Путятин Александр Юрьевич. Соратник Девы: триумф и трагедия Рыцаря

Соратник Девы: триумф и трагедия Рыцаря

Введение

О том, кто такая Жанна д'Арк, известно всем. Народная героиня, чей талант полководца, личная храбрость и сказочная удача позволили французам переломить ход Столетней войны - самого долгого и напряжённого конфликта Западной Европы. Юная пастушка из деревни Дореми возглавила армию, сняла блокаду Орлеана, разгромила англичан и короновала дофина в Реймсе. После этой церемонии Карл VII, желая подчеркнуть исключительные заслуги Жанны перед Францией, разрешил ей поместить на своём гербе королевские лилии - символ принадлежности к правящему дому. Рассказ о жизни и судьбе Орлеанской Девы вошёл во все учебники по Всемирной истории. За прошедшие столетия создано свыше семи тысяч её биографий. Было написано множество научных и художественных книг об участии Девы в освободительной борьбе. Опубликованы миллионы статей и очерков, посвящённых подвигам Жанны и её мученической смерти во имя Франции. Сняты десятки кинолент...

Но мало кто знает, что лилии на герб получил в тот день ещё один человек: боевой соратник Девы и её преданный друг - барон Жиль де Рэ. Однако Карл VII на этом не остановился... В день его коронации молодой аристократ стал маршалом Франции, а одно из земельных владений его семьи королевским указом было преобразовано в графство. Таким образом, по горячим следам заслуги Жиля оценили намного выше, чем подвиг Девы!.. Почему же дальше их стали замалчивать? Разгадка проста. Маршала де Рэ осудили за ересь и колдовство на девять лет позже Жанны д'Арк. Процесс против него был лучше организован и подготовлен. Грубых ошибок, подобных тем, что позволили позже реабилитировать Деву, судьи Жиля не допустили... И официально - он всё ещё виновен.

Однако, это лишь одна из причин, по которым маршал превратился в "фигуру умолчания". Вторая - состоит в том, что обвиняли его не только в ереси и колдовстве. Суд счёл Жиля де Рэ сексуальным маньяком, изнасиловавшим и убившим более 140 детей... Понятно, что такому персонажу было не место в истории освободительной борьбы. Вскоре его "тихо" вычеркнули из хроник и биографий... Остались лишь материалы дела, время от времени публикуемые в юридических сборниках, да "чёрные" легенды, в которых Жиль фигурирует под именем "герцог Синяя Борода".

Но был ли маршал виновен в этих злодеяниях? А если так, то почему Жанна д'Арк терпела рядом с собой жуткого маньяка? В поисках ответов нам придётся познакомиться с эпохой, в которую жил герой этой книги... Присмотреться к людям, что его окружали... Изучить законы и обычаи, которые господствовали в те годы во французском обществе. Нужно будет проследить весь жизненный путь Жиля де Рэ - от рождения до смерти, постараться найти объяснения его намерениям и поступкам... В поисках истины мы подробно разберём материалы судебного процесса, проанализируем и сопоставим показания потерпевших, свидетелей и обвиняемых... И не исключено, что после этого ответы придут сами собой.

Часть I. Столетняя война и Жиль де Рэ: история великая и малая

Глава 1. Начало войны. Английские победы при Креси и Пуатье. Контрнаступление Бертрана Дюгеклена

С давних пор жизнь племён, населявших территории современных Англии и Франции, текла по единому галло-римскому руслу. А после завоевания в 1066 году английского королевства нормандским герцогом Вильгельмом эти страны сблизились ещё больше. Таким образом, в период между 1066 и 1337 годами скорее можно говорить о единой англо-французской истории, чем об истории двух разных стран. К началу XIV века на территории этого конгломерата образовалась пара королевских доменов, в каждом из которых установилось прямое монархическое правление. В Англии и Иль-де-Франс рыцари приносили присягу не только вышестоящему феодалу, но и своему верховному сюзерену - королю. И в первую очередь они были обязаны хранить верность государю, а уже потом - синьору. В остальных графствах и герцогствах продолжало действовать старое феодальное правило: "Вассал моего вассала - не мой вассал".

Поскольку вся эта "спорная" территория формально принадлежала французскому королю, начавшаяся централизация поставила его английского соперника перед выбором: уступить коллеге свои континентальные владения или предъявить претензии на французский трон. Но первый вариант означал потерю громадных пространств, приносящих в казну львиную долю доходов. Естественно, что идти на такие жертвы властители Англии не хотели. В то же время сюзерены Франции не имели возможность подчинить своей власти земли полу-самостоятельных графов и герцогов до тех пор, пока на территории страны существовал второй "центр притяжения" - владения, тяготевшие к британской короне.

В свою очередь английские короли, начиная с Генриха II, не оставляли надежды на создание могучей "Анжуйской империи", включающей в себя Британские острова и значительную часть французских владений (Нормандию, Мен, Турень, Анжу, Аквитанию и т.д.). Каждый выдающийся правитель Англии - Генрих II, Ричард I, Эдуард I - пытался максимально увеличить и закрепить за собой причудливый комплекс земель, образовавшийся в результате династических браков и военной экспансии Плантагенетов в XII-XIII веках.

Права на французский престол, возникшие у Эдуарда III после прекращения мужской линии Капетингов, давали ему прекрасную возможность разрешить застарелый конфликт. С этого момента военное столкновение Англии и Франции становилось лишь вопросом времени. Но сначала Эдуарду III требовалось обезопасить северную границу.

В 1332 году его войска вторглись на территорию Шотландии. В трудных условиях горной страны молодой английский король несколько лет выковывал победоносную армию. Впрочем, по другую сторону Ла-Манша его успехи не казались впечатляющими, и в мае 1337 года Филипп VI объявил о конфискации Гаскони. Это был серьёзный удар. В те времена британская корона ежегодно получала из Гаскони до 50 тысяч фунтов стерлингов - сумму, близкую к общим поступлениям в казну английского королевства. Одни только пошлины на вино приносили Эдуарду III свыше 12 тысяч фунтов стерлингов в год.

Английский король понял: наступило время решающего столкновения. Действия Филиппа VI позволяли Эдуарду III предстать перед собственными подданными и иностранными державами в роли пострадавшей стороны. Заручившись поддержкой общественного мнения, британский монарх объявил Франции войну.

Поначалу действия развивались неспешно. Первое крупное сражение произошло на море в 1340 году. 24 июня английская эскадра из 250 кораблей атаковала при Слейсе объединённый франко-кастильско-генуэзский флот, в составе которого было 400 парусных и гребных судов. Эдуард III сумел навязать противнику сражение в узком проливе, где численное преимущество союзников роли не играло. Зато по максимуму сработало превосходство англичан в манёвренности и вооружении. Каждый из французских кораблей первой линии атаковало по 3-4 вражеских судна. Английские лучники вели убийственный огонь, а когда ряды защитников редели, в бой шли абордажные команды. Первыми жертвами британцев стали французские флагманы. Покончив с передовой линией судов, англичане атаковали вторую, затем третью... К вечеру союзный флот был практически уничтожен. Вырваться из ловушки удалось лишь нескольким генуэзским галерам.

Завоевав господство на море, Эдуард III получил возможность свободно перебрасывать войска на континент. Его армии повели наступление сразу с нескольких сторон: из Фландрии, из Аквитании и с территории союзной Бретани. В июле 1346 года основные силы англичан во главе с королём вторглись в Нормандию, уничтожая всё на своём пути. Французская армия встретила противника недалеко от Руана, но в бой вступать не стала, а двинулась параллельным курсом. Филипп VI ещё не собрал все войска, и потому старался избегать сражений. Отряды Эдуарда III беспрепятственно двигались к Парижу, опустошая окрестности. Разорив земли вокруг столицы, английская армия двинулась через Пикардию в направлении Фландрии, оставляя за собой сожжённые деревни и разорённые города.

Между тем к Филиппу VI подошли подкрепления, и 26 августа у деревни Креси он решил атаковать противника. Английская армия заняла позицию на гребне холма. Эдуард III построил её тремя отрядами: на правом фланге войсками командовал принц Эдуард Уэльский [1], на левом - граф Нортхемптон, в центре и чуть-чуть сзади - сам король. Английские лучники выстроились клиньями между позициями копейщиков. Фланги армии надёжно прикрывали густые леса. Поле перед фронтом было неровным, попрёк его пересекали три насыпи. Кроме того, англичане загодя вырыли множество узких продольных траншей. Сделав местность непригодной для кавалерии, Эдуард III приказал своим рыцарям оставить лошадей в обозе и биться в пешем строю. Данные о численности его армии колеблются от 9 до 20 тысяч человек, наиболее вероятна цифра в 12 тысяч ратников.

Французские войска заметно превосходили противника числом. В распоряжении Филиппа VI было не менее 25 тысяч воинов. Однако основная масса пехотинцев отстала по дороге и в сражении не участвовала, поэтому реально силы французов не превышали 14 тысяч бойцов. Утром прошёл сильный дождь, и марш по непролазной грязи не лучшим образом сказался на людях и лошадях. Стоило дать армии отдых и подождать отставшие отряды, но французские бароны рвались вперёд, и Филиппу VI пришлось начать атаку. Первыми пустили в бой генуэзских стрелков. Однако из-за царившей в армии неразберихи их тяжёлые щиты-павезы остались в обозе, а намокшие под дождём арбалеты потеряли дальнобойность. Генуэзцы пытались доказать, что с ослабленными тетивами и без щитов атака лишена смысла, но рыцари заставили их идти вперёд силой.

С первых минут сражения стало ясно, что генуэзцы были правы. Английские луки били вдвое дальше, а защищённые щитами лучники стреляли втрое чаще. Под непрерывным градом стрел генуэзцы сначала попятились, затем побежали... А навстречу им уже неслась лавина французской конницы под командованием герцога Алансонского. На поле перед холмом началась безобразная свалка. В ярости Алансонский приказал рыцарям рубить генуэзскую пехоту. Со стороны британцев продолжал сыпаться град стрел, поражая людей и лошадей. Нескольким французским отрядам удалось доскакать до вражеских позиций, кое-где они даже смогли прорваться за выставленные англичанами частоколы, но под ударами мечников и копейщиков вынуждены были откатиться назад.

Рыцари Филиппа VI были храбрыми воинами. Не считаясь с потерями, они снова и снова штурмовали укреплённые позиции англичан. Однако после 16-й безуспешной атаки вынуждены были прекратить сражение. Раненный король покинул поле боя в последних рядах. На следующее утро он прибыл в Амьен в сопровождении шести баронов и нескольких ополченцев. Это было всё, что осталось от огромной армии. В битве при Креси французы только убитыми потеряли более 11 тысяч человек, из них свыше 1,5 тысяч рыцарей. И это - не считая отставших от армии отрядов, которые англичане разгромили на следующий день. Развивая успех, Эдуард III в 1347 году захватил порт Кале. Его жители держались почти год, но припасы закончились, и голод вынудил французов капитулировать. Разъярённый их сопротивлением Эдуард III повелел изгнать всех горожан, отняв их имущество, а опустевший Кале заселить англичанами.

Таким образом, с 1346 года война начала приносить британскому народу ощутимые материальные выгоды. После каждого грабительского рейда через Ла-Манш на кораблях плыли драгоценности, вещи и деньги. По словам Уолсингема, в Англии теперь не было женщины, не имевшей одежды, украшений или посуды из Кале и других французских городов. Во многих домах появились "трофейные" золотые и серебряные изделия. Серьезным источником доходов стали выкупы за пленников, огромное число которых появилось в Англии после битвы при Креси. Очень емко новую ситуацию обрисовал хронист Бертон: "И возникло тогда общее мнение народа, что пока английский король будет завоевывать Французское королевство, они будут процветать".

Британское наступление продолжалось. Наибольшего успеха добились войска наследника престола Эдуарда, прозванного в народе Чёрным Принцем. Его армия вторглась в Аквитанию, захватила Бордо и начала совершать набеги за Луару: сжигать города и крепости, опустошать деревни. В Париже понимали, что надо положить этому конец. Генеральные штаты выделили средства для сбора огромной армии. В конце лета 1356 года французские войска во главе с королем Иоанном II Добрым, сыном умершего в 1350 году Филиппа VI, выступили из Парижа на юго-запад. Форсировав Луару, они обнаружили, что армия Чёрного Принца, обремененная обозом с добычей, находится у стен Тура. Сил у англичан были значительно меньше, чем у противника, и они начали отступать к Бордо. Французская армия опередила врага и в районе Пуатье отрезала ему дорогу на юг.

Зная, что на стороне Иоанна II пятикратный численный перевес - более 35 тысяч французов против 7 тысяч англичан - Чёрный принц предложил решить дело миром. Он заявил, что готов вернуть военную добычу, пленников, все захваченные крепости и города, если английским войскам предоставят свободный проход в Бордо. Однако французский король, уверенный в силе своей армии, потребовал безоговорочной капитуляции. Переговоры были прерваны.

Иоанн II ещё до начала сражения считал себя победителем - чувство при встрече с таким серьёзным противником как англичане, мягко говоря, неуместное. В королевский лагерь, помимо армии, прибыло большое ополчение горожан. Иоанн II отослал их по домам... Король и его окружение жили отмирающими традициями, согласно которым война была делом знатных синьоров и их феодальных дружин.

19 сентября 1356 года французские рыцари двинулись на врага. Снова, как и в битве при Креси, они наступали вверх по склону холма на укреплённые позиции англичан. Только на этот раз по приказу короля многие шли в атаку в пешем строю. Получилось ещё хуже. Дружины отдельных феодалов действовали разрозненно, без оглядки друг на друга. Британцы громили их последовательно - одну за другой. Стрелы, выпущенные из больших английских луков, собирали кровавую жатву. Когда сражение достигло критической точки, Чёрный Принц бросил в бой резерв - конных рыцарей, спрятанных до срока в лесу. Увидев, что французы попятились под их ударом, английская пехота в едином порыве бросилась на врага. Разгром был полный. Французы потеряли убитыми более 13 тысяч человек, из них свыше 3 тысяч рыцарей. Иоанн II попал в плен.

Поражение при Пуатье поставило Францию на грань катастрофы. Страна потеряла армию, лишилась короля. В марте 1357 года Иоанн II подписал в Бордо перемирие с англичанами, признав все захваты Черного Принца. Однако народ Франции не был настроен на капитуляцию. Горожане и крестьяне решительно сопротивлялись завоевателям. В ответ британцы принялись дотла сжигать города, в которых встречали отпор всего населения, а не только гарнизона. Период с лета 1358 года до осени 1359 года стал временем максимальных опустошений. Английские солдаты разграбили и обескровили Нормандию, Пикардию и Бретань, превратили в пустыню земли до самых предместий Парижа. Однако сопротивление нарастало. Эдуард III чувствовал, что его армия увязает в Северной Франции.

И тут на сцену снова выступил Иоанн II. В самый разгар народной войны он подписал в Лондоне мирный договор. В обмен на отказ Эдуарда III от претензий на французскую корону ему отходила половина Франции: весь юго-запад в границах древней Аквитании, а также Анжу, Мен, Пуату, Турень, Нормандия, Понтье и т.д. Это были провинции, когда-либо входившие в состав "анжуйского наследства", плюс порт Кале и ключевые острова у берегов Фландрии. Важно, что английский король получал их не в лен от французского, а в суверенное владение, как независимый государь. Такой мир был хуже, чем любое поражение. Ограбленная и наполовину урезанная Франция едва ли могла бы долго просуществовать рядом с возрождённой "Анжуйской империей".

Однако в Париже нашлись силы, готовые воспротивиться условиям Лондонского договора. Принявший титул регента дофин Карл [2] отказался признать подписанный отцом документ. Не утвердили его и Генеральные штаты. Разъяренный Эдуард III начал готовить войска для решающего удара по Франции. Осенью 1359 года с армией в 30 тысяч человек он высадился в Кале, прошел через Бургундию и осадил Реймс. На этот раз бургундский герцог не стал сопротивляться вторжению. Он попросту откупился от англичан. Взяв деньги, Эдуард III согласился не грабить Бургундию и "мирно пройти" через её территорию. В Реймсе английский король планировал возложить на свою голову корону Франции. Но жители города закрыли ворота перед захватчиком. Холодная зима и трудности снабжения вскоре заставили англичан снять осаду.

Эдуард III двинулся к Парижу. Добиваясь капитуляции противника, британцы беспощадно опустошали пригороды столицы. Английский хронист гордо писал, что из сожженных окрестностей французы "бежали как зайцы". Он явно преувеличивал. Дух сопротивления нарастал: не сдавался Реймс, отчаянно бились с захватчиками жители Амьена, в Руане было создано народное ополчение, которое вместе с нормандскими рыцарями сражалось за каждую крепость, пикардийские моряки по собственной инициативе атаковали английское побережье.

В апреле 1360 года Эдуард III согласился на переговоры с дофином Карлом. После месяца ожесточенных споров в деревне Бретиньи близ Шартра был подписан договор, ратифицированный затем обоими королями в Кале. Потери Франции были велики, но не так трагичны, как по условиям мира, подписанного Иоанном II. В обмен на отказ Эдуарда III от притязаний на французскую корону он получил в свое распоряжение юго-западные земли и владения на севере с центром в Кале. Народное сопротивление позволило Франции вернуть обширную территорию, которую Иоанн II уступил по условиям лондонского договора: Нормандию, Мен, Анжу, Турень и ряд более мелких владений.

Хотя договор в Бретиньи и завершил первый этап Столетней войны, он не разрешил, да и не мог разрешить спорных вопросов. Серия блестящих военных успехов 1350-х годов (как и прежние удачные сражения 1340-х) не привела к полной победе Англии из-за того, что яростный натиск британских войск всякий раз разбивался об упорное сопротивление простых французов. Так было и в 1346-1347 годах при осаде Кале, и в 1358-1359 годах, когда англичане не смогли добиться реального покорения Нормандии и Пикардии. Война, начавшаяся как типичный феодальный конфликт, стала перерождаться в межнациональное противостояние.

Это прекрасно понимал молодой французский король Карл V, взошедший на трон в 1364 году после смерти Иоанна II. Пренебрегая рыцарскими традициями, новый правитель никогда не выходил на турниры и поля сражений, зато тратил огромные деньги на приобретение древних рукописей и к концу жизни собрал одну самых крупных в Европе библиотек. Вся его политическая энергия в 1364-1369 годах была направлена на подготовку к борьбе против Англии. В историю этот монарх вошёл под лестным прозвищем Мудрый.

Собрав значительные денежные средства, Карл V к 1369 году укомплектовал большую "коронную" армию: свыше пяти тысяч человек тяжелой конницы и тысячу арбалетчиков. Была усовершенствована организация войск, обеспечена регулярная выплата жалованья, улучшено снабжение и вооружение. По приказу короля горожане проходили военное обучение, готовясь к обороне на случай войны. На руководящие посты в армии выдвигались талантливые полководцы невысокого происхождения. Наиболее характерна в этом отношении фигура Бертрана Дюгеклена - рыцаря из Бретани, ставшего в 1370 году коннетаблем [3] Франции.

По меркам парижской аристократии это был безродный дворянин с полудикой окраины. Однако поразившее всех назначение оказалось на редкость удачным. На предыдущем этапе войны английская армия сочетала грабительские рейды по вражеской территории с крупными сражениями против французских войск. Битвы приносили огромные военные трофеи и знатных пленников, за которых можно было получить выкуп [4]. Рейды давали богатую добычу. Английские солдаты были оплачиваемыми профессионалами, хорошо обученными и дисциплинированными.

Выработанная Эдуардом III тактика для своего времени была практически идеальной и не оставляла французам шансов на победу в генеральном сражении. Однако Карл V и Бертран Дюгеклен смогли разглядеть слабое место английской военной машины. Выигрышной тактике они сумели противопоставить гениальную стратегию. Профессиональная армия была ужасающе эффективным оружием, но при этом - безумно дорогим. Экономика Англии не могла её содержать. Поэтому британский монарх жил по принципу "война кормит войну". Средства на содержание войск добывались в ходе боевых действий. Добывались с большим "приварком", которым король щедро делился с народом. В результате его завоевательная политика имела широкую поддержку в Англии и Гаскони.

С наступлением мира эти денежные потоки постепенно начали иссякать, и правительству пришлось усилить налоговую нагрузку. Особенно болезненным ударом это стало для Гаскони, где до войны английская администрация обходилась населению в сущие гроши. Ситуацию усугубил застарелый сепаратизм местной знати. Гасконские рыцари и бароны привыкли лавировать между английской администрацией герцогства и французской верховной властью. Прежде в политическом отношении они, как правило, поддерживали английского короля, менее опасного для традиционных гасконских вольностей, чем его парижский соперник. Однако теперь, когда правивший герцогством Черный Принц усилил финансовое и административное давление, несколько видных сеньоров подали на него апелляцию Карлу V.

Французский король получил отличный предлог для отказа от условий мирного договора. Заручившись письменным заключением правоведов о законности его суверенитета в Аквитании, Карл V собрал все жалобы гасконцев на Черного Принца и потребовал от него ответа. Это была политическая пощёчина Эдуарду III, и английский монарх принял брошенный вызов. 3 января 1369 года он вновь провозгласил себя королём Франции и начал готовить армию для вторжения на континент.

Английские полководцы не сомневались: их ждёт лёгкая победа. Дважды - в 1369 году в Пикардии и в 1370 году вблизи Парижа - они пытались навязать противнику генеральное сражение, но французы оба раза уклонились от битвы, предпочитая небольшие стычки, внезапные нападения на марше, захват отдельных крепостей на флангах и в тылу врага. Куда бы ни двинулась британская армия, её сопровождали кавалерийские отряды противника. Опустошительные рейды по французской территории лишились главного экономического эффекта - богатой добычи. Со знатными пленниками тоже было не густо. Война во Франции из прибыльного предприятия постепенно превращалась для англичан в источник экономических бед. Ситуацию могли переменить крупные сражения, но Дюгеклен не собирался в них ввязываться. Его излюбленным приемом было внезапное нападение на арьергард английской армии, возвращавшейся из изнурительного похода. Именно так французский коннетабль действовал против войск Кноллиса в Бретани и Черного Принца в Гаскони.

Пока главная английская армия находилась на севере, французы усилили давление на юг. Их отряды широко использовали партизанскую тактику: засады, нападения на вражеские войска на марше, короткие неожиданные схватки на лесных дорогах... Постепенно, город за городом, крепость за крепостью, французская армия освобождала Гасконь. В этом была немалая заслуга горожан, поднявших восстания на юго-западе. Наиболее крупным было выступление в Лиможе. Черный Принц жестоко расправился с его жителями, но этим лишь озлобил своих французских подданных. Английские владения на юге продолжали сокращаться.

Эдуард III понимал: спасти ситуацию может только генеральное сражение. Если его войска сожгут и вырежут половину Франции, Карл V прикажет своим полководцам принять бой. В 1373 году армия герцога Ланкастерского совершила грандиозный опустошительный рейд от Кале до Бордо. За пять месяцев похода англичане сожгли и разорили многие районы Пикардии, Шампани, Бургундии, а также Овернь, Лимузену и ряд других областей. Однако герцогу не удалось захватить ни одного крупного города, а потому деньги для выплаты жалования пришлось собирать в английских владениях. Результат не заставил себя ждать: после отъезда Джона Ланкастерского на родину восстали все города британской Гаскони, кроме Бордо и Байонны. От огромных английских владений на юго-западе Франции остались жалкие огрызки - меньше, чем перед началом Столетней войны.

Пока британская армия двигалась с севера на юг, Дюгеклен тоже не сидел без дела. Опираясь на помощь местных партизан и "тайные соглашения" с горожанами, его войска без осад и штурмов заняли почти всю Бретань. К концу 1373 года в северной Франции у англичан остались лишь порт Кале и несколько крепостей в Нормандии.

Франция была близка к решительной победе, но англичане упорно удерживали те немногие крепости, что у них остались. Однако согласиться на перемирие Карла V вынудили не только внешние, но и внутренние причины, и в первую очередь рост сепаратизма феодальной элиты. Победы короля испугали крупных землевладельцев. Опасаясь усиления центральной власти, граф Фуа в 1375 году вступил в сепаратные переговоры с англичанами. Наваррский король Карл Злой пошёл ещё дальше: в 1378 году он продал Англии принадлежавший ему Шербур, а затем организовал заговор с целью убийства Карла V. Бретонский герцог, вынужденный признать вассальную зависимость от французской короны, одновременно с этим заключил сепаратный договор с Англией, предусматривающий сохранение британского гарнизона в Бресте.

В результате к концу 1370-х годов англичане, несмотря на потерю основных континентальных владений, сохранили на французском побережье опорные пункты: Кале, Бордо, Байонну, Шербур и Брест. Это серьезно снизило значение грандиозных побед Карла V. В будущем, как только ситуация переменится, эти клочки суши превратятся в плацдармы, с которых начнётся новое британское наступление.

Глава 2. Смерть Эдуарда III и Карла V. На французском престоле Карл VI Безумный. Окончание второго этапа Столетней войны

21 июня 1377 года, за несколько дней до окончания перемирия, умер Эдуард III. Он прожил 65 лет, из которых полвека правил Англией. Популярный в народе наследник престола, Черный Принц, скончался годом раньше. На трон взошёл его 10-летний сын Ричард II. В те времена юный король был истинным бедствием для страны. Средневековое государство, как норовистый конь, пыталось сбросить неумелого ездока. Казалось, вот она - возможность закончить ненавистную войну. Но в июле 1380 года умирает Дюгеклен, а в сентябре - Карл V. Королю было всего 42 года. Возраст, очень далёкий от старости. Трон занял 12-летний Карл VI. Естественно, он не мог править самостоятельно, и потому власть перешла к Большому совету из 50 человек, в котором 12 - официально считались опекунами юного короля. Наиболее влиятельными членами совета стали младшие братья Карла V: герцоги Людовик Анжуйский, Жан Беррийский и Филипп Бургундский.

Все трое были умными политиками, красноречивыми ораторами, храбрыми воинами и талантливыми администраторами. В годы правления отца и старшего брата они вступили в ленное владение крупнейшими в стране герцогствами и были верной опорой трона. Но у каждого имелась заветная мечта, и смерть Карл V сработала как политический катализатор, обострила в них желание бросить скучную рутину и двинуться без оглядки за сжигающей душу страстью...

Герцога Анжуйского с детства одолевало властолюбие. Он горько сожалел о своей судьбе второго сына короля, которому не суждено занять отцовский трон. К чести Людовика стоит признать, что он никогда не покушался на жизнь брата и его сыновей. Зато внимательно присматривался к неаполитанскому королевству, которым правила пожилая и бездетная Джованна I. Она официально объявила Анжуйского своим наследником, но было ясно, что трон не удастся занять без борьбы.

Соперник Людовика, Карл Дураццо, был хоть и дальним, но кровным родственником Джованны I по отцовской линии. Право и обычай стояли на его стороне, а значит, для успеха Анжуйскому требовалась сильная армия. Для сбора войск и похода в Неаполь нужны были деньги, много денег. И они могли понадобиться Людовику буквально со дня на день.

Смерть Карл V пришлась очень кстати. За малолетством племянника старший из регентов получил возможность запустить руки в королевскую казну... И если верить французским хроникам, не преминул этим шансом воспользоваться. Как политик он был наголову выше младших братьев, а потому мог вить верёвки не только из них, но и из всего Большого совета. Парижская молва уверяла, что едва Карл V испустил дух, Людовик Анжуйский мошеннически присвоил 17 миллионов <франков государственных средств. Затем, угрожая смертью Филиппу де Савуази, исполнявшему обязанности главного казначея, понудил того выдать драгоценности, золото и серебро в слитках, а также золотую и серебряную посуду из неприкосновенного резерва французской монархии.

Решив таким образом финансовую проблему неаполитанского проекта, старший из регентов отправился добывать королевскую корону. В походе он заболел и умер, завещав оставшиеся деньги и ценности Карлу VI. Неизвестно, как повернулась бы судьба, стань Людовик неаполитанским королём (а шансы у него были неплохие), но многие считают, что отъезд из Парижа этого ловкого и прозорливого интригана стал одной из главных причин неудач во внутренней и внешней политике французской монархии.

Второй из братьев Карла V, Жан Беррийский, к власти, как таковой, был практически равнодушен. Его снедала иная, куда более почтенная страсть: любовь к искусству. Казалось, этот герцог пытался собрать в своих замках все шедевры живописи, графики, скульптуры и ковроткачества, которые только имелись и производились в королевстве, а также за его пределами. Жан Беррийский был тем идеальным заказчиком, о котором во все века грезят гении искусства. Нанимая талантливых мастеров, герцог предоставлял им широкую свободу для творчества. Французские музеи благодарны Жану Беррийскому за сохранение и создание удивительных произведений искусства, считающихся в наше время эталонами северного Ренессанса. И мало кто сейчас вспоминает, что герцогская страсть требовала в те годы безумных затрат. Тонкий знаток искусства и щедрый меценат был уверен, что простолюдины существуют лишь для удовлетворения его желаний. В результате своими неуемными поборами Жан Беррийский умудрился всего за несколько лет разорить находящийся под его управлением богатый Прованс. Жители провинции подняли восстание, которое пришлось подавлять военной силой.

Третий из регентов, Филипп Бургундский, прозванный Смелым, был храбрым и талантливым полководцем, заслужившим на полях сражений репутацию бесстрашного воина. Честолюбием и жаждой власти он не уступал Людовику Анжуйскому, но к королевской короне рук не тянул. Ни к французской, ни к какой другой... Его вполне устраивала герцогская. Как всякий прирождённый военный, он привык заботиться о подчинённых, а потому и к обязанностям правителя Бургундии относился схожим образом. В первую очередь Филипп Смелый думал о процветании собственного герцогства, и только затем - об интересах Франции.

Во времена Карла V младший брат был лучшим из его вассалов, но при малолетнем Карле VI стал главным виновником развала центральной власти. Однако в первые годы регентства его деятельность ещё приносила Франции ощутимую пользу. Один из ярких примеров - история покорения Фландрии.

С первых дней Столетней войны это графство заняло неоднозначную политическую позицию. Его правители чаще склонялись на сторону французского короля, а горожане - благополучие которых покоилось на британской шерсти - были настроены проанглийски. Однако к концу XIV века ситуация изменилась. С каждым годом британские купцы всё больше шерсти продавали через Кале, и это вызывало недовольство во Фландрии. У лондонского общества тоже имелись претензии к союзникам. Там считали, что фламандцы поддерживают англичан лишь в годы успехов и изменяют им при неудачах. В этом была изрядная доля истины, поскольку конечной целью фландрских городов была полная независимость. Не только от Франции, но и от Англии. Отношения омрачали периодические столкновения на море.

Положение изменилось в 1379 году, когда во Фландрии началось очередное антифеодальное выступление. Его центром стал город Гент. После трёхлетней борьбы, протекавшей с переменным успехом, граф Фландрский обратился за помощью к Карлу VI. В ответ представители восставших горожан во главе с Филиппом Артевельде призвали на помощь англичан.

В Париже на просьбу графа ответили согласием. Регенты, управлявшие страной от имени юного короля, решили воспользоваться сложным положением правителя Фландрии, чтобы утвердить в этой области гегемонию Франции. Ведь сыновей у графа не было, а единственная дочь Маргарита в 1379 году стала женой бургундского герцога. После смерти отца она должна была унаследовать власть над Фландрией, и передать управление графством мужу. Филипп Бургундский получил возможность нанести превентивный удар по противникам Франции и заранее решить проблему "фландрского наследства" в свою пользу.

27 ноября 1382 года 12-тысячная французская армия разбила войска восставших в сражении при Розбеке. Почти все города сдались, и только Гент не покорился. Пришлось приступить к осаде. А тем временем Англия начала собирать войска для поддержки фландрского союзника. Экспедиция готовилась как крестовый поход в защиту интересов римского папы Урбана VI против его авиньонского соперника, "антипапы" Климента VII. Во главе "божьего войска" встал епископ Генрих Диспенсер.

Весной 1383 года "крестоносцы" высадились в Кале. Они опустошили и разграбили Пикардию, вторглись во Фландрию, но не смогли взять ни одного города. Военные неудачи, болезни и мародёрство привели к глубокой деморализации и без того слабой английской армии. В результате она в панике отступила, узнав о приближение войск Карла VI. Жители Гента были брошены на произвол судьбы. В 1385 году они заключили соглашение с Филиппом Смелым. Бургундский герцог показал себя мудрым политиком. Он подтвердил все имеющиеся вольности города, настояв лишь на официальном отказе от союза с Англией.

После короткой передышки Франция в последний раз на этом этапе Столетней войны попыталась достичь решительной победы. Планировалось провести наступательную операцию на территории Англии, атакуя её с двух сторон - с юга и севера.

Начать решили мощным ударом из Шотландии. Весной 1385 года, как только истёк срок перемирия, на остров прибыло полуторатысячное войско Жана де Вьенна. Однако французы не учли, что у шотландцев в этой войне были собственные интересы. Захват Англии французами они считали не менее опасным для себя, чем покорение Франции англичанами. В любом случае соседом Шотландии становилась могучая империя, способная поглотить их страну без усилий. И потому как только английское королевство ослабевало, снижалась заинтересованность шотландцев в союзе с Францией. Вот и сейчас их полководцы стремились свести дело к пограничному грабительскому рейду, не ввязываясь в большую войну. Пока союзники спорили, подошла английская армия, спешно собранная Ричардом II. Шотландцы благоразумно отошли на свою территорию. Жану де Вьенну пришлось вернуться домой, так и не вступив в бой.

Срыв северного удара сделал вторую часть плана бессмысленной. Собранные для вторжения в Англию войска простояли в районе Слейса полтора года и были распущены по домам под предлогом болезни Филиппа Смелого. Неизвестно, был его недуг реальным или "дипломатическим", но в экспедицию на британский берег бургундский герцог не рвался. Благополучие его новых подданных напрямую зависело от торговли с Англией, и продолжение войны было им совсем невыгодно. Следуя желаниям фламандцев, Филипп Смелый перешёл в лагерь сторонников соглашения с Англией.

Такое явное пренебрежение государственными интересами в пользу личных выгод, естественно, не осталось незамеченным. Если можно бургундскому герцогу, то почему нельзя остальным? Справедливости ради надо отметить, что у внезапного миролюбия Филиппа Смелого были и объективные причины. Долгая война и череда неурожаев разорили Францию. Население в опустошённой Пикардии голодало. Высокие налоги стали причиной многочисленных восстаний в разных концах страны. На местах герцоги, графы и бароны прибирали к рукам всё больше реальной власти. Кое-где между ними начались феодальные войны, исчезнувшие при прежнем короле. К тому же Карл VI вырос, женился. Пришло время передавать ему бразды правления. А это всегда лучше делать в мирной обстановке.

Англии, ослабленной военными поражениями, передышка была нужна ничуть не меньше. Однако начавшиеся в 1386 году переговоры шли трудно. Представители Карла VI требовали от Ричарда II отказа от претензий на французскую корону. Английская сторона соглашалась на это лишь при условии передачи ей суверенитета над Гасконью и Нормандией. Для Франции это было неприемлемо. Переговоры неоднократно прерывались, потом снова возобновлялись. Наконец в июне 1389 года стороны подписали соглашение о перемирии.

Годом ранее Карл VI объявил подданным, что отныне будет сам управлять королевством и распустил Большой совет. При передаче дел вскрылись многочисленные злоупотребления, казнокрадство и произвол всех трёх регентов (один из которых, Людовик Анжуйский, умер несколько лет назад). Карл VI отстранил старшую родню от управления государством, окружив себя новыми людьми, которые известны историкам под названием "кружок мармузетов", то есть любимчиков. Признанным главой королевских фаворитов стал коннетабль Франции Оливье де Клиссон. Примыкал к кружку и младший брат Карла VI, Людовик Орлеанский. Новое правительство провозгласило курс на реформы. Были приняты меры для стабилизации финансовой системы и возвращению к полноценной монете, отменены введённые регентами "чрезвычайные" налоги, началась борьба с самоуправством и коррупцией местных властей. Всё это способствовало стабилизации экономики и замирению возмущённых провинций.

Однако отстранённые от власти регенты не желали сдаваться. Сначала скоропостижно умер епископ Лаонский, убедивший короля сменить окружение. Прямых улик следствию обнаружить не удалось, но в обществе были уверены, что бывшие регенты избавились от него с помощью яда. Затем изгнанный из дворца Пьер де Краон [5] организовал покушение на лидера мармузетов Оливье де Клиссона. В ночь на 13 июня 1392 года отряд наемных убийц напал на возвращавшегося от короля коннетабля. Завязалась драка, Клиссон отчаянно отбивался, но удар копьем в голову свалил его с коня. В пылу сражения коннетабля сочли погибшим. Руководивший нападением Краон умчался в Бретань, надеясь укрыться там от королевской мести. Как выяснило следствие, своими планами расправиться с коннетаблем он делился с личным секретарём герцога Беррийского, а тот докладывал своему господину. Однако королевский дядя, по его словам, не придал значения "досужей болтовне".

Карл VI, не без оснований подозревая, что удар был направлен против него, воспылал жаждой мести. Королевскую ярость не смогло утишить даже сообщение о том, что Клиссон благополучно поправляется. У следствия появилась информация, что бретонский герцог Жан IV знал о планах Краона и обещал предоставить ему убежище. Спешно была собрана карательная экспедиция против "изменника". Карл VI решил сам вести армию в Бретань. Краон к тому времени успел перебраться в Арагон.

В поход армия выступила 5 августа 1392 года. Накануне Карл VI чувствовал себя усталым и разбитым, его мучила лихорадка. Большую часть ночи больной не мог заснуть. Приближённые, естественно, тоже не смыкали глаз. Когда выехали из города, под летним солнцем всех разморило. Король мирно дремал в седле. В это время один из уснувших пажей выпустил из рук копье, и оно стукнулось о шлем идущего впереди пехотинца.

Лязг удара разбудил короля. Он вздрогнул, мутными глазами обвёл окружающих рыцарей и обнажил меч. Внезапно, прежде чем кто-либо понял, что происходит, Карл VI заколол бастарда де Полиньяка. После чего с воплем "Вперёд, на предателей!" напал на собственного брата. Людовику Орлеанскому удалось оторваться от погони и укрыться в лесу. Почти час король раздавал удары направо и налево, явно не понимая, что находится среди своих. Ошеломленные конники и пехотинцы не смели ему отвечать, а лишь закрывались щитами. Наконец дворцовый кастелян Гильом Мартель догадался, что дело неладно. Кинувшись сзади на круп королевской лошади, он стащил монарха на землю и обезоружил.

Карл VI не узнавал никого. Лицо его исказило судорогой, глаза дико вращались. Через несколько минут несчастный впал в сон, "напоминавший скорее смерть". Тело было холодным, сердце прослушивалось слабо. Поход срочно прервали. Короля на повозке доставили в ближайший город, где им занялись врачи. Двое суток больной не подавал признаков жизни. Казалось, он умирает. Однако через 48 часов Карл пришёл в себя. Узнав о случившемся, он приказал выделить пожизненные пенсии вдовам и сиротам.

Естественно, ни о каком продолжении похода не могло быть и речи. Короля доставили в Париж, где ему предстояло "предаться длительному отдыху". Вскоре стало известно, что в Испании Краон ввязался в очередную авантюру и оказался в тюрьме. Подозрения в укрывательстве изменника с герцога Бретонского были сняты, и надобность в военной экспедиции отпала.

В Париже Карл VI, оставивший мысли о мести, развлекался охотой и балами. Он полюбил гулять в королевском зверинце, угощая ручных павлинов. Врачи высказали предположение: еду короля отравили или заколдовали. Были исследованы остатки пищи, которую он принимал до начала приступа. Результаты получились нулевыми: все "пробовальщики" (осужденные на смерть преступники) остались живы-здоровы. На всякий случай, решили сменить окружение.

Так правительство мармузетов было отстранено от власти, а к управлению страной вернулись королевские дяди: Жан Беррийский и Филипп Бургундский. Компанию им составил подросший брат Карла VI, Людовик Орлеанский. Не исключено, что щадящий режим и тихая семейная жизнь могли помочь окончательному выздоровлению короля, но вскоре случилось новое потрясение, окончательно помутившее его рассудок.

6 февраля 1393 года королева Изабелла устроила бал в честь замужества любимой фрейлины, Катерины де Фастоврин. По обычаю празднеству, организованному для вступающей в брак вдовы, полагалось стать шутовским представлением: с весёлым валянием дурака и непристойными шутками. Карл VI очень любил свою супругу и стремился угождать ей во всём. Втайне от гостей он готовил необычный сюрприз. Королю помогали пятеро молодых придворных: граф де Жуаньи, бастард Ивен де Фуа, Эймар де Пуатье, Ожье де Нантуайе и Гуго де Гисе. Вся шестёрка обрядилась в льняные мешки с налепленными там и сям пучками пеньки и мочала, изображающими шерсть. В качестве клея использовали смолу. Весёлая компания собиралась изобразить пляску дикарей, для чего вооружилась суковатыми дубинами. А чтобы зрители не испугались, "дикари" - все, кроме Карла VI - были скованы длинной цепью. Когда ряженые ввалились в зал, благоразумная королева Изабелла приказала факельщикам отойти подальше. Очевидно, она сразу поняла, насколько горючими могут быть такие костюмы.

Представление удалась на славу: дамы визжали и ойкали, кавалеры хохотали, отпуская сальные остроты. Все гадали, кто скрывается под масками, так как в полутьме "дикари" были совершенно неузнаваемы. Придворным хотелось получше вглядеться и понять, чья шутка оказалась такой удачной. Но они не решались нарушить приказ Изабеллы. Неожиданно мучимый любопытством Людовик Орлеанский выхватил у слуги факел и поднес к одному из ряженых, пытаясь вглядеться в лицо. Просмолённый костюм вспыхнул, как политый спиртом хворост. Пламя быстро перепрыгивало с одного "дикаря" на другого. В зале началась паника. Давя друг друга, придворные бросились к выходу. Объятый пламенем бастард де Фуа крикнул: "Спасайте короля!"

Рядом с горящим Карлом оказалась герцогиня Жанна Беррийская [7]. К счастью, она не потеряла головы. Мгновенно догадавшись, что король - единственный свободный от цепи "дикарь", она повалила горящего Карла на пол и юбками сбила огонь. Ещё один из шутников - Нантуайе - сумел спастись, бросившись в чан с водой для мытья посуды. Остальные погибли от ожогов несколько дней спустя.

Король выполз из-под шелковых юбок практически невредимым, но вид объятых пламенем друзей, их крики и запах горящей плоти оказались слишком сильным ударом для его психики. С тех пор и до самой смерти многомесячные приступы безумия сменялись короткими периодами просветления, после которых всё начиналась снова. В болезненном состоянии король становился агрессивным и злобным, избивал супругу, рвал на себе одежду, колотил посуду, не помнил собственного имени. Во время одного из приступов Карл VI вообразил себя стаканом, и стал громко требовать, чтобы его облачили в латы и не дали разбиться на куски. Бывало, что несчастный сумасшедший отказывался мыться и брить бороду, мочился и испражнялся в нижнее белье, словно маленький ребенок. Случалось, что он буйствовал по нескольку дней подряд, сопротивляясь всем попыткам лакеев помыть или переодеть свою королевскую особу. Поскольку отобрать у монарха столовые ножи и вилки было немыслимо, слуги входили в комнату больного, надев под платье боевые кирасы.

Снова, как и 13 лет назад, стране пришлось приспосабливаться к жизни без монарха. Среди придворных царило уныние. Заседание королевского совета закончилось грандиозным скандалом. Людовик Орлеанский заявил, что его старший брат больше никогда не сможет управлять страной. Поскольку сыновей у Карл VI нет, корону Франции должен получить его ближайший родственник... Стремительный рывок к вершинам власти закончился плачевно. Против королевского брата выступили оба дяди - герцоги Беррийский и Бургундский. Они напомнили Людовику, что коронация - акт божественный, и отстранить монарха от власти может только смерть. Зато во время отсутствия короля, его могут замещать регенты. Это будет вполне законно. А приступ душевной болезни следует трактовать именно как "временное отсутствие". Ведь Карл VI может и выздороветь.

Естественно, за место регента тоже разгорелась борьба. Поскольку Жан Беррийский к власти в тот момент не стремился, основными соперниками стали Филипп Бургундский и Людовик Орлеанский. У первого было больше войск, у второго - прав. С самого начала борьбы сказались сильные и слабые черты обоих: Филипп Бургундский был талантливым полководцем и целеустремлённым политиком, зато сильно проигрывал племяннику в хитрости и умении плести интриги. Разгорячённый спором, он готов был уже ввести в Париж верные войска, но Жан Беррийский сумел помирить разбушевавшихся родственников. Конечно же, это была лишь временная отсрочка: оба принца готовились к продолжению борьбы и вербовали союзников. Ссоры в королевской семье естественным образом вели страну к ослаблению центральной власти, вспышкам феодального сепаратизма, междоусобным войнам.

В Англии ситуация была не намного лучше. Финансовые трудности, недовольство горожан, восстания в Ирландии и Уэльсе, бесконечные интриги при дворе и заговоры баронов - все это делало продолжение войны с Францией опасным и малореальным.

Внутренние трудности вынуждали стороны постоянно продлевать перемирие, поскольку договориться по основным проблемам не получалось. На этом фоне в 1394 году возникла идея династического брака. Овдовевший Ричард II попросил руки дочери Карла VI Изабеллы. Жениху к тому времени было уже 27 лет, невесте - только 5. Брак был заключён в Париже 9 марта 1396 года по доверенности [8], а 17 сентября недалеко от Кале состоялась личная встреча двух монархов. Здесь Ричард II и Карл VI подписали соглашение о перемирии сроком на 28 лет. Почти сразу после этого Ричард II возвратил Брест герцогу Бретонскому, а Шербур - королю Наваррскому. Поскольку оба феодала в тот момент были в союзе с Карлом VI, это значительно укрепило его позиции.

Так завершился второй этап Столетней войны, за время которого Франции не только удалось вернуть большую часть потерянных на первом этапе территорий, но и решить в свою пользу проблему Фландрии. Вопросы суверенитета над землями вблизи Кале и юго-западными владениями вокруг Бордо и Байонны, остались "за скобками". Проблема титула Ричарда II, именующего себя, помимо прочего, "королём Франции" тоже не была решена. Всё это означало, что новое военное столкновение между странами - вопрос лишь времени и ресурсов.

Глава 3. Смена династии в Англии. Генрих IV готовится к войне. Борьба бургиньонов и арманьяков во Франции. Битва при Азенкуре. Договор в Труа

Курс Ричарда II на поэтапную нормализацию отношений с Францией вызвал недовольство в английском обществе. Ситуацией воспользовался двоюродный брат короля Генрих Болингброк - лишённый наследства и изгнанный из страны сын герцога Ланкастерского. Летом 1399 года он прибыл в Англию и совершил государственный переворот. 10 октября состоялась коронация нового монарха, принявшего тронное имя Генрих IV. Хотя от гнева своего предшественника Болингброк прятался в Париже, при дворе Карла VI переворот восприняли без восторга.

Французы подозревали, что новый король быстро откажется от политики "личной дружбы" с Карлом VI, которой придерживался Ричарда II. Ведь переворот разорвал близкородственную связь английского правящего дома с французской династией. Последовавшая вскоре загадочная смерть свергнутого монарха [9] заставила Карла VI беспокоиться за жизнь дочери, королевы-вдовы Изабеллы Валуа.

Взаимная враждебность росла по обе стороны Ла-Манша. Однако начинать войну сразу после переворота было опасно, и послы Генриха IV выехали во Францию для подтверждения перемирия. Гарантией отсрочки стала Изабелла Валуа. Фактически Генрих IV использовал королеву-вдову, как заложницу. Вернуться на родину она могла лишь после подтверждения перемирия. Правительству Карла VI пришлось согласиться на это. В начале 1400 года стороны обменялись внешне миролюбивыми письмами, за каждой строкой которых проступала неизбежность войны.

Вскоре в Аквитании, где размер английских владений не был чётко определён, начались вооруженные столкновения. На северной границе Англии активизировались шотландцы. Генрих IV понимал, что они действуют по согласованию с Францией. Мир висел на волоске, но начинать бои на континенте английский король не спешил - слишком непрочным было его положение в стране. Уже в 1400 году был раскрыт первый заговор [10], и затем несколько лет они шли непрерывным потоком, приковывая к себе львиную долю внимания английского короля.

В этой обстановке Генрих IV был вынужден усиленно готовиться к войне с Францией, не давая ей повода для срыва перемирия. Большое внимание уделялось укреплению международного положения Англии. Генрих IV приложил немало усилий для заключения династического брака между своей дочерью и сыном германского императора Руперта Пфальцского. Сам английский король женился на вдове герцога Бретонского, надеясь усилить этим свои стратегические позиции в будущей войне.

Большое внимание уделялось северной границе. Сразу после восшествия на престол Генрих IV попытался навязать шотландскому королю Роберту III договор о мире и признании английского сюзеренитета. Получив отказ, в 1401 году он вновь прислал своих представителей для переговоров. Теперь англичане требовали от Роберта III оммажа и передачи трёх спорных крепостей - Роксбурга, Йедбурга и Бервика. Это была попытка вынудить Шотландию на нарушение перемирия до начала войны во Франции. Провокация удалась на славу. В 1402 году армия Роберта III вторглась в Англию и была разбита.

В те же годы начались ожесточённые столкновения на море. Поскольку происходили они в условиях перемирия, действия "неизвестных эскадр" считались пиратскими. Французские корабли совершали набеги на порты и острова Южной Англии. Серьёзно пострадали Плимут, Уайт, Саутхемптон, Портленд и другие города. В свою очередь англичане опустошали берега Нормандии, Пикардии и Бретани. Пиратство сильно мешало английской, французской и фландрской торговле. Постепенно масштабы столкновений возрастали. В рейдах и набегах с обеих сторон участвовали тысячи бойцов. Французские хроники сообщают, что при отражении одного из рейдов в Нормандии в 1406 году были убиты 500 и взяты в плен 700 англичан.

Большого накала достигла неофициальная война в Гаскони. Договор 1396 года не определил здесь границу между английскими и французскими владениями. Как результат - в действие вступило право сильного. В начале 1400-х годов французские отряды предприняли серию атак на занятые англичанами крепости. Как правило, это считалось инициативой местных феодалов, но бывало, что король лично отдавал приказы о нападении на британские гарнизоны. Оправданием служило растущее недовольство населения английской властью. В отличие от предшественников, Генрих IV раздавал земельные пожалования без оглядки на гасконскую знать, и это вызвало недовольство местных феодалов. Простые люди, страдавшие от поборов и разбоя английских солдат, встречали французские отряды, как освободителей. Все это способствовало успеху войск Карла VI на юго-западе.

Ещё одной причиной обострения англо-французских противоречий стало вмешательство Франции в дела Уэльса. В 1400 году там началось восстание под руководством Оуэна Глендоуэра. Боевые действия продолжались до 1410 года и представляли большую опасность для английской короны. Практически сразу Глендоуэр обратился за помощью к Карлу VI. Франция получила возможность развернуть боевые действия против Англии на британских островах.

При дворе Карла VI часто поднимался вопрос о помощи Уэльсу. В 1402-1403 годах французские корабли несколько раз поддерживали Глендоуэра с моря. Протесты Генрих IV по этому поводу были оставлены без внимания. В 1405 году французская армия высадилась в Уэльсе. Официально это считалось не войной против Англии, а помощью Глендоуэру в борьбе против "узурпации Генриха" [11]. Не исключено, что экспедиция в Уэльс изначально планировалась, как первый шаг к разрыву договора о перемирии. Однако военные действия протекали вяло, а подкрепления с родины всё не прибывали. Меньше чем через год, так и не добившись сколько-нибудь значимого успеха, французская армия вернулась на континент.

Её отъезд на родину был вызван внутриполитическими причинами. В начале XV века Карл VI, по сравнению с предыдущим периодом, чувствовал себя лучше. Приступы безумия случались редко и длились недолго. Всё остальное время король активно участвовал в управлении страной. Однако уже в 1405 году наступило ухудшение. В высших кругах снова началась борьба за регентство. Филипп Смелый к тому времени уже умер. Самым влиятельным членом королевского совета стал младший брат Карла VI, Людовик Орлеанский.

Ему противостоял новый глава бургундской партии, сын Филиппа Смелого, вошедший в историю как Жан Бесстрашный. В наше время его бы скорее прозвали "Безбашенным". Чувствуя, что политическими методами Людовика Орлеанского одолеть не удаётся, молодой бургундский герцог решил физически устранить конкурента. Королевского брата отличала неугасающая с возрастом любовь к прекрасному полу. Друзьям он хвастал, что одновременно крутит романы с добрым десятком дам. В ночь на 23 ноября 1407 года Людовика Орлеанского выманили от очередной любовницы [12] с помощью подмётного письма. На Старой Храмовой улице была устроена засада. Одинокого путника встретил отряд бургундцев во главе с Раулем д'Анкетонвиллем. Нападение было неожиданным, Людовик не успел даже схватиться за оружие. Убийцы растворились в темноте, оставив на мостовой изрубленное тело.

Несколько дней спустя Жан Бесстрашный, как ни в чем не бывало, отправился в королевский совет. Однако перед входом бургундского герцога встретил дядя, Жан Беррийский. Он предупредил племянника, что имя организатора убийства - уже ни для кого не секрет. Жан Бесстрашный срочно покинул Париж и уехал в свои владения. Королевский приказ о его аресте остался неисполненным.

Собрав верные войска, бургундский герцог с триумфом вернулся в столицу. Потерявшая вождя "орлеанская партия" не смогла ему помешать. Жану Бесстрашному казалось, что все идет как по маслу. Испуганные придворные не смели сказать ему ни слова против... В палате правосудия перед королем, ещё не оправившимся от очередного приступа болезни, предстал молодой монах Жан Пети с пламенной речью о праве подданных на расправу с тираном. Он утверждал и доказывал, что Людовик Орлеанский заслужил свою участь, а его убийцы ни в чем не виноваты. Напрасно вдова погибшего взывала к закону и справедливости. Дело замяли. Жан Бесстрашный получил монаршее прощение.

Внутренние неурядицы приводили к непоследовательности во внешней политике королевства. В результате правящие круги Франции безнадежно упустили все возможности возобновить войну в опасное для Англии время. В 1410 году по предложению британской стороны перемирие было ещё раз официально подтверждено.

Разгромивший своих противников бургундский герцог проявил политическую близорукость. Заполнив королевский совет преданными людьми, он забыл о своём спасителе - Жане Беррийском. В результате "орлеанская партия" обрела двух новых вождей: оскорбленного королевского дядю и его энергичного зятя - графа Бернара д'Арманьяка. Вскоре ссора враждующих группировок переросла в гражданскую войну. Бургиньоны [13] и арманьяки [14] убивали друг друга, подготавливая почву для нового британского вторжения. Англичанам не пришлось искать предлог для высадки во Францию. Лидеры враждующих сторон сами обратились к ним за помощью в междоусобной борьбе.

Первыми это сделали представители "бургундской партии". В разгар войны с арманьяками Жан Бесстрашный направил в Англию посольство. В обмен на военную помощь он обещал Генриху IV передать под британский суверенитет всю Нормандию и четыре ключевых города во Фландрии. За остальную территорию Фландрского графства бургундский герцог обязался принести оммаж английскому королю, как своему сюзерену. У Генриха IV появилась возможность без особых усилий добиться того, что не удалось Эдуарду III, - отхватить огромный кусок от Северной Франции и поставить под свой контроль Фландрию.

Осенью 1411 года английские войска выступили из Кале и соединились с отрядами герцога Бургундского. Объединённая армия подошла к Парижу и после кровопролитного боя с арманьяками вступила в город. Вскоре британцы вернулись на свои острова. Однако беды Франции на этом не закончились. Униженые поражением арманьяки решили перетянуть Генриха IV на свою сторону. В феврале 1412 года их представители прибыли в Британию для переговоров.

Условия, которые выставил английский король, были поистине ужасающими: сюзеренитет над герцогством Аквитанским (в границах, установленных при Чёрном Принце), оммаж за Понтье, Перигор и Ангулем. И это - не считая денежных обязательств. Фактически договор перечеркивал все успехи Франции, достигнутые на втором этапе Столетней войны.

Английские войска под командованием герцога Кларенсского высадились в Нормандии. В ожидании союзников британцы захватывали города, жгли деревни. Вскоре выяснилось, что арманьякам соглашение с Генрихом IV было нужно лишь для политического давления на бургиньонов. Враждующие партии уже договорились о примирении и взаимном отказе от союза с англичанами. Герцог Кларенсский был вне себя от ярости. В отместку за обман его войска прошли опустошительным рейдом по Мену, Вермандуа, Берри и прибыли в Бордо...

Начался новый этап переговоров. Теперь обсуждалась плата за то, чтобы экспедиционная армия согласилась покинуть Францию. Герцог Кларенсский получил дорогие подарки и обещание денежной компенсации. Однако на слово он французам не поверил. Британские войска осталось зимовать в Бордо, и неизвестно как повернулось бы дело, но из Англии пришло сообщение о смерти Генриха IV.

Его сын, Генрих V, взошёл на трон 9 апреля 1413 года. Молодой король с 13 лет участвовал в военных действиях. Возглавляя королевский совет в годы правления отца, он ещё до вступления на трон заслужил репутацию мудрого политика. Через два года Генрих V полностью стабилизировал ситуацию на Британских островах и подготовил армию для вторжения во Францию. А там дела шли из рук вон плохо...

Примирение в 1412 году бургиньонов с арманьяками было неискренним и носило временный характер. Феодальная анархия последних лет привела к обострению социальных противоречий. Банды мародеров, прикрываясь именем то одной, то другой партии, грабили крестьян. Глубокое недовольство парижан налоговой политикой вылилось 27 апреля 1413 года в восстание под руководством Кабоша. Горожане захватили в ратуше оружие, осадили королевский дворец. Они требовали прекращения междоусобиц и ареста чиновников, виновных в росте налогов.

Не в силах совладать с восставшими, герцог Бургундский бежал из столицы, в которую тут же вступили Жан Беррийский и Бернар д'Арманьяк. Им удалось стабилизировать ситуацию в городе, но страна снова погрузилась в гражданскую войну. Боевые действия приостановил договор, подписанный бургиньонами и арманьяками в Аррасе 4 сентября 1414 года. Однако к этому времени уже наметился неформальный союз английского короля с Жаном Бесстрашным. В награду за поддержку он соглашался уступить британцам владения своих противников. В этих условиях войну против Англии можно было заранее считать проигранной.

В августе 1415 года герольд вручил Карлу VI письмо, в котором Генрих V именовал себя "...божьей милостью королём Англии и Франции". Британский монарх утверждал, что "обязан" вернуть законные права предшественников. Это означало, что Генрих V готов к войне, и считает дальнейшую отсрочку ненужной. А в это время от берегов Англии уже отплывала армада, которая переправит во Францию самую многочисленную и тщательно снаряженную армию за всю историю Столетней войны.

Высадка английских войск, численностью более 30 тысяч человек, произошла не в Кале, как ожидали французы, а вблизи одного из важнейших портов Нормандии - Гарфлера. Несмотря на огромные силы англичан и имеющуюся у них мощную артиллерию, жители города оказали отчаянное сопротивление. Гарфлер был взят лишь после полуторамесячной осады. Армия Генриха V понесла большие потери.

Оставшиеся в живых жители были выселены из города, как за много лет до того из Кале. Гарфлер заселили англичане, превратившие его в свой очередной форпост на побережье. Чтобы навязать противнику генеральное сражение, Генрих V двинул армию в опустошительный рейд: через Нормандию, Пикардию и Фландрию на Кале. В это время французы ещё собирали войска. По стране были разосланы письма, призывавшие рыцарей и горожан под королевское знамя. Мобилизация вызывала противодействие бургиньонов. Жан Бесстрашный прямо заявил действовавшему от имени Карла VI дофину Людовику, что не будет ему служить. В результате в королевской армии преобладали арманьяки.

24 октября 1415 года около деревни Азенкур, примерно в 60 км от Кале, французские войска перекрыли дорогу противнику. Битва началась на следующий день. Французской армией командовали маршал Бусико и коннетабль Карл д'Альбре. Их предшественники в сражениях при Креси и Пуатье стремились, во что бы то ни стало, атаковать первыми. На этот раз была применена оборонительная тактика. Французские войска заняли позицию в тесном пространстве между двумя лесными массивами. При том, что они имели ощутимый численный перевес - это было не самое лучшее решение. Пришлось выстроить оборону в несколько линий, из которых в бою могла участвовать только первая.

Генрих V быстро сориентировался в ситуации. В атаку на спешенных французских рыцарей пошли английские лучники. Приблизившись на расстояние выстрела, они принялись осыпать противника градом стрел. Французской армии отвечать было практически нечем. Из-за царившей в её рядах неразберихи, арбалетчики оказались в задних рядах. Понеся большой урон от английских стрел, французские рыцари пошли в атаку.

Британская армия отступила на исходную позицию, закрыв проходы в частоколе заостренными кольями. Наступление французской конницы захлебнулось перед этими укреплениями. Пришлось двигать в бой пехоту. Одетые в тяжёлые доспехи рыцари медленно шли по размокшей от дождя земле. С английской стороны им противостояли легковооруженные воины, которые двигались быстрее. Потери французов были ужасны. Контратака захлебнулась. Англичане перешли в наступление и начали теснить противника. В сражении наметился перелом...

И тут на британский обоз внезапно напали партизаны - около шести сотен крестьян из ближайших деревень во главе с местными рыцарями. Сам по себе удар был не критичен, но в обозе англичане держали запасное оружие, воинские припасы и... многочисленных пленных. Их освобождение увеличивало силы партизан втрое... А удар двухтысячного отряда в незащищённый частоколом тыл английской армии был для неё смертельно опасен. Генрих V среагировал мгновенно: охрана получила приказ связать особо ценных пленников, а остальных - перебить. С трудом отразив партизанскую вылазку, англичане завершили разгром французской армии. Её потери при Азенкуре составили более 7 тысяч убитыми (из них не менее трети - рыцари) и около 1,2 тысячи пленными.

Выиграв сражение, Генрих V проследовал с армией в Кале и вернулся в Англию. Он понимал, что достигнутый при Азенкуре успех ещё не означает победы в войне. Английский король готовил новое вторжение на континент. На этот раз перед его армией стояла задача покорения всей Франции. Важным моментом подготовки, как обычно, стал поиск союзников. Весной 1416 года в Лондоне прошли переговоры с германским императором. Осенью того же года в Кале состоялась встреча с герцогом Бургундским. Был заключён договор, в котором Жан Бесстрашный признал права Генриха V на французский трон и обещал военную помощь. Таким образом, союз Англии с Бургундией, наметившийся несколько лет назад, был наконец-то официально оформлен. Это стало ещё одним крупным успехом дипломатии Генриха V.

Тем временем во Франции дела шли всё хуже и хуже. 18 декабря 1415 года после двух месяцев болезни [15] умер 18-летний дофин Людовик Гиеньский. Наследником престола был провозглашён Жан Туреньский, который в это время находился в Геннегау. Во Францию он смог вернуться только в январе 1417 года, а уже 4 апреля скончался в Компьене от гнойного воспаления [16]. Дофином стал 14-летний Карл Понтье. Раньше в качестве наследника его никто не рассматривал и к управлению страной не готовил.

Ещё хуже обстояли дела у партии арманьяков, руководителем которой числился до своей смерти дофин Людовик. 15 марта 1416 года в Нельском замке Парижа скончался её фактический лидер, герцог Жан Беррийский. У руля власти оказался граф Бернар д'Арманьяк, назначенный после Азенкура коннетаблем Франции. В наследство от Жана Беррийского ему достались лишь огромные долги, а ведь требовалось ещё и платить жалование наёмникам. К тому времени половина страны была в руках англичан и их союзника - бургундского герцога. Его войска обложили Париж, и получить деньги из провинций коннетабль не мог. Требовалось найти их на месте.

Вариантов было не так уж много: обложить новыми налогами парижан или обвинить в измене кого-то из богачей. Выбор Арманьяка пал на Изабеллу Баварскую. Перед королём её обвинили в супружеской измене, а на роль любовника "назначили" одного из кавалеров двора, Луи де Буа-Бурдона. Никаких доказательств адюльтера получить не удалось, но они и понадобились. Безумный король готов был поверить во что угодно.

Осуждение и изгнание Изабеллы позволило коннетаблю не только прибрать к рукам личную казну королевы, но и окружить своими людьми дофина Карла... Который, надо признать, и без того давно уже симпатизировал арманьякам. Денег, как это часто бывает, хватило ненадолго. Пришлось вернуться к идее чрезвычайных налогов. Неизвестно, обладал ли Арманьяк талантами стратега, но на встречах с городским купечеством он вёл себя как обычный солдафон. Вместо уговоров и компромиссов чрезвычайные налоги принялись буквально "выбивать" из парижан. Ничем хорошим это закончиться не могло.

В мае 1418 года в городе вспыхнул мятеж. Дофину Карлу с горсткой преданных людей удалось ускакать в Бурж. Бернар д'Арманьяк оказался в тюрьме. Через несколько дней в Париж вступили войска Жана Бесстрашного. С ними вернулась и королева Изабелла. Началась резня сторонников коннетабля. Погибло свыше 5 тысяч человек. Бернара д'Арманьяка обезумевшая толпа убивала три дня. Затем его изуродованный труп протащили по всему городу и бросили в выгребную яму.

Пока французы были заняты междоусобной войной, английская армия во главе с Генрихом V приступила к захвату Нормандии. Хорошо экипированные, снабженные осадными орудиями и артиллерией войска продвигались по стране, занимая один город за другим. Однако, несмотря на отсутствие "в поле" армии противника, наступление не стало лёгкой прогулкой. Многие крепости и города держались до последней возможности. Их сопротивление приводило англичан в бешенство. С огромным трудом захватив Кан, Генрих V велел перебить всех его защитников, включая мирных жителей. Шербур англичанам удалось взять лишь после десяти месяцев осады, да и то с помощью подкупа. Но сопротивление не могло продолжаться вечно. Один за другим пали Понтуаз, Макт, Фалез. В июне 1418 года английская армия осадила столицу Нормандии - Руан. Жан Бесстрашный от имени короля обещал прислать войска для деблокады города. Семь месяцев жители Руана терпели обстрелы и голод. Однако помощь не пришла, и в декабре 1418 года город капитулировал.

Расправившись с гарнизоном Руана и ограбив жителей, Генрих V вынужден был остановить вторжение. Его переговоры с королевой Изабеллой и Жаном Бесстрашным закончились безрезультатно. Генрих V требовал признать его сюзеренитет над Нормандией, Анжу и Бретанью. Бургундская партия считала эти условия неприемлемыми. Ещё одной причиной срыва переговоров стало появление в стране нового, неподконтрольного Парижу, центра силы.

В конце 1418 года дофин Карл, опираясь на уцелевших арманьяков, объявил себя регентом Франции. Он создал парламенты в Пуатье и Понтуазе, а счетную палату разместил в Бурже. Вскоре ему удалось получить военную помощь от Шотландии и политическую поддержку Кастилии. Своей главной задачей Карл провозгласил борьбу против английского завоевания. Ради достижения этой цели он готов был примириться с бургиньонами. Переговоры решено было провести на мосту Монтеро 10 сентября 1419 года. Однако встреча закончилась трагедией. Приближённые дофина зарубили Жана Бесстрашного и захватили в плен его свиту.

Планировал ли Карл это убийство заранее или всё случилось помимо его воли? Среди историков преобладает бургундская точка зрения: арманьяки ненавидели Жана Бесстрашного и расправились с ним при первой возможности... Однако не стоит торопиться с выводами. Убийство герцога не сулило никаких выгод дофину, ведь у Жана Бесстрашного был взрослый сын Филипп, успевший заслужить репутацию храброго и умелого полководца. Зато смерть Карла грозила арманьякам катастрофой. Заменить дофина в их рядах не мог никто!.. В этой ситуации, как мне думается, стоит внимательно прислушаться к тем хронистам, которые утверждают, что бургундцы первыми обнажили оружие, а сторонники дофина оборонялись.

Однако кто бы ни был реальным виновником трагедии, пострадала от неё вся Франция. 21 мая 1420 года Генрих V и Карл VI, который вряд ли понимал значение своих действий, подписали договор в Труа. В этом документе дофин объявлялся незаконнорожденным, а наследником Карла VI становился английский король.

Таким образом, феодальная верхушка Франции согласилась с ликвидацией своего государства, как самостоятельной политической единицы. Однако оставался ещё простой народ. Его упорное нежелание сдаваться на милость оккупантов вскоре станет стержневой основой следующего - четвертого и последнего - этапа Столетней войны, где ключевыми фигурами будут уже не короли и принцы, а крестьянская девушка Жанна д'Арк и главный герой этой книги, барон Жиль де Рэ.

Глава 4. История Лавалей, Шабо и Краонов. Завещание Жанны Мудрой. Детство и отрочество Жиля де Рэ. Две неудачные помолвки

Принято считать, что "короля играет свита", а человека создают обстоятельства. Так это или нет - сказать сложно. Бесспорно одно - любой характер проявляется в действии. Пожалуй, это единственный пункт, с которым согласны психологи из разных научных школ. Но каждое ли действие человека позволяет понять характер? В русских сказках герой на первых же страницах встаёт перед выбором: по одной дороге пойдёшь - коня потеряешь, по другой - денег лишишься, по третьей - без головы останешься. Каждый вариант связан с риском. Огромным, зачастую - смертельным... И это не случайно! Ведь все мы одинаково умываемся, чистим зубы, ходим за покупками, но очень по-разному себя ведём, когда из тёмного переулка навстречу вываливается толпа пьяных хулиганов.

Однако действие - само по себе - немного может сказать о человеке, если не знать, какие мотивы вынудили его так поступить. Ведь избежать уличной драки постарается не только трус, но и хирург, которому надо беречь руки. Огромное значение для оценки поступков имеют законы, нравы и обычаи, господствующие в обществе. Мужчина, убивший и съевший молодую соседку - жестокий маньяк, если это случилось в наши дни... Или прогрессивный гуманист - в обществе древних каннибалов, где девушек из соседнего племени принято есть живьём, отрезая кусок за куском от ещё трепещущего тела.

Предыдущие главы дают общее представление об эпохе, в которую жил герой этой книги - Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Рэ. Теперь пришло время познакомиться с семьёй, где он появился на свет. Понять, в какой среде рос, в какие игры играл, кто и как его воспитывал.

Основателями этого древнего рода историки считают Ги I де Лаваля (годы жизни: примерно 990-1062) и его жену Ротруду де Шато-дю-Луар. Их потомки за три века успели послужить всем французским королям. Лавали роднились с лучшими бретонскими семьями. Их считали одной из знатнейших фамилий в этой части страны. В начале XIII века мужская линия рода пресеклась. Земли и титулы перешли к Эмме де Лаваль. В 1211 году она вышла замуж за коннетабля Франции, Матье II де Монморанси. Соединив, как тогда требовал закон, свои фамилии и гербы, супруги продолжили линию Монморанси-Лавалей (часто для краткости именуемых просто "Лавалями").

Отец Жиля, Ги II де Лаваль де Блезон, представитель одной из младших ветвей семьи, унаследовал от родителей знатное имя, но большая часть богатства и земель досталась другим. Поэтому молодой рыцарь внимательно следил за судьбой баронства Рэ, принадлежавшего его тётке по матери, одинокой и бездетной Жанне Шабо. Владелица обширных земель и огромного состояния, получившая к тому времени прозвище "Мудрая", прожила очень сложную жизнь. Ровесница Столетней войны была ещё совсем юной, когда в 1344 году скончался её отец - Жирар Шабо IV. Главой семьи стал старший брат - Жирар Шабо V.

Бретань в это время не раз становилась ареной битв и грабежей. Однако стены крепостей в баронстве Рэ были крепкие, бойцов тоже хватало, поэтому для Жанны Шабо следующие 25 лет прошли достаточно спокойно. Вызывает удивление: почему она не вышла замуж? При таком богатстве семьи размер приданого, наверняка, был соответствующим. Однако, из-за отсутствия информации, строить догадки бессмысленно. Возможно, это была какая-то личная история... Но в таком случае девушка обладала поистине железной волей, если отец и брат примирились с её решением.

Как бы то ни было, а переговоры о замужестве сестры Жирар Шабо V начал только в 1370 году, да так и не успел довести дело до конца. Умер он от болезни или погиб в сражении - неизвестно. Второе более вероятно, так как в 1371 году к владениям Жанны добавились земли, отбитые у англичан в сеньории л'Иль де Буэн. Это был дар "за добрую службу" Жирара Шабо V при особе короля.

Таким образом, в 34 года Жанна осталась одна. Жених, с которым её брат договорился о свадьбе, находился в английском плену. Это был Роже де Бофор, родной брат папы Григория XI. Он служил в гарнизоне Лиможа и был захвачен в плен войсками Чёрного Принца 19 сентября 1370 года. Одинокая женщина всегда уязвима. В те времена, о которых идёт речь, любое земельное владение нужно было постоянно защищать - то от судебного преследования, а то и с оружием в руках. Среди знатных дворянок встречались женщины, способные самостоятельно вести тяжбы и командовать войсками. Однако в большинстве случаев для этого требовался мужчина. Богатая вдова или девица, оставшись одна, вынуждена была срочно искать себе супруга по душе. В противном случае её ждало похищение и насильственное замужество.

Во многих герцогствах и графствах синьор имел право пригласить одинокую даму ко двору и предложить на выбор несколько женихов, равных ей по знатности. Домой новобрачная возвращалась уже после венчания, вместе со счастливым супругом. В случае если речь шла об аллодиальных [17] землях, подобные действия синьора были незаконны, но это мало кого останавливало. Ведь заступиться за одинокую женщину мог только король, а ссориться с могущественными вассалами во время войны ему, как правило, не хотелось.

Баронство Рэ - лакомый куск, и бретонский герцог Жан IV де Монфор был не прочь прибрать его к рукам. Дело казалось простым и верным. Сначала обручить Жанну с кем-то из вассалов, попокладистей... Затем наложить руку на её приданое. Но в дело, по понятным причинам, вмешался папа. Григорий XI напомнил Жанне, что его брат ждёт ответа на своё предложение. Скорее всего, за спиной папы стоял французский король, не желавший усиления герцога. Прикинув все плюсы и минусы, Жанна Мудрая дала согласие на брак с Бофором.

Поскольку жених всё ещё томился в плену, свадьбу сыграли в Авиньоне по доверенности. Охрану баронства Рэ, на время отсутствия Роже де Бофора, поручили будущему коннетаблю Франции Оливье де Клиссону. Король Карл V и папа Григорий XI были довольны. Но время шло, а Роже де Бофор продолжал томиться в плену. Это не устраивало Жанну. Замужество в таком возрасте - последний шанс обзавестись потомством. Похоже, именно ради этого она и шла под венец...

Когда скончался папа Григорий XI, отчаявшаяся женщина стала искать нового супруга. Её выбор пал на Жана де Ларшевека из Пуату. Сыграли свадьбу, но герцог Бретонский не желал мириться с тем, что баронство досталось человеку "со стороны". За двоемужество и кровосмешение (жених приходился ей кузеном) Жанну отлучили от церкви. 18 августа 1381 года брак был официально аннулирован. Несчастная женщина скрылась от позора в замке Принсе. Однако в покое её не оставили. Герцог Жан IV периодически наведывался в гости, предлагая принести ему вассальную клятву и передать под опеку баронство Рэ. Жанна не соглашалась. Было ясно, что уговорить упрямицу не удастся. Тогда Жан IV под каким-то предлогом заманил её в Нант и заключил под стражу в замке Тур-Нев. При Карле V это бы не прошло безнаказанно. Но король к тому времени умер, его сын был ещё ребёнком, а младшие братья боролись за место регента.

К тому же в 1378 году начался "великий раскол" католической церкви. На троне святого Петра оказались одновременно двое пап: один в Авиньоне (его поддерживала Франция), второй в Риме (он опирался на англичан). Духовная и светская власть находились в глубоком кризисе. В результате: на местах укоренялся принцип "кто смел - тот и съел".

Следуя "духу времени" герцог Бретонский утвердил в ключевых крепостях баронства свои гарнизоны, а на присвоенных землях повел себя как типичный временщик, грабя и притесняя население. Он рассчитывал, что сломленная заключением женщина согласится подписать любые бумаги. А если нет - тихо умрет в тюрьме.

Однако у Жанны Шабо оказался поистине железный характер. 15 лет она ждала помощи от короля и дождалась. Как только было подписано перемирие между Англией и Францией, дело сдвинулось с мёртвой точки. 4 мая 1496 года суд обязал Жана IV выпустить узницу, выплатив ей в качестве компенсации 60 тысяч экю. Вскоре бретонский герцог умер. Его наследнику Жану V удалось снизить размер выплат до 16 тысяч экю, но в остальном приговор не изменился: богатые земли "уплыли из рук".

Жанна вышла на свободу 60-летней старухой. На мечте о собственном ребенке можно было ставить крест. Оставалось одно - усыновить кого-то из родственников. Поразмыслив, она выбрала племянника Ги II де Лаваля. По условиям сделки от него требовалось отказаться от фамилии предков. Теперь Ги должен был именоваться "сиром де Рэ", а его гербом становился чёрный крест на белом щите. Зато после смерти Жанны Шабо приёмный сын получал всё её огромное состояние.

23 сентября 1401 года Ги дал письменное согласие на усыновление, а шестью днями позже его приемная мать также поставила свою подпись. Затем, согласно законам и обычаям, наследник баронства Рэ закрепил за собой право на титул и герб. Казалось бы, история с наследством должна на этом закончиться... Но не тут-то было!

14 мая 1402 года Жанна Мудрая заявила, что берет свои слова назад, и назначает наследницей престарелую Катрин де Краон. Ги, естественно, подал на приёмную мать в суд. Дело дошло до Парижского парламента, представлявшего тогда высшую судебную власть в стране. Тяжба продолжалась больше года, и закончилась весьма оригинально. Ги согласился на обручение с единственной внучкой Катрин де Краон - Марией, а в приданое за ней получил спорные земли. 5 февраля 1404 года все стороны подписали договор.

24 апреля отец невесты, Жан де Краон, подтвердил соглашение перед Парламентом, днем позднее это сделал Ги де Лаваль. 2 мая Парламент ратифицировал сделку. 24 июля 1404 года Жанна Мудрая передала приемному сыну права на большинство владений: сеньории Рэ, Ла Мот-Ашар, Ле Шен и Ла Мовьер, оставив себе часть доходов в качестве пожизненной ренты. По всей видимости, свадьбу сыграли вскоре после этого - поздним летом 1404 года. По настоянию своих новых родственников Ги де Лаваль перебрался к жене - в замок Шантосе, выстроенный на границе Анжу и Бретани.

Ситуация, типичная для французской аристократии XV века: несколько поколений дружной семьи живут под одной крышей в мире и согласии. Впрочем, так же хорошо окружающим были видны и ссоры между родственниками. Чтобы не мозолить друг другу глаза, родители с детьми (а то и муж с женой) разъезжались по отдалённым замкам, появляясь вместе лишь на официальных мероприятиях.

Семейство Краонов, в которое вошёл новоиспечённый зять, было одним из знатнейших в Анжу, а по богатству уступало лишь герцогскому дому. Безоговорочным главой рода была бабушка - Катрин де Краон (урожденная де Машкуль). Та самая, что сначала перехватила у Ги де Лаваля богатое наследство тетушки, а затем вернула его на таких своеобразных условиях. Катрин - практически ровесница Жанны Мудрой. В то время ей было 63 года. Последняя в роду, после смерти отца - Луи де Машкуля - она сосредоточила в своих руках все богатства семьи, и управляла ими очень эффективно.

В 1376 году Катрин осталась вдовой с двумя сыновьями на руках. Старшему из них было на тот момент 14 лет, младшему - 7. Однако решительная вдова, положившись на собственные силы, отказалась от второго замужества. Мы уже представляем, каким бесстрашием и волей нужно было обладать богатой аристократке, чтобы решиться на такой шаг. Будучи очень религиозной, дама де Машкуль на собственные деньги содержала богадельню, построенную по соседству с одним из её замков - Лоро-Боттеро.

Зачем же этой богатой, решительной женщине потребовалось тяжба за наследство Жанны Шабо? И почему она так легко выпустила из рук спорные земли? Точный ответ мы не узнаем никогда, но можем сделать кое-какие предположения... Мария де Краон влюбилась в Ги де Лаваля. В отличие от пушкинской Татьяны, девушка доверила секрет не бездушной бумаге, а заботливой бабушке. Катрин посвятила в тайну Жанну Шабо. После чего две мудрые женщины решили стать добрыми феями и поспособствовать чужой любви. Ведь их самих в этом плане жизнь явно не баловала. Вся история с судебной тяжбой была нужна, чтобы натолкнуть Ги на мысль: а не предложить ли Марии руку и сердце?

В эту схему отлично укладывается и странное поведение Жана де Краона. Обычно напористый и энергичный, в истории с баронством Рэ он ведёт себя как безвольный статист. А ведь Жану уже 42 года! Он известен в Анжу как храбрый рыцарь и способный командир, ловкий интриган и изворотливый дипломат. Это один из лучших охотников своего времени, любитель хорошо поесть и выпить... Затейник, кутила, весельчак, но одновременно с этим - расчётливый купец, никогда не упускающий выгоду и всегда остающийся в барышах. Такой человек способен уступить без борьбы только в одном случае - если поражение сулит ему больше, чем победа.

Так что можно сказать, Ги де Лавалю повезло во всём сразу: он получил богатство, любящую жену и обожающих её родственников. Брак, к которому Ги стремился по расчету, оказался на редкость счастливым. Через год у молодой пары родился первенец. Появление на свет наследника в знатной семье - всегда повод для ликования. У постели роженицы столпотворение: радостная толпа родственников, вассалов, соседей и друзей семьи. У каждого в руках подарки для матери и малыша.

Ребёнка нужно быстрее окрестить, чтобы уберечь от козней дьявола. На церемонии в приходской церкви Сен-Пьер-де-Шантосе яблоку негде упасть... Помещение освещено множеством факелов. Зрители и участники держат в руках горящие свечи. "Главным" восприемником малыша от купели стал Жан де Краон, о крестной матери ничего не известно.

Выбор имени для первенца был тогда делом ответственным и серьезным. В знатных семьях малыша часто называли в честь основателя рода или кого-то из прославленных предков. У Лавалей старших сыновей обычно именовали Ги, у Краонов - Морис или Амори, в семействе Шабо преобладали Жирары. Но ни в одном из этих родов не было первенцев-Жилей. Однако существовал и другой обычай: давать ребёнку имя святого, в день которого малыш появился на свет. Это позволяет предположить, что Жиль де Рэ родился 1 сентября 1405 года, когда во Франции празднуется день Эгидия Гарского. Его святилище находится на юге страны.

Когда Жилю исполнился год, умерла Жанна Мудрая, и Ги де Лаваль получил вторую часть её наследства. На следующий год молодая семья перебрался в замок Машкуль, где до этого жила Жанна. Катрин де Краон не стало 21 июля 1410 года, когда Жилю было пять лет.

О его детстве мало что известно. Но ничего удивительного в этом нет. Хроникеры интересуются лишь королевскими детьми, которые могут сыграть важную роль в истории страны. Скорее всего, жизнь Жиля текла по типичному для его круга руслу. До семи лет ребенку полагалось развлекаться и играть. Можно предположить, что в компании сверстников из числа союзников и вассалов семьи он лихо скакал на деревянных лошадках, играл в мяч и крутил на бегу палкой поставленный стоймя обруч.

В семь лет, как было принято в те времена, беззаботное детство закончилось. После первого причастия мальчику полагалось погрузиться в учебу, чтобы за годы отрочества подготовиться к взрослой жизни. Первые уроки чтения и письма ребенок, как правило, получал у матери. Затем его образованием занимались домашние учителя. Перед юным дворянином открывались три дороги для карьеры: церковная, военная и придворная. Как старшему сыну, Жилю полагалось выбирать из двух последних. В качестве ментора к Жилю приставили аббата Жоржа де Буссака. Он был лиценциатом права и большим другом Ги де Лаваля. Вторым преподавателем стал анжерский викарий Мишель де Фонтенэ.

Будущего барона учили латыни, французскому языку, истории и богословию. Мальчик был смышлёным, всё схватывал на лету. Позже друзья и соратники Жиля утверждали, что он свободно говорил и писал по-латыни. Учителя привили ему любовь к поэзии и литературе. Жиль зачитывался римской историей и богословскими трудами. Даже в походы он брал с собой книги и на привалах с головой погружался в чтение. В личной библиотеке Жиля были произведения Светония Транквилла и Валерия Максима, красочные Библии и Псалтыри, сочинение Блаженного Августина "О граде Божьем" и другие издания.

Дворянин должен быть умелым воином. Под руководством отца Жиль начал учиться верховой езде, фехтованию, стрельбе из лука - всему тому, без чего не обойтись рыцарю на поле боя. Мальчик рос смышлёным, любознательным, хватким в учёбе и жадным до всего нового. В соревнованиях и играх он неизменно стремился к победе. Быть первым, всегда и всё делать лучше других... Очень нужное качество для лидера.

Вот так он и рос - под присмотром любящих родителей, заботливых слуг, строгих учителей и целого консилиума медиков, призванных следить за здоровьем наследника знатного рода. Счастливое детство, о котором большинство из сверстников могло только мечтать...

Всё изменилось, когда Жилю исполнилось девять лет. В январе 1414 года неожиданно умерла его мать, Мария де Краон. Её похоронили на церковном кладбище у Нотр-Дам-де-Рэ. Некоторые исследователи предполагают, что Мария скончалась от послеродового сепсиса, подарив жизнь младшему сыну - Рене. Меньше чем через два года, в октябре 1415 года, умер и отец Жиля, Ги де Лаваль. Причина смерти в точности не известна. Историки высказывают разные предположения, в числе которых: война, дуэль, несчастный случай на охоте и тяжёлая болезнь.

Перед смертью Ги поручил опеку над сыновьями своей кузине Жанне де Саффрэ и её мужу Жану Турнемину де Юнодэ. Душеприказчиками были назначены: отец Жанны - Ален де Саффрэ (бывший в то время капитаном крепости Машкуль), а также Жан де Роже, Юд де Соваж и Жорж де Буссак. Историки часто обращают внимание, что умирающий выбрал опекуном кузена, хотя у мальчиков был дед со стороны матери, Жан де Краон. Высказываются предположения, что Ги де Лаваль всеми силами пытался удалить сыновей от семейства Краонов. Якобы, он предполагал, что в доме деда детей станут неправильно воспитывать и поэтому...

Мне кажется, причина намного проще. Кроме внуков, у Жана де Краона был сын Амори. В этой ситуации Ги де Лаваль постарался решить вопрос об опеке так, чтобы не создавать в душе у деда конфликт мотивировок. Ведь, как глава рода, Жан де Краон обязан был заботиться в первую очередь об интересах своего сына, а уже потом о благополучии внука - наследника баронства Рэ. Опекун "со стороны" должен был защитить собственность и доходы Жиля от возможных посягательств деда. С той же целью Ги де Лаваль завещал крупную денежную сумму - 10 тысяч ливров!!! - герцогу Бретонскому и епископу Нанта. Однако, делая эти распоряжения, Ги не знал, что ситуация в семье изменилась. Причём - коренным образом.

Единственный сын Жана де Краона, Амори, погиб 25 октября в битве при Азенкуре. Наследниками стали Жиль де Рэ и его младший брат Рене. В этих условиях последние распоряжения Ги де Лаваля потеряли смысл. Жан де Краон из потенциальной угрозы благополучию внуков превратился в их главную надежду и опору. Понятно, что в скором времени он стал опекуном обоих мальчиков, и никаких особых усилий для этого прилагать не пришлось. Жиль и Рене переехали к деду в Шантосе, где старший внук продолжил образование.

Молодых дворян той эпохи, достигнувших подросткового возраста, полагалось отдавать в обучение к одному из старших родственников или к феодальному сеньору. Будущий защитник государства при дворе своего воспитателя начинал военную карьеру в роли "благородного слуги". Он прислуживал господину за столом, работал на кухне, чистил и кормил лошадей. Кроме черной работы, юноша учился верховой езде, фехтованию, стрельбе... В общем, проходил "курс молодого бойца" тех лет. Кроме того, его учили сочинять стихи, играть на музыкальных инструментах и вести светскую беседу с дамами. В итоге молодой дворянин получал из рук воспитателя звание оруженосца и был готов принимать участие в военных действиях. В рыцари его посвящали уже позже - за боевые заслуги.

Если юноша рос без родителей, роль воспитателя мог исполнять опекун. Правда, тогда в оруженосцы воспитанник должен был идти к кому-то другому. Жан де Краон избрал для Жиля второй вариант. Дед хотел, чтобы старший внук и наследник всё время был у него на глазах. Так легче контролировать качество обучения. К тому же, дед уже начал искать для Жиля невесту. А это проще делать, когда жених под рукой.

Внук этим планам не противился. Наследнику угасающего рода полагалось заводить детей как можно раньше чтобы при любом повороте судьбы - не будем забывать, шла Столетняя война - имущество осталось в семье. Впрочем, Жан де Краон думал не только о продолжении рода. Ничуть не меньше ему хотелось с помощью выгодного брака преумножить достояние семьи. В этом отношении наилучшим вариантам была женитьба на богатой сироте или на наследнице состоятельной вдовы. Понятно, что за такой "лакомый кусочек" могла развернуться нешуточная борьба. Но Жан да Краон верил в свои способности дипломата и сутяжника. Да и связи у него были - на зависть многим.

Сначала дед выбрал для внука четырехлетнюю Жанну Пейнель, дочь Фулька IV Пейнеля де Амбийе и Маргариты де Динан. Жилю в то время было 11 лет. Маленькая Жанна осиротела, и король назначил ей опекуна, который немедленно просватал малышку за своего семилетнего сына. Узнав, что дедушка невесты, Шарль де Динан, увяз в долгах по уши, Жан де Краон пообещал ему 4 тысячи золотых экю в обмен на руку внучки. Динан тут же ухватился за это предложение. Помолвка была объявлена и 14 января 1417 года скреплена подписями обоих дедушек. Однако их соперники не пожелали сдаваться, и дело ушло в суд.

Процесс закончился соломоновым решением: обе помолвки были аннулированы, а девочка передана на попечение тётки, Жаклин де Пейнель, с указанием: не выдавать Жанну замуж до 21 года. Возможно, в иных обстоятельствах этот суд не стал бы последним. Однако вскоре Нормандию захватили войска Генриха V. Английский король аннексировал владения семейства Пейнель и подарил их графу Суффолку. Без приданого Жанна никому не была нужна. Повзрослев, она ушла от мира и закончила свои дни аббатисой монастыря Нотр-Дам-де-Лизье в 1457 году.

Обдумав неудачу, Жан де Краон решил поискать невесту поближе к дому. Теперь его выбор пал на Беатрису де Роган, дочь виконта де Рогана и Беатрисы де Клиссон. Девушка была сверстницей Жиля. Помолвка состоялась 28 ноября 1418 года в замке Эрмин. На церемонии присутствовал родной дядя невесты, бретонский герцог Жан V де Монфор, и вся местная знать. Однако свадьбе не суждено было состояться. Документы умалчивают о причинах разрыва, но скорее всего стороны не сошлись "в цене". Семейства Монфоров и Роганов славились своей скупостью, а Жан де Краон был не из тех, кто берёт в приданое "голое" родство с герцогским домом. Вскоре после разрыва помолвки Беатриса умерла. Возможно, именно тогда Жан V и затаил обиду на зазнавшихся вассалов.

Однако вскоре сердечные дела отступили на второй план. 13 февраля 1420 года все участники неудачного сватовства оказались втянуты в междоусобную войну, известную историкам как "заговор Пентьевров".

Глава 5. Междоусобные войны в Бретонском герцогстве. Первые сражения Жиля де Рэ. Две свадьбы с Катрин де Туар. Тяжба за наследство жены

Герцогство Бретань занимало в те годы весь одноимённый полуостров, похожий на голову дракона, вглядывающегося в океан чуть южнее Британских островов. Собственно, от них герцогство и получило свое название, поскольку именно сюда бежали остатки древних бриттов от захвативших их страну англов, саксов и ютов. <Бретонский язык не имеет ничего общего с французским. Вместе с валлийским, шотландским и ирландским он относится к кельтской группе. Двуязычие внедрялось здесь крайне медленно, несмотря на все усилия центральной власти. Даже в конце XX века в глухих бретонских деревнях можно было встретить стариков, не понимающих ни слова по-французски.

С самого начала Столетней войны бретонские герцоги, связанные с Францией лишь вассальной присягой, старались занять в конфликте максимально нейтральную позицию. Это не устраивало ни одно из воюющих королевств. И англичане, и французы старались перетянуть бретонцев на свою сторону. Когда в 1341 году, не оставив прямых наследников, умер герцог Жан III из династии Дрё, в Бретани началась война между претендентами: Жаном де Монфором и Карлом де Блуа.

Борьба шла с переменным успехом вплоть до 1360 года, когда Англия и Франция заключили мирный договор в Бретиньи. По его условиям герцогство решено было разделить между лидерами враждующих партий. Северную часть отдать ставленнику Франции Карлу де Блуа, южную - стороннику англичан, молодому Жану де Монфору. Это уже сын того Монфора, который начал войну. Его отец умер от ран в 1345 году. Однако сами бретонские претенденты не согласились на раздел страны. Они начали готовить войска для решающей битвы. 29 сентября 1364 года франко-бретонская армия Карла де Блуа у города Орей потерпела поражение от войск молодого Жана де Монфора и его союзников-англичан. Карл де Блуа был убит в бою. По договору, заключённому в 1365 году в Гуеранде, Франция согласилась передать герцогскую корону молодому де Монфору, отныне официально именуемому Жаном IV.

Надо признать, что в этой междоусобной войне противоборство не ограничивалось верхушечными группировками. Монфоры имели прочную опору в среде коренных бретонцев: крестьян, мелкого дворянства, жителей южных и западных городов. Партию Блуа поддерживали в основном франкоязычные слои населения: аристократия, духовенство, крупное купечество, жители северных и восточных районов.

Герцог Жан IV повёл себя как мудрый правитель. Он помирился с бывшими соперниками, предоставив им право жить в столице герцогства Нанте и принимать участие в управлении страной. Однако противники Монфоров не желали сдаваться. Вражда разгорелась с новой силой, когда во главе этой партии встали Пентьевры, родственники покойного Карла де Блуа по линии жены. Непререкаемым авторитетом в семье пользовалась Маргарита де Клиссон, дочь коннетабля Франции и вдова Жана де Блуа, графа Пентьевра. Герцогскую корону она мечтала возложить на голову своего старшего сына Оливье.

Однако дела у Пентьевров-Блуа шли не лучшим образом. Войск для полноценных боевых действий не хватало, и вся борьба против "узурпатора" сводилось к разбойничьим набегам на земли Монфоров. Время шло. Умершего Жана IV сменил его сын, Жан V. Ситуация оставалась прежней. Бандитские рейды Пентьевров были чувствительны для кармана молодого герцога, но не представляли опасности для его власти.

В 1417 году английский король Генрих V перешёл от набегов и рейдов к планомерному захвату территории французского королевства. Столетняя война подошла к критической точке, и обе стороны были заинтересованы в поддержке бретонского герцога. Жан V колебался. Как вассал французского короля он был обязан поддержать синьора. Но английская армия в военном отношении выглядела сильнее, и разгневанный Генрих V легко мог превратить территорию герцогства в пустыню.

Ведя секретные переговоры с Англией, Жан V открыто не ссорился и с правительством дофина Карла. Герцог всеми силами старался сохранить нейтральную позицию, чтобы дождаться результатов борьбы и присоединиться к победителю. Дофин, правильно истолковав эти манёвры, начал поиск вариантов, которые способны подтолкнуть Жана V к союзу с Францией или заменить его более сговорчивым правителем.

Наиболее предпочтительным выглядел план радикального решения проблемы - с помощью клана Пентьевров-Блуа. Агенты дофина аккуратно дали понять, что их господин считает Жана V предателем, в борьбе с которым все средства хороши. А значит, в случае успеха, Оливье де Пентьевр может рассчитывать на герцогскую корону - вне зависимости от того, каким способом он её добудет. Всю эту комбинацию провернули очень ловко, не оставив письменных следов. Позже, когда мятеж Пентьевров провалится, дофин легко отречётся от союзников. Так уже в юные годы - а ему едва исполнилось 17 лет - будущий Карл VII проявил себя величайшим асом тайной дипломатии и непревзойдённым мастером ударов из-за угла.

Пентьевры воспряли духом. В короткие сроки был разработан вероломный план: с помощью показного миролюбия заманить Жана V в ловушку. 10 февраля 1420 года Оливье де Пентьевр прибыл в Нант, где на коленях просил прощения за прошлые обиды. В присутствии местного епископа враги поцеловались в знак примирения и завершили встречу торжественным ужином. Три дня спустя Жан V отправился с ответным визитом в Шантосо, луарский замок Пентьевров, где планировались празднества в его честь. Однако в дороге герцога поджидала засада. После короткого, но жаркого боя Жан V и его свита были захвачены в плен. Герцога содержали в кандалах в подземной тюрьме. Его пугали пытками и казнью, требуя отказаться от титула и владений в пользу Пентьевров.

Считая замок Шантосо неприступным, Маргарита де Клиссон была уверена в победе. Однако низость Пентьевров возмутила всю Бретань. Супруга пленного, Жанна Валуа (дочь Карла VI и сестра дофина), встала во главе герцогского совета. Собрав в Нанте Генеральные Штаты, она призвала к оружию всех, кто готов восстановить справедливость и наказать виновных. Штаты единогласно поддержали призыв. Бароны поклялись на свои деньги вооружить войска и предоставить всё необходимое для боевых действий. В их числе были Жан де Краон и Жиль де Рэ. Несмотря на то, что несколько поколений их предков сражались за Пентьевров-Блуа, дед и внук торжественно объявили, что не станут отныне служить клятвопреступникам. Всего на призыв откликнулось около 50 тысяч человек - наглядная иллюстрация широкой народной поддержки династии Монфоров.

Чтобы деморализовать армию противника, Пентьевры казнили слугу, похожего на герцога и распустили слух, что Жана V уже нет в живых. Однако это не оказало влияния на ход боевых действий. Армия Монфоров постепенно одерживала верх. Владения Пентьевров сдавались одно за другим: Ламбаль, Генжан, Жюгон, Ла-Рош-Дерьен, Шатолен-сюр-Тре. Наконец в мае герцогские войска подошли к стенам Шантосо, главной и наиболее укреплённой резиденции Пентьевров. Осада длилась почти два месяца: с 8 мая по 5 июля 1420 года. Она стала одним из первых случаев эффективного использования артиллерии. Пушечным огнём была пробита брешь в крепостной стене, которая затем увеличивалась день ото дня. Маргарите де Клиссон пришлось начать переговоры о сдаче. Герцога Жана V привезли из Сен-Жан-д'Анжели, где он содержался под стражей. Бретонская армия с триумфом встретила его под стенами Шантосо. Маргарите де Клиссон и её сыновьям сохранили жизнь. Вскоре герцог простил участников мятежа. Оливье и Шарль де Пентьевры получили места в герцогском совете.

В этой войне Жиль де Рэ показал себя храбрым воином. А ведь ему едва исполнилось 15 лет! Молодой барон умело руководил своим отрядом в сражении у крепости Ламбаль, завершившемся победой. После освобождения Жана V Жиль де Рэ и Жан де Краон торжественно въехали в Нант в составе герцогской свиты.

Заслуги деда и внука перед домом Монфоров не остались незамеченными. Уже 6 июня 1420 года герцогиня своим приказом даровала "сиру де Ла Сюз и сыну его, сиру де Рэ, земли, принадлежавшие ранее Оливье де Блуа, графу де Пентьевру". Освобожденный из плена Жан V сначала пошёл ещё дальше: 10 июля добавив к этому владения брата Оливье де Блуа - Шарля. Затем, решив видимо, что это чересчур, 21 сентября отменил все пожалования, ограничившись рентой в 240 турских ливров. После чего, спохватившись, неделей позже увеличил её до 340 ливров. Впечатляющая сумма, что и говорить! Особенно если вспомнить, что одно только баронство Рэ приносило юному Жилю более 8 тысяч ливров в год... Похоже всякий раз, когда в душе Жана V благодарность начинала тяжбу со скупостью, исход борьбы предсказать было нетрудно.

Внешне смирившись с поражением, Пентьевры на деле и не думали успокаиваться. Вскоре они возобновили набеги, и война разгорелась с новой силой. Герцогиня Бретонская упросила английского короля выпустить из плена младшего брата Жана V, Артура де Ришмона. Этот храбрый и умелый полководец попал в плен при Азенкуре. Вернувшись на родину, он возглавил бретонскую армию и повёл её к окончательной победе. Под руководством Артура де Ришмона Жилю де Рэ довелось сразиться с войсками Пентьевров при Эссаре и Клиссоне. Теперь силы мятежников были окончательно сломлены. Маргарита и её сыновья бежали из страны. Суд заочно приговорил каждого из троих к отсечению головы, бесчестью и лишению герба. Их имущество конфисковали в пользу герцога.

Когда завершились боевые действия, Жиль де Рэ и Жан де Краон вернулись в свои владения. Картина, которую они увидели, глаз не радовала. В отсутствие сеньоров и защитников, многие их земли разорили и разграбили отряды Пентьевров. Замок Мот-Ашар, сожженный и разрушенный, практически перестал существовать.

Первая в его жизни война потребовала от Жиля де Рэ грандиозных затрат, принесла ему и деду большие убытки. А награда за подвиги оказалась так мала, что о ней не стоило и говорить... В активе была лишь заслуженная в боях репутация храброго воина. Что ж, если с умом подойти к делу, то и слава может пролиться золотым дождём. Женщины во все времена любили героев... А Жиль пока ещё не был женат. Неутомимый Жан де Краон продолжил поиск богатой невесты, от которого их с Жилем оторвала война. На сей раз, дед обратил внимание на Катрин де Туар, наследницу миллионного состояния и обширных поместий в Пуату.

Жилю явно приглянулась невеста. И судя по всему, Катрин тоже питала к нему нежные чувства. Однако сватовство затягивалось. Отец девушки, Миле де Туар, терпеть не мог Жана де Краона. Его жена, Беатриса де Монжан, тоже отнеслась к предложению Жиля без восторга. Начались затяжки, интриги, пересуды. Многочисленная родня семейства Туар, испугавшись, что такой лакомый кус "уплывёт на сторону", принялась искать причины и поводы для отказа.

Напрасные потуги. Жиль и не думал соревноваться с ними в плетении интриг. Мышиная возня никогда его не прельщала. Наплевав на все приличия, Жиль попросту выкрал невесту из дома. Кто согласился обвенчать их без согласия родителей, точно не известно. Обычно в подобных случаях молодые обращались к какому-нибудь странствующему монаху. Современный французский историк Матеи Казаку считает, что обряд совершил аббат де Буссак, в детстве обучавший Жиля латыни и богословию. Так это или нет - сказать трудно... Документы не сохранились.

Намного позже, уже после суда над Жилем, любители мистики утверждали, что первая брачная ночь барона де Рэ и его молодой супруги пришлась на 30 ноября 1420 года. Существует поверье, будто именно в эти часы, отделяющие осень от зимы, ведьмы с колдунами получают особую власть, и могут вершить свои чёрные дела безнаказанно. Утверждалось, что эта дата стояла в брачном контракте Жиля и Катрин. Стоило влюблённому барону потерпеть ещё день-другой, и его жизнь могла закончиться по-иному... Скорее всего, это домыслы поздних времён.

Обвенчавшись втайне от родителей невесты, счастливая пара укрылась от их гнева в замке Шантосе. Семья Катрин с ситуацией не смирилась. Миле де Туар развил бурную деятельность, пытаясь официально аннулировать брак. Шансы на это были: в числе предков у Жиля и Катрин имелось одно общее звено - Амори де Краон. Невеста приходилась жениху кузиной, и на такой брак требовалось разрешение римского папы. Особой проблемы это не составляло. Были бы деньги и связи! Однако беспокоиться о таком разрешении полагалось до свадьбы, а не после неё.

Похоже, в папской резиденции к ходатайству семьи Туар отнеслись благосклонно. Однако вскоре родителям Катрин пришлось менять планы. Из Шантосе поползли слухи, что их дочь беременна. Жалоба была тут же отозвана. Свадьба без благословения стала казаться меньшим злом...

Что там произошло на самом деле: ошибка медиков, случайный выкидыш или ловкий дипломатический ход Жана де Краона - а он был мастером на такие дела... Мы не узнаем никогда. Единственный ребёнок Жиля и Катрин - дочь Мария - появится на свет через девять лет. Однако слух сработал, как надо. Отец Катрин вынужден был смириться с замужеством дочери: рождения ребёнка вне брака Миле де Туар не хотел.

Возобновить ходатайство ему было не суждено. 6 октября 1421 года, после захвата Дрё, Вандома и Божанси, Генрих V приступил к осаде города Мо. Вскоре его защитников начали косить болезни. В числе умерших от "горячечной лихорадки" был и отец Катрин. Узнав о смерти мужа, Беатриса де Монжан сразу перебралась в Шантосе, к дочери и зятю. Похоже, ни в семействе Туар, ни среди собственных родственников она не чувствовала себя в безопасности. Вряд ли что-то угрожало жизни немолодой вдовы, но сохранить земли и финансы в то время можно было только силой. Похоже, единственным своим защитником Беатриса де Монжан считала зятя.

Чуть раньше решение о переезде в Шантосе приняла бабушка Катрин, Анне де Силье. Впрочем, она пошла в этом вопросе дальше дочери. 18 июня 1421 года умерла первая жена Жана де Краона, Беатриса де Рошфор. Несколько недель спустя в Шантосе праздновали свадьбу. Анна де Силье и Жан де Краон сочетались законным браком. Семейство Силье быстро прижилось во владениях Жана де Краона, и не покинуло их даже после его смерти. Многие из Силье стали соратниками и слугами Жиля де Рэ.

Судя по всему, имущество и земли Катрин де Туар, Беатрисы де Монжан и Анны де Силье не были чётко разделены между ними. Для отношений "мама-дочка" и "бабушка-внучка" - достаточно типичная ситуация. Пока все они жили одной семьёй, это не составляло проблемы. Ситуация начала меняться, когда Беатриса де Монжан обвенчалась с бывшим оруженосцем своего покойного мужа, Жаком де Мешеном. Молодой человек служил кастеляном у дофина Карла и имел обширные связи при дворе.

Помогая Беатрисе де Монжан сохранить имущество от посягательств её родственников, Жиль де Рэ и Жан де Краон думали, что всё оно со временем отойдёт Катрин де Туар и останется в их семье. Новый брак Беатрисы изменил ситуацию. Болезненный раздел земельных владений между мамой и дочкой стал лишь вопросом времени.

Жак де Мешен не хотел обострять ситуацию. Пытаясь расположить к себе новых родственников, он принялся хлопотать перед папским двором, чтобы преступным "прелюбодеям" - Катрин и Жилю - было даровано церковное прощение и разрешение на брак. Одновременно с этим Жак уговаривал жену официально простить и благословить молодых. Его старания увенчались успехом. Беатриса де Монжан дала своё материнское согласие. А 24 апреля 1422 года епископ Альбанопередал Жилю и Катрин апостолическую буллу.

Своей папской властью Мартин V объявлял их брак незаконным. Супруги обязаны были пройти процедуру официального развода и подвергнуться епитимье. После чего им давалось разрешение заключить между собой новый брак. Жиль и Катрин с удовольствием подчинились. 26 июня 1422 года состоялась их вторая свадьба, прошедшая на этот раз со всей полагающейся пышностью в церкви Святого Маврилия, при замке Шалонн. Обряд проводил анжерский епископ Адуэн де Бюэй. На церемонии присутствовала вся местная знать.

Чтобы церковь выглядела торжественно, герцогиня Анжу Иоланда Арагонская, носившая титул королевы Сицилии [21], распорядилась украсить стены драгоценными гобеленами с изображениями Апокалипсиса На торжество, как свидетельствуют документы того времени, были приглашены "рыцарь Жан де Ноэ, комендант крепости Пузож" и бывший воспитатель Жиля де Рэ, Жорж де Буссак. По понятным причинам, среди множества рыцарей, оруженосцев, дам и девиц не было представителей семьи Туар. Отсутствовал и Жан де Краон. Скорее всего - по болезни. Как-никак ему было уже 60 лет. Для того времени возраст преклонный...

Участие Жака де Мешена в организации свадьбы Жиля и Катрин несколько смягчило ситуацию с земельным спором, но не сняло конфликт полностью. Заключая новый брачный контракт, Жиль де Рэ согласился уступить в пожизненное владение тёщи замки Тиффож и Пузож, которые были собственностью её прежнего мужа. Однако подписывая обязательство, Жиль сохранил возможность продолжить борьбу за спорные земли. Ведь, строго говоря, наследником тестя был не он, а Катрин.

Получив нужную бумагу, Жак де Мешен считал, что бывшие владения Миле де Туар уже у него в кармане. С такими связями любой земельный спор в суде будет решён в его пользу. Единственное, чего не учёл молодой супруг Беатрисы: барон де Рэ с юных лет предпочитал решать проблемы не пером и бумагой, а копьём и мечом. И что ещё более важно - дофину Карлу на этом этапе борьбы нужны были умелые воины, а не в опытные интриганы. Когда ситуация переменится, Жиль начнёт терять земли. Причём, крепостей Тиффож и Пузож он лишится вместе с жизнью.

Однако это случится позже. А пока ещё было "время меча". Оставив интриги многоопытному дипломату-дедушке, Жиль де Рэ провёл тайные переговоры с комендантом крепости Пузож, Жаном де Ноэ. Два храбрых солдата легко поняли друг друга. Суть сделки была проста: земли и крепости в обмен на девушку. Дело в том, что у Жака де Мешена была младшая сестра, которая приглянулась сыну Жана де Ноэ. Официальное сватовство не имело перспектив. Девушка была и знатнее, и богаче юноши. Оставалось одно: выкрасть невесту и обвенчаться с ней против воли брата. Жиль, только что решивший такую проблему схожим образом, ничего не имел против.

Руководя гарнизонами Тиффожа и Пузожа, Жан де Ноэ помог союзнику заполнить их своими людьми... Оставалось нанести завершающий удар. В начале 1424 года, выбрав день, когда Мешена и его людей не оказалось дома, Жиль де Рэ и Жан де Ноэ, явились к Беатрисе де Монжан. Они напомнили, что дама неоднократно собиралась съездить в Бретань к своей второй дочери, Марии, и предложили себя в качестве сопровождающих.

Беатриса, естественно, заподозрила неладное и попыталась отвертеться от "великодушного" предложения зятя. Время, мол, позднее, за окнами темнеет... И вообще, к чему такая спешка? Ответ Жиля сразу всё разъяснил: "Вы поедете сами, или я увезу вас силой, перекинув через седло как тюк". В этой ситуации даме оставалось только подчиниться. Вначале Беатрису водворили в темницу замка Лоро-Ботеро, а чуть позже переправили в Шантосе. За решеткой ей предстояло провести несколько неприятных месяцев. Всё это время Жиль пытался принудить тещу "добровольно" уступить ему спорные земли, угрожая в противном случае зашить пленницу в мешок и бросить в Луару.

Нашему современнику действия барона покажутся верхом подлости и вероломства. Однако во Франции начала XV века захват пленников был типичной манерой ведения дел. За примерами далеко ходить не надо. В гарнизоне города Мо, где перед смертью служил Миле де Туар, было принято - попросту, без затей - вешать всех заложников, за которых родные не успели внести выкуп. Занимался этим помощник коменданта Гишара Шиссе, бастард Ворю. В качестве виселицы он выбрал огромный вяз, растущий на пустыре. Когда к Мо подошла армия Генриха V, англичане насчитали на "дереве Ворю" больше 80 трупов. Ничего не скажешь: отличная кормушка для местного воронья. Впрочем, поживиться там удавалось не только птицам. Сохранились свидетельства, что как-то вечером по приказу Ворю к стволу привязали беременную женщину. Ночью она разродилась. Запах крови учуяла стая волков... К утру от матери и ребёнка остались лишь обглоданные кости.

И потому исследователь, знакомый с "нравами эпохи", в истории пленения Беатрисы де Монжан обратит внимание не на сам факт захвата заложницы, а на то, как с ней обращались в плену. Во-первых, Жиль де Рэ содержал тёщу в башне замка, в просторной и отапливаемой камере с окнами, а не в сыром "каменном мешке" подземной тюрьмы. Во-вторых, давление на Беатрису носило психологический характер, без обычных для того времени избиений и пыток. И в-третьих, как можно увидеть из дальнейшего рассказа, женщину освободили сразу, как только удалось захватить сравнимого по ценности заложника-мужчину. А ведь Жилю в тот момент было выгоднее задержать обоих пленников.

Узнав о случившемся, Жак де Мешен бросился в суд, требуя сурово наказать похитителей. Одновременно он попытался добиться встречи с Жаном де Краоном. Мешен рассчитывал, что старик окажется более разумным и податливым. Однако безутешного супруга ждало горькое разочарование. Жан де Краон приказал ему передать: Беатриса не выйдет на свободу, пока не согласится на все требования Жиля и Катрин. В собственности у Миле де Туар было три крепости: Тиффож, Пузож и Буэн. Две первые должны отойти Катрин, третья и последняя - её матери. А поскольку Жилю и его деду пришлось потратиться на "восстановление справедливости", за своё освобождение пленнице придётся заплатить тысячу ливров, присовокупив к ним золотой кубок.

В этих условиях Мешену оставалось уповать лишь на королевское правосудие. Однако представители закона понимали, в какое время они живут. Первым на место конфликта прибыл парламентский исполнитель, в задачу которого входило не только расследовать обстоятельства дела, но и попытаться найти мирное решение проблемы. Жан де Краон и Жиль де Рэ не стали с ним встречаться, отправив вместо себя Жана де Ноэ. Комендант крепости не привык ходить вокруг да около. "Мешен не увидит своей супруги, - заявил де Ноэ с солдатской прямотой, - прежде чем она не выполнит всех поставленных ей условий, и ни королевский приказ, ни папская булла ему в том не помогут". Служителю Фемиды позволили поговорить с пленницей через окно, после чего отправили восвояси.

Следом в замок прибыли переговорщики: трое представителей Жака де Мешена во главе с его братом, Жилем. Жан де Краон приказал бросить их в подземную тюрьму. Беатриса де Монжан вышла на свободу. Впрочем, отступать от своего дед и внук не собирались. Второму судебному исполнителю было объявлено, что Жиль де Мешен и его друзья останутся в тюрьме в качестве заложников и гарантов того, что требования Жиля де Рэ будут выполнены без всяких условий.

Третий судебный исполнитель, который прибыл в замок, чтобы прояснить судьбу сестры Жака де Мешена, тоже ушёл не солоно хлебавши. Жан де Ноэ посоветовал ему убираться прочь, так как "девица де Мешен" благополучно вышла замуж и счастлива в браке, а заложники будут отпущены, когда Жиль де Рэ и его дед получат желаемое.

Между тем, собранные на суд пэры Пуату вынесли решение: из имущества умершего Миле де Туар его вдова может получить одну крепость (по выбору самой Беатрисы) с земельными владениями вокруг, а остальное имущество переходит в собственность Катрин. Однако этот вариант раздела не устроил Жиля, и он продолжал стоять на своём. Когда Адам де Камбрэ, председатель суда, самолично явился в Пузож с проверкой, как исполняется постановление, "неизвестные лица" избили и ограбили его. За оскорбление королевского чиновника барона де Рэ приговорили к тяжелому штрафу - он попросту не обратил на это внимание.

В результате Жаку де Мешену пришлось капитулировать. Он заплатил выкуп за брата и уступил Жилю всё, на что тот претендовал. Так, будучи ещё совсем молодым, барон де Рэ собрал в своих руках огромные богатства. Кроме отцовской собственности и земель Жанны де Шабо, доставшихся от матери, Жиль имел возможность распоряжаться приданым жены и её огромным наследством. Настало время сделать следующий, очень важный шаг - от баснословного состояния к вершинам власти. Тяжба с Мешеном убедила Жиля: чтобы удержать в своих руках нажитое имущество, мало военной силы! Нужно иметь влияние при дворе. Отныне путь барона лежал в Шинон, резиденцию дофина Карла.

Глава 6. Новое наступление англичан. Смерть Генриха V и Карла VI. Джон Бедфорд - регент Англии и Франции. Военная компания в Анжу. Жиль де Рэ - один из полководцев дофина Карла

Пока в Бретани шли бои между сторонниками Монфоров и Пентьевров, Генрих V попытался на практике реализовать положения договора, подписанного в 1420 году в Труа. В руках англо-бургундского союза собрались к тому времени все политические козыри: король, королева и Париж. Однако окрестности французской столицы ещё нужно было завоевать. И здесь Генриху V предстояло столкнуться не только с "партией дофина", основу которой составляли бывшие арманьяки, но и с массовым сопротивлением простых французов.

Каждый город, каждую крепость английской армии приходилось штурмовать или брать измором. Лёгкая прогулка по поверженной Франции на деле оборачивалась изнуряющей борьбой на уничтожение. Генрих V был в ярости от упрямства "новых подданных". Постепенно от роли "доброго государя" он переходил к традиционной тактике устрашения, производя её теперь даже в больших масштабах, чем до договора в Труа. Населённые пункты и крепости, оказывающие сопротивление англичанам, объявлялись "восставшими против регента и наследника французской короны", то есть мятежными. Их полагалось обращать в руины и сжигать дотла.

У небольшого города Мелен армия Генриха V застряла на восемнадцать недель. Понимая, что штурм чреват огромными потерями, английский король подвёл к стенам крепости Карла VI и потребовал, чтобы её защитники подчинились "их подлинному государю". Горожане ответили, что "английский король - давний смертельный враг Франции", и сдаваться ему они не намерены. Капитулировать патриотов вынудил только голод.

Генриху V стало ясно, что призывы Карл VI соблюдать мир с "Генрихом Английским, регентом и наследником Франции" не влияют на ситуацию. Жители страны больше прислушиваются к словам дофина, объявившего договор в Труа незаконным, поскольку Карл VI подписал его "не по своей воле, а по воле англичан". Продолжающаяся война во Франции требовала с каждый днём всё больше денег и войск. Для их получения Генриху V в конце 1420 года пришлось отплыть в Англию. Заодно он собирался урегулировать вопросы с Шотландией, чьи "наёмные" отряды составляли значительную часть полевой армии дофина Карла.

В отсутствие Генриха V английскими войсками во Франции руководил его брат и наследник герцог Кларенсский. 21 марта 1421 года британская армия вышла в окрестности города Божё, чуть восточнее Анжера, столицы герцогства Анжуйского. Англичан было около 5 тысяч человек. Их встретили войска дофина численностью до 6 тысяч бойцов под командованием графа де Бошана и маршала де Лафайета. Сражение состоялось на следующий день. Сначала бой шёл с переменным успехом, но затем французам удалось окружить и уничтожить ударные силы англичан. Их командующий герцог Кларенсский был убит в бою, остатки армии (не более двух тысяч человек) во главе с графом Солсбери отступили в Нормандию.

Матеи Казаку считает, что Жиль де Рэ практически наверняка должен были участвовать в этом сражении как один из крупнейших вассалов герцога Анжуйского. Однако никаких сведений на сей счёт в истории не сохранилось. Впрочем, это не удивительно. Хроники поимённо перечисляли лишь командующих и самых родовитых участников. Барон де Рэ пока ещё шёл в строке "...а также прочие доблестные капитаны и рыцари". Эта победа стала первым успехом французов после заключения договора в Труа. Она придала уверенности всем патриотическим силам. Понимая значение битвы при Божё, дофин Карл организовал по случаю победы большие торжества.

Генрих V возвратился во Францию с огромной армией - по разным данным от 15 до 30 тысяч человек. Контролируемая дофинистами территория в то время напоминала по форме песочные часы. Северная и южная группировки войск сообщались между собой по сравнительно узкому коридору, защищённому замками и крепостями. Важным звеном этой цепи укреплений был город Мо на Марне. Благодаря удачному расположению в излучине реки его было очень трудно взять штурмом, а сдаваться горожане не собирались. 6 октября 1421 года английская армия окружила Мо. В предыдущей главе уже заходила речь об этой осаде. Ведь в числе защитников города был тесть Жиля де Рэ - Миле де Туар. Он умер от "горячечной лихорадки" в первый месяц зимы. Понятно, что эта болезнь косила не только защитников, но и осаждающих. В полевом лагере условия жизни были значительно хуже, чем в городе. Среди солдат Генриха V началась эпидемия, зрело недовольство. Но перевес сил был на стороне англичан. 10 мая 1422 года гарнизон Мо капитулировал.

Однако к этому времени позиции дофина на юге Франции существенно усилились. 22 апреля он официально вступил в брак с Марией Анжуйской [22]. Энергичная мать невесты, Иоланда Арагонская, которая в тот момент правила богатым Анжуйским герцогством, наконец-то отбросила колебания и сделала окончательный выбор в пользу молодого Карла. С этого момента рыцарское ополчение и финансовые ресурсы Анжу были в полном распоряжении дофина.

Вскоре произошло ещё одно важное событие. 31 августа 1422 года, не дожив полмесяца до 36 лет, скончался Генрих V. Его смерть нанесла серьёзный удар по политической программе, заложенной в договор 1420 года. Получив титул "регента и наследника Франции", английский монарх был абсолютно уверен, что переживёт немолодого, лишившегося ума Карла VI и будет увенчан французской короной. Другие варианты статьями договора в Труа попросту не предусматривались.

С английским троном проблем не возникло. Его унаследовал единственный сын покойного, девятимесячный Генрих VI. Что же касается короны Франции, то она всё ещё возлежала на голове безумного Карла VI. И было непонятно, кто теперь имеет право ему наследовать. Англичане и бургундцы считали, что Генрих VI. Французы настаивали на кандидатуре дофина Карла. Ситуация осложнялась тем, что с регентством при короле-младенце тоже не всё было ясно.

Управлять Англией до совершеннолетия сына Генрих V поручил своему брату Джону Бедфорду. Что касается Франции, то - при её безумном короле - регентом должен был стать герцог Филипп Бургундский, по прозвищу Добрый. Однако Карл VI ненадолго пережил Генриха V. 21 октября 1422 года французский трон опустел. Доверить бургундцу регенство при короле-младенце Джон Бедфорд не решился. Посчитал слишком рискованным. Вместо этого он объединил регентские должности, заявив, что в одиночку будет управлять Англией и Францией до совершеннолетия племянника. В отношениях Джона Бедфорда и Филиппа Доброго возникла первая заметная трещина... Со временем их будет становится всё больше и больше. В конце концов, трения между этими политиками станут одной из главных причин поражения англо-бургундского союза.

Сторонники дофина в Пуатье провозгласили его новым французским королём Карлом VII. Страна фактически распалась на три части. Герцогу Филиппу Доброму подчинялись Бургундия и Шампань. Север и большая часть юго-запада находились под властью Джона Бедфорда. В областях к югу от Луары, за исключением Гиени, преобладали сторонники дофина. Англичане и бургундцы считали Карла мятежником и презрительно именовали "буржским королём", по названию небольшого городка, где часто располагался его кочующий двор.

Джон Бедфорд показал себя энергичным политиком и талантливым стратегом. Постепенно расширяя контролируемую английской армией территорию, он стремился окончательно разорвать перемычку, которая связывала северную и южную группировки дофинистов. В 1423 году был заключён новый договор между Англией и Бургундией, скреплённый династическим браком. Джон Бедфорд женился на сестре Филиппа Доброго, Анне. Большим успехом для Англии стало присоединение к этому союзу герцога Бретонского. Дипломатические победы Бедфорда сопровождались успехами его войск. Северная группировка дофинистов под командованием графа д'Омаля оказалась фактически изолированной.

Развивая наступление против неё, британские войска вышли к крепости Силье-ле-Гильом, принадлежащей Анне де Силье, второй жене Жана де Краона. Вскоре в зоне боевых действий оказались кастелянства Амбрьер и Сент-Обен-Фосс-Лубен, которые перешли к Жилю де Рэ в наследство от отца. 14 июля Джон Бедфорд издал указ о передаче этих кастелянств своему соратнику Джону Монтгомери. Жиль де Рэ и Жан де Краон не могли бросить свои земли на произвол судьбы. Имеются свидетельства, что 31 июля Жиль де Рэ принимал участие в неудачной для дофинистов битве при Краванте. Франко-шотландская армия была окружена и потеряла убитыми более 3 тысяч человек. Жертв могло быть и больше, но нескольким отрядам удалось прорвать заслоны. С одним из них вышел барон де Рэ. В критический момент боя он возглавил растерявшихся соратников и первым бросился на врага.

Затем отряды Жиля де Рэ и Жана де Краона участвовали в битве при Гравелле, где 26 сентября 1423 года армия дофинистов во главе с графом д'Омалем одержала победу над английскими войсками. На поле боя тогда осталось больше тысячи британцев. В числе убитых оказался и один из их военачальников - граф Суффолк.

Однако сила пока ещё была на стороне англо-бургундского союза. Его войска продолжали теснить французов на севере и востоке: постепенно сдавались крепости и города в Нормандии, Пикардии, Понтье, Шампани. К лету 1424 года дофин получил подкрепления. В Ла-Рошели высадился большой отряд шотландцев - около 5 тысяч человек. Объединившись с войсками графа д'Омаля, 17 августа они встретились у города Вернёе с армией Джона Бедфорда.

Это сражение стало самым крупным со времени Азенкура. На стороне французов в битве участвовало около 15 тысяч человек. Их противниками были примерно 10 тысяч англичан. На военном совете мнения дофинистов разделились. Некоторые военачальники считали, что не следует вступать в открытый бой. Лучше придерживаться тактики внезапных нападений на отдельные отряды врага, как делал в своё время Бертран Дюгеклен. Однако победили сторонники генерального сражения. В результате французская армия была разбита наголову. Все ключевые командиры, включая графа 'Омаля, погибли в бою. Общие потери дофинистов составили более 6 тысяч человек убитыми. Ещё какое-то количество воинов утонуло, пытаясь переплыть ров, или попало в плен. Французская группировка в Нормандии практически перестала существовать.

Вскоре англичане стали полными хозяевами этой части страны. Владения приспешников Карла конфисковывались и передавались сторонникам Бедфорда. В числе пострадавших есть и имя барона де Рэ. В 1424 году за один из потерянных замков дофин выделил ему в качестве компенсации 200 турских ливров. К этому времени Жан де Краон уже предоставил внуку полную свободу в делах.

Победа англичан при Вернёе поставила дофина в тяжёлое положение. Казалось, гибель его дела уже не за горами. Однако военные успехи обострили противоречия в англо-бургундском лагере. Уехав в 1422 году во Францию, Джон Бедфорд поручил управление Англией младшему брату, герцогу Хэмфри Глостерскому. Тот быстро вошёл во вкус бесконтрольной власти и почувствовал себя самостоятельной политической фигурой. Разногласия между братьями начались уже в 1423 году. Спустя год Хэмфри Глостерский вступил в конфликт с главным английским союзником на континенте - Филиппом Добрым.

Спор возник из-за династических прав на ряд бургундских владений в Нидерландах. Бедфорд, для которого союз с Филиппом Добрым был важнее политических амбиций брата, принял сторону герцога Бургундского. В ответ Хэмфри Глостерский в 1425 году начал собирать приверженцев и готовить гражданскую войну. Бедфорду пришлось спешно вернуться в Англию, и пробыть там больше года [23] улаживая внутренние проблемы. Одновременно он пытался отвести угрозу, нависшую над англо-бургундским союзом.

Однако герцог Глостерский не послушался брата и вступил в открытую борьбу с Филиппом Добрым за владения в Геннегау. Это поставило под угрозу англо-бургундский союз. Примкнувшие к нему феодалы, в первую очередь бретонский герцог Жан V, начали задумываться: а правильную ли сторону конфликта они выбрали. Ситуацией не преминул воспользоваться дофин Карл. Один за другим последовали шаги, призванные продемонстрировать его "особое" отношение к Бретани.

Тёща дофина, Иоланда Арагонская, возобновила прерванные в 1421 году переговоры о свадьбе своего сына Людовика III Анжуйского с дочерью бретонского герцога, Изабеллой. На встречу с Жаном V отправился её представитель - хорошо известный ему Жан де Краон. 21 октября 1424 года дофин официально разрешил своему вассалу, Людовику III Анжуйскому, жениться на бретонке. 13 ноября принципиальное согласие на брак дал Жан V. Чтобы произвести впечатление на прижимистого герцога, дофин взялся выплатить приданное Изабеллы - 100 тысяч ливров - из собственной казны. Свадьба в результате так и не состоялась: Людовик предпочел другую невесту. Но это случилось позже, а пока дипломаты Иоланды Арагонской получили отличный предлог для встреч и тайных переговоров с Жаном V.

7 марта 1425 года Артур де Ришмон стал коннетаблем Франции. Для бретонского герцога не было секретом, что кандидатуру его брата на этот пост предложила Иоланда Арагонская. Тайная миссия Жана де Краона с каждым днём продвигалась всё успешнее. Наконец 8 сентября в Сомюре состоялась личная встреча дофина с герцогом Бретонским. Жан V согласился признать Карла сюзереном и начать совместные военные действия против англичан, если враги бретонского дома будут удалены от французского двора. Дофин принял это условие и отправил в изгнание всех сторонников Пентьевров, которые нашли у него убежище.

Жан де Краон использовал благоприятный случай, чтобы продвинуть старшего внука поближе к королевскому двору. 8 сентября Жиль де Рэ вместе с дедом находится в Сомюре, в свите герцога Бретонского. Очень скоро молодой барон, вместе с Артуром де Ришмоном, переберётся в Бурж. Первые впечатления от двора дофина потрясли Жиля да Рэ: ведь он оказался богаче будущего монарха! Англичане и бургундцы в насмешку прозвали Карла "буржским королем". В российской интерпретации это примерно соответствует словосочетанию "тушинский царик" - пышный титул, носитель которого не имеет ни права на власть, ни самой власти, а является игрушкой в руках кукловодов.

На деле, ситуация во Франции была иной. За непрерывной сменой фаворитов и придворных группировок мало кто замечал, что после каждого такого переворота власть и влияние Карла увеличиваются. Вокруг фигуры дофина постоянно растёт и расширяется круг преданных вассалов. Благодаря успехам внешней политики, в его распоряжении имеются отборные контингенты шотландских, арагонских и ломбардских войск. Формально - наёмных, фактически - союзных.

Армия и административный аппарат Карла контролируют половину Франции. Однако наличных денег в казне постоянно не хватает. Прижимистая теща - Иоланда Арагонская - щедро снабжала зятя средствами для войны за корону, но оплачивать балы и охоты категорически отказывалась... А Карлу иногда так хотелось развлечений! Сбор налогов был поставлен из рук вон плохо: существенная их часть разворовывалась на пути к казне. Всю систему управления требовалось менять, перекраивать, реформировать. И всё это постепенно делалось... Но жить-то хочется здесь и сейчас! Существует информация, что барон де Рэ в этот период без счёта давал Карлу денег взаймы... И это, якобы, стало одной из причин, по которой барона через несколько лет настигла опала, а затем и смерть на костре. Ведь отдавать долги не любят даже короли...

Впрочем, никаких подтверждений у этой версии нет. Кроме, пожалуй, того факта, что Жиль в это время находился в явном фаворе у Карла. В качестве доказательств часто приводится информация о передаче во владение барона де Рэ богатой сеньории Партенэ (расположенной в Бретани). Эти земли в 1415 году Карл VI Безумный конфисковал за измену у Жана II Ларшевека, и подарил младшему сыну. Дофин в свою очередь вначале наделил ими Артура де Ришмона. Затем, передумав, отдал Партенэ в вечное владение Жилю де Рэ... Однако эта история больше похожа не на благодеяние щедрого синьора, а на оплату накопившегося долга - землями вместо денег. Причем на оплату - именно в стиле дофина Карла... Чтобы не только рассчитаться с кредитором, но и поссорить между собой двух влиятельных бретонцев, одновременно появившихся при дворе.

К чести Артура де Ришмона надо заметить, что земельные вопросы в ту пору его не волновали. У молодого коннетабля были грандиозные планы: навести порядок в управлении королевскими финансами, коренным образом реформировать армию и изгнать англичан из страны. Однако вскоре судьба жестоко посмеялась над его мечтами... В феврале 1426 года 16-тысячная французская армия во главе с Артуром де Ришмоном осадила небольшой бретонский городок Сен-Жак-де-Бёврон [25], в котором засел английский отряд из 600 человек под командой Томаса Ремпстона.

Артиллерийским огнём французы пробили две бреши в стене и 6 марта пошли на штурм. Бои в проломах продолжались до вечера. В сумерках, как только напор чуть-чуть ослаб, Ремпстон оставил часть людей защищать бреши, а с остальными тайком покинул город и обошёл штурмующих с тыла. С криками "Солсбери! Святой Георгий!" воины Ремпстона яростно бросились на врага... Их оставшиеся в городе соратники с радостными воплями ударили навстречу. Не ожидавшие атаки французы решили, что к месту боя подошли главные силы противника. Они смешали ряды и в панике побежали к лагерю... В сгустившейся темноте ужас охватила всю армию. Французы сожгли лагерь и поспешно отступили, бросив артиллерию. Ришмон не сумел их остановить. Поражение было не очень болезненным - потери убитыми и пленными составили всего 650 человек. Прежде случалось и хуже. Но проиграть сражение, имея в 27 раз больше войск - такого позора страна не знала ни до, ни после Сен-Жак-де-Бёврона!

Вскоре поползли слухи, что в этом деле не обошлось без предательства: планы французов выдал врагам нантский епископ Жан де Мальструа - бретонский канцлер и видный англофил. В глазах дофина это сразу бросило тень на Жана V. Подозрения переросли в уверенность в начале следующего года, когда бретонский герцог переметнулся на сторону англичан, вторично присягнув на верность договору в Труа. В этом его поддержали почти все бароны, за исключением семейства Роганов и Жиля де Рэ. Последний, однажды избрав Карла своим сюзереном, сохранил ему верность до самой смерти... Очень редкое качество для той смутной эпохи!

Переход Жана V на сторону англо-бургундского союза усилил подозрения против Артура де Ришмона. Его завистники при дворе принялись шептаться по углам, что бретонцы ненадежны, и полагаться на них не стоит. До коннетабля дошли слухи, что больше других его старается опорочить Пьер де Жиак, тогдашний первый министр Карла. Кто направлял в этой интриге руку Ришмона, сказать трудно. Наиболее вероятные кандидаты: Иоланда Арагонская, которая неизменно оказывалась в оппозицию любому фавориту зятя, и Жорж де Ла Тремойль, мечтающий о должности первого министра.

Как всякий временщик, Пьер де Жиак был ненавистен многим из придворных. Ходили слухи, что он частенько запускает руки в королевскую казну. Поговаривали, будто любимец дофина отравил свою первую супругу, чтобы жениться на богатой наследнице. Однако для молодого коннетабля главным недостатком Пьера де Жиака было безусловное доверие, которое питал к нему Карл. Слово фаворита на заседаниях королевского совета неизменно становилось решающим. И это не давало Ришмону осуществить задуманные реформы.

В ночь на 8 февраля 1427 года коннетабль с отрядом верных людей проник в замок Иссуден, где обосновался Пьер де Жиак, вытащил его из постели и бросил в темницу. В скором времени бывший фаворит предстал перед судом в Дюн-ле-Руа, был приговорен к смерти и казнён. Есть информация, что на следствии Жиак не только сознался в ужасных преступлениях, но и утверждал, будто в своё время заключил договор с дьяволом... Якобы королевский фаворит даже просил у судей, чтобы перед казнью ему отрубили руку, которая поставила подпись на том злосчастном листе. Возможно, именно из-за признаний в сатанизме Карл и не стал заступаться за бывшего любимца. Ссориться с церковью в его положении было равносильно самоубийству.

Похищение и смерть Жиака коннетаблю с рук не сошли. Ему было приказано покинуть двор дофина. Освободившуюся должность первого министра в июле 1427 года занял Жорж де Ла Тремойль, незадолго до этого женившийся на вдове казненного фаворита. Новый любимец Карла приходился кузеном барону де Рэ, и что ещё более важно - кузеном со стороны Краонов. Через несколько месяцев это обстоятельство сыграет важную роль в карьере Жиля.

Однако сначала ему помогут связи деда. Со времени переговоров о браке Людовика III Анжуйского Жан де Краон показал себя опытным и умелым дипломатом. Иоланда Арагонская ввела его в состав герцогского совета... А 19 июня 1427 года Жан де Краон стал её генеральным наместником в Анжу. Старику к тому времени исполнилось 63 года, и бремя власти он, по понятным причинам, делил со своим энергичным внуком. Для того времени - вполне обычная практика.

Жилю уже 22 года, и он не раз проявил себя в сражениях как закаленный и смелый боец. Однако военное обучение ещё не закончено. Необходимо освоить искусство полководца. Осенью 1427 года Жан де Краон определяет внука под начальство Жака де Бомануара. Это храбрый и умелый командир, успевший показать себя в боях с самой лучшей стороны. Выбор на редкость удачный: вскоре Жиля и Жака свяжет крепкая дружба.

Вернувшись из Англии, Джон Бедфорд решил нанести дофину обезоруживающий удар: захватить герцогство Анжуйское, основной источник финансовых ресурсов французской армии. В то время артиллерия ещё очень слаба и малочисленна. Пробить прочные каменные стены ей было, как правило, не по силам. Однако если нападающие находили возвышенность, с которой можно наладить прицельный обстрел зданий и складов внутри крепости, гарнизону оставалось только сдаться. Впервые эту тактику Жиль де Рэ применил при осаде захваченной англичанами крепости Ле Люд. Спрятавшись за её мощными стенам и башнями, гарнизон был готов отбить любой штурм. Однако Жиль де Рэ так удачно расположил свои бомбарды и кулеврины, что атаковать стены не потребовалось. Несколько дней обстрела, и комендант крепости Блекберн согласился на капитуляцию. Британский гарнизон оказался в плену. Французских предателей, захваченных вместе с англичанами, повесили на ближайших деревьях.

После этой победы имя Жиля де Рэ прогремело на всю страну. Вскоре он отличился ещё дважды: при взятии Маликорна и Румфора, долгое время считавшихся неприступными. Не выдержав умелой бомбардировки, их гарнизоны сдались на милость победителя. Так впервые заявила о себе в этой войне французская артиллерия, которой суждено будет сыграть важную роль в заключительных сражениях конца 1440-х и начала 1450-х годов. А сейчас Жиль умело использует свои бомбарды и кулеврины для нанесения коротких выпадов в сторону врага. Ажуйские отряды под его командрованием отбивают важные крепости в Майене и Сарте.

Чередуя вязкую оборону с мощными контратаками, французской армии удалось сначала замедлить, а вскоре и остановить британское наступление на Анжу. К концу 1427 года здесь собрались лучшие силы дофина и самые способные военачальники. Именно во время анжуйской компании Жиль де Рэ близко познакомился с Ла Гиром, Потоном дю Сентрайлем и Амбруазом де Лоре. Очень скоро все они будут воевать под знаменами Жанны д'Арк. После компании в Анжу Жиль де Рэ стал среди этих храбрецов своим человеком. Привычка биться в первых рядах и недюжинный военный талант - отличный пропуск в ряды избранных полководцев. Кстати говоря, именно во время анжуйской компании Жиль де Рэ был посвящён в рыцари. Это стало одной из наград за блестящую победу при крепости Ле Люд.

Во второй половине 1427 года Бомануар получил место коменданта Сабле. Жиль де Рэ продолжил служить под его началом, теперь уже в качестве командующего городским ополчением. Это - награда дофина за верную службу. Награда, по тем временам, немалая и весьма почетная. Отныне Жиль де Рэ - уже не капитан отряда, набранного на собственные деньги. И не безвестный юнец, возглавивший анжуйские войска по протекции сановитого дедушки. Он - королевский полководец. Один из тех, чьё участие в сражениях хроники отмечают персонально.

Глава 7. Англичане и бургундцы блокируют Орлеан. Поражение французов в бое у Руврэ. Жанна д'Арк и Жиль де Рэ ведут армию к Орлеану. Взятие форта Сен-Лу, крепости Августинцев и Турели

К весне 1428 года английское наступление в Анжу захлебнулось. Попытка захватить монастырь Мон-Сент-Мишель, одну из главных святынь Франции, тоже закончилась безуспешно. Британская армия понесла под его стенами большие потери и вынуждена была отступить. Однако Джон Бедфорд не отчаивался. Как опытный политик и стратег он понимал: если где-то оборона противника уплотнилась, значит, в другом месте зияет дыра. Остаётся только её нащупать.

К новому наступлению британские войска готовились особенно тщательно. Под командованием лучшего из своих полководцев, графа Солсбери, Джон Бедфорд собрал мощные силы. С ними в поход собирались выступить войска герцога Бургундского. Объединённая армия должна была обойти с востока французскую группировку в Анжу и обрушить карающий меч на города по берегам Луары с основным направлением на Орлеан.

Это решение стало шоком не только для французов, но и для многих британских полководцев. Владелец замков и крепостей, Карл Орлеанский, попал в плен при Азенкуре, и с тех пор находился в Англии. Бедфорд и Солсбери нарушили главный закон рыцарской чести, запрещающий атаковать земли, владелец которых находится у них в плену и не имеет возможности защитить свое достояние. Солсбери это касалось в особенности: ведь перед отъездом во Францию он лично поклялся пленному герцогу, что не станет посягать на его владения.

Однако британские политики решили, что в войне на уничтожение нет места для рыцарской чести. Обветшалые условности должны быть отброшены и забыты. Понять Бедфорда можно: к лету 1428 года непомерные расходы на войну привели Англию на грань банкротства. Регент чувствовал, что борьба на континенте подошла к критической точке: победа или смерть - третьего не дано.

В августе британская армия отчаянно рванулась вперёд. С первых же дней стало ясно: направление удара англичане выбрали правильно. Крепости на Луаре сдавались одна за другой почти без сопротивления. Их практически некому было защищать. Вскоре пали Рошфор, Ножан-ле-Руа, Шартр, Менге, Божанси... К осени англо-бургундская армия взяла уже более 40 городов, крепостей и замков.

12 октября войска Солсбери вышли в окрестности Орлеана. Начались бои за укрепления вокруг города. В то время главная орлеанская крепость располагалась на северном берегу Луары, и была окружена мощной зубчатой стеной. Ещё одна цитадель с двумя массивными башнями стояла на островке посреди реки. Эти башни - Турель [26] - соединялись с городом каменным мостом. К внешним укреплениям на южном берегу из Турели можно было добраться по подъёмному мосту. На севере, западе и востоке от главной крепости располагалось несколько мощных фортов, прикрывающих дальние подступы к городу.

Солсбери, справедливо рассудив, что ключом к Орлеану является южный вход, бросил все силы на штурм Турели. К 23 октября, после нескольких неудачных попыток, его войска захватили не только предмостные, но и островные укрепления.

Теперь улицы и площади города оказались в зоне обстрела английских пушек, ведущих огонь с башен Турели. Маневрируя артиллерией, Солсбери последовательно сосредотачивал её против внешних фортов на подступах к городу, и вскоре все они были оставлены своими защитниками - один за другим. Заняв форты, англичане превратили их в опорные пункты, где расположили свои войска. Промежутки между укреплениями контролировали усиленные патрули. Таким образом, крупным французским отрядам и обозам без боя было уже не прорваться, но гонцы и небольшие конные группы ещё имели шанс проскочить.

Солсбери планировал со временем уплотнить кольцо укреплений вокруг города, но не успел. 3 ноября, когда он осматривал позиции противника, в стену рядом врезалось ядро, окатив английского командующего градом каменных осколков. Через несколько дней он умер от ран, так и не придя в сознание.

Руководство армией перешло к графу Суффолку. Тот решил сменить тактику. Зачем строить новые укрепления, если для блокады и обстрела города достаточно старых? Английские орудия вели непрерывный огонь, не прекращая его ни днём, ни ночью. Суффолк надеялся, что потери от обстрела вскоре принудят гарнизон к капитуляции. Недавняя компания в Анжу, где Жиль де Рэ успешно использовал этот приём, давала британскому полководцу надежду на достижение победы без больших усилий и потерь со стороны его армии. Как показали дальнейшие события, Суффолк заблуждался. Французские патриоты, сражавшиеся за родной город, за свои дома и семьи, оказались гораздо устойчивее к артиллерийским обстрелам, чем британские наёмники.

Между тем при дворе дофина царило уныние. Все понимали, что за Орлеаном сильных крепостей нет. В случае падения города Карлу останется только бежать из страны, оставив корону и Францию победоносному сопернику. В королевском совете мнения разделились. "Партия силового решения", в основном из молодых военных, в числе которых был Жиль де Рэ, настаивала на борьбе до победного конца. "Партия мира", куда входили старые советники, познавшие горечь многочисленных поражений, настаивала на срочных переговорах с Филиппом Добрым. Жорж де Ла Тремойль колебался. С одной стороны, он всеми силами старался перетянуть бургундского герцога на сторону дофина. С другой - прекрасно понимал, что шанс договориться появится только в случае победы под Орлеаном.

Карл тоже выжидал, понимая какой может быть цена ошибки... А обстановка тем временем продолжала ухудшаться. Дни шли за днями... Приближался Великий пост. Отправляя армию под Орлеан, Джон Бедфорд не ожидал, что она застрянет там надолго. Пришлось срочно снаряжать обоз с постной пищей: в основном это были бочки с копчёной сельдью. Заодно решили отправить боеприпасы для артиллерии и иное снаряжение, необходимое для длительной осады. Охранять обоз должны были: примерно тысяча британских лучников и около тысячи двухсот парижских ополченцев-копейщиков. Командовал продовольственным конвоем Джон Фастольф. Поскольку обоз снаряжали в Париже, французы узнали о его маршруте заранее и выслали отряд под командованием графа де Клермона, чтобы перехватить англичан в дороге. Утром 12 февраля 1429 года около деревни Руврэ противники встретились. Узнав о приближении французов, Фастольф приказал выстроить повозки в круг. Лучники заняли позиции на телегах, укрывшись за бочками с сельдью. Перед двумя оставленными проходами в землю вбили колья, чтобы перекрыть дорогу французской кавалерии. Копейщики заполнили проёмы между телегами.

Бой начали французские артиллеристы. Огонь из пушек и кулеврин оказался не слишком эффективным, поскольку противник мог укрыться за телегами. Но англичанам, в свою очередь, было нечем отвечать. Их стрелы до французов не долетали, а пушек в обозе не было. Оставалось только спрятаться за телегами и терпеть... Казалось, сражение станет первым случаем удачного использования полевой артиллерии. Однако вскоре обстрел прекратился, и французы двинулись в атаку. Дальше всё шло по обычному сценарию. Подпустив противника на расстояние прицельного выстрела, англичане обрушили на него град стрел. Французская кавалерия, напоровшись на колья, откатилась назад. Перестроившись, снова пошла на врага... Потом ещё раз, и ещё... Когда наступательный порыв противника иссяк, британцы сами сели на коней, укрытых до срока за телегами, и дружно атаковали врага... Разгром был полный. Дорога на юг освободилась.

Узнав о поражении при Руврэ, защитники Орлеана пришли в отчаяние. В начале марта в Париж отправилась их делегация во главе с Потоном де Сентрайлем. Её представители заявили о согласии капитулировать перед герцогом Бургундским, если он гарантирует сохранение жизни и имущества всем, кто находится за городскими стенами. Филипп Добрый, естественно, согласился. Однако уговорить Джона Бедфорда ему не удалось. Регенту нужны были деньги для продолжения компании, и деньги немалые! Англичане добыли победу в войне, а этот... В общем, Бедфорд Филиппу отказал. Отказал грубо и категорично. Тот вспылил... Союзники поссорились. Через несколько дней бугрундские войска оставили свои позиции под Орлеаном и ушли восвояси. Так гордыня и глупость сделали то, чего не удалось достичь дипломатии дофина.

Блокада ослабла, но для прорыва её изнутри у гарнизона не было сил. Требовалось организовать удар извне. При дворе дофина в Шиноне его советники лихорадочно пытались найти выход из положения. Для прорыва блокады нужны были деньги и армия. Армия, способная победить англичан. Создать её за несколько недель было нереально. Если верить хроникам, дофин впал в отчаяние. Он понимал, что спасти Францию может только чудо. Но в чудеса Карл давно не верил. Уже несколько месяцев его дворец осаждали толпы лжецов, шарлатанов и обычных сумасшедших. Каждый клялся, что его устами Господь объявит "верный" план спасения Франции.

Дофин был по горло сыт их бредовыми идеями... В ночь на 6 марта 1429 года Карл обратился к Богу с молитвой, прося лишь о том, чтобы ему было позволено - если уж никак нельзя победить - живым добраться до испанской границы. И словно в ответ на эту страстную мольбу, 7 марта в Шинон прибыла Жанна. Простая деревенская девушка из Дореми. Вечером она появилась во дворце: в дорожном мужском костюме, высокая, стройная, крепкая, с короткими тёмными волосами...

Однако оставим на время легенду. Будем опираться на факты... А факты таковы: ещё в своей родной Шампани, на встрече с Робером де Бодрикуром, комендантом крепости Вокулёр, Жанна заявила: святые пророчествуют ей, что вскоре Франция восстанет из пепла и объединится вокруг Карла VII. Бодрикур дал девушке коня и вооружённый эскорт, который доставил её ко двору дофина. К тому времени, как Жанна прибыла в Шинон, о невинной Деве, которая остановит англичан и возведёт дофина на трон, знали уже во всех уголках Франции.

Не будем спорить о том, посещали ли Жанну святые... На этот вопрос пусть отвечают священники. Для историка важна скорость распространения слухов! В стране хаос, разруха. В лесах - шайки разбойников, на дорогах - воинские отряды, мало чем от разбойников отличающиеся... В сравнительной безопасности только нищенствующие монахи. Брать у них нечего. Обижать боязно... Слуги Божьи! А Его гнева тогда страшились все.

Ситуация похожа на тщательно организованную интригу. Цель её проста и понятна - поднять моральный дух армии. Чтобы солдаты поверили: победа возможна... Более того, она попросту НЕИЗБЕЖНА! Ведь Бог - на их стороне!!! Не так уж важно: подсказывал Жанне решения святой Михаил, небесный покровитель французской монархии, или ей это только казалось. Главное: девушка свято верила в помощь небесных сил и умела заразить этой верой соратников.

Но кто был автором идеи? Кто управлял процессом из-за кулис? Чтобы понять это, необходимо ответить на три вопроса:

-- Кому выгодно?

-- Кто был способен это организовать?

-- Откуда взялись деньги на реализацию плана?

Начнём с финансовой базы. Государственная казна отпадает: на тот момент в ней не было ни гроша. Остаются деньги вассалов. Такую большую сумму могли дать Карлу два человека: Жиль де Рэ и Иоланда Арагонская. Дальше всё просто. Тому, кто финансирует проект, нужно контролировать расходы. Значит, вместе с Жанной к Орлеану двинется либо он сам, либо доверенный человек. На повестке дня - сложная военная операция. Значит, следить за её исполнением должен полководец.

Ставленник Иоландны Арагонской, Артур де Ришмон, удалён из Шинона полтора года назад. К своим обязанностям коннетабля он вернётся уже после коронации Карла в Реймсе. Рядом с Жанной в походе будет Жиль де Рэ. Что практически снимает вопрос о главном финансисте. Организовывал встречу Жанны с Карлом в Шиноне и дирижировал процессом из-за кулис, скорее всего, Жорж де Ла Тремойль. Плетение сложных интриг - как раз по его части. Основную выгоду от проекта должен был получить их общий сюзерен - дофин.

Сама встреча Девы с Карлом прошла идеально. Жанна узнала дофина, хотя он был в простом платье и ничем не выделялся на фоне придворных. Потом они отошли в сторону для разговора наедине. Карл вернулся к своим приверженцам воодушевлённый и обрадованный, но о содержании разговора никому не сказал. Молчала об этом и Жанна. Она не раскрыла тайну даже на допросе в Руане. Интересующемуся содержанием беседы епископу Кошону Дева посоветовала отправить гонцов к королю и спросить у него.

Потом последовали долгие проверки. Сначала медицинское освидетельствование, призванное подтвердить девственность. Это должно было убедить простой люд: Жанна действует с благословения Бога, а не по наущению дьявола. Ведь, согласно господствовавшим в то время народным поверьям, ни один бес не может подступиться к невинной девушке. Чтобы устранить сомнения образованных классов - купечества, дворянства и духовенства - была организована тщательная проверка религиозных взглядов Жанны. Авторитетная комиссия из ведущих богословов, после долгого разбирательства в Пуатье, подтвердила её верность католическим догматам и отсутствие ереси во взглядах.

А пока шли эти процедуры, для Жанны уже закупались породистые рысаки, на которых она двинется в поход. Лучшие королевские кузнецы ковали доспехи точно по фигуре Девы. Назначались командиры, которые пойдут с ней к Орлеану. Шёл набор в войска. Что лучше всяких слов показывает: организаторы не сомневались в исходе проверок. Решение - доверить Жанне армию - было принято сразу после первой встречи с Карлом, а возможно даже и до неё.

Здесь необходимо сделать небольшое отступление и поговорить о персонаже, который будет редко появляться на страницах книги. Фаворит и первый министра Карла, Жорж де Ла Тремойль, в отличие от остальных участников истории, предпочитал действовать чужими руками. Тихо и незаметно он двигал фигурки из-за кулис, практически не оставляя следов.

Тремойль - непревзойдённый мастер в деле притворства, двуличия и плетения многослойных интриг. Он был потрясающе себялюбив и беспринципен. Неоднократно переходил от бургуньонов к арманьякам и обратно, служил Филиппу Доброму, переметнулся от него к дофину Карлу, участвовал в его коронации, затем - в восстании против него... Тремойль, бесспорно, обладал талантом угадывать направления политического ветра. Без этого качества и недели не удержаться в кресле фаворита, чьё благополучие - а зачастую и сама жизнь - зависит от сиюминутного расположения сюзерена. Он продержался на этой должности пять лет! Самую горячую пору восстановления разрушенной смутами монархии.

Французские хроники неизменно представляют Тремойля трусом, клоуном, дураком... Вероятно, где-то с ними можно согласиться, а в чём-то усомниться. Но одно ясно точно. Дураком Тремойль не был! В 1416 году он женился на Жанне Булонской, вдове герцога Беррийского. Той самой, что спасла жизнь Карла VI на балу, затушив его горящую одежду своими юбками. Понятно, что такая умная женщина не могла выйти замуж за идиота. Их брак продержался четыре года и закончился крайне редким в те времена разводом. Нужно было обладать особым умом, политическим нюхом и целеустремлённостью, чтобы добиться такого исхода дела.

Однако всё это мелочи по сравнению с историей второго брака Тремойля. Здесь его талант интригана раскрылся во всём своём блеске. В 1427 году супругой Тремойля стала очаровательная Катрин де Л'Иль-Бушар, вдова Пьера де Жиака. Того самого, что был захвачен Артуром де Ришмоном, а затем - казнен по обвинению в сатанизме, ереси и прочих преступлениях. Ришмон из-за этого случая попал в опалу, а Тремойль получил "в наследство" жену покойного и его должность королевского фаворита... Стоит ли уточнять, что ещё до ареста первого супруга прелестная Катрин стала любовницей Тремойля. И что именно она помогла Ришмону застать врасплох Жиака.

Этот эпизод, как мощный рентген, высвечивает стиль работы Тремойля: риск и затраты - соратникам, максимальный куш - себе, и ситуация должны быть у него под контролем. Конечно, Дева молода, неопытна. Но власть кружит и не такие головы... Пророчица, чьими устами говорит Бог - опасная фигура! Сняв блокаду Орлеана, она легко может замахнуться на что-то посолиднее... Например, на государственную власть.

Нет, рядом с пылкой и неуправляемой Жанной должен находиться кто-то ещё... Человек умный и прагматичный, который не пропустит опасный момент и сможет, в случае необходимости, перехватить контроль над ситуацией. Храбрый воин и популярный полководец - такой, чтобы пользовался авторитетом в войсках. А ещё этот человек должен быть честным с союзниками, способным держать слово и не склонным к предательству. Чтобы первый министр дофина мог ему доверять.

8 апреля 1429 года, за несколько дней до выступления в поход, барон де Рэ подписывает и скрепляет личной печатью договор. В нём Жиль обязуется служить Жоржу де Ла Тремойлю всеми силами "...до самой смерти, невзирая ни на что, ни с какими не считаясь сеньорами или с кем бы то ни было другим, без исключения... в благословении и любви короля" [27]. Интересна заключительная оговорка: Жиль не должен помогать Тремойлю, если тот лишится "...благословения и любви" Карла [28].

Историки по-разному трактуют этот документ. Одни считают, что барону де Рэ предназначалась роль наушника и шпиона, обязанного докладывать о каждом шаге Девы. Другие пишут, что подобные договоры были типичным атрибутом времени. Их составляли десятками и практически никогда не исполняли. Матеи Казаку указывает, что аналогичные соглашения Тремойль в 1429 году подписал с герцогом Алансоном, графом Клермоном и графом де Фуа. Таким способом первый министр пытался сколотить при дворе собственную партию из преданных людей. В его положении - достаточно типичный шаг.

Мне кажется, ближе всех к истине мнение Жоржа Батая: "С этим письмом согласуется и возложенная на Жиля миссия: именно он поведёт войска, доверенные Жанне д'Арк королём. Не он один, но прежде всего отвечает за это именно Рэ - соратник фактического премьер-министра. Латремую [29] нужно держать ситуацию под контролем и следить за ходом событий. Но главное, ему нужно соблюсти собственный интерес. Никто больше не должен встать между фаворитом и королём. Никто не должен извлечь из этих событий выгоду и обрести дополнительный вес, опасный для авторитета Латремуя" [30].

Пунктом сбора армии назначен город Блуа. Жанна прибывает туда с отрядом Рауля де Гокура. Чуть позже к ней присоединяется со своими войсками Жиль де Рэ, подходят воины герцога Алансона и Амбруаза де Лоре. С армией пойдёт огромный обоз. На тяжёлые телеги грузят продовольствие и воинские припасы для Орлеана. Первая задача, которая стоит перед Жанной - доставить всё это в город без потерь.

18 апреля сборы заканчиваются, и французские войска отправляются в путь. Дева открывает марш пением "Veni Creator". Пока что Жанна - лишь знамя и символ. Решения принимают другие. По поводу маршрута мнения на военном совете расходятся. Дева предлагает двигаться по правому берегу: от Блуа к Орлеану напрямую. Однако побеждает точка зрения Жиля де Рэ: перебраться по мосту через реку и идти левым берегом - через Солонь и владения Тремойлей. Эта дорога длиннее, но безопаснее. Во-первых, на подходе к Орлеану обоз будет отделён от английской армии рекой Луарой. Во-вторых, велика вероятность, что так британцы не станут посылать войска на перехват. Ведь брат Тремойля, Жан де Жовель - мэрт д'отель герцога Бургундского и его ближайший советник. А с Филиппом Добрым у англичан с недавних пор отношения не очень... Обострять их ещё сильнее Суффолк поостережётся. Конечно, потом придётся организовывать переправу обоза через реку. Но в данной ситуации это - меньшее из зол.

Расчёт Жиля оправдал себя. Обоз прибыл на место в целости и сохранности. Припасы быстро переправили на суда. Попутного ветра долго ждать не пришлось. Он подул сразу, как только закончилась погрузка. Вся армия посчитала это Знамением Божьим... Авторитет и влияние Жанны возросли. Теперь Деве предстояло решить вторую задачу: снять осаду Орлеана.

С левого берега к городу не подступиться. Армия возвращается в Блуа. Мнение Жанны не изменилось: надо двигаться по кратчайшему пути. На этот раз Жиль с ней согласен. Во-первых, англичане их наступления не ждут - ведь в Орлеан уже доставлено всё, что необходимо для долгой обороны. Во-вторых, избавившись от обоза, войска приобрели нужную подвижность. Велика вероятность, что британские командиры просто не успеют собрать группировку, способную остановить французов. Ведь силы противника рассредоточены по крепостям и фортам вокруг Орлеана. Чтобы собрать их в один кулак, нужно время - и немалое.

Идти прямо на врага, до того побеждавшего во всех крупных сражениях - чистейшей воды безумие! Но Жиль чувствует - это может сработать! Армия подходит к городу правым берегом с западной стороны. Именно здесь у англичан самые мощные укрепления. Войска идут между британскими фортами в боевом порядке, готовые отбить фланговые атаки... Но их не пытаются остановить. Армия входит в Орлеан без единого выстрела, не потеряв ни одного солдата. Ещё одно чудо!

Но Жанне этого мало. Не тратя времени на отдых, 4 мая французские войска атакуют форт Сен-Лу, расположенный к востоку от города. Жанна бьётся в первых рядах. Жиль рядом с ней. Оба понимают: в этом бою лидеры армии должны показать простым воинам, что готовы рисковать не только чужими, но и собственными жизнями. Яростный штурм приносит успех. Форт взят, разрушен и сожжён дотла. Погибло 140 англичан, ещё 40 захвачено в плен. В кольце блокады пробита первая брешь.

Ещё из Блуа Жанна отправляла к Бедфорду и Суффолку герольдов с письмами, где убеждала их вернуть ключи от всех французских городов, а самим отправляться в Англию, поскольку "по Божьей воле" они всё равно будут вынуждены покинуть французскую землю. После взятия Сен-Лу она повторила попытку. На этот раз письмо было прикреплено к стреле, выпущенной с разрушенного моста в сторону Турели. Британские командиры ответили хохотом и оскорблениями... В красочных, сочных, хотя и не совсем приличных выражениях они объяснили французским коллегам, что именно следует делать со "шлюхой арманьяков", и пообещали продемонстрировать это при случае.

Вряд ли Жанна надеялась на другой ответ. Перед ней стояла иная задача. Городские ополченцы и солдаты прорвавшейся в Орлеан армии должны были ещё раз убедиться: Дева бережёт жизни соратников и старается, насколько возможно, решить дело миром.

6 мая французская армия атакует крепость Августинцев. Ожесточённое сражение продолжается весь день без перерыва. К вечеру измотанные солдаты покидают поле боя. Жанна со своим знаменем остаётся под стенами одна. Вся армия должна видеть: Дева умрёт, но не отступит! Англичане могут её убить... Но куда приятнее - сначала унизить! Со стен слышится глумливый хохот, летят скабрёзные солдатские шуточки. Минута, ещё одна... От обиды и отчаяния слёзы подступают к глазам девушки. Но вдруг в утоптанную сапогами землю втыкается древко второго штандарта... Жиль де Рэ спешился и готов продолжать битву! В едином порыве французы бросаются на приступ. Через несколько минут они уже на стенах. Крепость захвачена, гарнизон уничтожен.

Военный совет предлагает дать войскам отдых. Но Дева непреклонна. Ключ к Орлеану - непреступная Турель, её нужно взять - во что бы то ни стало. Жиль поддерживает Жанну. Утром 7 мая французская армия опять идёт в атаку. Жиль и Жанна бьются в первых рядах... И снова он спасает её от смерти. К вечеру Турель взята. Это сражение переломило ход войны. И именно после него Жиля стали называть "первым рыцарем Франции". Теперь они всегда вместе - Дева и Рыцарь. На военных советах Жиль неизменно поддерживает Жанну, в чьих талантах стратега он успел убедиться... А всякий раз, когда судьба боя повисает на волоске, она зовёт на помощь Жиля, своего лучшего тактика и непревзойдённого мастера меча.

Глава 8. Отступление британцев от Орлеана. Битва при Патэ. Коронация Карла VII. Неудача у Парижа. Пути соратников расходятся. Плен и смерть Жанны. Триумф Жиля в битве при Ланьи

Утром 8 мая Суффолк сжигает оставшиеся форты и выстраивает армию в поле у Орлеана. За ночь его войска прекрасно оборудовали и хорошо укрепили позицию. Действия англичан понятны. До сих пор все генеральные сражения заканчивались их победой. Французская кавалерия не могла пробить строй пеших латников, и непревзойдённые английские лучники расстреливали рыцарей, как мишени в тире. В битвах при Креси, Пуатье, Азенкуре, в десятках более мелких сражений, рисунок боя оставался неизменным. Отчаянные попытки арбалетчиков и рыцарей вскрыть оборону британского "ежа", усеянное их трупами поле и атака английской конницы, закрепляющая разгром...

Успехи вскружили французам головы. Соратники Жанны рвутся в бой. Но Дева против... "Англичане уйдут, - говорит она. - Мы уже победили! Возблагодарим за это Господа!" Поспорив немного, командиры соглашаются. Они помнят, что рыцарей, уклонившихся от боя, ждёт бесчестие. Но решение принимала Жанна, а поддержал его Жиль. Значит, в случае чего - под угрозой только его честь...

Вечером Суффолк уводит армию на север. Французы его не преследуют. По предложению Жанны в разорённом британском лагере на походном алтаре священники служат благодарственную мессу, а затем организуют крёстный ход вокруг городских стен. Весь город ликует... Грозный, непобедимый враг отступил без боя. Ещё одно чудо!

Дав войскам месяц отдыха, Жанна снова ведёт их в наступление. Британцы атаки не ждут. Их силы рассредоточены по гарнизонам городов - Жарго, Менга и Божанси. Французы снова бьют врага по частям. 12 июня они штурмом берут Жарго, 15 числа захватывают Менге, а через два дня капитулирует Божанси.

Происходит это исключительно вовремя, поскольку к месту боёв уже спешит свежая английская армия под командованием Толбота и Фастольфа. 18 июня, узнав о потере Божанси, британские командиры разворачивают войска. Французы преследуют противника. Англичане не догадываются, что враг буквально в двух шагах от них. Солдаты Толбота настолько беспечны, что при виде оленя начинают улюлюкать, как на охоте. Жанна понимает: противник не готов к бою и не ждёт нападения. У деревни Патэ лавина французской конницы обрушивается на маршевые колонны англичан. Жанна и Жиль - в первых рядах атакующих. Британские лучники не успевают изготовиться к стрельбе. Они разбиты и рассеяны. Следом разгромлены копейщики. Понимая, что ситуацию не спасти, Фастольф уводит кавалерию с поля боя. Толбот попадает в плен. Французы ликуют - это первый разгром англичан за 92 года войны.

Дева совершила ещё одно чудо! Теперь уже никто не сомневается, что она приведёт армию в Реймс и коронует там дофина. В считанные дни от англичан очищен весь бассейн Луары. Большинство городов добровольно открыли ворота перед Жанной. В некоторых случаях пришлось пригрозить осадой, пару раз армия демонстративно начинала готовиться к штурму... Но идти на приступ не понадобилось и там. Английские отряды капитулировали. Меньше, чем через месяц французская армия прибыла в Реймс. Горожане встретили её ликующими криками. От британского гарнизона они к тому времени избавились сами.

Чтобы совершить обряд помазания, нужно было привезти в реймсский собор "стеклянницу" - сосуд со священным миром, хранящийся в аббатстве Сен-Реми. Согласно древней легенде, его доставил с неба ангел в облике голубя. Это миро использовали ещё на коронации Хлодвига, первого французского монарха, принявшего христианскую веру. Первоначально реликвия представляла собой небольшую бутылочку из белого стекла. В XII веке для неё была сделана оправа в форме золотой голубки с коралловыми клювом и лапами. Стеклянница помещалась в выемке на птичьем брюшке. Голубка в свою очередь хранилась внутри второй оправы из позолоченного серебра, украшенного россыпью драгоценных камней.

Окрестности Реймса в тот момент ещё не были очищены от англичан. Существовала опасность, что враги попытаются устроить засаду и захватить стеклянницу. В аббатство из города выехал конный отряд, который возглавляли четверо военачальников дофина: маршал де Буссак, адмирал де Кюлан, глава королевских арбалетчиков де Гравилль и... молодой рыцарь Жиль де Рэ. Обратно они вернулись, сопровождая аббата Жана Канара - хранителя священной реликвии.

У кафедрального собора процессию встречал архиепископ Реймсский Реньо де Шартр, которому предстояло совершить обряд. Во время коронации рядом с Карлом стояла Жанна. По воспоминаниям современников, Дева плакала от счастья. После окончания церемонии король, в соответствии с традицией, посвятил нескольких человек в рыцари, подписал приказы о превращении в графства бывших баронств Лаваль и Сюлли, а также присвоил Жилю де Рэ звание маршала Франции. Кроме этого, в знак особой монаршей милости, Карл разрешил ему и Жанне поместить на своих гербах золотые лилии на лазурном фоне - символ принадлежности к королевскому дому.

Лаваль - наследственное владение, доставшееся Жилю от отца. И это значит, что в день коронации барон де Рэ получил сразу три высших награды! Жанна - одну. Заслуги Рыцаря перед Францией Карл VII оценил выше, чем деяния Девы... Но почему? Рассмотрим ситуацию повнимательнее.

Во-первых, при королевском дворе идёт постоянная борьба группировок. Жоржу де Ла Тремойлю и его ставленникам противостоят приверженцы Иоланды Арагонской. Жанна для всех - "тёмная лошадка". Непонятная, а значит опасная. Жиль - наоборот. Жорж де Ла Тремойль считает его своим ставленником. Но и для Иоланды Арагонской барон де Рэ - пока ещё не чужой человек. Он - внук её наместника в Анжу, Жана де Краона. Так что подчеркнуть военные заслуги Жиля в противовес Жанне было выгодно в тот момент для обеих придворных партий.

Во-вторых, не стоит забывать и о самих заслугах. Конечно, выстраивать верную стратегию у Жиля де Рэ самостоятельно не получалось. От Орлеана и до Реймса этим занималась Жанна д'Арк. Но все задачи, требующие тактического мастерства, барон решал на "отлично". Во время анжуйской компании его "коньком" стала не только артиллерия, но и войсковая разведка. С учётом того, как неуклюжи были в те времена пушки и бомбарды, сколько времени требовалось на их перемещение - хорошо объяснимое сочетание...

В сражениях орлеанского периода тоже прослеживается интересная закономерность: каждый следующий бой французская армия ведёт против более сильной вражеской группировки, чем раньше. И всякий раз это делается так, чтобы соседние отряды англичан не успели прийти на выручку. Случайность? Вряд ли... Особенно если учитывать, как старательно в хрониках и исторических трудах подчёркиваются высокие затраты Жиля де Рэ на "многочисленных шпионов".

Присмотримся к весенне-летней компании в целом: бои под Орлеаном идут чуть больше недели. Что дальше? Месяц затишья. Зачем? Нужно дать англичанам успокоиться. Они должны поверить: противник в наступление не пойдёт. Но стоит только Суффолку рассредоточить войска и расслабиться... И тут же следует молниеносный рывок на север! Гениальное решение... Что характерно, маршрут движения выверен буквально по часам! Последний из гарнизонов Суффолка - Божанси - капитулирует 17 июня, а уже на следующий день Жанна и Жиль громят войска Толбота и Фастольфа в битве при Патэ.

Оба удара по британским армиям - стремительны и внезапны. Гарнизоны Суффолка атаки уже не ждут, а войска Толбота и Фастольфа - ещё не ждут. Результат - полнейший разгром обеих вражеских армий! В стратегическом плане - отлично задумано. В тактическом - гениально исполнено. Заслуга Жиля де Рэ в обоих сражениях несомненна. А значение побед - бесценно. После коронации в Реймсе Карл для всей Франции уже не "буржский король", а помазанник Божий!

Бедфорду остаётся только кусать локти. После казни Жанны д'Арк он постарается переиграть историю, короновав юного Генриха в главном соборе Парижа. Однако это событие не произведёт впечатления на французов. Из пэров на церемонию явятся считанные единицы. Не приедет даже "верный союзник" англичан - герцог Бургундский. Впрочем, это случится ещё не скоро - 16 декабря 1431 года.

А пока войска Карла VII выбирают направление для нового удара. Жанна считает, что армии следует двигаться к столице. Король должен торжественно въехать в Париж, как того требует обычай: под музыку и радостные крики народа. В городе царят растерянность и страх. Англичан и бургундцев здесь не любят, но терпят, считая меньшим из зол. Сторонники Карла всё ещё ассоциируются с Бернаром д'Арманьяком и бесчинствами разнузданной солдатни. Париж спешно готовится к обороне.

Между тем, в окружении Карла VII активизировалась "партия мира". Старые советники требуют остановить наступление на Париж, чтобы договориться с Филиппом Добрым. После неудачи англичан под Орлеаном герцог Бедфорд "восстановил справедливость" и разделил регентские обязанности. За собой он оставил управление Англией, британскими владениями на континенте и Нормандией. Остальная территория страны до совершеннолетия Генриха VI поручалась заботам герцога Бургундского, отныне именуемого регентом Франции.

За мирные предложения выступал и Жорж де Ла Тремойль. Его беспокоило усиление Девы. В случае взятия Парижа оно могло стать угрожающим. Иоланду Арагонскую тоже тревожили успехи Жанны. Тёща требует от Карла, чтобы французскую армию возглавил Артур де Ришмон. Это его законное право коннетабля. Дальнейшее наступление против англичан Иоланда Арагонская предлагает вести в Нормандии. Территорию, контролируемую герцогом Бургундским лучше пока оставить в покое. Ведь с ним есть шанс договориться...

Тремойль соглашается с этими доводами. Мир и союз с Филиппом Добрым - его заветная мечта. Кроме того, королевский фаворит боится потерять влияние на Жиля де Рэ. Ведь кузен - его "денежный мешок", из которого ещё черпать и черпать...

На первый взгляд переговоры с бургундцами прошли успешно. Филипп Добрый пообещал Карлу VII сдать Париж через 15 дней. Отсрочка была использована для укрепления стен, подхода подкреплений и доставки боеприпасов. После чего герцог, словно в насмешку, предложил Карлу VII взять Париж самому, уточнив, что будет оборонять город.

Удачливый интриган уверен - пока армия в Нормандии, Дева будет тише воды, ниже травы. Он заблуждается... Не медля ни минуты Жанна и Жиль идут к стенам столицы. С ними движутся отряды герцога Алансонского и Рауля де Гокура. 8 сентября французы захватывают форт, прикрывающий ворота Сент-Оноре. Штурм назначен на следующий день. Жители Парижа уверены, что город не устоит... Но курьер привозит приказ короля: отступить в Сен-Дени.

Это - инициатива Тремойля. Его резоны ясны как день, но ведь и Карл VII - не пешка. Чтобы его убедить, нужны весомые доводы! Скорее всего, главную роль сыграл текст ультиматума, в котором Жанна обещала повесить парижан, как предателей, а сам город - срыть. Карл VII хотел стать королём ВСЕХ французов. А значит, истреблять следует только оккупантов - англичан. Их местных сторонников лучше перетянуть на свою сторону. Как политик, Карл VII, бесспорно, прав! Но ведь и Жанну можно понять... Она - простая селянка. А крестьянам всё равно, на каком языке говорят враги, если они одинаково грабят и убивают.

Солдаты согласны с Девой. Никому не хочется отступать. Однако французская армия уже не та, что при Пуатье и Азенкуре. Анархия и вольница остались в прошлом. Приказам короля здесь повинуются без обсуждений... В Сен-Дени дороги Жиля и Жанны разойдутся. Дева вместе с королём отправится ко двору. Рыцарь со своим отрядом вернётся в крепость Сабле, куда назначен комендантом.

Охлаждение Карла VII к Жанне д'Арк Тремойль использует по максимуму. Чтобы оторвать Рыцаря от Девы, его продолжают осыпать милостями. Наградное оружие, орден золотой лилии, место в королевском совете, должность камергера... Указы об этом Карл VII подписывает в Сюлли-сюр-Луар, резиденции своего фаворита. Жиль должен знать, кто хлопочет о нём при дворе... Ну, а дальше происходит то, на чём всегда ловят благородных рыцарей. Вражда Жоржа де Ла Тремойля и Иоланды Арагонской перерастает в феодальную войну. Жиль де Рэ ввязывается в бои в Анжу, чтобы помочь кузену...

Рыцарь уверен, что в королевском дворце с Девой ничего не случится. Но Жанна не привыкла к праздности. Раз за разом она досаждает Карлу VII просьбами - продолжить военные действия. Жорж де Ла Тремойль советует отправить её на север, где идут бои с отрядами бургундцев. 23 мая 1430 года, во время вылазки из осажденного Компьеня, Дева попадает в плен к Жану Люксембургскому, одному из вассалов Филиппа Доброго.

Среди историков принято порицать Карла VII, который оставил Деву в плену и не пытался её выкупить. Немногие понимают, что усилия эти были заранее обречены на провал. Все уверения Жана Люксембургского и Филиппа Доброго, что Жанну можно вернуть за деньги, служили только одной цели - выторговать у англичан сумму посолиднее...

Карлу VII не хотелось, чтобы Жанну осудили как ведьму. Это грозило дискредитировать недавнюю коронацию. Предлагал ли он бургундцам выкуп за пленницу? Сохранилась информация, что в тот период к Филиппу Доброму ездило тайное посольство от короля. Однако никаких документов о его работе не сохранилось. Зато хорошо известно, что всё это время Жанну настойчиво пытаются получить англичане.

С их стороны посредником выступает Пьер Кошон. Британцы хотят, чтобы Деву осудили по законам церковного и светского права... Причём, им важно сделать это руками самих французов. Епископ Кошон в качестве исполнителя подходит как нельзя лучше. Официально он - на бургундской службе. Карьерой обязан Жанну Бесстрашному. После процесса над Жанной пути Кошона и бургундцев разойдутся. Однако пока вся Франция воспринимает его как верного клеврета Филиппа Доброго.

Раз за разом Кошон отправляет письма сюзерену, требуя выдать пленницу для суда. Выкуп постепенно возрастает с 6 до 10 тысяч ливров, но ответа по-прежнему нет. Профессора парижского университета обвиняют Кошона в затяжке следствия... Затем следует их жалоба королю Генриху VI и прямой приказ монарха герцогу Бургундскому - выдать пленницу для суда. Всё. Игра в переговоры закончена... Филипп Добрый "уступает давлению британцев". Жанну перевозят в Руан.

Университетское начальство посылает Бедфорду письма с просьбами устроить суд над Девой в Париже, который она недавно пыталась штурмовать. Английский регент не соглашается. Во-первых, он не уверен в лояльности столичной толпы... И у Бедфорда есть к тому основания. Меньше года назад в городе был раскрыт заговор сторонников Карла VII. Где гарантии, что тогда разоблачили всех? Во-вторых, Париж формально находится под управлением регента Франции Филиппа Доброго... А в его лояльности Бедфорд давно уже не уверен. В-третьих, недалеко от Парижа находятся города и крепости, занятые французскими войсками. Если Карл VII решит отбить Жанну силой, организовать наступление на столицу его полководцам будет несложно.

Руан удобнее во всех отношениях. Это крупный город и мощная крепость. Недавнее наступление войск Артура де Ришмона показало, что Нормандия не жаждет вернуться под власть французов. Бедфорд управляет герцогством напрямую - как регент Англии. В Руане всё под британским контролем: армия, административный аппарат, судебная система.

Процесс над Жанной проходит не просто. После нескольких публичных заседаний Кошон вынужден отказаться от открытого дознания и перейти к тайному. Теперь допросы ведутся в камере пленницы. Присутствуют на них только "избранные" свидетели. Процедура противоречит местным обычаям, но иначе нельзя. Ведь на открытых слушаниях один из заседателей - Изембар де Ла Пьер - высказался в пользу Девы. Другой - Николя Фонтен - вышел из состава суда, назвав его "неправедным".

Через несколько дней происходит новый скандал. Жанна серьёзно заболела. Англичане, которых "естественная" смерть пленницы никак не устраивала, не на шутку всполошились. Герцогиня Бедфордская прислала к Жанне своего врача. Присутствовавший на встрече мэтр де Ла Шамбр позднее утверждал: в своей болезни Жанна обвинила Кошона. Она почувствовала недомогание, когда съела кусок присланного им карпа. Было ли это покушением? Возможно. Смерть Жанны в тюремной камере нарушала планы британцев, но вполне устраивала Филиппа Доброго. И не только его...

А между тем друзья не оставили Деву в беде. Ещё до прибытия Жанны в Нормандию отряд Ла Гира внезапным ударом захватил город Лувье, что в 7 лье от Руана. 26 декабря 1430 года сюда пришли главные силы во главе с Жилем де Рэ. К этому времени его поисковые отряды уже рыскают вокруг Руана, разоряя окрестности. Они захватывают замок Шато-Гайяр и освобождают находящихся там французских пленных. Парижский университет буквально вне себя от беспокойства. Ученые мужи заклинают Бедфорда: во что бы то ни стало воспрепятствовать освобождению Жанны - "будь то за выкуп или при помощи военной силы".

13 апреля английские войска под командованием лорда Уиллоуби идут на штурм Лувье и терпят поражение. Друзья Жанны удерживают крепость до 28 октября 1431 года, однако спасти Деву выше человеческих сил. Лобовая атака на Руан ничего не даст. При любой опасности англичане могут казнить пленницу без суда. Остается присматривать за стенами города, надеяться на оплошность охраны и быть готовыми использовать малейший шанс.

24 мая Кошону удалось запутать Жанну и обманом заставить её подписать "отречение от своих заблуждений". Приняв во внимание "чистосердечное раскаяние" суд приговаривает Деву к бессрочному тюремному заключению на хлебе и воде. Друзья Жанны вздыхают с облегчением: у них есть время, чтобы осуществить задуманное. Англичан, недовольных мягким приговором, Кошон заверяет: "Не беспокойтесь, мы её поймаем". Четыре дня спустя явившиеся в камеру судьи видят Жанну в мужском платье, которое она обещала не носить.

Дева объяснила им: "Господь через посредство Святой Екатерины и Святой Маргариты сказал, что к великому его сокрушению я поддалась искусному обману, в результате какового сдалась и во всем уступила с тем, чтобы спасти свою жизнь. Он же сказал, что, спасая свою жизнь, я обрекаю себя на вечное проклятие".

Теперь, как вернувшуюся к прежним заблуждениям еретичку, её приговорили к сожжению на костре. Казнь состоялась 30 мая 1431 года на площади Старого рынка в Руане. В своей смерти Жанна обвинила епископа Кошона, пообещав, что обязательно призовёт его с небес на суд Божий. Когда костёр догорел, пепел Орлеанской Девы развеяли над Сеной.

Жиль покинул Лувье в начале лета. Как многие друзья погибшей, он чувствовал смятение и горечь в душе. 7 июня английский король разослал по городам письма, где объявлял, что в Руане казнена "идолопоклонница и колдунья". Святые, что являлись ей в видениях, на поверку оказались демонами. Однако, несмотря на все усилия оккупантов, им никого не удалось убедить в этой версии. Память людей навсегда сохранила образ Орлеанской Девы - самоотверженной патриотки, сожженной англичанами в Руане.

Война, между тем, продолжалась. Постепенно укрепляя королевскую армию, Карл VII не забывает и о воинских контингентах своих вассалов. Использование этих феодальных дружин в борьбе против английских войск и их союзников позволяет королю занять позицию "над схваткой". В этом случае любой успех воспринимается как победа Франции, а поражение становится неудачей конкретного графа или герцога. Верховная же власть, оставаясь за кулисами событий, выигрывает при любом исходе борьбы: победы усиливают королевство и ослабляют его врагов, а поражение делает проигравшего битву вассала более управляемым.

В 1430 году второй сын Иоланды Арагонской, Рене, получивший незадолго до этого по наследству герцогство Бар, венчается с единственной дочерью Карла Лотарингского. Этот брак вызывает резкое неприятие со стороны Филиппа Доброго. Мало того, что молодой анжуец фактически объединил в своих руках два крупных феода, в совокупности своей не уступающих по силе Бургундии... Теперь его владения - точнее, владения его супруги - врезаются клином между Филиппом Добрым и его главным союзником - Жаном Люксембургским.

Вскоре конфликт переходит в военную плоскость и 2 июля 1431 года войска соперников сходятся в сражении у Бюльньевиля. Бургундская армия побеждает. Герцог Рене Лотарингский попадает в плен. Об участии Жиля де Рэ в этой битве ничего не известно. Но вряд ли он сражался на стороне анжуйцев, ведь Иоланда Арагонская - враг Тремойля, а у Жиля с королевским фаворитом договор... Зато документально зафиксировано участие маршала де Рэ в боевых действиях за виконство Бомон, где несколько важных крепостей оставались под контролем англичан. В конце июля 1431 года войска под командованием герцога Алансонского блокируют в городе Сен-Сюзанн отряд Фастольфа. В осаде участвуют войска герцога Бурбонского, графа Вандомского, Жиля де Рэ и его кузена Андре да Лаваль-Лоеака. В результате 4 сентября крепость была сожжена дотла, но Фастольфу удалось выйти из окружения.

Не исключено, что ускользнуть ему помог кто-то из бретонцев... Во всяком случае, герцог Алансонский решил именно так. Вскоре его войска вторглись на территорию Бретани и захватили в плен Жана де Мальструа, совмещающего должности епископа Нанта и канцлера герцогства. Судя по всему, Алансонским двигала не только жажда мести, но и денежный интерес. Прижимистому Жану V стоило вежливо напомнить, что в своё время он "позабыл" о приданом для дочери. И теперь её сын, Жан Алансонский, желает получить от дедушки старый "семейный" долг - в качестве выкупа за пленника. Сначала нантского епископа под конвоем доставили в Ла-Флеш, затем перевезли в Пуансе.

Не исключено, что в плену Жану де Мальструа довелось хотя бы однажды встретиться с земляком, Жилем де Рэ. Но если и так, вряд ли их разговор мог понравиться епископу. Французские патриоты считали Мальструа главным виновником поражения при Сен-Жак-де-Бёвроне, и у Жиля не было оснований щадить самолюбие предателя.

Вторжение Алансонского в Бретань было - по крайней мере, формально - его частной инициативой. И потому оно не мешало переговорам о браке сына Жана V, Франсуа, с младшей дочерью Иоланды Арагонской, в которых участвовал французский двор. Боевые действия - в роли кнута -дополнялись обещанием щедрого приданого - призванного служить пряником... В результате "марьяжные" переговоры в замке Шантосе, ведущиеся при деятельном участии Жана де Краона, довольно быстро подошли к взаимовыгодному финалу.

А в это времени армия, значительную часть которой составляли отряды Жиля де Рэ, продолжала завоевание Бретани. К началу декабря был захвачен Шатобриан, однако на этом успехи Алансонского закончились. Английские войска под руководством Фастольфа подкрались к городу и неожиданным ударом выбили из него французов. Ловкий британец решил этим сразу две задачи: захватил важный опорный пункт и дал понять Жану V, что ему есть на кого опереться в борьбе с Алансонск<им.

Получив подкрепления от англичан и присоединив к своей армии отряды Артура де Ришмона - когда речь заходила о безопасности родного герцогства, коннетабль всегда вспоминал что он бретонец - Жан V перешёл в наступление. 4 января 1432 года его войска осадили отряд Алансонского в крепости Пуансе. Штурмовать твердыню бретонцы не стали. Между сторонами начались переговоры. К концу марта все проблемы удалось решить миром. Запрошенное Алансонским приданое было выплачено целиком. Жан де Мальструа обрёл долгожданную свободу. Часть полученных денег Алансонский отдал нантскому капитулу в качестве штрафа "за бесчестье епископа". После чего войска противников разошлись в разные стороны.

В мае 1432 года обострилось противостояние в центре Франции. Бургундские отряды под командованием Жана де Вилье осадили город Ланьи, находящийся в 25 км восточнее Парижа. Вскоре к крепости подошла английская армия под командованием регента Бедфорда. Британцы привезли с собой мощную артиллерию, но к бомбардировке приступить не успели. На помощь осажденным прибыли французские войска под руководством Жиля де Рэ, Жана де Дюнуа и Потона де Сентрайля. 10 августа армии встретились в поле у города. Долгое время бой шёл с переменным успехом. В решающий момент Жиль лично повёл своих людей в атаку. И она принесла французам победу. Войска Бедфорда поспешно отступили от Ланьи, бросив всю артиллерию и обоз.

И опять почёт, награды... И снова Жиля называют "первым рыцарем Франции". Но маршала тошнит от славословия. Он ссорится с королём и уезжает в свои владения.

Глава 9. Смерть Жана де Краона. Жорж де Ла Тремойль теряет влияние при дворе. Филипп Добрый переходит на сторону Карла VII. Опала Жиля де Рэ и интрига Жанны д'Армуаз

После поражения под Бюльньевилем, где её сын Рене Лотарингский попал в плен к бургундцам, Иоланда Арагонская пошла на дальнейшее сближение с Карлом VII. К февралю 1432 года все сановники-анжуйцы вернулись в королевский совет. 20 августа состоялась свадьба Франсуа Бретонского и Иоланды Анжуйской, что ещё сильнее сблизило Анжу и Бретань с центральным правительством Франции.

Помимо прочего, эти политические перемены способствовали оживлению торговли по Луаре, которая в прежние годы приносила владельцу Шантосе, Жану де Краону, до 8 тысяч ливров годового дохода. Так что теперь, в последние месяцы своей бурной жизни, старый дипломат мог быть доволен. Судьба давно уже не баловала Жана де Краона. Его единственный сын Амори остался лежать на поле Азенкура. Любимая дочь Мария, мать обоих внуков, умерла при родах ещё совсем молодой.

За долгую череду десятилетий Жан де Краон успел послужить трем французским королям, трем герцогам Анжуйским, двум герцогам Бретонским - ни с кем из них ни разу не поссорившись. И вот сейчас, предчувствуя скорую смерть, опытный дипломат отдавал последние распоряжения... Старик завещал похоронить себя в Анжере, столице герцогства Анжу, в фамильной часовне Краонов при францисканской церкви. Как полагалось по обычаю, он оставил крупную сумму - полторы тысячи экю - на 10 тысяч служб за упокой своей души.

Одежду, доспехи и личное имущество Жан де Краон разделил между двумя внуками - Жилем де Рэ и Рене де Ла Сюзом - и пасынком, Жаном де Монжаном. Чтобы среди наследников не возникло разногласий, старик ещё раз оговорил в тексте все соглашения, достигнутые ранее со второй супругой, Анной де Силье. Душеприказчиками он назначил жену и старшего внука, Жиля де Рэ. Покончив таким образом со всеми земными делами, Жан де Краон тихо скончался 15 ноября 1432 года.

Для Жиля де Рэ смерть деда стала серьёзным ударом. Из жизни ушел единственный человек, который умел выстраивать стратегию действий семьи в той сложной и неоднозначной ситуации. Сменивший его внук оказался в ссоре с двумя сюзеренами из трёх. Жан V был серьёзно обижен на Жиля за его участие в военной компании Алансонского. Для анжуйского семейства барон де Рэ был союзником их злейшего врага - Жоржа де Ла Тремойля. От гнева герцогских домов Жиля до времени защищало лишь дипломатическое мастерство деда да благоволение короля. Но Жан де Краон умер, а на Карла VII в долгосрочной перспективе рассчитывать не стоило. Слишком уж часто он бросал на произвол судьбы тех, кому был обязан короной и жизнью.

Пьер де Жиак - фаворит и друг, за которого Карл в критический момент даже не подумал вступиться. Ни во время ареста, ни позже - на суде... Таннеги дю Шатель - человек, с риском для жизни вывезший дофина из восставшего Парижа... Через несколько лет он был удалён от королевского двора, как участник убийства Жана Бесстрашного. Этим Карл пытался задобрить сына и наследника Жана - Филиппа Доброго, для чего без сожаления пожертвовал преданным человеком.

Справедливости ради нужно заметить, что на пути к заветной цели - восстановлению королевской власти в её прежнем объёме - Карл жертвовал не только чужими судьбами, но и собственным самолюбием. За те годы, что прошли после убийства Жана Бесстрашного на мосту Монтеро, Карл ни разу не позволил себе ни единого намёка на обвинение бургундцев в возникшей ссоре... И до коронации, и после неё, дофин неизменно говорил о своей заинтересованности в мире и союзе с Филиппом Добрым. Он неоднократно объявлял, что прощает всех сторонников бургундской партии, сколько бы обид они ни причинили ему и Франции. Смерть Жана Бесстрашного, по словам Карла VII, стала нелепой, трагической случайностью... Которой способствовала его, Карла, тогдашняя молодость и неопытность.

Идея примирения короля с самым могущественным из герцогов встречала решительную поддержку во всех слоях французского общества, и потому Филипп Добрый не решался отвечать на эти предложения твёрдым отказом. К тому же у герцога постепенно накапливались противоречия с англичанами. В результате после 1430 года Филипп Добрый занял в вопросе о мире с Карлом VII неопределенную позицию. Это давало королю основания надеяться на скорый распад англо-бургундского союза.

Однако, надежды надеждами, а подтолкнуть герцога в правильном направлении не мешало... И сделать это было лучше руками вассалов, чтобы их успехи шли на пользу Карлу VII, а неудачи не ухудшали его позиций на переговорах. Именно этой цели служила очередная интрига, затеянная Жоржем де Ла Тремойлем. В начале 1433 года приверженцы Филиппа Доброго, братья Жан и Антуан де Вержи, поссорились со своим соседом Шато-Вилланом, одним из самых богатых и влиятельных синьоров бургундского герцогства.

Женившись в начале марта того же года на сестре Тремойля, Шато-Виллан торжественно заявил, что оставляет Филиппа Доброго и вместе со своими союзниками переходит на сторону законного короля - Карла VII. Поскольку семья и сторонники Шато-Виллана владели в Бургундии большим количеством крепостей и замков, это заявление серьёзно изменило соотношение сил в герцогстве... А ситуация, между тем, продолжала усугубляться. Видя, что внутри Бургундии началась междоусобная война, её пограничные земли атаковали французские отряды. Пока Филипп Добрый собирал войска, под контроль вассалов Карла VII перешли более 30 городов, крепостей и замков. И это не считая укреплённых пунктов внутри герцогства, контролируемых войсками Шато-Виллана.

Однако бургундская армия быстро показала, что не зря считается сильнейшей из герцогских дружин Франции. Уже в начале лета она перешла в решительное наступление и принялась громить противника, отвоёвывая одну крепость за другой. Чтобы выйти в тыл сторонникам Шато-Виллана, отряды Филиппа Доброго не раз маршировали по территории соседней Шампани, проходили мимо крепостей, занятых войсками Карла VII. И конечно же - их ни разу не обстреляли... Король усиленно делал вид, что он здесь абсолютно не при чём.

К концу лета обстановка внутри герцогства стабилизировалась, а к началу октября Филипп Добрый вернул контроль и над большинством пограничных крепостей. Военные действия прекратились. Однако экономика герцогства понесла огромный ущерб. Впрочем, предъявлять счёт было уже некому... Инициатор интриги, Жорж де Ла Тремойль, потерял власть и влияние при дворе Карла VII ещё в июне.

Заговор против королевского фаворита возглавил Карл Анжуйский, младший сын Иоланды Арагонской. В союзе с ним действовал коннетабль Артур де Ришмон, так и не простивший Тремойлю свою опалу после казни Пьера де Жиака. Исполнителями замысла стали трое молодых дворян: Жан де Бюей, Прежан де Коэтиви и Пьер де Брезе. Первый во время войны между Тремойлем и Иоландой Арагонской угодил в плен к Жилю де Рэ. За выкуп - боевого коня - он был отпущен на свободу и вернулся к своей госпоже. Второй - Прежан де Коэтиви - после 1440 года, когда Жиль де Рэ закончит жизнь на эшафоте, женится на его дочери Марии. Третий - Пьер де Брезе - в дальнейшем ничем, кроме службы у Иоланды Арагонской, не прославится. Зато сейчас он сыграет ключевую роль в похищении Жоржа де Ла Тремойля.

В ночь на 10 июля 1433 года дружная троица проникла в спальню фаворита в замке Шинон. В соседних покоях спал король Франции, но молодых военных это не смутило. Тремойлю было предложено без шума покинуть спальню. Он пытался сопротивляться. Но заговорщики оказались решительными людьми... Брезе ударил фаворита кинжалом в живот. Тремойлю спасло жизнь лишь толстое одеяло и солидный слой жира, который лезвие не смогло пробить насквозь. Пленника вынесли из Шинона завёрнутым в материю и, перекинув через седло, увезли в замок Монтрезор. Чтобы получить свободу, Тремойлю пришлось заплатить похитителям немалый выкуп и клятвенно пообещать, что он навсегда удалится от двора.

Судя по всему, Карл VII был в курсе готовящегося заговора и не имел ничего против устранения вчерашнего любимца. Проигранная интрига в Бургундии требовала принесения жертвы, а ненависть к Тремойлю анжуйско-бретонского клана позволяла сделать всё чужими руками. Вскоре освободившееся место фаворита занял Карл Анжуйский, за спиной которого стояла его деятельная мать. Артур де Ришмон мог, наконец-то осуществить давнюю мечту: провести коренную реформу армии.

Кроме падения Тремойля, военная компания 1433 года имела ещё одно важное следствие - существенное ослабление англо-бургундского союза. Филипп Добрый посчитал, что британцы предоставили ему помощь слишком поздно и в недостаточном объёме. Когда Бедфорд прибыл в Сен-Омер на переговоры для обсуждения разногласий, бургундский герцог повёл себя вызывающе. Он категорически отказался прийти на встречу к английскому регенту, тем самым напоминая, что они находятся на французской территории... Бедфорд здесь власти не имеет, и потому должен просить Филиппа Доброго об аудиенции. Естественно, переговоры сорвались. С этого момента крах англо-бургундского альянса стал практически неизбежен.

Разрыв был официально оформлен на международной конференции в Аррасе, созванной в 1435 году по инициативе папы. В ней участвовали представители многих европейских держав, однако главной темой стало обсуждение условий возможного мира между Англией и Францией. Британская делегация потерпела дипломатическое поражение и демонстративно покинула Аррас. После её отъезда Филипп Добрый подписал договор с Карлом VII, по которому признавал его своим законным королем и обязался отныне воевать на стороне Франции. Теперь, когда войска Бедфорда лишились поддержки бургундской армии, шансов на победу у них осталось немного. Впрочем, английский регент вряд ли успел огорчиться по этому поводу. Договор в Аррасе был подписан 10 сентября 1435 года, а уже 14 числа Джона Бедфорда не стало.

Отставка Тремойля поначалу не вызвала изменений в карьере барона де Рэ. Явное доказательство того, что при дворе его считали самостоятельной политической фигурой, а не пешкой в руках фаворита. Другое дело, что сам Жиль в это время отдаляется от короля. Война, где нужно грудью встречать врага, всё чаще заменяется искусными интригами. А к подковёрной борьбе барона де Рэ никогда не тянуло... При всех своих многочисленных талантах, мастерством интригана он так и не овладел.

Впрочем, 27-летнему главе феодального рода и без того было чем гордиться: слава отважного воина и победоносного полководца, особые отношения с королём и влияние при дворе, бескрайные земельные владениям и сказочные доходы. Не будем забывать, что в собственности у барона де Рэ были соляные прииски Бретани. По тем временам это ничуть не хуже, чем алмазные россыпи. Соль в Средние века была одним из немногих способов сохранить еду на долгий срок и обеспечить белковой пищей армию на марше. Цены на соль были очень высоки. В 1432 году к этому источнику добавилось множество замков и синьорий деда. По самым скромным подсчётам доходы Жилю увеличились сразу на 12 тысяч ливров в год. Кроме того, от Жана де Краона остались два роскошных городских особняка: отель де Ла Сюз в Нанте и Белль-Пуань в Анжере.

Большую часть 1433 года Жиль провел в своих владениях. Военные дела заботили его всё меньше. Зато много времени поглощали имущественные проблемы. Нужно было разделить земли и доходы с братом Рене, который достиг совершеннолетия. Вокруг родительского наследства шёл долгий спор. Рене требовал выделить ему изрядную часть семейных владений с суммарным доходом более 12 тысяч ливров. Жиль серьёзно урезал его аппетиты. Из всего желаемого младшему досталась лишь синьория Ла Сюз и несколько небольших поместий с доходом около 3& тысяч ливров в год. Если старший брат скончается бездетным, Рене де Ла Сюз сможет получить фамилию Рэ и все, что к ней причитается. Пока же ему приходится довольствоваться тем, что выделил Жиль. В двух важнейших замках, которые по договору отходят Рене - Лоро-Ботеро и Буэне - его старший брат ещё на три года сохраняет право держать свои гарнизоны. Решение о разделе было оглашено 25 января 1434 года перед герцогским судом в Нанте, как того требовал обычай.

В марте 1434 года англичане, захватив Сен-Селерен, начали осаду Силье. Жилю де Рэ пришлось вернуться в армию. Иначе семья не простила бы ему бездействия. Осаждённая крепость была наследственным владением второй жены Жана де Краона, Анны де Силье. Французские войска возглавил коннетабль Ришмон, полностью восстановивший к тому времени свое положение при дворе. Авангардом армии командовали маршалы Франции: Пьер де Рошфор и Жиль де Рэ. С основными силами шли отряды Амбруаза де Лоре и нового королевского фаворита, Карла Анжуйского.

Впрочем, до вооружённого столкновения на этот раз дело не дошло. Французская армия остановилась напротив укреплённой позиции англичан, однако атаковать не спешила. Командовавший британцами Фастольф, выждав некоторое время, увёл войска с поля боя. Английский лис знал, что делает. Усыпив подозрительность французов притворным отступлением, его войска внезапной ночной атакой захватили крепость. Ришмон был в ярости... Снова, как в сражении при Сен-Жак-де-Бёвроне, британцы обвели его вокруг пальца, превратив верную победу в бесславное поражение.

Жиль вернулся домой с печальным известием: Бедфорд, желая вознаградить Фастольфа за победу, подарил ему захваченную крепость и окрестные земли, находившиеся до того в собственности у Анны де Силье. Стоит ли удивляться, что после этого похода Жиль окончательно теряет интерес к военной службе. Две следующие компании - у Грансе и Лана - он ведёт вяло и безынициативно. Собственно даже не ведёт, а обеспечивает финансами. Командование войсками Жиль поручает младшему брату - Рене де Ла Сюзу. Тот с задачей явно не справляется. Грансе сдаётся войскам герцога Бургундского, под Ланом успехи французов тоже не впечатляют.

Историки часто объясняют эти неудачи недостатком сил и средств. Рассказывают о том, какие трудности были у Жиля в тот момент с деньгами. Однако если копнуть поглубже и сравнить траты на войну с другими статьями его расходов, станет ясно - безденежье маршала носило в тот момент не абсолютный, а относительный характер. Именно в этот период началось его увлечение алхимией - занятием по тем временам весьма дорогостоящим. Кроме того, маршал совершает длительную поездку в Пуатье, где становится почётным каноником церкви Сент-Илер и обзаводится собственной капеллой. Несколько месяцев Жиль де Рэ живёт в Орлеане, где в годовщину снятия блокады проходит премьера оплаченной маршалом "Орлеанской мистерии" - грандиозного театрального представления, траты на которое по оценкам современников составили от 80 до 100 тысяч золотых экю!

Всё это позволяет утверждать, что деньги у Жиля в тот момент были. Отсутствовало лишь желание тратить их на войну с бургундцами! Интриги никогда не были сильной стороной маршала, но общий расклад политических сил он представлял неплохо. И понимал, что мир между Карлом VII и Филиппом Добрым - вопрос нескольких месяцев. При его заключении король пойдёт на все возможные уступки герцогу. Так стоит ли сейчас напрягать силы в борьбе за крепости, которые и без того вернутся под власть короны? И есть ли разница, кому из французских герцогов они в то время будут принадлежать?

Собственно, так оно и случилось... 10 сентября 1435 года Филипп Бургундский и Карл VII подписали договор в Аррасе. Возвращение герцога под родные знамёна обошлось королю недешево: вплоть до смерти Филиппа Доброго все его владения объявлялись независимыми от французской монархии, а сам "великий правитель Запада" полностью освобождался от вассальных обязанностей по отношению к Карлу VII. С этого момента Филипп Добрый считался не подданным, а союзником французского короля. Однако двор вскоре заполнился бургундскими ставленниками - не только чуждыми, но зачастую и откровенно враждебными всем тем, кто служил дофину Карлу в годы его изгнания.

Как метко подметил один из бургундских капитанов: "Весьма безрассудным делом представляется мне во время войн рисковать своей жизнью и достоянием единственно во исполнение воли принцев и больших господ. Ибо они по первой же прихоти помирятся между собой, в то время как всем, служившим им верой и правдой достанется в награду разорение и нищета". Понятно, что так думали после 1435 года не только бургундцы. Друзья и соратники Жанны д'Арк испытывали схожие чувства.

Выражением этих настроений стали два, на первый взгляд, совершенно не связанных между собой события: грандиозное празднование годовщины освобождения Орлеана в 1435 году и интрига Жанны д'Армуаз. Оба действа останутся загадочными и непонятными, если рассматривать их в отрыве от Аррасского договора.

Празднование годовщины снятия блокады в Орлеане проводили каждый год, однако обычно всё ограничивалось крёстным ходом вокруг крепостных стен. Первое подобное шествие было организовано 8 мая 1429 года по предложению Девы. В нём участвовали соратники Жанны, солдаты орлеанского гарнизона и благодарные горожане. Однако в 1435 году статус и регламент праздника резко изменяются. На грандиозной премьере "Орлеанской мистерии" [31] присутствует множество людей. Кроме жителей города, на праздник прибывают тысячи гостей. Всех их щедро угощают за счёт главного устроителя и мецената - Жиля де Рэ. Слава об успехе "Орлеанской мистерии" быстро расходится по стране.

Реакция Карла VII следует незамедлительно. Уже через полтора месяца на свет появляется документ, известный историкам как "Сочинение наследников", в котором ближняя и дальняя родня Жиля жалуется на его непомерные траты, и требует от короля запретить маршалу продавать кому бы то ни было его собственность. Что характерно, подписи самых близких родственников и наиболее вероятных наследников - жены Катрин и дочери Марии (за которую, по её малолетству мог подписаться назначенный королём опекун) - на документе отсутствуют.

Обычно неспешный Карл VII реагирует на "Сочинение..." моментально - уже 2 июля на свет появляется королевский интердикт, в котором Жилю де Рэ запрещается продавать кому-либо ленные владения, а всем остальным - их у него покупать. Эта странная поспешность лучше любых словесных доводов доказывает: "Сочинение..." изначально писалось "наследниками" по заказу короля. Похоже, щедрое финансирование орлеанского праздника Карл VII посчитал демаршем... Причём, демаршем враждебным и крайне для себя опасным.

Резоны монарха понятны. Во-первых, громкое чествование Девы, в гибели которой была огромная вина бургундцев, грозило сорвать намечающееся соглашение с Филиппом Добрым. Этого Карл VII допустить не мог. Во-вторых, в государстве давно уже пора проводить реформы, урезающие права и привилегии феодальной знати. В борьбе с ней король планировал опереться, в первую очередь, на жителей крупных городов. Допустить, чтобы в этой среде резко возросло влияние какого-либо графа, герцога или барона, Карл VII не мог и не хотел.

Для короля интердикт от 2 июля был обычной охранительной мерой. Для маршала он стал началом конца. Не будем забывать, Жиль де Рэ - оптовый торговец солью. Как все купцы, он широко использует заёмные средства. До этого момента процент был крайне низок, ведь маршал - надёжный должник. Теперь ставка взлетела... И понизить её с помощью залога нельзя. Переход имущества к кредитору король сочтёт скрытой продажей, нарушением эдикта. Остаётся залог с обратным выкупом. Здесь кредитор получает собственность лишь в случае смерти должника. Процент приемлем, но зато велик дисконт - за поместья дают треть реальной цены. Кредиторов можно понять, они страхуют риски.

Таким образом, все риски перекладываются на Жиля. И главный из них - возможность погибнуть, не успев вернуть долг. В этом случае вместо денег кредитор получает имущество, которое можно продать на рынке втрое дороже!!! Смерть маршала - выгодный коммерческий проект. И к тому же, не слишком рискованный... Ведь король-то на него обижен. Главное, хорошо подготовиться и выбрать удобный момент для удара!

Орлеанская инициатива Жиля нейтрализована. Но протестное настроение у соратников Жанны д'Арк никуда не делось. Герои 1429 года по-прежнему считают: король забыл о тех, кто пришёл ему на помощь в трудную минуту... Вот если бы вернулась Дева, Карл VII не посмел бы её ослушаться. Так началась интрига Жанны д'Армуаз.

Если верить легенде, в 1436 году в ворота Николя Лува, жившего в то время в Гранж-оз-Орме, в Лотарингском герцогстве, постучала неизвестная женщина, без гроша в кармане. На незнакомке была мужская одежда: истрепанный дублет и старые шоссы. Она держала под уздцы тощую клячу и выглядела безумно усталой. По словам хрониста, неизвестная "...поведала сиру Николя Луву многое, и уразумел он тогда вполне, что пред ним сама Дева Жанна Французская, которая была вместе с Карлом когда его короновали в Реймсе". Отметим для себя: женщина не выдавал себя за Жанну д'Арк, это была инициатива Николя Лува, который ранее лично знал Деву и по её представлению получил от Карла VII рыцарское звание.

Сама гостья представилась хозяину именем Клод, и на звание Девы никоим образом не претендовала. Однако Николя Лув уверен - это она, и ошибки быть не может! Возможно, в одиночку ему бы не удалось убедить женщину, но вскоре Деву Франции в ней увидели Николя Груанье и Робер Буле, также хорошо знавшие подлинную Жанну. Они преподнесли неизвестной в подарок меч и войлочную шляпу.

Дальше - больше... Эта троица убедила Клод связаться с родными братьями Жанны - Пьером и Жаном-Малышом, которые быстро признали в ней сестру, считавшуюся погибшей. Вместе с Пьером и Жаном женщина ненадолго вернулась в старый дом семьи д'Арк, чтобы затем отправиться в путешествие по городам Германии и Франции. Во время этих странствий ей сделал предложение Робер д'Армуаз, не слишком богатый, но уважаемый в той местности дворянин. После свадьбы молодая жена поселилась в замке супруга. Она вела обширную переписку, ездила с визитами по городам и замкам, и везде её принимали как подлинную Деву Франции.

В июле 1439 года дошла очередь и до Орлеана. Визит в город прошёл на высшем уровне. Члены магистрата и простые горожане устроили в честь гостьи несколько пышных празднеств. В качестве подарка ей преподнесли 210 ливров на серебряном блюде - за "добрую службу на благо города".

В конце августа Жанна д'Армуаз отправилась в Пуату, где продолжались боевые действия против англичан. Здесь она встретила Жиля де Рэ, который, по свидетельствам хроник, не только признал в этой женщине Деву Франции, но и передал под её командование часть своих войск. Однако ни одного документа, это подтверждающего, до наших дней не дошло. Как не сохранилось и сведений о том, где протекала военная карьера Жанны д'Армуаз. Единственное её путешествие в сопровождении солдат Жиля де Рэ, которое зафиксировали документы - поездка в начале 1440 года в Париж к Карлу VII.

С учётом того, чем закончился этот визит ко двору, выделенный Жилем отряд мог служить Жанне д'Армуаз не только эскортом, но и конвоем. В Париже женщину арестовали, заставили признаться в самозванстве и выставили к позорному столбу на рыночной площади. После экзекуции она отправилась в замок мужа и прожила там ещё семь лет, ведя тихую жизнь провинциальной дворянки. У Робера и Жанны д'Армуаз родились двое сыновей. Один из потомков - Пьер де Сермуаз - прославился в наше время как автор произведений, в которых его пра-пра-пра-пра-бабушка изображается "истинной Девой Франции".

Однако вернёмся к реалиям XV века. Нужно признать, что друзья Жанны д'Арк были в те годы не единственными, кого раздражало усиление анжуйско-бретонской и, особенно, бургундской партии при дворе Карла VII. В кругах высшей аристократии также зрело недовольство королевской политикой. В 1436-1340 годах протестные настроения знати не раз приводили к заговорам и восстаниям. Наиболее известным из них стала знаменитая Прагерия, речь о которой пойдёт в следующей главе.

Глава 10. Новые победы французских войск. Начало мирных переговоров. Карл VII подавляет восстание знати. Его союзники - анжуйцы и бретонцы - хотят получить в награду земли Жиля де Рэ

Франко-бургундский договор 1435 года стал не единственной проблемой, с которой пришлось столкнуться 14-летнему Генриху VI после смерти Джона Бедфорда. Более шести лет английские дипломаты вели переговоры с шотландским королем Яковом I, стремясь воспрепятствовать свадьбе его дочери Маргариты и дофина Франции Людовика. Эти усилия пропали даром. 24 июня 1436 года брак был заключён, и вскоре шотландская армия осадила пограничную английскую крепость Роксбург.

На континенте дела тоже обстояли не лучшим образом. Гибель Жанны д'Арк не привела к ослаблению освободительной борьбы французского народа. Жители находившихся под английской властью городов часто устраивали заговоры и помогали французской армии. После освобождения их отряды массово вливались в войска Карла VII. То же было и в сельской местности. Участились случаи, когда патриоты захватывали важные крепости и монастыри в тылу британских войск, вынуждая противника неделями и месяцами штурмовать эти твердыни. В 1434-1436 годах в Нормандии шла полномасштабная крестьянская война против завоевателей. По сведениям хроник, отряды восставших насчитывали до 50 тысяч человек. Часто военное руководство ими осуществляли местные рыцари.

В сражениях с нормандцами англичане не признавали плена, стремясь изрубить на поле боя как можно больше людей. Участились случаи уничтожения поддержавших восстание деревень. С помощью безжалостных опустошений и массовых казней британцам удалось подавить это выступление. Однако цветущий прежде край был превращен в пустыню, а репрессии усилили ненависть к завоевателям.

При дворе Генриха VI раздавались призывы к войне до победного конца. Однако возможности Англии были не беспредельны. Раньше боевые действия хоть и требовали затрат, но оборачивались большими доходами. Неудачи последних лет делали войну всё более разорительной. Парламенту постоянно приходилось вводить новые налоги для всех слоёв населения, не исключая духовенство. И всё же ценой неимоверного напряжения сил англичане в 1436-1439 годах попытались в последний раз добиться перелома в этой бесконечной войне.

Перед отправкой войск во Францию британский двор попробовал, опираясь на давние проанглийские позиции Фландрии, восстановить её против Филиппа Доброго. Генрих VI обратился к горожанам с письмами, в которых клеймил "измену" бургундского герцога и убеждал их выступить на стороне Англии. Фламандцы восприняли эти призывы равнодушно. Зависимость их экономики от поставок британской шерсти к тому времени существенно ослабла, что сказалось и на политической ориентации. Столь же неудачно закончилась попытка Генриха VI заключить союз с германским императором.

А тем временем известия из Франции становились всё хуже и хуже... На занятой англичанами территории повсеместно вспыхивали восстания. Армия Карла VII во главе с Ришмоном, опираясь на поддержку населения, освободила Париж. Войска Филиппа Доброго при активном участии фландрских горожан осадили Кале - главную английскую твердыню на севере Франции. Ситуация была близка к катастрофической.

Высадившись на континенте в 1436 году, британские войска во главе с герцогом Ричардом Йоркским двинулись в опустошительный рейд по Фландрии. Как пишет английский хронист, они "сожгли многие города и получили большую добычу". Это военное предприятие позволило Генриху VI существенно пополнить истощившуюся казну. Герцог Бургундский был вынужден снять осаду Кале и двинуться на защиту Фландрии.

Вскоре английские войска отбили у французов ряд городов в Нормандии и Мене, захватили Понтуаз, закрепились в нескольких крепостях Иль-де-Франса, что позволило им совершать рейды к самым стенам Парижа. Был раскрыт и обезврежен заговор сторонников Карла VII в столице Нормандии - Руане. К началу 1437 года британцы развернули войну на континенте с невиданным после Орлеана размахом. Кроме Нормандии и Иль-де-Франса, их армии активно действовали во Фландрии и Гиени. Из Англии непрерывным потоком текли подкрепления.

Однако, несмотря на отдельные успехи британцев, перевес Франции с каждым месяцем ощущается всё сильнее. В 1438 году войска Карла VII занимают Монтаржи, Шеврез, Дрё, Орвилль и Монтеро. К началу 1439 года Генриху VI становится ясно, что огромные затраты сил и средств не принесли ему перелома в войне. Затяжной характер, который приобрели боевые действия на континенте, не устраивал английского короля. Сложившаяся ситуация угрожала ему истощением финансов и ростом недовольства граждан. Дело шло к неминуемому поражению.

Однако курс на прекращение войны был крайне рискованным. Английским феодалам и купцам не хотелось отказываться от прогнозируемых доходов, которые могла принести победа. Да и самому Генриху VI трудно было расстаться с многовековой мечтой британских королей о двуединой англо-французской монархии.

Последней надеждой британцев стали переговоры. Они начались в Кале в 1439 году и продолжались на протяжении пяти лет. Английская дипломатия пыталась вернуть хотя бы часть того, что было утрачено на полях сражений. Карл VII пошёл на переговоры под воздействием внутренних трудностей, не позволявших в тот момент добиться полного изгнания англичан. Ему приходилось считаться с тем, что Франция была истощена войной, а в ряде её районов свирепствовали голод и эпидемии. Население страны выражало недовольство бесчинствами феодальных дружин и возросшим налогообложением.

Однако особую опасность представляла очередная вспышка сепаратизма феодальной знати. Впрочем, эти её действия не стали сюрпризом для Карла VII. В течение 1430-х годов король постепенно совершенствовал и перестраивал организацию своей армии. Следуя примеру деда, он смело выдвигал на руководящие посты не слишком знатных, но талантливых военачальников. Укрепляя дисциплину, Карла VII требовал безоговорочного выполнения своих приказов от тех отрядов, которые действовали от его имени. Учитывая печальный опыт предыдущих боёв, король и коннетабль увеличили численность лучников и поощряли развитие артиллерии. Именно в этой области Франция на последнем этапе Столетней войны достигла ощутимого превосходства, которое во многом определило успешное течение боевых действий.

В 1439 году Карл VII выпустил ордонанс, в котором утвердил монопольное право монарха объявлять набор войск и направлять их на театр военных действий. Знать потеряла возможность содержать в своих крепостях гарнизоны без позволения короля. Боевые дружины феодалов и отряды наёмников не могли больше бесконтрольно бродить по стране. Военные подразделения помещались гарнизонами на границах королевства. Командиры любых воинских отрядов отныне должны были приносить присягу на верность монарху и защищать его от всех без исключения, даже от собственных синьоров. Эти положения ордонанса наглядно демонстрировали, что реорганизация армии служила в первую очередь укреплению королевской власти. И не случайно именно после оглашения ордонанса началась подготовка знати к вооружённому выступлению, которое произошло в первой половине 1440 года. Инициаторами восстания были два влиятельных герцога: Алансонский и Бурбонский.

Лидерами мятежа против Карла VII они стали не случайно. Аррасский договор 1435 года сильно ущемлял интересы обоих. Карл Бурбонский долгие годы отражал удары бургундцев с севера и востока, потратил много средств на войну, защищая не только свои земли, но и владения сюзерена... А потом его поставили перед фактом: всё, захваченное Филиппом Добрым, останется у него в собственности. Такое решение Карла VII казалось герцогу Бурбонскому верхом несправедливости.

Ещё хуже обстояли дела у Жана Алансонского. Этот принц крови потерял на войне всё. Его владения в Нормандии конфисковали англичане, а выкуп, который пришлось заплатить, чтобы вернуться из плена, оказался поистине разорительным. Рента в 12 тысяч ливров, которую назначил Алансонскому король, этих потерь явно не компенсировала. Размер её наводил герцога на мысль, что его службу недооценили. В королевском совете наибольшим влиянием давно уже пользовались Карл Анжуйский и Артур де Ришмон. С 1436 года к ним добавились сторонники Филиппа Доброго. Жан Алансонский с горечью вынужден был наблюдать, как при дворе Карла VII в Париже его обходят по должностям и влиянию люди, ранее служившие здесь Генриху VI Английскому.

Первый заговор сформировался в 1437 году. Инициатором его стал Карл Бурбонский. Кроме Жана Алансонского в подготовке активно участвовал граф Жан IV д'Арманьяк. Как и многих южных аристократов, его беспокоило усиление власти Карла VII, которого в прежние времена они считали своим политическим партнёром, а не сюзереном. Участие Арманьяка давало мятежникам надежду, что в решающий момент их поддержат богатые и влиятельные "принцы Юга" - Альбре и Фуа - располагавшие значительными военными силами.

Заодно с заговорщиками был и недавно освободившийся Рене Анжуйский. Он провёл в плену у Филиппа Доброго шесть лет и был обижен на Карла VII, от которого ждал помощи. Правда, бои с бургундским герцогом Рене Анжуйский вёл не за интересы Франции, а за собственные владения в Лангедоке... Но что из того? Ведь воевал же... Воевал! А при заключении мира его мнение проигнорировали.

Своё содействие мятежникам обещал и герцог Жан V Бретонский. Этот хитрый лис всегда готов был содействовать выступлениям против французской монархии... Особенно если заговорщики не требовали от него личного участия, и можно было ограничиться моральной поддержкой. Впрочем, дальше разговоров на этот раз дело не продвинулось. Король дал понять Карлу Бурбонскому, что знает о готовящемся мятеже. Герцог взвесил шансы на успех и... Смиренно попросил прощения.

Однако уже через два года аристократы составили новый заговор. На этот раз формальным главой его стал 16-летний дофин. В конце 1439 года мятежники собрались в Ньоре, сердце провинции Пуату. Карл VII направил сюда своего старшего сына Людовика, чтобы тот положил конец местным феодальным войнам. К дофину присоединились герцоги Бурбонский и Алансонский, граф Дюнуа и отставной королевский фаворит Тремойль. Герцог Бретонский от личного участия уклонился, но пообещал содействие в будущем. С согласия своих подельников, он вступил в контакт с англичанами и заручился их поддержкой. Очень похоже, что Жан V с самого начала вёл двойную игру... Формально примыкая к мятежу, он придерживал на коллег "убойный" компромат. В случае неудачи документально подтверждённую информацию о контактах заговорщиков с англичанами легко можно было обменять у Карла VII на личную амнистию.

Мятежные аристократы планировали отстранить от власти короля, объявить дофина регентом и править страной его именем. Будущий Людовик XI согласился с этой программой. Ведь она сулила ему быстрое восхождение к вершинам власти, на что 16-летний наследник престола в ближайшие десятилетия рассчитывать не мог. Его отец был ещё совсем не стар и обладал отменным здоровьем. С каждым годом власть короля во Франции крепла и усиливалась, а значит - тянуть с выступлением не стоило.

В соглашении, которое заключили между собой мятежные аристократы, говорилось о "выгоде, благе и пользе", о "состоянии и чести короля и его сеньории". Но дофин не скрывал своей цели: он считал себя вполне готовым "составить выгоду королевства". Восстание получило название "Прагерия" - по аналогии с выступлением жителей Чехии против короля Сигизмунда в первой трети XV века. Начавшееся там в 1419 году восстание больше известно у нас под названием "гуситские войны", по имени религиозного реформатора Яна Гуса. Король Сигизмунд заманил его в 1415 году на церковный собор в Констанце, где Яна Гуса осудили и сожгли, как нераскаявшегося еретика. Изгнанный из страны и лишенный трона, Сигизмунд был вынужден 15 лет бороться с коалицией чешских феодалов и крестьянских вождей, привлеченных гуситской программой реформ.

В результате власть короля в Чехии хоть и восстановилась в 1434 году, но была сильно урезана... Однако дофин Людовик полагал, что даже очень скромная личная власть лучше, чем более значительная отцовская. Окружавшие его герцоги и графы мечтали, чтобы ожидаемая победа над англичанами не привела к усилению короля. Ради своих личных амбиций аристократы готовы были предать интересы Франции...

Они забыли о двух важных вещах: страна устала от войны, а её граждане не ждали ничего хорошего от возрождения феодализма. Карл VII великолепно сыграл на настроениях простых французов. В феврале 1440 года он разослал письма по "добрым городам", предостерегая их жителей против всех, кто хочет "внести какие-либо смуты или новшества в осуществление нашей сеньориальной власти, что привело бы к полному разрушению нашего королевства, замедлило бы объединение церкви, достижение мира... и освобождение нашего брата Орлеанского".

Карла VII не слишком печалила судьба кузена, томящегося в английском плену со времён Азенкура. Однако ему приходилось учитывать симпатии Орлеана и других городов, расположенных в землях этого герцога. Среди их жителей Карл Орлеанский пользовался большой популярностью. Однако ещё известнее и влиятельнее в этой среде был единокровный брат герцога Карла - граф и королевский камергер Жан де Дюнуа, активный участник боёв за город в 1428-1429 годах и один из близких друзей Жанны д'Арк, известный также как Орлеанский бастард.

Упоминание о его томящемся в плену брате было призвано убедить Дюнуа покинуть ряды мятежников. Это помогло бы сплотить естественных союзников короля, горожан, и направить их энергию в выгодное для монархии русло. С начала коммунальных выступлений в XI веке жители городов часто поддерживали своего монарха против местных феодалов, но случалось и наоборот... Как во времена восстаний майотенов и кабошьетов. Сейчас, когда угроза феодальной раздробленности в очередной раз нависла над страной, города готовы были дружно встать на сторону короля. Прагерия выявила это довольно быстро.

Карл VII действовал аккуратно, но энергично. Отправив к мятежникам делегацию во главе с Ришмоном, король назначил сбор своей армии на Луаре. К тому времени, как послы вернулись, привезя в качестве ответа "оскорбительные и бесчестные слова" герцога Бурбонского, у Карла VII было уже достаточно войск, чтобы начать наступление. В марте королевская армия двинулась в Пуату. Карл VII лично вёл войска в бой. А чтобы никто из восставших не мог в этом усомниться, на стягах всех "копий" сверкали золотые короны.

Это была армия, успевшая привыкнуть к победам. Совсем недавно она освободила Париж. Её бойцы и командиры закалились в непрерывных походах, были прекрасно вооружены, отлично обучены. В последние годы они участвовали в боях намного чаще, чем большинство заговорщиков. Войска вели в бой Артур де Ришмон, Рауль де Гокур, герцог Карл Анжуйский, граф Бернар д'Арманьяк, граф де Ла Марш. Атаки на важнейших направлениях возглавлял сам Карл VII.

Он лично повел войска в сражение за Сен-Мексан и отбил город у мятежников. Затем во главе своей армии Карл VII двинулся на Ньор. Присутствие короля в первых рядах наступающих войск восставшие принцы поняли правильно. Лично поднять оружие на монарха - за такое обычной опалой не отделаешься!.. Это верный путь на плаху. В апреле они эвакуировали свою штаб-квартиру в Ньоре и отступили в Обернь.

Карл VII двигался по пятам, в решительные моменты пуская в ход артиллерию. В кратчайшие сроки его войска заняли более 30 репостей. Горожане повсеместно поддерживали короля. О переходе на его сторону заявили даже Штаты Оберни, главного города во владениях Карла Бурбонского. Местное дворянство тоже не поддержало мятежных аристократов. В большинстве своём оно было на стороне короля.

Бретонский герцог хранил молчание. Многие из его рыцарей скакали в отрядах младшего брата - коннетабля Ришмона. Ряды мятежников таяли. Первым из вождей их покинул Дюнуа. Он сказал Карлу VII, что заблуждался, не разобравшись в интригах герцога Бурбонского, и попросил прощения. Король проявил милосердие.

Попытки восставших вовлечь в свои ряды герцога Бургундского ни к чему не привели. Филипп Добрый старательно держался в стороне от конфликта. Он подписал мир с королем не для того, чтобы в одиночку сражаться против англичан. А победа вождей Прагерии делала такую перспективу вполне реальной.

У мятежников осталась последняя надежда - армия, которая должна была вскоре подойти из Лангедока. Если "принцы Юга" не поддержат восстание, дело примет катастрофический оборот. Этими войсками командовал виконт де Ломань. Его воины прошли через всю страну, и в каждом городе их встречали сторонники Карла VII. Понятно, что ни о какой поддержке восстания со стороны лангедокской армии не могло быть и речи.

Мятежным принцам< пришлось согласиться на переговоры с королём. Однако Карл VII быстро понял, что к капитуляции его оппоненты не готовы. Он тут же прервал консультации и возобновил наступление. Вскоре королевские войска взяли Виши и Роанн. Теперь с мирными предложениями выступил граф д'Э. Вскоре мятежная коалиция распалась. Жан Алансонский заключил сепаратный мир. Дофину Людовику и герцогу Бурбонскому пришлось просить пощады у короля.

Карл VII сделал суровое внушение обоим, однако в прощении не отказал. Большинство мятежников было довольно тем, что им разрешили удалиться в свои земли. Амнистию объявили всем, но Карл VII хорошо помнил измены. Из главных организаторов восстания реальную амнистию получил только юный Людовик. Отец наконец-то передал ему управление над Дофине, на что наследник престола имел право по закону и чего добивался уже несколько лет. Что касается остальных, то ни один из мятежников в будущем не получит постов, связанных с реальной властью и влиянием, а самый опытный из заговорщиков - Тремойль - вскоре станет послом и будет плести интриги вдали от французского двора.

К середине июля 1440 года с мятежом было покончено. Однако Карл VII понимал, что это - не последнее выступление знати. Юный дофин был по-прежнему изобретателен и энергичен... Слишком энергичен, чтобы спокойно ждать своей очереди взойти на трон. Со временем он станет хорошим королём. Но пока за мальчиком требуется глаза да глаз...

Нейтралитет герцога Бургундского по отношению к внутренним конфликтам тоже не будет вечным. Стоит только чуть-чуть ослабнуть опасности со стороны Англии, как старые франко-бургундские противоречия снова дадут о себе знать. Британцы это прекрасно понимали и старались воспользоваться ситуацией. В конце 1439 года между Англией и Фландрией было заключено новое торговое соглашение, очень выгодное Филиппу Доброму. Однако чтобы получить от этого договора максимальную выгоду, бургундский герцог должен был добиться мира между Францией и Англией. Он энергично взялся за дело и уже к ноябрю 1440 года смог убедить британцев в необходимости отпустить на свободу Карла Орлеанского. Выкуп за пленного заплатили из щедрого приданого его третьей жены - Марии Клевской, 14-летней племянницы Филиппа Доброго. Династический брак состоялся 27 ноября 1440 года.

Понятно, что англичане заранее озаботились тем, чтобы связать герцога Орлеанского выгодными для себя договорённостями. Как писал британский хронист, королевского родственника освободили из плена "на том условии, чтобы он попытался добиться согласия между английским и французским королевствами" [32]. Однако участие Карла Орлеанского ничего не изменило в ходе переговоров - британские требования не уменьшились, и позиция Карла VII осталась прежней.

В принципе, французский король очень хотел договориться с Англией. Мир позволил бы ему сконцентрировать силы и средства на борьбе со своеволием знати. Однако это желание разбивалось о непомерные аппетиты британцев. Дипломаты Генриха VI хотели сохранить за своим сюзереном Нормандию, Аквитанию и Кале на правах суверенитета. Кроме того герцог Бретани и граф Фландрии должны были приносить оммаж за свои земли английскому королю.

Французских аристократов всё это устраивало, ведь условия британцев подрывали незыблемость власти Карла VII. Они требовали от короля срочно заключить мир с Англией. Однако Карл VII понимал, что речь идет не об условиях договора с британцами, а о суверенитете его монархической власти. Король не мог допустить, "чтобы англичане не приносили ему оммаж за владения во Франции и не находились бы в состоянии вассалитета, как другие его вассалы и подданные" [33]. Ход переговоров показал, что позиции короля и сепаратистов-аристократов вскоре должны были размежеваться окончательно. В этих условиях Карл VII никак не мог позволить себе ссоры с теми, кого числил в сторонниках монархии... То есть с анжуйским и бретонским кланами.

Они были ударной силой в борьбе с вождями Прагерии. На них король планировал опереться в будущем противостоянии с бургундским и орлеанским герцогскими домами. Чтобы сохранить симпатии анжуйцев и бретонцев, но при этом держать их под своим контролем, Карлу VII требовалось сразу после Прагерии сделать две вещи. Во-первых, надо было щедро наградить активных участников боёв и политических баталий, и во-вторых сделать это так искусно и хитро, чтобы награда поссорила анжуйцев с бретонцами. Стандартная система сдержек-противовесов: вассалы должны любить сюзерена, а друг друга - ненавидеть... Тогда каждый будет исправно доносить королю на соперника, подсиживать, пакостить... И никто не сможет набрать чрезмерной силы.

Лучше всего на роль яблока раздора подойдёт крупное земельное владение на границе Бретани и Анжу... Такое, чтобы о нём мечтали оба герцогских дома. Кусок должен быть по-настоящему огромным, чтобы всем хватило... И чтобы каждый из участников раздела остался доволен королём, но при этом - с завистью поглядывал на соседа. Такая награда ничего не будет стоить казне Карла VII, зато привяжет задействованных в интриге аристократов к королю надёжнее якорного каната...

Стоит ли удивляться, что окончание военных действия против мятежников совпало по времени с началом юридически-безупречной атаки анжуйско-бретонского альянса на обширные владения Жиля де Рэ? Ведь подготовка к ней - вспомним "Сочинение наследников" и королевский интердикт о запрете на продажу ленных владений маршала - длилась уже не первый год, а сбор и фабрикация компромата подходили к завершению.

Однако не надо забывать, что Жиль де Рэ был хоть и не слишком влиятельным, но широко известным человеком. Вся Франция помнила его как ближайшего соратника Жанны д'Арк и доблестного рыцаря. Многие знали, насколько сильно был обязан своему маршалу король и как высоко он оценил в 1429 году заслуги Жиля де Рэ... А значит, анжуйцам и бретонцам следовало подготовить такие обвинения, найти или сфабриковать такие улики, чтобы у Карла VII не оставалось возможностей для политического манёвра. Преступления, в которых вскоре обвинят Жиля де Рэ, будут настолько мерзкими и позорными, а подготовка к судебному процессу - такой скрупулёзной и тщательной, что никто из соратников и друзей не сможет встать на защиту маршала... Зверские убийства и изнасилования детей и подростков обоего пола, занятия чёрной магией и колдовством, неоднократные попытки вызвать бесов и заключить договор с Сатаной - вот далеко не полный перечень обвинений, который вскоре огласит прокурор.

Но была ли в них хоть капля истины?! Ответы на этот непростой вопрос мы попытаемся отыскать во второй части книги.

Часть II. Процесс Жиля де Рэ: подготовка, ход заседаний, итоги

Глава 11. Дела и заботы маршала в отставке. Жиль де Рэ становится светским каноником и набирает церковную капеллу. Увлечение театром и занятия алхимией

Все "преступные эпизоды", которые будут фигурировать на судебном процессе в Нанте, относятся к 1432-1440 годам. Чтобы понять, насколько правдоподобны эти обвинения, нужно проследить за тем, чем занимался Жиль де Рэ в последние годы жизни.

После неудачи войск Ришмона в марте 1434 года у Силье в королевской армии маршал появляется редко. Принято считать, что виной тому - финансовые трудности. Мне кажется, причина другая. Жилю не хочется воевать под командой полководца, имеющего "редкий" дар - терпеть поражения в абсолютно выигрышной (Сен-Жак-де-Бёврон, Силье и др.) ситуации. Примерно то же можно сказать о сражениях у Грансе и Лана. Для барона де Рэ это - "чужая война"... Боевые операции, куда его насильно втягивает Тремойль. Не будем забывать, что в 1329 году маршал заключил с королевским фаворитом договор. По нему Жиль обязался участвовать во всех военных действиях Тремойля, которые одобрит Карл VII.

Маршал безропотно посылает свои войска в бой, но оплачивать их содержание - как того хочет отставной фаворит - не согласен. Тремойль тоже не горит желанием вкладывать деньги в сомнительные проекты... Результат предсказуем. Неудачи. В следующей авантюре Тремойля - Прагерии - барон де Рэ участия не принимает. Никакого. И опять же у историков это принято объяснять недостатком денег. Мне кажется, всё проще: по договору маршал обязан поддерживать Тремойля против всех, за исключением короля.

В то же время Жиль де Рэ продолжает содержать воинские отряды и вести боевые действия. Только теперь маршал, как большинство крупных феодалов, делает это там, где в защите от англичан нуждаются земли его семьи - в Пуату. В этой провинции находятся обширные владения жены Жиля, Катрин де Туар, и её бабушки, Анны де Силье. Именно здесь в 1439 году встретила маршала Жанна д'Армуаз перед своей поездкой в Париж. И именно в столице Пуату 15 августа 1434 года капитул церкви Сент-Илер де Пуатье избрал Жиля де Рэ своим светским (почётным) каноником.

Здесь необходимо сделать небольшое пояснение. Во-первых, светскими канониками капитулы обычно избирали военачальников, сыгравших решающую роль в битве за город или его окрестности. Во-вторых, церковь Сент-Илер - главный собор в Пуатье, столице провинции Пуату. К выбору светских каноников такие приходы всегда подходили с исключительной строгостью. Достаточно сказать что до Жиля де Рэ этой чести в Сент-Илер де Пуатье удостаивались лишь герцоги Аквитанские.

Таким образом, поссорившись с Карлом VII, маршал не прекратил сражаться против врагов французского государства. Оружие на своего короля во время Прагерии он тоже не поднял. И вообще - не изменил своему монарху ни разу! Кстати, это - исключительный случай. В заговорах и мятежах против короля в 1429-1440 годах были в той или иной степени замешаны все его приближённые, включая наследника престола - дофина Людовика. Многие - по нескольку раз. Жиль де Рэ - единственный, кто, однажды присягнув Карлу VII, сохранил верность ему до последнего вздоха.

Однако, после ухода из армии, военные действия уже не поглощали целиком дни и часы отставного маршала. У Жиля де Рэ появилась возможность уделить время тому, к чему расположена душа. Одним из этих увлечений стало церковное пение. Теперь в путешествиях его часто сопровождала собственная капелла.

Католическая церковь была в то время отличной певческой школой. При крупных церквях создавались хоры из талантливых мальчиков и молодых монахов. В XV веке появился новый распев, сложный и многоголосый. По сравнению с простой и строгой музыкой раннего Средневековья это новшество казались ретроградам фривольностью, чуть ли ни ересью. Однако, как правило, голоса протеста терялись в потоке единодушного одобрения. В архитектуре господствовала готика - затейливые каменные кружева и рвущиеся в небеса стреловидные шпили. Соборы поражали прихожан роскошью отделки: золото, многоцветный мрамор, усыпанная драгоценными камнями утварь, роскошные одежды клириков. Светские и церковные власти не жалели средств на прославление имени Божьего и умели найти для этой идеи яркое архитектурное, дизайнерское и хореографическое воплощение.

Не будем забывать, что владения барона де Рэ, кроме Бретани, располагались ещё в двух провинциях. В Пуату, где находились земли его жены, Катрин де Туар, и в Анжу, где располагались города, крепости и синьории, доставшиеся Жилю в наследство от деда. Помимо прочего, от Жана де Краона маршал унаследовал отель Белль-Пуань в Анжере. Жиль часто бывал в этом городе и не раз посещал его главный собор. Как и Сент-Илер в Пуатье, анжерский храм был в то время одним из самых роскошных в королевстве. Хроники отмечали: "Во Франции не было церкви, где служба Господа нашего была бы проникнута величайшим благолепием, а гимны, антифоны, и прочее церковное пение исполнялось бы с таковой торжественностью и душевной искренностью, и весь церковный ритуал являл бы собой столь несказанный образец великолепия..."

Формируя свою капеллу Жиль де Рэ выбрал двух молодых людей, обладавших особенно чарующими голосами, и торжественно посвятил обоих в пребендарии своей личной церкви, назначив им соответствующее содержание. Одним из счастливчиков стал Андре Бюше, уроженец Ванна. Вторым - Жан из Ла Рошели, по прозвищу Соловей. Кроме жалования, Жиль подарил ему 300 экю и поместье в Ла Ривьер-де-Машкуль, а также назначил пожизненную ренту в 200 ливров. Богатые подарки и подношения достались родителям талантливого мальчика и его друзьям, которые помогли барону уговорить Жана перебраться в Рэ.

Обеспечив капеллу лучшими солистами, Жиль решил выстроить в своих владениях церковь, не уступающую по роскоши убранства и торжественности службы тем, что он видел в Анжере и Пуатье. "Сочинение наследников" ставит ему это в вину. Однако замковая молельня и собственный клир, обслуживающий религиозные потребности хозяев, вполне вписывались в реалии XV века. Свои церкви были у многих аристократов. Понимая это, "наследники" делают основной упор не на сам факт строительства храма, а на "непозволительный размер" трат... На то, что барон размахнулся не по чину, и мишкульская церковь во славу Невинноубиенных Младенцев стала одной из причин его разорения.

В "Сочинении наследников" пространно описывается это роскошное здание "...с хорами", выстроенное бароном на собственные средства. "Наследники" утверждают: чтобы служба в церкви шла с должным великолепием, Жиль де Рэ приказал набрать хор и оркестр из 25-30 музыкантов и певчих - "...как то детей капелланов, молодых клириков и прочих, коих он обеспечивал жалованием, пенсиями, оплачивал их расходы и брал с собой, ежели ему приходилось путешествовать по этим землям, каковых же духовных лиц он одаривал конями, закупленными по дорогой цене... и также, ради сказанной же церкви, постоянно содержал у себя до пятидесяти человек с равным количеством лошадей".

Авторы "Сочинения..." подводят читателя к мысли, что эти расходы превышали финансовые возможности Жиля. Современные историки часто соглашаются с ними. Они пишут, что для таких огромных трат нужна была даже не герцогская, а королевская казна. Представители высшей знати - Людовик Анжуйский, Жан Бретонский и Жан Алансонский содержали в своих домовых церквях персонал втрое, а порой и вчетверо меньший, чем у Жиля де Рэ. Однако можно ли на этом основании делать вывод о чрезмерности трат барона? По поводу Людовика Анжуйского ничего определённого сказать не могу, но бретонский герцог, по данным историков и летописцев, располагал вдесятеро меньшими доходами, чем Жиль де Рэ. Герцог Алансонский, так и вообще - жил лишь на ренту в 12 тысяч ливров, которую назначил ему Карл VII.

Если их расходы на церковь в абсолютных цифрах были меньше в 3-4 раза, чем у барона де Рэ, то доля этих расходов в бюджете каждого составляя втрое большую [34] величину! Что же касается перечисленных "наследниками" церковных одеяний "...длинных в пол, из алого сукна, подбитых куньим, беличьим или иным дорогим мехом, богато расшитых золотой и серебряной нитью с вышивкой и накладными украшениями", то вложения в них, при необходимости, легко и без больших потерь изымались. Пышные одежды священников, дорогие книги и литургическую утварь можно было не только заложить ростовщику, но и пустить с молотка, как делал неоднократно упомянутый выше Людовик Анжуйский. То же касалось скульптур, золотых крестов, канделябров, музыкальных инструментов и прочей церковной атрибутики - всё это воспринималось в те времена, как вложение в художественные, духовные и исторические ценности, которые с каждым годом будут лишь прибавлять в стоимости.

Пышное убранство домашних церквей было таким же способом демонстрации могущества и богатства, как дорогая одежда аристократа или золотая посуда на его пиршественном столе. То же касается и внешнего вида священников. Чем торжественнее и величественнее они выглядели, тем выше поднимался общественный статус владельца домового храма. А потому не удивительно, что, построив собственную церковь в Машкуле, Жиль принялся докучать Святому Отцу просьбами: разрешить его личным священникам "носить митры, сходные с теми, каковые наличествуют у прелатов и каноников церкви в Лионе". И каждая подобная просьба подкреплялась дорогими подарками.

Проявляя обычную для тех времён предусмотрительность, Жиль в 1435 году составил духовную грамоту, в которой завещал часть своих владений епископу Нантскому и герцогу Бретонскому, чтобы в будущем они выступили защитниками и гарантами прав его дочери, Марии. Кроме того, от епископа требовалось следить, чтобы службы на помин души маршала продолжались в машкульской церкви много лет после его смерти. Светский и духовный властители герцогства должны были гарантировать, что "...сказанные клирики и канторы ни в чем не будут терпеть ущерба".

Рене де Ла Сюз, против которого была направлена эта духовная грамота, призвал на помощь обоих кузенов де Лаваль-Лоеак и их энергичную мать. Эта четвёрка и стала коллективным автором упоминавшегося уже "Сочинения наследников". Получив их жалобу, Карл VII смог серьёзно подорвать финансовую мощь Жиля, чьё поведение казалось королю в тот момент "опасным и сомнительным". Однако это стало не единственной потерей для опального маршала. Духовная грамота в пользу герцога Бретонского в 1440 году будет использована как доказательство его права судить Жиля в Нанте, невзирая на вассальные отношения барона де Рэ по отношению к другим светским властителям.

Завещание в пользу епископа на этом процессе значимой роли не сыграет, а вот машкульская церковь и её капелла - очень даже. Наличие домового храма позволит утверждать, что Жиль - верующий именно этого прихода, а значит - за церковные преступления должен отвечать перед судом епископом Нанта. Что касается капеллы, то во Франции не прижилась итальянская мода - кастрировать талантливых мальчиков, чтобы они на всю жизнь сохранили звонкие детские голоса. Отсюда - неизбежная ротация кадров и постоянные поиски новых юных певцов. Платил барон щедро, желающих было много. Те, кого не приняли, домой возвращаться не спешили. Ведь с мечтой о лёгкой работе и больших деньгах расставаться непросто. Не удалось устроиться в машкульскую капеллу - можно попытать счастья ещё где-нибудь. Понятно, что домой об этом решении дети сообщали не всегда. А путешествия в те годы были небезопасны... Для родителей ситуация выглядела однозначно - их сыновья уходили к Жилю де Рэ и исчезали навсегда.

Вторым увлечением отставного маршала, которое вскоре поможет врагам возбудить и довести до обвинения судебный процесс против него, стал театр. Многие современные историки сходятся во мнении, что у барона де Рэ была собственная труппа. Во-первых, это соответствовало духу времени. Свой театр в те годы содержал, к примеру, британский полководец Джон Фастольф. Его труппа ставила во Франции популярные английские пьесы. Во-вторых, сохранились многочисленные свидетельства, что Жиль любил смотреть актёрские представления. Его младший брат, Рене де ла Сюз, позднее вспоминал: "...мессир Жиль де Рэ приказывал множество раз представлять пьесы, как то фарсы, мориски и являть игры, для каковых он же приказывал изготовлять костюмы и облачения, ему обходившиеся весьма дорого... Далее, на Троицу, Вознесенье и прочие великие праздники, он же множество раз приказывал представлять мистерии, и моралите... для каковых он же приказывал возводить огромные высокие подмостки".

О том, насколько грандиозными бывали эти постановки, можно судить по упоминавшейся уже "Орлеанской мистерии". Эта эпическая драма включала в себя свыше 20 900 александрийских стихов. Театральное представление развивалось на открытой площадке и занимало, по-видимому, никак не меньше недели. История начиналась в Лондоне, в королевском дворце, где Генрих VI и его полководец Солсбери планируют военную кампанию, и заканчивалась бесславным отступлением английских войск от стен города. В представлении участвовало около 140 актеров и свыше 460 статистов. Действие мистерии развивалось неспешно. Батальные сцены сменялись куртуазными диалогами. В центре внимания - Дева и её подвиги во славу Франции... Но и о себе барон тоже не забыл. Впрочем, удивляться этому не стоит - его роль в событиях 1429 года была далеко не последней.

Имя автора "Мистерии" осталось неизвестным. Временами можно встретить предположения, что первый её вариант написал сам Жиль де Рэ. Так это или нет - мы уже не узнаем. Важно другое - грандиозность постановки и огромное количество задействованных в ней статистов... То есть молодых людей, от которых не требовалось выдающихся талантов. Не будем забывать, что театр того времени - чисто мужское дело. Женщины на сцену не допускались. Их роли играли юноши. Статисты не входили в основную труппу. Их набирали перед началом репетиций, а после представления распускали по домам.

Кто-то возвращался к родителям, кто-то уходил в другой город, чтобы продолжить театральную карьеру... Или заняться чем-то ещё, используя полученные за представление деньги как стартовый капитал. А леса в те годы кишели разбойниками. По дорогам страны бродили банды наёмников. Для семьи попавшие в их руки юноши исчезали неведомо куда.... Исчезали - после встречи с Жилем де Рэ.

В общем, когда летом 1440 года по округе поползли слухи о причастности барона к исчезновениям детей, родители несостоявшихся певцов и артистов легко поверили клевете. Обвинение в многочисленных убийствах было очень полезным для инициаторов процесса - ведь оно гарантировало смертный приговор. Оправдаться, с учётом особенностей тогдашнего судопроизводства, была нереально. Но имелся и неприятный для судей нюанс... Жиль де Рэ - маршал Франции, камергер и член королевского совета. Выслушав обвинения в убийствах, он мог потребовать для себя королевского суда. Значит, к светским преступлениям надо добавить серьёзные прегрешения перед церковью и верой. Сделать это помогло третье увлечение Жиля де Рэ - алхимия.

Большинство историков сходится на том, что учение это пришло в Европу из Древнего Египта. Где оно зародилась изначально - в Индии или Китае, Мидии или Средней Азии - никто так и не выяснил. Само название произошло, скорее всего, от слова "Кем" - "земля" или "Та-Кем" - "черная земля", как именовали свою страну египтяне. В древности алхимию считали благородным - царским или жреческим - умением, дарованным человеку кем-то из небожителей. На его роль в разное время примеряли греческого бога торговли Гермеса и египетского ибисоголового Тота. В результате получился Гермес-Трисмегист ("Трижды Великий"), соединивший черты обоих. Его считают основателем духовного учения алхимиков и автором изречения "Один в троих и трое есть в одном", в котором они находили вдохновение для своих философских, мистических и научных изысканий.

После завоевания Египта в 30 году до нашей эры Октавианом Августом алхимия перетекла на территорию Римской Империи. Когда эта древняя держава погибла от рук варваров, традицию подхватили еврейские философы и арабские учёные. Алхимическими исследованиями в числе прочих занимались Абу Али ибн Сина, Ар-Рази и многие другие. Здесь, на Востоке к египетским практикам естественным образом примешалась мидийская астрология и элементы еврейской каббалы.

Философскую основу алхимии её адепты представляли следующим образом. Подлинной, изначальной сущностью Мира является Бог, а видимая людьми действительность - это лишь Его эманация (проекция или отражение), растворившаяся в бездушной материи, а потому загрязненная примесями и несовершенная. Между материей и Богом находятся небесные светила, дающие возможность понять Его волю и замыслы. Определив по их положению благоприятный день и час, алхимик способен добиться очищения своей души до её исконного, наивысшего состояния - слияния с Богом.

Второй, более приземлённой целью этой науки, стали попытки очищения человеческого тела, призванные избавить его от грехов и сделать бессмертным. Добиться этого помогала особая субстанция, состав которой нужно было определить опытным путём - "эликсир вечной молодости". Третья задача алхимиков - самая прозаическая: очищение металлов - так называемая "трансмутация", превращавшая их в золото. Неудивительно, что научные поиски начинались с попыток достичь самой лёгкой и прибыльной цели. Про "эликсир вечной молодости" - если и вспоминали, то значительно позже; а духовная часть учения - о слиянии с Богом - постепенно оттеснялась на задний план, и вскоре была благополучно забыта.

Католические страны познакомились с алхимией во времена Крестовых Походов, когда с Востока хлынули книги, свитки и манускрипты, написанные по-арабски и по-еврейски. Все они переводились на латынь - универсальный язык научных и религиозных сообществ Западной Европы. К началу XV века в образованных кругах увлечение алхимией стало всеобщим.

Трактаты на эту тему были написаны очень сложным языком, полным умолчаний и многозначительных намёков. Понять текст без опытного наставника было практически невозможно. Сами алхимики объясняли это потенциальной опасностью "Великого Деяния", которое, окажись оно в руках людей алчных и недостойных, может стать для человечества источником неисчислимых бед.

Понятно, что ни вечной молодости, ни слияния с Богом никому из алхимиков достичь не удалось. В том, что касается получения золота из других металлов и веществ - история не так однозначна... Исследователи нашего времени обратили внимание, что вожделенная "трансмутация" часто зависела от умения алхимика приготовить "философский камень". Трактаты описывали его как порошок ярко-алого цвета. Один из современных химиков постарался воссоздать рецепт средневековых умельцев. В результате он получил ярко-алые кристаллы хлораурата серебра, с помощью которых смог выделить из сплава чистое золото и позолотить поверхность неблагородного металла. Таким образом, удалось восстановить один из средневековых способов "обогащения" золота. Современные аналоги этого технологического процесса до сих пор используются в промышленности. Выходит, некоторые из алхимиков действительно научились "собирать" золотые "следы", содержащиеся в других металлах. И если удавалось найти подходящее сырье, могли "наколдовать" драгоценный слиток.

Сама по себе алхимия ничего плохого или запретного в себе не содержала, однако светские и духовные власти часто относились к её адептам с подозрением и опаской. Первые - из-за огромного числа мошенников, жуликов и фальшивомонетчиков, выдававших себя за учёных. Вторые - потому, что многие из лже-алхимиков сопровождали свои "научные фокусы" магическими практиками, еретическими молитвами, а временами и откровенным сатанизмом. Алхимию запрещали, её адептов бросали в тюрьмы... Однако золота хотелось всем - герцогам, королям, папам - и через несколько лет запреты снимались.

Как обычно бывает в подобных случаях, горстка настоящих учёных растворялась в толпе находчивых шарлатанов. Методы получения золота у мошенников тех лет не отличалась от современных: на глазах клиента совершить одноразовое "чудо", выторговать "небольшой" задаток на продолжение экспериментов и исчезнуть бесследно. Однако если клиент выглядел особенно доверчивым, лже-алхимик мог задержаться подольше. Сетуя на досадные помехи в работе, он кормил наивного хозяина обещаниями, что через месяц или через год наверняка добьётся успеха!

Если клиент полагался на собственные глаза, ему подсовывали "обманку" из латуни или железного колчедана. Чтобы обвести вокруг пальца человека опытного, пригласившего на осмотр собственного ювелира, в расплав попросту подбрасывали нужное количество золотого порошка. Для этого часто использовались тигли с двойным дном. Поверх их глиняного или металлического основания тонким слоем засыпали золотой порошок. Сверху наносили плёнку воска, подкрашенного в черный цвет. Во время эксперимента в сосуд заливался расплавленный свинец, и - О чудо! - на поверхности появлялся слой чистого золота.

Если клиент перед предыдущими опытами проверял дно и стенки тигля, мошенник использовал выдолбленную изнутри деревянную палочку, в которую засыпал золотой порошок, а потом заклеивал отверстие восковой пробкой. После того, как золото попадало в расплав, полая часть палочки сгорала. Таким образом, даже рассмотрев её вблизи, невозможно было увидеть ничего подозрительного. В более сложных случаях золотой порошок вдувался в расплав через кузнечные мехи, а если мехов не было - золотые детали припаивались к железному основанию и покрывались чёрной краской, которая сгорала в расплаве. Иногда в решающий момент в печь бросались компоненты, выделяющие едкий дым, а пока хозяин тёр глаза и прочищал горло - происходило "волшебное превращение".

Однако для организаторов суда над бароном де Рэ главным подспорьем стали не хитроумные трюки посещавших его замки лже-алхимиков, а магические и колдовские заклинания, которыми эти действия сопровождались. Во-первых, участие в подобных мероприятиях могло стать основанием для организации "ведовского процесса", который грозил Жилю и его слугам сожжением на костре. Во-вторых, жулика и мошенника легко было склонить к "чистосердечному признанию" и сотрудничеству со следствием, пообещав за это помилование лично ему.

Если верить материалам процесса, алхимиков и колдунов-сатанистов разыскивали и приводили к маршалу Жиль де Силье и Эсташ Бланше. Оба, кстати сказать, служители церкви... Главой которой в герцогстве Бретонском был епископ Нанта. Надо ли уточнять, что в числе обвиняемых на суде мы их не увидим. Незадолго до ареста Жиля де Рэ его штатный "поставщик алхимиков" Жиль де Силье исчезнет в неизвестном направлении... Зато в материалах процесса часто будут всплывать детали, о которых знал только этот "святоша". Эсташ Бланше на процессе Жиля де Рэ даст показания в качестве свидетеля, и несмотря на рассказы о своём участии в сатанинских обрядах отставного маршала, к обвиняемым не присоединится...

На суде обвинение подробно перечислило всех, с кем знакомился опальный маршал, стремящийся постичь премудрости алхимии. Первым был некий "анжуйский рыцарь", которого Жиль встретил в 1426 году. Этот человек, сидевший в церковной тюрьме по обвинению в ереси, позволил юному барону взять на время свой фолиант, где описывался процесс получения философского камня и многое другое. Жиль не смог самостоятельно вникнуть в нарочито усложнённый текст, однако самой темой заинтересовался.

Как только появилось свободное время, барон поставил себе цель - найти умелого алхимика, который поможет постичь секреты мастерства. Имена "учёных мудрецов" сохранились в материалах процесса. Это Антонио из Палермо, парижский златокузнец Жан Пети, Дюмесниль, Жан де Ла Ривьер и Франческо Прелати. Из них на процессе присутствовал только последний... Он появился у барона весной 1439 года. Успел поучаствовать в сатанинских ритуалах, несколько раз вызывал личного демона, от его имени попросил у барона принести руку, сердце, глаза и кровь мальчика, получил их, попытался отдать демону и так далее. Нетрудно заметить, что такое признание ощутимо пахло костром... Однако Прелати так и остался свидетелем, в число подсудимых не перешёл. Вскоре после казни Жиля де Рэ его личный колдун и сатанист был освобождён из-под стражи и стал... Придворным алхимиком герцога Анжуйского.

Так был ли виновен барон де Рэ в приписываемых ему злодеяниях? Споры об этом начались вскоре после процесса и не утихают до сих пор. В поисках ответа нам придётся ознакомиться с тем, что представляла собой в те годы французская судебная практика, как было принято вести следствие по аналогичным делам и какие доказательства в XV веке считались неоспоримыми.

Глава 12. Характерные черты инквизиционных процессов XV века. Признание - царица доказательств. Роль ордалии, пытки и терриции. Речи судей, свидетелей и обвиняемых в тексте протоколов

Сейчас Западная Европа считается эталоном гуманности в судопроизводстве. Однако в прежние времена всё было далеко не так благостно. Светские и церковные суды грешили обвинительным уклоном, а тюрьмы часто походили на камеры непрерывных пыток. Следствие могло тянуться годами, и не каждому обвиняемому удавалось дожить до суда. Особенно много несправедливостей и зверств творилось на переломе эпох - от Средневековья к Новому времени.

В 1430-х годах во Франции на месте феодальных сеньорий начало расти централизованное государство с разветвлённым чиновничьим аппаратом, мощной наёмной армией и тяжким налоговым бременем. В области судопроизводства происходил переход от обвинительной средневековой процедуры (accusatio, Божий суд) к инквизиционной практике (inquisitio, процедура следствия). Новый порядок существенно расширил права и полномочия судей. Раньше это были скромные посредники между Богом (высшим и единственным Судьей) и людьми. Теперь же судья превращался в главную фигуру процесса.

Преобладавшая в Средние века система доказательств Божьего суда (accusatio) подразумевала активные действия подозреваемого: в его власти было потребовать проведения ордалии (испытания огнём, водой и т.д.), а при тяжбе между дворянами - поединка. В этой ситуации признание обвиняемого для вынесения приговора не требовалось. Ведь только Бог мог указать: кто прав, а кто нет (чаще всего - по размеру ожогов, оставшихся на руке от раскалённого железа). В новом, инквизиционном процессе ситуация стала иной: при малейшем сомнении судьи отправляли подозреваемого на пытку, а важнейшим доказательством стало признание вины.

Понятно, что не все правоведы приветствовали такие перемены. Некоторые требовали сохранить старый порядок. В 1404 году королевский адвокат Жан Жувенель д'Урсен, защищая права дворян на судебный поединок, сказал: "...так же, как мы решительно посылаем человека на пытку, сообразуясь с обстоятельствами и своими подозрениями, мы можем разрешить и судебный поединок, поскольку менее опасно сражаться двум равным, чем сражаться на пытке, где тело безоружно и беспомощно".

Однако, несмотря на протесты, судебные поединки быстро отошли в прошлое. Что касается ордалий, то они частично сохранились и при инквизиционной процедуре. Ведь следствие - дело непростое, а соблазн быстро узнать правду - велик. Однако теперь испытание чаще проводилось не в самом суде, а на стадии дознания. Классический тип ордалии тех лет - "водная проба" для ведьм. Связать женщине руки с ногами крест-накрест и бросить в реку. Всплывёт или утонет? Существовало поверье, что ведьма непременно останется на плаву. Ведь дьявол - невесомый дух эфира. Его слуги и служанки - легче воды. Утопленницу можно быстро откачать, зато её не придётся посылать на пытку.

В XVII веке английский король Яков I подвёл под эту процедуру новое обоснование. По его мнению, река ни за что не примет тех, кто отрёкся от христовой веры, а значит и от святой воды. "Очевидно, - утверждал венценосный теоретик, - Господь посылает нам чудесный знак, говорящий о чудовищном безбожии ведьм".

У церковных судов в ходу было ещё одно испытание: от обвиняемого требовали прочесть молитву. Если он запинался или путался в словах - немедленно начинали пытку. Сложность состояла в том, что текст нужно было вспомнить в мрачном застенке, где палач уже разводил огонь и раскладывал инструменты. В горле пересыхало, мысли путались. Дочитать молитву до конца удавалось немногим. Изначальный расчёт судей понятен: страх парализует преступника, а честному человеку бояться нечего. Со временем выяснилось, что вероятность незаслуженной кары может испугать ничуть не меньше, чем справедливое возмездие.

Однако, несмотря на большой процент ошибок, идея испытаний не умирает до сих пор. Современное следствие использует для этой цели "детектор лжи". Сторонники новой ордалии уверены - прибор позволяет выявить истину в 100% случаев. Явные провалы объясняют ошибками в интерпретации результатов. Скептики возражают: полиграф непригоден для допроса артистов, писателей, художников, и вообще - всех людей с богатым воображением... Их моторные реакции зависят не от реальных событий, а от фантазий в голове. К счастью, мода на "детектор лжи" постепенно снижается. Теперь даже в США - на родине этого прибора - не всякий суд согласится считать его данные неоспоримым доказательством.

Если других свидетельств нет, обвиняемого, провалившего проверку на полиграфе, освобождают с формулировкой "за недостаточностью улик". В XV веке провалившего испытание судьи отправляли на пытку. Поначалу это была "добрая пытка" - калечить обвиняемых или повреждать им жизненно важные органы палачам не разрешали. Длительность мучений была ограничена по срокам - как правило, не более одного часа. Повторная пытка допускалась лишь в том случае, если у суда появлялись новые улики.

Однако оговорённый срок касался лишь самой процедуры. А обвиняемого начинали пытать не сразу. Сначала судья рекомендовал ему сознаться "по-хорошему". За это обещали смягчить наказание. Типичной процедурой стала так называемая "терриция". На русский язык этот термин переводится как "запугивание". Подсудимому демонстрировали пыточные инструменты, подробно объясняли: что и как "работает". Рассказ часто вёлся под аккомпанемент душераздирающих криков из соседней камеры, куда сажали талантливого "артиста", способного орать громко и убедительно. Палачи тоже не чуждались театральщины. Они угрожали с такой свирепостью, что многие признавались ещё до начала процедуры. Постепенно слова начинали сопровождаться действиями: орудия пыток прикладывали к телу, подгоняли "по месту".

Для впечатлительных натур этого было достаточно, чтобы сознаться во всём, что только потребуют, - и такие показания закон считал добровольными, данными без применения пытки.

Спрашивается: зачем был нужен фарс с террицией? Решение о пытке принято, можно сразу переходить к делу. Разгадка кроется в добровольности. Люди больше доверяли приговору, если утверждалось, что он основан на чистосердечном признании, которое было получено без пыток.

Судьи считали это настолько важным, что в некоторых случаях информацию о пытке не вносили в протокол, как "не заслуживающую внимания". С той же лёгкостью обходилось ограничение во времени - о нём просто перестали упоминать. А если узника пытают сутки напролёт, и всё безрезультатно. Тоже не проблема! Ведь можно считать, что на следующее утро палачи не начинают новую пытку, а продолжают вчерашнюю.

Большую популярность получила форма признания in extremis - у подножия виселицы или эшафота. В XV веке такая "предсмертная исповедь" не только допускалась, но и приветствовалась судьями, особенно если признания осужденного позволяли затем обвинить его сообщников. На место казни отправлялся специальный судебный клерк, который записывал последние слова приговорённого.

Чтобы доказать обществу объективность инквизиционной процедуры, решения о виновности и невиновности стали принимать коллегиально. Появилась фигура государственного обвинителя (прокурора) и защитника (адвоката). Впрочем, последние пока ещё встречались редко, и эти услуги стоили дорого. В Париже их было не более 50 человек, а в провинциальных судах адвокаты, как правило, отсутствовали. Впрочем, это объяснялось не малой потребностью в профессиональном защитнике, а дороговизной услуг. Нанять адвоката могли позволить себе лишь очень состоятельные люди. В некоторых случаях, к примеру - делах о колдовстве, присутствие адвоката судебной процедурой не предусматривалось. Арестованный считался виновным a priori, и от судей требовалось лишь получить "добровольное признание", дабы приговорить его к смертной казни.

Впрочем, если к обвинению в колдовстве добавлялись другие пункты, например - воровство или покушение на убийство, суду приходилось допускать адвоката на процесс. Одним из таких случаев стало дело Маргарет Сабиа, решение по которому Парижский парламент вынес 9 апреля 1354 года. Благодаря составленной адвокатом апелляции на вердикт предыдущего суда, женщина была полностью оправдана и освобождена из-под стражи [35]. Правда, дожидаться справедливости подсудимой пришлось несколько лет. И лишь последний год, когда шло рассмотрение апелляции, Маргарет делала это на свободе - по ходатайству адвоката её выпустили из тюрьмы под залог. Понятно, что без профессионального защитника этот процесс вряд ли завершился бы так удачно для обвиняемой.

Хотя европейские судьи XV века и старались препятствовать работе адвокатов, под малейшими предлогами отказывая подозреваемому в профессиональной защите, полностью исключить их из процесса не удавалось даже при обвинениях в колдовстве. Примером тому может служить дело Франсуазы Бонвэн из Шерминьона, которое рассматривалось в Женевском диоцезе. В 1467 году суд над ней закончился оправданием обвиняемой, которая, как и Маргарет Сабиа, воспользовалась услугами профессионального защитника.

Благоприятный для подсудимых вердикт в обоих случаях был результатом не только удачной стратегии, выбранной адвокатами, но и имеющейся у них возможностью самостоятельно фиксировать всё, происходящее на процессе. Запись, которую по просьбе адвоката вели независимые нотариусы, лишала судебных писцов возможности искажать слова подозреваемого в выгодном для обвинения ключе.

Необходимо помнить, что никакой системы скорописи в те годы во Франции не существовало. Стенографические техники времён Римской империи уже успели забыть, а новые появились гораздо позже. Речи участников процесса фиксировали несколько писцов и нотариусов, каждый из которых успевал записать лишь малую часть услышанного. После заседания они сверяли получившиеся результаты и на этой основе составляли окончательный вариант протокола. Получался вольный пересказ судебного заседания... Часто - даже слишком вольный.

Главная цель этого литературного произведения под названием "Материалы процесса по делу о..." - создать на его страницах образ беспристрастного судьи, который никогда не ошибается, и портрет "идеального" преступника, в чьей вине не может быть даже тени сомнений.

Специалист по истории Франции Ольга Тогоева в научном исследовании, посвящённом процессам XIV-XV веков, отмечает, что возвышение образа судьи часто начиналось уже с первых строк протокола. Если вина подсудимого не вызывала сомнение, фигура истца из материалов дела вытеснялась судьёй. "Мы не найдем ни одного упоминания о настоящих истцах в "Признаниях и приговорах", - отмечает Тогоева, - мы почти не встретим их в приговорах Парижского парламента или в "Регистре Шатле". Все три упомянутых источника - сборники материалов по уголовным делам, призванные служить образцами для судей в провинциях.

Конечно же, истцы исчезали не из каждого процесса. Когда обвинение было сомнительным, и судьи подозревали, что в дальнейшем его могут оспорить, фигура истца в материалах процесса сохранялась. К примеру, в упомянутом ранее деле Маргарет Сабиа обвинителем и истцом выступал её племянник Оливье Мальнери.

Ещё одним способом возвысить образ судьи стало использование хорошо знакомого средневековым авторам риторического приема усиления, когда рядом ставились два слова-синонима, призванных подчеркнуть мысль, которую судьи считали важной. Так, если верить протоколам, подследственный обычно "был отведен и препровожден" (seroit menez et conduis) в зал суда, где обвинения ему "предъявляли и зачитывали" (imposez et declarez). После чего он "был спрошен и допрошен (examine et interrogue) о всех проступках и преступлениях" (faussetez et mauvaistiez), которые "содеял и совершил" (qu'il avoit faites et commises).

Эти обвинения он "признавал и подтверждал" (confermer et affermer) по "своему желанию и доброй воле" (de sa bon gre et de sa bonne volente). В противном случае, а также в целях получения дополнительной информации он мог "быть послан и отправлен" на пытку (mis, lie et estendu a la question), чтобы узнать о возможных "проступках и преступлениях" (crymes et larrecins). В дальнейшем эти показания он "признавал и подтверждал" (rattiffia et approuva) в зале заседаний.

Понятно, что когда речь в протоколе заходила о судье, тот неизменно оказывался достойным и сведущим человеком (honorable homme et sage maistre). Если по ходу дела в суд поступали королевские письма с инструкциями, в материалах процесса всегда сохранялось упоминание о "пожелании и повелении короля" (le гоу avoit voulu et ordonne). Верность принимаемых решений могла подчеркиваться их соответствием обычному праву (вековым обычаям - кутюмам) и/или королевскому законодательству.

Если судьи чувствовали, что доказательная база обвинений слаба, в качестве дополнительного аргумента использовались ссылки на общественное мнение. Слова о том, что это давно уже всем известно, что в народе ходили многочисленные слухи, которые затем подтвердились в ходе расследования, позволяли судьям наполнить материалы дела такими неправдоподобными и невероятными обвинениями, в которые - при иной ситуации - никто бы не стал верить. Ещё одним литературным приёмом, призванным усилить позицию обвинения, стала нарочитая "точность" в цифрах и датах, которые в дальнейшем не проверялись на достоверность и не сопоставлялись друг с другом...

В результате создавался текст, призванный убедить читателей, что именно этот человек виновен в тяжком преступлении, и потому заслуживает сурового наказания.

Все действия обвиняемого в суде описывались в пассивном залоге: "он был отведен", "его отправили на пытку", "заставили поклясться", "он был схвачен и арестован", "его обыскали", "он был допрошен", "его обвиняют", "он был казнен". На психологическом уровне это способствовало превращению человека из активного субъекта правовых отношений в их бесправный объект. Действительный залог сохранялся только для глаголов, связанных с признанием вины: "поведал о содеянном и раскаялся", "заявил и подтвердил" и так далее...

Если в протокол попадала прямая речь судей, то их общение с обвиняемым осуществлялось на "вы", что призвано было подчеркнуть беспристрастность и взаимное уважение к личности друг друга. Однако в окончательном приговоре уважительное "вы" обычно заменялось на "ты". Подобное обращение указывало, что вина человека несомненна. Он признан преступником, которого надлежит исключить из общества... На время, с помощью тюремного заключения, или навсегда - при участии палача.

Чтобы сомнений в принятом решении не возникало, и окружающие сочли человека "достойным смерти" (dignes de mourir), материалы дела создавали соответствующий психологический портрет. При этом судьи менее всего были заинтересованы в объективном рассказе о жизни обвиняемого. На это у них обычно не оставалось ни времени, ни сил, ни желания.

Простым, но действенным методом стало использование "пустых знаков". Условно их можно разделить на три группы. К первой относились эмоциональные характеристики, указывающие на прошлое обвиняемого и особенности его характера. Типичными становились отсылки к "трудному детству", "плохому воспитанию", "дурному нраву".

Ко второй группе пустых знаков относились указания на предосудительный образ жизни обвиняемого: "дурной", "скандальный", "развратный". При этом значения слов, как правило, не расшифровывались, а конкретные детали "скандальности" и "развратности" не упоминались. Используемые в тексте протоколов выражения, которые современный читатель может посчитать характеристикой преступной деятельности обвиняемого (к примеру, "убийца и вор"), тоже обычно являются голословными утверждениями, создающими нужный судьям психологический портрет.

К третьей группе пустых знаков можно отнести фразы об обвинении "...ещё и в других преступлениях (autres crimes)", "....в деяниях настолько ужасных, что о них даже сказать нельзя". Выражения эти не несли смысловой нагрузки и в дальнейшем не расшифровались. Их таинственность являлись важным литературным качеством, поскольку заставляла читателя думать о страшном, жутком, невообразимом...

Отказ от указания точного состава преступления помогал судьям в создании негативного облика обвиняемого. Расплывчатые формулировки использовались даже в окончательном приговоре, который зачитывался вслух и становился достоянием общественности. Для "внутреннего пользования" судей оставалось признание обвиняемого, которое - в соответствии с требованиями инквизиционной процедуры - они обязаны были получить и на основании которого выносили решение.

В форме записи признания также бывали интересные особенности. В первую очередь это включение в текст прямой речи обвиняемого. Такие случаи встречаются не часто и потому привлекают внимание историков. Карло Гинзбург и его последователи были склонны видеть в подобных вставках подлинные слова обвиняемых, произнесенные ими в присутствии судей и писцов. За такой подход ратовал и Жорж Батай, издатель материалов процесса Жиля де Ре: он называл прямую речь обвиняемых "настоящей стенограммой", которой нельзя не верить.

Ольга Тогоева утверждает, что именно дело Жиля де Ре заставило её усомниться в истинности выводов коллег. Мне кажется, она права. Встречающуюся в этих материалах "прямую" речь трудно отнести к подлинным словам, произнесенным в зале суда обвиняемыми или свидетелями. Скорее, перед нами - мысли и идеи самих судей, вложенные в чужие уста для большей правдоподобности.

Что касается формы высказываний, то она обычно включает в себя больше элементов канцелярского стиля, чем устной речи. К ним относится упоминавшийся уже прием усиления, выраженный через сдваивание слов-синонимов: "мой друг и любимый человек" (mon ami et l'omme du monde queje ayme), "я вас прошу и умоляю" (je vousprie et requier). Но главным образом - употребление в "прямой" речи канцеляризмов, таких как "упомянутый" (ledit) и "вышеупомянутый" (dessus dit).

Если в деле шла речь об убийстве, краже, мошенничестве, то описанных выше приёмов было достаточно для составления убедительных (для общества) материалов процесса. Куда сложнее задачу приходилось решать в тех случаях, когда речь заходила о преступлении, которое очень сложно (а порой, и невозможно) доказать - о колдовстве, заключении сделок с дьяволом, заговоре ведьм и так далее. Составленное типичным способом обвинение могло показаться лживым и невероятным, несмотря на использование в тексте пустых знаков, "прямой" речи и психологического портрета преступника. Требовалось использовать дополнительные "приёмы правдоподобия", чтобы окружающие смогли поверить в составленный писцами текст, в то, что говорили судьи.

Анализируя нескольких крупных ведовских процессов (по которым сохранилось достаточное количество материалов), Ольга Тогоева высказывает предположение, что для составления текста обвинения, признания и приговора судьи могли сознательно использовать нарочито простые и даже примитивные схемы: фольклорные или библейские. И чем проще была такая схема, тем сильнее верили в неё люди, далекие от судопроизводства. Таким образом, форма записи дела подменяла собой содержание - разрозненные факты благодаря простой, но убедительной схеме получали особую, выгодную для судей интерпретацию.

В своём исследовании "Истинная правда" Ольга Тогоева рассматривает четыре варианта построения уголовного обвинения с использованием "простых" объяснительных схем. Наиболее явственно фольклорные и библейские сюжеты проступают в ведовских процессах с участием "орлеанской пары" - суде над Жанной д'Арк в 1430-1431 годах в Руане и процессом в Нанте, где в октябре 1440 года казнили Жиля де Рэ. В каждом из рассмотренных случаев представители судебной власти использовали свою особую схему и свой набор аналогий, наилучшим образом подходящих для данного дела и конкретного подозреваемого.

Фольклорные и сказочные детали в описании колдовских практик Жиля де Рэ, в его попытках установить контакты с демоном по имени Баррон и заключить письменный договор с дьяволом удивления не вызывают. Ведь эта часть обвинений ни на одном из ведовских процессов никак не доказывалась, поскольку по самой своей природе не могла быть подтверждена уликами. Впрочем, для инквизиторов и церковных судей этого и не требовались: подозреваемый в колдовстве изначально считался виновным, если ему каким-то чудом ни удавалось доказать обратное.

Другое дело - похищения, изнасилования и убийства детей. В обычных случаях судьи подробно рассматривали улики и оценивали реальную доказательную базу. Наличие фольклорной составляющей в описании светских преступлений Жиля де Рэ и отсутствие прямых доказательств поневоле наталкивает на мысль о несправедливости обвинения.

Ведь в рассказах свидетелей и подозреваемых фактов практически нет, зато ясно просматривается сюжет, связанный с обычаем инициации подростков, который был распространён в Бретани в дохристианскую эпоху [36]. Разница лишь в том, что "временная смерть", характерная для языческого обряда, превратилась в рассказы о предполагаемой гибели детей, которую никто не видел, но в которой были уверены многие жители Машкуля, Шантосе и Нанта. Как отмечал в своём исследовании Владимир Пропп, постепенное вырождение обряда, утрата им своего первоначального значения, обычно превращала полузабытые ритуалы в непонятное, но страшное событие. Содержание, таким образом, в словах свидетелей заменялось формой: инициация как символическое убийство, как "временная смерть" оборачивалась в них подлинной гибелью. Её описание, естественно, велось по канонам сказочного сюжета.

Именно эта форма характерна для свидетельских показаний на процессе Жиля де Ре. Как принято в любой сказке, всем им свойственны особая сюжетная законченность, типовое построение фраз, а также детальное описание несчастий, которые выступают в качестве завязки сюжета. Начальные события в каждом из эпизодов могут различаться, а середина и конец - одинаковы или единообразны.

Сказочная сюжетность свидетельских показаний на процессе Жиля де Рэ - хорошо заметная черта. Слова главного обвиняемого и его сообщников этой особенности лишены. Они, как справедливо отмечает Ольга Тогоева, записаны в форме ответов на статьи обвинения. Им тоже свойственны детали, которые описывают обряд инициации... Только - на сей раз, увиденный "изнутри" глазами непосредственных участников. Особенно это характерно для показаний слуг Жиля де Рэ - Анрие и Пуату.

Возникает закономерный вопрос: кто был реальным автором этих описаний? Ольга Тогоева высказывает предположение, что все "конкретные" детали событий были выдуманы самими судьями и вошли в "чистосердечные признания" Жиля и его "сообщников", которые были даны ими под пытками или под угрозой пыток.

И если в свидетельских показаний сказочный сюжет представлял собой единственно возможную и доступную простым людям повествовательную форму, то в составленных позднее статьях обвинения и "признаниях преступников" сказочный сюжет, скорее всего, усиливался судьями сознательно, чтобы создать из Жиля де Ре образ идеального злодея - колдуна, чернокнижника и серийного маньяка-убийцу, заслуживающего самую суровую кару.

Глава 13. Роль дьявола в католицизме. Секта ведьм - подручных Сатаны. Колдовские процессы во Франции XIV-XV веков

Прежде чем окончательно перейти к разбору материалов суда над Жилем де Рэ, нужно присмотреться к неизменным фигурантам всех колдовских процессов того периода. Речь идёт о Сатане и его многочисленных подручных.

В православной традиции чертям отведено весьма скромное место [37]. Это отражается как в кратком перечне их имён - дьявол, сатана, лукавый, так и в невысокой оценке возможностей нечистой силы. Типовой сюжет русских сказок на эту тему: как хитрый мужик обводит вокруг пальца доверчивого дьяволёнка. Самая популярная из "демонических" народных пословиц: "Не так страшен чёрт, как его малюют". Православные хоть и верили в существование нечистой силы, но не боялись её. Считали, что чертей можно легко одолеть - с помощи креста и молитвы. Соответствующим было и отношение к колдунам, волхвам, ворожеям.

В книге Якова Канторовича "Средневековые процессы о ведьмах" приводится показательный пример. В 1639 году в Москве скончались двое детей царского рода. Расследуя причины смерти, дьяки вышли на "виновных". Ими оказались бабы-ворожеи из числа дворцовых мастериц. Итог: женщин на всякий случай выслали в отдалённые районы - прочь от столицы, чтобы они не могли в ней колдовать!

Одним из крайне редких ведовских процессов на Руси стало в 1600 году дело бояр Романовых. В царствование Бориса Годунова их осудили за то, что "...пытались добыть себе государство колдовством и кореньями". Всё семейство было выслано в отдалённые монастыри "под надзор". Однако это не помешало старшему из братьев, Фёдору Никитичу, сделать блестящую церковную карьеру - стать московским патриархом, а его сыну Михаилу - надеть на голову царский венец... Повинись, раскайся и больше не греши - вот типичный русский подход к уличённым в колдовстве и союзе с дьяволом! У нас никогда не было инквизиторов, выискивающих ведьм и ворожеев. Московская Русь всегда проявляла в вопросах колдовства здравомыслие и взвешенность... Совсем иная ситуация сложилась в Западной Европе.

Католические богословы создали чёткую и многоступенчатую иерархию противостоящего Господу воинства. Они утверждали, что каждый из властителей ада заведует своим, специфическим пороком. Сатана - гневом, Люцифер - гордыней, Асмодей - развратом, Маммон - алчностью, Вельзевул - обжорством, Левиафан - завистью, Бельфегор - праздностью. Ступенью ниже находились 79 адских князей, в подчинении у которых было 7 409 127 демонов низшего разряда.

Поскольку в Библии о злых духах говорится мало и невнятно, вся эта иерархия чертей - результат кропотливой "работы" католических богословов. Любой намёк, любое упоминание о дьяволе в ветхозаветных текстах по многу раз обсуждались на церковных диспутах. Демону придумывали имя и биографию, снабжали толпой подчинённых, имена которым присваивало следующее поколение "учёных" монахов. Дьявольская рать росла и множилась. Легионы бесов казались с каждым годом всё сильнее, грознее, непобедимее... Как следствие, возрастала и кара за общение с ними.

Владыкой ада у католиков традиционно считается Сатана, именуемый также "Дьяволом" или "Хозяином". Чертями, бесами, демонами и дьяволами (с маленькой буквы) обычно называют его подчинённых. На ведовских процессах речь, как правило, идёт именно о них - адских служителях низшего ранга.

В принципе, в этих мрачных персонажах нет ничего необычного. Многие религии персонифицирует Добро и Зло. В христианстве это Бог и дьявол. Все представления о загробной жизни строятся на постулате о существовании рая и ада. Безгрешные праведники возносятся на Небо, к Господу. Души грешников и безбожников отправляются в ад, где их ждут вечные муки. По Божьему приговору они варятся в озере из огня и серы. Черти работают в аду в роли палачей. Католические богословы полагают, что бесам нравится мучить осуждённых, но это - не единственная точка зрения. Некоторые из византийских вероучителей считали, что черти в преисподней мучаются сильнее людей. А поскольку пытать ближнего - страшный грех, страдания эти ещё и возрастают со временем - пропорционально тому, как увеличиваются грехи служителей ада.

Бог обрекает грешников на вечные муки, руководствуясь справедливостью и гуманностью. Ведь если бы они не умерли, то нагрешили бы больше, и им пришлось бы страдать сильнее.

Опасность греха существует постоянно. Демоны круглосуточно рыщут по земле, стараясь совратить нестойкие души... Нет такой хитрости, на которую черти не пойдут, лишь бы завлечь простаков в сети порока. Совращённые с истинного пути христиане становятся колдунами и ведьмами. Представление о процедуре приёма в дьявольскую секту новых членов со временем менялась. Авторы "Молота ведьм" - Шпренгер и Инститорис - полагали, что обычно это происходило в церкви. Грешники отрекались там от Христа и давали клятву силам ада. Принимал её демон, явившийся под сводами храма. После отречения нужно было отхлебнуть из пузырька кровь некрещёных младенцев. Если провести обряд по всем правилам, можно постигнуть тайны колдовства.

Однако эта точка зрения так и не стала в религиозных кругах господствующей. Большинство инквизиторов сходилось во мнении, что Сатана предпочитает принимать в секту новых членов не в церкви, а в отдалённых укромных местах - на шабаше, среди шумной толпы славящих его ведьм и колдунов.

К XV веку был детально разработан ритуал заключения письменного договора с дьяволом. Уединившись в комнате или на лесной поляне, нужно было нарисовать на полу или земле магический круг. В центре его вставал колдун с мечом и книгой в руках. По внешней кромке контура рисовали каббалистические знаки. Затем произносились соответствующие заклинания, и за пределами круга появлялся Дух Зла. Сначала он куражился и издевался над магом, оборачиваясь то зверем, то драконом, то юношей. Превращения сопровождались шквалистым ветром, дождём, градом и прочими погодными аномалиями. Если колдун отважно стоял на своём, произнося всё более мощные заклинания, дьявол прекращал упираться и начинал переговоры.

Узнав, что от него хотят, бес выдвигал встречные условия. Поторговавшись, стороны приходили к согласию. Подписывался договор, по условиям которого дьявол выполнял одно или несколько желаний колдуна, либо служил ему какое-то время. Как правило, взамен бес хотел получить душу вызвавшего его человека, хотя иногда соглашался и на меньшее...

Впрочем, письменный договор с дьяволом фигурировал в судах не часто. Если его и находили, то в основном у мужчин из дворянского или духовного сословия. Поскольку привлекаемых к суду колдунов с каждым веком становилось всё меньше, дошедшие до нашего времени экземпляры можно пересчитать по пальцам. Со слабым полом дело обстояло проще. В среде инквизиторов преобладала теория, что письменный договор с дьяволом ведьме заключать не требуется. И даже вслух его текст произносить не обязательно. Достаточно молчаливого согласия сотрудничать...

Вера в магию и колдовство - не изобретение католицизма. Она стара как мир. Уже первобытные люди считали, что окружающее их пространство населено множеством потусторонних сущностей - полезных и вредоносных. Цель чародея состояла в том, чтобы подчинить эти силы, сделать их исполнителями своей воли. Чаще всего маги делились на "белых" и "черных". Задачей первых было излечение больных, повышение плодородия и прочие благие дела. Вторые специализировались на негативных воздействиях: уничтожить врага, наслать не него болезнь, вызвать бурю, ураган, наводнение и так далее. Куда реже встречались "универсалы", совмещающие обе функции, способные менять тип колдовского воздействия в зависимости от ситуации.

Первобытная магия основывалась на убеждённости, что между живым существом и его "важной" частью существует нерасторжимая связь. Уничтожив ноготь или волос врага, ведьма может убить всё его тело, а узнав подлинное имя человека - навеки поработить душу. Аналогично обстояло дело и со всеми потусторонними сущностями: названный по имени, добрый или злой дух беспрекословно выполнял указания обратившегося к нему колдуна. В первобытных племенах настоящее имя человека обычно держали в тайне, а в быту использовали прозвище - постоянное или временное. В магических практиках христианского периода большое значение придавалось имени демона, к которому обращался колдун, произнося сакральную формулу призыва.

Как известно из Библии, еврейские ведьмы специализировались на том, что улавливали души людей по ночам, когда тела спят, а бестелесные сущности разгуливают на свободе. "Пленниц" содержали в платках, завязанных узлом, или медленно поджаривали на огне. Их хозяева от этого болели и умирали. Чтобы спастись, от ведьмы надо было откупиться деньгами. Такое колдовство считалось убийством и каралось смертью, о чём свидетельствует библейский наказ: "...ворожеи не оставляй в живых". Его часто вспоминали организаторы ведовских процессов.

В Древней Греции колдовскими практиками мог заняться любой, у кого хватало смелости, чтобы обратиться к потусторонней сущности. У Гомера в "Одиссее" есть эпизод, где хитроумный царь Итаки выступает в роли некроманта. Он кормит души умерших кровью жертвенного барана и получает взамен пророчества о своей дальнейшей судьбе. Никаких нареканий со стороны автора это "тёмное" колдовство не вызывает. Позже, уже в Древнем Риме, произошло разделение на оракулов, занимающихся "легальным" пророчеством, и "тёмных колдунов-некромантов", общающихся с вредоносными сущностями, и в первую очередь с богиней ночи Гекатой, "специализирующейся" на ядах и порче. Сами по себе "тёмные" практики в то время не преследовались, наказывали лишь за причинение вреда здоровью или убийство с их помощью.

Пришедшее на смену язычества христианство не сумело вытеснить из умов старинную веру в магию и колдовство. Древние обряды поклонения сельским богам, прикрытые псевдо-христианской оболочкой, во многих местах дожили до ХХ века. Это были ритуальные жертвоприношения, призванные умилостивить духов природы: гномов, эльфов, фей и корриганов [38]. Суеверия сохранялись не только в глухих деревнях, но и среди образованных классов. Многие дворянские семьи Европы отсчитывали свою родословную от феи-прародительницы, на которой женился их далёкий предок. В замках столетиями хранились амулеты, обеспечивающие своим владельцам долгую жизнь, богатство и удачу. Обычно эти дары потусторонних сил скрывали от чужих глаз.

Духовенство, как могло, боролось с наследием язычества. К местам древних капищ устраивались религиозные шествия, чтобы святой водой и молитвами вывести оттуда нечисть. Однако древние суеверия были неистребимы. Проникнув в рыцарские романы, феи раз за разом уносили своих возлюбленных в страну вечной молодости. На страницах средневековых книг часто появлялись оборотни - волки или огромные черные коты, в которых превращались колдуны и ведьмы, чтобы удобнее было резать скот и убивать людей.

В религиозной литературе все эти персонажи превращались в многоликих бесов, слуг Князя Тьмы. Священники считали, что демоны не только сами вредят людям, но и привлекают к этому многочисленных ведьм и колдунов: жрецов и жриц дьявольского культа. Мрачная фигура Сатаны впервые встречается в Новом Завете. На страницах Евангелий Враг рода человеческого искушает Христа в пустыне. В более поздние времена Дьявол всё больше приобретает черты падшего ангела, вечного бунтаря, мечтающего свести счеты с победившим его Богом.

Историки давно заметили, что накал борьбы с колдунами и ведьмами зависел от экономического состояния общества. Во времена процветания папство не поощряло гонения, а иногда даже грозило анафемой за попытку расправиться с какой-нибудь старухой-травницей за "колдовство и порчу". Однако вера в ворожбу сохранялась, и давала о себе знать - то в форме простонародных суеверий, то как способ дискредитации политических противников. Попытка навести порчу на короля стала одним из обвинений, выдвинутых против Ангеррана де Мариньи [39]. В изготовлении колдовских любовных зелий обвиняли графиню Маго д'Артуа.

Преследование колдунов и ведьм резко усилилось во время эпидемии Черной Смерти. Люди не хотели верить, что чума, выкосившая треть Европы, имеет естественное происхождение, и активно искали виновных. Во Франции первыми жертвами невежества стали прокаженные. Простонародье обвинило их в злонамеренном распространении заразы. Однако лепрозории вскоре опустели, а чума продолжала косить людей. Тогда гнев толпы перекинулся на евреев, проживающих во французских городах. Но и их изгнание не спасло народ от болезни. Чума стала возвращаться каждые 10-15 лет, снова и снова выкашивая население страны. Тогда вспомнили о ведьмах и колдунах. В народе распространился слух, что они, по указке дьявола, наносят на дверные ручки и церковные скамьи "чумную мазь". Во времена барона де Рэ охота на ведьм ещё не достигла в Европе того размаха, какой она примет в XVI-XVIII веках, когда к эпидемиям чумы добавятся голод и нищета, связанные с общим кризисом феодализма. Однако колдовские процессы в Италии и Франции шли уже полным ходом. Святая инквизиция активно нарабатывала опыт массовых расправ.

На следствии господствовал обвинительный уклон. Судьи действовали предельно жёстко... Уж слишком грозен был враг, подручными которого считались колдуны и ведьмы. Какое же место занимал Дьявол в картине мира? Насколько велики были его силы и возможности?

Если прислушаться к католическим священникам XV века, картина предстанет нерадостная. В их проповедях Сатана выглядит злобным сверхсуществом, по силе и могуществом почти равным Богу. Владыка Зла окружён неисчислимой ратью демонов, превосходящих людей силой и разумом. Бесы умеют толковать Святое Писание лучше любого богослова. Детальное знание законов и постановлений позволяет им взять верх над юристами и адвокатами. Ни один учёный не разбирается лучше чёрта в строении человеческого тела, в свойствах камней и металлов, в науке о птицах и рыбах, о деревьях и травах, о земле и небесах. Зная истинную природу вещей, дьяволы могут делать многое из того, что кажется нам чудесами. По их воле животные и растения обретают дар речи, а люди и вещи становятся невидимыми. Демоны могут мгновенно переносить на другой конец света горы и реки, леса и сады, города и сёла...

Для человека злые духи неуязвимы. Их бесполезно пытаться пронзить копьём или разрубить мечом. Тело черта состоит из сгущённого воздуха, и он тут же смыкается снова позади клинка. Если верить авторам "Молота ведьм", демоны управляют своими иллюзорными телами изнутри - как моряки манипулируют парусами. Все их члены и органы - декорация. Глаза у бесов не настоящие. Они видят духовным зрением, которое намного острее человеческого. Слуги Сатаны не нуждаются в пище, и едят только для вида. Они могут появляться прямо из воздуха и мгновенно исчезать снова на глазах у изумлённой публики.

Понятно, что фокусами дело не ограничивается. При всей эфемерности своих тел, демоны способны творить вполне реальное зло. Им под силу убить или искалечить человека, уничтожить домашний скот, разрушить любое строение, выбить градом посевы. В 1545 году дьявол - по утверждению обывателей - бродил по городу Ротвейл в обличье гигантского гуся [40] и громко провозглашал, что спалит здесь всё дотла.

В случае необходимости черти меняют обличья, как маскарадные костюмы - змея или собака, человек или ворон - им это не сложно. Когда бес хочет напугать, он превращается в дракона. Если желает подольститься к женщине, является в виде ласкового кота или верного пса. Мимо тюремной стражи он проскальзывает мышью или пролетает мухой. В пыточной камере чёрт висит невидимкой возле уха колдуна и нашёптывает ответы.

Дьявол может вселиться в статую или оживить тело мёртвого грешника, заставляя его служить своим гнусным целям. Праведники, милостью Господа, от этого избавлены. Зато у Сатаны есть возможность глумиться над ними при жизни. Даже самого преданного Богу человека черти могут обречь на нищету, болезни, смерть любимых детей... Ни иконы, ни молитвы, ни праведная жизнь не способны защитить от бесовских козней. Самого усердного из прихожан дьявол может ввергнуть в пучину бед, лишь бы заставить его друзей усомниться в божественной справедливости!

Демонам дана власть не только над телом, но и над душой праведника. Они могут уничтожить личность человека, призвав на помощь помешательство. Бесноватыми становятся даже монахи и монахини, проводящие свою жизнь в молитвах за стенами монастыря. Одержимые бесом помимо воли бьются в конвульсиях, богохульствуют, срывают с себя одежды, совершают гнусности и святотатства, говорят на неведомых языках.

Стихийные бедствия - не игра природы. Это злая воля Дьявола насылает на людей ураганы и смерчи, землетрясения и наводнения, уносящие ежегодно десятки тысяч жизней. Силы адского воинства колоссальны. Дьяволу доступно очень многое, но к счастью - не всё!.. Он не способен превратиться в ягнёнка, так как это символ Христа; не может появиться в виде голубя - в образе Святого Духа. Воскресить человека из мёртвых дьяволу тоже не под силу. Такую власть имеет лишь Господь. Когда черти показывают живым души умерших родственников - это всего лишь иллюзии.

Перенося людей по воздуху, бесы не могут одновременно послать тело в два разных места. Не обладают они и даром прорицания. Будущее от демонов скрыто, как и от людей. Ни один чёрт не может читать мысли человека, он лишь пытается угадать их по выражению лица. Ограничения эти призваны доказать, что Дьявол не всемогущ. Всё его воинство действует в рамках, установленных Богом.

Начиная с первых веков христианства представление католиков о границах бесовской власти постепенно расширялись... Понадобилась работа многих поколений богословов, чтобы Дьявол первых лет христианства заматерел и "нарастил мощь". По мнению английского историка Рассела Роббинса первым этапом становления современного образа Сатаны стали жития пустынников III и IV веков нашей эры. Удалившись от мира, святые отшельники предавались молитвенному экстазу.

Постясь по многу дней подряд, они доводили тело до изнурения. Считалось, что это помогает достичь "просветления духа". Во всём непонятном отшельники видели козни дьявола. Злой дух был коварен и переменчив. Леопард, волк, гигантский скорпион - не перечислить всех его масок. Вскоре появился и привычный нам облик чёрта - мужчина с рогами и копытами. В Древней Греции так выглядел лесной бог Пан и его прислужники - сатиры...

Не умоляя роли молитвенного экстаза, надо заметить, что у отшельников были и земные причины для того, чтобы во всём видеть козни Дьявола. В первую очередь, это необходимость заработать авторитет у верующих. Чтобы заставить людей прислушаться к своим словам, пустынникам требовалось предстать перед ними в ореоле героев-мучеников.

Появившись в житиях отшельников, облик Дьявола был затем "узаконен" на Толедским соборе 447 года, и после этого уже существенно не менялся. Следующим этапом развития образа врага было появление письменного договора с Сатаной. Первопроходцем, если верить византийским источникам, стал в VI веке нашей эры греческий священник Феофил. В Западную Европу сведения об этом привезли возвращавшиеся из Святой земли крестоносцы. Благодаря им византийская выдумка быстро разошлась по Германии, Франции и Италии. Вскоре похожие легенды стали творить уже на "местном материале".

Богословам оставалось сделать последнее усилие: придумать секту ведьм и колдунов - верных слуг Сатаны. Произошло это в XIII веке, когда еретические движения резко пошли на спад, и инквизиторам - для сохранения своих должностей и доходов - понадобилось найти новых врагов Святого Престола. Образ прислужников Дьявола, повсюду сеющих зло, получился настолько отталкивающим, что в 1252 году папа Иннокентий IV разрешил применять на следствии пытки.

Дальше ситуация развивалась предсказуемо. Еретиков всё чаще стали "попутно" обвинять в связях с Сатаной, колдовстве и тому подобных мерзостях. Отпала необходимость доказывать факт подрывных проповедей. Не нужно стало вызывать свидетелей, проводить очные ставки. Достаточно отдать подозреваемого в руки палачей, и он подпишет что угодно. Правота полученной в ходе следствия информации в проверке не нуждается, поскольку - по своей "сверхестественной" природе - никакой проверке не подлежит. Подсудимый подробно расскажет на пытке о связях с Силами ада, и после этого уже никто не решится встать на его защиту.

Постепенно обвинение в еретических взглядах стало отходить на второй план, уступая место общению с Дьяволом. Первые суды над ведьмами и колдунами состоялись в 1316 году в Северной Италии. Четырьмя годами позже папа Иоанн XXII отправил инквизиторов в южно-французские епархии Тулузу и Каркассон. Там начались массовые казни. Уже к 1350 году в Каркассоне было сожжено за колдовство 200 человек, в Тулузе - более 400. В 1390 году в Париже состоялся первый светский суд над ведьмой.

В 1428 году во французском Брианконе за колдовство было заживо сожжено 110 женщин и 57 мужчин. К середине XV века счет жертвам шёл уже на тысячи... Инквизитор Людвиг Парамо написал об их смерти слова, получившие в дальнейшем широкую известность: "Нельзя не указать, какую великую услугу инквизиция оказала человечеству тем, что она уничтожила огромное количество ведьм. В течение 150 лет были в Испании, Италии, Германии сожжены, по меньшей мере, 30 000 ведьм. Подумайте лишь! Если бы эти ведьмы не были истреблены, какое неимоверное зло они причинили бы всему миру" [41].

Позже инквизиторы пересмотрели взгляды на возможности ведьм и колдунов. Авторы "Молота ведьм" Шпренгер и Инститорис считали, что сама по себе - без помощи дьявола - чародейка ничего совершить не способна. Когда она смачивает водой метлу - это не волшебство, а сигнал, увидев который черти нагоняют тучи. Колдовские заклинания, восковые фигурки, волшебные зелья и прочая дребедень - всего лишь атрибутика. Если применить их захочет человек, не вступивший в сделку с дьяволом, его ждёт провал - сколько ни повторяй слова заклинаний.

Казалось бы, раз уж Сатана всё делает сам, зачем ему подручные? На это инквизиторы возражали, что чёрт всегда предпочитает вредить при помощи ведьм и колдунов. Вовлекая их в свои дела, он получает двойную выгоду. Наносит вред одним людям, и ведёт к гибели души других.

Середина XV века - пик могущества духовных трибуналов. Однако вскоре им придётся потесниться. К началу XVI века инициативу в борьбе с колдовством перехватят гражданские суды. Конфискация имущества преступников - слишком большой куш, чтобы светские властители согласились надолго уступить его инквизиторам. Алчность захлёстывает судейское сословие. Костры вспыхивают по всей католической Европе. Некоторые города на месяцы, а то и годы превращаются в бесперебойно работающие крематории. Учёные инквизиторы - дети по сравнению с этими новыми фанатиками. В существовании ведьм и колдунов народ больше не сомневается. Светские суды XV-XVIII веков в делах о колдовстве проявили такую жестокость, что быстро затмили славу инквизиции.

Некоторые сторонники виновности Жиля де Рэ обосновывают своё мнение тем, что дело опального маршала разбирали не только церковные, но и светские судьи. История свидетельствует - с куда большим основанием это можно считать аргументом в пользу его абсолютной невиновности.

Глава 14. Борьба за анжуйские владения Жиля де Рэ в 1437-1439 годах. Появление Франческо Прелати. Конфликт с Ферронами и арест опального маршала. Начало судебного процесса.

Как уже упоминалось ранее, заключительная атака на земли Жиля де Рэ чётко синхронизируется с событиями Прагерии. В апреле 1440 года мятежные аристократы терпят в Пуату поражение от войск Карла VII - и в середине мая происходят события в замке Сен-Этьен-де-Мерморт, ставшие поводом для вызова маршала на церковный суд. К началу июля противостоящая королю коалиция разваливается окончательно - и уже в конце месяца епископ Жан де Мальструа составляет послание, в котором обвиняет Жиля де Рэ в содомии, убийстве детей и общении с дьяволом. Всё это позволяет предположить, что действия против опального маршала планировались заранее, а подготовка к ним шла не один месяц.

В принципе, в этой версии нет ничего необычного, поскольку наступление анжуйско-бретонского альянса на земли Жиля де Рэ началось ещё в 1435 году. До апреля 1440 года атаки шли в основном со стороны анжуйцев. Замки и крепости опального маршала не раз переходили из рук в руки. Он их терял, возвращал, снова терял... Какую часть владений Жиль вынужден был заложить, чтобы собрать денег на эту войну? Сколько синьорий уступил за бесценок, не имея возможности их защитить? Мы это вряд ли узнаем. Дольше всего борьба шла за два ключевых пункта на границе Анжу и Бретани: главную резиденцию маршала - замок Машкуль, и мощную крепость Шантосе, доставшуюся в наследство от деда.

Наступающими войсками командовали Рене де Ла Сюз и Андре де Лаваль-Лоеак. У Жиля не хватило сил, чтобы отбить удар мощной анжуйской армии, усиленной отрядами его собственных "наследников". Не исключено, что в боях против Жиля участвовали и бретонские отряды. Ведь Рене де Ла Сюз в то время считался "правой рукой" Артура де Ришмона, а Андре де Ловаль-Лоеак совмещал должности при анжуйском дворе со статусом главного наместника Жана V.

В октябре 1437 года был захвачен Шантосе. Вскоре пал и Машкуль. Потеряв обе крепости, Жиль де Рэ обратился к бретонскому герцогу с просьбой о помощи. Не то чтобы он особенно доверял Жану V. Но опальному маршалу больше не к кому было обратиться. В ноябре стороны пришли к соглашению: синьор поможет вассалу войсками, а тот после победы обещает уступить Жану V крепость Шантосе за 100 тысяч золотых экю. Подписав этот договор, бретонский герцог смещает Андре де Лаваль-Лоеака с должности и назначает своим наместником Жиля де Рэ. К июню 1438 года маршал возвращает обе крепости. Если верить материалам суда, в подвалах Машкуля до захвата его анжуйцами находилось около 40 детских трупов... Однако, перед отступлением слуги маршала успели их сжечь.

В подземелье Шантосе трупов было 36 или 46 - точное число суду установить не удалось. До захвата крепости войсками Рене де Ла Сюза ни уничтожить, ни вывезти их подручные Жиля не смогли... Однако, о чудо!.. Анжуйцы в подземельях ничего подозрительного не обнаружили... И трупы благополучно долежали до возвращения маршала. История, поверить в которую может лишь человек, ни разу не нюхавший разложившиеся трупы, и не представляющий, насколько тщательно обшаривали в те годы солдаты каждый захваченный замок. Ведь все найденные там ценности были их законной добычей!

Истории последующей перевозки трупов в Машкуль - словно нельзя их сжечь на месте - мы пока касаться не станем. Об этом ещё будет рассказано в главах, посвященных суду над опальным маршалом. Уж слишком много разночтений и несообразностей содержат показания "участников" тех событий.

Пока же, развивая наступление, Жиль отвоёвывает у младшего брата замок Сент-Этьен-де-Мермонт и другие земли, которые прежде уступил при разделе имущества в 1434 году. Рене подаёт жалобу в светский суд Нанта. Разбирательство завершается в начале 1439 года мировым соглашением: старший уступает младшему замок Ла-Мот-Ашар, а тот в свою очередь отказывается от прав на Сент-Этьен-де-Мермонт.

Со стороны кажется, что Жиль одержал не только военную победу, но и нашёл юридическую возможность сохранить права на земли, которые удалось вернуть в Анжу. Залог с обратным выкупом, который раньше был нужен, чтобы получить деньги для торговых операций, теперь служит ещё одной цели - помогает приобрести союзников. Тех, кто станет защитить земли Жиля от алчных посягательств анжуйцев, как свои собственные.

К весне 1439 года главными кредиторами маршала становятся бретонский канцлер Жан де Мальструа, казначей Жоффруа Феррон и их общий сюзерен - герцог Жан V. К этому времени кто-то убеждает Жиля де Рэ, что французские алхимики ни на что не годятся. Настоящего специалиста надо искать в Италии. Священник Эсташ Бланше, уже поставлявший раньше маршалу алхимиков, едет по делам в Милан, и обещает найти нужного специалиста. В Италии он знакомится с молодым монахом-миноритом Франческо Прелати.

Тот утверждает, что недавно закончил во Флоренции курс "поэзии, геомантии и прочих наук". В ходе беседы Бланше убеждается, что его новый знакомый свободно говорит по-латыни, и вообще - очаровательный человек. Приходит время задать главный вопрос: о знаниях и умениях в области алхимии. Итальянец горячо заверяет французского друга, что обладает нужной квалификацией.

Бланше приглашает его посетить Бретань. Прелати радостно соглашается. Якобы, в Нанте у него живут родственники, и итальянец давно мечтает их посетить. Позже, на процессе Жиля де Рэ, Франческо Прелати признал себя колдуном и чернокнижником, имеющим в подчинении собственного демона. У злого духа оказалось весьма красноречивое имя "Баррон" - немного нестандартное для средневековых процессов над колдунами, где чертей чаще именовали Бафомет, Вельзевул или Бегемот. Скорее всего, это имя выбрали демону - что называется - "с прицелом на будущее". И в самом деле: кто из свидетелей посмеет утверждать, что в разговорах Жиля де Рэ и его личного алхимика ни разу не мелькало слово, созвучное с титулом отставного маршала?

В апреле 1439 года друзья отправились в путь. В замок Тиффож они прибыли 14 мая. Если верить показаниям Прелати, за 16 месяцев он успел сделать очень многое: неоднократно общался с демоном, пытался вызвать его на встречу с Жилем де Рэ, убедил своего хозяина написать несколько расписок для "Баррона", получил от демона "волшебный" чёрный порошок и камень "аспидного цвета". Передал всё это Жилю. Потребовал у хозяина принести в жертву демону руку, глаза и кровь ребёнка. Получил всё это от Жиля, но демону не отдал, а похоронил в освящённой земле... В общем, итальянец сделал всё, чтобы в ближайшем будущем выставить гостеприимного хозяина колдуном, еретиком и сатанистом, которому в церковном суде Нанта нет и не может быть пощады.

А по округе между тем кто-то уже распускает слухи, будто люди Жиля похищают детей, а хозяин насилует и убивает их в своих покоях. Говорят, что его подземелья завалены трупами, а пол в спальне регулярно отмывают от крови...

В начале 1440 года казначей бретонского герцога Жоффруа Феррон назначает смотрителем заложенного ему замка Сент-Этьен-де-Мермонт младшего брата Жана. Тот рукоположен в священники, но места пока не получил... Так что все актёры драмы уже находятся на сцене, и режиссёру остается лишь поднять занавес.

Вскоре ехавшие мимо замка слуги маршала попросились на ночлег. Жан Феррон отказал. Это - явная провокация. Ведь по закону Сент-Этьен-де-Мермонт - собственность Жиля. Узнав о самоуправстве, маршал лично арестовал нахала, который прятался в замковой церкви, и бросил в темницу.

В дело сразу же вмешивается Жан V. Он требует от Жиля освободить пленника. Маршал перевозит Феррона в Тиффож. Это территория провинции Пуату, куда бретонские войска не имеют право вторгаться. Однако ничего подобного и не требуется. 24 августа Жан V встречается в Ванне с коннетаблем Артуром де Ришмоном. За помощь против Жиля бретонский герцог обещает своему младшему брату земли в Бургнеф-ан-Рэ, которые принадлежат маршалу.

В результате, как-то утром в начале сентября 1440 года Жиль увидел под стенами Тиффожа полнокровную королевскую армию. Понятно, что такую просьбу - освободить Феррона - проигнорировать было невозможно.

А тем временем ещё 29 июля, когда Жиля не было в Бретани, епископ Жан де Мальструа обратился в Нанте к прихожанам с проповедью и письменным заявлением, где утверждал, будто "Жиль де Рэ... вместе с некоторыми из своих сообщников, зарезал, лишил жизни и истребил бесстыднейшим образом множество невинных отроков, ...предавался с этими детьми противоестественному сладострастию и греху содомскому, часто совершал ужасные заклинания демонов, приносил им жертвы, заключал с ними договоры и совершил иные тяжкие преступления".

Выйдя на свободу, Жан Феррон написал жалобу епископу, обвинив Жиля де Рэ в оскорблении божественного Величия. По версии провокатора, в церкви замка Сент-Этьен-де-Мермонт он не прятался, а отправлял службу... И значит, Жиль де Рэ напал на священника у алтаря! Это дало повод Жану де Мальструа вызвать отставного маршала в церковный суд, не раскрывая сути главных обвинений.

13 сентября в замок Машкуль, куда недавно вернулся Жиль де Рэ, прибыли войска герцога Бретонского во главе с капитаном Жаном Лаббе. Хозяин не стал сопротивляться и опустил перед ними мост. Скорее всего, Жиль думал, что в суде будут разбирать жалобу Феррона. Это грозило денежным штрафом, и не более...

Отставной маршал не знал, что уже в середине лета епископ Жан де Малеструа начал тайный опрос прихожан обо всех случаях пропажи детей. Чуть позже параллельный светский процесс инициировал герцогский судья Пьер де л'Опиталь. Ничего существенного, что могло бы дополнить церковное следствие, в светских протоколах нет, и потому в дальнейшем цитироваться будут в основном документы церковного процесса.

Вместе с Жилем де Рэ были арестованы его слуги - Анрие и Пуату, помощники в алхимических практиках - Эсташ Бланше и Франческо Прелати, а также две женщины - Перрина Мартен и Тиффена Браншю, которые, по версии следствия, заманивали в замок детей. Результаты обыска, произведённого во время ареста, практически ничего не дали. В помещениях Машкуля следствие обзавелось лишь горсткой тонкой пыли, "сходной по виду с пеплом". Такую "изобличающую улику" можно и сейчас найти в любом здании с печным отоплением. В доме, где проживали Прелатти и Бланше приставы обнаружили окровавленную детскую рубашку, "издававшую тошнотворный запах". Кому принадлежала одежда, как и почему она оказалась в комнате - об этом в материалах дела нет ни слова...

Новых улик, помимо показаний подсудимых и свидетелей, на процессе тоже не появится, что для подобного дела - весьма и весьма странно. Всё-таки, труп человека - не такая вещь, про которую можно сказать: обронил, да не помню где... А когда этих трупов десятки и сотни - тем более.

Впрочем, про статьи обвинения и показания участников процесса разговор впереди. Сначала надо присмотреться к главному организатору суда над опальным маршалом - Жану де Мальструа, епископу Нанта и канцлеру Жана V. Уроженец Бретани, шестой сын небогатого дворянина, не имевший даже теоретических шансов на отцовское наследство, с юных лет он вынужден был сам пробивать дорогу в жизни. Как многие благоразумные юноши, службе в армии Жан предпочёл церковную карьеру, позволяющую без особого риска сделать себе имя и сколотить состояние. Ещё будучи молодым клириком, Мальструа сумел обратить на себя внимание Жана V. Бретонский герцог, разглядевший в сладкоречивом священнике талант политика, взял его к себе на службу и не прогадал. Хитроумный, изворотливый Мальструа умел идеально исполнять волю господина.

Став епископом Нанта и канцлером герцогства, он прослужил на этих должностях многие годы, и всё это время оставался верным слугой Жана V. Не было ни одного щекотливого поручения, с которым бы он не справился. Не было ни единой герцогской тайны, о которой бы Мальструа проговорился. В политике канцлер Жана V показал себя ярым англофилом, однако на практике это мало что меняло. Стоило его герцогу принять сторону французского короля, как Мальструа тут же перестраивал свою публичную риторику...

Формально Бретань примыкала то к одному, то к другому лагерю, и при этом всячески старалась избегать непосредственного участия в войне. В результате, земли герцогства были разорены куда меньше, чем в соседних Нормандии и Анжу. Жан V, при всей своей скупости, умел быть благодарным. В сложных ситуациях канцлер всегда чувствовал за своей спиной защиту герцогских войск и финансов. Награда за исполненные поручения тоже ни разу не заставила себя ждать.

Англичане и французы не любили хитроумного бретонца - обе стороны не без оснований считали его лгуном и предателем, способным на любую подлость ради выгоды - своей собственной и своего господина. Малеструа принадлежал к распространенному в то время типу "легистов" - университетски образованных клириков, поднятых на вершину власти волей могущественного аристократа, и прекрасно сознающих - кому и чем они обязаны в жизни. История взаимоотношений Жана де Мальструа с Жилем де Рэ показывает, что у епископа были основания для лютой ненависти к маршалу. Однако враждебное отношение не могло стать главной причиной судебного процесса. На первом месте для Малеструа всегда было служение своему господину, и потому, попади в жернова следствия вместо Жиля любой из друзей епископа, судебный вердикт остался бы тем же... Причём - вне зависимости от вины подозреваемого (или её отсутствия).

Если опальный маршал не совершал приписываемых ему преступлений, Жан де Мальструа - мерзавец, сфабриковавший доказательства и протоколы следствия... А если Жиль де Рэ виноват в приписываемых ему убийствах, епископ Нанта - редкостная сволочь, годами получавшая информацию о пропаже детей и ни разу не давшая ей хода, пока герцогу - по политическим и финансовым соображениям - ни понадобилось расправиться с преступником.

Ведь Нант в то времена был сравнительно небольшим городом с населением меньше 14 тысяч человек. Если верить материалам следствия дети начали исчезать ещё в 1432 году. Об этом наверняка знали приходские священники, от которых информация должна была стекаться к епископу. Выходит, Жан де Мальструа знал обо всём, что происходит в окружении Жиля де Рэ?.. Знал за много лет до процесса!

Его удивительную осведомленность (реальную или мнимую) подтверждают документы епископского суда. Уже в письме от 29 июля Жан де Мальструа обвиняет маршала и его подручных в заклинании демонов, договоре с дьяволом, принесении ему жертв, "противоестественном сладострастии", убийстве и изнасиловании детей... Допустим, о последних двух пунктах можно было догадаться по самим фактам исчезновения, однако все остальные обвинения наводят на мысль, что у епископа имелся свой человек в окружении маршала... Тот, кто регулярно поставлял информацию.

Наиболее вероятная кандидатура на эту роль - Эсташ Бланше. Несмотря на участие во всех - действительных или мнимых - преступлениях Жиля, он присутствует на процессе как свидетель. Для обвинения Жиля де Рэ решающими оказываются именно его показания, а равно и "чистосердечные признания" Франческо Прелати, которого Бланше привёз из Италии.

Под большим подозрением оказывается также Жиль де Силье, исчезнувший из замка перед самым арестом опального маршала... И юный Роже де Бриквилль, в 1440 году перебежавший от Жиля де Рэ к одному из его врагов, Прежану де Коэтиви. Считается, что именно Бриквилль организовал после суда брак Коэтиви и Марии де Рэ, наследницы казнённого маршала.

Не исключено, что в окружении Жиля был не один, а несколько предателей и шпионов. Многократная перестраховка - типовой приём для тайных операций всех времён. Хотелось бы обратить внимание, что наличие глаз и ушей епископа в замке Жиля делает версию виновности маршала куда менее вероятной. Ведь спрятать улики так, чтобы их не нашли даже свои - совершенно невозможно.

Ещё одна деталь, косвенно подтверждающая невиновность маршала - поистине космическая скорость, с которой велось судебное следствие. Процесс официально начался 19 сентября в большом зале на верхнем этаже замка Тур-Нев. Однако в этот день Жилю было предъявлено лишь обвинение в доктринальной ереси. Судя по всему, главная цель заседания состояла в том, чтобы усыпить бдительность Жиля, не дать ему в этот день поводов для отвода судей и оспаривания их полномочий.

Следующее заседание прошло 28 сентября без участия подозреваемого. Родственники пропавших детей "...с жалобами и слезами, и величайшей скорбью" требовали от судей жестокого наказания для убийцы.

Со списком обвинений Жиля де Рэ ознакомили лишь 8 октября. В их числе были: похищения, пытки и убийства детей, расчленение и сожжение их тел, противоестественный блуд с живыми, мертвыми и умирающими, общение с дьяволом и так далее... В тот же день впервые прозвучало предполагаемое число жертв - сто сорок детей "обоего пола" или более.

Обвинитель поклялся на Библии, что "...не желает оклеветать обвиняемого, но будет свидетельствовать истинно". Жиль де Рэ присягу давать отказался, мотивируя это непризнанием полномочий суда. Заседание 11 октября тоже прошло во взаимных препирательствах.

Обвинительный акт был официально оглашён подсудимому лишь 13 октября. Объемистый документ содержал 49 пунктов.

Первые 14 из них призваны были подтвердить полномочия суда:

I-IV. Права епископа Нантского на власть в данном регионе и на решение дел, связанных с ересью, колдовством и прочим.

V-VI. Личность брата Гийома Мериси, инквизитора Франции.

VII. Право юрисдикции епископа в подобных случаях.

VIII. Полномочия Гийома Мериси.

IX. Заявление о том, что Жиль де Ре - прихожанин именно этого диоцеза.

X. Заявление о том, что Жиль де Рэ - с детства живёт в Бретани, и потому находится в юрисдикции епископа Нанта.

XI. Заявление о том, что владения Жиля де Рэ расположены в пределах этого диоцеза.

ХП-ХШ. Статьи, подтверждающие личность и полномочия брата Жана Блуина.

В статье XIV подводился общий итог предыдущим пунктам: "Далее, все, о чем выше было упомянуто, давно известно и ни для кого не секрет".

Такое огромное внимание к доказательству полномочий суда [42] было вызвано двумя причинами. Во-первых, Жиль де Рэ на предыдущих заседаниях пытался оспорить эти полномочия. А во-вторых, права судей вести это дело действительно были очень спорными. Жиль де Рэ - маршал Франции, член королевского совета. Светский суд Нанта, взявшись за его дело, явно превысил полномочия. Церковный суд и инквизиция в то время сами к казни не приговаривали - они лишь делали вывод о виновности в преступлениях против веры и передавали преступника в руки светского суда.

Со статьи XV начиналась содержательная часть обвинения. Сперва шёл полный перечень преступлений Жиля де Ре, о которых суду стало известно: сначала по "слухам", затем благодаря "тайным расследованиям" и "доносами". В следующих статьях этот список разбивался на "эпизоды". Говорилось, что Жиль приказал начертать "многоразличные знаки, рисунки и буквы" в одном из своих замков, чтобы вызвать демонов и духов и заключить с ними соглашение (XVI). Утверждалось, что он составил этот договор, желая получить "знания, богатство и могущество" (XVII). Подчёркивалось, что текст договора он написал собственноручно (XVIII). Рассказывалось, что он вместе с Франческо Прелати вызывал духов (XIX). Утверждалось, что происходило это "около года назад" (XX).

В статье XXI рассказывалось об убийстве мальчика примерно 11-ти лет в Ванне. В статье XXII говорилось о ещё одном договоре с демоном по имени Баррон. В статье XXIII подводился итог сказанному: "...все до единого обстоятельства сии всем известны и ни для кого не секрет".

В статьях XXIV-XXXV снова говорилось об общении Жиля с прорицателями, встрече с Франческо Прелати, вызовах демонов, убийстве детей, обжорстве и пьянстве, посвящении останков убитых детей "Баррону", устройстве праздников в честь демонов, чтении запрещенных книг по алхимии и так делее.

В статье XXXVI рассказывалось о визите герцога Бретонского в замок Жиля в Шантосе, в связи с чем маршал приказал уничтожить трупы убитых детей. Затем перечислялись сообщники обвиняемого (XXXVII), упоминалось, что Жиль пытался раскаяться и стать на путь истинный, совершив паломничество в Иерусалим, но затем вновь погряз в преступлениях, хотя знал, что именно от них обычно происходят землетрясения и голод (XXXVIII-XXXIX).

Эта часть обвинения завершалась итоговой статьей XL: "...все эти события вызвали и вызывают слухи и всеобщее возмущение".

Статьи XLI-XLIX подводили общий итог всему сказанному. Заявлялось, что Жиль де Ре - содомит, что он "впал в ересь, идолопоклонство и вероотступничество", напал на замок Сен-Этьен-де-Мерморт и посадил в тюрьму Жана Феррона, похвалялся своими преступлениями и заявлял о них в присутствии слуг. Дальше следовал вывод, что Жиль де Рэ действительно совершил все эти действия, что он - преступник "...сие верио, правда есть, все сие обсуждают, признают, в том уверены, убеждены, согласны, и каждому доподлинно о том известно". Подчёркивалось, что маршала обвинили "достойные и серьезные люди", что подобные преступления должна расследовать церковь...

Ольга Тогоева в своей монографии "Истинная правда" называет этот обвинительный акт "образцовым". Образцовым - не в смысле содержания, а по форме изложения. Она отмечает, что при его составлении нантские судьи использовали все риторически "приемы усиления", стремясь убедить читателя в справедливости предъявленных обвинений. Здесь есть и замещение истца (ведь, если верить тексту статей, дело было начато "по слухам"), и коллегиальность суда (право на участие в заседаниях каждого из его членов оговаривается специально), и ссылки на все возможные авторитеты (на обычное и церковное право, на кутюмы, на древность судебных учреждений и давность полномочий, на общественное мнение). Чтобы придать обвинению ещё большую убедительность, в тексте были использованы такие стилистические приемы как "пустые знаки", аллитерация и избыточная детализация рассказа, точные цифры в описании преступлений и конкретные даты событий.

Характерно, что внешний вид точности и конкретности авторы стремятся придать даже самым приблизительным цифрам. В числе прочего они заявляют, что епископская кафедра уже существовала в Нанте "10, 20, 30, 40, 50, 60, 70, 80, 90 и 100 лет назад". Из статьи XV мы узнаем, что на неверный путь Жиль вступил примерно 14 лет назад и что он встречался с колдунами, занимался алхимией и убивал детей "каждый год, каждый месяц, каждый день, каждую ночь и каждый час этих четырнадцати лет". В той же статье утверждается, что жертвами извращённой страсти Жиля де Рэ становились дети "как мужского, так и женского пола". Особо подчёркивается, что предаваясь "отвратительнейшим и гнуснейшим образом греху содомскому и любострастию" отставной маршал "пренебрегал при совокуплении с девочками естественным отверстием".

Что же касается содержания статей, то даже беглый их просмотр выявляет множество несообразностей. К примеру, в статье XLVIII утверждается, что Жиль всё, сказанное в предыдущих статьях, "...признал и признаёт истинным". Однако из других документов мы видим, что 13 октября ничего подобного не было и быть не могло. Диалог между судом и обвиняемым начался только 15 октября, а до этого Жиль даже на вопросы отвечать отказывался. В статье XLII говорится, что конфликт между Жилем де Рэ и Жаном Ферроном в Сент-Этьен-де-Мермонт произошёл "два года назад", а фактически с того момента не минуло ещё и пяти месяцев. Абсолютно голословными остаются утверждения о том, что преступления начались в 1426 году (поскольку первые случаи, о которых затем будет упомянуто на процессе, относятся к 1432 году), а равно и слова о преступлениях против девочек (в материалах дела не появится ни одного слова об эпизодах с их участием).

Подобные "ляпы" заставляют усомниться в объективности предъявленных Жилю обвинений. Однако неопровержимым доказательством их фабрикации всё же не являются. Чтобы подтвердить или опровергнуть возникшие подозрения, нужно подробно рассмотреть доказательства, собранные (или сфабрикованные) следствием по каждому из ключевых эпизодов дела.

Глава 15. Маршал не признаёт полномочий епископа Мальструа. Судьи отклоняют протест и назначают пытку. Жиль де Рэ соглашается на сделку со следствием. Суд снимает с него часть обвинений

В предыдущей главе выяснилось, что судебное следствие по делу Жиля де Рэ формально началось 13 октября [43], когда арестованному зачитали пункты обвинения. Фактически же на этом заседании к работе приступить не удалось, поскольку полномочия суда Жиль де Рэ признавать отказался. Насколько точно зафиксированы в протоколах слова и действия участников процесса - навсегда останется тайной. Ни адвоката, ни нотариуса у опального маршала на процессе не было. Записи вели только судебные служащие, то есть люди Жана де Мальструа. Церковные писцы подчинялись ему, как епископу Нанта; светские - как канцлеру герцогства.

Судя по тексту записей, активнее всего Жиль возражал против участия в суде Мальструа. Законное обоснование протеста - материальная заинтересованность епископа Нанта в обвинительном вердикте - на страницы протокола по понятным причинам не попало. Зато при каждом упоминании судей рядом с Жаном де Мальструа неизменно стоит имя доминиканца Жана Блуина, представителя Гийома Мериси, главного инквизитора Франции. Ход, в общем-то предсказуемый... Жан Блуин - единственный из судей, чьи полномочия нельзя оспорить ни по территориальному (они действуют не только в герцогстве Бретонском), ни по сословному [44] признаку. Поскольку ещё на заседании 19 сентября Жиль де Рэ согласился ответить на обвинение в доктринальной ереси [45], законных оснований для протеста против кандидатуры Жан Блуина не осталось.

Впрочем, о сути возражений Жиля де Рэ мы можем лишь догадываться. В протоколах о ней не сказано ни слова. Оба раза про протесты опального маршала говорится лишь, что "...апелляция такого рода, будучи легковесною и в письменной форме не представленной, в соответствии с особенностями оного дела и дел такого порядка, не может быть сочтена законною; вот почему сеньоры епископ и наместник инквизитора её не признали" [46]. Жиль де Рэ был человеком грамотным и для того времени хорошо образованным. Он мог свободно излагать свои мысли не только по-французски, но и по-латыни. А следовательно, подобное обоснование отказа - явная отговорка.

Полномочия суда Жиль де Рэ престал оспаривать лишь 15 октября. Однако справедливость обвинений он по-прежнему отрицал. Чтобы очиститься от подозрений, Жиль предложил судьям назначить ему ордалию - испытание огнём, они не согласились. Споры и препирательства продолжались до 20 октября, когда было решено направить Жиля де Рэ на пытку. Не удивительно, что уже на следующий день он признал многие пункты обвинения... Пришлось палачам применить пытки или хватило терриции - в протоколах не указано.

Известно лишь, что показания маршал давал не в зале заседаний, а в нижних помещениях замка Тур-Нев, куда "...истребовали помянутого Жиля, обвиняемого, дабы его пыткам означенным подвергнуть". Присутствовали при этом лишь члены суда и избранные ими свидетели. Из посторонних никого не было. А значит, участие в дознании палачей более чем вероятно... Слова о том, будто все свои показания Жиль давал без пыток, относятся к послеобеденному времени. Об утренних событиях в подземелье протокол говорит невнятно, и трактовать это можно как угодно...

Во втором часу пополудни в камеру, где содержался Жиль де Рэ пришли двое должностных лиц: Сен-Брекский епископ Жан Прежан [47] и председатель светского суда Пьер де л'Опиталь. Сопровождал их секретарь Жан Пети, в функции которого входило составление протокола.

В большинстве исторических исследований утверждается, что 21 октября Жиль де Рэ признал свою вину полностью и по всем пунктам. Авторы расходятся лишь в деталях: сломили его волю жестокие пытки или заставила признаться угроза их применения. Мне кажется, палачам в тот день пришлось потрудиться. В противном случае не имело смысла делать перерыв и переносить беседу в другое помещение. Однако самое интересное в том, что Жиль согласился далеко не со всеми пунктами обвинения.

Во-первых, в признании маршала ни слова не сказано о девочках, убийства которых, в числе прочего, инкриминировали ему судьи 13 октября. Ни на допросе 21 октября, ни позже Жиль в этом не сознавался. Во-вторых, по утверждению маршала, своё первое преступление он совершил после смерти деда. Это - 1432 год, а не 1426, как настаивало обвинение. Характерно, что 1432 год Жиль называет началом не только изнасилований и убийств, но и "содомского греха". То есть, маршал категорически отрицает своё участие до 1432 года в любых сексуальных контактах, кроме "естественного" [48] соития с женщинами.

В-третьих, на вопрос "...кто его подговорил на злодеяния оные и подучил, как их совершить" Жиль "...ответствовал, что совершил он их и содеял, следуя своему воображению и мысли своей, а не чьим-либо советам, согласно своему собственному рассудку, стремясь лишь к наслаждению и плотским утехам". Судьи несколько раз повторяли вопрос, меняя формулировки... Маршал продолжал твердить, что все преступления совершал сам, по личной инициативе. Современному читателю эта деталь покажется мелочью, ведь предыдущими признаниями Жиль уже обеспечил себе смертный приговор. Но в те годы вопрос о соучастниках и подстрекателях был на ведовских процессах ключевым. Отказ выдать сообщников, даже если их на самом деле не было, грозил многодневными пытками. Не знать этого Жиль не мог, и тем не менее упёрся на своём.

Из дальнейших строк протокола видно: всё, что касалось других, Жиль подтверждал лишь на очных ставках, выслушав личное признание человека. Своих товарищей по несчастью он неизменно старался приободрить и утешить. В протоколе от 21 октября сохранилось обращение Жиля к Прелати: "Прощайте, Франческо, друг мой! Мы больше не увидимся в этом мире; я молю Всевышнего, чтобы Он даровал Вам терпение и надежду... мы свидимся вновь в райских кущах. Молитесь Богу за меня, а я буду молиться за Вас!" Линия поведения маршала не изменится до последней секунды жизни. Так же он будет говорить и у эшафота. Согласитесь, это не очень похоже на человека, которого сломили пытки.

Так почему же тогда Жиль признался в убийствах? И в чём был смысл двух первых оговорок: по поводу пола жертв и года начала преступлений?

По первому вопросу всё более или менее ясно: это была классическая сделка со следствием. Жиль признаётся в преступлениях, гарантирующих смертную казнь. Судьи, в свою очередь, снимают с него церковное отлучение, обеспечивают маршалу и его слугам "милосердие удавки" перед аутодафе, а саму процедуру сожжения сводят к символической... Во время казни 26 октября костёр ещё не успеет разгореться, когда тело главного преступника вытащат крючьями из огня, уложат в гроб и унесут хоронить в освящённой земле.

Мотивы Жиля ясны любому католику: если земную жизнь не спасти, нужно позаботиться о загробной... А в чём интерес судей? Его тоже нетрудно понять. Достаточно провести обычный хронометраж... Сравнить этот колдовской процесс с другими, аналогичными. По числу и тяжести инкриминируемых Жилю деяний ближе всего стоит суд над тамплиерами, состоявшийся в Париже в начале XIV веке. Тогда от ареста руководителей ордена 13 октября 1307 года до их казни 18 марта 1314 года прошло более шести лет. Процесс по делу Маргарет Сабиа, о котором шёл разговор в 12 главе, длился немногим меньше. Подолгу расследовались даже сравнительно простые дела о воровстве и мошенничестве, описание которых сохранились в часто цитируемом историками "Уголовном регистре Шатле".

Правосудие тех лет было небыстрым. Процесс по делу Жанны д'Арк, несмотря на жуткую спешку, продолжался почти пять месяцев - с 9 января и 30 мая 1431 года. Сами судебные заседания шли 103 дня [49]. Торопливость стала причиной множества ошибок и нарушений, которые позволили Карлу VII в 1452-1456 годах организовать и провести контрпроцесс, завершившийся реабилитацией Орлеанской Девы. Суд над Жанной можно было бы считать рекордом скорости для дел такого уровня и сложности... Если бы не процесс Жиля де Рэ!!! Здесь от начала судебного следствия до казни прошло всего 17 дней, а содержательная часть - от согласия Жиля отвечать на вопросы до вынесения приговора - заняла меньше недели! Число заседаний за это время тоже не впечатляет: их зафиксировано всего два. 22 октября Жиль огласил развёрнутый вариант признаний, согласованный с судьями днём ранее, а 25 числа были зачитаны один за другим два приговора: церковного и светского судов... И всё!

В чём причина такой сумасшедшей спешки? Судей подгонял герцог Бретонский. Союзники в борьбе против Жиля де Рэ были ненадёжны, позиция короля - непонятна. Оказаться в ситуации, когда всю грязную работу сделал он, а добычу разделили анжуйцы, Жану V не хотелось. Ещё меньше его устраивало возможное вмешательство Карла VII. Затратить столько времени, сил и средств на борьбу... А в итоге получить примирение короля с его опальным полководцем? Самым умелым и талантливым из них... Вручить в руки Карла VII такое убойное оружие против себя?.. Подобный вариант Жана V абсолютно не устраивал.

На возможность сговора Жиля с королём бретонскому герцогу намекала поездка опального маршала в Бурж, состоявшаяся в конце 1439 года. О чём Жиль беседовал с Карлом VII и как закончилась встреча, бретонский герцог не знал. А потому, естественно, опасался подвоха. Маршал решил использовать этот страх Жана V в игре против епископа Мальструа, и не прогадал. Однако Жиль понимал: переигрывать не стоит. Помощь из Парижа не придёт. Король уже списал маршала со счетов.

В отличие от стратегических расчётов, тактические ходы у Жиля всегда получались блестяще. Сделка со следствием исключением не стала. Маршал выжал из неё максимум. Осталось лишь разобраться в двух важных нюансах: зачем Жилю понадобилось отрицать преступления против девочек и передвигать дату начала убийств с 1426 на 1432 год?

Чтобы найти ответ на эти вопросы, нам придётся углубиться в материалы другого процесса, который часто сравнивают, а иногда и напрямую связывают с делом Жиля де Рэ... Речь о суде над его знаменитой соратницей - Жанной д'Арк.

На двух ранних заседаниях процесса, состоявшихся в Руане 27 и 28 марта 1431 года прокурор Жан д'Эстиве зачитал Орлеанской Деве список обвинений, состоящий из 70 статей. Первый пункт подтверждал полномочия присутствующих на процессе судей - их высокую квалификацию в уголовных делах и обширные знания в вопросах веры. Во второй статье речь шла о колдовстве и тесном общении с чертями: "Также эта обвиняемая творила и изготовляла многочисленные зелья, распространяла суеверия, предсказывала будущее, позволила почитать себя и поклоняться себе, она вызывала демонов и злых духов, советовалась с ними, водила с ними знакомство, заключала с ними договоры и соглашения, которыми затем пользовалась...".

Далее тема колдовства развивалась в статье IV, где говорилось, что "магическим искусствам", ремеслу предсказаний и наведению порчи Жанна обучилась в своей родной деревне. Якобы, тамошние женщины с давних лет занимались колдовством. Чтобы доказать это, в статьях V и VI говорится о "чудесном дереве" и источнике, где обитают злые духи. Местные жители - в том числе Жанна д'Арк - приходили туда ночью танцевать и петь, а также вызывать демонов и творить злые дела. Статья VII завершала тему "обучения юной ведьмы" в родной деревне: в числе прочего, здесь рассказывалось о мандрагоре, которую Жанна "...имела обыкновение носить на груди".

В Средние века люди считали, что мандрагора обладает магическими свойствами: она помогает своему владельцу (или владелице) разбогатеть, а ведьмы используют её для любовной магии и при наведении порчи.

На колдовских процессах, проходивших в Северной Франции в XIV-XV веках, любовная магия в списке обвинений занимала важное место. Чаще всего в этом обвиняли проституток и женщин лёгкого поведения. Считалось, что с помощи любовной магии они пытаются выгодно выйти замуж. На тесную связь между проституцией и колдовством в XIII веке указывал Иоанн Солсберийский. К концу XIV века она считалась очевидной уже и во французских судах. Не обошли вниманием этот вопрос и авторы написанного в XV веке "Молота ведьм". Ссылаясь на свою обширную судебную практику, они утверждали: "...чем более честолюбивые и иные женщины одержимы страстью к плотским наслаждениям, тем безудержнее склонятся они к колдовству. Таковыми являются прелюбодейки, блудницы и наложницы вельмож".

После многозначительных слов о мандрагоре в перечне обвинений по делу Жанны д'Арк шли статьи о её неподобающем - для порядочной девушки - поведении:

"VIII. Также Жанна, когда ей было примерно 20 [50] лет, по своему собственному желанию и без разрешения отца и матери, отправилась в город Нефшато в Лотарингии и на какое-то время нанялась на службу к содержательнице постоялого двора по имени La Rousse [51]. Там постоянно собирались женщины дурного поведения, и останавливались солдаты. Жанна также жила там, иногда общалась с этими женщинами, иногда водила овец на пастбище и лошадей на водопой....

IX. Также Жанна, находясь там в услужении, привлекла к церковному суду города Туля некоего юношу, обещавшего на ней жениться. Для участия в процессе она несколько раз ездила в Туль.... Этот юноша, поняв, с какими женщинами она знается, отказался взять её в жены. Он умер, и это дело до сих пор не закрыто. А Жанна с досады оставила затем упомянутую службу".

Таким образом, ясно видно, что из девушки-патриотки суд старательно пытался вылепить образ опытной развратницы, подобно тому, как это обычно делалось на всех колдовских процессах XIV-XV века во Франции.

Однако, на суде в Руане образ злобной ведьмы-проститутки не получил особого развития. После того, как специальная комиссия в очередной раз подтвердила девственность Жанны, напирать на этот пункт обвинения прокурор и судьи не решились.

Хотя намёки на "неподобающее поведение" встречаются и дальше. В обвинительных статьях XII-XVI - там, где речь идёт о переодевании в мужской костюм и рыцарские латы - явственно просматривается тема разврата... Дело в том, что проститутки, сопровождавшие средневековые войска, в армейском лагере обычно носили именно мужское платье.

Эберхард Виндек в своей "Книге об императоре Сигизмунде" в одной из глав, посвящённых Жанне д'Арк, рассказывает о знаменитой истории с изгнанием Девой проституток из военного лагеря. Автор поясняет, что передвигались эти дамы верхом и были одеты в мужское платье, а некоторые даже в доспехи. Никто из командиров не подозревал, что они - женщины. И только Жанна заметила обман. Филипп Контамин тоже писал о постоянном присутствии во французской армии того периода "проституток в мужском платье" и "девушек в одежде пажа". Именно это, как ему казалось, объясняло негативное отношение англичан и бургундцев к Жанне д'Арк, также одетой в мужской костюм.

Парижский горожанин [52] записал рассказ о том, как один из английских капитанов обзывал Жанну "развратницей и проституткой". Жан Паскерель вспоминал на процессе реабилитации в 1456 году другое её обидное прозвище - "шлюха арманьяков". В обширном "букете" оскорбительных для Девы имён, собранных автором (или авторами) "Мистерии об осаде Орлеана", завуалированные обвинения в колдовстве и проституции тоже тесно переплетены друг с другом.

Что интересно, обвинение в неподобающем поведении содержится не только в начальных пунктах списка, зачитанного Жанне 27 марта 1431 года. К той же "развратной" теме прокурор Жан д'Эстиве возвращается снова в статье LIV: "Также Жанна бесстыдно жила с мужчинами, отказываясь от компании женщин, принимая услуги только от мужчин, от которых она требовала, чтобы они помогали ей как в интимных надобностях, так и в её тайных делах, чего никогда не происходило ни с одной целомудренной и благочестивой женщиной".

Тема проституции проступала затем (в завуалированной форме) и в тексте окончательного приговора по делу Жанны д'Арк: "...когда ей было примерно 17 лет, она покинула отчий дом против воли родителей и примкнула к солдатам, проводя с ними день и ночь и почти никогда не имея подле себя никакой иной женщины" [53].

Понятно, что руководивший процессом Жанны епископ Кошон муссировал эту тему не случайно. Его хозяева, англичане, ещё во время боёв за Орлеан огласили свое мнение о роли Девы во французском лагере. После грандиозных побед, одержанных войсками Жанны д'Арк в 1429 году, картина её деяний - во мнении британцев - сложилась окончательно. Герцог Джон Бедфорд писал своим французским сторонникам, что Жанна д'Арк обещала дофину Карлу три вещи: снять осаду с Орлеана, короновать его в Реймсе и избавить от противников, которых "...с помощью своего [колдовского] искусства она или убьет или прогонит прочь". Для большей убедительности Дева "...использовала предсказания, рассказывая о нравах, жизни и тайных деяниях некоторых людей... похваляясь, что узнала всё это посредством откровений". Демоны помогли ей найти меч в церкви Сент-Катрин-де-Фьербуа, оказывали прочие услуги... И даже ультиматумы, отправленные Жанной англичанам, были продиктованы чертями, её постоянными советчиками.

В письме, присланном в сентябре 1429 года Карлу VII, герцог Бедфорд заявляет, что победы французов добыты ими не "...мощью и силой оружия", а при посредстве "...испорченных и подверженных суевериям людей, а особенно этой непристойной и уродливой женщины, которая одевается как мужчина и ведет развратный образ жизни". В известном "Английском ответе" на "Virgo puellares" [54] говорится о справедливом характере войны, ведущейся англичанами за утверждение законных прав их юного короля. Жанну д'Арк автор британского сочинения называет "проституткой" и "женщиной, выдающей себя за девственницу".

С точки зрения французов, ситуация была прямо противоположной. Демоны с первых дней войны сражались на стороне англичан, обеспечивая им неправедные победы. Господь всё это время сочувствовал Франции, и не давал врагам её уничтожить. Видя благочестие, храбрость и доброту Девы, Он помог ей снять осаду с Орлеана. Дальнейшие успехи Жанны д'Арк лишь подтвердили, что Бог на стороне французов. И теперь англичанам не остаётся ничего иного, как пытаться опорочить имя Девы и её благие дела.

Таким образом, с высоким моральным обликом Жанны французы связывали справедливый характер освободительной борьбы, которую возглавила их народная героиня. Англичане же настаивали на том, что победы Жанны д'Арк достигнуты нечестным путём: с помощью колдовства, к которому эта развратница (как всякая шлюха и проститутка) имела склонность прибегать.

Чтобы лучше видеть, как сильно требовалось англичанам опорочить моральный авторитет Жанны д'Арк, нужно понять, что в те годы входило в понятие "справедливой войной". Общественное мнение католической Европы в Средние века выделяло три основных принципа, отличающие такую войну от несправедливой:

1. Auctoritas principis - руководство со стороны высшей власти: Бога или законного правителя.

2. Causa justa - безупречная, в правовом отношении, причина для начала боевых действий.

3. Intentio recta - разумные намерения данной воюющей стороны.

В середине XIII века Фома Аквинский уточнил и дополнил эти требования. Он считал, что конечной целью справедливой войны должно быть заключение мира, а задачей правителя страны является защита своего народа для всеобщего блага.

Понятно, что новым требованиям больше соответствовала французская сторона, и потому англичанам оставалось лишь обосновывать свою позицию "волей Бога". До 1429 года это получалось неплохо. Мы побеждаем в генеральных сражениях - значит Господь на нашей стороне! Выход Жанны д'Арк на политическую сцену смешал британские карты. Теперь доказать справедливый характер своих действий на континенте они могли лишь опорочив Орлеанскую Деву, выставив её ведьмой и развратницей.

Но почему же тогда на процессе 1431 года в Руане тема справедливой войны не поднималась ни разу? Расчёт британцев понятен. Вместо того чтобы ломиться к цели напролом, они решили применить "пошаговую стратегию". Сначала опорочить моральный облик французской героини, призвав на помощь извечный мужской предрассудок: "Все бабы - стервы, шлюхи и проститутки, все девки - обманщицы и развратницы". Затем можно будет приплюсовать к этому мнение церковных кругов о извечной склонности проституток к колдовству... А дальше останется только перекинуть мостик к утверждению: "Не может быть законной победа, добытая чёрной магией! Нельзя считать справедливой войну, если она ведётся в союзе с нечистой силой!"

Однако весь этот хитроумный план вдребезги разбился о факты: неоднократно подтверждённую девственность Жанны и полное отсутствие доказательств её развратного поведения. После сожжения Девы в 1431 году у англичан ещё сохранялась надежда, что клевета, наветы и сплетни со временем возьмут верх над истиной. Ведь люди во все времена охотнее верили в плохое, чем в хорошее. Однако к 1440 году стало ясно, что этим мечтам британцев сбыться не суждено. Вот если бы удалось откопать новые факты, полностью меняющие картину...

Перекидывая мостик от руанской площади, где была сожжена Орлеанская Дева, к залу замка Тур-Нев, в котором проходил процесс над её соратником Жилем де Рэ, важно помнить, что епископ Жан де Мальструа был не только канцлером герцога Бретонского, но и убеждённым англофилом. Готовя обвинение, он просто не мог не подумать о перспективе - "одним выстрелом убить двух зайцев".

Те детали, которые маршал наотрез отказался подтверждать, не ухудшали его положения, зато рикошетом били по репутации Жанны д'Арк. Чтобы убедиться в этом, придётся подробно и внимательно разобрать те страницы протоколов, которые многие стараются пролистнуть, не углубляясь. Ведь читать о сексуальных преступлениях против детей очень неприятно. Не исключено, что именно эта моральная чистоплотность историков стала главной причиной их веры в виновность Жиля де Рэ. Нормальному человеку трудно себе представить, что за подобные мерзости могут осудить человека, который ничего преступного не совершал.

Срабатывает принцип "огромного вранья", суть которого через много лет после казни Жиля де Рэ сформулировал Йозеф Геббельс: "Чем чудовищнее солжёшь, те скорее тебе поверят. Рядовые люди скорее верят большой лжи, чем маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну а уж очень сильно солгать они постесняются. Большая ложь даже просто не придёт им в голову. Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на чудовищную ложь. И даже когда им разъяснят, что дело идёт о лжи чудовищных размеров, они всё ещё будут продолжать сомневаться и склонны будут считать, что, вероятно, всё-таки здесь есть доля истины... Солги посильнее, и что-нибудь от твоей лжи да останется..."

Тем читателям, и особенно читательницам, кто не в силах копаться в деталях сексуальных преступлений, настоятельно рекомендую пропустить следующую главу.

Глава 16. Показания потерпевших и свидетелей. Странности в действиях судей. Фольклорная нить протоколов. Разногласия между словами Жиля де Рэ и его слуг. Предшественник маркиза де Сада

Каждое из преступлений против ребёнка или юноши [55], в которых обвиняли Жиля де Рэ и его слуг на суде в Нанте, можно условно разделить на три стадии: похищение будущей жертвы, сексуальное насилие над ней и зверское убийство.

Рассказы свидетелей, в большом количестве собранные следствием и скрупулёзно приобщённые к делу, касаются лишь первой из стадий. Обо всём, что происходило после этого, можно судить только на основе анализа признательных показаний, полученных с помощью пыток. Никаких улик, доказывающих позицию следствия, на суде представлено не было. Причины их отсутствия в документах дела не объяснены - даже в тех случаях, когда добыть эти улики не составляло большого труда... А впрочем, не будем забегать вперёд. Поговорим вначале о похищениях.

Всего по этому поводу следователь Жан де Тушронд заслушал и записал 42 свидетельских показания, среди которых есть протоколы как индивидуальных, так и коллективных опросов.

Наиболее убедительно звучит рассказ одной из пострадавших, чьи слова - в интерпретации Жана де Тушронда - зафиксированы в протоколе опроса свидетелей, дававших показания в рамках светского судебного следствия 18 сентября 1440 года [56]:

"Перонн Лессар, живущая в Ла-Рош-Бернаре, сообщает под присягою, что два года назад в сентябре помянутый сир де Рэ, возвращаясь из Ванна, остановился на ночлег в означенном селении Ла-Рош-Бернар, у помянутого Жана Колена, и провел там ночь. Свидетельница жила тогда напротив постоялого двора помянутого Жана Колена. Её сына десяти лет от роду, ходившего в школу, приметил слуга сира де Рэ по имени Пуату. Пуату сей пришел поговорить с помянутой Перонн, требуя от неё согласия на то, чтобы ребёнок остался с ним: говорил, что его будут хорошо одевать и великие выгоды ему сулил; при этом помянутый Пуату утверждал, что для него ребёнок будет прекрасным приобретением. На это помянутая Перонн ему ответила, что у неё есть ещё время на то, чтобы дождаться пользы от сына её и что она его из школы забирать не будет. Тогда помянутый Пуату торжественно поклялся, что, забрав ребёнка, отправит его в школу, а Перонн даст сто су на платье. Доверившись обещанию его, она позволила ему взять ребенка с собою.

Вскоре Пуату принес ей четыре ливра за платье. Она заметила, что недостает двадцати су, - он же возражения сии отверг, сказав, что обещал ей лишь четыре ливра. Она же ему сказала, что теперь-то поняла: он вряд ли исполнит остальные свои обещания, ибо уже должен ей двадцать су. На что он ей сказал, чтобы она сильно не волновалась и что он довольно им ещё поднесет даров, ей и ребенку её. После чего он помянутого ребенка забрал и повел его на постоялый двор Жана Колена, где остановился названный сир. На следующий день, когда Жиль де Рэ оттуда выходил, Перонн оная справилась о своем сыне помянутом, бывшем там же. Однако сир де Рэ ей ничего не ответил; помянутому Пуату, при нём находившемуся, он сказал, что ребенок выбран правильно и что он прекрасен, словно ангел. Названный Пуату ему ответил, что выбирал его не кто иной, как он сам, и помянутый сир ему сказал, что он не ударил в грязь лицом и сделал правильный выбор. И затем ребенок оный уехал с помянутым Пуату, вместе с названным сиром, на лошадке, купленной помянутым Пуату у названного Жана Колена. С тех пор женщина эта никаких известий не имела и не слыхала о том, где могло бы находиться помянутое чадо её, и она не видела его более в окружении названного сира, каковой после этого проезжал через означенный Ла-Рош-Бернар. И с тех пор она названного Пуату в свите помянутого сира не видела. Те из приближенных сира оного, у коих она спрашивала, где её дитя, говорили, что сын её в Пузоже или в Тиффоже".

Слова пострадавшей в следующем протоколе подтверждают независимые свидетели:

"Жан Колен и жена его [57], Оливия, мать жены помянутого Колена, живущие в Ла-Рош-Бернаре, под присягою сообщают, что два года назад в сентябре помянутый сир де Рэ, проездом из Ванна, остановился на их постоялом дворе и провел там ночь. И что некий Пуату, слуга помянутого сира, столько всего сделал для Перонн Лессар, жившей тогда напротив их дома, что она доверила им сына своего, посещавшего тогда школу и бывшего одним из красивейших детей в тех краях, чтобы он жил у него; и помянутый Колен продал названному Пуату лошадку за шестьдесят су, дабы рёбенка оного увезти. А женщины помянутые сказали, что в тот вечер, когда мать доверила ребёнка этому Пуату, он его повел на постоялый двор, принадлежащий свидетелям, и говорил другим слугам помянутого сира, что это его паж, они же ему говорили, что он не для него и что помянутый сир, господин их, прибережет рёбенка оного для себя. На следующий же день, когда сир помянутый с означенного постоялого двора вышел, намереваясь уехать, женщины сии услыхали, как мать этого ребенка справилась о сыне своем в присутствии ребенка и Пуату; на что помянутый сир сказал Пуату, что ребёнок выбран правильно; Пуату же ответствовал, что выбирал его не кто иной, как он сам, а сир помянутый ему сказал, что он не ошибся и что ребёнок прекрасен, словно ангел. Вслед за тем рёбенок оный уехал на помянутой лошадке с названным Пуату и помянутым сиром. И Колен оный заявляет, что два или три месяца спустя он видел, как кто-то другой, а не ребёнок помянутый, взбирается на лошадь сию, что его поразило. И свидетели вышепоименованные говорят, что с тех пор они помянутого ребёнка не видели и не слыхали, где он находится, только вот женщины оные говорят, что когда они спросили об этом у приближенных помянутого сира, одни ответили, что он в Тиффоже, другие же, что он мертв: что когда они проезжали по мостам Нантским, его снесло ветром в реку. С тех пор она не видела, чтобы помянутый Пуату проезжал через селение оное Ла-Рош-Бернар в свите названного сира, когда тот сам проезжал через Ла-Рош-Бернар. И в последний раз, когда он там был, шесть недель назад, возвращаясь из Ванна, они спросили слуг помянутого сира, где помянутый Пуату находится, дабы узнать, где находится помянутый рёбенок, и выяснили, что Пуату оный уехал в сторону Редона; и они подумали, что случилось это из-за громогласных сетований помянутой Перонн о сыне своем - каковые сетования могли стать известны помянутому Пуату через приближенных названного сира".

Казалось бы: вот оно... Подтверждённое и доказанное похищение мальчика! Но что будет, если присмотреться к словам Перонн Лессар повнимательней. Мать жалуется следователю на пропажу сына... И при этом она ни разу не называет своего ребёнка по имени. В рассказе нет его особых примет: шрамов, родинок, бородавок... Допустим, женщина переволновалась и забыла всё это рассказать. А следователь? Ведь обвинение маршалу и его слугам ещё не предъявлено, признаний от подсудимых тоже пока нет... Как Тушронд планирует искать мальчика? Наводить о нём справки? Не имея ни имени, ни примет... А может, перед ним стоит совсем другая задача?

Посмотрим, что говорят о сыне Перонн Лессар слуги маршала... Из показаний Пуату, в изложении писцов светского суда:

"Далее, он говорил о красивом ребенке, коего он привел из Ла-Рош-Бернара с согласия матери; и о другом красивом ребенке... помянутый сир [58] имел с ними плотские сношения, и были они убиты и сожжены". Сравним это с показаниями второго слуги маршала, Анрие, данными на церковном процессе: "...помянутый Коррийо, прозванный Пуату, привёл в Машкуль прелестного ребёнка из Ла-Рош-Бернара и передал его помянутому Жилю, его осквернившему, как и всех остальных детей, указанных выше".

О том, что имя и приметы мальчика в обоих рассказах отсутствуют, можно даже не упоминать... Но есть в показаниях слуг и ещё одна странность: Пуату утверждает, что привёл ребёнка в Машкуль, и только там передал его Жилю. Анрие подтверждает эти слова. Однако, если верить показаниям Перонн Лессар и Жака Колена, Пуату отвёл мальчика к Жилю на постоялый двор в Ла-Рош-Бернаре, а из этого городка ребёнок уехал на лошади вместе со свитой маршала.

Подобные нестыковки указывают, как минимум, на серьёзные огрехи в работе следствия. Дальше, как мы увидим, станет ещё хуже... Обстоятельства пропажи детей будут всё меньше и меньше указывать на Жиля и его слуг. Рассмотрим один из примеров:

"Жан Лемейньен и жена его, Аллен Дюли, Перро Дюпуэ, Гийом Жантон, Гийом Портюис, Жан Лефевр, клирик, из храма св. Стефана в Монлюке, сообщают под присягою, что около трех лет назад они часто видели, как маленький ребенок, сын Гийома Бриса, бедняка из помянутого прихода, просил милостыню в крепости Сен-Этьен-де-Монлюк, где жил отец его. Было этому ребенку около восьми или девяти лет от роду, а отец его умер год назад, в начале масленицы. Ребенок сей был весьма красив, и звали его Жаме. Свидетели заявляют, что со времени последнего праздника - дня св. Иоанна - они его более не видели и не слыхали ничего ни о том, где он мог бы находиться, ни о том, что с ним сталось. Кроме того, Дюпуэ оный сказал, что в последний из дней св. Иоанна или около того он встретил старуху с румяным лицом, лет ей было от пятидесяти до шестидесяти; она была откуда-то из Куерона, а встретил он её близ пресвитерии в Сен-Этьене; поверх платья на ней была надета полотняная блуза. А прежде он видел, как она по пути из Савне проходила через помянутый лес Сен-Этьенский, держа путь то ли в Куерон, то ли в Нант. В тот день, когда она пришла со стороны Куерона, свидетель видел помянутого ребенка близ той дороги, на коей он встретил помянутую старуху, на расстоянии, так сказать, полета стрелы от помянутой пресвитерии, близ каковой пресвитерии жил некий Симон Лебретон. И свидетель заявляет, что с тех пор он помянутого ребенка не видел и ничего о том, где бы он находиться мог, не слыхал. Равно как и не было в краю том никого, кто подал бы жалобу, ибо заступников у него не было; мать же его была нищей, день ото дня просившей милостыню".

Это свидетельство можно читать десятки раз: вдоль и поперёк, выборочно и по диагонали... И всё равно останется неясным, какое отношение оно имеет к Жилю де Рэ? Даже сам факт пропажи мальчика никем не установлен. Родня его не ищет, почему - свидетели у неё не спрашивали. Им показалось, что ребёнок пропал, а тот мог уйти из дома с согласия матери... Ведь она - нищенка, кормить мальчика нечем.

Почти половина собранных Тушрондом показаний являются банальным пересказом слухов и сплетен. Приведу только одно из них:

"Андре Барб, сапожник, живущий в Машкуле, сообщает под присягою, что со времени Пасхи он слышал, как говорили, что пропал сын Жоржа Лебарбье, из Машкуля, что однажды заметили, как он собирает яблоки за домом Роидо, и что с тех пор его более не видели; кто-то из соседей говорил Барбу и жене его, чтобы они присматривали за ребёнком своим и что его могут похитить, они же великий испытали страх, и свидетель даже побывал в Сен-Жан-д'Анжели, и его спросили, откуда он, и он ответствовал, что из Машкуля, после чего все были удивлены весьма, сказав ему, что там едят маленьких детей.

Он сказал, что пропали также ребёнок Гийома Жедона, живший у Гийома Илере, ребёнок Жанно Руссен и ещё один - Александра Шателье, из Машкуля. Кроме того, он слышал, как и другие жаловались на утрату детей в помянутом Машкуле. Он добавляет, что никто не осмеливался о том говорить, боясь людей из капеллы сира де Рэ или кого-то ещё из приближенных его, в страхе, что если жалобы сии до них дойдут, их заключат в темницу либо дурно с ними обойдутся...".

Пересказ слухов сопровождается здесь сообщением о великом страхе, который ходит по округе... Родители, якобы, боятся говорить о пропаже своих детей, опасаясь репрессий со стороны приближённых Жиля де Рэ. Насколько обоснованы эти страхи? На вопрос отвечают зафиксированные Жаном де Тушрондом показания одной из свидетельниц:

"Жанна, жена Гибеле Дели, из прихода св. Дионисия в Нанте, заявляет, что год назад, на последний пост, она потеряла семилетнего ребёнка своего, который бывал в доме Ла-Сюз, где столкнулся с неким Шерпи, поваром сира де Рэ, каковой во время исчезновения ребёнка находился в помянутом Ла-Сюзе. А м-р Жан Бриан, живший там же, сказал ей, что видел, как помянутый ребёнок жарил мясо, и если верить ему, он сказал помянутому повару, что тот не должен заставлять его работать таким образом на кухне; с тех пор она помянутого ребёнка более не видела и известий о нём никаких не получала.

Далее, она сказала, что три или четыре месяца назад жаловалась жене помянутого м-ра Жана Бриана, говоря, что ей-де рассказывали, будто сир де Рэ повелевал похищать маленьких детей, дабы их убивать; однако двое слуг помянутого сира, имен коих она не знает, появились, когда она произносила эти слова, и названная жена Бриана им сказала, что свидетельница утверждает, будто помянутый сир повелевал убивать малых детей, а названная жена ей сказала, что она ещё об этом пожалеет, как и другие; свидетельница тогда извинилась пред слугами помянутого сира".

Гм... Женщина обвинила Жиля де Рэ и его слуг в убийствах детей, слуги об этом узнали и... Ничего! Её не убили, не арестовали, не ругали... Она лишь извинилась перед слугами за клевету и всё! В показаниях нет даже жалобы на то, что её вынудили извиниться.

Почему женщину не стали наказывать, в общем-то понятно. Жиль де Рэ и его слуги вошли в положение убитой горем матери... А как поступают в подобных случаях настоящие преступники?

Ольга Тогоева в своём исследовании "Истинная правда" отмечает, что все содержательные свидетельские показания [59] на процессе Жиля де Рэ поразительно похожи друг на друга:

- жил-был мальчик (хороший, маленький, способный, похожий на ангелочка, беленький);

- однажды он ушел (пасти овец; в город за хлебом; в школу; в замок за милостыней; его взяли в обучение; исчез без объяснения причин);

- больше родители его не видели (но кто-то от кого-то слышал, что он попал в замок сира де Рэ).

Схема построения рассказов идеально соответствует типичному фольклорному сюжету. Это - описание обряда инициации, как он представлен в этнографических исследованиях и волшебных сказках Бретани. То же самое можно сказать и о признательных показаниях слуг маршала - Анрие и Пуату. В них хорошо заметны детали того же фольклорно-сказочного сюжета, только показанные "изнутри".

Ещё меньшее доверие вызывают описания второй стадии приписываемых Жилю преступлений - сцен сексуального насилия над похищенными детьми и подростками. Вот как выглядят эти эпизоды в пересказе одного из слуг [60] маршала: "Далее, он показал, что помянутый Жиль де Рэ, дабы с означенными детьми, мальчиками и девочками, противоестественные свои распутства и похотливый блуд учинять, брал вначале член свой, или мужской орган, в одну или в другую руку, тер его, возбуждал или вытягивал его, напрягал, а затем помещал между бёдер и ног помянутых мальчиков и девочек, пренебрегая естественным отверстием названных девочек, терся о нутро их своим членом, или мужским органом, с великим сладострастием, блудливостью и похотливым вожделением, пока семя его не изливалось на их тела.

Далее, он показал, что прежде чем совершать распутства над помянутыми мальчиками и девочками, дабы заглушить их крики и дабы никто ничего не слышал, помянутый Жиль де Рэ порой подвешивал их своими собственными руками, порой заставлял других подвешивать их за шею на веревках в покоях своих, на жердь или на крюк; затем он снимал их с крюков сам или силою слуг своих, притворялся, что нежит их, уверяя, что не хотел ни причинить им зла, ни поранить, что, напротив, он хотел с ними развлечься и потому не давал им кричать... Когда же его спросили, совершал ли помянутый Жиль де Рэ распутства свои с помянутыми детьми обоего пола лишь единожды или больше, он ответил, что с каждым из них лишь единожды, в крайнем случае дважды.

Далее, он сверх того показал, что помянутый Жиль де Рэ совершал распутства свои над помянутыми мальчиками и девочками прежде чем их поранить, но редко; в иных случаях, гораздо чаще, после того, как их подвешивали либо прежде, чем нанести им другие увечья, в иных же случаях надрезав либо повелев надрезать им вену на шее или на горле, когда струилась кровь, а в иных случаях когда они томились в ожидании смерти, порою и после смерти, когда шеи их были разрезаны, до тех пор пока тело еще оставалось теплым.

Далее, он показал, что помянутый Жиль де Рэ распутные свои оргии над девочками учинял тем же способом, каким он насиловал мальчиков, пренебрегая их полом, и что много раз слышал он, как Рэ говорил, что ему доставляло бесконечно большее удовольствие развратничать таким образом с помянутыми девочками, как выше о том сказано, нежели использовать естественное отверстие обычным способом".

Не стоит удивляться тому, что в словах Пуату много внимания уделено насилию над девочками, про которых ничего не говорится в признании Жиля де Рэ. К слугам пытки применили сразу, не тратя времени на длительные споры в судебных заседаниях. Показания они давали 17 октября - за четыре дня до того, как Жиль заключил сделку со следствием. И потому в записях допроса Пуату изложена первоначальная версия обвинения: преступления начались в 1426 году, жертвами насилия были дети обоего пола и так далее...

Почему протоколы признаний не скорректировали задним числом? Возможно, просто забыли... Или нарочно оставили - как есть, в надежде бросить тень на Орлеанскую деву. Впрочем, Жиль де Рэ предусмотрел такую возможность. Свою версию признаний он огласил трижды: 21 октября в камере перед избранной судом комиссией, 22 октября в большом зале замка Тур-Нев на официальном заседании в присутствии потерпевших и, наконец, 26 октября - при огромном скоплении народа, пришедшего полюбоваться редким для тех мест зрелищем аутодафе. Кстати, именно Жиль настоял на том, чтобы епископ организовал крестный ход к месту казни.

Однако не будем забегать вперёд... В приведённом выше фрагменте из показаний Пуату действия Жиля де Рэ - если допустить, что всё это происходило на самом деле - описываются схематично. Из слов слуги неясно, что являлось основной целью маньяка, от чего он получал наибольшее удовольствие... Были ли зверские убийства необходимы преступнику для удовлетворения своего извращённого сладострастия? Или они совершались, чтобы избежать кары за изнасилования?

Показания по этому вопросу противоречивы. С одной стороны, в протоколе признаний Пуату записано: "...он, свидетель, видел и слышал, как помянутый Жиль де Рэ порою бахвалился тем, что получает значительно большее удовольствие, если убивает и режет либо повелевает убить помянутых мальчиков и девочек, если видит, как они томятся в ожидании смерти и умирают, отрезает им головы и члены, видит их кровь, нежели если над ними распутства учиняет".

Однако уже на следующей странице протокола имеется фрагмент, опровергающий данное утверждение: "Далее, он показал, что если помянутый Жиль, обвиняемый, не мог отыскать себе по вкусу иных детей, мальчиков и девочек, чтобы с ними омерзительные свои оргии учинять, он их учинял с детьми из своей капеллы, так, как о том выше сказано было; и в особенности, как он слышал, с младшим из двух сыновей м-ра Бриана, жившего в Нанте. Когда же его спросили, убивал ли Жиль или повелевал убить кого-либо из числа помянутых детей в капелле его, учинив с ними оргию, он ответил отрицательно, ибо Жиль их весьма ценил и они сами события сии держали в тайне".

Если для сексуальной разрядки хватало "омерзительной оргии", зачем убивать? А если без ранений и убийства жертвы удовольствия было не получить, как объяснить бескровные "развлечения" с юными певцами из капеллы? И где показания самих мальчиков? Ведь все они живы-здоровы... Находятся в Машкуле, недалеко от Нанта. Для сбора сплетен и слухов у следствия время нашлось, а опросить живых жертв маньяка не догадались?..

Ну, ладно... Давайте на миг допустим, что истинное удовольствие Жиль получал от совмещения изнасилования с убийством, а бескровные "оргии" играли роль сексуального суррогата. Совершая развратные действия с детьми из капеллы, маршал вспоминал последний из "полноценных" актов... И это позволяло дожить до появления в замке следующей жертвы. Подобный механизм известен психологам. Он неоднократно описан в специальной литературе и детективных романах. Однако так ведут себя лишь очень умные, осторожные и рассудительные маньяки, которые привыкли тщательно контролировать свои действия. Они сознательно выбирают время и место для преступлений, стараясь свести риск разоблачения к минимуму.

Человек с таким стилем мышления, будь он на месте Жиля и живи в ту эпоху, ни за что не покинет театра военных действий. Ведь в армии противника - тысячи пажей и оруженосцев. В городах и деревнях, стоящих за бургуньонов или поддерживающих англичан - миллионы детей и подростков. Бери любого, тащи в палатку и издевайся, как хочешь! Пытай, насилуй, убивай... Никто тебе и слова не скажет! За 100 лет боёв зверства воюющих сторон дошли до такого уровня, что подобные "развлечения" считались невинными шалостями [61].

Рейнский архиепископ Ювенал де Юрсен писал в 1439 году, что солдаты обеих армий "...хватали мужчин, женщин и маленьких детей, не разбирая ни пола, ни возраста; насилуя женщин и девочек, они убивали мужей и отцов в присутствии их жён и дочерей... они хватали беременных женщин, заковывали их в кандалы, и те разрешались от бремени прямо в кандалах, плод же их погибал некрещённым, затем они бросали женщин и детей в реку; хватали священников, иноков, церковных служек, заковывали их различным способом и, истерзав таким образом, они их били, некоторые выживали, искалеченные, а кто-то лишался рассудка... Многие умирали от этого. И одному Богу известно, каким мукам их подвергали! Одних поджаривали на огне; другим вырвали зубы; кого-то били тяжёлыми палками и не отпускали до тех пор, пока они не отдавали столько денег, сколько и не было у них..."

Возможно, в полемическом задоре архиепископ несколько сгустил краски... Но если его слова - лишь наполовину правды, "шалости" Жиля де Рэ потерялись бы на фоне этих злодеяний.

Сторонники виновности маршала часто ссылаются на прецеденты: то на зверства римских императоров, то на преступления маньяков нашего времени. Жорж Батай, приводя аргументы в пользу своей позиции, призывает на помощь авторитет маркиза де Сада. Ведь изображённый в романе "Жюльетта" кружок либертенов совершает практически те же кровавые преступления, что приписываются Жилю де Рэ.

Однако если читать не избранные куски из де Сада, где озверевшие извращенцы пытают, мучают и убивают девушек и юношей, а весь роман целиком, нетрудно заметить, что многие из тамошних "групповых совокуплений" невозможно воспроизвести в принципе... Даже если собрать компанию из гимнасток и йогов, гнущихся о любом направлении. Впрочем, удивляться этому не стоит. Ведь описанные маркизом кровавые оргии - чистой воды беллетристика, бред его больного воображения... А сам кружок приближённых к королю аристократов-извращенцев - злобный вымысел, призванный оклеветать дворянское сословие в преддверии революции.

Так что с Батаем можно согласиться: гнусности, приписываемые Жилю де Рэ, практически ничем не отличаются от злодеяний садистов-либертенов. Разница лишь в том, что Жан де Мальструа приписывает эти сексуальные преступления не вымышленным литературным персонажам, а реальному, живому человеку... Которого затем казнит на основании своих "фантастических" выдумок.

Глава 17. Убийства детей - противоречия в показаниях соучастников. Как они скрывали следы преступлений. "Трупохранилища" в Шантосе и Машкуле. Покаяние Жиля де Рэ.

В предыдущей главе речь шла о похищении будущих жертв и сексуальном насилии над ними. Теперь настало время поговорить о заключительной стадии приписываемых барону зверств - об убийстве детей и сокрытии следов преступлений. Наиболее полные описания этого ужаса содержатся в показаниях, которые дали слуги.

Если верить словам Анрие, "помянутый Жиль... либо убивал их [в смысле - детей] собственными руками, либо же повелевал убить помянутым Сийе, Коррийо, прозванному Пуату, и ему, свидетелю, порою вместе, а порою же раздельно.

Когда же его спросили, каким способом он названных детей убивал, он ответствовал, что иногда обезглавливал их и расчленял тела, иногда перерезал им горло, голова же оставалась с телом, иногда он перебивал им шею палками, иногда надрезал им вену на шее или иную часть горла, так, чтобы кровь их струилась, тогда помянутый Жиль де Рэ усаживался на животы помянутых детей, томившихся в ожидании смерти, и наблюдал, как они умирают, наклонившись к ним ближе".

Поскольку убийства - по версии следствия - происходили не в подвалах и застенках, а в жилых помещениях, нужно было объяснить, почему никто из посторонних не слышал стоны и крики умирающих. В протоколах допроса Анрие отмечено, что "...помянутый Жиль... дабы заглушить жалобы их и крики, подвешивал их или повелевал ему, свидетелю, а также Коррийо и Сийе, их подвешивать на жердь или на крюк в покоях своих, он повелевал подвешивать их на веревках за шею, угрожая им и пугая их, а затем, когда они, израненные, приходили от подобного обращения в ужас, он их ласкал, просил ничего не бояться, уверяя, что хотел лишь развлечься с ними".

Угрозы и запугивания, конечно, штука сильная... Но обеспечить тишину в сотнях преступных эпизодов всё-таки не способны. Кляп сработал бы куда лучше. Но об этом автор "сочинения" явно не подумал.

Зато в показаниях слуг подробно описывалось, как они ликвидировали следы преступлений. После каждой оргии полы отмывали от крови, а тела жертв и их одежду сжигали. Вот как описано это в протоколе допроса Анрие: "Когда же его спросили, что делали с телами и с одеждой, он сказал, что их сжигали в покоях помянутого Жиля, обвиняемого.

Когда же его спросили, каким способом, он сказал, что одежду сжигали, вещь за вещью, в камине в помянутых покоях, дабы не чувствовался тошнотворный запах; и что дабы тела сии сжечь, на таганы клали большие поленья, на которые бросали тела, на них же клали множество вязанок хвороста, и таким-то способом их сжигали".

Представим себе, какого размера должен быть камин, чтобы он вместил такую массу поленьев и хвороста! Не говоря уже о теле... И как нагреется комната, в которой за вечер спалили больше кубометра дров... А если вспомнить про запах горелого мяса, который неизбежно при этом выделяется, рассказы слуг станут выглядеть ещё невероятнее.

Ну, допустим, одежду и мясо сожгли... А кости! Их - куда? Анрие сообщает следователям, что "...их бросали в потайные места в комнатах, где означенные деяния происходили, иногда в крепостные рвы, иногда же в выгребные ямы или в иные места, кои подходящими для того казались.

Когда же его спросили, где происходили события, в коих он, свидетель, участвовал, он ответил: в Нанте, в доме помянутого Жиля, каковой дом в народе известен под именем Ла-Сюз, а также в замках Машкуль и Тиффож".

Просмотрев внимательно показания слуг, мы увидим, что ни одно из "мест", куда они якобы сбрасывали обгоревшие останки, конкретно не названо и не указано. Сведений о том, что в этих местах что-то потом искали и нашли - тоже не имеется. Всё это - лишь слова... Которые добыты в застенках с помощью пыток и АБСОЛЮТНО ничем не подтверждены.

А ведь в некоторых случаях доказательства обнаружить было совсем не сложно. Если верить материалам процесса, одно из последних убийств Жиль де Рэ совершил в июле 1440 года в городе Ванне. В материалах светского суда есть рассказ Анрие об этом случае: "...во время последнего путешествия помянутого сира в Ванн ...Андре Бюше привел в обиталище помянутого сира ребенка, каковой был убит, а тело его было сброшено в доме том в выгребную яму, куда помянутый Пуату спустился по веревке, дабы тело сие закопать, и откуда Бюше и он, Анрие, в работе сей ему помогавшие, едва его вытащили".

Поискать труп имело смысл для того, чтобы устранить противоречия в словах обвиняемых, ведь Жиль де Рэ рассказал об это случае немного иначе. Вот выдержки из его показаний: "Далее, обвиняемый оный сознался, что в последний раз, как он ездил в Ванн, в июле сего года, Андре Бюше привел к нему, в дом некоего Лемуана, где помянутый обвиняемый остановился, маленького мальчика, с коим он грех противоестественный совершил, как - о том выше сказано. И убив его, он повелел помянутому Пуату бросить мальчика сего в выгребную яму на постоялом дворе некоего Бетдена, каковой вблизи от дома помянутого Лемуана располагался...".

Сопоставив показания, мы обнаруживаем, что Анрие называет местом захоронения трупа выгребную яму дома, в котором остановился Жиль де Рэ, а его господин - выгребную яму на постоялом дворе, который находился недалеко от этого дома. Где же слуги закопали труп ребёнка, если допустить, что преступление действительно произошло? Мы не знаем... Попыток найти и вытащить тело следствие не предпринимало. А ведь искать его стоило хотя бы из религиозных соображений, чтобы похоронить убитого в освящённой земле. По представлениям тех лет это было крайне важно.

Характерно, что в показаниях Пуату мы находим третий вариант описания этого эпизода: "Далее, помянутый свидетель показал, что в июле сего года помянутый Жиль, обвиняемый, направился в Ванн, дабы там увидеться с сеньором герцогом, и остановился у некоего Лемуана, за пределами городских стен, напротив и вблизи епископского дворца, в месте, кое в народе зовется Ла-Мот; каковому Жилю де Рэ Андре Бюше, о коем выше упомянуто было, передал ребенка около десяти лет от роду, над каковым помянутый Жиль де Рэ учинил и совершил мерзостные и греховные распутства способом, о коем выше сказано было; каковой ребенок был приведен к некому Бетдену, дом коего расположен близ рынка в Ванне, недалеко от дома помянутого Лемуана, у названного же Бетдена расположились оруженосцы помянутого Жиля, обвиняемого. Ребенка повели туда потому, что у Лемуана не было места столь потайного, чтобы убить его там; каковой ребенок был убит в комнате в доме помянутого Бетдена, голова его была отсечена и отделена от тела, а затем сожжена в означенной комнате; что же до тела, связанного собственным ремнем ребенка, оно было сброшено в отхожее место в доме помянутого Бетдена, куда он, свидетель, с превеликим трудом спустился, дабы тело оное поглубже в яму ту закопать".

Здесь убийство произошло не в доме Лемуана, а в доме Бетдена (который Жиль де Рэ называет постоялым двором). Труп, якобы, предварительно обезглавили - о чём другие два участника в своих показаниях не упоминают. Голова был сожжена в печи... Интересно, как это удалось сделать незаметно в чужом доме? Особенно если он был и не домом вовсе, а постоялым двором...

Однако самые большие нестыковки содержатся в рассказах слуг о некрофильских "коллекциях" их господина. Из протокола допроса Пуату: "Далее, он показал, что временами, довольно часто, после обезглавливания, тем или иным способом произведенного, как сие выше изложено было, и после смерти помянутых детей, названный Жиль де Рэ наслаждался, разглядывая их и заставляя его, свидетеля, и остальных, кто был в тайны посвящен, их разглядывать, и показывая всем голову и члены помянутых убиенных детей, он спрашивал, у которого из детей оных были самые красивые члены, самое красивое лицо либо самая красивая голова; порой он испытывал блаженство, целуя кого-то из убиенных детей, коих члены он разглядывал, или одного из тех, коих уже рассмотрели, чьи лица показались ему самыми прекрасными". Примерно то же самое говорит о "хранилищах трупов" и Анрие... Совпадают их показания и в том, где располагались хозяйские "коллекции". Оба называют Шантосе и Машкуль.

А вот дальше начинается непонятное... Начнём с "хранилища" в Шантосе. Если верить показаниям Пуату, "...когда помянутый Жиль де Рэ отвоевал у помянутого сира де Ласюза замок Шантосе и отправился туда, дабы передать владение им сеньору герцогу Бретонскому, коему он тогда уже передал сеньорию над местностью оной, тогда он вначале повелел свидетелю поклясться не раскрывать тайн, кои он ему поведать вздумал, и приказал Жилю де Сийе, Анрие Грияру, Ике де Бремону, Робену Ромуляру и ему, свидетелю, кои все тогда слугами помянутого Жиля, обвиняемого, были, пойти в башню замка Шантосе, где находились останки многих убиенных детей, взять их и, поместив в сундук, отнести в Машкуль со всевозможными предосторожностями, чтобы никто этого не заметил; и в башне помянутой нашли они кости тридцати шести или сорока шести детей [62], каковые кости уже иссушены были, и он сказал, что в любом случае не вспомнил бы, сколько их было, сундук же, куда их сложили, был перевязан веревками, чтобы он чего доброго не открылся и не обнаружилось бы великое сие возмутительное беззаконие.

Когда же его спросили, каким образом сосчитал он число тел, он ответствовал, что они их тогда считали по головам; однако точного числа их он не вспомнил бы, не будь ему известно, что было их тридцать шесть или сорок шесть, иначе было бы о том забыто.

Далее, он показал, что кости были перенесены в Машкуль в покои помянутого Жиля, обвиняемого, и сожжены в присутствии оного Жиля, Жиля де Сийе, Жана Россииьоля, Андре Бюше, Анрие Грияра и его, свидетеля.

Когда же его спросили, что было с прахом, от помянутых костей оставшимся, сделано, он ответил, что он был сброшен в выгребные ямы или рвы замка Машкуль".

Скелет человека весит от 7 до 10 килограммов, мумифицированный труп на 2-3 килограмма больше. Вряд ли останки хранились в идеально сухих условиях... А значит, такое количество детских и подростковых трупов должно было весить от 300 до 600 килограммов. И это - не считая массы самого сундука. Первый вопрос: как его НЕСЛИ? Второй: почему враги Жиля де Рэ, владевшие замком - по разным данным - от трёх месяцев до двух лет, за всё это время не обнаружили такую гору разлагающихся тел?

На светском процессе тот же самый Пуату рассказал, что "...когда помянутый сир получил обратно Шантосе от названного сира де Ласюза, брата своего, владевшего замком в течение двух лет, помянутый сир направился в Шантосе, где оставался ночь или две. Сир оный сказал тогда ему, Пуату, Анрие, Малышу Робену и еще некому Ике, что в одной из башен давно уже лежат трупы умерщвленных детей и что надобно забрать их оттуда. Пуату и Робен спустились туда, сложили их в мешок и притащили наверх. Анрие, Ике и Сийе стояли на страже. А было там сорок шесть трупов, кои в сундуки сложили и отправили в Машкуль, где и сожгли в башне".

Мало того, что трупов здесь уже ровно 46, так их ещё и вытащили наверх вдвоём... В одном мешке! Геракл нервно курит в коридоре...

Совсем другую информацию сообщил на светском процессе Анрие. В протоколе его показаний записано: "...когда сир де Рэ вновь обрел Шантосе и поехал туда, дабы передать владение Шантосе герцогу, властительному сеньору нашему, помянутый сир его заставил поклясться, что он не раскроет тех тайн, кои он хотел ему доверить. Взяв клятву сию, он повелел помянутым Анрие и Пуату, равно как и одному человеку, прозванному Малыш Робен, ныне покойному, пойти в башню оную, где были помянутые трупы детей, взять их, положить в сундук, дабы отнести их в Машкуль. В башне же сей он обнаружил тридцать шесть голов, кои положены были в три сундука, обвязанные затем веревками и свезенные по воде в названный Машкуль, где они были сожжены, а не в Шантосе, ибо помянутый сир де Рэ провел там лишь один или два дня, получив помянутые земли от сира оного де Ласюза, брата своего, дабы передать владение ими помянутому герцогу нашему, что помянутый сир и сделал".

Таким образом, у Анрие здесь тоже конкретная цифра вместо диапазона: 36... Только не трупов, как у Пуату, а голов. Их не несут в Машкуль, а везут по воде. О том, что противоречия в показаниях не только не исследуются, но даже и не фиксируются судьями - можно уже не говорить...

Однако всё это - мелочи по сравнению с разноголосицей в показаниях о "трупохранилище" в Машкуле. Если верить протоколам церковного процесса, Пуату "...показал, что помянутый Жиль де Сийе сообщил ему, свидетелю, и названному Анрие, что за две или три недели перед тем, как сиры де Ласюз и де Лоэак прибыли в замок Машкуль, помянутый Сийе, как он сказал ему, свидетелю, и помянутому Анрие, убрал и вынес из башни неподалеку от нижней залы оного замка останки сорока детей или около того и сжег их; и по этому поводу Сийе оный говорил, что подоспел он как раз вовремя для помянутого Жиля, обвиняемого, равно как и для него самого, Сийе, и для всех, кто любил оного Жиля и им любим был". То же самое сказал Анрие, только цифра в его протоколе не точная, а приблизительная: "...останки около сорока детей".

Впрочем, похоже, Жиль де Сийе сжёг не все трупы... Если верить показаниям Пуату, "...после того, как замок помянутый Машкуль захвачен был, свидетель услыхал, как мессир Шарль Леонский, рыцарь, находившийся вместе с названным сеньором де Ласюзом в замке оном Машкуль, сказал, что в башне помянутого замка, в нижней части её обнаружены останки двоих детей. И помянутый мессир Шарль спросил у свидетеля, известно ли ему что-либо по этому поводу; каковой ему ответил отрицательно, и в самом деле, как он утверждает, в то время ему ничего известно не было...". Эти показания есть в протоколах церковного процесса.

Стоит ли уточнять, что показания Шарля Леонского, который мог бы подтвердить или опровергнуть слова Пуату о двух трупах в Машкуле, в материалах процесса отсутствуют.

Однако, если посмотреть протокол того же Пуату, содержащийся в материалах светского процесса, картина получится принципиально иной. Вот эти строки: "Далее, он сказал, что после отвоевания Машкуля, захваченного сиром де Ласюзом и сиром де Лоэаком, там нашли восемьдесят мертвых детей, кои равным образом сожжены были в помянутом Машкуле". Я понимаю, что можно забыть: 36 или 46 трупов погрузили в сундук. Понимаю, что можно не вспомнить число сундуков с трупами, особенно если в этот день в других сундуках перевозили много всего прочего. Но цифры 2 и 80 в описании количества трупов - невозможно перепутать в принципе!

Анрие на светском процессе тоже изменил мнение о машкульских трупах. Если верить "чистосердечному" признанию, "...он, по его словам, слышал от Жиля де Сийе, что после отвоевания местности, захваченной сиром де Ласюзом, в Машкуле, в помещении, где хранилось сено, обнаружили сорок детских трупов, кои высушены были и сожжены; и он слышал, как сиру де Сийе говорили, что им повезло, ибо помянутые дети не нашлись". Здесь та же крепость Машкуль, что и в показаниях Анрие на церковном процессе. Те же сорок трупов!.. Вот только сжигаются они не до захвата крепости врагами, а после её освобождения.

На этом фоне более мелкие несоответствия и несообразности в показаниях слуг кажутся совершенно незначительными. Но, наверное, некоторые из них всё же стоит привести, чтобы картина стала более полной. Если верить показаниям Анрие, данным на светском процессе, в Нанте у Жиля де Рэ "трупохранилищ" не было. Слуги приводили детей "...в дом Ла-Сюз, где они убивались и сжигались в покоях, в коих почивал помянутый сир, бывший в постели, когда тела их сжигались; по порядку клались в камин толстые или длинные поленья на два тагана, и две или три вязанки сухого хвороста на поленья сии, после чего туда клали детей, а прах от тех, кто сожжен был, разбрасывался повсюду в Машкуле".

Зачем прах увозили из Нанта? Почему нельзя его было выбросить на месте? Этими вопросами следствие не задавалось...

Что касается общения Жиля де Рэ с дьяволом, то вначале он не смог вспомнить, сколько раз они с Франческо участвовали в заклинаниях - два или три. Затем, если верить протоколам, сказал что это было трижды: в замке Тиффож, в Бургнефе-ан-Рэ... а где третье - забыл. Чуть позже Жиль признался, что "...прежде чем пойти на одно из тех трех заклинаний, на коем он самолично присутствовал, он собственною рукою написал долговую расписку, каковая его именем по-французски подписана была: "Жиль"; однако он запамятовал, что значилось в помянутой расписке, кою он написал с намерением передать ее дьяволу, буде тот при заклинании, помянутым Франческо творимом, явится".

Не надо забывать, что от даты прибытия Прелати во Францию прошло к тому времени меньше полутора лет. В записке опального маршала содержалось самое важное, самое заветное желание... Как его можно было "запамятовать" за столь короткий срок - непонятно.

В показаниях самого Прелати тоже имеются несообразности. Вот он рассказывает судьям о заклинании дьявола в замке Тиффож. Магические круги, огонь, благовония... И текст воззвания к нечистой силе: "Я вас молю, Баррон, Сатана, Велиал, Вельзевул, во имя Отца, Сына и Духа Святого, во имя Девы Марии и всех святых явиться здесь в обличии своем, дабы говорить с нами и выполнить волю нашу". Ну, что тут скажешь... Заклинать демонов именем Божьим - сильный ход! Только всё это немного не стыкуется с запретами креститься во время церемонии, о которых Прелати постоянно напоминал Жилю и его слугам (и о чём они сообщили в своих показаниях на следствии).

Столь же противоречиво выглядит история с магическим талисманом, который Прелати изготовил для Жиля в Тиффоже. Вот как это записано в показаниях маршала: "Далее, он сказал, что прежде чем уезжать из Буржа он послал помянутого Франческо в Тиффож, попросив его, чтобы тот во время его отсутствия сотворял заклинания и сообщал ему, что он делать будет и о чем узнает, и писал ему намёками о том, как работы его проходят; каковой Франческо ему написал и послал нечто вроде мази в серебряном сосуде, помещенном в мошну и в ларец, сделанный равным образом из серебра, а писал он ему, что сие есть драгоценный дар, и чтобы он его хранил; а Рэ, доверившись тому, что писал ему помянутый Франческо, повесил мошну означенную на шею и носил ее несколько дней; однако вскоре он ее выбросил, обнаружив, что дар сей не приносит ему никакой пользы".

Сам Прелати о судьбе талисмана рассказывает по-другому: "Далее, он сказал, что менее года назад, в отсутствие помянутого мессира Жиля, пребывавшего в то время в Бурже, когда он совершал заклинание в зале означенной в Тиффоже, ему явился Баррон в помянутом обличье. Каковой Баррон принес и передал свидетелю черный порошок на куске сланца. И Баррон посоветовал тогда Франческо, свидетелю, передать оный порошок помянутому мессиру Жилю в Бурже, дабы он его поместил в небольшой серебряный сосуд и носил на себе, ибо сделав так, он преуспеет в своих делах. Каковой порошок свидетель отдал Жилю де Сийе, передавшему его помянутому мессиру Жилю в Бурж через некого Гаскара из Пузожа.

Когда же его спросили, носил ли Жиль порошок сей на шее, он ответствовал, что ему о том неизвестно; однако по возвращении оного сеньора Жиля в Тиффож помянутый Пуату, то есть Этьен Коррийо, отдал свидетелю означенный порошок в небольшом серебряном сосуде, завернутом в кусок полотна, обычно зовущегося "сандал", и что свидетель его получил в означенном сосуде; каковой сосуд свидетель носил некоторое время у себя на шее, а затем снял его и поместил в небольшой сундук, или ларец, стоявший в его комнате, в доме некого м-ра Пьера Ронделя, в Машкуле, и что вплоть до ареста его сосуд сей небольшой был там, если он его не носил в своем кошельке".

Таким образом, мазь внезапно стала порошком, а выброшенный Жилем талисман благополучно вернулся в Машкуль... И Прелати хранил его в комнате до самого ареста. О том, что произошло с подарком дьявола дальше, в материалах процесса нет ни слова.

Имеет ли смысл продолжать разговор о несоответствиях? Думаю, пришло время поставить в этом вопросе жирную точку... С основными эпизодами всё и так ясно, а придираться к судьям по мелочам - наверное, не совсем корректно.

Ведь процесс 1440 года в Нанте вёлся на двух языках: старофранцузском [63] и церковной латыни. Для существенной части свидетелей и потерпевших, допрошенных судьями, родным был бретонский... Поэтому возможны неточности при записи их показаний церковными служащими и нотариусами-французами. К тому же, количество ошибок наверняка возросло после двух последовательных переводов исходного материала: сначала с церковной латыни и старофранцузского на язык современной Франции, а затем с него на русский.

Когда 21 октября Жиль согласился признать приписываемые ему преступления, "...дабы таковым образом... снискать себе милость в глазах Господних", он потребовал, "...чтобы это признание было прилюдно оглашено на французском языке, так как многие из присутствующих латынью не владели". Маршал считал, что максимальная публичность процедуры даст ему хороший шанс на посмертное оправдание...

Оставалось решить ещё две важные задачи... Во-первых, признание вины следовало сделать формальным, а не фактическим. То есть облечь в такую форму, чтобы оно не выглядело самоубийством в глазах Господа. Стремясь достичь этой цели, Жиль де Рэ придумал, как свести самооговоры к минимуму. Изобличающие его вину показания "свидетелей и соучастников" маршал старался не отрицать и не подтверждать, а "...оставлять на совести тех, кто так сказал". Собственные "чистосердечные" высказывания Жиль очень тщательно дозировал, никогда не признавая больше того, что суд уже считал доказанным - благодаря имеющимся у него протоколам допросов. Таким образом, виновниками смерти маршала в глазах Всевышнего становились другие - судьи, свидетели, соучастники - но не сам Жиль де Рэ.

Особенно отчётливо такая тактика - соглашаясь, не сознаваться - проглядывает в вопросе о ереси. Этот момент "признательных показаний" маршала имеет смысл привести подробно: "...сеньор епископ Нантский, от своего лица и от лица помянутого наместника инквизитора, названного Жиля, обвиняемого, спросил, не желает ли он вновь войти в лоно Матери нашей Церкви и воссоединиться с Нею ввиду свершенных им прегрешений, заклинаний злых духов и иных уклонений от католической веры. Каковой обвиняемый ответствовал, что никогда не знал дотоле о сущности ереси, и о том, что он в неё впал и прегрешения совершал, ему было неведомо; однако с тех пор, как вследствие признаний его и иных свидетельств Церковь рассудила, что свершенное им отдает ересью, вследствие суждения сего он просит, набожно встав на колени, - скорбя и стеная, - дабы названные сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, вновь его воцерковили".

То есть, маршал кается и просит прощения не потому, что совершил преступления против веры! Его считает виновным Церковь, а Жиль де Рэ... Нет, даже не соглашается, а просто не спорит с судьями. Однако, одного воцерквления маршалу недостаточно, ведь в начале процесса его предали анафеме. И потому Жиль, уже "...будучи таким образом воцерковлен, смиренно, на коленях, продолжая скорбеть и стенать, взмолился, чтобы его не отлучали от Церкви, каковое наказание при помянутом обнародовании окончательного приговора прозвучало, равно как и во всех иных наказаниях, коим он подвергся, значилось".

Поскольку запись об анафеме была в своё время внесена в документы процесса, Жиль проследил, чтобы судьи сняли её таким же образом. "Каковые ему прощение сие из любви к Господу предоставили... о чем в письменной форме, согласно церковному уставу, заявлено было, и ему вновь даровано было право участвовать в таинствах церковных и вступить в братство верных Христу и Церкви Его".

Оставалась последняя проблема: исповедь. Публичная процедура у костра - при всём честном народе - маршалу категорически не подходила. Лгать на последней исповеди - страшный грех, и совершать его Жиль не собирался. Документы процесса свидетельствуют, что судьям пришлось пойти ему навстречу и "...по настоятельной просьбе помянутого Жиля... епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, поручили священнику, брату Жану Жювнелю, из Ордена кармелитов в Плермеле, что в епархии Сен-Мало, выслушать тайную исповедь обвиняемого, отпустить грехи его, в коих он уже сознался или должен был сознаться, а также предписать ему во всех грехах во спасение свое соразмерно проступкам оным покаяться, как в тех, кои он за собою в суде признал, так и в тех, что затаились в глубине души его..."

Так Жиль де Рэ добился, чтобы судьи обязали священника отпустить ему все грехи - включая те, что были совершены на судебном процессе... Их маршал на заседаниях ни разу не признал и признавать у эшафота не собирался. Теперь все задачи были решены, и Жилю оставалось только достойно умереть...

Глава 18. Казнь Жиля и его слуг. Судьба родных и близких маршала. Жиль де Рэ в хрониках и летописях. Причины многолетнего забвения. Образ маршала в трудах современных историков

Одной из грубейших ошибок организаторов процесса над Жанной д'Арк стало отсутствие в его материалах решения светского суда. Это позволило Карлу VII поставить под сомнение законность всей процедуры и добиться проведения контрпроцесса, закончившегося оправданием Орлеанской Девы. Епископ Жан де Мальструа в 1440 году не допустил этой ошибки. Дело Жиля де Рэ завершилось вынесением обоих приговоров: не только церковного, но и светского суда.

Чтобы подчеркнуть этот момент, утром 25 октября, сразу после оглашения в Тур-Нев первого приговора подсудимых переводят в находящийся поблизости замок Буффэ. Впрочем, не исключено, что у смены зала заседаний была ещё одна цель: уменьшить число слушателей... Ведь это часто происходит при переходе на новое место. Жан де Мальструа не мог не видеть, что маршал старается придать приговору и казни максимально публичный характер. Как всякий опытный интриган, епископ просто обязан был вести игру "от противного", даже если и не понимал мотивы действий Жиля. В зале замка Буффэ председатель светского суда Пьер л`Опиталь зачитал второй приговор: за свои многочисленные преступления опальный маршал и двое его слуг - Анрие и Пуату - приговариваются к смерти. Все трое будут повешены, а их тела сожгут.

Казнь назначена на 11 часов утра 26 октября, чтобы у преступников было время привести в порядок земные дела. Жиль де Рэ поблагодарил судей за милосердие, ведь смерть на виселице - менее болезненна, чем сожжение живьём. А оглашение дня и часа казни позволяет своевременно совершить предсмертные обряды. После этого маршал высказал суду свои последние пожелания. Во-первых, он предложил Пьеру л`Опиталю "...обратиться к епископу Нантскому и людям из собора его с просьбой устроить процессию, дабы просить Господа Бога вселить в него и в названных слуг его твёрдую надежду на спасение". Епископу Мальструа волей-неволей пришлось ответить согласием. Во-вторых, Жиль попросил судей, чтобы завтра его казнили раньше обоих слуг. Как рыцарь и господин, он должен "...приободрить их, молвить о спасении душ их во время казни и показать на своём примере, как следует умирать достойно". Судьи согласились удовлетворить и эту просьбу. Более того, Пьер л`Опиталь пообещал, что тело Жиля извлекут из огня до того, как оно превратится в пепел, и похоронят в освящённой земле - в том месте, где он пожелает. Маршал попросил, чтобы прах его упокоили в церкви Богоматери кармелитского монастыря в Нанте.

26 октября в девять часов утра от главного храма в Нанте двинулась многочисленная процессия клириков, несущих святое причастие. Останавливаясь поочерёдно у всех городских церквей, она быстро обрастала народом, желающим посмотреть на редкое для тех мест зрелище аутодафе. Казнь планировали провести на лугу в Бьессе, что на окраине Нанта, недалеко от моста через Луару.

Как это часто бывает на массовых мероприятиях, всё шло медленнее, чем рассчитывали изначально. Возглавляемая клириками толпа прибыла на место казни лишь к двенадцати часам пополудни, к этому же времени доставили и осуждённых. В центре луга их ждали три новенькие виселицы, средняя - чуть выше остальных, а под ними аккуратными поленницами были сложены дрова и сухой хворост.

В материалах светского суда содержится подробное описание казни, из которого следует, что маршал вёл себя достойно. Сначала он обратился с речью к Анрие и Пуату, в которой "...увещевал слуг своих во спасение душ их, прося их быть сильными и мужественными... верить в милосердие Божие и в то, что нет ни единого греха, каковой может быть свершен человеком и какового Бог наш милостивый не простил бы в благости Своей и милосердии, если грешник в сердце своем великое сожаление и раскаяние несет и просит у Него прощения со всею твердостью".

Стремясь укрепить их дух перед смертью, Жиль напомнил, что "...должны возблагодарить они Господа нашего за знак его любви, что пожелал Он, чтобы они умерли в здравом уме и твердой памяти и не позволил, чтобы неожиданно были они наказаны за прегрешения свои, и даровал им столь пылкую к Нему любовь и раскаяние в грехах своих столь глубокое, что они не должны на этом свете бояться смерти и что сие есть лишь мимолетная кончина, без коей невозможно увидеть Господа во всей славе Его".

Закончив разговор со слугами, Жиль обратился к толпе, "...говоря, что он брат их и христианин, и прося народ сей, а также и тех из них, чьих детей он загубил, молиться за него Господу нашему, исполнившись пылкой к Нему любви, и просил у всех простить его от чистого сердца и заступиться за него перед Богом, как если бы они за себя просили". В конце своей речи маршал ещё раз огласил своё желание умереть первым, чтобы подать слугам пример мужества перед лицом смерти. Просьба тут же была исполнена. "И умер Жиль де Рэ в раскаянии. И прежде чем пламя охватило тело его и внутренности, оно было извлечено и положено во гроб, каковой отнесен был в церковь кармелитов в Нанте, где и погребен. И тотчас же были повешены и сожжены помянутые Анрие и Пуату, так, что остался от них лишь прах".

Как видно из описания, Жиль не терял самообладания. До последней секунды он придерживался принятой на суде тактики: признаваться и каяться так, чтобы в его словах не было явной лжи или самооговора, который можно трактовать как самоубийство. В зале заседаний он хоть и не отрицал показаний "соучастников", но и не добавил к ним ни одного эпизода... Теперь же, на месте казни, Жиль просил прощения у всех, чьих детей он "загубил". Опять же, не уточняя - где, как и когда это произошло. Слова маршала можно трактовать как признание вины в инкриминируемых ему преступлениях, а можно - как раскаяние в убийствах, совершённых во время боевых действий. Ведь в такой огромной толпе наверняка были люди, чьи дети погибли в дни восстания Пентьевров или в междоусобных феодальных войнах, которые маршал вёл на территории Анжу и Бретани.

Гробница, в которой захоронили тело Жиля де Рэ, просуществовала до Великой французской революции. В 1793 году разъярённая толпа ворвалась в церковь и изломала в куски каменное надгробие. Останки маршала были уничтожены. Так закончился земной путь Жиля де Рэ, который за свою короткую жизнь успел испытать и яркие триумфы, и глубокие разочарования. Одни до сих пор считают его величайшим героем, униженным и оболганным подлыми врагами. Другие - жестоким маньяком, рабом извращённых желаний, одержимым манией убивать. Похоже, спор о личности Жиля де Рэ и его роли в истории Франции утихнет ещё не скоро.

Со смертью опального маршала борьба за земли его семьи не закончилась. Она лишь перешла в новую фазу. Главными целями теперь стали: вдова Жиля - Катрин де Туар, и его дочь - Мария де Рэ. Первая победа досталась бретонскому клану. Катрин де Туар вскоре после кончины мужа заключила второй брак с Жаном II де Вандомом, видамом Шартрским. Счастливый супруг принял титул сеньора Пузожа и 19 апреля 1442 года присягнул в верности герцогу Жану V, который вскоре назначил его своим камергером. Сведений о дальнейшей жизни Катрин в истории не сохранилось. Известно лишь, что умерла она 2 декабря 1462 года.

Однако самым ценным призом заслуженно считалась дочь Жиля - Мария. И здесь анжуйцы своего не упустили. Опекунство над богатой наследницей, а вскоре и её рука, достались давнему стороннику Иоланды Арагонской - Прежану де Коэтиви, ставшему к тому времени адмиралом Франции. Жених был старше невесты на три десятка лет... Но кого в таких делах интересует мнение девушки? Впрочем, возможно, что Мария была и не против этого брака. Ведь к Прежану де Коэтиви бежал один из ближайших соратников её отца - Роже де Бриквилль. В 13 лет девушки склонны доверять тем, кого знают с младенчества как друзей семьи. Что же касается самого адмирала, то с его стороны это был классический брак по расчёту. По условиям свадебного контракта, заключённого 13 июня 1442 года, Прежан де Коэтиви должен был принять фамилию и герб Рэ, после чего получал права на имущество и земли покойного тестя. Многочисленные долги Жиля семьи Коэтиви и Лаваль должны были разделить пополам, приняв на себя гарантии их выплаты. Если же супруги умрут, не оставив наследников, две трети их общего семейного имущества должно отойти клану Лавалей, и лишь одна треть - родне Прежана де Коэтиви.

Брак с дочерью осуждённого колдуна-чернокнижника был по тем временам делом не только щекотливым, но и рискованным. Поэтому Коэтиви сразу же принялся хлопотать о пересмотре приговора. По понятным причинам, основной целью адмирала стала не реабилитация тестя... В первую очередь Прежан де Коэтиви хотел снять с собственности жены угрозу конфискации [64]. Так что главный упор в тяжбе адмирал сделал на том, чтобы закрепить за семьёй казнённого барона право наследовать его имущество. Судебные разбирательства продолжались восемь лет, вплоть до того злосчастного дня, 20 июля 1450 года, когда адмирал де Коэтиви был убит при осаде Шербура. Вскоре после этого Мария оказалась в плену у младших братьев покойного супруга, которые попытались таким нехитрым способом заставить её отказаться от прав на наследство.

Они не учли один важный момент: свадьбу Прежана де Коэтиви организовывал и благословлял король. Естественно, ему было не безразлично, кому перейдёт владение над Рэ. Очень скоро Мария получила свободу, но решила не искушать судьбу и как можно быстрее найти себе мужа, способного защитить имущество жены. Им стал двоюродный брат Жиля де Рэ - Андре де Лаваль-Лоеак, о котором уже не раз говорилось на страницах этой книги. К тому времени он уже был маршалом Франции. История их семейной жизни осталась за кадром... Известно лишь, что умерла Мария в 1457 году, не оставив прямых наследников. Её могила и сейчас сохраняется в церкви Нотр-Дам де Витри. На плите, в соответствии с обычаями XV века, нанесена надпись: "Здесь покоится Мария, дама и наследница Рэ, бывшая при жизни своей супругой высокородного и могущественного сеньора, Андре де Лаваля, при жизни своей сеньора де Лоеак, де Ланво и де Кергорле, маршала Франции. Каковая дама скончалась в первый день ноября в год MCCCCLVII".

После смерти Марии права на земли и имущество Жиля де Рэ перешли к его младшему брату - Рене де Ла Сюзу. Он попытался вернуть семейное достояние, доказав в суде, что Жиль в момент заключения сделок был "не в себе" и его нельзя считать дееспособным... Некоторые историки воспринимают это, как попытку реабилитировать маршала, уж не знаю почему... Другие уверены, что в действиях Рене ничего, кроме глупости и алчности, не просматривается.

Так или иначе, попытка эта потерпела крах, а в бесконечную борьбу за баронство Рэ снова включился клан Коэтиви. В результате суд принял компромиссное решение: разделить спорное владение пополам, чтобы удовлетворить претензии обеих сторон.

Рене де Ла Сюз скончался в 1471 году. Его земли унаследовала единственная дочь - Жанна, вышедшая замуж за Франсуа де Шовиньи. Её сын, Андре де Шовиньи, сеньор де Рэ и де Ла Сюз стал последним представителем угасшего рода. После его смерти в 1581 году Генрих III передал права на баронство Рэ своему фавориту маршалу Альберу де Гонди. Ранг этой обширной и богатой земли был поднят до герцогства, а её владелец вошёл в число пэров Франции. Однако к семье Жиля де Рэ это уже отношения не имеет.

Франческо Прелати, признавшийся во время процесса в Нанте, что был единственным, кто общался с демоном Барроном, заключал с ним договоры и получал помощь, отделался тюремным заключением. Впрочем, надо признать, что приговор этот оказался пустой формальностью. В камере итальянец просидел недолго. Уже совсем скоро его можно было встретить при дворе герцога Рене Анжуйского, который за какие-то заслуги предоставил этому шарлатану важный административный пост. Что характерно, там же оказался и Эсташ Бланше, который в своё время привёз Прелати из Италии в Тиффож. Талантов управленца на новой службе итальянец не проявил, а наоборот, показал себя бездарным тираном и наглым мздоимцем. Возмущение местных жителей вскоре дошло до герцога. Он снял Прелати с должности и оставил при себе личным алхимиком. Однако, вместо поисков философского камня или изготовления золота, итальянец занялся подделками герцогской подписи и печати. Поймав его за этим занятием, Рене Анжуйский вздернул мерзавца на городской виселице.

Роже де Бриквилль, сбежав из замка Тиффож, как уже говорилось выше, нашёл приют во владениях адмирала Коэтиви, где благополучно дожил до конца своих дней. Похоже, он был очень полезен новому хозяину, поскольку в 1446 году адмирал выхлопотал для Бриквилля королевское помилование. О втором помощнике опального маршала - Жиле де Силье - известно только, что он исчез из Тиффожа одновременно с Бриквиллем и скрылся от правосудия в своих поместьях. О судьбе двух пожилых женщин, арестованных по делу Жиля де Рэ, известно немного. Перрина Мартен умерла в своей камере ещё до окончания суда. По одним данным - от пыток, по другим - от болезни. Тиффена Браншю, которую (как и Перрину Мартен) обвиняли в похищении детей, получила тюремный срок. Вряд ли он был очень большим, но с учётом преклонного возраста вполне мог оказаться пожизненным. Дальнейшая её судьба неизвестна, как и судьбы остальных участников этой грустной истории...

Надо отметить, что суд над Жилем и его слугами не заставил изменить своё мнение о маршале людей, которые были с ним знакомы. В воспоминаниях и откликах современников образ казнённого барона де Рэ долгое время оставался положительным, в крайнем случае - нейтральным. Авторы хроник превозносили военные победы Жиля и подчёркивали его вклад в успехи французской армии. Персеваль де Каньи, повествуя о встрече Жиля и Жанны в Шиноне, именовал его "маршалом Франции", хотя не мог не знать, что барон получил это звание позже. Так же поступил и анонимный автор "Хроники Девы", когда описывал бои под Орлеаном и поход к Реймсу. Причем, если Персеваль де Каньи создавал свой текст до процесса над Жилем де Ре, и просто в дальнейшем не стал ничего корректировать, то автор "Хроники Девы" писал её значительно позже. Многие историки считают, что он закончил работу над текстом уже после реабилитации Жанны д'Арк - и тем не менее, не счел нужным упоминать о суде над Жилем.

Характерно, что уважительное отношение к казнённому маршалу сохраняли не только нейтральные наблюдатели, но и непосредственные участники событий. В том числе те, кто при жизни неоднократно конфликтовал с Жилем де Рэ, или откровенно враждовал с ним. Аббат Бурдо пишет в своей книге, что в 1455 году "...когда шёл процесс, призванный восстановить доброе имя Жанны [д'Арк], и давал показания Дюнуа, в ту эпоху, когда никто не стал бы хвастаться близким знакомством с маршалом... он изображает Жиля главой военных вождей, руководивших освобождением". А ведь в 1429 году, во время боёв за Орлеан, между этими полководцами часто возникали конфликты, и один раз ссора чуть не закончилась поединком.

Ещё интереснее мнение о казнённом маршале Жана де Бюэйя, автора известного в XV веке романа "Jouvencel" [65]. Во времена боёв за Анжу он был соратником и другом Жиля де Рэ, затем их отношения испортились из-за споров вокруг замка Эрмитаж, который Жиль пытался присоединить к своим владениям. Дело дошло до феодальной войны. В какой-то момент Жан де Бюэй оказался в плену у Жиля. Заплатил выкуп, освободился, нанёс ответный удар. На их взаимную вражду имеются намёки в "Jouvencel", и в целом Жиль представлен там как отрицательный персонаж. Однако Жан де Бюэй не отказывает ему ни в мужестве, ни в благородстве. О процессе в Нанте автор романа не упоминает совсем... А ведь его текст писался уже после 1466 года. К этому времени информация о казни Жиля распространилась по всем уголкам страны. Так же широко было известно, что реабилитация в ближайшие годы не состоится. Ничего не изменилось и при следующих изданиях "Jouvencel". В комментариях к ним, написанных Гийомом Триньяном [66] в 1477-1483 годах, упоминается лишь участие маршала в освободительной борьбе: "...и прибыл [к Орлеану] сир де Рэ, который привел войско из Анжу и Мена, чтобы сопровождать Жанну".

Бретонский хронист Пьер Ле Бод в конце XV века пишет о Жиле де Рэ, как о "храбреце и доблестном рыцаре" (preux et vaillant chevalier). А ведь для его сюзерена вина казнённого маршала - вопрос сохранения не только престижа, но и обширных земельных владений, конфискованных по результатам суда в Нанте. Считается, что на такую характеристику Жиля де Рэ французских хронистов толкало его родство с Бертраном Дюгекленом, которого они тоже называли "храбрецом" - и даже "больше чем храбрецом, дважды храбрецом" (plus que preux, voire pours double preux). Ведь имя Дюгеклена часто связывали с популярной в XV веке темой "Девяти героев" (Neuf Preux). Многие литераторы писали, что именно Дюгеклен был достоин занять место "Десятого героя".

Ольга Тагоева в своей монографии "Истинная правда", исследуя связь двух летописных образов - Жиля де Рэ и Бертрана Дюгеклена, справедливо отмечает, что одним только родством сходство описаний объяснить невозможно. Безусловно, героическому "ореолу" в летописях Жиль де Ре обязан в первую очередь самому себе и реальным событиям своей жизни. Если дальнее родство с Дюгекленом и сыграло здесь какую-то роль, то весьма незначительную.

Характерно, что близость образа Жиля де Рэ к описанию прославленного коннетабля присутствует и в трудах летописцев, относящихся к лагерю бургиньонов, противников Карла VII. Особенно это заметно в хронике Монстреле, писавшего уже после 1440 года и безусловно знавшего о суде в Нанте и казни Жиля де Рэ. В его рассказе об этом явно просматривается удивление и недоверие: "В этот год случилось в герцогстве Бретонском великое, странное (diverse) и удивительное (merveilleuse) событие. Поскольку сеньор де Рэ, который был тогда маршалом Франции, человеком очень знатным (moult noble homme) и владельцем обширных земель (grand terrien) и происходил из выдающейся и очень знатной семьи (grand' et noble generation), был обвинен и признал себя виновным в ереси...". Через несколько страниц Монстреле снова возвращается к характеристике Жиля де Рэ, подчёркивая, что "...он был весьма известен (moult renomme) как в высшей степени доблестный рыцарь (vaillant chevalier en armes)".

Ольга Тогоева отмечает, что выражение "vaillant chevalier en armes" Монстреле в своих трудах использует очень редко. Так, известного своей храбростью Филиппа VI Валуа он именует просто "достойным и очень смелым человеком" (vaillans homes et hardis durement), a прославившегося политической отвагой Карла V - "исключительно мудрым и изворотливым" (durement sages et soupils). Зато эпитет vaillant Монстреле использует каждый раз, когда упоминает в своей хронике о Бертране Дюгеклене - "самом доблестном (le plus vaillant), мудром (sage), лучше всех подходящем на эту должность [коннетабля Франции] и наделенном прекрасными способностями (fortune en ses besongnes)".

Очень важное место образ Жиля де Рэ занимает и в "Мистерии об осаде Орлеана". В принципе, ничего необычного в этом нет, поскольку первый вариант "Мистерии..." был написан к 1435 году по заказу самого маршала и исполнялся в его присутствии на праздновании, посвящённом дню освобождения города. Однако хорошо известно, что до нас дошёл второй вариант "Мистерии...", создание которого датируется 1470-ми годами. В это время было известно не только о суде над маршалом, но и о том, что попытки реабилитировать его ни к чему не привели. И тем не менее, Жиль де Рэ представлен на страницах "Мистерии..." как самый опытный полководец, к мнению которого прислушивались все, включая Жанну д'Арк.

Но шли годы, сменялись десятилетия, и современники Жиля постепенно сходили с сцены. Для следующего поколения летописцев он был уже не живым человеком, которого знали лично, а историческим персонажем. Тем, о котором судят не по собственным впечатлениям или словам очевидцев, а по строчкам в исторических документах. Самыми полными и авторитетными из них выглядели тома церковного и светского судов, состоявшихся в Нанте в 1440 году. Отмеченная Ольгой Тагоевой литературно-фольклорная составляющая этого набора документов добавляла им убедительности - ведь людям всегда нравились простые ответы на сложные вопросы...

Для следующего поколения хронистов и историков Жиль де Рэ стал уже не только колдуном и сатанистом, но и жесточайшим маньяком - убийцей сотен невинных детей. Понятно, что такому мерзкому персонажу не нашлось места рядом с героями освободительной борьбы. Маршала вычеркнули из французской истории и постарались забыть...

Однако материалы судебного процесса лежали в архивах и ждали своего "звёздного" часа. В течение следующих двух веков юристы включали выдержки из них в сборники, упоминали о деле "знаменитого колдуна" в трактатах, посвящённых ведовским процессам. Особого интереса у публики это не вызывало, и во времена Великой Французской Революции о Жиле де Рэ забыли окончательно. Никому не нужные документы нантского процесса 1440 года осели в архиве департамента Атлантическая Луара, где их можно найти и сейчас. Этот оригинал многие историки считают неполным. Кроме него известно ещё несколько более поздних списков, дополняющих друг друга и основной текст. Содержащиеся в них листы одни исследователи признают подлинными, другие - поддельными... В зависимости от того, какой трактовки - обвинительной или оправдательной - придерживается данная историческая школа.

Пробуждение интереса к Жилю де Рэ связано с именем французского историка Рене Ла Клавьера, которому удалось разыскать в архивах не только протоколы процесса над опальным маршалом Франции, но и абсолютно неизвестные прежде документы: мемуар наследников [67], записи легистов герцога Франциска II (составленные для так и не состоявшегося процесса реабилитации) и так далее. Однако когда Клавьер ознакомил со своими открытиями "Комитет исторических изысканий", его руководители наотрез отказались печатать эти материалы, несмотря на всю их историческую ценность. Для образованного общества ХIX века, воспитанного в правилах пуританской морали, натуралистические детали из текста протоколов звучали слишком шокирующе.

Исследователю пришлось отступить. Однако остановить процесс было уже невозможно. Через девять лет найденные Клавьером материалы процесса были напечатаны в качестве приложения к биографии Жиля де Рэ, принадлежавшей перу аббата Эжена Боссара. Судебные протоколы публиковались в том виде, как они были в деле - на церковной латыни и французском языке XV века, и потому их текст для основной массы читателей был малопонятен. Однако общий его смысл и, особенно, грязные подробности публика усвоила быстро. Книга Боссара вызвала во французском обществе острый интерес к личности Жиля де Рэ, который не угасает и поныне. Размах изысканий привел к тому, что из архивной пыли один за другим стали появляться документы, проливающие новый свет на жизнь маршала и его эпоху - сообщения хроник, судебные и церковные записи, материалы многочисленных купчих грамот и так далее.

Долгое время материалы суда над Жилем де Рэ были доступны лишь знатокам средневековых диалектов, и только через 48 лет их перевели на современный французский язык. Сделали это Пьер Клозовски (латынь) и Жорж Батай (среднефранцузский). В 1974 году в свет вышла из печати книга Жоржа Батая, в которой материалы обоих процессов были изложены на современном языке. В 2008 появился русский вариант в переводе Ивана Болдырева. Этот сборник материалов процесса над Жилем де Рэ отечественные исследователи считают самым полным и наиболее адекватным оригиналу.

Стоит отметить, что ни Батай, ни Клозовски не подвергали сомнению виновность опального маршала в инкриминируемых ему преступлениях. Однако сомнения в этом прозвучали ранее в книге аббата Боссара, а в 1902 году появилась работа французского историка и археолога Саломона Рейнаха, где впервые прозвучало "крамольное" и шокировавшее публику заявлениеп: Жиль де Рэ - невиновен! С тех пор споры и дискуссии вокруг материалов процесса не утихают ни на минуту...

Во Франции существует общественное движение, целью которого является реабилитация Жиля де Рэ. В 1992 году один из активистов - писатель Жильбер Пруто - собрал в Сенате "специальный" трибунал, состоящий из бывших политиков и парламентариев, для пересмотра дела Жиля де Рэ. Этот суд вынес маршалу оправдательный приговор, посчитав, что на процессе 1440 года в Нанте были доказаны только занятия алхимией. Однако новый вердикт не вступил в законную силу, поскольку вышестоящие инстанции - и в первую очередь президент Франсуа Миттеран - посчитали, что собранный через пять веков после казни "специальный" трибунал не имел права пересматривать дела XV века.

Заключение

Сторонники виновности Жиля де Рэ часто задают вопрос: если суд был неправеден, то почему маршала не реабилитировали в XV веке? Ведь известно же, что Карл VII поручил своим юристам провести проверку по этому делу. Королевский приказ о начале расследования датируется 22 апреля 1443 года. Вскоре была создана комиссия, призванная этим заниматься... Однако результаты её работы в архивах отсутствуют. Почему? Объяснение может быть только одно: королевским юристам не удалось обнаружить причин для пересмотра дела. Значит, Жиль де Рэ - виновен?

Не будем торопить события... Суд 1440 года в Нанте - типичный колдовской процесс! И кто бы из людей там ни числился подозреваемым, главными обвиняемыми, естественно, были черти. А это - подсудимые особого типа. Ведь каждому известно, что Сатана - враг рода человеческого. Значит, у него всегда есть "железный" мотив... Ненависть к Богу и людям, созданным по Его образу и подобию! У ведьм и колдунов мотив тоже имеется... Они хотят угодить своему покровителю - Сатане.

Черти обладают сверхестественными способностями. Значит, ни у кого из обвиняемых ведьм и колдунов не может быть алиби!.. Допустим, в момент преступления они находились в сотнях лье от места событий... Это - не аргумент, ведь черти могли перенести колдуна по воздуху и вернуть обратно! Когда совершалось убийство, ведьма была у всех на виду... Тоже ни о чём не говорит! Каждому известно, что демоны создают фантомы - зримые, ощущаемые образы людей. Это позволяет обмануть легковерных.

Таким образом, ни полное отсутствие улик, ни расхождения в показаниях - не являются признаками невиновности. Черти могут в считанные секунды уничтожить или заменить любую вещь и активно этим пользуются. Дьявол способен принудить ко лжи не только подсудимых, но и свидетелей... Он может частично уменьшить боль, но к счастью, не в силах заглушить её полностью. А потому лучший способ дознания на колдовском процессе - жестокая пытка. Зададимся резонными вопросами... Есть ли в этих условиях у подозреваемого хоть какой-то шанс доказать свою невиновность? И могут ли его родственники надеяться на реабилитацию?

Ну-ну... - усмехнётся недоверчивый скептик. - А как же Жанна д'Арк? Ведь её дело пересматривали в 1449-1456 годах и в конце концов отменили несправедливый приговор!

Да, это так! Но процесс Орлеанской девы - редкое исключение. Из тех, что лишь подтверждают правило. Организатор суда над Жанной, епископ Кошон, допустил грубое процессуальное нарушение: Орлеанскую деву казнили ДО завершения светского суда. Церковный трибунал передал её в руки палача, разрешив ему привести приговор в исполнение. По правилам, сложившимся в Руане ещё в конце XIII века, даже городской бальи не мог сразу отправить обвиняемую на костер! Он должен был лично изучить материалы дела и подтвердить справедливость приговора своим постановлением. В случае с Жанной этот кутюм [68] соблюдён не был. Приговор светского суда перед казнью не оглашали.

Об этом нарушении упоминали многочисленные очевидцы событий: Жан Масьё, Пьер Кускель, Гийом Колль, Жан Моро, Жан Рикье, Жан Фав, Пьер Дарон, Можье Лепармантье и другие. На процессе реабилитации все они говорили о небывалой спешке, с которой действовали судьи в день казни. По свидетельству Гийома Маншона, бальи Руана приказал сопровождавшим Жанну солдатам: "Уводите, уводите!" Что никак не может считаться оглашением приговора, а тем более проверкой его законности. О том же говорили Пьер Бушье, Изамбар де Ла Пьер и Мартин Ладвеню.

Подробнее всего эту ситуацию изложил Лоран Гедон, занимавший в 1431 году должность лейтенанта бальи. В 1456 году он был адвокатом светского суда Руана. Рассказывая о процессе Жанны д'Арк, Лоран Гедон "...заявил, что он присутствовал на Старом Рынке в Руане, когда была прочитана последняя проповедь, и находился там вместе с бальи, поскольку являлся тогда лейтенантом бальи. И был зачитан приговор, по которому Жанна передавалась в руки светского суда. Сразу же после того, как был объявлен этот приговор, без промедления, она была передана бальи; затем палач, не ожидая, чтобы бальи или свидетель [69], которым надлежало вынести [свой] приговор, произнесли его, схватил Жанну и отвел ее туда, где были уже приготовлены дрова [для костра] и где она была сожжена. И ему [свидетелю] показалось, что это было сделано с нарушением процедуры, поскольку спустя некоторое время некий преступник по имени Жорж Фольанфан был точно так же, после вынесения приговора церковным судом, передан суду светскому, затем этот Жорж был отведен на рыночную площадь, и ему был зачитан светский приговор. Таким образом, он не был казнен столь же быстро" [70].

Отсутствие формальной процедуры завершения светского суда автоматически превращало процесс Жанны д'Арк в церковный - епископско-инквизиционный. Однако такие суды имели право наказывать лишь за прегрешения против веры. Светские преступления, присутствовавшие в перечне обвинений, не подпадали под юрисдикцию церковных судов.

Ещё одним поводом для апелляции стали "неподобающие" условия содержания узницы. Всё время процесса Жанна просидела в светской тюрьме, и охраняли её английские солдаты. Для епископско-инквизиционного суда это было нехарактерно. Обвиняемую в прегрешениях против веры полагалось содержать в церковной тюрьме - с более мягким режимом и гражданской охраной, состоящей из женщин.

Вызывало сомнение и право организаторов процесса исследовать церковные воззрения Девы, выискивая в них признаки ереси. Дело в том, что перед походом к Орлеану Жанна д'Арк уже отвечала на аналогичные вопросы. Её опрашивала представительная комиссия богословов во главе с архиепископом Реймса. Председательствующий на суде в Руане Пьер Кошон вёл процесс Орлеанской Девы, как епископ Бовэ - глава епархии, на территории которой "арестовали" Жанну. И значит, церковный ранг Кошона был ниже, чем у главы комиссии, незадолго до того установившей каноничность взглядов Девы. Но что ещё более важно - Бовэ входило в состав Реймского архиепископства!.. И значит, обвиняя Жанну в ереси, Кошон грубо нарушил правила церковной субординации.

Законным основанием для приговора могли стать не взгляды Девы, а её действия. На этом этапе Столетней войны совершалось много такого, что позволяло "нарисовать" смертный приговор любому из участников. Но, во-первых, преступный характер действий требовалось доказать. Во-вторых, делать это судьям следовало в рамках светского, а не церковного процесса. И в-третьих, наказание должно было произойти лишь после оглашения приговора... Что, как мы помним, сделано не было.

Возникает законный вопрос: почему же Кошон совершил столько ошибок? Причин несколько. Главная из них: организационная неразбериха. Весь руанский процесс - одна сплошная импровизация. Его никто заранее не готовил. Судьи и все прочие подбирались в спешке - "с бору по сосенке". Многие не желали участвовать в этом сомнительном деле и всячески старались от него уклониться. В результате в число судей, нотариусов и писцов попали сторонники Жанны д'Арк, и на процессе постоянно происходили скандалы... То судья выступит с речью о необъективности коллег, то нотариус откажется заносить в протокол "нужный" текст, то писцы заявят протест против нарушения закона...

В результате на суде сложилась очень нервная обстановка. Ситуация осложнялась тем, что войска Жиля де Рэ находились в это время всего в 7 лье от Руана. Французские отряды рыскали по окрестностям, выжидая удобный момент, чтобы освободить Жанну. В городе у них было немало агентов и сторонников. Организаторы процесса понимали, насколько велик риск... В результате, на суде им приходилось думать не о тонкостях в соблюдении процедуры, а о том, как бы остаться в живых!

Кошон и его коллеги потребовали от Генриха VI гарантий неприкосновенности. Английский король прислал письмо, в котором обязался лично защищать их от всякого преследования, кто бы его ни инициировал: французский король или его вассалы, папа или Вселенский собор. Однако предатели понимали, что даже такая бумага не спасёт их ни от яда, ни от кинжала. Опасения были не напрасны. Вскоре после смерти Жанны д'Арк её главный обвинитель - прокурор Жан д'Эстиве - "случайно утонул" в болоте недалеко от городских ворот. Инквизитор Жан Ле-Метр, председательствовавший на заседаниях вместе с епископом Кошоном, исчез в неизвестном направлении и больше его никто не видел.

Акты возмездия на этом не закончились... Из тех, кто судил и охранял Жанну, участвовал в организации и проведении аутодафе - мало кто смог отпраздновать годовщину её смерти... Однако рассказ о их гибели выходит за рамки книги. Сейчас нам важно другое: суд над Орлеанской Девой сопровождался многочисленными процессуальными нарушениями, которые фиксировали десятки и сотни свидетелей.

Но даже в этой ситуации добиться пересмотра дела удалось далеко не сразу. Первая попытка, предпринятая Карлом VII в 1449 году, сразу после освобождения Руана, закончилась безрезультатно. Второй раз король решил действовать через посредство влиятельных клириков. Однако и теперь дело не сдвинулось с мёртвой точки, хотя о нём хлопотали руанский архиепископ д'Эстутвилль, бывший в то время одновременно папским легатом, и инквизитор Франции Жан Брегаль. Вскоре после провала этой попытки мать и братья Жанны д'Арк, как прямые жертвы несправедливого обвинения, обратились с апелляцией в Рим. В 1455 году папа Калликст III назначил комиссию, которой поручил разобраться в ситуации. Кроме руанского архиепископа и инквизитора Франции, в неё были назначены ещё два видных клирика. 7 июля 1456 года апелляционная комиссия закончила свою работу. Приговор руанского суда был отменён, на месте казни Орлеанской Девы воздвигли крест, чтобы увековечить память о её мученической смерти.

Но важно помнить, что основанием для рассмотрения апелляции стали грубые процессуальные нарушения, допущенные епископом Кошоном. Не случись их, отменить приговор было бы нереально. Об этом свидетельствует вся история ведовских процессов.

В отличие от суда над Жанной д'Арк, дело Жиля де Рэ вела спаянная команда единомышленников, которую епископ Мальструа тщательно собирал на протяжении десятков лет. В документах процесса есть масса фактических несоответствий, но в отношении процедуры они выполнены идеально. Никакой нервозности судьи не испытывали, ведь всё проходило в их родном Нанте, защищённом от любых угроз мощной герцогской армией. От будущих проблем судей, нотариусов и писцов надёжно защищала вера в политические и административные таланты Жана V. В глазах простых бретонцев их избегающий участия в Столетней войне герцог выглядел идеальным правителем. А значит, его враги были и врагами народа. В этих условиях добиться реабилитации Жиля де Рэ, пусть он хоть трижды невиновен, не смогли бы ни родственники, ни друзья, ни король... Даже если допустить, что у Карла VII могло возникнуть такое намерение.

Отсутствие попыток реабилитации не является доказательством вины... По крайней мере, для того времени и при той судебной системе. Сам факт проведения судебного процесса и его успешного завершения - тоже не показатель виновности Жиля. Атака на его земли и имущество произошла бы в любом случае - слишком уже удобно сложилась ситуация. Когда на кону стоят ТАКИЕ деньги, и подворачивается повод для нанесения удара, виновность подозреваемого - дело второстепенное. Жиль де Рэ был бы осужден в любом случае, и в любом случае эти обширные земли отошли бы герцогу и его приближённым. Однако надо отметить, что наличие вины объективно сыграло бы на руку епископу Малеструа, облегчая решение сложной задачи. Чем больше реальных фактов он сможет уложить в фундамент обвинения, чем неопровержимее будут эти доказательства, тем ниже вероятность осложнений в будущем.

Ведь решение нантских судей не являлось в то время истиной в последней инстанции. По церковным вопросам можно было апеллировать в Рим, по светским - в Парижский парламент. Существовала вероятность, что делом Жиля де Рэ заинтересуются папа или король. Случаев, когда это помогало отменить приговор, было немного - но все же прецеденты существовали. Епископ Мальструа не мог это не учитывать. Если в деле Жиля де Рэ были неопровержимые улики, судьям следовало их всячески "выпячивать". Но этого-то как раз и нет... Подсудимому вменяют сотни убийств, а трупы отсутствуют. Большая их часть уничтожена, допустим... Но следствие не ищет даже те, что закопаны неподалёку. Если верить протоколам, некоторые из изнасилованных мальчиков живы и находятся в Нанте - но их никто не опрашивает. Если доказательств не хватает, можно продолжить судебное следствие - а его заканчивают в три дня. Каждая из этих странностей может быть случайна, но все вместе они ясно показывают: реальных улик у Мальструа не было. Появления новых доказательств вины Жиля де Рэ он не ждал и в существование их не верил. Епископ очень боялся, что всплывут факты, свидетельствующие о полной невиновности маршала и его слуг!

Это - единственное возможное объяснение.

____________________________________________________________________________________

Приложение 1. Документы процесса [71] над Жилем де Рэ

Часть 1. ЦЕРКОВНЫЙ СУД

Предварительные документы

29 июля 1440 года. Послания епископа Нантского. Сведения по поводу тайного церковного расследования и обнародования злодеяний Жиля де Рэ

Всех тех, кто сии послания увидит, мы, Жан, с Божиего соизволения и по милости Святого Апостольского Престола, епископ Нантский, благословляем именем Господа нашего и просим доверять посланиям сиим.

Настоящими посланиями да уведомим, что, посещая приход св. Марии в Нанте, где Жиль де Рэ нижеупомянутый часто бывает в доме, обыкновенно называющемся Ла-Сюз, ибо он прихожанин помянутой церкви, и посещая иные приходские церкви, ниже указанные, столкнулись мы вначале со многими слухами, а вслед за тем с жалобами и заявлениями немалого числа людей добрых и благоразумных: Агаты, жены Дени де Лемьона; вдовы усопшего Реньо Донета, из помянутого прихода Богоматери; Жанны, вдовы Гибеле Дели, из св. Дионисия [72]; Жана Юбера и жены его, из св. Винсента; Марты, вдовы усопшего Эонне Кергена, из св. Креста в Нанте; Жанны, жены Жана Дареля из св. Симильена, что близ Нанта, и Тифен, жены Эонне Лешарпантье, из св. Климента-что-за-стенами в Нанте, да и всех прихожан помянутых церквей, показания коих подтверждены были синодальными свидетелями названных церквей и иными осмотрительными, благоразумными людьми, не вызывающими подозрения.

Посещая по долгу нашему эти самые церкви, мы кропотливо их обследовали, и из показаний, между прочим, с достоверностью убедились, что дворянин, мессир Жиль де Рэ, рыцарь, сеньор помянутой местности и барон, наш подданный и нам подсудный, вместе с некоторыми из своих сообщников, зарезал, лишил жизни и истребил бесстыднейшим образом множество невинных отроков, что он предавался с этими детьми противоестественному сладострастию и греху содомскому, часто совершал ужасные заклинания демонов, приносил им жертвы, заключал с ними договоры и совершил иные тяжкие преступления, что нам подсудны; мы узнали из расследования посланников наших и доверенных лиц, что помянутый Жиль содеял и совершил вышеуказанные преступления и иные учинил оргии как в нашей епархии, так и во многих иных областях, к ней относящихся.

По поводу каковых проступков помянутый Жиль де Рэ был обвинен и поныне обвиняется людьми серьезными и благонадежными. Дабы предотвратить всяческие сомнения по этому поводу, составили мы настоящие послания и скрепили их своею печатью.

Составлено в Нанте, 29 июля 1440 года.

Согласно предписанию помянутого сеньора епископа Нантского

[Подпись:] Ж. Пти

13 сентября 1440 года. Послания епископа Нантского.

Вызов Жиля де Рэ в церковный суд

Мы, Жан, милостью Божией и Святого Апостольского Престола, епископ Нантский, всем и каждому из священников и викариев приходских церквей, капелланам, кюре и не сущим таковыми, писарям, нотариусам и письмоводителям, живущим в городе нашем и в Нантской епархии, и каждому из них в особенности, шлем наше благословение во имя Господа нашего и требуем твердо придерживаться предписаний наших.

Да будет вам известно, что с недавних пор в городе нашем и в Нантской епархии, а особливо в приходских церквах Богоматери, св. Дионисия, св. Николая, св. Винсента и св. Креста, в Нанте, во храме св. Симильена, близ Нанта, и св. Климента-что-за-стенами, в Нанте, и в Сен-Сире-ан-Рэ, в помянутой нашей епархии, во время визита, проводимого нами в согласии с пастырским нашим служением, услыхали мы многажды отчаянные жалобы как со стороны добрых и благочестивых свидетелей синодальных из помянутых церквей, так и от многих иных людей, безукоризненно честных и достойных доверия, равно как и от многих прихожан названных церквей, и что указали мы писцам нашим и нотариусам составить показания и внести их в ведомость помянутого визита пастырского, и что, услышав всеобщий ропот, отовсюду постоянно раздающийся, а также ознакомившись с предшествущими доносами, обнаружили мы, что дворянин мессир Жиль де Рэ барон в помянутых землях епархии нашей, лишил жизни, зарезали и бесчеловечно истребил множество невинных детей и совершил с ними противоестественным образом скверный и мерзостный грех содомский, разными способами и с неслыханными извращениями, о коих ныне сказать нельзя, ибо они ужасны весьма, о коих, однако, будет объявлено на латыни в надлежащее время и в надлежащем месте; и что многажды и часто совершал он ужасные заклинания демонов и пекся о том, чтобы заклинания сии производились; что он приносил жертвы этим самым демонам, заключал с ними договоры и совершал во злобе своей иные преступления и злодеяния, исповедуя доктринальную ересь и оскорбляя величие Божие, подрывая и искажая веру нашу и подавая многим пагубный пример.

Мы, не желая, дабы подобные преступления и подобная ересь, "распространяющаяся, точно язва", если ее немедля не искоренить, - дабы они прошли незамеченными по причине ли утаивания, а то и по нерадивости; более того, желая скорейшим образом должные меры принять, дабы поправить сие положение, в посланиях наших повелеваем вам и предписываем, вам всем до единого, притом, что никто не должен полагаться на другого либо извинять себя, ссылаясь на другого, чтобы вы безо всяких обиняков, в категорической фигуре эдикта, потребовали, чтобы пред Нами или пред наместником Нашим в Нанте в понедельник, следующий за праздником Воздвижения Креста Господня, а именно сентября 19 числа, явился помянутый дворянин, сеньор Жиль де Рэ, рыцарь, наш подданный и нам в деле сием подсудный, коего Мы вызываем посредством оных посланий пред Наши очи, равно как пред очи прокурора Нантского суда, ответственного за расследование указанного дела, дабы блюлись вера и закон; и посему желаем Мы, дабы указания, в сиих посланиях содержащиеся, должным образом были исполнены всеми вами или кем-то из вас.

Составлено в прошедший вторник [73], 13 сентября, в год от Р.Х. 1440.

Подпись: согласно предписанию помянутого сеньора епископа,

Жан Гиоле, который сие переписал

Уведомление о посланиях 13 сентября 1440 года

Я, Робен Гийоме, писец и нотариус Нантской епархии, весьма усердствовал, дабы исполнить как должно все, что в указанных посланиях сказано касательно помянутого Жиля, рыцаря, барона де Рэ, о коем в посланиях оных большею частью и говорится, и сам, в указанный год, 14 сентября, сие осуществил, сообразуясь с тем, как сие делать следовало согласно этим самым посланиям.

Протоколы слушаний

Понедельник сентября 19 дня 1440 года

В понедельник вслед за праздником Воздвижения Креста Господня пред очи преподобного отца, сеньора епископа Нантского, заседающего в большой зале Тур-Нев в Нанте, дабы отправлять правосудие, явились в личном порядке достославный мэтр Гийом Шапейон, прокурор оного суда, зачитавший помянутые письма, кои помещены выше, вместе с указанным в них требованием к исполнению предписаний, с одной стороны, и помянутым мессиром Жилем, рыцарем и бароном, обвиняемым, - с другой.

Каковой мессир Жиль, рыцарь и барон, после множества обвинений со стороны помянутого прокурора против названного мессира Жиля, призванных установить, придерживается ли он доктринальной ереси, как утверждал помянутый прокурор, объявил, что желает лично предстать пред названным преподобным отцом, сеньором епископом Нантским и пред любыми иными церковными судьями, равно как и пред любым инквизитором, дабы очиститься от подобных обвинений. После чего помянутый преподобный отец епископ распорядился и предписал мессиру Жилю, рыцарю оному и барону, на то согласному, явиться указанного месяца 18 дня пред духовным лицом, братом Жаном Блуинном, наместником инквизитора в королевстве оном, и понести ответ за проступки и злодеяния, ему названным прокурором вмененные, дабы помянутые преподобный отец епископ, помощник инквизитора и прокурор вели судебное разбирательство, как того требуют вера, а равным образом и закон, как должно и как назначено сие помянутому прокурору.

Присутствовали в помянутом месте люди почтенные - м-р Оливье Солиде из Буврона, мессир Жан Дюран из Блена, настоятели приходских церквей Нантской епархии, свидетели, намемерено сюда приглашенные и призванные.

[Подпись на полях:] Ж. Делоне, нотариус, Ж. Пти и Г. Лене

Среда сентября 28 дня 1440 года

Во имя Господа нашего, аминь.

В среду сентября 28 дня 1440 года, десятого года понтификата Святейшего Отца, монсеньора Евгения, по воле Провидения Папы четвертого по имени сему, во время Вселенского Собора в Базеле, пред сеньором Жаном де Мальтруа, преподобным отцом, епископом Нантским, по милости Божией и Святого Апостольского Престола, и пред братом Жаном Блуином из Ордена доминиканского, бакалавром, знатоком Святого Писания, наместником брата Гийома Мериси, из помянутого Ордена братьев доминиканцев, сведущего в теологии, инквизитора, гонителя ересей в королевстве Французском, присланным по поручению Святого Апостольского Престола и с ведома оного брата Гийома, каковому брату Жану намеренно предписали быть инквизитором в городе Нанте и в окрестной епархии, - прибывшими по такому случаю в часовню усадьбы епископской в Нанте, и в присутствии нас, Жана Делоне, Жана Пти, Николя Жеро и Гийома Лене, нотариусов и писцов, пред теми же представшими в этом и подобного рода делах, дабы записывать со всем тщанием по повелению оных сеньоров епископа и наместника инквизитора, прежде помянутых, всякое, что дел оных касается, которым затем всем до единого доверено и повелено было составить все в положенном порядке; в присутствии же свидетелей, ниже упомянутых, явились те, чьи имена указаны будут далее, и предстали пред очами помянутых сеньоров епископа и помощника инквизитора, жалуясь со слезами и с горестью на утрату сыновей своих и племянников и иных родственников и уверяя, что помянутые сыновья, племянники и иные родственники коварно были похищены, а затем с жестокостью зарезаны и истреблены помянутым Жилем де Рэ и некоторыми его сообщниками, приспешниками, приближенными и родственниками; что указанные лица постыдное и противоестественное над ними насилие учинили и во злобе своей совершили с ними грех содомский; что многократно заклинали они злых духов и не раз оказывали им почести; что совершили они еще немало иных проступков и злодеяний, невероятных и неслыханных, относящихся к ведению Церкви; каковые истцы смиренно молили названных преподобных сеньора епископа Нантского и брата Жана Блуина, наместника помянутого инквизитора, чтобы они соблаговолили быстро и надлежащим образом распорядиться и учинить возмездие.

Агата, жена Дени де Лемьона из прихода Нантской Богоматери заявила, что Колен, племянник ее, сын Гийома Авриля, около двадцати лет от роду, бывший небольшого роста и, как она утверждает, худощав, имевший на одном из ушей своих некий знак подобный маленькому уху, как-то утром в августе месяце года 1439-го или около того, пошел в дом, называемый Ла-Сюз и расположенный в Нанте, недалеко от собора Нантской Богоматери. Каковой дом принадлежал тогда сиру де Рэ. А с тех пор она помянутого Колена не видела и известий о нем не имела вплоть до того дня, пока не была некая Перрин Мартен, прозванная Ля Меффрэйе [74], арестована и заключена в темницу судом Нанта. После ареста каковой она слышала, как многие говорили, и было сие всеобщим мнением, что некоторое количество детей и юношей молодых было помянутым сиром де Рэ схвачено и лишено жизни. С какою целью - она не знает.

Далее, вдова покойного Реньо Донета, из прихода Нантской Богоматери, равным образом показала, что Жан, сын ее, часто бывал в помянутом доме Ла-Сюз, и со дня рождества св. Иоанна Крестителя года 1438-го не имела она от него никаких известий, пока Перрин Мартен, прозванная Ля Меффрэйе, арестованная и заключенная в темницу, как сказано выше, не созналась, что он был отдан помянутому сиру де Рэ и его людям.

Жанна, жена Гибеле Дели, прихожанина храма св. Дионисия в Нанте, подобно прочим, пожаловалась, что Гийом, сын ее, часто бывал в помянутом доме Ла-Сюз и что он ушел туда на первой неделе недавнего поста. И она слышала, как м-р Жан Бриан говорил, будто он его видел в названном доме семь или восемь дней подряд и что впоследствии он его более не видел; кроме того, он подозревал, что Гийом пропал в том самом доме.

Жан Юбер и жена его, прихожане церкви св. Винсента в Нанте, заявили, что один из сыновей их, по имени Жан, около четырнадцати лет от роду, два года назад в день Рождества св. Иоанна крестителя, пошел в дом Ла-Сюз и вернулся в дом родительский; и он сказал своей матери, что убрал комнату названного сира в доме Ла-Сюз, за что в доме помянутом дан ему был хлеб, который он принес и отдал матери; а кроме того он сказал ей, что приобрел расположение названного сира, который повелел ему выпить белого вина; он сразу же вернулся в дом Ла-Сюз, и с тех пор родители его не видели.

Жанна, жена Жана Дареля, прихожанина церкви св. Симильена, что близ Нанта, сообщила, что в последний из праздновавшихся дней св. Петра и Павла, когда возвращалась она из собора Нантской Богоматери, во время вечерни, к себе домой, а с нею сын ее, семи или восьми лет от роду, и когда подходила она к церкви св. Сатурнина в Нанте, то обернулась, думая, что сын здесь, но его более не было, и с тех пор она его не видела.

Вдова Ивона Кергена, каменотеса из прихода св. Креста в Нанте, заявила, что отдала сына своего некому Пуату, слуге помянутого сира де Рэ, который попросил его у нее, дабы мальчик пошел на службу к названному Рэ, как подтвердил помянутый Пуату, а случилось это между Пасхою последней и Вознесением; каковому сыну было около пятнадцати лет; и тех пор она его никогда не видела.

Тифен, жена Эонне Лешарпантье, мясника, прихожанина церкви св. Климента, близ Нанта, сообщила, что Пьер, сын Эонне Дате, племянник ее, коему от роду было около десяти лет, потерялся года два назад и что с тех пор не было о нем никаких известий, пока Перрин Мартен, прозванная Пеллиссоною, не призналась, что отдала мальчика людям сира де Рэ.

Жена Пьера Купри равным образом показала, что лишилась двух сыновей своих, одного восьми лет от роду, другого - девяти.

Жан Манье пожаловался на то, что потерял одного из своих сыновей. Каковые истцы подозревали и выразили то изустно, что помянутый сир де Рэ и приспешники его заведомо были и суть виновны в пропаже и в убийствах детей оных.

О каковых жалобах было сообщено названным сеньорам Жану, преподобному отцу, епископу Нантскому, и брату Жану Блуину, наместнику помянутого инквизитора, а будучи уведомлены, сеньоры оные епископ и наместник, желая, чтобы проступки сии не пребывали безнаказанными, решительно предписали и потребовали у всех духовных лиц вызвать в суд помянутого сеньора Жиля де Рэ в субботу 8 октября, дабы он ответил по закону пред названными сеньором епископом Нантским и братом Жаном Блуином, наместником помянутого инквизитора, а также и о том, что он может сказать в свое оправдание во имя веры Христовой, равно как и пред прокурором, ими назначенным в деле сием и делах сего порядка.

Выполнено сентября 28 дня в год помянутых понтификата и Собора.

В присутствии весьма почтенных и благочестивых лиц, Жака де Панкоетдика, доктора как светского, так и церковного права из управы Нанта, и Жана Бланше, бакалавра юриспруденции, духовного лица из Нантского прихода, равно как и иных многочисленных свидетелей, коим сюда было указано явиться.

[Подпись:] Жан Делоне, Жан Пти, Г. Лене

Суббота октября 8 дня 1440 года

Вслед за этим, 8 октября года помянутых понтификата и вселенского собора, названные истцы явились пред очи помянутых сеньора епископа и наместника инквизитора в нижней зале Тур-Нев в Нанте и вновь сообщили названным сеньорам епископу Нантскому и наместнику помянутого инквизитора с воплями скорби и со слезами об утрате сыновей своих, уверяя, как было сказано и выше, что те похищены были помянутым сиром де Рэ, его сообщниками и приближенными, каковые во злобе сотворяли над ними насилие и совершали с ними грех содомский; а кроме того они заклинали злых духов, воздавали им почести и во многих других преступлениях, относящихся к ведению церковного суда, повинны; каковые истцы смиренно молили названных преподобного отца, епископа Нантского и брата Жана Блуина, наместника помянутого инквизитора, дабы они властью своею распорядились о законном и своевременном возмездии.

В указанный год понтификата и помянутого вселенского собора в Базеле, в субботу, октября 8 дня, предстали в личном порядке пред очи преподобного отца, сеньора Жана Мальтруа, епископа Нантского, и брата Жана Блуина, бакалавра, знатока Святого Писания, наместника помянутого инквизитора, заседающих в суде, дабы отправлять правосудие, во время девятичасовой молитвы утренней, в большой верхней зале Тур-Нев в Нанте, предназначенной для рассмотрения и разрешения подобных дел, и в присутствии нас, Жана Делоне, Жана Пти, Николя Жеро и Гийома Лене, нотариусов и писцов пред теми же представших в деле сием и в делах оного порядка, и в присутствии помянутых писцов и свидетелей, благочестивый муж, м-р Гийом Шапейон, прокурор по делам церковным в краю оном, призванный означенными сеньором епископом и наместником инквизитора, дабы разрешать дела религиозные, истец, с одной стороны; и мессир Жиль де Рэ, рыцарь, барон и сеньор в помянутой местности, обвиняемый, или ответчик, с другой стороны, по распоряжению помянутых преподобного отца и наместника инквизитора, в эту субботу, октября 8 дня, вызванный немедля пред их очи чрез посредство Робена Гийоме, человека благопристойного, письмоводителя, каковой Робен названным сеньору епископу и наместнику инквизитора и нам, помянутым нотариусам, доложил изустно, что вызвал немедля сеньора оного Жиля, обвиняемого, задержанного, пред очи тех самых сеньоров епископа и наместника инквизитора и помянутого прокурора по делам религиозным, по форме и чину, указанным выше; а помянутый прокурор все же повторил указанный вызов от имени названных преподобного отца, епископа, и наместника инквизитора, исполнив все надлежащим образом.

Против какового Жиля помянутый прокурор огласил пункты обвинения изустно, воздержавшись от письменного их изложения, для коего подходящие время и место потребуются. Итак, помянутый прокурор изложил, огласил и сообщил изустно против Жиля, обвиняемого, все до единого обстоятельства, кои в представленных ниже статьях излагаются и содержатся. Каковой Жиль, обвиняемый, сказал тогда, изустно, а не в письменной форме, что апеллирует к сеньорам епископу и наместнику инквизитора, равно как и к прокурору. Ему названные сеньоры епископ и наместник инквизитора немедля ответствовали, что апелляция такого рода, будучи легковесною и в письменной форме не представленной, в соответствии с особенностями оного дела и дел такого порядка, не может быть сочтена законною; вот почему сеньоры епископ и наместник инквизитора таковою ее не признали, утверждая, что они помянутого Жиля в вине не уличают и уличать с дурным умыслом не желают; они тем не менее объявили, что последующие заседания суда, посвященные разбирательству церковному против помянутого Жиля, вестись будут ими и помянутым прокурором.

Тотчас же помянутый Жиль, обвиняемый, истинность указанных статей обвинения отверг, оспаривая наличие у судебного дела подлинного основания, ибо он сознался в принятии таинства крещения, отрекся от дьявола и от обрядов дьявольских, утверждая, что он был и есть истинный христианин; по поводу каковых обстоятельств и статей, подобным образом оспоренных, и в соответствии с делом оным и делами порядка сего, прокурор поклялся, что не клевещет, а говорит правду; и по настоянию прокурора помянутого Жиля, обвиняемого, попросили принести такую же клятву; что помянутый Жиль, обвиняемый, получив указания от всех, выслушав единожды, дважды, трижды и четырежды предостережения и призывы помянутых сеньоров епископа и наместника, под угрозою отлучения от Церкви, сделать отказался и от чего уклонился.

Невзирая на это, по настоянию и просьбе помянутого прокурора названные сеньоры епископ и наместник инквизитора назначили и предписали помянутому прокурору и помянутому Жилю де Рэ присутствующему, им внимающему и слова их постигающему, в следующий вторник заявить и огласить, а также присутствовать при заявлении и оглашении [обвинения] в соответствии с делом оным и делами порядка сего, и призвать помянутого Жиля, обвиняемого, к ответу и действовать затем, как велит того правосудие.

На основании чего названный прокурор от нас, нотариусов помянутых и писцов, потребовал составить один и более официальных документов.

Присутствовали в помянутом месте преподобный отец, мессир Жан Прежан, епископ Сен-Брекский, люди почтенные и уважаемые, М-р Пьер де Л'Опиталь, президент Бретани, лиценциат права, Робер де Ларивьер, лиценциат права светского и церковного, Эрве Леви, из Леонской епархии, сенешаль [75] из Кемпе, Жан Шовеи, горожанин Нанта, Жоффруа Пиперье, казначей и смотритель собора Нантской Богоматери, Гатьян Рюйц, Гийом Груайнье, лиценциаты права, Оливье Солиде, Жан де Шатожирон, каноники церкви в Нанте, Робер Пиперье, сенешаль, Жан Гиоле, назначенный городом Нантом, и Жан де Лагранжьер, назначенный судом Нанта, и многие иные свидетели, в великом собравшиеся множестве, намеренно сюда приглашенные и призванные.

[Подпись:] Жан Делоне, Ж. Пти, Г. Лене

Вторник октября 11 дня 1440 года

Во вторник 11 октября, в день, назначенный для помянутых прокурора и Жиля де Рэ, обвиняемого, названными епископом Нантским и братом Жаном Блуином, наместником инквизитора, помянутые сеньоры епископ и наместник инквизитора, будучи в делах оных уверены и осведомлены, в трибунале не заседали; заседание, намеченное на этот вторник, они отложили на ближаший четверг, предписав на день тот прокурору и Жилю, обвиняемому, дабы те явились для производства по делу, как и по всем делам порядка сего, законным образом.

Какового дня 11 октября мужи помянутые и жены вновь пожаловались названным епископу Нантскому и наместнику инквизитора, горестно и со слезами, на утрату детей своих, как было выше пространно изложено, в нижней зале помянутой Тур-Нев, умоляя их в скором порядке прибегнуть к должному отправлению правосудия.

Четверг октября 13 дня 1440 года

В поименованный четверг, 13 октября, пред названными сеньорами епископом Нантским и братом Жаном Блуином, наместником помянутого инквизитора, заседающими в трибунале, дабы судить по праву, в большой верхней зале в назначенный час, а именно во время девятичасовой утренней молитвы, предстали в личном порядке помянутый м-р Гийом Шапейон, прокурор, истец, с одной стороны, и помянутый Жиль, обвиняемый, - с другой, дабы исполнить предписание ордера сего, каковых помянутый брат Жан Блуин уведомил о власти своей и полномочиях, ему принадлежащих, о чем ниже будет сказано.

Помянутый прокурор указал, выдвинул и изложил против помянутого обвиняемого некоторые статьи и обстоятельства, в письменном виде представленные и содержащиеся ниже; по поводу каковых названный прокурор попросил для помянутого Жиля, обвиняемого, чтобы каждая из статей оных была названному Жилю, обвиняемому, в судебном порядке зачитана лицом уважаемым и благонадежным, мессиром Жаком де Панкоетдиком, представителем властей Нанта, доктором светского и церковного права, согласно повелению названных сеньоров епископа и наместника помянутого инквизитора, дабы Жиль ясно, по-французски, под присягою, ответствовал по каждой из статей, что может он сказать относительно данных обстоятельств, в той мере, в какой это обстоятельств сих касалось, а ежели ему, буде он возжелает, понадобится возразить и оспорить их, было помянутыми сеньорами епископом и наместником инквизитора особое дано оному Жилю, обвиняемому, право, дабы удобно ему было против указанных статей возражать и дабы сеньоры оные епископ и наместник помянутого инквизитора могли Жиля, обвиняемого, допросить о том, истинно ли содержание названных статей.

Затем сеньоры оные епископ и наместник инквизитора, по настоянию названного прокурора, допросили помянутого Жиля, обвиняемого, дабы узнать, желает ли он сам отвечать по обстоятельствам сиим и статьям, а то и противоречить оным, либо спорить по поводу указанных статей. Каковой произнес и ответствовал, высокомерно и с надменностью, что отвечать по обстоятельствам сиим и статьям он не намерен, утверждая, что помянутые сеньоры епископ и наместник инквизитора никогда судьями его не были и не суть таковые и поныне, и что он намерен действия их обжаловать. Вдобавок помянутый Жиль, обвиняемый, дерзко непочтительно объявил, что названные сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник инквизитора, и все остальные духовные лица суть симониты и развратники; и что лучше ему быть подвешенным с веревкой на шее, чем отвечать на вопросы таких церковников и таких судей, а отвечать им для него несносно. А когда помянутый официальный представитель города Нанта, человек осмотрительный и почтенный, м-р Жоффруа Пиперье, казначей и смотритель собора Нантской Богоматери, уполномоченный помянутыми сеньором епископом Нантским и наместником помянутого инквизитора, от имени и вместо названного прокурора разъяснил по-французски помянутому Жилю, обвиняемому, некоторые фрагменты содержания означенных статей и показаний, то помянутый Жиль, обвиняемый, непочтительно помянутому официалу, казначею и смотрителю возразил, а, поворотившись к помянутому сеньору епископу, произнес он по-французски такие слова: "Я для Вас как для епископа Нантского ничего делать не буду".

Затем, по настоянию названного прокурора, означенные сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, допросили помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, дабы узнать, не желает ли он, будь то письменно либо изустно, что-то против помянутых статей и обстоятельств сказать и возразить, добавив, что ему особое дано право, дабы он мог помянутые статьи оспорить. Тогда оный Жиль де Рэ, обвиняемый, сказал и ответствовал, что возражать против помянутых статей и обстоятельств он не желает.

Затем, по настоянию и требованию прокурора, названные сеньоры епископ и наместник инквизитора вызвали, истребовали и пригласили помянутого Жиля и его увещевали единожды, дважды, трижды и четырежды, под угрозою отлучения от Церкви, отвечать по помянутым статьям и обстоятельствам, ему предъявленным, прочитанным и изложенным, как сообщается, на французском языке. Каковой Жиль, обвиняемый, отвечать по ним отказался, утверждая, что с католическою верой знаком не хуже тех, кто против него помянутые статьи выдвинул, и что он такой же добрый христианин и истинный католик, как и они, признаваясь и говоря, что если бы он совершил те деяния, о коих в помянутых статьях объявлено и изложено было, то прямо погрешил бы пред верою католической и от нее бы отклонился, а в этом-то деле он разбирается. И сказал он, что не желает пользоваться никакими церковными привилегиями и удивлен, что помянутый м-р Пьер де Л'Опиталь, президент Бретани, позволяет названным сеньорам духовным лицам о подобных заявленных против него преступлениях узнавать и в прескверных сиих деяниях его обвинять.

И по настоянию названного прокурора означенный преподобный отец, сеньор епископ Нантский, и наместник помянутого инквизитора объявили, что помянутый Жиль, обвиняемый, из лона Церкви отторгнутый и отказавшийся держать ответ по указанным статьям и обвинениям, отныне от суда отстраняется; затем они отлучили его в письменной форме, о чем публично было ими объявлено, однако по настоянию названного прокурора постановили, что дальнейшее производство по делу помянутого Жиля, обвиняемого, будет надлежащим образом продолжено, как положено в деле оном и в делах сего порядка.

Каковой декрет, а также [полномочия] названных сеньоров епископа Нантского и брата Жана Блуина, наместника помянутого инквизитора, помянутый Жиль, обвиняемый, опротестовал простым порядком, изустно, без письменного документа. Каковой протест, поскольку ценности он не имел, учитывая природу дела сего и дел оного порядка, равно как и неслыханные богомерзкие преступления, в коих помянутый Жиль, обвиняемый, подозревался и кои, как они говорили, обжаловать было нельзя, сеньоры епископ и наместник помянутого инквизитора принимать во внимание не пожелали, утверждая, что они не должны и не обязаны по закону так делать; а помянутого Жиля названные сеньоры епископ и наместник распорядились допустить до ознакомления с помянутыми статьями и обстоятельствами; названный же прокурор чтобы представил свидетелей своих, если он того желает, сообразно делу сему и делам оного порядка; и чтобы помянутый Жиль, обвиняемый, был допущен к представлению их, приему и принятию присяги, а взамен чтобы получил он возможность против помянутых статей и обстоятельств высказаться либо изустно, либо в письменной форме; и наконец чтобы затем слушания законным порядком продолжались, назначили они и предписали помянутым Жилю и прокурору явиться в суд в следующую субботу.

Затем помянутый брат Жан Блуин, наместник названного инквизитора, показал и провозгласил в суде особые послания помянутого духовного лица, брата Гийома Мериси, из Ордена братьев доминиканцев, сведущего в теологии, инквизитора, гонителя ересей в королевстве Французском, присланного по поручению Святого Апостольского Престола; каковые послания были его собственною печатью из красного воска, к пергаменту приложенной, скреплены; каковые послания в присутствии помянутого Жиля были названными сеньорами епископом и наместником публично оглашены. Затем, после представления и провозглашения писем сиих, преподобный отец, епископ Нантский, и брат Жан Блуин, наместник означенного инквизитора, допросили помянутого Жиля де Рэ, дабы узнать, есть ли ему что сказать либо возразить против оных посланий, будь то изустно или письменно; каковой ответствовал и изрек с гордыней, что ничего против них говорить не желает. После того как запись, росписи, печать и подпись были свидетелями, заслуживающими доверия, в присутствии помянутого Жиля, обвиняемого, заверены, они объявлены были помянутыми епископом и наместником инквизитора достаточными.

На основании чего помянутый прокурор от нас, нотариусов и писцов, потребовал составить один и более официальных документов.

Присутствовали преподобный отец, сеньор Жан Прежан, епископ Сен-Брекский, М-р Пьер де Л'Опиталь, президент Бретани, Робер де Ларивьер, равно как и названный благородный сеньор Гийом де Гранбуа, дворянин, Жан Шовеи, помянутый горожанин Нанта, м-р Рено Годлен, лиценциат права, духовное лицо из Рейнской епархии, Гийом де Монтинье, адвокат светского суда в Нанте, многие иные свидетели, намеренно сюда истребованные и призванные.

[Подпись:] Жан Делоне, Жан Пти, Гийом Лене

Документы, оглашенные октября 13 дня 1440 года

В рукописи перед статьями помещен следующий текст: "Содержание статей оных н посланий помянутого брата Жана Блуина, наместника названного инквизитора в деле сем и в делах оного порядка, провозглашенных и обнародованных, о чем ниже упоминается, таково":

Статьи сии, пред вами находящиеся, преподобный отец сеньор Жан де Мальтруа, епископ Нантский, и духовное лицо, брат Жан Блуин, бакалавр, знаток Святого Писания, из Ордена и монастыря братьев доминиканцев, наместник духовного лица, именитого и досточтимого брата Гийома Мериси, из того же Ордена, сведущего в теологии, инквизитора, гонителя ересей в Королевстве Французском, присланный по поручению Святого Апостольского Престола и с ведома оного брата Гийома, каковому брату Жану назначено и предписано было быть инквизитором в городе Нанте и в окрестной епархии, достославный и благочестивый муж, м-р Гийом Шапейон, священник и настоятель церковного прихода св. Николая в Нанте, прокурор в деле оном и в делах сего порядка, намеренно вами назначенный, выдвигает, провозглашает и выносит на суд как обвинитель против сеньора Жиля де Рэ, рыцаря, сеньора и барона помянутой местности Рэ, вам в деле оном подсудного, правонарушителя и обвиняемого. Прокурор сей требует, чтобы по содержанию статей оных и показаний, изложенных также и в манере повествовательной, по порядку, в целом или по очереди, или так, как угодно будет суду, помянутый Жиль, обвиняемый, отвечал, статья за статьею, в удовлетворительной форме и под присягою; а ежели статьи оные отвергнуты будут, он у вас соизволения просит их доказать; каковое дело он обязуется произвести законным порядком, к избыточным доказательствам, против коих он открыто выступает, не прибегая.

I. Во-первых, помянутый прокурор утверждает и, буде то необходимо, готов доказать, что вот уже десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят, девяносто, сто лет и больше, столько, что уж и не припомнить обратного, был и есть в провинции Турской в городе Нанте величественный и примечательный кафедральный собор, называемый обыкновенно кафедральным собором Нанта, главою коего состоит епископ, а членами - декан, многие каноники, пребенду получающие и составляющие капитул, и многие его черты на него указуют как на весьма именитый и великий собор кафедральный; и что сие так быть должно и есть воистину.

II. Далее, с тех пор и все это время помянутое епископство Нантское имело и имеет, как и прежде, точно установленные границы с иными епископствами помянутой провинции Турской, отделяющие его от иных епископств провинции сей, равно как и от епископств иных провинций; и имелось по всему протяжению помянутой епархии великое множество приходских церквей и людей, духовно к ним льнущих, к ним приписанных и в их ведении находящихся; а то, что сие именно так, всем и каждому доподлинно известно.

III. Далее, последние двадцать лет, если не более, помянутый преподобный отец был и остается епископом Нантским, излечивая души, управляя названным епископством, поскольку сие титулу его соответствует, и со всею очевидностью он известен как епископ Нантский, и с этим все воистину согласны; сие верно и правда есть.

IV. Далее, с тех пор и в течение помянутого времени исправление, наказание и искупление проступков равно как и грехов всех до единого преступников в помянутом городе и епархии Нантской, а также расследование и вынесение решения по делам преступным и греховным, относилось и относится к ведению действующего епископа Нантского, подобно тому, как относится ныне право сие к ведению преподобного отца, нынешнего епископа Нантского; а названный сеньор действующий епископ Нантский, как и помянутый преподобный отец, нынешний епископ Нантский, обладал и обладает бесспорными полномочиями в наказании и исправлении всех тех, кто в злодейских и постыдных делах уличен, равно как и всех преступников, из каких бы краев они ни появились и откуда бы ни были они родом, в случае, если они нарушили закон в помянутом городе или в помянутой епархии Нантской; в делах оных закрепляется за ним право выносить им приговор, осуждение и отлучать их от Церкви, налагать иные на них взыскания, обвинять их и им предписывать епитимью и предавать их в руки светских властей в соответствии с тем, как того требуют обстоятельства и чудовищность бесчинств, проступков и злодеяний; и сие верно, и всем о том доподлинно известно.

V. Далее, с недавних пор помянутый брат Гийом Мериси, инквизитор, радетель за истинную веру и гонитель всякой ереси в королевстве Французском и в провинции Турской, был с ведома Святого Апостольского Престола назначен, утвержден и облечен властью заменять на посту своем одного или нескольких братьев оного Ордена, на то полномочного либо полномочных; и сие верно и правда есть.

VI. Далее, помянутому брату Гийому Мериси до названных посланий апостольских было и есть еще от роду сорок лет, он сведущ в Святом Писании, принадлежит к помянутому Ордену, и всем известно, что он весьма способен службу такую отправлять; и сие воистину так.

VII. Далее, как по закону, так и согласно нравам, обычаям, традициям и уставу города и епархии Нантской, всеми с давних пор принятым и строго соблюдаемым вплоть до наших дней, - согласно названным обычаям, преподобному отцу сеньору епископу Нантскому и инквизитору, гонителю ересей, в город сей и в помянутую епархию Нантскую назначенному, совместно, равно как и по отдельности принадлежало и по-прежнему принадлежит право расследовать ересь, решать, наличествует ли она, и карать за ересь, колдовство, вероотступничество, идолопоклонство, гадание и ведовство, а главным образом за ересь, вероотступничество и идолопоклонство людей ученых, сие совершивших в городе и епархии Нантской, каждый раз, как случай подобный произойдет; и сие верно и правда есть.

VIII. Далее, как по закону, так и согласно традициям, нравам, опыту и обычаям помянутого королевства Французского, а особливо помянутых города и епархии Нантской, каковые обычаи с давних пор в обиходе состоят и всеми вплоть до наших дней соблюдаются, на основании привилегии, предоставленной по означенному поручению Святого Апостольского Престола названному Ордену братьев доминиканцев, помянутый брат Гийом Мериси, инквизитор, гонитель ересей, мог предоставить полномочия свои одному или нескольким братьям из оного Ордена, назначив их на пост свой и повелев им исполнять службу свою; и сие верно и правда есть.

IX. Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, был и есть прихожанин из прихода Св. Троицы, что в Машкуле, помянутой епархии Нантской, и таков он согласно всеобщему мнению, и всем об этом известно.

X. Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, со времени детства своего и юности был и есть подсуден помянутым сеньору епископу Нантскому и инквизитору, причем прежде всего сеньору епископу, касательно помянутых преступлений; и сие верно и правда есть.

XI. Далее, с давних пор и по сей день в пределах названной епархии Нантской имелись обыкновенно и по-прежнему имеются замок, или крепость, к помянутой местности относящиеся, равно как и приходские церкви Св. Троицы в Машкуле и св. Стефана в Мерморте; а прихожане означенных церквей приходских, подсудные и находящиеся в ведении сеньора епископа Нантского в отношении дел духовных, равным образом помянутому сеньору епископу, как и инквизитору подсудны за преступления, ниже и выше упомянутые; и сие верно, и правда есть; и всем о том доподлинно известно.

XII. Далее, помянутый брат Гийом Мериси, будучи уже инквизитором, в Нанте, июля 26 дня 1426 года, назначил вместо себя, уполномочил и сделал своим наместником, способным службу его в названных городе и епархии Нантской отправлять, брата Жана Блуииа, из обители помянутой и Ордена, написав для того послания, на каковые указанный прокурор ссылается и каковые произносит ниже, где они, следуя распорядку статей и показаний, полнее представлены будут; и сие верно и правда есть.

XIII. Далее, помянутый брат Жан Блуин, перед тем, как сии послания, его на службу оную назначающие, ему предоставлены были, принадлежал и принадлежит к помянутым Ордену и обители братьев доминиканцев в Нанте, сорока лет от роду, священник, участник содружества людей верующих и способен службу сию, с оным наместничеством сопряженную, исполнить, и всем доподлинно известно, что он именно таков; и сие верно и правда есть.

XIV. Далее, все, о чем выше было упомянуто, давно известно и ни для кого не секрет.

XV. Далее, приняв во внимание то, о чем слухи распространялись и чему затем посвящено было тайное расследование, проведенное помянутым преподобным отцом сеньором епископом Нантским в городе его и в епархии, равно как и его посланниками, назначенными по поручению Святого Апостольского Престола, во время их визита пастырского, а также и то, каковое вел помянутый прокурор церковного суда в Нанте, с соизволения помянутого преподобного отца, по делам, ниже изложенным, а также по злодеяниям и проступкам, в ведении церковном находящимся; принимая во внимание также и предшествующие доносы, вместе с жалобами повторенные, со скорбию и слезами, многими лицами обоего пола, как из города, так и из помянутой епархии Нантской, вопиющими о потере и убиении чад своих, сыновей и дочерей, и утверждающими, что сыновья оные и дочери были похищены помянутым Жилем де Рэ, обвиняемым, Жилем де Сийе, Роже де Бриквилем, Анрие Грияром, Этьеном Коррийо, прозванным Пуату, Андре Бюше, Жаном Россиньолем, Робеном Ромуляром, неким Спадином и Ике де Бремоном, приближенными и сотрапезниками помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, и что они безжалостно детей оных зарезали, умертвили, а затем расчленили и сожгли, а кроме того нещадно пытали; и что помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, принес тела детей оных в жертву демонам способом, порицания и проклятия заслуживающим; что согласно многим иным свидетельствам помянутый Жиль де Рэ заклинал демонов и злых духов, принося им жертвы, и что с помянутыми детьми, как мужского, так и женского пола, иногда пока они еще были живы, иногда же после их смерти, а порой и когда они умирали, предавался он отвратительнейшим и гнуснейшим образом греху содомскому и любострастию, пренебрегая в совокуплении с девочками естественным отверстием; помянутый прокурор во всеуслышание заявляет и готов доказать, если необходимо, что со всею очевидностью, в течение последних четырнадцати лет, каждый год, каждый месяц, каждый день, каждую ночь и каждый час этих четырнадцати лет, при правлении блаженной памяти Мартина, Папы, именующегося Пятым, Евгения, по милости Божественного Провидения Папы, именующегося Четвертым, преподобнейшего отца, сеньора Филиппа, архиепископа Турского, и преподобного отца, сеньора Жана, помянутого епископа Нантского, равно как и прославленного государя и сеньора Иоанна, герцога Бретонского, и всех остальных, согласно порядку последовательно правивших, каковы бы ни были должности их и титулы, помянутый Жиль де Рэ, одержимый злым духом и забывший о спасении своем, похитил, зарезал и убил множество детей обоего пола; что они были похищены, зарезаны и убиты как им, так и помянутыми Жилем де Сийе, Анрие Грияром и Этьеном Коррийо, прозванным Пуату, и что он велел сжигать и обращать в пепел трупы детей сиих, бросая помянутые останки в местах удаленных и потайных; и что с детьми оными он совершал названный противоестественный грех содомский и бесстыдно их насиловал; и что совершил он все, о чем выше и ниже сказано, во многих различных местах и в обителях, кои ниже указаны будут.

XVI. Далее, дабы заявленное в предыдущей статье прояснить, помянутый прокурор объявляет и намеревается доказать, что возлюбившим Господа нашего Иисуса Христа, жаждущим в единении с ангелами слиться, не дозволяется ни находить удовольствие в роскоши, ибо они посвятили себя Богу раз и навсегда чрез таинство крещения и исповедание веры католической, ни обращать взоры свои и души к тщете и безумствам мира сего, а более подобает им возложить надежду на Господа нашего, созерцая образ Божий, всем сердцем своим и всей душою своею, и проникнуться их взором, как о том свидетельствует пророк Давид, говоря: "Блажен человек, который на Господа возлагает надежду свою, и не обращается к гордым и к уклоняющимся ко лжи" и вновь сей же Давид, восклицающий и увещевающий: "Сыны мужей! Доколе будете любить суету и искать лжи?"; а однако помянутый Жиль де Рэ, каковой, подобно истинному христианину, к таинству крещения и конфирмации приобщен был, и, к ним приобщась отрекся от дьявола, обрядов его и творений, но вновь впал в то от чего отрекся. И около пяти лет тому назад, в нижней зале замка Тиффож, принадлежавшего супруге его, в епархии Мэйезе он повелел неким мастерам начертать многоразличные знаки, рисунки и буквы, среди каковых мастеров был Франческо Прелати [76], по происхождению итальянец, именующий себя знатоком запретного искусства геомантии; а в лесу, недалеко отстоявшем от замка Тиффож, повелел он те же знаки начертать на земле Жану де Ларивьеру, Аитуану де Палерну, ломбардцу, равно как и человеку по имени Луи и другим колдунам и заклинателям демонов, и им же повелел он творить заговоры и гадания, заклиная и повелевая заклинать злых духов, отзывавшихся на имена Баррон, Орьян, Вельзевул и Белиал, используя огонь, ладан, мирру, алоэ и иные благовония, притом что окна помянутой нижней залы, большие и малые, распахнуты были настежь, в то время как они преклоняли колена, желая от оных злых духов ответ получить, готовые принести им подношения и жертвы и восхвалять их; и помянутый Жиль, обвиняемый, возжелал с ними в соглашение войти, дабы при содействии оных духов злых получить и обрести вновь знание, богатство и могущество; и сие верно и правда есть.

XVII. Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, заключил с помянутыми злыми духами соглашение, согласно коему он выполнял их волю; и по соглашению сему помянутый обвиняемый добивался и добился того, чтобы названные злые духи даровали ему знание, богатство и могущество; и сие верно и правда есть.

XVIII. Далее, в другой раз, приблизительно в то же время, помянутый Франческо, - коего некий мессир Эсташ Бланше, священник из прихода Сен-Мало, истребовал из Италии и прислал Жилю, обвиняемому, дабы тот посвятил последнего в искусство заклинания злых духов, - в поле, расположенном в четверти лье от замка Тиффож, используя огонь и начертив в том месте круг, заклинал неких злых духов в присутствии помянутого Этьена Коррийо, прозванного Пуату, коему было сие помянутым Жилем де Рэ поручено вместе с названным Франческо сотворить; а прежде помянутый обвиняемый передал указанным Франческо и Этьену долговое обязательство, им собственноручно написанное предназначенное для злого духа по имени Баррон в случае, если тот на помянутое заклинание и заговор ответствует, и дабы оно показано было и поднесено от имени помянутого Жиля, каковое долговое обязательство гласило, что названный Жиль, обвиняемый, отдаст помянутому Баррону все, что тот пожелает, за исключением души его и укорочения жизни, лишь бы оный Баррон ему даровал знание, богатство и могущество; и сие верно и правда есть.

XIX. Далее, в другой раз, приблизительно в то же время, помянутые Жиль де Рэ и Франческо Прелати в поле, расположенном близ замка и города Жослена, со стороны предместий, к помянутым замку и городу примыкающих, заклинали злых духов и иные творили там суеверные деяния; и сие верно и правда есть.

ХХ. Далее, в другой раз, приблизительно в то же время, а именно около года назад, когда в последний раз ездил он на встречу с названным герцогом Бретонским, помянутый Жиль, обвиняемый, находясь в Бургнефе, в епархии Нантской, в доме братьев миноров, сопровождаемый помянутым Франческо, повелел этому последнему сотворить многие заклинания и заговоры злых духов, и заклинал их самолично, надеясь и намереваясь (дабы они способствовали тому), что названный сеньор герцог над помянутым Жилем смилостивился; и сие верно и правда есть.

XXI. Далее, почти в то же время помянутый Андре Бюше из Ванна привел к названному Жилю де Рэ, в дом некого Жана Лемуана, каковой дом близ епископского дворца в Ванне расположен, за пределами города, у стен, мальчика, коему от роду было около одиннадцати лет, сына Жана Лавари, с городского рынка; с каковым мальчиком помянутый обвиняемый совершил грех содомский, а затем его умертвил, и глядя, как помянутый ребенок умирает, он его бесстыдно и вероломно насиловал, после чего со всею жестокостью убил в соседнем доме, принадлежащем некому Бетдену и, отрубив голову, забрал ее себе, а тело названного мальчика, таким образом убиенного, повелел снести в отхожее место в доме помянутого Бетдена; и сие верно и правда есть.

XXII. Далее, помянутый Жиль, обвиняемый, собственноручно написал долговые обязательства, дабы с вышепоименованным злым духом Барроном полновесный договор заключить, в коем ему предложить то, о чем выше сказано было; и сие верно и правда есть.

XXIII. Далее, все до единого обстоятельства сии всем известны и ни для кого не секрет.

XXIV. Далее, в течение помянутых четырнадцати лет или около того названный Жиль де Рэ, обвиняемый, посылал помянутого Жиля де Сийе, в то время бывшего управляющим его, сообщником, пособником, соратником и сподвижником, во многие части света, в разные края и страны, дабы розыск учинить и узнать, может ли он обнаружить и привести к Жилю прорицателей, заклинателей и колдунов обоего пола, кои сумели бы наделить его деньгами, отыскать и открыть ему спрятанные сокровища, посвятить его в иные магические искусства, помочь ему снискать великие почести, захватить замки и города и владеть ими; и сие верно и правда есть.

XXV. Далее, в то время помянутый Жиль, обвиняемый, послал равным образом вышепоименованного Эсташа Бланше в Италию, во Флоренцию, дабы разыскать заклинателей, колдунов и прорицателей, каковой Эсташ, отыскав во Флоренции вышеназванного Франческо Прелати, привел этого последнего к помянутому Жилю; и сие верно и правда есть.

XXVI. Далее, помянутый Жиль, обвиняемый, приблизительно то же время, как в Нанте, в доме Ла-Сюз, так и в Орлеане, в доме под знаком Золотого Креста, в коем он расположился, а также в помянутых замках Машкуль и Тиффож, многоразличные сотворял заклинания и заговоры злых духов; и сие верно и правда есть.

XXVII. Далее, в течение помянутых четырнадцати лет или около того Жиль де Рэ, обвиняемый, как в замке Шантосе, что в епархии Анже, в Машкуле и в Тиффоже, так и в Ванне, в доме помянутого Лемуана, в верхних покоях дома оного, где в то время он располагался, и в Нанте, в помянутом доме под названием Ла-Сюз, расположенном в приходе Богоматери, а именно в верхних покоях, куда время от времени и нередко имел обыкновение удаляться и проводить ночь, вероломно, жестоко и бесчеловечно убил сто сорок или более детей обоего пола; или же он повелел их убить помянутым Жилю де Сийе, Роже де Бриквилю, Анрие, Этьену [77], Андре [78], и иным в соответственном порядке вышеназванным лицам, бесчеловечность и жестокость свою обнаружив, ибо, согласно Гермогену, "всякий раз, как человек присваивает себе предназначение Создателя, уничтожая создания Его, силы небесные не преминут возопить пред ликом божественного Судии, пока не воздастся убийце по заслугам и не сгорит он в вечном пламени геенны огненной", тем паче, что помянутый Жиль де Рэ члены невинных детей оных приносил в жертву злым духам; с каковыми детьми и до, и после их смерти, и когда они умирали, он предавался премерзкому греху содомскому, оскверняя небесную гармонию, и противоестественным путем их насиловал, дабы удовлетворить плотское свое вожделение, незаконное и предосудительное; а затем в том же месте он сжигал сам или руками слуг своих - Жиля де Сийе, Анрие Грияра и Этьена Коррийо, прозванного Пуату, тела невинных оных детей, мальчиков и девочек, а останки их повелевал сбрасывать как в выгребные ямы, так и в крепостные рвы в помянутых замках, равно как и в клоаки дома Ла-Сюз, названного некогда по имени сеньора Жана де Краона, деда, то есть отца матери помянутого Жиля де Рэ, который был сеньором домена Ла-Сюз и означенного дома, где обитал и скончался. В потайные места оного дома Ла-Сюз из вышеназванных детей невинных числом около ста сорока, убиенных по указанию помянутого Жиля, обвиняемого, пятнадцать были им либо помянутыми Жилем де Сийе, Анрие и Этьеном один за другим выброшены, равно как и в иные отдаленные и потайные места в городах помянутых и замках; и сие верно и правда есть.

XXVIII. Далее, во время указанных четырнадцати или около лет помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, и, от имени его и по указанию его, помянутые Жиль де Сийе, Роже де Бриквиль, Анрие, Этьен и Андре Бюше требовали от поставщиков и поставщиц и от старух-сводниц, имевших от них поручение, чтобы под предлогом неких услуг, кои названные дети помянутому Жилю оказать могли бы, - что для детей оных, и сродников и друзей было бы дескать выгодно, - они поставляли ему детей обоего пола, брали их и приводили к нему, дабы Жиль де Рэ, обвиняемый, мог с ними совершить грех содомский, зарезать их и убить, или повелеть сие совершить; каковые злодеи - поставщики и сводни - названных детей невинных помянутым Жилю де Рэ и сообщникам его поставляли; и сие верно и правда есть.

XXIX. Далее, менее года назад, по указанию помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, пребывавшего тогда в означенном месте в Бургиефе, в доме братьев миноров, помянутые Анрие и Этьен добыли и привели к нему мальчика, коему от роду было лет около пятнадцати, чтобы обвиняемый с ним уже многажды помянутый грех содомский совершил; каковые Анрие и Пуату подростка оного, родом из Нижней Бретани, обитавшего в доме некого Родиго, жителя Бургиефа, забрали и привели к помянутому Жилю де Рэ, обвиняемому, в покои в помянутой обители, где указанный Жиль, обвиняемый, расположился и где он имел обыкновение останавливаться, и он совершил с ним прескверным образом омерзительный грех сей содомский, о коем нередко уже вспомянуто было как он и с другими сие совершал, а затем там же его убил и повелел тело его отнести в замок Машкуль, дабы там оное тело сжечь; сделано сие было названным Жилем де Рэ, обвиняемым, и помянутыми Анрие и Этьеном; и сие верно и правда есть, и всем о том доподлинно известно.

XXX. Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, отведывал изысканные яства и пил тонкие вина, гипокрас и кларет, и иные напитки, дабы себя на помянутый грех содомский настраивать, дабы грех сей против естества с помянутыми мальчиками и девочками с большею силой, непринужденностью и удовольствием совершать, часто, и весьма необычными способами; каждодневно предавался он также чревоугодию; и сие верно и правда есть.

XXXI. Далее, помянутый Жиль, обвиняемый, в покоях своих в замке Тиффож, поместил руку, глаза и сердце одного из названных детей вместе с кровью его в сосуд, дабы совершить ими в знак почитания приношение, отдать дань вышепоименованному демону Баррону, и повелел он совершить приношение сие помянутому Франческо Прелати от своего имени; каковой Франческо был к тому предназначен и, как говорилось, умел заклинать злых духов; и сие верно и правда есть.

XXXII. Далее, уже около пяти лет помянутый Жиль де Рэ повелевал во время многих торжественных празднеств, а особливо в последний День всех святых, с особою пышностью совершать торжества в честь злых духов, следуя соглашению, между ним и помянутыми духами заключенному, как о том выше сказано; во время каковых празднеств, в силу помянутого соглашения, во имя указанных злых духов и ради возвеличивания их раздавал он сам и руками слуг своих милостыню беднякам; и сие верно и правда есть.

XXXIII. Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, целью своею, надеждой и верою устремлен был к заклинанию злых духов, ведовству, убиению помянутых невинных детей, ко греху содомскому и противоестественному сладострастию; и сие верно и правда есть.

XXXIV. Далее, в течение означенных четырнадцати лет помянутый Жиль, обвиняемый, вел беседы с прорицателями и еретиками; он прибегал не раз к их помощи в том, что желал совершить; он общался и сотрудничал с ними, принял их догматику, читал и изучал книги, запрещенных искусств касавшиеся; все внимание, всю надежду и весь разум свой направил он на богомерзкие сии догмы, дабы выявить способы и пути, коими злых духов заклясть можно; и он возвел себе в догму выводы и ошибки колдунов и заклинателей; и сие верно и правда есть.

XXXV. Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, в течение означенных четырнадцати лет встречался с прорицателями и заклинателями злых духов, с колдунами и чародеями, принимал, защищал их, и им благоприятствовал; он им верил; он изучал, практиковал и считал догмою магические искусства геомантии и некромантии, запрещенные законом божественным, каноническим и светским; и сие верно и правда есть.

XXXVI. Далее, около пяти лет назад названный сеньор герцог Бретонский осаждал замок Шантосе, коим тогда владел помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, и пред осадою означенного замка помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, повелел помянутым Жилю де Сийе, Анрие и Этьену Коррийо, прозванному Пуату, взять и положить в сундуки, перевезти в замок Машкуль и там сжечь - из страха, как бы сеньор герцог, слуги его и иные лица их не обнаружили, - сорок пять черепов вместе с костями невинных, безжалостно убиенных помянутым Жилем, обвиняемым [79], детей, с каковыми детьми он омерзительный совершил грех содомский и иные противоестественные преступления; а в помянутом замке Машкуль черепа сии и кости были сожжены названными Анри Грияром, Жилем де Сийе и Этьеном Коррийо, прозванным Пуату, по указанию помянутого Жиля, обвиняемого; и сие верно и правда есть.

XXXVII. Далее, Жиль де Рэ, обвиняемый, Анрие Грияр, Этьен Коррийо, Жиль де Сийе, Жан Россиньоль, Спадин, Роже де Бриквиль, Андре Бюше и иные помянутые лица во всех до единого означенных злодеяниях, проступках и прегрешениях взаимно друг другу помогали, давали советы, поддерживали и действовали по согласию, как сообщники, каждый из них соответственно; и сие верно и правда есть и любому о том доподлинно известно.

XXXVIII. Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, около двух лет тому назад, обнаружив, что совершил великое множество злодеяний, предательское вероотступничество, жестокие преступления и прегрешения, о коих выше сказано было, и иные, содеянные им с богомерзкою бесчеловечностью, о коих напоминала ему совесть, пообещал, обязался и принес клятву Господу и святым Его, что отныне никогда не совершит он и не сотворит ничего подобного, ужасающего и отвратительного, что тотчас же и целиком грехи свои отвергнет, а для того отправится в паломничество в Иерусалим, где посетит Гроб Господень; и сие верно и правда есть.

XXXIX. Далее, невзирая на означенные клятвы, обещания и обязательства, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, с тех пор, подобно псу, который возвращается на блевотины своя, убил, зарезал и повелел убить безжалостно и зарезать в названных местах великое множество детей обоего пола, и совершил помянутый грех содомский, в который он себя вверг, и продолжил, как выше сказано было, в своем противоестественном и проклятом погрязать сладострастии; а ведь именно из-за означенного греха противоестественного сладострастия, как о том свидетельствуют предписания правосудия, и происходят на этом свете землетрясения, голод и чума; он сотворял сам и руками слуг своих заклинания и заговоры злых духов и по причинам оным помянутый Жиль, обвиняемый, вновь впал во грех и продолжал совершать означенные преступления; и сие верно и правда есть и каждому о том доподлинно известно.

XL. Далее, все до единого события сии вызвали и вызывают слухи и всеобщее возмущение.

XLI. Далее, по вышеназванным причинам вышепоименованному Жилю де Рэ, обвиняемому, надлежит вменить в вину подлости его; он совершил грех содомский, дважды впал в ересь, идолопоклонство и вероотступничество; и сие верно и правда есть.

XLII. Далее, два года тому назад помянутый Жиль де Рэ, кощунственно и позабыв о страхе Господнем, со многими соратниками своими, осмелился войти, потрясая оружием, дерзко и яростно, в помянутую приходскую церковь св. Стефана в Мерморте, что в епархии Нантской; и безумствуя, учинил насилие над Жаном Леферроном, духовным лицом родом из Нанта, схватив его самолично и вместе со слугами своими; и повелел изгнать его силою, со всею жестокостью, из помянутой церкви некому Ленано, маркизу де Сева (Сеvа) [80], ломбардцу, и иным приспешникам своим; затем он повелел заточить его в темницу на многие дни и месяцы, как в названном замке Сен-Этьен-де-Мерморт, так и в помянутом замке Тиффож, где он и содержался, закованный в кандалы по рукам и ногам; и помянутый Жиль, обвиняемый, нарушивший церковную неприкосновенность, как сам, так и слуги его по повелению его, приговорен к отлучению от Церкви, согласно закону и указаниям Турского собора, равно как и синодальному уставу церкви Нантской; сие верно и правда есть и каждому о том доподлинно известно.

XLIII. Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, во много различных местах и в присутствии почтенных лиц, заслуживающих доверия, не скрывая обсуждал н оглашал означенные преступления, им содеянные и совершенные; и принимал их за догмы; и занимался помянутыми магическими искусствами, заклинаниями и гаданиями и иными суевериями, дабы обрести больше почестей знания и власти; и сие верно и правда есть, и каждому доподлинно о том известно.

XLIV. Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, пошел против естества, совершил и содеял грех содомский и иные означенные злодеяния, прегрешения и проступки в каждом из названных мест и окрестностей их, как о том выше сказано было; и сие верно и правда есть.

XLV. Далее, согласно всеобщему мнению, уверенности и убеждениям народа, памяти людской, тому, кем воистину [Жиль] прослыл, гласу общественному как в помянутых приходах Св. Троицы, Машкуля, Сен-Этьен-де-Мерморта, Сен-Сира-ан-Рэ, в епархни Нантской, так и в иных приходах, к ним прилегающих и с ними соседствующих, и в приходе Нантской Богоматери, и в большей части герцогства Бретонского и смежных областей, в коих помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, знали и знают, был он и есть еретик, инакомыслящий, чародей, содомит, заклинатель злых духов, прорицатель, смертоубийца, резавший невинных, вероотступник, идолопоклонник, уклонившийся от Церкви, ей враждебный, вещун и колдун. И сие верно, правда есть, все сие обсуждают, признают, в том уверены, убеждены, согласны, и каждому доподлинно о том известно.

XLVI. Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, имел и имеет обыкновение творить и совершать означенные преступления и злодеяния, за каковые он был публично заклеймен лицами, заслуживающими доверия и почтенными, и в коих он пылко обличен был во всех до единой из названных местностей; и сие верно и правда есть.

XLVII. Далее, все до единого помянутые деяния очевидно предосудительны для веры нашей католической и Святой нашей Девы Марии, равно как и для всеобщего благоденствия в целом, а также суть пагубный пример для многих и чреваты опасностию для души помянутого Жиля; и сие верно и правда есть.

XLVIII. Далее, все до единого деяния сии были и суть всем известны в названных местностях, ибо отрицать их, от признания их уклоняться невозможно; по поводу каковых распространяется всеобщее возмущение и вопиет глас народный. И все, о чем выше сказано было, помянутый Жиль, обвиняемый, признал и признает истинным [81].

XLIX. Далее, ввиду названных преступлений, злодеяний и проступков, кои он совершил и содеял во злобе своей, помянутый Жиль де Рэ приговорен был названными властями к отлучению от Церкви и подвергся иным наказаниям, каковые должно против подобных самонадеянных людей, - таких, как прорицатели, колдуны, знахари и заклинатели злых духов, подстрекатели, приверженцы ереси, адепты и верующие в злых духов, чародеи и все, кто прибегает к недозволенным и запрещенным искусствам, - применять; более того, он впал в ересь, в коей и поныне погряз, оскорбил божественное величие, совершив преступление против него, наперекор Десяти заповедям, обрядам и ритуалам Пресвятой Матери нашей Церкви, он проклятою рукою заронил семена заблуждения, опасные для истинного христианина, а также грубо и бесстыдно нарушил предписания помянутого преподобного отца, сеньора епископа Нантского; и сие верно и правда есть и каждому доподлинно о том известно.

Заключение. Вот по какой причине названный прокурор просит Вас, преподобный отец, сеньор епископ Нантский, и Вас, брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора и гонителя ересей - или одного из Вас, кому сие будет угодно, - дабы решительным приговором Вашим помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, объявлен был и означен еретиком и злостным вероотступником; дабы объявлено было, что он совершил и содеял во злобе своей ужасающие заклинания демонов; приговорен был за то к отлучению от Церкви и к иной законной каре; и как еретик, вероотступник и заклинатель демонов должен быть подвергнут наказанию и исправлению, как того требует закон и предусматривают Церковные предписания. Более того, дабы Вы, преподобный отец, сеньор епископ Нантский, окончательным приговором Вашим объявили и означили, что помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, совершил преступный и противоестественный грех содомский с вышеназванными мальчиками и детьми; а также содеял во злобе своей святотатство, а именно нарушил церковную неприкосновенность и приговорен за то к отлучению от Церкви и к иной законной каре, и должен быть наказан и спасительному подвергнут исправлению, как того требуют закон и церковные предписания - каковой прокурор взывает со смирением к Вашей милости, дабы Вы проследили, чтобы по всем до единого означенным делам скорейшим и должным образом отправлялось правосудие.

Каковой прокурор по всем до единого из означенных дел приводит, произносит и предоставляет доказательства при помощи наилучших из возможных и надлежащих способов и просит Вашего соизволения, доказательства сии предоставить, что он предлагает сделать, исключив, как он открыто о том заявляет, любые излишние доводы; и кроме того за исключением права исправлять, добавлять, изменять, сокращать, истолковывать, улучшать, повторять и доказывать, если в том возникнет надобность, во время должное и в должном месте.

[Подпись:] Ж. Делоне, Ж. Пти, Г. Лене

Брат Гийом Мериси из Ордена братьев доминиканцев, сведущий в теологии, инквизитор и гонитель ересей в королевстве Французском, присланный по поручению Святого Апостольского Престола, брата нашего, возлюбленного во Христе, Жана Блуина, из обители Нантской того же Ордена, приветствует во имя сотворившего веру нашу, Господа нашего Иисуса Христа.

Поскольку, согласно Апостолу, ересь распространяется, подобно язве, и тайно разъедает бесхитростные души, ежели неустанным трудом инквизиции не будет искоренена, надлежит спасительною силою, со всею возможной заботливостью и осмотрительностью приступить к гонениям против еретиков и защитников их, а также и против тех, кои в ереси обвинены или подозреваются и против врагов и смутителей веры. Кроме того, по милости Божией полностью доверяя сметливости Вашей и способности службу Господню в области сей нести, на основании советов, данных нам многими достойными братьями из оного Ордена, мы Вас назначили, приуготовили и Вам предначертали в послании сием и назначаем, приуготовляем, Вам предначертываем и предписываем, что есть наилучшее из возможного согласно любому закону и праву, быть наместником нашим в городе и в епархии Нантской, Вам предоставляя и уступая власть вести расследование, вызывать в суд, обвинять, преследовать, арестовывать, заточать и иные законные действия производить, вплоть до вынесения окончательного приговора, а также иные помянутой службе сей инквизиторской полагающиеся дела вершить по отношению ко всем еретикам, кем бы они ни были, и иным вышепоименованным лицам, как того требует закон и обычай; на каковые обязанности наши мы Вас сиими посланиями уполномочиваем, сообразуясь как со всеобщим правом, так и с особыми преимуществами означенной инквизиции. Во свидетельство чего повелели мы скрепить послания сии нашею печатью.

Составлено в Нанте, 26 июля 1426 года.

Подпись: Г. Мериси

Суббота октября 15 дня 1440 года

В субботу 15 октября пред помянутыми преподобным отцом, сеньором епископом Нантским, и братом Жаном Блуином, наместником означенного инквизитора, заседающими в трибунале, дабы судить по праву, предстали в названной большой верхней зале Тур-Нев, утром, в час молитвы, помянутый м-р Гийом Шапейон, прокурор, истец, с одной стороны, и помянутый Жиль де Рэ, рыцарь и барон, обвиняемый, - с другой.

И по просьбе помянутого прокурора названные сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник инквизитора, сказали помянутому Жилю де Рэ, обвиняемому, что хотя он и изрек прежде, что ничего по поводу означенных статей и обстоятельств говорить и возражать не хочет, они ему тем не менее дозволяют, как и прежде они сие делали, нечто сказать или возразить. Каковой Жиль ответствовал, что ничего против означенных статей говорить либо возражать не желает, и по просьбе помянутого прокурора названные сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник инквизитора, спросили у помянутого Жиля, обвиняемого, не желает ли он сказать что-то, предложить либо возразить по поводу того, что сеньоры епископ Нантский н брат Жан Блуин, наместник, суть судьи его в деле сием и в делах оного порядка. Каковой обвиняемый изрек, что не желает; более того, он намеревался и намеревается согласиться с тем, что названные преподобный отец, сеньор епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник, были и суть правомочные судьи в деле сием и иных делах, более того, он желал и желает признать, что названные преподобный отец сеньор епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник Гийома Мериси, помянутого инквизитора, были и суть в деле сием и в делах порядка сего правомочными его судьями, подтвердив и закрепив полномочия их, таковыми, каковыми они подтверждены были, и согласился признать таковыми их обоих и любого из них, как они того пожелают, и тут же по собственной воле признался, что злонамеренно совершил поименованные преступления и проступки, за что им подсуден, и смиренно, благочестиво, в слезах молил и ходатайствовал у названных сеньора епископа Нантского и брата Жана Блуина, наместника, и у всех остальных духовных лиц, коим говорил он слова непристойные и нечестивые, дабы они ему даровали прощение за те оскорбления и брань, что в их отношении были высказаны, н признался, что ему совестно за то, что он их изрек. Каковые сеньоры епископ Нантский и наместник инквизитора за помянутую хулу простили вышепоименованного Жиля, обвиняемого, и сей грех ему, возлюбивши Господа, отпустили.

Затем, в присутствии помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, который сие слышал, понимал и открыто со всем соглашался, названный прокурор, истец, с настойчивостью у помянутых сеньоров епископа Нантского и наместника инквизитора соизволения попросил предъявить доказательства по означенным обвинительным статьям; каковые сеньоры епископ и наместиик, по просьбе помянутого прокурора, названные статьи на сей предмет объявили допустимыми. Затем помянутый прокурор потребовал, чтобы по всем обстоятельствам оным и статьям помянутый Жиль, обвиняемый, ответ держал. Каковой, отвечая под присягой по вышепоименованным статьям, тут же по собственной воле признался и объявил, что статьи первая, вторая, третья, четвертая, восьмая, девятая, десятая, одиннадцатая и четырнадцатая, изложенные по порядку и по-французски преподобным отцом сеньором Жаном Прежаном, епископом Сен-Брекским, по указанию помянутых сеньоров епископа Нантского и наместника означенного инквизитора, истинны, и в особенности, что существовал и существует в Нанте кафедральный собор и что, согласно содержанию статьи третьей, помянутый преподобный отец, сеньор Жан де Мальтруа воистину епископ сей церкви; что в делах духовных он сеньора оного подданный и ему подсуден; сказал он и о том, что крепости Машкуль и Сен-Этьен-де-Мерморт расположены в пределах помянутой епархии Нантской. Далее, он по собственной воле своей признался в том, что принял таинство крещения и отрекся от дьявола и от поклонения ему, а злых духов он никогда не призывал и призывать не приказывал, равно как никаких жертвоприношений им не совершал и совершать не велел; и что от одного анжуйского рыцаря, ныне заточенного в темницу за ересь, получил он некую книгу об алхимическом искусстве и заклинании демонов, каковую читал многократно, а также велел читать публично в Анже, в зале, пред лицом многих; что с помянутым рыцарем, ныне пребывающим в заточении, он обсуждал практику алхимического сего искусства и заклинания демонов; каковую книгу он, по словам его, вскоре отдал названному рыцарю, долго же ее у себя не держал. Более того, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, признался, что занимался искусством оным алхимическим в течение некоторого времени и повелевал им заниматься неким ломбардцам, по имени Антуан [82] и Франческо [83] и одному золотых дел мастеру из Парижа [84], и что занимаясь и производя опыты в подобного рода искусстве он замораживал сам и силою слуг своих ртуть (mercure), утверждая, что из нее получается серебро (vif argent) [85], и многие иные опыты при помощи искусства сего произвел бы, кои, как он считал, привели бы в искусстве сием к результатам, не наведайся сеньор дофин Вьеннский в названную местность, в Тиффож, где Жиль повелел построить и подготовить печи, дабы искусством помянутым заниматься, кои по приезде дофииа были разобраны. Что же до иных дел, в статьях оных содержащихся и излагаемых, то вышепоименованный Жиль де Рэ, обвиняемый, истинность их отверг; равным образом отрицал он и то, что заклинал злых духов, о чем в названных статьях упомянуто было, говоря и уверяя, что буде свидетели, коих помянутый прокурор в деле сием против него представит и в чьи показания он пожелает поверить и далее их придерживаться, докажут, что обвиняемый заклинал или повелевал заклинать демонов, либо заключал с ними соглашение, либо приносил им жертвы, либо велел сотворять жертвоприношения, то тогда он по собственной воле своей готов пройти испытание огнем. Вдобавок, названный Жиль де Рэ, обвиняемый, самолично пожелал, дабы помянутый прокурор представил против него свидетелей в деле сием и в делах порядка сего по тем поступкам, кои в статьях изложены помянутым прокурором были, дабы все, что в статьях оных содержалось, и иные обстоятельства, кои в статьях оных не излагались, широкую получили известность, и дабы показания их по достоинству оценили; каковым показаниям и сам Жиль равным образом готов поверить. После чего помянутый прокурор попросил у преподобного отца, сеньора епископа Нантского и у наместника помянутого инквизитора соизволения, в присутствии названного Жиля де Рэ обвиняемого, который слышал сие и постигал, поклясться в том что клеветы он не допустит. Тогда названные сеньоры епископ и наместник, рассудив, что помянутые прокурор и Жиль, обвиняемый, оба о клятве сей просившие, должны к принесению помянутой клятвы допущены быть, их к сему допустили. И тотчас же по указанию названных сеньоров епископа и наместника, руками касаясь Святого Писания, на Евангелии, бывшем в руках оных сеньоров, принесли они согласно обычаю, один за другим, клятву избегать клеветы и говорить правду, сообразуясь со всеми до единой частями клятвы сей, как в том, что статей изложенных касается, так и в деле сием и в делах оного порядка. По приношении каковой клятвы, названный прокурор, следуя букве закона, в присутствии помянутого Жиля, на то согласного, представил в качестве свидетелей Анрие Грияра [86], Этьена Коррийо [87], прозванного Пуату, Франческо Прелати [88] из Монте-Катини, мессира Эсташа Бланше [89], священника, Тифен, вдову покойного Робена Браншю, и Перрин Мартен [90], немедленно вызванных помянутым Робеном Гийоме, письмоводителем, по указанию названных сеньоров епископа и наместника помянутого инквизитора, а оный Робен соответственно изустно доложил, что он их призвал как свидетелей в суд сей, пред очи помянутых сеньоров епископа Нантского и наместника и пред наши очи, нотариусов названных и писцов, дабы тотчас же дать истинные показания в деле сием и в делах оного порядка.

После того как свидетели оные таким образом представлены были, названные сеньоры епископ Нантский и наместник помянутого инквизитора, в присутствии названного Жиля, обвиняемого, рассудили, что им должно быть дозволено и дозволили им принести клятву, и отпустили им грехи их, ибо они должны были давать показания в деле сием и в делах оного порядка. Затем свидетели оные, коим дозволено было сие совершить, в присутствии названного Жиля, обвиняемого, все до единого поклялись на святом Евангелии, что будут говорить чистую правду, истинные давать показания и удостоверять правдиво все, о чем им известно, ничего не добавляя, по поводу статей, объявленных и изложенных помянутым прокурором в деле сием и в делах оного порядка, а также и по поводу всех прочих обстоятельств, ни в одной из статей не поименованных, по каковым статьям их вскоре допросить должны будут и испытанию подвергнуть; то, на что помянутый Жиль, обвиняемый, вслед за тем согласился, а все обязательства, любовь, страх, благосклонность, злопамятство, ненависть, снисхождение, дружба или неприязнь между сторонами были отброшены и позабыты. В показания каковых свидетелей а также и в показания любых свидетелей, коих помянутый прокурор представит, названный Жиль, обвиняемый, обязался верить, а равным образом и соглашаться с фактами, в статьях оных не изложенными, и объявил, что ничего говорить, возражать либо использовать против свидетелей сих и свидетельств их не желает. Каковых свидетелей и всех остальных до единого, коих названный прокурор со своей стороны в деле сием и в делах порядка сего представить должен был, поручили помянутые сеньоры епископ Нантский и наместник инквизитора нам, вышепоименованным нотариусам и писцам, тщательному подвергнуть допросу.

Когда сие сделано было, по просьбе названного прокурора спросили помянутые сеньоры епископ Нантский и наместник помянутого инквизитора у названного Жиля де Рэ, обвиняемого, не желает ли он самолично свидетелей допросить относительно того, что из свидетелями оными указанного заслуживает расследования и допроса, а по сему случаю они помянутому Жилю день сей и весь следующий день на то выделили и предоставили. Каковой Жиль тогда ответствовал сеньору епископу и брату Жану Блуину, наместнику помянутого инквизитора, что никого он допрашивать не желает в деле сием, полагаясь притом на совесть названных свидетелей. И когда было все таким образом улажено, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, пав на колени, сокрушаясь и испуская глубокие вздохи, скорбно и в слезах смиренно ходатайствовал, дабы названные сеньоры епископ Нантский и наместник помянутого инквизитора письменно отпустили ему грехи и вернули его в лоно Церкви, откуда он, как выше сказано, был исторгнут, вследствие того, что Жиль оный, обвиняемый, когда у него в установленном порядке сие потребовали и его увещевали, отказался по означенным статьям и показаниям отвечать. Каковому обвиняемому помянутый сеньор епископ Нантский, от имени своего и наместник инквизитора, против того не возражающий, отпустили письменно грехи и вновь ввели его в лоно Матери нашей Церкви и разрешили принимать участие в таинствах, как брату во Христе, согласно закону и обычаям церковным, а соответствующая прегрешению епитимья была названным сеньором епископом Нантским на Жиля оного, обвиняемого, наложена; затем он повелел везде об отпущении грехов публично объявить.

Затем, по просьбе помянутого прокурора, названные сеньоры епископ Нантский и наместник помянутого инквизитора выделили и предоставили прокурору и помянутому Жилю де Рэ, обвиняемому, следующий понедельник, дабы законным порядком слушания продолжить, чтобы названный Жиль увидел иных свидетелей, в деле сием и в делах оного порядка, прокурором к тому представленных.

Затем оный прокурор нам, нотариусам помянутым и писцам, поручил составить по делу сему несколько документов.

В присутствии преподобного отца, мессира Жана Прежана, епископа Сен-Брекского, благочестивого и почтенного человека м-ра Пьера де Л'Опиталя, президента Бретани, Реньо Годлена, лиценциата права, названных Гийома де Гранбуа, Жана Шовена, Гийома де Монтинье, Робера де Ларивьера, кои оба суть лиценциаты права, и многих иных свидетелей, великим числом собравшихся и намеренно для того призванных и приглашенных.

[Подпись:] Делоне, Ж. Пти, Г. Лене

Понедельник октября 17 дня 1440 года

В понедельник 17 октября пред названными епископом Нантским и братом Жаном Блуином, наместником помянутого инквизитора, заседающими в трибунале, дабы судить по праву, предстали в вышеназванной большой верхней зале Тур-Нев, во время вечерни, помянутый прокурор, истец, с одной стороны, и Жиль де Рэ, обвиняемый, - с другой.

Каковой прокурор, сообразуясь с установлениями, представил в качестве свидетелей Ленано, маркиза де Сева [91], Бертрана Пулена [92], Жана Руссо [93], м-ра Жиля Эома, лиценциата права, и брата Жана де Ланте, настоятеля бенедиктинской обители Шемере, в помянутой епархии Нантской, кои без промедления вызваны были названным Робеном Гийоме, письмоводителем, по указанию оных сеньоров епископа Нантского и брата Жана Блуина, наместника помянутого инквизитора, и Робен оный доложил, что означенных свидетелей пред очи сеньоров епископа Нантского и брата Жана Блуина, наместника, и пред очи наши, нотариусов помянутых н писцов, на судебное сие заседание вызвал, дабы они тотчас же дали показания истинные в деле сием и в делах оного порядка; названные сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, в присутствии помянутого Жиля, обвиняемого, рассудили, что свидетелей оных следует допустить к принесению присяги, и они к тому допущены были, и повелели им грехи отпустить, ибо они должны были давать показания в деле сием и в делах оного порядка. Каковые свидетели, к сему допущенные, в присутствии помянутого Жиля, обвиняемого, все до единого поклялись говорить чистую правду, истинные давать показания и удостоверять правдиво все, о чем им известно, ничего не добавляя, по поводу статей, изложенных помянутым прокурором в деле оном и в делах оного порядка, а также и по поводу всех до единого прочих обстоятельств, по каковым их допросят, а все обязательства, благосклонность, любовь, страх, злопамятство, снисхождение, дружба или неприязнь между сторонами отброшены будут и полностью забыты. Сделав сие, по ходатайству названного прокурора, помянутые сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник означенного инквизитора, спросили у помянутого Жиля, обвиняемого, не желает ли он самолично свидетелей допросить относительно того, что расследования и допроса заслуживает, а по сему случаю названные сеньоры епископ и наместник помянутому Жилю день тот и весь следующий день выделили и предоставили. Каковой Жиль, обвиняемый, тогда ответствовал помянутым сеньорам епископу Нантскому и брату Жану Блуину, наместнику инквизитора, что никого из свидетелей он допрашивать не желает. Каковых свидетелей помянутые сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, поручили нам, нотариусам означенным и писцам, тщательному подвергнуть допросу. Вдобавок, по ходатайству помянутого прокурора, названные епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник инквизитора, выделили и предоставили прокурору и Жилю, обвиняемому, день следующей среды, дабы оный Жиль, обвиняемый, мог некоторых других свидетелей увидеть, представленных стороною помянутого прокурора в деле сием и в делах оного порядка, кои приняты и допущены были к принесению присяги.

После каковых обсуждений помянутый прокурор нас, нотариусов означенных и писцов, попросил составить по ним несколько документов.

В присутствии преподобного отца, сеньора Жана Прежана, епископа Сен-Брекского, м-ров Пьера де Л'Опиталя, президента Бретани, Робера де Ларивьера, Реньо Годлена, Жана Шовена, Эрве Леви, Гийома де Монтинье и помянутых мессира Гийома Депре, настоятеля приходской церкви в Бург-Барре, в епархии Реннской, и м-ра Оливье Солиде, каноника из Нанта, и многих иных свидетелей, там же великим числом собравшихся, и намеренно для того призванных и приглашенных.

[Подпись:] Делоне, Ж. Пти, Г. Лене

Среда октября 19 дня 1440 года

В среду 19 октября вышеназванный м-р Гийом Шапейон, прокурор, ответчик [94], с одной стороны, и Жиль де Рэ, обвиняемый, - с другой, утром, в час молитвы, предстали в названном месте пред помянутыми преподобным отцом, сеньором Жаном де Мальтруа, епископом Нантским, и братом Жаном Блуином, наместником помянутого инквизитора, заседающими в трибунале, дабы судить по праву. Каковой прокурор, сообразуясь с предписаниями и установлениями, представил в качестве свидетелей в деле оном и в делах оного порядка почтенного мессира Жака де Панкоетдика, сведущего в светском и церковном праве, Жана Одилореша, Андре Сегена, Пьера Вильмена, м-ра Жана Лориана, Жана Бриана, Жана Левейя, Жана Пикара, Гийома Мишеля, Пьера Друэ, Ютропа Шардавуана, Робена Гюйеме, хирурга, Робена Риу, Жака Тиннеси и Жана Летурнура, коих помянутый Робен Гийоме, письмоводитель, по указанию сеньоров оных епископа Нантского и брата Жана Блуина, наместника помянутого инквизитора, без промедления вызвал, и Робен сей доложил изустно помянутым сеньорам епископу Нантскому и брату Жану Блуину, наместнику оному, и нам, вышеназванным нотариусам и писцам, что свидетелей сиих он вызвал пред очи их в суд сей, дабы они тотчас же истинные дали показания, в присутствии помянутого Жиля, обвиняемого.

Каковых людей помянутые сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, названный наместник, в качестве свидетелей приняли и пожелали отпустить им грехи их, ибо они должны были в деле сием и делах оных показания давать. Каковые лица, принятые в качестве свидетелей, в присутствии помянутого Жиля, обвиняемого, все до единого поклялись на Святом Евангелии, что будут говорить чистую правду, истинные давать показания и удостоверять правдиво все, о чем им известно, ничего не добавляя, по поводу чего их вскоре допросить должны будут и испытанию подвергнуть; а все обязательства, почтение, любовь, страх, благосклонность, ненависть, злопамятство, снисхождение, дружба или неприязнь между сторонами чтобы были при этом отстранены и полностью забыты. После чего названные сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, спросили у помянутого Жиля, обвиняемого, не желает ли он свидетелей допросить, а по сему случаю они помянутому Жилю день тот и весь следующий день на то выделили и предоставили; каковой Жиль ответствовал, что никого он допрашивать не желает. Каковых свидетелей названные сеньоры епископ Нантский и наместник инквизитора поручили нам, нотариусам помянутым и писцам, тщательному подвергнуть допросу. Когда сие сделано было, по ходатайству помянутого прокурора, названные епископ и наместник инквизитора выделили и предоставили прокурору оному и Жилю, обвиняемому, следующий день, дабы сторона защиты сумела все представленные документы увидеть, коими дело сие, как и дела порядка сего, они подкреплять намеревались и дабы тотчас же дело продолжить. Затем помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, по просьбе названного прокурора, был помянутыми сеньорами епископом Нантским и братом Жаном Блуином, наместником помянутого инквизитора, допрошен, дабы узнать, желает ли он сообщить, сказать, предложить, выдвинуть либо представить от лица своего и в оправдание свое некое важное объяснение по поводу преступлений, прегрешений или поступков, в коих против него в изложенных статьях выдвинуто было обвинение. Каковой обвиняемый незамедлительно ответствовал, что ничего, кроме того, что он уже сообщил, сказать он не может.

В присутствии преподобного отца во Христе, Жана Прежана, епископа Сен-Брекского, м-ра Пьера де Л'Опиталя, президента Бретани, благородного мессира Робера д'Эпине, рыцаря, м-ра Жиля Лебеля, Робера де Ларивьера, Рауля де Ламуссе, прево [95] в церкви Герандской, в епархии Нантской, Реньо Годлена, лиценциата права, и Жана Гиоле, прево, назначенный городом Нантом и многих иных свидетелей, великим числом собравшихся, и с намерением для того вызванных и приглашенных.

[Подпись:] Делоне, Ж. Пти, Г. Лене

Четверг октября 20 дня 1440 года

В четверг 20 октября пред названными преподобным отцом, сеньором епископом Нантским, и братом Жаном Блуином, наместником помянутого инквизитора, заседающими в трибунале, дабы судить по праву, предстали в помянутой большой верхней зале Тур-Нев, утром, в час молитвы, помянутый м-р Гийом Шапейон, прокурор, ответчик, с одной стороны, и Жиль де Рэ, обвиняемый, - с другой.

Согласуясь с должными предписаниями, после того как названный прокурор прошение подал и ходатайствовал, дабы названные сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, установили и выделили помянутому Жилю де Рэ время на то, чтобы он все, что пожелает сказать либо возразить изустно или письменно против представленных обвинений, сказал бы, - сеньоры оные епископ и наместник помянутого инквизитора выделили и предоставили оному Жилю, обвиняемому, а также и прокурору, дабы дело вел по закону, день следующей субботы.

Затем, однако, по ходатайству означенного прокурора, названные сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, вновь помянутого Жиля, обвиняемого, допросу подвергли, дабы узнать, не желает ли он высказать либо представить нечто важное во спасение свое и в оправдание по поводу проступков и злодеяний, ему приписываемых в обвинениях, против него выдвинутых, обозначенных и изложенных в помянутых статьях и что бы то ни было возразить против вещей, подобным образом представленных. Каковой обвиняемый ответил отрицательно, добавив, что придерживается уже сказанного им в иное время.

После чего названный прокурор, в присутствии помянутого Жиля, обвиняемого, который сие слышал и понимал, попросил у помянутых сеньоров епископа и брата Жана Блуина, наместника инквизитора, выделить равным образом и предоставить оному Жилю, обвиняемому, возможность ознакомиться с высказываниями и показаниями вышепоименованных свидетелей, когда они обнародованы будут. Каковой Жиль, обвиняемый, сказал, что необходимости в этом не видит, исходя из того, в чем он уже сознался и в дальнейшем намеревается сознаться. Невзирая на это, по настоянию помянутого прокурора, названные сеньоры спросили обвиняемого, следует ли им обнародовать высказывания и показания свидетелей. Каковой обвиняемый ответил положительно. Каковые высказывания и показания помянутые преподобный отец сеньор епископ Нантский и наместник инквизитора с согласия помянутого Жиля, обвиняемого, обнародовали; и вновь, по настоянию названного прокурора, преподобный отец сеньор епископ Нантский и наместник помянутого инквизитора вопросили помянутого Жиля, обвиняемого, не желает ли он сказать нечто либо сослаться на что-то, изустно или в письменной форме, касательно личностей помянутых свидетелей либо против их показаний. Каковой обвиняемый сразу же ответствовал, что нет.

После чего помянутый прокурор объявил, что, сообразуясь с признаниями помянутого Жиля, обвиняемого, а также с представлением свидетелей, высказываниями их и показаниями, кои в достаточной степени намерения обвиняемого в деле оном установили, он обращается с ходатайством к сеньорам оным епископу Нантскому н брату Жану Блуину, судьям, - каковое ходатайство призвано лишь способствовать более полному освещению и разысканию истины, - помянутого Жиля, обвиняемого, подвергнуть пыткам.

Каковые сеньоры епископ и наместник помянутого инквизитора, обо всем с людьми сведущими посоветовавшись и внимательно все происшедшее исследовав, повелели помянутого Жиля де Рэ допросу подвергнуть и пыткам и порешили, что Жиль оный претерпеть должен пытку и допросу подвергнуться с пыткою.

После сказанного означенный прокурор нам, нотариусам помянутым и писцам, повелел составить для него несколько документов.

В присутствии преподобного отца, мессира Жана Прежана, епископа Сен-Брекского, благородного мессира Робера д'Эпине, рьщаря, помянутых господ Эрве Леви и Робера де Ларивьера, мессира Дюрана, настоятеля приходской церкви в Блене, в помянутой епархии Нантской, и мессира Мишеля Молеона, настоятеля приходской церкви в Ансени, в помянутой епархии Нантской, а также многих иных присутствующих, а также свидетелей, великим числом в том же месте собравшихся и намеренно для того вызванных и приглашенных.

-- [Подпись:] Делоне, Ж. Пти, Г. Лене

Пятница октября 21 дня 1440 года

В пятницу 21 октября помянутые сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник инквизитора, утром, в час молитвы, или около того, явились в помянутую нижнюю залу Тур-Нев, говоря и утверждая, что накануне, то есть в четверг, 20 октября, они решили подвергнуть помянутого Жиля должному допросу либо пыткам, согласно тому, что в акте судебном в оный четверг сказано было и произнесено пред ними в присутствии названного прокурора и Жиля де Рэ, обвиняемого, и что, хотя они сами выделили и предоставили помянутому Жилю, обвиняемому, субботу, дабы он высказаться мог и возразить, изустно либо в письменной форме, относительно всего, что он имел против производства по делу сему или делам порядка оного, равно как и сеньору прокурору, дабы продолжать должным образом, по закону, дело сие и дела оного порядка, однако они хотели бы прибегнуть к пыткам, в организации коих они уже распорядились, как было сказано, и убедиться в том, что пытки сии приведены будут в исполнение, а по просьбе названного прокурора, самолично в том же месте присутствовавшего, они истребовали помянутого Жиля, обвиняемого, дабы его пыткам означенным подвергнуть.

Каковой по указанию помянутых сеньоров епископа Нантского и наместника инквизитора пришел и явился самолично пред очи их в названной нижней зале, дабы пытки означенные претерпеть. И когда помянутые сеньоры епископ Нантский и наместник инквизитора пожелали в самом деле к исполнению пытки оной приступить или означенный допрос помянутого Жиля учинить, Жиль оный смиренно взмолился, дабы они соизволили пытки помянутые на следующий день перенести, который, как уже было сказано, ему был выделен, говоря, что он пока все обдумает касательно злодеяний и проступков, в коих он обвинен был, и должным образом их изложит, так, что надобности допрашивать его не возникнет; вдобавок, помянутый Жиль, обвиняемый, просил и умолял, чтобы названный сеньор епископ Сен-Брекский, к пользе церковного суда, то есть помянутых сеньоров епископа Нантского и наместника инквизитора, и помянутый сеньор президент - к пользе светского суда, за пределами залы, где означенная пытка ему предписана была, выслушали то, что обвиняемый самолично желает сообщить по поводу обвинений, против него выдвинутых, и чтобы сеньоры епископ Нантский и наместник инквизитора место свое помянутому епископу Сен-Брекскому уступили; названные сеньоры епископ Нантский и наместник инквизитора на мольбу сию помянутого обвиняемого согласились, уступили место свое названному сеньору епископу Сен-Брекскому, при сем присутствовавшему и милостиво долг сей на себя взявшему; и из благосклонности к обвиняемому они помянутую пытку отложили до второго часа пополудни текущего дня следующим образом: если вдруг помянутый Жиль, обвиняемый, в злодеяниях, ему приписанных, или в ином так или иначе сознается, то они сей же час или позже пытку означенную отложат на следующий день.

По поводу каковых вопросов всех до единого помянутый прокурор нас, нотариусов означенных и писцов, попросил составить один или несколько документов.

В присутствии благородных мессира Робера д'Эпине, рыцаря, Ивона де Росерфа, м-ра Робера де Ларивьера, Пьера Жюэта, Жана де Венна и великого множества прочих свидетелей, для того намеренно вызванных и приглашенных.

В названный второй час пополудни помянутой пятницы означенные сеньоры епископ и наместник инквизитора явились самолично в помянутую нижнюю залу и, по ходатайству означенного прокурора, в месте сием самолично присутствовавшего, помянутые сеньоры епископ и наместник инквизитора, в соответствии с требованиями оными, послали к помянутому Жилю, обвиняемому, в покои, в верхнюю часть помянутой башни Тур-Нев замка Нантского, каковые ему для пребывания отданы были и в коих помянутый обвиняемый должен был обретаться, означенных сеньоров епископа Сен-Брекского и президента Бретани вместе с Жаном Пти, одним из четырех нотариусов означенных и писцов, дабы выслушать и сообщить обо всем, что Жиль мог бы сказать по поводу обвинений, о коих выше сказано было. Каковые сеньоры посланники пришли к помянутому Жилю, а затем, в тот же день, вернувшись в названную нижнюю залу, сообщили названным сеньорам епископу Нантскому и наместнику, что они с помянутым обвиняемым говорили и что он в их присутствии длинное признание сделал, содержание коего, ими тотчас же изложенное, дано ниже.

-- [Подпись:] Ж. Делоне, Г. Лене

Далее следует внесудебное признание Жиля де Рэ, обвиняемого кое часто упоминаемо было, сделанное в присутствии помянутых сеньоров епископа Сен-Брекского, уполномоченного названными сеньорами епископом и наместником, в том, что к ведению церковному относится, и м-ра Пьера де Л'Опиталя, президента Жана Лаббе, Ивона де Росерфа, дворянина, Жана де Тушронда, письмоводителя, и меня, Жана Пти, писца помянутого и нотариуса, намеренно направленных в положенные покои, кои помянутому Жилю в башне Тур-Нев в замке Нантском даны были, дабы он там обретался, отдыхал и спал во время процесса, против него начатого. Как сказано выше, помянутое признание было сделано по доброй воле, свободно и без принуждения в пятницу, 21 октября в день оный после полудня в помянутом году.

Вначале сказал он о похищении и убиении многих детей, о грехе похоти, содомском и против естества направленном, о способах, коими с жестокостью невероятной дети умерщвлялись, и в то же время о заклинаниях демонов, о жертвоприношениях и подношениях, обетованиях, кои он им давал, либо обязательствах, кои по отношению к ним заключал, либо об ином, о чем в первой статье или в последующих упомянуто, - во всем этом оный Жиль де Рэ, коего помянутый сеньор епископ Сен-Брекский и помянутый президент допрашивали, признался свободно, по доброй воле и раскаявшись, в их присутствии и в присутствии некоторых других лиц, сказав, что злонамеренно совершил со многими детьми преступления, грехи и злодеяния смертоубийства и содомии; равным образом признался он и в том, что заклинал демонов, коим приношения, жертвы, обетования приносил и с коими в обязательства вступал, а также в ином, в чем уже сознался в присутствии помянутого сеньора президента и некоторых других лиц.

Когда его помянутые преподобный отец и президент спросили о месте и времени, в каковые он начал грех содомский совершать, он ответствовал; в замке Шантосе; он заявил, что время точное не помнит, но начал он в том году, когда скончался дед его сеньор де Ласюз.

Далее, когда помянутый сеньор президент спросил, кто его подговорил на злодеяния оные и подучил, как их совершать, он ответствовал, что совершил он их и содеял, следуя своему воображению и мысли своей, а не чьим-либо советам, согласно своему собственному рассудку, стремясь лишь к наслаждению и плотским утехам, а не с какою-то иною целью либо намерением.

Помянутый же сеньор президент, удивившись, как он сказал, тому, что названный обвиняемый, по собственному своему желанию и не подстрекаемый никем, злодейства оные и преступления содеял, призвал вновь помянутого обвиняемого сказать, по каким мотивам, с какими намерениями и с какою целью повелел он помянутых детей умертвить, совершал с ними помянутые прегрешения, велел сжигать их трупы, и почему предавался он иным означенным преступлениям и грехам, настойчиво помянутого обвиняемого упрашивая, дабы тот самолично ему сие изложить возжелал с тем, чтобы совесть свою облегчить, каковая, по всей видимости, нечиста была, и благорасположение всемилостивого Господа Спасителя с большею легкостью обрести; тогда помянутый обвиняемый, негодуя на то, что его таким образом допрашивают и сие вызнать у него желают, изрек по-французски в адрес означенного президента: "Увы, монсеньор! Вы терзаетесь, и я вместе с Вами" [96]. Каковой сеньор президент по-французски ему ответствовал: "Я не терзаюсь, но весьма удивлен тем, что Вы мне говорите, и не могу просто этим довольствоваться. Мне хотелось бы услышать от Вас только чистую правду по причинам, о коих я многократно Вам уже сообщал" [97]. Каковому сеньору президенту помянутый обвиняемый ответствовал: "На самом деле никаких других причин, никаких других целей или намерений не было, кроме тех, о которых я Вам сказал; я рассказал Вам о предметах более значительных, чем эти, достаточных для того, чтобы умертвить десять тысяч человек" [98]. После чего помянутый президент обвиняемого оного допрашивать прекратил, приказав ввести помянутого Франческо Прелати в сии покои. В присутствии помянутого Жиля, обвиняемого, и иных при сем бывших, Франческо, самолично явившийся, и помянутый Жиль, обвиняемый, были совместно помянутым сеньором епископом Сен-Брекским допрошены касательно заклинания демонов и жертвоприношений в виде крови и членов помянутых малых детей - в чем, как сообщил помянутый епископ, названные Жиль и Франческо уже сознались - касательно мест, в коих они означенные заклинания и жертвоприношения производили и о коих ими уже сообщено было.

Каковые Жиль, обвиняемый, и Франческо, ответствовали, что помянутый Франческо совершил несколько заклинаний демонов в особенности одного из них по имени Баррон, по повелению названного обвиняемого, как в отсутствии его, так и в присутствии; более того, помянутый обвиняемый сказал, что он присутствовал на двух или трех заклинаниях, в частности, в названных Тиффоже и Бургнефе-ан-Рэ, однако что никаких демонов он там никогда не видел и не слышал, хотя и передал при помощи названного Франческо, как о том оба они говорили, помянутому Баррону долговую расписку, его собственною рукою составленную и подписанную, в коей помянутый Жиль названному Баррону и воле его покорялся, обещавшись подчиняться его повелениям, но притом, однако, сохраняя душу свою и жизнь; и что помянутый обвиняемый названному Баррону обязался руку, глаза и сердце детское преподнести, что он помянутому Франческо сделать и повелел, как он сказал, однако Франческо оный их не преподнес, согласно тому, что, как помянутый обвиняемый и Франческо говорят, они целиком в последних своих показаниях изложили, в том, что сего касалось, Франческо помянутый с означенными показаниями согласился.

Тогда помянутый сеньор президент распорядился, чтобы названный Франческо вернулся в свои покои, или туда, где он находился под стражей. А обвиняемый помянутый, повернувшись к названному Франческо, вздыхая и со слезами, молвил по-французски: "Прощайте, Франческо, друг мой! Мы больше не увидимся в этом мире; я молю Всевышнего, чтобы Он даровал Вам терпение и разум, и будьте уверены: если возымеете Вы долготерпение и надежду на Бога, мы свидимся вновь в райских кущах. Молитесь Богу за меня, а я буду молиться за Вас!" [99] и, сказав сие, он помянутого Франческо обнял, а тот немедля удалился.

-- [Подпись:] Жан Пти

Суббота октября 22 дня 1440 года

В субботу 22 октября пред помянутыми преподобным отцом, сеньором епископом Нантским, и братом Жаном Блуином, наместником инквизитора, заседающими в трибунале, дабы судить по праву, предстали самолично в означенном выше месте, во время вечерни, помянутый м-р Гийом Шапейон, прокурор, истец, с одной стороны, и помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, - с другой.

Дабы все предписания и установления соблюсти, прокурор попросил помянутых сеньоров епископа Нантского и брата Жана Блуина, наместника инквизитора, дабы они названного обвиняемого допросили, не желает ли он что-либо сказать или возразить против того, что по делу оному сказано было, а обвиняемый молвил в ответ, что ничего говорить не желает, однако свободно и по доброй воле, с сердечным раскаянием и с превеликою горечью, по крайней мере на первый взгляд, и со слезами, он сознался в том, в чем уже сознался прежде вне суда в покоях, в присутствии преподобного отца, сеньора епископа Сен-Брекского, м-ра Пьера де Л'Опиталя, президента Бретани, Жана де Тушронда и Жана Пти. Также признал он истинным все, что в помянутых статьях всех до единой содержалось и излагалось. Обвиняемый самолично, дополняя свое внесудебное признание, но от него не отклоняясь, пожелал его повторить и произнести здесь, а дабы ошибки устранить, в том случае, если он что-то упустил, и дабы наиболее пространно по поводу обстоятельств, кои кратко в статьях означенных изложены были, высказаться, он признался внезапно, объявив, что совершил и содеял иные неслыханные и ужасные преступления, вершил беззакония, противные Господу и заповедям Его, со времени юности своей, и что творил святотатства, причиною коих было дурное воспитание, полученное им в детстве, приведшее к разнузданности, стремлению делать все, что нравится, к страсти к любым беззакониям, посему он призвал всех, кто при том присутствовал и у кого были дети, воспитывать их в благопристойности и прививать им всяческую добродетель во время детства их и юности.

После признания сего, свершенного помянутым Жилем де Рэ, обвиняемым, в суде, как о том сообщено было, по поводу содержания означенных статей, а также после того, как вновь внесудебное его признание повторено было и зачитано, - ввиду того, что он уверял, что среди проступков его и прегрешений великие были злодейства, к примеру, извращения против естества, кои в статьях оных не полно отражены были, - в статьях, уже внезапно признанных им истинными, в чем он втайне сознался пред преподобным отцом сеньором Жаном Прежаном, епископом Сен-Брекским, и благородными Пьером де Л'Опиталем, президентом Бретани, Жаном Лаббе, оруженосцем, и мною, Жаном Пти, государственным нотариусом, главным следователем по допросу свидетелей в церковном суде Нантском, и Жаном де Тушрондом, который также писцом состоит в светском суде в той же местности, - дабы помянутое признание тайное наилучшим образом в памяти людской запечатлено было, Жиль оный пожелал не преуменьшить его, но, напротив, усилить и упрочить; и он попросил, чтобы помянутое признание для всех до единого из присутствующих, большая часть коих латыни не знала, было на народном языке оглашено, и чтобы обнародование и публичное признание совершенных им злодеяний были к стыду его на всеобщее выставлены обозрение, дабы легче ему было отпущение грехов своих и снисхождение Божие соискать, дабы совершенные им грехи ему простились; и он сказал, что во времена юности своей натуру он всегда имел впечатлительную, а для удовольствия своего и по прихоти своей совершал всевозможные злодеяния, упования и намерения свои прилагая к действиям незаконным и бесчестным; и с великою страстью просил он и увещевал отцов, матерей всех мужей юных и детей, друзей детей оных и ближних их, дабы они их воспитывали в добронравии, следуя лучшим образцам и благопристойности; и наставляли их подобным образом, а дабы они не попали в ту западню, в коей он сам ныне оказался, то и карать их соответственно. В каковом признании тайном, кое в присутствии помянутого Жиля зачитано было в суде и обнародовано и им одобрено, названный Жиль де Рэ, обвиняемый, добровольно и у всех на виду сознался, что ради удовлетворения пыла и похоти плотской он похищал сам или силою слуг своих великое множество детей, число коих он в точности указать не мог; каковых детей он убивал сам или силою слуг, совершал над ними злодейства и грех содомский; и он сказал, сознавшись, что извергал семя самым бесстыдным образом на животы помянутых детей, и после смерти их, и во время того, как они умирали; каковых детей порою он сам, а иногда иные его сообщники, в особенности вышепоименованные Жиль де Сийе, мессир Роже де Бриквиль, рыцарь, Анрие и Пуату, Россиньоль н Малыш Робен подвергали многими способами различным видам пыток: иногда они отделяли голову от тела ножами, резаками и кинжалами, а порой нещадно били их по голове палками или другими тупыми предметами, иногда их подвешивали в комнате веревками на жердь или на крюк и душили; и когда дети слабели изнемогая, они совершали с ними грех содомский помянутым способом. Когда же дети оные умирали, он обнимал их и целовал, а у кого были самые красивые головы и члены, тех он отдавал на всеобщее обозрение, а затем приказывал безжалостно вскрыть тела их и наслаждался, глядя на их внутренние органы; и очень часто, когда помянутые дети умирали, он садился им на живот и наслаждался, глядя на то, как это происходит, и смеялся над этим вместе с помянутыми Коррийо и Анрие, после чего он повелевал помянутым Коррийо и Анрие сжечь их трупы и стереть их во прах.

Когда же спросили его о месте, в коем он совершил указанные преступления, и о том, когда он сие начал творить, а также о числе убиенных, он ответствовал: вначале в замке Шантосе, в год, когда скончался сеньор де Ласюз, дед его, в каковом месте он убил сам и силою слуг своих множество детей, и число их велико - каковое число он в точности припомнить не может; и совершил с ними помянутый грех содомский и противоестественный; а знал тогда об этом лишь Жиль де Сийе, затем Роже де Бриквиль, затем Анрие, Этьен Коррийо, прозванный Пуату, Россиньоль, Робен стали постепенно его сообщниками; и он сказал, что повелел извлечь останки детей, в Шантосе убиенных, как головы их, так и тела, кои в нижние помещения башни были сброшены; и повелел их поместить в сундук и перевезти в замок Машкуль, где они сожжены были и обращены в пепел; и что в помянутом Машкуле он похитил, убил сам и силою слуг своих многих иных детей, а число их весьма велико, каковое число ему неизвестно; а в доме, звавшемся Ла-Сюз, в Нанте, коим он в то время владел, он убил, сам и силою слуг своих, сжег и в пепел обратил многих детей, каковых число он вспомнить не может, коих он изнасиловал и осквернил, совершив с ними грех содомский и противоестественный, как выше сказано было. Каковые преступления и злодеяния он совершил только лишь к дурному удовольствию своему и из плотского вожделения, и ни с какою иною целью либо намерением, ни с кем не советуясь и повинуясь лишь воображению своему.

Более того, помянутый Жиль сознался в том, что полтора года назад помянутый мессир Эсташ Бланше пригласил к Жилю, обвиняемому, из Флоренции, что в Ломбардии [100], помянутого м-ра Франческо Прелати, с намерением заклинать демонов: и что названный Франческо ему сказал, что в стране, откуда он родом, он отыскал средство, дабы заговором вызвать некого духа, каковой дух оному Франческо обещал, что он сам сумеет вызывать демона, коего именуют Баррон, причем столько раз, сколько Франческо оный пожелает.

Далее, помянутый Жиль сознался и в том, что названный Франческо не раз по его указанию заклинания творил, как в отсутствие его так и в присутствии, и что он, обвиняемый, самолично присутствовал с помянутым Франческо при трех заклинаниях, кои сей последний совершал; в первый раз в замке Тиффож, другой раз - в Бургнефе-ан-Рэ; где происходило третье - он запамятовал; кроме того, он добавил, что помянутый Эсташ Бланше хорошо знал о том, что Франческо оный заклинания помянутые совершал, но сам он в них не участвовал, ибо ни он, обвиняемый, ни Франческо его к ним не допускали, ведь помянутый Эсташ сплетник был окаянный и невоздержан на язык.

Далее, помянутый Жиль, обвиняемый, сознался, что дабы означенные заклинания совершать, они чертили на земле знаки в форме круга либо креста и символы; и что у помянутого Франческо была книга, кою, по его словам, он привез из Италии и в коей содержались имена многих демонов и тайные слова для заговоров и заклинаний, каковые имена и слова тайные он запамятовал; и книгу сию помянутый Франческо держал и читал около двух часов во время означенных заговоров и заклинаний; и что он, обвиняемый, ни разу никакого дьявола не узрел, дабы с ним поговорить, что его весьма огорчило и разочаровало.

Далее, помянутый обвиняемый сознался в том, что на одном из заклинаний, творимых названным Франческо в отсутствие его, согласно тому, что тот обвиняемому сказал по возвращении его, Франческо видел некого Баррона и разговаривал с ним, и тот ему сказал, что к помянутому обвиняемому он не придет, ибо Рэ не исполнил того, что обязался сделать; а он, обвиняемый, узнав об этом, поручил помянутому Франческо спросить у дьявола оного, что тот от него получить желает, и заверить его в том, что все, что бы тот от него ни пожелал, будет ему доставлено, за исключением души его и жизни, дабы таким образом дьявол ему предоставил и дал то, что он у него попросит; каковой обвиняемый добавил, что намеревался попросить у него знания, могущества и богатства, дабы вновь сеньорию свою и могущество восстановить; и что некоторое время спустя помянутый Франческо ему сказал, что он с дьяволом оным поговорил и тот, помимо прочего, потребовал, чтобы помянутый Жиль де Рэ преподнес ему различные члены ребенка; Жиль затем дал оному Франческо руку, сердце и глаза мальчика, дабы он их принес в жертву дьяволу от имени помянутого Жиля, обвиняемого.

Далее, помянутый Жиль, обвиняемый, сознался в том, что прежде чем пойти на одно из тех трех заклинаний, на коем он самолично присутствовал, он собственною рукою написал долговую расписку, каковая его именем по-французски подписана была: "Жиль"; однако он запамятовал, что значилось в помянутой расписке, кою он написал с намерением передать ее дьяволу, буде тот при заклинании, помянутым Франческо творимом, явится; сделал он сие по совету помянутого Франческо, каковой ему сказал, что важно означенную расписку дьяволу, как только тот покажется, передать; а во время заклинания он означенную расписку постоянно держал в руках, ожидая, что помянутый Франческо и дьявол договор заключат и к соглашению придут о том, что оный Жиль, обвиняемый, пообещать должен дьяволу и выполнить; однако дьявол не появился и с ними не говорил.

Далее, обвиняемый сознался в том, что как-то ночью он послал помянутого Этьена Коррийо, прозванного Пуату, с названным Франческо, дабы они заклинание сотворили; каковые вернулись промокшие весьма и продрогшие и сказали ему, что на заклинании означенном ничего у них не вышло.

Далее, помянутый обвиняемый сознался в том, что он хотел присутствовать при заклинании, кое Франческо оный сотворить намеревался, но этот последний не пожелал, чтобы тот при сем присутствовал; и что вернувшись с заклинания означенного, он уверял помянутого Жиля, что будь он при том заклинании, подвергся бы великой опасности, ибо ему, Франческо, явился змей, коего он весьма испугался; что услышав сие, помянутый Жиль повелел взять щепку от Креста Господня, у него имевшуюся, и вздумал пойти на место помянутого заклинания, где названный Франческо, как он говорил, узрел змея; и что он сие не совершил, ибо помянутый Франческо ему воспрепятствовал.

Далее, оный Жиль де Рэ, обвиняемый, сознался, что на одном из трех заклинаний, где он присутствовал, помянутый Франческо сообщил названному обвиняемому, что он самолично видел того, имя кому - Баррон, и тот показал ему великую груду золота, в том числе и золотой слиток; однако помянутый обвиняемый заявил, что не видел ни дьявола, ни слитка, а всего лишь какую-то мишуру в форме листа золотого или листов, до коих он не дотрагивался.

Далее, обвиняемый сознался в том, что в последний раз как он был в Жослене, в епархии Сен-Мало, у прославленного принца и сеньора герцога Бретонского, обвиняемый оный повелел многих детей умертвить, кои ему названным Анрие доставлены были; и что он совершил с ними грех содомский помянутым способом.

Далее, обвиняемый оный сознался в том, что названный Франческо, по указанию его и в его отсутствие, сотворял заклинания дьявольские в Жослене, при коих ничего не произошло и никто не явился.

Далее, он сказал, что прежде чем уезжать из Буржа он послал помянутого Франческо в Тиффож, попросив его, чтобы тот во время его отсутствия сотворял заклинания и сообщал ему, что он делать будет и о чем узнает, и писал ему намеками [101] о том, как работы его проходят; каковой Франческо ему написал и послал нечто вроде мази в серебряном сосуде, помещенном в мошну и в ларец, сделанный равным образом из серебра, а писал он ему, что сие есть драгоценный дар, и чтобы он его хранил; а Рэ, доверившись тому, что писал ему помянутый Франческо, повесил мошну означенную на шею и носил ее несколько дней; однако вскоре он ее выбросил, обнаружив, что дар сей не приносит ему никакой пользы.

Далее, обвиняемый оный сознался, что помянутый Франческо сказал ему как-то, что названный Баррон потребовал от него дать от его имени еды трем беднякам во время трех великих праздников в году; обвиняемый же сие сотворил лишь однажды, в День всех святых.

Когда же его спросили, что заставляло его держать при себе в доме своем помянутого Франческо, он ответствовал, что Франческо оный был талантлив, обходителен, говорил на латыни с изяществом и утонченностью и прилежно в делах помянутого Жиля, обвиняемого, участвовал.

Далее, обвиняемый оный сознался, что в этом году, после дня св. Иоанна Крестителя, помянутые Анрие и Пуату как-то вечером привели к нему красивого молодого человека, который жил с неким Родиго в Бурнефе-ан-Рэ, где помянутый обвиняемый тогда находился, и ночью он совершил с ним означенный грех содомский и противоестественный вышеупомянутым способом, затем убил его и повелел отвезти тело в Машкуль, дабы там его сожгли.

Далее, он сознался, что когда его предупредили о том, что люди из замка Паллуо собираются захватить коменданта крепости Сен-Этьен-де-Мерморт, он вознегодовал и как-то утром (в какой день - он запамятовал) выехал со своей дружиною верхом с намерением захватить людей из Паллуо врасплох, заключить их в темницу и наказать их, ежели ему удастся их окружить; а в начале похода сего помянутый Франческо, бывший в его окружении наряду с другими, ему сказал, что он их не найдет; и в самом деле обвиняемый помянутый их не нашел, и планы его провалились.

Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, сознался в том, что убил двух юных пажей, одного, принадлежавшего Гийому Досси и другого - принадлежавшего Пьеру Жаке, прозванному Принсе, и совершил с оными пажами блуд, предавшись противоестественной своей склонности.

Далее, обвиняемый оный сознался, что в последний раз, как он ездил в Ванн, в июле сего года, Андре Бюше привел к нему, в дом некоего Лемуана, где помянутый обвиняемый остановился, маленького мальчика, с коим он грех противоестественный совершил, как - о том выше сказано. И убив его, он повелел помянутому Пуату бросить мальчика сего в выгребную яму на постоялом дворе некоего Бетдена, каковой вблизи от дома помянутого Лемуана располагался, на постоялом дворе или в доме какового Бетдена, близ Ваннского рынка, дружина помянутого обвиняемого остановилась; каковой Пуату спустился в помянутую выгребную яму, дабы сбросить туда и закопать труп, да так, чтобы никто не смог его обнаружить.

Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, подобным же образом сознался, что перед приездом названного Франческо были у него и иные заклинатели, а именно некий трубач по имени Дюмениль, м-р Жан де Ларивьер, некий Луи, м-р Антуан де Палерн и еще один человек, чье имя он запамятовал. Каковые по повелению его множество сотворили заклинаний, на некоторых из них он присутствовал, как в Машкуле, так и в иных местах; делал он это прежде всего для того, чтобы увидеть, как по земле прочерчивается круг или фигура округлой формы, каковая необходима при подобного рода заклинаниях, кои с намерением узреть дьявола, побеседовать с ним и заключить договор творятся. Но обвиняемый помянутый сказал, что дьявола он увидеть так и не смог, да и побеседовать с ним тоже, хотя прилагал к тому все возможные усилия, в такой степени, что от него теперь уже не зависело, смог бы он узреть дьявола либо побеседовать с ним.

Далее, Жиль де Рэ оный, многажды поименованный, сознался, что названный Дюмениль, заклинатель, сказал ему как-то, что дьяволу, для того, чтобы сотворить и исполнить самолично то, в чем обвиняемый помянутый ходатайствовать намеревался и от дьявола оного получить, надобно увидеть и получить долговое обязательство, собственною рукою обвиняемого подписанное, кровью из перста его, в каковом тот обещался бы помянутому дьяволу по его приходе предоставить нечто, о чем Жиль запамятовал; и по причине сей и с этою целью он помянутое обязательство подписал кровью из собственного мизинца именем своим: "Жиль". Что же до того, о чем еще в помянутой расписке сказано было, то он сие запамятовал, разве что он обещал дьяволу то, о чем в означенной расписке упомянуто было при условии, что дьявол даст ему и его снабдит знанием, могуществом и богатством. Однако, как он заверил, нет сомнений в том, что чего бы он ни пообещал дьяволу, душа его и жизнь всегда оставались при нем, и сказал, что помянутая расписка передана не была, ибо дьявол не явился ему и на заклинание сие не откликнулся.

Далее, помянутый обвиняемый сознался в том, что при заклинании, творимом означенным м-ром де Ларивьером в лесу близ местности или деревни Пузож, помянутый Ларивьер, прежде чем заклинание оное сотворить, облачился в доспехи и латы и, вооруженный, отправился в лес означенный, дабы сотворить там названное заклинание; и что он, обвиняемый, со слугами своими, а именно с Эсташем Бланше, Анрие и Этьеном Коррийо, прозванным Пуату, пойдя в лес, встретились с помянутым Ларивьером, который оттуда возвращался и сказал им, что узрел дьявола, явившегося ему в обличим леопарда, каковой прошел мимо, ничего ему не сказав; и что обвиняемый весьма напуган был и устрашен тем, о чем Ларивьер говорил. А к рассказу своему обвиняемый добавил, что помянутый Ларивьер, коему он заплатил двадцать золотых реалов, после означенного заклинания сбежал, пообещав вернуться к помянутому обвиняемому, чего он не сделал.

Далее, обвиняемый оный сознался в том, что во время другого заклинания демонов, которое он вместе с неким заклинателем творил, имя коего запамятовал, а также с Жилем де Сийе, в покоях помянутого замка Тиффож, названный Сийе не осмелился войти в круг, когда в покоях тех был, дабы заклинание сотворять, и удалился к окну с намерением выпрыгнуть наружу, буде он почует, что приближается какая-то опасность, а в руки он взял образ Всемилостивой Девы Марии; помянутый обвиняемый самолично вошел в круг с опаскою, ибо заклинатель запретил ему креститься, ведь если бы он сие совершил, все бы они подверглись серьезной опасности; однако он вспомнил молитву Пресвятой Деве, начинавшуюся с "Alma", и тотчас же заклинатель приказал ему выйти из круга, что он немедля и сделал, крестясь; быстро покинул он комнату, оставив там заклинателя и заперев за собою дверь; затем он Жиля де Сийе помянутого обнаружил, и тот ему сказал, что заклинатель, коего в покоях оставили, был побит и поколочен весьма сильно, и что слышно было, как будто выбивают перину; он, обвиняемый, этого не слышавший, повелел открыть комнату и на пороге узрел заклинателя с израненным лицом и иными частями тела, а лоб у него был так ушиблен, что он едва мог стоять; испугавшись, что он не переживет помянутых ранений, Жиль пожелал, чтобы тот исповедовался и принял причастие; однако заклинатель не умер и от ранений своих излечился.

Далее, помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, сознался, что послал названного Жиля де Сийе на север, дабы тот ему отыскал заклинателей демонов или злых духов. Каковой Жиль де Сийе, вернувшись к нему, сообщил, что нашел женщину, подобными заклинаниями занимавшуюся; каковая сказала Сийе, что если Жиль де Рэ не отвратит душу свою от Церкви и от капеллы своей, то никогда не исполнятся его желания; и что Сийе встретил в краю том другую женщину, ему сказавшую, что если обвиняемый помянутый не оставит или не прекратит дело, им начатое и которое он продолжать намеревается, то добром это для него не кончится.

Далее, помянутый Жиль де Сийе нашел в краю оном заклинателя, коего он предложил к помянутому обвиняемому послать, каковой заклинатель, собираясь отправиться к названному обвиняемому, утонул в реке или в водном потоке.

Далее, помянутый Жиль, обвиняемый, сознался, что названный Сийе привел к нему другого заклинателя, почти тотчас же скончавшегося. И вследствие внезапных сих смертей и препятствии, возникших против его преступных устремлений, сотворяя заклинания помянутые и иное тому подобное, он, по словам его, поверил в то, что милосердие Божие и заступничество Церкви, от каковых сердце его и надежда никогда не отворачивались, пришли с благостию и состраданием ему на помощь, позволив выдержать испытания и опасности, кои на пути его встречались; и по этой причине он намеревался отказаться от порочной своей жизни и отправиться в паломничество в Иерусалим ко Гробу Господню и к иным местам Страстей Господних и сделать все возможное, дабы снискать от благости Спасителя нашего отпущения своих грехов.

Затем, сделав признание сие в суде добровольно и без принуждения, он призвал народ, там находившийся, и в особенности более многочисленных духовных лиц, непрестанно чтить Мать и Заступницу нашу, Святую Церковь, великие ей оказывать почести и никогда от нее не отступать, добавив недвусмысленно, что не направь он сам, обвиняемый, сердце свое к Церкви оной и не возлюби он ее, никогда бы не удалось ему избежать злых козней дьявольских; более того, он уверял, что по причине чудовищности злодейств его и преступлений дьявол давно бы уничтожил тело его и забрал к себе душу; вдобавок, он призывал всех отцов семейств следить за чадами своими, не одевать их с чрезмерной пышностью и не давать им жить в праздности, отмечая и уверяя, что многие пороки порождаются праздностью и чревоугодием, а еще настойчивее заявил он, что праздность, ненасытная жажда изысканных яств и частые возлияния более, чем что бы то ни было, приводили его в возбужденное состояние, в коем он и совершил столько грехов и столько преступлений.

По поводу каковых преступлений и злодеяний, им совершенных, Жиль де Рэ, обвиняемый, в слезах, смиренно молил снисхождения и прощения у Создателя и Пресвятого Спасителя нашего, равно как и сострадания и прощения у родителей и друзей тех детей, коих он столь жестоко истребил, а также у всех тех, кому он мог повредить и в отношении коих он признал себя виновным, неважно, находятся ли они здесь или в ином месте, а у всех преданных рабов Божиих попросил он молиться за него.

И по этой-то причине названный м-р Гийом Шапейон, прокурор, в присутствии помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, приняв во внимание добровольное признание обвиняемого оного и иные доказательства, законным порядком против него приведенные, тотчас же потребовал, чтобы назначены были помянутому обвиняемому должным образом день и срок, дабы сказать, а также и услышать, заключительное слово по окончательному приговору как названного преподобного отца епископа Нантского, так и брата Жана Блуина, наместника помянутого инквизитора, или тех, кого они назначат приговор сей вынести, каковой приговор записан будет и обнародован в деле сием и в делах оного порядка, если только помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, не приведет никаких весомых доводов в пользу противного. После чего названные сеньоры епископ Нантский и наместник помянутого инквизитора выделили названному прокурору и Жилю де Рэ, обвиняемому, следующий вторник, дабы законным порядком сие осуществить, как то вершить должно в деле сием и в делах оного порядка, против чего Жиль де Рэ, обвиняемый, не возражал.

По поводу сказанного помянутый прокурор нас, нотариусов нижеподписавшихся и писцов, попросил составить один и несколько документов.

Присутствовали при том в указанном месте преподобный отец, мессир Жан Прежан, епископ Сен-Брекский, мэтры Пьер де Л'Опиталь, президент Бретани, Робер де Ларивьер и мессир Робер д'Эпине, рыцарь помянутый, а также благородный Ивон де Росерф, равно как и высокочтимые мэтры Ивон Куайе, настоятель, Жан Морелли, певчий, Гатьян Рюйц, Гийом Груаге, лиценциат светского и церковного права, Жан де Шатожирон, Пьер Авриль, Робер Виже, Жоффруа де Шевиньи, лиценциат права, мэры Нанта, Жоффруа Пиперье, казначей и смотритель церкви, Пьер Амон, Жан Гереи, Жан Веди и Жан Симон, каноники церкви Богоматери Нантской и Сен-Брекской, Эрве Леви, сенешаль в Кемпе, и м-р Гийом де Лалоэри, лиценциат права, адвокат светского суда Нантского, а также многие иные свидетели, в великом собравшиеся множестве там же, намеренно туда приглашенные и призванные.

[Подпись:] Делоне, Ж. Пти, Г. Лене

Вторник октября 25 дня 1440 года

Во вторник, после дня апостола св. Луки, 25 октября 1440 года пред названными преподобным отцом, сеньором Жаном де Мальтруа, епископом Нантским, и преподобным братом Жаном Блуином, наместником помянутого инквизитора, заседающими в трибунале, дабы судить по праву, предстали в помянутой большой верхней зале Тур-Нев, утром, в час молитвы, помянутый м-р Гийом Шапейон, прокурор, от своего имени, с одной стороны, и Жиль де Рэ, обвиняемый, равным образом от своего имени, - с другой.

Помянутый прокурор, в согласии со всеми предписаниями и требованиями в деле сием и в делах оного порядка, настойчиво попросил, в присутствии Жиля де Рэ, обвиняемого, который сие слушал, постигал и не противоречил, дабы расследование сие и дела оные названными сеньорами епископом и братом Жаном Блуином, наместником помянутого инквизитора, завершены были, а поелику это от него зависело, он дела указанные завершил.

И тогда названные сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, отвечая названному прокурору, каковой дело завершил и попросил, дабы дело вместе с ним ими завершено было, в присутствии помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, который тому не противоречил, а со всем согласен был, завершили и признали завершенным и пожелали, чтобы считалось завершенным дело сие.

После того как заключение оное было таким образом сделано, помянутый прокурор настойчиво попросил, чтобы окончательный приговор в деле сием, как и в делах порядка сего названными сеньорами епископом Нантским и братом Жаном Блуином, наместником помянутого инквизитора, тотчас же принят и провозглашен был в присутствии помянутого Жиля де Рэ, который сие слушать и постигать должен, от имени оного прокурора и против помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, в соответствии с заключением провозглашенных статей обвинительного акта, и чтобы вынесли его и обнародовали сеньоры оные епископ и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, оба или один из них, как им угодно будет, или кто-то, на сие уполномоченный.

Тогда тот самый сеньор епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник инквизитора оного, заседающие в трибунале, как выше сказано было, дабы судить по праву, в присутствии помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, который слушал, постигал и ничему не противоречил, - приняв во внимание, в первую очередь, все акты, оправдательные речи, все письма и документы, все дальнейшие пояснения и показания помянутого Жиля, обвиняемого, кои были ими с превеликим усердием изучены; приняв во внимание все свидетельские показания, а также иные бумаги и поручительства, в деле сием и в делах оного порядка возникшие, учтенные и представленные, каждое из коих должным образом отмечено было, с тщанием и великою осмотрительностью; приняв во внимание обстоятельное обсуждение всех этих предметов с преподобными отцами, сеньорами епископами, докторами права, юристами, сведущими в теологии, именитыми знатоками и иными достойными людьми, коим сеньор епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, полное и достоверное изложение мотивов дела сего и дел оного порядка предоставили; приняв во внимание советы и одобрение сеньоров оных епископов, докторов, юристов, теологов, знатоков и иных достойных людей; сеньор епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник названного инквизитора, сочли возможным приступить и приступили к вынесению полного и окончательного приговора, каковой представлен должен быть и обнародован по делу сему и делам оного порядка, затрагивая и первое, и вторые, в согласии с теми фактами, кои в документах, актах, оправдательных речах, признаниях, показаниях свидетелей, дальнейших пояснениях и иных бумагах и поручительствах ими исследованы и учтены были и кои им ныне знакомы и понятны; приговор, каковой они через посредство глубокочтимого и осмотрительного человека, мессира Жака де Панкоетдика, сведущего в светском и церковном праве, чиновника Нантского, представили и огласили должным порядком и с надлежащею последовательностью, содержание же оного приговора в целокупности приведено ниже, в соответствии с тем, что в особых бумагах значится, кои помянутый Панкоетдик в руки взял, каковые бумаги там же сеньоры епископ Нантский и наместник инквизитора повелели названному мессиру Жаку, ученому и чиновнику помянутому, прочесть вслух и весьма разборчиво. Когда же сие произнесение приговора окончено было, сеньор епископ Нантский, от своего лица и от лица помянутого наместника инквизитора, названного Жиля, обвиняемого, спросил, не желает ли он вновь войти в лоно Матери нашей Церкви и воссоединиться с Нею ввиду свершенных им прегрешений, заклинаний злых духов и иных уклонений от католической веры. Каковой обвиняемый ответствовал, что никогда не знал дотоле о сущности ереси, и о том, что он в нее впал и прегрешения совершал, ему было неведомо; однако с тех пор, как вследствие признаний его и иных свидетельств Церковь рассудила, что свершенное им отдает ересью, вследствие суждения сего он просит, набожно встав на колени, - скорбя и стеная, - дабы названные сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, вновь его воцерковили. Каковое воцерковление помянутые сеньоры епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник инквизитора помянутого, приняли и до него названного Жиля, обвиняемого, каковой о нем смиренно ходатайствовал, допустили, и его воцерковили. Каковой, будучи таким образом воцерковлен, смиренно, на коленях, продолжая скорбеть и стенать, взмолился, чтобы его не отлучали от Церкви, каковое наказание при помянутом обнародовании окончательного приговора прозвучало, равно как и во всех иных наказаниях, коим он подвергся, значилось; было же сие сделано и вследствие означенных прегрешений, им неправедно свершенных, и ввиду нарушения им неприкосновенности помянутой церкви приходской св. Стефана в Мерморте, а равным образом и иных церквей, а также ввиду задержания и заточения помянутого Жана Леферрона, духовного лица, либо по причине оскорблений, им высказанных в отношении сеньоров оных епископа Нантского и наместника инквизитора и иных служителей Церкви, и за богохульства, противные Господу и Церкви Его; он же молил, чтобы они его пощадили и даровали ему прощение свое. Каковые ему прощение сие из любви к Господу предоставили; и с тех пор Жиль де Рэ помянутый, обвиняемый, был от помянутого наказания названным сеньором епископом Нантским освобожден, о чем в письменной форме, согласно церковному уставу, заявлено было, и ему вновь даровано было право участвовать в таинствах церковных и вступить в братство верных Христу и Церкви Его. Кроме того, по настоятельной просьбе помянутого Жиля, обвиняемого, сеньоры названные епископ Нантский и брат Жан Блуин, наместник помянутого инквизитора, поручили священнику, брату Жану Жювнелю, из Ордена кармелитов в Плермеле, что в епархии Сен-Мало, выслушать тайную исповедь обвиняемого, отпустить грехи его, в коих он уже сознался или должен был сознаться, а также предписать ему во всех грехах во спасение свое соразмерно проступкам оным покаяться, как в тех, кои он за собою в суде признал, так и в тех, что затаились в глубине души его, и отменить все прежние приговоры, его от Церкви отлучавшие, кои законною силой помянутыми судьями изложены были как совместно, так и раздельно.

По поводу сказанного помянутый м-р Гийом Шапейон, прокурор, нас, нотариусов вышеназванных и писцов, попросил составить один и несколько документов.

Присутствовали в месте оном преподобные отцы мессиры Жан Прежан, епископ Сен-Брекский, Дени де Лалоэри, епископ Лаодисейский, и Гийом де Мальтруа, избранный церковью Майской, равно как достопочтенные и благородные особы вышеозначенные м-р Пьер де Л'Опиталь, президент Бретани, Робер де Ларивьер и мессир Робер д'Эпине, рыцарь, Ивон де Росерф, а также мэтры Жан де Шатожирон, Оливье Солиде, каноник из Нанта, и мессир Робер Мерсье, каноник церкви Сен-Брекской, Гийом Оскье, настоятель приходской церкви св. Креста в Машкуле в помянутой епархии Нантской, Жан Гиоле, Гийом де Лалоэри, лиценциат права, Оливье и Гийом де Гримо, адвокаты светского суда Нантского, и многие иные свидетели, великим числом там же собравшиеся, намеренно приглашенные и призванные.

[Подпись:] Делоне, Ж. Пти, Г. Лене

Приговор, вынесенный Жилю де Рэ, виновному в ереси

Во имя Господа Иисуса Христа [102],

Мы, Жан, епископ Нантский, и брат Жан Блуин, бакалавр Святого Писания, из Ордена братьев доминиканцев в Нанте, наместник помянутого инквизитора и гонителя ересей в городе и в епархии Нантской, заседая в трибунале и устремив души свои к одному лишь Господу, выслушав рекомендации преподобных отцов, сеньоров епископов, юристов, докторов и магистров теологии, сие одобривших, в сием подлинном и окончательном приговоре, каковой в документах оных излагается, приняв во внимание показания свидетелей, нами и прокурором нашим на суд вызванных, с этой стороны, нами представленной в делах веры против тебя, Жиль де Рэ, нам подсудный и подвластный, с этой-то стороны изложенные и превеликим усердием изученные, а также показания свидетелей оных, с точностью составленные, приняв во внимание твое признание, по воле твоей пред нами сделанное, и иные вопросы и обстоятельства, с этой стороны учтенные, коими души наши праведно возмущены были, мы объявляем и постановляем, что ты, помянутый Жиль де Рэ, пред нами в суде представший, признан виновным в коварном вероотступничестве и ереси, равно как и в заклинаниях демонов, кои ты сотворял во злобе своей, и что за то был ты отлучен от Церкви и подвергся иным взысканиям, кои призваны были тебя наказать и наставить на путь истинный и дабы ты наказан и наставлен был, как того требуют закон и церковные предписания.

[Подпись:] Делоне, Ж. Пти, Г. Лене

Приговор, вынесенный Жилю де Рэ, "виновному в преступлениях и

противоестественных грехах, с детьми совершенных"

Во имя Господа Иисуса Христа,

Мы, Жан, епископ Нантский, заседая в трибунале и устремив душу свою к одному лишь Господу, изучив и исследовав все побуждения и обстоятельства дела, вопросов веры касающегося, каковые обстоятельства на суде представил прокурор наш, коего мы к делу оному приписали, истец против тебя, Жиль де Рэ, нам подсудный и подвластный, обвиняемый; приняв во внимание показания свидетелей с их стороны и со стороны прокурора нашего, каковые показания в деле сием представлены, под присягой изложены и усердно изучены были; приняв во внимание верную их запись, приняв во внимание твои показания, кои ты по воле своей пред нами в суде дал и кои обнародованы были, и приняв во внимание все остальное, что нами рассмотрено было и в отношении религиозном умы наши занимало; посоветовавшись с преподобными отцами, магистрами теологии и юристами, окончательным приговором сим, каковой мы в бумагах оных преподносим, ты, помянутый Жиль де Рэ, самолично пред нами в суде представший, объявляешься и считаешься отныне виновным в том, что злонамеренно совершил преступления и противоестественный грех содомский с детьми обоего пола, и за это актом сим мы тебя отлучаем от Церкви и распоряжаемся тебя подвергнуть иным взысканиям по закону, кои призваны тебя наказать и на путь истинный наставить и дабы ты наказан и наставлен был, как того требуют закон и церковные предписания.

[Подпись:] Делоне, Ж. Пти, Г. Лене

-- П о к а з а н и я с в и д е т е л е й [103]

Показания, относящиеся к убийствам детей и заклинаниям

1.Франческо Прелати, клирик. 16 октября 1440 года

Франческо Прелати, допрошенный 16 октября 1440 года, во время помянутых понтификата и вселенского собора, по всему, что в изложенных актах содержалось, должным порядком и соответственно, показал, что родом он из Монте-Катини, что в Валь ди Ниеволе, близ Пистойи, в епархии Луккской, в Италии, и, как он уверяет, получил пострижение от епископа Ареццо; изучал поэзию, геомантию и другие науки и искусства, в особенности же алхимию; а лет ему, по его собственному разумению, двадцать три или около того.

Далее, он сказал, что около двух лет назад, когда он жил во Флоренции у епископа Мондови, к нему пришел некий мессир Эсташ Бланше, священник, каковой чрез посредство некого магистра из Монте-Пульчиано с ним, Франческо, познакомился, и что затем помянутый Эсташ и он сам некоторое время часто встречались, ели вместе и пили и иными вещами занимались; наконец Эсташ помянутый спросил у него между прочим, не владеет ли он искусством алхимии и заклинания демонов; на что помянутый Франческо ответил, что да. Тогда Эсташ оный его спросил, не хотел бы он приехать во Францию. На что помянутый Франческо ответил, что есть у него знакомый родственник, по имени Мартеллис, живущий в Бретани, в Нанте, коего он охотно навестил бы. Тогда помянутый Эсташ сказал оному Франческо, что во Франции живет великий человек, а именно сир де Рэ, который весьма желает, чтобы при нем был некто, в названных искусствах сведущий, и что если оный Франческо в них сведущ и желает к сеньору помянутому на службу поступить, он от него получит великие привилегии. После чего, в силу сказанного, помянутый Франческо согласился с Эсташем оным отправиться к названному сиру де Рэ; и с тем отправились они во Францию, а свидетель сей взял с собою из Флоренции книгу, в коей трактовалось о заклинаниях и об алхимическом искусстве. И они прибыли в Сен-Флоран-ле-Вьей, город, ни к какой епархии не принадлежащий, расположенный в церковной провинции Тура, и остановились там на несколько дней. И оттуда-то помянутый Эсташ и написал названному сиру де Рэ, извещая об их прибытии; узнав об этом, помянутый сир тотчас же послал неких Анрие и Пуату, то есть Этьена Коррийо, приближенных своих, вместе с двумя другими слугами, дабы они направились навстречу помянутому свидетелю и помянутому Эсташу, каковые прибыли в Тиффож, в епархии Мэйезе. По приезде их, приняв помянутых Франческо и Эсташа и узнав от последнего, что Франческо сей обучен и сведущ в означенных искусствах, сир де Рэ весьма этому обрадовался; у какового сира с тех пор названный свидетель остался на срок около шестнадцати месяцев.

Далее, он сказал, что, пробыв некоторое время в Тиффоже, познакомился с неким бретонцем из Бретани, каковой бретонец жил там же, в Тиффоже, в епархии Мэйезе, в доме Жоффруа Леконта, коменданта крепости в помянутой местности, и заботился о супруге коменданта, страдавшей болезнью глаз; у этого бретонца свидетель обнаружил книгу, обернутую в черную кожу, частью на бумаге, а частью - на пергаменте, в коей буквы, заглавия и подзаголовки были красного цвета. Книга же сия содержала заклинания демонов и многие иные сведения, к медицине, астрологии и другим наукам относившиеся; каковые книги [104] свидетель вскоре показал помянутому Жилю. Просмотрев их внимательно и изучив, Жиль оный решил, что они вместе испытают и испробуют методы, в книгах сиих изложенные, в особенности же те из них, кои помянутых заклинаний касались. Для этого однажды ночью помянутый Жиль и свидетель, после ужина, взяв свечи и иные предметы, с книгою, о коей шла речь, принесенной свидетелем, по его словам, с собою, начертали на полу в большой нижней зале замка Тиффож острием меча несколько кругов, окаймлявших буквы и знаки, кои походили на гербы, в составлении и начертании каковых кругов участвовали помянутый Жиль де Сийе, Анрие и Пуату, прозванный Этьеном Коррийо, равно как и мессир Эсташ Бланше. После того, как круги означенные и буквы начертаны были и разожгли огонь, все помянутые лица, кроме мессира названного Жиля де Рэ и свидетеля, по указанию помянутого мессира Жиля залу означенную покинули, в то время как Жиль оный и свидетель встали внутрь помянутых кругов, в углу, бывшем ближе к стене, в коем свидетель начертал другую букву раскаленным углем, извлеченным из глиняного горшка; на каковые угли они насыпали магнетический порошок, в народе зовущийся "магнит" [105], ладан, мирру, алоэ, и поднялись оттуда благоухания и дым пахучий. И там-то они и оставались около двух часов, то стоя, то сидя, то на коленях, чтобы поклоняться демонам и приносить им жертвы, призывая их и усердно пытаясь их заклясть; помянутый Жиль и свидетель по очереди читали книгу означенную, ожидая появления помянутого демона, но, как утверждает свидетель, в тот раз никто не явился.

Далее, свидетель говорит, что в книге сей он читал, что демоны обладают силою, способной отыскивать спрятанные сокровища, обучать философии и направлять на верный путь всех, кто действует. Слова, кои они при заклинании произносили, задумывались вот какие: "Я вас молю, Баррон, Сатана, Велиал [106], Вельзевул, во имя Отца, Сына и Духа Святого, во имя Девы Марии и всех святых явиться здесь в обличии своем, дабы говорить с нами и выполнить волю нашу". Когда же его спросили, сотворили бы они какой-либо дар или приношение демону, буде тот явился бы в месте том, свидетель ответил утвердительно: живого петуха, голубя или горлицу преподнесли бы они демону, дабы он их во время заклинания не тронул и охотнее бы согласился на то, что они у него просили.

Далее, он сказал, что в другой раз Жиль помянутый и он сам решили в месте оном иными средствами заклинание осуществить, а именно при помощи камня, называемого диадохитом, и хохлатой птицы; но они этого не сделали, ибо камня сего у них не было.

Кроме того, он сказал, что в том же месте он с помянутым Жилем много раз подобные заклинания сотворяли в той же форме и тем же способом.

Далее, он сказал, что как-то ночью из замка помянутого Тиффож в означенной епархии Мэйезе они вышли вместе с Пуату, то есть с Этьеном Коррийо, слугой помянутым названного Жиля, - о чем последний знал, этому содействовал и с согласия его все это происходило - и несли они книгу помянутую со свечами, магнетическим порошком и иными благовониями, коими заклинания демонов производить надобно, и зашли за озеро в помянутой местности, близ Монтэгю, выйдя на поле, кое на расстоянии полета стрелы находилось от помянутого озера; и там они начертали круг и символы, кои подобны были вышеуказанным, и зажгли огонь, также как о том выше сказано было, и сотворили помянутые заклинания. И свидетель посоветовал названному Пуату, то есть Этьену Коррийо, не сотворять крестного знамения, входя в круг и там пребывая, из страха, как бы знамение оное не помешало явлению дьявола, каковой дьявол заклинаем был; и они сотворили означенное заклинание, подобное тому, кое свидетель и помянутый Жиль совершали в названной зале, когда никто не явился; там прождали они около получаса; они сотворили заклинание сие близ старого заброшенного дома, находившегося от круга оного на расстоянии полета стрелы или около того. Когда же они оттуда возвращались, начался проливной дождь, и жестоко выл ветер, и была глубокая тьма.

Далее, он заявил, что слышал, как некий Гийом Досси, приближенный и слуга помянутого Жиля, говорил, что Жиль оный убил сам и силою слуг своих множество маленьких мальчиков в покоях своих в Тиффоже, а равным образом и в Машкуле, и в портике в помянутом Машкуле, что он приносил кровь их и члены в жертву демонам, сотворяя означенные заклинания демонов оных.

Далее, он слышал, как вышепоименованный Гийом говорил, что помянутый Жиль совершал грех содомский с названными мальчиками.

Далее, он сказал, что видел около года назад в помянутой зале Тиффожа шестимесячного младенца, убитого и распростертого на полу, в присутствии Жиля де Сийе; каковой ребенок, по его убеждению, убит был названным Сийе.

Далее, поскольку помянутый Жиль и свидетель провели множество заклинаний, при коих заклинаемый демон не являлся, помянутый Жиль спросил у свидетеля, почему так происходит и по какой причине заклинаемый демон не показался и не заговорил с ними, и приказал свидетелю, чтобы тот сам спросил об этом у демона; и чтобы сие узнать, свидетель совершил заклинание и получил от демона заклинаемого ответ на означенный вопрос, каковой ответ состоял в том, что помянутый Жиль обещался преподнести множество даров заклинаемым демонам, однако обещаний своих не сдержал, и что если мессир оный Жиль желает, чтобы демон ему явился и с ним заговорил, он должен преподносить ему в жертву, каждый раз, как тот появится и с ним заговорит, петуха, либо курицу, либо голубя, при условии, что Жиль оный не будет просить у помянутого демона ничего значительного и что если невзначай он нечто подобное попросит, следует тогда ему преподнести какой-либо член маленького мальчика; и сие свидетель и сообщил помянутому Жилю.

Далее, он сказал, что после того, как немного времени спустя сие доведено было до сведения помянутого Жиля, Жиль оный принес в покои помянутого Франческо руку, сердце, глаза и кровь мальчика, помещенные в стакан, и отдал их ему, дабы как только он к заклинаниям приступит, Франческо преподнесет в жертву демону руку, сердце, глаза и кровь, буде демон сам на заклинание означенное откликнется; что же до того, принадлежали ли названные члены тому ребенку, коего свидетель видел мертвым в помянутой зале замка Тиффож, или кому-то другому, о том ему, как он уверяет, неведомо.

Далее, вскоре после того, о чем выше сказано было, свидетель и помянутый Жиль в месте означенном, то есть в зале замка Тиффож, совершили заклинание с названными ритуалами, намереваясь преподнести в жертву демону руку, сердце, глаза и кровь, буде он появится; на каковое заклинание демон не явился, и посему некоторое время спустя свидетель завернул руку, сердце и глаза помянутые в полотно и захоронил их близ часовни св. Винсента, в пределах помянутого замка Тиффож, в святой земле, как он полагает.

Далее, он сказал, что совершил несколько заклинаний в зале означенной, поместив в огонь, зажженный в глиняном горшке, поставленном внутрь круга, ладан, мирру и алоэ. При каковых заклинаниях часто, десять или двенадцать раз, являлся ему дьявол по имени Баррон в обличье красивого молодого человека лет двадцати пяти от роду.

Далее, он сказал, что в присутствии помянутого мессира Жиля совершил три заклинания, при коих дьявол не явился, как и не являлся он помянутому мессиру Жилю в присутствии свидетеля никогда, и свидетелю неизвестно, являлся ли он ему вообще.

Когда же его спросили, с кем, у кого и где обучился он искусству означенных заклинаний, свидетель ответствовал, что было то во Флоренции у некого м-ра Жана де Фонтенеля, врача, три года назад.

Когда же его спросили, каким образом он сие изучил, свидетель поведал, что помянутый м-р Жан отвел его в верхние покои своего дома, где однажды начертал круг, подобный тому, о коем выше упоминалось, и что он сотворил затем заклинание помянутым способом. Когда же сие сделано было, появилось около двадцати птиц, подобных воронам. Каковые птицы с ними не разговаривали. И более ничего не предпринималось.

Далее, в другой раз Фонтенель оный в означенном месте, в присутствии свидетеля, совершил помянутое заклинание, и явился дьявол по имени Баррон в обличье молодого человека, как о том выше сказано было, коего помянутый Жан де Фонтенель тотчас же со свидетелем познакомил; и свидетель, заключив соглашение с дьяволом, обещался ему преподнести курицу, голубя или горлицу всякий раз, как тот ему явится.

Далее, он сказал, что когда он, сопровождаемый Пуату, то есть Этьеном Коррийо, направился в поле близ Тиффожа, как выше указано было, помянутый мессир Жиль дал ему письмо, прежде сочиненное и написанное по-французски рукою самого Жиля, дабы он письмо сие передал дьяволу, буде тот явится при заклинании, кое свидетель и помянутый Пуату, то есть Этьен Коррийо, совершить собирались и кое они совершили, как выше о том сказано; в каковом письме на деле содержалось следующее: "Приди по моей воле, и я дам тебе все, что ты пожелаешь, за исключением души моей и укорочения жизни". Каковое письмо он позже передал Жилю, ибо дьявол при означенном заклинании не явился.

Когда же его спросили, кто подсказал Жилю магические слова, коими изложено было оное письмо, он ответствовал, что о том ему неизвестно.

Далее, он считает, что слышал, как помянутый Жиль говорил, что занимался искусством означенных заклинаний около четырнадцати лет, но никогда не видел он дьявола и не говорил с ним.

Далее, он слышал, как некая Ля Пикард [107], ныне уже покойная, жившая тогда в поселке Сен-Мартен-де-Машкуль, говорила, что принимала в доме своем гостя, каковой гость утверждал, что занимался с помянутым Жилем заклинаниями, однако он не слышал, чтобы она называла гостя сего по имени.

Далее, он сказал, что совершил заклинание в Бургиефе, при каковом заклинании присутствовал помянутый мессир Жиль, и еще одно в Жослене, в поле, в отсутствие названного сира, в одиночку; и дьявол Баррон вышепоименованный явился ему в помянутом обличье молодого человека в фиолетовом шелковом плаще.

Далее, он сказал, что менее года назад, в отсутствие помянутого мессира Жиля, пребывавшего в то время в Бурже, когда он совершал заклинание в зале означенной в Тиффоже, ему явился Баррон в помянутом обличье. Каковой Баррон принес и передал свидетелю черный порошок на куске сланца. И Баррон посоветовал тогда Франческо, свидетелю, передать оный порошок помянутому мессиру Жилю в Бурже, дабы он его поместил в небольшой серебряный сосуд и носил на себе, ибо сделав так, он преуспеет в своих делах. Каковой порошок свидетель отдал Жилю де Сийе, передавшему его помянутому мессиру Жилю в Бурж через некого Гаскара из Пузожа.

Когда же его спросили, носил ли Жиль порошок сей на шее, он ответствовал, что ему о том неизвестно; однако по возвращении оного сеньора Жиля в Тиффож помянутый Пуату, то есть Этьен Коррийо, отдал свидетелю означенный порошок в небольшом серебряном сосуде, завернутом в кусок полотна, обычно зовущегося "сандал" [108], и что свидетель его получил в означенном сосуде; каковой сосуд свидетель носил некоторое время у себя на шее, а затем снял его и поместил в небольшой сундук, или ларец, стоявший в его комнате, в доме некого м-ра Пьера Ронделя, в Машкуле, и что вплоть до ареста его сосуд сей небольшой был там, если он его не носил в своем кошельке.

Далее, по возвращении помянутого сеньора Жиля из Буржа свидетель совершил заклинание в зале означенной в Тиффоже, где явился Баррон в человеческом обличье; свидетель же, от имени помянутого мессира Жиля, попросил у него денег. И вскоре увидел он в самом деле, как появилось в комнате великое множество золотых слитков; каковое золото оставалось там в течение нескольких дней; как только свидетель его увидел, он захотел до него дотронуться, но злой дух приказал ему остановиться, ибо еще не настало время. Об этом свидетель сообщил помянутому мессиру Жилю; и мессир Жиль оный его спросил, не мог бы он сие увидеть, дозволено ли это ему; на что свидетель ответствовал утвердительно; и оба направились к помянутой комнате, а когда свидетель отпер дверь, явился ему огромный крылатый змей величиною с собаку, ползущий по земле; тогда свидетель названному Жилю сказал, чтобы тот в покои не входил, ибо он видел там змея; в испуге Жиль помянутый побежал прочь, ища спасения, а свидетель последовал за ним. После чего помянутый мессир Жиль взял распятие с щепками от Креста Господня, дабы суметь войти в покои с большею безопасностью; однако свидетель ему сказал, что нехорошо пользоваться освященным крестом в таких делах. Вскоре свидетель в означенные покои вошел, и когда коснулся он помянутого золота, ему явленного, то понял, что оно есть лишь пыль рыжеватого цвета, и тем самым осознал двуличность злого духа.

Далее, он сказал, что в последний раз, когда помянутый мессир Жиль пожелал направиться к сеньору герцогу, в июле месяце, свидетель, по указанию названного Жиля, спросил у помянутого Баррона, сможет ли Жиль поехать к сеньору герцогу и вернуться оттуда целым и невредимым; каковой Баррон ответил утвердительно; свидетель несколько раз повторял вопрос сей и получал от помянутого Баррона ответ, как в Машкуле, так и в Нанте и немногим спустя в Жослене.

Далее, свидетель сказал, что на вопросы, кои он от лица помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, задавал, никогда он истинных ответов от дьявола по имени Баррон не получал, если не считать двух случаев, а именно, когда Жиль помянутый пожелал прийти на помощь коменданту Сен-Этьен-де-Мерморта, коего люди (гарнизон) Паллуо или Эссара хотели врасплох застать, и когда, будучи в седле и намереваясь засаду устроить против гарнизона сего, мессир Жиль спросил, какую сторону занять; тогда помянутый Франческо заявил, что Баррон ему ответствовал, что частей гарнизона сего он нигде не встретит, так оно и было. Франческо же оный еще один ответ от помянутого Баррона получил, когда хотел совершить путешествие по морю; Баррон ему сие запретил, ибо сделай так Франческо, он бы погиб; а было это перед приездом в страну сию.

Далее, он сказал, что когда заключил по указанию Жиля соглашение с помянутым Барроном, от имени Жиля сего, в силу коего каждый год мессир оный Жиль должен был даровать пропитание трем лицам во время трех великих праздников, мессир оный Жиль пожертвовал на пропитание трех лиц в недавний День всех святых; а поскольку он этого более не делал, помянутые Франческо и Жиль сочли, что в том-то и была причина, отчего Баррон оный в присутствии помянутого Жиля отказывался являться.

Вот каковы вопросы, по коим Франческо помянутый, тщательному подвергнутый доследованию и допрошенный, показания дал, и более ему ничего не было известно, за исключением того, о чем слухи ходили и что, по его словам, со сведениями из его показаний согласно было.

Далее, свидетель заявил, что в разных случаях помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, ему говорил, что желает исправить свою проклятую жизнь, кою вел он до сих пор, и предпринять паломничество в Святую Землю в Иерусалим, куда он и свидетелю предлагал с ним отправиться, дабы там молили они Искупителя нашего о прощении своих грехов, и было это четыре месяца назад, как в Машкуле, так и на острове Буэн, а также в Бургнефе, в приходе Сен-Сир-ан-Рэ.

И свидетель в порядке обычном обязался ничего из показаний своих никому не раскрывать и т. д.

2. Эсташ Бланше, священник. 17 октября 1440 года

Мессир Эсташ Бланше, священник, родом из Монтобана, в приходе св. Илии, что в епархии Сен-Мало, около сорока лет от роду по его собственному мнению, представленный свидетель, как выше указано было, допущенный к принесению клятвы о том, что свидетельствовать истину будет по делу оному, каковому свидетелю грехи были под поручительство отпущены, дабы он на суде показания давать мог, допрошенный сегодня, 17 октября, в год понтификата и Вселенского Собора помянутых, будучи допрошен по вышеизложенным статьям и по всему делу, сказал и подтвердил, что недавно, в день Вознесения, он приехал к помянутому Жилю де Рэ, обвиняемому, по просьбе его и по указанию; и что два года назад он, свидетель, будучи во Флоренции, увидел Франческо [109], предыдущего свидетеля, каковой часто сопровождаем был Николя Медисисом, флорентийцем, и неким Франческо, из епархии Кастеллан, каковые занимались, как он уверял, алхимическим искусством; и когда он с помянутым Франческо, предыдущим свидетелем, знакомство завязал, тот, зная, что родом он из Франции, ему сказал, что охотно отправился бы во Францию и в Бретань, а именно в Нант, где у него есть брат двоюродный по имени Мартеллис, и что он охотно отправился бы в Нант, дабы брата своего навестить; а он, свидетель допрашиваемый, ему предложил, ежели он того желает, к нему присоединиться; каковой свидетель предыдущий ему сказал, что буде во Франции есть люди, кои посвящены желают быть в искусство алхимии, он их за три месяца этому обучит. А свидетель сей ему ответствовал, что найдет во Франции людей, которые его с этим примут. Обсудив сие, Франческо помянутый и свидетель сей отправились в путь и проследовали из Флоренции в Сен-Флоран-ле-Вьей, город, не принадлежащий ни к какой епархии, расположенный в церковной провинции Тура. Оттуда, зная хорошо с той поры, как он помянутого Жиля, обвиняемого, узнал, сколь страстно тот алхимией увлекался, свидетель ему написал, что помянутый Франческо едет из Флоренции, что он владеет искусством алхимическим, коим, как он, свидетель, некогда из разговоров слышал, Жиль помянутый занимался.

Когда же Жилю оному о прибытии их стало известно, он послал к ним Этьена Коррийо, прозванного Пуату, Анрие Грияра и еще двоих людей, чтобы они обоих к помянутому Жилю привели в Тиффож, в епархии Мэйезе; и он, свидетель, пребывал там, а именно в замке в означенной местности, в прошлом году, начиная с Вознесения и заканчивая Днем всех святых. Помянутый Франческо, некий Жан [110], золотых дел мастер из Парижа, и старуха по имени Перрот, живущая ныне близ церкви св. Николая в Тиффоже, жили вместе в одних покоях. В то время Франческо помянутый и Жиль де Рэ, обвиняемый, работали ежедневно с названным золотых дел мастером, упражняясь в алхимическом искусстве. А свидетель видел, как он опыты проводил, лишь единожды.

Далее, он подтвердил, что в то время помянутый Жиль приходил в названные покои, порою ночью, порою и днем, а порою - с первыми петухами. После же того, как названный Жиль приходил, он, свидетель, и Перрот покои означенные покидали и оставляли помянутых Франческо и Жиля наедине; а в то, что они делали, обвиняемый свидетеля помянутого и помянутую Перрот вот как посвятил: он сказал, что в другой день, по приходе помянутого Жиля, он, свидетель, увидел, что помянутый Жиль и Франческо входят в нижнюю залу, расположенную за покоями, где он, свидетель, и иные помянутые лица ночь проводили; в каковой зале помянутый Жиль, обвиняемый, и Франческо пребывали некоторое время. И тогда свидетель услыхал, как Франческо оный произнес помимо прочего, шепотом, следующие слова: "Приди, сатана", или: "Придите!" Свидетель полагает, что помянутый Франческо добавлял: "К нам на помощь", а более ему ничего не известно. И названный Франческо множество иных слов произносил, кои свидетель ясно расслышать не сумел, а потому и сообщить о них не смог; помянутые Жиль и Франческо пробыли там около получаса при зажженных свечах. А вскоре после того, как означенные слова произнесены были, холодный ветер яростно ворвался в помянутый замок и засвистал, от чего свидетель ужаснулся и, как уверяет, ничего более не слышал. Поразмышляв над произошедшим, он посчитал, что помянутые Жиль и Франческо заклинают демонов. По поводу чего, как он утверждает, состоялся у него разговор с неким Робеном, еще одним приближенным названного Жиля. И он дом помянутого Жиля покинул и поехал жить к Бушар-Менару, хозяину постоялого двора в Мортани, что в Пуату, где пробыл семь недель или около того. В это время помянутый Жиль, обвиняемый, ему несколько раз написал, желая, чтобы он к нему приехал, и ежели он к нему приедет, то рядом с Жилем и Франческо будет ему хорошо. Каковой свидетель ехать к помянутому Жилю отказался. А между тем у Бушара оного остановился Жан Мерсье, кастелян замка Ла-Рош-сюр-Ион, из епархии Люсонской, коего свидетель о последних событиях в землях Нанта и Клиссона расспросил. Каковой Мерсье ответствовал, что согласно слухам, кои в местности означенной распространяются и в иных краях, помянутый Жиль де Рэ убивает сам и силою слуг своих великое множество детей и собственноручно пишет книгу их кровью. И что когда книга сия таким образом создана будет, помянутый Жиль, обвиняемый, захватит любую крепость, какую бы он ни пожелал; и что если он будет обладать вышеозначенной книгой, таким образом написанной, никто не сможет ему ничем угрожать. На следующий же день пришел золотых дел мастер, а именно Жан Пти, ему сказавший, что помянутый Жиль и Франческо желали бы его увидеть чрезвычайно и просят его приехать; каковому Жану он, свидетель, ответствовал, что к ним он не поедет ни в коем случае, особливо из-за означенных слухов. И он сказал помянутому золотых дел мастеру, чтобы тот передал названным Жилю и Франческо, что пора им заканчивать с оными деяниями, ежели все это действительно так, и что совершать подобные деяния дурно; и что всеобщий ропот, против них направленный, весьма силен. Золотых же дел мастер им сие доложил, как считает свидетель; от чего названный Жиль чрезвычайно на помянутого золотых дел мастера разгневался, ибо тот был заточен в замке Сен-Этьен-де-Мерморт, где пробыл долгое время. Затем помянутый Жиль отправил Этьена Коррийо, прозванного Пуату, Жиля де Сийе, Жана Лебретона и Анрие Грияра, слуг своих, в Мортань, где свидетель тогда остановился, дабы его похитить; совершив сие, они повезли его до Рош-Сервьера и намеревались его доставить в замок помянутый в Мерморт, чтобы там заточить; узнав об этом, свидетель туда ехать отказался; и так он с четырьмя слугами означенными говорил, что они отвезли его в Машкуль; каковому свидетелю помянутый Пуату, то бишь Этьен Коррийо, сообщил, что будь он препровожден в Мерморт, помянутый Жиль приказал бы его убить за то, что он золотых дел мастеру по поводу Жиля сообщил. В Машкуле же он остановился у Этьена Феррона, меховщика, и жил у него два месяца, а затем перебрался в дом покойного Гийома Ришара. Когда же он у помянутого Феррона жил, он увидел как-то утром, в какой день - точно не помнит, но было это перед последней Пасхой, как помянутый Пуату в замок в означенной местности приехал, сопровождаемый сыном Жорже Лебарбье, кондитера, каковой Жорже жил близ помянутого замка; а на следующий день он услышал, как говорили, что сын помянутого Жорже, пятнадцати или шестнадцати лет от роду, пропал и что после того, как он в означенный замок зашел, никто его в Машкуле более не видел.

Далее, он сказал, что во время своего пребывания в Машкуле слышал, как говорили, что пропали юные пажи некого Досси и Франческо, предыдущего свидетеля, а также племянник настоятеля Шемере, всем им было от пятнадцати до шестнадцати лет, и свидетель полагает, что они были убиты в помянутом замке Машкуль по легковерию своему, как и сын Жорже [111], который, поскольку отец его был едва вменяем, хотел получить свою долю наследства от матери, а именно марку серебра или нечто, по стоимости ей соответствующее и им отнесенное в шкатулке в помянутый замок, дабы шкатулку эту там для него сохранили; каковую шкатулку некий Жан, кондитер супруги Рэ, передал впоследствии отцу вкупе с остальным добром, как говорили, по словам свидетеля, каковой о том слышал; откуда свидетель заключает, что сын Жорже был убит там же.

Далее, он сказал, что по слухам множество старух, кои в тюрьмах сеньора герцога Бретонского в Нанте содержатся и имена коих ему неизвестны, приводили детей в Машкуль и отдавали их помянутым Этьену Коррийо, прозванному Пуату, и Анрие Грияру, детей оных убивавшим.

Далее, он подтвердил, что неоднократно слышал, как помянутый Жиль, обвиняемый, выражал неверие свое в то, что человек способен призвать дьявола, и утверждал, что хорошо знает человека, сие сделать попытавшегося, у коего ничего не получилось. Свидетель же подумал, что помянутый Жиль, обвиняемый, говорит о себе самом, ввиду всего вышесказанного и изложенного.

Когда его спросили, кто при том присутствовал, он ответил, что не помнит.

Когда же его спросили, где сие произошло и по какой причине или с каким намерением Жиль помянутый, обвиняемый, так сказал, свидетель ответствовал по поводу местности, что было это в замке Тиффож, поскольку он, свидетель, проезжая через Бургундию и Савойю, когда направлялся в Рим или возвращался оттуда, рассказывал помянутому Жилю, что в местности той множество было ересей, кои быстро распространялись. Он же, свидетель, видел и слышал, что множество старух были там за помянутые ереси повешены. А прежде всего за то, что заклинали демонов.

Далее, он подтвердил, что много раз слышал свидетельства Алена де Мазера, говорившего, что слышал, как помянутый Жиль нечто подобное высказывал.

Далее, он сказал, что недавно, на последнюю Пасху, когда названный Жиль повел свидетеля и мессира Жиля де Валуа, священника, в свой рабочий кабинет или в писчую комнату, в замке Машкуль, помянутый Жиль показал им книгу, им писавшуюся о церемониях его коллежа в Машкуле, и он, свидетель, увидел в архиве помянутого Жиля, обвиняемого, пять или шесть листов бумаги с широкими полями, на коих были надписи красного цвета, рукою Жиля помянутого сделанные, кресты и красные знаки; свидетель же предположил и заподозрил, что надписи оные сделаны были человеческою кровью, ежели учесть то, о чем он прежде слышал: что помянутый Жиль, обвиняемый, повелевал умерщвлять детей, дабы заполучить кровь их и ею писать в книгах.

Далее, он подтвердил, что в день недавней Пасхи увидел, как помянутый Жиль, обвиняемый, и некий мессир Оливье де Феррьер, священник, зашли вместе за алтарь Девы Марии в церкви Святой Троицы в Машкуле, и он полагает, что названный Оливье выслушал исповедь помянутого обвиняемого. Ибо тотчас же обвиняемый помянутый приобщился таинству евхаристии, одновременно с бедными прихожанами из означенной местности и вместе с ними; каковые миряне низкого происхождения, увидев, как приближается к ним столь знатный сеньор, хотели расступиться и выйти, но помянутый обвиняемый не позволил им этого сделать и, более того, приказал, чтобы они оставались с ним и приобщались таинству евхаристии как у них это обыкновенно принято. Некий же мессир Симон Луазель, бывший тогда священником в помянутой церкви, руководил таинством.

Далее, он подтвердил, что сыновья м-ра Жана Бриана, и особливо Перрине, самый младший, и другой, по имени Пьер, из школы названного Жиля, постоянно находились в покоях помянутого обвиняемого и что названный Перрине был его любимцем.

Далее, когда его спросили, извергал ли помянутый Жиль, обвиняемый, семя свое на детей, он ответствовал, что до тех пор пока он не услышал разговоры об этом, ему ничего известно не было.

Далее, свидетель сказал, что узнал о том от Матье Фуке, беседуя с ним о смерти помянутых детей и поражаясь тому, что это не было новостью и что многие уже давно об этом говорили и что прошло уже некоторое время с тех пор, как обнаружены были останки детей в замке Шантосе.

Более того, касательно заклинаний демонов и детоубийств, на вопрос о том, участвовал ли он в них, он сказал, что полагался и полагается на сообщения, признания, показания и свидетельства обвиняемых, Франческо [112], маркиза [113], Пуату и Анрие, что он желал и желает им верить, надеясь на их совесть, как надеялся ранее и как надеется до сих пор.

Когда же его спросили, поехал ли он во Флоренцию по собственному желанию, чтобы своими делами заниматься, или же его помянутый Жиль, обвиняемый, попросил туда поехать, чтобы искать заклинателей демонов, он ответствовал, что поехал туда по своим делам, что и объяснил названному Жилю, каковой его попросил в краю помянутом сыскать человека, сведущего в алхимическом искусстве и умеющего заклинать демонов, и прислать его к нему, и что он ему сие возместит. Вот почему он, свидетель, по приезде вспомнил о том, что ему помянутый Жиль говорил, и с превеликим усердием разыскивал человека, искусствами оными занимающегося; наконец при посредничестве м-ра Гийома де Монтепульчиано он свел знакомство с Франческо, предыдущим свидетелем; он с ним сошелся и предложил ему вина и яства изобильные, чтобы поближе с ним спознаться, и многие вещи ему порассказал, не заботясь о том, какого они были рода, лишь бы привести оного Франческо к помянутому Жилю, обвиняемому; и так-то, чрез посредство его, как выше сказано было, Франческо оный приехал в сию страну к помянутому Жилю.

Далее, когда его спросили, знал ли он, прежде чем привозить помянутого Франческо, о том, что ему известно было запретное весьма искусство заклинания демонов или совершения заклинаний, он ответил утвердительно, говоря, что Франческо помянутый его в том уверил, отвечая на вопрос его.

Далее, когда его спросили, разыскивал ли он по указанию помянутого Жиля иных заклинателей, посылал ли их к нему, он ответил утвердительно, Указав на м-ра Жана де Ларивьера, лекаря, помянутые заклинания, по его уверениям, сотворять умевшего. Он названного Ларивьера по просьбе и указанию помянутого Жиля послал из Пуатье в Пузож, где тот затем от имени помянутого Жиля совершал заклинания. Однажды ночью, облачившись в белые доспехи, с мечом и иным оружием пришел он в лес, расположенный недалеко от означенного Пузожа; а обвиняемый помянутый, вместе с названными Этьеном Коррийо, Анрие и с ним, свидетелем, сопровождали его по пути в оный лес; и помянутый Ларивьер, оставив вышепоименованных лиц у входа в означенный лес, вошел туда один, дабы, как он уверял, совершить помянутые заклинания, а он, свидетель, и остальные ждали; и он, свидетель, услыхал, как помянутый Ларивьер ударял мечом своим, как свидетель считает, по означенным доспехам, в кои облачен был, ударял или некоторым образом с превеликою силой творил мечом шум, будто происходила битва. Затем помянутый Ларивьер вышел из леса и вернулся туда, где оставил помянутого Жиля, обвиняемого, и остальных; а Жиль оный его тотчас же спросил о том, что он видел и увидел ли он нечто важное; а помянутый Ларивьер, как будто взволнованный и испуганный, сказал, что увидел демона в обличье леопарда, каковой прошел близ него, не удостоив его вниманием и отказавшись с ним говорить или что бы то ни было ему сказать; по какой причине - о том помянутый Ларивьер Жилю, обвиняемому, не сообщил.

Затем помянутые Жиль, Ларивьер и остальные пошли в Пузож, где предались веселью и заснули, а на следующий день названный Ларивьер заявил, что ему нужны некоторые вещи, необходимые для означенных заклинаний, и помянутый Жиль, обвиняемый, дал ему двадцать экю или реалов золотом, попросив его приобрести себе то, чего ему недостает для его предприятия и без промедления к нему вернуться, что тот и пообещал сделать. И он уехал и более никогда у помянутого Жиля не появлялся, насколько свидетелю известно было и как он о том слышал.

Когда же его спросили, присутствовал ли он, свидетель, на каких-то из заклинаний, помянутым Франческо или кем-то еще совершавшихся, он ответил отрицательно, но сказал, что участвовал в начертании круга и символов в помянутой зале замка Тиффож, а равным образом и в переносе угля, огня и иных предметов, необходимых для заклинаний, кои помянутый Франческо совершал. А перед тем как Франческо оный приступил к означенным заклинаниям, он, Жиль де Сийе, Этьен Коррийо и Анрие, приняв участие в приготовительных сиих действиях, тотчас же направились по указанию Жиля, обвиняемого, в покои последнего, где спали остальные и где они также уснули; а помянутые обвиняемый и Франческо остались одни, совершая означенные заклинания, сообразно желанию своему; ему же, как он уверяет, неизвестно, было ли им явление или нет.

Далее, он сказал, что некоторое время назад часто слышал, как помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, говорил, и в Машкуле, и в Бурнефе-ан-Рэ, о том, что нужно изменить к лучшему проклятую свою жизнь и совершить паломничество ко Гробу Господню, в Иерусалим, чтобы замолить грехи свои.

Далее он показал, что в другой раз, когда помянутый Жиль де Рэ, обвинянемый, был в Анже и остановился в "Серебряном льве", он, свидетель, по приказу помянутого Жиля, пошел за золотых дел мастером и направил его к Жилю, мастер же сей говорил, что владеет алхимическим искусством, и применял его некогда и способен его применять поныне. Каковому золотых дел мастеру помянутый Жиль дал марку серебра за работу, кою помянутый мастер обещался сделать, но закрылся в комнате, напился пьян и уснул. Каковой Жиль нашел его спящим и в негодовании обращался с ним как с пьяницей, сказав ему, чтобы он не ждал от него более тех благ, что искал. Каковой мастер ушел с помянутой маркой серебра, кою обвиняемый утратил.

И таковы были его показания, и ничего более ему не известно было, кроме разве что слухов, кои, как он говорит, согласны с тем, что он показал.

Далее, он сказал, что однажды, в какой день - он в точности сказать не может, - когда он был в Тиффоже, за пределами замка, но не в то время, когда он там жил, - а, как он уверяет, он часто ходил в замок, дабы встретиться с духовными лицами и по другим делам, - помянутый Жиль повелел ему немедленно явиться. И он, свидетель, последовал этому указанию и отыскал помянутого Жиля в галерее замка, сраженного горем и кручиною. И как только он там оказался, обвиняемый ему сказал, что считает, будто Франческо мертв, что он слышал, как тот издавал ужасные вопли в покоях замка, где он жил, и что он слышал шум ударов, будто бы выбивали перину, но не осмелился пойти туда и проникнуть в помянутые покои; и он попросил свидетеля зайти туда и посмотреть, что там происходит. Но свидетель ответил, что и он не осмелится туда войти. Однако, дабы помянутого Жиля ублажить, свидетель направился к означенным покоям, в кои он не зашел, а поскольку в покоях оных имелось некое отверстие сверху, чрез отверстие сие он позвал помянутого Франческо, на зов его не ответившего; тем не менее свидетель услыхал, как тот стонет и охает, подобно человеку, которого сильно ранили; о чем он и сообщил помянутому Жилю, каковой от этого крайне удручен был. Затем помянутый Франческо вышел весьма бледен и направился в покои названного Жиля; и он рассказал, что дьявол его сильно избил в означенных покоях; после каковой взбучки впал оный Франческо в лихорадку и был болен семь или восемь дней. А помянутый Жиль, обвиняемый, хлопотал над ним все время его болезни, не позволяя никому другому за ним ухаживать; и он заставил его во всем сознаться, и помянутый Франческо от своей болезни оправился.

Далее, когда его спросили, знал ли он или слыхал о причине взбучки сей, он сказал, что слышал от помянутого Франческо, будто случилось так потому, что, говоря с нынешним свидетелем ранее о заклинаниях злых духов, кои он сам совершал, он счел, что помянутые злые духи были низкого достоинства и не обладали никаким могуществом; каковые, будучи разгневаны на помянутого Франческо, а также и на то, что Франческо оный тайны свои от нынешнего свидетеля утаил, его, если ему верить, избили. От какового Франческо нынешний свидетель услыхал, что помянутые духи были порождены из материи, более благородной, нежели Всемилостивая Дева Мария.

Вот каковы были его показания.

И было ему предписано в порядке обычном показаний своих никому не раскрывать.

3. Этьен Коррийо, прозванный Пуату. 17 октября 1440 года

Этьен Коррийо, прозванный Пуату, как он уверяет, родом из Пузожа, что в епархии Люсонской, около двадцати двух лет от роду, по его разумению, свидетель, в деле сием уже представленный, принятый к принесению клятвы - говорить правду, коему грехи были под поручительство отпущены, в день означенный и в год помянутых понтификата и вселенского собора, подвергнутый доследованию и допрошенный по поводу всего, что в вышеизложенных статьях содержалось, дал законным порядком показания и сказал, что после того, как Рене де Рэ, сир де Ласюз, родной брат помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, захватил замок Шантосе, в епархии Анже, каковой прежде принадлежал помянутому Жилю де Рэ, обвиняемому, Рене оный, сир де Ласюз, отправился в Машкуль, что в епархии Нантской, и захватил равным образом тамошний замок, и было это два года назад.

Тогда, после того, как замок помянутый Машкуль захвачен был, свидетель услыхал, как мессир Шарль Леонский, рыцарь, находившийся вместе с названным сеньором де Ласюзом в замке оном Машкуль, сказал, что в башне помянутого замка, в нижней части ее обнаружены останки двоих детей. И помянутый мессир Шарль спросил у свидетеля, известно ли ему что-либо по этому поводу; каковой ему ответил отрицательно, и в самом деле, как он утверждает, в то время ему ничего известно не было, ибо помянутый Жиль де Рэ ничего из своих тайн относительно похищения помянутых детей, сластолюбивых прегрешений с ними и убийства их ему до той поры еще не поведал, а сделал это позже, как о том ниже сказано будет.

Далее, он показал, что когда помянутый Жиль де Рэ отвоевал у помянутого сира де Ласюза замок Шантосе и отправился туда, дабы передать владение им сеньору герцогу Бретонскому, коему он тогда уже передал сеньорию над местностью оной, тогда он вначале повелел свидетелю поклясться не раскрывать тайн, кои он ему поведать вздумал, и приказал Жилю де Сийе, Анрие Грияру, Ике де Бремону, Робену Ромуляру и ему, свидетелю, кои все тогда слугами помянутого Жиля, обвиняемого, были, пойти в башню замка Шантосе, где находились останки многих убиенных детей, взять их и, поместив в сундук, отнести в Машкуль со всевозможными предосторожностями, чтобы никто этого не заметил; и в башне помянутой нашли они кости тридцати шести или сорока шести детей, каковые кости уже иссушены были, и он сказал, что в любом случае не вспомнил бы, сколько их было, сундук же, куда их сложили, был перевязан веревками, чтобы он чего доброго не открылся и не обнаружилось бы великое сие возмутительное беззаконие.

Когда же его спросили, что было с прахом, от помянутых костей оставшимся, сделано, он ответил, что он был сброшен в выгребные ямы или рвы замка Машкуль.

Когда же его спросили, кто сие совершил, он ответил, что сделали это он сам, свидетель, и помянутые Грияр, Бюше и Россиньоль.

Когда же его спросили, по какой причине кости не были сожжены в Шантосе, он ответил, что это оказалось невозможно, ибо после того, как помянутый Жиль де Рэ вновь обрел владение над означенной местностью, он передал замок помянутому сеньору герцогу или же повелел сей замок передать от имени его либо по его указанию.

Когда же его спросили, по какой причине кости уже иссушены были, он ответил, что по причине долгого времени, прошедшего с тех пор, как они брошены были в помянутую башню, прежде чем замок взят был, каковой, после его взятия, сиру де Ласюзу принадлежал три года [114] или около того.

Когда же его спросили, кто убил помянутых детей и поместил кости в башню, он ответил, что ему об этом неизвестно, но что пред взятием замка мессир Роже де Бриквиль, рыцарь, и Жиль де Сийе близко с Жилем помянутым общались и посвящены были в его тайны, как он о том слышал, и ему казалось, что они это знали, однако более ему ничего неизвестно. Вдобавок, помянутый свидетель показал, что названный Сийе, Анрие и он, свидетель, нашли и привели к помянутому Жилю де Рэ, обвиняемому, в покои его, множество мальчиков и девочек, дабы с ними похотливые оргии учинять, как о том ниже сказано более подробно, а сделали они это по указанию помянутого Жиля, обвиняемого.

Когда же его спросили о числе их, он ответил, что было их, скорее всего, числом до сорока.

Когда же его спросили о месте или местах, куда дети препровождаемы были, он ответствовал: иногда в Нант, иногда в Машкуль, иногда в Тиффож и в иные места.

Когда же его спросили о числе детей, кои им, свидетелем и названными Сийе и Грияром переданы были помянутому Жилю, обвиняемому, в каждом из означенных мест, он ответствовал, что в Нанте он видел четырнадцать или пятнадцать, а в Машкуле большую часть из названных сорока, более же точное их число ему неизвестно.

Далее, он показал, что помянутый Жиль де Рэ, дабы с означенными детьми, мальчиками и девочками, противоестественные свои распутства и похотливый блуд учинять, брал вначале член свой, или мужской орган, в одну или в другую руку, тер его, возбуждал или вытягивал его, напрягал, а затем помещал между бедер и ног помянутых мальчиков и девочек, пренебрегая естественным отверстием названных девочек, терся о нутро их своим членом, или мужским органом, с великим сладострастием, блудливостью и похотливым вожделением, пока семя его не изливалось на их тела.

Далее, после того как помянутый Жиль де Рэ ужасающие свои распутства и блудливые прегрешения с мальчиками помянутыми и девочками учинял, он их умерщвлял или повелевал умертвить.

Когда же его спросили, кто это делал, он ответствовал, что иногда помянутый Жиль, обвиняемый, убивал их собственными руками, иногда он повелевал их умертвить названному Сийе, либо Анрие, либо ему, свидетелю, или любому из них вместе либо по отдельности. Когда же его спросили, каким способом, он ответствовал: иногда отрубали или отрезали голову; иногда резали им горло или отрубали конечности, а иногда переламывали шею палками; и что был приготовленный для казни меч, который называют бракмаром [115].

Когда же его спросили, совершал ли помянутый Жиль де Рэ распутства свои с помянутыми детьми обоего пола лишь единожды или больше, он ответил, что с каждым из них лишь единожды, в крайнем случае дважды.

Когда же его спросили, что делали с помянутыми мальчиками и девочками после их смерти, с трупами их, он ответствовал, что их сжигали вместе с одеждою.

Когда же его спросили, кто бросал их в огонь, он ответил, что сам он, свидетель, и помянутый Анрие часто сие совершали.

Когда же его спросили, где их сжигали, он ответствовал: в покоях помянутого Жиля, а часто в портике в Машкуле.

Когда же его спросили, каким способом, он ответил, что на таганах в покоях помянутого Жиля, разожженных крупными поленьями, разложив вязанки хвороста на мертвых телах, великий зажигали они огонь; одежда бросалась в печь вещь за вещью, чтобы занималась она постепенно, горела лучше, и чтобы не исходил от нее тошнотворный запах.

Когда же его спросили, в какое место сбрасывали прах или пыль, он ответствовал: иногда в клоаки, иной раз в выгребные ямы или во рвы, или другие потайные места, в зависимости от того, где сие происходило.

Когда же его спросили, где совершались убийства, он ответствовал, как выше: большею частью в Машкуле, а порою в Тиффоже и в иных местах. Далее, он показал, что большая часть и большее число помянутых мальчиков и девочек, с коими названный Жиль де Рэ распутное насилие учинил и кои убиты были в то время, как он, свидетель, был у него на службе, взяты были из бедных, шедших просить подаяние, как помянутым Жилем, так и слугами его; что иногда Жиль оный выбирал их на свой вкус, а иногда повелевал выбирать названному Сийе, Анрие и ему, свидетелю, каковые их тайно вели к помянутому Жилю, в покои его.

Далее, он показал, что Катрин, жена художника по имени Тьерри, жившего в то время в Нанте, передала помянутому Анрие, как свидетель от него самого слышал, брата своего, дабы тот его отвел к названному Жилю де Рэ, а тот повелел его принять в свою капеллу, или по крайней мере надеясь на это, каковой Анрие его отвел к помянутому Жилю и оставил в Машкуле. А Жиль оный вскоре со сладострастием и похотью помянутого ребенка осквернил и убил собственными руками.

Когда же его спросили, откуда ему об этом известно, он ответствовал, что он там присутствовал и видел, как сие совершалось.

Далее, свидетель сей показал, что по повелению названного Жиля и надеясь пред ним выслужиться, он привел юного и пригожего мальчика из Ла-Рош-Бернара, что в епархии Нантской, в Машкуль, и передал его в руки помянутого Жиля, каковой над ним омерзительные и преступные распутства учинил; пока наконец мальчик сей юный не был зарезан, как и иные вышеназванные.

Далее, он показал, что помянутый Жиль завладел юношей, бывшим пажом м-ра Франческо Прелати, каковой был весьма красив; и помянутый Жиль де Рэ, учинив над ним насилие и распутство, убил его сам или силою слуг своих, способом, о коем поведано было выше.

Далее, он показал, что он, свидетель, и помянутый Анрие, на Троицу в году 1439-м [116], взяли с собою в Бургнефе, в приходе Сен-Сир, что в епархии Нантской, весьма пригожего подростка, возрастом около пятнадцати лет, состоявшего у некого Родиго; и они отвели его к помянутому Жилю, остановившемуся тогда у местных францисканцев, где он учинил распутства свои над помянутым ребенком, означенным мерзостным способом, а свидетель оный и Анрие, по указанию названного Жиля, оного ребенка умертвили и отнесли его в замок Машкуль и там, в покоях помянутого Жиля, обвиняемого, его сожгли.

Далее, он показал, что два с половиною года назад, как ему кажется [117], некий житель Нанта по имени Пьер Жаке, родом из Нанта, прозванный Принсе, у коего имелся весьма обходительный юный паж около четырнадцати лет от роду, с ним живший, отдал юного этого мальчика помянутому Жилю, обвиняемому, дабы тот был его камердинером и слугою вместо него, свидетеля, каковой желал тогда уволиться и не раз просил на то позволения у помянутого Жиля; последний, воспользовавшись помянутым подростком в сладострастных своих распутствах, подобно тому, как он с остальными поступал, убил и его собственными руками.

Далее, он показал, что некий Андре Бюше, бывший вначале в капелле помянутого Жиля де Рэ, а затем в капелле сеньора герцога, приказал одному из слуг своих по имени Рауле привести из окрестностей Ванна в Машкуль ребенка около девяти лет от роду к помянутому Жилю, ребенка оного принявшему; а ребенок помянутый одет был пажом, и дабы названному Бюше отплатить, Жиль помянутый отдал оному Бюше лошадь, каковую ему предоставил Пьер Эом и каковая оценена была в шестьдесят реалов золотом; и помянутый Жиль учинил над ребенком оным сладострастные свои распутства, ребенок же был затем убит, подобно иным вышеназванным.

Далее, он показал, что он, свидетель, видел и слышал, как помянутый Жиль де Рэ порою бахвалился тем, что получает значительно большее удовольствие, если убивает и режет либо повелевает убить помянутых мальчиков и девочек, если видит, как они томятся в ожидании смерти и умирают, отрезает им головы и члены, видит их кровь, нежели если над ними распутства учиняет.

Далее, он показал, что когда помянутый Жиль де Рэ находил либо видел двух мальчиков или девочек, братьев или сестер, или иным образом родственных, и если один из них не был ему по душе и он желал распутства свои учинять и развратничать лишь с другим, то дабы тот, кто ему не понравился, не смог никому рассказать, что другой был схвачеи, помянутый Жиль, обвиняемый, похищал, сам или силою слуг своих, их обоих и учинял омерзительные свои и развратные оргии с тем, кто ему нравился, способом, описанным выше, а затем резал горло или повелевал зарезать и одного, и другого.

Далее, он показал, что помянутый Жиль, обвиняемый, однажды совершил указаниый плотский акт с ним, свидетелем, способом, обозначенным выше, когда он, свидетель, переехал к помянутому Жилю, и он сказал, что боялся, как бы тот его не убил; и он полагает, что его бы убили кинжалом, если бы Сийе помянутый не помешал названному Жилю сие совершить, сказав, что он милый мальчик и что было бы лучше, если бы Жиль помянутый сделал его своим пажом; и помянутый обвиняемый им, свидетелем, прельстился и потребовал, чтобы он поклялся никоим образом не раскрывать ничего из им виденного, а равно и всех остальных тайн.

Далее, он показал, что слышал от мессира Эсташа Бланше, священника, приближенного помянутого Жиля де Рэ, что тому довершить сделанное и предпринятое не удастся, если он не отдаст или не пожертвует дьяволу ногу, руку или иной член ребенка.

Когда же его спросили, видел ли он, как какие-то из помянутых членов демонам дарованы либо пожертвованы были помянутым Жилем, или было ли ему о том известно, он ответил отрицательно. Но как-то раз он увидел, что помянутый Жиль, взяв руку (он не знал, правую или левую) и сердце ребенка, убитого по указанию названного Жиля в замке Тиффож, положил помянутые руку и сердце в стеклянном кубке на верхнюю часть карниза [118] над камином в своих покоях, накрыл их льняным полотном и сказал свидетелю и помянутому Анрие, чтобы они закрыли и заперли помянутую комнату.

Когда же его спросили о том, что было с означенными членами сделано, он ответствовал, что ему о том не известно, но он полагает, что помянутый Жиль, обвиняемый, отдал их затем помянутому м-ру Франческо Прелати, дабы тот их преподнес дьяволу.

Далее, он показал, что помянутый Жиль де Сийе сообщил ему, свидетелю, и названному Анрие, что за две или три недели перед тем, как сиры де Ласюз и де Лоэак прибыли в замок Машкуль, помянутый Сийе, как он сказал ему, свидетелю, и помянутому Анрие, убрал и вынес из башни неподалеку от нижней залы оного замка останки сорока детей или около того и сжег их; и по этому поводу Сийе оный говорил, что подоспел он как раз вовремя для помянутого Жиля, обвиняемого, равно как и для него самого, Сийе, и для всех, кто любил оного Жиля и им любим был. Затем, в разговоре об этом со свидетелем и с помянутым Анрие, вышепоименованный Сийе им сказал на французском вот что: "Не был ли мессир Роже де Бриквиль предателем, ведь он попросил меня с Робеном Ромуляром подглядывать за мадам де Жарвиль и Томеном д'Аррагеном [119] через расщелину, когда мы убирали помянутые останки? А ведь о том, чем мы занимались, ему было хорошо известно" [120].

Когда же его спросили, кто помянутых детей умертвил и когда, и кто их или останки их поместил в названную башню, он ответствовал, что дети оные были убиты, как он полагает, помянутыми Жилем де Рэ, Жилем де Сийе и Роже де Бриквилем, до того как он, свидетель, стал жить у Жиля оного; а более ему ничего не известно.

Далее, он показал, что если помянутый Жиль, обвиняемый, не мог отыскать себе по вкусу иных детей, мальчиков и девочек, чтобы с ними омерзительные свои оргии учинять, он их учинял с детьми из своей капеллы, так, как о том выше сказано было; и в особенности, как он слышал, с младшим из двух сыновей м-ра Бриана, жившего в Нанте.

Когда же его спросили, убивал ли Жиль или повелевал убить кого-либо из числа помянутых детей в капелле его, учинив с ними оргию, он ответил отрицательно, ибо Жиль их весьма ценил и они сами события сии держали в тайне.

Далее, он показал, что мессир Эсташ Бланше, священник, поименованный выше, по указанию и по просьбе помянутого Жиля де Рэ, поехал в Италию, чтобы привезти оттуда м-ра Франческо Прелати и доставить его к помянутому Жилю, обвиняемому, в Тиффож, дабы там заниматься алхимическим искусством и заклинать демонов. И он сказал, что слышал, как сеньор Эсташ, разговаривая с помянутым м-ром Франческо, произнес по-французски следующие слова: "Он призовет мэтра Алиборона" [121], разумея под именем сим дьявола; и что помянутый м-р Франческо призовет дьявола явиться за кувшин вина.

Далее, он показал, что помянутый м-р Франческо Прелати в Тиффоже в присутствии названного Жиля де Рэ, мессира Эсташа Бланше, Анрие и его, свидетеля, соорудил и начертал концом меча в большой зале замка Тиффож некий круг большого размера; он начертал также кресты, знаки и буквы, подобные гербам, в каждой из четвертей помянутого круга; туда же, где круг сей начертан был, он, свидетель, помянутый мессир Эсташ и Анрие принесли много угля, ладана и магнетического камня, по-французски зовущегося "магнит" [122], глиняный горшок, факелы или светильники, подсвечники, огонь и иные вещи, о коих он вспомнить не может и кои помянутый Жиль, обвиняемый, и Франческо разложили на определенных участках помянутого круга; и великий был зажжен огонь в означенном горшке, в коем немало было угля. Затем помянутый Фраическо начертал иные знаки и буквы, также походившие на гербы, у стены или на стене помянутой залы, на углу двери; и он зажег другой огонь близ оных последних знаков. И тотчас же помянутый Франческо приказал открыть четыре окна помянутой залы в форме или по образу креста; а когда сие сделано было, названный Жиль де Рэ повелел ему, свидетелю, мессиру Эсташу и Анрие покинуть залу, зайти в покои помянутого Жиля, ждать его в помянутых покоях и их сторожить, запретив им подходить к помянутой зале, дабы увидеть или услышать то, что помянутые Жиль де Рэ и м-р Франческо там делать будут, и никому не сообщать, что произошло. И помянутый свидетель, мессир Эсташ и Анрие, по указанию помянутого Жиля, направились в означенные покои, а помянутые Жиль, обвиняемый, и м-р Франческо остались одни в оной зале. Что же до того, чем они там после этого занимались, ему о том, как он говорит, неизвестно, однако впоследствии помянутые мессир Эсташ и Анрие ему рассказывали, что они слышали, как м-р Франческо разговаривает с кем-то в голос, но что он сказал - им было непонятно; затем они услыхали, по их словам, шум, будто некое четвероногое ходит по крыше и желает войти через слуховое окно помянутого замка, туда, где находились Жиль, обвиняемый, и Франческо; чего, свидетель, как он уверяет, не слышал совершенно, ибо, войдя в помянутые покои и будучи усталым, он заснул.

Когда же его спросили, в какой день и час это произошло, он ответствовал, что было это летом, в ночное время; ничего больше он не помнил, кроме того, что началось это до полуночи и что помянутые Жиль и Франческо вернулись в покои названного Жиля около часа пополуночи.

Далее, он показал, что следующим вечером, в весьма поздний час, он, свидетель, по указанию помянутого Жиля и по его принуждению, не осмеливаясь ни перечить ему, ни отказываться исполнять указание его, и поскольку помянутый м-р Франческо ему пообещал и его заверил, что никакой опасности и никакому ущербу он не подвергнется и никаких увечий не понесет, вышел вместе с помянутым м-ром Франческо из означенного замка Тиффож и пошли они оба к небольшому полю, что находится где-то в четверти лье от Тиффожа, в стороне Монтегю, в епархии Люсонской; на самом деле помянутый свидетель боялся идти с оным мессиром Франческо, зная, что он, скорее всего, будет заклинать демона, и сколько мог отказывался идти с ним, и он бы туда не пошел, не прикажи ему этого помянутый Жиль, обвиняемый, и не убеди его помянутый Франческо, как выше сказано. И Франческо оный вместе с ним, свидетелем, принесли огонь, уголь, ладан, факел, магнитный камень и книгу, содержавшую заклинания демонов, кою принес с собой помянутый м-р Франческо. И придя в то поле, помянутый м-р Франческо там с помощью ножа начертал круг или фигуру округлой формы, с крестами и символами, так же, как делал он в помянутой зале. Зажегши же факел и уголья, Франческо оный запретил ему, свидетелю, креститься и приказал ему войти с ним вместе в означенный круг. И когда оба они оказались внутри круга, помянутый м-р Франческо сотворил свои заклинания, а он, свидетель, не знал, ни каковы они были, ни что он говорил тогда, их совершая, ибо он, если его показаниям верить, не понял ни слова, за исключением имени "Баррон", хотя м-р Франческо произносил все вслух; и он утверждает, что, несмотря на запрет помянутого Франческо, он втайне перекрестился, чего Франческо оный не видел.

Когда же его спросили, видел ли он что-то, когда заклинание сие совершалось, и получил ли помянутый Франческо ответ, он сказал, что нет, по крайней мере относительно того, что он видел и слышал.

Далее, он показал, что когда сие сделано было, он и Франческо помянутый вернулись в Тиффож, но до утра не могли войти в замок, ибо он был закрыт; они же обрели пристанище у кого-то в деревне, где их ожидал помянутый Эсташ, и он зажег огонь и приготовил для них и для себя постели. Кроме того, он сказал, что когда помянутый Франческо и он, свидетель, оказались внутри круга, пошел великий дождь и поднялся весьма сильный ветер и наступила такая тьма, что они с превеликим трудом сумели вернуться.

Далее, помянутый свидетель показал, что в июле сего года помянутый Жиль, обвиняемый, направился в Ванн, дабы там увидеться с сеньором герцогом, и остановился у некоего Лемуана, за пределами городских стен, напротив и вблизи епископского дворца, в месте, кое в народе зовется Ла-Мот; каковому Жилю де Рэ Андре Бюше, о коем выше упомянуто было, передал ребенка около десяти лет от роду, над каковым помянутый Жиль де Рэ учинил и совершил мерзостные и греховные распутства способом, о коем выше сказано было; каковой ребенок был приведен к некому Бетдену, дом коего расположен близ рынка в Ванне, недалеко от дома помянутого Лемуана, у названного же Бетдена расположились оруженосцы помянутого Жиля, обвиняемого. Ребенка повели туда потому, что у Лемуана не было места столь потайного, чтобы убить его там; каковой ребенок был убит в комнате в доме помянутого Бетдена, голова его была отсечена и отделена от тела, а затем сожжена в означенной комнате; что же до тела, связанного собственным ремнем ребенка, оно было сброшено в отхожее место в доме помянутого Бетдена, куда он, свидетель, с превеликим трудом спустился, дабы тело оное поглубже в яму ту закопать; и свидетель добавил, что помянутому Бюше обо всем этом было известно.

Далее, он показал, что помянутый Жиль, обвиняемый, надрезав вену на шее и глотку означенным детям, или иные части тела, и когда струилась кровь, а также после обезглавливания, осуществлявшегося так, как о том выше сказано было, садился порою им на живот и наслаждался, глядя, как они умирают, и садился наискось, чтобы лучше видеть кончину их и смерть.

Далее, он показал, что временами, довольно часто, после обезглавливания, тем или иным способом произведенного, как сие выше изложено было, и после смерти помянутых детей, названный Жиль де Рэ наслаждался, разглядывая их и заставляя его, свидетеля, и остальных, кто был в тайны посвящен, их разглядывать, и показывая всем голову и члены помянутых убиенных детей, он спрашивал, у которого из детей оных были самые красивые члены, самое красивое лицо либо самая красивая голова; порой он испытывал блаженство, целуя кого-то из убиенных детей, коих члены он разглядывал, или одного из тех, коих уже рассмотрели, чьи лица показались ему самыми прекрасными.

Вот каковы были показания свидетеля сего. Он обязался ничего из показаний своих не раскрывать никому и т. д.

-- 4. Анрие Грияр. 17 октября 1440 года

Анрие Грияр, родом из прихода св. Иакова в Бушри [123], что в Париже, около двадцати шести лет от роду, по его разумению, другой свидетель, представленный в деле сием, принятый к принесению клятвы - говорить правду, коему грехи были под поручительство отпущены, в день означенный и в год помянутых понтификата и вселенского собора, допрошенный по поводу всего, что в каждой из вышеизложенных статей содержалось, и подвергнутый доследованию, дал в порядке нижеследующем следующие показания.

Прежде всего, уже пять или шесть лет он камердинер и слуга помянутого Жиля, обвиняемого, и три года истекло с тех пор, как Рене де Рэ, сир де Ласюз, родной брат помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, захватил замок Шантосе; Рене же оный, сир де Ласюз, отправился в Машкуль и овладел тамошним замком, и там свидетель слышал, как мессир Шарль Леонский, бывший с помянутым сиром де Ласюзом, говорил, что в башне тамошнего замка Машкуль, в нижней ее части обнаружены были тела и останки двоих детей; и помянутый мессир Шарль спросил у свидетеля, известно ли ему что-либо, он же, свидетель, ответил отрицательно и заверил суд в том, что тогда ему и в самом деле ничего не было известно. Однако он сказал, что после того, как помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, отвоевал означенный замок Шантосе и прибыл туда, дабы передать его сеньору герцогу Бретонскому, помянутый Жиль потребовал у него, свидетеля, поклясться, что он не раскроет те тайны, кои он ему поведать желает, и он им повелел, ему, свидетелю, Этьену Коррийо, прозванному Пуату, Жилю де Сийе, Ике де Бремону и Робену Ромуляру, слугам помянутого Жиля, пойти в башню означенного замка Шантосе, где находились тела или останки великого множества невинно убиенных, положить их в сундук и по возможности тайно перевезти их в Машкуль. И он, свидетель, вместе с остальными пошел в помянутую башню, где они обнаружили останки детей числом от тридцати шести до сорока шести, чего он в точности не помнит. Каковые останки иссохли, однако они посчитали их по головам и иным способом, чтобы в точности знать, сколько там лежало детей; каковые останки были помещены в сундук, плотно завязанный веревками, и перевезены в Машкуль, где были сожжены в покоях помянутого Жиля де Рэ в его присутствии, а также в присутствии Жиля де Сийе, Этьена Коррийо, прозванного Пуату, Жана Россиньоля, Андре Бюше и его, свидетеля; а пепел или прах помянутых детей был сброшен в выгребные ямы или во рвы в замке помянутом, в Машкуле. Он сказал, что они не были сожжены в Шантосе, поскольку помянутый Жиль, отвоевав замок оный у означенного сира де Ласюза, владел им всего два дня, после чего передал владение помянутой местностью Шантосе или повелел другим передать владение сие от своего имени и по своему распоряжению вышепоименованному сеньору герцогу, коему он уже сеньорию над помянутою местностью передал.

Когда же его спросили, по какой причине останки сии иссохли, он ответствовал: поскольку дети помянутые были убиты и сброшены в оную башню перед тем, как помянутый сир де Ласюз овладел означенным замком Шантосе и владел им около трех лет [124].

Когда же его спросили, кто их убил, как и почему были они убиты, он ответствовал, что ему о том неизвестно, ибо когда они были убиты, он у помянутого Жиля, обвиняемого, не жил, однако, как он говорит, названные мессир Роже де Бриквиль, рыцарь, и Жиль де Сийе у него жили, и свидетель полагает, что им о том хорошо известно было.

Кроме того, он показал, что он, свидетель, помянутый Сийе, Этьен Коррийо, прозванный Пуату, привели в покои помянутого Жиля де Рэ и предали в руки его множество мальчиков и девочек из Нанта, Машкуля и в особенности из Тиффожа, числом, если ему верить, до сорока, с каковыми детьми помянутый Жиль, обвиняемый, совершал свои развратные оргии и блуд против естества, взяв вначале свой мужской орган в руку, тер его, возбуждал, вытягивал, а затем помещал между бедер помянутых детей, и таким образом тер оный член о нутро помянутых детей с таким сладострастием и похотливым вожделением, что семя его, преступно и не так, как должно, изливалось на животы детей оных.

Далее, он показал, что помянутый Жиль, обвиняемый, учинял единожды и дважды блуд свой над каждым из помянутых детей, а сделав сие, либо убивал их собственными руками, либо же повелевал убить помянутым Сийе, Коррийо, прозванному Пуату, и ему, свидетелю, порою вместе, а порою же раздельно.

Далее, он показал, что иногда помянутый Жиль, обвиняемый, когда желал преступный свой блуд и разврат над помянутыми детьми учинить, дабы заглушить жалобы их и крики, подвешивал их или повелевал ему, свидетелю, а также Коррийо и Сийе, их подвешивать на жердь или на крюк в покоях своих, он повелевал подвешивать их на веревках за шею, угрожая им и пугая их, а затем, когда они, израненные, приходили от подобного обращения в ужас, он их ласкал, просил ничего не бояться, уверяя, что хотел лишь развлечься с ними, а затем совершал с ними распутства свои, как о том выше сказано было.

Кроме того, он показал, что порой названный Жиль, обвиняемым, совершал оргии свои с помянутыми детьми прежде чем их убить либо начать убивать, порой же - начав убийство, когда они томились в ожидании смерти, иной раз после того, как они убиты были и лежали еще теплыми.

Когда же его спросили, что делалось с кровью их, он ответствовал, что она струилась и лилась на пол, который затем мыли.

Когда же его спросили, что делали с телами и с одеждой, он сказал, что их сжигали в покоях помянутого Жиля, обвиняемого.

Когда же его спросили, что делали с прахом или пеплом, от помянутых сожженных тел оставшимся, он ответствовал, что их бросали в потайные места в комнатах, где означенные деяния происходили, иногда в крепостные рвы, иногда же в выгребные ямы или в иные места, кои подходящими для того казались.

Когда же его спросили, в каком именно месте все это происходило, он сказал, что в особой комнате в помянутом доме Ла-Сюз, на краю здания, со стороны приходской церкви св. Дионисия, в том же городе Нанте, в каковой комнате Жиль помянутый обыкновенно проводил ночь; часто же в портике помянутого замка Машкуль.

Далее, когда его спросили, где он, свидетель, брал оных детей, коих он и иные, им названные, передавали помянутому Жилю, он ответствовал, что дети, переданные им, свидетелем, были большею частью из тех, что просили милостыню, как у помянутого Жиля, обвиняемого, так и в иных краях.

Когда же его спросили о числе помянутых детей, он ответствовал, как выше о том сказано было, а именно что около сорока было передано им и остальными вышеназванными, из числа коих четырнадцать или пятнадцать было убито в Нанте, в доме означенном Ла-Сюз, остальные же большею частью в Машкуле, а также в Тиффоже и в иных местах.

Далее, он показал, что Катрин, жена некого художника по имени Тьерри, жившего тогда в Нанте, послала и передала ему, свидетелю, брата своего, дабы тот препровожден был в дом помянутого Жиля, обвиняемого, в надежде, что он вступит в капеллу названного Жиля; какового брата он доставил в Машкуль и повел в покои помянутого Жиля, обвиняемого. И после того, как ребенок сей был доставлен, помянутый Жиль, обвиняемый, заставил свидетеля поклясться, что он никому не доверит тайны, в кои тот его посвятит.

Когда же его спросили, где была помянутая присяга принесена, он ответствовал: в церкви Св. Троицы в Машкуле.

Когда же его спросили, когда сие произошло, он ответствовал, что около трех лет тому назад. Кроме того, он сказал, что после того, как он, свидетель, ребенка оного таким образом доставил, поехал он затем в Нант, где оставался три дня, в Машкуль не возвращаясь; а когда, вернувшись в Машкуль после трех этих дней, он стал помянутого ребенка разыскивать и найти его не смог, ему было сказано, что ребенок покинул мир сей, тем же образом, что и остальные, а помянутый Коррийо, прозванный Пуату, дал ему понять, что помянутый Жиль, обвиняемый, убил названного ребенка собственными руками; и подобно другим, ребенок сей послужил предметом его развратных утех.

Далее, он показал, что помянутый Коррийо, прозванный Пуату, привел в Машкуль прелестного ребенка из Ла-Рош-Бернара и передал его помянутому Жилю, его осквернившему, как и всех остальных детей, указанных выше.

Далее, он показал, что в Машкуле он видел юного пригожего мальчика, бывшего пажом у м-ра Франческо Прелати, каковому пажу перерезали глотку, кто именно - это ему неизвестно, ибо он тогда отсутствовал; а Жиль помянутый его осквернил, как и остальных.

Далее, он показал, что он, свидетель, и помянутый Коррийо, прозванный Пуату, вместе на Троицын день 1439 года взяли с собою весьма красивого подростка, около пятнадцати лет от роду, жившего у некого Родиго, в Бургнефе, в приходе Сен-Сир-ан-Рэ, в епархии Нантской, и привели его к помянутому Жилю, обвиняемому, и оставили его у монахов-францисканцев в местности означенной, в Бургнефе, где он остановился; а после того как помянутый Жиль, обвиняемый, его предал осквернению развратным способом, о коем выше сказано было, он, Анрие, свидетель ныне выступающий, и Коррийо его по указанию помянутого Жиля де Рэ умертвили, а впоследствии унесли труп юного этого мальчика в Машкуль и сожгли его в покоях помянутого Жиля.

Далее, он показал, что около двух с половиною лет назад у человека, прозванного Принсе, жителя Нанта, состоял пажом один весьма красивый подросток, живший у него, коего он, свидетель знал, какового подростка помянутый Принсе передал названному Жилю, пообещавшему, что он сделает его своим камердинером вместо помянутого Коррийо, прозванного Пуату, каковой говорил, что желает от него уйти; и как только помянутый Жиль получил сего юного мальчика, он его сладострастно и постыдно осквернил, учинив над ним распутства свои противоестественные; затем он его убил собственными руками, а было оному мальчику около четырнадцати лет от роду.

Далее, он показал, что некий Андре Бюше, состоявший в капелле помянутого Жиля де Рэ, а ко времени дачи показаний состоящий в капелле сеньора герцога, направил из окрестностей Ванна в Машкуль некого ребенка в облачении пажа, около девяти лет от роду, а один из его слуг по имени Рауле отвел его к помянутому Жилю, обвиняемому. Каковой ребенок, после того, как помянутый Жиль его сладострастно и постыдно осквернил, был убит и сожжен, как и остальные, о коих выше говорилось. Свидетель же добавил, что названный Бюше в награду получил от помянутого Жиля, обвиняемого, лошадь стоимостью шестьдесят золотых реалов, кою ему доставил Пьер Эом.

Далее, он показал, что слышал от помянутого Жиля, обвиняемого, что получает от убийства помянутых детей, от наблюдения за тем, как им отрубают головы и члены, как они слабеют, изнемогают и как льется их кровь, больше удовольствия, чем от плотской близости с ними.

Далее, он сказал, что у названного Жиля, обвиняемого, был меч, в народе зовущийся "бракмар" [125], которым он отрубал головы помянутым детям и перерезал им глотки, и часто наслаждался, глядя на отрезанные головы, показывал их ему, свидетелю, и Этьену Коррийо, прозванному Пуату, вопрошая их, какая из указанных голов является красивейшей - отрубленная в тот самый момент или накануне, или та, что отрублена была позавчера, и он нередко целовал голову, что доставляло ему еще большее удовольствие и наслаждение.

Далее, он показал, что когда помянутый Жиль, обвиняемый, встречал двух мальчиков либо девочек, братьев или сестер, или же иных детей, живших вместе, если один из них был ему по вкусу, а с другим он в плотскую связь вступать не желал, он повелевал брать обоих, сношение же развратное имел лишь с одним из двоих; а дабы другой не пожаловался на исчезновение первого, он повелевал зарезать и умертвить и того, и другого.

Далее, он показал, что помянутый Жиль, обвиняемый, учинял оргии свои с девочками и осквернял их тем же способом, что и мальчиков, пренебрегая их полом и не удостаивая его вниманием.

Далее, он сказал, что слышал от помянутого Жиля, обвиняемого, что родился под таким созвездием, что, по его словам, никто не способен узнать или понять ни отклонений его, ни тех непозволительных поступков, в коих он виновен был.

Далее, он показал, что помянутый Жиль, обвиняемый, иногда резал глотки, сам или руками слуг своих, многим из помянутых детей, а также отрубал им члены. И он сказал, что слышал, как мессир Эсташ Бланше, священник, бывший приближенным помянутого Жиля, обвиняемого, говорил, что Жиль оный не сумеет завершить все то, что он замыслил предпринять, не передав или не пожертвовав дьяволу ног, рук или иных членов помянутых детей. И свидетель добавил, что он сам зарезал и расчленил многими и различными способами немало детей оных, число коих было, по его воспоминаниям, меньше, нежели число тех, о коих он выше уже упоминал.

Далее, он показал, что помянутый Жиль, обвиняемый, часто выбирал по своему вкусу мальчиков и девочек, коих он замечал, когда они просили милостыню, и приказывал, чтобы их привели к нему, дабы удовлетворил он грешную свою похоть.

Далее, он показал, что слышал, как помянутый Жиль де Сийе, обращаясь к нему, свидетелю, и к помянутому Коррийо, прозванному Пуату, сказал, что помянутому Жилю де Рэ и ему повезло, ибо он, Сийе, убрал и унес из некой башни близ замка Машкуль, как он сказал, останки около сорока детей, и было сие за две или три недели до того, как замок означенный Машкуль был захвачен помянутым сиром де Ласюзом и сиром де Лоэаком, и свидетель говорит, что замок занят уже в течение двух лет; и что помянутый Сийе ему, свидетелю, сказал слова сии или же им подобные по-французски: "Не вел ли себя мессир Роже де Бриквиль предательски, ведь он позволил мадам де Жарвиль и Томену д'Аррагену подглядывать за мною и за Робеном Ромуляром через бойницу, когда мы убирали помянутые останки? А ведь о том, чем мы занимались, ему было хорошо известно" [126]. Далее, он сказал, что названный Сийе ему, свидетелю, и помянутому Коррийо, прозванному Пуату, сообщил, что он, Сийе, означенные останки сжег, каковые, как утверждает свидетель, находились там с того времени, как названные Сийе и Бриквиль посвящены оказались в тайны помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, и перед тем, как тайны оные были им обоим, то бишь Анрие, свидетелю, дающему показания, и Коррийо, прозванному Пуату, раскрыты.

Далее, он показал, что когда помянутый Жиль де Рэ не мог отыскать детей себе по вкусу, он совершал распутства свои способами, описанными выше, с детьми из своей капеллы; однако он их не умерщвлял и умерщвлять не повелевал, ибо они хранили им содеянное в тайне.

Когда же его спросили, с кем из детей помянутой капеллы он сие сотворял, он ответствовал: с Перрине, сыном м-ра Жана Бриана, живущего в Нанте, и с иными, чьи имена он запамятовал; каковой Перрине был любимцем помянутого обвиняемого, коим он дорожил более, нежели остальными.

Далее, он показал, что названный месснр Эсташ Бланше, о коем выше упомянуто было, поехал в Италию за м-ром Франческо Прелати, коего он с собою привез к помянутому Жилю де Рэ по указанию последнего, дабы заниматься алхимическим искусством и заклинать демонов. И что он слышал, как говорили по-французски сии слова: "что он призовет мэтра Алиборона [127]". Кроме того, он сказал, что слышал, как мессир оный Эсташ говорил, что помянутый м-р Франческо призовет дьявола явиться за кувшин вина.

Далее, он показал, что в присутствии помянутых Жиля де Рэ, мессира Эсташа Бланше, Этьена Коррийо, прозванного Пуату, и его, свидетеля, помянутый м-р Франческо Прелати на полу в большой зале замка Тиффож начертал концом меча большой круг, в каждой четверти коего нарисовал кресты, знаки, или символы, наподобие гербов, по указанию помянутого Жиля, обвиняемого, и что он, свидетель, мессир помянутый Эсташ Бланше и Этьен Коррийо, прозванный Пуату, принесли туда великое множество угля, ладана, магнетический камень, или магнит, пучки соломы, или факелы, свечи, глиняный горшок и иные предметы, кои Жиль де Рэ помянутый и м-р Франческо поместили в особую часть означенного круга, и зажгли в горшке оном яркое пламя. Затем названный Франческо зажег другой огонь в углу дверном, у входа в помянутую залу, где он сходным образом начертал иные знаки, наподобие гербов, рядом со стенами и на стенах помянутой залы, близ второго из огней; и вскоре названный м-р Франческо Прелати повелел открыть четыре окна наподобие креста, то есть так, чтобы открытие окон сиих или же действо сие напоминало некоторым образом знак креста. Когда же это делалось, свидетель, ныне дающий показания, равно как и Этьен Коррийо, прозванный Пуату, и мессир Эсташ Бланше, уже упоминавшиеся, по указанию помянутого Жиля, обвиняемого, удалились в его покои на верхнем этаже, таким способом спроваженные Жилем, обвиняемым, и помянутым м-ром Франческо, кои остались в означенной зале одни. Каковой Жиль, обвиняемый, заранее и в тот момент, как свидетель и помянутые мессир Эсташ и Коррийо, прозванный Пуату, уходили, им по всей форме запретил когда-либо кому-либо говорить о том, что уже сделано было, и ни один из них не должен был приближаться к зале оной, дабы увидеть либо услышать то, что он, Жиль, обвиняемый, и м-р Франческо делать могли.

Далее, он показал, что после того, как он удалился вместе с помянутыми мессиром Эсташем Бланше и Коррийо, прозванным Пуату, и когда они входили в помянутые покои оного Жиля, обвиняемого, после того, как прошло некоторое время, свидетель и помянутый мессир Эсташ услыхали, как названный м-р Франческо говорит вслух в означенной зале; однако, как уверяет свидетель, он не мог понять ничего из того, что тот произносил. Вскоре же свидетель и мессир Эсташ услыхали некий шум, будто какое-то четвероногое бродит по крыше. Каковое животное, показалось им, приблизилось к слуховому окну голубятни, что близ того места была, где находились тогда помянутые Жиль, обвиняемый, и м-р Франческо.

Когда же его спросили, слышал ли помянутый Коррийо, прозванный Пуату, что-то из воспринятого таким образом свидетелем и мессиром Эсташем, как о том доложено, ответ его был, что он в этом сомневается, более того, свидетель считал, что Коррийо оный, прозванный Пуату, к тому времени уже заснул.

Когда же его спросили, когда сие случилось и в какой день, он ответствовал, что почти год истек с тех пор, как события оные произошли.

Когда же его спросили, в какое время сие случилось, он ответствовал, что начались означенные дела ночью, в предполуночный час, а закончились часом позже.

Когда же его спросили, в каком месяце и какого дня, он ответствовал, что в точности сказать не может, однако убежден, что дело было летом.

Далее, свидетель оный, показания дающий по делу сему, добавил, что помянутые Жиль де Рэ, обвиняемый, и м-р Франческо были в Машкуле вдвоем и пребывали там одни в течение пяти недель, в покоях замка оного, в покоях, ключ от коих помянутый Жиль, обвиняемый, неусыпно хранил у себя; и свидетель слышал, как кто-то, - кто именно, он запамятовал - говорил, что в покоях помянутых найден был символ или изображение руки из особого кованого железа.

Далее, он добавил и показал, с другой стороны, что Жиль де Рэ помянутый, обвиняемый, принес в покои свои в замок Тиффож, покои, каковые свидетель оный и Коррийо, прозванный Пуату, тогда охраняли, сердце и руку юного мальчика, убитого в означенном Тиффоже по указанию помянутого Жиля, обвиняемого, а быть может, им самим, Жилем, и что он их положил в сосуд, накрытый тонкою тканью, близ камина в покоях помянутых, а именно на верхнюю часть камина, кою по-французски зовут la cimaise [128], и он посоветовал свидетелю и помянутому Коррийо, прозванному Пуату, запереть покои означенные на засов.

Когда же его спросили, что он сделал с сердцем оным и рукою, он ответствовал, что в точности он этого не знает, но думает, что м-р Франческо должен был ими воспользоваться и что помянутый Жиль, обвиняемый, должно быть, передал их ему для сотворения заклинаний и для того, чтобы он сердце оное и руку преподнес демонам, коих заклял.

И свидетель обязался обычным порядком ничего из показаний своих не раскрывать никому и т.д.

Показания, относящиеся к нарушению церковной

неприкосновенности

Жан Руссо, латник герцога Бретонского. 19 октября 1440 года

Жан Руссо, латник сеньора герцога Бретонского, прихожанин церкви Св. Николая в Нанте, сорока или около лет от роду, по его собственному разумению, свидетель, представленный, принятый и поклявшийся показания давать в делах сего порядка истинные, допрошенный ныне, 19 октября 1440 года, в год помянутых понтификата и вселенского собора, подвергнутый доследованию и допрошенный по поводу того, что в статье 42 содержалось, начинавшейся словами: "Далее, два года тому назад и т. д.", в коей упоминается о нарушении церковной неприкосновенности, показал, что в понедельник на прошлую Троицу, когда свидетель сей, равно как и Жан Леферрон и некий Гийом Отре, и многие другие, находились в приходской церкви св. Стефана в Мерморте, что в епархии Нантской, каковая церковь приходская и поныне расположена близ местного замка, в каковую местность свидетель направился, дабы наложить от имени сеньора герцога интердикт на должников государственной казны, кои Жиля, обвиняемого, от уплаты повинностей, ценза [129] и иных податей местных, освобождали, - а поскольку свидетель и прочие вышеназванные лица присутствовали при окончании большой мессы в помянутой церкви приходской, свидетель видел как вышепоименованный Жиль, обвиняемый, с особым мечом, по-французски зовущимся "жюзарм" [130], в сопровождении некоторых из его людей, вошел стремительно в помянутую церковь и, обращаясь с угрозою к названному Леферрону и к остальным, кои в помянутой церкви тогда находились, особливо же по отношению к оному Феррону, вскричал ужасным голосом, по-французски: "Прочь, прочь!" [131]. Затем свидетель узрел, как некий Ленано, маркиз де Сева, приближенный помянутого Жиля, обвиняемого, каковой там равным образом находился, повел прочь из помянутой церкви названного Леферрона вслед за помянутым Жилем, обвиняемым, и остальными его людьми; и он считает, что помянутый Леферрон покинул затем означенную церковь прежде всего потому, что угроза помянутого обвиняемого его устрашала. Свидетель также вознамерился церковь помянутую покинуть, и покинул бы, не укажи некто из свиты помянутого Жиля на свидетеля перстом (указуя так, он приблизил перст свой к носу и к очам своим, подобно тому, как обыкновенно крестятся), и поэтому он в означенной церкви остался.

Он сказал, что слышал тогда, как многие говорили, что в точности в это время в лесу неподалеку от места оного находилась дружина вооруженных людей, числом около шестидесяти, ожидавших помянутого Жиля, каковой их там в засаде и разместил. Кроме того, он сказал, что будучи внутри церкви, он увидел, как трое или четверо человек с капорами или саладами [132] на головах и с иным оружием прошли перед означенною церковью, и что он услыхал позже, как говорили, что помянутого Леферрона Жиль оный, обвиняемый, и приближенные его отвезли в означенный замок, каковой замок помянутый Леферрон вернул или передал названному Жилю, обвиняемому, каковой там же помянутого Леферрона заключил под стражу.

Когда же его спросили, совершил ли Жиль оный, обвиняемый, и люди его какие-то еще нарушения закона, когда помянутый Леферрон выходил из оной церкви, он ответствовал, что не видел и не знает ничего, кроме того, о чем выше сказано было. И свидетель добавил, что знал помянутого Жана Леферрона с юных лет и что за много лет до того, как его увели и заключили под стражу, он увидел его в церковном платье, постригшегося и получившего церковный сан, и что все его знали как духовное лицо.

И свидетель обязался обычным порядком ничего из показаний своих не раскрывать никому.

Ленано, маркиз де Сева, капитан на службе у Жиля де Рэ. 19 октября 1440 года

Ленано де Сева, маркиз, из епархии Альба [133], сорока или более лет от роду, по его собственному разумению, свидетель, представленный и допрошенный в день означенный и год, подвергнутый доследованию и расспрошенный по поводу того, что в статье означенной о нарушении церковной неприкосновенности содержалось, показал, что помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, в сопровождении Жиля де Сийе и Бертрана Пулена, прибыл в приходскую церковь св. Стефана в Мерморта во время большой мессы, после возношения даров и причастия; точного дня он не помнит, однако думает, что было это в празднование последней Троицы или же накануне праздника; что помянутый Жиль, обвиняемый, держал в руках нечто наподобие меча, по-французски зовущегося "жюзарм" [134]; и что он сказал вышепоименованному Жану Леферрону: "А, бесстыдник, ты поколотил моих людей, вымогал у них деньги! Выходи из церкви, не то я прибью тебя до смерти!" [135]. Тогда Леферрон помянутый, стоя на коленях и умоляя о пощаде, показал ему, что сделает все, что тот от него потребует. И охваченный страхом пред помянутым Жилем, обвиняемым, он попросил свидетеля сопровождать его и вступиться за него, боясь, как бы Жиль помянутый с ним дурно не обошелся. Каковому Жану Леферрону свидетель дал понять, что ежели случится с ним что-то дурное, он сам от этого пострадает не меньше; и после того, как они несколькими словами обмолвились, Леферрон помянутый по собственной воле покинул означенную церковь вместе со свидетелем, следуя за Жилем оным, обвиняемым, к замку Мерморт, некогда проданному помянутым Жилем Жоффруа Леферрону, каковой замок названный Жан Леферрон передал тогда помянутому обвиняемому; и Леферрон оный остался там в заточении пленником помянутого Жиля, обвиняемого.

Кроме того, он сказал, что пятьдесят или шестьдесят человек, коих помянутый Жиль, обвиняемый, собрал в соседнем лесу, в засаде, должны были атаковать означенный замок и овладеть им, если Леферрон помянутый его названному Жилю, обвиняемому, не передал бы. На них были мантии, кои по-французски зовутся "paletots" [136], капоры, шлемы с забралом, салады и другие доспехи. Однако на самом деле, как он сказал, из тех, кто в помянутую церковь вошел, никто ни капора, ни салада, ни шлема с забралом на себе не имел.

И он добавил, что видел помянутого Жана Леферрона в облачении духовного лица и с тонзурою, и что все знали его и почитали за духовное лицо.

Таковы были его показания, иного же ничего ему неизвестно, за исключением слухов, кои, как он утверждает, с его показаниями согласны.

И он обязался обычным порядком ничего из показаний своих не раскрывать никому.

Бертран Пулен, латник на службе у Жиля де Рэ. 19 октября 1440 года

Бертран Пулен, из епархии Бэе, родом из Кантлу, близ Каена, что в Нормандии, около сорока пяти лет от роду, по его собственному разумению, свидетель, представленный и приведенный к присяге, в день сей и в году означенном подвергнутый доследованию и допрошенный по поводу того, что в статье 41 содержалось, в коей упоминается о нарушении неприкосновенности церковной, показал, что он, свидетель, в сопровождении вышепоименованных Жиля де Рэ, обвиняемого, Жиля де Сийе, равно как и многих иных, в день празднования последней Троицы или на следующий день после праздника оного, однако же он полагает, что было это все же в день помянутого празднования, вошел в приходскую церковь св. Стефана в Мерморте, в епархии Нантской, в каковой церкви они нашли вышепоименованного Жана Леферрона, слушавшего мессу; к каковому Жану Леферрону Жиль оный, обвиняемый, в руках держа особый меч, каковой по-французски именуется "жюзарм" [137], гневно обратился, ужасные в отношении помянутого Леферрона извергая угрозы и вскрикнув; "А, бесстыдник, ты поколотил моих людей, вымогал у них деньги! Выходи прочь из церкви, не то я прибью тебя до смерти!". Тогда помянутый Феррон, покорно преклонив колени, сказал Жилю, обвиняемому: "Делайте все, что Вам угодно [138]". И охваченный страхом пред помянутым обвиняемым, Феррон оный попросил предыдущего свидетеля сопровождать его и вступиться за него перед названным обвиняемым, боясь, как бы последний с ним дурно не поступил. Предыдущий же свидетель Феррону сказал, что ему нечего пугаться оного Жиля, обвиняемого, и что если ему и придется претерпеть какое-то зло, то он, то бишь сам свидетель предшествующий, претерпит его в той же мере, что и он. Затем, после того, как свидетель предыдущий и Жан Леферрон обменялись несколькими словами, последний вышел по доброй воле из церкви в сопровождении предыдущего свидетеля; каковые одновременно с ним, свидетелем, дающим ныне показания, направились вслед за помянутым обвиняемым к означенному замку Мерморт. Каковой замок в тот же день означенный Феррон передал или возвратил помянутому обвиняемому, как подтвердил предыдущий свидетель. И Жан Леферрон оный содержался помянутым Жилем де Рэ, обвиняемым, некоторое время в заточении, под стражей, там и в другом месте. И он сказал, что пятьдесят или шестьдесят вооруженных людей, в засаде сидевших, должны были по воле помянутого Жиля де Рэ, обвиняемого, атаковать означенный замок и овладеть им и что Жиль оный сие совершил бы, не отдай ему помянутый Леферрон замок сей. Однако же никто из тех, кто вместе с помянутым Жилем, обвиняемым, в помянутой церкви находился, когда Леферрон оный из нее вышел, не был облачен в салад, в шлем с забралом либо в иные доспехи военные, за исключением мечей и помянутого жюзарма, каковой был в руках у вышепоименованного Жиля, обвиняемого.

Кроме того, он сказал, что видел помянутого Жана Леферрона в облачении духовного лица и с тонзурою и знал, что все почитали его за духовное лицо.

Таковы были его показания, иного же ничего ему неизвестно, помимо слухов, кои, как он утверждает, с его показаниями согласны.

И он обязался под присягою ничего из показаний своих не раскрывать никому.

Показания пятнадцати свидетелей касательно всеобщего возмущения против преступлений Жиля де Рэ. 21 октября 1440 года

Досточтимый и глубокоуважаемый мессир Жак де Панкоетдик, профессор светского и церковного права, сорока лет от роду; Андре Сеген, адвокат церковного суда в Нанте, сорока лет от роду, Жан Лорьян, сорока лет от роду, адвокат светского суда; Робен Риу, адвокат светского суда; м-р Жан Бриан, пятидесяти лет от роду; Жак Томиси, купец из Аукании, гражданин Нанта, сорока пяти лет от роду; Жан Левей, купец, сорока лет; Пьер Пикар, купец, сорока лет; Гийом Мишель, аптекарь, сорока лет; Пьер Друэ, купец, сорока лет; Ютроп Шардавуан, аптекарь, сорока лет; Жан Летурнур, аптекарь, сорока лет; Пьер Бивиани младший, письмоводитель в церковном суде Нанта, тридцати пяти лет; Робен Гийеме, хирург и лекарь, шестидесяти лет, и Жан Одилореш, цирюльник, граждане Нанта, свидетели, представленные, как о том выше сказано было, принятые к присяге и поклявшиеся не говорить ничего, кроме правды, коим грехи их под залог были отпущены, дабы они в деле сием показания давали, либо в делах оного порядка, допрошенные ныне, и октября в году означенном, подвергнутые доследованию, вначале отдельно, а затем совместно, и с превеликим тщанием, спрашивали же их о том, что в сороковой и в сорок первой статьях содержалось, в коих о всеобщем возмущении упомянуто было; показали единодушно и без разногласий, что слухи и всеобщее возмущение распространились и по-прежнему распространяются в городе и в епархии Нантской, в местности Машкуль и прилегающих областях, а именно, что помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, вероломно и обманом приводил к себе сам и силою слуг своих множество детей, мальчиков и девочек, и обыкновенно совершал с ними богопротивный грех содомский, омерзительным, бесстыдным и бесчестным образом, предаваясь с ними противоестественному распутству; что он повелевал их зарезать или убивал их сам, а также повелевал вышепоименованным Роже де Бриквилю, рыцарю, Жилю де Сийе, Этьену Коррийо, прозванному Пуату, и Анрие Грияру, приближенным его, а также многим иным сообщникам его, пособникам и приспешникам в деле сием сжигать тела их и трупы; и что Рэ проводил ужасающие церемонии, заклинал злых духов и противно вере нашей воздавал демонам, принося им в жертву (сам либо через посредство слуг своих) члены зарезанных детей; и что он имел обыкновение совершать и иные преступления и злодейства неправедным и извращенным способом; и что за это помянутый Жиль де Рэ, обвиняемый, был и есть публично опозорен в глазах всех честных людей.

Таковы были их показания, иного же ничего о том, что содержания статей оных касается, им, как они утверждают, неизвестно; и свидетели оные обязались обычным порядком показания свои не раскрывать никому.

Часть 2. СВЕТСКИЙ СУД

От первоначальных исков до явки обвиняемого в суд

Ниже следуют документы процесса, каковой против Жиля де Рэ и нижепоименованных слуг и приближенных его велся, под началом благородного и высокомудрого мужа Пьера де Л'Опиталя, президента Бретани, назначенного на должность сию властительным сеньором нашим, герцогом, и иными, кои в совете помянутого сеньора нашего состоят, и назначенного им, вследствие жалоб Жана Жанвре и жены его, Жанны Дегрепи, вдовы Реньо Донета, Жана Юбера и жены его, Жанны, жены Гибеле Дели, Агаты, жены Дени де Лемьона [139], Жанны, жены Жана Дареля, жены Перро Купри, Тифен, жены Эонне Лешарпантье, Жана Манье, Пьера Дегрепи, Жана Руйе, живущих в пригородах Нанта либо в соседних деревнях и во многих иных краях, в епархии оной и не только в ней, заявивших, что утратили детей своих, и считающих, что сир помянутый и его приближенные их похитили, сами или руками слуг своих, и умертвили; они говорят, что помянутый сир и приближенные его в преступлениях оных подозреваются.

По этому случаю, касательно означенных жалоб было проведено расследование и собраны сведения от имени помянутого сеньора нашего герцога и монсеньора президента вышеназванного, содержание коих дано ниже. Каковые истцы в великом горе, в слезах возопили и стеная потребовали, чтобы сотворено было правосудие согласно всем обстоятельствам, поскольку расследования помянутые подтвердили виновность Жиля Де Рэ, коего в убийстве маленьких сих детей и многих других обвинили, Жану Лаббе и прочим людям, властительному нашему сеньору подчиненным, приказано было, что ежели они помянутого Жиля де Рэ сумеют отыскать, то должны его схватить. По какому случаю Жан Лаббе и прочие люди, помянутому сеньору нашему подчиненные, арестовали Жиля де Рэ в Бретани, в сентябре, и накануне доставили его в темницу помянутого сеньора нашего в Нанте. И Жилю де Рэ, представшему в суде пред уполномоченными, кои назначены были прокурором Нантским и заместителем его, обязанности свои выполнявшим, было сказано и объявлено, что согласно заповедям Божиим и закону запрещено убивать ближних своих, напротив, следует любить их, как самого себя. Однако помянутый сир похитил сам или силою слуг своих множество маленьких детей не десять и не двадцать, а тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят, сотню, две и более, так, что в точности их и не счесть; он имел с ними плотское соитие, получая противоестественное наслаждение и совершая мерзостный грех содомский, каковой у любого доброго католика ужас рождает и отвращение; не довольствовавшись этим, он убивал их сам или повелевал убивать, и, когда они умерщвлены были, он повелевал сжигать и обращать во прах тела их. Кроме того, названный сир упорствовал во зле сием, хотя вся власть от Бога и всякий должен подчиняться своему государю, каковой есть государь властью Божией, и хотя названный сир вассалом был и подвластным нашему властительному сеньору помянутому и поклялся ему в верности, как остальные бароны; в силу этого у него не было права никаких действий по собственной воле свершать, самовластно и без дозволения помянутого нашего сеньора в землях его; невзирая на это, названный Жиль де Рэ, обманув помянутого нашего сеньора и пренебрегая волею его, собрал людей своих и напал с оружием в руках на некого Жана Леферрона, подданного помянутого сеньора нашего, смотрителя в краю Сен-Этьен-де Мерморт и в замке местном, отправлявшего службу от имени Жоффруа Леферрона, брата своего, коему помянутый Жиль продал землю сию и передал ее на правах сеньории, дабы тот вступил во владение ею; и он повелел помянутого Жана Леферрона туда вывести, угрожая ему отсечением головы на месте, что заставило названного Жана Леферрона ему замок оный и земли уступить. Помянутый сир владел землями оными некоторое время, хотя ему устами помянутого нашего сеньора и правосудия его было велено покинуть те земли и отдать владение краем оным названному Леферрону вместе с теми богатствами, кои он у него отобрал, а в случае непокорности, отказа либо задержки помянутый сеньор наш определил взыскать с названного Жиля пятьдесят тысяч золотых экю.

Чему сир оный ни на йоту не подчинился, схватив названных Леферрона и Гийома Отри, сборщика винных пошлин помянутого сеньора нашего, бывшего с ним вместе, и повелел их заточить в темницу, затем отвести в Тиффож, за пределы герцогства, где их держали долгое время. И после заточения помянутого Леферрона сир оный схватил самолично и силою слуг своих Жана Руссо, главного судебного пристава помянутого нашего сеньора, отобрав у него кинжал и иные бесчинства совершая. После чего в Машкуле он повелел избить и других приставов, презрев помянутого нашего сеньора и распоряжения его сие прекратить под угрозою взыскания пятидесяти тысяч золотых экю, коими бесчинства сии возместить следовало. Блага и владения, указанные выше, были под защитою помянутого сеньора нашего, а названный сир защиту оную и клятву верности свою нарушил, выказав себя строптивым бунтовщиком, помянутому сеньору нашему и правосудию его не подчиняющимся.

И помянутый прокурор представил против него свои заключения, согласно коим, ввиду означенных расследований и обвинений, ему предъявленных, его должно подвергнуть телесному наказанию в соответствии с законом. Кроме того, блага и земли, коими он по милости помянутого сеньора нашего герцога владел, должны быть у него изъяты; и взыскания помянутые должны быть осуществлены.

Помянутый сир де Рэ признал, что по собственному распоряжению собрал людей, дабы означенным Сен-Этьен-де-Мермортом овладеть, и, прибегнув к силе, схватил помянутого Леферрона, чтобы его владений оных лишить; он признал также, что тот ему уступил из страха, как бы он не повелел его обезглавить на месте; что земли сии принадлежали ему до тех пор, пока помянутый сеньор наш герцог не повелел отвоевать их; равным образом признал он, что повелел отвезти помянутого Жана Леферрона в Тиффож, где того содержали в заточении до тех пор, пока он не был благодаря вмешательству монсеньора коннетабля освобожден; кроме того, он признал, что ему помянутым нашим сеньором герцогом было дано предписание вернуть названные земли Жану Леферрону под угрозою взыскания пятидесяти тысяч золотых экю, коему он ни на йоту не подчинился. Ввиду сказанного, он готов подчиниться воле и указаниям помянутого сеньора нашего герцога, не признавшись, однако, ни в том, что собственноручно, ни в том, что с помощью слуг своих творил бесчинства по отношению к помянутым приставам. Более того, он отверг предложение помянутого прокурора, желавшего свидетельские показания, слова его подтверждающие, получить, каковые показания Жилю дозволено было давать. После чего сира помянутого надлежало спросить, верит ли он слугам своим, Анрие и Пуату и допускает ли он, чтобы они на суде свидетелями были. Помянутый сир ответствовал, что среди приближенных своих он не терпит тех, в чьей честности он не уверен, и что если бы он о них узнал иное, то первым бы распорядился, чтобы они понесли наказание. И он не опротестовал свидетелей, но и не одобрил... [140]

Расследование уполномоченных

герцога Бретонского

С 18 сентября по 8 октября 1440 года

18 сентября 1440 года.

Сие дознание и следствие осуществлены с целью доказать, поелику возможно, что сир де Рэ, а также соратники его и сообщники похищали сами либо руками слуг своих некое число маленьких детей или же иных лиц, что они их избивали и умерщвляли, дабы заполучить кровь их, сердце, печень или иные подобные части тела и чтобы преподнести их в жертву дьяволу или иное колдовство с ними творить, по поводу чего множество имеется жалоб. Расследование сие ведет Жан де Тушронд, назначенный на то герцогом, властительным сеньором нашим.

Жан Колен (sic) - первый из названных свидетелей, коего следователь принял, 18 сентября 1440 года.

Перонн Лессар, живущая в Ла-Рош-Бернаре, сообщает под присягою, что два года назад в сентябре помянутый сир де Рэ, возвращаясь из Ванна, остановился на ночлег в означенном селении Ла-Рош-Бернар, у помянутого Жана Колена, и провел там ночь. Свидетельница жила тогда напротив постоялого двора помянутого Жана Колена. Ее сына десяти лет от роду, ходившего в школу, приметил слуга сира де Рэ по имени Пуату. Пуату сей пришел поговорить с помянутой Перонн, требуя от нее согласия на то, чтобы ребенок остался с ним: говорил, что его будут хорошо одевать и великие выгоды ему сулил; при этом помянутый Пуату утверждал, что для него ребенок будет прекрасным приобретением. На это помянутая Перонн ему ответила, что у нее есть еще время на то, чтобы дождаться пользы от сына ее и что она его из школы забирать не будет. Тогда помянутый Пуату торжественно поклялся, что, забрав ребенка, отправит его в школу, а Перонн даст сто су на платье. Доверившись обещанию его, она позволила ему взять ребенка с собою.

Вскоре Пуату принес ей четыре ливра за платье. Она заметила, что недостает двадцати су, - он же возражения сии отверг, сказав, что обещал ей лишь четыре ливра. Она же ему сказала, что теперь-то поняла: он вряд ли исполнит остальные свои обещания, ибо уже должен ей двадцать су. На что он ей сказал, чтобы она сильно не волновалась и что он довольно им еще поднесет даров, ей и ребенку ее. После чего он помянутого ребенка забрал и повел его на постоялый двор Жана Колена, где остановился названный сир. На следующий день, когда Жиль де Рэ оттуда выходил, Перонн оная справилась о своем сыне помянутом, бывшем там же. Однако сир де Рэ ей ничего не ответил; помянутому Пуату, при нем находившемуся, он сказал, что ребенок выбран правильно и что он прекрасен, словно ангел. Названный Пуату ему ответил, что выбирал его не кто иной, как он сам, и помянутый сир ему сказал, что он не ударил в грязь лицом и сделал правильный выбор. И затем ребенок оный уехал с помянутым Пуату, вместе с названным сиром, на лошадке, купленной помянутым Пуату у названного Жана Колена. С тех пор женщина эта никаких известий ие имела и не слыхала о том, где могло бы находиться помянутое чадо ее, и она не видела его более в окружении названного сира, каковой после этого проезжал через означенный Ла-Рош-Бернар. И с тех пор она названного Пуату в свите помянутого сира не видела. Те из приближенных сира оного, у коих она спрашивала, где ее дитя, говорили, что сын ее в Пузоже или в Тиффоже.

[Подпись:] Де Тушронд

Жан Колен и жена его [141], Оливия, мать жены помянутого Колена, живущие в Ла-Рош-Бернаре, под присягою сообщают, что два года назад в сентябре помянутый сир де Рэ, проездом из Ванна, остановился на их постоялом дворе и провел там ночь. И что некий Пуату, слуга помянутого сира, столько всего сделал для Перонн Лессар, жившей тогда напротив их дома, что она доверила им сына своего, посещавшего тогда школу и бывшего одним из красивейших детей в тех краях, чтобы он жил у него; и помянутый Колен продал названному Пуату лошадку за шестьдесят су, дабы ребенка оного увезти. А женщины помянутые сказали, что в тот вечер, когда мать доверила ребенка этому Пуату, он его повел на постоялый двор, принадлежащий свидетелям, и говорил другим слугам помянутого сира, что это его паж, они же ему говорили, что он не для него и что помянутый сир, господин их, прибережет ребенка оного для себя. На следующий же день, когда сир помянутый с означенного постоялого двора вышел, намереваясь уехать, женщины сии услыхали, как мать этого ребенка справилась о сыне своем в присутствии ребенка и Пуату; на что помянутый сир сказал Пуату, что ребенок выбран правильно; Пуату же ответствовал, что выбирал его не кто иной, как он сам, а сир помянутый ему сказал, что он не ошибся и что ребенок прекрасен, словно ангел. Вслед за тем ребенок оный уехал на помянутой лошадке с названным Пуату и помянутым сиром. И Колен оный заявляет, что два или три месяца спустя он видел, как кто-то другой, а не ребенок помянутый, взбирается на лошадь сию, что его поразило. И свидетели вышепоименованные говорят, что с тех пор они помянутого ребенка не видели и не слыхали, где он находится, только вот женщины оные говорят, что когда они спросили об этом у приближенных помянутого сира, одни ответили, что он в Тиффоже, другие же, что он мертв: что когда они проезжали по мостам Нантским, его снесло ветром в реку. С тех пор она не видела, чтобы помянутый Пуату проезжал через селение оное Ла-Рош-Бернар в свите названного сира, когда тот сам проезжал через Ла-Рош-Бернар. И в последний раз, когда он там был, шесть недель назад, возвращаясь из Ванна, они спросили слуг помянутого сира, где помянутый Пуату находится, дабы узнать, где находится помянутый ребенок, и выяснили, что Пуату оный уехал в сторону Редона; и они подумали, что случилось это из-за громогласных сетований помянутой Перонн о сыне своем - каковые сетования могли стать известны помянутому Пуату через приближенных названного сира.

[Подпись:] Де Тушронд

Жан Лемейньен и жена его, Аллен Дюли, Перро Дюпуэ, Гийом Жантон, Гийом Портюис, Жан Лефевр, клирик, из храма св. Стефана в Монлюке, сообщают под присягою, что около трех лет назад они часто видели, как маленький ребенок, сын Гийома Бриса, бедняка из помянутого прихода, просил милостыню в крепости Сен-Этьен-де-Монлюк, где жил отец его. Было этому ребенку около восьми или девяти лет от роду, а отец его умер год назад, в начале масленицы. Ребенок сей был весьма красив, и звали его Жаме. Свидетели заявляют, что со времени последнего праздника - дня св. Иоанна - они его более не видели и не слыхали ничего ни о том, где он мог бы находиться, ни о том, что с ним сталось. Кроме того, Дюпуэ оный сказал, что в последний из дней св. Иоанна или около того он встретил старуху с румяным лицом, лет ей было от пятидесяти до шестидесяти; она была откуда-то из Куерона, а встретил он ее близ пресвитерии в Сен-Этьене; поверх платья на ней была надета полотняная блуза. А прежде он видел, как она по пути из Савне проходила через помянутый (sic) лес Сен-Этьенский, держа путь то ли в Куерон, то ли в Нант. В тот день, когда она пришла со стороны Куерона, свидетель видел помянутого ребенка близ той дороги, на коей он встретил помянутую старуху, на расстоянии, так сказать, полета стрелы от помянутой пресвитерии, близ каковой пресвитерии жил некий Симон Лебретон. И свидетель заявляет, что с тех пор он помянутого ребенка не видел и ничего о том, где бы он находиться мог, не слыхал. Равно как и не было в краю том никого, кто подал бы жалобу, ибо заступников у него не было; мать же его была нищей, день ото дня просившей милостыню.

Свидетели оные были допрошены Жаном де Тушрондом совместно с Жаном Тома 18 сентября 1440 года.

[Подпись:] Де Тушронд, Тома

27 сентября 1440 года.

Сия часть дознания и следствия осуществлена с целью доказать, поелику возможно, что некоторое количество детей, а также иных лиц, привели в замок Машкуль, там же их избивали и умерщвляли сир де Рэ и приближенные его, дабы заполучить кровь их, сердце, печень или иные подобные части тела, чтобы преподнести их в жертву дьяволу или иное колдовство с ними творить. Расследование сие осуществлялось Жаном де Тушрондом, коему ведение дела оного поручено было герцогом, а помогал ему Николя Шато, нотариус Нантского суда, 27 сентября 1440 года.

Гийом Фуреж и жена его, Жанна, жена Жана Лефлу, Ришарда, жена Жана Годо из Пор-Лоне, близ Куерона, заявляют под присягой, что около двух лет назад маленький мальчик лет двенадцати, сын покойного Жана Бернара, соседа их, из помянутого Пор-Лоне, и другой мальчик из Куерона, сын Жана Менье, направились в Машкуль за обычным в той местности подаянием, дабы получить милостыню; и с того дня сына помянутого Бернара более не видели и никаких известий о нем не получали, разве что слыхали от помянутого сына Жана Менье, что три дня спустя он вернулся в Машкуль и как-то вечером сын Жана Бернара с ним условился, чтобы тот его ждал в определенном месте, за домами машкульскими, и что он поищет им место для ночлега; сказав сие, он ушел, оставив Менье помянутого там, где он ему сие сказал и где тот его прождал более трех часов, надеясь, что он вернется, однако с тех пор он его не видел и никаких известий о нем не получал. Свидетели же заявляют, что они затем видели, как мать помянутого Бернара, отлучившаяся ныне на сбор винограда, весьма сетовала. Кроме того, жена помянутого Фурежа заявила, что на протяжении года она иногда встречалась с какой-то незнакомой старухою в дешевом сером платье и с черным капюшоном, женщина та была небольшого роста; как-то раз с нею был маленький мальчик, и она говорила, что направляется в Машкуль, и прошла с помянутым ребенком через Пор-Лоне; вскоре же, через два или три дня, свидетельница увидела, как она возвращается без ребенка; тогда она у старухи спросила, что с ним случилось, а женщина сия ей ответствовала, что она его поместила к хорошему хозяину.

[Подпись:] Де Тушронд, Шато

28, 29 и 30 сентября 1440 года

Другая часть дознания и следствия затрагивает дело означенное, ведущееся против помянутого сира де Рэ, приближенных его и сообщников Жаном де Тушрондом, Мишелем Эстрийяром и Жаном Копжоржем младшим, назначенными на должности сии герцогом, а помогал им Николя Шато, нотариус суда Нантского, 28, 29 и 30 сентября 1440 года.

Андре Барб, сапожник, живущий в Машкуле, сообщает под присягою, что со времени Пасхи он слышал, как говорили, что пропал сын Жоржа Лебарбье, из Машкуля, что однажды заметили, как он собирает яблоки за домом Роидо, и что с тех пор его более не видели; кто-то из соседей говорил Барбу и жене его, чтобы они присматривали за ребенком своим и что его могут похитить, они же великий испытали страх, и свидетель даже побывал в Сен-Жан-д'Анжели, и его спросили, откуда он, и он ответствовал, что из Машкуля, после чего все были удивлены весьма, сказав ему, что там едят маленьких детей.

Он сказал, что пропали также ребенок Гийома Жедона, живший у Гийома Илере, ребенок Жанно Руссен и еще один - Александра Шателье, из Машкуля. Кроме того, он слышал, как и другие жаловались на утрату детей в помянутом Машкуле. Он добавляет, что никто не осмеливался о том говорить, боясь людей из капеллы сира де Рэ или кого-то еще из приближенных его, в страхе, что если жалобы сии до них дойдут, их заключат в темницу либо дурно с ними обойдутся.

Кроме того, он сказал, что в церкви Св. Троицы в Машкуле слышал жалобы человека, коего не знал, вопрошавшего, не видел ли кто-нибудь его семилетнего ребенка; было это около восьми месяцев назад.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Жанетта, жена Гийома Сержана, живущего в приходе св. Креста в Машкуле, в селении Ла-Букардьер, сообщает, что около года назад, на последнюю Пятидесятницу, она с мужем пошла вскапывать землю на поле, дабы сажать там коноплю; дома они оставили восьмилетнего своего ребенка следить за малой полуторагодовалой дочерью, по возвращении же они помянутого восьмилетнего ребенка не нашли, что их весьма удивило и опечалило; и они пошли справиться о нем в приходах Машкуля и в иных краях, однако с тех пор никаких известий о нем не получали и не слыхали, что кто-либо его видел.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Жорже [Ле]барбье, портной [142], живущий близ замка Машкуль, сообщает, что у него был сын по имени Гийом, коего он поместил к Жану Пелетье, портному госпожи де Рэ и приближенных сира де Рэ - он обучался ремеслу и жил у него; в последний праздник св. Варнавы или около того юноша оный, восемнадцати лет отроду, играл в Машкуле в мяч; помянутый сир и приближенные его находились тогда в замке Машкуль; и с вечера того дня он своего сына помянутого более не видел и не слыхал никого, кто бы его видел и знал, что с ним сталось, хотя он об этом неоднократно и многих вопрошал. И он сказал, что портной, мастер его, и помянутый ребенок, слуга его, постоянно ходили в замок и ели там.

Кроме того, он говорит, что слышал слова, произнесенные шепотом, о том, что в замке оном убивали детей.

Далее, он заявляет, что слышал, как говорили, что паж мессира Франческо [143], живший у названного сира, также пропал.

Еще он говорит, что видел, как великое множество детей шли просить милостыню в замок Машкуль, когда сир помянутый и приближенные его там располагались.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Гийом Илере и жена его, Жанна Илере, живущие в Машкуле, сообщают, что слышали, как приблизительно в означенное время сын помянутого Жорже Лебарбье пропал и с тех пор они его более не видели и не слыхали о том, чтобы кто-то видел его. Кроме того, помянутый Гийом Илере вспоминает, что около семи или восьми лет назад ребенок двенадцати лет, сын Жана Жедона, жил у него и учился скорняжному ремеслу. И помянутый Гийом Илере сообщает, что во время оное, в присутствии Роже де Бриквиля, Жиль де Сийе попросил его одолжить своего слугу помянутого, дабы направить его с поручением в замок оный Машкуль, и помянутый Илере все это исполнил. Гийом и жена его заявляют, что они помянутого прислужника не видели и не слыхали, что кто-либо его видел. И в тот же день, весьма поздно, помянутый Гийом Илере спросил у названных Сийе и Бриквиля, что с его слугою сталось, а они ему ответствовали, что им о том неизвестно, разве что он пошел в Тиффож, туда, где, по словам помянутого Сийе, его забрали к себе грабители, дабы сделать своим пажом.

Далее, свидетели заявляют, что слышали, как многие говорили о том, что ребенок Жанно Руссен и другой - ребенок Александра Шателье, живших тогда - первая в окрестностях деревни, второй - напротив церкви Св. Троицы в Машкуле, - также исчезли; и они слышали, как отец и матери их с превеликою скорбью на исчезновение сие сетовали.

Далее, помянутый Гийом Илере заявляет, что около пяти лет назад слыхал, от некого Жана Дюжардена, жившего тогда у мессира Роже де Бриквиля, что в замке Шантосе нашли подземный ход, полный мертвых детей.

Далее, Гийом Илере оный заявляет, что слышал, как некая женщина из Рэ, имени коей он не знает, жаловалась в Машкуле, что у нее пропал ребенок.

Далее, свидетели заявляют, что слышали, как все и повсюду говорили о том, что в замке помянутом умерщвляли детей, по каковой причине они сами полагают, что дети оные там были загублены и убиты.

И тогда предстал пред нами, уполномоченными, названный Жан Жедон, каковой заявил, что ранее доверил сына своего помянутого оному Гийому Илере, дабы тот обучил его ремеслу скорняжному; и помянутый ребенок его пропал, как - о том ему неведомо, и с того времени он его более не видел и известий от него никаких не получал. К тому же он сказал, что слышал, как сетовали на пропажу других детей.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Жан Тифолоз младший, Жуан Обен, Клеман Доре, из Тувуа, говорят, что слышали, как Матлен Туар жаловался и сетовал по поводу ребенка своего, ибо не знал, что с ним стряслось, и весьма этим был опечален; свидетели говорят, что Туар оный был бедняком. А жалобы его они слышали около полугода назад, ребенку же было около двенадцати лет.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Жан Руссен из Машкуля заявляет, что однажды около девяти лет назад ребенок его девяти лет от роду должен был присматривать за скотом и в тот день домой не вернулся; каковому обстоятельству свидетель сей и жена его весьма удивились, не зная, что с ним произошло. И с тех пор, после жалоб и стенаний жены его и его собственных, ему две соседки, ныне покойные, сказали, что видели, как Жиль де Сийе, одетый в табар [144], в кисейном платке, покрывавшем лицо его, разговаривал с названным ребенком и как ребенок помянутый ушел в замок через черный ход. Кроме того, он сказал, что ребенок его помянутый, живший близ замка, хорошо оного Жиля де Сийе знал, а порою приносил в замок молоко тем, кому оно нужно было. И он заявляет, что с тех пор ничего о помянутом ребенке своем не слыхал.

Вдобавок он сказал, что накануне того дня, когда он потерял помянутого сына своего, слышал он жалобы по поводу утраты ребенка названного Жедона, жившего у помянутого Гийома Илере. Также он сказал, что слышал, как другие люди по поводу утраты своих детей жаловались.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Жанна, вдова Эмери Эделена, прежде жена Жана Бонно, живущая в Машкуле, говорит, что был у нее маленький сын восьми лет, волосы его были светлы, он ходил в школу, был весьма пригожим и способным; жил он с матерью помянутой Жанны близ замка Машкуль; и около восьми лет назад ребенок сей исчез, и никому не известно, что с ним приключилось. А до того дети Руссена и Жедона равным образом пропали. И недели две спустя ребенок Mace Сорена, жена коего приходилась оной Жанне теткою, также пропал; следуя же жалобам, раздававшимся отовсюду, люди посчитали, что дети оные были похищены, дабы их отдали англичанам в обмен на освобождение мессира Мишеля де Сийе, бывшего, как говорили, узником англичан; а приближенные помянутого сира якобы сказали, что в качестве выкупа за названного сира Мишеля должно было англичанам поставить двадцать четыре ребенка мужского пола.

Далее, она сказала, что около двух или трех лет назад она видела в Машкуле человека по имени Оран, жившего где-то около Сен-Мема, который мучился и стенал, ибо пропал сын его, он же спрашивал о нем в помянутом Машкуле, однако, насколько Жанне оной о том известно, известий о нем не было.

Далее, она сказала, что в этом году после Пасхи она слышала, как некий Эзе и жена его, живущие в Машкуле, в приходе св. Креста, в доме некоего Пенсонно, жаловались на то, что ребенок их пропал.

Далее, она заявляет, что слышала, как говорили о пропаже многих других детей, в Бретани и прочих краях, по коим великие всюду разносились сетования. Среди прочих некий человек из Тиффожа, чье имя она запамятовала, ей говорил, что на одного пропавшего ребенка в окрестностях Машкуля приходилось семеро в окрестностях Тиффожа: их похищали в поле, когда они пасли скот, и неизвестно было ни того, что с ними произошло, ни того, что с ними сталось.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Mace Сорен и жена его заявляют, что приблизительно в то же самое время, кое указано было помянутой женою Эделена оного, ребенок жены сей пропал, и никому неизвестно было, что с ним случилось, а вскоре они услыхали, что ребенок Александра Шателье, а также ребенок некого Руссена и еще один - некого Гийома Жедона, живший у Гийома Илере, равным образом исчезли; и тогда все предположили, что их отдали англичанам, дабы они отпустили мессира де Сийе, пленника их, при этом говорили, будто за освобождение его нужно предоставить некое число маленьких детей, коих англичане должны сделать пажами.

Далее, они говорят, что сын Жорже Лебарбье, ближайшего их соседа, после Пасхи исчез, и никто не знает, что с ним стряслось. Великие слышны были жалобы на сии, а равным образом и на иные пропажи, однако никто много о том говорить не осмеливался.

[Подпись:] Де Тушронд, Шато, Копжорж

Перрин, жена Клемана Рондо, из Машкуля, сказала, что в течение года муж ее был так болен, что его соборовали и считали, что он умирает, а перед тем и еще ранее м-р Франческо [145] и маркиз де Сева, ломбардцы, находившиеся на службе у сира де Рэ [146], остановились в доме ее в верхней комнате, где и спали вместе; и в тот день, когда муж ее помянутый соборовался, Перрин оная осталась вечером в комнате м-ра Франческо и маркиза, ибо рыдала и причитала весьма из-за мужа, они же ушли в замок Машкуль, оставив пажей своих в помянутой комнате, дабы те поужинали. Когда же м-р Франческо и маркиз вернулись, то весьма обозлились на то, что помянутая Перрин там была, и, осыпая ее ругательствами, взяли ее - один за ноги, другой за плечи - и вытащили на лестницу, решив сбросить вниз; с таким намерением Франческо помянутый ударил ее ногою в зад; и она считает, что упала бы, не поймай ее кормилица за платье.

Далее, она сказала, что после этого слышала, как маркиз помянутый сообщал оному Франческо, что нашел ему красивого пажа из окрестностей Дьепа, коим, по словам Франческо, он весьма доволен был; так малый ребенок, весьма красивый, происходивший, по его словам, из Дьепа, из хорошей семьи, пришел помянутому Франческо служить и был у него около двух недель. После этого Перрин подивилась сама себе, не понимая, что с пажом оным стряслось, и задала вопрос сей помянутому Франческо: где же паж его? Франческо ей ответствовал, что паж его обманул и скрылся с двумя экю, ему принадлежавшими, оставив ему ничего не стоившие подписи.

Далее, она сказала, что затем Франческо оный и м-р Эсташ Бланше остановились в небольшом доме в Машкуле, где жил некий Перро Каю, коего они оттуда выставили, взяв у него ключи от означенного дома; дом сей удален от поселений, стоит в уединенном месте, на глухой улице; у входа там колодец; и в небольшом этом доме, который нельзя счесть достойным пристанищем для порядочных людей, помянутые Франческо и м-р Эсташ ночевали, а маркиз оный, часто помянутых Франческо и м-ра Эсташа посещавший, ночевал в доме помянутой Перрин и мужа ее.

Далее, она сказала, что после ареста помянутого сира и иных вышепоименованных лиц она видела, как в присутствии Жана Лаббе и других из дома помянутого Каю выносили прах, оставшийся, как говорили, от сожженных детей, и небольшую детскую сорочку окровавленную, издававшую запах столь тошнотворный, что она, его вдохнув, сделалась больна.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Андре Бреше, из прихода св. Креста в Машкуле, заявляет под присягою, что около шести месяцев назад он стоял на страже в замке Машкуль и что после полуночи заснул; когда же он спал, незнакомый ему человек маленького роста внезапно появился на дозорном пути, разбудил его и приставил к нему обнаженный кинжал со словами: "Ты сейчас умрешь". Однако, услышав мольбы помянутого Андре, человек сей ему ничего не сделал, продолжил путь свой и удалился. Андре же оного событие это весьма перепугало, так, что он весь взмок; а на следующий день он встретил сира де Рэ, который возвращался в Машкуль с острова Буэн. С тех пор он на страже помянутого замка стоять не осмеливался.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Перро Паскето, Жан Copo, Катрин Дегрепи, Гийом Гарнье, Перрин, жена Жана Вейяра, Маргарита, жена Перро Редине, Мари, жена Жана Кеффена, Жанна, жена Этьена Ланде, из Фресне, близ Машкуля, заявляют под присягою, что после недавней Пасхи они слыхали, как Гийом Амелен и Изабо, жена его, с превеликой скорбью сетовали на исчезновение двоих детей своих, а что с ними стряслось - они не знали. С тех они не слышали, чтобы кто-то этих детей видел или с ними встречался.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Изабо, жена Гийома Амелена, живущая в поселке Фресне, куда она с мужем приехала около года назад из Пуансе, заявляет под присягою, что где-то за неделю до окончания прошлого года она послала двоих сыновей своих, одного пятнадцати, а другого - около семи лет, в Машкуль, дабы они купили хлеба на те деньги, что она им дала, они же не вернулись, и с тех пор она не сумела выяснить, куда они делись. Однако на следующий день м-р Франческо и маркиз [147], жившие у сира де Рэ [148], коих по ее словам она хорошо знает и видела многократно, пришли к ней в дом, и маркиз спросил, излечила ли она грудь свою; отвечая ему, она спросила, с чего он взял, что у нее было недомогание, ибо на самом деле она ничем не болела. Он ей сказал, что она все же болела и что она не из тамошних краев, а из Пуансе; она же у него спросила, откуда ему об этом известно, а он ей ответствовал, что ему об этом хорошо известно; тогда она признала его правоту. После чего он окинул взглядом дом ее и спросил, замужем ли она, на что она ему ответила утвердительно, сказав, что муж ее приехал в их край, дабы найти работу. Когда же он заметил двоих маленьких детей в доме, а именно мальчика и девочку, он спросил, ее ли это дети; она ответила утвердительно, после чего он ее спросил, нет ли у нее еще детей; на что она ответила, что у нее есть еще двое детей, не упоминая об их исчезновении, говорить о коем она не осмеливалась. Тогда они ушли и когда покидали дом, она услыхала, как помянутый маркиз сказал оному м-ру Франческо, что из этого дома забрали двоих.

Кроме того, она сказала, что где-то за восемь дней до того слышала, как Мишо Буэ и жена его, из Сен-Сир-ан-Рэ, также потеряли ребенка, коего с тех пор не видели.

[Подпись:] Де Тушронд, Шато, Копжорж

Перро Судан, из Фресне, заявляет под присягою, что во время, указанное помянутою Изабо [149], он видел, как помянутый м-р Франческо [150] и помянутый маркиз [151] говорили с оною Изабо перед домом, где она живет, однако он не услышал того, что они ей говорили, ибо происходило это на таком отдалении, из-за коего было сие попросту невозможно. Равным образом слышал он, как Изабо жаловалась на исчезновение двоих детей своих, а Мишо Буэ - одного ребенка, каковых детей никто более не видел, насколько ему известно.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Гийометта, жена Мишо Буэ, из Сен-Сир-ан-Рэ, заявляет под присягою, что через неделю после недавней Пасхи красивый и белокурый мальчик ее, восьми лет от роду, пошел за милостыней в Машкуль и не вернулся; с тех пор она известий от него не получала, хотя муж ее, отец помянутого ребенка, справлялся о нем повсюду; а на следующий день, когда в Машкуле раздавали милостыню во имя покойной Маэ Лебретон, она присматривала за скотом, и к ней пришел незнакомый высокий человек, одетый в черное, и спросил у нее помимо прочего, где ее дети и почему они не присматривают за скотом. Она ответила, что они пошли просить милостыню в Машкуль, засим он ее оставил и исчез.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Гийом Родиго, прозванный Гийомом де Герандом, и жена его, живущие в Бургнефе-ан-Рэ, заявляют под присягою, что накануне последнего дня св. Варфоломея сир де Рэ и приближенные его, среди коих находились м-р Эсташ Бланше и Пуату, приехали в Бургнеф-ан-Рэ на ночлег. И помянутый сир поужинал у Гийома Плюме. У Родиго же оного жил мальчик пятнадцати лет по имени Бернар Лекамю, родом из окрестностей Бреста, коего дядя и манкадр [152] из Бреста ему доверили, дабы мальчик учился французскому языку и жил у него. В тот день помянутые м-р Эсташ и Пуату говорили с мальчиком оным, весьма красивым и способным; свидетелям неизвестно, что они ему сказали, а Пуату помянутый пришел к названному Родиго и спросил его, что тот может у помянутого сира купить, говоря, что сделку между оным Родиго и сиром помянутым он уже заключил. В тот же вечер около десяти часов ребенок сей покинул дом их, не забрав с собою ни платья своего, ни обуви, ни капюшона, без ведома и в отсутствие помянутого Родиго и жены его; а слуга их им поведал, что прежде чем покинуть дом, ребенок ему сказал, что он уходит и попросил его позаботиться о чашках и расставить их правильно, после чего исчез; с тех пор они ребенка сего не видели и не слышали ничего о том, что с ним случилось, хотя названный Родиго об этом справлялся у сира оного и помянутых приближенных его, предложив им сорок экю за то, чтобы они ему мальчика вернули. На что помянутые Пуату и Эсташ ему ответствовали, что если бы они его сумели отыскать, они бы его охотно ему отдали, однако они, дескать, боятся, как бы он не ушел в Тиффож, дабы стать там пажом.

Маргарита Сорен, из прихода св. Аниана, служанка помянутых Родиго и жены его, заявляет под присягою, что приблизительно в то время, кое выше указано было, когда она и помянутый ребенок после ужина находились в доме названного Родиго, где вместе играли, а Родиго помянутый и его жена были неподалеку, в другом доме, им принадлежащем, где они отужинали, появился помянутый Пуату и спросил их, всегда ли они играют вместе; они ему ответили утвердительно; после чего отвел в сторону помянутого ребенка, положив одну руку ему на плечо, второю же держа шапку его, и говорил ему что-то голосом столь тихим, что она не могла ничего разобрать. Затем, поговорив с ним так, помянутый Пуату удалился; тогда свидетельница спросила у помянутого ребенка, что ему сказал Пуату; он ей ответствовал, что тот ему ничего не сказал; вскоре же ребенок свидетельнице сообщил, что хочет уйти и попросил ее позаботиться о делах его и их уладить; и он ушел, не пожелав ей сказать, куда, хотя она настаивала на том, чтобы он ей это сообщил. Он оставил там платье свое, обувь и капюшон, уйдя в том, что на нем было. С тех пор она его более не видела и никаких известий от него не получала.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Гийом Плюме и жена его, Мишель Жерар, из Бургнефа-ан-Рэ, заявляют под присягою, что они видели, как у Родиго помянутого жил хороший мальчик из Нижней Бретани по имени Бернар. Он жил там перед недавним днем св. Варфоломея, однако незадолго до помянутого праздника сир де Рэ приехал в Бургнеф и остановился там на ночлег, а затем они услыхали, как помянутые Родиго и жена его весьма сетовали по поводу пропажи помянутого ребенка, коего свидетели никогда более не видели и известий о коем они более не получали.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Тома Эзе и жена его, живущие в Пор-Сен-Пере, заявляют под присягою, что около года они жили в Машкуле, что на недавнюю Пятидесятницу они все еще там жили и что, будучи бедняками, они перед Пятидесятницей помянутой послали сына своего, коему было около десяти лет от роду, за милостыней в замок Машкуль, где в то время расположился сир де Рэ; с тех пор они ребенка своего более не видели и известий о нем не получали, за исключением следующего: маленькая девочка, - чьего имени она не знает, как не знает имени отца ее, - сказала ей, что она видела, как сын ее просил милостыню около замка и что вначале милостыню давали только девочкам, затем мальчикам, а после этой второй раздачи она услыхала, как один из слуг сказал сыну свидетелей, что ему не дали мяса и что он должен зайти в замок помянутый, где ему мясо сие дадут; и в самом деле, после этого его впустили в означенный замок.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж, Шато

Жанетта, жена Эсташа Друэ из Сен-Леже, близ Пор-Сен-Пера, заявляет под присягою, что за год до последнего Рождества, за две недели до праздника или около того, она послала двоих сыновей своих, одного десяти, другого же семи лет, за милостынею в Машкуль, поскольку слышала, как говорили, что сир де Рэ повелел там милостыню раздавать и что, более того, люди там делали сие с охотою. И она сказала, что дети помянутые остались на несколько дней в Машкуле, она же встретила людей, сказавших, что они их там видели; однако с тех пор она туда часто приходила и их не видела и не знает, что с ними приключилось, хотя она и муж ее многократно о них справлялись.

[Подпись:] Де Тушронд, Копжорж

2 октября 1440 года

Другое дознание и следствие, Жаном де Тушрондом и Этьеном Алуаром произведенные, кои назначены были на то герцогом, помогал же им Николя Шато, нотариус Нантского суда, 2 октября 1440 года.

Жанетта Дегрепи, [вдова] Реньо Донета, из прихода Богоматери Нантской, сообщает и заявляет под присягою, что два года назад, в день св. Иоанна или около того, когда сир де Рэ расположился в ее доме в Нанте, пропал двенадцатилетний сын ее, школьник. И с тех пор она известий о нем не получала, разве что две недели назад она услыхала, как Перрин Мартен, заключенная в тюрьме Нантской, созналась, что привела помянутого ребенка к сиру оному в покои его, в дом его Ла-Сюз в означенном Нанте, и что помянутый сир приказал привести его в Машкуль и передать привратнику; кроме того, она созналась, что и в самом деле привела туда помянутого ребенка.

Далее, она говорит, что Жан Юбер и Дени де Лемьон из того же Нанта тоже потеряли своих сыновей [153], коих она знала, и что слышала, как они сетовали на утрату их; и с тех пор она детей оных более не видела.

Далее, она говорит, что по поводу жалобы, кою она обращала к некому Шерпи или к иным приближенным помянутого сира, ибо [ребенок ее] часто бывал в доме Ла-Сюз, неподалеку от которого жила помянутая Перрин, Шерпи оный и приближенные помянутого сира ей сказали, что, по их мнению, он ушел в Машкуль, дабы стать там пажом.

[Подпись:] Этьен Алуар, Де Тушронд, Шато

Жан Жанвре и жена его, из прихода св. Креста в Нанте, заявляют под присягою, что два года назад, за восемь дней до праздника св. Иоанна Крестителя, когда сир де Рэ остановился в Нанте в доме своем Ла-Сюз, они потеряли девятилетнего сына своего, школьника, иногда посещавшего дом помянутый Ла-Сюз; и с тех пор они известий о нем не получали, разве что три недели назад они услыхали, как говорили, что Перрин Мартен, заключенная в тюрьме Нантской, созналась в том, что привела ребенка оного к сиру де Рэ, в замок его Машкуль.

[Подпись:] Де Тушронд, Этьен Алуар, Шато

Жан Юбер и жена его, из прихода св. Леонарда в Нанте, заявляют под присягою, что два года назад, в четверг, последовавший за днем св. Иоанна Крестителя, они потеряли своего тринадцатилетнего сына, школьника; а сир де Рэ тогда жил в доме своем в Нанте. До этого ребенок сей, будучи нанят на восемь дней, жил у Принсе, принадлежавшего к свите помянутого сира. Принсе, наняв его, должен был ребенку предоставить наилучшие условия, пообещав родителям, что ребенку будет от этого много пользы, равно как и им, однако ребенка он родителям не отдал и даже не привел никаких причин, по коим он от него ушел. Ребенок же помянутый им сказал, что у Принсе оного есть лошадь, на которую он взбираться не осмеливался, боясь, как бы она его не убила. На что родители ему сказали, что он должен вернуться в школу, ребенок же им ответствовал, что у помянутого сира де Рэ служит один благородный человек, назвавшийся Спаденом, с коим он завязал дружбу и у кого желал бы жить, ибо тот ему пообещал хорошо его снарядить, отвести его в другую страну [154] и сделать ему много добра. Поверив словам ребенка, родители его отпустили, и на следующий день после возвращения от помянутого Принсе он и в самом деле туда уехал, проведя дома лишь одну ночь. Когда же после этого он ушел в дом Ла-Сюз, где был в то время помянутый сир, они своего ребенка видели на протяжении недели. Однако в это время сир помянутый отсутствовал четыре или пять дней, оставив в Ла-Сюзе часть приближенных своих вместе с помянутым ребенком. А в тот день, когда сир вернулся, ребенок пошел к родителям своим и сказал матери, что сир его очень любит, что он только что убрал комнату свою и что наставник его дал ему каравай хлеба, испеченный для помянутого сира, каковой он отнес матери. Он сказал ей и о том, что некий Симонне, один из слуг помянутого сира, передал ему еще один каравай такого же хлеба, дабы он отнес его одной женщине в городе. И свидетели говорят, что с тех пор они своего ребенка более не видели и известий о нем не получали, хотя и жаловались на исчезновение его приближенным помянутого сира, им отвечавшим, что какой-то шотландский рыцарь, коему он понравился, увез его с собою. Месяц назад они бесхитростно и доверчиво пожаловались на утрату сына своего жене м-ра Жана Бриана, и жена Жана Бриана сказала жене названного Юбера, что та утверждает, будто помянутый сир убил ее ребенка. На что жена Юбера ответствовала, что она ничего подобного не говорила, однако жена Бриана возразила, что это не так, и что она еще об этом пожалеет, она и другие.

Далее, свидетели говорят, что после пропажи ребенка помянутый сир жил в Нанте около двух недель, на протяжении коих названный Спаден послал за Юбером, по словам последнего, и спросил у него, где сын его; на что тот ответствовал: ему о том неизвестно, однако он отдал его названному Спадину, который и несет за него ответственность; на это помянутый Спадин ему возразил, что он слабоумный и что он сам несет ответственность за пропажу своего сына. Они говорят также, что слышали, как Дегрепи, [вдова] Реньо Донета, Дени де Лемьон и жена его, Жан Жанвре с женою равным образом жаловались на пропажу своих детей.

Далее, Юбер оный заявляет, что, потеряв ребенка своего, он сказал Принсе, что тот совершил великий грех, не уследив и не позаботившись о мальчике; Принсе же оный ему ответствовал, что это его не касается и что ребенок, очевидно, находится у благородного человека, который ему принесет много добра.

[Подпись:] Де Тушронд, Этьен Алуар, Шато

Агес [155], жена Дени де Лемьона, ткача из прихода Богоматери Нантской, говорит, что около полутора лет назад племянник ее, сын Колена Авриля [156], жил с мужем ее и с нею, было ему восемнадцать лет, и он порой заходил в дом Ла-Сюз; как-то вечером, когда там расположился сир де Рэ, один из слуг его попросил ее отдать ему мальчика, дабы показать ему резиденцию архидиакона Мерля, пообещав ей за то каравай хлеба; она его предложение приняла, сопровождала его, а затем вернулась к себе; а на следующий день помянутый мальчик направился в дом Ла-Сюз, намереваясь получить оный каравай; с тех пор он не возвращался, и никаких известий о том, что с ним могло статься, она не получала.

[Подпись:] Де Тушронд, Этьен Алуар, Шато

Жанна, жена Гибеле Дели, из прихода св. Дионисия в Нанте, заявляет, что год назад, на последний пост, она потеряла семилетнего ребенка своего, который бывал в доме Ла-Сюз, где столкнулся с неким Шерпи, поваром сира де Рэ, каковой во время исчезновения ребенка находился в помянутом Ла-Сюзе. А м-р Жан Бриан, живший там же, сказал ей, что видел, как помянутый ребенок жарил мясо, и если верить ему, он сказал помянутому повару, что тот не должен заставлять его работать таким образом на кухне; с тех пор она помянутого ребенка более не видела и известий о нем никаких не получала.

Далее, она сказала, что три или четыре месяца назад жаловалась жене помянутого м-ра Жана Бриана, говоря, что ей-де рассказывали, будто сир де Рэ повелевал похищать маленьких детей, дабы их убивать; однако двое слуг помянутого сира, имен коих она не знает, появились, когда она произносила эти слова, и названная жена Бриана им сказала, что свидетельница утверждает, будто помянутый сир повелевал убивать малых детей, а названная жена ей сказала, что она еще об этом пожалеет, как и другие; свидетельница тогда извинилась пред слугами помянутого сира.

[Подпись:] Де Тушронд, Этьен Алуар, Шато

Жан Тублан, из Сен-Этьен-де-Монлюка, заявляет, что год назад на последний день св. Юлиана он отправился в Сен-Жюльен-де-Вувант, оставив дома мальчика тринадцати или около лет; свидетель был воспитателем названного ребенка, который жил в доме его. По возвращении он увидел, что мальчик исчез, и с тех пор известий о нем не было.

[Подпись:] Де Тушронд

Жан Фужер, из прихода св. Донациана, близ Нанта, заявляет под присягою, что около двух лет назад он потерял сына своего лет двенадцати, который был весьма красив; и с тех пор он не сумел узнать, что с ним сталось.

[Подпись:] Де Тушронд

2 октября 1440 года

Жан Феро, Гийом Жакоб, Перрин Бланше, Тома Бови, Эонне Жан, Дени де Лемьон, из прихода Нантской Богоматери, заявляют под присягою, что знали сына Жана Юбера, сына Реньо Донета и сына Гийома Авриля, живших в помянутом приходе, и им неизвестно, что с детьми оными сталось, однако они слышали, как отцы их, матери и друзья скорбели и жаловались на их пропажу. Свидетели сии жалобы слышали и подтвердили, что два с половиною года назад дети оные пропали, и с тех пор никаких известий о них никто не получал, разве что год назад свидетели слышали, как говорили, что сир де Рэ и люди его похищали детей, дабы их убивать и что по этому поводу великое повсюду горе, и всем о том известно.

[Подпись:] Де Тушронд

Николь, жена Венсана Бонро, Филиппа, жена Матиса Эрно, Жанна, жена Гийома Приера, из прихода св. Креста, что в Нанте, заявляют под присягою, что они знали сына Жана Жанвре и жены его, живших у господина д'Этампа [157]. Ребенку оному было около девяти лет, и они слышали, как отец его и мать жаловались горестно на исчезновение его и утрату. С тех пор они помянутого ребенка не видели и не слышали, чтобы о нем говорили. И, по их словам, они уже полгода повсюду слышат, что сир де Рэ и его люди берут и убивают малых детей.

Далее, они говорят, что знали мальчика, сына покойного Эонне де Вильбланша, а три месяца назад слышали, как мать его жаловалась на его исчезновение и утрату, и что с той поры они его не видели.

Далее, Рауле де Лоне, портной, свидетельствует, что на последнее Успение сшил камзол для помянутого ребенка, жившего тогда у Пуату. И именно Пуату, а не названная Mace [158], договаривался с ним о пошивке камзола, заплатил ему двадцать су, и с того времени ребенка он не видел.

[Подпись:] Де Тушронд

6 октября 1440 года

Жан Эстес и Мишель, жена оного Эстеса, из прихода св. Климента, что близ Нанта, заявляют под присягою, что сын помянутой Даге, по имени Перро Даге, в течение двух или около лет жил у м-ра Гатьяна Рюи, и было ему тогда лет одиннадцать от роду. Прожив там два года, он пришел к матери своей, побыл с ней день или два и, как утверждают свидетели, провел у нее одну ночь. И однажды, то бишь за два года до грядущего Дня всех святых, обеспокоенные мать, свидетели и многие соседи заметили, что ребенок помянутый исчез; и никогда более, по утверждению свидетелей, никто ребенка оного не видел ни в означенном приходе, ни где-либо еще. Свидетели же несколько раз слышали, как мать помянутого ребенка спрашивала о нем у м-ра Гатьяна, у слуг его и у некоего Линаша, проживающего в Анже, причитая и говоря, что не знает, что сталось с ним.

И они видели равным образом, как она спрашивает о нем у Тифен, жены мясника Эонне Лешарпантье, сестры матери помянутого ребенка; каковая Тифен заявила об этом и подтвердила тем же образом.

Далее, когда их спросили, не слышали ли они молву или слухи о том, что названный сир де Рэ или слуги его похитили оного ребенка или других детей, они ответили отрицательно, а узнали они о том лишь после ареста помянутого сира де Рэ и людей его; они также говорят, что до того дня не знали помянутых Тифен и Перрин [159], заключенных ныне в темницу.

8 октября 1440 года

Жан Шике, пергаментщик, живущий за воротами Совту, свидетельствует под присягою, что около месяца тому назад некто Mace Друе, торговец галантереей из окрестностей Шантлу, близ Ренна, поселился у него, свидетеля, и с ним было несколько других торговцев. И говорили все они о детях, исчезнувших в краю Рэ; и свидетель услышал, как Друе сказал, что он сам и два других торговца побывали на нескольких ярмарках в Рэ около года тому назад; он оставил [двоих детей] в краю оном и с тех пор не видел их более; и он снова встретился с отцом и матерью их, вопрошавших его, нет ли о них вестей, но ответил им, что не знает ничего об их судьбе.

[Подпись:] Де Тушронд

Пьер Бадью, торговец галантереей из помянутого прихода Шантлу, заявляет, что около года назад видел в означенном краю Рэ двух малых детей лет девяти; у каждого было по тюку, и шли они, как и сам свидетель, на ярмарку; это были братья, дети Робена Паво из помянутой местности. И больше никогда он их не встречал и не знает, что с ними приключилось. Впоследствии оказался он в местности, откуда они были родом, и говорил с родителями их и одним из братьев; те спросили у него, не узнал ли он что-нибудь, и он им ответствовал, что не видел их более после того, как встретил их в краю оном Рэ. Он добавляет, что слышал слова брата сего, говорившего, что был он в разных краях, дабы разузнать что-нибудь о брате своем, но безуспешно.

[Подпись:] Де Тушронд

Жан Дарель, из прихода св. Северина, что близ Нанта, заявляет, что живет в приходе оном вот уже года три; около года назад, когда он заболел и был прикован к постели на долгое время, сын его, живший с ним, был схвачен на Рыночной улице, где играл с другими детьми; он не знает ни того, кто его сына схватил, ни куда его увели, и с тех пор не смог ничего о нем узнать, хотя и побывал в разных местах в надежде получить какие-то о нем известия.

[Подпись:] Де Тушронд

Жанна, жена помянутого Дареля, заявляет, что год назад, в день св. Петра, она потеряла в городе Нанте сына своего по имени Оливье, тогда семи или восьми лет от роду. И с того праздника св. Петра она его более не видела и не знает, что с ним могло статься.

[Подпись:] Де Тушронд

Жанна, мать помянутой жены Жана Дареля, заявляет, что год назад в день св. Петра, когда возвращалась она из собора св. Петра в Нанте, где была на вечерне, встретился ей помянутый ребенок близ позорного столба, и она довела его до св. Сатурнина, желая отвести его к себе, а перед церковью оной она потеряла ребенка в толпе; она его искала и спрашивала о нем в церкви, однако найти так и не смогла; и с тех пор она его более никогда не видела и известий о нем не получала.

[Подпись:] Де Тушронд

Эонетта, жена Жана Бремана, живущая около рынка в доме, где живут помянутые Дарели, заявляет, что она ребенка Дарелей оных хорошо знала, звали его Оливье, и было ему столько, сколько выше указано; и она сказала, что уверена: во время, указанное выше, жена помянутого Дареля ей сказала, что потеряла ребенка своего, и спросила, не видала ли она его, она же ей ответила, что нет; кроме того, она сказала, что, насколько ей известно, с тех пор ребенок ни разу не появился в доме отца своего и матери; и она так и не слышала, что его нашли.

[Подпись:] Де Тушронд

Николь, жена Жана Юбера, из прихода св. Винсента, что в Нанте, поклявшись говорить правду, заявляет под присягою, что года за два до последнего дня св. Иоанна она отдала четырнадцатилетнего сына своего по имени Жан некому Менгюи, у коего он жил лишь некоторое время, ибо помянутый Менгюи умер. После кончины его помянутый сын вернулся к ней и отцу своему; после этого сир де Рэ, возвращаясь из Анже, остановился в доме своем в Нанте, под названием Ла-Сюз. Сын свидетельницы пошел в дом сей, где познакомился с неким Спадином, жившим у названного сира. Спадин сей отдал ему каравай хлеба, который он отнес свидетельнице, говоря, что тот ему это дал и хочет, чтобы ребенок помянутый жил с ним, дабы ездить вместе с ним верхом и сопровождать помянутого сира де Рэ. Свидетельница же ему ответствовала, что она это одобряет. И вновь помянутый сын ее направился в Ла-Сюз, откуда вскоре вернулся, многократно со свидетельницею попрощавшись и сказав ей, что едет жить у помянутого Спадина. И в самом деле, он затем ушел, и с тех пор свидетельница его никогда более не видела и не узнала, что с ним могло случиться. Более того, Жан Юбер, муж свидетельницы и отец ребенка, заявляет, что после этого он отправился в Ла-Сюз и спросил у помянутого Спадина, где сын его, на что тот ему ответствовал дважды, что ему об этом неизвестно, что он должен был уехать и что ребенок исчез. Вот каковы были показания ее.

[Подпись:] Де Тушронд

Жан Буро и жена его; Жанна, жена Тибо Жеффруа и дочь его; Гийом Эмери, свидетельствуют, дав клятву говорить только правду, и заявляют под присягою, что они Юбера сего и жену его хорошо знают; что равным образом хорошо им был знаком помянутый Жан, сын их; что они видели, как долгое время они жили в приходе св. Леонарда в Нанте и все еще жили там за два года до недавнего дня св. Иоанна. В то время Жан помянутый, их сын, жил вместе с ними, и до праздника и после него они Жана оного видели в доме помянутых отца его и матери. Однако вскоре ребенок сей уехал или же был увезен - они не знают ни куда, ни в каком направлении, и более они его никогда не видели; с той поры они помнят, как отец его и мать справлялись о нем в городе оном и в прочих местах. Вот каковы показания их.

[Подпись:] Де Тушронд

Ля Дегрепи, жена Реньо Донета, живущая в приходе Нантской Богоматери, свидетельствует, поклявшись говорить правду; когда ее спросили, она заявила под присягою, что за два года до недавнего дня св. Иоанна Крестителя она и муж ее жили в том доме, где она живет и по сей день. И один из их сыновей жил с ними. Муж ее нанялся на некоторое время к некому Жану Феро, булочнику, дабы ремесленную работу исполнять; и помянутый сын его часто ходил с отцом, дабы сажать хлеб в печь. Она заявляет вдобавок, что до указанного времени сын ее познакомился с несколькими людьми из окружения сира де Рэ, коих она, по свидетельству ее, не знала; как только помянутый сир приехал в город сей, сын ее стал посещать его дом, однако что он там делал, ей неизвестно; наконец она говорит, что в то время, кое выше указано было, то бишь за два года до недавнего дня св. Иоанна, сын ее направился в дом помянутого сира, и никогда с тех пор она его более не видела, а кроме того ей ничего не известно о том, что с ним сталось и жив ли он. Впоследствии она обошла множество селений в надежде получить о нем известия, однако ничего узнать ие смогла.

[Подпись:] Де Тушронд

Жан Феро и жена его заявляют под присягою, что за два года до недавнего дня св. Иоанна помянутый Реньо Донет, ныне усопший, нанялся к ним булочником; сын же его двенадцатилетний часто приходил с ним и сажал хлеб в печь. Однако они наблюдали не раз, что когда он видел либо знал, что сир де Рэ в городе, то, наполнив печь лишь до половины, он покидал работу и отправлялся в дом помянутого сира, а что он там делал, им неизвестно. А однажды, во время оное, - точного дня они сказать не могут - они увидели, как он ушел, и с того дня более его не встречали, и что с ним сталось, им неизвестно.

[Подпись:] Де Тушронд

Пьер Бланше и Гийом Жакоб заявляют под присягою, что живут близ дома вдовы Реньо Донета; они уверены, что за два года до недавнего дня св. Иоанна у оного Донета усопшего и жены его был сын, коего они хорошо знали; когда же сир де Рэ оказывался в городе, он тотчас же шел в дом его, и что он там делал, им неизвестно. Но как-то раз он туда пошел, и с того дня они его более не видели, и что с ним сталось, они не знают. Вот каковы показания их.

[Подпись:] Де Тушронд

-- Протоколы последних дней

1. Признания Анрие и Пуату

Признание Анрие [160]

Да будет известно, что помянутый Анрие был слугою и камердинером сира де Рэ оного, и когда помянутый сир де Ласюз [161] захватил Машкуль вместе с замком, Анрие оный услыхал, как мессиру Шарлю Леонскому сказали, что в нижней башне помянутого замка обнаружены были трупы детей, и помянутый мессир Шарль у него спросил, не знает ли он чего-либо об этом, он же ему сказал, что нет, ибо тогда он об этом не знал. Однако он говорит, что когда сир де Рэ вновь обрел Шантосе и поехал туда, дабы передать владение Шантосе герцогу, властительному сеньору нашему, помянутый сир его заставил поклясться, что он не раскроет тех тайн, кои он хотел ему доверить. Взяв клятву сию, он повелел помянутым Анрие и Пуату, равно как и одному человеку, прозванному Малыш Робен, ныне покойному, пойти в башню оную, где были помянутые трупы детей, взять их, положить в сундук, дабы отнести их в Машкуль. В башне же сей он обнаружил тридцать шесть голов, кои положены были в три сундука, обвязанные затем веревками и свезенные по воде в названный Машкуль, где они были сожжены, а не в Шантосе, ибо помянутый сир де Рэ провел там лишь один или два дня, получив помянутые земли от сира оного де Ласюза, брата своего, дабы передать владение ими помянутому герцогу нашему, что помянутый сир и сделал; а оттуда названный сир де Рэ отправился в Машкуль, где находились дети оные, тела коих почти целиком разложились, ибо они умерщвлены были до того, как помянутый сир де Ласюз захватил означенные земли; и в голову помянутому Анрие, когда его вели в темницу Нанта, пришла идея, - бывшая дьявольским искушением, - перерезать себе горло, дабы не сказать того, о чем ему известно было.

Далее, помянутый Анрие заявил, что названные Жиль де Сийе и Пуату доставляли в покои помянутого сира де Рэ множество маленьких детей, с каковыми последний имел сношение, возбуждаясь и извергая семя свое на животы их, однако он тешился ими лишь один или два раза. Порою сир помянутый перерезал им горло самолично, иной раз Жиль де Сийе, Анрие и Пуату делали это в покоях его; кровь же струившаяся отмывалась тотчас же, а мертвые дети сжигались в помянутых покоях сира оного, после чего тот шел почивать. Помянутому сиру больше доставляло удовольствия перерезать им горло или наблюдать за этим, нежели иметь с ними плотскую связь. Анрие сей, Жиль де Сийе и некий Россиньоль привели и доставили ему около сорока детей, кои умерщвлены были и сожжены указанным образом. Анрие оный забирал детей, когда они просили милостыню, а помянутые Сийе, Пуату и Россиньоль их сжигали.

Далее, помянутый сир и мэтр Франческо Прелати встречались с глазу на глаз в течение пяти недель в покоях замка Машкуль, от коих у сира помянутого был ключ. И названный Анрие слышал, как говорили, что там нашли восковую руку и кусок железа.

Далее, он заявил, что Катрин, жена некого Тьерри, жившего в Нанте, отдала ему своего ребенка, дабы он вступил в капеллу помянутого сира. Он же, Анрие, повел его в Машкуль, в комнату свою. И там помянутый сир и Пуату взяли с него клятву не раскрывать тайн их. Когда же ребенок был доставлен, Анрие оный отправился в Нант, где провел три дня. Однако по возвращении в Машкуль он ребенка более не видел, и ему сказано было, что тот умер. Анрие сказал, что то был первый ребенок, коего он помянутому сиру доставил; и он думает, что было это около четырех лет назад.

Далее, он сказал, что передал помянутому сиру, в доме его Ла-Сюз в Нанте, детей Гибеле Дели, Жана Юбера, некого Донета, некого Лемьона, всех четверых из Нанта. Помянутый сир с ними сношение плотское имел в означенном доме, а затем они были убиты и сожжены.

Далее, он сказал, что некий Иллари, бретонец, принадлежал к капелле помянутого сира, а затем оттуда ушел, оставив вместо себя брата своего.

Далее, он сказал, что Пуату привел из Ла-Рош-Бернара в Машкуль к сиру помянутому красивого ребенка, коего равным образом умертвили.

Далее, он сказал, что детей забирали из Нанта и приводили в дом Ла-Сюз, где они убивались и сжигались в покоях, в коих почивал помянутый сир, бывший в постели, когда тела их сжигались; по порядку клались в камин толстые или длинные поленья на два тагана, и две или три вязанки сухого хвороста на поленья сии, после чего туда клали детей, а прах от тех, кто сожжен был, разбрасывался повсюду в Машкуле.

Далее, он сказал, что он убил в Машкуле красивого пажа, служившего м-ру Франческо.

Далее, он сказал, что юный и красивый мальчик, живший у Родиго в Бургнефе-ан-Рэ, был уведен Пуату и убит в Машкуле, как сказал ему о том Пуату. И Анрие сказал, что он при смерти помянутого ребенка не присутствовал, однако слышал, как Пуату или Жиль де Сийе говорили, что ребенок сей был умерщвлен, подобно остальным.

Далее, он сказал, что Принсе отдал Пуату жившего у него юного пажа, каковой паж был Анрие оному знаком; паж тот равным образом умерщвлен был; он добавляет, что детоубийства оные имели место в покоях в Машкуле, где почивал помянутый сир, либо же в портике, и что иногда после сожжения тел, дабы дело ускорилось, в огонь бросали одно за другим платья и сорочки убиенных детей, так, чтобы дыма от них не чувствовалось.

Далее, он сказал, что м-р Франческо Прелати часто посещал покои помянутого сира и оставался там с ним наедине час или два.

Далее, он сказал, что м-р Эсташ пошел за помянутым м-ром Франческо и что он слышал, как тот сказал, будто призовет м-ра Алиборона, то есть дьявола, что он слышал от м-ра Эсташа, будто м-р Франческо призовет его за кувшин вина.

Далее, он сказал, что Андре Бюше, состоявший в капелле помянутого сира, ныне же состоящий в капелле герцога, послал в Машкуль к помянутому сиру детей из Ванна, и что слуга его по имени Рауле привел к нему одного из них, который был убит, а случилось сие приблизительно тогда, когда герцог вернул помянутому сиру деньги, кои ему должен был за Шантосе. Кроме того, он сказал, что помянутый Рауле живет ныне у Жаме Тома, в Нанте, и что названный Андре получил от оного сира лошадь стоимостью шестьдесят реалов.

Далее, он сказал, что мессиру Роже де Бриквилю, Жилю де Сийе, Пуату и Россиньолю было о вышесказанном известно.

Далее, он сказал, что говорили, будто помянутому сиру нравилось наблюдать за тем, как у детей отделяют голову от тела после того, как он имел с ними сношение на животе, зажав ноги их между своими, а порою садился на живот помянутых детей, когда головы их отделяли от тел; иной раз он надрезал им затылок, дабы они томились и слабели, что ему доставляло великое удовольствие; и пока они томились и чахли, ему удавалось сношаться с ними вплоть до смерти их, порою же и после их смерти, пока они еще были теплыми; а для отрубания голов имелся у них бракмар; если же иногда дети оказывались недостаточно красивы и не отвечали прихоти его, то он сам отрубал им голову помянутым бракмаром, бывало и так, что после этого он с ними сношение имел.

Далее, он слышал от помянутого сира, что нет на свете человека, который когда-либо сумел бы понять дела его, и что действовать так он принуждается своей звездою.

Далее, он сказал, что иногда помянутый сир повелевал расчленить детей оных, отрезав им руки под мышками, и получал удовольствие, глядя на кровь; и он слышал, как м-ру Эсташу Бланше говорили, что помянутому сиру не удастся довершить начатое им, не преподнеся дьяволу ступни, голени и иные члены помянутых детей; он же, Анрие, убил дюжину их своими руками; а иногда помянутый сир спрашивал у мессира де Сийе, у него, Анрие, и у Пуату, какие из голов убиенных детей красивее всех.

Далее, он, по его словам, слышал от Жиля де Сийе, что после отвоевания местности, захваченной сиром де Ласюзом, в Машкуле, в помещении, где хранилось сено, обнаружили сорок детских трупов, кои высушены были и сожжены; и он слышал, как сиру де Сийе говорили, что им повезло, ибо помянутые дети не нашлись; [он сказал также,] что мессир Роже де Бриквиль велел какой-то женщине посмотреть вниз, туда, где были помянутые дети; и что, узрев их, он раскрыл злодеяние, в коем участия не принимал.

Далее, он сказал, что однажды в Тиффоже он, Анрие, вошел в покои означенные сира де Рэ после того, как последний вместе с м-ром Франческо Прелати пребывал там долгое время, и когда они ушли, узрел на полу в покоях оных большой круг, внутри коего были знаки и кресты, а что они означали - этого он не знает.

Далее, он сказал, что у помянутого сира была небольшая книга, написанная кровью либо красными чернилами, а чем именно - он в точности не знает.

Далее, он сознался, что помянутый сир де Рэ, чтобы дети не кричали, когда он желал с ними сношение иметь, приказывал подвесить их на веревке за шею, на высоту приблизительно в три фута в углу комнаты, и когда они уже были при смерти, он их опускал, сам или руками слуг своих, приказывая детям не говорить ни слова, и возбуждал свой уд, держа его в руке, после чего извергал семя свое им на живот; сделав так, он повелевал перерезать им горло и отделить голову от тела, а иногда, после смерти их, он спрашивал, какие из голов детских красивее всех.

Далее, он заявил, что помянутый сир давал ему иногда два или три экю для детей оных; помянутый сир самолично выбирал их, когда они приходили просить милостыню, спрашивал, откуда они, и если они не были местными, если говорили, что у них нет ни отца, ни матери, и были ему по нраву, он впускал их в замок Машкуль. Тогда он вовлек в дело и привратника замка.

Далее, он сказал, что иногда помянутый сир выбирал маленьких девочек, с которыми имел сношения на животе их, таким же образом, как и с детьми мужского пола, говоря, что так он больше получает удовольствия и ему не так больно, как бывало, когда он развлекался с ними естественным путем; затем этих девочек умерщвляли так же, как и помянутых детей мужского пола.

Далее, он сказал, что если двое детей оных были братьями и если их приводили вдвоем, то он обладал лишь одним, держа, однако, в замке обоих, и дабы второй не раскрыл никому участи брата своего, их предавали смерти совместно.

Далее, он сказал, что порою, когда помянутый сир не имел сношений с детьми оными, он имел их с детьми из капеллы, что свидетеля не касалось, ибо все это держалось в тайне.

Далее, он сказал, что во время последнего путешествия помянутого сира в Ванн, когда он там оставался якобы в ожидании денег, кои должен был ему герцог, и провел там два или три дня - а было это, как свидетелю кажется, в июле сего года, - Андре Бюше привел в обиталище помянутого сира ребенка, каковой был убит, а тело его было сброшено в доме том в выгребную яму, куда помянутый Пуату спустился по веревке, дабы тело сие закопать, и откуда Бюше и он, Анрие, в работе сей ему помогавшие, едва его вытащили.

Таково было признание помянутого Анрие.

Признание Пуату [162]

Что же касается помянутого Этьена Коррийо, прозванного Пуату, то он поведал и без всяких пыток признался в следующем:

Во-первых, примерно через десять лет после того, как он пришел на службу к помянутому сиру де Рэ, - из коих пять лет был пажом его, во времена, когда мессир Роже де Бриквиль, рыцарь, занимался его делами, последующие же пять лет был прислужником помянутого сира, - в течение двух-трех месяцев он увидел в покоях помянутого сира двух мертвых детей, и тот захотел его убить, но помешали ему названные мессиры Роже и де Сийе. Затем мессир помянутый Роже держал его в какой-то комнате четыре дня, и после того с него взяли клятву хранить в тайне все, что видел он или позднее увидит, но до этого сир оный вступил в плотское сношение с помянутым Коррийо на животе его.

Далее, он сказал, что мессиры Роже и де Сийе повелели ему похищать и приводить к помянутому сиру детей; и сами мессиры вышеозначенные привели к нему нескольких, возле коих помянутый сир возбуждал себя, держа член свой в руках, и извергал семя свое на животы их; после чего он повелевал перерезать им горло; иногда же, когда они истекали кровью, он с ними сношение имел; и что пять лет тому назад он, Пуату, начал приводить к нему детей оных, став соучастником его преступлений.

Далее, он сказал, что когда помянутый сир получил обратно Шантосе от названного сира де Ласюза, брата своего, владевшего замком в течение двух лет [163], помянутый сир направился в Шантосе, где оставался ночь или две. Сир оный сказал тогда ему, Пуату, Анрие, Малышу Робену и еще некому Ике, что в одной из башен давно уже лежат трупы умерщвленных детей и что надобно забрать их оттуда. Пуату и Робен спустились туда, сложили их в мешок и притащили наверх. Анрие, Ике и Сийе стояли на страже. А было там сорок шесть трупов, кои в сундуки сложили и отправили в Машкуль, где и сожгли в башне. Тела же детей оных иссохли и разложились.

Далее, он сказал, что после отвоевания Машкуля, захваченного сиром де Ласюзом и сиром де Лоэаком, там нашли восемьдесят мертвых детей, кои равным образом сожжены были в помянутом Машкуле.

Далее, он сказал, что после кончины сира де Ласюза помянутый сир убивал детей оных в своих покоях, о чем названный Пуату от него самого слышал, и что начал помянутый сир заниматься этим около четырнадцати лет тому назад.

Далее, он сказал, что иногда он убивал детей, перерезая им горло большим бракмаром; иногда целовал отрубленную голову, а с телами совокуплялся; иногда убивал их сам, предварительно совокупившись, привязав им веревку на шею, прикрепленную к крюку на шесте.

Далее, он сказал, что если приводили братьев, сир помянутый повелевал схватить обоих, дабы один из них не поднял шум из-за другого, и, поразвлекшись с одним, он оставлял себе другого, пока не вернутся к нему позыв и желание.

Далее, он сказал, что однажды сир оный взял сердце и руку помянутого ребенка, положил их в опочивальне своей и приказал из окна ему, Пуату, сторожить их; чуть позже помянутый сир спрятал их в рукав, а затем отнес их в покои м-ра Франческо; он не ведает, что они творили там, а сердце оное в сосуде лежало.

Далее, он сказал, что помянутый сир и Франческо Прелати провели ночь в покоях сира оного в Машкуле и начертали там большой круг, внутри же его были знаки и кресты; на стене они нарисовали нечто наподобие герба, по виду напоминавшего голову; потом велели ему, Пуату, выйти, и он пошел к другим в залу, и слышали они звуки, будто какое-то животное, похожее на собаку, шло по крыше. После помянутый сир спросил их, не слышали ли они чего, и они ему ответствовали, что нет.

Далее, он сказал, что однажды ночью помянутый сир отправил его с м-ром Франческо в поле рядом с Эсперансом, и названный Франческо произносил заклинания в круге, где стоял он с ним, с Пуату. Франческо сей зажег факел и взывал к Баррону и прочим дьяволам, от чего он, Пуату, сильно напуган был. Помянутый сир и Франческо запрещали ему осенять себя крестным знамением. Но ничего не случилось, только пошел сильный дождь, да такой, что уйти они не могли.

Далее, он сказал, что Папле, Гийемен Портье, Гийемен Лебей и Лемюе, г-н Жантлу, настоятель Шемере и маркиз [164] не ведали ничего о смерти детей оных; даже племянник помянутого настоятеля Шемере, коего последний вверил некому Табару, дабы тот его обучил петь и писать, умерщвлен был, как и все прочие дети.

Далее, он сказал, что некий м-р Жан, англичанин, и помянутый сир пошли однажды заклинания совершать, а прежде первый сжал мизинец помянутого сира и уколол его иголкой, дабы пошла кровь, и кровью той помянутый сир собственноручно подписал письмо, чернилами писанное. Потом они пошли творить помянутое заклинание, и затем сир оный вернулся весь мокрый, будто в реке искупался. Некто по имени Гийом Сиве пришел к м-ру Жану, англичанину или пикардийцу, и последний сказал помянутому сиру перед заклинанием, чтобы тот не расписывался, иначе все они умрут; а происходило все это в поле неподалеку от Машкуля, близ Эсперанса, рядом с домом некой Ля Пикард. В другой раз помянутый заклинатель вернулся весь израненный, да настолько, что и говорить не мог; а после его ухода он, Пуату, слышал от Ля Пикард, что он притворялся.

Далее, он сказал, что в доме Ла-Сюз убили одиннадцать или двенадцать детей, среди коих был и мальчик по имени Жанвре, из Нанта.

Далее, он сказал, что когда помянутый сир последний раз ездил в Ванн якобы за деньгами, кои названный герцог ему был должен, он оставался там два или три дня, - а было это, насколько помнит он, в июле сего года, - Андре Бюше привел в его жилище ребенка, который был убит, а тело его брошено в отхожее место, куда он, Пуату, спустился на веревке, дабы тело утопить, и откуда его с превеликим трудом вытащили названные Анрие и Бюше, помогавшие ему в том деле.

Далее, он говорил о красивом ребенке, коего он привел из Ла-Рош-Бернара с согласия матери; о другом красивом ребенке, сыне покойного Эонне де Вильбланша, мать коего живет в Нанте и зовут ее Mace, а отдала она его, дабы он стал пажом и дабы он, Пуату, позаботился об одежде его; и еще о красивом мальчике, жившем в Бургнефе у Гийома Родиго, и что он, Пуату, привел его к хозяину своему, а был мальчик оный пажом того же возраста; и еще о паже м-ра Франческо; и о паже Принсе; и еще, среди прочих, о сыне Жорже Лебарбье, портного, живущего около замка Машкуль; помянутый сир имел с ними плотские сношения, и были они убиты и сожжены; говорил он, наконец, и о многих других, родителей коих не знал, многие схвачены были, когда приходили милостыню просить, как в Машкуле, так и в Тиффоже и в других местах.

Таким было признание помянутого Пуату, как оно в предыдущих статьях изложено было.

-- 2. Приговор Анрие и Пуату

Выслушав признания помянутых Анрие и Пуату, а также мнение многочисленных лиц, при сем присутствующих, адвокатов и прочих, подробно изучив дело сие, монсеньор помянутый президент, полномочный представитель герцога, приговорил названных Анрие и Пуату к смертной казни через повешение и сожжение.

-- 3. Приговор Жилю де Рэ

И после того как был завершен церковный суд над помянутым сиром, последний доставлен был 25 октября в Буффе в Нанте, где собралась толпа столь многочисленная, что почти целиком заполнила она помянутый Буффе. После того как прокурор через правопреемника своего предъявил ему обвинение в совершении указанных выше преступлений, он сознался в совершении оных, и монсеньор президент потребовал от него полного и безоговорочного признания, стыд же за содеянное должен отчасти смягчить наказание, кое воздастся ему уже в мире ином; помянутый сир признался тогда пред судьями, что пользуясь властью своей и силою завладел он замком и крепостью Сен-Этьен-де-Мерморт, владельцем коей был тогда Жоффруа Леферрон, по соглашению, ранее заключенному между ним и помянутым сиром; и он признался, что перед замком означенным он вынудил Жана Леферрона ему замок сей передать и что в помянутом Сен-Этьене он взял в плен самого Жана Леферрона, повелел отвезти его за пределы герцогства в Тиффож, где его долго в темнице держали вплоть до того дня, когда освободил его монсеньор коннетабль. Равным образом он признал, что ослушался указаний помянутого монсеньора герцога вернуть и освободить помянутые владения и дать свободу Жану Леферрону, за нарушение коих пятьдесят тысяч экю причиталось. Еще он признался, испытывая великую скорбь и угрызения совести за содеянное, что убил множество мальчиков, что повелевал сжигать их тела и обращать их в пепел, дабы не оставлять следов преступлений своих и избежать разоблачения со стороны детей оных, и что кроме того иные преступления совершал, кои описаны в признании его, ранее ему зачитанном, подлинность коего он признал.

После признания такого монсеньор президент попросил высказать свое мнение многочисленных людей сведущих и членов совета, на процессе присутствующих; и все они заявили, что подсудимый заслуживает смерти тем или иным путем. И затем, получив таким образом у помянутых сведущих людей и остальных присутствующих совет, монсеньор президент и полномочный представитель герцога рассудил и заявил касательно первого дела, что помянутый сир понес наказание в виде штрафа, ранее упомянутое, взысканные же средства должны быть уплачены в пользу монсеньора герцога и предварительно изъяты из денег, полученных от продажи имущества и земель помянутого сира, суд же здесь может смягчающие обстоятельства усмотреть. Кроме того, касательно других преступлений, содеянных помянутым сиром, в коих он сознался, монсеньор президент и полномочный представитель герцога рассудил и сообщил, что приговаривает оного Жиля де Рэ к смертной казни через повешение и сожжение. После чего заявил помянутому Жилю, чтобы тот молил прощения у Господа Бога и готовился умереть и каяться в содеянных преступлениях и что завтра в одиннадцать часов указанный приговор будет приведен в исполнение. Тогда помянутый сир возблагодарил Всевышнего и монсеньора президента за известие о часе казни его. Затем обратился он к монсеньору президенту с такою просьбой: поскольку он и помянутые Анрие и Пуату, слуги его, вместе совершали те неслыханные и ужасные преступления, за кои и приговорены к смертной казни, то пусть он и слуги его казнены будут в один и тот же день и в тот же час, дабы смог он, будучи главным виновником злостных деяний помянутых слуг, приободрить их, молвить о спасении душ их во время казни и показать на своем примере, как следует умирать достойно; мнится ему, что в противном случае, если слуги не увидят, как сам он умирает, то впадут в отчаяние перед смертью и решат, что он, виновник всех их преступлений, безнаказанным остался; он же, напротив, надеется, что волей Господа нашего он, вынудивший их совершать проступки, за которые они должны умереть, станет причиною их спасения.

Монсеньор президент согласился выполнить просьбу сию и кроме того, принимая во внимание искреннее раскаяние помянутого сира, даровал ему такую милость: после казни оной, как выше было сказано, он дозволяет, чтобы тело его, подверженное огню, было бы в гроб помещено и погребено в Нанте, в любой церкви, кою помянутый Жиль укажет. За что последний поблагодарил монсеньора президента и попросил, чтобы помянутое тело его погребено было в церкви кармелитского монастыря Богоматери в Нанте. Монсеньор президент был таким решением удовлетворен. И кроме того, помянутый Жиль попросил монсеньора президента обратиться к епископу Нантскому и людям из собора его с просьбою устроить процессию, дабы просить Господа Бога вселить в него и в названных слуг его твердую надежду на спасение, что также было помянутым монсеньором президентом дозволено.

Подписано: Де Тушронд

-- 4. Казнь сира де Рэ и слуг его, Анрие и Пуату

Во исполнение помянутых приговоров, вынесенных в отношении помянутых Жиля де Рэ, а также Анрие и Пуату, слуг его, привезли их всех на место, предназначенное для казни, на луг, расположенный неподалеку от мостов Нантских. А до этого, в тот же день, около девяти часов, была устроена большая процессия, в коей великое было множество людей, молившихся Богу за помянутых приговоренных; когда же последние оказались на месте казни, помянутый Жиль де Рэ исповедовал и увещевал слуг своих во спасение душ их, прося их быть сильными и мужественными пред дьявольскими искушениями и весьма покаяться в грехах и в проступках, верить в милосердие Божие и в то, что нет ни единого греха, каковой может быть свершен человеком и какового Бог наш милостивый не простил бы в благости Своей и милосердии, если грешник в сердце своем великое сожаление и раскаяние несет и просит у Него прощения со всею твердостью. И Бог скорее готов простить и помиловать того грешника, каковой прощение просит, чем иного. И должны возблагодарить они Господа нашего за знак его любви, что пожелал Он, чтобы они умерли в здравом уме и твердой памяти и не позволил, чтобы неожиданно были они наказаны за прегрешения свои, и даровал им столь пылкую к Нему любовь и раскаяние в грехах своих столь глубокое, что они не должны на этом свете бояться смерти и что сие есть лишь мимолетная кончина, без коей невозможно увидеть Господа во всей славе Его. И они должны стремиться покинуть сей мир, исполненный лишь страданий, дабы отойти к славе вечной.

-- И тогда они, вместе сотворившие зло, после того, как души их отлетят от тел, встретятся во всей славе с Господом в раю. И просил он их поступить, как сказал он, не упорствовать в заблуждениях своих в то малое время, что осталось им, а не то потеряют они названную милость и никогда уже более она к ним не снизойдет. Помянутые Анрие и Пуату поблагодарили тогда названного Жиля де Рэ за добрые его советы и предупреждение, кои дал он им во имя спасения их душ, и сказали, что за благо почитают смерть в этом мире и что он вселил в них великое желание поверить в милость Божию, а также веру, что отойдут они в рай во славе Его, а хозяину своему они пожелали того же, что и он им желал. И после того, как он их наставлял таким образом, опустился он на колени, сложив на груди руки и прося прощения у Господа и умоляя не судить о нем по проступкам его, а явить милосердие, коему он себя вверяет, а народу говоря, что он брат их и христианин, и прося народ сей, а также и тех из них, чьих детей он загубил, молиться за него Господу нашему, исполнившись пылкой к Нему любви, и просил у всех простить его от чистого сердца и заступиться за него перед Богом, как если бы они за себя просили. И вверяя судьбу свою в руки св. Иакова, к коему всегда имел особое расположение, а также св. Михаила, просил в сей час, когда великую надобность имеет, помочь ему облегчить душу свою и молить Бога за него, невзирая на то, что он не был им послушен, как подобало бы. Он просил также, чтобы в момент, когда душа его отлетит из тела, св. Михаил принял ее и представил пред Богом, коего молил он принять ее с милостию и не наказывать ее за провинности его. И произнес тогда помянутый Жиль речи прекрасные и молитвы Богу, вверяя ему душу свою. И затем, дабы подать добрый пример помянутым слугам своим, он возжелал умереть первым. Помянутые слуги его незадолго до смерти говорили с ним и просили быть сильным, как подобает истинному рыцарю, ради любви к Богу, и памятуя о страстях, кои претерпел Он во искупление грехов человеческих. И умер Жиль де Рэ в раскаянии. И прежде чем пламя охватило тело его и внутренности, оно было извлечено и положено во гроб, каковой отнесен был в церковь кармелитов в Нанте, где и погребен. И тотчас же были повешены и сожжены помянутые Анрие и Пуату, так, что остался от них лишь прах. И каялись они, и сожалели о деяниях своих, и испытывали раскаяние сие и угрызения совести до самого конца.

Подписано: Де Тушронд

___________________________________________________________________________________________________

Сноски

[1] - юный наследник престола

[2] - будущий король Карл V

[3] - коннетабль - с XII века военный советник короля, а с XIV века главнокомандующий армией

[4] - так, за короля Иоанна II англичане потребовали выкуп в 3 миллиона золотых крон

[5] - он приходился кузеном Жану де Краону, деду Жиля де Рэ

[6] - на самом деле это заболевание явно было наследственным; приступы безумия случались и у королевы Жанны Бурбонской, матери Карла VI; а через 60 лет после Карла с ума сойдёт его внук, английский король Генрих VI

[7] - в девичестве Жанна Булонская, в 15-летнем возрасте она вышла замуж за дядю короля, который годился своей молодой жене даже не в отцы - в деды

[8] - место отсутствующего на церемонии жениха занимал его представитель

[9] - ходили слухи, что в тюрьме его уморили голодом

[10] - заговор графов Голландов, родственников и фаворитов Ричарда II

[11] - надо заметить, что все эти годы французская корона не признавала законности Генриха IV и всячески поддерживала слухи о "чудесном спасении" Ричарда II, откуда бы они ни исходили

[12] - парижские сплетники утверждали, что он весело проводил время с королевой Изабеллой

[13] - сторонники Жана Бургундского

[14] - так отныне стали именовать "орлеанскую партию"

[15] - судя по симптомам, скорее всего, это был туберкулёз

[16] - как и в случае с Людовиком ходили упорные слухи, что Жана отравили медленно действующим ядом

[17] - свободных от вассалитета

[18] - по-французски Gilles

[19] - скорее всего, один из младших отпрысков этой знатной бретонской семьи

[20] - по другим сведениям, он родился на 7 лет раньше - в 1407 году

[21] - номинально она была "королевой четырёх королевств" - Арагонского, Сицилийского, Иерусалимского и Неаполитанского

[22] - по другим данным их свадьба состоялась значительно раньше. Но - во-первых, тогда она прошла "по доверенности", и во-вторых, из-за юного возраста жениха и невесты процедура не была доведена до конца. Теперь же, повторив обряд венчания, молодые стали жить совместно, как полагается взрослым супругам

[23] - с декабря 1425 года по март 1427 года

[24] - так сторонники Василия Шуйского именовали Лжедмитрия II

[25] - в то время он был практически на самой границе Бретани и Нормандии

[26] - по другим источникам "турелью" называли каждую из башен, а всё островное укрепление - "Две турели"

[27] - Жорж Батай "Процесс Жиля де Рэ", стр. 74

[28] - то есть, фактически барон берёт на себя обязательства служить дофину, исполняя его личные приказы, а также указания, переданные через Тремойля. Мнение остальных - не учитывается. В случае расхождения между словами Карла и его фаворита, к исполнению принимается приказ дофина

[29] - это другой вариант транскрипции фамилии "Ла Тремойль"

[30] - Жорж Батай "Процесс Жиля де Рэ", стр. 74-75

[31] - театральное представление, прославляющее подвиги Жанны д'Арк

[32] - Карл Орлеанский пробыл в почетном плену в Англии 25 лет, со времени битвы при Азенкуре. Английский король писал о его освобождении как о "средстве к примирению Французского и Английского королевств"

[33] - цитата из хроник Монстреле

[34] - к примеру: 1,5 тысячи ливров составят 15% от 10 тысяч, а 5 тысяч ливров - всего 5% от 100 тысяч

[35] - подробно история этого судебного процесса описана в 3-й главе монографии О.И. Тогоевой "Истинная правда"

[36] - достигнув половой зрелости, юноши уходили в специально построенный для этого дом в глухом лесу, где им предстояло символически умереть, а затем пройти серию испытаний, успешное завершение которых позволяло вернуться в родную деревню "настоящими мужчинами"

[37] - кстати, то же самое характерно и для ислама

[38] - мелкие бесы, в которых верили жители Бретани. Обычно корриганы являлись людям в виде кошек

[39] - всесильный министр финансов при французском короле Филиппе IV Красивом

[40] - по другим данным - зайца

[41] - цитируется по книге С.Г. Лозинского "История инквизиции в Испании", С.-Пб., 1914, т.3

[42] - для примера - в деле Жанны д`Арк это заняло всего один пункт

[43] - ровно через месяц после ареста опального маршала и его слуг

[44] - как маршал Франции, Жиль де Рэ (по уголовным делам) находился под юрисдикцией королевского правосудия, как каноник - по делам церковным - мог обратиться с апелляцией к папскому престолу, и только святая инквизиция разбирала дела всех еретиков, невзирая на классы и сословия

[45] - следствие и суд над еретиками во всём католическом мире осуществляла только инквизиция, вне зависимости от их звания, должности, гражданства и прочее

[46] - цитируется по протоколу от 8 октября. Аналогичные ответы на протесты Жиля де Рэ содержатся в протоколах от 11 и 13 ноября

[47] - один из членов церковного суда

[48] - под этим подразумевается, что в его общении с женщинами не было ни анального, ни орального секса - и вообще ничего из известных современным сексологам изысков/шалостей/извращений, кроме коитуса

[49] - с 18 февраля по 30 мая

[50] - с возрастом в этом пункте получилась явная путаница, поскольку до 20 лет Жанна не дожила

[51] - т.е. "Рыжая" - достаточно типичное в те времена прозвище для сводни

[52] - так именовал себя один из французских летописцев того времени

[53] - цитата взята из монографии О.И. Тогоевой "Истинная правда"

[54] - французский памфлет, в котором говорится о божественной миссии Жанны

[55] - если верить материалам процесса возраст жертв колебался от 7 до 20 лет

[56] - здесь и далее записи цитируются по материалам судебного расследования, опубликованным в книге Жоржа Батая "Процесс над Жилем де Рэ"

[57] - имя жены Жана Колена нигде в протоколе не указано

[58] - Жиль де Рэ

[59] - то есть те, в которых есть хоть что-то кроме пересказа слухов и сплетен

[60] - это цитата из признательных показаний Пуату

[61] - в хрониках того времени сохранились рассказы о зверствах одного из соратников Жиля, предводителя гасконцев Ла Гира. У него было обыкновение вспарывать животы беременным женщинам-заложницам, если за них вовремя не вносили выкуп... Случалось, что в захваченном вражеском городе Ла Гир проделывал этот "фокус" просто для развлечения

[62] - те же цифры назвал и Анрие. Жиль де Рэ, подтвердив показания слуг, число трупов вспомнить не мог

[63] - ещё его называют "среднефранцузским", чтобы отделить от более древнего варианта французского языка, используемого во времена Карла Великого

[64] - имущество казнённых еретиков, ведьм и колдунов могло быть изъято в пользу государства

[65] - "Юноша"

[66] - оруженосец де Бюэйя

[67] - этот документ известен также под названием "Сочинение наследников"

[68] - обычай, фактически имеющий силу закона

[69] - имеется в виду сам Лоран Гедон: в материалах дела о нем говорится в третьем лице

[70] - Цитируется по монографии О.И. Тогоевой "Истинная правда"

[71] - документы обоих судебных процессов (церковного и светского) здесь представлены в переводе Ивана Болдырева - в том виде, как они были опубликованы в российском издании книги Жоржа Батая "Процесс Жиля де Рэ" (М: Kolonna publicaition, 2008)

[72] - здесь и далее имеются в виду названия приходов и церквей

[73] - речь, по-видимому, идет о копии, сделанной на следующий день, как это явствует из помещенного ниже уведомления

[74] - Это и некоторые другие женские прозвища транскрибируются без изменений (прим. пер)

[75] - представитель местной финансовой или судебной власти в феодальной Франции

[76] - Францеско Прелати прибыл из Италии во владения Жиля де Рэ весной 1439 года, и следовательно "пять лет назад" ничего чертить в замке Тиффож не мог

[77] - Этьену Коррийо, прозванному Пуату

[78] - Андре Бюше

[79] - данная статья изобилует ошибками и неточностями

[80] - в латинском тексте это имя написано как "Sceva" или "Seva"

[81] - возможно, последнее предложение было добавлено после того, как 13 октября 1440 года был формально зачитан обвинительный акт. Первые показания Жиль де Рэ начал давать 15 октября

[82] - Антуан де Палерн

[83] - Франческо Прелатн

[84] - речь идет о неком Жане Пти, алхимике, которого не следует путать Жаном Пти, государственным нотариусом из Нанта

[85] - В современном французском языке оба этих слова (букв, "меркурий" и "быстрое серебро") означают "ртуть"

[86] - его показания от 17 октября 1440 года даны ниже

[87] - его показания того же дня даны ниже

[88] - его показания от 16 октября 1440 года даны ниже

[89] - его показания от 17 октября 1440 года даны ниже

[90] - показаний этих двух свидетелей в дошедших до нас документах нет. Мы знаем о Перрин Мартен, что она скончалась в тюрьме, очевидно после 15 октября. А некая Стефани, или Тифен, появляется ниже, одновременно с Ля Меффрэне, как заключенная

[91] - его показания даны ниже

[92] - его показания даны ниже

[93] - его показания даны ниже

[94] - так в оригинале, d"fendeur

[95] - прево - королевские чиновники, обладавшие судебной, фискальной и военной властью в пределах административно-судебных округов, на которые делился королевский домен; в XV в. у них сохранились функции королевского судьи первой инстанции

[96] - на старофранцузском языке в оригинальном латинском тексте стоит: "H"las! monseigneur, vous vous tourmentez et moy avecques"

[97] - на старофранцузском языке: "Je ne me tourmente point, mais je suis moult "merveill" de ce que vous me dictes et ne m'en puis bonnement contenter. Ain"ois, je desire et voudroye par vous en savoir la pure v"rit" pour les causes que je vous ay ja souvent dictes"

[98] - на старофранцузском языке в оригинальном латинском тексте стоит: "Vraytnent il n'y avoit autre cause, fin ne intencion que ce que je vous ay dit: je vous ay dit de plus grans choses que n'est cest cy et assez pour faire mourir dix mille hommes"

[99] - на старофранцузском языке в оригинальном латинском тексте стоит. "Adieu Francoys, шоп amy! jamais plus пе nous entreverrons en cest monde; je pri Dieu qu'il vous doint bonne pacience et esperance en Dieu que nous nous entreverrons en la grant joye de paradis! Priez Dieu pour moy et je prieray pour vous"

[100] - Флоренция находится не в Ломбардии, а в Тоскане. Батай склонен думать, что под Ломбардией в данном случае понимается Италия. Но мне кажется, это одна из намеренных оговорок, которыми Жиль де Рэ пытался намекнуть на "заказной" характер судебного процесса

[101] - в оригинале по-латыни написано "per verba seu vocabula cooperta", a к этому выражению добавлен комментарий на старофранцузском языке: "par paroles couvertes"

[102] - нижеследующему тексту в списке предшествуют слова: "Содержание помянутых документов оглашенных, о коих выше говорилось и кои ниже следуют и таковы суть"

[103] - "Показания свидетелей под присягою, со стороны помянутого м-ра Гийома Шапейона, прокурора, представленных пред названными преподобным отцом, мессиром Жаном, епископом Нантским, и братом Жаном Блуином, инквизитором и гонителем ересей, по указанию и по требованию означенных сеньоров судей, с превеликим усердием и тщанием изучены были, поелику сие возможно было, согласно вышеизложенным статьям помянутого прокурора, нами, Жаном Делоне, Жаном Пти, Николя Жеро и Гийомом Лене, нотариусами помянутыми и уполномоченными, писцами, коим названные сеньоры судьи дело сие и дела порядка оного вести поручили"

[104] - книга бретонца и книга, которую Прелати привез с собой из Италии

[105] - в латинском оригинале это слово написано по-французски (d'aimant)

[106] - древнееврейское слово, одно из имен дьявола

[107] - еще одно женское прозвище, явно означающее "пикардийка"

[108] - в латинском оригинале это слово написано по-французски

[109] - Франческо Прелати

[110] - Жан Пти

[111] - Жорже Лебарбье

[112] - Франческо Прелати

[113] - Ленано, маркиз де Сева

[114] - этот срок неправдоподобно велик. Возможно, речь идет о трех месяцах

[115] - в латинском оригинале это слово написано по-французски

[116] - на самом деле, в день Вознесения, 25 августа 1439 года

[117] - на самом деле, около 26 июня 1439 года

[118] - в латинском оригинале это слова написано по-французски. Речь, вероятно, идет о полке над камином

[119] - в показаниях Анрие всё происходит с точностью "до наоборот" - там Роже де Бриквиль разрешает мадам де Жарвиль и Томену д'Аггерану подглядывать за тем, как Робен Ромуляр и Жиль де Сийе убирают останки детей (скорее всего, писцы ошиблись здесь, а не там)

[120] - на старофранцузском языке в латинском оригинале: "N 'estoit pas messire Rogier de Briqueville bien traistre, qui nous faisoit regarder, Robin Romulart et шоу, " la dame de Jarville et Thomin d'Araguin, par une fante, quant nous oustions lesdits ossemens et savoit bien tout ce fait?"

[121] - в латинском оригинале это написано по-французски

[122] - в латинском оригинале это слово написано по-французски (d'aimant).

[123] - возможно, слово "Бушрн" ("Boucherie") означает "мясницкая слобода", квартал мясников

[124] - по всей вероятности, в течение трёх месяцев

[125] - в латинском оригинале это слово написано по-французски

[126] - На старофранцузском языке в латинском оригинале: "N 'estoit pas messire Rogier de Briqueville bien traistre, qui nous faisoit regarder, Robin et шоу, " la dame de Jarville et Thomin d'Araguin, par une fante, quand nous oustions lesdiz ossemens, et savoit bien tout ce fait"

[127] - в латинском оригинале это написано по-французски

[128] - в латинском оригинале это написано по-французски

[129] - денежная рента в Средние века

[130] - в латинском оригинале это слово (jusarme) написано по-французски. (Речь идет об обоюдоострой алебарде)

[131] - в латинском оригинале это написано по-французски

[132] - два вида средневековых шлемов

[133] - в Пьемонте

[134] - в латинском оригинале это слово (jusarme) написано по-французски

[135] - на старофранцузском языке в латинском оригинале: "На, ribault, tu as batu mes hommes, et leur as fait extorsion; viens dehors de l'"glise ou je te tueroy tout mort!"

[136] - в латинском оригинале это слово написано по-французски

[137] - в латинском оригинале это слово (jusarme) написано по-французски

[138] - на старофранцузском языке в оригинале: "Faictes ce que il vous plera"

[139] - в случае Агаты, жены Дени де Лемьона, речь идёт о её племяннике, Колене Авриле

[140] - далее в манускрипте из Архива Латремуя следует сообщение о том, что произошло на церковном суде при обсуждении вопроса о пытке, а затем то, что приводится здесь ниже. Подобные вставки характерны для того свободного стиля, которым написана эта часть манускрипта

[141] - имя жены Жана Колена не приводится, Оливия - это имя её матери

[142] - в показаниях Эсташа Бланше этот Лебарбье фигурирует как кондитер

[143] - Франческо Прелати

[144] - короткий, широкий плащ рыцаря с боковыми разрезами, надевавшийся обычно поверх лат

[145] - Прелати

[146] - в тексте значится: "Жившие у сира де Рэ"

[147] - Франческо Прелати и маркиз де Сева

[148] - они жили не в замке, а в его окрестностях. Это выражение просто означает, что они находились у него на службе

[149] - Изабо Амелен

[150] - Франческо Прелати

[151] - маркиз де Сева

[152] - точное значение этого слова неизвестно

[153] - относительно Дени де Лемьона речь идёт о его племяннике, а не сыне

[154] - в тексте сказано: "en pays d'amont" (в страну, которая выше по течению)

[155] - во французском тексте это имя пишется и как Agathe (Агата), и как Agaice (Агес)

[156] - скорее всего, Авриль-сын и есть Колен, отца же звали Гийомом

[157] - по-видимому, это Ришар, граф д'Этамп, брата Иоанна V, герцога Бретонского

[158] - речь идет о жене Эонне де Вильбланша

[159] - очевидно, это Тифен, вдова Робена Браншю, и Перрин Мартен, прозванная Ля Меффрэйе. Эту Тифен допрашивали как свидетельницу одновременно с Перрин Мартен, однако их показания до нас не дошли

[160] - Это признание Анрие перед судьями светского суда совпадает, особенно в начале этого варианта, с показаниями Анрие, которые он давал перед церковным судом. Здесь добавляются лишь некоторые детали, например то, что когда его вели в темницу, у него возникла идея перерезать себе горло

[161] - Рене де Рэ, брат Жиля, сир де Ласюз

[162] - это признание отличается от показаний Пуату в церковном суде, - больше, чем соответствующее признание Анрие от его показаний там же

[163] - возможно, в течение "двух месяцев"

[164] - маркиз де Сева

____________________________________________________________________________________

Список использованной литературы

Bossard Eug"n, Abb". Gilles de Rais, Mar"chal de France dit Barbe Bleu. - Paris: H. Champion, 1886

Cazacu Matei. Gilles de Rais. - Paris: Tallandier, 2006

Robbins Rossell Hope. The Enciclopedia of witchcraft and demonology. - NY, 1959.

Анисимов Е. Дыба и кнут. - М, 1999.

Бароне В.А. Феномен бригандажа во Франции в первой половине XV столетия // Конфликты и компромиссы в социальном контексте. Тезисы международной научной конференции. Москва, 20-22 апреля 2006 г. Басовская Н.И. Экономические интересы английской короны в Гаскони в конце XIII - начале XIV в. // Вестник МГУ. Серия история. 1968. ! 2. Басовская Н.И. Политика английской короны по отношению к феодалам Гаскони в конце XIII - начале XIV в. // Европа в Средние века: экономика, политика, культура. М.: Наука, 1971.

Басовская Н.И. Организация и характер деятельности английской администрации в Гаскони (конец XIII - начало XIV в.) // СВ 1973. Вып. 37. Басовская Н.И. Проблемы Столетней войны в современной английской и французской историографии // СВ. 1982. Вып. 45.

Басовская Н.И. Историография Столетней войны // Историография проблем международных отношений и национальных движений в Западной Европе. М.: МГИАИ, 1982.

Басовская Н.И. Политическая борьба в Англии и Франции первой половины XV в. и Столетняя война // Идейно-политическая борьба в средневековом обществе. М.: Ин- т всеобщей истории АН СССР, 1984.

Басовская Н.И. Столетняя война 1337-1453 гг. М.: Высшая школа, 1985. Басовская Н.И. Проблема освободительной борьбы во Франции XV в. во французской и английской историографии // Историография проблем международных отношений и национальных движений в странах Западной Европы и Северной Америки. М.: МГИАИ, 1985.

Басовская Н.И. Освободительное движение во Франции в период Столетней войны // ВИ 1987. ! 1.

Басовская Н.И. Правитель и народ в Столетней войне: миф и реальность // Средние века. М., 1991. Вып. 54.

Басовская Н.И., Зверева Г.И. Союз Франции и Шотландии в системе англо-французских противоречий XII-XV вв. // СВ. 1985. Вып. 48.

Басовская Н.И. Столетняя война: леопард против лилии / Н.И. Басовская. - М.: ООО "Издательство "Олимп": ООО "Издательство АСТ", 2002. - 428 с.

Батай Ж. Процесс Жиля де Рэ / Пер. с фр. И.А. Болдырева, М: Kolonna publicaitions, 2008.

Бессмертный Ю.Л. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. М., 1991.

Бессонов Н.В. Суды над колдовством. Иллюстрированная история - М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2002 - 384 с.

Вайнштейн О.Л. Дипломатическая подготовка Столетней войны // Проблемы истории международных отношений. Л.: Наука, 1972. С. 394-406.

Виллерме Л-Р. О тюрьмах в настоящем их положении. - С.-Пб., 1822.

Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. М., 2000.

Говар К. Прослывшие ведьмами: четыре женщины, осужденные прево Парижа в 1390-1391 годы // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории - 2000 / Под ред. Ю.Л.Бессмертного и М.А.Бойцова. М., 2000.

Григулевич И.Р. Инквизиция. - М, 1985.

Грицак Е.Н. Краткая история крестовых походов. - М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2002 - 480 с.

Губанова О.В. Столетняя война, финансы и Парламент // Англия и Европа: проблемы истории и историографии: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Е.В. Кузнецова; Кол. авт. Арзамас. гос. пед. ин-т им. А.П. Гайдара. Арзамас, 2001.

Гутнова Е.В. Экономические и социальные предпосылки централизации английского феодального государства в XII-XIII вв. // СВ. 1957. Вып. IX. Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории / Пер. с нем. М.: Госвоениздат, 1938. Т. 3. 514 с.

Дюби Ж. Трехчастная модель, или Представления средневекового общества о себе самом. М., 2000.

Еврейская Энциклопедия. Свод знаний о еврействе и его культуре в прошлом и настоящем / Под общ. ред. Л.Кацнельсона. М., 1991.

Зайцева М.А. Английское общество на последнем этапе Столетней войны (20-30- е гг. XV в.): Дисс. к. и. н. Н.Новгород, 2004.

Зайцева М.А. Арасский мир Столетней войны и борьба за Кале в 1436 г.//Англия и Европа: проблемы истории и историографии: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Е.В. Кузнецова; кол. авт. Арзамас. гос. пед. ин- т им. А.П. Гайдара. Арзамас, 2001.

Земляницын В.А. Французская политика королевского дома Ланкастеров (1399-1435 гг.): Дисс. к. и. н. Спб., 2005.

Золотов В.И. Политическая борьба в Англии 20-х гг. XV в. Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. ист. наук. Горький, 1980.

Инститорис Г. и Шпренгер Я. Молот ведьм. - М, 1932.

История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Т. 2. Крестьянство Европы в период развитого феодализма. М.: Наука, 1986. 694 с.

Калмыкова Е.В. Исторические представления англичан XIV-XVI вв. о Столетней войне. Формирование английского национального самосознания: Дисс. канд. ист. наук. М., 2002.

Калмыкова Е.В. Столетняя война и формирование английского национального самосознания // СВ. Вып. 62. М., 2001.

Канторович Я. Средневековые процессы о ведьмах. - С.-Пб., 1899.

Книга алхимии: История, символы, практика / [сост., вступ. сл., коммент. В. Рохмистрова] - СПб.: ТИД Амфора, 2006 - 302 с.

Колесницкий Н.Ф. "Священная Римская империя": притязания и действительность. М., 1977.

Контамин Ф. Война в Средние века / Пер. с фр., СПб. 2001.

Костомаров И.Н. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. - М., 1995. - Т. 2.

Лависс Э. и Рамбо А. Всеобщая история с IV столетия до нашего времени. - М., 1898. - Т. 4.

Лависс Э. Эпоха Крестовых Походов. - Смоленск: Русич, 2002

Леви Дж. К вопросу о микроистории // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996.

Ле Гофф Ж. С небес на землю (перемены в системе ценностных ориентаций на христианском Западе XII-XIII вв. // Одиссей - 1991. М., 1991.

Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. М., 2001

Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада / Пер. с фр. А.В. Башкирова - Смоленск: Русич, 2001 - 640 с.

Ли Г.Ч. История колдовства в Средние века / Пер. с фр., М.: Прогресс- академия. 1992. 376 с.

Льоренте Х.А. Критическая история испанской инквизиции. - М., 1936. - Т. 1,2.

Лозинский С.Г. История инквизиции в Испании. - С.-Пб., 1914. - Т. 3.

Люблинская А. Д. К вопросу об образовании французской народности // ВИ. 1953. ! 9.

Люблинская А. Д. Жанна Д'Арк // СВ. 1962. Вып. 22.

Малинин Ю.П. Общественно- политическая мысль позднесредневековой Франции XIV-XV вв. СПб. 2000.

Маркиз де Сад. Жюльетта. Роман. Том 1 / Пер. с франц. М., 1992 - 544 с.

Мелик-Гайказова Н. Н. Французские хронисты XIV в. как историки своего времени. М.: Наука, 1970. 213 с.

Михайлов А.Д. Французский рыцарский роман. М., 1976

Мишле Ж. Ведьма. - М., 1929.

Мордовцев Д.Л. Накануне воли: архивные силуэты. - С.-Пб., 1889.

Николе Д. Французская армия в Столетней войне: Униформа, вооружение, организация / Пер. с англ. М., 2004.

Орлов М.А. История сношений человека с дьяволом. - М., 1991.

Охота на ведьм: Заговор, которого не было / Пер. с англ. Н. Масловой: состав и предисл. Н. Горелова - СПб.: Издательский дом "Азбука классика", 2009 - 512 с.

Перну Р., Клэн М.-В. Жанна д'Арк. М.: Прогресс, 1992 - 523 с.

Перну Р. Алиенора Аквитанская / Пер. с фр. Васильковой А.С. - СПб.: Издательская группа "Евразия", 2001 - 336 с.

Перну Р., Клэн М.-В. Жанна д'Арк. М., 1992

Перро Ш. Сказки. СПб., 2000

Пиренн А. Средневековые города Бельгии / Пер. с фр. М.: Госсоцэкгиз, 1937 - 555 с.

Писарев Ю.И. Место служилого рыцарства в социально-политической жизни Англии XIV в. // СВ. 1973. Вып. 37.

Писарев Ю.И. Магнаты и корона в Англии XIV в. // СВ. 1980. Вып. 43. Плейди Д. Испанская инквизиция / Пер. с англ. А.А. Игоревского. - М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2002 - 445 с.

Пратт Ф. Битвы, изменившие историю / Пер. с англ. Т.М. Шуликовой. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2004 - 322 с.

Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986

Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М., 1976.

Пти-Дютайи Ш. Феодальная монархия во Франции и в Англии X-XIII вв. / Пер. с фр. М.: Соцэкгиз, 1938. 424 с.

Райт Т. Свидетель колдовства. - М., 1971.

Райцес В.И. Жанна д'Арк. Факты, легенды, гипотезы. Л.: Наука, 1982. 198 с.

Реньяр П. Умственные эпидемии. - С.-Пб., 1889.

Репина Л.П. Сословие горожан и феодальное государство в Англии ХIV в. М.: Наука, 1979. 221 с.

Самаркин В.В. Восстание Дольчино. - М., 1971.

Сычов Н.В. Книга династий. - М.: АСТ. Восток-Запад, 2005 - 959 с.

Сперанский Н. Ведьмы и ведовство. - М., 1906.

Сумцов Н.Ф. Очерк истории колдовства в Западной Европе. - Харьков, 1878.

Тарасова Н.С. Франция в европейских международных отношениях в первой половине XV в.: Дисс. к. и. н. Екатеринбург, 2004.

Тогоева О.И. "Estre ydiot": категория "сумасшедший" во французском средневековом праве и способы ее описания // Власть, право, религия: взаимосвязь светского и сакрального в средневековом мире. М., 2003.

Тогоева О.И. Жанна д'Арк и бумага с водяными знаками (История одной случайной находки) // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории - 2004 / Под ред. М.А.Бойцова и И.Н.Данилевского. М., 2005.

Тогоева О.И. "Истинная правда". Языки средневекового правосудия. М: Наука, 2006.

Тогоева О.И. Казнь в средневековом городе. Зрелище и судебный ритуал // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. М., 2000. Т.З.

Тогоева О.И. Мужской костюм Жанны д'Арк и его возможные символические смыслы // Historia animata. Сборник статей памяти О.И.Варьяш. М., 2004

Тогоева О.И. Несостоявшийся поединок: Уильям Фелтон против Бертрана Дюгеклена // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории - 1996 / Под. ред. Ю.Л.Бессмертного и М.А.Бойцова. М., 1997

Тогоева О.И. Пытка как состязание: преступник и судья перед лицом толпы (Франция, XIV в.) / Право в средневековом мире / Отв. ред. О.П.Варьяш. СПб., 2001.

Тогоева О.И. Понятия "преступление" и "наказание" в уголовном праве и судопроизводстве Франции конца XIII - начала XV в.: Дисс. к. и. н., М., 1996.Тревельян Дж. М. История Англии от Чосера до королевы Виктории / Пер. с англ. А.А. Крушинской и К.Н. Татариновой. - Смоленск: Русич, 2001 - 624 с.

Топоров В.Н. Мандрагора // Мифы народов мира / Гл. ред. С.А.Токарев. М., 1988. Т. 2.

Тухолка С. Процессы о колдовстве в Западной Европе в XV-VII в.в. - С.-Пб., 1909.

Фаулер К. Эпоха Плантагенетов и Валуа. Борьба за власть (1328-1498). / Пер. с англ. Кириленко С.А., вступ. статья Карачинский А.Ю. - СПб.: Издательская группа "Евразия", 2002 - 352 с.

Фрейденберг O.M. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997

Фреймарк Г. Оккультизм и сексуальность. - Новосибирск, 1994.

Хачатурян Н.А. Возникновение Генеральных штатов во Франции. М.: МГУ, 1976. 207с.

Хачатурян H.A. Сословная монархия во Франции XIII-XV вв. М., 1989.

Хроники и документы времен Столетней войны / Пер., сост., предисл., прим., указат., генеал. табл., карты М.В. Аникиева; Под ред. Ю.П. Малинина. - СПБ.: Изд- во С. - Петерб. ун- та, 2005. - 425 с.

Цатурова С.К. Города в Столетней войне // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. IV. Extra muros: город, общество, государство. М., 2000

Цатурова С.К. Карл Великий и "королевская религия" во Франции XIV-XV вв. // Карл Великий: реалии и мифы. М., 2001

Цатурова С.К. Офицеры власти: Парижский парламент в первой трети XV в. М., 2002.

Цатурова С.К. Парламентская корпорация и Парижский Парламент в первой трети XV в. // СВ. 1992. Вып. 55.

Цатурова С.К. "Сеньоры закона": к проблеме формирования "параллельного дворянства" во Франции в XIV-XV вв. // СВ. 2003. Вып. 64.

Человек в кругу семьи: очерки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени / Под. ред. Ю. Л. Бессмертного. М.: РГГУ, 1996. 376 с.

Черняк Е. Времен минувших заговоры. - М: Международные отношения, 1994

Чистозвонов А.Н. Европейский крестьянин в борьбе за землю и волю (XIV-XV вв.) // CВ. 1975. Вып. 39.

Шерр И. История цивилизации Германии. - С.-Пб., 1868.

Шпренгер Я., Инститорис Г. Молот ведьм. М. 1990.

Энциклопедия символов / [сост. В.М. Рошаль] - М.: АСТ; СПб.: Сова, 2007 - 1007 с.

Якуб А.В. Проблема нормандского завоевания Англии в современной английской буржуазной медиевистике (60-80 гг.). Томск, 1988.

Ямпольский М. Демон и лабиринт (диаграммы, деформации, мимесис). М., 1996.

Lionidas Zoe. Жиль де Рэ - маршал Синяя Борода, сетевая публикация, 2014 (сайт http://wikitranslators.org/)

Комментарии: 14, последний от 12/07/2025. © Copyright Путятин Александр Юрьевич (sharkon-cons@yandex.ru) Размещен: 10/07/2025, изменен: 10/07/2025. 807k. Статистика. Монография: История Скачать FB2		Оценка: *10.003** Ваша оценка:

Путятин Александр Юрьевич Соратник Девы: триумф и трагедия Рыцаря

Путятин Александр Юрьевич
Соратник Девы: триумф и трагедия Рыцаря