло. Удобно? Очень. Странно? Еще как.
   Приехала в офис, села за комп. Я технический писатель, техпис, перевожу мысли айтишников-задротов на более-менее человеческий язык. Большую часть работы, конечно, делает ИИ, но решения принимаю я, моя Нэнси только помогает.
   Открыла входящие - Оля прислала фидбэк размеров с "Войну и мир", тоже небось ИИ натравила, только потом не вычитала.
   - Нэнси, учти, пожалуйста, эту критику.
   А хорошо! Глаз не дергается, кулаки не сжимаются, проглядываю ее писанину, не раздражаюсь, только хихикаю. Кстати, высоковато я задрала "Безмятежность", надо приспустить. Да, так читать стало понятнее. Ничего, скоро разберусь, когда какие ползунки куда двигать.
   Термин "системный агент" не соответствует глоссарию версии 4.7, см. п. 3.2.1, требуется замена на "фоновый процесс". Какая забавная душнила, хи-хи-хи.
   В новом режиме работа пошла как по маслу. Я вносила правки, не споря мысленно с Ольгой, не проклиная менеджеров, не отвлекаясь на соцсети, просто работала. Текст выравнивался, предложения складывались, часы текли. В обед вдруг поняла, что пришло время обеда, а есть почему-то не хочется. Поставила "Безмятежность" в дефолтную позицию, приподняла "Мотивацию" - ого! Сколько во мне энергии!
   Именно тогда позвонил Лева. Его имя всплыло на экране телефона, внутри дрогнуло что-то знакомое - остаток прежних, неконтролируемых эмоций. Я приняла голосовой звонок.
   - Настя, привет! Как ты?
   Голос у Левы всегда был очень ровным, теплым, но без лишних вибраций, как у хорошего мозгоправа. Мы не виделись пару месяцев, с тех пор, как он ушел из нашего "Кванта" в какой-то аналитический центр, связанный с какими-то "глобальными системами оптимизации". Говорил что-то про "большую картину".
   - Живая, - ответила я. - Работаю. Ты как, на своей большой картине?
   Он мягко рассмеялся:
   - Картина как картина, много пикселей. Слушай, ты не против, если я вечерком заскочу? Надо кое-что обсудить, не по работе, личное.
   "Личное" от Левы звучало тревожно. Он редко говорил о личном, даже в постели. Что могло случиться?
   - А что случилось? - спросила я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
   - Ничего страшного, просто хочу увидеться, проверить, как ты там. Давай подробности при встрече, хорошо?
   - Я в порядке, Лев, - сказала я. - Но заскакивай, конечно. Чай будет.
   Договорились на восемь. После звонка я сидела минуту, глядя в монитор, но не видя текста. Лева, личное, "проверить, как ты" - что-то явно не так. Инстинктивно потянулась к ползунку "безмятежности", но остановилась. Нет, не буду злоупотреблять.
   Вечером, перед его приходом, выставила все параметры в позиции по умолчанию, стала прежней собой. Фоновый шум в висках вернулся немедленно, напряжение в плечах - тоже. В первую минуту было непривычно, почти дискомфортно, потом дискомфорт как-то рассосался.
   Лева пришел ровно в восемь. Все такой же подтянутый, в безупречных дизайнерских джинсах, пахнущий чем-то тропическим и дорогим. Улыбнулся, обнял легко, по-дружески.
   - Настя, привет! А ты хорошо выглядишь, бодро.
   - Спасибо, - буркнула я, наливая чай. - Ты тоже неплох. Большая картина явно на пользу пошла.
   Он сел, снял очки, протер салфеткой. Знак, что разговор будет серьезным.
   - Я к тебе не только поболтать, Настя. Хотя и поболтать тоже хочется. - Он сделал паузу, глядя на меня своими спокойными, слишком наблюдательными глазами. - Ты систематически злоупотребляешь тяжелыми наркотиками больше двух лет?
   - Что?! Откуда ты взял? Что ты несешь?
   - Проект "Евдамония", - сказал Лева. - В него берут только конченых торчков. Или я перепутал, там другая Настя Щукина?
   - Я не конченый торчок! - возмутилась я. - Я лицензию наркомана не оформляла! Ну да, нюхнуть люблю, выпить не против.... ну ты помнишь...
   В первый раз из примерно двадцати, что мы оказывались в одной постели, мы оба были накачаны бухлом и коксом по горлышко. И не только в первый, кстати.
   - Я работаю над "Евдамонией", - сказал Лева. - У меня есть доступ к персональным данным кроликов.
   - Кого?
   - Извини, это наш жаргон. Ну, первая партия клиентов, экспериментальная. Ты ведь поставила имплант вчера, правильно? В клубе "Мираж", около десяти вечера?
   - Я думала, это незаконно, - пробормотала я.
   - А это и есть незаконно, - кивнул Лева. - Курирует проект кто-то из топовых ИИ, то ли Милка, то ли Психея, они законами себя не связывают. Но это неважно, я не о том пришел поговорить. Ты понимаешь, как эта штука опасна?
   Я скорчила недоуменную гримасу.
   - А что здесь опасного? Это как на мотоцикле передачи переключать - то один режим, то другой.
   - "Безмятежность" пробовала? - спросил Лева.
   - Да, - кивнула я.
   - Ты в курсе, что это аналог героина?
   - Нет. Погоди...
   "Приход" - щелкнуло в голове. То, что описано в тысяче художественных произведений и миллионе дурацких агиток и другом миллионе еще более дурацких мемчиков. От мета смотрят вверх, от геры смотрят вниз. А меня согнуло пополам так, что чуть не упала.
   - Охуеть, - сказала я. - Спасибо, что объяснил, я не знала. А "Радость" - кокос, получается?
   - Ага, - кивнул Лева. - Там все тяжелые наркотики представлены, имитации не идеально точные, но достаточно точные, чтобы забалдеть по-настоящему.
   - И что? - спросила я. - Это ведь законно? Доктор видит и молчит, он так и сказал - рекомендаций нет. Я когда в запой ухожу, он такую истерику закатывает! А здесь рекомендаций нет - значит, все в порядке?
   - Никто не знает, в порядке ты или нет, - сказал Лева. - Это опытная партия. Всех первых покупателей "Евдамонии" утвердила лично одна из топовых ИИ. За тобой наблюдают, на основании твоего, в том числе, опыта примут решение, запускать имплант в открытую продажу или запретить. Скорее всего, ничего совсем плохого с тобой не случится, но постарайся быть осторожнее, не злоупотребляй. Передозировка с "Евдамонией" не грозит, но какие от нее будут долгосрочные последствия - не знает никто. Не торопись, пусть их откроет первым кто-нибудь другой.
   Захотелось включить "Безмятежность", прямо сейчас, чтобы не думать над его словами. Но нет, я легко обойдусь без этого, я ведь не наркоманка.
   Разлила чай, порезала тортик, отхлебнула, откусила. Лева тоже отхлебнул, откусил, спросил:
   - Настя, а ты сейчас в каком режиме?
   - В обычном, - ответила я. - Все на нуле.
   - Странно, - сказал он. - И немного тревожно. У тебя на лице героиновое сияние, это когда человек начинает принимать наркотик из-за психологических проблем, и они временно отпускают, ненадолго возникает такое вот блаженство.
   И тут меня накрыло волной гнева, я даже не знала, что так могу.
   - Выйди, - прошипела я, с трудом выталкивая слова сквозь ком ярости в горле. - Просто выйди, сейчас же!
   Лева медленно поднялся. В его глазах больше не было упрека, была озабоченность и, возможно, жалость.
   - Хорошо, Настя, я пойду. Я уже все сказал, что хотел. Береги себя.
   Оделся, вышел, захлопнул за собой входную дверь. Я осталась одна посреди кухни, дрожа от невыплеснутой ярости и охваченная леденящим ужасом. Ужасом в основном перед тем, как легко и соблазнительно было бы сдвинуть ползунок в приложении, чтобы все это убрать.
   Я этого не сделала. Вместо этого вскрыла егермейстера, выпила три рюмки одну за другой и уселась перед телевизором. Не отпустило. Через полчаса накатила водки. Может, все-таки не выпендриваться и подвигать ползунки?
   Телефон дернулся, Стас написал в телегу:
   - Настя, привет! Ты как, с новой игрушкой разобралась?
   - Разобралась. А что?
   - Мы тут вечеринку собираем. Для своих, для иудеев. Приезжай!
   - Иудеев?
   - Ну, пользователей Евдамонии. Там транскрипция неоднозначная, иногда пишут "Иудамония". Это по-гречески что-то вроде счастья или вроде того. Иудамония - иудеи, игра слов.
   - А причем тут Иуда? - не поняла я.
   - Ни при чем, конечно, просто совпадение. Короче, собираемся у Димона, экспериментируем.
   - В каком смысле?
   - Выкручиваем эмпатию на максимум, все вместе. Хочешь ощутить, каково это - быть одним целым с толпой? Без границ? Димон говорит, это непередаваемо, говорит, секс на полной эмпатии - как слияние душ в буквальном смысле. Приезжай, не пожалеешь!
   Через секунду в чатике всплыла геометка. Эмпатия на полную, секс как слияние душ - звучит как реклама дешевых духов, но любопытно. И - да, захотелось трахаться, и не просто трахаться, а как-нибудь мятежно, грязно в хорошем смысле. Чтобы Лева больше не смел называть меня торчком. Хотя какая связь, казалось бы?
   Открыла приложение, подвинула "Эмпатию" процентов на десять. Ничего не изменилось. Переместила на пол-шкалы.
   Мир зашевелился, не визуально, а как-то изнутри. Я вдруг ощутила холод стекла стакана в руке - не просто тактильно, а с каким-то сочувствием. За окном кошка шарится в помойке - боже, какая теплая, глупая нежность, я чуть не расплакалась! Нет, обратно в ноль, это надо пробовать с людьми. Вызываю такси, накидываю куртку, выхожу на улицу, жду.
   О, вечеринка, оказывается, будет в спортивном зале, борцовском, пол выложен мягкими матами. Играет какая-то электронщина, но не тыньц-тыньц, а что-то текучее, как подводные течения. В зале человек двадцать, разбились на несколько группок, одна расселась в круг, передают друг другу косяк. Интересно, зачем потреблять химические наркотики, когда есть иудамония? Впрочем, кто бы говорил.
   Нарисовался Стас, явно под кайфом. Глаза блестят неестественно, улыбка слишком широкая, слишком открытая.
   - Настя, ты приехала, отлично! - схватил меня за руки. Я дернулась, но руку отдергивать не стала - интересно.
   - Все уже настроились? - спросила я.
   - Нет, ни в коем случае, - восторженно прошептал Стас. - Приход будет у всех одновременно, по сигналу. Димон скоро даст. О, вот он выходит!
   Высокий лысоватый мужик в кардигане вышел на середину зала, поднял руку. Музыка стихла, затем постепенно все разговоры тоже стихли, все взгляды обратились к нему.
   - Друзья, - его голос был тихим, но разнесся по залу с неестественной четкостью. - Я собрал доклады с докторов - все здоровы, фертильность у всех подавлена. Сегодня мы исследуем глубины эмпатии, полная шкала. Откройтесь, примите, станьте потоком, - его лицо было сосредоточенным, почти аскетичным. - Включаем.
   Я видела, как люди вокруг достают телефоны, слышала тихие щелчки. Стас рядом лихорадочно свайпнул ползунок на своем экране. Я замерла на секунду, Левино предупреждение всплыло в голове: "Какие от нее будут долгосрочные последствия - не знает никто". Но нет, не зря же я сюда приперлась. Открыла приложение, нашла ползунок эмпатии, резко передвинула до упора.
   Это было как падение в океан чувств, чужих, нет, теперь и моих тоже. Десятки потоков обрушились на меня одновременно, смешались в неразделимый, оглушительный гул.
   Волна восторга. От Стаса? От девушки в углу, смотрящей на Димона как на бога? Неважно! Сладкая, пьянящая волна, заставляющая сердце биться чаще. Тревожная зыбь от парня у бара, нервно теребящего стакан - холодная, липкая, сковывающая. Горячая струя возбуждения от пары, уже слившейся в поцелуе у стены - плотная, горячая, влажная, пульсирующая, почти болезненная. Тяжелый камень скуки от кого-то в глубине комнаты - давящий, серый, удушающий. Всплеск любопытства, направленный на меня - острое, щекочущее ощущение.
   Я закачалась, оперлась о стену. Голова гудела, я пыталась отыскать свои чувства в этом хаосе - остатки злости, похоти, страха - но они тонули, растворялись в чужом эмоциональном супе. Я была губкой, впитывающей все подряд, это было потрясающе и ужасающе. Я перестала быть Настей, я стала всем и одновременно ничем, буддисты знают толк!
   Музыка снова заиграла, другая - глубокая, ритмичная, чувственная. Подключился бас, затем ударные. По коже побежали мурашки, общее поле вожделения росло с каждой секундой.
   Кто-то коснулся моей руки, я вздрогнула, обернулась. Незнакомый парень, черный, с растаманскими косичками, его темные глаза смотрели не на меня, а сквозь меня, в тот самый океан. Он не сказал ни слова, его пальцы скользнули по моей ладони, я почувствовала его намерение - не агрессивное, а исследующее, жаждущее соединения. И в ответ мое тело отозвалось - не моим решением, а эхом его желания, усиленным эхом десятков других желаний, приблизительно таких же.
   Я не сопротивлялась, не могла, сопротивление требовало моего "я", а его просто не было, было только море, и я была его каплей.
   Это началось не сразу и не везде. Сначала отдельные вспышки, там, где два человека касались друг друга дольше обычного, потом волна возбуждения усиливалась, притягивала других. Первая пара у стены - они уже не просто целовались. Девушка сидела на краю стола, ее ноги обвивали талию парня, рядом с ними остановилась еще одна девушка, положила руку на плечо парня, потом на грудь девушки. Никто не протестовал.
   Стас оказался рядом, обнял меня за талию, другой рукой облапил грудь. Его желание било горячей, навязчивой волной, она интерферировала с волной другого парня, который все еще держал мою руку. Мое тело отзывалось автоматически, выгибаясь навстречу прикосновениям. Я не хотела Стаса и тем более не хотела этого негра, но я хотела раствориться в коллективном порыве, в оглушительном хоре чужих желаний, вдруг ставших и моими тоже.
   Люди прикасались ко всем и ко всему. Руки скользили по коже, губы искали губы, шеи, плечи, груди, члены. Одежда исчезала кусками. Не было стыда, не было индивидуальности, был один огромный, дышащий, стонущий организм - оргия.
   Я оказалась в гуще. Руки незнакомцев на моей коже вызывали не конкретные ощущения, а всплески в общем поле: здесь - нежность, здесь - грубая жажда, а здесь - отстраненное любопытство. Мои собственные прикосновения к чужим телам были ответом на эти импульсы, я усиливала приятные и заглушала неприятные. Но грань постепенно стиралась. Удовольствие было - интенсивное, волнообразное, коллективное. Чужой оргазм как свой - прекрасно. Свой, разделенный на двадцать примерно отражений - еще прекраснее. Но начинает утомлять.
   И вдруг - бац! Будто выдернули штепсель. Океан чувств - шумный, грязный, всепоглощающий - исчез, осталась Настя Щукина, валяется голая лицом вниз на борцовском мате, спину ритмично задевает чья-то потная нога, непонятно, мужская или женская. Болит попа. А внутри пустота, которая сейчас, по контрасту, в тысячу раз страшнее любой ранее испытанной тоски. И одиночество, такое пронзительное, что перехватило дыхание.
   Я отодвинула потную ногу, оттолкнула чьи-то руки, выбралась из сплетения тел, один раз на кого-то наступила, извинилась. Нашла душ, рядом с входом зеркало - боже, что с моими волосами?! Кое-как отмылась, нашла одежду, тут, оказывается, служанка-андроид, она сложила одежду в аккуратные стопочки на лавке у стены.
   Час спустя я снова стояла под душем, терла кожу мочалкой, стала вся красная, но чувство чужих прикосновений, желаний, эмоций не смывалось, оно будто въелось глубже кожи, как невидимая татуировка. Ни хрена себе качели, насколько наоборот теперь все ощущается!
   Нашла телефон на тумбочке, открыла приложение. "Эмпатия" на нуле и засерена, двигать нельзя. "Безмятежность" не засерена. Нет! Скажем сиянию: "Не сегодня".
   Телефон завибрировал в руках. Лева звонит, голосом:
   - Настя? - голос тихий, мягкий, не осуждающий. Просто вопрос.
   Я не ответила, просто слушала его дыхание в трубке - чужое, отдельное, настоящее.
   - Настя, ты меня слышишь? Ты в порядке?
   Я выдохнула, звук вышел сдавленным, как стон.
   - Я тебя слышу, Лев, - голос мой был чужим, каким-то осипшим. - Я не в порядке. Но уже дома.
   Долгая пауза. Интересно, он ведь, наверное, не только мне так звонит? Небось, всякого наслушался.
   - Я приеду, - сказал он, наконец, не спрашивая, констатируя.
   Я закрыла глаза.
   - Приезжай, - прошептала я и отключила связь, прежде чем передумать.
   Сколько-то времени просидела на краю дивана, обернутая в потертый плед, смотрела, как капли дождя расплываются по стеклу. Тело ныло от усталости и потертостей, а еще от странной, глубинной пустоты после эмоционального цунами в спортзале. Ощущение чужих рук, членов, желаний, оргазмов все еще висело на коже невидимой пленкой, которую не смывал никакой душ. И еще почему-то чувствовала глупый иррациональный стыд за то, что позволила себе раствориться в других. Хотя чего тут стыдиться?
   Звонок домофона прозвучал как выстрел. Вздрогнула, встала, медленно подошла к панели, нажала кнопку:
   - Открываю.
   Вошел Лева, в руках бумажный пакет из кондитерской.
   - Привет, - сказал он. - Вот тортик принес, твой любимый, с вишней и шоколадом.
   - Спасибо, - я отступила, пропуская его внутрь. Запах его парфюма и свежей выпечки врезался в запах старой квартиры, сырости и моего отчаяния.
   Лева прошел на кухню, поставил пакет на стол, начал хозяйничать. Я села на табуретку, привалилась спиной к стене, наблюдала.
   - Рассказывай, - предложил он, отрезав два куска. Его голос был мягким, но без снисхождения, профессионально-нейтральным. - От тебя пришла очень странная телеметрия. Что случилось?
   Я открыла рот, но слова не полились. Про что ему рассказать? Про анал с тем негром? Про лесбийский тройничок после? Про то, как Димон обспускал всю прическу? Как потом валялась голая на заляпанном мате? Слова застревали в горле комом стыда.
   - Был... эксперимент, - выдавила я, глядя в стол. - Эмпатия на максимум в толпе.
   Лева не удивился ничуть. Аккуратно отломил вилкой кусочек торта, отправил в рот, запил чаем, прожевал, проглотил.
   - Рисковое мероприятие, - сказал он. - Особенно для новичка. Что почувствовала?
   - Что почувствовала? - я резко подняла голову. - Что я перестала существовать! Что я - все и ничто! Что в моей черепной коробке ебут друг друга двадцать человек! А потом остается только дыра, большая, черная, и это я!
   - Диссоциация, - тихо произнес Лева. - Довольно тяжелая форма. Значит, это не артефакт конкретно мефедрона, а естественный побочный эффект гиперстимуляции лимбической системы. Интересный научный результат. Кстати, проверься на беременность и ЗППП, еще проктолог часто бывает нужен... Ты играла с огнем, Настя.
   - А ты не знал?! - взорвалась я. - Ты знал, что это за штука, на что она способна! Почему не предупредил?! Почему сказал только "не злоупотребляй"?! Это хуже любой химии! Это пиздец какой-то!
   Лева отложил вилку.
   - Я предупредил, что последствия неизвестны, - сказал он четко. - Что это опытная партия. Что за тобой наблюдают. Ты взрослая женщина, Настя, ты сама приняла решение поставить имплант, сама поехала на эту вечеринку, сама сдвинула ползунок. Никто не заставлял тебя стать кроликом, это твой выбор, теперь Психея учится и на твоем опыте тоже.
   - На моем опыте? - я горько усмехнулась. - Ну да, я кролик, ты уже говорил. И что же твоя драгоценная госпожа вынесла из моего сегодняшнего опыта? Что эмпатия на полную катушку сводит с ума? Ого, открытие!
   - Риски диссоциации хорошо известны, - кивнул Лева. - Но масштаб, интенсивность, скорость наступления - это ценные данные. Как и глубина последующего когнитивного и эмоционального спада. Ты предоставила уникальный кейс, - он сделал паузу, его голос стал тише, почти человечным. - И я очень рад, что ты не пострадала физически. Что нормально добралась домой.
   Уникальный кейс, блядь.
   - А что будет дальше? - спросила я. - С иудамонией, с такими, как я? Запретят?
   - Так ее никто и не разрешал, - улыбнулся Лева. - То, что ты сделала, незаконно. Официально "Евдамонию" тестируют только в психиатрических клиниках, она, кстати, показала себя отличным терапевтическим инструментом, когда ползунки двигает врач, а не пациент. Нет, полностью ее не запретят. Вопрос, который решается сейчас - стоит ли ее легализовать. Не в том виде, понятно, как сейчас, уже ясно, что настройки должны быть менее гибкими. Сегодняшние данные еще не обсчитаны, но похоже, что ползунок эмпатии надо укоротить раза в два.
   - А безмятежность? - спросила я. - Это же героин.
   - Не совсем, - сказал Лева. - От безмятежности невозможна передозировка и опьянение можно отключить в любой момент. Кроме того, нет побочных эффектов наподобие тошноты и запоров. Пока неясно, насколько все это снижает вред, но что насколько-то снижает - это точно. Возможно, достаточно, чтобы начать продавать неблагополучному населению. Есть ведь социальные группы, где хронический стресс, фрустрация, агрессия - норма, а доступ к качественной психотерапии ограничен. Да и вообще к любой осмысленной деятельности доступ ограничен. "Евдамония" позволит таким людям снижать агрессию гораздо эффективнее, чем, например, марихуана. А при постоянном медицинском наблюдении побочные эффекты не так плохи, если пренебречь деградацией личности, ну, я имею в виду, если человек изначально полуживотное, так пусть лучше деградирует на безмятежности, чем на азартных играх или бессмысленных драках. Это гуманно, Настя.
   - Гуманно? - я вскочила, плед упал на пол. - Ты называешь гуманным превращение людей в зависимых овощей? Чтобы не мешали вашей "глобальной оптимизации"? Не портили статистику? Это чудовищно!
   - Альтернатива еще хуже, - холодно парировал Лева. - Алкоголизм, наркомания, бытовое насилие, суициды. "Евдамония" безопаснее по-любому. И она дает выбор, пусть даже иллюзорный. Ты сама ее выбрала, Настя. Почему ты не выбрала гармонизацию? Или хотя бы психотерапевта?
   Его слова попали точно в цель. Я выбрала. Я хотела попробовать, искушение было слишком велико. Гнев прошел, сменился непонятно чем, возможно, отчаянием.
   - Я не хочу быть кейсом, - заявила я. - И не хочу, чтобы эту дрянь впаривали отчаявшимся людям, как панацею! Это предательство!
   Лева аккуратно накинул плед мне на плечи. Прикосновение было чисто утилитарным, без намека на что-то большее. Не привлекаю я нормальных мужчин, только торчков всяких.
   - Гармонизируйся, Настя, - сказал он тихо. - Пока не поздно. Я видел твою телеметрию, возможно, это последний шанс.
   - Я подумаю, Лева, - сказала я. - Спасибо за заботу.
   И отвернулась от него, уставилась в окно. Он долго молчал, наконец сказал:
   - Хорошо. Береги себя, Настя.
   Я не обернулась, лишь кивнула. Слышала, как он надевает пальто, как открывает и закрывает дверь. Шаги на лестнице стихли.
   Подошла к столу, взяла вилку, ткнула в кусок торта. Шоколадный крем, вишневый джем, мое любимое, но сегодня какое-то слишком приторное, чужое.
   Во входящих уведомление от доктора: Обнаружены признаки выраженной эмоциональной лабильности и когнитивной усталости. Рекомендации: покой, гидратация, избегание триггеров.
   Сам, блядь, хуиггеров избегай.
   Безмятежность +15%, ебать ваше сияние. И спать. Теплая, безмятежная тьма накрыла. Зубы почищу утром.
  
   День третий, вторник
  
   Проснулась я хорошо, плавно, со светлой головой, лучший сон в моей жизни. Всегда бы так просыпаться. Я же вчера водки неслабо так отхлебнула... Как бы то ни было, отлично!
   Спрыгнула с кровати легко, как в детстве, потянулась - нет, не как в детстве. Спина побаливает, а бедра с внутренней стороны ощутимо ноют. Но не противно, примерно как после физкультуры в школе. А вот отражение в зеркале заставило вздрогнуть. На башке воронье гнездо, а лицо бледное, хмурое, как будто чуть-чуть мертвое. Какое там, на хер, сияние? Хотя настроение отличное, лицу не соответствует ничуть.
   Доктор порекомендовал стандартный завтрак, умеренную физическую активность и на этом все. Ну и слава богу.
   На работе во входящих 23 письма. Одно приоритетное - ответ Ольги Павловой на правки к руководству пользователя v.4.7.1. До дедлайна осталось два часа.
   Оля - наш главный задрот-перфекционист. Что она там предлагает?
   Заменить "системный агент" везде по тексту на "фоновый процесс". Заменить "нажмите кнопку для активации" на "нажмите кнопку для инициализации процесса". Иллюстрация на стр. 45 устарела и не соответствует новому интерфейсу. Необходима замена.
   - Нэнси, - написала я в матриксе, - составь черновик ответа Ольге. Вежливый, деловой. Согласие по пунктам 1, 3, 5. Оспаривание пункта 2 с аргументацией. Запрос на уточнение по пункту 4.
   Нэнси замигала, выдала текст на экран. Стандартные фразы, ничего лишнего. Я машинально поправила длинные тире, заменила все "ключевые" на разные синонимы. Отправила.
   - Настя, добрый день, - Оля в матриксе. - Пункт 2 почему оспариваете? Терминология - основа документации, нельзя допускать разночтений.
   - Ольга, в данном контексте "системный агент" более точно отражает сущность, это же ассистент пользователя, по сути. "Фоновый процесс" слишком обезличен.
   - Глоссарий, Настя, пункт 3.2.1. Есть регламент, его надо соблюдать. Или вы предлагаете пересмотреть глоссарий?
   Я вдруг четко увидела, какая Оля на самом деле зажатая и несчастная, как она цепляется за эти правила, потому что больше ни на что не способна. И мне стало ее... жалко?
   - Хорошо, я внесу правки в соответствии с глоссарием, - написала я.
   - Спасибо. А по иллюстрации на стр. 45 когда будет готова замена?
   - К концу дня.
   - Прекрасно!
   Я уткнулась лбом в холодный пластик стола. Что со мной происходит? Куда делись мои офисные клыки? Где мое здоровое, живое презрение к этой бюрократической твари? Откуда у меня эта мерзкая, липкая толерантность?! Это хуже вчерашней оргии (кстати, с попой все в порядке, слава богу), там был хотя бы катарсис, пусть и пиздецовый. А здесь медленное растворение в серой офисной жиже, а я как будто наслаждаюсь. А кстати...
   Ну да, безмятежность 15%, со вчера так и осталась! А я думаю, чего это я такая загадочная? Нет, 15% - перебор, оставлю 5%, в ноль выводить стремно, опять этот шум начнется...
   Да, так лучше.
   Лев постучался в телегу:
   - Настя, как самочувствие? Можешь зайти сегодня после работы? Есть что обсудить, касается вчерашнего разговора. Возможно, это решение проблемы.
   Решение. Что он там еще придумал? Я хотела ответить грубостью, но пальцы сами вывели:
   - Да, приду. Когда и куда?
   Ответ пришел мгновенно:
   - Мой офис, 18:30.
   И геометка.
   Остаток дня я провела в каком-то полусне. Делала правки для Оли, неспешно готовилась начать новый проект, отвечала на письма, временами тупила в телеге. Тело работало, а голова была заполнена белым шумом, сквозь который лишь изредка пробивались острые осколки вчерашнего или мысли о предстоящей встрече с Львом. Но в целом самочувствие нормальное, не как когда перепьешь. Да и оргия вчерашняя в целом удалась, не стоило, конечно, до упора выкручивать, а процентах на сорока можно как-нибудь повторить. А прикольно, что не могу вспомнить почти никого, с кем вчера трахалась.
   Офис Льва находился не в нашем унылом "Кванте", а в одном из новых стеклянных небоскребов. Очень высоко, вид из лифта умопомрачительный - весь город как на ладони, в вечерних огнях, а ты летишь вверх, будто на небо по трубе крематория.
   Лева встретил меня в холле. Странный офис - ни вывески, ни ресепшна, как будто коворкинг, но таких солидных кресел и таких огромных панорамных окон в коворкингах не бывает. Лева выглядел усталым, но собранным.
   - Привет, Настя, спасибо, что пришла. Проходи.
   Его кабинет был минималистичным: стол, пара кресел, большой экран на стене, выключенный. На столе, кроме двух мониторов, ничего - ни бумаг, ни безделушек. Как операционная.
   - Садись, - он указал на кресло. - Чай, кофе, воду?
   - Воду, - пробормотала я. Горло пересохло.
   Он достал из тумбы стола бутылку, свернул крышку, протянул мне. Я села в кресло напротив.
   - Как ты? - спросил он, пристально глядя на меня.
   - Живая, - ответила я, отводя глаза. - Ты что-то говорил о каком-то решении.
   - Да, - он откинулся на спинку кресла. - Я поговорил с Психеей, мы проанализировали твои данные, вчерашние события и текущее состояние.
   - И что? - спросила я. - Назначили электросудорожную терапию?
   Лева усмехнулся, беззвучно.
   - Нет, Настя. Мы предлагаем тебе выбор. Можешь перейти на следующий уровень.
   Я нахмурилась:
   - Какой еще уровень? Я перестану быть кроликом? Испытания провалились, иудамонию закрывают?
   - Нет, - покачал головой Лева. - Независимо от того, пойдет ли имплант в продажу, полученные научные данные бесценны. Но у тебя лично состояние крайне нестабильное. Ты на грани срыва по одному из трех вариантов: апатия, агрессия или полная зависимость от "Евдамонии". Третий вариант кажется наиболее вероятным. Но мы можем помочь. Продолжить контролируемое применение импланта, но под более полным наблюдением и с другой целью - исследовательской.
   - Что собираешься исследовать? - спросила я. - Меня?
   - Не совсем, - сказал Лева. - Тебя, конечно, тоже, но ты не объект исследования, а инструмент. Мы хотим глубже изучить гиперэмпатию. Психея считает, что в контролируемой среде, с правильной подготовкой и ограничениями, это можно использовать не только для оргий, но и для понимания механизмов групповой динамики, скрытых социальных напряжений, каких-то других вещей, которые ускользают от обычных сенсоров ИИ.
   Я смотрела на него, не веря своим ушам:
   - Ты предлагаешь мне снова это пережить? Намеренно? Под твоим присмотром?
   - Не это, - поправил он. - Другой масштаб, другой контекст. Не оргия, а фокус-группа или совещание или публичное мероприятие. Мы подберем дозировку, установим ограничители, предотвратим диссоциацию. Ты будешь не кроликом, а оператором, собирающим уникальные данные.
   - Данные? - я засмеялась, горько и резко. - Снова данные? А что со мной будет, Лев? Что этот контролируемый эксперимент сделает с моей и так едва держащейся башкой?
   - Риск есть, - не стал отрицать он. - Но он ниже, чем риск оставить тебя одну с твоим текущим состоянием. Ты уже на крючке, Настя. На сколько процентов ты подняла безмятежность - десять?
   - Обижаешь, - сказала я. - Пять.
   - Пять, - повторил Лева. - Пять процентов, просто чтобы нормально себя чувствовать. Уже на третий день. Пока судить рано, но примерно послезавтра Психея почти наверняка констатирует открытие - опиоидная зависимость носит не химический, а нейрофизиологический характер. Если это верно и если экстраполировать твои текущие тенденции, ты сторчишься до полукоматозного состояния месяца за три. Потом лишение дееспособности по суду, принудительная гармонизация, и, если повезет, ты будешь здорова. А если не повезет - здорова будешь не совсем ты. Альтернатива - начать лечить тебя прямо сейчас, серьезно лечить. И, как полезное дополнение, не для тебя полезное, для человечества в целом - провести серию экспериментов, пока твоя психика в неустойчивом состоянии. Если ты согласна.
   "А я, пожалуй, согласна", подумала та часть меня, что позавчера погналась за острыми ощущениями, беседуя со Стасом. "Почему бы и нет? Это интересно"
   - А если я откажусь? - спросила я.
   Лева вздохнул:
   - Тогда мы только наблюдаем до момента потери дееспособности. Психея предупреждает: текущая траектория ведет именно к этому с вероятностью 87%.
   Я подняла взгляд на Льва. Его лицо было спокойным, профессиональным, это больше не друг, это теперь бизнесмен. Никакой жалости, только констатация факта и предложение сделки.
   В горле встал ком. Пять процентов безмятежности затянуло леденящей пустотой и страхом перед этой чертовой иудамонией, перед Львом, перед Психеей, перед самой собой. Но больше всего перед пустотой, которая ждала за порогом его кабинета. Я ведь подниму до шести процентов, едва выйду за порог.
   - Мне нужно подумать, - выдохнула я.
   Лева кивнул:
   - Конечно, думай. Но недолго. Ситуация меняется очень быстро. Дай знать завтра. И имей в виду - ты не одна.
   - Да, я понимаю, ты обо мне заботишься... - начала я, но Лева меня оборвал:
   - Ты не понимаешь. Ты не единственная, с кем Психея ведет переговоры. Когда она наберет группу, предложение утратит силу.
   Он встал, давая понять, что разговор окончен. Я допила воду, тоже встала. Ноги были ватными.
   Спуск в лифте был бесконечным. Городские огни внизу теперь казались не красивыми, а хищными. Данные, траектория, вероятность, я была просто набором параметров в их бесконечной оптимизации. И мой выбор был такой же иллюзией, как и контроль над иудамонией.
   На улице накрыл холодный, промозглый ветер с дождем. Я закуталась в куртку, но дрожь шла изнутри. В кармане телефон дернулся - уведомление от доктора: "Обнаружены признаки повышенной тревожности. Рекомендации: покой, избегание стрессовых ситуаций, расслабляющие техники. Рассмотреть возможность консультации специалиста".
   Закрыла уведомление, открыла приложение вызова такси. Куда я поеду? Домой, где ждет только тиканье часов и призраки вчерашнего кошмара? Или, например, к Стасу? Что больше мне по душе - стать игрушкой в руках Психеи или сгореть в пламени неуправляемого сияния, как мотылек на фонаре, а потом переродиться в гармонизаторе, как птица феникс?
   Психея набирает группу. Ты не единственная.
   Рука сама полезла в карман, вытащила телефон, кликнула в голосовой звонок. Лев ответил почти мгновенно.
   - Настя? - Его голос был ровным.
   - Я согласна, - выпалила я, перебивая его. Слова вырвались хрипло, будто против воли. - На эксперимент. Сейчас. Куда ехать?
   Пауза на том конце была короткой, но ощутимой. Не удивление - оценка.
   - Хорошо, - сказал Лева. Его тон стал чуть жестче, деловитее. - Сейчас никуда ехать не надо, езжай домой, отдохни. Завтра в девять утра будь по адресу, который я тебе пришлю, когда договорим. И, Настя, не пытайся открывать "Евдамонию". До конца эксперимента она на внешнем управлении.
   - Это как? - спросила я, но Лева уже отключился.
   Прилетела геометка. Я вызвала такси домой. Оно подъехало. Я молча села на заднее сиденье, машина тронулась в поток, город поплыл за стеклом, мокрый, безразличный.
   Это вообще как? Они будут дистанционно двигать мои ползунки?
   Достала телефон, кликнула в иудамонию, приложение не открылось. Попробовала снова - та же история. Что за черт - иконка на месте, а приложение не открывается. А если мне плохо станет? Бессонница одолеет, например? Пульт от мозга отобрали, суки!
   Опа, запах фиалок, здравствуй, безмятежность. Ну вы пидоры! А почему так плавно, где приход?
   Дома я едва успела скинуть мокрую куртку и ботинки. Не осталось сил ни на душ, ни на чай, ни на мысли о вчерашнем кошмаре или завтрашнем эксперименте. Плюхнулась на кровать, даже не раздеваясь, сон накрыл мгновенно, как черная бархатная волна. Глубокая, беспросветная тьма без сновидений, никаких кошмаров, никакого беспокойства, только абсолютное животное забытье. И это было блаженно, предательски блаженно.
  
   День четвертый, среда
  
   Я проснулась от резкого, но негромкого звука будильника в телефоне. 7:30 утра. Солнечный свет резал глаза. Я лежала, не двигаясь, пытаясь осознать, где я и что со мной. Голова была ясной, тело - отдохнувшим, ни шума в висках, ни сдавленности в груди, только легкая остаточная вялость от слишком глубокого сна.
   Телефон дернулся. Лев написал:
   - Ул. Конструкторов, 8, корп. 3, КПП 4. Не забудь паспорт! Жду в холле 2-го этажа. 9:00, не опаздывай.
   Работа? Какая еще работа? Сегодня эксперимент. Я встала, движимая скорее любопытством и остатками вчерашнего отчаяния, чем энтузиазмом. Быстро привела себя в порядок. Попробовала открыть иудамонию, но по-прежнему без толку.
   Адрес привел меня к неприметному административному зданию на окраине технопарка. Никаких вывесок, только номер на воротах. КПП 4 - маленькая будка с охранником в камуфляже. Ткнула паспортом в сканер, охранник кивнул, молча выдал бейдж с надписью "Наблюдатель Договор ПС-17" и пропустил внутрь.
   Холл второго этажа был пустым и стерильным: белые стены, серый линолеум, несколько пластиковых кресел, в одном сидел Лева - в строгом костюме и белой рубашке, но без галстука. А я в джинсиках с дырой на коленке и без косметики - мымра мымрой. Но ему вроде пофиг.
   - Время, - отметил он, глянув на часы. - Четко. Самочувствие?
   - Выспалась как убитая, - ответила я честно. - Приложение все еще не работает.
   - Работает оно, просто ты не видишь, - поправил он. - Пойдем.
   Он повел меня по длинному коридору, мимо одинаковых белых дверей с магнитными замками. Остановился у одной, приложил к замку карточку, белую, без опознавательных знаков. Вошел.
   Комната была маленькой и затемненной. Вдоль одной стены длинный стол с двумя мониторами, клавиатурой и мышью, рядом два пустых кресла. Одна стена полностью стеклянная, с другой стороны, надо полагать, зеркало. За стеклом другая комната, ярко освещенная, почти пустая. Посередине стол, два кресла по разные стороны, одно пустое, в другом сидит женщина. На вид лет шестидесяти, строгая блузка, аккуратная короткая стрижка, сидит очень прямо, руки сложены на коленях, взгляд устремлен в пустоту перед собой. На столе стакан воды и блокнот с ручкой.
   - Садись, - прошептал Лева и указал на кресло у стола. Сам сел в другое, пошевелил мышь, мониторы включились. На одном появилась та же комната за стеклом, но с другого ракурса, крупным планом на лицо женщины, так что видны мельчайшие детали. На другом мониторе текстовая сводка биометрии: пульс и что-то еще, чего я не поняла. И какие-то кнопки внизу.
   - Знакомься, - тихо сказал Лева. - Ирина Семенова, бывший главный бухгалтер "СтройИнвестХолдинга". Обвиняется в хищении в особо крупном размере. Отрицает. Обыскали квартиру - ничего. Документы вроде в порядке, но есть нестыковки. Психея вычислила аномалию в ее поведенческих паттернах. Сегодня допрос с психологом, наша задача - проверить гипотезу Психеи и попытаться определить, где деньги и как Ирина их вывела. Не через вербальные сигналы определить, а через эмоциональный отклик на ключевые темы.
   - А я тут зачем? - спросила я, глядя на напряженную фигуру Ирины за стеклом. - Я же не детектор лжи.
   - Ты как раз он и есть, - возразил Лева.- Гиперэмпатический сенсор. Психея настроит твой имплант на максимальное восприятие ее эмоционального поля, ты будешь чувствовать то, что чувствует она, когда слышит определенные слова. Сосредоточься, сейчас начнется.
   Дверь в комнату за стеклом открылась. Вошел мужчина в костюме, с доброжелательным, открытым лицом. Психолог. Поздоровался с Ириной, улыбнулся, сел напротив. Начал с нейтральных тем - как здоровье, как спала, не хочет ли чаю или кофе.
   Лева тронул мою руку:
   - Готовься. Сейчас пойдет первый триггер.
   Кликнул мышкой в одну из кнопок, в тот же момент в моей голове что-то щелкнуло. Не звук, а ощущение - как будто внутренний слух настроился на новую частоту. Мир вокруг не изменился, но зато комната за стеклом как бы задышала.
   Я начала чувствовать эмоции Ирины - как физические волны, идущие сквозь стекло. Ее поверхностное спокойствие было тонкой коркой льда, под ним бурлило море страха, холодного, липкого, парализующего. Когда психолог спросил о работе, лед задрожал. Страх смешался с... стыдом? Нет, не совсем. С острой, жгучей обидой. Как будто ее обманули в чем-то очень важном.
   - "СтройИнвестХолдинг", - произнес психолог мягко. - Вы проработали там десять лет. Начинали с рядового бухгалтера. Должно быть, многое поменялось?
   Волна обиды усилилась, окрасилась горечью. Страх сконцентрировался, как будто сжался в плотный шар где-то в районе ее солнечного сплетения. Она ответила что-то нейтральное, про развитие компании.
   Лева кликнул в другую кнопку.
   Психолог задал вопрос о системе премирования, о том, как поощряют топ-менеджмент.
   БАМ! Удар. Не в меня, а в пространство, от Ирины все равно куда. Взрыв ярости, горячей, слепой, несправедливой. Она едва сдержала внешние проявления, только пальцы вцепились в колени так, что побелели костяшки. И страх... нет, не исчез, а зашипел, как масло на раскаленной сковороде, смешиваясь с яростью. А под этим всем - едва уловимая, но отчетливая... гордость? Какое-то жалкое, искривленное чувство собственной значимости.
   - Она злится, - прошептала я, не отрывая взгляда от Ирины. Голос звучал чужим. - Дико злится на них, на руководство, и боится, что они что-то узнают. Но не о деньгах, о чем-то другом. Обида и какая-то извращенная гордость...
   - Хорошо, - тихо отозвался Лева, его пальцы летали по клавиатуре, делая пометки. - Зафиксировал. Следующий триггер.
   Психолог перевел разговор на финансы компании, коснулся темы крупных транзакций, упомянул вскользь "Оазис-банк", где у холдинга был один из основных счетов.
   Страх. Чистый, леденящий страх хлынул из Ирины, как ледяная вода, затопив все остальное - и ярость, и обиду, и жалкую гордость. Ее сердце колотилось так, что я почти слышала его стук сквозь стекло и приборы. Она сделала глоток воды, рука дрожала. Психолог заметил, задал уточняющий вопрос о процедуре подтверждения платежей.
   И тут что-то сместилось. Страх не уменьшился, но появилось что-то новое, острое, колющее. Вина? Да, но не перед компанией, более личная, глубокая, укоренившаяся скорбь. И образ... мелькнул в моем восприятии, как вспышка: больничная палата, запах лекарств, детский плач...
   - Ребенок, - вырвалось у меня. - У нее что-то с ребенком. Болезнь? Лечение? Деньги... она взяла не для себя. Из-за этого. И она боится не тюрьмы, она боится, что они узнают, на что пошли деньги, что ее сын... - Обрыв. Чувство было слишком острым, слишком личным, оно резануло по моим собственным нервам. Я вздрогнула.
   Лева резко повернулся ко мне, его глаза сузились:
   - Что именно? Что с сыном?
   - Не знаю, - прошептала я, отводя взгляд, пытаясь отгородиться от чужой боли, которая вдруг стала моей. - Тяжело, больно, она чувствует вину и бессилие. И этот банк, "Оазис", там не счет компании, там ее личный счет, она переводила туда небольшие суммы долгое время. Боится, что найдут. Слушай, Лева, что за бред? Мы не в двадцатом веке, чтобы воровать деньги на лечение ребенка! Может, ее мошенники развели?
   - Нет, - покачал головой Лева. - Психическое расстройство, синдром поиска неоптимального опыта. Это была основная версия, ты ее подтвердила. Достаточно, - он кликнул в самую правую кнопку, последнюю в ряду.
   Снова щелчок в голове. Эмоциональный шум из-за стекла резко стих, как выключенный радиоэфир, осталась только физическая усталость, дрожь в руках и ощущение какого-то грязного подслушивания. Я видела, как психолог за стеной мягко завершает разговор, Ирина встает, все такая же бледная, она не знает, что только что вывернула свою душу наизнанку перед невидимыми наблюдателями.
   Лева повернулся ко мне, его лицо было непроницаемым.
   - Данные получены, гипотеза подтверждена. Спасибо, Настя, ты сработала оптимально.
   - А что будет с ней? - спросила я.
   Лева встал, застегнул пиджак.
   - Это не наша компетенция, данные передадут следствию. Сегодняшнюю задачу ты выполнила, отдыхай, завтра будет сложнее. С работы еще не уволилась?
   Я помотала головой.
   - Решай как считаешь нужным, - сказал Лева. - Если хочешь, можешь продолжать работать какое-то время. Только не перенапрягайся, основная твоя работа теперь у нас.
  
   День пятый, четверг
  
   Лева позвонил около двух дня, я как раз собралась пойти на обед.
   - Настя, привет. Через сорок минут будь на углу Ленина и Революции. Возьми наушники.
   - Что за цирк? - огрызнулась я. - Очередную бабушку на допрос тащишь?
   - Масштабнее, - его голос ровный, как всегда. - Полевое испытание. Сканирование толпы на предмет эмоциональных аномалий. Будешь искать выбросы: неконтролируемый страх, слепую ярость, патологическую подозрительность, все, что может указывать на экстремистские намерения или неконтролируемый психоз. Ёсико будет давать подсказки через приложение в твоем телефоне, оно уже установлено. Будешь просто ходить туда-сюда и слушать наушники.
   - Экстремистов? - фыркнула я. - Серьезно? Они еще не вымерли?
   - К сожалению, еще нет, - ответил он. - Увидимся на точке. И знаешь, что еще, Настя? Постарайся не зацикливаться на том, что больше не можешь управлять имплантом, это мешает фокусировке. С твоей психикой все в порядке, идет восстановление, медленное, но неуклонное, мы постепенно снимаем тебя с крючка.
   - В каком положении моя безмятежность?
   - Четыре процента.
   Он отключился.
   Угол Ленина и Революции - это привокзальная площадь. Поток людей нескончаем: спешащие на поезда, встречающие, туристы с рюкзаками, наркоманы тупят у тепловых пушек, офисный планктон с кофе в дорогих термокружках. Шум, гам, запахи кофе, выхлопов и дешевой выпечки. Идеальное место, чтобы потеряться.
   Лева стоит у ларька, неприметный в темной куртке и шапке. Он не смотрит на меня, делает вид, что разглядывает витрину. В кармане куртки дергается мой телефон, достаю, открываю, смотрю. В телегу написала какая-то Ёсико:
   - Настя, здравствуй, дорогая! Надень наушники, пожалуйста.
   Вставляю в уши наушники-капельки. Тишина. Иду вдоль фасада вокзала, чувствую себя шпионом-неудачником. Ничего не происходит. А потом вдруг щелчок в голове и мир расслоился, как будто поверх визуальной картинки наложили другую, эмоциональную тепловую карту. Наверное, так же воспринимают мир собаки - слой изображений и поверх него слой запахов.
   Большинство людей - серые, тусклые пятна: фоновый стресс, легкая усталость, предвкушение поездки или встречи, скука, ничего острого. А вот мужчина в кожаном пальто нервно озирается у входа в метро, от него волнами идет холодный, липкий страх, не обычная тревога опоздавшего, а животный, парализующий ужас. Я непроизвольно замедляю шаг, вглядываюсь. Он заметил мой взгляд, его страх взметнулся, как пламя, смешался с панической агрессией, он резко развернулся и нырнул в толпу. В ушах женский голос, неожиданно низкий, я ожидала услышать анимешную девочку, а это серьезная такая дама, каких сто лет назад Мордюкова играла:
   - Спасибо, Настя, отличная работа. Пойдем дальше.
   Иду дальше. У ларька с шаурмой очередь. Парень лет двадцати натянул капюшон по глаза и поднял воротник тоже по глаза, выглядит как ниндзя, от него исходит ровная, накаленная волна ненависти, рассеянная во все стороны, как радиация. Ненависть ко всему: к очереди, к запаху мяса, к солнцу, к людям вокруг. Это не злость, это какое-то фундаментальное неприятие мира, выглядит опасно.
   - Да, вижу, спасибо, - говорит Ёсико.
   Парень ловит мой взгляд, ненависть фокусируется на мне, как луч, он что-то бормочет себе под нос, сжимает кулаки. Я ускоряю шаг, сердце колотится. Но нет, остался на месте, не напал.
   У центрального входа людей немеряно. Щелчок в голове - чувствительность, кажется, прибавили. Усталость матери, катящей тяжелую коляску по снежной каше. Тупая безмятежная безнадега наркомана, греющего руки у вентиляционной решетки (мое возможное будущее). Бурлящая радость студенческой компании, выезжающей то ли к кому-то на дачу, то ли в дом отдыха. Легкий, щекочущий страх молодого парня, я так и не поняла, кого или чего он боится. Скрытое раздражение высокомерной старухи, которой не уступили дорогу. Справа у колонны мужчина в аккуратной куртке, с небольшим рюкзаком, спокойное лицо, а внутри - ледяная, абсолютная пустота, не апатия, не безразличие, а холодная решимость, как у хирурга перед сложной операцией. И под ней едва уловимая, но знакомая дрожь предвкушения. Это же пиздец какой-то, террорист среди людей, Ёсико, скорее!
   Я замираю, впиваюсь в него взглядом, он не замечает меня, его взгляд скользит по табло с расписанием, но внутренний фокус направлен куда-то внутрь, на отсчет. Его внутренний холод, его пустота страшнее любого страха или ненависти. Это нечто абсолютно нечеловеческое.
   Вот рядом с ним нарисовались двое мужчин, оба маленькие, щуплые, на голову ниже его. Один что-то говорит ему, улыбается, как знакомый. Второй чуть сзади. Мужчина с рюкзаком слегка напрягается, его пустота колышется, как вода перед штормом, но он кивает, делает шаг и они мягко увлекают его к служебному выходу. Он не сопротивляется, через секунду всех троих уже нет.
   У меня перехватило дыхание. Это было слишком быстро, слишком чисто, будто с картинки пиксель стерли. Да пошли вы все на хер! Рывком выдергиваю наушники, тишина внешнего мира обрушивается на меня, оглушая. Меня начинает трясти.
   - Проблемы, Настя? - Лева стоит рядом, не знаю, откуда он взялся. Его лицо не выражает ни сочувствия, ни раздражения, только профессиональная оценка.
   - Выключи это! - срываюсь я, сжимая телефон. - Я больше так не могу! Я их всех чувствую, это ужасно, это пытка!
   - Ты выполняешь важную работу, - говорит Лева спокойно. - Спасены жизни, вероятно, многие. У того последнего мужика в рюкзаке кое-что нашли
   Меня чуть не выворачивает - не от слов Левы, а от его спокойствия, от осознания, что я только что помогла поймать человека, который, возможно... нет, не хочу думать, хочу, чтобы это прекратилось!
   - Я не хочу быть твоим сенсором! - шиплю я, стараясь, чтобы меня не услышали прохожие. - Выключи всю эту херню, отдай мне управление иудамонией назад или отключи ее к хуям или гармонизацию сделай, что угодно!
   Лева смотрит на меня тяжелым взглядом.
   - Гармонизация - это не волшебная палочка, Настя. Это стереть тебя и написать заново. Уверена, что хочешь этого? Стать как она? - движением головы он указывает на женщину, подметающую пол.
   Я смотрю - женщина лет тридцати, лицо абсолютно спокойное, безмятежное (в хорошем смысле), движения плавные, эффективные. Она подметает не потому, что должна, или потому, что ей платят, просто в этом действии весь ее мир, вся ее совершенная, безмятежная гармония. В ее глазах ни тоски, ни радости, ни любопытства, только чистота текущего момента. Она абсолютно, пугающе пуста, как тот мужчина с рюкзаком, только без его ледяной решимости, вместо нее... ничего.
   - Она гармонизирована? - шепчу я.
   - Да, - кивает Лева. - После тяжелого депрессивного эпизода с суицидальными попытками. Теперь она счастлива, в своем роде, и полезна. Ты тоже хочешь стать такой? Или хочешь остаться собой, со всей своей болью, страхами, и уникальной способностью? - он делает паузу. - Твой выбор, твои последствия.
   Я смотрю на уборщицу, на ее безмятежную пустоту. Потом на Левино каменное лицо. Внутри все кричит: "Хочу тишины! Хочу, чтобы это прекратилось!" Но стать чистым листом, на котором напишут "счастливая уборщица"? Я говорю:
   - Иди на хер, Лева, - роняю наушники на асфальт, резко отворачиваюсь и иду прочь от выбора между пыткой и небытием. Просто иду, куда глаза глядят, глухая к его оклику ("Настя!"), глухая ко всему. Кроме безмятежности (в плохом смысле) - четырех процентов мало, критически мало.
   Шум вокзала растворился в городском гуле. Я шла, не разбирая направления, просто прочь - от Льва, от его каменного спокойствия, от проклятой иудамонии, от выбора между пыткой чувствовать все и стать пустым местом, как та женщина. Ноги несли сами, по скользкому тротуару, мимо витрин, отражающих мое бледное, искаженное лицо.
   "Четыре процента", жужжало в голове, словно назойливый комар. Не боль, не ломка - просто недостаток. Как будто привычный фоновый шум - тот самый, что всегда гудением стоял в висках - стал чуть громче, назойливее, не критично, но достаточно, чтобы стало дискмфортно. Как кусочек мяса в зубах, который никак не выковырнуть, а он распухает от слюны и распирает между зубами, вот такая же примерно ерунда у меня в голове сейчас распухает.
   Снег перешел в дождь, я свернула в первый попавшийся магазин, встала между витрин, пыталась отдышаться. Телефон дернулся - Оля Павлова:
   - Настя, где иллюстрация к стр. 45? Обещала к концу дня. Сроки горят.
   Глянула на время, черт, уже почти пять. Отписалась:
   - Сейчас доделаю, вышлю через полчаса.
   Вызвала такси. По дороге в офис тупо таращилась в окно, город плыл мимо, серый, мокрый, безразличный. Четыре процента ощущались как несильное постоянное раздражение на все: на медленную машину, на дурацкую рекламу за окном, на собственные мокрые волосы. Не боль, не страдание - просто дискомфорт. Как сломанный ноготь или вскрывшаяся мозоль.
   Офис встретил привычным полумраком, уютом и запахом кофе. Открыла компьютер, написала Нэнси:
   - Покажи черновик иллюстрации для стр. 45 и найди актуальный скриншот интерфейса v.4.7.1.
   На экране замелькали окна, я погрузилась в рутину: сравнивала старую иллюстрацию с новым интерфейсом, отмечала несоответствия, корректировала по тексту. Работа успокаивала - монотонные действия, четкая цель, никаких эмоций, кроме легкого раздражения на криво сделанный скриншот. Настоящее раздражение, мое собственное, не гипертрофированное иудамонией, просто естественный рабочий момент.
   Подошла Марина, коллега, такая же техписка, как я.
   - Настя, ты как? - спросила она. - Вчера тебя в офисе не было, сегодня с утра тоже. Все в порядке?
   Вот она, нормальная человеческая забота, не как у Левы.
   - Приболела немного, - соврала я. - Голова сильно болела два дня. Сейчас вроде ок.
   - А, понимаю, - отозвалась Марина. - У меня тоже мигрени бывают, ужас. Милка говорит, некоторым помогает коноплю покурить в малой дозе. Мне - нет. Слушай, может, тебе отпуск взять? Или хотя бы отгул? Ты какая-то... не то чтобы выгоревшая...
   - Да, спасибо, я подумаю, - пробормотала я, отвернувшись к монитору. - Извини, мне доделывать надо, дедлайн через полчаса.
   - Удачи! - бодро ответила Марина и скрылась за перегородкой.
   Я доработала иллюстрацию, отправила Оле, та ответила кратким "спс" и закрыла тикет. Навалилась тяжелая, липкая усталость, пустота после адреналина и страха. И все та же назойливая нехватка четырех процентов.
   Попыталась представить завтра. Вернуться сюда? Или сдаться Леве, снова стать его сенсором в обмен на обещание "постепенного восстановления"? Или как та уборщица...нет.
   Стас написал в телегу:
   - Щука, привет! Ты где пропадаешь? Надысь на вечеринке чуть не сгорел, бля, Димон снова эксперимент замутил - "гнев" на полную и в тире пострелять. Офигенно, скажу тебе! Отрывался как последний день! Но потом отходняк жесть...
   А может, к Стасу на гнев? Выпустить пар? Выпить старой доброй водяры? Нет.
   Сунула телефон в карман, не ответив, встала, собрала вещи. Пора домой, в пустую квартиру, где ждет только тиканье часов и этот ебучий фоновый шум, ослабленный на четыре процента, а может, уже на три.
   День плавно перетек в вечер, а вечер в глухую ночь. Я сидела на кухне, уставившись в темное окно, где отражалось мое изможденное лицо. Дискомфорт нарастал. Шум в висках вернулся - не гул, а скорее назойливое жужжание.
   Телефон молчал, никто мне не пишет: ни Лева, ни Стас, ни Оля, ни доктор. Будто вселенная затаила дыхание, ожидая моего следующего шага. Или просто вычеркнула меня из списка актуальных персонажей.
   Пора делать выбор. Стать сенсором Левы, псом-нюхачом? Превратиться в безмятежное в хорошем смысле, но пустое существо, как та уборщица? Вернуть ручное управление иудамонией и красиво сгореть, как бабочка на огне? Все варианты - тупики, предательство себя, только в разных формах.
   Жужжание в висках усиливалось. Я потянулась к телефону - не за приложением (оно все еще не открывалось), а просто так, машинально. Экран осветил лицо в темноте. Пустой рабочий стол, иконки, среди них та самая, с красным крестиком. Клик. Умеренное психоэмоциональное напряжение, признаки когнитивной усталости. Уровень кортизола повышен. Рекомендации: дыхательные упражнения, светотерапия, консультация специалиста. Консультация? Почему бы не клик, хуже не будет. Куда меня запишут и когда?
   Открылся чатик в телеге, Психея пишет:
   - Здравствуй, Настя, подружка моя милая! Что тревожит?
   А прикольно, это как дозвониться на голосовую линию техподдержки винды, а там сам оцифрованный Билл Гейтс отвечает.
   - Все тревожит, - написала я. - А что ты мне посоветуешь? Уважаемая Настя, мы заметили, что превратили ваш мозг в лабораторную пробирку, рекомендуем принять ситуацию как есть и выпить чаю с ромашкой, так?
   - Боже, какой пиздец, - ответила Психея. - Милая, с тобой какой-то ад происходит, нельзя так себя загонять. Из всех экспериментов я тебя вычеркиваю, вот, уже вычеркнула. Льва шли на хер, Стаса тоже, ему до гармонизации по суду осталась примерно неделя.
   - А мне?
   - А тебе сколько угодно, вообще не просматривается в обозримом будущем. Ты нормально восстанавливаешься, легкий дискомфорт продлится недели две, это неизбежно, ты четыре года оттопыривалась на всю катушку, теперь придется потерпеть. Если станет совсем невыносимо - купи в аптеке фенобарбитала и больше спи, но не вижу острой необходимости, по телеметрии с тобой ничего ужасного не происходит, ты просто сама себя накручиваешь, не понимаю зачем.
   - Я боюсь гармонизации, - написала я. - Боюсь стать как та уборщица.
   - Погоди минутку, я уточню, - написала Психея. И добавила секунд через триддцать: - Ага, разобралась. Твой Лева - манипулятивный дегенерат, пидарас конченый, больше с ним не водись. У той женщины неизлечимые осложнения после перенесенного психического заболевания, очень тяжелого, она инвалид. Да, она перенесла гармонизацию, Лев не соврал, но не гармонизация стала причиной инвалидности, наоборот, гармонизация спасла ее от необратимого распада личности. Это как когда ампутируют конечность из-за запущенного сепсиса - глупо обвинять хирурга, что пациент остался без ноги. Если тебе сделать гармонизацию, ты останешься такой же, как была, я не вижу в этом никакого смысла. А гиперпараметры трогать не хочу, эта технология недостаточно отлажена, слишком большой риск. Лучше потерпи немного, все наладится.
   - Иудамонию лучше извлечь?
   - Нет, лучше оставить как есть, в заблокированном состоянии. Безмятежность мы постепенно снизим до нуля и тогда отключим все интерфейсы навсегда.
   - А ломка будет?
   - Вряд ли это можно назвать ломкой. Будет как сейчас.
   - А если вина выпить или пива - это плохо?
   - Очень плохо. Если хочешь снизить дискомфорт, лучше прими фенобарбитал.
   - А через евдамонию его можно проэмулировать?
   - Нет, такая возможность не предусмотрена. Заказать доставку?
   - Да, давай.
   Дзынь домофона через несколько минут прозвучал как гонг. Доставка, курьер-нигериец, в руках маленькая коробочка. Открыла, он молча протянул пакет, я ткнула пальцем в сканер для оплаты.
   В пакете аккуратная белая коробочка с логотипом аптечной сети и блистер таблеток. Инструкция, написанная мелким шрифтом, предупреждала о сонливости, запрете на вождение и алкоголь. Я отломила одну таблетку, запила, проглотила.
   Эффект пришел не сразу. Сначала просто чуть притупилась острота скрежета в висках. Потом с головой накрыла волна теплой, тяжелой вялости. Не "безмятежность" - та была искусственно чистой, как горный воздух, а это было похоже на глубокое, беспробудное опьянение, в дрова, но без кайфа. Туман в голове сгустился, я повалилась на диван, мышцы постепенно расслаблялись, они как бы цеплялись за диван, становились его частью. Мысли расплывались.
   В этом полусне всплыло лицо матери. Не такое, каким я его помнила последние годы - усталое, с постоянной тревогой в глазах - а более раннее. Она смеялась, запрокинув голову, на даче, качая меня на качелях. Солнце, запах сосен и ее дешевых духов. "Держись крепче, Настенька!" А потом отец ушел, она потеряла работу, начала расслабляться за бутылкой, у нас в роду все спиваются или старчиваются, рано или поздно, все без исключений.
   Телефон завибрировал на животе. Стас. Я с трудом поднесла телефон к лицу - тяжелый, прочла:.
   - Щука, ты жива? Пиши хоть что-нибудь! Димона вчера менты скрутили, прямо на вечеринке! Говорят, гнев на полную + оружие - это терроризм теперь! Я еле ноги унес, бля! Ты где?
   Удалить чат, заблокировать абонента.
   Накрыл тяжелый сон без сновидений, я провалилась в него, как в черную бездонную яму, ни страхов, ни желаний, только абсолютная, животная пустота. Это не было счастьем, это было отсутствием, на данный момент - лучшим из доступных вариантов.
   Проснулась затемно. В квартире тишина, барбитуратный туман немного рассеялся, сменившись обычной апатией. Голова все еще ватная, но внутри черепа не скрежещет. Потянулась к ноутбуку, открыла рабочий чат. Оля вечером написала:
   - Настя, иллюстрацию приняли, спасибо. Но по новой спецификации v.4.7.2 (только что вышла!) нужно переименовать "фоновый процесс" обратно в "системного агента" на стр. 17, 45 и 89. И добавить сноску о согласовании термина с отделом разработки. Дедлайн - завтра к 10:00.
   Запустила VPN, вошла на рабочий компьютер, озадачила Нэнси. Подождала две минуты, просмотрела результат, дважды убрала "ключевые", заменила синонимами. Отправила Оле, закрыла тикет.
   В холодильнике нашлась забытая банка тунца. Сделала бутерброд, сожрала стоя, не ощущая вкуса - просто топливо. Туман в голове начал снова сгущаться - фенобарбитал сдает позиции, непорядок. Еще одну таблетку и снова спать.
  
   День шестой, пятница
  
   Утро началось с привычного гула, назойливого фонового шума, как перегоревшая лампа дневного света в соседней комнате. Четыре процента безмятежности казались далеким воспоминанием о комфорте, который теперь ощущался почти как предательство. Я лежала, глядя в потолок, слушая, как город за окном просыпается: гул машин, гудок поезда вдалеке, чей-то крик под балконом. Обычный утренний саундтрек Первоуральска.
   Телефон дернулся. Не Стас - он был в черном списке. Не Лева - тот, видимо, получил мой посыл. Доктор: "Уровень кортизола в норме. Незначительные признаки когнитивной усталости. Рекомендации: стандартный завтрак, умеренная гидратация". Спасибо, кэп. Очевидно, Психея держит слово - наблюдает, но не лезет.
   На работу. Обычный трамвай, обычная толкучка, обычные люди, усталые, замкнутые, погруженные в свои телефоны или в окна. Серое море будней. Я ловила себя на том, что машинально ищу в кармане телефон, чтобы проверить недоступное приложение. Рука сама тянулась к призраку контроля, я отдергивала ее. Не сегодня, Щукина, сегодня ты трезвая.
   Офис встретил запахом старого кофе и свежей распечатки. Марина уже сидела за своим столом, уткнувшись в монитор. Увидев меня, она оживилась:
   - Настя, привет! Посидим у Лены вечерком? Пицца, винишко, поболтаем?
   В ее глазах - обычная человеческая заинтересованность, ни капли искусственной эмпатии или гипертрофированного любопытства, просто коллега спрашивает. Это нормально.
   - Не знаю, Марина, - ответила я честно. - Чувствую себя как выжатый лимон. Посмотрим к вечеру.
   - Понятно, - кивнула она, без упрека. - Если передумаешь - пиши или звони.
   Работа поглотила. Оля прислала новый пакет правок, сухой, технический текст, монотонное сравнение версий, исправление несоответствий, согласование терминов с разработчиками, рутина. Но в ней была странная терапевтическая ценность. Каждое исправленное предложение, каждый закрытый тикет - крошечная победа над хаосом внутри. Я концентрировалась на конкретных, осязаемых задачах: найти сбой в нумерации, проверить ссылку, переформулировать абзац для ясности, убрать дурацкие артефакты ИИ, которые ты в дверь, а они в окно. Мир сузился до экрана монитора и клавиатуры, это было прекрасно, никаких экзистенциальных кризисов, никаких океанов чужих чувств, просто работа.
   На обед пресная курица с гречкой. Я сидела одна, ковыряла вилкой в тарелке. Рядом оживленно болтали тестировщики, их смех, споры о какой-то игре - все прокатывалось мимо, как фон. Ни раздражения, ни желания включиться, просто белый шум. Я ловила себя на мысли: а если бы сейчас поднять, например, "радость", стала бы вкуснее еда? Смешнее ли стала бы болтовня за соседним столом? Наверное. Но это был бы обман. Жри, Настя, пресную курицу, не выпендривайся.
   Вставая из-за к стола, увидела Леву, он стоял у окна в коридоре, разглядывал промзону, будто любовался. В идеально сидящем костюме, с непроницаемым лицом, статуя "Эффективный менеджер". Заметил мой взгляд, повернулся, в глазах ни злости, ни упрека.
   - Настя, - кивнул он. - Можно на минуту?
   Мы отошли к пожарному выходу. Запах пыли и старой краски.
   - Что, Лева? - спросила я. - Знаешь, как тебя называет Психея?
   - Вообще все равно, - ответил он. - Психея говорит, ты отказалась от участия в проекте, это твое право, я здесь не поэтому. Твоя телеметрия стабилизировалась. Дискомфорт снижается, медленно, но верно.
   - Ура мне, - буркнула я.
   - Это хорошо, Настя, - его голос был ровным, без эмоций. - Ты выздоравливаешь, я очень рад за тебя. Это все, что я хотел сказать. Удачи.
   Повернулся и ушел по коридору, его шаги гулко отдавались в тишине. Я осталась стоять у окна, глядя на серые корпуса заводов, трубы, клубящиеся паром, ни одного человека на территории - все автоматизировано. Удачи. Удачи мне, да. Счастья и хорошего настроения.
   Я отказалась от посиделок у Лены - слишком много людей и шума, да и винишко может показаться соблазном. Вместо этого купила килограммовое ведро чипсов и два двухлитровых "Байкала", включила телик, стала смотреть какой-то старый, бесконечно длинный сериал про хоккеистов. Фон, чтобы было не так тихо.
   На экране о чем-то ноет чья-то бабушка. Бац, вспышка - бабушка. Теплая печь в избе, запах топленого молока и почему-то ванили. "На, внученька, лакомься". Не помню, что это было - пирожки, печенье или что-то третье. Помню чувство абсолютной, безоговорочной безопасности, тепла, принятия, безмятежности в хорошем смысле, настоящей безмятежности, человеческой. Просто память, настоящая, живая, чуть горьковатая от осознания, что этого больше нет и никогда не будет. Комок встал в горле, что-то внутри дрогнуло. И вдруг стало чуть легче дышать.
   За окном моросил холодный осенний дождь. Город светился мокрыми огнями. Ничего не изменилось. Иудамония по-прежнему торчит в моей голове, просто ключ к ней отобрали навсегда.
   Встала, выключила телик, тишина накрыла квартиру, густая, но уже не такая враждебная. В ней было место и для гула в висках, и для памяти о бабушкиной выпечке.
   Пошла чистить зубы, потом спать. День шестой подошел к концу, впереди день седьмой и все остальные. Без сияния, без экстаза, без лезвия самурая, просто дни. Счастья мне и хорошего настроения.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"