Данный рассказ посвящается всем делопроизводителям сразу. За образ взят я. Готовьтесь читать мистицизм, сатиру, боевик. Офисное чтиво. Восемнадцать плюс.
Получите, прочтите, расписываемся. Я поехал на службу.
Глава Первая: Я приехал на работу в первый день и захотел себе получить задание на весь год сразу.
Мой первый рабочий день. Я посмотрел на свой телефон раздолбанный и понял, что успел вовремя. Неважно, какой город, важно, что государство захотело само, чтобы я служил ему. Хотя я сам хотел ему также служить. Пох..й, короче.
- Дайте мне, пожалуйста, - сказал я местному градоначальнику, - работы на весь год. Я хочу начать работать с сегодня.
Он на меня посмотрел под тем углом, что я сразу протрезвел в плане души. Мне было теперь абсолютно всё равно, что он скажет. Но он, вспомнив, что я здесь ради своей жены, по крайней мере, государство успело до него донести эту информацию, сказал мне рассудительно и чётко, видимо, понимая:
- Держи эти три стопки огромных. Ты хочешь на год, переноси их к себе в этот офис. Делай, что сам желаешь, мне также абсолютно нейтрально, как и тебе на тебя же. Ради семьи работать, это я понимаю. А не как тот придурок, что постоянно бегал и ныл, якобы, много работы, мало работы. Ты меня понимаешь теперь абсолютно.
Я в ответ кивнул, начиная перетаскивать вместе с открытым кабинетом уже моими знакомыми в этом городе военнослужащими сразу, так как мы были из одного места в плане общения, все эти огромные стопки бумаг. Я ныть, в отличие от того долбоёба, не собирался. Я собирался работать ради семьи, либо государства. Я выбрал второе. И поэтому я часто теперь общаюсь с теми у себя в голове по ночам, ради кого я здесь.
Что касается города. Город как город, люди не работают толком, средства связи не особо хорошо налажены, самое главное, так это население, его толком также в городе нет. Но да ладно, наше дело правое, враг будет разбит.
- Привет, Карина и Мария. - Сказал я уже подсознательно своим двум знакомым видеоблогершам. - Как у каждой из вас дела, я не особо понимаю. Твою мать, да не вашу. Ясно, подписал первый документ, где готовится убийство. Какого Воланда, выражаясь мною же? Ясно, бл...ть. Х...й теперь уже с ним. А с вами, девочки, всё в порядке. Общайтесь, пока я рассматриваю свой офис.
В офисе не было ничего, кроме еды, точнее, стеклянный шкаф, где стоял алкоголь сразу и никотин и наркотики. Книг нет, картин нет, вообще ничего нет. Только я, документ и то, отчего я начинаю потихоньку течь, как Ketch, который в своих песнях призывает девок других течь. Бл...ть, если бы так оно было на самом деле, я бы сейчас плакал кровью, как название песни Вадима Шевелёва "Декабрь плачет кровью" из их дебютного альбома. Но да хер бы с ним. С Рымошевским. Как и с таким хип-хопом вообще. "Такого рэпа как у тебя нам не надо", вспомнилась цитата из песни Никиты Hawkeye "В лодке останется только один". Панк по музыке, по стилю исполнения всем ненавистный русский рэп. Но я вхожу в ту же субкультуру. Что-то я отвлёкся.
- Алло, я вас слушаю. - Мне внезапно позвонил какой-то мудак. - Да-да, я вас слушаю. Идиот, бл..ть. Не виси на линию мудила, мне не до тебя, падла, ты либо говори, мудак, либо бросай трубку как я бы это сделал, не сиди я здесь.
- Ой, простите меня. - Сказал мне какой-то пидор. - Я, видимо, ошибся номером.
- Да иди ты нах..й, сука, мне не до тебя. Мне надо документы подписывать. Ты моё время сейчас тратишь. Ещё раз мне позвонишь, я приеду к тебе лично и набью тебе твою накрашенную харю, собака. Понял меня?
- Да. - Сказал тот мудак. - Пока, сладкий.
Чертыхнувшись в ответ, я достал второй документ. Начал его терпеливо читать. Но не рвать же его. Рвать я буду другое, когда закончу работу и вернусь в родной город к своей супруге. А пока работать, работать, ещё раз работать, и так до, дайте-ка уже теперь об этом думать, десяти часов вечера. Потом на улице буду спать, либо мне подскажу пацаны, где здесь вся молодёжь ночует. Ах да, надеюсь, что я успею успокоить себя к тому моменту.
Второй документ касался предприятия. Это предприятие было похоже на то, что было создано учёными, но во времена перестройки полностью угроблено. Я аж прослезился, увидев всю историю этого предприятия своим воображением. Как оказалось, это и есть та правда.
Строили, разрушили, разграбили, не я пишет. Да твою же рать-то, а!!! Я читал и в конце этого, уже как русофоб начинаю думать, дерьма вижу:
"Вы прикажете с ним окончательно покончить или что делать?". Я написал, чтобы вообще не трогали, я сам разберусь. Разберётся, разбираться, разобраться, разбираемся.
- Алло. - Мне через полдня позвонил второй мудак. - Говори, падла, я к тебе сейчас выеду.
- Привет, Максим. - Мне на телефон позвонила моя фанатка. Лиза ей имя. Поболтать хочет. Шут с ней.
- Я не принимаю сегодня никого. "Съе...ись". - Ответил я резко и сразу. В голове вспомнилась песня, под которую я в тот вечер на станции метро "Таганская" прослезился не от еды, а от того, что я увидел в этой композиции свой разум. По-прежнему та же, надоевшая из-за появления часто в моей духовной автобиографии и, по совместительству, романе-эпопее 2, "Военный врач Неважно". Либо сейчас читатель увидит, хотя. Хотя без "хотя", в голове у меня эта песня засела на всю оставшуюся жизнь. Автор и исполнительница есть Мадонна, песня называется "Замороженный". Это про меня в моей литературе вообще, сами увидят.
Начинаю вспоминать слова из припева и вставлять свои, последняя из которых строчек заканчивается на слове "смерть".
Так, бл..ть. Я опять отвлёкся. Надо работать. Третий документ, на часах уже полдня прошло. Кто-то меня отвлекает. Здесь есть определённый исторический центр. Хотя стопэ. Я на месте этого делопроизводителя.
- Легенда гласит, что первый секретарь, что сидел здесь, не выдержал всей работы и спрыгнул сам отсюда. Зачем спрыгнул, только бес его уже знает теперь. Но ты ведь не спрыгнешь? - спросила у меня бутылка водки. Я кивнул.
Третий документ был посвящён преступности. По городу бегает какой-то мудила с топором и убивает беременных женщин. Интересно, в него тот же бес вселился. Бездельник, лучше бы на работу устроился и там убивал. Сибирь. Сбирь. Избир. Имбир. Асмир. Хумус. Сию минуту.
- Алло. - Третий раз мне звонит какой-то мудак. - Я не хочу никого не слышать. Не желаю, дайте мне подумать о своём окружении, дебилы! Дайте мне вспомнить о них же.
В общем, я расписываюсь за третий документ, до конца не дочитывая. Ведь в этом документе и так мне становится понятно, что ему готовит... секунду, ему ничего не готовят. А почему? А какого чёрта? Смотрю на маяк.
Маяк показывает шесть часов вечера. Маятник, верно, подразумевался. И в этих часах я вижу отражение той, что меня ждёт дома. Что ж, пока может ждать. Или же нет? Чёрт возьми меня, а я её не трожь. Надо будет пообщаться во сне. Либо здесь купить средство связи. Я не сойду с ума здесь но. Ладно, хватит ныть, четвёртый документ.
Документ, посвящённый делу имени субкультуры, что захватила здесь умы. Я даже её слышу. И мне она нравится. ?, да она мне нравится. В отличие от музыки, под которую они делают. Хотя они могут лучше. Что я должен сделать в этом документе? Привет, Байкова, я тебя вижу. Пообщаемся здесь же. Твои-то дела никак, по твоим глазам видно. Ах да, у тебя уже нет глаз. Ты на меня умоляюще начинаешь смотреть. Документ дочитан до конца. Расписываюсь, беру свой самый умный средство связи, иду с тобой разговаривать по данному городу.
Понятно всё с тобой, абсолютно понял. Я не хочу с тобой разговаривать, преследуй дальше, доводи мою паранойю до крайней степени, хуле мелочиться? Хер с тобой, дура. Я иду искать себе жильё, я лучше с Настенькой пообщаюсь. Не смей её трогать, у неё и так сильная достаточно душа, но ты за ней тоже будешь следовать. Мы с ней общаемся сейчас, как в "В Дягилево. Повесть", она сама увидит, что я о ней думаю. А вот про тебя отдельная сказка, как про Рымошевского Кирилла. Я пошёл дальше искать жильё, красавица. Да, ты, Настя. Всё в порядке, а вот у этой, она меня преследовать будет. Всего наилучшего, наш с женой клиент всегда прав.
Клиент-то прав, а я вижу это полуразрушенное общежитие. Видимо, стихией. Да, тут была река, сейчас она уже выросла. Я подразумевал, что высохла русло река. Реки здесь нет. Меня здесь, ведь я уже нашёл самый последний этаж в этом здании. Здесь местная хип-хоп-звезда, судя по звукам. Мы с ним познакомились. И я понял, что это никто иной, как Nemesor Fra'ma. Неужели и вправду, ты, Юра? Пишет не я, а мне диктует писать поп-дива в её же воображении. Lizzy18. Лиза. Ладно, у тебя всё в порядке, дальше служи государству, ещё пообщаемся, также в одном из снов.
Разложив свои пожитки, из которых у меня только одна вещь, я закрыл за собой дверь и вышел. Надо было купить есть. Или у Юры? Но Юра-то красавец, по-любому. Военный врач, как Анастас Неважно. Дошло окончательно, кто в моей жизни кто в юношеском максимализме.
- Магазин на другой стороне улицы, Максим. Всё в абсолютном порядке, главное, не шуми. - Сказал мне сами догадаетесь уже кто.
А, молодец. Впрочем, я купил уже всё, что хотел на той стороне улицы. Самое главное я купил, в военное время я бы то же самое купил.
У Ирины я ночью уже спросил, как её дела. А потом началось. Впрочем, сразу моё сознание растворилось среди своего окружения в плане прекрасного пола. И меня не было слышно до утра.
Глава Вторая: Неделя прошла не заметно. Документы я заполнял довольно-таки долго, почему, сейчас разберусь.
В общем, я проснулся в четыре утра. Я не знаю, работает ли сейчас государственные органы, но я всё равно зашёл в свой кабинет и сел работать. Работа есть работа есть семья есть то, о чём я начинаю забывать, но всё же мы с ней супруги хотя бы в подсознании играем в это.
- О, Николай. - Сказал мне спросонья врач. Я видел своего персонажа, видимо. Но я сразу протрезвел, вспомнив, что он в моей литературе.
- Анастас. Ясно, я тебя понял. Работаю дальше. Разбирайся в моей литературе, разложи их по полкам. Начни-ка не с самого себя, это понятно, а с "Утопия или последний шанс человечества". В этом духе, по жанрам распределяй. Мне надо поговорить с Машей и Кариной.
- Пообщаешься ещё с нами. - Сказали они единовременно. - Мы развиваемся дальше, готовься к мистицизму ночью. Помнишь про то, с кем ты разговаривал 12.04.18, в квартире 5, улица Фонвизина, дом 10а?
- Я помню, про ведьму и Мару. Так мы называемся. А я Воландом остался. - Сказал я им же.
- Развивайся дальше, мы через твои сны общаемся друг с другом, как ты и написал.
- Спасибо, взаимно.
В литературе я по-другому бы себя вёл, хотя. Хотя это сатира, драма, мистицизм, как я указал в документе. Так что, пускай я остаюсь с ней. Она в порядке, Анастас сам проверяет её пульс.
Прошло время. Я налил себе чистый спирт и всё, больше не пил, после этого.
- Алло. - На следующий день картина начала повторение. - Да, Лиза. Да, я слышу твоё пыхтение. Звони дальге.
В общем, сегодня был пятый документ. Да, этот пятый документ посвящён уже преступности. Как в "Убийца и дальнейшая его исповедь", моего же авторства. Он-то что сделал? А, вор. Вор, ров, вор. Что он ворует, детские игрушки. Кается ещё. Не хочу ничего читать более. Расписавшись, беру следуюший, следующий, шестой документ. Данный документ свидетельствует мне о том, что здесь ходит придурок. Что за придурок, надо прочесть внимательно. Чернила в глазах, я закрываю глаза и вижу смерть своей любимой жены. Значит, Елисеев всё же довёл её. Впрочем, в моей литературе это нормально, что Елисеев довёл Литвинову до самоубийства, а меня довела Байкова. Ничего удивительного. Ладно, что за придурок. Я открываю глаза и перечитывать начинаю этот документ заново. "Придурок его кличка. Настоящее имя государство не смогло у него высказать. Он выёживается, выражаясь школьным языком имени вас с женой, Романовых, то есть, чтобы показать, что в нём хорошего. Следите за ним особенно пристально, товарищ Ищущий", было прокручено в моей голове это именно таким образом. Ира. Лиза. Лизира. Бл...ть. Стоп, так Ира или Лиза всё же? Ирина, отчество то же, что и у меня. Мне нужно с ней будет поговорить. Я пишу опять под диктовку Байковой.
Я начинаю общаться в голове с Машей, которая Компаниец. Это её кумир. Щас бы кумирами становились те, что младше вас. Но Маша намного и красивее, и тем более умнее, чем та дура. Дура, с большой буквы писал всю жизнь о ней. Так что, Маша и Кариша общаются дальше.
Откладывая шестой кабинет, я проверил зрение в своих разбитых очках. Показалась галлюцинация родственника, с которым я общался с четырнадцати лет и учившегося тогда ещё в родном городе и в лицее, я его в семнадцать-восемнадцать лет окрестил за это прозвищем Лицеiстъ. Надо будет, как в том сне, разбиться, увидеть, что моя беременная жена скончалась, хотя потом я услышал, что мне этот кошмар послал сам Сатана. В общем, я учёл его предупреждение.
- Алло. - Я слушаю твоё пыхтение. - Снова ты, долбоёб, бл...ть? Так какого Воланда ты мне мешаешь заполнять бумаги, а? Оте...ись, сука. Мне не до твоих шуток, мудак.
Я чуть было не разбил бы этот телефон, сделанный во времена второй, третьей, между нами говоря, Смуты. Я родился в конце того времени, но прекрасно его понимаю. Девяностые, лихие, дикие, убивающие, для каждого это по-своему прошло времецо. В моей литературе вы увидите это время через "Спорт жалости не терпит и не любит".
Шестой кабинет. Документ, сам не заметил, как сделал опечатку. Это было довольно-таки дурно с моей стороны. И какого в моей голове проскальзывает её образ, вновь. Мне надо её увидеть, сразу и подарить ей то, что она хочет. А если она только меня хочет видеть? Так оно и есть, значит. Надо заняться рукоблудием будет.
Седьмой документ. Времени уже до обеда, остаётся лишь полчаса. Надо подготовиться. Седьмой документ я оставляю вместе с образом этого человека. Спасибо, любимая.
Прошло полчаса, мне выдали жалование, я иду в столовую. В столовой нет ничего странного или удивительного, я просто беру еду и кладу себе поесть. Черкила, чернила, в глазах чёрного или багрового цвета. Багрового. Значит, я связался с. Секунду. Я накладываю слишком много себе еды.
- С вас, Романова, пятьдесят рублей. - Сказала мне местная шеф-повар, работавшая прежде в школе. - Спасибо, клиент всегда прав. Передавайте Максу привет, - сказала она мне, подмигивая.
Я в ответ кивнул. Сделав глазами комплимент, я пошёл к крайне правому столу. Вижу перед собой ещё более поражающую картину. Всё моё окружение живо в моей же литературе. Так оно и есть, но почему я это вижу? Я ем, думая об этом. А, об. Стоп. На меня вернулся сглаз. Ирина Владимировна, я не буду смотреть на неё больше. Я та ещё тварь, раз забрался ей вновь в голову. Сука, хватит её насиловать, мудак. В голове сразу увидел самого себя с точки зрения рок-звезды. Чуть не начал драку с этим, да и с тем, да их тут не одна, онанистом, короче выражайся.
Избив их всех в голове, я осветил и перекрестил уже третий раз Ирину. Про себя не подумав, я поел, сказал благодарность тем, кто приготовил мне это рагу и пошёл пешком в офис.
В офис. Офис. Оффис. Офисс. Ссифо. Скифы. Скифы ван лав, выражаясь моим текушим поколением. Скифы. Кто такие скифы я вспомнил тот час же, начиная в голове прокручивать в голове, в голове, третий раз скифы, миграция из Центральной Азии в Европу, и я участник этого процесса. Седьмой документ, я вижу. Бл...ть. В "Китайской Демократии" выматерись, говорит мне Анастас Неважно, проверяющий пульс его же жены.
Седьмой документ посвящён местному цирку. Цирк. В моей литературе есть, по крайней мере, должна будет быть, седьмой документ. Сука. В голове не я. В общем, что нужно сделать с данным цирком действительно. След автора в других книгах отобразится.
Отразится. Я прочитал данный документ. Цирк сгоревший, как недавнее событие, которое было шуткой до этого, касаемо Кемеровского инцидента. Седьмой раз перекрестив Ирину, я вошёл в свой кабинет. Беру восьмой документ. В голове образ Анастасии Храмовой. А Настя молодец, живёт. Интересно, о чём думает тот человек, к которому я во снах прихожу каждый её день рождения, начиная со своего девятнадцатилетия. Впрочем, сейчас я вижу не только её. Вика. Виктория Мищенко, Виктория Пашкова, Виктория, с которой я любил общаться в Сысоях. Сысои есть Юрятин у Бориса Леонидовича Пастернака.
В Сысоях сейчас метель. Странная могода. Мн. Монголы. Татары ли или монголы? Минуту, в моём всём творчестве одна сплошная погода для учёных. Интересно будет думать, что они будут думать, когда будут думать, что я думал, когда писал свою литературу, начиная с тринадцатого июля двух тысяч тринадцатого года. Ладно, в общем, я вижу прекрасный пол весь, кого знаю и с кем мне интересно, по-настоящему, общаться и первый раз их всех перекрещиваю. Байкова здесь отстутсвует. Отсутствовать точно будет. В литературе моей у неё совершенно отличная роль от других персонажей, что я ввожу. Хрен поймёт, кого я имел ввиду после этого. А они сами увидят во снах своих мои глаза, и в этих глазах я отражаю Ирины глаза. Мои настоящие глаза уже давно потухли. Ха!
Восьмой кабинет касается парня, который не хочет идти в армию. Так, инициалы. Савва. Сава. Сова. Саво. А фамилия отстутствует?.. Какого ...? Понятно всё с ним. Я беру документ, закрываю на ключ кабинет и иду к этому придурку. В общем, пока я ждал общественный транспорт, я обратил внимание на странного парня, который перебегает дорогу, в противовес закону. Я вижу, что он смотрит на меня как-то дико. Он хочет, чтобы я подчинился его воле и отдал документ. Ишь ты. Значит, он и есть Савва. Я бегу за ним, он убегает от меня в свой дом. От меня-то не убежит, всё ясно с ним. Я начинаю настойчиво стучать в дверь. Потом смотрю в окно. Голая девка на меня смотрит, а с ней, этот самый Савва. Он мне показывает угрожающий знак, якобы он готов её убить, если я дальше буду стучать. Девушка, похожая достаточно на весь образ моих подруг жизни, в глазах та же улыбка кажется, что у жены.
Я даю себе пощёчину. Голой девки никакой нет, на самом деле. Есть лишь этот придурок, который сам на себе это показывает. Что ж, это его проблемы теперь. Я настойчиво дальше продолжаю стучать ему в дверь. Я делаю знаки, де, продолжай мне угрожать самоубийством, я не уйду всё равно. Он открывает окно полностью, снимая с себя всю одежду. Снимай дальше, я посмотрю на твой половой орган пока ещё и сделаю соответствующие выводы, как полагается профессии моей мечты, профессор истории. Он открыл окно полностью, снял с себя всю одежду и начинает своим голосом говорить:
- Я не хочу идти в армию, вы не понимаете, что делаете. А, впрочем, сейчас будете делать, я сделаю так, что моё кончание с самим собой будет на вашей совести. Я не хочу идти в армию, я такой же как и вы пацифист в душе, я уверен, ведь я читал вашу литературу, Николай Ищущий. Мне она очень нравится, под её влиянием я не хочу защищать свою собственную страну.
- Бл...ть. - Ответная реакция моя была незамедлительна, когда я понял, что он мне пудрит мозги. Мне это очень не нравилось, поэтому я ему ответил, так что адекватный человек выразит благодарность за спасенную жизнь: - Слушай сейчас меня, долбоёб. Я не хочу с тобой церемониться, мне остальные, дай-ка подумать, триста пятьдесят семь документов надо подписать за этот год. Слушай меня сейчас внимательнее, дурак, я не буду мелочиться с тобой. Отойди от окна, оденься, ведёшь себя таким образом, что у меня начинается та же болезнь, что у Понтия Пилата в моём любимом историческом романе. Не веди себя таким образом, придурок, я уверен, что ходом своих мыслей ты придёшь к тому, к чему я пришёл в восемнадцать лет, что я живу ради той, ради кого готов умереть, кого я перекрещиваю, забывая о себе, естественно, я живу ради того отчаявшегося гения. До тебя не дойдёт больше моя литература, она крайняя, но не до такой степени, чтобы повторять каждое действие, каждое слово, что я вырисовываю в голове у себя. Отойди от окна, последний раз говорю. Если не отойдёшь, я вызываю, как ты думаешь, ментов. Я готов, а вот ты, нет.
Он слез сразу с окна. Он даже позволил себе улыбнуться. Улыбайся, парень. Псих больница по мне плачет, начиная с рождения, но по тебе будет с сегодняшнего дня, я тебе это обеспечу. На самом деле, психушка плачет по мне, начиная с сотрясения мозга в девять лет. Шутка для учёных и ничего более. Это в жизни так, девочки.