|
|
||
Автор Чичен-Ица в гостях у меня. Не знаю по каким причинам кавычки не отражались при переносе из Ворд. Я поставила в нескольких местах вручную и пока прекратила. Позднее доделаю. Сорри. | ||
|
Часть 1 (из 3-х): СИГНАЛ ИЗ БЕЗДНЫ Оглавление: Аннотация Пролог Глава 1: Бал-маскарад в Версале. Глава 2: Гроза по приказу. Глава 3: Тени курии. Глава 4: Слуги и мастера. Аннотация: Это текст, написанный внутри полной симуляции. Не 'про мир', а из мира, в котором автор отказывается быть автором и встраивает себя в разложение декораций. Не просто фанфик, не просто продолжение романа Павла Виноградова "Пастух Земли", а вторичная система, где сценарий живёт как организм, а не как сюжет. Текст изнутри знает, что он написан. Он фиксирует себя: через Поводыря, через журнал Бхулака, через сбои времени - и через фигуру сбойного "читателя", внутреннего наблюдателя, которому разрешено лишь недоумевать. Поэтому он не нуждается во внешнем читателе, но удерживает его как отражение - свидетеля гниения симуляции. Мир - это Зоопарк. Эпохи - сменяемые декорации. Люди - роли в бесконечном спектакле. Бессмертный оператор Бхулак, скрывающийся под личиной Графа де Эрбажа, веками поддерживает этот хрупкий порядок, получая команды от Поводыря - давно замолкшего бога в виде голоса в своей голове. Но однажды сквозь усталые мантры Поводыря пробивается тиканье настоящего сбоя. Игнорируя тревожный сигнал, Бхулак совершает ошибку, цена которой - жизнь невинных. Теперь ему предстоит не просто устранить угрозу целостности изоляции, а впервые за тысячелетие ответить на незаданный вопрос: что происходит, если механизм начинает сомневаться в необходимости собственного продолжения? Пролог Имя ему было Бхулак. Когда-то. В пыли тысячелетий, что осела в складках его памяти, остались и другие имена: Пастух, Проводник, Тархун, Рабби... Бессмертный. Каждое - ярлык на очередной банке с консервированным временем. Открываешь - пахнет пеплом, кровью и чужими надеждами. Они писали мой портрет углём на стенах пещер, потом - золотом на стелах, после - чернилами на пергаменте. Они звали меня богом. Они молились. Они умирали. Я - оставался. Вечный пастух уходящего стада. Мои создатели исчезли. Сгинули в своей великой войне, оставив мне на попечение своё самое грандиозное творение. Не дворец. Не корабль. Зоопарк. Человечество. И инструкцию: поддерживать параметры. Сохранять образцы. Ждать дальнейших указаний. Указаний не последовало. Так я и остался. Вывернутым наизнанку существом, зашитым в чужую кожу. Моя истинная плоть - древняя, исковерканная скальпелем инопланетных хирургов, - скрыта под бархатом и кружевами. Моё лицо - маска, вылепленная вежливой улыбкой и усталой учтивостью. Мой дворец - гробница, замаскированная под Версаль. Мой двор - бал-маскарад, где личины с именами королей и кардиналов надеваются на агентов системы, сшитых из плоти и истории. Эпохи здесь - всего лишь декорации, которые меняют по мере надобности. Надзиратель, Поводырь, всё ещё здесь. Его голос - холодный шёпот в костяном радиоприёмнике моего черепа. Он выдаёт отчёты, строит прогнозы. Но в его словах появилась... заезженность. Он повторяет старые мантры, как заклинённый, не понимая, что заклинателя давно нет в живых. Мы - два механизма, которые продолжают тикать в пустой комнате, потому что некому остановить. Я провёл пером по странице, оставляя след в графе "Наблюдения": Образец 734-Б. Декорация: Версаль. Локальная эпоха: "Ренессанс-Барокко". Сценарий: централизация. Роли: Король-Светильник, Кардинал-Регент. Параметры стабильны. Угроз целостности изоляции не зафиксировано. В костяном радиоприёмнике черепа тихо щёлкнуло - сигнал о принятии отчёта. Где-то внизу, в сером поле журнала, дрогнула внепротокольная строка: Наблюдатель 2 В-Неутверждённый активирован. Квалификация: ограниченная. Стаж: 00:00:13. [вторичный канал, неуверенно] - А это у них всегда так... роскошно?.. То есть... это и есть "центр тяжести сцены"? Регистр 2 В - превышен допустимый порог эмпатического резонанса. Комментарий зафиксирован. Источник временно стабилизирован. Врун. Но вносить правду в журнал было бессмысленно. Протокол не предусматривал поля для экзистенциальной тоски. Только факты. Только параметры. Вечный тикающий механизм. Итак, начнём... Глава 1: Бал-маскарад в Версале Воск и духи. Сладковато-трупный запах тления, залитый тоннами цветочных ароматов. Он въелся в кожу, в волосы, в самые ноздри, прикипев намертво за тысячу лет подобных вечеров. Бхулак прикрыл глаза, позволив оглушительному гулу бала - смеху, шёпоту, скрипу фижм - спрессоваться в ровный, далёкий шум. Словно приложил к уху раковину - надеялся услышать океан вечности, а услышал лишь море тщеславия. Он не вошёл. Он просочился, как холодный сквозняк из забытого коридора. Бархат и золото гасили его шаги. Взгляд, тяжёлый от тысячелетий, скользил по толпе, отмечая не лица, а нити - амбиций, страхов, пошлых вожделений. И вдруг заметил: у одного из пажей пуговица была пришита ниткой из XX века - синтетической, голубой. Ни один протокол эпохи не должен был это допустить. Он поднёс бокал, не глядя, и записал в памяти: Артефакт 01. Декоративный сбой. Паж деформирован. Поводырь не отреагировал. Синтетический стежок торчал, как учётный ярлык на звере в клетке. голос Поводыря: едва слышно "in aeternum... ornamenta..." Фраза обрывалась, как заезженная молитва. ...А следом он увидел колонну, отражённую в зеркале. Но, обернувшись, понял: она стояла там дважды - по обе стороны сцены. Один и тот же элемент, в двух местах. Взгляд зафиксировал: Артефакт 02. Ошибка симметрии. Декорация дублируется. Поводырь не отреагировал. [вторичный канал, растерянно] - Подождите... а так и должно быть? Две одинаковые колонны?.. Или это... глюк? Марионетки. Он видел кукловодов, давно обратившихся в прах, но куклы всё ещё дёргались, разучивая свой вечный танец. Только в этот раз одна из кукол сбилась с ритма - движение плеча повторилось дважды. Как в зацикленной петле. Он напрягся. Поводырь не зафиксировал отклонение. Странно. Программа танца не предполагала импровизаций. инструк//повт:сценарий:центр//режим коррекции:-//ошибка:повт-повт-повт-- Поводырь выдал фрагмент, не имеющий синтаксиса. Сигнал не был распознан. Он сделал шаг - и сцена будто вернулась к штатному сценарию. Передал в канал: "Сбой интерфейса. Паж зациклен. Сцена 734-Б". Ответа не последовало. В тишине внутреннего канала прошла вечность. Потом - голос из другой инструкции, как будто ошиблись адресом: "Запах роз стабилен. Угроз не выявлено." Он не стал уточнять. Если слепой смотрит на танец - сцена может гореть, а он скажет: освещение прекрасное. [вторичный канал, дрожащим текстом] - Простите... но... у них и раньше... были вот такие ошибки?.. Или мы... вышли за границы? - Граф де Эрбаж! Какая неожиданная радость! Какой-то молодой паж с лицом купидона и пустотой в глазах преградил ему путь. Бхулак остановился. Не улыбнулся. - Месье де Вилье, - его голос был тихим, но резал шум, как лезвие по шёлку. - Вы ослепительны. Прямо как новенький луидор. И, боюсь, столь же красноречивы. Он не стал ждать ответа, двинувшись дальше, к центру зала. Подобрал удачные личины для этого сезона, мелькнула у него мысль, глядя на сияющую группу. "Король-Солнце" - эффективный паттерн для централизации. Жаль, носитель начинает верить в её исключительность. Отметил для себя: декорация - Версаль; сценарий - централизация; роли - Светильник и Регент. Людовик и Мазарини были островом в бурлящем море. Бхулак склонился в безупречном, отточенном веками поклоне. Не ниже положенного. Не выше. Просто идеально. - Ваше Величество. Ваше Преосвященство. Позвольте представить его превосходительство К'Тарра. С самых восточных окраин. Посол шагнул вперёд. Его движения были слишком плавными. Слишком... экономными. Ни единого лишнего микродвижения. Рукопожатие было сухим и прохладным. Подушечками пальцев Бхулак почувствовал не кожу, а мелкую, идеальную вибрацию - будто внутри работал крошечный, отлаженный моторчик. - Ориентальные земли полны загадок, - произнёс кардинал, пожирая гостя взглядом, как на товар. - Как и все земли, где ступала нога человека, - парировал К'Тарр. Его голос был модулирован безупречно. И абсолютно безжизненно. Завязалась беседа. Пустая. О погоде. Об искусстве. О дороговизне испанских кружев. Бхулак вставлял реплики, отточенные как шпаги. Он называл Людовика "Солнцем", но в его устах это звучало как 'светильник'. Он обсуждал с Мазарини политику, но как скучную бухгалтерскую отчётность. И вдруг - ледяной укол в висок. Знакомый, ненавистный стук - будто в костяной радиоприёмник черепа постучались ледяным клювом. Не больно. Унизительно. "Слушаю" - мысленно проворчал он, растягивая улыбку в ответ на какую-то пошлость кардинала. На сетчатке вспыхнули знакомые иероглифы. "Объект "Комета". Траектория аномальна. Маскировка низкого качества. Идентификация: разведчик Т'Коннской империи. Цель: сброс зондов-жучков. Вероятность: 94,7%. Рекомендация: перехват. Ожидание подтверждения." Т'Коннцы. Опять. Назойливые мухи, - подумал он с раздражением, беря с подноса бокал. Шампанское ударило в нос кислой нотой. Подтверждаю. Стерильная ликвидация. Без следов. И не присылайте мне отчёт. Выброшу." Он мысленно усмехнулся этой браваде. Он никогда не выбрасывал отчеты. Он их аккуратно архивировал, как и полагалось. Эта внутренняя дерзость была единственным клапаном, через который выходил пар тысячелетнего давления. "Принято. Исполняю". Он сделал глоток. Вкус пустоты и кислоты. Рука дрогнула - крошечная, никем не замеченная ошибка. Соломенный полукруг расплылся на белизне его жабо. - ...не находите, монсеньор? - кардинал смотрел на него вопрошающе, поймав мгновенное отсутствие в глазах. Бхулак медленно опустил бокал. Пятно было похоже на свежую рану. - Напротив, ваше преосвященство. Я нахожу, что кометы нынче стали удивительно навязчивы. Словно кто-то запустил их специально, чтобы потревожить наш покой. - Он повернулся к К'Тарру. Тот смотрел на него своими стеклянными, не моргающими глазами. Словно видел не лицо, а схемы под ним. - Верно? Наступила пауза. Слишком длинная для светской беседы. - Вселенная полагается на закономерности, - наконец произнёс К'Тарр. - Но иногда в её уравнения закрадываются... аномалии. Где-то высоко-высоко, в ледяной тишине, уже разворачивалась беззвучная драма уничтожения. - О, аномалии - это единственное, что скрашивает нашу вечность, - произнёс Бхулак, и его улыбка стала узкой и острой, как лезвие бритвы. Он отпил вина. Оно было похоже на кровь. Он провёл пером по строке журнала: Образец 734-Б. Декорация: Версаль. Сценарий: централизация. Роли: Светильник и Регент. Параметры стабильны. Изолятор-17: допуск отклонения 0,6% - маркер моргнул и пропал. Он не стал запрашивать детали. [вторичный канал, почти тишина] "Я, кажется, зря здесь..." Глава 2: Гроза по приказу Солёный ветер гулял по палубе, заигрывая с флагами и раскачивая пеньковые канаты. Капитан Ларш, облокотившись на дубовый поручень, с наслаждением затягивался трубкой. Дым табака смешивался с запахом смолы, дёгтя и солёных брызг - единственный честный запах в этом мире лжи. Его "галеон", старый добрый "Серый призрак", покачивался на ленивых волнах Бискайского залива, имитируя мирную торговую прогулку. На баке матросы чистили картошку, их смех был грубым и простым. Рутина. Благословенная, скучная рутина. Ларш достал из складок плаща потёртый блокнот, собираясь сверить остатки провианта. Ворчал про себя о тухлой воде в бочках и червивых сухарях. В этот момент его и настигло. Не звук. Не голос. Ощущение. Словно черепную коробку сдавили тисками изнутри. Скрип снастей внезапно отозвался в висках ритмом шины данных, слишком быстрым и жёстким. В висках застучало, на языке выступил горький озон и сухая статика, от которой свело скулы. Из глаз потекли слёзы - не от эмоций, от перегрузки. Опять, - мысленно простонал он, стискивая мундштук, чтобы не уронить трубку. Сознание заволокло белой пеленой системного интерфейса, сквозь которую проступали чёткие, бездушные знаки. Координаты. Скорость. Вектор. Цель. Перехват. Стерилизация. Протокол: метео-синтез. Мысли сплющились, сжались в тугой комок внешней волей, не оставляя места для сомнений. Оставалось лишь озвучить приговор. - Чёрт бы побрал эту погоду, - сипло выдохнул он, отплёвываясь от металлического привкуса. Солёная корка на губах треснула. - Боцман! К борту! Экипаж встрепенулся. Не потому, что понял, а потому что тон капитана не сулил ничего хорошего. - Паруса - на пол-рифа. Правый галс! - скомандовал Ларш, глядя в пустой горизонт. Команда была бессмысленной при таком ясном небе и штиле, но матросы, привыкшие к странностям капитана, бросились выполнять. - Живее, щенки! Как шарахнет - поздно будет! Небо, до сих пор ясное и безмятежное, начало стремительно меркнуть. Не с краёв, а из самого центра, словно на него пролили чернила. Воздух затрепетал, загудел. И тогда с небес обрушился ад. [вторичный канал, еле слышно] "Так в Зоопарке делают: зверя нет, а тень его гонят по кругу." Это не была гроза. Это было неистовство. Молнии били не слепым зигзагом, а точными, выверенными пучками, выжигая невидимую цель в пустоте. Грохот был не похож на раскаты грома - оглушительный рёв, как будто сама ткань небес рвалась от чудовищной силы. Корабль бросало как щепку, матросы в ужасе крестились, цепляясь за снасти. Один из юнг, совсем пацан, завыл, причитая о божьей каре. На берегу, у деревушки Сен-Жан-де-Люз, старый рыбак Пьер замер с сетью в руках. Он смотрел, как на идеально чистом небе за минуты сбивается чёрная, яростная туча, плюётся огнём и воет так, что кровь стынет в жилах. Он не видел технологии. Он видел дьявола. Трижды перекрестившись, плюнул через левое плечо и побежал в церковь. А на мостике Ларш стоял, вцепившись в штурвал, и чувствовал, как по его жилам течёт не кровь, а ледяной расчётливый ужас машины. Онемевшие мышцы спины жили собственной жизнью, отзываясь на вибрацию досок. Он был голосом, рупором, педалью. Его воля была лишь проводником для чужой команды, как медная проволока для молнии. И так же внезапно, как началось, всё кончилось. Тишина, наступившая после оглушительного рева, ударила по ушам физической болью - громче, чем любой гром. В правом ухе щёлкнуло. По шее потекла тёплая дорожка. Он стёр её ладонью - соль зажгла кожу. Давление в черепе исчезло, оставив после себя пустоту и лёгкий звон в ушах. Небо было чистым, почти наглым в своём спокойствии. Только запах озона да перепуганные лица матросов напоминали о недавнем кошмаре. Он поднял взгляд - и увидел в небе небо. То же самое, что было до шторма. Но... один из облаков повторял форму точно до изгиба, как будто кто-то вставил один и тот же элемент дважды. Ctrl+C, Ctrl+V. Ошибка фона. Он почувствовал, как по позвоночнику пробежал холод. Поводырь молчал. Ларш медленно разжал закостеневшие пальцы. Чувствовал себя вычерпанным до дна. Пустым сосудом. - Убрать паруса, - хрипло бросил он в мёртвую тишину. Команда не имела смысла после шторма, но сработала как заклинание возвращения в реальность. Матросы засуетились, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Начинался шёпоток. Объяснений не будет. Капитан повернулся к морю. Где-то там, в вышине, догорали обломки того, что он только что уничтожил. Не врага. Помехи. Бедные дьяволы, - мелькнула мысль, тут же задавленная усталостью. Надеюсь, не мучились. Он достал трубку. Рука дрожала. Затянулся. Табак припахивал гарью. Глава 3: Тени курии Воздух в личных покоях кардинала Борджиа был густым и сладким, как церковное вино. Пахло старыми фолиантами, воском и едва уловимым ароматом чего-то дорогого и порочного. Изабелла д'Эсте с лёгкостью бабочки, знающей силу собственного крыла, склонилась в реверансе. Жест был безупречен, но в нём не было и тени подобострастия - лишь точный расчёт дипломата, оценивающего силу противника. - Ваше Преосвященство, я принесла скромный дар нашей святой Матери-Церкви. Напоминание о том, что даже в этом бренном мире есть частицы нетленного света. Слуга с бархатной подушкой поднёс кардиналу золотой потир. Он был тяжёл, инкрустирован рубинами, которые горели, как застывшие капли крови. Борджиа взял его с отточенной ухваткой ювелира; в глазах на миг блеснул холодный оценочный свет. - Вы слишком щедры, мадонна. Церковь будет молиться за вашу просвещённую душу. - О, моя душа - ничто по сравнению с крепостью наших стен, - парировала Изабелла, плавно обводя взглядом комнату, будто прикидывая реальную толщину этих самых стен. - Времена зыбки. Карфаген пал не от меча Сципиона, а когда перекрыли пути торговли. Наш новый Рим должен стоять неколебимо. Особенно против козней с севера. Кардинал медленно перебирал янтарные чётки. Один шарик был сколот. - Искренность вашей преданности трогает сердце. И какой металл, по-вашему, крепче фундамента в смутные времена? - он поднял на неё пронзительный взгляд. - Свинец, что гасит огонь ереси? Или ртуть, что помогает отделить золото истинной веры от шлака заблуждений? Игра была понятна. Изабелла позволила себе крошечную, почти невинную улыбку. - И то, и другое, Ваше Преосвященство. Поставки свинца из английских рудников ненадёжны: пиратские "кресты" в проливах. А потребность в ртути для осушения болот вокруг Вечного Города растёт. Мои корабли к вашим услугам. Можно было не говорить больше ни слова. Договорённость состоялась. Борджиа кивнул; взгляд потеплел, стал бархатным и довольным. Изабелла же отметила про себя: декорация - Курия; сценарий - контроль потоков; роли - Кардинал-Расчётчик, Меценат-Поставщик. Спустя полчаса она скользнула в полумрак придворной часовни. Здесь пахло пылью, ладаном и одиночеством. На языке у неё остался привкус монастырского пепла. В дальнем углу, на жёсткой скамье, дремал старый монах; его тихое посапывание нарушало гробовую тишину. На его чётках тоже не хватало одного шарика - как знакомый скол. Но лицо монаха вдруг показалось ей слишком знакомым. Искажённо, как в кривом зеркале, но - это был паж с бала. Та же родинка на щеке. То же кольцо. Ошибка слияния акторов? В интерфейсе декораций такое бывало - при сбоях в распределении масок. Она мигнула. Лицо сменилось. Но осадок остался. Она встала на колени перед алтарём, достала из-за складок платья небольшой молитвенный складень из тёмного дерева. Он был холоден на ощупь, словно ледяной брусок, а не дерево. От него тянуло едва уловимым озоном - запахом, который она давно научилась не замечать. Губы шептали заученные с детства молитвы. Пальцы правой руки делали другое. Ноготь мизинца, заточенный для иных задач, нашёл на внутренней панели складня крошечные углубления. Последовательность нажатий была сложной и требовала сосредоточенности. Нужно подпилить, - мелькнула сухая мысль. - Соскальзывает. Молитва лилась сама, пока глаза читали иное откровение. Не голос. На зрачках проступила рябь, складываясь в чёткие, геометричные строки и схемы. Отчёт Поводыря. [вторичный канал, приглушённо] "Я... ничего не понял. Это он нам сказал? Или... себе?" Она пыталась удержать и то и другое - шёпот молитвы и графы отчёта - но строки переплетались, стирая молитву в протокол, а протокол в мёртвую литургию. Объект "Шевалье". Активность повышена. Встречи: комтур Мальтийского ордена, алхимик Торренциус, банкир из Лиона. Интерес к объекту "Эрбаж": стабильно высокий. Терминология: "колдовство", "дьявольские механизмы", "алхимия". Вероятность угрозы целостности изоляции: 34,7% и растёт. Рекомендовано: нейтрализация угрозы Внизу мигнула абсурдная строка: "...также объект проявил аномальный интерес к местному сыру "Бри". Вероятность кода: 2,3%." Лицо Изабеллы оставалось безмятежным. Внутри всё застыло и перестроилось в холодную схему. Нейтрализация... Слишком грубо. Слишком по-старому. Поводырь все еще мыслит категориями грубой силы, не понимая, что истинный контроль - это контроль над ресурсами. Перекрыть деньги - и эта игрушечная угроза рассыплется сама. Шевалье-неудачник. Ему нужна слава, чтобы затмить позор рода. Он ищет колдунов, потому что ум слишком прямолинеен, чтобы заметить механизмы. Угроза - не он, а тот, кто платит. Банкир из Лиона... Копнуть глубже. Поводырь ошибается: методология устарела. Нейтрализация - грубо и шумно. Изоляцию защитим тоньше. План выстроился быстро и бесжалостно. Ускорить поставки. Перехватить депеши банкира. Найти компромат и передать конкурентам. Де Лоррена лишить финансирования - и крестовый поход рассыплется сам собой, как трухлявая кора. Он даже не поймёт, что стал пешкой в игре более высокого уровня. Под свечой на полях проступил водяной крест - тонкая диагональная тень, видимая лишь под углом. Не типография. Маркер чужой руки. Повернула лист - исчез. Учтено. Она замолчала. Дочитала молитву. Складень защёлкнулся в пальцах; рябь сошла. Осенила себя крестным знамением - движение искреннее, отработанное годами маскарада. Поднявшись, бросила взгляд на спящего монаха. Он не проснулся. Мир ничего не заметил. Выйдя из часовни, Изабелла д'Эсте снова была готова к игре. Улыбка стала ещё ярче, в глазах вспыхнул живой интерес. Цель определена. Охота начиналась. Глава 4: Слуги и мастера Воздух в подвале был густым и едким, пахнущим серой, уксусом и чем-то металлическим, от чего сводило зубы. Пламя свечи дрожало в стеклянных колбах, отражаясь в большом овальном сосуде, наполненном ртутью. Серебристая жидкость вибрировала, издавая тонкий, противный гул, словно под кожей мира зудела невидимая струна. Алхимик Торренциус, бледный и вспотевший, непрестанно крестился дрожащими пальцами; чётки на его шее поблёскивали янтарём, и у одного зерна была сколота кромка. - Это дьявольщина, шевалье, чистой воды дьявольщина! Слышите? Голоса из бездны! Де Лоррен не слушал. Он смотрел, зачарованный, как в дрожащей поверхности ртути проступали искажённые очертания - не то карты, не то чертежи невероятных машин. А звук... это был скрежет, похожий на речь, но на неизвестном, механическом языке. И в самом его центре - чёткое, ясное слово, врезавшееся в мозг: "Эрбаж". Он не видел дьявола. Он видел силу. Грязную, пахнущую адом и озоном, но - силу. Ладони у него чесались, будто уже держали эту власть. Пусть теперь посмеют назвать его Гаспаром-неудачником, позором рода Лорренов, - лихорадочно думал он, не отрывая взгляда от сосуда. Он заставит их ползать. Кардинал будет целовать его перстень. Король... король будет советоваться с ним. Этот скрежет - его будущее. Оно пахнет серой, но на что не пойдёшь ради власти? Он резко выпрямился, застёгивая перчатки. Чары рушились, уступая место холодному расчёту. м- Заткнись, Торренциус, и запомни: ты ничего не слышал и не видел. Иначе твои реагенты в последний раз очистят не свинец, а твои кости от плоти. Не глядя на побледневшего алхимика, он вылетел на улицу, и его ум, заражённый видением, уже чесался амбицией, выискивая первую ниточку, за которую можно было дёрнуть. Ею оказался месье де Вилье. Разорившийся дворянин, чья гордость давно проелась долгами, а гербовый щит покрылся пылью в заложенной у ростовщика усадьбе. Де Лоррен нашёл его в полутёмной таверне, где обычно коротали время те, кого свет забыл. - Месье де Вилье, - начал шевалье, с театральной небрежностью водя пальцем по краю винного кубка. - Мои уши поражают слухи о наглости ваших кредиторов. Какая жалость, что люди вашей крови должны страдать от рук этих... плебеев. Фортуна слепа, но её глаза можно открыть. У меня зреют кое-какие... возможности. Но для них требуются союзники с безупречной родословной и... податливой совестью. Де Вилье горько усмехнулся, поправляя потёртые на локтях рукава. - Податливая совесть - это единственное, что у меня осталось от былого состояния, шевалье. Надеюсь, ваши возможности оценят и мою генеалогию. Она хоть и нищая, но безупречна. Сделка была заключена без лишних слов. Он черкнул записку де Вилье - час и место - и сунул кошель. Подпись вышла ломаной, как треснувшее зеркало. "На подарки детям", - сказал он с лёгкой, ядовитой улыбкой. Уже вечером, паря в блестящей толпе версальской залы, де Лоррен чувствовал прилив сил. Его лицо было маской учтивой безмятежности, но взгляд, холодный и цепкий, выхватывал из толпы тех, кого можно было использовать или сломать. Он обменивался любезностями, пошутил с герцогом. Казалось, он был на своём месте, наконец-то. Тонкая ртутная горечь на нёбе казалась вкусом триумфа. Потом ему показалось, что через зал мелькнула тень. Знакомая. Тот самый монах, что дремал в часовне. Он резко обернулся - никого. Только маски, улыбки, музыка. Сердце ёкнуло. Кто это?.. Нет, показалось... Или?.. Он отхлебнул вина, стараясь унять внезапно участившееся дыхание. Игра только начиналась. Он не мог позволить себе паранойю. Но лёгкий, холодный страх, словно сквозняк из щели, уже проник ему под кожу и остался там, тихим и неприятным спутником. Продолжение следует... |
|