Семь остролистых лепестков казались нанизанными на одну крепкую нить и выглядели словно золотистая бархатная тесьма. Оформив со вкусом плотное внутреннее соцветие на тон глубже, с малахитовым отливом в сердцевине, природа наверняка хотела что-то сказать, и мужчина в ожидании, пока женщина найдет разгадку, переминался с ноги на ногу.
- Прости, он...
Грэм перевел тревожный взгляд на дверцу холодильника - на банановый прямоугольник с черными печатными буквами
KEIN GELB BITTE!*
- ... он желтый, - закончил Грэм, отступая назад, когда она взяла растение и, пряча руки за спину, дал понять, что отказа не потерпит. Пока она рассматривала подарок, он уставился в зашторенное окно: термометр уже показывал 65 градусов по Цельсию, выходить снова, чтобы избавиться от цветка, как-то, знаете ли... не располагает.
Однако, опасения оказались излишними.
Лýна рассматривала цветок, словно тот ее загипнотизировал. Миловидная шатенка за сорок и необычное растение, похожее на эдельвейс... сейчас они казались единым целым. Грэм готов был поклясться, что вокруг этой пары образовалось какое-то неведомое науке энергетическое кольцо, внутри которого эфир, спорное вещество, не проявил себя, но преобразил лицо женщины до неузнаваемости.
Нет, мелкие морщинки не исчезли, увядающая кожа не стала упругой и свежей, но сам облик женщины преобразился до неузнаваемости. Сейчас она выглядела моложе тех, кто годился ей в дочери...
Прошло несколько минут.
Зажав в руке зеленовато-коричневый стебель, Лýна поднялась и приблизилась к мужу. Положила правую руку с цветком на свое сердце, левую на его сердце, потом приблизила свои губы к его губам и поцеловала.
Естественная реакция любящей женщины, и пока она перебирала в кладовке баночки, отыскивая не большую и не маленькую, не высокую и не низкую, Грэм ждал с блокнотом в руке - его раздирало любопытство, что она ответит?
Лýна не разговаривала с тех пор, как они переехали в Тáдлос, по неизвестной причине замолчав еще на вокзале; последнее, что она сказала, было: "Мне нужны ручка и бумага для записей, только не с теми желтыми обложками, что лежат на витрине", она показала на крохотный магазинчик мелочей, где сутулилась продавщица, обмотанная газовым шарфиком по самые глаза.
Однако, товар разнообразием похвастать не мог; возможно, это и стало причиной того, что купленная по приезде книжечка в обложке чуть темнее пористой лимонной кожуры за год не заполнилась и на четверть.
Грэм откашлялся и продолжил как ни в чем ни бывало, словно прерванный накануне разговор:
- Тебе, конечно, интересно, где я его сорвал. На холме. На том самом холме, прозванном Холмом Дурака, ведь только глупец полез бы добровольно на голую вершину; там же ничего не растет - три пучка чертополоха не в счет. В общем, только дурак ожидал встретить на лысой верхушке что-то благородное, в смысле, то, чем заинтересовались бы не только натуралисты из местного ботанического общества. Ты слушаешь?
Лýна замерла и наклонилась к нижней полке.
- Так вот к чему я... Арон уже нашептал, что за цветок отвалят такой бакшиш, что мы сможем перебраться в колонию на Антигоне. Все-таки искусственная планета лучше настоящей, где температура будет только повышаться. На следующие три дня обещают до восьмидесяти...
Лýна повернулась к мужу, показала цветок и продолжила поиск вазы.
- Конечно, без ученых не обойтись, - кивнул Грэм. - Цветок желательно идентифицировать, чтобы не возникло недоразумения. Он с одной стороны похож на эдельвейс, но эти мерзавцы растут высоко в горах, им для жизни нужна низкая температура, не спустился же он с небес на землю?
Лýна спокойно двигала пустые банки.
- Да, а как ты себя чувствуешь сегодня? - Грэм оттянул ворот свободной льняной рубахи. - Баллона для кондиционера хватит еще на пару недель... - Он умолк, не зная как открыть всю правду: баллон старого образца для вышедшей из обращения системы охлаждения, был последним в арабской лавке, и даже Фева, которой в мае стукнуло сто лет, согласилась на органический компрессор, работающий от энергии цветов.
Мир перешел на новый вид кондиционеров так же, как полвека назад фотографы перешли от пленочных фотоаппаратов к цифровым. Нет, пленку никто не отменил, однако производство ее снизилось до таких критических объемов, что отец Грэма чудом не прогорел, поставляя растворы кучке сумасшедших энтузиастов, но, вступив в наследство, менее предприимчивый сын удачно продал фабричный двор под застройку.
Средств на переоборудование дома едва ли хватит на всю его площадь, так и придется закрыть лишние комнаты, оставив их на растерзание солнечным грибкам, но, как утверждала бабушка Лýны, цыганка с русскими корнями, всё может измениться в любой момент. В-С-Ё-М-О-Ж-Е-Т-И-З-М-Е-Н-И-Т-Ь-С-Я-В-Л-Ю-Б-У-Ю-С-Е-К-У-Н-Д-У.
Вздохнув, мужчина повернулся и ушел обратно в кухню, проверил уровень сквозняка, включил чайник, присел, полистал блокнот...
НЕ ЗНАЮ, ЧТО И СКАЗАТЬ.
НЕ ДУМАЮ, ЧТО ЭТО ХОРОШАЯ ИДЕЯ.
ДА, КОНЕЧНО, Я НЕ ПРОТИВ.
ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ПОНИМАЕТЕ СУТЬ ВЕЩЕЙ?
ВНАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО, ЕСЛИ ВЫ ЕЩЕ НЕ ЗАБЫЛИ.
Пять записей. Тридцать слов, как тридцать серебряников. Отличный коммуникационный материал, если рассматривать его с точки зрения экономии голосовых связок: предложения универсальные, и, судя по тому, что последнее было составлено больше полугода назад, для жизни этого оказалось достаточно.
Лýна бесшумно появилась с прозрачной емкостью из-под шампиньонов, налила из кулера воды, вложила в вазу цветок тем же движением, каким герои вкладывают в ножны меч, поставила на середину стола и улыбнулась в тот момент, когда случайный незапланированный шорох кондиционера расщелкнул тяжелый жаккард и осветил ее всю. Банка с цветком тоже попала под свет, обнаружив сходство со священным Граалем. Очарованный, Грэм наблюдал, как тянется через столешницу ее рука: треть фута, полфута, фут...
Коснувшись сердцевины горного жителя, Лýна вернула рукам привычное состояние: правая ладонь на левой. Грэм положил рядом книжицу и ручку.
- Как ты думаешь, что это за чудо-юдо? Лансе сказал, что у эдельвейсов пять лепестков, и они белые, как саван, или как снег. Снег... неделю назад Тодд переспросил, что это. Снек? Передразнил он в своей обычной дурашливой манере. Вы хотите сказать, мистер Саремо, что в старые времена коврижки падали с верху как манна небесная?
Лýна слушала с нежной улыбкой на устах. Восьмилетний соседский сорванец был ее любимчиком, и будь его мать, Лу Брейден, не увлечена горячительными напитками, которые неизменно уводили ее на дорогу малоприятных приключений, они бы приняли участие в его судьбе. Мальчик - самый способный ученик в начальном классе, несмотря на некоторые странности характера, в котором дерзость и строптивость неудачно соединились с застенчивостью.
Грэм подвинул блокнот ближе. Лимонная обложка, попав под солнечный луч, засияла благородной зеленью яблочно-зеленого берилла. Однако Лýна не притронулась к бумаге, подняв обе руки на высоту своих матовых щек. Грэм внимательно следил за ее неторопливыми движениями.
Вот она столбом поставила локоть правой руки на стол, согнув кисть под прямым углом, так что получился дверной проем для дома очень худого человека, или на ход шахматного коня. Левая рука составила правой пару в зеркальном отражении. Теперь мужчина видел, что это вход, а, может, выход.
Грэм шутливо сжал ее запястье, однако жена не была настроена игриво. Подержав руки дверью в неизвестное, она разомкнула фигуру и снизошла до объяснений словами. Сделав на новой странице запись, она повернула ее лицом к мужу.
СПАСИБО ЗА ДАЛИЮ.
- Что ты имеешь в виду? - удивился Грэм, шестым чувством понимая, что всё испортил вопросом, но отступать было поздно, и он продолжил:
- Цветок больше всего похож на гибрид эдельвейса и астры, а далия... далией еще называют георгин. Пышный такой бутон, похожий на шапку кучерявых волос нашей заблудшей души Луизы. Так что ты хочешь сказать? Что не прочь посмотреть по телевизору футбол? Уж больно эти ворота напоминают футбольные, а ты глядишь так, словно ловишь мяч, а всё остальное тебе безразлично...
Лýна показала левой рукой за плечо мужа. Грэм обернулся и увидел, что чайник давным-давно кипит... Потом они пили в тишине мятный чай со льдом, потом он увлек ее в спальню, но, рассматривая белый потолок, думал совсем о другом: а что, если нанести белой краской шестую надпись из ее лексикона? ВНАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО...
И слово было... было у Бога? А что это такое? Как оно выглядело? Было ли это мухой, пчелой, муравьем, зайцем, черепахой, китом, камнем? Как человек понял, что это слово? Когда он это понял? И как оно звучало? Свистело как стрела, шумело как ручей или шуршало, как шуршат в траве гады? Но теперь-то светило позаботилось о том, что Земля превратилась в пустынные долины, которые постепенно заполнили цветы.
Всё произошло с такой быстротой, что даже непутевая Лу помнила те времена, когда земля вокруг Холма Дурака была покрыта луговой травой, в которой жили сурки и полевые мыши, и ничего не предвещало беды, даже предсказание фантаста Лино Альдани, что в 2025 году атомную эру сменит электромагнитная. Предсказание и сбылось, и не сбылось. Земля перешла на новый вид топлива - цветочный - спустя двадцать лет.
Но сначала растаяли ледники, и, наверное, надо было сказать звезде спектрального класса G2V спасибо за то, что усилила внутренние ядерные реакции, увеличив среднюю температуру воздуха до сорока градусов. Когда отметка приблизилась к пятидесяти, водные новообразования испарились, выбросив в атмосферу странные серебристые осадки, поначалу рассматриваемые как радиоактивные.
Потом исчезли птицы. Потом вымерли животные. Дольше остальных продержались насекомые, а когда на планете остались одни люди, пустыни населили цветы...
Лучше всего об этом рассказывал Тодд Брейден. Фотосинтез в привычном его понимании ушел в прошлое, но слово осталось, хотя процессы, происходящие внутри цветка можно было бы назвать радиосинтезом. Растения настроились на солнечную волну, и каждое стало маленькой атомной электростанцией, и, по счастью, не надо было лететь за панацеей за тридевять земель на шестой спутник Сатурна Титан.
Чтó именно растения выделяли в атмосферу, всё еще оставалось тайной, однако, чтó бы это ни было, оно помогало сносно переносить шестидесятиградусную жару, ставшую обыденной. Человечество вернулось к своим привычным занятиям, и угроза повышения температуры до температуры кипения не особенно пугала. Ну да, при ста градусах вода закипает, но воды в привычном ее понимании не осталось. Моря превратились в песчаные ямы, только в океанах кое-где на большой глубине сохранились болота...
Грэм не заметил, как остался один. Что бы с ним ни делала Лýна, это было ближе к блаженству, но уж слишком непредвиденным выдалось это октябрьское утро 2045 года... интересно, а сколько времени далия продержится в воде? Он, Грэм, срезал ее ножом, не желая повредить корень; вдруг следующей осенью на Холме появится целая плантация?
После он вздремнул, потом слонялся по дому, хватаясь то за молоток и гвозди, то за пилу и рубанок, будто вознамерился строить Ковчег, а не забить двери в неиспользованные помещения, однако сил его хватило лишь на немудреный ужин, состоящий из двух банок консервированной фасоли, который он разогрел в микроволновке, пока Луна, оставаясь неподвижно сидящей за столом, не сводила глаз с желтых лепестков.
Когда он отправился в постель, она продолжала смотреть на цветок.
Коснувшись головой подушки, Грэм протянул руку и включил радиоприемник, настроенный на местную радиостанцию. Сегодня 14 октября, суббота, а по субботам они передают новости вперемежку со старыми песенками, которые впервые выходили на грампластинках.
Под убаюкивающий гул новостей Грэм задремал, время от времени улавливая информацию, которая в принципе, была ему не нужна, а вот музыкальные треки его сознание не распознало, и все эти энциклопедические знания вылились в дурацкий сон о том, что он спускается в подвал, чтобы проверить баллон и видит, что газа для охлаждения воздуха осталось меньше, чем на двадцать четыре часа, а сломанное дедовское ружье, которым его предок подстрелил африканского льва, висит не на крючке за охладительным котлом, а брошено на цементный пол возле лестницы, ведущей на чердак.
Грэм во сне не сообразил, что выход на чердак, а там и на крышу, находится на втором этаже и выбрался наружу беспрепятственно, хотя сам поставил задвижки. А на дворе всё было как во времена детства его деда: качели под окнами, бельевая веревка с колышущимися простынями, а со стороны забора голосом Френка Синатры напевал Тодд Брейден:
- Мистер Саремо, зовите скорее Лýну, пусть и она поглядит, что удумала мама: она распотрошила свои желтые бусы и хвастает, что если она составит их одна на одну, то через тридцать штук они достигнут Луны, да только одна соскользнула и закатилась в окно вашей кухни, не посмотрите ли вы, может, ваша жена еще не выбросила ее, и заодно расскажете, почему она не любит желтый цвет!
Дальше началась какая-то абракадабра... из которой самым осмысленным видением стали Лýна и Тодд, улетающие в автомобиле шведа Ларса Маринсона к звездам.
Очнулся Грэм в кромешной темноте. Пока просыпался мозг, он успел вспомнить, что радиостанция заканчивает трансляцию в четыре часа утра, по воскресеньям оживая не в восемь, как в другие будние дни, а в десять. То есть, причин для паники не было, и все же чувство беспомощности, возникшее при мысли о выдуманных причинах для паники, не покидало его и тогда, когда он, нащупав рядом с собой пустое место, порывисто поднялся и, сделав два шага, щелкнул выключателем.
- Опять чертова эта лампа перегорела! - бурчал он, натягивая вчерашние брюки и рубашку. Искать впотьмах свежие он не решился, вдруг вспомнив детские страшилки про живущих в шкафу бугименов, и именно мысль о несуществующих чудовищах помогла ему одолеть шаткие ступени лестницы без боязни свалиться с них, пока он торопливо спускался вниз.
Он несказанно обрадовался, увидев полоску неровного света из кухни - вот и думай, что было первично: запас свечей, купленных на распродаже, или первое на его памяти отключение электричества. Войдя в кухню, он успел заметить, что настенные часы показывают две минуты седьмого, а Лýна так и продолжает сидеть за столом, созерцая далию. Грэм облегченно рассмеялся, сделал шаг и рухнул...
Конечно, темнота сыграла свою роль в этой истории. Эти шестьдесят минут, пока не рассвело, Лýна просидела возле мужа, держа одну руку на его сердце, другую на лбу. Когда небо порозовело, она поцеловала мужа в глаза, поднялась, сделала очень длинную запись в своем блокноте и вышла наружу. Солнце разгоралось медленно, но, несмотря на воскресенье, кое где дальше по улице уже сновали ранние пташки.
Первым делом Лýна постучала в ближайший дом, через пятнадцать ударов по крепкой стали разбудив невменяемую Лу. Как только взгляд соседки стал осмысленным, она поднесла к ее лицу вторую за последние сутки надпись:
МНЕ НУЖНА МАШИНА, ЧТОБЫ ОТВЕЗТИ МУЖА В БОЛЬНИЦУ. ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ.
Лу, вылупившись на крупные буквы, икнула, взбила помятую одуванчиковую шевелюру и, откашлявшись, пробасила:
- Машина в ремонте с начала октября. Извини, Лýна, помочь ничем не могу!
Лу захлопнула дверь перед носом соседки. Прежде чем Лýна развернулась и ушла, она услышала сонный голос Тодда:
- Мам, так ее пригнали два дня назад! Дядя Грэм заплатил месье Соррелю за ремонт двигателя и смену тормозных колодок.
- Иди в свою комнату! - гавкнула Лу. - И не имей привычки лезть во взрослые дела!
Лýна, сжав в руке книжицу, побежала в автомастерскую, расположенную за два квартала, однако Соррель в обмен на подержанную тойоту предложил ей пройти в спальню. Лýна отвесила ему пощечину и вышла, соображая в какой стороне бар Ларса Маринсона - в этом задумчивом состоянии ее и приметила из окна своей гостиной причесанная и нарядная Фева.
- Деточка, а зайдите-ка ко мне на рождественский пирожок! - проскрипела старуха, помахав сморщенной, как заячья лапка, рукой. - Боюсь, до нынешнего Рождества я не дотяну!
Лýна отрицательно помотала головой, но, подумав секунду, отодвинула засов калитки, прошла прямо к окну, и подняла блокнот так, чтобы старожилка Тáдлоса смогла прочесть крик о помощи.
- Прости, деточка, - Фева сощурила выблекшие глаза. - Очки где-то на столике... если бы ты зашла и поискала их...
Лýна сделала порывистое движение в сторону входной двери.
- Или они упали в ванной, - задумалась Фева. - А, может, я оставила их в кафе при пекарне...
Лýна быстро покинула бесполезную усадьбу и устремилась вверх по улице, минут через пять достигнув бара Маринсона. Несмотря на закрытые для посетителей двери, владелец сидел на высоком табурете и просматривал бумаги. Прочитав обращение, он почесал затылок и положил перед женщиной ключи.
- Извини, я слишком занят, Лýна. Если ничего смертельного, а я вижу по твоим глазам, что причин для беспокойства немного, то я останусь и дальше подсчитывать расходы. Но в случае непредвиденных обстоятельств, обращайся. Форд перед крыльцом. Ключ зажигания синий. Да, у местных докторов сегодня намечается вечеринка, думаю, чтобы не терять время, тебе лучше сразу поехать в Нерúсо.
Лýна торопливо кивнула, схватила ключи и выбежала из бара. Вставив синий ключ в гнездо зажигания, дождалась, пока автомобиль заведется и покатила к своему дому. Больших трудов стоило ей затащить обмякшее тело мужа в салон, и она уже двинулась в больницу, но затормозила, чтобы что-то написать в блокноте. Однако, паста в ручке закончилась... и других пишущих инструментов в доме не было.
Глубоко вздохнув, она вылезла из машины и кинулась к дому Лу Брейден, однако на полпути остановилась и вернулась к себе, взяв бутылку воды и кусок ткани. В кухне взгляд ее упал на желтый цветок, и она забрала с собой и растение, жвачкой закрепив банку на приборной доске.
Вырулив из города, она погнала по шоссе в соседний город, но бензина хватило только на половину пути. Когда форд заглох, она намочила ткань, обтерев бледное лицо мужа, и влила ему в рот несколько глотков. Еще полчаса, и солнце развернется во всю силу своих легких... за полчаса мимо проехало несколько автомобилей, но ни один водитель не остановился.
Когда стало нестерпимо жарко, Лýна обследовала форд на предмет защитной накидки, и кроме плаща экстра люкс, нашла в багажнике винтовку калибра 7,62 и сумку с патронами. Проверив затвор, она зарядила трехлинейку и встала на белой разделительной полосе. Капюшон бóльшего, чем нужно, размера наезжал на глаза, и несколько раз она принимала облачко солнечной пыли за "корабль пустыни", и поклялась отнести далию в церковь Святой Марии, когда перед ней затормозила продуктовая фура.
- Эй, дамочка, как вас там! - бибикнув, выкрикнул что есть мочи водитель, плотный малый лет на десять старше ее, и было бы странно, если бы раздраженный голос не сочетался с колючими глазками и свиноподобной нижней частью крупного, обветренного лица.
Услышав, что мотор взревел, чтобы мчаться дальше, она подняла оружие и нацелила на стекло кабины. Водитель выключил мотор, поднял руки и застыл. Приблизившись и открыв дверь со стороны пассажиров, Лýна увидела, что во рту он спокойно перекатывает зубочистку. Забравшись на подножку, она ткнула его дулом в ляжку, после чего показала винтовкой на форд.
Водитель, втянув голову в плечи, приопустил руки и попросил разрешения надеть защитный плащ. Лýна кивнула, и пока он одевался, беглым взглядом осмотрела открытый бардачок, разобрав на стершейся визитке имя Стен Гласс. Прежде чем Стен покинул кабину, она вытащила из его рта зубочистку.
Несмотря на первое негативное впечатление, действовал он оперативно. Вытащил тело Грэма на дорогу, замотал в защитку, но, прежде чем перенести его в машину, поставил женщину в известность, что желтый цветок он заберет с собой. Хризантема хоть и неказиста, сказал он, но его киска будет от нее без ума, и, вообще, он добрый, когда спит.
Лýна согласно кивнула, и пока Стен перетаскивал Грэма в крытый фургон, она ожидала, забравшись на водительское сидение форда, не сводя глаз с подаренной мужем далии, однако цветку не суждено было сменить владельца. Когда Стен отрапортовал, что они могут двигаться и потянулся за "хризантемой", Лýна отвела рукоять затвора, спрятанной в складках платья винтовки, влево, потом до отказа назад.... и... и.... нажала на спусковой крючок.
Стен Гласс, получив пулю в живот, осел возле пассажирской двери одолженной у Мартинсона машины и устремил широко распахнутые глаза навстречу потоку света, в больших дозах губительного для роговицы. Рассеянно женщина наблюдала, как глаза нечестивца наполнились густой кровавой кашицей, которая растеклась по глазному яблоку болотной жижей, замарав редкие рыжеватые ресницы.
Лýна обыскала его карманы, нашла пачку сигарет "Магна" и блок жевательных леденцов, положила в рот один, забрала свои вещи, обтерла лицо мужа, лежащего между ящиками с макаронами, вылила остатки воды на его одежду, как могла, закрепила дверь фургона и села за руль. Далию она установила перед собой, а винтовку положила на сиденье справа.
До Нерúсо она домчала минут за сорок, но у въезда в город ей крупно не повезло. Несмотря на жару, охранник покинул будку и велел ей показать документы, приговаривая вполголоса, что дамы не водят грузовики, и не конец же света наступил, раз за рулем фрайтлайнера сидит молчаливая женщина. Лýна слабо улыбнулась, положила палец на губы, отрицательно покачала головой, потом им же прочертила в воздухе какие-то письмена.
- Документы, будьте так любезны, - повторил охранник ледяным тоном, заходя с ее стороны и взявшись за ручку двери, однако, когда он ее открыл, в грудь ему уперлось дуло винтовки калибра 7,62.
- Потише, дамочка, - прошипел он скорее разозленным, чем испуганным голосом. - Я человек мелкий, но, убив меня, вы проблем не оберетесь. Чего вы хотите?
Лýна показала головой на его будку.
- Налички у меня нет.
Лýна отрицательно покачала головой.
- Из ценностей только наручные часы, но я их не надел после того, как вымыл руки!
Лýна кивнула положительно и, продолжая держать дуло у его груди, начала выбираться из машины, однако, как она и ожидала, обманщик попытался ее обезвредить, резко потянув на себя край ее юбки и со всей силы ударив ботинком по ее ступне. Лýна, вскрикнув от боли, упала на него, не выпуская из рук оружия, случайно проткнув штыком незащищенное горло... С какой-то тоскливой обреченностью она наблюдала, как из отверстия в глотке хлынула кровь, брызнув и на ее лицо.
Перекатившись на землю, она встала и, хромая, доковыляла до багажника фуры, проверила пульс Грэма - нитевидный, повертела пустую бутылку... вернулась в кабину, вынула желтый цветок из воды, бросив его на сиденье, смочила лицо и шею мужа, взболтала теплый остаток и выпила его сама.
Далее она потратила пять минут на то, чтобы составить оптимальный маршрут до госпиталя Святой Катарины. Когда допотопный компьютер предложил распечатать карту, она согласилась, а когда еще более древний цветной эпсон зажурчал, она порылась в системе и в старой примитивной программе blocknot составила текст.
МОЕМУ МУЖУ НУЖНА ПОМОЩЬ. ПОЖАЛУЙСТА, БЫСТРЕЕ, ОН МОЖЕТ УМЕРЕТЬ. ВЫ, КСТАТИ, ТОЖЕ.
Распечатав двенадцать слов краской No673 Amarillo**, Лýна окунулась в горячий полдень. До госпиталя она добралась без остановок, и в больнице ей не понадобились ни оружие, ни объяснительная - сестры милосердия поняли ее без слов, в считанные секунды организовав каталку с капельницей, и даже вытерев влажным ватным диском кровь с ее лица, однако, когда хирург приступил к реанимации, оказалось, что Лýна напрасно проехала сто шестьдесят километров и напрасно убила двоих человек.
- Он умер, мисс, мне жаль... Примите мои соболезнования, - врач, годящийся ей в сыновья, коснулся ее локтя и отошел в сторону, открывая доступ к телу.
- Я понимаю, у вас горе, но будет необходимо заполнить бумаги. Надеюсь, вы помните номер страховки...
Лýна показала свою желтую книжицу и протянула руку к ручке, которая торчала из кармана врача. Тот кивнул, подал ей стандартный максриттер и поманил пальцем к рабочему столу. Не присаживаясь, она записала нужные данные, вырвала лист и подала его доктору, глазами показав на дверь. Врач деликатно кашлянул, сочувственно похлопал ее по плечу и покинул реанимационную палату.
Лýна приблизилась к мужу, положила одну руку на его сердце, другую на его лоб, открыла рот и острым, как бритва, голосом, приказала на мертвом арамейском языке
QUM ZIL!***
Грэм распахнул глаза и удивленно огляделся... Конечно, он спросил, что случилось, но Лýна поднесла палец к его губам, давая понять, что слов не нужно, вернулась к столу и написала в книжице
ДАЛИЯ ПОГИБЛА.
- Я принесу тебе еще одну, - пообещал Ингрэм, прочитав два слова и беря жену за руку.
Но желтый цветок не погиб.
Прежде чем ученые догадались, как его уничтожить, он наделал немало бед, за два месяца сократив население Земли на три четверти, однако это обстоятельство в итоге сыграло на руку супругам Саремо. Когда мор закончился, Грэм и Лýна, купив право на жизнь в искусственной колонии за бесценок, беспрепятственно улетели на Антигону, где прожили долгую и счастливую жизнь, умерев в один день - 16 октября 2100 года. Это была пятница.