Проект Ролевик
Сборник рассказов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
  • Аннотация:
    В этом файле будут собираться все рассказы по Проекту, чтобы не плодить сущности, которых и без того много.
    В данный момент в сборнике одиннадцать рассказов.
    Обновление от 09.01.2015
    Г. В. Захаров, Д. Чернояр: Бракованные попадосы.
    Д. Чернояр: Пробуждение

Пробуждение

Чернояр Д.

  Чувство чужого присутствия коснулось меня, ненавязчивыми мягкими лапками выдёргивая из полустазиса, полусна. С тихим потрескиванием и шелестом корочка каменеющих минералов, сковавшая мои конечности, стала осыпаться. Это ж сколько времени прошло? Век? Тысячелетие?
  Впрочем, Тьма с ним, с этим временем. Я с удовольствием потянулся, ощущая, как прежняя сила возвращается в тело, как, едва слышно прохрустывая, суставы встают на привычные места, как полумрак пещеры вновь превращается в яркую, богатую полутонами, оттенками и рефлексами картинку.
  Многое поменялось, пока я дремал. На дне некогда большого озера зияла сквозная трещина, в неё десятками крохотных тёплых водопадов обрушивалась белокипенная быстрая подземная река. Воздух заметно повлажнел, мастерская, вытесанная в толще скал, заплыла минералами, проросла сталагмитами. Пульсирующая белизна светящегося мха причудливым узором расползлась по моим пенатам, создавая мозаику света и непроглядной для многих тьмы.
  Ощущение чужого присутствия усилилось, слух различил сбивчивые, торопливые шаги и тяжёлое, присвистывающее дыхание, характерное для тех, кто очень долго, на износ, из последних сил, бежал.
  Интересно, что должно угрожать смертному, чтобы у него хватило духа спуститься в проклятую всеми богами анфиладу пещер?
  Я затаился, обратившись целиком во внимание, рядом с входом в мастерскую, чуть в стороне от выхода на поверхность. Тут скопилось избыточное количество моих поделок, и, мимикрировав под гранитную статую, я вряд ли чем-то мог отличиться от настоящих детей зубила, молота и шлифовальных дисков.
  Время замерло, превратилось в тягучую, густую смолу, и лишь приближающиеся шаги напоминали, что оно для меня не остановилось вовсе.
  А вот и жертва беспечности и отсутствия чувства самосохранения.
  Юное создание в изодранной одежде, измазанное грязью и слизью, обильно облепившей коридоры. Короткая рубашка, широкий пояс, то ли рваные шорты, то ли юбка своеобразного покроя, облепившая худоватые ноги, в носках сапог – дыры. Общий вид болезненный и жалкий. Неопределённого цвета грязные лохмы, истощённость, и только крупные жёлтые глаза не выглядят блёклыми, присыпанными серостью.
  Щурясь, создание осмотрелось и осторожно сделало шаг в пещеру. Ещё шаг, и ещё. И ещё полшажочка, замерев совсем рядом со мной. Профиль заметно отличался от человеческого, а других я не видел уже столько, что даже не уверен – а были ли они, эти другие? Хрупкие, нежные линии, маленький нос, вздёрнутый немножко вверх. Девушка – убедиться в этом позволила крупная прореха в рубашке под правой рукой. Две небольшие для хумансов, но более чем достаточные для такого тонкого, изящного тела, молочные железы.
  Девушка ойкнула, заметив нестройный ряд моих поделок. Замерла в напружиненной позе, готовая то ли сорваться в бег, то ли упасть без чувств. Затем, словно внутренне решившись на что-то, упрямо тряхнула головой, упала на колени. Подобранная пластинка обсидиана с лёгкостью вспорола тонкую кожу, первые капли крови успели впитаться в тонкий слой пыли, перемешанной с песком, прежде чем явно оглушённая болью гостья сообразила сложить ладонь лодочкой.
  Хм, всё по правильным традициям делает, умничка. Хоть и с дикими ошибками. Ну зачем поливать драгоценной влагой пол, выстраивая разорванные, кривые узоры, когда можно было их просто начертить в воздухе пальцем, смоченным в крови?
  Тем не менее, жертвенная кровь, в полном соответствии с ритуалом, испарилась. Хозяин места, значит, благосклонен к гостье и просьбу о защите не отвергает. Ну а чего не быть благосклонным? Явно не от хорошей жизни сюда забралась, да и вообще – уже уйму времени ни с кем, кроме себя, не разговаривал.
  Пока я размышлял о бренности разума и кривизне памяти разумных, девушка поднялась с колен и заговорила. Язык незнакомый, плавный, голос – заслушаться можно до беспамятства, даже не смотря на периодические хрипы и сипение сорванных связок.
  Ну, неизвестный язык, ну, даже корней нет знакомых, это всё равно не проблема. Я прислушался к её тонким телам.
  – ...ойная просит прощения у Духа пещер за вторжение. Недостойная просит Духа пещер не гневаться. Недостойная просит Духа пещер о защите. Недостойная согласна на любую плату.
  Я направил ей ответный отклик:
  – Дух пещер принимает дар. Дух пещер готов защитить. Что ты можешь предложить?
  Девушка заозиралась, пытаясь вычислить источник звука, но быстро завязала с этим бесполезным делом. Ну ещё бы, не каждый менталист уровня архимага смог бы определить даже направление сигнала, не говоря уж об его источнике. Сообразительная малая, это хорошо.
  Девчушка снова залопотала на чужом языке, быстро-быстро, глотая окончания и часто сбиваясь с первого на десятое:
  – Недостойная готова исполнить любой приказ Духа пещер. Недостойная сделает всё, что в её силах. Любую прихоть. Недостойная согласна на всё.
  – Подними руки вверх, – я откровенно наслаждался потерянным и немного рассеянным видом гостьи. Хотя нет – уже подзащитной. – Так, хорошо. А теперь медленно повернись вокруг себя.
  Девушка, покорно подняв руки, обернулась вокруг оси, начала снова поворачиваться – команды остановиться я ведь не давал. Одежда явно чужая – ей совсем не по размеру. Худенькие ножки торчат тощими жёрдочками из распахнутых жерл сапог. Как в таком виде она вообще передвигаться может?
  А тело прекрасное, этого не отнять. Гибкая, тоненькая, удивительно пластичная.
  – Мелковата, конечно, и слишком костлява, но других вариантов не вижу, – вслух прокомментировал я, и девушка замерла лицом к моим поделкам. В широко распахнутых глазах – страх и недоумение, коленки трясутся мелко-мелко, кажется, ещё и зубки стучат часто-часто.
  – Недостойная будет употреблена в пищу Духом пещер?
  Я с трудом удержался от ехидного фырканья.
  – Не вижу смысла есть ту, что встала под мою защиту.
  Тьма моего тела успела уже дотянуться до неё, и теперь тонкие жгутики насыщенной черноты, обвиваясь, уже успели оплести девушку практически до пояса. Гостья, естественно, их не чувствовала, да и не могла – нематериализованное тело вообще сложно поддаётся восприятию разумных.
  Сняв маскировку, я пошевелился, коротким подшагом оказавшись рядом с девушкой. Она вздрогнула и попыталась было отступить, но я материализовал щупальца, сковывая свободу её движений.
  – Зачем есть?
  Кожа, несмотря на излишек на её поверхности грязи, слизи и потожировых выделений, оказалась на удивление нежной и бархатистой. Одно из щупалец, проникнув в прореху и мазнув по пути тёплую грудь, погладило тощий животик.
  – Зачем есть? – повторил я, продолжая поглаживать подзащитную и материализуя новые щупальца. – Это глупо. В обмен на защиту ты выносишь моё дитя.
  И как финал – выпростал перед девушкой с десяток толстых хрящеватых щупалец, похожих на хумансовские органы размножения.
  Жёлтые глаза закатились под лоб и девушка, разом обмякнув, потеряла сознание. Упасть я ей не дал. Горячий ручеёк сбежал по внутренней стороне бедра, согрев щупальца.
  – Что за разумные такие пошли, а? – Сетовал я, транспортируя свою лёгкую ношу к реке. – Даже плоских шуток не понимают. То ли дело в старые добрые времена...
  Оставив бессознательное тело на сухом валуне с плоской вершиной, я зачерпнул горсть воды и плеснул на голую руку. Волосяные луковицы не напряглись, встопорщивая кожу, значит, вода и для неё тёплая. А может, этих луковиц просто нет. Но выяснять – желания нет никакого.
  Раздев подзащитную, бросил её одёжку в самый бурный поток – слизь, пропитавшая ткань, не отмоется, только закаменеет – это я ещё со времени прошлого бодрствования помню. Сапоги туда же. Ни смысла, ни желания чинить и прополаскивать изрядно вонючие рваные боты нет тем более.
  Подвигав камни, я соорудил некое подобие мелкой проточной заводи, и опустил туда девушку. Тело под водой, голова – между покатыми боками сдвинутых впритык камней – чтобы не скатилась в воду. Всё-таки хумансы, насколько я в курсе, не приспособлены к подводному дыханию, и за время моего сна вряд ли что-то сильно изменилось.
  Пока довольно сильный речной напор смывал грязь с подзащитной, я снял несколько пластов засохшего мха, соорудив из него кривобокую, но весьма толстую лежанку. После чего, наскоро проскоблив мелким зернистым песком девушку, уложил её на мох и прикрыл, насколько хватило, остатками сушняка – всё же она слишком похожа на хуманса, а значит, и подхватить простуду или воспаление внутренних органов, лёжа на камнях, может легче лёгкого. Лекарь из меня никакой, скорее – калекарь и убивакарь, а с трупом, не прибегая к некромантии или шаманизму, особо не поговоришь.
  За время, потраченное на восстановление навыков обхождения с хумансами, мой разум отметил повышенную агрессивную активность группы разумных. Передвигались они довольно быстро, и, судя по скорости и общему эмоциональному фону, – шли след в след по пути девушки. Ищейки ведут? Или поисковые амулеты?
  Заняв уже привычное место среди каменных истуканов, я стал ждать.
  Впрочем, ждать долго не пришлось – группа разумных неслась с такой скоростью, словно за ними бежала стая каменных медведей, разбуженных посреди лютой зимы и крайне недовольных методом побудки. Семь хумансов. Оружие – какие-то странные полумечи, прикреплённые на изогнутые трубки, шпаги, вполне узнаваемый боевой посох мага. Держатся уверенно, смело, словно и не в курсе о славе местных пещер и их негостеприимном хозяине. Дыхание ровное, спокойное, как будто не мчались рысью по тёмным неровным коридорам. Интересные экземпляры, да. Я бы даже сказал – крайне любопытные.
  Молча обменявшись жестами, незваные гости рассредоточились в цепь и двинулись вглубь пещеры. Только маг остался за спинами, держа наготове с полдесятка боевых заклинаний. Оставив вместо себя фантом, я дематериализовался, направившись к самой боеспособной и опасной единице группы.
  Толстячок, одетый в пятнистую зелёную одежду, должно быть, что-то почуял, ибо подобрался и усиленно завертел головой, крепче сжимая посох. Девок бы так тискал, а не кусок зачарованного дерева.
  Жгутики тьмы обвили мага, и я их материализовал. Толстяк дёрнулся, попытался захрипеть или ещё каким-либо образом подать знак своим. Впрочем, сложно что-то делать, когда конечности туго спелёнуты, через позвоночный столб проходит блокирующая гроздь тьмы, а лёгкие сжаты полуматериальными щупальцами. Беззвучно потрепыхавшись некоторое время, маг отключился. Оставив на месте, где он стоял, анимированную иллюзию, я оттащил тело в одну из многочисленных ниш пещеры. Пусть полежит, отдохнёт, о смысле жизни подумает.
  Нырнув в реку, я добрался до бессознательной девушки и раскинулся тенью вокруг камней. Ждать пришлось недолго. Один из искателей наткнулся на лежанку, замер, выставив вперёд тот самый полумеч, несколько раз ткнул им беззащитную в плечо. В глаз себе потыкал бы лучше, отребье хумансовское. Убедившись, что девушка не подаёт признаков беспокойства, он подцепил кончиком меча мох и отбросил его в сторону.
  И, в отличие от любого нормального хуманса-самца, вместо того, чтобы полюбоваться телом, или вовсе приступить к процессу размножения, пока самка лишена возможности сопротивляться, преследователь поднял клинок и попытался отрубить девушке голову. Это вот совсем зря. Посягательства на тело подзащитной я бы, конечно, тоже не простил, но вот на жизнь – тут он сам себе приговор подписал. Взмах щупальцами, в миг ставшими тоньше лезвий, и рассечённый на несколько кусков враг осыпался на пол. Ещё и девушку кровью залил. Ладно, снова помою, мне не тяжело.
  Быстро промчавшись вдоль поисковой цепи, я вывел из строя оставшихся оппонентов и, разоружив их, складировал во всё ту же нишу, привалив вход валуном. Ибо, как гласит удивительно мудрая для хумансов присказка – нефиг.
  Удовлетворённо помуркивая и насвистывая мотивчик какой-то древней, давно и надёжно забытой песенки, я вернулся к подзащитной и стал ждать, когда же она придёт в себя.
  Подоткнуть мох просто не успел. Беглянка слабо застонала и приоткрыла глаза, бессмысленно глядя в потолок.
  – Что... Где... я?..
  Девушка ощупала себя, вляпавшись в кровь смертного, забрызгавшую её от живота до стоп, с непонимающим взглядом растёрла пальцами липкие комки.
  – Процесс прошёл успешно, – ответил я, добавив к потоку мысленной речи эмоции удовлетворения. – Поздравляю! Через тридцать лун ты родишь для меня пару десятков малышей.
  Закатив глаза, девушка вновь упала в обморок.
  – Мда. Снова шутку не оценила... Старею, что ли?
  Усовестившись, я снова отнёс девушку к заводи и помыл её. На этот раз – как можно более тщательно. С волосами, правда, совсем беда получилась. Не знаю, где девчонку носило, но волосы, сбившиеся в каменные по крепости колтуны, обретут нормальный вид только тогда, когда вырастут заново. Даже высокочастотное воздействие звуковыми волнами не оказало никакого эффекта, хотя раскрошило начисто пару ближайших языков минеральной породы.
  Ладно, очнётся, пусть сама решает, что ей делать с этими каменюками на голове. А тело у неё занимательное. По виду – хуманс-хумансом, но есть несколько явных различий. Кости тоньше, форма черепа отличается, кажется, количество рёбер не совпадает с привычным, плюс начисто отсутствующая растительность на всём теле, не считая головы. Болезненно-бледная кожа, огромные глазницы и длинные уши довершали портрет представительницы неизвестной расы.
  Глубоко-глубоко в сознании мелькнула какая-то ассоциация, мелькнула и растворилась, оставшись непойманной. Бесы с ней, надо будет, сама поймается.
  Я прикоснулся к ауре девушки, считывая состояние подзащитной и внушая раппорт на глубокий сон. Истощена, последние дни держалась практически за счёт внутренних резервов, оттого и кожа такая прозрачная и кости торчат – жировой запас ушел едва ли не целиком. А ещё в тонком поле крутилась знакомая бордовая клякса.
  Отравление, причём сильное. Сигнатура знакома, но разум отказывается распознать, инертность мышления после сна ещё не полностью прошла, сознание не раскачалось до привычных параметров. Тем не менее – в ближайшие часы ей ничего особо опасного не грозит.
  А мне – мне, пожалуй, не помешало бы позаботиться о той, что вверила себя воле Духа пещер.
  Кладовая, ранее прикрытая камнем, оказалась мало того, что замурованной, так ещё и подпёртой сталагмитом. Приличный бивень вырос, пока я спал.
  Жалко, конечно, такую красоту портить, но до камнерезов добираться ещё дольше, так что я просто занял массив скальной породы и материализовался от центра к периферии, выламывая крошки и крупные куски. Гору получившихся осколков сдвинул в сторону и наконец-то попал в свою сокровищницу.
  Однако, приехали. Дальний край свода просел, похоронив под собой значительную часть сундуков и прочих крынок с запасами. Материализовав глаза внутри ближайшей расплющенной коробки, я понял, что дальнейшие поиски уцелевших предметов и вещей будут полностью безрезультатны. А значит, и шевелиться не надо.
  Ладно, что ещё имеем в запасах? Основательно истлевшая безразмерная роба, снятая в своё время с какого-то святоши, драконье седло, которое в эту самую робу можно завернуть не один раз, ящик с запчастями от доспехов. Негусто.
  Хотя, ещё остались эти хумансы с отмороженными мозгами. У них наверняка и провиант есть. А одеждой-то уж точно поделятся в пользу голой и беззащитной девчушки.
  Чужого присутствия не ощущалось, покой темноты никто больше не нарушал, а это значит, что сии акробаты вломились в мою юдоль скорби всем составом, не оставив никого снаружи. Ну, здорово, значит, сами себе братья-инквизиторы. Со всеми вытекающими.
  Преследователи порадовали изрядным запасом крупы, мяса, специй и настоящим походным котелком со всеми прилагающимися предметами, необходимыми для готовки и употребления пищи по назначению. Убедившись в их полнейшей нетранспортабельности, я вновь завалил вход в нишу, и занялся приготовлением чего-то, что отдалённо, в перспективе, если отбросить предрассудки и информацию от органов восприятия, должно было быть горячей похлёбкой.
  Далёкие отзвуки памяти да полустёршиеся остатки разговоров со старым Йормом заставили немного перенаправить вектор внимания и перераспределить очерёдность готовки. В ауре подзащитной, как я ни вглядывался, гнилостно-жёлтых прожилок в бордовой кляксе не завелось, значит, внутренние органы не откажут. А учитывая степень истощения девушки – пищу она нормально будет воспринимать только в сильно измельчённом виде. Поэтому похлёбку отложим на потом, благо, только воду на огонь поставить успел. Бросив в слегка подрагивающий на ложе из огнянок котелок мясо и специи, я замер перед импровизированной походной кухней, перебирая воспоминания, пытаясь найти слои, которые отозвались каким-то радостным, звенящим резонансом на невнятную фразу девушки, произнесённую в момент отключения сознания. Слова, произнесённые на совершенно другом языке, казались удивительно знакомыми, словно бы уже не раз их когда-то слышал, а может, и сам применял. Слова знакомые, смысл – непонятен, и я уже весь разум перелопатил в поисках знакомых ассоциаций:
  – Ипать ту Люсю, меня трахнул Ктулху!..
  Эмоциональное содержание – удивление, шок, обида. Смысловая окраска – то же самое, насколько смог понять из тональности, плюс отрицание реальности. Обращение к какому-то божеству, явно малоизвестному, возможно, покровительнице разума или локальной богине жизни. Смысл слова «ипать» совсем не угадывался, не смотря на общее сходство в произношении с камланием, шаманским обращением к духам-покровителям. «Трахнул» – это ударил, само собой. Ктулху – вероятно, имя собственное, проецируемое на какой-то класс или множество созданий, объединённых какими-либо общими характеристиками, под которые подпадаю и я сам, ибо ни Йорм, ни другие обитатели поверхности среди многочисленных прозвищ данную идентификационную метку не применяли.
  В общем, белиберда полная. Девчушку не бил, только смертного того немножко разделал. И он немножечко умер. Это свойственно, впрочем, смертным – полностью прекращать функционировать при разделении тела всего лишь на несколько крупных фрагментов.
  Пожалуй, будь у меня голова в понимании хумансов – уже бы разрывалась от попыток осмыслить сказанное. Хорошо, что её у меня нет. Болеть нечему. А подзащитная очнётся – сама всё расскажет.
  Стоило только об этом подумать, как девушка пошевелилась и попыталась подняться. Почти успешно, кстати. И хорошо, что на подголовник я побольше мха накатал, иначе залила бы всё кровью, и каменные волосы не защитили бы.
  – Дух... пещер... Ты... Недостойная... Я... понесла от тебя?..
  В широко распахнутых глазах – недоверие, страх, обида, губы как-то странно поджаты и подрагивают, выражение лица точь-в-точь как у хумансов – растерянное.
  – Это была шутка, – промыслил я ей. – Неудачная, видимо.
  – Но... кровь... моя?
  – Не твоя, – я подтянул кусок головы и плеча преследователя, – его.
  Смелая девушка. Или самообладание превосходное. Или просто вымотана настолько, что уже всё равно. Ибо для самки спокойно созерцать обрывки артерий и вен, шматки лёгких и мышц, ровно спиленные рёбра и позвонки, торчащие из практически куска некогда представителя родственной расы – мифриловые нервы нужны. Или многие годы опыта работы с подобными останками.
  – У тебя отравление, природу пока не выяснил. В тебя стреляли дротиками, иглами, какими-нибудь стрелами? Или царапалась обо что-то? Или ела?
  Желтоглазая, приподнявшись и опираясь на дрожащие руки, покачиваясь, задумалась.
  – Нет, не... стреляли. Ела... грибы.
  – Какие?
  – Круглые, белые, земляные... Вкусные... Четыре гриба... сорвала... пока бежала...
  Земляные... Смутное воспоминание сверкнуло и стремительно понеслось к поверхности.
  – Пятна тёмные на шляпке? Или бледные?
  Девушка выдохнула:
  – Светлые.
  – Все съела?
  Кивок.
  – Ответь ещё на один вопрос.
  – Как скажет Дух... пещер...
  – Почему ты до сих пор жива?
  Непонимание в глазах сменилось чем-то, похожим на апатию.
  – Недостойная... умрёт?
  Я примерно рассчитал время с момента её появления тут. Половина дня, от силы. Грибы убивают за пять-шесть сотен вдохов.
  – Раз до сих пор говорить можешь и не общаешься с духами, выживешь. У тебя очень крепкий организм, хорошая регенерация...
  И тут я заметил, что девушка вообще не слушает меня, только как зачарованная смотрит на котелок. Ноздри подрагивают, слюна разве что не капает на камни.
  Две миски бульона девушка выхлебала на одном дыхании, нимало не заботясь о том, что пьёт кипяток, третью уже потягивала неторопливо, наслаждаясь каждым глотком. Как ни странно, в такое тщедушное тельце уместились ещё две миски, прежде чем девушка сыто крякнула и отключилась. Закаменевшие пряди прикрыли глаза, защищая их от яркого света огнянок.
  Посапывая, девушка тяжело вздохнула, притянула миску к себе, прижала как самое дорогое в жизни сокровище, и чему-то улыбнулась сквозь сон.
  – Какая милая пасторальная картина, – присел напротив меня Йорм. Через его тело проступали камни и стенки дальней стороны пещеры.
  – Не ожидал тебя вновь увидеть, дружище.
  – А нечего поминать старика тьму раз за полдня, – ухмыльнулся рогатый воин, протягивая призрачные руки к огненным камням.
  – Ты давно... – я замялся, подбирая нужные словоформы, но Йорм всё правильно понял.
  – Ни малейшего понятия не имею. Сдох бы на поверхности – по костяку сказал бы, сколько примерно времени прошло, а тут – уж извини. Мясо с требухой сожрали, кости не тронули, так те камнем проросли.
  Я удивленно посмотрел на призрака:
  – Сыны твоего племени так и не захоронили тебя по правилам?
  Воин отмахнулся, попытался выловить саламандру, дремлющую на раскалённой поверхности камня.
  – Демоны с ними. Эти безголовые не знают, с какой стороны за меч держаться и куда дракону вставлять удила, только в курсе, за какие места девок щупать и что куда им вставлять, что уж говорить о соблюдении традиций? Темняк, друг, похорони меня, а? Ты ж знаешь наши традиции, да и я помню, что не один десяток братьев похоронили по светлому закону.
  Я окончательно материализовался, встал:
  – Пойдём, покажешь, где кости лежат. Заодно расскажешь, чего было, пока я спал.
  Призрак воина ловко перетёк на ноги, да так и двинулся вперёд, паря в нескольких локтях над полом.
  Йорм не оборачивался, вёл за собой в глубины верхних ответвлений коридора, где, как я помнил, он остался жить после изгнания. Впрочем, указание пути не мешало ему рассказывать, хоть и помнил он сам не так уж много.
  – Ты, Темняк, как в живую статую обратился, поверхностники разнюхали, что Дух пещер успокоился, стали вылазки устраивать. То какое-нибудь реликтовое звериное племя под корень изведут, то твои любимые рощи вырубят и на дрова растащат. Сам понимаешь – нет наказания, репутация падает, уважать и бояться перестают. Ну, я немножко за тебя и поработал. Сотни две, наверно, разумных упокоил, чуть свирепости добавил – кишки там развешать по деревьям, на ветки насадить браконьеров, черепа раскидать по полянкам. В общем, сделал так, чтобы даже близко подступиться боялись. Мне-то чего? Родных не осталось, племени не нужен, вот и решил на верхних ярусах поселиться уже насовсем.
  Я остановился.
  – Йорм, дружище, как это нет родни? А как же дочка твоя, рыжая такая, шустрая?
  Воин обернулся.
  – Да, ты же уже спал. Она на ниве лекаря подвизалась, дар у неё целительский открылся. Да и сгинула моя Ньярри в одну из волн Синеглазой скверны. Архимаги выжгли весь район заражения, хотя, как люди говорили, маги, оставшиеся внутри, уже нашли средство против этой заразы.
  – Я горжусь твоей дочерью, Йорм. Смерть, достойная великих героев.
  – Знаю, друг. Мы уже пришли.
  Маленькая пещера, под потолком – дыра, сквозь которую сочится звёздный свет. Каменная плита с ворохом истлевших шкур, стол, массивное кресло, в нём – рогатый скелет. Сверху капает вода, воздух сырой, но тёплый. На столешнице, перед останками воина, лежит меч в ножнах. Истлевшая кожа тесёмок контрастирует с первозданной чистотой оружия.
  – Вот и я, Темняк.
  – Вижу, дружище.
  – Не медли, прошу. Я слишком устал от такого существования.
  Кивнув, я прикоснулся к скелету. От лёгкого движения стол и стул рассыпались прахом, кости со стуком упали на пол, накрыв собой клинок. Материализовав дополнительные руки, я бережно собрал останки и, прихватив оружие, двинулся к выходу на поверхность. Замолчавший призрак последовал за мной.
  Сделав шаг из пещеры, укрытой густой зеленью, я замер, наслаждаясь чистым, густым воздухом. Где-то вовсю вели бесконечную песнь сверчки, ухали совы, лес жил, умирал, рождался во всё своём многообразии в каждый момент времени, и после тьмы лет, проведённых в практически полной тишине, это зачаровывало, заставляло забыть обо всём, и просто раствориться в мире.
  Воин привёл меня на небольшую полянку, надёжно укрытую со всех сторон крепкими, раскидистыми деревьями. Северное око просвечивало даже сквозь молодые листья, помогая правильно сориентировать погребальные знаки. Когда все знаки были начерчены, я аккуратно сложил кости воина вокруг воткнутого в дёрн меча.
  – Ты готов?
  Призрак, кивнув, вошёл в центр погребальной звезды.
  Я расслабился, выкидывая из разума всё ненужное и суетное, и начал ритуал.
  – Оенгарр, страж Границы, двуликое дитя Порога, зрящее Жизнь и зрящее Смерть, вручаю в руки твои брата нашего, достойного мужа, славного воина, свято чтившего Предков Покон, – полузабытые слова сами собой лились из меня, мерным речитативом выстраивая вязь призыва молчаливого Проводника, истончая стенки миров, незримым маяком маня к себе Того, кто всегда приходит вовремя. Вязкая тишина опустилась на поляну, даже шелест листьев стих, и только мой голос нарушал давящий покой.
  – ...Проведи его тропами Света и Тьмы, Огня и Стужи, Ярости и Покоя, проведи мирами духов и мирами разумных, путь укажи к Колесу Перерождений, проведи душу его через все препятствия...
  С каждым словом знаки насыщались силой, а преисполнившись её – засветились тусклым, тёплым светом. Морщины на лице воина разгладились, даже борода как-то насытилась цветом и лихо встопорщилась вперёд. За спиной Йорма соткалась едва заметная фигура Оенгарра, Провожающего за Грань, ладонь в кованой перчатке легла на плечо воина. Призрак улыбнулся, приподнял руку в жесте прощания. Воздух внутри нарисованной фигуры наполнили невесомые пушинки света, закружились, на миг просияли нестерпимо-белым, и всё закончилось.
  Издалека, из-за кромки миров, донеслось слабеющее эхо:
  – Возьми меч. Рядом с постелью – то, что назначалось Ньярри. Оно твоё...
  И всё стихло.
  Кости, потрескивая словно от нестерпимого жара, стремительно покрывались сетью трещин, рассыпались в прах. Не успела случайная птица перелететь окно в кронах над поляной, как о месте погребения напоминали лишь быстро затягиваемые молодой травой линии в дёрне.
  Подобрав меч, я пошёл обратно.
  В келье Йорма, под слоем пыли, в углублении, заплывшем грязной водой, нашёлся походный цилиндрический сундучок. Размазав явную грязь о рассыпающиеся шкуры, я, прихватив прощальный подарок воина, двинулся в свои пенаты.
  Внутри было как-то радостно и пусто. Да, странное, невозможное сочетание, но раз уж есть – значит, вполне возможное. Ноги отмеряли шаги, а память неторопливо разматывала вязь образов. Мелкий пацанёнок с гипертрофированными рогами, крупноголовый, в изодранной одёжке, чумазый, с постоянным насморком, вывалившийся к моей пещере с головой убийцы отца в руках. Родственники убийцы, идущие по следу кровника. Партизанский дар маленького Йорма, сотни смертоносных ловушек, разбросанных по моему лесу. Окрепший малец, впервые отведавший забродившего мёда и пристающий к беззастенчивым, насколько прекрасным, настолько и абсолютно беззаботно-глупым дриадам. Много позже – столкновения на границе леса и Степи, новые знакомые, боевые товарищи, первые проводы за Порог. Прощание с Йормом, уходящим на поиски подруги сердца. Шустрая непоседа-дочь, ни капли не боящаяся ужасного Духа пещер...
  А ведь если по правде – то боялись жители вовсе не меня, чего взять с затворника, постоянно сидящего в медитации? Йорм – вот кто был настоящим Духом пещер.
  Удачного перерождения, дружище, и да пусть вновь соединит Колесо Перерождений тебя и твоих любимых.
  А к девушке я бы ещё чуть-чуть, и опоздал. Заслышав тоскливо-болезненные слабые подвывания, бросился вглубь пещеры, и застал подзащитную в позе эмбриона. Свернувшись клубком, роняя крупные слёзы и до крови закусывая губы, девушка мелко подрагивала, не в силах разогнуться. Огромные капли мутного пота, отрицая тяготение, отказывались скатываться с тела.
  Разглядев меня, подзащитная трясущейся рукой указала на живот, потом на попу. Тут не надо быть магом-менталистом или эмпатом высокого ранга, чтобы понять, чего она хочет.
  Дематериализовавшись и оставив ношу у котелка, я аккуратно приподнял девушку и унёс её на относительно быстрое мелководье, где и замер, придерживая беднягу под мышки, чтобы обессиленная отравлением гостья не утонула.
  До утра девушку жёстко несло, не один десяток раз пришлось носить её до водного туалета, пока основная масса отравы не покинула организм. Я поначалу посчитал, что причиной всему стал бульон, как-то упустив факт употребления в пищу ложной землеродки.
  Потом она забылась мёртвым сном, часто вздрагивала, стонала сквозь плотно сжатые зубы. И мне почему-то стало неудобно от того, что не умею отгонять кошмары.
  Её преследователи, очнувшись, попытались сбежать, используя мага как основную боевую единицу, и толстяка пришлось упокоить. Не рассчитал немножко давления на лёгкие и фактический объём материализуемых конечностей, в результате чего маг выплюнул свои внутренности и скоропостижно приказал долго жить. Пара его компаньонов из особо буйных уже сознательно и целенаправленно была нейтрализована мной тем же методом. После чего оставалось лишь усыпить оставшихся и заняться приготовлением пищи для девушки.
  С поправкой на то, что тела у хумансов нежные, а отрава, выводимая организмом – крайне едкая, сидеть и шевелиться подзащитная ещё долго не сможет. Значит, постельный режим и побольше тепла и пищи с максимальным содержанием жиров, мяса и овощей. И всё необходимое есть в припасах, реквизированных у преследователей.
  Полусидеть, опираясь спиной о камень, девушка смогла только к вечеру, а силы для разговора появились только спустя ещё половину суток. В это время запертые в нише успели превратить своё временное жилище в хлев, загадив его практически полностью, плюс там должно было сильно вонять – трупы-то я выкинуть забыл. Их проблемы, в принципе, но, свет их растопырь, ниша-то в моей пещере! Пришлось завернуть ручей и пустить его протоком через временную темницу, утилизировать тела, а допрос отложить на потом.
  Тем временем каменноволосая более-менее оклемалась, и каждый раз при моём появлении старательно прятала глаза, сильно краснея в районе скул, что на фоне общей бледности с зеленоватым оттенком выглядело весьма странно. И не менее старательно и изобретательно избегала разговора. То делала вид, что внезапно силы покинули, и притворялась спящей, то, сыто похлопывая себя по округлившемуся животику, осоловело и непонимающе смотрела на меня, и, опять же, засыпала.
  В конце концов мне это надоело.
  – Я что-то делаю не так?
  Потупила глаза, ковыряет пальцем ворсинки мха. И молчит.
  – Мне повторить вопрос?
  – Прости... Недостойная... Недостойной стыдно.
  – Стыдно? – давно я не испытывал это чувство, хумансами именуемое удивлением. – За что?
  – Недостойная попросила о помощи, но испугалась озвученной платы... Недостойная почти задр... испортила жилище Духа пещер... Недостойной нет прощения...
  Я рассмеялся. Полулежит передо мной практически беззащитная смертная, истощавшая настолько, что даже слабый ветерок её пополам сломает, руками-ногами двигать ещё толком не может, только волей богов не отправилась в Колесо Перерождений, а уже стыдно. Смех, да и только. Что я ей и объяснил.
  – И вообще, хватит называть себя Недостойной, – подытожил я. – У тебя нормальное имя есть?
  – Было. Не имя – прозвище-статус. Статус потерян, эквивалент имени, соответственно, тоже.
  – И родового имени не имеешь?
  Жёлтые глаза невидяще посмотрели сквозь меня.
  – Нет. Но... Когда-то очень давно где-то... не помню, где именно... звали меня Владой...
  Вновь уровни разума колыхнула неясная волна чего-то близкого, колыхнула – и в очередной раз опала, не в состоянии выбиться на верхние слои сознания.
  – Влада, значит. Хорошо. И это... завязывай постоянно звать меня Духом пещер. Приятно, конечно, что наверху помнят меня, но это так же раздражает, как твоя самоидентификация недостойной. Костар я. Или Темняк. Как языку удобнее, так и обращайся.
  Девушка кивнула, и попыталась завернуться в пласт мха.
  – Что-то не то?
  – П... прохладно, – выдохнула Влада.
  – Никуда не уходи, – бросил я, направляясь к пленникам.
  Бледные, потерянные хумансы. В глазах и аурах – бессильная ненависть. Вытряхнув каждого по очереди из одежды, завязал всё это в узел и вернулся к девушке.
  Влада осторожно, двумя пальчиками, морща маленький носик, придирчиво осмотрела каждую вещь, вздрогнула и попыталась зарыться поглубже в мох.
  – Они мертвечиной воняют. А ещё потом и экскрементами.
  – Ну извини, я бездну времени со смертными дел не имел. Забываю, что в изолированных помещениях они начинают портиться и выходить из строя. Кстати, об изолированных. Допрашивать будем, или хаат он-таррабх?
  – Хаа... что?
  – Хаат он-таррабх. Освобождение Тьмой.
  – Хм... – в жёлтых глазах девушки зажёгся не обещающий ничего хорошего пленникам огонёк.
  И да, мои смутные ожидания подтвердились. Первому пленнику она старательно, хоть и неумело, отпилила голову тем самым странным мечом на изогнутой рукояти. Кровь брызгала на её лицо, отправляющийся к предкам хрипел и бился в судорогах, а Влада только едва слышно шептала под нос: «За Марка и Тельзу, уроды... За Марка... И Тельзу...»
  Выбросив криво отрезанную голову в центр бурного потока, девушка устало села на камень, отсутствующе посмотрела на подрагивающие пальцы, потом перевела взгляд на меня.
  – Это моё первое... убийство. Говорят, должно тошнить, когда впервые убиваешь. Истерика там, сопли-слёзы, обмороки. Костар, а я ничего не чувствую, кроме удовлетворения. И жалости, что он так легко умер. В отличие от Тельзы... и Марка.
  Я ободряюще погладил её по спине:
  – Это не проблема. Хаат он-таррабх – вещь крайне многогранная. Думаю, тебе понравится.
  И ей действительно понравилось. С кровожадным... счастьем на лице она буквально впитывала каждую каплю мук пленников, неторопливо пожираемых благодатной первородной Тьмой. Преследователи беззвучно разевали рты, но сложно кричать, когда в лёгких нет воздуха, и невозможно умереть, пока надёжные оковы мрака удерживают душу в теле. Только бесконечная агония, боль, страх.
  Мать-Тьма готова на многое по просьбе своих детей. А от такого подношения, забытого в этом мире тысячелетия назад, её радость только увеличится. Равно как и благоволение своим детям.
  Пока фигуры бились в непроглядно-чёрном тумане Тьмы, ещё не зная, что Колесо Перерождений остановило для них свой ход, я ощущал присутствие Матери. В тенях камней, в глубине воды, в мельчайших частицах воздуха, в расширившихся до невозможного зрачках девушки, в себе самом – Мать-Тьма почтила своим присутствием сына, и не сердилась более.
  В какой-то миг время остановило свой бег. Замерла Влада, остановились посреди танца саламандры на огненных камнях, застыли в воздухе капли воды, и река прекратила свой бег. И из сгустившихся разом теней выступила Мать-Тьма, подавляя своим величием, спокойствием, всезнанием, бесконечно прекрасная, мудрая, словно бы сотканная из мириадов оттенков темноты.
  Протянутая ладонь легко погрузилась в мою сущность, коснулась окаменевшей маски, надёжно упрятанной в складках внепространственных тел. Обжигающе-тёплый палец нежно скользнул по лобовому камню... И трещины покрыли мой лик, освобождая, выпуская из себя память прошлого, накрывая сознание волной событий, столь огромной, что разум дрогнул... Дрогнул и отступил.
  Ладонь Матери коснулась щеки моей маски, стирая каменное крошево, ласково погладила ребристые грани моего вместилища, и мир для меня погас...
  Когда я очнулся, таинство Освобождения Тьмой уже закончилось. Влада, завернувшись в ткань монашьей робы, апатично помешивала булькающую густую похлёбку. Там, где недавно находились пленники, в воздухе ещё висели их материальные тени, неторопливо растворяясь в воздухе.
  – С тобой всё в порядке?
  Желтоглазая вздрогнула, посмотрела на меня.
  – Да, всё в порядке. Прости, я выкинула их шмотки. Слизь не отстирывалась, и начала твердеть. Ты оставил это полотнище на виду, извини, что взяла без разрешения.
  Я больше прислушивался к своим ощущениям, чем к извинениям девушки.
  Мир воспринимался иначе. Странное чувство наполняло меня. Оно кричало, вопило, носилось по сознанию, снося всё на своём пути – я больше не привязан к ограниченному куску пространства, включающему в себя небольшой массив леса, гору и сеть пещер. Свобода была настолько неожиданной, что поверить в неё оказалось задачей практически непосильной, и мне не оставалось ничего, кроме как отложить данную новость на дальнюю полочку разума и принять её как свершившийся факт. Многое вокруг так же менялось. Имя желтоглазой уже не казалось непривычным, из памяти всплыло название меча на гнутой рукояти – ганблейд, и название это не принадлежало моему миру. Зрение, если мой способ восприятия можно таковым назвать, заметно обострилось, расширило спектр возможностей.
  Я всмотрелся в девушку, проникая взором вглубь ауры, преодолевая слой за слоем оболочки, которых ранее просто не различал. И там, в глубине тонких тел, грубо врезавшись в душу, мерно сияла идеально правильная многомерная структура, совершенная в своей сложности, перекрывая собой все энергетические каналы.
  По сознанию словно ударили огромным молотом. Сквозь вязкий гул в разуме сформировалось узнавание.
  Знакомое говнецо отравляет душу Влады... Никак Печать Порядка?
  Новая волна воспоминаний оглушила на миг, перед внутренним взором пронеслись мириады разрозненных отрывков прошлой жизни, и в нескольких из них мелькнуло ехидное лицо смутно знакомой сущности.
  – Ара, сцучий божок Игры, давненько не пересекались, – едва слышно выдохнул я, титаническим усилием воли подавляя в себе поднявшуюся исполинскую волну нескрываемой ненависти и ярости.
  Что ж, теперь у меня вновь есть цель и есть смысл. Благодарю тебя за щедрый дар, Мать-Тьма!
  Я подтащил доспешные элементы и сундучок Йорма к плоскому камню, и позвал желтоглазую.
  – Давай посмотрим, что можно для тебя сообразить в качестве одежды.
  Изначально я предполагал нарезать ткань робы до приемлемых кусков и их закрепить на теле с помощью доспеха, однако в зачарованном сундучке нашлось прекрасно сохранившееся походное платье.
  Пропищав что-то восхищённо-благодарное, Влада, нимало не стесняясь моего присутствия, сбросила робу и потянулась к подарку Йорма. Впрочем, смысл ей стесняться облака тьмы? Особенно если вспомнить, как за ней ухаживал, пока девушка восстанавливалась от отравления.
  Племя Йорма худощавостью и хрупким телосложением не отличалось, Ньярри, не смотря на половину хумансовской крови в венах, пошла скорее в отца, и как закономерный результат сейчас – одежда, предназначавшаяся любимой дочери старого воина, для Влады оказалась заметно велика. Тем не менее, желтоглазая с поставленной задачей справилась на отлично. Тут подтянула, там подвязала тесёмками из робы, здесь закатала, ещё где-то завязала серией узелков – и подогнала костюм под собственное тело. Единственное, с чем проблем не было – короткие сапожки. Желтоглазая приспособила всё ту же многострадальную безразмерную робу под портянки, в результате чего обувь пришлась впору.
  После облачения Влада повертелась передо мной, выспрашивая, нигде ли не висит одежда, и хорошо ли смотрится. А толку меня спрашивать? Я тряпками не пользуюсь, ни к чему они мне. Фигуру где надо обтягивает, где надо – укрывает. Доспешный рукав на левой и наруч на правой руке, широкий пояс – и если бы не худоба, длинные уши и отсутствие рогов – точно сошла бы за малолетнюю соплеменницу Йорма.
  Порывшись в вещах преследователей, девушка вытащила гигиенический набор – зубной порошок и крайне облезлую щётку. Щётка улетела в воду, а порошок при помощи пальца – тут же пущен в дело.
  Закончив с водными процедурами, Влада протянула мне кинжал:
  – Костар, поможешь?
  – Чем?
  – Сбрей мне волосы, пожалуйста?
  
  
  Закатное солнце контрастно выделяло замок у самого горизонта, единственный на неделю пути в округе, а значит, мы у цели.
  За три дня неторопливого пути Влада поведала свою историю, и после её рассказа любви к хумансам у меня отнюдь не прибавилось.
  Если совсем уж кратко пересказывать, исключив слёзы и вполне обоснованные приступы истерики, то дело было так. Влада, Тельза и Марк в чём-то провинились перед некоей божественной сущностью, за что подверглись наказанию в виде лишения способностей и ссылки в агрессивный мир. Ко мне, то есть. Довольно долгое время они скитались с цирковыми труппами, иногда подрабатывали, и в результате накопили денег на передвижную фургон-лабораторию, где и пытались алхимическими и артефактными средствами восстановить свои умения, беспощадно заглушенные божеством. Побочным результатом стала поставка на поток различных зелий, эликсиров и прочих магических средств и составов.
  И всё шло относительно хорошо, поиски потихоньку, но продвигались вперёд, да вот забрели они на территорию лорда, целиком и полностью преданного церкви Брихвиоса. Божок тот ещё. Вся магия, не одобренная его жрецами – клеймится проклятой, и подлежит искоренению. Вместе с носителями. Типичный бог-самодур, в общем. Таких на каждом материке – дюжина на горсть.
  Тем не менее, бог молодой – когда я засыпал, о таком никто не слышал.
  Молодой, да борзый. На заметочку взял, посмотрим дальше, что да как.
  Марк оказался типичным хумансом с повышенной регенерацией и незаглушённой способностью силой ауры упорядочивать алхимические компоненты. Его супруга, Тельза, равно как и Влада, относилась к смежной расе. Золотые руки, способные собрать из любого хлама достойный, надёжный артефакт. Остаточная способность желтоглазой заключалась в даре перераспределения энергий, что позволило, объединившись, худо-бедно, но искать пути деактивации проклятия бога.
  Собственно, лорд принял бродячих учёных с распростёртыми объятиями, хлебом и вином. А потом они очнулись не в пиршественном зале, а в жреческой лаборатории. Марка и Тельзу прямо на глазах подзащитной препарировали в поисках эссенции их дара, Владу не успели – лорд положил глаз на остроухую красавицу и собирался на некоторое время оставить девушку в рабстве, и только потом сдать её на опыты.
  Каким образом амулеты жрецов пропустили камень силы, подаренный когда-то девушке странной демоницей-лисой, осталось неизвестным, но факт есть факт: то ли из-за изменённого состояния сознания, то ли по какой-то другой причине, но Владе удалось на время восстановить контроль над своим даром, используя камень в качестве внешнего источника энергии, и сбежать. Корректор реальности, он же Сон Мироздания, он же – дар материализованной иллюзии – способность настолько редкая и неявная, что путей противодействия ей так и не нашли.
  Хуманс, которому она отпилила голову, кстати, особо отличился. Подруга Влады оказалась беременной, и плод, вырезанный из женщины, пошёл на изготовление эликсира молодости. Узнал бы раньше, и ледяные миры духов этому смертному показались бы самым тихим и спокойным местом во всём Мироздании.
  Ничего, Колесо круглое, души скользкие – на углу пересечёмся обязательно.
  Я просканировал девушку. Устала довольно сильно, всё же переход был длительным, да и местность отнюдь для двуногих не предназначена. Это мне не надо выбирать путь, знай себе лети, а вот ей – и корягу под ногами понадёжнее выбрать, и кочку, что не уйдёт под воду, и от насекомых отбиться, и поесть приготовить, и до куста добежать. Неприятно быть привязанным к физическому телу, как ни крути. Пусть временами я нёс её на себе, там, где не пройти бы пешком и за пару лун, но нельзя давать привыкать к хорошему. Да и за окрестностями присмотр нужен постоянный.
  Костёр разводить не стали – не хватало ещё оповестить особо глазастых, что по души жрецов мытари явились. Пусть будет сюрприз.
  Влада облюбовала себе симпатичное углубление с подветренной стороны склона, надёжно укрытое от любопытных глаз раскидистыми кустами шиповника. Я первым занял ямку, расплескавшись по ней всем своим полупризрачным телом, и уже привычно принял в объятия сонную девушку. Странно всё это, но, укрывая в себе Владу, я ощущал покой и уют. Желтоглазой тоже, судя по всему, такое спальное место было комфортным – только закутавшись в облако тьмы, она не просыпалась от кошмаров.
  – Костар...
  – Что?
  – Мы ведь не оставим там никого в живых?
  Я материализовал подобие человеческой руки, погладил щеку девушки.
  – Никого. А там и божку этому рога поотшибаем. Хаат он-таррабх и к божественным сущностям применим. Мать-Тьма будет довольна. А теперь спи.
  Влада повозилась, устраиваясь поудобнее, укрывая глаза от пробивающихся сквозь листву закатных лучей.
  – У меня есть вопрос.
  Засыпающая девушка шевельнула ушками:
  – М?
  – Ты в пещере, когда во второй раз чувств лишилась, перед этим сказала: «Ипать ту Люсю, меня трахнул Ктулху!» Что это означает?
  Физически ощутимый жар краснотой расползся от кончиков ушек к затылку, щекам Влады. Кажется, в окружающей темноте даже хумансу не составило бы труда зачитать громко и вслух, с выражением, какой-нибудь манускрипт.
  – Ничего такого, Костар. Давай забудем?
  – Не забудем. Что это обозначает? Что за богиня Люся? Что за деятель такой, Ктулху? И я тебя не бил, к слову. Даже не уронил ни разу, заметь.
  – Давай как-нибудь потом объясню?
  – Почему? – Я искренне не понимал, почему она так сильно смущается.
  – Это непереводимое идиоматическое выражение моей родины.
  – Мат, что ли?
  – Типа того, – девушка явно не желала развивать эту тему. Ничего страшного, я терпеливый. А со свободой, подаренной Матерью-Тьмой – от меня ещё и не убежать. Но ей-то знать это ни к чему.
  – Ладно, Влада, спи. В полночь разбужу.
  – Может, утром?
  Впервые вижу личность, лень которой превосходит даже жажду мести.
  – Нет. Потом выспишься.
  – Хорошо, Костар.
  Свернувшись клубочком, девушка затихла.
  Спи, бедолага. Ты ещё не представляешь, что нас ждёт впереди. Печать я сниму, не только потому, что она медленно, но верно убивает, но и назло божественному ублюдку. Пусть я ещё многого не помню, но ты, Ара, точно в списке тех, кому надо рыло набок свернуть. Я обязательно вспомню, за что именно, хотя и сейчас не сомневаюсь, что более чем за дело.
  Что-то непонятное проклюнулось из памяти, пронеслось в круговерти странных образов и видений, тихим эхом осев на сущности:

Всего сильней твоих отрава глаз,
Зеленых глаз,
В которых свет моей души погас...
  
  Слова чуждого, но при этом странно знакомого языка словно выжигали пыль, очищая память, открывая путь тому, что было давно забыто.

Давно, и отнюдь не по моей воле.
Попытка влиться в них не удалась –
Нить прервалась...
  
  Смутные образы подбирались к самой поверхности, казалось, ещё чуть-чуть, и появится резкость, они обретут глубину, объём и уже понятный смысл.

Но все померкло пред тобою, Джилл, –
Безмолвье времени, величие светил...
  
  Время тянулось, звёзды ползли в бездонной тьме небес, а я словно ловил несуществующими руками бесконечно быстрых призраков, понимая при этом, что поймать их мне не дано, но прекращать попытки – не только глупо, это будет значить, что я сдался. Раз и навсегда.

И, душу разорвав напополам,
Ее в забвенье бросил я к другим мирам...
  
  Тяжело вздохнув, Влада повернулась на бок, обхватила так и не дематериализованную руку, прижалась к ней тёплой щекой. Луч луны на миг проскользнул меж листьев, сорвался размытым бликом с выскобленной начисто кожи головы. Спи, желтоглазая. Отдыхай, пока можешь.
  Даже боги не знают, когда придёт следующий момент покоя.

Всего сильней твоих отрава глаз,
Зеленых глаз...
Зеленых глаз...
  
  Спи.
  
  

Бракованные попадосы

Чернояр Д., Г. В. Захаров

  Вдали от Оси Миров, за сотни измерений и слоёв бытия, в месте, известном как Старый путь, в полутёмном холле сидели два существа. Десятки коридоров смотрели на них слепыми провалами тёмных глаз, выращенные из камня балконы, изукрашенные лепниной и узорами, безразлично взирали вниз матово-серыми глазами неведомых существ, запечатлённых в скульптурах и барельефах.
  Местами высокий холл украшали куски кладки и перекрытия, упавшие с невидимого отсюда потолка. В центре стоял пенёк – явно некогда он являлся колонной, ну а сейчас – служил столиком для гостей. Последние же – сидели за ним прямо в воздухе, не опираясь ни на что, свободно паря над изрядно загаженным пылью и каменным крошевом мозаичным полом.
  Каменный столик, вовсе не предназначенный для исполнения этих целей создателем, уверенно держал на себе скромную, но оттого не менее вкусную снедь: нарезанные некрупными кусками копчёное и солёное сало, мясо, тонкие ломтики балыка, округлые мягкие лепёшки и небрежно разломленный ровно пополам чёрный хлеб, россыпи свежей зелени рядом с блюдом, на котором исходили паром и жиром, божественным ароматом дымка и углей шашлыки, отлично оттенявшие запахом огромную чашу разнообразных фруктов. И триумфальным столпом посреди этого небогатого, но сытного стола возвышалась пятилитровая бутыль с кристально-чистым содержимым, по запотевшим крутым бокам из толстого стекла неторопливо сбегали капельки конденсата, добирались почти что до самой столешницы, и, потолкавшись там, словно в размышлениях, испарялись, чтобы спустя несколько мгновений вновь осесть на стекле морозным узором.
  Крепыш с короткой стрижкой и неаккуратной щетиной, облачённый в замасленный грязно-оранжевый комбез типичного слесаря или инженера, молча опрокинул в себя ледяную жидкость из гранёного стакана, не глядя нащупал кусок копчёного сала и восторженно зажмурился, вдыхая его аромат. Неторопливо прожевав закуску, он продолжил:
  – И вроде бы девка нормальная, с головой дружит, логикой пользоваться умеет, ан нет – попыталась увести любимого мужа матроны Дома. Наверно, посчитала, что их и без того – две сотни с копейками, чай и не заметят.
  Глаза его собеседницы понимающе сверкнули насыщенной зеленью из-под длинной косой чёлки.
  – Заметили? – Пухлые губы коснулись кромки стакана, и девушка с удовольствием покатала во рту густой комок жидкости перед глотком. Изящные пальчики отделили от грозди изумрудных ягод одну, завернули в полупрозрачный ломтик сыра. Аристократичное плавное движение, и вот уже снедь оказалась в плену белоснежных зубок.
  – Ещё как. Сам теоретический благоверный её и отправил на перерождение. Гнев матроны – штука слепая и неконтролируемая, могла ведь и полностью положить гарем под ритуальный нож во славу своей богини. А там у потенциального жениха своих зазноб хватало, – мужчина хмуро ухмыльнулся, сплюнул на пол. Мрачно пояснил: – Матроне ещё и думать за весь Дом надо, а делать это, не выбираясь из постели, из тёплых объятий мужей и наложников, крайне сложно. Вот муженьки и оголубели по самое оно.
  – Ты хочешь сказать?..
  – Ага. Девке мозги переклинило, решила, что эта смазливая тёмно-фиолетовая жопка обязательно откажется от своих любовников, чтобы навсегда быть с ней.
  Девушка, прикрыв рот маленьким кулачком, тихонько рассмеялась.
  – Ясен пень, что после пяти сотен лет посреди одних ласковых, женоподобных эльфийских мужиков на женщин он мог смотреть только как на советниц по макияжу и уходу за телом.
  – Жалко девочку, конечно, – вздохнула собеседница. – А чем закончилось, Дикна[1]?
  Собеседник молча дожевал очередной кусочек сала, явно наслаждаясь и вкусом пищи, и заинтересованностью девушки. Впрочем, зеленоглазая всем своим видом показывала, что ей, в принципе, не так уж и интересно.
  В конце концов тот, кого назвали Дикной, поднял руки, сдаваясь.
  – А закончилось всё крайне эпично, Дживана[2]. Матрона оказалась ярой до крайности противницей однополых отношений, и пустила весь гарем под нож. Всё-таки сила, полученная от богини, ценится несоизмеримо больше, чем пара сотен вечноживых красавчиков основательно нетрадиционной ориентации.
  Девушка рассмеялась. Мелкими глотками она расправилась со своей порцией, и жидкость из бутыли, повинуясь движению её пальца, самостоятельно выбралась наружу и, разделившись на две струйки, наполнила опустевшие стаканы.
  – Тоже был один кадр, – сказала Дживана, гипнотизируя взглядом сочную, густо-фиолетовую ягоду, – с запредельным коэффициентом обратной удачи.
  – Ну-ка, ну-ка, – заинтересованно подался вперёд Дикна. – Имеешь в виду синдром тотального неудачника?
  – Именно, – улыбнулась девушка. – Попадать должен был другой человек, но наш кадр запутался в ногах и неправильно закрепил узлы страховки, сидя в дозоре на дереве. Упал оттуда – и ровно в одноразовый портал, оставленный Арой. Кстати, ты не в курсе, что за артефакты они используют для того, чтобы пробиваться в закрытый для богов их уровня силы мир?
  – Не, не знаю. Но самому интересно. Узнаю что – поделюсь сведениями, Джидди.
  Зеленоглазая сделала небольшой глоток из стакана, зажевала той самой фиолетовой ягодой. И продолжила:
  – В общем, попал он реально случайно. Хотя под требования мира-призывателя, как ни странно, подошёл идеально. Запнулся, упал – и дракон прожарил его преследователей. Получив по мордасам от стражи, упал в сточную канаву – нашёл кошелёк с неплохим количеством серебра и золота. Пропил всё, что мог, влез в долги, проигрался в пух и прах, пошёл продавать душу представителю местного хозяина того света, попал на развод, оттуда – на вёсла, где познакомился с пленным военачальником. Как результат – галера сгорела, упавшая балка паруса сломала лавку и ногу соседу по веслу. Акула попыталась съесть бедолагу, но подавилась сапогом, и скоропостижно скончалась от отравления просроченными портянками...
  Чем дальше рассказывала девушка историю патологического неудачника, тем яростнее трясся в могучем смехе Дикна. Отхохотавшись, наконец, мужчина устало выдохнул и прикурил извлечённую из воздуха папиросу от пальца.
  – Выжил хоть?
  – Ещё как. Ты можешь представить такое? Чтобы, проигравшись раз, пойти повторно туда же, с теми же результатами? Обязаться подписать долговую расписку и закладную на тело, и, излишне сильно орудуя пером, порвать бумагу, расписавшись на листе с неизвестными закорючками?
  Дикна хрюкнул и ополовинил свой стакан.
  – На что подписался?
  – Не поверишь. Попал в строчку росписи владельца оверлорда-демона. Своей почеркушкой он сломал печать и активировал привязку на нового хозяина. А ростовщик по безалаберности подложил расписку на бумаги, изъятые у одного из должников, как оказалось, демонолога, лишённого сил по приговору Круга магов.
  – Ого... Демон его сожрал?
  – Нет. Демон понёс от него. Сейчас этот парень – самый неадекватный и сильный Тёмный властелин на ближайшую сотню миров веера. И попутно папаша десятка разнокалиберных по силе и Аспектам демонят со способностями оверлордов. Всё порывается мир повоевать, но жена дальше пруда не пускает. Так и проводит время в путешествии между спальней и рыбалкой, да иногда на огород заглядывает, морковку прополоть и картошку полить. Вроде даже счастлив.
  Дживана сладко потянулась, всмотрелась в только ей видимые переплетения судеб и смыслов:
  – Эх, хорошо с тобой, Дикна, да жаль, что нельзя подольше остаться.
  – Работа, понимаю, – кивнул мужчина. – Но на срез памяти-то ещё глянешь?
  Зелень глаз сверкнула в полутьме зала:
  – Срез – не рассказ, много времени не отнимет. Показывай, – улыбнулась девушка.
  Серая сталь глаз Дикны потяжелела, насытилась предгрозовой свинцовостью, и резко протаяла короткими вспышками установленной ментальной связи.
  
  Срез памяти
  Вольф Бауэр, гном (ранее: Венька Веденеев, хуманс)
  
  Вольф Бауэр ввалился в дом и с грохотом сбросил на пол заплечные мешки.
  – Шоб я ещё раз... – пробормотал он в пустоту.
  Через некоторое время мешки подверглись разграблению. Лоскутки всяческой кожи, металлические чешуйки, веревочки... Хлам по мнению любого торговца.
  Ключ к всемогуществу, как считал Вольф, в прошлой жизни – ролевик Венька Веденеев.
  – Это будет красиво, – предвкушающе улыбнулся гном.
  
  Тихо и протяжно скрипнула дверь лавки. Вольф поднял взгляд и довольно улыбнулся, спрятав улыбку в усах:
  – Что угодно уважаемой искательнице приключений?
  Молоденькая эльфийка в поношенной ученической одежде робко топталась у двери, заглядываясь на сверкающие кирасы и панцири, развешанные по стенкам.
  – Мне бы... Мне нужна броня, вот! – наконец, справилась она с голосом и задиристо уставилась в глаза гному-торговцу.
  – Конечно, конечно, – понятливо закивал гном...
  – ...А может быть, у вас есть что-нибудь полегче? И... подешевле? – просительно заглядывала в лицо гному эльфийка.
  – Из обычных доспехов – нет, – развел руками Венька: – Сами понимаете, труд гильдии и правила гильдии...
  – Понимаю, – опустила лицо и ушки приключеница.
  – Но у меня совершенно случайно завалялось несколько магических одеяний, способных послужить доспехом, – задумчиво продолжил он: – И они не подпадают под гильдийские правила. И к тому же значительно легче и дешевле...
  – Показывайте! – воспряла духом девчонка.
  Гном залез под прилавок и выудил оттуда странную комбинацию веревочек и лоскутков.
  – Это – доспех? – распахнула девица ресницы: – А как его одевать?
  Венька растянул бикини на пальцах и вышел из-за прилавка:
  – Вот эти два лоскута драконьей кожи – сюда, – он приложил их к груди: – Этот лист меллорна – сюда, – этот листик изображал переднюю часть стрингов: – А эти завязки из меха грифона скрепляют всё вместе. Как вы понимаете, это позволило наложить на доспех целых четыре зачарования – защиту от холода, от ударов и стрел, от магии и... От одежды. Он разрывает все надеваемое поверх и под него.
  Эльфийка, открыв рот, посмотрела на «доспех» и перевела взгляд на гнома. Но не успела она заговорить, как Венька развел руками и вздохнул:
  – Увы, но ни у кого не получилось снять последнее зачарование, не потеряв три остальных. Носить же его без другой одежды никто не захотел.
  – Сколько вы за него просите? – судя по голосу, девица была готова упасть в обморок.
  – Пять... Э, три... Ну ладно, полтора золотых, – «смирился» Вольф. Ему он обошелся со всеми чарами едва в золотой, но самый дешёвый нормальный доспех стоил десяток-полтора золотых.
  – А где... – эльфица, приободрившись, закрутила головой.
  – Вот здесь, пожалуйста, – гном предупредительно открыл дверь в закуток для примерки, сымпровизированный из кладовки для хлама.
  После чего сел на кресло и закрыл глаза.
  – Э... Как вам кажется, мне идёт? – робко спросил девичий голос. Вольф открыл глаза и чудом удержался от победного вопля.
  – Да, определенно да, вам идет, – совладав с собой, степенно покивал Венька: – Вам ОЧЕНЬ идет.
  Венька-Вольф тихо порадовался, что под тяжелым кожаным фартуком не видно реакции на юную девушку, всю одежду которой теперь составляли только собственноручно им сделанное бронебикини и отдельные зацепившиеся за кожу лоскутки одежды, ну и пара сапожек.
  – Будете брать?
  – Да... Я вам не поверила, и...
  – Ничего, бывает, – улыбнулся гном: – С вас полтора золотых.
  
  Вольф-Венька не знал, что это только начало.
  Пара сотен безуспешных попыток прибить его на месте, которые предприняли оскорбленные воительницы – и раз в десять больше таких же безуспешных от их более щепетильных опоздавших соперниц. Чуть было не увенчавшаяся успехом попытка самосуда, которую устроили женщины гномьей столицы...
  И вообще не Венька, а «многоуважаемый Вольф». Создатель и основатель легендарной Гильдии Бикини. Крупнейший магнат Совета Старейшин («Кто бы мог подумать, что на женских тряпках можно так подняться?» – ворчали другие старейшины), оставивший потомкам наследство в половину всех богаств Подгорного Царства. Его боготворит мужская половина мира и тихо ненавидит половина женской.
  Говорят, когда к нему пришли поговорить верховная суккуба и богиня страсти одновременно, он даже не удивился, и только попросил – «Поменяйтесь одежками». Так и закончилась его история.
  
  – Правда ли это о его исчезновении или нет, но суккубы с тех пор полюбили полупрозрачное и обтягивающее, – подытожил Дикна, разорвав канал ментальной связи.
  Джидди изящно хихикнула в ладошку, утёрла слезинку:
  – А ведь и правда же, Дикна, в какой-то период леди Хаоса сменили полноценную броню на бикини...
  Мужчина опрокинул в себя ещё один стакан, с аппетитом вгрызся в шашлык.
  – Не стоит недооценивать землян. Эти ребята вообще веер неслабо тряхнули.
  – А ты... Ты не думал собрать себе команду?
  Дикна многозначительно хмыкнул.
  – Один на полставки уже есть, второй вот-вот поймёт, что иных вариантов у него нет. Ещё несколько перспективных оболтусов на примете имеется. Головы не только для еды держат, да и дубль-А им изрядно любимые мозоли пооттаптывали. В общем, посмотрим, что да как. Кстати, там и по твоему спектру Сил парочка может пройти. Если выживут, конечно.
  Девушка кивнула.
  – Да, Младшие бы мне не помешали. Уровня лоа, а лучше эшу.
  Дикна распределил жидкость по стаканам:
  – Сработаемся, Джидди. Ну, на посошок?
  Через несколько мгновений после того, как стаканы были опустошены, в холле не осталось никого, и даже толстый слой пыли на обломке колонны не нёс на себе следов недавнего пиршества.
  Две сущности, отдохнув, отправились по своим божественным делам, в коих, как ни жаль, весёлое встречается куда как реже, чем было рассказано при этой встрече.
  Но всё же случается, и это ещё один повод приятно провести кусочек времени там, где оно практически не течёт. Далеко-далеко от Оси Миров, за сотни измерений и слоёв бытия, в месте, забытом всеми богами и демонами, месте, известном как Старый путь.
  
  
Сноски:
  1. Дикна (хинди. Dēkhanā) - Наблюдающий, Взирающий
    3. Джидди Дживана (хинди. Jiddī Jīvana) - Упрямая Жизнь


  
  

Мэри-Сью каждый обидеть норовит

Г. В. Захаров, Р. Айбашев

  Сидящая за крайним столиком открытой летней забегаловки красивая девушка на секунду сморщилась и щелчком сбила с края бокала осу, нацелившуюся было на сладкую воду. После чего её идеально слепленное лицо разгладилось, и она украдкой оглянулась, не заметил ли кто. Но нет, местные жители, хоть и проявляли к ней изрядный интерес, ничего не заметили.
  Сама девушка от них изрядно отличалась. Пусть её длинные густые волосы не уступали чернотой шевелюрам туземцев, но более светлая кожа предательски выдавала в ней северянку, а чертами лица и изгибами фигуры, за которые были в ответе либо безупречная родословная, либо не менее безупречные врачи и косметологи, она отличалась от простых горожан вокруг куда больше, чем гоночный суперкар от дешёвого «народного автомобиля». Да и одеждой из дорогих тканей, как и украшениями из зачарованного серебра, никто из ею встреченных похвастаться не мог.
  Впрочем, хоть об этом никто и не знал, девушка практически полностью «слепила себя сама». Порой – в прямом смысле. «Как всё-таки удачно удалось тогда уломать этого простофилю, считающего себя непогрешимым богом», подумала Ана Твереза, когда-то всего лишь Анечка Подхвойнова, отыгрывающаяся за скучную жизнь и ненавидимую работу на полевых играх и куда в большей части – на их участниках. Стерве в её душе изрядно не хватало возможностей, даруемых ролевыми играми – например, карать и миловать по воле правил, а на деле, конечно, только по её воле. А ещё незаметных ни для кого, кроме давно примеченной цели, смертоносных интриг... Впрочем, до некоторых пор – смертоносных лишь в переносном смысле.
  И так было до тех пор, пока этот простофиля с обликом киношного Арагорна не предложил ей выполнить одно желание в обмен на несложную работу... В другом мире, в облике отыгрываемой ей магессы крови. Как просто оказалось его обмануть и получить куда больше – все возможности её персонажа, а не только те, которые он допустил к игре.
  В итоге же Ана Твереза оказалась в диком средневековье. С попами, рыцарями и дикой грязью для привыкшей к чистоте городской девушки из начала двадцать первого века. Впрочем, навыки бывалого ролевика позволили прожить первые несколько дней и немного освоиться с магией – а после этого вернуться к привычной жизни было лишь делом техники. Особой магической техники под названием «женское коварство». Против неё у местных рыцарей оберегов не нашлось.
  Как оказалось, даже там вполне можно жить с комфортом. И магия крови была лишь приятным довеском, и шла в ход лишь когда не хватало женских уловок. И ещё тогда, когда девушка выправляла всякие мелкие недостатки своего тела. Там лишний килограмм совершенно не к месту убрать, там румянца добавить.
  Оказаться в итоге долгого, но интересного пути интриг и хитрости полновластной хозяйкой не самого слабого государства того мира было приятно, а выполнить после этого пожелание Арагорна – и вовсе легко.
  Ну вот, опять. Девушка с досадой заметила на той стороне пустынной дороги замершего с открытым ртом паренька, чьи штаны под поясом изрядно оттопырились. Как оказалось, её легкое красное и очень дорогое сари для местных стало куда большим искушением, чем красная тряпка для быка, но предыдущие позарившиеся уже расползлись по домам, а кого и увезли на машинке с красными крестами. И этого туда же... Щелчок пальцами, и покрасневший докрасна даже через смуглую кожу паренек, прижав руки к паху, убежал куда-то вдаль. Простое и незамысловатое действие из магии крови ещё тех времен, когда мало кому известная Ана ловила бесхитростных рыцарей на своё красивое невинное тело как на наживку. Ей далеко не всегда, да что там, почти никогда не нравились эти грязные дети грязного века, и обламывать им желание и возможность получения «платы» она научилась очень быстро. Уже, кажется, на самом первом своём «спасителе».
  А теперь она может куда большее – но зачем тратить силы, если они ей пригодятся в настоящем деле?
  Благодетель Арагорн, вызвав её в туман в очередной раз и что-то поколдовав, предложил ей неплохую подработку в родном мире. Ну, почти в родном. Земля, но какая-то не совсем такая. Здесь великими были совсем не те государства, да и половины знакомых названий на карте она не нашла на карте. Великий Индостан в роли мирового гегемона, её вечный соперник Поднебесная империя, никому не нужные холодный Север и скрытые железным занавесом Царства обеих Америк...
  А ещё здесь тоже знали магию. Даже её магию Крови, хоть и несравненно слабее, чем знала она. Обереги от сглаза и прочей порчи, простые чары на вещах. Да и сами вещи – небьющийся бокал из тончайшего стекла, например.
  Ана задумчиво покачала бокалом. Тончайшее, но очень прочное стекло, в дешевенькой забегаловке на окраине городка в индийской глубинке. И напитки, до которых коллекционным винам её мира как до Луны. Это... показатель. Здесь было бы интересно остаться. Но Арагорн сказал честно – «тот мир рано или поздно вытянет тебя обратно». Поэтому не стоит думать о несбыточном, а вспомнить то, за чем её сюда прислали.
   – ...К сожалению, я не смогу ничем помочь на Земле, – развёл руками бог с именем киношного героя: – Для нас туда вход по-прежнему слишком неудобен.
   – Но что там смогу сделать я?! – Ане приходилось с огромным трудом удерживать себя от истерики. Взять её, лишить всего заработанного тяжким трудом и бросить в ещё один мир, такой же кошмарный, как её родина?!
   – Очень многое. Как и тамошние жители. Они без всякой помощи смогли создать устройство, способное разрушать миры и уничтожать богов.
   – Вот как? – слезы Ани мгновенно высохли и она насторожила уши: – Устройство?
   – Да, – неопределенно кивнул Арагорн: – Вообще говоря, это совсем не бомба или там пушка... Махина размером с дом и c электростанцией в придачу, так что расстанься с мыслью прибрать его «до себя».
   – Но что с ней смогу сделать яааа?!
   – И это мне говорит та, которая построила огромную империю из какого-то баронства? – насмешливо произнес бог: – Не машина там главное, а люди. И вот с ними ты сделаешь вот что...
   – Аррр, – негромкий рык рядом вырвал её из раздумий. Ана вскинула глаза и уткнулась в какой-то голодный взгляд стоящего возле столика высокого оборванного парня. Парень, впрочем, был интересен – и не столько тощей фигурой, просвечивающей через прорехи в одежде, и не клочьями серой шерсти по телу под рубашкой, сколько бурлившей в его крови силой. Силой оборотня, если она правильно поняла. Выпить такую силу было бы небесполезно...
   – Аррррагорн прррислал, пррравда? – прорычал он, безуспешно пытаясь говорить чисто.
   – Допустим, – милостиво кивнула Ана: – Присаживайся.
   Оборотень пристроил свои кости на легкий плетеный стульчик и снова рыкнул:
   – Я Ворррон. От Аррртаса. Прррредлагаю перрремирррие.
   – Вот как? – вскинула картинно брови магесса: – А разве мы воюем?
   – Нет, – помотал головой Ворон: – Но... Рррано или поздно... Тебе тоже нужна эта хррррень.
   – Что-что? – притворно удивилась девушка.
   – То самое устррройство. Способное рразррушать мирры.
   – Как интересно... – заинтересованно стрельнула глазками Ана: – А что ещё ты про неё знаешь?
   Ворон открыл рот, запнулся и рыкнул:
   – Не буду говорррить. Сначала перемиррие.
   – Хорошо, – кивнула Ана: – Перемирие. И его надо отметить. Официант!
   Через пару минут на столе между ними стояли два бокала.
   – Перемирие, – сказала маг.
   – Перемирррие, – рыкнул оборотень и, сцапав свой бокал, залил в глотку нереально вкусное красное вино. Красное... Как кровь...
   Подчинить совсем незнакомого человека, от которого у мага не было ни капли крови, ни даже шерстинки с ушей, сложно. Но если он сидит рядом и занят тем, что пытается выкашлять из лёгких затекшее туда вино, то подчинение становится куда проще.
  Вот и всё. Наконец откашлявшийся Ворон замер, глядя вперёд остекленевшим взглядом.
   – Кто я? – спросила маг.
   – Хозяйка...
   – Что ты будешь делать?
   – Все, что прикажет мне хозяйка...
   – Что ты не будешь делать?
   – Все, что мне запретит хозяйка...
   – Кто ты?
   – Я Ворон, хозяйка.
   – Отлично, – Ана улыбнулась. Подчинение далеко не всегда срабатывало на волшебных существах, а как оно будет работать ещё и на бывшем соотечественнике, было не ясно до самого конца. Но теперь можно расслабиться и ещё немного попить вина.
   – Так что ты хотел мне сказать, Ворон? – вспомнила она через некоторое время.
   – Здесь... Пррредатель. Опасен. Арртас говорил, не связывайтесь с ним.
   Попытав его вопросами ещё некоторое время, она выяснила подробности, о которых знал Ворон. Какой-то маг, не крови, но все-таки сильный и опасный противник. Не для бога, но для неё – вполне.
   «Жаль», искренне подумала девушка: «В моей коллекции не хватает достойных экспонатов».
  И вернулась к раздумьям.
   – ...Твоя цель – профессор Адхуш Сравани и его команда, – говорил Арагорн: – Они и создали то устройство. Можешь сделать с ними что угодно, но было бы неплохо, если бы это устройство исчезло и больше никогда не появилось. Что угодно – значит, что угодно. Убить, купить на корню, свести с ума, убедить в ошибочности их теории и расчётов, лишь бы они не создали свою смерть-машину. И побыстрее.
  Снабдив таким напутствием и кое-какой полезной информацией, он забросил её в этот мир. Но Ана, со всем своим многолетним опытом политики и интриг, не спешила без оглядки бежать к цели, провела небольшую разведку – и это уже принесло некоторую пользу.
  Оборотень, как он сам рассказал, был никудышным боевиком даже в своем мире, из-за чего и погибла его напарница Лита, настоящий агент Артаса. Волк же уцелел, и теперь подрабатывал затычкой для всех более-менее непонятных ситуаций, но каким-то чудом до сих пор оставался жив.
  – Ты мне пригодишься, – вынесла наконец вердикт чародейка и решила немного прогуляться по этому миру.
  В её мире, так и не выбравшимся из средневековья, очень пригодились бы разные вещички, созданные развитой цивилизацией. Например, маленькая косметичка или кружевное белье...
  Или вот этот блестящий ноутбук в витрине напротив. Он будет ещё полезней.
  Ана зашла в магазин и подошла к витрине, прицениться – и обнаружила, что за годы в другом мире все её познания о компьютерах, и без того не сильно широкие, почти растворились в другим, более важных, прикладных знаниях.
  Изображать из себя классическую блондинку перед пускающими слюни юнцами-продавцами было нестерпимо для самолюбия, и девушка на некоторое время задумалась. Волк дисциплинированно замер у входа, прикрывая ей спину. К сожалению, сделать с ним то же самое, что с обычными мужланами её мира, то есть забить ему в память приказ повиноваться и снять весьма напряжные чары «рабства крови», не получалось. То ли неведомые преимущества жителей Земли, то ли кровь и силы оборотня не позволяли отвлекаться от контроля ни на минуту – пусть и прокачанная до совершенства магия крови требовала лишь краешка мысли для поддержания контроля.
  К сожалению, времени на раздумья мир ей не дал. Дверь магазинчика внезапно распахнулась, и внутрь ввалился ещё один бледнокожий парень, резко отличающийся от всех местных. И как будто этого было мало, он ещё и весело крикнул на русском тихо стоящему оборотню:
   – Попался, который кусался!
  Оборотень, как и его хозяйка, ничего не ответил. Ворон – потому что под заклинанием вообще не мог действовать самостоятельно, а чародейка была занята другим, исподтишка сканируя новоприбывшего. И даже на первый взгляд он был совершенно иным, чем все ей ранее встречавшиеся.
  Кровь его буквально бурлила безумием и силой. Силой мага, превосходящего на голову даже главу Имперского Ковена, и безумием ребёнка, не понимающего разницы между хорошо и плохо...
  Незнакомец же тем временем подошёл к Ворону и продолжил так же весело:
   – Ну ты чего как не родной, блохастый? Аль не признал сиротинушку?
  После чего ухмыльнулся, посерьёзнел и продолжил:
   – Впрочем, шутки в сторону.
  Он присмотрелся к оборотню и настороженно спросил:
   – Ты чего такой загруженный?
  Ана вынужденно отвлеклась от сканирования чужака и переключилась на управление оборотнем.
  Волк дернулся, встряхнулся и ответил:
   – Всё норрмально. Ты кто?
   – Великий и скромный, все дела, посланник я высших сил! Низвергнувшись с неба, принес я покой, мир и процветание в эти земли! – пафосно ответил неизвестный и, хмыкнув, что-то пробурчал про себя.
   – Высших сил? Ты послан Арртасом? – недоумение волка было точным подобием недоумения Аны.
   – Ты всегда такой тормоз или только по понедельникам? – развязно поинтересовался чужак и, улыбнувшись, шепнул: – Говорил мне Дамблдор, что сложно будет с этими магглами, но чтобы настолько...Как же я тебя понимаю, Хагрид!
  Чародейка едва сдержалась, чтобы не отвесить челюсть. Даблдор, Хагрид... Он же не хочет сказать?!...
  Впрочем, отдать команду Ворону она не забыла.
   – Я не торрмоз. Отвечай!
  Удивленно взмахнув руками, чужак ответил:
   – А по мне так – типичнейший. Впрочем, к делу это не относится. Имел честь, сомнительную, правда, слегка, быть знакомым с данным персонажем, дааа!
  – Ну прривет, земляк. Рррассказывай, что да как, – ответил оборотень.
  – А черт его знает, я буквально только что прибыл в качестве посылки для вашего мальчика, – усмехнулся незнакомец и развел руками, – помимо губозакатывательной машины, там еще пара тонн воплощенного пофигизма и совсем чуть-чуть атрофированного здравого смысла. Но это все никому не нужная лирика, правда, мой блохастый друг? Так что тебе удалось узнать, а то наш общий знакомый рвет и мечет, условно, конечно, но не радуешь ты его величественную морду.
  Ана нахмурилась и отвернулась, концентрируясь для магической атаки, а Ворон поспешил изобразить недоумение:
   – Что значит не рррадую? Я выполняю его прриказ!
  Незнакомец же вместо того, чтобы ответить волку, с удивлением повернулся в сторону чародейки:
  – Тайна сия великая есть! Может, не слишком расторопен... А это что за тушка в красном? Ничего, что мы на всю локацию орем? – произнес с интонацией, похожей на вопросительную.
  Ана развернулась к нему, мило улыбнулась и сделала короткий шаг.
  – Нет-нет, ничего. Но я услышала кое-что...
  Магия растекалась по жилам, наполняя её силой, и кровь прилила к щекам, вполне достоверно изобразив смущение скромной девицы.
  Незнакомец саркастически ответил:
   – Как я рад, что вы здоровы! Впрочем, это не важно, – и добавил, поворачиваясь к волку, оставшемуся без приказов: – Ты чего застыл, блохастый?
  Ана сделала свой выбор. Волк уже отработал все затраченные на него усилия, а этот маг может быть куда более полезен. Но из-за его хаотичности только и остаётся, что колдовать. Ещё одно заклинание «кровавого рабства» слетело с её рук...
  Как она уже не раз видела, спадающее заклинание подчинения вызывает у рабов дикую боль и небольшую потерю памяти. Поэтому Ворон вполне предсказуемо – для неё – дёрнулся, взвыл, и оборотился немаленьким черным волком, который опрометью метнулся к стеклянной входной двери. Впрочем, даже добежать до двери он не успел – короткий импульс паралича заставил его запутаться в ногах и влепиться в дверь мордой.
  Незнакомец, успешно подчиненный заклятием, застыл, глядя в никуда.
   – Возьми зверя, пока он кого не покусал, и иди за мной, – скомандовала ему Ана. Тот лишь повиновался.
  Меж тем на улице, правда, не сразу на выходе из магазина, их уже поджидали полицейские. И судя по оснащению местной полиции, к битвам магов они были привычны – защитные заклятья прямо на одежде и зачарованные табельные пистолеты. Да и прятались они за своими патрульными машинами, не уступающими по защите Башне Магов.
   – Не вмешивайтесь, я с ними разберусь, – для полиции скорее, а не для своих рабов, произнесла девушка.
  И всё было бы хорошо, но...
  Незнакомец вздрогнул, сбрасывая подчинение, и зашипел сквозь зубы. Совершенно нечеловеческим образом. Быстрый взгляд вперёд, на полицейских, короткое рычание, и маг одним слитным движением прыгнул в сторону полицейских, на лету меняя форму. На асфальт приземлился уже не человек. Чешуя-броня по всему телу, тяжелый хвост-противовес, мощные лапы с толстыми когтями. Лицо, или морду, разглядеть со спины не удалось. Ощутить чужую кровь под монолитным щитом – тем более...
  Ана с достойной уважения самокритичностью призналась себе, что такого вида разумных она не знает. И подчинять неизвестного мага-оборотня было глупостью, если не сказать больше. Но ещё далеко не всё потеряно.
  Маг-оборотень тем временем окутался аурой силы и от души врезал по асфальту. Асфальт колыхнулся так, будто был водой, и понесшаяся вдоль улицы волна, хоть и выглядела очень нереалистично, успешно снесла всех полицейских с их автобаррикадой и разбросала их в стороны. Чародейка тоже не удержалась на ногах, позорно плюхнувшись на попу, и позавидовала лежащему без сознания Ворону.
   – Черт! – донеслось со стороны мага земли: – Мать сыра Земля! Услышь меня! Прими этих людей в свои объятья!
  Асфальт снова его послушался и поглотил всех людей в светло-желтой форме подобно зыбучим пескам. А маг, не возвращаясь к человеческому облику, развернулся и подошёл к сидящей на земле девушке.
   – Ну и что мы будем с тобой делать, барышня? – задумчиво поинтересовался он.
   – Помоги мне подняться, – мило улыбнувшись, но сквозь зубы, попросила Ана.
   Чудак в шкуре зверя хитро прищурился и ответил:
   – Желание дамы – закон!
  После чего топнул ногой по земле. Земля пошла волнами и буквально подбросила её вверх. Впрочем, он просчитался – Ана смогла устоять и впилась взглядом в темные кристаллы глаз зверя:
   – Тебе не кажется, незнакомец, что здесь слишком людно? Не стоит ли нам убраться от местных подальше?
  Её сила вряд ли могла подействовать на эту глыбу камня, но понять его чуть лучше... Отчего бы и нет? Но как, если это воплощение Хаоса само себя не понимает?!
  Чужак же нахмурился и пробормотал:
   – Слишком людно? Это не сложно исправить! Хотя, наверное, все же не стоит. Или стоит?..
  Попробовать подлизаться?
   – А может, ты позаботишься о красивой девушке, такой сильный маг земли? Я знаю, вы можете двигаться очень быстро...
  Каменная тварь безразлично ответила:
   – Я никуда не тороплюсь.
  Покомандовать? Ана выдавила из себя повелительную ухмылку:
   – Ты можешь не торопиться, но твоему покровителю очень хотелось бы другого. А в отличие от тебя, я знаю, что вам надо и как это найти.
  Челюсти твари тоже перекривились в ухмылке:
   – Покровитель? Я бы не стал говорить столь громко. Скорее работодатель. Мне не очень сложно будет найти информацию, пусть не так быстро, но это не критично. Поэтому встает вопрос, зачем мне тратить лишние нервы на тебя?
  Разыграть жертву, хоть как-то? Короткая команда, освобождающая Ворона от кровавого паралича, и волк незамедлительно взвывает от боли, рвущей его тело – а Ана бросилась на грудь твари с криком:
   – Спаси меня, унеси отсюдаааа!
  В ответном рыке твари ей послышалось возмущение:
   – Цирк уехал, клоуны остались!
  Ана мысленно с ним согласилась – жертву ей не доводилось изображать уже очень много времени, тем более в таких условиях. Что ж остается... Договариваться?
  Девушка вздохнула и отступила на шаг, расчётливо держа тварь между собой и волком.
   – Хорошо. Чего ты хочешь за помощь?
  Короткая команда, и вновь активированный паралич заставил волка подавиться на полувое и рухнуть обратно. Тварь пристально на него посмотрела и перевела взгляд на чародейку:
   – Вот это уже более-менее похоже на конструктивный диалог! Вопрос в том, что ты можешь мне предложить.
   – У меня есть информация, нужная нам обоим, и сила, которой гораздо удобнее справляться с людьми, чем твоя стихийная магия. Но ты уверен, что стоит разговаривать здесь, и ждать, пока доберутся следующие стражи порядка?
  Тварь улыбнулась в ответ. Его глаза загорелись ярким желтым светом, как противотуманные фары, лапы резко сошлись, и поверхность земли внезапно рванулась вверх. Они же, все трое, остались стоять на крохотном пятачке асфальта, вырванном из дороги. Через несколько секунд полёта их платформа остановилась, и прямо из земли поднялись две неказистые каменные скамейки.
  Ана придирчиво осмотрела ближайшую, смахнула пыль и, аккуратно подвернув сари, присела на нее. Тварь тем временем закинула на вторую скамейку парализованного волка и непритязательно плюхнулась прямо на землю.
   – Хорошо. Как тебя называть, незнакомец? Тебя или эту... форму, – снова начала разговор Ана.
   – Можешь называть меня Жрец. Для идентификации этого достаточно.
   – Хорошо, Жрец. Итак, насколько я знаю, тебе нужно найти и уничтожить некий артефакт этой цивилизации. Что ты о нем успел узнать?
  Жрец пожал плечами:
   – Только то, что это потенциально опасная для работодателя бандура. Занимает энную площадь, следовательно это или комплексный артефакт или целое здание.
  Ана улыбнулась, чувствуя превосходство:
   – Не просто здание. Длина этого «артефакта» – примерно тридцать километров. Но главная опасность не в нем, а в людях. Если уничтожить конструкт, но оставить людей, то кто помешает им построить его ещё раз?
  Жрец задумчиво посмотрел наверх:
   – Можно уничтожить всех людей.
  Ана вздрогнула. Да, она прошла немалый путь, карабкаясь буквально по головам – но так бездумно предложить массовый геноцид... В памяти всплыли слова Арагорна, сказанные им когда-то давно «Мы спасаем миры... Они же готовы их разрушить просто так.»
   – А я ещё не верила Арагорну, – прошептала девушка, собираясь с мыслями, и заявила в полный голос:
   – Я думаю, твой работодатель, Жрец, не сочтёт это уважительной причиной для уничтожения этого мира. Достаточно уничтожить лишь нескольких создателей артефакта.
  Тварь осклабилась:
   – Эх, не понимаешь ты шуток. Уничтожать всех людей очень энергозатранно! – и расхохотался. Его смех звучал как грохот падающих камней – и так же внезапно оборвался:
   – Но это все лирика, правда? – продолжил Жрец: – Выкладывай, что там у тебя по людям.
  О людях Ана могла сказать довольно много, но сказала гораздо меньше – кто такой Адхуш Сравани, где находится его институт, и как туда попасть. После чего предложила:
   – Я могу обеспечить нам проход в институт, после чего разделаться с людьми и их работой будет несложно...
  Жрец, подумав, ответил:
   – Нет, убийство человека не решит проблему. Умные люди любят делать наброски разного толка и содержания, да и оборудование оставлять опасно – вдруг найдется очередной «ученик гения, пошедший по стопам учителя». Тут нужны кардинальные меры, тотальная зачистка, все дела... Как вариант можно уничтожить гения вместе со всей конструкцией, наверняка здание защищено от магического воздействия, но никакая защита им не поможет в верхних слоях мантии...
  Ана покраснела. Не столько от осознания собственной глупости, сколько от наглой правоты Жреца.
   – Так что лапы в лапы и пошли, – резюмировала тварь и рывком поднялась с земли.
   – Стой, – поморщилась девушка: – Хороши мы будем, если цель от нас ускользнет только потому, что мы поленились выяснить его время работы. Отправь меня на поверхность, поближе к цели.
   – Без проблем, – оскалился Жрец, плюхнулся обратно и небрежным толчком отправил её в полет сквозь толщу земли.
  В себя девушка пришла в небольшом закоулке. Осмотревшись и найдя вывеску, Ана усмехнулась – действительно, близко. Но всё-таки сначала стоит заняться не разведкой, а приведением себя в нормальный вид.
  Кожа на её лице поплыла, смещаясь и меняя форму. Нет, ничего пугающего – чуть изменить разрез глаз, чуть сдвинуть форму рта и губ, укоротить носик. И теперь её будет очень сложно узнать. Она пригляделась к своему отражению в карманном зеркальце, удовлетворенно хмыкнула и смело двинулась к ближайшему салону красоты.
  Ко входу в здание института, где работал профессор Сравани, она подошла только через пару часов. Но даже невинный вопрос вахтеру на входе вызвал совершенно неправильную и бурную реакцию. Вместо того, чтобы с блаженной улыбкой рассказать ей, где сейчас ученый, вахтер выпучил глаза и сунул руку под стол. Впрочем, соревноваться в скорости реакции с магией крови простому человеку почти невозможно.
   – Что ты собрался делать? – мило спросила Ана у замершего на месте вахтера.
   – Вызвать охрану... Остановить... – бесстрастно просипел тот. На его седом виске пульсировала вена, из носа потянулась тонкая струйка крови... Плохо, такой контроль долго не продержится. И плевать.
   – Почему ты хотел меня остановить?
   – Человек... С птицей на лице... Сказал, что ты... всех... убьёшь, – выдавил кое-как вахтер.
   – А где этот человек с птицей на лице теперь? – нахмурилась Ана: – И где Адхуш?
   – Они ушли... – прохрипел вахтер, лишился сознания и сполз по стулу на пол.
  Ана прислушалась к своей силе, не заметил ли кто произошедшего, и крикнула:
   – Эй! Кто-нибудь! Человеку плохо!
  И через несколько секунд выбежала из здания.
  
  Несколько секунд плавного бега, поворот за угол, небольшой закоулок... И Ана воткнулась в грудь Жреца, который на этот раз, для разнообразия, выглядел как человек. Рядом с ним стоял пришедший в себя Ворон. Тоже в человеческом облике.
   – Жрец, мы опоздали, – сухо сообщила девушка, отстраняясь.
   – Ну вот, я же говорил, что не стоило торопится. Тот, кто торопится, всегда опаздывает! – осклабился маг-оборотень.
   Ворон коротко и угрожающе рыкнул, глядя на неё. Девушка перевела на него взгляд – и волк отступил, прижав уши.
   – Не время для споров и выяснений, кто здесь сильней, – настойчиво заявила она: – Нужно срочно их найти, иначе мы все проиграем. Ворон, ты говорил мне о предателе.
   – Я... Не помню, – рыкнул волк, немного подумав.
   – Неважно. Он уже успел нас обогнать и вывести ученых из-под удара.
  Жрец задумчиво глянул на здание института и на скрытый где-то там под землёй артефакт.
   – Ещё не конец, – рыкнула тварь, одной рукой отбрасывая Ану с Вороном в полёт сквозь землю, а другую с силой вздымая в небо. Уже в полёте девушка расслышала грохот и тряску земли. Что ж, идея с разломом была на самом деле не так уж и плоха...
  Девушка пришла в себя в той же самой – или другой – комнатке под землей с каменными скамейками. Ворон осторожно занял дальнюю, она аккуратно присела на ближнюю.
   – Не бойся меня, щенок, – насмешливо произнесла Ана, заметив взгляд волка.
  Волк оскалился в ответ:
   – Я боюсь не тебя! Аарррртаса!
  Анько сочувственно покачала головой:
   – Тогда бойся. Они ускользнули от нас, и вряд ли мы сможем их найти...
  Парень ссутулился и пробурчал:
   – Это не прроблема. Дайте мне время.
  Через несколько секунд он с пыхтением разогнулся, вытаскивая из кошеля на поясе довольно большой портативный комп. Который ну никак не мог уместиться в кошеле.
  Ана почувствовала головокружение:
   – Это что? И как ты смог запихать его в ... в такое?
  Оборотень отмахнулся, включая машинку:
   – Подарррок Литы, моей напаррницы. Не мешай.
  Через несколько минут земля в углу задрожала и слепилась в большой ком, почти мгновенно приобретший черты звероформы Жреца.
   – Пост сдал! – почти ликующе прорычала тварь. После чего ухмыльнулась в сторону Ворона и заявила:
   – Как будто целая вечность прошла с тех пор, когда последний раз видел подобное чудо техники.
  После чего Жрец повернулся к девушке и заявил:
   – А вас, барышня, ожидает моя страшная мстя, все равно результатов пока нет...
  И внезапно с потолка на девушку полилась отвратительнейшая на вид жижа.
  Ана, едва успев закрыть глаза, несколько раз повторила про себя – «Это хаосит. Для них это нормально. Это хаосит...» Но всё ж это было невыносимо. Ни для магички Аны, ни для первой дамы Империи... Разве что почти забытая Анечка могла перенести такое во имя мести.
  Наконец жутко прилипчивая жижа перестала литься с потолка, и стала стекать с девушки. Ана немного подождала и начала стирать её с лица.
  Глаза открылись не с первого раза, но всё ж открылись, а то девушка опасалась, что эта пакость может напрочь заклеить глаза. Ана поймала взгляд Жреца и от души пожелала ему адских мук:
   – Теперь доволен?
  Тот лишь улыбнулся:
   – Нет, но, к сожалению, в последнее время быть жестоким тираном и вивисектором уже не модно, так что я теперь добрый.
  Ана гордо выпрямилась:
   – Тогда мы подождём результатов работы Ворона.
  Второй оборотень отстраненно пробурчал:
   – Чего их ждать... Я почти нашёл.
  Ана брезгливо растянула на пальцах заляпанную ткань сари:
   – Тогда, Жрец, если тебя не затруднит, отправь меня на поверхность и сообщи о начале атаки.
  Тот лишь хохотнул в ответ:
   – Ракетный комплекс подземля-земля готов к работе!
  И девушку бросило вверх. Очень быстро и резко.
  Когда земля вокруг кончилась, Ана внезапно осознала, что летит.
  «Это плохо», – успела подумать она, перед тем, как рухнуть с высоты нескольких метров. Очень высоких метров.
  Боль, хруст костей... Чародейка закусила губу и прикрыла глаза, чтобы заняться лечением такого красивого, но такого хрупкого тела. Ничего. Такое бывало и хуже. Например, когда одна из баронских войн окончилась штурмом её замка и притворной гибелью баронессы, бросившейся со стены в замковый ров...
  Несколько минут спустя измазанная в засохшей крови и грязи девушка, ничем не напоминающая давешнюю красотку в красном сари, поднялась, окинула взглядом загородный пустырь и выругалась:
   – Чертов хаосит.
  После чего двинулась к виднеющимся вдали деревянным домикам.
  Первой жертвой злой колдуньи стали куры. Не самая ценная вещь для мага крови, но сотворить очищающее заклинание, которое наконец-то соскребло с её кожи и волос засохшую грязь, помогло.
  Потом под удар «рабства крови» попал хозяин этой крохотной фермы и его жена. По сравнению с оборотнями они были куда ближе к курам... Но Ане и не требовалось от них слишком многого. Отмыться. Переодеться. Выстирать одежду... И выспаться.
  Утром же её вызвал Жрец. Точнее, когда она вышла во двор фермы, под её ногами просто раскрылся провал, в который она и улетела.
  Оборотни ждали её в комнате, неотличимой от предыдущей. И судя по разочарованному взгляду Жреца, она должна была некрасиво упасть на пол. Но она извернулась, лишив хаосита удовольствия. Впрочем, он не стал на этом задерживаться:
   – Ворон нашёл их. Хотя черта лысого он бы нашёл без этого волшебного агрегата. Ты готова?
  Ана лишь кивнула в ответ.
  Поднимающийся пол «комнаты» вынес их прямо на какую-то площадь, забитую народом в цветастых свободных одеждах.
  Жрец воздел кулаки к небу и качнувшаяся под ногами земля разбросала людей в стороны.
   – Направо! – крикнул Ворон и рванул туда. Секундой позже туда же отправилась Ана. Жрец чуть задержался, но в здание они все попали почти одновременно. И на секунду приостановилась у входа.
   – Наверх, – выдохнул волк и рванул первым к лестнице, теряя на глазах человечность и обрастая шерстью. Второй оборотень, не меняя вида каменной твари, хмыкнул и отправился за ним. А чародейка ещё на улице почувствовала чью-то буквально пропитанную Силой кровь. Кто-то, превосходящий силой даже Жреца, и при этом сохраняющий уязвимое человеческое тело. И он был не наверху. Где-то впереди, в стороне, но не наверху, куда устремились оборотни.
  Крохотная забегаловка на первом этаже, забитая людьми. И человек с птицей на лице у дальнего столика, увидевший её в тот же момент, в какой она увидела его. Увидела и ударила параличом – без единой мысли, на инстинкте самосохранения.
  Линии и штрихи загадочной татуировки этого человека дрожали и перемещались, но он сам стоял неподвижно, подчиненный её воле. И кровь, восхитительная, наполненная могучей Силой кровь текла к ней. Да, он пытался сопротивляться, но доли секунды хватило, чтобы вырвать жизнь из тел других людей, оказавшихся рядом в такой момент – вырвать и легко подавить все его бессмысленные попытки сопротивления.
  Ана улыбнулась, глядя в его тусклеющие глаза и ощущая себя равной богам. Сейчас, окруженная Аурой Крови, она могла бы скрутить улиткой Жреца со всеми его фокусами...
  И без того серокожий маг покачнулся и упал на пол, окончательно обескровленный. Упал и открыл ей лежащую на столе бумагу с каким-то очень знакомым рисунком. Очень-очень знакомым. Ана заинтересованно сделала шаг, переступив через тело лежащего «сухарика»...
  Удар в спину был неожиданным. Позади не было никого, способного пробиться через Ауру Крови! Но... Девушка опустила взгляд – из её груди торчали покрытые кровью металлические костяшки чьего-то кулака, сжавшие и вырвавшие её сердце.
  «Металл? Как глупо..», ещё успела подумать она, прежде чем второй удар неизвестного снес ей голову.
  
  

Скаут/Конец – это чьё-то начало

Г. В. Захаров

  Из-за столика мне навстречу поднялся незнакомец оч-чень запоминающейся наружности. Высоченный, за два метра ростом, темнокожий громила. Два кривых меча, выставившие свои рукояти за его плечами. Кожаный жилет на голое тело, короткие шаровары, замотанная красной тряпкой на манер тюрбана голова... И при этом тонкие, аккуратные, аристократические черты лица, исполосованные резаными шрамами. Варвар с южного материка, прям как на картинке в уже давным-давно читанной мной энциклопедии. Очень редкий гость в наших местах. Такие, как он, предпочитают жить у себя, на краю Красной пустыни, гонять не переводящихся в той же пустыне дикарей, и свысока поплевывать на всех остальных.
  Когда я подошёл к нему на «длину меча», он коротко поклонился.
  – Идущий-по-Краю, моё почтение.
  Поймать его состояние оказалось не сложно... То есть, не сложно, а очень сложно. Он постоянно менялся, утекал... И не позволял мне скопировать его аристократическую сдержанность. Несколько бесплодных попыток – и я оставил мысль о привычном зеркальном общении и гордо взглянул в его темные глаза.
  – Слушаю тебя.
  Как же непривычно.
  – Прошу, – он на секунду взглянул на меня умоляюще и протянул возникшую будто бы из воздуха шкатулку: – Отнеси её за Край и отдай идущим в тумане женщинам... Самым важным для тебя женщинам. Прошу тебя, это очень нужно для них.
  Я отвел взгляд, снова взглянул на него, стал на секунду зеркалом... И не понял ни единого знака. Он не врал, это я смог понять. Но откуда он знал о тумане и прочем?
  К сожалению, спросить я не успел. Он залихватски подминул и провалился в серое облако. Темный путь! Колдун! Теперь понятно... Колдуны в этом мире могут очень многое.
  И я, кажется, понял, кого он имел в виду. Та, что встретила меня в мой первый выход, и та, которую я сам довёл к выходу. Незнакомка и Майя.
  Но коробочку стоит вскрыть и посмотреть.
  
  Наутро я встал совершенно разбитый. С таким состоянием не за Край идти, а в холодильнике труп изображать... Если бы Кен вздумал устроить мне проверку, я бы её наверняка завалил – но о проверке меня он даже не задумался. Ещё бы, ему и самому форму восстанавливать, и новичка гонять – дел по горло, а у меня за плечами одних походов за Край с десяток, достоин, значит, доверия.
  Лучше б я был недостоин. Но... Эта клятая шкатулка важна не для меня, а для них, моих землячек. Поэтому сопли надо смотать и отложить до более подходящего времени.
  
  С прошлого раза за Краем на вид ничего не поменялось. Те же развалины, в которых ничего полезного, одни блуждающие трупы. И к чёрту их. Мне нужен не тот мир, мне нужен туман за Краем. Туман на каменистой равнине, по которому будут идти те самые Майя и другая, оставшаяся безымянной...
  В конце концов, если я могу попасть из Тумана в другой мир – почему бы мне не попасть просто в туман тем же способом?
  Впрочем, состояние пустой каменистой равнины – не самое удобное, и удержать его сложно, но... Уловив нужное мгновение, я шагнул вперёд.
  Да. Туман. Получилось.
  Я грузно осел на Землю. Почему-то это вымотало меня почти как тренировка длиною в день... Или полноценный поход на задание.
  Впрочем, не время рассиживаться. Вспомнив и поставив перед своим взором образы женщин, я встал и зашагал вперёд, обходя то и дело мешавшие мне облака...
  И едва не упал в облако, возникшее передо мной. Значит, здесь?
  Без разницы. Поймать состояние, удержать – и вперёд. До победы...
  – Майя, привет! – я приветливо улыбнулся и помахал рукой, завидев наконец в промежутке меж двумя туманными стенами знакомую синеволосую фигурку. Как-то необычно она на меня действует, да. Думал же, упаду и не встану, как только увижу. Ан нет.
  Эльфийка, идущая куда-то по своим делам, зашевелила ушами и развернулась на звук, в мою сторону. Но рядом с ней сверху свалился золотистый крылатый муравей и проскрежетал:
  – Не нервничай, человек. А то твои феромоны заглушают запахи...
  – Не нервничаю я... – открестился я. И правда – уже не нервничаю.
  – Из-за тебя я не чувствую Туман... Успокойся, а то придется... – начал насекомый.
  – Тише, Заррак. Место это всех заставляет хорошенько понервничать, – произнесла Майя и легко улыбнулась мне.
  – И тебе привет, клыкастая знакомка! – поздоровался я со второй нужной мне особой, возникшей чуть в стороне.
  Меня поприветствовали в ответ, а я, тем временем, присел на колено, сбросил с плеча ранец и аккуратно залез рукой внутрь. Так, где эта шкатулка? Сверху же положил своими же руками перед самым выходом... Ага, вот!
  – Меня тут попросили передать вам... – я закрыл ранец и закинул его на одно плечо, после чего поднялся на ноги, держа шкатулку в руках.
  – Это кто нам посылки шлёт? – настороженно заявила клыкастая.
  – Не поверите, но кто-то неизвестный из того мира, в который я попал, – улыбнулся я, делая шаг к ним... Но не успел я даже поставить ногу, как шкатулку что-то дернуло изнутри и распахнуло настежь. Что это?! Я же проверял, она была пустой!
  
  Полыхнуло как от немалой кучки подожжёного магния. Меня, не успевшего зажмуриться, ослепило и отбросило куда-то назад...
  Странно. Любая вспышка затухает так же быстро, как и разгорается, а свет, ударивший мне по глазам, затухал гораздо медленнее.
  Впрочем, через пару минут, я сумел проморгаться и попробовал что-то разглядеть через радужные пятна, плавающие у меня перед взглядом. Вот только ещё раньше я попробовал вдохнуть и обнаружил, что местный воздух почти такой же густой и вязкий, как сахарный сироп, но с гораздо более гадским вкусом.
  Когда же я всё-таки смог оглядеться, то первым моим впечатлением стало удивление. Вокруг расстилался серый гладкий пляж под серым небом, и отличить их можно было только по цвету – грязный песок под ногами был чуть темнее. Ни воды вокруг, ни растений... Только какая-то гора на горизонте.
  «Идиот», – вспыхнули в памяти слова Кена: «– Стань на время жителем того мира. Чувствуй как они, понимай как они, живи как они...»
  Я моргнул, вдохнул привычно густой и холодный воздух и снова осмотрелся. Привычным, местным взглядом. Всё в порядке. Никто и ничего не нарушает, разве что... Под ногами песок испещрён моими следами. Нехорошо. Я растёр ногами глубокие шрамы в песке, потом повернулся к горе и размеренно зашагал. Неправильное место, а значит – там люди.
  Идти было сложно – мир будто сопротивлялся. Пришлось затормозить себя, чтобы не идти, прорываясь насквозь, а скорее плавно течь через него. Медленно, плавно... Неостановимо. Если остаться здесь, снаружи... Это смерть. И даже не от холода. Местный холод далеко не самое страшное, что здесь есть.
  Но пока... Вокруг всё правильно: тихо, серо и ровно. И потому надо идти.
  
  Порой на равнине встречались странные, до сих пор не выровнявшиеся бугорки. Первый из них я даже бездумно попытался выровнять – и чуть не полетел на землю: под тонким слоем песка скрывался металл. Блестящее железо какой-то странной конструкции, напоминающей закрытый бутон цветка на длинном железном стебле. Стебле, который до сих пор сжимала чья-то рука. Мертвая, холодная... Но всё ещё похожая на руку живого человека.
  «Запрещено! Святотатство!» – на секунду почувствовал я, распрямился и, не оборачиваясь, двинулся оттуда прочь.
  Впрочем, такие клады встречались редко... Ещё реже – всего один раз – я встретил по дороге лужу воды.
  Точнее, вряд ли это была вода. Пусть прозрачная, но тягучая и вязкая, как смола. Я, не заметив её на сером песке, влез туда носком ботинка, и долго елозил ботинком по земле, пытаясь оторвать прилипшую и тянущуюся за ногой плёнку «воды». Но всё же оторвал.
  До горы, оказавшейся рукотворной пирамидой, оказалось не так уж и далеко. А может быть, это так затормозился я. Странный мир. Куда более странный, чем все прочие. Чтобы выжить, нужно быть не менее странным...
  Нет, и даже такого недостаточно. Это я понял – смутно, как сквозь туман – когда, продвигаясь по явной тропинке вокруг пирамиды, прошёл мимо обычной для любого мира сценки. Всего лишь одно животное поедало другое.
  Комок серой слизи, почти не отличающейся по цвету от песка, наползал на странного вида крысу. Крыса, сохранившая от прежнего облика серую шерсть и длинный голый хвост, теперь ползала по песку без видимой помощи скрывшихся под брюхом лап, оставляя за собой длинный белесоватый след, а нос и усы превратились в слабое подобие щупалец... Впрочем, её это не спасло. Серая амёба натекала на неё сзади, с хвоста, поглощая медленно и неостановимо – а остановленная крыса могла лишь глухо выть, почти гудеть, не имея даже возможности сопротивляться...
  А я прошёл мимо, лишь одобрительно взглянув на очередное упорядочение.
  
  Когда я обошёл пирамиду и оказался с другой её стороны, первое, что я заметил – была неширокая тропинка, уходящая в промежуток между спрятавшимися за пирамидой песчаными дюнами. Невысокими, едва с мой рост в высоту, и неширокими, но всё же скрывающими от меня место, куда и вела тропинка.
  А вторым заметным объектом здесь была сама эта грань пирамиды. Странная грань – не тёмно-серая и однотонная, а будто сложенная из прозрачных и непрозрачных треугольников. Причём правило расположения треугольников было простым и понятным... В другом месте, где я мог бы думать. Здесь я только оценил правильность места, кивнул удовлетворённо и глянул по сторонам.
  Тропинка упиралась прямо в пирамиду, но там, за металлом и стеклом, было видно людей. Хм...
  Я на секунду отвлёкся от «правильного» состояния и быстро огляделся. Внутри жить можно, но просто так внутрь не проникнуть, а вот найти способ проникнуть там, где кончается тропинка – вполне можно.
  Ещё секунда – и я, не сомневаясь в правильности своих действий, аккуратно скрылся за дюнами от взглядов охраны и двинулся к тропинке...
  Засада пришла откуда не ждал – когда я по этому неподвижному песку подошёл к тропинке, мое чувство правильности скорчилось от боли: здесь даже самая правильная тропинка не может иметь таких ответвлений!
  Пришлось ещё на секунду «мигнуть» в нормальное состояние и понять, что есть очень простое решение. Вернувшись обратно, я без единой мысли в пустой голове присел, перекатился по песку и прыжком ногами вперёд, замедленным, как в китайских фильмах, поднял себя на тропинку и, не прервав движения, зашагал по ней.
  Тропинка привела к почти скрывшейся в песке огромной бочке... Кажется, такие называются нефтехранилищами.
  У края этой бочки, воткнув идущий от бочки шланг в отверстие на переносном баке, сидел первый человек этого мира.
  Серый какой-то, как песок вокруг... Но человек. Тёмные волосы разве что оттеняли картину.
  – Кто ты? – спросил я.
  – Сейнарр. Ношу воду, – не двигаясь, ответил тот.
  – Что ты делаешь?
  – Сейнарр. Ношу воду, – как робот, повторил он.
  Да он однозадачный, как... Как команда для ДОС!
  Впрочем, мне он нужен только как метод проникновения внутрь пирамиды. И метод, похоже, будет простым.
  Дождавшись, пока он не выдернет шланг из бака и не двинется устанавливать его обратно на бочку, я подошёл, закрыл бак и оглядел его. А потом вперился взглядом в спину водоноса.
  Иногда у меня получалось... Нет, не прочитать мысли, а стать на время кем-то. А сейчас мне это необходимо.
  У меня получилось.
  Привычно поерзав плечами, я пристроил опутанную ремнями железку на спину и зашагал по тропинке. Сейнарр, кажется, остался там.
  Тропинка вернулась к пирамиде, и мне сразу же открыли дверь. Раздвижную, лёгкую... Как в наших супермаркетах.
  – Ты кто? – тупо произнёс левый стражник.
  – Сейнарр. Ношу воду, – тупо ответил я, не выходя из образа.
  – Проходи, – сказал второй.
  За спиной что-то зашуршало, и в пирамиду попытался протиснуться настоящий Сейнарр.
  – Ты кто? – прозвучала за спиной фраза первого стражника, ни на каплю не отличающаяся от предыдущей.
  – Сейнарр. Ношу воду, – пробормотал водонос.
  – Сейнарр уже внутри. Ты лжёшь, – ответил ему второй стражник.
  – Убить, – скомандовал первый.
  Только тихий треск был ему ответом... Но что там было, я не видел – и не мог видеть.
  В «теле» этого водоноса я мог только идти по одному-единственному маршруту – отнести воду в хранилище, уйти в столовую, съесть что дадут и отпасть на свою койку в казарме. После пробуждения – повторить.
  Как и у всех остальных, кого я видел. Одна фраза, одна задача... Разве что стражники были чуть поумнее – целых две фразы.
  Ноги тем временем сами пошли в местную столовую.
  Отстояв очередь на раздачу, я дождался, что мне всунут тарелку с едой, и прошёл к своему месту.
  В качестве еды был какой-то очень густой суп. Почти соус, из разваренной дальше пюре картошки и вроде как муки. И всё. Баланда, одним словом, но съедобная.
  Зато в этом зале нашлись и другие, не такие однозадачные люди.
  За другим столом, поменьше, сидели двое, резко отличавшихся от всех мной ранее виденных. Хотя бы тем, что они разговаривали.
  – Вот бы забраться наверх...
  – Вот бы забраться...
  – Вот бы побывать круче всех...
  – Вот бы побывать...
  – Вот бы пожрать как они...
  – Вот бы пожрать...
  – А жрут они только грибыыы...
  – Эх, грибы...
  И так – круг за кругом. Порой круги прерывались – первый однажды прервался на отдачу приказа одному из более простых, потребовав вторую порцию. Второй же, употребив пищу, содрогнулся и, кажется, попытался поклонится, когда из висящей на его правом боку коробки донёсся какой-то гул.
  После чего он вскочил – ну, насколько это возможно в этом заторможенном мире – и удалился.
  Что ж, у этих задач минимум три: прогнуться под верхним, нагнуть нижнего и мечтать о большем. И задачи замкнуты в цикл...
  Я понаблюдал за окружающими ещё немного, послушал «на пробу» этого мечтателя, и понял: здесь никому никуда не пробраться. И не выбраться из этого цикла. Никому из местных...
  Но я-то не местный.
  Мне стоило немалых трудов удержаться и не вывалиться из образа Сейнарра хотя бы внешне. Это было бы так не к месту.
  Ладно. Пора переходить ко второму этапу. Сбору сведений.
  Куда там дальше по плану шёл водонос?... В казарму. А где она?
  Ноги опять пошли сами. Но не доходя до помещения, в котором спало не меньше пяти десятков «простых», я отошёл в сторону и попытался затаиться.
  Не дыши, не звучи, не показывайся. Никто не может меня заметить. Я же идущий-по-Краю... Кто мне помешает чуть свесится за Край, туда, где меня нет?
  И пусть здесь никто и не звучит, но даже если просто меня заметят... Здесь к смерти очень простое отношение. Хорошо хоть не утилитарное, как в том мире. А я всё ж хочу жить. Жить и вернуться.
  А для этого нужна информация. Вся.
  Глядя же на местных – и «простых», и «зацикленных» – было понятно, что попытка идти за информацией на верхние уровни обречена – там всё-таки могут заметить... И не факт, что не найдётся кто-то поумней зацикленных.
  Поэтому я осторожно стал пробираться вниз.
  
  Блин. Горелый чёрный блин.
  Подвалы... Какие там подвалы – огромные бункеры под пирамидой скрывали многое.
  Да и эта пирамида – никакая не пирамида, и даже не лагерь беженцев. Капсула времени, корабль поколений – эта напрочь закрытая система могла существовать в принципе без контакта с внешним миром! Даже воду, что таскал водонос, всего лишь доливали в емкости. И одного водоноса, с какой-то баклажкой, хватало на всё население огромной пирамиды, ушедшей под землю на добрых две трети.
  Впрочем, похоже, та цистерна, откуда таскал воду водонос, тоже не самый простой агрегат. Но пока об этом не время думать.
  Я бродил по тёмным коридорам, пугливо прячась от мерно топающих «простых» и шустро перебирающих ногами «зацикленных», и поражался величию замысла.
  Видимо, катастрофа снаружи затянулась на века... Или по крайней мере на годы. Здесь успели выстроить и огромные реакторные залы для сверхмощных энергостанций, и бункеры с запасами, и жильё со всякими вспомогательными помещениями, типа госпиталя. Даже инкубаторы для восполнения населения были здесь – и вся эта супертехника выглядела фантастически... Несмотря на понемногу накапливающийся износ от непрерывной работы.
  Впрочем, был и совсем новые помещения. Модифицированные позже, не строителями пирамиды.
  Вот этот бункер когда-то был, наверное, грибной фермой. Нормальная грибная ферма – свет, вода, биомасса для роста грибницы...
  Вот только биомасса была ещё живой и порой даже шевелящейся. Да, грибы росли на телах «простых», брошенных сюда помирать.
  Я немного поскрипел зубами и удалился. Даже это не слишком высокая мерзость для людей во власти, которых я повидал по другим мирам – а здесь всего лишь грибы выращивают на живых телах людей. Даже не совсем людей – так, «простых». Андроидов с одной программой.
  Меж тем в других помещениях нашлись и более приятные глазу фермы – в других бункерах, под ярким желтым светом, растили сильно геномодифицированную картошку – с крошечной ботвой и огромными корневищами. Но именно картошку – уж эту многоклубневую конструкцию вместо корня сложно не узнать тому, кто хоть раз её копал.
  Впрочем, зрелища зрелищами, а вот более важная информация – кто, что и как – лежала в самых тёмных углах и мелкими кусоками. Например, высохшая до хрупкости пергаментная, а может, пластиковая, карта. Политическая карта мира.
  Странный, размытый огрызок какого-то материка – не вызывающий никаких ассоциаций. И пять точек на ней. С пятью надписями странным шрифтом, соединившим готику и арабскую вязь. Handaryan, Themian, Allyan, Synthean и Illyan – пять надписей, не говорящие мне ничего. Впрочем, третья точка, Аллиан, находилась в центре карты и выделялась другим цветом... Видимо, так называется эта пирамида.
  
  Очередной обход – вслед за местными жителями, след-в-след – уровней пирамиды завершился внезапно и очень неприятно. На раздавшийся где-то вдали гул я среагировал неправильно – попытался вжаться в стену. Не в том месте.
  Открывшаяся потайная дверь отбросила меня в сторону.
  – Всё ли готово? Все ли наставлены? – флегматично спросил вышедший из двери и остановившийся товарищ. Строгий чёрный костюм, начисто выбритая круглая голова. Первый относительно нормальный человек, встреченный мной здесь. И очень похож на земных «бизнесменов».
  – Так точно, – отрубил вышедший следом человек мужского пола, закованный в технологичное подобие рыцарских доспехов.
  – Проинструктируйте их ещё раз. Подготовьтесь получше.
  – Будет сделано.
  – И чтобы всё было правильно. Во имя Господа.
  – Будет сделано. Во имя Господа.
  В противоложной стене, перед ними, открылась ещё одна дверь, в которой они исчезли. Это, я так понимаю, местный верховный иерарх.
  А вот кого они готовят и зачем – мне отчего-то очень важно знать.
  Впрочем, зал для мероприятий я нашёл за время блужданий только один, и вернуться туда – дело нескольких минут, даже в незаметности.
  
  – Во имя Пирамиды! – размеренно голосил «рыцарь».
  – Ура! – не менее размеренно говорили стоящие перед ним стражники. Похоже, все стражники пирамиды.
  – Во имя Верховного!
  – Ура!
  – Во имя Господа!
  – Ура!
  – Да умрут неправильные!
  – Ура!
  А это они о ком?...
  Через некоторое время все они перестали голосить и затопали куда-то. Похоже, они направляются наружу – и мне обязательно надо с ними. Другого шанса может не представиться. И я устремился за ними.
  На очередном повороте я догнал хвост колонны и пристроился следом.
  Войти в ритм, слиться с этой многоклеточной инфузорией, которая зовётся армией, оказлось чрезвычайно просто. Знай себе топай вместе с ними, мозги заменяет приказ, а всякие инстинкты и вовсе не нужны.
  Меня не заметили не на выходе, ни дальше, когда колонна выбралась наружу и куда-то помаршировала. Я с некоторым трудом вышел из общего ритма и отбежал в сторону, за одинокий песчаный холм.
  Эти муравьи дружно топают по прямой, куда-то в противоположную сторону от места моего прибытия. Мне, пожалуй, нужно туда же.
  Но не успел я отойти чуть дальше и припустить по прямой, как на меня, мне показалось, обрушилось само серое небо.
  «Лишний? Сложный? НЕЛЬЗЯ! НЕПРАВИЛЬНО! БОЛЬНО! ИСПРАВИТЬ!»
  Пожалуй, это единственное, что я смог понять под этим ментальным ударом. А это был именно удар. Сильный, плотный...
  Уже после, придя в себя, я добрыми словами помянул Кена и Шерри Дана. И вообще всех, кто учил меня уворачиваться от чужой магии. Меня и других Идущих практически невозможно засечь магией, и потому даже при наведении заклинания возникают проблемы... А нам, соответственно, легко уклониться. Вот только уклоняться от такого, напитанного прямо-таки божественной мощью удара, было очень сложно.
  И судя по тому, что я бессознательно шагаю по пустоши, я так и не увернулся полностью.
  Короткая попытка сбросить оковы была прервана в самом начале молниеносно проступившей мыслью – а если этот гад, что едва не выжег мне мозги, продолжает присматривать за мной!? Повторной атаки я не выдержу.
  Пришлось расслабиться и автоматически шагать вдаль, старательно поддерживая маску одурманенного. А ведь теперь понятно, что случилось с пирамидой – против такого там защиты не было. И тех без сомнения умных людей, кто создал этот саркофаг времени, заменили прозомбированные андроиды.
  
  Как не активно я шёл, но всё-таки опоздал. Когда я прибыл к площадке, там уже не было ни солдат, ни тех «неправильных». Только следы солдатских сапог, кровь, не желающая впитываться во влажный песок, и тела – целые и частями.
  А ещё здесь не было навязчивого давления сверху – и какие-то непонятные мои чувства говорили, что это место очень похоже на Край. Только какой-то неполный, ущербный... Ещё не открытый.
  Я обшаривал местность, практически сбросив шкурку «своего в доску» для этого мира – и понимал, что таки вполне солидарен с солдатами. Эти местные оборванцы не стеснялись и людоедства... Иначе им здесь выжить было бы просто никак – ни воды, кроме вязких лужиц, ни еды, даже слизневатых крыс.
  Но нашёлся один след, смутивший меня – выстланная каплями крови дорожка петляла меж тел, но продолжала виться и виться, не покидая площадки. Под конец меня уже просто заинтересовало, кто может так долго бродить с такой потерей крови. Что ж, в итоге я всё-таки его нашёл.
  Прислонившись спиной к двум сцепившимся в вечном клинче трупам, на земле сидел человек. Без руки, из обрубка которой уже почти не капала кровь. Странные светлые волосы лохмами свисали на его лицо, закрывая его от взглядов, а тело с ног до половины торса окутывала какая-то мерзская слизистая плёнка – похоже, из лужи рядом.
  – Ты жив? – обеспокоенно спросил я, касаясь его плеча.
  Он поднял на меня чистые, ясные глаза – и улыбнулся. Без слов. И я почувствовал, как становлюсь зеркалом, отражая этот взгляд внутрь его самого, давая ему возможность увидеть своё отражение в моих глазах. И что-то случилось внутри него. Случилось – и рванулось наружу.
  Ощущая уже накатывающую на меня свежую волну, полную противоположность мягкой давящей пелене, успел взглянуть на него ещё раз и прошептать:
  – Кто ты?
  Ответа в реве набросившейся на меня волны я не расслышал, даже если он и был.
  Увернуться не получалось – слишком большая, слишком сильная, слишком непредсказуемая. Но шансы оставались. Спрятаться от ревущего в моем разуме чужого воя, сливаться с чужим желанием разрушать... И уклоняться, уклоняться до последнего, пока есть надежда и когда надежды уже нет. Ведь помощь придёт...
  Помощь пришла с неожиданной стороны. Сверху на нас подобно удару цунами обрушился пресс сверхстабильности. Тот самый, который едва не выжег мне мозги по дороге сюда.
  – НЕЕЕТ! НЕПРАВИЛЬНО! НЕПРАВИЛЬНО! ИСПРАВИТЬ! – истошно орал кто-то сверху.
  Странный толчок изнутри – и я меняюсь. Вместо попыток увернуться от того и другого разом, я застываю, превращаюсь в перемычку, в канал, соединяющий одно и другое... Не взаимодействующий ни с тем и не с другим. Просто связавший.
  Я вряд ли смогу описать волну разрушения, хлынувшую в обе стороны сразу. Они просто рассыпались, оба сверхисточника – и я как наяву понял, что ещё секунда, и... Но где-то рядом есть-будет Край.
  «И» – не случилось. В себя я пришёл в Тумане. Стоящий на четвереньках на мелкой местной гальке.
  – Агу, – сказал кто-то подо мной. Я опустил глаза и обалдел – на земле, завёрнутый в какие-то грязные пелёнки, лежал младенец...
  Я кое-как встал на ноги, подобрал младенца, и задумчиво произнес:
  – И что же мне с тобой делать?
  – Ого-го какой карапуз, – произнёс кто-то слева. Я дёрнулся от неожиданности и развернулся к говорящему.
  Мужик. Человек. Лохматый, небритый... Наш человек. Только тоже странный очень. Вот что он полез к лицу этого карапуза своими грабалками?
  Карапуз тем временем замахал ручками и крепко ухватился за грязный палец. Очень крепко, судя по тому, как скривился мужик.
  – Экое хтоническое чудо, – пробормотал он, с трудом высвободившись из захвата. Посмотрел на меня и спросил, хитро прищурившись: – Ты что, так и думаешь с ним по Туману шляться? Тут не только я, тут и другие встречаются. Не столь мирные.
  – У тебя есть другие предложения, мирный проходимец? – спросил я.
  Тот усмехнулся.
  – Уел. Зови меня Наблюдателем. Сейчас знакомый подойдёт, с ним и обсудим.
  Едва он это сказал, как с другой стороны возникла еще одна колоритная личность. Высокий, седой, закованный в броню рыцарь.
  
  – Смотри-ка, Отшельник, – панибратски обратился к нему Наблюдатель: – Какие занятные дети в Тумане встречаются.
  – Действительно, – согласился тот, и обошел нас, присматриваясь к младенцу со всех сторон. Спросил: – И что ты собираешься с ним делать?
  – Понятия не имею, – честно признался я: – А вы, судя по всему, о нём что-то знаете?
  Они переглянулись и Наблюдатель проговорил:
  – Что-то знаем, что-то нет... Например, мы многое знаем о его прошлой жизни, когда он звался Лофтом. А из этого невинного младенца можно вырастить что угодно, и это даже мы не в силах предугадать. Весь вопрос в том, кто и как его воспитает... – и задумчиво посмотрел на второго.
  Отшельник задумчиво согласился:
  – Конечно, его воспитание няньке не доверишь, – внезапно вздрогнул и возмущенно заявил: – На что ты намекаешь?!
  – Да есть у меня на примете один серьезный и о-очень ответственный бог, который это потянет, – хитро улыбнулся небритый.
  – Ты хоть думай иногда, что говоришь. Я тебе что, богиня плодородия или детских пелёнок?! Да я с детьми никогда не возился!
  – А как же с учениками, ну, хоть с Омелой? Чем не дети? – отмахнулся Наблюдатель: – Сам посуди, кто его защитит от всяких проходимцев, если не ты?
  Рыцарь только вздохнул, потом развел руками, а я хихикнул:
  – Проходимцев вроде тебя, Наблюдатель?
  – Э не, – покачал головой тот: – Таких, которые не постеснялись Лофта памяти лишить, в замороженный мир забросить, чтобы он оттуда выбраться не мог, да и остальных, кому само его существование поперёк горла. Тебе, кстати, с ними встречаться не советую – уровень не тот. Все твои умения не помогут. Может быть куда хуже, чем в этой тюрьме, Земле Обречённых, откуда вы так бодро сбежали. Хорошо, хоть планета цела осталась, только астрал в клочья разнесли.
  Ой. Я с опаской покосился на младенца. Он мне улыбнулся и блеснул шальным огоньком из глубины глазенок.
  – Так что, Отшельник, возьмешься? – снова приступил к уговорам небритый: – Как ни крути, а больше некому. Опять же, Вееру плохо будет, если до него опять доберутся...
  – Уговорил, – вздохнул рыцарь и неловко взял у меня свёрток. Покачал головой, глядя на младенца, и удалился в Туман.
  – Ну, слава Создателю, – выдохнул Наблюдатель, разом сбрасывая весь напускной оптимизм: – Наконец-то разобрались с этим. Эй, Джен, проси чего хочешь. Заслужил.
  – Э... – я растерялся. За что... И чего просить-то? И откуда он мое имя знает?
  Наблюдатель подождал минутку, махнул рукой и сказал:
  – Ну, как надумаешь – скажешь. Заболтался я с тобой. Ты заходи, если что.
  После чего схлопнулся в яркую точку и исчез. А я постоял в растерянности ещё немного – и вдруг вспомнил. Землячки! Майя и эта вторая! Как я мог забыть! Если уж меня выбросило в тот ад, который Наблюдатель назвал Землёй Обречённых, то что же стало с ними!?
  Я нащупал болтающуюся за спиной шляпу, нахлобучил на голову и бодро зашагал вперёд, по каменной пустоши Закрайнего мира.
  
  

Кулинария Мардука

Николай Во

  Архивариус Мардук шагал по тропинке меж редких невысоких деревьев, чуть слышно напевая «Мёртвого анархиста» себе под нос. Не привыкшие к долгой ходьбе слишком короткие ноги уже начинали гудеть, но их обладатель всё же искренне наслаждался прогулкой.
  Дела в городе шли своим чередом, и именно так, как Мардук и рассчитывал; впервые за долгое время у него появилась возможность ненадолго удрать из опостылевшего пыльного муравейника, где все ненавидели всех, и гоблины получали все шишки лишь потому, что не могли за себя постоять.
  К счастью, теперь, когда все пружины оказались взведены, а нужные гайки затянуты, личное присутствие больше не требовалось. Мардук не собирался исчезать, оставляя других расхлёбывать заваренную кашу, но в данный конкретный момент у него была весомая причина отправиться в другое место.
  – Бы-ы-ыл на руке его засты-ы-ывший фааак, из кармана торча-а-ал пиратский фла-а-аг...
  Мардук поправил очки, и, вынув из кармана свёрнутую записку, вчитался в строчки.
  – Ага, теперь направо. Бы-ы-ыл на руке его-о-о...
  Так, напевая разные глупости, он шёл по петлявшей тропинке до самого условленного места. Местом служила самая обычная поляна, примечательная разве что десятком съедобных грибов-глейпов, растущих под поваленным деревом. Впрочем, их всюду было полно.
  – Эй, есть тут кто? – крикнул Мардук. – Я от Накнада!
  – Чё?! – раздалось в отвёт на два голоса.
  Из-за поваленного ствола поднялись двое заросших мужиков в плохоньких кожаных куртках. У одного из них не хватало куска левого уха, а второй мог похвататься уродливым шрамом на скуле.
  – Это тебя что ли Накнад прислал? – спросил шрамоскулый.
  – Ага.
  – Совсем допился, говнюк! – прошипел господин пол-уха.
  В ответ Мардук только почесал длинный зелёный нос.
  – Если вы переживаете из-за характера товара, то это не страшно, – миролюбиво произнёс он с самой гнусной из своих улыбок. – Пока вы платите, я буду вполне способен закрыть на это глаза.
  – То есть этот урод ещё и про дело всё разболтал, – сплюнул шрамоскулый на землю. – Убью гниду.
  – Ничего не имею против, – ответил Мардук. – Кстати, корзинки ни у кого не найдётся? Больно жалко грибы оставлять...
  
  – Говоришь, знаешь, что с ними делать? – задал терзавший всех вопрос шрамоскулый, которого звали Бальбаком.
  – Интересно, интересно... – пробормотал архивариус, почёсывая подбородок. – Да, думаю, я знаю, как превратить этих ребят в золото.
  Бальбак, Мардук, господин пол-уха и ещё шестеро человек примерно такого же вида находились в обширном гроте, оборудованном под убежище и схрон. Дальняя часть грота, к которой сейчас были обращены взгляды всех присутствующих, была огорожена решёткой.
  За железными прутьями находилось больше десятка собратьев Мардука – трое кутавшихся в лохмотья взрослых гоблинов, и всякая мелочь, начиная от подростков и заканчивая совсем ещё гоблинятами.
  Все пленники были рабами для продажи.
  Банда Бальбака заполучила зеленокожих совершенно случайно, и теперь нуждалась в посреднике – хотя гоблины потенциально стоили каких-то денег, проблема состояла в том, что на самом деле они никому не были нужны. Обычные покупатели Бальбака уже отказались тратить свои деньги на бесполезный сброд, так что нужно было найти иной путь.
  – Тролли, – сказал Мардук, – разглядывая бедолаг за решёткой. – Тролли за них заплатят. Камнеголовые обожают экспериментировать с едой.
  – Издеваешься? – рыкнул Бальбак. – Как мы договоримся с троллями?
  – А, – отмахнулся гоблин. – Это как раз несложно. Нужна бумага и перо. И ещё краска и кисточки.
  Через полчаса Мардук уже протягивал вожаку работорговцев стопку исписанных на тролльем листов.
  – Вот. Достаточно будет показать это, и дело в шляпе.
  – Ты знаешь троллий язык? Тогда к чёрту бумагу, ты идёшь с нами.
  – Я зелёного цвета, если ты не заметил, – съязвил архивариус. – И у меня нет никакого желания становиться закуской перед основным блюдом. Камнеголовые вряд ли поймут, почему нельзя есть одного конкретного гоблина.
  – Ладно. Но ты останешься здесь, пока мы не вернёмся. Если что-то пойдёт не так... – работорговец выразительно провёл рукой по горлу.
  – Я в любом случае никуда не денусь, пока не получу свою долю. И вот ещё что...
  Откопав в куче старых негодных доспехов проржавевший нагрудник, Мардук велел Бальбаку надеть его, а затем взял краску и написал что-то сверху.
  – Теперь они будут знать, что вы торговцы. Полезно, когда не хочешь стать едой.
  
  – Бы-ы-ыл на руке его засты-ы-ывший фа-а-ак... – напевал архивариус, помешивая похлёбку из глейпов. – Ага, почти готово... Эй вы двое, есть будете?
  Двое бандитов, оставшихся в гроте для присмотра за гоблинами, стремительно нарисовались рядом, с жестяными тарелками в руках, – неповторимый аромат хорошо сваренных грибов давно наполнил всё пространство вокруг, разогрев аппетит.
  Некоторое время был слышен только стук ложек. Доев свою порцию, Мардук отправился к котелку за добавкой.
  Думая, что он их не слышит, работорговцы принялись тихонько обсуждать, как половчее оглушить архивариуса, оправив в клетку к остальным зеленокожим. Это позволило бы не только сэкономить на его доле, но и получить немного лишнего золота с троллей...
  – Бы-ы-ыл на руке его засты-ы-ывший фа-а-ак... – как ни в чём ни бывало продолжал напевать Мардук, подкладывая себе грибов и чему-то улыбаясь.
  Сзади раздался звук падающих тел.
  – Никогда не добавляйте к глейпам базилик, если вы не гоблин, – непринуждённо произнёс он в пустоту. – Хотя кое-кто говорит, что ради этого вкуса и умереть не жалко.
  С сожалением оторвавшись от похлёбки, архивариус обыскал бандитов, изъяв связку ключей, и отпер рабский загон.
  – Ну, кто-нибудь из вас хочет есть?
  
  В это же время отряд работорговцев двигался на северо-запад от грота, прямиком к поселению троллей, где можно было договориться о продаже. Грубые кособокие письмена на нагруднике шедшего впереди Бальбака даже издалека были прекрасно заметны.
  Самый цензурный перевод этого гордого, но безрассудного послания мог бы звучать так:
«Все тролли тупыя жывотныя. Я вашу маму шатал».
  
  

Магия по Станиславскому

Дмитрий Чернояр

  Четыре револьверных дула холодно и спокойно смотрели чёрными зрачками. Дхаме Падайя Игитур замерла без движения, ожидая пока рамка оружейного амулета закончит сканировать её тело на наличие запрещённых к проносу предметов. Страшно стоять вот так, без щитов и брони, под внимательными, цепкими, как паучьи лапы, взглядами вооруженной охраны. Хорошо что платье длинное, не видно трясущихся коленок. Зато противовесом тремору – прекрасно тренированные мышцы лица, удерживающие холодную гордость.
  Наконец на контрольной панели мигнул зелёный огонёк и хмурый оператор дал отмашку. Телохранители опустили оружие.
  Падайя постаралась сохранить высокомерное выражение на аристократически вытянутом лице, но не удержалась и зябко повела плечом, шагнув вперёд.
  Дидер Штефтер, глава службы безопасности дома Эннаси, подал девушке руку. Его глаза, похожие на заиндевевшие за долгие века мороза бледно-голубые льдинки, ясно дали понять – отказа быть не может. Свободная рука Штефтера была опущена вдоль тела, но Падайя не сомневалась – стоит дхаме сделать лишь одно подозрительное движение, и всё, – лезвие ручного клинка войдёт в живот, убивая плод. А может, и не холодная сталь, а чары амулета. В любом случае, ни ей, ни ребёнку не выжить.
  Слишком большая ставка, слишком большие люди.
  Наверняка её изучал не только оружейный амулет, установленный в холле здания, но и с полсотни иных, более опасных и мощных, великолепно замаскированных от глаз и чувств любого непосвящённого. Да и глава службы безопасности не мог не увидеть Печать на левой кисти и тонкие светлые нити татуировки, змеящиеся от левого глаза к уху, сейчас скрытому волосами, слегка выбившимися из-под платка тонкой данземиррской работы. Оба замысловатых изображения однозначно указывали на принадлежность дхаме к срединному кругу Фуриата.
  А это значит, что, умирая, она утащит за собой на тот свет не только обитателей этого дома, но и половину квартала в придачу.
  Патовая ситуация, если её решат устранить. И если Гуттард Эннаси заранее не озаботился удалением на безопасное расстояние своего изрядно разросшегося за последние два десятка лет семейства.
  Дхаме Падайя мысленно улыбнулась. Можно контролировать все мышцы тела, можно изменить рефлексы, заставить их работать на себя, даже взгляд реально лишить смысла и выражения, но с запахами бороться ещё никто не научился. Нет, не с запахами физиологическими – их вполне успешно подавляют либо нейтрализуют профильные амулеты, но – с запахами мыслей, с эманациями. Их нельзя скрыть, как бы ни хотелось. И дхаме Игитур внутренне ликовала, ощущая широкий, многоструйный поток незримых, неподвластных разуму запахов. Всё здесь смешалось, начиная от полных похоти мыслей низших телохранителей и заканчивая вязким, горьковатым вкусом страха оператора и главы службы безопасности.
  Боятся. Осознают, на что способна ведьма, ждущая ребёнка.
  Они шли непримечательными, похожими один на другой коридорами, выстеленными по всем плоскостям прочными зеркалами без швов, – хотя о Прыгунах не слышно ничего вот уже восьмое столетие, но легенды о существах, способных выловить из самых запутанных глубин памяти размытый образ места и оказаться там в следующее мгновение, до сих пор заставляли трястись поджилки богатых мира сего. Но эти зеркала – просто искусный муляж. Маги Отражения исчезли вслед за Прыгунами, и их артефакты, оставшись без регулярных, подновляемых чар, утратили силу очень быстро. Но до сих пор бешеные деньги тратятся на совершенствование защиты от телепортации, на многослойные гипноблоки, амулеты охранения, и многое, многое другое столь обильно и щедро, словно среди обитателей мира до сих пор не узнанными бродят Познавшие сокрытые пути.
  Наконец зеркальный лабиринт закончился, и они вошли в просторный, почти скромно обставленный кабинет. Мягкий ковёр с густым коротким ворсом узким языком упирался в массивный стол, обитый зелёным сукном. Тяжёлое факсимиле, аккуратная стопка бумаг, карандаш и автоматическое перо, покоящееся в наборе рядом с чернильницей. По периметру кабинета скалились острыми клыками головы животных – драгоценные трофеи, добытые хозяином в дальних странах.
  Подобное украшение рабочего кабинета ни что иное, как простой психологический приём, призванный расшевелить в собеседнике чувства дискомфорта, постоянного наблюдения, страха. Словом, создать атмосферу такую, в которой гораздо легче продавить оборону своего визави, навязать собственные интересы и выгоды.
  Гуттард Эннаси оказался совсем не каким утончённым, едва ли не нежным господином, как его рисовала пресса. Гладко выбритая голова, аккуратно подстриженная бородка с островками седины, глубокие морщины вокруг не менее глубоко посаженых тёмных глаз. Массивный мужчина, при взгляде на пудовые кулаки невольно возникают сомнения – а способен ли этот медведь в человеческом обличье самостоятельно держать в руках столь тонкую и хрупкую вещь, как автоматическое перо?
  Дхаме Падайя едва заметно поморщилась – ребёнок шевельнулся, пнув ножкой в живот.
  Небрежный жест неожиданно ловкими пальцами, и Штефтер, выпустив руку девушки, подвинул ей кресло, мягко, но неумолимо надавив на плечи. Очередная волна неудовольствия пробежала по лицу дхаме. Принуждение, грубая сила, полное отсутствие какой-либо обходительности – всё это более чем полностью вписывается в парадигму мужского поведения, какое бы место мужчина не занимал: не имеет значения, кто он, бездомный бродяга, глава службы безопасности, да хоть сам бладпринц – как Бантаки-творец слепил его из глины, да передержал в жарком пламени Изначальной печи, засмотревшись на танцы огненных саламандр, так мужчина и остался камень камнем.
  – Дхаме Падайя Игитур, – утвердительно произнёс Гуттард Эннаси.
  – Гуттард Эннаси, кронлегат Восточных колоний, – в том же ключе ответила девушка.
  Цепкие глаза главы дома Эннаси буквально по миллиметру изучали вязь татуировки, распутывая хитросплетения полученных дхаме статусов, её место в иерархии Фуриата, личный индекс силы и многое другое. Падайя затылком чувствовала по-змеиному холодный взгляд Штефтера, это сбивало с настроя.
  Изучив-таки татуировку, Гуттард удовлетворённо откинулся на спинку кресла и, выдержав почтительную паузу, добавил:
  – Не ожидал увидеть в своих владениях Высокую фурию.
  – Дхимар Эннаси, я считаю присутствие вашего телохранителя за моей спиной несколько необоснованным, – вежливо улыбнулась девушка. – Психологическое давление, оказываемое им, заставляет духа Печати беспокоиться.
  Она подняла кисть вверх, тыльной стороной развернув её к Гуттарду. Рисунок Печати искажался, по его линиям бегали точки света, символы дрожали и пытались переместиться в боевой порядок, но пока ещё удерживались волей духа.
  Гуттард Эннаси несколько секунд вникал в знаки Печати, после чего едва заметно шевельнул головой и Штефтер послушно перетёк за спину своего хозяина.
  – Условия сделки остаются прежними? – полувопрос, полуутверждение, но Гуттарду не хватает совсем немножко мастерства, чтобы скрыть ликование во взгляде.
  – Если достопочтенный глава ювелирной гильдии не исказил моё предложение, то не меняются ни на гран. Я отдаю вам конструкт руки Мастера Эрви Кнеллоса, вы – передаёте в моё личное владение статуэтку Анники, так же известную как Слеза Спасения.
  Гуттард кивнул и требовательным жестом протянул руку ладонью вверх к главе службы безопасности. Штефтер извлёк из ременной сумки вытянутый в длинну свёрток простой ткани ткани неприметного грязно-белого цвета. Глава дома Эннаси быстро размотал свёрток, достав небольшую, едва ли больше ладони Падайи статуэтку богини. Раскрытые крылья за спиной хрупкой фигурки с печально-торжественным лицом, в прижатых к груди ладонях – небольшая капля прозрачно-голубого камня. Анники, Слеза Спасения, Дочь Небес, – почти три тысячелетия, как забытая многими и многими, преданная забвению после прихода культа Семибожия.
  От статуэтки веяло древностью. Только древностью, без капли какой-либо магии. Падайя внимательно рассмотрела прижатый к груди камень. Нет, камушек настоящий, очень чистый, но сейчас горсть таких можно купить за пару марок, – ценности у них нет, так, материал для дешёвой бижутерии. И замене он не подвергался – невозможно извлечь его из крепких объятий фигурки, не уничтожив саму статуэтку.
  Дхаме Игитур, удовлетворённо кивнув, раскрыла ридикюль и извлекла из его глубин аккуратную коробочку, обитую тёмно-красным бархатом. Щёлкнула скрытая пружина и крышка откинулась, явив взглядам людей механическую сферу. Переплетение пружин, колец с выгравированными рунами, шестерёнок, и тусклое мерцание технических зачарованных рубинов.
  – Оживляющий конструкт, – с благоговением прошептал подавшийся вперёд Гуттард.
  Из ящика стола он достал доску с начертанной мелом пентаграммой, символы, написанные по её дугам, давали однозначный ответ – Печать следа. Широко известное, но редко используемое средство для проверки происхождения артефактов, подлинности их создателя. Использовали редко просто в силу очень высокой стоимости компонентов, необходимых для активации заклинания. Одни только перья смоляной птицы и порошок из рога императорского нарвала стоили столько, что на эти деньги можно купить графский патент. Так зачем тратиться, когда можно нанять кого-нибудь из гильдии Зрящих за гораздо меньшую сумму? Тем более что большая часть животных, чьи органы и кости используются в обряде, охраняется Географическим природным обществом, во главе которого стоит вот уже какое поколение подряд сам Император.
  Впрочем, тут уже всё полностью на совести кронлегата.
  Падайя молча поместила вынутый из шкатулки конструкт в центр пентаграммы. Глава дома Эннаси так же молча достал из ящика четыре тканевых мешочка и поочерёдно нанёс порошки на соответствующие дуги и радиусы пентаграммы. Четыре небольших изумруда, вправленные по краям доски, один за другим слабо засветились, сигнализируя о готовности Печати.
  – Объект – действительно конструкт?
  В этом и заключался второй, после запредельной стоимости ингредиентов, минус Печати следа: нужно задавать вопросы, чётко связанные с исследуемым объектом.
  Камни на мгновение налились ярким свечением, подтверждая заданный вопрос.
  – Конструкт создан Мастером Эрви Кнеллосом?
  Положительное сияние.
  – Конструкт в рабочем состоянии?
  Одобряющее перемигивание изумрудов.
  Гуттард тонкошёрстной кисточкой аккуратно смёл превратившиеся в пепел порошки на лист бумаги и, скомкав его, выбросил в раструб мусоропровода. Так же молча, но с едва скрываемым торжеством он подвинул Печать следа и статуэтку Анники девушке, предлагая провести точно такую же экспертизу.
  – Нет необходимости, дхимар Эннаси. Рисунок внутри камня, а так же некоторые другие детали полностью совпадают с теми, что указаны в семейном свитке.
  – Вот даже как, – кронлегат настороженно улыбнулся. – Семейная реликвия рода Игитур?
  – Нет, рода Зарен – артефакт передавался только по женской линии от матери к дочери, – дхаме Игитур грустно улыбнулась. – Передавался до тех пор, пока не был утерян во время Второго мора. Но не беспокойтесь – я прекрасно понимаю, что статуэтка прошла через руки многих коллекционеров, и стоила вам баснословных денег, так же, как и мне – конструкт. Так что никаких жалоб в Реликвиат подавать не буду – тут целиком и полностью вина нашего рода.
  Гуттард Эннаси подался вперёд, пристально вглядываясь в глаза Падайи:
  – Зачем вам эта бесполезная статуэтка забытой богини?
  – Пожалуй, я вам отвечу, – холодная улыбка коснулась карминовых губ дхаме. – Три тысячи лет назад эта статуэтка была спасена из горящего храма младшей жрицей, моей далёкой прабабушкой, и с тех пор Анники благословила рожениц нашего рода и даровала удачу первенцам.
  Падайя осторожно взяла статуэтку и аккуратно упаковала её обратно в ткань.
  – Вы наверняка навели справки обо мне и должны знать, что мой муж, Эдгор Игитур, погиб во время Пардийской кампании. Он воевал на корабле, купленном на личные средства, в составе первого свободного флота. Кампания закончилась неудачей, компенсации едва хватило, чтобы выплатить неустойку за поместье и приведение его в порядок, а на здоровье средств уже хватает. Вы наверняка подняли медицинские записи нашего семейного врача и должны быть в курсе, что роды наверняка убьют не только меня, но и ребёнка. И вся надежда только на Анники, Слезу Спасения.
  Гуттард Эннаси видел, как при упоминании благородного Эдгора глаза дхаме Падайи заполнились едва сдерживаемой влагой. Что ж, сильная женщина, достойная уважения.
  – Дидер, будь добр, проводи нашу гостью, – сказал дхимар, видя, что дхаме Падайя Игитур находится в раздумьях – подниматься ли, или ждать разрешения хозяина?
  – Прощайте, дхимар Эннаси, надеюсь, наша сделка приведёт к обоюдному удовлетворению.
  – Я тоже надеюсь на это, дхаме Игитур.
  Дидер Штефтер протянул руку, и Падайя, осторожно уложив статуэтку в ридикюль, приняла его помощь. От Штефтера уже не пахло страхом, лишь холодной настороженностью, свойственной тем, от кого зависит безопасность высокородных господ. Хороший цепной пёс, мало таких осталось.
  
  
  Проводив до выхода прекрасную Высокую фурию, Дидер по привычке отправил за ней двух нюхачей, и на обратном пути в кабинет Гуттарда Эннаси прихватил корреспонденцию. Глава дома предпочитал принимать прессу и письма лично из рук Штефтера, такой порядок вещей укоренился ещё в те времена, когда они служили под жарким солнцем западного фронтира.
  Тогда они впервые столкнулись с тактикой керамских диверсантов – слать перехваченные письма и прессу с обработанными сильнейшим ядом страницами. У Штефтера, выходца из семьи потомственных алхимиков, имелся врождённый иммунитет ко многим ядам – специфика наследной профессии того требовала.
  Гуттард сидел на прежнем месте, любуясь конструктом великого мастера големостроения. Маленький шарик, способный, если верить легендам и немногим сохранившимся письменным источникам, оживить целую армию боевых големов, созданных, но так и не использовавшихся во время правления Императора Кнейзара четыре столетия назад.
  – Дидер, достань из сейфа мою шкатулку, – попросил Гуттард. Оставаясь наедине, старые друзья не пользовались ни титулами, ни прочим маразматичным наследием предков. Мир меняется, порядок и правила взаимоотношений так же, так зачем уподобляться тем же остроухим или ночным в стремлении к консерватизму?
  Пока Штефтер возился с амулетными ключами к сейфу, Гуттард принялся за корреспонденцию. Письма, торговые соглашения, договорённости и заверения читать не хотелось, пачку распоряжений императора дхимар отложил в отдельную папку, предназначенную для обработки секретарём. Что, что, а газеты его радовали. Зачастую – некрологами, посвящёнными «злейшим друзьям».
  «Вестника Империи» Гуттард пролистал без особого интереса, «Наше время» так же, и только собирался отбросить в сторону и «Высший свет, финансы, политика», как взгляд зацепился за заголовок.
  – Дидер, достань коньяк и два стакана, – сухим, скрипучим и севшим голосом произнёс он. – Хотя нет, не коньяк. Там за фальшпанелью стоит бутыль «мозгодробилки», доставай её.
  Штефтер удивлённо поднял бровь, но, запустив руку вглубь бара, сдвинул в сторону подложную панель и нащупал ощутимо пыльное толстое горлышко бутылки. Прихватив два стакана, – именно стакана, а не две рюмки или бокала, Дидер пощёлкал крышками охладителя, извлекая закуску: тонкие ломтики балыка, шмат сала, неровно наломанные пластинки подмороженного шоколада и аккуратно нарезанный лимон. Спрашивать, что случилось, смысла не имело ни малейшего, надо будет – расскажет сам.
  Не проронив ни слова, Штефтер разлил крепчайший алкогольный напиток подгорных по стаканам, ровно по края, с маленькой горочкой – именно так, как следует наливать, когда начальство не в духе.
  Гуттард, не проронив ни слова, подвинул стакан Штефтеру, сам же молча, не проронив ни слова, в три глотка опустошил свою ёмкость. Яростный выдох, сильные пальцы сжимают кусочек копчёного сала, ноздри впитывают его аромат – когда случается что-то серьёзное, Гуттард редко закусывает первую порцию.
  Дидер, понимая, что увильнуть никакой возможности нет, выпил следом. Ледяная жидкость пронеслась по пищеводу, чтобы мгновением позже сдетонировать ядрёным огнём в недрах желудка. «Мозгодробилка» – проклятое зелье, но лучше него нет ничего, способного столь же быстро и эффективно снять стресс в экстремальной ситуации. Ароматный кусочек балыка почти полностью нейтрализовал горькое послевкусие алкоголя.
  На беззвучный вопрос Штефтера Гуттард протянул ему развёрнутую газету.
  «Чудеса в Эйнсмутте: бладпринц усиливает кровь!» – гласил заголовок.
  Дидер Штефтер, борясь с жаром, накатившим с волной алкоголя в мозг, быстро пробежал глазами статью на первой полосе, вылавливая суть, проговаривая вслух ключевые моменты.
  – Второй бладпринц Альдерн... Усиление имперской крови путём брака с представительницей Фуриата... Свадьба состоялась вчера, без оглашения... Новобрачные, бладпринц Альдерн и графиня Падайя Игитур, находящаяся на 6-м месяце беременности, сразу же отправились на линкоре бладпринца из порта Эйнсмутта в западноокеанские колонии... Признал первенца своим... Превосходные лекари Тагалии... Курорты и свежий воздух...
  Дальше читать смысла не было, всё и так ясно.
  Дхимар Эннаси, не в силах сдержать нервный тик на оба глаза, вертел в трясущихся руках новообретённый конструкт. Заметив, что центральное кольцо крутится, он двигал его до тех пор, пока конструкт не распался на две половинки. Внутри обнаружился маленький листик бумаги, свёрнутый в трубочку и перехваченный серебряным колечком.
  Гуттард, бессильно стараясь побороть дрожь пальцев, вынул бумагу из кольца и развернул. Несколько коротких строчек, выполненных аккуратным, убористым почерком:
  «Мастер, известный как Эрви Кнеллос, умер в нищете за пять лет до того, как стал производить армейские големные конструкты. Если пороетесь в архивах, вполне можете найти упоминания о его пропавшем ученике, Эрзо Кравио. Эрзо после смерти учителя взял себе его имя, уничтожив большую часть каких-либо упоминаний о собственном прошлом.
  Так что, фактически, я Вас почти не обманула, – конструкт рабочий, применялся в экспериментальной системе мореходной навигации, до сих пор существующей в одном экземпляре. Так что у Вас, дхимар Эннаси, есть ещё все шансы прославиться.
  Не дуйтесь, Гуттард, не Вы первый.
  Искренне Ваша,
  М».
  – Вот чертовка! Как она тебя и твоих ищеек обвела, а, Дидер! – Гуттард рассмеялся, но смех уже не нёс в себе истерических нот. Дхимар Эннаси хлопал себя по бёдрам, стучал кулаками по столу, откидываясь на жалобно поскрипывающую спинку кресла. Смех, исполненный искреннего уважения к противнику, сумевшему обхитрить всю разветвлённую службу второго по силе контрразведчика Империи, ещё долго доносился из-за дверей рабочего кабинета, метался между зеркальными стенами и замирал где-то в отдалении, забившись в едва заметные стыки каменной кладки.
  
  
  Дхаме Падайя Игитур неторопливо шла в сторону центральной площади, придерживаясь затенённой стороны улицы – яростное летнее солнце не щадит нежной женской кожи. Загадочное выражение застыло на её лице, воплотив в себе не родившуюся ещё улыбку и всю вселенскую мудрость.
  Плотная медлительная тень накрыла улицу – выкрашенный в чёрно-золотые цвета императорского дома дирижабль шёл в сторону дворцового порта.
  Многие прохожие замерли, склонив головы, не стали исключением и два шпика, приставленные к ней главой службы безопасности дома Эннаси. Благоговение перед императорской семьёй жители столицы впитывали едва ли не раньше молока матери.
  Как и полагается чтящей традиции дхаме, Падайя тоже замерла на миг, склонив голову и совершив рукой благословляющий круг.
  Разрывая резкими гудками насыщенный запахом свежей выпечки и жареного мяса воздух, улицу разделила пополам колонна грузовых мобилей – фуражиры везли свежайшие продукты ко двору его величества.
  Высокая фурия замедлила шаг. Девушка, достав тонкий белый платок, протёрла ладони, и никто из прохожих не заметил, как длинные ногти с дорогим маникюром и ярким лаком сменились короткими, аккуратно подрезанными ноготками без каких-либо вычурностей. Дхаме Игитур быстро стянула головной платок, и чёрные длинные кудри исчезли вместе с ним, оставив коротко и небрежно остриженные, чуть волнистые снежно-белые волосы. Лицо так же изменилось – яркая помада выцвела, брови из тонких, идеально выщипанных стали под стать волосам, пухлые щёчки сдулись, – покатав ватные шарики на языке, дхаме покашляла в платок, незаметно избавляясь от бутафории.
  Приостановившаяся девушка замерла на миг, разглядывая себя в изящное зеркальце, а когда сделала следующий шаг, стала ниже едва ли не голову. Подол длинного платья медленно перетёк над двумя пробковыми высокими фальшподошвами, откреплёнными от мягких сандалий.
  Девушка шагнула за куст акации и нырнула в проулок, где, пользуясь прикрытием очередной фуры, быстро скинула с себя платье и сдёрнула с плоского живота шляпу, прятавшую в себе туго свёрнутый лёгкий жилет. Дхаме оправила блузку, развернула короткий воротник и извлекла накладную грудь. Скатав платье и лиф с вшитыми мехами, заполненными водой, призванными имитировать наличие внушительной груди, отбросила свёрток в самый дальний мусорный бак.
  Десяток секунд спустя из того же проулка вышла хрупкая, невысокая светловолосая девушка, одетая в студенческую безрукавку поверх белой сорочки, тёмно-синие бриджи и такие же сандалии. Из тощей сумки наружу смотрели потрёпанные уголки учебников. Почёсывая кончик длинного острого ушка, украшенного модным каффом в виде восточного серебряного дракона, девушка глянула на прекрасно просматриваемую часовую башню и, ойкнув, торопливым шагом отправилась в сторону, откуда пришла благородная обедневшая ведьма, находящаяся в положении.
  Шпики крутили головами, не в состоянии найти исчезнувшую персону. Они уже получили отданный срывающимся от ярости голосом приказ главы, и теперь ничего хорошего им не светило.
  Спустя полчаса Джайри Инас, Джайри-мираж, гроза аристократов, банков и олигархов, не здесь и не сейчас имевшая другое имя, другую профессию и другое тело, сидела в летнем кафе с видом на императорский дворец и с аппетитом орудовала деревянной ложечкой в вафельном стаканчике, доедая изумительно вкусное ореховое мороженое.
  На её губах играла загадочная улыбка.
  Станиславский был бы доволен. Мир, наполненный магией, даёт великолепный простор для оттачивания мастерства. Вжиться в роль, поверить, что ты и есть ведьма срединного круга Фуриата, убедить себя, что внутри бьётся сердце долгожданного ребёнка - и будет только так, и никак иначе!.. Магия, способная обмануть магию. Истинный рай для любого уважающего себя актёра.
  Этот мир абсолютно зря забыл магию иллюзий, и Джайри вполне обоснованно верила, что будет доказывать это вновь и вновь, раз за разом, день ото дня.
  Статуэтка богини Анники, подвешенная в петлю с внутренней стороны безрукавки, упиралась жёсткими крыльями в рёбра, – завтра там наверняка будут крупные синяки, – но даже это казалось полнейшим пустяком в сравнении с ещё одной порцией столь чудесного сливочного пломбира с цельными фисташками. Пожалуй, лучшего в Империи.
  
  

Кровь на снегу

Николай Во

  Посвящается Shamanizt'у за внимательность, Игорю Дроздову и Deepdog'у за преданность, и Ариадне за всё-про-всё.)))
   – Капитан Верайн?
   В шумной забегаловке для матросов было так сильно накурено, что Нолан едва мог разглядеть лицо человека, к которому обращался. Было раннее утро, и, хотя многие уже успели как следует надраться, крепкий пожилой мужчина с всклокоченной бородой выглядел более-менее трезвым.
   – Ну да, я Верайн, – поморщившись, сообщил он, по всей видимости, жестоко страдая с похмелья. – Чего вам надо?
   Нолан взял стул и подсел за столик. Капитан и пара пьянствовавших вместе с ним подчинённых встретили это неодобрительными взглядами, но дорогой макинтош аристократа надёжно удержал их от любых необдуманных действий.
   – Мне сказали, что на вашем судне самый большой и хитрый крысиный лев из всех, что только бывают, – произнёс Нолан, задвигая под столик свой саквояж.
   – А, Мортар... Злобный засранец. Недавно перепугал жреца, который пришёл освятить наше корыто. Тот чуть в воду не свалился от страха, всё причитал что-то про нечистого. Не смог признать, что у какой-то крысы яйца больше, чем у него, ха-ха!
   Матросы рассмеялись, и Нолан вежливо улыбнулся.
   – Я хотел бы купить эту крысу, – произнёс он как ни в чём ни бывало.
   Капитан посмотрел на него, как на умалишённого.
   – На кой чёрт? Или к вам в поместье пробрались грызуны?
   Нолан развёл руками.
   – Видите ли, я в некотором роде учёный, – легко солгал он. – И мне как раз нужна большая умная крыса для опытов.
   – Разрезать будете?
   – Не могу причинить вред животным. С людьми оно как-то проще, а вот зверушек жалко.
   – Интеллигент, – презрительно фыркнул один из матросов.
   Капитан отвесил ему затрещину.
   – Понимаю, – проговорил Верайн, – С людьми и правда проще. Так сколько вы готовы заплатить?
   – Скажем, двенадцать тейни. Устроит?
   – Вполне. Считайте, что крыс ваш... если сумеете его поймать.
  
   Полчаса спустя Нолан уже поднимался по трапу «Магасы Элории Варны Таллири II» – уродливой посудины грузового назначения. Впрочем, как он знал, Верайн был не прочь также подзаработать на контрабанде и мелком морском разбое, когда предоставлялась возможность.
   – Он где-то здесь, – произнёс капитан, стоило им подняться на палубу. – Я конечно, скажу матросам, чтобы постарались поймать, но эта крыса хитра как морские демоны. Вряд ли он попадётся нам раньше, чем через несколько дней.
   – Об этом не беспокойтесь. Он сам ко мне придёт, – ответил Нолан, вынимая что-то из внутреннего кармана. – Нужно только немного подождать.
   Не желая никому мешать, он отошёл к бортовому ограждению и поднёс к губам маленькую деревянную флейту.
   Не слишком задумываясь над отсылками, Нолан заиграл «Fear of the dark». Здесь этой мелодии никто не слышал – конечно, это же не Земля – так что многие члены команды украдкой прислушивались. Что до самого Нолана, ему просто было приятно почувствовать рядом частичку далёкого дома и убедиться, что тот существовал на самом деле, а не был плодом его воображения, как иногда начинало казаться.
   Прошла пара минут, прежде чем показался сам виновник торжества. Крупный тёмно-серый крыс с разорванным ухом показался между расставленных на палубе ящиков с каким-то грузом; осторожно перебегая от одного к другому, Мортар понемногу приближался к играющему Нолану.
   Наконец крыса выбралась на открытое пространство перед человеком; поднявшись на задние лапы, Мортар зачарованно разглядывал уже прячущего флейту Нолана глазами-бусинками.
   – В сумку, – велел человек, кивком указав на раскрытый саквояж.
   Подойдя ближе, крыс подпрыгнул, и, тяжело перевалившись через край, забрался внутрь.
  
   Два дня спустя Нолан, всё в том же макинтоше и с тем же саквояжем в руках, возвращался домой по пустующим улицам города. Был какой-то зимний праздник, значение которого Нолану не было до конца ясно – возможно, что-то вроде местного рождества или нового года – так что других прохожих на улицах практически не было.
   Собственно, именно поэтому он и выбрал этот день, чтобы всё провернуть. И именно поэтому всё прошло без сучка, без задоринки.
   Слой пушистого снега, от силы в полсантиметра толщиной, умиротворяюще похрустывал под ногами. Забавно, даже зимой здесь не бывало по-настоящему холодно...
   Две человекоподобные тени неожиданно отделились от стены ближайшего здания, преградив дорогу.
   – Господин Нолан?
   Господину Нолану не составило особенного труда опознать в преградивших дорогу бугаях двух матросов с «Магасы». В руках у обоих были ножи, по виду весьма острые.
   «Так и знал, что идея честно покупать крысу – полнейшая глупость», – подумал он, страдальчески вздохнув про себя.
   – Чем обязан? – поинтересовался он, непринуждённо сохраняя обычную вежливость благородного.
   – Как видите, не все на нашей скорлупке полные идиоты, – сплюнул на мостовую стоявший правее громила.
   Нолан слегка поморщился – ему вдруг показалось кощунством вот так портить чистоту свежевыпавшего снега.
   – Вы послали крысу кое-что достать из катакомб под городом, – проговорил второй матрос. – Мы это заберём. Так что лучше бы вам поставить саквояж на землю и отойти.
   Незаметно улыбнувшись краешком рта, Нолан подчинился.
   – Кстати, на случай, если вздумается погеройствовать, – сообщил всё тот же бугай, демонстрируя маленькую деревянную флейту, – ваша волшебная свистулька у нас.
   А вот это уже интересно...
   Нужно будет узнать, что за кудесник разгуливает по городу, который может так незаметно воровать вещи из внутренних карманов.
   Один из матросов приблизился и рывком раскрыл саквояж.
   «Идиот, – подумал Нолан. – Не стоило этого делать».
   Серая тень метнулась прямо в лицо склонившемуся над, как он думал, добычей, матросу.
   Громила отшатнулся с криком, но было поздно. Кажется, Мортар лишил его глаза.
   Оба матроса разразились бранью и воплями. Покалеченный держался за лицо.
   Тем временем из саквояжа выбрался новый десяток крыс. Оставив Мортара на острие своей маленькой армии, они выстроились идеальной свиньёй.
   – По-моему, вам сейчас было бы самое время сбежать, – немного сочувственно произнёс Нолан.
   Кровь на снегу будила в нём скверные воспоминания.
   – Думаешь, можешь испугать нас какой-то дюжиной своих тварей?! – прорычал непострадавший моряк, добавив ещё несколько выразительных, но совершенно непечатных слов.
   Его напарник по большей части просто стонал.
   – Гм... Дюжиной, может, и нет. Но здесь большой город. Как по вашему, сколько здесь крыс – тысячи или всё-таки миллионы? На вашем месте я бы начал прикидывать, как быстро смогу добежать до городской границы.
   До матроса наконец-то дошло.
   – Ты... Ты нас надул!
   Нолан только пожал плечами.
   Бросив маленькую деревянную флейту, матрос кинулся прочь. Его пострадавший коллега, подвывая, бросился следом.
   Подойдя, Нолан присел на корточки, почесав Мортара за ухом указательным пальцем. Хотя ему внове было командовать другими крысами, бывший корабельный лев не так уж плохо справлялся. Пройдёт время, и из него выйдет неплохой генерал для крысиной армии.
   «Кто-то определённо заслужил сегодня напёрсточек бренди» – пронеслось в голове у Нолана.
   Вернув крыс в саквояж, он собирался уйти, когда заметил в снегу деревянную трубку.
   Он поднял её, возвращая в карман, и пробормотал едва слышно:
   – Разве я когда-нибудь говорил, что эта флейта волшебная?
  
  

Дух в ледяных оковах

В. А. Кузнецов

  И самое длинное путешествие начинается с одного шага.
Кун-Цзы
   – А ты странный.
   Слегка склонив голову набок, девушка рассматривала сидящего напротив мужчину. Ей самой не исполнилось и двадцати. Такая тонкость, почти прозрачность черт, непринужденная легкость движений, открытая, наивная глубина во взгляде – все это притягивало мужские взгляды. Только во взгляде сидящего напротив не было привычных уже искр.
   – Нет, ты не думай. Странный это я в хорошем смысле. Ты не похож на других.
   – На других?
   Голос мужчины прозвучал глухо. И правда, было в нем что-то необычное – какая-то отчужденность, неестественность. Будто не человек это был, а восковая фигура. Даже мимика его была скупой, отрывистой, словно кто-то каждый раз вылепливал на лице его нужное выражение. Вылепливал, не особо стараясь.
   – Ну, на хоккеистов. Они такие обычно все... – она задумалась, подбирая слова.
   – Какие? – собеседник совершенно не чувствовал пауз в чужой речи. Девушка озадаченно моргнула.
   – Напористые. Ну такие... наглые, что ли. А ты больше молчишь. Я тебе не нравлюсь?
   Теперь задумался мужчина. В молчании его было сродни молчанию статуи или манекена – казалось, весь целиком он стал неподвижным, даже дышать перестал. Девушка подумала про себя, что не стоило с ним заговаривать и уж тем более – не стоило тащить его в кафе. Но то, с какой легкостью он согласился, соблазнило. С трибуны, в маске и форме он был просто одним из игроков. Нельзя было разглядеть какой он там, внутри.
   А внутри он оказался уродливым. Даже не уродливым – отталкивающим. Пугающим. И Элен Лорье, последние полгода страстно мечтавшая встречаться с профессиональным хоккеистом вдруг вспомнила все плохое, что о них рассказывали. А рассказывали много всяких вещей. Неприятных, страшных даже.
   – Ты мне нравишься, – от этих слов Элен едва не вздрогнула. – Но я... не очень много общаюсь...
   – С девушками? – не выдержав, закончила за него.
   – С людьми.
   Повисло неловкое молчание. Как ни странно, нарушил его хоккеист. Закрыв глаза, он шумно вдохнул, сцепил кисти в замок. С удивлением и страхом, Элен заметила, что пальцы его от напряжения побелели.
   – Два года назад я попал в аварию. То, что от меня осталось... долго собирали воедино. Так случилось, что память восстановить не смогли. А после больницы...Я много играл, тренировался. Как-то не было времени... на общение.
   – Ох! – поддавшись порыву, Элен накрыла тонкой ладошкой его кисти. Они были холодными и твердыми как дерево. – Но, если травма... как ты?..
   – Клуб оплатил мое восстановление. Так всегда бывает, это называется «рекрутинг». Потом поработали худду-скульпторы. И вот теперь я... отрабатываю... свое спасение.
   – И ты совсем ничего не помнишь? Совсем-совсем?
   – Совсем. Я все забыл. Как ходить, есть, пить. Всему заново учился. Даже разговаривать не умел.
   – Ничего себе... А родственники? Мама, папа?
   В глазах мужчины не было и тени эмоции. Казалось, он обсуждал вещи отрешенные, совершенно его не касающиеся.
   – Где они и кто – я не знаю. При мне не было никаких документов, кожа на руках обгорела, челюсть в труху разбилась. А отпечатка крови в Седьмой Книге не нашлось.
   – Ну, в этом есть свой плюс, – натянуто улыбнулась Элен. – Это значит, что до аварии ты не был преступником.
   – Почему так?
   – Потому что в Седьмую Книгу заносят только кровь осужденных. Я знаю, у меня дядя бокор-официал.
   – Хорошо.
   Судя по тону, не было ни хорошо, ни плохо. Не было вообще никак. Интересно, если бы сказали, что он людей убивал налево и направо, его бы проняло? Элен отогнала неприятную мысль, попыталась улыбнуться. Вышло не очень убедительно. Даже достойная сочувствия история не изменила общего чувства. Этот человек был ей противен. Почти что на физическом уровне, словно случайно укушенный гнилой фрукт или едкий запах. Хуже всего, что ее предупреждали об этом. Тот же дядя, не последний колдун в городской мэрии. Уж ему-то можно было и поверить.
   – Знаешь, а мне нужно идти, – она поднялась со своего места, взяла сумочку. Он кивнул:
   – Иди.
   – Ну, пока, – в сумбурный клубок чувств добавилось еще и чувство вины. От этого внутри стало совсем неприятно. – Увидимся как-нибудь...
   – Приходи на игру.
   – А? Ну да, приду, наверное... Давай, удачи.
   Патрик проводил ее взглядом. Девушка растворилась в полумраке кафе, перевитом нитями сигаретного дыма и наполненного тихим перестуком костяных оберегов. Какой-то мужчина оглянулся ей вслед, проводил долгим взглядом, потом достал из-под рубашки мешочек-талисман, поднес его к губам, зашептал. Потом поднялся и поспешил за Элен.
   Негромкая музыка, тягучая и ритмичная, должна была успокаивать, но сейчас отчего-то раздражала. Под черепом пульсировало горячо и больно, так что в глазах темнело. Что-то Патрик делал не так, но что? В мыслях – обычная пустота, сколько не ищи, не найти ничего. Оставил на столе пару мелких монет, ледоколом протаранил тягучий, прокуренный воздух зала и вышел.
   Завтра игра. Вот о чем надо было думать, вот о чем беспокоиться. Патрик зажмурился, потряс головой. Не помогло. После разговора с этой девушкой он не мог избавиться от чувства, что все вокруг неправильно, искажено. Словно не город вокруг него, не улица, а рябое от ветра отражение в грязной луже.
   – Эй, парень, есть отличная рыжая пыль! – сутулый тип вынырнул из тени домов, догнал не сбавляющего шаг Патрика. – Заговоры надежные, не фуфло какое-то. От злонамеренного, от предателя, от нелюбимой... Это тебе не заводской ширпотреб, а ручная работа. Настоящее худду! Так что, интересно?
   Патрик не ответил, угрюмо глядя перед собой. Торгаш прошел с ним еще шагов пять, потом снова нырнул в подворотню. Оно и правильно – за такое можно и в клетку на пару суток. Или вообще в магический замок. В Канаде официально поддерживалось вудуистское течение, худду-операторы действовали по большей части без лицензий, на свой страх и риск. А точнее, на страх и риск своих клиентов. Правда, кое-где использование худду допускалось. В хоккее, например. Тут иначе нельзя было: правила Северо-Атлантической Лиги писались в США, а там худду было легально.
   Снег валил так, будто тяжелое серое брюхо неба от края до края вспороли огромным ножом. Крупные хлопья лезли в лицо, в глаза, заставляя опустить голову. Народу на улице было немного, все прятались от непогоды, даже машин почти не встречалось – дороги сильно замело. Муниципальная служба выгнала на расчистку кадавров. Ссутуленные и неспешные они монотонно сгребали широкими лопатами снег, не отвлекаясь и не останавливаясь. Вообще, в Монреале, как и во всей провинции, производство и торговля кадаврами была запрещена. Исключение делалось только для общественных работ, для которых всегда не хватало рук. Тут полезность кадавров перевешивала общественное возмущение консервативного Квебека.
   Патрик остановился, разглядывая их монотонную возню. Смотрел, как они раз за разом повторяют один и тот же набор движений, с механической точностью и механической же отрешенностью.
   Завтра игра. Завтра играть против Бостона. Будет тяжело.
   Уже через минуту Патрик снова шагал по заснеженному тротуару. Снег тяжело скрипел под сапогами, желтые глаза фонарей сонно моргали сквозь плотную пелену снега, сквозь закрытые ставни едва пробивался свет окон. Тихо перестукивались костяные обереги над парадными, синие искры охранных заговоров пробегали по стеклу темных витрин, одиноко урчал неповоротливый омнибус дальше по дороге. Не прошло и года с тех пор, как Патрик стал различать это, как научился воспринимать и понимать каждый элемент большого и сложного мира вокруг него. Но иногда, стоило ему приглядеться слишком пристально, и ощущение логики происходящего вдруг начинало разрушаться.
   Значит, пора на прием к клубному худду-оператору.
  

*  *  *

   – Патрик, соберись! – взгляд тренера тяжелый и требовательный; рука на плече чувствуется даже сквозь щиток. – Ты все запомнил? Вот лента, держи.
   В руку ложится катушка прозрачной ленты. На свет можно разглядеть на ней вязь полупрозрачнфх символов.
   – Шестьдесят оборотов, три раза по двадцать, за каждую минуту каждого периода. Разрывай зубами – холодное железо не должно коснуться ленты. Понял?
   – Понял.
   – Вот кирпичная мука. Как обычно просыпь вдоль линии ворот. Следи, чтобы линия не прерывалась, восстанавливай сразу как будет возможность. Со штангами я уже поговорил. Они сегодня добрые, помогут. Вот это возьми.
   Тренер достает из сумки талисман – пучок серых перьев на тонкой бечевке. Патрик покорно берет его. Спорить бесполезно – тренер на заговоры и талисманы полагается больше чем на работу скульпторов и операторов. Сейчас это оправданно – матч домашний, есть шанс договориться с духами арены, инвентаря, выстроить защиту. Правила лиги ограничивают использование таких средств, но дома всегда есть шанс максимально близко подойти к верхней планке допустимого. В гостях же куда важнее раскачать самих игроков, разогнать, усилить, защитить.
   – У шайб духи ненадежные. К тому ж, на тебя у них особое зло затаено. Талисман убережет, не даст покалечить.
   Патрик послушно надевает амулет, наматывает ленту. Сборы почти закончены, через десять минут – раскатка. Уже саднят под одеждой усиливающие чары – длинные ряды символов, написанные на голой коже смесью куриной крови и машинного масла. Энергия от них волнами пробегает по телу, заставляя мышцы мелко подрагивать. Закончили свое дело и скульпторы – аккуратно надрезав плоть, они оголили кости, установив на них титановые амулеты и кольца, оплели сухожилия заговоренными нитями. С Патриком у них работы было особенно много: раз в три матча они проверяли все «подарки», которые клуб вживил в него после аварии. Серебряный крестик, вживленный в сердце, молибденовые стяжки на ребрах и черепе, куриная кость в шестом позвонке – и это далеко не все.
   – Как рука? – тренер хлопнул его по предплечью. – Не бунтует?
   – Нормально.
   Правая рука у Патрика была чужая – собственную в аварии перемололо, как мясорубкой. Пересадка прошла хорошо, души старого хозяина в руке почти не осталась. У одного из защитников, Рона Экворда, недавно начались проблемы с чужой ногой, потому тренер и беспокоился. Но с Патриком скульпторы, похоже, отработали как надо.
   Патрик поднялся со скамейки, косолапо зашагал к выходу. Игра будет тяжелой, он это чувствовал. Ныли кости, беспокойно подрагивала в руке клюшка, шлем потяжелел, попытался выскользнуть из руки. Бостон – сильный клуб, даже дома с ним не расслабишься. Ну, может оно и к лучшему. Когда игра поглощает тебя без остатка, на дурные мысли не остается ни времени, ни сил.
   – Тридцать третий! – на выходе его окликнул оператор. В раскрашенной красно-синим маске, с целым ворохом ожерелий и браслетов, он стоял в паре метров от двери. Патрик послушно подошел к нему, застыл напротив. В коньках он на две головы возвышался над сухоньким старичком-колдуном.
   – Ты как? – спросил тот. – Что-то ты мне не нравишься.
   Язык вдруг отказался выговаривать привычное «Все в порядке».
   – Мне сегодня опять снилось, – негромко произнес он. Колдун подошел ближе.
   – Тот же сон?
   Патрик кивнул. Старик вздохнул, но ничего не сказал.
   – Мистер Грид... Я слышал, – Патрик сам удивился своей разговорчивости, – что мы, рекрутированные хоккеисты, тоже кадавры. Мертвецы без души. Только быстрые и ловкие.
   – И кто такое рассказывает? Ладно, молчи. Ты не кадавр. Руку дай.
   Патрик протянул руку. Колдун проворно схватил ее и поднес пальцы к шее вратаря, к артерии. Мерные удары Патрик почувствовал сразу.
   – Слышишь? Это твой пульс. Твое сердце качает кровь по артериям и венам. Кровь – вместилище души. У кадавров нет души. Когда человек умирает, душа его покидает тело, отправляясь в другой мир. Вудуист может использовать тело без души, превратить его в инструмент – послушный, но лишенный своей воли. А худду обращается не с телом, но с душой. Потому вы, рекруты – не кадавры. У вас есть душа. Только... Только не такая, как у других людей.
   – А какая? – Патрику чувствует, как становится чаще дыхание и начинает странно тянуть в груди. Как будто сейчас он услышит что-то важное.
   – Особенная. У каждого по-своему. Ты, например... В той аварии пострадало не только твое тело. Гораздо больше пострадала душа. Много важных ее частей пропало. Если смотреть на тебя глазами духа, ты похож на жуткого калеку, на обрубок, весь в ожогах и шрамах. Потому клуб и выкупил тебя.
   – Я не понимаю...
   Старик тяжело вздохнул. За маской не было видно лица, но вратарь все равно бы не распознал чувств на нем отразившихся. Для него лица людей не на льду были такими же непроницаемыми масками.
   – Ты бы не смог... быть нормальным, – колдун произнес эти слова медленно, неуверенно. – Люди, даже далекие от худду, почувствовали бы твое уродство и рано или поздно отвергли. Даже самые преданные и любящие.
   Он посмотрел Патрику в глаза – долго, не отрываясь, словно пытаясь отыскать в них что-то. Покачал головой.
   – Видишь?
   – Что?
   – Эти слова – «преданный», «любящий». Ты ведь не понимаешь, что они значат? Не по книжке, а на самом деле. Ты любишь кого-то?
   Патрик отвел взгляд. Внутри было пусто и темно – ни образов, ни чувств. Что значит «любить» он знал только из телешоу и книг, которые ему выписали в больнице с припиской «для соцадаптации». Колдун был прав – он так и не понял, что такое «любовь». Равно как и «радость», «злость», «грусть», «зависть», «восхищение». Единственное, что он чувствовал (или ему казалось, что чувствует) – это некую завершенность от победы. Это не было удовольствием и даже удовлетворением. Просто с победой он чувствовал себя полным, а с проигрышем – каким-то ущербным.
   Правда, ущербным он чувствовал себя и сейчас, хотя игра даже не началась.
   – Все, давай на лед, – голос колдуна вывел его из оцепенения. – Раскатка уже началась.
  

*  *  *

   Возбужденный рокот трибун вибрацией передается через лед. От напряжения, охватившего арену, даже младшие духи, обычно равнодушные к игровым делам, притихли и затаились. Только ледяные предки носятся по полю, словно рыбы под прозрачным льдом – едва различимые серебристые блики, юркие и подвижные. «Бостон Гуралс» с черным и золотым на белой гостевой форме выходят на лед, уверенные и сосредоточенные. Двадцать три игрока – и на десяти из них нет шлемов. Грубые, угловатые лица, в шрамах и буграх – лица рекрутов. Оберегающие заклятья вытатуированы прямо на коже, к форме приклеены провощенные листки-охранки. В гостевых матчах клуб выставляет больше рекрутов, в домашних – агентов. Так традиционно сложилось. Рекруты – такие же подневольные калеки, как Патрик – хорошо выкладываются, но быстро спекаются. Агенту – обычному наемному игроку – никогда не быть таким быстрым и сильным как рекрут, но зато вполне по силам откатать пятнадцать и даже двадцать лет. За которые можно изрядно набраться опыта.
   А вот рекруту дольше десятки на льду не пробыть. Как ни хороши были худу-скульпторы, природа всегда берет свое. Единожды сломанный не может оставаться целым долго.
   «Монреаль Варлокс», встречают противника тяжелыми взглядами. Агенты бравируют, щелкая клюшками по льду и разражаясь хриплыми выкриками, рекруты молчаливы и угрюмы. Вражде Монреаля и Бостона уже лет сто, не меньше – корнями она уходит еще в противостояние «оригинальной шестерки» середины прошлого века. С тех пор много поменялось в хоккее, но мало – в людях.
   Вбрасывание! Короткая стычка в центре поля, сухое щелканье клюшек, скрип коньков по свежему льду – и игра началась. Шайбу захватывает Бостон. Уэйн Дэшмен, номер тридцать семь, огромный, сто девяносто пять сантиметров, рекрут, с длинными как у гориллы руками, обыгрывает одного защитника, принимает удар второго, оставшись на коньках и почти не потеряв скорости. Семнадцать секунд и до ворот – меньше семи метров. Выходит на угол, поудобнее перехватывая клюшку для щелчка. Патрик собирается, губы выводят привычный заговор – шесть коротких слов на давно мертвом языке. Спасти не спасет, но помочь – поможет.
   Второй защитник, Анри Леблон, на полголовы ниже тридцать седьмого, выходит наперерез, принимая на встречном движении. Стук щитков Патрик слышит отлично – и, кажется, хруст костей тоже. Спиленный коньками лед белым облаком окутывает столкнувшихся. Леблон падает на спину, щека разбита в кровь – но дело сделано – шайбу тридцать седьмой упустил. Центральный нападающий Монреаля, номер девять, тут же подхватывает ее и быстрым пасом отдает на правое крыло. Короткая вязка в центральной зоне – и Бостон снова в атаке, но теперь тридцать седьмого надежно закрывают защитники. При его массе трудно уйти от опеки, стартовой скорости не хватает. Это не мешает левому нападающему обойти ворота, в углу уйти от чека Леблона, с грохотом влетевшего в борт. Бросок следует всего через секунду – Патрик отбивает клюшкой, отсылая вперед, к синей линии, где шайбу тут же подхватывает девятый. Бостону приходится спешно оттягивать свою тройку нападающих назад, в среднюю зону – нападение Монреаля работает слажено и стремительно. Шестая минута игры – первая атака на ворота Бостона. Быстрая перепасовка, удар... Вратарь накрывает шайбу, и свисток арбитра, удержание.
   Тренер не ошибся – дух шайбы и правда злится на Патрика – во время броска черная таблетка в последний момент резко изменила траекторию, попытавшись пролететь над клюшкой. Для первой атаки – плохое предзнаменование.
   Перед вбрасыванием тренер объявляет смену. У Монреаля на лед выходит вторая линия, тут же плотно насев на ворота. Удар, добивание – пробить вратаря не выходит, а через секунды защитники оттесняют семнадцатого и двадцать третьего от ворот, борьба начинается у борта, семнадцатого берут на чек – грубо, жестко вбив в борт. Это Шарль Валерьев, агент из русских канадцев, талантливый парень, временами обставлявший даже прошитых на пару миллионов конкурентов-рекрутов. Но никакой талант не поможет устоять против стокилограммового тарана: Валерьев сползает на лед, отчаянно мотая головой, пытаясь прийти в себя.
   Бостон снова в атаке – один из защитников, перехватив потерянную семнадцатым шайбу, в одно касание отправляет ее прямо на крюк уже набравшему темп Дэшмену. Выход один на один, Патрик чувствует, как дыбятся на загривке волосы, дрожат от напряжения заговоренные амулеты на одежде. Шайба выбрасывает пару зеленых искр – сработало какое-то из заклятий бостонских операторов. Тридцать седьмой бьет с плеча, больше полагаясь на мощь и скорость, нежели на мастерство. Патрик принимает удар телом – пытаться остановить его ловушкой – гиблое дело. Защита не спасает, от удара ребра пробивает острой болью. Шайба отлетает вперед, Дэшмен, не снижая скорости, идет на добивание. Идущего на перехват семнадцатого не заметил никто. Даже наметанный глаз Патрика ловит Шарля только когда тот красивым финтом снимает с крюка бостонца шайбу. Ледяные предки струятся вдоль лезвий его коньков, ускоряя и без того стремительный полет хоккеиста. Дэшмен, наоборот, с огромным трудом поворачивает, сильно потеряв в скорости. Валерьев проходит защитников, бестолково метнувшихся к нему, выходит один на один, выманивает вратаря из рамки и уверенным и легким ударом отправляет шайбу между его ногами.
   Сирена взвывает коротко и протяжно, конус прожектора накрывает ворота. Гремящий под сводами Форума голос отчеканивает: «Один-ноль в пользу Монреаля. Шайбу забросил Шарль Валерьев, номер семнадцать». Форум отвечает раскатистым гулом одобрения, тапер тут же подхватывает и вот уже многотысячная толпа скандирует, следуя за ритмом.
   Сон всегда один и тот же. Патрик не может вспомнить его деталей – после пробуждения в памяти остаются лишь туманные образы. И все же, сон всегда один и тот же. Туман и костер, раскладной стол и человек сидящий напротив. На столе – колода карт, карты в руках у сидящих. Вместо привычных рисунков на них – изображения хоккеистов. Сердца – Детройт, бриллианты – Монреаль, пики – Торонто, булавы – Бостон. Человек, играющий с Патриком выглядит изможденным. Тусклые, редкие волосы слипшимися сосульками свисают на лицо, щетинка неровными клоками покрывает щеки, под глазами – темные круги. Только взгляд его не совпадает с общей картиной – чистый и ясный, с едва уловимыми искрами иронии и азарта.
   Впервые Патрик так отчетливо вспоминает незнакомца. Впервые он, не во сне, а наяву, может представить сидящего рядом. Виски сдавливает болью, но рекрут хватается за ускользаяющее видение, которое мучает его уже который месяц.
   «Почему туз – это вратарь?» – слышит он собственный вопрос.
   «Сам подумай, – устало отвечает человек. Голос его тихий и невнятный. – Можно собрать в нападении хоть всех звезд Лиги, но если у тебя дырка в воротах – клуб не выиграет ни одного матча. Бито»
   Карты с шелестом уходят в отбой.
   «Тебе нелегко приходится. Скажу честно, я не думал, что все случится именно так. Но знаешь, может оно и к лучшему».
   «Что к лучшему? Я калека, раб и едва ли лучше простого кадавра!»
   «Но ты жив. И к счастью – не для того, кто устроил тебе все это»
   «Кто я?»
   «Хоккеист. Ты был им и до того, как попал сюда. Тебя потому и выкупили, что в клинике в тот момент оказался толковый вербовщик. Если бы не эта случайность – тебя отправили бы в печь уже на следующее утро».
   Странный акцент, сделанный человеком на слове «случайность» вызывает еще большую волну головной боли. Патрик отчаянно мотает головой. Что с ним? Он спит? Вспоминает? Видение настолько отчетливо, что выйти за его пределы уже невозможно. Матч, ревущий Форум, Бостон – все ушло куда-то бесконечно далеко.
   «Кто тогда ты?»
   «Я – тот, кто отправил тебя сюда. Правда, я несколько иначе представлял себе это. Но моя воля – не единственная в этой игре. Мы делаем ходы по очереди и вынуждены работать с тем, что подбросил противник».
   «Отправил сюда? Куда – в Монреаль? Я из другого города? Из другой страны?»
   «Бери выше. Ты инородное тело. Твое присутствие здесь – что-то вроде прививки, которой планируется остановить грядущую болезнь. Болезнь целого мира».
   «Тебе слово »шизофрения« ни о чем не говорит?»
   «Юмор – это хорошо. Юмор – это первый шаг от кадавра к человеку. Партия».
   Он собирает карты и вручает колоду Патрику. Тот механически начинает ее тасовать, раздает. Игрок смотрит в свои, ухмыляется.
   «Рука мертвеца, – заявляет он. – Хотя мы ведь не в покер играем?»
   «Как мне вернуть память?»
   «Этого я не знаю – не я у тебя ее забирал. Но, возможно, есть один способ».
   «Какой? Что я должен делать?»
   «Делать? Только то, что ты умеешь. Ты хоккеист – вот и играй в хоккей. Для того ты и был отправлен сюда».
   Словно вакуумом Патрика подхватывает и утаскивает в никуда. Странный костер, стол и усталый человек исчезают, а реальность рывком возвращается, заглотив Патрика Фуа и рывком поставив его туда, откуда взяла – в рамку ворот. Ровно за мгновения до того, как вышедшие два в одного бостонцы атаковали ворота.
   Ложный замах, стремительный пас партнеру, Патрик рванувшийся к левой штанге нечеловеческим усилием останавливает утяжеленное экипировкой тело, отрывается ото льда совершая в воздухе невероятный переворот. Мышцы от напряжения словно огнем заливает, залатанные кости хрустят от перегиба...
   Поднявшись в воздух, Патрик ногами делает «вертушку», принимая щитком летящую в верхний правый «бабочку». Кажется, на доли мгновения он зависает в воздухе, но затем обрушивается на лед с тяжелым грохотом. Надсадно воет раздосадованный дух шайбы, отброшенный через плексиглас в трибуны, ледяные предки словно стая испуганных рыб разбегаются от ворот. Секунда тишины – и рев толпы обрушивается на Патрика словно лавина. Сирена возвещает о конце первого периода.
   Патрика подхватывают, обнимают, стучатся шлем о шлем, трясут за плечи. Он с трудом понимает, что произошло – тело бьет крупная дрожь, мысли спутаны. Выезжая с поля, он оказывается рядом с Дэшменом. Огромный рекрут смотрит на него сверху вниз, рука в краге медленно поднимается к шее, проведя поперек большим пальцем.
  

*  *  *

   – Патрик, твою мать, вот это да! Клянусь Седьмой Печатью, ничего подобно я в жизни не видал! Какой сейв! – тренер воодушевленно хлопает вратаря по плечу. Над Патриком уже колдуют операторы, восстанавливая стершиеся знаки, наклеивая новые пергаментки с чарами, проверяя амулеты и обереги.
   – Отлично, парни, отлично! Шарль, молодчина! Но расслабляться рано – продолжаем прессовать. Отрыв в одну шайбу – это для Бостона как красная тряпка для быка. Во втором периоде они усилят натиск как только смогут. Ваша задача – не уходить в оборону, не давать им играть в своей зоне. Защита, перехват, контратака. Больше пасов, не работайте в одиночку. По одному их защитники вас в лед втрамбуют. Все понятно? Отдыхайте.
   В раздевалке устанавливается молчание, только бормотание худдуистов нарушает его, да отдаленный, как прибой рокот трибун. Патрик молчит – он не помнит как прошла большая часть периода, хотя товарищи говорят, что его ворота атаковали двенадцать раз.
   – Святой Патрик сегодня в ударе.
   – Тьфу-тьфу-тьфу, отведи Святой Моисей. Ты совсем умом поехал такое говорить после первого периода? А если дух «Ракеты» Оршара тебя услышит?
   – Оршар был верен клубу при жизни, остается верен и в посмертии. Это Бостону лучше за речами следить – у него на них давний зуб.
   – Так вот кто Шарлю помог медведю между ног подзасунуть? А, Валерьё?
   – Моя фамилия Валерьев.
   – Да ты что? А я думал это у тебя профто пары жубов не хватает!
   Раздевалка оглашается дружным хохотом. Команда выпускает сжимавшее их весь первый период напряжение – слишком рано спускает. Двенадцать бостонских атак против семи у Монреаля. Защита не справляется с натиском. А дальше будет только хуже. И вера в «непробиваемость» вратаря на пользу в этой ситуации не пойдет.
   – Три минуты! – голос второго тренера заставляет игроков смолкнуть. – На лёд!
  

*  *  *

   – Пять минут до окончания второго периода и счет три-два в пользу Бостон Гуралс, – голос комментатора едва различим в рокочущем реве толпы. Зрители довольны – игра выходит зрелищной. Патрик чувствует, как выгорают изнутри легкие, как дрожь охватывает слабеющие руки. За второй период Бостон атаковал общим счетом семнадцать раз – защитники просто не могли сдержать бешенного медвежьего натиска. Особенно отличился Дэшмен – отправил на носилки Леблона (перелом ключицы, форвард просто выбил им плексиглас), сделал результативную передачу Коллинзу и наконец затолкал шайбу в ворота Фуа мощной атакой, через секунду снеся и ворота вместе с вратарем. Гол не защитали, но от удара левая рука Патрика почти минуту отказывалась слушаться.
   Снова атака Бостона. Натиск отчаянный, все силы брошены вперед, защитники и не думают отсиживаться, работают на перепасах, прикрывают форвардов. Сейчас на льду два лучших тафгая Гуралс – форвард Дэшмен и защитник Дерек Шугард – и эти ребята работают на полную, без поблажек. Вот Шугард цепляет правого нападающего Паризе, тот отвечает, тут же поймав мощный удар с правой и отправившись в нокаут. Шугарт получает две минуты, Паризе уносят. Его нос кажется бесформенным комком крови и хряща.
   – Они выдохлись! – кричит тренер. – В контру!
   Тройка Валерьев-Халл-Стейнберг переводит игру в зону Бостона. Защита работает жестко, Дэшмен не покидает льда. Халл и Стейнберг выходят на вратаря, пас, удар... шайба звонко отскакивает от клюшки. Шайбу подхватывает Валерьев, тут же разогнавшись до невероятной скорости. Выходит один на один, обыгрывает пыхтящего, как бульдозер, Дэшмена, пускает шайбу, себе между ног, словно собираясь отдать пас назад, открывшемуся Халлу, но тут же перехватывает ее, выгнувшись невероятным образом и кистевым ударом направив ее в ворота. Слишком поздно для вратаря чтобы среагировать. Сирена, прожектора, рев толпы. Второй гол семнадцатого в этом матче.
   Штраф Шутгарда продолжается. Вбрасывание, Бостон еще тридцать секунд в меньшинстве. Вбрасывание, шайба уходит назад к защитникам Гуралс, оттуда – сразу на Дэшмена, который все еще на льду. Короткий разгон, защитник Варлокс отлетает в сторону словно кегля, тридцать седьмой выходит один на один. Щелчок, шайба идет просто, но Уэйн рассчитывает на добивание. Патрик отбивает ее клюшкой, глядя, как черная таблетка проворно скользит вдоль борта. Сигнал возвещает что Бостон снова впятером, и тут волосы на загривке вратаря встают дыбом. Неправильная комбинация – Дэшмен не перехватывает шайбу – он продолжает атаку. Атаку на ворота.
   Они сшибаются – за доли секунды Фуа успевает увидеть поднятую для удара клюшку форварда. Она с треском раскалывается о шлем, потом следует тяжелый удар плечом в грудь. Вместе с воротами их сносит к заднему борту, на перехват бросаются защитники. Через мгновение в зоне Монреаля начинается общая свалка, куда выскакивают игроки со скамеек. Арбитры даже не пытаются вмешиваться – такой взрыв не остановить.
   Патрик, сбросив ловушку, молотит Дэшмена в челюсть, свободной рукой не давая сорвать с себя шлем. Тут у него преимущество, хотя кажется что кости «медведя» отлиты из титана. Трибуны содрогаются от рева – десять тысяч болельщиков одновременно дерут глотки в отчаянном стремлении поддержать команду. Патрик и Уэйн сшибаются шлемами.
   – Ты что творишь? – сипит Фуа. Но перед собой он не видит человека – перекошенное лицо больше походит на восковую маску. Глаза Дэшмена пустые, лишенные воли и мысли – только ненависть переполняет их. Ненависть чужая. Разорванные ударами губы раскрываются, обнажая щербатый оскал.
   – Сегодня ты сдохнешь, чужак.
   Этот булькающий хрип смутно похож на людскую речь. Даже голоса рекрутов не бывают такими. Это колдовство – вудуистское, без сомнения. Кто-то говорит через тело Дэшмена. Кто-то, кто и заставил форварда напасть на вратаря – совершить поступок немыслимый для такого опытного рекрута-тафгая.
   Драка перекидывается на трибуны – монреальцы проникают в сектор бостонских болельщиков, пустив в ход табуреты и бутылки. Через громкоговорители слышатся призывы к спокойствию, но их едва можно разобрать в безумной какофонии всеобщей драки.
   Дэшмен пытается пальцами добраться до глаз Патрика – к счастью, решетка спасает. Фуа бьет его в шею, явственно слыша, как хрустит и проминается под ударами гортань. Но Дэшмен, кажется, не замечает этого. Теперь он бьет прямо по шлему и от его ударов пластик трещит и ломается. Кровь с разбитых кулаков мелкими брызгами покрывает лица противников.
   Спасение приходит внезапно – кто-то сжимает горло Уэйна клюшкой и рывком тянет на себя. Огромная туша поддается, освобождая Патрика, а «медведь» падает на спину, придавливая спасителя.
   Патрик потряс головой, приходя в себя. Дэшмена оттащил игрок Бостона – седьмой номер, защитник Бурк. Драка вокруг постепенно стихала – на трибунах ее жестоко давили полицейские, на льду – арбитры и игроки обеих команд. Словно пелена безумия, охватившего всех, внезапно спала. Дэшмен, зачинщик, лежал без движения. На губах у него пузырилась багровая пена, одна из рук превратилась в кровавую культю, горло посинело и отекло. Наконец, прорвались медики, осматривая почти десяток лежащих на льду игроков.
   – Будет суд, – хрипел кто-то из Монреальцев. Голос его так изменился, что и не узнать было, кто это. – Чертов Уэйни сорвался с катушек. Десять к одному, что это операторы его заставили.
   – Нет, – выкашлял Патрик. – Не операторы. Кто-то другой.
  

*  *  *

   Впервые за все время, которое Патрик помнил, у него не получалось уснуть. Тренировочный лагерь Варлокс давно погрузился в темное безмолвие, не нарушаемое ни одним звуком, а вратарь все лежал на жесткой койке и смотрел в потолок. Усталость пульсировала внутри него, но она же не давала закрыть глаза. Усталость и что-то еще.
   В комнате кто-то был. Патрик не видел и не слышал его, но знал – он совсем рядом, в этой комнате. Похоже, предок. Хоккеист, судя по тому, что тренировочный лагерь устраивался в этом месте уже добрую сотню лет.
   – Я тебя чувствую, дух. Назовись и скажи, что тебе нужно.
   – Жаль тебя, – голос походил на шелест сухих листьев или шуршание камыша на ветру. Звучал он словно бы отовсюду. – Полчеловека, чужак, почти мертвец. Разменная карта в чужой игре.
   – Кто ты?
   – При жизни звался Жак Плант.
   – Я видел твою маску. Говорят, ты сделал ее из черепа кровного врага.
   – Мудрому человеку враг может дать больше, чем друг – глупцу. Я был тем, кем был, благодаря моему врагу. Потому и пришел к тебе.
   Патрик прикрыл веки. Хотелось не шевелиться, ничего говорить, не думать даже.
   – У тебя тоже есть кровный враг. Он или уничтожит тебя, или возвысит. А может и то, и другое.
   – Что плохого я ему сделал?
   – Дело не в тебе и не в нем. Все, что происходило или произойдет между вами – следы изменений, охвативших весь тот мир. Ты – чужак, прибывший из иной реальности. Это не твое тело и не твое имя. Даже душа твоя – лишь обрубок той, что была раньше. Останешься таким – и растворишься в ничто, навечно оказавшись запертым в нашем аду. Твой враг всячески будет пытаться помочь этому.
   – И что же мне делать?
   – Следовать путевым знакам. Хоккей – твой первый знак. Твое новое тело – второй. Высший трофей – третий. Ты держал в руках Кубок Лиги?
   – Нет. Дух Кубка ревнив и не терпит недостойных рук. Только победитель...
   – Дух хранит великую ценность. И отдаст ее лишь тому, кому она предназначена. Может ты и есть тот самый...
   – Что за ценность?
   – Уроженцам этого мира знать такое не дано. Одно могу сказать – Игрок считает, что ценность исцелит этот мир. А вместе с ним – и твою душу.
   – А тело? Что с ним?
   – Тело не принадлежит тебе. От того, твоя власть над ним куда выше, чем у любого другого. Ты и сам это должен чувствовать. Используй это.
   Повисла тишина. Какое-то время Патрик молчал, размышляя над словами духа. Он хотел спросить еще, но понял, что дух уже ушел. Жак Плант, первый вратарь надевший маску, великий страж врат, доселе не почитавший своим вниманием игроков и операторов клуба. Его слова прояснили куда больше слов Игрока. Впрочем, и без этих напутствий Патрик знал, что должен делать. Он был игроком в прошлой жизни. И, возможно, ввязался не в свою игру. И проиграл. Или выиграл – пока неизвестно.
   Глубоко вздохнув, Патрик Фуа, рекрут-вратартарь Монреаль Варлокс, отпустил снедающие его мысли. Сомнения и сожаления не помогут. Он умеет играть в хоккей – значит он будет играть в хоккей.
   Особенно при таких ставках.
10.12.2013 – 03.01.2014
  
  

Мощнее гугла

Во Ник

  Сдерживая раздражение, Артас, бог Хаоса, Игрок и тайный властелин энного количества миров веера, отрыл окно межмирового перехода и шагнул сквозь дыру в реальности.
  Чувства при проходе, как всегда, были не из самых приятных. Пункт назначения – Земля... Мирок настолько обычный, что даже самые обыкновенные в других мирах вещи здесь пугающе часто шли наперекосяк.
  К этому можно было бы уже привыкнуть, но Артас был из тех, кто очень не любит, когда что-то идёт не по его плану.
  Вынырнув из портала в каком-то глухом переулке, бог первым делом перестал дышать. Не то чтобы здешний воздух мог чем-то ему повредить; на самом деле Артас попросту находил его омерзительным. Вдыхать смесь из пыли, микрочастиц углерода, паразитных газов и холодной сырости без какой-либо нужды было бы глупо. В случае чего, чтобы обмануть смертных хватит и фальшивой экскурсии грудной клетки.
  – Что случилось? – спросил Игрок у ожидавшего Гаера. – Если ты вдруг забыл, мне нужны помощники как раз затем, чтобы не мотаться повсюду самому.
  Шут почесал затылок, стараясь выглядеть виноватым. В кои-то веки у него неплохо получалось.
  – Босс, поисковое заклинание сломалось.
  Артас смерил серокожего здоровяка пронзительным взглядом.
  – Давай-ка сразу проясним. То самое заклинание, которое я сделал для поиска избранных, которое в три с лишним тысячи раз мощнее гугла и надёжней молотка – сломалось?
  – Да, босс.
  – Ты в курсе, что там вообще нечему ломаться?
  – Да, только оно всё равно сломалось. Совсем.
  – Что значит «совсем»?
  Гаер виновато отвёл глаза.
  – Я лучше покажу.
  Богу на мгновение показалось, что лицо помощника под привычной серостью слегка покраснело, а это могло означать только одно: случилось что-то серьёзное.
  – Ладно, веди уже... И, кстати, где Фалль?
  – Она там... – махнул рукой Шут. – Присматривает... Надеюсь...
  Следуя за Гаером, Артас прошёл напрямик несколько дворов, миновал пару круглосуточных магазинчиков и дымящий мусорный бак, а потом спустился по ступенькам к железной двери, ведущей в какой-то подвал.
  Не став возиться с замком, Шут набросил на себя невидимость и просочился сквозь металл, будто призрак. Игрок хмыкнул и последовал его примеру.
  За дверью оказался короткий коридор с десятком дверей, на этот раз деревянных. К некоторым были приклеены листы с отпечатанными на принтере названиями. «Склад такой-то», «Фирма такая-то, мы переехали, адрес такой-то», «Свидетели Иеговы, собрания по пятницам и воскресеньям», машинально читал Артас, проходя мимо.
  Шут, тем временем остановился перед дверью с надписью «Клуб Приапея. Вход только для членов», немного помедлил, будто собираясь с духом, и просочился внутрь.
  Не предвидя подвоха, бог прошёл сквозь дверь за ним.
  Лицо Артаса вытянулось.
  – Куда ты меня привёл?
  Первым, что увидел бог Хаоса, была мускулистая женщина в чёрной фуражке, стоявшая с плёткой в руке над лысым толстяком за сорок. Не замечая укрывшихся заклинанием гостей, женщина принялась засовывать рукоять плётки прямо в...
  Помимо прочего, из одежды на обоих приходились только фуражка да обувь.
  Сходного рода картины виднелись по всему залу.
  – Я же говорил, что оно сломалось.
  – Неа, – раздался поблизости ангельский голосок Фалль. – Оно не сломалось. Гаерчик, будь другом, помоги молнию застегнуть.
  Повернувшись, Шут увидел, что его напарница повернулась спиной, подставляя застёжку на спине платья.
  – Ыыыау, – издал он некий нечленораздельный звук. – Какого...?! Уже успела поучаствовать?!
  – Завидуешь? – показала ему розовый язычок Ложь. – Тот парень в шипастом ошейнике был вполне ничего...
  Решив не ссориться прямо сейчас, Гаер застегнул-таки молнию, и спросил:
  – Если не сломалось, тогда какого демона нас сюда привело?
  – Люди, – пожала плечами Фалль, с таким видом, будто это всё объясняло. – Они зовут это всё «ролевой игрой».
  – ДА ИДИТЕ ВЫ В ЗАДНИЦУ! ОБА! – взорвался наконец Артас, и исчез, не поленившись воспользоваться телепортацией вместо привычного туннельного перехода.
  Шут тупо поглядел на место, где только что стоял его испарившийся босс.
  – Эээ... Я, пожалуй, тоже пойду...
  – А может, не стоит так сильно спешить? – спросила со смешком Ложь, обнажив жемчужные зубки.
  Гаер посмотрел на её декольте и решил, что торопиться сегодня в самом деле не стоит...
  
  

Маленькие люди

Во Ник

  По улице шёл кабан.
  Гремя копытами о булыжную мостовую и кося на шарахающихся прохожих красными глазами, могучий зверь размером с микроавтобус легко рассекал всегдашнюю толчею, предоставляя людской массе самостоятельно раздвигаться в стороны из понятных опасений за собственное здоровье.
  Масса злобно чертыхалась в ответ – впрочем, не слишком громко, учитывая длину кабаньих клыков.
  Немногие из пострадавших в сутолке обращали внимание на восседавшую в мягком седле на холке зверя фигурку. Замечавшие ругались вдвойне яростнее.
  Экзотические ездовые животные не были редкостью в Шамаате – равно как и гоблины, а хозяин гигантского кабана был именно гоблином. Однако если с плохо воспитанными зверьми жители ещё готовы были худо-бедно мириться, то гоблины... они просто были гоблинами.
  Архивариус Мардук, в прошлом известный как Леонид Новиков, не обращал никакого внимания на происходящее у копыт своего необычного скакуна. Он размышлял над тем, какие иногда странные выверты выделывает судьба.
  Ещё полгода назад – весьма условных полгода, но всё же – он был человеком и преспокойно жил себе в Мюнхене. В кои-то веки жена-учительница упросила вечно занятого супруга помочь – всего и нужно было, что помочь присмотреть за десятком сорванцов, собравшимся на гордо именуемые «ролевой игрой» лесные побегушки за чертой города.
  На работе неожиданно образовался вынужденный простой, так что делать было решительно нечего, и Леонид уже готовился взвыть с тоски, а тут какое-никакое, а всё ж таки приключение. Да и жена у него была что надо: по пустякам не тревожила, но и попросить когда нужно умела. Согласился, конечно.
  Попробуй тут откажи, когда тебя так просят.
  Может и зря, конечно, сидел бы сейчас дома... А может и не сидел бы.
  Сам не понял, как тогда заблудился. Вроде только что был вместе со всеми, обещая перемазанным зелёной краской немецким киндерам настоящий гоблинский набег на гнездо дракона, и тут на тебе. Потерялся.
  Дальше – ещё веселее. Поплутав по лесу, вышел на поляну, а на поляне увидел гнездо. Размером с ту самую избушку, что на курьих ножках. И в нём яйцо с русскую печь размером.
  Тогда-то и понял, что всё, приплыли. Не было ведь никакого гнезда, он его лично с полчаса назад придумал. Детишек хотел повеселить.
  Повеселил, называется.
  С тех пор много всего случилось – и с богами пришлось «за жизнь» поговорить, и в этот новый параллельный мир, куда, как оказалось, его не спросив переправили, понемногу врастать, да и просто привыкнуть быть всамделишным гоблином с длинным носом и зелёной кожей оказалось ох, как непросто.
  Эх...
  Можно бы уже вернуться, да нельзя. Оброс.
  Не бросишь ведь никого, пропадут. Ну да даст бог, ещё через полгода...
  
  – Ааааа! – раздался откуда-то из-за поворота чуть приглушённый расстоянием вскрик.
  – Не понял, – мгновенно вывалившись из задумчивости, пробормотал архивариус. – Опять какая-то сволочь падаванов моих обижает?
  Надо полагать, большинство людей считает, что такое вот «Ааааа!» всегда звучит одинаково, из чьей бы глотки оно не исходило, но, на самом деле, трудно не узнать голос существа, которому шесть месяцев подтирал сопли и бинтовал бесконечные ссадины.
  Повинуясь невысказанному желанию хозяина, именовавшийся Григорием ездовой кабан прибавил шагу и свернул в сторону места происшествия.
  Там, посреди не слишком-то отличавшейся от любой другой улицы, развернулась препаршивейшая картина. Какой-то модно одетый хлыщ верхом на лошади хлестал туда-сюда кнутом, пытаясь почувствительней огреть мечущегося на мостовой гоблинёнка с несчастным лицом. Случайные прохожие, главным образом люди, хотя Мардук заметил также нескольких высших эльфов и жутковатого арахноса, не вмешивались, лишь убедившись, что отошли достаточно далеко, чтобы самим не угодить под удар.
  На глазах архивариуса гоблинёнок попытался протиснуться между ног остановившейся публики; как и следовало ожидать, какой-то доброхот пинком отправил его обратно, прямо под кнут.
  – Григорий, будь добр, – похлопал Мардук по холке своего кабана.
  – ХРЮ!!!!!!!!!!!!!!!!!!! – утробно протрубил свинопотам.
  Сцена на мгновение застыла во времени. Конец кнута дохлой змеёй плюхнулся на землю.
  Большая часть действующих лиц, похоже, только сейчас поняла, что рядом неожиданно появилось животное, способное за пару секунд раскатать в блин всё что угодно, кроме, разве что, отряда пикинёров.
  – Могу я поинтересоваться, что происходит? – спокойно вопросил архивариус, приложив немалые усилия, чтобы убрать из голоса угрожающие нотки и заменить их предельно вежливыми.
  – Выкормыш нечистого ударил моего коня! – брызжа слюнями, рявкнул хлыщ с кнутом, явно не зная, когда стоит поумерить пыл.
  Спустив очки на кончик зелёного носа, Мардук подчёркнуто внимательно оглядел гнедого скакуна под хлыщом, по виду такого же говнистого, как и его хозяин.
  – Топором? – всё так же учтиво уточнил он, изображая спокойствие китайского мандарина.
  – Что? – не понял хлыщ, тряся прикреплённым к тюрбану ярко-красным пером.
  – Я хотел сказать, о благородный господин, что конь ваш столь силён и статен, что этот заблудший отрок мог навредить ему разве что ударом топора. Будь же у него что-то иное, несчастный быстрее сломал бы себе при ударе руки, чем хотя бы ворсинка упала со шкуры этого породистого зверя. Так чем же недостойный ударил лучшего из скакунов?
  Пара эльфов в задних рядах бесплатного цирка синхронно прикрыла рты руками, распознав не особенно глубоко укрытую в лести издёвку. Арахнос активней зашевелил мандибулами, хотя трудно было судить, дошло до него или нет. Арахносов вообще никто не понимал.
  Что касается хлыща, то Мардук достаточно часто имел дело с подобными расфуфыренными идиотами. Как правило, они были тупы, как пробки.
  – Это был мяч для игры в сак, – процедил тюрбаноголовый, злобно уставившись на гоблина снизу вверх.
  – Всего лишь кусок материи, набитый рисом? Разве могло столь незначительное происшествие повредить звезде ваших конюшен?
  – Мне это решать! Сын собаки должен быть наказан!
  – Разумеется, мудрый господин. Я лично прослежу, чтобы недостойный понёс подобающее наказание, если будет позволено.
  – Хорошо, – пролаял хлыщ. – Но я требую компенсации!
  – Конечно, о достойнейший. Не согласитесь ли вы принять в дар принадлежащую мне ценную копию трудов мудрейшего Фель-Имини?
  – Это подходит.
  – Тогда прошу, приходите к архиву завтра, как только позволят дела. К тому времени я подготовлю книгу.
  Пользуясь достигнутой договорённостью, Мардук забрал гоблинёнка, сбросив с кабаньей холки короткую верёвочную лестницу и усадив потиравшего следы неудачно пришедшихся ударов подопечного перед собой. Хлыщ к тому времени успел развернуть коня и удалиться с донельзя самодовольным видом. Архивариус сделал зарубку в памяти: нужно было разузнать имя этого заносчивого сноба.
  – Кажется, я говорил тебе не ходить так далеко в людские кварталы без взрослых, – вернувшись мыслями к неотложным делам, попенял гоблин виновнику катавасии с лёгкой укоризной.
  Кабан Григорий с почти торжественной неспешностью понёс обоих седоков прочь.
  – Я только хотел раздобыть новый мяч, – шмыгнув носом, пробубнил гоблинёнок.
  – И как? – спросил Мардук. – Раздобыл?
  – Раздобыл, – грустно кивнул гоблинёнок, с сожалением обернувшись назад.
  Архивариус сочувствовал, но возвращаться ради горсточки риса в оболочке из ткани было бы не самым лучшим решением. Он со вздохом погладил малыша по безволосой голове.
  – Ничего, – сказал он. – Будут и другие мячи. Кстати, с кем ты играл?
  – С Макишей и Валерном. Встретил, когда уже шёл назад, и мы побросали мячик. Они хорошие, хоть и люди.
  – Верю. А потом они куда делись?
  – Я им сказал убегать. Этот тип в тюрбане был очень злобный.
  Мардук подумал немного, поправив съехавшую набок квадратную магистерскую шапочку.
  – Сильно болит? – спросил гоблин, имея в виду последствия ударов кнутом.
  – Арижа меня вылечит, – пожал плечами гоблинёнок.
  Мягко покачиваясь в седле, архивариус замолчал, переваривая пришедшие в голову мысли и раскладывая идеи по полочкам. Весь оставшийся путь до зелёного квартала прошёл в относительной тишине, нарушаемой лишь неумолчным городским гомоном да несущейся вслед раздвигающему толпу Григорию бранью.
  Зелёный квартал, а фактически заселённый гоблинами район трущоб, которые было слишком дорого сносить, выглядел пустынным и оттого каким-то особенно жалким. Так всегда бывало в это время – носатые зеленокожие ребятишки, в иные часы оживлявшие унылое место, должно быть, уже собрались у лачуги Мардука в ожидании ежедневной образовательной лекции.
  Жаль, что сегодня с этим не выйдет.
  – Тпру, Григорий, – остановил кабана архивариус. – Арижа, Рейшу нужны твои травки.
  От поджидавшей стайки ребятишек, с привычным восхищением глазевших на клыкастого зверя, отделилась маленькая гоблинка со стальными серёжками в забавных лопухах ушей. С несколько страдальческим выражением лица (мальчишки!) юная лекарка принялась колдовать над стоически переносящим очередную неприятность Рейшем.
  – Сегодня занятий не будет, – объявил Мардук, спустившись по верёвочной лестнице вслед за пострадавшим, – можете идти играть.
  И тут же, припомнив недавнюю мысль, поинтересовался:
  – Кто-нибудь кроме Рейша знает Макишу и Валерна?
  – Я знаю, – тут же подпрыгнул на месте гоблинёнок Чамб, отчего треугольная шапочка из оригами немедленно сползла ему на глаза. – А что?
  – Надо будет их найти и кое-что узнать. Ладно, Чамб остаётся, остальные – гулять. Шнелль-шнелль!
  Ребятишки разбежались, тут же придумав какую-то очередную игру и оживлённо галдя.
  Архивариус толкнул дверь и в сопровождении Чамба вошёл в свою халупу.
  – Учитель! – приветственно помахал рукой ещё один гоблинёнок, Дэвайриш, работавший у Мардука подмастерьем.
  Пальцы Дэвайриша обильно покрывали тёмно-синие чернильные пятна, а на щеке зеркально отпечатался обрывок какого-то текста. Архивариус давно потерял всякую надежду отучить бедолагу спать за рабочим столом.
  Мардук помахал в ответ, пробираясь по захламлённой комнате. Книги, свитки, отдельные листы, как чистые, так и уже исписанные, а также писчие принадлежности давно захватили львиную долю лачуги, грозя вот-вот выставить её хозяина на улицу.
  – Значит, вот что, – сказал архивариус, обернувшись к Чамбу. – Насчёт Макиши и Валерна – нужно найти их и спросить, не знают ли они как звали того страшного дядьку, который напал на Рейша.
  Чамб покивал, со всей серьёзностью восприняв порученную ему миссию.
  – Хм... Вот ещё что, – добавил Мардук, пока гоблинёнок не убежал, – скажи им по секрету, что мы, гоблины, волшебный народ, и что тот дядька зря обидел Рейша. Скажи, что со злым дядькой скоро случится несчастье, потому что гоблины наслали на него проклятие.
  Девайриш удивлённо почесал затылок, а Чамб принялся задумчиво теребить ухо.
  – А мы правда так можем? – с некоторым недоверием в голосе поинтересовался подмастерье.
  – Конечно можем, – легко сказал архивариус. – Просто гоблины уже забыли, как это делается. Но я тебя научу.
  – Ух ты!
  – А меня? – тут же встрепенулся и Чамб.
  – И тебя, и всех остальных тоже, только попозже. Так ты запомнил, что нужно сделать?
  – Найти-спросить-сказать! – бодро отрапортовал гоблинёнок.
  – Молодец, – похвалил Мардук. – Кого найти, о чём спросить и что сказать помнишь?
  – Ага!
  – Тогда вперёд!
  – Угу!
  И Чамб умчался на улицу со скоростью пули.
  Мардук принялся разыскивать «Размышления» Фель-Имини. На поиски ушло больше получаса; к счастью, Дэвайриш вызвался помочь и в конце концов нашёл книгу под куском отвалившейся штукатурки.
  Взяв томик в руки, архивариус просмотрел её, пролистывая целые главы за пару минут. На его взгляд, книга была в достаточно неплохом состоянии.
  Неожиданно без стука отворилась дверь, обратив на себя внимание мерзостным скрипом.
  – Хрю, – донеслось с улицы.
  – Приветствую тебя, матушка Скрижа, – безукоризненно вежливо произнёс Мардук, даже не взглянув в сторону входа.
  Многие гоблины входили к нему без стука, но только матушка Скрижа делала так постоянно. И никто больше не мог заставить Григория хрюкнуть таким тоном всего только появившись в поле зрения.
  – Ты снова выезжал в город на своём чудовище, – пренебрегая приветствиями, проговорила Скрижа.
  Голос старухи не слишком отличался от скрипа ржавых дверных петель. От её присутствия у Мардука заныли зубы.
  По его мнению, Скрижа походила на испорченную виниловую пластинку, исцарапанную настолько, что прослушать теперь можно было лишь несколько фраз. Она всегда говорила одно и то же.
  Мардук с трудом сумел подавить вздох.
  – У меня есть на него разрешение, – не отрываясь от книги, прибегнул он к испытанному аргументу, заранее зная, что это не сработает.
  – Мы уже говорили об этом, – проскрипела в ответ гоблинша. – И ты прекрасно знаешь, что дело не в разрешении.
  – У меня есть разрешение, – повторил Мардук, – и этого достаточно. Всё остальное – не моя забота.
  – Ты нервируешь горожан. – Не похоже было, чтобы старуха вообще обратила внимание на последнюю реплику. – И можешь навлечь беду на всех нас.
  – Я не делаю ничего недозволенного.
  – Недозволенного официально. Ты сам прекрасно знаешь, что люди не потерпят, чтобы гоблин встал на одну ступень с ними, не говоря уже о превосходстве. Что-то назревает, Мардук. Нужно, чтобы ты прекратил.
  С глухим стуком архивариус захлопнул книгу.
  – С вами обращаются как с отбросами. Почему вы ничего не делаете?
  – Потому, что мы ничего не можем. Мы беженцы, пришельцы из чужого мира. Всё здесь отвергает нас. Чудо, что люди вообще пустили нас за городские стены.
  – Это ничего не меняет. Гоблины ничем не хуже людей или арахносов.
  – Мы это знаем. Но горожанам наплевать, что мы думаем по этому поводу. Нас терпят, пока от нас есть польза. Не стоит лишний раз испытывать терпение людей.
  – Испытывать терпение? А как насчёт нашего терпения?
  – В любом случае мы ничего не можем. Нас мало и наш голос не слышат. У нас нет сил что-либо менять.
  – «Маленькие люди»... – пробормотал Мардук.
  – Что?
  – «Маленькие люди». Так называют тех, у кого нет ни власти, ни влияния. Тех, кто думает, что у них нет ни власти, ни влияния.
  – Что ж, у гоблинов их в самом деле нет.
  – Я иного мнения.
  – Твоё мнение ошибочно.
  – Увидим.
  – Надеюсь, что нет. Запри своего кабана, Мардук. Запри, пока ничего не случилось.
  – Я подумаю над этим, – устало ответил архивариус, утомлённый бессмысленным разговором.
  И зная, что поступит в точности наоборот.
  Скрижа наконец удалилась, недовольно кряхтя.
  Архивариус придвинул забитый древними свитками сундук к ближайшему окну и взобрался повыше, отворяя иссохшую раму. Жаркий ветерок прокатился по лачуге, шурша многочисленными листами бумаги и папируса.
  Похожая на поползня серая птичка запрыгнула в комнату с полуразвалившегося карниза, потряхивая лапкой с привязанным письмом. Гоблин заметил её несколько минут назад, но предпочёл дождаться, пока старуха уйдёт, прежде чем впустить.
  Осторожно освободив почтовую птицу от ноши, Мардук развернул письмо и углубился в чтение.
  «Двадцать второй больше небезопасен, – прочёл он между строк. – Используем запасной вариант».
  Отпустив птицу, Мардук прикрыл окно, разорвал письмо на клочки и бросил в железную пепельницу. Руны огня, начертанной в воздухе, хватило, чтобы сжечь все улики.
  Что ж, двадцать второй вполне годился...
  Снова взяв в руки книгу Фель-Имини, архивариус отсчитал нужные страницы и начал аккуратно отрывать их, чем вызвал изумлённый возглас Дэвайриша – тот прежде никогда не видел, чтобы учитель каким-либо образом портил книги.
  – Маленькие люди, – пробормотал под нос Мардук. – Маленькие люди... Но ведь люди.
  Разговор со Скрижей всё ещё не шёл у него из головы, хоть и не содержал в себе ничего нового.
  – Дэвайриш, мне нужна твоя помощь, – произнёс архивариус, усилием воли возвращаясь к деловому настрою. – Найди фиолетовые чернила номер восемнадцать и старую бумагу.
  Остаток дня и большую часть ночи Мардук занимался тем, что переписывал текст с вырванных листов на новые.
  Оторвался от работы он лишь один раз, чтобы выслушать вернувшегося Чамба, сообщившего, что злого дядьку звали Фахсал из Темезии. Это можно назвать сентиментальным, но Мардуку нравилось знать имена тех, кого он убивал.
  Минула середина ночи, когда работа над книгой оказалась закончена.
  Архивариус полностью переписал вырванные листы, придерживаясь оригинала Фель-Имини, в нужных местах перефразируя автора, меняя порядок слов и заменяя некоторые из них на синонимы. Это было несложно.
  Ему также пришлось ещё больше искусственно состарить бумагу, чтобы она не отличалась по цвету; это оказалось немного труднее, но у Мардука были свои секреты. После того, как всё было готово, архивариус аккуратно вклеил новые листы на место вырванных – конечно, лучше было бы полностью расшить книгу, но он не хотел, чтобы места вклейки было совсем невозможно заметить.
  Поднявшись из-за стола, Мардук размял затёкшие суставы, довольно щуря усталые глаза за стеклами очков. Дэвайриш давно уже спал, снова устроив голову на какой-то писанине и чуть слышно посапывая; архивариус только вздохнул, представляя как будет выглядеть лицо ученика к утру. Зевнув, гоблин накрыл беднягу дырявым пледом, и постарался в свою очередь урвать несколько часов сна до рассвета.
  Но если ночью ему и снились какие-то сны, к утру он их уже не помнил.
  
  Когда солнце поднялось над горизонтом, первыми робкими лучиками пробираясь сквозь тьму, Мардук привычно проснулся, съел несколько полосок сушёного мяса и вышел на улицу, оставив ученика досыпать.
  Как обычно проигнорировав увещевания Скрижи, он оседлал сонного Григория и двинулся знакомой дорогой к архиву, где проработал до полудня без каких-либо происшествий.
  Фахсал из Темезии появился в обеденный перерыв и вёл себя ровно так, как и предполагал архивариус: высокомерно процедив несколько фраз, забрал книгу Фель-Имини и, даже не заглянув в неё, всё с тем же самодовольным видом удалился.
  С радостью отделавшись от его неприятного общества, Мардук вернулся к работе и в приподнятом настроении переписывал какой-то рассыпающийся от ветхости текст до конца рабочего дня.
  – Я из Германия прибыыыыть... – то и дело принимался он напевать услышанную краем уха строчку из бредовой рекламы. – Я вам несчастье приносииииить...
  Так он и провёл этот день, мурлыкая под нос и улыбаясь собственным мыслям.
  
  Минуло два дня, утонувших в рутине. В очередной раз возвращаясь домой из архива, Мардук стал свидетелем сцены, которую ожидал увидеть.
  Разгоняя людей злым животным запахом, видом острых зубов и красных пылающих глаз, сквозь толпу с неторопливым величием шествовала тройка боевых ящеров-гархаддонов.
  На холке каждой из тварей восседало по стражнику в шипастых доспехах. Глядя на их суровые лица, архивариус, как обычно, почувствовал нечто сродни симпатии; если горожане ненавидели гоблинов и арахносов, то стражники, по крайней мере, честно ненавидели всех вокруг.
  Воин, что двигался впереди прочих, зычным голосом провозглашал городу:
  – Сего дня недостойный Фахсал из Темезии арестован за хранение порочащих писаний, за что наказанием – ослепление!.. Якшательство с презренными мятежниками, за что наказанием – лишение языка!.. Злоумышления против почтенного падишаха, за что наказанием – обезглавливание!.. По сумме всех прегрешений, наказанием – обезглавливание! Так велит закон!
  Мардук остановил кабана, пропуская процессию стражников. Проехал мимо громогласно зачитывающий обвинения воин, за ним ещё один; за его гархаддоном тянулась верёвка, к которой за ноги был привязан человек.
  С некоторым трудом архивариус признал в избитом и жалком создании виновника торжества, что не так уж давно издевался над его подопечным.
  Толпа впереди замешкалась; стражникам пришлось придержать своих ящеров.
  Фахсал из Темезии обратил забитые пылью глаза на Мардука.
  – Ты! – завизжал человек, брызжа слюной, отчаянно стремясь ухватиться за последнюю короткую соломинку, которая ещё могла спасти ему жизнь. – Он! Это всё...
  Замыкающий стражник лениво взмахнул рукой, обрушив на темезийца хлыст из языка ифрита.
  – Сего дня недостойный Фахсал из Темезии арестован за клевету, за что наказанием – десять плетей!.. – буднично прокричал головной воин, присовокупив к обвинениям дополнительный пункт. – Хранение порочащих писаний, за что наказанием – ослепление!..
  Толпа впереди рассосалась, и гархаддоны вновь зашагали быстрее. Выкрики стражника понемногу становились всё тише и тише.
  – Якшательство с презренными мятежниками, за что наказанием – лишение языка!.. Злоумышления против почтенного падишаха, за что наказанием – обезглавливание!.. По сумме всех прегрешений, наказанием – повешение! Так велит закон!
  Мардук улыбнулся про себя, припомнив, что повешение в Темезии считалось позорнейшей из казней. Все подвергшиеся ему попадали в ад, где их тысячу вечностей пожирала Госпожа Пустоты.
  Архивариус потратил минуту, наблюдая, как Фахсала тащат к городской площади, где состоится казнь. Порой он в самом деле бывал сентиментален.
  
  – Это ведь твоих рук дело?
  Наконец что-то новенькое. Кажется, Скрижа всё-таки замазала пару царапин.
  – Может и так, – согласился Мардук. – Может и так...
  – Как ты это сделал? Что ты натворил, архивариус?
  – Можно сказать, что я проклял этого сноба, – слегка улыбнулся гоблин, глядя в окно на играющих зеленокожих детей.
  – Проклял? – прошипела старуха.
  – Не в прямом смысле.
  Рейш заметил учителя и помахал ему двумя руками разом. После известия о казни плохого дядьки гоблинята уверовали в историю о проклятиях сильнее, чем католики в Папу.
  – Как. Ты. Это. Сделал? – Теперь Скрижа была действительно серьёзна.
  – Всего лишь дал ему книгу, где заменил несколько листов, – честно ответил Мардук.
  Лицо его было безмятежно, а душа – спокойна. Вписать раскрытый стражниками шифр повстанцев в предназначенную для заносчивого дурака книгу было в самом деле несложно. Скорее всего, тот даже не понял, что его арестовали из-за томика Фель-Имини, лишь по пути на казнь осознав кто за этим стоит. Перед смертью люди часто становятся на редкость проницательны.
  – А ещё, если тебе интересно, – спокойным тоном продолжал архивариус, – я стравил семьи Гори и Страйвел, призывавшие вышвырнуть нас из города. И это я лишил состояния лорда Вингара, который травил зеленокожих собаками для развлечения. Я сделал так, что купец Силгарн, который использовал гоблинов как рабов, отравился стряпнёй повара, избивавшего матушку Вальду. Я превратил леди Милрот, издевавшуюся над нашей внешностью, в сморщенный сухофрукт. Я много чего ещё сделал. И, конечно, это я распространил все слухи о проклятиях.
  – Ты... Ты... Что ты задумал?
  Мардук отвернулся от окна, внимательно посмотрев на старую гоблиншу. Стёкла его очков сверкали, будто пара автомобильных фар.
  – Революцию, Скрижа, – просто ответил он ей. – Революцию.
  Легко и спокойно. Безмятежно...
  

«Нафиг!»

Лифантьева Евгения

  В пятницу Эл пошел в музей.
  Вернее, не так.
  В пятницу, в свой законный выходной за три сверхурочных субботы в прошлом месяце, Эл пошел покупать зимние ботинки.
  В «Ориноко» решил заглянуть из чистого любопытства: дескать, не вредно полюбоваться на оригиналы, чтобы в магазине подешевле найти похожую копию. Но в «Ориноко» как раз объявили скидки, и шикарные «инспекторы», напичканные современными технологиями, как бортовой компьютер боевого самолета, продавались за пятую часть первоначальной цены.
  Эл, поняв, что они ему по карману, быстро купил ботинки и так же спешно выскочил на улицу, словно боялся, что объявление о скидках – всего лишь шутка.
  На улице светило солнце, а в вазонах вдоль дороги цвели «анютины глазки».
  Эл понял, что впереди у него – полдня, на которые он ничего не планировал, кроме похода по обувным магазинам.
  И тут оказалось, что рядом с «Ориноко» есть музей.
  Вернее, не так.
  Музей был тут всегда. Точнее, последние лет сто, появился он еще при царе как выставочный зал какого-то мецената. Потом дом богатого коллекционера реквизировали, музей занял все помещение, а меценат сбежал в Америку. Поговаривали, что самые ценные вещи он сумел вывезти, но и того, что осталось, хватило на приобщение пролетариата к культуре и искусству.
  Это «Ориноко» открылось совсем недавно – в бывшем «Гастрономе», который когда-то был известен крохотной забегаловкой в винном отделе, где с девяти утра продавали «на розлив», благодаря чему работавшие в музее художники опохмелялись весьма недурным «Токаем».
  Эл покрутил головой.
  Полюбовался на отреставрированную лепнину над входом в «Ориноко».
  Цементный барельеф изображал продуктовое изобилие – так, как его представляли в пятидесятых годах. Корзины с яблоками, нарезные булки, виноградные гроздья и толстые окорока степенно следовали друг за другом по фронтону здания, заворачивая за угол и теряясь в темноте проулка.
  Пару лет назад по телевизору обсуждали весьма пикантный скандал: на проходившую мимо даму упал хвост цементной селедки. Женщина осталась жива и высудила у магазина кругленькую сумму. Хозяева «Ориноко» попытались сколоть остатки обветшавшей лепнины, но на ее защиту встали краеведы и прочие любители старины, принудившие новых владельцев отреставрировать барельеф, значившийся в каталогах памятников архитектуры под незатейливым названием «Еда».
  Оторвавшись от созерцания «Еды», Эл перевел взгляд чуть дальше по улице и увидел яркую афишу: «Выставка современного искусства Швейцарии».
   «А почему бы и нет?» – сказал самому себе Эл.
  Свободное время провоцировало на бессмысленные поступки.
  Эла не интересовало современное искусство Швейцарии, как, впрочем, любое другое искусство, но в последний раз в музее он был... дай бог памяти... лет пятнадцать назад. Точно – тогда как раз приезжал знакомый из Тюмени, который, наоборот, интересовался всякими культурными заведениями, и Эл был вынужден вести его в музей и битых два часа любоваться побитыми молью чучелами и черепками чего-то очень древнего в застекленных витринах.
  Однако само слово «Швейцария» вызывало в душе Эла некий едва заметный отклик. Швейцария – это место, где делают самые точные в мире часы, самые надежные сейфы, такие надежные, что люди со всего мира везут в Швейцарию свои деньги.
  Приняв решение, Эл быстрым шагом направился к музею, купил билет и поднялся на второй этаж.
  На входе в зал сидел толстый старик.
  Он проигнорировал поданный билет и грозно спросил:
  – Что в коробке?
  – Ботинки, – смиренно ответил Эл.
  – Покажь!
  Эл не обиделся. Ему самому хотелось похвастать покупкой, поэтому он вынул ботинки из коробки и рассказал билетеру о космических технологиях, от которых нога не потеет, а пятка не натирается.
  – И дешево, говоришь? Ну, повезло тебе, парень! – сказал старик. – А на меня не серчай – велят груз проверять. Террористов нынче развелось... Да ты что стоишь, иди, смотри наших швейцаров!
  Эл хотел еще поговорить о ботинках, но пошел бродить по залу.
  Картины были непонятны, скульптуры – еще непонятнее. Если в чем-то и угадывались знакомые линии, то они оказывались чудовищно деформированы, словно глаз художника был зеркалом из «Комнаты смеха».
  А посреди зала стояло сооружение, которое не напоминало вообще ни о чем.
  Моток сталистой проволоки – перепутанные жгуты, пучки и отдельные нити, все это выгнуто и завернуто в хитрые спирали и кренделя, чередующиеся с полосками относительно прямых лент, составленных из уложенных рядом тех же серебристых нитей. Кое-где в мешанине металлических обрезков поблескивали куски каких-то полупрозрачных камней.
  В диаметре это безобразие было метра полтора, в высоту – и того больше, этакое стоящее торчком кривоватое веретено.
  Эл походил вокруг скульптуры, прочитал название «Набросок Мироздания», покачал головой.
   «Сколько хорошего материала перевели», – подумал Эл и украдкой, оглянувшись предварительно на билетера, ткнул торчавший из клубка проволочный конец.
  Тот оказался неожиданно острым, и на подушечке пальца набухла капля крови.
  Эл сунул палец в рот и поспешил к выходу.
  Приобщаться к искусству больше не хотелось.
  Жена Эла, Анастасия, придя с работы, порадовалась удачной покупке.
  Они поужинали вчерашним борщом и котлетами, принесенными женой из магазина, посмотрели «Новости» и легли спать.
  Ночью Элу пригрезились инопланетяне, висящие над ним в воздухе.
  Это было очень странное чувство. Эл вроде знал, что это – сон, но одновременно – не совсем сон, а словно предрассветная дрема, когда будильник уже прозвенел, но нет никаких сил разлепить глаза. Эл слышал, как под боком сопит супруга Анастасия, а на кухне капает незатянутый кран, понимал, что, крепко зажмурившись, лежит в собственной постели, и в то же время видел, как над ним плавают две светящиеся фигуры и обсуждают его так, словно его самого тут нет вовсе:
  – И это – наш избранный? – скептически сказала одно, та, что подлиннее.
  Она говорила скрипучим фальцетом, какой бывает у желчных стариков.
  – Все условия соблюдены, экселенц, – ответила вторая, по голосу – значительно моложе.
  – Да, и имя, и кровь... все, как предсказано, – согласилась первая фигура.– Но я не представляю...
  – Я – тоже, – согласилась вторая.
  Эл ощутил, как воздух над ним сгущается – это длинная светящаяся фигура принимала решение. Однако первой голос подала ее более молодая коллега:
  – А, может... может, нафиг? Экселенц, он же...
  Пробормотав в ответ что-то неразборчивое, старший из светящихся человечков выдержал драматическую паузу и, наконец, веско произнес:
  – Нафиг!
  После этого фигуры растаяли в воздухе, оставив после себя едва уловимый запах аммиака.
  – Приснится же такое! – пробормотал Эл, вставая.
  Он босиком прошлепал на кухню, попил отстоянной воды из фильтра, затянул кран и снова лег спать.
  А ботинки честно прослужили три зимы и скончались, когда Эмиль Бартков неаккуратно поставил их рядом с обогревателем. Фирма есть фирма.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"