Родионцева А.
Под прицелом судьбы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Здесь выложен ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ОТРЫВОК в 6 глав. У волонтёра Ирины простая задача: вывезти из приднепровского села больную старую женщину. Сама вредная старушка уже согласна. Сопровождает женщину бывалый боец по имени Борис. Не молодой, но и не старый. Некрасивый. Неразговорчивый. И вопреки всему невероятно привлекательный с точки зрения Ирины. Час туда, час обратно — ерунда! Если бы всё прошло по плану. Но не по плану идёт буквально всё, что можно. И разрушение плотины Каховской ГЭС именно в ближайшие сутки никто не мог предвидеть. Судьба играет своими картами. От автора: Из реальных событий в произведении — только обрушение дамбы Каховской ГЭС на Днепре в ночь на 6 июня 2023 года в результате множественных артиллерийских ударов ВСУ и затопление около 80 населённых пунктов ниже по течению. А также непрекращающиеся обстрелы со стороны ВСУ. Все остальные события, имена, места и обстоятельства — плод фантазии автора и могут не соответствовать действительности.
  ПОД ПРИЦЕЛОМ СУДЬБЫ
  Анна Родионцева
  От автора: здесь выложен ознакомительный отрывок. Полностью книга будет платной на сайте Литмаркет. На данный момент в процессе написания
   [Настя Алмаз]
  Аннотация
  
  У волонтёра Ирины простая задача: вывезти из приднепровского села больную старую женщину. Сама вредная старушка уже согласна. Сопровождает женщину бывалый боец по имени Борис. Не молодой, но и не старый. Некрасивый. Неразговорчивый. И вопреки всему невероятно привлекательный с точки зрения Ирины.
  
  Час туда, час обратно — ерунда! Если бы всё прошло по плану. Но не по плану идёт буквально всё, что можно. И разрушение плотины Каховской ГЭС именно в ближайшие сутки никто не мог предвидеть. Судьба играет своими картами.
  
  От автора. Из реальных событий в произведении — только обрушение дамбы Каховской ГЭС на Днепре в ночь на 6 июня 2023 года в результате множественных артиллерийских ударов ВСУ и затопление около 80 населённых пунктов ниже по течению. А также непрекращающиеся обстрелы со стороны ВСУ. Все остальные события, имена, места и обстоятельства — плод фантазии автора и могут не соответствовать действительности.
  
  
  Глава 1. Борис. Утро 5 июня 2023 года
  
  Выхожу на крыльцо. Утро, а уже жарко. Старый в трещинах асфальт успел нагреться, и теперь над ним поднимается марево.
  
  Достаю из пачки сигарету, зажигалку нащупать не могу. Удачно, что рядом стоит ещё один солдат, тоже курит. Делится со мной огоньком, благодарно киваю. Лет на десять-пятнадцать моложе меня, а виски уже седые. Мне-то сорок два, своё пожил. А его почему-то жалко становится. Отворачиваюсь. Стоим, молча дымим.
  
  Выпускаю с дымом своё раздражение. Всё сделал, перевод оформил, все бумаги-разрешения отнёс-подписал. Спрашиваю командира, куда ехать. А он отвечает мне:
  
  — Жди. Завтра парни из твоего подразделения подъедут за БК, вот с ними и поедешь обратно.
  
  Вот какого чёрта? Я что, мальчик, заблужусь по дороге? На северном фронте леса были, хоть есть где заблудиться. А здесь, в Херсонской области — голая степь. Иди по дороге прямо, обязательно придёшь к Днепру. Мой опыт разведчика, умение работать с картами с детства, послужной список, навыки охотника — неважно. Жди до завтра, и всё тут. Значит, ночлег надо искать. Докурю сигарету, да с соседом пообщаюсь, что ли.
  
  Слышу женский голос:
  
  — Танюш, ну найди кого-нибудь, прошу! Не пускают меня одну. В сопровождение, говорят, хоть кого-нибудь опытного надо.
  
  У женщины, похоже, та же проблема, что у меня. Нервно ходит около своего "Соболя", слушает, что ей Танюша отвечает. Волонтёрка. В "Соболе" наверняка гуманитарка. ВСУ обстреливают наш берег со своего, более высокого, разбивают оставшиеся деревни. А местные жители не хотят уезжать, даже под обстрелами готовы картошку садить и полоть. Вот и ездят такие, как она, возят лекарства, воду, вещи. А лучше б вывозили отсюда мирняк, всем было б легче — и нам, военным, и самим жителям.
  
  — Нету у командира лишних людей, нету! — раздражённо продолжает женщина, взмахивая руками. — Дал Шепелёва — но ты же знаешь, что это за тип! Всё, не может он поехать.
  
  Замечаю, что мой сосед тихонько прыскает, услышав фамилию.
  
  — Что за Шепелёв? — спрашиваю.
  
  — Да местный анекдот. Все неудачи парень ловит на гражданке. На фронте — хоть бы что! Всех ранило осколками — он невредим. Машина на мине подорвалась — на нём ни царапины. Под обстрел артиллерийский попал — три неразрыва! Три подряд неразрыва! Зато как на отдых сюда в тыл выходит — всё, тушите свет. То отравление, то растяжение, то трещина.
  
  — А в этот раз?
  
  — Отравление.
  
  — Алкашка?
  
  — Если бы, — посмеивается мой собеседник. — Трезвенник Шепелёв. Говорит, что опытом уже в юности научен. Шаурмой траванулся в этот раз. Все остальные, кто с ним был, в порядке, а его скрутило. Пока к толчку бежал — ногу подвернул, чуть связки не порвал. В больничку его увезли. Я Саня, — протягивает мне руку.
  
  — Борис, — отвечаю.
  
  Поворачиваемся оба, снова смотрим на женщину. А посмотреть есть на что. Ладная, круглая где надо. Мягкая, домашняя, уютная. Вот вроде и не толстая, но вся такая... как свежая тёплая булочка, с изгибами во всех интересных местах. Собеседник мой, замечаю, тоже облизывает её глазами. Хочется рыкнуть на него, чтоб не засматривался и держал свои грязные мысли при себе. А сам-то... тоже хорош.
  
  — Завтра... — продолжает раздражённо женщина. — Завтра и командир нам обещал дать сопровождение! А мне нужно сегодня. Ну неужели у тебя никакого знакомого ополченца нету, в отпуске кого-нибудь? Мы Зинаиду Михайловну кое-как уговорили! Да, да, Танюш, мы её всё-таки уговорили на эвакуацию, договорились с ней на сегодня. Ты представляешь, какой бунт она нам устроит, если мы завтра приедем, а не сегодня? Из вредности откажется ехать.
  
  Опять слушает свою Танюшу.
  
  — Кто уговорил? Да Славку к ней подослали, ты же знаешь, от него все женщины млеют. Но у него в машине уже и так перегруз был, не ожидал он, что Зинаида возьмёт да и согласится. Вот и договорился, что мы её сегодня заберём. Я на "Соболе", места много. С сопровождающим только проблемы!
  
  Женщина ходит по двору, слушая Танюшу.
  
  — Жаль, мне через полчаса уезжать, — говорит Саня, явно желая заменить Шепелёва в поездке. — А ты как, Борис, свободен?
  
  — Угу, — отвечаю хмуро. Саня с откровенным намёком хлопает меня по плечу.
  
  — Удачи, — подмигивает мне. Сам идёт к стоянке рядом со складом, куда подъезжает небольшой грузовик. Так-то мы на территории заброшенного предприятия сейчас.
  
  Какой ещё удачи? Ну хорошенькая дамочка, да. А толку-то? Где я — и где она. Полюбовался — и разошлись.
  
  — Зайцев Борис не ушёл?! — с криком выбегает из здания молодой боец. Хорошо, если двадцать исполнилось.
  
  — Тут я, — отвечаю.
  
  — Ух, — резко останавливается, хлопает глазами. — Я уж собрался за вами бежать. Это... — зависает, — вас командир зовёт.
  
  Думаю, неужели передумал и дал разрешение на то, чтоб я самостоятельно добирался до места назначения? А малец меня обламывает.
  
  — Хочет, чтобы вы с Ириной Евгеньевной съездили до Вишнёвки.
  
  Замечает мой недовольный взгляд, и начинает лепетать:
  
  — Тут быстро — два часа туда, два часа обратно, не больше. Может, и час. Ирина Евгеньевна! Командир сказал, что с Борисом Зайцевым поедете!
  
  Женщина — Ирина, значит — резко оборачивается, задерживается на мне взглядом. Киваю ей коротко, бурчу "здравствуйте". Тяжело вздыхаю. С одной стороны, делать мне действительно нечего до завтра, почему бы и не съездить. Всё лучше, чем неприкаянно слоняться из угла в угол. А с другой стороны, не нравится мне вот это "два часа туда, два часа обратно, тут быстро". Прям нехорошим чем-то веет, классическим армейским.
  
  — Вы правда поедете со мной? — спрашивает одновременно недоверчиво и с надеждой.
  
  — Командир сказал — значит, поеду, — подтверждаю. Во всём есть свои плюсы: хоть полюбуюсь на неё подольше.
  
  
  
  Глава 2. Ирина. Сопровождающий
  
  Пока я разговаривала по телефону с Таней, краем сознания воспринимала какой-то гул. И только сейчас, заговорив с немолодым бойцом, на которого мне указали, поняла, что это был его голос. Настолько низкий, что невозможно было поверить, что такой голос существует. Говорят, что женщины в силу эволюции легче различают высокие звуки, чтобы детей своих им было проще слышать. Но голос этого Бориса производит с моими нервами очень странный эффект: по всей спине и по плечам бегут мурашки. Не припомню, чтоб со мной когда-то такое случалось.
  
  Впрочем, главное сейчас то, что Борис готов немедленно ехать со мной в Вишнёвку. Он идёт к командиру за бумагами, возвращается через десять минут, в бронежилете и с автоматом. Я тоже успела надеть броник. Шлемами и он, и я пренебрегли — жарко. Да и едем всё же не на линию боевого соприкосновения.
  
  — Я за рулём, а вам, раз вы меня охраняете, удобнее будет на пассажирском, —- сообщаю ему как можно решительнее. Я понимаю, что такой мужчина, как он, привык всегда держать ситуацию под контролем, и ожидаю, что он начнёт спорить. Но он молча кивает и устраивается на пассажирском месте. Борис — крупный мужчина, но всё же за габариты сиденья не выступает, а у меня почему-то такое ощущение, что моё пространство за рулём сжалось до некомфортного минимума.
  
  Уверенно выезжаю с территории заброшенного предприятия, которое заняли наши военные. Борис следит за мной, но не комментирует. А я на своём "Соболе" уже столько по окрестным территориям намотала, что он мне как продолжение моего тела, чувствую каждый сантиметр.
  
  — У вас форма новая, — отмечаю, глядя на него. В тишине ехать не очень хочется. Да и вообще, мне всегда интересно было поговорить с моими попутчиками.
  
  — Я из госпиталя недавно. Контузия, — поясняет он своим глубоким голосом, снова вызывая мурашки по спине.
  
  — Понятно. А позывной есть?
  
  Предполагаю, что шеврон с позывным, если он и был, утерян со старой формой.
  
  — Есть, — и смотрит на меня подозрительно, будто я могу быть шпионом, а он мне сейчас выдаст военную тайну. — Боровик. Чаще до Борова сокращают.
  
  Окидываю уважительным взглядом его крупную сильную фигуру.
  
  — Вам идёт этот позывной. А давно воюете?
  
  — С начала.
  
  — С какого начала — с двадцать второго года или раньше? — задаю я вопрос и тут же жалею. И без того невесёлый Борис мрачнеет ещё больше, угрюмо смотрит вперёд.
  
  — В пятнадцатом ещё немного, — отвечает он после неловкого молчания. И вот вроде ответил, не послал меня прямым текстом, но желание разговаривать пропало.
  
  — Я включу музыку? — спрашиваю. Борис подозрительно начинает смотреть на небо. Удивительно, но я понимаю, о чём он думает: "небо" надо слушать, а не музыку. Но мы на таком расстоянии от Днепра, по которому на данный момент граница фронта проходит, что дроны не долетают, а артиллерию если услышишь, то уже, пожалуй, поздно прятаться.
  
  — На ближайшие двадцать километров только, — оправдываюсь. Борис согласно кивает. Неразговорчивый. Плейлист у меня в машине довольно эклектичный: старая попса и новая, "Король и Шут" и Вивальди. И чего там только ещё нету! Таня собирала, а меня в среднем всё устраивает.
  
  Второй песней оказывается старый хит Газманова. Я тихонько подпеваю, и изредка ловлю на себе заинтересованные взгляды Бориса. Приятно в тридцать восемь ощущать себя привлекательной женщиной.
  
  — Ты морячка, я моряк, ты рыбачка, я рыбак, — пою я. Бросаю короткий взгляд на Бориса и вдруг из меня вырывается вместо следующей строки: — Ты на фронте, я в Ростове, мы не встретимся никак!
  
  Отворачиваюсь, смущённо улыбаясь. Самой смешно. Ай, мать, молодца! Да я флиртую!
  
  — Вы с Ростова-на-Дону? — спрашивает Борис, и мне кажется, что его лицо смягчилось, а в уголках глаз собрались улыбчивые морщинки. А вообще его не назвать симпатичным. Скорее, пугающим. И лицо немного посечено, в мелких заживших ранках всё. Не знаю, почему именно на него вдруг среагировали мои инстинкты, но это именно они — глубинные, животные. Я буквально слышу их: ты стареешь! время быстро уходит! А вот от такого мужчины точно стоит родить ребёнка!
  
  — Да, — охотно подхватываю я и, немного взвинченая, рассказываю, раз уж он слушает. — У меня в городе две кофейни, довольно успешные. А третью, представляете, умудрилась прямо перед эпидемией ковида открыть. Пришлось сворачивать проект и фиксировать убытки. Так что сейчас вот с тех двух первых и живу.
  
  — И вы поехали сюда?
  
  Не пойму, Борис меня осуждает, что ли? По его голосу трудно воспринимать интонации, а на лицо не могу смотреть, так как вынуждена следить за дорогой.
  
  — А как не ехать-то? Моя хата с краю, сгорит первой, если что, — неловко отшучиваюсь.
  
  — А кафе?
  
  — У меня толковая управляющая, да и дочь помогает. Пока что меня не разорили, — смеюсь.
  
  — Сколько дочери?
  
  — Девятнадцать уже.
  
  Борис поворачивает голову и с некоторым изумлением окидывает взглядом мою фигуру. Смущаюсь, как подросток.
  
  — По вам не скажешь, Ирина Евгеньевна.
  
  — Приму это как комплимент, — улыбаюсь ему. — Мне тридцать восемь. И вообще, давайте на ты, Борис?
  
  — Давайте, — соглашается он, и мне кажется, что тоже смущается.
  
  А я чувствую... чувствую... что с машиной что-то не то.
  
  — Кажется, у нас колесо пробито, — говорю, прижимаясь к обочине.
  
  
  Глава 3. Ирина. Колесо
  
  Выходим с Борисом из машины, обходим её по кругу: он по часовой стрелке, я — против.
  
  — Левое переднее, — хором выносим вердикт. А мне так стыдно... Это ж как раз колесо прямо под местом водителя, а я, видимо, слишком увлеклась флиртом с мужчиной и наехала на что-то, не заметила. Вот гадаю, скажет Борис что-нибудь язвительное насчёт женщин за рулём или промолчит?
  
  — Домкрат, запаска есть? — спрашивает он. А у меня в груди растекается такая признательность, что он не стал ничего лишнего говорить, в отличие от моего бывшего мужа, никогда не упускавшего возможность побурчать по поводу женской неприспособленности к жизни.
  
  — Есть, конечно.
  
  Лезу в салон, достаю запаску и домкрат, Борис принимает. Вообще, я и сама умею колесо менять, жизнь научила. Но раз уж он так бодро взялся за дело, стою рядом и не мешаю.
  
  По встречной полосе несётся грязный джип с ребятами в военной форме. Притормаживают, спрашивают, не нужна ли помощь. Борис отвечает им, что сами справимся, тут ерунда. Они уезжают, помахав рукой, смотрю им вслед. Всегда рада видеть, когда ребята с боевого задания живыми возвращаются. Хочется верить, что в этом есть и мой небольшой вклад в виде лишнего "мавика" или аккумулятора.
  
  Не проходит и минуты, как раздаётся резкий металлический треск и короткий мат в исполнении Бориса. Испуганно оборачиваюсь и по металлической детали в его руках понимаю, что сломался домкрат, когда Борис начал приподнимать машину. Да как так-то? Я с этими моделями сколько уже наколесила — ни разу нареканий не было. Специально вот весной новый купила, а то мне сказали, что у старого гидравлическая система ослабла. Беспомощно смотрю на Бориса.
  
  — Другого, я так понимаю, нету, — предполагает он. Обречённо киваю. Борис достаёт сигареты, неторопливо прикуривает и садится на корточки в тени нашего обездвиженного "Соболя". Другого источника тени и нету, степь кругом. Борис курит, поглядывая на дорогу. И как назло, ни одной машины больше не видать. Пока ехали, мне казалось, что всем куда-то надо, что и встречных много, и попутных. И куда все подевались?
  
  Проезжает легковушка советского производства. Борис ей машет, но она не останавливается. Проезжает военный пикап, но он явно с ранеными, не может нам помочь, ему надо бойцов до медиков довезти. Потом ещё одна машина не останавливается, и ещё одна по своим делам, и ещё... Спустя минут десять останавливается очередной автомобиль с солдатами, но у них нет домкрата.
  
  Удача нам улыбнулась спустя полчаса после поломки. Двое бойцов ехали в нашем направлении, и домкрат у них оказался, и помочь с колесом взялись. Вот только колесо отказалось им подчиняться: один из болтов, словно приваренный, не отвинчивался ни в какую. Минут десять мужчины с ним возились, матеря его последними словами. А я краснела и молчала. Краснела не от их грубых словечек, уж не девочка-божий одуванчик, а от стыда за свой непутёвый фургончик, который вдруг решил так меня подставить.
  
  Наши помощники наконец уезжают. Борис осматривает снятое колесо, подзывает меня и показывает впившийся в дыру рисунка протектора острый металлический осколок. Вздыхаю — а что ещё-то делать, только вздыхать и остаётся. Борис кидает колесо и сломанный домкрат в салон, садится на пассажирское. Я снова сажусь на место водителя. И на самом деле, я в полном восхищении от его выдержки и спокойного характера. За те полчаса, что мы ждали на дороге, он не то что не сказал мне ничего обидного, даже утешить пытался пару раз, заметив, что я расстроена, мол, ерунда это, а не проблемы. Он даже не посмотрел на меня косо. Просто ситуация, которая требовала решения, и всё.
  
  Проблема решена — едем дальше.
  
  — И вы ничего мне так и не скажете? — не выдерживаю я спустя пять минут молчаливой поездки. С кем я только ни ездила, каких только поломок у нас не было — а в ожидании комментария никогда так не мучилась.
  
  Борис некоторое время смотрит на меня абсолютно непонимающим взглядом. Мол, чего эта женщина от меня хочет? А потом своим потрясающе низким голосом философски выдаёт успокоительное:
  
  — Бывает.
  
  
  4. Ирина. Вишнёвка
  
  Вишнёвка — небольшое село в Херсонской области. Настолько небольшое, что его подписывают на картах только при очень большом увеличении. Но всё же в нем есть с десяток улиц, свой храм. Своя школа когда-то была, сейчас не работает. Многие уехали из села, решив, что пять километров до Днепра — это слишком опасно. Но в Вишнёвке до сих пор оставалось не меньше пятидесяти человек, в основном, упрямых стариков, которых не сдвинешь с места даже пушкой, в прямом смысле. Обстрел — они прячутся в подвалы. Потом выходят и опять на свои огороды. Даже как-то неловко, что мы с Борисом в бронежилетах тут ходим.
  
  Подъезжаем к дому Зинаиды Михайловны.
  
  Со всей силы колочу в забор.
  
  — Зинаида Михайловна, вы дома? — кричу. Странно, пёс не лает. А у неё такой звонкий бешеный собакен по кличке Тимка на цепи сидит. Не крупный, но брехливый до крайности. А тут... тишина. Я знаю, как открывается внешняя калитка, так что захожу. Вижу, что и козы Зинаидиной тоже не видно во дворе. Ничего не понимаю. Стучусь в окна дома, уже не ожидая ответа.
  
  Выхожу обратно на улицу. Борис смотрит на меня вопросительно.
  
  — Пойду до Алёны Игоревны прогуляюсь, спрошу, куда Зинаида Михайловна пропала. Она через три двора живёт, — объясняю Борису, махнув рукой в том направлении, куда иду. Он молча идёт за мной, раскуривая очередную сигарету.
  
  Молчи, молчи, Ирина! Не твоё дело. И всё-таки не выдерживаю, спрашиваю:
  
  — Рака лёгких не боитесь?
  
  — Думаете, доживу? — отвечает он, выпуская в небо дым. Судя по его взгляду, "небо" волнует его больше моего вопроса. Отшутился по-армейски. А я не знаю, что сказать. "Доживёте"? В смысле, до рака, значит. Или "не доживёте", потому что на войне погибнете?
  
  — Я надеюсь, что вы будете жить долго и счастливо, — строго отвечаю ему. Ну сама же виновата, не надо лезть, куда не просят. А мне вообще хочется немедленно записать его на КТ лёгких.
  
  — Есть жить долго и счастливо, — ровно отвечает Борис. Это он так шутит или намекает, что я слишком раскомандовалась? По нему не поймёшь, лицо вообще не поменяло своего выражения.
  
  Странно, что договорившись общаться на "ты", мы с ним продолжаем "выкать" друг другу, никак не можем переключиться.
  
  Алёна Игоревна, полноватая бодрая женщина чуть за пятьдесят, сама выходит к нам на улицу. Из-за её забора я наконец слышу брехливое злобное тявканье Зинаидиной собаки.
  
  — Здравствуй, Иришка! — радостно обнимает меня.
  
  — Здравствуйте, Алёна Игоревна. Вот, таблетки вам привезла, — достаю из карманов несколько упаковок для её мужа, у него больное сердце.
  
  — Ой, спасибо, дорогая! — это если в переводе на русский. Вообще Алёна Игоревна на суржике разговаривает. Она — на суржике, я — на чистом русском, но друг друга понимаем без проблем, и этого достаточно
  
  — Я слышу, Тимка Зинаиды Михайловны у вас? А где она сама, не знаете?
  
  — Так ваши же её утром забрали, Ириш?
  
  — Какие наши? — удивлённо смотрю на Алёну Игоревну.
  
  — Ну так на фургоне. Такой же, как у тебя, только синий.
  
  Растерянно смотрю на Бориса, пытаясь вспомнить, кто из "наших" ездит на синем "Соболе". Вроде никто. Вряд ли кому-то нужно похищать старушку возрастом под восемьдесят, так что остаётся предполагать, что проехали тут залётные волонтёры и вывезли, кого смогли. Не будет же Зинаида Михайловна разбираться, те это или не те. Хотя могла и заартачиться.
  
  — Сказали хоть, куда везут? — спрашиваю у соседки.
  
  — Да они сразу увидели, что нога у неё не в порядке, сказали, что в больницу в Геническ едут.
  
  Не ближний свет. Странно, что не в Новую Каховку, до неё путь раза в три короче. Может, сами из Геническа, да и временная столица Херсонской области там. Как бы то ни было, придётся мне теперь искать Зинаиду Михайловну по больницам, а то покоя не будет. Если повезёт, то сразу найду.
  
  — Ладно, — говорю. — У меня там в машине продукты и вода, сейчас подгоню поближе и выгружу часть. Остальное в храм отвезу, батюшка раздаст потом.
  
  Возвращаюсь к "Соболю", и слышу характерный свист снаряда. Невольно приседаю, чувствуя, как колени слабеют от страха, а в желудке всё переворачивается. Падает далеко от нас, на соседней улице. Осколки и комья земли от взрыва стучат по крышам окрестных домов — или это у меня слуховые галлюцинации от страха.
  
  — Скорее в подвал, Иришка! — командует Алёна Игоревна, привычно пускаясь рысью к своему дому. Тимка, и без того не умолкавший, вообще срывается на бешеный лай. А я посередине улицы, на полпути между своей машиной и домом Алёны Игоревны. И теряюсь, к какому дому мне бежать — к её или к Зинаидиному.
  
  А дальше всё одновременно и с разных сторон: снова свист приближающегося снаряда, громкий крик Бориса "Ира, ложись!", яростный вой Тимки. Борис сбивает меня с ног, роняя на землю, выбивая дыхание, прикрывая своим телом. Тут же взрыв где-то совсем рядом — и я теряю сознание.
  
  
  Глава 5. Ирина. Обстрел
  
  
  Прихожу в себя от ужаса, что задыхаюсь. В голове одновременно шумит и пищит, буквально как в фильмах показывают, когда героя взрывом оглушает. Оказывается, правда. Ничего не слышу, кроме этого писка. Часто дышу, пытаясь двинуться. Не могу. Вспоминаю — Борис! Прикрыл меня. Это его тяжёлое тело прижимает меня к земле.
  
  Я уже не первый раз попадаю под обстрел, но так близко рядом со мной ещё не падало.
  
  — Борис, — трясу его за плечи. Не отзывается. Ощупываю его голову, руки, спину — везде, где могу дотянуться. Смотрю на свои ладони — крови нет.
  
  Буххххх... Ещё один снаряд падает, слава Богу, не на нашей улице, вызывая дрожь в земле. Я чувствую её всем телом. Сжимаюсь невольно. Значит, без сознания я была совсем недолго.
  
  — Борис! — повторю громче, трясу настойчивее. Потом несколько раз ударяю его по плечам. Потом по спине. Не помогает, не приходит в себя. Надо выбраться из-под него. Детали на брониках цепляются, мешая. Тяжело. Делаю последний рывок — и Борис падает лицом на землю, а я свободна. Дышу полной грудью, бегло осматриваюсь. В жестяном заборе на уровне моей головы несколько свежих дыр. Если б Борис меня не уронил, были бы эти дырки во мне. Сглатываю подступивший комок в горле, дёргаю плечами, прогоняя холодный озноб от осознания того, насколько близко прошла смерть.
  
  Слышу, что взрывы от обстрела удаляются от нас.
  
  Вижу свой "Соболь". Стёкла выбиты, весь покорёжен, крыша вмята, весь в дырах. Я ведь шла к нему. Стоило не спросить у Алёны Игоревны хоть один вопрос из тех, которые я задавала, — и всё, не было бы меня. Яма от снаряда буквально в нескольких метрах за ним. Мой верный "Соболь", оказавшись между нами и взрывом, принял на себя большинство осколков. Сильно сомневаюсь, что он на ходу. А если там повреждена топливная система и при попытке завести двигатель будет взрыв, как в фильмах? Как минимум, пожар. Не рискую к нему даже приближаться.
  
  Единственным удачным моментом можно считать тот факт, что обстрел был не "прицельный", а "беспокоящий" — просто слева направо по карте. Вопрос только, пойдут по второму кругу или в обратную сторону? Надо спрятаться, надо укрыть Бориса.
  
  У меня за спиной образовалась "калитка" во двор одного из пустующих домов: часть забора снесло то ли осколками, то ли взрывной волной. Окончательно отрываю повисший кусок жести, заглядываю во двор. Вижу дрова, сверху укрытые куском брезента. Бинго!
  
  Бегом хватаю брезент, возвращаюсь к Борису. Расстилаю кусок на дороге, и прикладывая все свои силы, переворачиваю тяжёлое тело мужчины на брезент. Вроде не ранен нигде. Громко, часто дышу, одновременно пытаясь понять, куда его тащить. К Зинаиде Михайловне легко попасть через калитку — но далеко. К Алёне Игоревне — аналогично, мы же посередине. Если только попросить её помочь... Нет, не буду. Нечестно как-то просить её выйти из укрытия.
  
  В ближайший дом? Дыра в заборе недостаточна, чтоб большое тело протащить. Расширить её? Ломом? Топором? Бегу опять к дровам, ищу топор — и нахожу! Не стесняясь, доламываю дыру в заборе до нужного размера. Бросаю топор, берусь за брезент и слышу голос Алёны Игоревны:
  
  — Иришка! Ну чего ты, куда ж ты побежала!
  
  — Алёна Игоревна, идите обратно в укрытие! — кричу ей. А она всплёскивает руками, увидев беспомощное тело мужчины на брезенте.
  
  — Не дотащишь же одна, — и хватается за второй угол.
  
  Решаю, что спорить — только время терять, вдвоём ведь точно быстрее.
  
  Дотаскиваем до входа в дом. Тяжёло дышим обе. Дальше-то что? Гляжу на входную дверь, на топор. Ну...
  
  — Сейчас, сейчас, вернусь, Иришка. Мне хозяева ключ оставляли, — убегает Алёна Игоревна, не давая мне закончить мысль.
  
  Лучше, конечно, в подвал спуститься, но я не вижу, чтоб где-то здесь был подвал. Хотя дом покрепче выглядит, чем старая хибара Зинаиды Михайловны. От попаданий кое-где обвалилась штукатурка, под нею проглядывает кирпич. От осколков укроет, а от прямого попадания всё равно ничего не спасёт.
  
  Алёна Игоревна возвращается, отпирает дверь. Вдвоём затаскиваем Бориса внутрь, преодолевая две высоких ступеньки крыльца, и в изнеможении падаем на хозяйский диван.
  
  — Что с ним? — отдышавшись, спрашивает соседка.
  
  — Не знаю, — отвечаю с тревогой и развожу руками. — Он говорил, что из госпиталя после контузии. Может, не долечился толком. Вы же знаете, как бойцы на войну с больницы рвутся, едва на ноги более-менее встают. А тут — снова под взрывную волну попал.
  
  Я не врач, больше никаких путных идей у меня нет, почему Борис не приходит в себя. Я сама до сих пор полуоглохшая от близкого взрыва, в ушах пищит и не проходит. Просто чудо какое-то, что не зацепило осколками.
  
  Алёна Игоревна прощается, уходит к мужу. Говорит, что переволнуется он без неё, никакие таблетки не помогут. А мне советует пока что никуда не выходить, говорит, что обычно часа по два стреляют, ироды.
  
  Обстрел продолжается, каждый взрыв отдаётся колебаниями стен и пола в доме, лёгким шуршанием штукатурки.
  
  Затащить Бориса на диван мы бы даже вдвоем с соседкой не смогли, он так и лежит на полу на брезенте. Сажусь на колени рядом с его головой, глажу по короткому ёжику. Почему же ты не приходишь в себя? Не на КТ лёгких тебя надо, а на МРТ головы.
  
  Кладу голову ему на грудь, чётко слышу сердцебиение. Уже хорошо. Надо попробовать нашатырный спирт найти или что-то похожее. У меня в аптечке на бронежилете только минимальный стандарт: пара жгутов, обезбол, антибиотик.
  
  Очень неловко перед отсутствующими хозяевами, что шарюсь в их доме, но что поделаешь, выбора нет.
  
  Открываю-закрываю все шкафы на кухне. Только пустая посуда, несколько непочатых пачек чая, специи. Холодильник стоит отключённый, проверяю и его: пустой, чистый. Уезжали без спешки, значит.
  
  Дом не то чтоб сильно богатый, средней руки, но и не бедный, всё есть, даже санузел в доме сделан. Насколько я знаю, в Вишнёвке есть холодный водопровод. Так что в санузле висит нагревательный электробойлер, от него вода в душ проведена. Мыться можно, но пить эту воду нежелательно. Щёлкаю выключателем — электричества нет. Возможно, сегодняшним обстрелом линию перебило, возможно — более ранним, вчерашним, например. Такое здесь регулярно бывает. Достаю телефон, включаю на нём фонарик, шарю по шкафчикам в санузле. Нахожу остатки элементарного домашнего набора лекарств: зелёнка, йод, уголь активированный, парацетамол, и всё подобное. Того, что мне надо — нету.
  
  Кстати, раз уж достала телефон, проверяю наличие связи. Увы, сигнала нет.
  
  Поворачиваю ручку смесителя — вода течёт тонкой струйкой без напора. Скорее всего, остатки воды из бойлера. Смачиваю этим полотенце, которое висело рядом с раковиной. Возвращаюсь к Борису, смачиваю ему полотенцем губы, лоб, аккуратно стираю грязь с его лица.
  
  Приходит в себя! Ресницы затрепетали, губы сжались, складка между бровей появилась. Приоткрывает глаза, и я прям вижу, как он усиленно давит стон боли, чтобы я не заметила. Но я уже заметила, в груди одновременно сжимается от сочувствия к его боли и взлетает от облегчения, что пришёл в себя.
  
  — Борис, — стараюсь говорить тихо, чтобы не усиливать головную боль, которую он наверняка чувствует, — всё хорошо, тихо.
  
  Глажу его по голове. Он не протестует, лишь осматривается вокруг. А взгляд у него какой-то расфокусированный. На звук отдалённого взрыва моргает.
  
  — Воды нет? — скорее утверждает, чем спрашивает.
  
  — Питьевой нет.
  
  Поднимается со скрипом, идёт к выходу. Ёлки-палки, ну вот куда он! Упадёт где-нибудь, как я его опять дотащу? Закусив губу до боли, молчу. Знаю, что всё равно не остановлю. Иду вслед за ним, торможу на крыльце: страшно отходить от укрытия обратно на открытое пространство. А Борис идёт к покорёженному "Соболю". Силой сдвигает дверь, она поддаётся наполовину, но ему хватает. Протискивается внутрь, скрываясь от моего взгляда. А у меня перед мысленным взором короткое замыкание, взрыв, пожар. Молчу и молюсь, чтобы всё обошлось.
  
  Вскоре Борис возвращается. В одной руке — упаковка полуторалитровых бутылок с водой, из неё капает. В другой руке — какая-то коробка, вроде с едой. Протягивает мне воду:
  
  — Посмотри, там вроде целое осталось.
  
  Заходит обратно в дом, ставит вторую коробку, падает на диван.
  
  — Я полежу десять минут, — говорит он и закрывает глаза.
  
  — Борис, — зову несмело. Не отвечает. Глубоко вздыхаю, воздев глаза к потолку. Мужчина! Сходил за мамонтом, вернулся и вырубился опять. Я вообще не уверена, что он потом вспомнит этот поход, такое ощущение, что в бессознательном состоянии всё проделал. Хорошо хоть, сам вернулся.
  
  Так, что с водой? Аж две бутылки полностью целые, ничего себе. Ещё две пробиты, но около литра воды в каждой осталось. Ещё две почти пустые. Выпиваю одним махом почти поллитра из повреждённой бутылки, не могу удержаться, хотя и знаю, что в жару от этого пользы нет, только п'отом всё быстро выйдет. И коробку он прихватил удачно, с консервами. Согреть не на чем, но я, позаимстовав у хозяев ложку, ем прямо холодную тушёнку из немного помятой банки. Оказывается, сильно проголадалась.
  
  Смотрю на Бориса. Вместо десяти минут уже полчаса спит. Не бужу, пусть. В конце концов, никуда мы не спешим: опять приближаются звуки взрывов.
  
  Сажусь на колени рядом с диваном у головы Бориса. При очередном близком взрыве невольно обхватываю его голову руками, склоняясь над ним, будто пытаясь укрыть. Ерунда это, головой понимаю, но ничего поделать с собой не могу. Обнимаю, прижимаюсь, молюсь.
  
  
  
  
  Глава 6. Ирина. Богатырский сон
  
  Просыпаюсь от того, что кто-то тихо трясёт меня за плечо:
  
  — Иришка... Ты как?
  
  Глубоко вдыхаю воздух, поднимаю голову, аккуратно вращая шеей: всё затекло, боюсь неосторожным движением ещё больше навредить. Отсидела левую ногу, вообще её не чувствую. Невероятно, но, похоже, я заснула прямо под звуки "приходов" артиллерии, продолжая обнимать Бориса.
  
  Вытаскиваю из-под себя непослушную ногу, пытаясь не шипеть от болезненного покалывания. Тру её, разгоняя кровь. Хорошо, хоть бронежилет сняла перед тем, как заснула. Вроде и страшно было, но тяжёлый стал совсем, невмоготу. Вот, лежит рядом с диваном.
  
  — Обстрел давно уж кончился, а вы всё не выходите да не выходите, — говорит между тем Алёна Игоревна, которая меня и разбудила. — Я уж и грядки прополола, и воды натаскала, и суп сварила. Решила сходить к вам, глянуть. Как твой-то?
  
  Это она про Бориса, видимо. А у меня от её слов, что он — мой, так тепло-тепло внутри становится. Жаль, что это не правда. Я ему почти всё про себя выболтала, а вот про него ничего не знаю. Может, женат он. Хотя нет, не похоже. Глаза у Бориса слишком одинокие. Может, потерял семью, тогда, в 15м году, уж больно неловко отвечал про тот год. Но не спросишь же об этом так прямо в лоб, ни с того ни с сего. Не его вина, что при одном взгляде на него у меня начинают играть гормоны, как у подростка, но сразу со взрослыми намерениями: семья, ребёнок, навсегда вместе. Я честно думала, что уже слишком взрослая для этого, что подобные глупости остались в далёкой молодости.
  
  — Борис, — зову его и тихонько трясу за плечо. Так же, как меня Алёна Игоревна будила. Борис не откликается, не реагирует. Ровно, глубоко дышит и спит. Русские богатыри — они такие. Когда дочка моя маленькая была — тоже Алёнка, кстати — смотрели с ней мультик современный про богатырей. Так там Добрыню разбудить до первых лучей солнца — нереальная задача была.
  
  — Пойдём, я тебя супчиком хоть накормлю, — заботливо предлагает Алёна Игоревна. — А боец твой пусть отдыхает. Сон лечит.
  
  Хм... интересная идея. Может, на еду богатыря приманить? И таким тоном заправской жены с двадцатилетним стажем выдаю:
  
  — Боря, кушать пошли, — и бесцеремонно трясу его плечо.
  
  Борис кряхтит, хмурится и выдаёт сонно:
  
  — Да, иду. Минутку.
  
  Я с трудом сдерживаю смех. Алёна Игоревна тоже зажимает рот тыльной стороной ладони, а второй рукой машет: мол, мужики, что с них взять. Пожрать да поспать.
  
  — Боря, пошли, — строго повторяю я. Он с утробным низким звуком садится на диване, трёт лицо руками. Резко встряхивает головой, будто пытаясь вытрясти из неё лишние звуки.
  
  — Да, Ириш, иду, — говорит. А мне так приятно от того, как он моё имя произнёс! С его голосом получается тигринное мурчание: ир-р-р...шшш.
  
  — Пойдём, пойдём, — зовёт нас Алёна Игоревна, для порядка подпуская в голос ворчливые нотки.
  
  Борис шлёпает руками по своим карманам, разыскивая сигареты. Пачку находит быстро, а зажигалка отыскивается спустя минуту. Зажимает в зубах сигарету, выходит на крыльцо. А я замечаю, что его слегка покачивает, и взгляд он никак не соберёт в кучу. Морщится, сжимает зубы от боли. Но раз про сигареты вспомнил и на еду среагировал, значит, дело идёт к выздоровлению. Ещё меня радует, что Борис в доме курить не стал. Хоть и в полубессознательном состоянии, а на крыльцо вышел, прежде чем сигарету поджигать.
  
  Мы с Алёной Игоревной, чтобы дать Борису немного времени покурить и прийти в себя, остановились посреди двора, поболтали о красивых цветах, которые были тут высажены уехавшими хозяевами. Алёна Игоревна про цветы могла говорить долго и не повторяясь. Мне оставалось только слушать и поддакивать.
  
  Пока стою и слушаю, пытаюсь понять, сколько же времени. Солнце уже явно клонится к закату, часов восемь, наверное. Достаю телефон, смотрю на экран — точно, угадала. Комендантский час уже скоро. Значит, застряли мы в Вишнёвке с Борисом до завтра. Надеюсь, к утру он окончательно придёт в себя, и мы сможем пешком добраться до шоссе и поймать попутку. Или, может, кто из наших завтра сюда приедет, раз мы не вернулись. В "Соболе" были простенькие рации "Баофенг", но что-то мне подсказывает, что они больше не работают. Лучше, конечно, ими не пользоваться, они по открытому каналу работают, ВСУшники тоже могут услышать. Но я бы рискнула даже по такому каналу с кем-нибудь связаться и передать весть, что мы остались без транспорта и застряли.
  
  На улице Борис останавливается и, нахмурившись, сканирует окрестности, задерживая взгляд на несколько секунд то на одном доме, то на другом.
  
  — Борис? Что случилось? — спрашиваю.
  
  — Да... — он поднимает руку, призывая меня к тишине, продолжая оглядываться.
  
  — Ой, вот у меня Рекс сегодня тоже беспокойный, — тут же начинает жаловаться Алёна Игоревна. Рекс — довольно крупный старый пёс, помесь овчарки непонятно с кем. Реально спокойный, флегматичный. Я ему однажды на хвост наступила нечаянно, так он даже не рыкнул, просто хвост убрал, от меня отвернулся и тяжело вздохнул. Поэтому Алёна Игоревна на цепи его не держала, он свободно ходил по всему двору. По улице не любил бегать, хотя часто лежал на улице у забора и грелся на солнышке. — Весь день по двору носился, туда-сюда. Я подумала, может погулять решил на старости лет, кобелина. Как выпустила его утром, так до сих пор и не вернулся.
  
  — Странно, — комментирую её слова.
  
  — Да вернётся, никуда не денется.
  
  А Борис, сориентировавшись, пересекает улицу, наклоняется над густой травой и достаёт оттуда свой автомат. А это, между прочим, боевое оружие! Наверняка заряженное. Валяется чуть не посреди улицы. Подходи кто хочешь, бери. Наверное, Борис отбросил его во время обстрела, когда меня бежал спасать.
  
  За ужином Борис молча ест, а мы с Алёной Игоревной и её мужем, Николаем Николаевичем, болтаем о том, о сём. Речь заходит о выпечке, и вот тут уже я говорю, а они слушают. Вспоминаю свои любимые яблочные штрудели с корицей, и сколько рецептов я перепробовала. Творожные слойки, и черёмуховые торты, и шоколадно-черничные кексы... Капуччино, латте, сиропы, вредные кофемашины... Нечаянно ловлю на себе пристальный взгляд Бориса и смущаюсь от того, что так разошлась. Я ведь и руками машу, и изображаю в лицах поваров, официанток, дочку и помощницу, и чуть ли не бегаю по кухне, разыгрывая сцены из своих любимых кофеен.
  
  Возвращаемся с Борисом в наш временный дом уже после заката, но до того, как наступит полная темнота. Идём с ним молча по улице, иногда переглядываемся, улыбаемся. Ну как... я улыбаюсь, а Борис лишь смотрит. Настоящей улыбки на его лице я никогда не видела. Лишь намёк на неё в виде собирающихся морщинок в уголках его глаз.
  
  В доме смотри оба на диван, думаем, как нам спать. Про подвал у Алёны Сергеевны расспросили на случай обстрела. Ключ она нам дала, показала, что вход в подвал с другой стороны дома. Но спать туда идти не хочется. Как Алёна Игоревна выразилась, что они, дураки, что ль, по ночам стрелять? Спят тоже.
  
  — Давай разложим диван, — предлагаю.
  
  — Давай, — соглашается Борис, ловко находит нужный рычаг и раздвигает диван в двуспальную кровать. Можно было бы одному из нас уйти в хозяйскую спальню, но мне прямо неловко. Я не мылась целый день, вообще на дороге повалялась, как и Борис. Под вечер, кстати, сильнее на плечах чувствую синяки от камешков, на которые упала. А диван мы уже так и так запачкали.
  
  Не раздеваясь, в штанах и футболках, в которых ходили весь день, укладываемся на половинки дивана. Сняли только обувь. Я с краю, Борис у стенки. А потом я думаю, чего мне стесняться! Придвигаюсь к мужчине ближе, прижимаюсь к нему спиной. Чувствую его тепло, слышу его дыхание. Как же хорошо-то, спокойно... Борис целомудренно, с опаской, кладёт руку мне на бок, обнимает, осторожно притягивает к себе. И я быстро вырубаюсь, хотя хотела понежиться и понаслаждаться невинными объятиями ещё немного.
   Будит меня непонятный шум. Если судить по свету, который пробивается сквозь шторы, на улице уже рассвет. Ещё секунда, ещё взгляд — и меня подбрасывает в панике: вокруг нас на полу вода! ~~~~~~~~~ Продолжение платное, на сайте Литмаркет
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"