Fandom Darth Krapivin 2015
Привет Наташке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Канон: "Паруса Эспады". Таймлайн между "Мальчиком со шпагой" и "Бронзовым мальчиком", середина 80-ых годов 20 века; кроссовер с циклом о Великом Кристалле

    Персонажи: Сергей Владимирович Каховский, Даниил Корнеевич Вострецов, Данилка Вострецов, Генка Медведев

    Краткое содержание: О том, когда и почему Вострецов решил воскресить "Эспаду".

    Предупреждения: ампутированная конечность

    Примечания: Отсылка к командному макси "Мадам Валентина"

Название:Привет Наташке
Автор:fandom Darth Krapivin 2015
Бета:fandom Darth Krapivin 2015
Размер:миди, 4974 слова
Канон:"Паруса Эспады". Таймлайн между "Мальчиком со шпагой" и "Бронзовым мальчиком", середина 80-ых годов 20 века; Кроссовер с циклом о Великом Кристалле
Персонажи:Сергей Владимирович Каховский, Даниил Корнеевич Вострецов, Данилка Вострецов, Генка Медведев
Категория:джен
Жанр:ангст
Рейтинг:R
Краткое содержание:О том, когда и почему Вострецов решил воскресить "Эспаду".
Предупреждения:: ампутированная конечность
Примечания::
а) Отсылка к командному макси "Мадам Валентина"
б)"Снимок был большущий, пятьдесят на шестьдесят, в раме и под стеклом. На фотографии - десятилетний Данилка Вострецов в парадной форме барабанщиков "Эспады": с плетеным капроновым аксельбантом на рубашке, в лихо заломленном берете, в белой портупее. Слегка взъерошенный ветром и собственной радостью, он сиял веснушчатым лицом и от души лупил в барабан, растопырив колючие локти и расставив среди подорожника и клевера щедро украшенные синяками ноги в съехавших гольфах.
Кинтель стеснялся смотреть на эту фотографию и не раз думал: как Корнеич сам-то смотрит со спокойной душой? На себя, стоящего на двух ногах. Ведь одной-то ноги теперь нет! Вот этой, левой, с белым квадратным пластырем под коленкой. Она выросла и была раздроблена миной в Афгане, и ее отрезали ниже колена, и теперь там скрипучий протез. Кто не знает, сразу и не заметит, но ведь Корнеичу-то сколько мук...
Однако и Корнеич, и другие всегда смотрели на снимок без боязни и неловкости".
ВПК "Бронзовый мальчик"
Для голосования:#. fandom Darth Krapivin 2015 - "Привет Наташке"


- Сергей... Ты не поверишь, вот каждый раз приходит в это время и смотрит. Ничего не делает, только стоит на пороге и на меня - в упор. И молчит. Только кровь от колена: кап, кап... Как барабанная дробь...

Молодой рыжий мужчина приподнял пустой стакан, заглянул в него, убедился, что водки на дне не осталось. С трудом сфокусировал взгляд на замызганном кухонном столе, потянулся к бутылке. И секундой спустя, поняв, что там тоже пусто, метнул бутылку через всю кухню. Как гранату. Стеклянные осколки заскакали по некогда голубому, давно немытому кафелю.

Рыжий крякнул, с бессмысленным выражением лица уставился сперва в стену, затем на прислоненный к табуретке протез - высокий, как раз по колено. Скривился. Продолжил:

- Стоит, значит. Каждый раз одно и то же... Смотрит на меня. И кровь значит, от ноги оторванной. А потом, знаешь, в коридоре шебуршать начинает - как кошка или крыса... А у меня, сам видишь, ни кошек, не крыс, ни чертей зеленых. Кровь значит капает, капает. Он молчит, смотрит. И я, знаешь, понимаю, что-то, что там шуршит - это нога... Его нога. Моя, в смысле... Нету там больше, Серег?

Он глянул на собеседника мутными, покрасневшими, давно потерявшими радостную синеву глазами...

- Забирай... - Сергей автоматически пододвинул свой стакан, все еще наполовину полный. - Данила, может, хватит тебе?

Рыжий выпил водку залпом. Дернулся, снова посмотрел сперва на стену, потом на Сергея.

- Вот такие дела, товарищ флаг-капитан. Все до зеленых чертей допиваются, а Вострецов - до кровавых барабанщиков. О, слышишь, шуршит? Сейчас сперва нога вылезет, потом он сам... Ты это, не бойся. Он на рассвете всегда уходит. Как раз... гы... на первый троллейбус. В школу, наверное, боится опоздать...

Данила криво хмыкнул собственной шутке, потом закашлялся, согнувшись пополам, чуть не слетев с табурета. Смахнул на пол задребезжавшие костыли.

- Вот они - мои палочки-то, Серег... Щаз как заиграем марш-тревогу... - и нагнулся, подхватил один из костылей, звонко вмазал им в бетонную стену. Раздался глухой, унылый звук.

- Щаз милицию вызову, алкашня, - немедленно ожили там. - Сам не спишь и другим не...

"Пятый час..." - машинально отметил Сергей, вставая с табурета. Одним движением ноги он отшвырнул злополучные костыли в другой угол кухни. Они ударились о плиту и зазвенели. Звук был звонкий, радостный... Совсем неуместный на запущенной кухне с давно немытым окном, за которым чернела февральская ночь.

Сергей открыл форточку... Сквозь поток хлынувшего ледяного воздуха был виден кругляшок луны - он подрагивал в небе, словно был живым, замерзающим на морозе... Или с перепоя?

- Слышишь? Шуршат... Они ко мне через балкон, наверное, всегда лезут. Он и моя нога... - пояснил надтреснутый голос за спиной у Сергея. Затем раздался какой-то булькающий звук и потом сразу - оглушающий, театральный храп.

Спустя минуту Сергей отвернулся наконец от окна. Данила спал, сидя за столом, уронив на скрещенные руки вихрастую голову. Кое-где в рыжих волосах проглядывала неопрятная седина. А ведь Даниле двадцать три только стукнуло. А Генке бы двадцать семь... Вчера.

За стеной и впрямь шуршали, стучали чем-то. Сергей вздрогнул. Затем услышал, как сварливый женский голос вразумляет некстати заскулившую собаку, которой, вероятно, приспичило в неурочный час. Где-то гудели водопроводные трубы. Данила храпел - грузно, по-стариковски. Все, вытягивать его надо. А то ведь и впрямь сопьется.

Сергей решительно шагнул в захламленную комнату. Включил свет, споткнулся о какую-то рухлядь. Поднял с пола пыльную коробку от лыжных ботинок, на которой крупным детским почерком когда-то было выведено "Эспада. 1973". Буквы на крышке давно выцвели, но Сергей знал, что они есть. И о том, что внутри коробки - тоже знал. Фотографии, грамоты, катушки кинопленки, может быть - Данилкин пионергалстук. Может - письма Олега.

Он отодвинул картонку в сторону. Перетряхнул белье на продавленном диване. Потом вернулся в кухню. С минуту неуклюже топтался вокруг стола, пытаясь обхватить Вострецова, пристроить его руку себе на плечо, приподнять, уволочь.

Они пробирались по коридору и через комнатный хлам, Данила тяжело мотал головой, не переставая храпеть. И невозможно было представить, даже на секунду, что они сейчас просто где-нибудь в походе, что Данилка подвернул ногу и надо оттащить его в палатку...

Пружины дивана жалобно звякнули. Он уложил Вострецова на бок, укрыл мятым пододеяльником. Вернулся на кухню, прихватил оттуда давно остывший чайник и алюминиевую кружку с какими-то нелепыми утятами на голубом боку. Пристроил это все на полу, так чтобы при пробуждении Данила смог бы дотянуться... Здесь, конечно, не Кандагар, без глотка воды не помрешь... Но Данилка-то не виноват, что тогда завалил вступительные и его потом вот так... Все равно что убили. И Сергей не виноват, что научный руководитель приказал тогда ехать на раскопки и сам уладил дела с военкоматом. И Генка не виноват, что...

За стеной опять шуршало и звенело. Снова коротко взвыла соседская собака. Заскулила - как от удара.

Каховский стоял посреди комнаты. Переводил взгляд с Данилы на чайник и обратно. Мучительно соображал, что же он забыл сделать...

- Костыли принести, - насмешливо отозвался мальчишеский голос из коридора. - Ты, Сережка, всегда о самом главном забываешь.

Каховский потер виски ладонями, проклиная себя за бесхребетность. "Вот и начинается". Сколько он выпил? Данила-то не в пример больше, из двух бутылок - все полторы, а он...

- Ну чего ты стоишь? Как он без костылей-то будет по-твоему? - поинтересовался у Сергея неизвестный собеседник.

В коридоре опять зашуршало. Раздались неуверенные, очень странные шаги - будто два человека поочередно прыгают в классики. На одной ножке. Каховский замер.

Сперва показалось, что в комнату прошмыгнула окровавленная крыса. Нет, крупнее. Кошка? Если только - стоящая на задних лапах. Сергей помотал головой. Пригляделся, понимая, что к горлу подступает тошнота.

Это была нога. Обыкновенная мальчишеская нога в стоптанном кеде с развязанными шнурками, в косо съехавшем гольфе с мелкой россыпью капелек крови, издали похожих на веснушки. С белым перекрестьем пластыря на ободранном колене. Чуть выше начиналось кровавое месиво, страшно белел обрубок кости, торчали бордовые сгустки и еще что-то, напоминающее тонкие трубки... Артерии? Вены? Сергей сглотнул.

Нога - подпрыгивая и покачиваясь так, словно принадлежала невидимому шустрому мальчишке, - вышла на середину комнаты. Споткнулась о коробку с имуществом "Эспады". Задумчиво приподнялась на цыпочки. Затем принялась покачиваться с пятки на носок. Во все стороны полетели капельки крови. Сергей сделал шаг назад. Перекрестился.

Нога оставалась на месте. Даже нетерпеливо топнула об пол - и в Каховского брызнула кровь. Совсем свежая.

Чертовщина! Быть того не может.

Нога, чуть пританцовывая, обогнула замершего Сергея. Направилась к дивану. Замерла напротив храпящего Данилы. Словно невидимый мальчишка всматривался в лицо спящего человека, о чем-то думал или вспоминал. Решал.

Сергей тоже смотрел в упор - на страшный окровавленный фантом. Не сходится.

Даже если представить, что этот... обрубок и впрямь имеет отношение к Вострецову. Нога-то - откровенно мальчишеская, принадлежащая десяти- или двенадцатилетнему пацану. А Данилу ранило... Вспомнить бы еще... В восемьдесят третьем? В восемьдесят четвертом? Ему двадцать было, железно. Нет, не то... Ерунда какая-то. Бред. Белая горячка. Отче наш, иже еси на небесех...

Воинствующий атеист Сергей Владимирович Каховский снова осенил себя крестным знаменем.

- Ты еще святой воды глотни... - звонко посоветовали ему из коридора. - Сережка, ну будь другом, подай ты эти костыли несчастные. Он же утром не встанет. Я не встану.

Нога замерла у дивана, потом двинулась к двери, навстречу голосу - словно собака к хозяину. В коридоре что-то рухнуло и грохнуло. В комнату заглянул мальчик.

Это был очень знакомый Каховскому мальчик - вихрастый и веснушчатый, в съехавшем набок пионерском галстуке, с нашивками "Эспады" на голубой форменной рубашке. С широким белым ремнем от барабана на узком плече. С кровавым кульком, торчащим из левой штанины пропылившихся, перекошенных шортов.

Мальчик застыл на пороге, цепляясь обеими руками за дверные косяки. Словно повис на невидимом кресте. Барабан качнулся, глухо стукнул о стену. Сразу же эхом отозвался собачий вой. Нога замерла на мыске - словно прислушивалась.

- Сережа. Дай мне... тому мне... пожалуйста, костыли, - почти ласково попросил Каховского барабанщик "Эспады" Данилка. - Серый, ну дай костыли. А?

И на веснушчатом лице десятилетнего капитана расцвела виноватая улыбка. Голубые глаза сверкнули лукаво. Словно Данилка замыслил какой-то розыгрыш, забавный сюрприз для всего отряда.

Сердце Каховского глухо и тяжело застучало в висках. Наверное, инфаркт будет. Или инсульт. А у него же защита в марте, вся кандидатская псу под хвост. Обидно-то как... Такая экспедиция, столько накопали...

Тюк.

Тюк.

Кап.

Кап-кап-кап...

Из бурого, страшного кулька... Из обрубка ноги... медленно стекали густые, тяжелые, маслянистые капли крови. Расплывались на полу неряшливыми кляксами. И почти мгновенно впитывались в давно немытый линолеум. Исчезали без следа.

Инсульт. Горячка белая. Полтора стакана водки за вечер. И то - потому что Генка. За Генку. Вместо него... Защититься не успел. Не только диссертацию.

Сергей сделал шаг назад. Ближе к окну, на котором зацвели морозные узоры. Никакого намека на рассвет. На крик петуха.

Под руку почти толкнулось что-то высокое, длинное, шероховатое, знакомое... Сергей сперва схватил это, потом только опознал. Швабра! Невесть когда и зачем притащенная Вострецовым в комнату. Чертей он ей гонять собрался?

Кап. Кап. Кап.

- Ну дай костыли? - почти пропел от порога окровавленный барабанщик. Оторванная нога неторопливо приближалась к Сергею.

Кап.

На кухне что-то звякнуло, захрустело, заскрипело. Было слышно, как по усеянному осколками полу кто-то ходит. Тоже довольно маленький и легкий. Потом еще что-то зазвенело. Почти гитарной струной.

Кап.

Тюк. Тюк.

- Сергей! Дай ты ему эти костыли, а?

Голос был чуть глуховатый, но очень, очень узнаваемый. Звучал из-за стены нечетко. Так, например, он мог бы звучать в телефонной трубке. Если набрать однажды старый, давно изменившийся с семидесятых номер, поверить, что по ту сторону телефона вдруг отзовется, ответит...

- Генка! Ген? - Младший Вострецов все еще стоял на пороге, прислонясь к дверному косяку, задевая барабаном несмазанную, скрипящую дверь. Он повернулся, заглянул наружу. На секунду оставил Каховского без присмотра.

Вот сейчас можно было шагнуть к порогу, размахнуться, нанести скользящий, меткий и обезоруживающий удар. Фехтовальный, естественно. Как Олег и учил. Пусть и шваброй. Неважно.

Кап.

Еще один бурый сгусток впитался в пол.

Кап.

Это не дети, это нечисть. Призраки.

Кап.

Это твое прошлое. Твоя боль.

Опьянение прошло. Мальчишка не исчезал. Настоящий Вострецов равнодушно похрапывал на диване.

- Генка? - снова позвал барабанщик.

Сергей замер, отведя приготовленную для удара руку.

- Тут нечего выливать! Они все выпили! - обиженно прокричали с кухни. Тот самый голос, да. Сквозь непрочное перекрытие блочной стены. Сквозь километры. Сквозь десятилетия. С того света.

Каховского неожиданно, резко и сильно затошнило. Он выронил швабру. Опустился на колени. Виновато глянул на стоящего в дверях одноногого барабанщика. Из окровавленной культи все еще стекали капли. Все гуще и медленнее. Все реже.

Кап.

В отличие от фантомной крови настоящая желчь, густая, желтая, кислая, никуда не делась.

Сергей вытер рукавом дрожащие губы. Снова посмотрел на того... на маленького Вострецова. Тот словно ничего и не заметил - стоял, подтягивая ремень барабана. Чего-то насвистывал себе под нос, притопывая единственным кедом - в такт.

Окровавленная нога брезгливо обошла лужицу желчи. Встала строго напротив Каховского. Может, раздумывала: не врезать ли ему, все еще сидящему на полу, коленкой в нос. Хотя... Умеют ли оторванные ноги думать?

В лицо Сергею ударил сладковатый запах.

Снова замутило. В ушах зашумело так, что все звуки слились в какой-то тоненький вой. Похожий на собачий.

Возможно, это выл сам Сергей.

Кап.

Тюк!

Барабанщик негромко стукнул костяшками пальцев по натянутой белой поверхности. Показалось, что на высоком барабане - гудит человеческая кожа.

- Гена! Дай сюда костыли эти несчастные... Он щаз совсем... - Обрывок фразы Сергей не расслышал. Смотрел не отрываясь на все еще подрагивающую рядом с ним ногу.

Та словно бы сжалилась. Отступила назад. Чуть не споткнулась о чайник. По его покатому боку скользнула бурая капля, оставляя мгновенно тающую полосу. Как след от реактивного самолета.

Сергея снова тошнило.

Где-то за стеной, а может сверху или сбоку верещал - не хуже сигнала тревоги или воя аварийной сирены - соседский будильник. Это не помогало.

Окровавленный барабанщик и его нога никуда не делись. На кухне кто-то все еще ходил по бутылочным осколкам, хлопал дверцами шкафчиков, даже, кажется, рылся в мусорном ведре. С неожиданным для себя беспокойством Сергей подумал: а не ходит ли этот кто-то босиком? Не порежет ли он ноги?

Кап.

Кап.

Барабанщик вернулся обратно в комнату. Встал на пороге. Неторопливо почесал бедро - поверх шортов, чуть выше линии... обрыва. Нога все еще бродила по комнате - куда медленнее, словно в задумчивости.

Сергей сидел , упираясь в пол дрожащими руками.

Соседский будильник не унимался.

Заскрипел диван. Настоящий, похмельно-опухший Вострецов приподнял голову от плоской подушки. Уставился невидящим взглядом на Сергея, ногу и барабанщика. Сипло усмехнулся.

- Опять вы... Серый, я ж говорю... Вот такие глюки ко мне приходят.

Вытянул было ладонь - может, собрался швырнуть в призраков кружкой. До кружки не добрался. Снова откинулся на диван. Захрапел.

Младший Вострецов обернулся с порога. Посмотрел на себя, взрослого, мятого, с презрением и жалостью. Каховского вообще не удостоил взглядом. Снова крикнул в коридор:

- Ну что, нашел?

- Нет пока, - звонко произнес узнаваемый, такой родной Генкин голос. - А вы?

- Да я и не искал еще... - пожал плечами барабанщик и смешно, но так знакомо, сморщил веснушчатый нос. - И она не нашла.

Нога виновато завозила кедом.

- Ну пожалуйста, - ласково, словно к послушной умной собаке, обратился к ней Данилка: - Ну будь другом. Ты же знаешь, что нам надо. По-жа-луй-ста, - и протянул насмешливо, поддразнивая: - А я тебе пластырь переклею, царапину смажу, ногти подстригу.

Нога замерла. Почти вприпрыжку подошла к Данилке. Слово раздумывала: а не врезать ли вредному Вострецову по второму, оставшемуся колену.

Тяжелый мертвенный запах удалился от Сергея. Перед глазами поплыли пятна. В голове - какие-то мысли. Стало легче дышать.

На кухне снова хрустнуло стекло.

Сергей потянулся к чайнику. Обхватил его дрожащими руками. Неуклюже сделал первый глоток, заливая тепловатой кипяченой водой шею и воротник свитера.

- Генка! А на антресолях смотрел? - Барабанщик все еще стоял в проеме. Перекрывал путь. Держал комнату и Сергея под контролем. Не давал ему выйти. Или окончательно сойти с ума.

- А у тебя что, еще и антресоли теперь есть? - присвистнули с кухни. - Богато живешь, товарищ Вострецов...

- Это я-то живу? - устало, обиженно отозвался барабанщик. Он снова сморщил нос. Чихнул. Мельком, но с вызовом посмотрел на Сергея.

Тот все еще глотал теплую воду из чайника.

В голове кружилась, перекликаясь разными голосами, фраза из детского мультика про Врунгеля: "По моему, у нашего капитана - белая горячка".

У капитана "Эспады" - белая горячка.

У двух капитанов. Что совсем маловероятно.

Вспомнилась дразнилка, придуманная когда-то молоденьким милиционером, снимавшим с Сережи показания. "Как-то раз два капитана подались до ресторана. Первый прогулял урок, а второй... откуда сбег?"

Нужное слово не вспоминалось, хоть убей. Если Сергей его вспомнит, то тогда... Как-то раз два капитана, подались до ресторана... А он все еще звенит, этот проклятый будильник. А вот и второй подключился. Скоро весь дом проснется. Или это не будильник, а далекий - тоже непонятно чей - горнист? Он же всех сейчас перебудит... Может, чисто теоретически, в концепте мифа, иерихонские трубы, те, которые про конец света... это не просто архангелы... это...

Будильники стихли. Снова капнула кровь - нехотя. Явно в последний раз.

В коридоре и кухне шуршали, спотыкались о мебель, пустые бутылки, коробки. Разгребали завалы, образовавшиеся за то время, пока взрослый Вострецов был в запое. Кажется, снова звякнули легковесные, лежащие на кухне костыли. Он и вправду мог бы их подать. Просто подать. Посмотреть.

- Генка! Ну на балконе давай глянь! - встрепенулся все еще стоящий на пороге маленький Вострецов. Глянул с вызовом на Сергея - и тот сделал вид, что в упор не замечает тянущихся по его щекам мокрых полос.

Да что же они такое там ищут?

Да кто вообще - они?

Откуда?

Как-то раз два капитана подались до... Пить надо меньше, горячка белая... Вот так вернусь в Москву - и не в институт, а сразу в Кащенко. Никаких раскопок больше, никакой защиты диссертации. И Наташка - дважды вдова Советского Союза. А только собрались квартиру на Севастополь менять... Ну что за ерунда в голове?

Он же там, за стеной. Такой же, как раньше?

Живой?

- Гена? - он хотел позвать шепотом, а получилось громко.

И сразу же ожила старуха-соседка. Та самая, ругавшаяся на собаку. Словно она в засаде сидела, поджидая, когда в квартире Вострецова снова зазвучат голоса, раздастся шум.

- Теперь и Гену еще какого-то притащил! У, алкашня! Тоже мне, герой Афгана! Настоящие-то герои все померли давно, а этот никак не сопьется. - Ворчливая старушечья ругань звучала слишком уж громко - так, словно ее усилили микрофоном на всю квартиру, на весь дом.

Эхо звенело, отталкиваясь от ободранных стен. На секунду стало тихо. Потом Сергей услышал четкий, совсем не скрываемый всхлип.

Маленький барабанщик продолжал стоять на пороге. Словно он нес какую-то страшную и очень важную вахту. Не почетный, а опасный караул. Кого-то стерег. Может, все-таки Сергея? Или - наоборот - охранял кого-то от Сергея? Понятно же, кого именно...

Это надо было выяснить - немедленно, всенепременно. Но сперва - разобраться с этими горькими, отчаянно-злыми мальчишескими слезами.

Руки перестали дрожать. Появилась спокойная уверенность. Сергей поднялся с пола. Огибая лужу засохшей желчи, двинулся к выходу из комнаты. Миновал взрослого Вострецова, спящего сейчас пьяным сном. Скривился, но все же вновь укрыл его пододеяльником. Пошел дальше, к барабанщику. Машинально отметил, что пресловутая нога куда-то ушагала, очевидно отправилась на кухню или на балкон - помогать. Сейчас же февраль. А нога в одном гольфе...

- Не трогай, - быстро приказал Сергею маленький барабанщик. Он смотрел в упор, обиженными, мокро блестящими синими глазами. Ясными и трезвыми. Позабытыми. Ресницы обиженно топорщились. - Не трогай!

Сергей тяжело вздохнул. Без возражений убрал назад руку, которой хотел приобнять призрачного, заплаканного мальчишку.

Мальчик смотрел мимо Сергея - на самого себя, лежащего на продавленном диване. Грузного, вусмерть пьяного, сломленного войной. Тоже одноногого. Чужого.

Сергей отвел взгляд. Уставился себе и Данилке под ноги. Зачем-то пересчитал их. Два своих разношенных клетчатых тапка - местных гостевых. И второй Данилкин кед. Стоптанный и старомодный. Сейчас такие не делают. Но это здесь, у них. А там, откуда родом этот...

Слово "призрак" Данилке Вострецову категорически не шло. Не был он похож ни на галлюцинацию, ни на привидение. Обыкновенный мальчишка из семидесятых, веселый конопатый барабанщик, любимец отряда, самый младший капитан... Какой же он, к четям, "фантом"? Да кто же он?

А, какая разница.

Маленький Вострецов стоял совсем рядом. От него не пахло ни кровью, ни смертью, ни тяжелым ненастоящим запахом, который встречается в ритуальных залах морга. Просто мальчишка. Солнечный и летний. Именно летний, да. Несмотря на застывший за окном суровый уральский февраль.

- Не подходи, - не приказал, а скорее попросил Данилка.

Он уперся оставшейся ногой в приступку, схватился за барабан. Словно замахнуться им хотел. Потом передумал.

Мельком глянул на Сергея. Снова - на того, лежащего, категорически неправильного себя. Сморщил нос, собираясь знакомо, так по-данилкиному, пфыкнуть. И опять разразился беззвучным злым рыданием, знакомым Сергею по гражданским панихидам и похоронам.

Он все-таки не выдержал. Положил руку на дрожащее мальчишеское плечо. Сжал осторожно, совсем не удивляясь тому, что под пальцами ощущается нагретая солнцем ткань рубашки, а под ней - шелушащаяся от загара упругая кожа. А под ней - живая плоть. Дрожащая от напряжения, от обиды. От подступающих слез.

Призрачный барабанщик обхватил Сергея за выступающее брюхо обеими руками. Вцепился в него. Горько всхлипнул еще раз и еще.

- Тяжело тебе с ним? - неловко спросил Каховский.

Мальчишка мотнул головой. Резко шевельнул лопатками. Казалось, его трясет не от слез, а от подступающей - неотвратимой, как рвота, - ненависти. Обиды за себя самого.

Сергей, затаив дыхание, провел ладонью по пропылившимся рыжим вихрам. Показалось, что в них тоже есть седина. Или это просто в глазах щипало?

- Данилка, ну ты это... Извини...

- Кого? - сыро поинтересовались под мышкой у Каховского.

Сергей переступил с ноги на ногу. Заговорил увереннее. Как со своими студентами.

- Его. Меня. Всех нас. Не знаю. Но его - извини обязательно. Ему правда труднее... Мы все как-то, понимаешь... Я в Москве, Наташка тоже. Митька Кольцов - в Прибалтике. Ткачук вообще куда-то уехал, в Краснодар, кажется... Саша... - он запнулся, вспомнив про братьев Медведевых. Быстро перебил сам себя: - Мы все разъехались, разбежались. А он тут один. Ты - один. Вроде мы все - ветераны отряда. А на самом деле - ветеран только ты. В смысле - он... Ты не сердись: это не он, это мы виноваты. Барабанщика бросили, - Сергей вдруг тоже закусил губу.

- Ой и дура-а-а-ак... - с незабываемой, своей неповторимой интонацией протянул все еще сырым голосом Данилка. Такой вредный, такой младший и всеми любимый. - Ты ничего не понимаешь. Извини... Ты...

- А ты объясни? - тихо попросил Сергей. Он совсем не обиделся.

- А как? - пожал плечами барабанщик.

- Ну, как можешь. Наверное. - Сергей затаил дыхание.

За стеной опять чем-то звякали и шуршали. Тащили что-то по полу и топали негромко. Тремя ногами.

- А я никак не могу, - с усталой взрослой рассудительностью отозвался барабанщик.

Он еще сильнее прижался к Каховскому.

- Я никак не могу. Я дал честное пионерское слово. Там... на Желтой Поляне...

Название было незнакомым и ласково-добрым. В самый раз для хорошего пионерлагеря. Или для далекой планеты...

Сергей не успел додумать мысль. Его что-то ощутимо пнуло по щиколотке.

Сбоку стояла оторванная нога.

Сперва она топталась возле Сергея - словно кошка, собравшаяся потереться о штанину.

Потом, обогнув их, подошла к барабанщику. Забилась под культю. Казалось, еще секунда или две - и нога прирастет обратно.

Сергей замер. Барабанщик дернулся - словно и впрямь хотел отогнать приставучую кошку. Нога виновато заскребла по полу. Отошла к дивану. Опасливо устроилась подальше от храпящего взрослого Вострецова.

Данилка проводил ее насупленным взглядом из-под сырых ресниц. Молча перевел взгляд на Сергея. Выражение его лица однозначно говорило: "Только не спрашивай, как это произошло? Ладно?"

Сергей понимающе кивнул. И расслышал Данилкин шепот:

-... это во время Прямого Перехода... Это совсем не больно, просто неудобно. Я потом заскочу к Валентине, она пришьет. (Будто речь шла о разорванных штанах!) Понимаешь, я неудачно зацепился о грань Кристалла. А она скользкая.

Каховский снова кивнул. Снова подумал про белую горячку. И еще, с облегчением глядя на взрослого Вострецова: "Слава богу! Не гранатой!"

Предрассветную тишину разбавлял осторожный шорох - на балконе соседней комнаты. Сергей снова подумал про трескучие февральские морозы. Про то, что спутник барабанщика... Пусть его так и будут пока звать - Спутник... Он наверняка тоже по-летнему одет. Замерзнет же. Простудится. И можно будет снова навещать его после уроков, смотреть, как Генка, покашливая, обнимает тонкими музыкальными пальцами чашку с чаем, где кружится, словно пластинка, лимонная долька... Генка будет облизывать потрескавшиеся от жара губы и разглядывать Сергея своими огромными, как у марсианина, больными глазами...

- Ты не думай, мы не умеем мерзнуть, - вдруг напомнил Сергею о своем существовании барабанщик.

Он уже расцепил объятья. Стоял рядом - не помогая себе руками, не заваливаясь на бок. Просто стоял - упрямо и ровно, чуть покачиваясь на своей одинокой ноге, постукивая пальцами по глухо звучащему барабану.

Ритм был незнакомый. Четко совпадающий с дурацкими стихотворными строчками. "Как-то раз два капитана подались до ресторана. Первый прогулял урок, а второй... откуда?.. сбег"

- Откуда-откуда? Из "Эспады", - ворчливо отозвался Данилка, прекращая постукивание.

Отошел в сторону - освобождая Сергею проход. Каховский не двинулся с места.

Еще шаг - и он сойдет с ума.

Как все просто, оказывается.

За окном набухал серый, безнадежно-зимний рассвет. Такой мутный, слабый, словно на плохо проявленной фотографии. Кажется, начиналась метель.

"Рейс могут отменить. Отложат посадку", - как-то автоматически отметил Сергей.

За дальней стеной - там, где обитала ворчливая Вострецовская соседка - снова ожила собака. Чесала за ухом, стучала когтями и хвостом по полу. Как когда-то давно - Нок.

"Наташе расскажу - не поверит".

Старший Вострецов все так же мерно храпел на диване.

Младший бродил по комнате, рассматривая содержимое книжных полок. Иногда вставал на цыпочки (в смысле - на цыпочку!), протирал пальцем пыль с какого-нибудь корешка, склонив голову, читал название и фамилию автора. Шел дальше. На завешанные паутиной фотографии он внимания не обращал. Даже на свою собственную - в отрядной форме и с барабаном. И на ту, где он взрослый, в военной форме - тоже.

Сергей не знал, сколько прошло времени. И было ли оно вообще, это время. Может, оттащив друга детства и по совместительству собутыльника на диван, он тоже пристроился где-то рядом. Задремал, решив дождаться первого троллейбуса. И теперь видит этот добрый и горький сон.

А потом он проснется с раскалывающейся головой, с сухостью на раскаленных губах. Сжует таблетку аспирина, который, говорят, помогает не только от простуды, но и от похмелья. Сполоснет лицо под подтекающим краном. Потом выйдет из квартиры - хлопнув дверью так, чтобы замок защелкнулся, а Вострецов от этого звука не проснулся. Потом Сергей заглянет к отцу и тете Гале. Побреется. Позавтракает. Соберет вещи. Поедет в аэропорт - длинным автобусным маршрутом, мимо городского кладбища. Там на дальнем участке лежит отец Медведевых, а рядом есть еще одна могила, ненастоящая Генкина. Кенотаф. Могила пустая и поэтому выглядит фальшивой. Кажется, что с Кузнечиком все в порядке, что он просто по какой-то причине... Что он совсем рядом, в соседней комнате. Нет... Не то. Не так. Значит он, Сергей Владимирович Каховский, сейчас проснется, уйдет отсюда, потом улетит в Москву.

А его друг детства, Даниил Корнеевич Вострецов, значит, проснется ближе к вечеру - опухший, похмельный. Живой, но все равно как мертвый. И будет пить крупными глотками кипяченую воду. А потом - стаканами и бутылками свою мертвую воду, сорокоградусную. А потом однажды, на радость ворчливой соседке, он не проснется. И ничего плохого с ним больше не произойдет. И ничего не останется.

Только на кухне - костыли. Ах да, еще и протез. Ни жены, ни детей. Как будто никакого Вострецова не было. И друзей у него не было.

Свинья.

Скотина.

Подонок.

Сергею очень хотелось дать себе по зубам. Или хоть затылком треснуться о стену. Или...

Хотя зачем самому? Вон, по комнате ходит одноногий барабанщик. Хотя это вряд ли. Не будет настоящий Данилка Вострецов о такого Сергея, как нынешний, руки марать.

Ну и правильно.

Тоже мне, флаг-капитан Каховский.

Сергей замычал - как от боли. А потом все-таки повернулся, готовясь выйти из комнаты. Встретиться со своим прошлым. Посмотреть в глаза Генке.

- Сейчас! Кажется, почти нашел! - раздалось за стеной

Маленький барабанщик легко метнулся прочь от захламленных стеллажей. Сергею даже показалось, что тот перелетел по воздуху.

- Данилка, - весело звучал совсем близко Генкин голос - она же у тебя под ногами... под ногой! Разуй глаза! - Генка засмеялся.

Как ни странно, но Сергей все-таки успел схватить коробку от лыжных ботинок первым. Прижал к себе. Внутри что-то постукивало. Фотографии. Катушки кинопленки. Чудом уцелевший фрагмент пенопластового замка - с намертво приклеенным к нему синим малюткой-крабом. Еще фотографии. Пионерский галстук. Две длинные, лакированные, так удобно ложащиеся в руки барабанные палочки.

Каховский сам не понял, когда он успел разжать пальцы. Упустить коробку. Выронить.

Пах ожгло тупой, тяжелой, ноющей болью.

Где-то сбоку маячила, ехидно приплясывая, коварная нога.

Хмурый барабанщик Данилка смотрел на Сергея с упреком и разочарованием.

- Отдай!

- Это его! Это ему!

- Ты не понимаешь, Сергей! Ему это не нужно больше, а нам...

- Ему-то как раз и нужно. У него же больше ничего нет, только воспоминания об отряде.

- Отряд-то можно новый создать! - с запальчивой горячностью возразил барабанщик, огибая валявшиеся на полу вещи. Чуть не наступил на белеющую башню макета. - Он пускай наберет ребят... Что-нибудь придумает. С барабанами, с горнами... Пусть называются по другому, не "Эспада", а... не знаю, хотя бы "Синий Краб". - Данилка поднял с пола башенку, бережно стряхнул с неё пыль, вернул в полупустую коробку. - Пусть кино снимают, пусть опять будут паруса... Ты ему скажи об этом, и он сможет. Я смогу! Ты же меня знаешь? - и посмотрел на Каховского с вызовом. Синие Данилкины глаза опять стеклянно блестели.

- Скажу, - твердо пообещал Сергей. И обрадовался: - Данилка, ну я дура-а-ак! Самому надо было догадаться. Все же так просто, шаговое решение. Одноходовка! А я прохлопал. Спасибо тебе, Данилка!

- Что с вас, взрослых, взять, - пожал плечами барабанщик.

Он поправил белый парадный ремень. Подошел вплотную к Сергею. Затребовал:

- А теперь отдай мне палочки. Быстро. -
И протянул на ними ладошку.

На секунду Сергея ожгло безнадежной ледяной твердостью мертвого тела. Но это лишь на секунду.

Он разжал пальцы. Посмотрел, как Данилка ловко перехватывает длинные лакированные палочки - такие красивые, так хорошо сохранившиеся.

На миг показалось, что младший Вострецов занесет сейчас руки над своим барабаном. Что сейчас на всю квартиру, а может - на всю планету - прогремит звонкая дробь. Что зазвучит гордый и непобедимый марш.

Вместо этого Данилка приладил палочки в какую-то странную петлю на шортах - Сергей ее сперва и не заметил. Теперь они обе висели на поясе, сбоку. Словно оружие непонятной конструкции. Словно крошечные ножны, для шпаг, которыми можно победить все мировое зло.

- Конечно, оружие. А ты думал? - отозвался Данилка. И добавил строго: - Ну ты где там? Пошли скорее?

Показалось, что эта фраза относится к нему, к Сереже... К Сергею Владимировичу Каховскому, без пяти минут доценту и...

"Наташке через два месяца рожать!"

- Данилка, я с балкона! - отозвалось там, совсем рядом.

- Прыгай, я догоню, - звонко согласился барабанщик. И снова насупился. - Ну, скорее! Опоздаем! Наши заждались!

И добавил еще какую-то фразу. Вроде бы про манекенов. Непонятно. И снова скомандовал:

- Ну пошли уже!

"Раскопки в июне. Защита. Наташа... Хотя, если ей написать? Нет, черт, нельзя. Если бы не ребенок... Нельзя. И Вострецов тоже. Иначе кто его вытянет?"

- Данилка, ты извини. Я не могу. Я... У меня тут жена. И ты вот тоже...

Барабанщик снова фыркнул. Совсем по доброму.

- Сережка, ты о чем? Я же ногу зову! А то опять заблудится, потеряется, пропадет. Меня напугает, - он кивнул на взрослую фигуру на диване. - В тот раз он... я... решил, что галлюцинация... Обещал, что пить бросит, - и Данилка перестал улыбаться. Посмотрел на Каховского.

- Бросит. Обещаю. - Сергей не знал, чем клянутся в таких ситуациях. Наверное, самим собой.

Но это было неважно. Маленький барабанщик вмиг потерял к Сергею всякий интерес. Он щелкнул пальцами, словно собаку подзывал. Посмотрел, как нога, подпрыгивая и чуть прихрамывая, подходит к нему. Наклонился. Погладил ногу по пластырю, потуже затянул шнурок кеда. Двинулся к выходу. На себя спящего даже не оглянулся. На Сергея взглянул мельком. Скрипнул дверным замком.

- Генка! - вдруг закричал Каховский. - Это же Генка с тобой был? Кузнечик же? Да? Генка!

Вострецов кивнул. Потом добавил торопливо:

- В окно посмотри. Может, еще успеешь.

И хлопнул дверью.

Сергей метнулся через комнату. Наступил на позабытую швабру. Растянулся. Подскочил. Встал у подоконника как вкопанный. Потом сообразил, что дверь подъезда и балкон - с другой стороны дома. Там же, куда выходят окна кухни. Надо осторожнее, не наступить на костыли. И протез потом тоже принести.

Он почти опоздал.

За окном валил густыми, огромными хлопьями снег. Заметал стоявшие внизу автомобили, лавочку у подъезда, огромные буквы гудящего на ветру транспаранта, тянувшегося поперек улицы. Невозможно было различить, кто именно сейчас выходит из подъезда. И выходит ли вообще.

Никаких прохожих на улице. Никаких машин.

Словно вымерло все. Или замерло.

Сергей распахнул форточку, высунулся почти по пояс. Начал размахивать руками, будто надеялся отогнать этот валом валивший снег.

Ощутил, как в лицо бьет неумолимый, ледяной, но нездешний какой-то ветер. Как он несет Генкин крик:

- Сергей! Наташке привет передай! Слышишь? На-таш-ке!

На секунду показалось, что снег остановился.

И мир тоже.

Только через двор, наискосок, гуськом по вытоптанной между сугробов тропинке шли трое. Впереди Данилка с барабаном и палочками. Затем нога в сползающем гольфе. Затем - золотистый от ласкового севастопольского загара, живой, навеки двенадцатилетний Генка Медведев по прозвищу Кузнечик. За спиной у него, разумеется, была гитара.

Кажется кто-то из этих троих оставлял на снегу следы - маленькие, нестерпимо алые капли крови.

Порыв ветра захлопнул форточку.

Снег повалил все быстрее и гуще.

Казалось, где-то далеко-далеко поет на одной ноте не то метель, не то сигнал горна.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"