Леонид Носков в нашей деревне пользовался авторитетом. Работал, не покладая рук, употреблял спиртное только по большим праздникам. Ну, за всю жизнь только считанное разы, как говорят, "срывался с катушек". Вот последний случай. Из города приехал в гости племянник Витя, и дядя Лёня, как его величал Витя, хлебосольно принял. Тем паче, что жена Носкова уехала на новогодние праздники к своей сестре. Мужчины гужевали три дня, и никто им не мешал.
Витя, молодой, резвый, но не всегда трезвый, с признательностью глядя на дядю, зачитывал стихи: "Зима! Дядь Лёня торжествуя, в стаканы наливает шнапс". Что Носкову было, конечно, приятно. Вон у него какой племяш! В колледже учится, сам стихи сочиняет. Хотя, правда, слова в них неточные. Шнапса не было, был самогон, но высокого качества.
На четвёртый день они едва поднялись. Витя посмотрел на дядю и сказал:
- Ну и личико у тебя, дядь Лёня. На морду ежа похожая.
- И у тебя не лучше, - парировал дядя.
- Да мне бы грамм сто сейчас, и она разгладится. У тебя в закромах ничего не осталось?
- Откуда? Всё употребили.
- А в карманах не шуршит?
- Не шуршит и не звенит. - Носков развел руками.
- Ну, тогда прошвырнемся по деревне.
Хрустя свежевыпавшим снегом, прошлись по улице и остановились, по выбору Вити, у дома с высокими воротами, за которыми ничего не видно. Здесь жил зажиточный крестьянин Земсков, работавший, как ишак. И жена у него подстать. Крепкое у них хозяйство. Дочь Леру отправили в город учиться. Витя предположил, что она тоже на праздники в деревню приехала.
Густым басом залаяла собака. Витя голой рукой отправил в рот снег, а частью зачерпнутого обтёр себе лицо. После чего постучал в ворота. На стуки долго никто не откликался. Наконец, из-за ворот, поглядев в смотрительную щелочку, спросили:
- Чего вам?
- Привет, Андреич, - бойко ответил Витя. - Я к Лере.
- Нету ее, - неприветливо сказал голос со двора. - В городе.
- Разве ещё не приехала? А то ведь мы с ней договорились,
- О чем это вы договорились? - раздалось из-за ворот.
- Я же к ней с самыми серьезными намерениями, - пояснил Витя и подмигнул дяде. Тот стоял, не шелохнувшись. Все, что говорил племянник, для него было внове.
За воротами примолкли. И даже собака притихла.
- Да, да! - закрепил Витя. - Свататься пришли. Вот и дядя со мной. Полноправный представитель нашей фамилии. Открывайте!
"Полноправный" продолжал молча стоять, чувствуя себя полным идиотом. Он-то думал, просто прогуляться вышли, а тут такое. Свататься! Хотя б предупредил Витя, что ли! Дверь в воротах открылась. Земсков с недоверием оглядел гостей.
- Ты, извини, Андреич, мы не побривши, - оправдался Витя, пощупав подбородок. - И галстуки не повязавши. Подразумевали встречу тэт а тэт, без галстуков. А уж об официальном торжестве позже договоримся.
- Свататься, значит? А я что-то не припомню, чтобы дочь про женихов рассказывала.
- Так мы это... с Лерочкой сюрприз хотели сделать, - объяснил Витя. - Порадовать родителей. У нас же знаете какие чувства.
Андреич еще как бы сомневался, пускать гостей или нет, но тут на крыльце появилась хозяйка, и, узнав, что пришли свататься, засияла. Вообще путевых парней с каждым годом становилось всё меньше, а дочь созрела и как бы не перезрела. А Витя - что ж? Не хуже других. Много лишнего болтает, но ведь успешно учится. Перебесится и большим начальником станет.
- Проходите, проходите, гости дорогие! - заторопила она.
За столом, под звон хрустальных бокалов, извлеченных хозяйкой из шкафа, договаривающиеся стороны вели речь об условиях предстоящего бракосочетания. Напоследок раздобревший Андреич посоветовал гостям бриться старым дедовским способом: опасной бритвой. И тут же объяснил, как ей пользоваться, как доводить до остроты с помощью кожаного ремня. Даже попытался показать, но хозяйка остановила.
- Ну-с, - сказал повеселевший Витя, выйдя с дядей на улицу. - Это была хорошая идея!
- Какая идея? - уточнил Леонид. - Насчет опасной бритвы?
- Насчет сватовства. Я вот что подумал. Может, для ради продолжения банкета, ещё к кому посвататься?
Дядя Лёня оторопел.
- Да ты чо! - рассердился он. - Совсем без тормозов? Это ж многоженством пахнет!
- Ну и что, - возразил Витя. - А арабские падишахи? Они ж по сорок жен имеют.
- Мы с тобой не падишахи, - дядя уперся, как бык, и отказался быть соучастником этого "бесстыдства".
- Эх, дядя, - вздохнул племянник. - С тобой каши не сваришь. Отсталый ты человек. Ты даже не понял, что это была шутка юмора.
- И понимать не хочу! - взъерепенился Носков. - Да знал бы я, на какую аферу ты меня заманиваешь, ни за чтобы не пошёл с тобой.
Ему было стыдно. Перед Андреичем и его женой, которые поверили в серьёзные намерения баламута Вити, да и перед сельчанами, которые, конечно же, узнают про фальшивое сватовство. И перед Лерой, благоразумной девушкой, тоже испытывал стыд.
Через месяц она приехала в гости, повстречалась на улице и, правда, без обиды, смеясь, поприветствовала:
- Привет, сват! Как поживаешь?
А ещё позже дядя Лёня узнал, что она и племянник в городе всё-таки сходились, квартиру снимали. "На пробу", как сейчас говорят. Но, видать, не поладили и разбежались. Ну что за жизнь пошла такая легкомысленная? Носков не понимал. Со своей Варей он прожил долгую совместную жизнь, хотя, чего таить, случались ссоры.
Однако был у дяди Лёни и удачный случай сватовства. Поселился в нашей деревне некто Пётр Сергеевич Пахомов, самозанятый мужчина. Чем он занимался, никто толком не знал; видели только, что пять дней в неделю он на своей японке, впрочем, поддержанной, ездил в город (кто его знает, может, окна горожанам стеклил), а два дня отдыхал. В воскресенье он сидел на скамейке в своём дворе, в позе роденовского мыслителя. Леонид проходил мимо, возвращаясь домой.
- Пётр Сергеевич, что нос повесил? - общительно спросил он.
- Согрешил я, - вздохнул тот. - Заходи, Леонид, не знаю, как тебя по отчеству. Гостем будешь.
- А и не надо по отчеству. - Носков принял приглашение и зашел во двор.
- Как не надо? Не по справедливости. Ты меня, понимаешь, по полному величаешь...
- Ну, хорошо. Пантелеич я, - уступил Леонид. - Говоришь, согрешил? А ты покайся. Ведь у нас зачастую так: грешим и каемся, грешим и каемся. Господь милосерден, простит.
Надо сказать, что жена Носкова Варвара в последнее время зачастила в открывшийся в деревне приход, не пропуская ни одной проповеди отца Фёдора, и пыталась просвещать своего мужа, который продолжал быть, несмотря на веяния времени, стихийным атеистом. Но иногда он в охотку заимствовал у Варвары новые её пользовался.
Пахомов, выслушав его, согласно кивнул.
- Так-то оно так, но у меня вопрос возник. А не потому ли мы грешим, что знаем, что Бог милосерден?
Леонид Пантелеевич примолк, обдумывая услышанное. С этой дилеммой лучше бы обратиться к Варваре или к самому батюшке Фёдору, но мужик нашел и своё решение.
- Тут без поллитры, пожалуй, не разберешься, - подсказал он.
- Так будь другом, сходи. За поллитрой-то. - Пахомов предложение подхватил и вытащил бумажник. - А то я сам того... Ну. не могу я!
Он не объяснил, почему не может. Да и легкий на ногу Носков не стал допытываться и поспешил в магазин, принадлежащий Людмиле Рыбаковой, тоже бабе деревенской, но долгое время отсутствующей - зябшей где-то на Северах.
Он скоренько оборотился. Зашли в дом, хозяин соорудил нехитрую закуску. Гость и тут проявил инициативу: открыл злодейку с наклейкой, налил в стопки.
- Кто отпускал? - поинтересовался Пётр Сергеич.
- Сама хозяйка маркета, Людмила.
- Ну и как она?
- Цветёт и пахнет, - заулыбавшись, ответил Леонид.
Пахомов как-то криво улыбнулся и поднял свою стопку.
- Ну, вздрогнем. Может, и правда, легче станет.
- Поехали! - поддержал Леонид Пантелеевич, опрокидывая свою. - Знаешь, Пётр Сергеич, мне кажется, ты слишком много думаешь о своих грехах. Может, стоит просто жить и радоваться жизни?
- Так-то оно так, - согласился Пахомов. - Но как же без покаяния, коли согрешил? Это же как очистка души. Мы же не можем просто так, без последствий, грешить и веселиться.
Выпили по второй, слегка закусили. Задушевный разговор продолжился.
- Пётр Сергеевич, а скажи, в чем заключается твой грех? - поинтересовался Леонид Пантелеевич. - Ну, последний, который ещё не покаянный.
- Да раздел я её, - признался Пахомов.
- Кого её? - не понял собеседник.
- Людмилу.
- Как? Прямо в маркете?
- Ну да, там.
- Ну, ты даешь, Петр Сергеевич! А она чо?
- Вот её реакция мне осталась непонятной. И в этой связи мой вопрос, насколько я грешен, повис в воздухе. Если она, допустим, не против этого действа, то это одно, а если против - то другое. А если категорически против, то вообще... туши свет.
Носков обалдело посмотрел на собеседника.
- Так ты и свет потушил? А она, Людмилка-то, сопротивлялась или чо?
- Ты меня не понял, Леонид Пантелеевич. Я её взглядом раздел. Но это ведь тоже грех! Ибо в священной книге осуждается не только прелюбодействие, но и также помыслы о нём. Я точные слова не помню, но это так.
Носков подумал: "Надо будет у Варвары просветиться, действительно ли так".
- Ну ты даешь, Сергеич! Раздел взглядом. Это как же? То есть, руками не трогал, а просто... как рентген, что ли?
Пахомов вздохнул.
- Примерно так и было. Вроде, и не думал ни о чём таком и вдруг... как ошалел. Ну, ты понял. Будто всё с неё снял, даже исподнее. - Он покраснел. - И ты знаешь: хороша зараза! И вот я думаю теперь: это грех или мелкое хулиганство?
Носков почесал затылок.
- Сложно, Сергеич, сложно. Тут симпозиум нужен, а не моя тыква. Но, по-моему, если она не заметила ничего, то и греха особого нет. Ну, пофантазировал ты немножко, с кем не бывает. А если заметила и ей понравилось, то это вообще не грех, а, может, типа комплимента. - Он подмигнул. - Хотя, конечно, если ты её потом будешь пренебрегать ей, то это не годится. Женщины, они, знаешь, этого не любят.
- И что же мне, по-твоему, следует сделать?
- Дак что? Ты мужчина холостой, то есть, насколько бабы говорят, если не врут, дважды разведенный. Во всяком случае, щас свободный. Вот и скажи ей: Людмила, спаси меня от греха, а то как увижу тебя, так прелюбодействую. Согласись стать моей женой!
- Гм... А ведь это идея!
Леонид Пантелеевич разлил по последней, но Петр Сергеевич пить отказался.
- Нет, не буду. Прямо сейчас проявлю твердость духа. Пусть это будет испытанием на прочность.
- Ну, как знаешь. А я прикончу. Чего зло оставлять?
Закончив посиделки, мужики приняли окончательное решение и пошли в магазин. Пётр Сергеевич надел пиджак и шляпу, а его гость вчём был, в том и пошёл.
Людмила иронически посмотрела на Пахомова и спросила:
- Опять за солью?
- Нет, на этот раз не за, - помотал головой тот. - И даже не за спичками.
- Интересно, - сказала она, окинув его взглядом. - Зачем же тогда? Вам на двоих поллитры не хватило?
- И опять не угадала¸ - вздохнул Петр Сергеевич.
Вперед бесстрашно вышел Леонид Пантеолеевич.
- Вот что, Людмилка, - безбоязненно сказал он. - Избавь человека от грехов.
- Это как?
- Выйди за него замуж!
- Что? - она повернулась к Петру Сергеевичу продавщица. - Взаправду, что ли?
- Да уж, Людмила, - решился и Пахомов. - Сделай доброе дело.
Людмила зарделась.
- Давно бы так, - не отказала она. - А то уже год ходишь, маешься.
Через месяц, дождавшись очереди в районном ЗАГСЕ, не очень молодые молодожёны расписались. И свадьба, какая никакая, была. А за Леонидом Пантелеевичем Носковым закрепилось прозвище "сват", которым его с легкой руки наградила Виктория Земскова. Мало того, скоро он станет "крестным отцом", ибо Пахомов заранее, перед родами Людмилы, предложил ему исполнить эту функцию. Правда, и тут не обошлось без критических стрел. Об этом узнала Варвара.
- Это ты-то, безбожник, метишь в крёстные? - заметила она, подбоченившись.
- Я не мечу, меня назначили, - с достоинством ответил Леонид Пантелеевич, оставаясь вопреки каждодневному напору жены стихийным атеистом.
Впрочем, несмотря на идеологические противоречия друг без друга они обойтись не могли.