Нынче для расслабухи решил я продолжить приключения булгаковского Ивана Васильевича, который сменил профессию. И выбрал вариант, когда царю будто бы не удалось благополучно возвратиться в прошлое:
Санитары Бодров и Добров втащили в кабинет доктора Иволгина очередного пациента.
- Дерётся гад, - сказал Бодров.
- Брыкается, как лошадь, - подтвердил Добров.
Пациент, высокий мужчина в смирительном халате с завязанными руками, враждебно озирался.
- Очередной Наполеон? - со скукой спросил Иволгин (что-то в последнее время желающие быть французским императором попадались всё чаще).
- Нет, царём себя величает, - доложил Бодров.
- Иваном Грозным, - подтвердил Добров.
Доктор Иволгин провел с очередным пациентом длительную беседу, соглашаясь со всем, что тот утверждал. Это был проверенный прием. Иван Грозный постепенно успокоился. Иволгин внимательно выслушивал его бредни и, к своему удивлению, начал склоняться к мысли, что перед ним действительно настоящий царь. По крайней мере, необычный язык, царственная стать и та информация, которую тот выкладывал, на эту мысль наталкивали. "А может, артист? - размышлял доктор. - Нахватался знаний и сейчас репетирует очередную роль, не теряя времени".
- А вы не артист ли нашего драматического театра? - спросил он. - Кажется, я вас уже в какой-то пьесе видел. Репетируете новую роль? У вас хорошо получается.
Но этот довольно вежливо высказанный вопрос вновь вызвал бурную реакцию "царя". Он вскочил со стула, задвигал плечами, пытаясь освободиться. Санитары, мирно дожидающиеся в углу кабинета, бросились к нему, силой усадили.
- Простите за нелепое предположение, - повинился Иволгин.
И стал размышлять, сидя в своём кресле. "И что же мне теперь делать? Как доложить главврачу? Если скажу, что это, по моему заключению, истинный Иван Грозный, меня самого в одну палату с ним отправят". Ну, для отмазки можно поведать главному о соседе, который уже много лет занимается изобретением машины времени. Но тогда... тогда, скорее всего, третьим в палате окажется сосед, Александр Петрович. Раньше он был известным в стране изобретателем, имел много патентов, получал большие деньги, и вот, надо же, "свихнулся" на этой безумной идее изобрести МВ. Все свои сбережения, всю неуемную энергию, незаурядный ум он потратил на это. Иволгин, сожалея, справлялся у не менее именитых ученых: возможно ли путешествовать во времени - и те дружно утверждали, что это такой же нонсенс, как вечный двигатель. Вот ведь как получается! Замечательный человек, заслуженный изобретатель, так много сделавший для отечества, и - какой печальный итог! Пример того, как может сожрать человека навязчивая идея.
- Где вы... Ивана Васильевича обнаружили? - спросил у санитаров, подыскивая индифферентные слова.
- На улице Пушкина, во дворе дома семнадцать, - ответил Бодров.
- Где магазин "Жемчужина", - добавил Добров. - Прохожие вызвали.
Иволгин чуть не выпрыгнул из кресла. Это был его дом! Неужели настырный сосед все же изобрел машину времени? Да-да, помнится в одной из бесед на исторические темы он восхищался личностью Ивана Грозного. И в первую очередь притащил в наше время?
- Минуточку. - Иволгин пододвинул к себе смартфон и стал звонить. Александр Петрович не отвечал.
Санитар Бодров, дождавшись, когда доктор отложит аппарат, сообщил:
- Туда, вслед за нами, скорая подъехала. Посадили в карету ослеплённого мужчину со следами ожогов на лице и руках.
- А на третьем этаже электричество сверкало, и дым из окон валил, - дополнил санитар Добров. - Пожарные подъехали, но мы не стали выяснять, что к чему.
- Он сильно брыкался, - Бодров недобро посмотрел на пациента.
- Еле усмирили, - подтвердил Добров.
"Мама родная! - ужаснулся Иволгин. - Ну, подсунул же мне сосед подарок! Живого царя! И что мне с ним делать?"
Разумеется, отправить Ивана Грозного назад в шестнадцатый век, не представлялось возможным. Стало быть, ему, доктору Иволгину, предстоит заняться адаптацией этого необыкновенного человека к насущной действительности. И с чего начать?
Царь, обессилив от возни с санитарами, сидел молча, смотрел насупленно.
- Ваше величество, - обратился к нему Иволгин (правильно ли!) - Не желаете ли чая выпить? Иван Грозный милостиво принял предложение. А доктор Иволгин отдал распоряжение санитарам снять с царя смирительную рубашку...
На этом моё вдохновение закончилось, меня обуяла лень, и я предложил продолжить текст своему френду Сергею Ковешникову, у которого достаточно бойкое перо. Но и Сергей отказался, сославшись на то, что не знает старославянской мовы. Тогда я обратился к безотказному ИИ, и он принялся сочинять:
Щедро плеснув коньяку в царскую чашку, Иволгин придвинул ее Ивану Васильевичу. Тот, принюхавшись, с подозрением посмотрел на доктора.
- Не бойтесь, зелье проверенное, - успокоил его Иволгин. - Сам употребляю.
Царь, видимо, решил довериться, отхлебнул глоток, закашлялся, но, почувствовав прилив сил, допил все до дна. Посмотрел на доктора, и на лице промелькнула слабая тень улыбки.
- Благодарствую, боярин. Давно не пил ничего подобного. Вижу, ты человек разумный и меня уважаешь. Не то, что эти остолопы.
Осбождённый от ненавистного халата, царь разогнулся во весь свой немалый рост и с любопытством оглядел кабинет. Затем царственным жестом указал на стол.
- Писать можешь?
- Как не уметь, государь? - откликнулся доктор Иволгин. - Грамоте обучен. Что повелите черкнуть?
- Напиши-ка, боярин, указ. Да такой, чтоб супостаты задрожали и воры присмирели. Чтоб помнили, кто на троне сидит.
Иволгин кивнул и, стараясь не выдать своего волнения, взял ручку, пододвинул лист бумаги и приготовился писать.
Царь начал диктовать, используя витиеватый язык и грозные образы. Он говорил о казнях и милостях, о верности и предательстве, о великой мощи государства Российского. Иволгин, пытаясь уловить суть повелений, быстро записывал за ним, стараясь не пропустить ни слова. Запах крепкого коньяка и тяжелый взгляд царя заставляли его чувствовать себя неуютно. В голове настойчиво звенел вопрос: как далеко зайдет эта игра в прошлое и как долго он сможет ее поддерживать?
С каждым словом, диктуемым Иваном Васильевичем, атмосфера в кабинете сгущалась. Царь, казалось, забыл о времени и пространстве, погрузившись в эпоху своего правления.
Иволгин краем глаза наблюдал за Иваном Васильевичем. Тот ходил из угла в угол, размахивая руками и словно проживая заново минувшие годы. Иногда в его глазах вспыхивал неистовый огонь, иногда же на лице появлялась тень глубокой печали.
Закончив диктовать первую часть указа, Иван Васильевич остановился и пристально посмотрел на Иволгина.
- Ну что, боярин, успеваешь ли за мыслью царской?
Иволгин поклонился.
- Каждое слово записано.
- Хорошо, - кивнул царь. - А теперь напиши-ка еще вот что...
Иван Васильевич продолжил диктовать, и Иволгин вновь погрузился в работу, стараясь не проявлять ни малейшего сомнения или колебания. Он понимал, что малейшая оплошность может вызвать гнев царя и непредсказуемые последствия.
Тот, окрылённый вниманием и послушанием писца, диктовал все быстрее и увереннее, словно боялся упустить нить воспоминаний, ускользающую правду о себе и своей эпохе. Внезапно Иван Васильевич прервался и, подойдя к окну, в задумчивости посмотрел вдаль.
- Лепота какая! - сказал он.
Речь его становилась все более цветистой, образы - ярче, а суждения - безапелляционнее. Иволгин, не отрываясь, записывал, стараясь не упустить ни единой детали, ни малейшего оттенка голоса, которые могли бы пролить свет на сознание этого необычного человека.
Наконец, царь обернулся, и в его глазах Иволгин заметил усталость и сомнение. Голос его прозвучал тише.
- Истинно ли то, что я диктую? - спросил он. - Или это лишь плод моей больной фантазии, в причудливости коей я ещё так и не разобрался?
Иволгин замер на мгновение, не зная, что ответить. Любой ответ мог быть опасен. Однако, собравшись с духом, он ответил ровным, спокойным голосом:
- История, государь, есть то, что вы помните.
Иван Васильевич медленно кивнул, словно принимая этот ответ как должное, но сомнение в его глазах не исчезло. Он вновь подошел к столу и несколько минут молча смотрел на исписанные доктором листы, которых уже набралось несколько. Затем он тяжело вздохнул и сел в кресло.
- Продолжим, - произнес он тихо, но в его голосе уже не было прежней уверенности. - Запиши то, как бояре плели интриги, словно пауки в темном углу. Запиши о моей борьбе за единую Русь, о крови, пролитой во имя веры и отечества. Запиши и о моей любви, и о моей ненависти - все, как было, без прикрас.
Иволгин послушно склонился над бумагой, и его шариковая ручка вновь заскользила по листу, фиксируя каждое слово царя. Он записывал о казнях и милостях, о войнах и пирах, о страхе и величии - обо всем, что наполняло жизнь Ивана Васильевича.
Писец чувствовал, как тяжелая ноша ответственности ложится на его плечи. Он понимал, что от точности его записи, от верно избранных слов зависит то, как потомки будут судить об этом человеке, об этой эпохе. Иволгин старался быть лишь проводником, беспристрастным свидетелем, но иногда ему казалось, что и сам он погружается в этот бурный поток истории, становясь его частью.
Наконец, Иван Васильевич поднял руку.
- Довольно на сегодня, - произнес он, и в его голосе слышалась усталость. - Да будет на том!
Он повернулся к санитарам Бодрову и Доброву, которые дремали на своих стульях при входе.
- А теперь проводите меня в опочивальню. Слышите, смерды?
На этом я решил завершить эксперимент, хотя ОНО (электронное устройство) способно было продолжать и продолжать без устали и разочарования в своём труде. Да, друзья писатели, эти Гигачаты, Терработы и прочие Дипсики таки заменят нас в самом скором будущем, ибо семимильными шагами прогрессируют в своём литературном мастерстве. А все мы дружно переквалифицируемся в управдомы. Как вы думаете?