Лукьянов Александр Викторович. Стихотворения Эдмунда Госса

Лукьянов Александр Викторович
Стихотворения Эдмунда Госса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Оставить комментарий © Copyright Лукьянов Александр Викторович (al-lukas@yandex.ru) Размещен: 30/07/2025, изменен: 30/07/2025. 80k. Статистика. Сборник стихов: Переводы Сборник переводов английских поэтов ГРАД ДУШИ Скачать FB2		Ваша оценка:

Эдмунд Уильям Госс (1849-1928)

Из сборника "Мадригалы, песни и сонеты" (1870)

Приглашение

Идём к реке, там есть цветы,

Там папоротник перьями свисает,

А в тёмных заводях играет

Румяная форель.

Чу! Чу! Крадись тихонько сквозь кусты

И криком не тревожь отсель

Святую тайну сладостной поляны.

Увидишь ты

Оляпки всплеск, как вспышки блеск, что рдяный

Лесной шатёр пронзает.

И зимородка твой приход нежданный

Там не вспугнёт, и все его мечты, -

Он видит тень свою, красой венчанный.

Ночная песня

Спокойной ночи! Сна вуаль

Глаза покроет нам в молчаньи,

Не будут ум терзать печаль

И грусть воспоминаний.

И как в душе уснувшей спят

Страстей желания дневные,

Так навсегда уйдут в закат

Видения земные.

Спокойной ночи! А с утра

Тебя разбудит отблеск красный,

И я проснусь, - мне в путь пора,

Короткий и несчастный.

Мрачнее будет мой рассвет!

Всё завершает ночь сомненья:

И волны Вечности мой след

Смывают в скорбном пенье.

Из Корнуолла

О, Друг мой, в "дни упадка" каждый рад

Найти, пусть редко, дикое селенье,

Где тишину и мир уединенья

Дорог не нарушают стар и млад.

Как сладко мне, пока снимает град

И ветер с братства буков облаченье,

На западе, в долине, где волненья

Не слышен звук, куда мещанский взгляд

Не проникает, где в часы рассвета

И папоротник чуден, и ручей,

Где, в облаке увидев башни света

Из эмпирея Мильтона иль фей

Полёты в царстве Спенсера , в сонеты

Шекспира погрузиться поскорей .

Воспоминания

О, девы зеленеющей долины,

О, странницы средь вереска болот,

Хозяйки дальних склонов и высот,

Куда борей врывается лавиной.

Они в туниках, с песнями Эллады,

Ко мне идут сквозь Южные врата:

Тела лилейны, розовы уста,

Фиалки глаз - души глубокой взгляды.

Одни в венках, где гиацинт и моли ,

У них улыбка грусти на губах,

А сумерек вуаль на их глазах

Скрывает сласть и негу меланхолий.

Другие шли с гирляндой мандрагоры -

Подлунные в полях Цирцеи сборы.

Сонет No5

Но кто не любит ра́кушку луны,

Что в пурпур неба врезали с уменьем,

Когда проснулись звёзды с нетерпеньем,

А в чашечки цветов проникли сны?

Ах! Милый друг, в кого все влюблены!

Ты, как луна, сияешь отраженьем

От солнца красотой и наслажденьем,

Оракул, бог мой, нет тебе цены!

Ради себя ты стал моей святыней,

Пленив меня особой красотой,

В которой я увидел восхищённым

Изящество и отраженье той

Души чистейшей, что должна отныне

Мне стать поддержкой, страстью и законом.

Живая картина

Постукивала туфельками вяло

Она порывам ложным вопреки,

А тёмно-красной розы лепестки

Волна её златых волос объяла.

На пчёлку, что о мёде зажужжала,

И жёлтые надела пояски,

Она глаза подъяла от тоски

С коленки, где луч солнца полз устало.

На лестнице шагов раздался звук,

Всё выше, всё настойчивей, шумливей -

К её лицу опять прилила кровь.

И соскользнул бутон по прядям вдруг,

Лишь запылали щёки, и в порыве

С любовью страстно встретилась любовь!

Река Пенпонт

В молчании сижу я у реки,

Форель плывёт неспешно под водою,

Летят попить стрекозы, и легки,

На папоротник падают слюдою.

Склоняясь над потоками, стоят

Тенистые, причудливые буки,

И жимолости дивный аромат

Я слышу, как во сне мелодий звуки.

Луч солнца через лиственный шатёр

Позолотил речную гладь ажуром:

В сей летний день у всех весёлый взор,

И лишь поток на вереск ропщет хмурым;

И я грущу, коль свет любимых глаз

Не удержал, чтоб скорбь прогнать сейчас.

Мадонна в музее Антверпена,

подписанная J. F. B.

Сквозь даль веков чуть слышны гром жерла,

Напевы труб, и медный лязг, и звоны,

Где Карл VII построил бастионы,

Лишь Франция оружие взяла.

Забыли мы тот подвиг и войну,

Что древности героев возбуждала,

Завоеваний сделавших немало,

Не ценим тех, кто бился в старину.

Но чувства наши трепетны, когда

(Спасибо, Жан Фуке!) мы несравненной

Аньес Сорель разумный видим лик

И чистый дух, и слышим сквозь года,

Как падает слеза в тиши вселенной

Над гробом, где король печально сник.

Бухта Ансти , посвящается У.А.П.

Когда, Уолтер, в Лондоне, в жару,

На улицах, страдающих от зноя,

Мы вдруг услышим нечто неземное -

Органа мелодичную игру,

Как хочется на крыльях устремиться

На юг, где общий дом наш у скалы,

Там, где прибоя пенные валы

Иль жаворонка песня над пшеницей.

Тот день нам будет дорог навсегда,

На берегу сидели мы, мечтая,

Поплёскивала музыкой вода,

И наши души, в сладких мыслях тая,

Где страх исчез, где их не ждёт беда,

В любви тонули, больше не взлетая.

Из сборника "На виоле и флейте" (1873)

Во время молений

Она молилась: полный трепетанья,

Я с флейтой шёл сквозь вешний первоцвет

Вдоль церкви, и пока не смеркнул свет,

Играл вольнее птичьих щебетаний.

Когда же стихло пение литаний,

Она ушла в забвения просвет,

И я с волненьем ей смотрел вослед, -

Туда, где кипарисов очертанья.

Она влекла походкою своей

Мою безумность, робким оставляя!

Ах! что мне святость, коль её пленяя,

Слагать я должен гимны у церквей.

Мой мозг плывёт и тает всё сильней!

Я скован страстью, тело в дрожь вгоняя!

Сомнение

С террасы той, что в озеро глядится,

В углах тенистых сидя, как в саду,

Мы смотрим на вечернюю звезду,

Из лютни звуки пробуют родиться.

Сердца у нас в тоске грозят разбиться,

Я взгляд её, смотрящий вдаль, всё жду.

Но словно ищет дальнюю гряду

Её душа, где солнца круг садится.

С пылающим лицом у балюстрады,

На милую бросаю ждущий взор,

Пока луна не выйдет на простор,

Луна Любви; и долг моей услады -

Надежды не оплатит так, как надо,

И не пойму, что я не люб с тех пор.

Весенний день

Шаг прошлого - процессий скорбных ход,

Грядущее спешит, как гость нежданный:

Кто, оглянувшись, мир обрёл желанный,

Кто, запыхавшись, движется вперёд.

Но розы увядают каждый год,

В лесах вьют птицы гнёзда постоянно,

Жить в Настоящем жизнью первозданной

Им эта философия даёт.

Так будем жить Сегодня, как они,

Оставив Завтра дряхлым пальцам рока,

Вчерашние, без слёз, припомнив дни!

Глянь! В блеске золотистого потока

Хоры певцов на свежих ветвях дрока

И все дриады нежатся в тени.

Подглядывание

В деревьях май поигрывал с листвой,

Краса моя сидела одиноко,

Где папоротник, выросший высоко,

Скрывал её за густью вековой.

Её лицо и пряди над кустом

Виднелись чуть, она читала, млея,

Весь в пятнах тени от листвы над нею

С чудесными стихами толстый том.

Сплетал в нём Чосер горестную тему,

Ту, где была Крессида неверна,

А Троил тосковал о ней безмерно;

Но вот, закрыв печальную поэму,

Спит против неба синего она,

Поклявшись, что сама любила б верно.

Страх Смерти

Самонадеян, юн и полон сил,

Я под окном, в тиши ночной прохлады,

Пропеть ей собирался серенады,

И о любви в мечтах своих просил.

Но вдруг, костями белыми звеня,

Выходит Смерть из тени кипариса,

Ко мне подсев с гримасами актрисы,

И лютню отобрала у меня.

Когда с небес холодных золотая

Взглянула в глубь беззвёздных вод луна,

Прекрасный лик блеснул мне из окна;

Я, Смерти не боясь, в улыбке тая,

Стал на головку милую смотреть.

Потом назад, и что! Сбежала Смерть!

Эпиталама

В лилейных прядях, на педаль органа

Любовь своею ножкой белой жмёт,

Как запах плода льётся гамма нот,

И ладаном наполнен воздух пряный.

Там, в алтаре с оградою чеканной,

Священник пальму и потир несёт,

А музыканты с лютнями вперёд

Идут средь дев, что свежи и румяны.

В венцах мы видим солнце на рассвете:

Авроры алой золотой наряд.

Пока поют дискантом чистым дети,

И мальчики кадилами звенят,

Любовь на хорах с радостною силой

Нам жизни увертюру завершила.

Рай

Её глаза - два голубка,

Её уста как вишни красны,

Как нектарин щека гладка,

В цвет абрикоса - прядь атласна.

Смеются все её черты

Над зрелым плодом, над цветками,

И ароматные мечты

В ней распустились лепестками.

В её изгибе нежных губ

Соединились Рай и Ева,

А я, Адам, кто рыж и груб,

Я недостоин милой девы.

Её люблю я всё сильней,

И чаю в высоте небесной

Познать красу души у ней

Посредством красоты телесной .

Аромат

Что примет в дар неистовый влюблённый?

Цветы, стихи меня уж не прельстят,

Лишь палочки кедровой аромат,

И запах шишек, хвоей напоённый.

Дай мне побег, свежайший, благовонный,

Иль критмум - я дыханью моря рад:

И все благоуханья поспешат

С моею страстью слиться обострённой.

Моя душа, как комната поэта,

Где курится с латакией кальян,

Где масел, роз и старых вин дурман,

Где сумрак штор прядёт свои тенета,

Лишь милый образ ярок и багрян,

Смешеньем дум и запахов согретый.

Джиневра

В жаркие ночи под сенью роз,

(Персик, яблоко и абрикос)

Что вьются осенью в глубине

Сада по высокой стене,

Ланселоту Джиневра с лицом в огне,

Дарила негу любовных грёз.

У окна, наверху, невидим, один,

(Орех, яблоко и нектарин)

Гавейн лениво пытался бренчать

На лютне, и смог, наконец, узнать

Лик страстный и Королевы прядь.

Усмехнулся зло паладин.

Долгий поцелуй слаще вина,

(Орех и вишня, смола, сосна)

Как лёгок ножек её нажим

По листьям багряным, сухим,

Простилась с любимым своим,

Заливаясь румянцем она.

Горе душе, чей порыв смирён,

(Мухомор, полынь и паслён),

Горе чарующей той красоте,

Доблести дней, ночей чистоте,

Горе розе - чернеть на кусте,

Горе сердцу - терзанья и стон.

Лютня, найденная в саркофаге

Когда с миндалевидными глазами

И с лотосом цветущим в волосах

Рождали девы страсть в мужских сердцах

Звучаньем струн, то были там богами

Все твари, и стонал Мемнон утрами,

От бурь любви Бубастис пал в песках,

И к чёрным грудям Пашт несли в руках

Просители свой дар пространству в храме!

В Египте пела лютня та. Мертва

Неистовая страсть, мертво искусство,

Что дарит нам гранит спокойных поз.

Лишь эта птичка звонкая жива

И, как тогда, терзать готова чувства,

Как будто смуглый раб её принёс.

Апофеоз Святой Доротеи

Вчера я видел сон священный,

С востока дева прибыла,

Она свята, чиста, бела

На белой лошади смиренной;

Тень её пала на леса,

Манит нездешняя краса,

О чудеса.

С недвижным ликом, твёрдым взглядом

Она проходит каждый град,

Цвет её прядей - солнцу брат,

И слава излучает рядом

Свой свет, она здесь всех милей,

И люди пали ниц пред ней

В мольбе своей.

Она в руках сжимала свято

Низ дароносицы резной,

Востока чудо, с серизной,

Из серпентина и агата.

Средь мирры в ней она хранила

Дары в сосуде, и кадило

Всегда носила.

Вот прибыла, скача полями,

Она к горе, где среди скал,

Сарраса башен вид сверкал,

Как будто вспыхивало пламя.

Как странник у своих ворот,

Она коню пастись даёт,

Наверх идёт.

На ярких башенках кричали,

Был многорадостен тот звук,

Её все жители вокруг

Игрой и песнями встречали;

Не чтили так ни мудреца,

Ни королеву, ни жреца,

И ни певца.

Врата открыты золотые,

Свет града озером разлит,

Там хризопраз и хризолит

Покрыли стены пресвятые;

Снаружи пики и клинки,

Внутри задвижки и замки -

Звёзд огоньки.

Вдруг свет, пока я зрел красоты,

Над градом ярко был зажжён,

И я увидел, поражён,

Небес бескрайние высоты,

Где воздух тих и превосходен,

Эфир сияет, чист, бесплотен,

То мир господень.

У шпилей видел из оконца

Я чистой девы робкий бег,

Сиявшей словно первый снег,

Что отобрал свой блеск у солнца;

Мила, красива, добрый нрав,

Нежна, как дымка с влажных трав

Среди дубрав.

А дароносицу златую

Она как жертву принесёт

Ему, кто создал небосвод,

И россыпь звёздную густую;

Ковчег блестит, как та звезда

В Сочельник, пастухи стада

Пасли тогда.

И хоры ангелов небесных

Её приветствовали днесь,

И лили нард, и миро здесь,

Обмыв её в огнях чудесных;

Их крылья - пышная волна,

Хоралом их возбуждена

Виол струна.

Она, как те, кто умирает,

Узрев виденья, впав в экстаз,

С дрожаньем губ и с блеском глаз

На светлый путь ещё взирает.

Но вскоре ангелы вели

Её туда, где блеск вдали,

Прочь от земли.

И глас воззвал: "Не сожалея,

Она прошла сквозь маету

Тропою тернистой к Христу -

Благая дева Доротея.

И снова молится: один

Во Славе Ты, о, Триедин

Наш Господин!"

Девочка моя, прощай! (вилланель)

Девочка моя, прощай!

Был твоим я воробьём .

Ты могилку мне вскопай.

И не плачь, и не вздыхай.

Жизнь твоя пусть бьёт ключом.

Девочка моя, прощай!

Под высоким тисом дай

Мне лежать в саду твоём.

Ты могилку мне вскопай.

Мы любили синий край

Небосвода тихим днём.

Девочка моя, прощай!

На груди твоей, ты знай,

Я ещё согрет теплом.

Ты могилку мне вскопай.

Пусть друзья из птичьих стай

Надо мной скорбят потом.

Девочка моя, прощай!

Ты могилку мне вскопай.

Из сборника "Новые стихотворения" (1879)

Осень мира

С роз лепесток упал последний;

Последних ласточек полёт;

Там, где погаснет мир наш летний -

Любовь мертва среди невзгод,

И жар сердец забвенье ждёт.

Юнцов венчает розы алость;

Тепло от милых губ и глаз;

Смех, поцелуи, ласки, шалость,

Но помни, краток сладкий час,

И тьмою Смерть покроет нас!

Не дай, чтоб Смерть при увяданье

Цветов, их забрала в свой дом,

Когда она твоё дыханье,

Что не слабеет с новым днём,

Пьёт белым и холодным ртом!

Лови часы: и всё ж надежде

И страсти высшей дай вовне

Сердца возвысить наши (прежде,

Чем растворимся мы в огне)

До сердца мира в вышине.

В дни осени судьбы незримой,

Пред тем как новый год встречать,

Немного вех должны пройти мы,

Немного слов должны сказать,

Свободы славя благодать!

Ум ясен, в сердце - милосердье,

Любовью к людям дух горит,

В работе спорость и усердье -

И коль душа добро творит,

Она в блаженстве воспарит.

Когда, мертвы, мы канем в Лету ,

Однажды вечный мир из тьмы

Родит нам дивный час рассвета,

И через времени холмы

Друг другу улыбнёмся мы.

Хвала Артемиде

Где Кефиса

Ручейки,

Там нарциссы

Как снежки,

И мантильи

Белых лилий,

Что раскрыли

Лепестки.

В ночь фиалки

Запах льют,

Как весталки

Белы тут;

Рядом нежность -

Роз безбрежность,

Эту снежность

Ветры мнут.

Сквозь тенистый

Чистый луг,

Где душистый

Цвет вокруг,

Кто стремится

Как зарница,

Чей струится

Песни звук?

С ней забрезжил

Новый день,

Быстр и нежен,

Как олень,

Он взлетает

И блистает,

В поле тает

Ночи тень.

Держит строго

Лук она,

Славой бога

Кроплена,

Что былинной

Вязью длинной

В миф старинный

Вплетена.

Любо деве

Бить зверьё,

Лик во гневе

У неё.

Сбоку тела

Пояс белый

Держит стрелы

И копьё.

Рысь пугает

Сей стрелок.

Не сбегает

Пастушок

Со свиданья,

Где лобзанья,

И желанья

Шепоток.

Он лишь слышит,

Как у ней

В страсти дышит

Грудь сильней:

Те сугробы

От стыдобы

Стали оба

Роз красней.

С ней, свирепой,

Рядом он,

Грозный, лепый,

Аполлон,

Кто в гордыне

Ярый ныне, -

Стрел богини

Слышен звон.

Утро в скорби

Слёзы льёт,

Рок Ниобе

Горе шлёт

Страшной карой

Этой пары,

Чьи удары

Гнева плод.

Льву подобно

Был пронзён

Дланью злобной

Орион .

Фавн прекрасный

С нимфой страстной

Девой властной

Разлучён.

Ей не люба

Смертных спесь,

Сжала губы

Гневно днесь:

Беспощадна,

Смотрит хладно,

Кровь отрадно

Лить ей здесь!

Культ смиренный

Дай свершить,

Хлеб священный

Покрошить:

Птиц летящих

И кричащих,

Вечно бдящих

Покормить.

Нам богине

В благодать

Масло, вина

Возлиять

Прямо в пламя

С похвалами,

Лоб венками

Украшать.

Мы нарциссы,

Что цвели,

От Кефиса

Принесли

Ей с моленьем,

С восхваленьем,

С чистым пеньем:

"О, внемли!".

Первый снег

Звенит в деревьях первый колкий снег,

Все звуки заглушив, и сразу мнится,

Что это бог холодною десницей

Вселенских струн созвучия пресек.

Иль скорбь, что сердца музыку навек

Заставила в аккорд тревожный слиться,

И замолчать мелодий вереницу,

Что вольно пел восторг душевных нег.

Всё ж белый, овдовевший мир прекрасен,

И сладок соразмерный этот звук

Мороза, что так чист, трескуч и ясен!

Пресыщенное сердце слышать склонно,

Подчас устав от листьев и пичуг,

Мотив печали резкий, монотонный.

Февраль в Риме

Когда в полях алеет цикламен,

И у дворца мы видим сад просторный,

Где под листвой брионии узорной

Белы фиалки, о, тогда, священ,

С улыбкой вспрянет средь руинных стен

Бессмертный Рим, своей судьбе покорный;

И лёгкий бриз в гармонии минорной

Повторит непонятный нам рефрен.

Фавоний этот - флейты нежный зов,

И этот ладан с запахом незримым

Всё время будут с городом любимым.

Весна без роз и осень без плодов,

И утра зной в безмолвии ветров

Не тронут Рим, пока он будет Римом.

Гробница Софокла

Младой сатир с бородкой, что златится,

Вверх высоко подпрыгнув, козлоног,

Пахучий из тимьяна давит сок,

Идя как страж вкруг мраморной гробницы

Софокла - кто с поэтом сим сравнится, -

Чей мощный глас однажды вызвать смог

Дорийку музу; и, надев венок,

Плясала с тирсом дикая юница.

Здесь пчёл благочестивый легион

Мёд возлияет свой. К могиле этой

Плющ Диониса ластится всё лето.

Сатира смех. Но не проснётся Он,

В холодный саван склепа заключён,

Не видя солнца круг и купол света.

Потерянная лира

Так в этой чаще, старой, сирой,

В тиши веков, вдали от мира,

Лежит, листвой оплетена,

Орфея лира ?

Святым огнём ещё полна

Её струна!

Ах! Я бы мог пойти в те дали,

Торить тропинки там, где встали

В осенней тьме сосна к сосне.

Что показали

Своей бы кроной при луне

Путь верный мне.

Туда, где с тропки шелестящей

Я б чудо взял рукой дрожащей,

Чей трепет жизни мог бы зреть.

Оно звучащей

Струной бессмертной звало петь

Меня бы впредь.

И я бы пел; тогда пантеры,

Смиряясь, дикари и звери,

Все преклонились б предо мной.

И львов пещеры

Пустели; и забыл бы злой

Свой рёв прибой.

И быстро встав под ветер тонкий,

Через моря с дельфиньей гонкой,

Искал бы мрачных Гесперид

Я с лирой звонкой,

Где низко неба край висит,

Как лал горит.

Должны ль мы отказаться снова

От лиры, от поэта слова,

В крови зреть Гебрус, слышать Муз

Кричащих зовы?

Нет! Мрачных гор мы сбросим груз

Для моря уз.

Как радостно петь к людям праздным

О таинствах, им неподвластным,

Что выше их простых забот!

Ударом страстным

Пусть Аттис бьёт в кимвал, вперёд

Нас путь ведёт.

Но прежде чем живое пламя

Погаснет в лире - белом храме,

И струн священных смолкнет глас,

Устанем сами

От песен мы, иль буря нас

Вернёт тотчас.

Увы! В наш век меланхоличный

Исчез обычай поэтичный,

Дух лести в нашу песнь проник

И гнев публичный

Пиитов, что льют кровь в родник,

Сломав тростник.

Чтоб флейту вырезать вначале;

На ней потом бы заиграли

Воспоминанья прошлых лет.

Напев печали

Сквозь слом летит. Её, как цвет,

Швыряют вслед.

У реки

Журчит поток прозрачный

У ног, пожухлый лист

Шуршит в траве невзрачной

Под ветра тихий свист.

Природа песней этой -

Прощай, сказала лету.

Вверху, где ветер вьётся,

Создали буки сень,

И в знак любви к нам льётся

От них густая тень.

Колеблются их ризы

Последней лаской бриза.

Внизу река струится,

Пахнув старинным в нас,

Ей вековечно виться,

Вести свой древний сказ;

Тростник дрожит высокий,

Пока в нём жизни соки.

Головки поздних лилий

Раскрыли чаши в ряд,

И в воду опустили

Задумчивый свой взгляд,

А свежие соцветья

Качнул осенний ветер.

Сквозь дивный мир, безбурный,

Промчалась егоза:

Блестящий луч лазурный

На крыльях - стрекоза.

Полёта шелест резкий,

Как отзвук света, блеска.

Твою держу я руку,

Любимый, то не сон;

Грозит ли тем разлука,

Любовью кто сплочён?

- "Нет!", - молвит вся природа,

Цветы, деревья, воды.

Река благословляла,

Читал молитву лес,

Нам волосы ласкало

Дыхание небес.

Без слов (они напрасны)

Уста мы слили страстно.

Я сласть вкусить, робея,

Не смог - о, сердца стук!

Ещё один, скорее,

Избавь меня от мук.

Повторное лобзанье -

То сила, жизнь, желанье.

И вот, когда пред нами

Ползёт за годом год,

Пока согрет лучами

Дар жизни, словно плод.

Когда мы стары стали,

И словно злак увяли, -

Ты помнишь ли, мой милый,

Часов осенних сласть:

Сентябрь - любви горнило,

Но май принёс нам страсть:

В виденьях сна златого

Мы у ручья лесного.

Когда мгновений нежных

Погаснет яркий след,

Чувств не забудь ты прежних,

Траву и солнца свет.

И помни всё, прошу я,

О первом поцелуе.

Могила менады

Та дева, кто в священной роще

Вкруг сосен у Лидийских гор

Пускалась в пляс безлунной нощью

Под буйства хор,

И чья свирель, листвой увита,

Визжала, как свирель Котито .

Кто лоб себе плющом венчала,

Пила трёхкратно на заре,

Из ивовой коры фиала,

Что в серебре,

Крича со страстными губами

Подобно буре над холмами,

Теперь лежит, где тополь с грустью

Шуршит листвою день-деньской,

Где у могилы ропот устья

Даёт покой.

Прощай - скорбят все об утрате

Тех громких криков на закате.

Жизнь в смерти

Как сладко при смерти руками

Нарцисс поблекший взять;

Склониться хладными губами

Над золотыми лепестками,

И запахи вдыхать.

Как сладко с ним уйти в забвенье,

И зреть в том сне цветок:

Лежать, где слабые коренья,

Побегов чувствовать цветенье,

И соков буйный ток.

Его краса есть дар небесный.

Был духом принесён,

Возможно, этот свет чудесный,

Вдохнувший жизнь и цвет прелестный

В раскрывшийся бутон.

Он дарит нам в момент прощанья

Усладу для души:

Мы, смерти вняв очарованью,

Идём туда без содроганья,

Где гаснет боль в тиши.

Вокруг нас жизни купол бренный,

Как в дымке сердолик .

Его резные делят стены

Весь мир на вечный мрак вселенной

И неба светлый лик.

И каждый год весной зелёной,

Забыв про холод зим,

Повторят свежие бутоны

То чудо смерти, рассечённой

Аккордом, что незрим.

Немые вестники, чьи речи -

Глубокий аромат,

Несут из вечности навстречу

Нам тайну, чтобы стать предтечей

Надежд вне смертных врат.

Когда придёт мой час печальный,

Смерть, что мне так сладка,

Прорвётся сквозь портал хрустальный,

Нард на меня лия прощальный

Из жёлтого цветка.

Бесснежная зима

Сегодня зимний лес во влаге,

И воздух солнцем не прогрет;

Красот осенних больше нет,

Листва опавшая в овраге,

Мороза первый след.

О розе будущей напрасны

Нарцисса грустные мечты!

Не встанут мёртвые цветы,

Бутон, расцвет, конец злосчастный -

Вот жизнь у красоты.

Где годы счастья? слишком рано

Ушла ты, слишком поздно - я.

Кляня жестокость бытия,

Спустились к смерти мы желанной,

В груди печаль тая.

И прежде, чем возник лучистый

Луны и звёзд небесный стан,

Твой не рождённый дух мне дан

Был ясный, редкостный и чистый,

Как жизни талисман.

Когда не родились мы сами,

Свет наших душ разлиться смог

Среди космических дорог,

Что как стекло между веками, -

Но зрит их только Бог!

Есть у меня одно желанье,

Коль случай нас соединил,

А план вселенский сохранил

Душ наших сцепленных сиянье

И милость к нам склонил, -

Пусть на лесистые тропинки

Набросит свет свою кудель,

Пусть на коре блестит капель,

И вновь стремится сквозь дождинки

Ввысь жаворонка трель!

Вилланель

Ты умереть не прочь в тот год,

Когда плоды свисают, зрелы,

И Осень в золоте идёт?

Алеет серый небосвод.

Под звон вечери у придела

Ты умереть не прочь в тот год?

На склоны гор с холодных вод

Туман поднялся сетью белой,

И Осень в золоте идёт.

Когда иссяк желаний мёд,

И вдаль надежда полетела,

Ты умереть не прочь в тот год?

Не то Зимы ледовый гнёт

Покроет землю без предела,

Лишь Осень в золоте пройдёт.

И тщетно, плача от невзгод,

Когда в мученьях жизнь истлела,

О смерти взмолишь ты в тот год,

Лишь Осень в золоте пройдёт.

Рондель

Под могильною плитой

Спит кузнечик на приволье,

Осень дом его пустой

Бурей треплет поневоле.

Дай грозе пролиться той,

Здесь ты дремлешь в смертной холе,

И храним от зимней боли

Под могильною плитой.

Мирой был ты найден в поле,

На груди лежал святой,

Мрамор стал твоею долей,

А ты гостем-сиротой!

Под могильною плитой

Спит кузнечик на приволье.

Баллада о мёртвых городах

К Э. Л.

Где города равнины ныне?

Тувалкаина Калах-град ?

Вефиля гордые святыни?

И Сеннаар - где супостат

Царь Амрафел повёл солдат

В Сиддим , попав сначала сети

Ям смоляных, а после в ад.

Где города былых столетий?

Где храм Карнака - средь пустыни

Колонн величественный ряд?

И где Луксор, чьи тайны линий

С гробниц о прошлом говорят?

Шакал и совы у аркад,

Змея под камнем, нам ответьте!

Как звуки раковин - молчат:

Где города былых столетий?

Где Сузы - белая твердыня?

Там Астинь славили стократ,

И от евреев брал в гордыне

Зерно и масло Мифредат ,

И где Неемия был рад

Узреть надежду в божьем свете,

В свой град святой стремясь назад?

Где города былых столетий?

ПОСЫЛКА

Мой принц, под звон печальный спят

И труд, и все злодейства эти -

Волне забвенья нет преград,

Где города былых столетий?

Галечный мыс

Рой быстрых бабочек плывёт,

Дрожит и вьётся в ярком свете,

В прозрачной дали на просвете

Мелькает белокрылый бот.

Устроил ветер хоровод

Больших ромашковых соцветий,

Закрывшись ночью, диски эти

Таят и золото, и мёд.

О, руки белые, в тимьяне!

Пожатья милые легки,

Их моря вызвало звучанье,

Их нежность - словно огоньки,

Когда мы стали так близки,

Что в рифму пело мирозданье!

Зимние созвучия

То ветер, воя,

В снегах зимою

Свой бледный лик поднял на хвою.

То над землёю

Летит пустою,

Объял весь мир он, как водою.

На солнце воздух - блеск тепла,

Хотя земля белым бела.

Сыч, словно кот,

Кричит с высот,

Спокоен сумерек уход.

Пурга метёт

На тонкий лёд

Сугроб коварный у ворот.

И путнику чуть-чуть мила

На перекрёстке ночи мгла.

Купание

Прикрыв ладонью розовый сосок,

Чтоб дрожь унять, свою боязнь измлада,

Лисидика нырнула, и прохладой

Пылающую грудь объял поток.

Обыскивает жёлтый мотылёк

Ей розы в волосах, летя из сада,

А бриз проник сквозь полога преграду

В её для сна священный уголок.

Она лежит в нём, нежная, как пена

Из лепестков, покрывших вод кристалл.

Что за виденье сон ей ниспослал?

Вчерашнюю она узрела сцену,

Когда под кровожадный крик арены

Сражённый гладиатор умирал.

Эрос

В лесу блуждал я очень странно,

Вдруг вижу - тёмная поляна,

И бог любви на ней.

Лежали рядом лук и стрелы,

Рука прекрасная белела

В листве, среди корней.

Под аркой веток сон желанный

Его объял в тени каштана.

Уста его краснее розы,

Нежнее трепетной мимозы,

Они чистейший мёд.

Вокруг святого рта жужжали

Златые пчёлы, что желали

Пить сладость без забот.

Для них сей мёд: влюблённых грёзы,

Вкусней нектара туберозы.

Новый Эндимион

Из-за тенистых тополей

Луна взошла. Не стало Сельи.

Вдыхал я бриз ночной с полей,

Раздвинув шторы. У постели

Рыдал о ней, лишённый сна,

И видел, как юна, красна,

Касалась тополя луна.

Пшеницы жаркий аромат

Дымился, землю покрывая,

И запах лилий - мир услад -

Плыл, яркий воздух омывая.

Казалось, скрытая тоска

Июльской ночи на века

И безнадёжна, и горька.

Большая круглая луна,

Целуя ветви непрестанно,

Теряет алость после сна,

И золотится сквозь туманы.

Как злобный враг поднялась вмиг,

Чтоб лучше видеть напрямик

Моей любимой мёртвый лик.

Я вспомнил всё, застыв душой,

Без слёз в печальной круговерти:

Как если день грядущий мой

Не замечал прошедшей смерти.

И думал, что луне видней

Откуда было счастье дней

Меж миром неги и теней.

Желая ощутить, как я

Ковал любви иные звенья,

Луна, свой тайный свет лия,

В уста смотрела мне в томленье.

Я трепетал, гнал мысли прочь,

И пульс мой бился во всю мочь,

Когда я вспоминал ту ночь.

Через Индийский океан,

Летел корабль наш, словно птица,

На крыльях света; тёплых стран

Всё больше таяла граница.

Она на палубе, шуршит

Одеждой - о, прекрасный вид!

К ней речь моя впервой летит.

В тот миг, когда пересекли

Мы наши судьбы в той беседе,

И пальмы таяли вдали

На побережье цвета меди,

Другого света пал туман

За островами Андаман :

Луною был он златоткан.

Внутри девичьих синих глаз,

Луна заискрилась овалом,

Перед любимой в этот час

Склонился преданным вассалом

Я, потеряв словесный дар.

Она ушла, нет больше чар,

И только красный лунный шар.

Я вспомнил улицу зимой,

Когда в моей руке, впервые,

Забился пульс её скупой -

Сомненья девушки глухие.

Друзья давно ушли вперёд,

А мы болтали без забот

Средь шума городских тенёт.

Толпа тащила нас силком,

Друг к другу тесно мы прижались,

И говорили обо всём,

И словно брат с сестрой смеялись.

Но как желанно было мне

Вдруг оказаться в тишине,

Сказав о главном в стороне.

Но тщетно, на закате дня,

За шпилем тёмного собора

Шар медоцветного огня

Привлёк сияньем наши взоры.

Она умолкла. Чуть дыша,

Я понял, как же хороша

И как чиста её душа.

И вспомнил чудный эпилог.

Она вошла в покой священный,

Где пали вниз её венок

И пышных прядей груз бесценный.

Я нежно ей ласкал, стыдлив,

Осиной талии извив,

Прохладу шеи ощутив.

И вновь мелькнула за окном

Луна в сребристо-тонком газе,

Менадой в куполе ночном

Она плясала, и в экстазе

Склонялась к тополю главой.

Он под жестокий ветра вой,

Тянулся страстно к ней листвой.

Вот листья вкруг луны кружат,

Как девы вкруг больной сестрицы,

Где смерть, обманщица стократ,

В дыханье мнимое рядится.

Луны обычный бледный вид,

Став золотым, в себе таит

Оттенок мрачный - аконит .

В ту ночь, лишь Селья умерла,

Луна была какой-то странной:

Победоносна и смела,

Мила невестою желанной.

Но болью скорбною ведом,

На шар смотрел я со стыдом,

И муки брызнули дождём.

Я снова к Селье припадал,

Держа в своих ладонях чудо -

Лица божественный овал,

Чьи чары вечно не забуду.

Но почернело всё вокруг,

Я вздрогнул и увидел вдруг

Луны на небе бледный круг.

Тогда я встал почти без сил,

И в лес отправился тернистый,

Где запах жимолости пил,

Где вереск цвёл внизу душистый.

В листве лежал я меж ветвей,

А там, где небеса ясней,

Луна плыла средь звёзд-огней.

С той горькой ночи я утих,

И чувствую не как другие,

Стал чужестранцем среди них,

Покинул сборища людские.

Мне жизнь обычная чужда,

Друзей покинул без труда,

От солнца прячась навсегда.

Но станет месяцем луна,

Наполнив свой изгиб сияньем,

В моих мечтах опять она,

Томлюсь я страстью и желаньем.

Шагаю по вершинам гор,

И лишь её увижу взор,

В душе поёт и молкнет хор.

Раз в месяц, ночью, на холме

Лежу я диком, и блуждает

Мой взгляд в небесной полутьме,

Пока роса не выпадает.

Но вот луны златой овал

Возник как дивный идеал,

И я, средь равных, богом стал.

Двенадцать раз за этот год

Тот миг волшебный повторялся,

И я вкушал восторгов плод,

Мой пульс как пламя загорался.

Теперь меня не удивят

Ни локон дев, ни женский взгляд,

Ни лиц прекрасных длинный ряд.

Что я? Коснётся ли меня

Её божественная нежность?

Смогу ли свежего огня

Добавить я в её безбрежность?

Не знаю! Только не секрет,

Что я любим, и ей вослед

Иду вслепую я, на свет.

Хочу быть заводью в горах,

Где лик твой светит отражённый,

Или растеньем, в чьих корнях

Сокрыт твой дух заворожённый.

Но, смертный, я умру, любя.

Ты - вечна. Я прошу тебя,

Склонись ко мне в тот день, скорбя.

Из сборника "Фирдоуси в изгнании и другие стихотворения" (1885)

С томиком Геррика

Взбодри нас, как лесной родник

И запах ливней,

Возьми в свой дом священных книг

Цветов святыню.

В лугах лишь мая торжество,

И небо чисто,

Пред ракой молимся его, -

Свят Робин истый .

Шиповник жезл его обвил -

Любовь колюча;

Он смехом нас благословил

Средь птиц певучих.

В елее красно-белый крой

Священной ризы;

А нимб его над головой -

Одни нарциссы.

Cupido crucifixus *

Один Эрот - прелестный и румяный,

Его любовь срывает жизни плод;

Второй же - кипарисами венчанный,

Борьба и смерть любви такой исход.

Ни тот, ни этот не приходят тенью

Мне бьющееся сердце врачевать,

Лишь третий лучше всех и в отреченье,

Он может отдавать и получать.

Его глаза в слезах любви, прекрасны,

Как и твои, мой Друг, мой Идеал.

Он знает, что я слаб, дрожа ужасно,

Что слишком много, мало ль я сказал,

Что на краю надежды я в руках

Держу и Смерть, и Жизнь как на весах

* Купидон распятый (лат.)

Из сборника "В красновато-коричневом и серебре" (1894)

Impression

В наш век бесстрастно-пунктуальный

Учёность для стихов - фатальна.

Когда-то безрассудства пыл

Был остроумен, не постыл.

Когда поэт гордился чаще,

Творя с метафорой кричащей,

Стихи, нестройны и темны,

Всё ж были музыкой полны.

Коль мы могли б писать так дурно,

Как те, чей прах скрывает урна,

То был бы нами сотворён

Их сложный, милый полутон.

Мы все застенчивы, любезны,

Мудры, учёны и помпезны,

Боимся промах совершить, -

Нам флейтой искренней не быть.

И наша жизнь проходит мимо,

И критикуем мы терпимо;

И нет у нас простейших слов

Для лёгких, искренних стихов.

Багряный цвет и зелень Парка.

Темнеют улицы и арка.

Дрожит в лазури бурый дым.

Идём мы городом цветным:

Здесь лица бледны, полны боли.

С телеги тянет запах поля.

Духи, желанья, смех и спор:

Вот ежедневный жизни хор.

Но как опишут те красоты

Эпохи знанья рифмоплёты?

Ведь раньше стих так весел был,

Богоподобен, не постыл.

Объятья облаков

Что мне судьбы лихая рать,

Что держит нас в смятенье;

Хочу я думать, наблюдать,

Мечтать - пусть в заблужденье.

Хочу быть призрачной звездой,

Колеблющейся в море;

Счастливей Иксион младой,

Чем Зевс в своём отпоре.

Nunc Dimittis

Питали в юности уста

Мы щедро, но впустую,

Хоть сила в нас уже не та,

Мы ловим вкус, пируя.

Неистовый восторг юнцов

Украл их восхищенья;

Пусть будет время у отцов

Для чувств и размышленья.

;Песня для музыки

Подсчитай в волне искринки,

И снежинки над ветлой,

Над кустарником - былинки,

Или мёртвых под землёй.

Но от них ты это скрой, -

Пусть не сплю я, иль в дремоте,

Размышляю я порой, -

Кто она, и кто в подсчёте?

Опроси ты в полночь море,

Тихо крепнущий мороз,

Травы в поле на просторе,

Дев, живущих страстью грёз!

Скажут пусть о связках роз,

В волны брошенных в печали,

О сердцах в потоке слёз, -

Но моё - они не знали.

Отсроченная надежда

Сединки средь твоих волос,

Что год назад я превознёс:

Златые локоны из света.

Мелькает время, - скажешь, нет, -

Тебе и мне прибавив лет:

И всё же жду я твой ответ,

Но ты уходишь от ответа.

Руки коснулась ты моей,

Пронзив улыбкой из огней,

И прочь рванулась, что есть силы.

Искусство, чтоб тебя держать,

Мне даст заката благодать,

Лишь час, пока могу дышать.

И страсть, пока все крепки жилы.

Из сборника "Осенний сад" (1909)

Лондонский туман

Нас обволок туман, как моря вал,

Дождь невидимкой стал.

И трубы, словно призраки, парят -

Колонн разбитых ряд.

Исчезло небо; словно океан

Кругом один туман.

Унылый, смутный, в блёстках, как муар,

Змееится тротуар.

Видны на нём фигуры в полумгле,

Как пятна на стекле,

Надежда, горе, похоть и нужда

Сквозь дождь бредут. Куда?

Возлюбленная наша иль злодей,

Пугающий людей,

Синь разорвут у наших щёк подчас,

И нерв не дрогнет в нас.

То образ смерти медленно плывёт,

Что жаркий вздох прервёт,

Закроет веки, сердцу скажет - стой!

За жизненной чертой;

И всех готовит хладом (кто спокон

Для света был рождён) -

Для тусклой вечной сини, где пути

К разгадкам не найти.

Цепь жизни

На кряж холодный каждый влез:

Я - мрачен, весел - он.

Летели жавронки с небес,

Как звёздочки, вдогон.

Зелёный лиственничный лес

Блестел опушкой крон.

Мой непоседливый сынок

В шиповнике скакал,

Я в нём апрельской крови смог

Почувствовать накал,

Вдруг мысль - другой, столь быстроног,

С другим отцом играл.

Исчезли сразу тридцать лет,

Открылся вид иной!

Отец поднялся на хребет,

Я - мальчик озорной,

И - взгляд умершей , что согрет

Улыбкой неземной.

У казино

Как персик ночь благоухала,

Темнел холодный парапет,

Быть может, значил слишком мало,

Иль слишком много наш обет!

Рыданья музыки из сада

Неслись в пурпурный небосвод;

Не смели мы в ту ночь услады

О смерти думать, что нас ждёт.

Как пахнет в лозах бриз незримый,

У известковых гор скользя.

Не все надежды исполнимы!

Но не надеяться нельзя.

В печали струн, в стенаньях меди

Раздался ликованья глас;

Но лад уплыл, как тучи эти,

И кто же здесь грустнее нас?

Листвою лавр засеребрился,

Тёк лунной ночи аромат;

Наш пульс задорной песней бился,

Невыразимо жизни рад.

Исчезли прежние запреты,

И тайный страх, и тень тревог;

Холодный мрамор парапета,

Как персик - лёгкий ветерок.

Майский день

В месяце Мае

В садах, слабея, тая,

Свет льётся на траву

Сквозь яркую листву,

Но летний жар

Её смарагда сгубит тайну чар.

Тех листьев сочность,

Чистота, непорочность,

Словно веер живой -

Над её головой

Скрыл небеса,

Но в нём скользит созвездьями роса.

Так ежегодно

Приносит маг природный

Чудеснейший букет,

Где запах, рост и цвет,

И видит взгляд

Метаморфоз зелёных светлый ряд.

Розмарин

Покрыли почки

Засохший бук,

Цветут все кочки,

Холмы и луг.

Под сенью вяза,

Под птичий звон,

О, сердце, разве

Я не влюблён!

Ах, нет! Будь мудрым,

Буран чтоб стих,

Чтоб встретить утром

День всех святых.

Хоть радость лета -

Цветов дурман,

Каприз всё это,

Любви обман.

Что сердцу мило,

Того уж нет,

Исчезла сила,

Погаснул свет!

И мозг без жара,

И кровь хладна -

Мы оба стары,

А жизнь одна!

В бухте Ансти

Круги выводит бриз шальной

Седой, упругою волной.

В тумане движется густом

Вкруг мыса парус, как фантом.

Его несёт уставший вал,

Где я когда-то проплывал.

Тогда, вздымаясь, цвет глубин

Сверкал, как радужный павлин.

Поблекнув, парус повернул,

И в серой бездне потонул,

Для юной дерзости моей

Он - грустный призрак средь морей.

Меланхолия в саду

Ветра, что осыпают георгины,

Гонясь в траве за солнцем тяжело,

Сей влажный воздух - мутное стекло,

Сей запах на террасе тёмной, длинной,

Как полной славы тихая лавина,

Что с веком преходящим, как назло

Несчастьем украшает мне чело,

Но лавром одиночества с кручиной.

Умом мне бремя сердца не понять,

Но я любил в аллеях этих нежно.

Те годы вспомнив с песней безмятежной,

Брожу бесцельно, и готов принять

Без вспышки страха, словно благодать,

И скрытый гнёт, и призрак неизбежный.

"Свой светлый дар Природа истощила,

Я прожил жизнь", - художник произнёс.

Его рука от мук и горьких слёз

Навек свою палитру уронила.

С печалью он познал всю тайну силы,

Что направляла рост молчащих роз,

Сломав их царский пурпур мощью гроз,

А их красу рассыпало ветрило.

Я грозный знак увидел при луне,

В цветке и древе, в туче той высокой;

То шёпот Смерти, тихий и далёкий,

От кипарисов льющийся ко мне:

Велит внимать он бегству в вышине,

И плащ надеть понуро мой широкий.

Упавшая роза

Жизнь, словно роза пышная к ногам

Упала средь цветистого тумана.

Мой первый снег отдался лепесткам,

И так нежданно!

Моё дыханье листья унесло,

Пылающие веки их смешали,

Удары сердца, что ещё светло,

Их разметали.

Примечания

Из сборника 'Мадригалы, песни и сонеты' (1870)

Это первый поэтический сборник Э. Госса, изданный совместно с его другом и одноклассником Джоном Артуром Блейки.

Из Корнуолла

Из эмпирея Мильтона иль фей// Полёты в царстве Спенсера , в сонеты // Шекспира погрузиться поскорей - Речь идёт о поэме Джона Мильтона (1608-1674) 'Потерянный Рай'; Имеется также в виду поэма Эдмунда Спенсера (1552/53-1599) 'Королева Фей'.

Эдмунд Госс был бисексуален. Здесь обращение к Другу и намёк на сонеты Шекспира.

Воспоминания

Гиацинт - цветок печали. По греческому мифу, из крови нечаянно убитого упавшим медным диском прекрасного юноши Гиацинта вырос алый, ароматный цветок - гиацинт, на лепестках которого запечатлелся стон скорби бога Аполлона, бросок которого стал причиной смерти его любимого друга.

Моли - в греческой мифологии, волшебная трава, которую Гермес дал Одиссею как противоядие от чародейства волшебницы Цирцеи (см.: Гомер. Одиссея); вырывать моли из земли могли только боги.

Мандрагора - в Древней Греции мандрагору связывали с богиней Афродитой, которая иногда получала соответствующий эпитет, и с Цирцеей. Именно с помощью мандрагоры, как думали древние греки, Цирцея возбуждала в людях влечение друг к другу и удерживала Одиссея на острове Эя. Мандрагору можно было собирать только при лунном свете.

Река Пенпонт

Пенпонт - река в графстве Корнуолл, на юго-западе Англии.

Мадонна в музее Антверпена, подписанная J. F. B.

Это картина Жана Фуке (1420-1481) - портрет в образе Мадонны с младенцем возлюбленной французского короля Карла VII знаменитой Аньес Сорель (1422-1450), которая была отравлена из зависти к её красоте и уму.

При Карле VII (1403-1461) закончилась Столетняя война между Францией и Англией 1337-1453.

Бухта Ансти, посвящается У.А.П.

Недалеко от города Торки на южном побережье Англии в графстве Девон, находится бухта Ансти в заливе Торбей. В XIX в. там находился модный морской курорт, заслуживший за свой климат прозвище Английской Ривьеры. Стихотворение, видимо, посвящено одному их интимных друзей Госса.

Из сборника 'На виоле и лютне' (1873)

Весенний день

Дриады - в мифологии Древней Греции - лесные нимфы.

Подглядывание

Джефри Чосер (ок. 1340/1345-1400) - английский поэт, считается 'отцом английской поэзии'. Его поэма 'Троил и Крессида' рассказывает о трагической истории двух влюблённых, Троила и Крессиды, которая произошла во время осады Трои. Поэма состоит из пяти книг и считается лучшей из завершённых произведений Чосера.

Рай

Здесь аллюзия к учению Платона (Пир, 210 a-c) о том, что постижение духовной красоты (через познание) начинается с созерцания красоты телесной.

Аромат

Критмум морской (Crithmum maritimum) - редкое растение, растущее на скалах и песках по берегу моря.

Латакия - ароматный турецкий табак.

Джиневра

Госс обращается в этом стихотворении к знаменитому английскому сказанию о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Джиневра - жена короля Артура, которая полюбила рыцаря Ланселота и вступила с ним с преступную связь.

Лютня, найденная в саркофаге

Мемнон - мифический сын Авроры и Тифона, царя Египта и Эфиопии. Погиб от руки Ахилла при осаде Трои. Аврора в слезах умолила Юпитера воскресить ее сына хотя бы на мгновение в день. Так, каждое утро, когда Аврора ласкает своими лучами сына, он отвечает своей безутешной матери протяжным жалобным стоном.

Бубастис - город (был столицей) в Древнем Египте, главным божеством которого являлась богиня-кошка Бастет.

Пашт - одна из древнейших богинь Древнего Египта с головой кошки, богиня Луны и пространства, называемая также Секет. В Египте кошка связана как с Бастет, так и с Пашт.

Апофеоз Святой Доротеи

Святая мученица Доротея жила в Кесарии Каппадокийской и была казнена при императоре Диоклетиане в 288 или 300 г.

Дароносица (греч. kiborion) - в христианской богослужебной практике, сосуд, используемый для хранения Св. Даров и причащения верующих. Обычай сохранения освященных Даров возник в IV в.

Серпентин - минерал цвета змеиной кожи.

Саррас - город, где, согласно средневековым христианским легендам хранится, либо изредка появляется перед случайными очевидцами священная чаша Святой Грааль. Место известно также тем, что именно в Саррасе Иосиф Аримафийский по пути в Британию обратил в христианство местного сарацинского короля Эвелака.

Вообще-то пастухам путь указала не звезда. В Евангелии от Луки (Лк.2: 8-13) сказано, что пастухам, охраняющим ночью свои стада, явился Ангел и сообщил о рождении Спасителя, и что они найдут младенца в яслях. А вот в Евангелии от Матфея (Мат.2: 1-2) говорится о волхвах, которые увидев звезду Царя Иудейского на востоке, пришли поклониться ему.

Нард - ароматная смола; миро - в христианстве специально приготовленное и освящённое ароматическое масло, используемое в таинстве миропомазания.

Триедин - Господь, Единый по существу, троичен в трёх Ипостасях: Бог-Отец, Бог-Сын, и Бог-Святой Дух.

Девочка моя, прощай! (вилланель)

Вилланель (фр.) или Вилланелла (итал.) - деревенская песня, чаще любовного характера, зародилась в Италии в XV в. В поэзии вилланель - жесткая поэтическая форма с повторяющимися строфами и рифмами, состоящая из пяти трехстиший и одного завершающего четверостишия. У Госса - классическая вилланель.

Аллюзия к знаменитому стихотворению Катулла (?3) из его 'Книги стихотворений', посвящённому смерти воробья его возлюбленной Лесбии.

Из сборника 'Новые стихотворения' (1879)

Осень лета

Лета - одна из рек, протекающих в Аиде. Воды Леты дают душам, прибывшим в царстве мертвых забвение от прошлой жизни.

Хвала Артемиде

Артемида - в древнегреческой мифологии девственная, всегда юная богиня охоты, богиня плодородия, богиня женского целомудрия, отождествлялась также с Луной.

Кефис - река в Беотии (Греция), а так же бог этой реки, отец Нарцисса.

Ниоба, дочь Тантала и океаниды Дионы, оскорбила богиню Лето (Латону), хвастаясь тем, что у неё 7 дочерей и 7 сыновей, а у той только двое - Аполлон и Артемида. За это дети Лето стрелами из лука убили 12 из 14 детей Ниобы, а сама Ниоба окаменела от горя.

Орион, мифический охотник, сын Посейдона и Эвриалы (одной из трёх сестёр Горгон). Был убит Артемидой. По одной из версий мифа, Орион был возлюбленным Артемиды, и Аполлон недовольный этим, указал ей как-то на плывущего в море Ориона, чья голова виднелась чёрной точкой, и поспорил с сестрой, что она не попадёт в неё. Артемида, гордящаяся славой лучшего стрелка, выстрелила и убила Ориона. По другой версии мифа Орион был застрелен Артемидой, когда пытался совершить насилие над девой Опидой.

Февраль в Риме

Фавоний - в Древнем Риме тёплый, ласковый западный ветер, дующий в начале февраля.

Гробница Софокла

Сатиры - в древнегреческой мифологии лесной божок, символ плодородия, с телом человека и ногами козла. Сатир ленив и распутен, проводит время в пьянстве и охоте за нимфами, является спутником Диониса.

Софокл (496/5 - 406 до н. э.) - древнегреческий (афинский) драматург. Автор известных трагедий: 'Антигона', 'Царь Эдип', 'Электра', 'Эдип в Колоне' и др.

Дорийцы - одно из основных древнегреческих племен.

Дионис (в древнегреческой мифологии), или Вакх, Бахус (в древнеримской) - бог виноградарства и виноделия, а также производительных сил природы, вдохновения и религиозного экстаза.

Всё стихотворение построено на сюжете мифа об Орфее, сыне фракийского речного бога Эгара (по другим вариантам мифов - Аполлона) и музы Каллиопы. Его пение и игра на кифаре (лире) обладали такой магической силой, что ему покорялись не только люди, дикари, дикие звери, но и боги, и даже природа. Орфей участвовал в походе аргонавтов, своей игрой усмиряя волны, тем самым помогая гребцам корабля Арго, и как-то спас аргонавтов от Сирен, своей игрой заглушив чары их песен. Вместе с аргонавтами он прибыл в сад Гесперид. Орфей не почитал Диониса, считая величайшим богом Аполлона, как Солнце. Разгневанный Дионис наслал на Орфея менад, которые растерзали последнего, разбросав повсюду части его тела, собранные, погребённые и оплаканные затем музами. Смерть Орфея, погибшего от дикого неистовства вакханок, оплакивали птицы, звери, леса, камни, деревья, очарованные его музыкой. Голова его и его лира плыли по реке Гебрус к острову Лесбос, где их принял Аполлон.

Аттис - молодой фригийский пастух, в которого была влюблена Кибела, фригийская богиня плодородия. Когда он не сдержал обещанного богине целомудрия, она послала на него безумие, и Аттис оскопил себя.

Могила менады

Менады (по-древнегречески - безумствующие, неистовствующие), или вакханки - спутницы Диониса (Вакха), участницы оргиастических вакханалий.

Лидия - государство в центральной части Малой Азии, откуда в сопровождении менад и вакханок Дионис отправился сначала во Фригию, потом во Фракию и далее в Грецию. См.: Еврипид. Вакханки.

Котис, Котито - фракийская богиня, подобная Кибеле, олицетворяющей матерь-природу. Поклонение Котито было родственно оргиям Диониса, и отличалось первобытной дикостью и жестокостью.

Жизнь в смерти

Согласно Астроминералогии, минералы раскладываются по четырем тригонам Зодиака, соответствующим четырем стихиям: огню, воздуху, земле и воде. К тригону Воздуха относятся полупрозрачные камни, подернутые дымкой. Близнецы - сердолик, Весы - аметист, Водолей - хризопраз, и т.д.

Баллада о мёртвых городах

Здесь: библейские города Содом и Гоморра.

Тувалкаин - один из сыновей Ламеха, родоначальник кузнецов (Быт. 4:22).

Калах - один из городов, построенных Нимродом в Ассирии (Быт. 10:11-12).

Вефиль (дом Божий) - город на север от Иерусалима (бывший Луз). Здесь Иаков видел во сне лестницу и на ней Ангелов Божиих и Господа и, устрашившись, назвал это место Вефилем (Быт. 28:19).

Сеннаар - земля в нижнем течении рек Тигра и Евфрата, юго-восточная часть Месопотамии. То же, что Вавилонская земля. Часто упоминается в Библии (Быт. 10:10; 11:2; 14:1,9) и др. книгах.

Амрафел - царь Сеннаарский (Вавилонский), который с тремя другими напал на Содом, Гоморру и окрестные города и захватил Лота (Быт. 14.1-9).

Сиддим - долина, на которой стояли некогда города Содом, Гоморра, Адма и Севоим и которая после поражения этих городов стала дном южной части Мертвого моря (Быт. 14:3,8,10).

Карнак, Луксор - знаменитые города Древнего Египта, с частично сохранившимися храмами.

Су́зы - один из древнейших городов мира. Находятся в современном Иране. Начиная с III в. до н.э. являлись одной столиц древних царств: Элама, Персии Ахеменидов, Парфянского царства, государства Сасанидов (средневековый Иран).

Астинь - царица, жена персидского царя Артаксеркса, воспротивившаяся капризу своего мужа явиться к нему во время пира, за что была отстранена от царства. Её место заняла Есфирь (Есф. Кн.1 и 2).

Мифредат - казначей персидского царя Кира (Езд. 1:8).

Неемия (Иегова утешает). Это либо один из глав народа, возвратившегося из плена с Зоровавелем (Езд. 2:2; Неем. 7:7), либо Неемия-Тиршафа, еврей знатного происхождения, служивший в плену виночерпием царя персидского Артаксеркса I. Неемия был назначен начальником области и получил разрешение отправиться в Иерусалим (Неем. 2:1; 5:14; 13:6).

Новый Эндимион

Эндимион - в древнегреческой мифологии знаменитый своей красотой юноша, царь Элиды, в которого влюбилась богиня Луны - Селена. Встречаясь с ним в гроте Латмийских гор, она испросила у Зевса для Эндимиона вечный сон и вечную юность, чтобы постоянно целовать его. Госс использует этот сюжет в своём стихотворении, где луна постоянно присутствует при свиданиях лирического героя с Сельей.

Андаманские острова́ (англ. Andaman Islands) - архипелаг в Индийском океане между Индией и Мьянмой.

Аконит, или 'борец', растение семейства лютиковых. Все растение - от корней до пыльцы - чрезвычайно ядовито, ядовит даже запах.

Из сборника 'Фирдоуси в изгнании и другие стихотворения' (1885)

С томиком Геррика

Намёк на стихотворение английского поэта Роберта Геррика (1591 - 1674) 'To Robin redbreast' (К красногрудой малиновке), в последней строке которой Геррик использует игру слов со своим именем: Here, here the tomb of Robin Herrick is - Здесь, здесь могила Робина Геррика.

CUPIDO CRUCIFIXUS

Эрот, Эрос, Амур, Купидон - бог любви в античной мифологии.

Из сборника 'В красновато-коричневом и серебре' (1894)

Объятья облаков

Иксион - царь фессалийского племени лапифов. Зевс пригласил Иксиона на Олимп, на трапезу богов, где тот стал соблазнять Геру, супругу Зевса. Но громовержец вместо Геры предоставил ему её образ, созданный из облака. Когда же Иксион начал хвалиться своей победой над Герой, то по приказу Зевса он был привязан к вечно вращающемуся огненному колесу и помещён на небо, либо в подземное царство.

Nunc Dimittis

Ныне отпущаеши (лат.). Слова из Евангелия от Луки (2:29-30): 'Ныне отпускаешь раба твоего, Владыко, по слову твоему, с миром; ибо видели очи мои спасение твое'. Согласно евангельской легенде, старец Симеон, который был обречен жить до тех пор, пока не увидит Господа, произнес эти слова, увидев принесенного в храм младенца Иисуса.

Из сборника 'Осенний сад' (1909)

Цепь жизни

Это автобиографическое стихотворение Эдмунда Госса. Его мать умерла от рака, когда Госсу было 8 лет.

Оставить комментарий
Размещен: 30/07/2025, изменен: 30/07/2025. 80k. Статистика.
Сборник стихов: Переводы

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"

Лукьянов Александр Викторович Стихотворения Эдмунда Госса

Лукьянов Александр Викторович
Стихотворения Эдмунда Госса