Руденко Виктор Сергеевич
Самый темный век

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Спасая тонущего ребенка, на Земле погибает наш современник. Через некоторое время после своей смерти, опять рождается на нашей планете, однако в ином времени. Он оказывается в Европе периода раннего Средневековья, в самое тяжелое и беспросветное столетие исторической эпохи, которое пережили люди этой части света. P.S. Некоторые действующие лица представленной книги, частично взяты из повести Дмитрия Сулимова "Мои жизни, мои смерти, мои реинкарнации".

ПРОЛОГ

  
  "Да... Настоящая красота вокруг... Чувствуется ранняя весна", - подумал Максим, бросив взгляд на видневшуюся с высокого моста панораму заснеженного и покрытого плавающими льдинами Днепра. Идя быстрым шагом с тренировки, мужчина невольно засмотрелся на живописную природную картину высоких киевских холмов и речной глади - сверкавшей белыми мерзлыми полями, прозрачными полыньями и отражавшимися в их водах блестящими лучами яркого солнца. Увидев сидевших возле обрывистых промоин страстных рыбаков, он лишь удивлённо пожал плечами. Ни идущая тяжёлая война, ни опасности воздушных тревог, ни возможные штрафы и мобилизации, ни риск оказаться отрезанными на тающей дрейфующей льдине, ни реальная угроза провалиться под воду, похоже, не могли повлиять на этих упрямых "пингвинов-рыбарей"...
  Человек спустился по ступеням каменной лестницы и дальше пошёл вдоль берега, выходя к широкому водному каналу, который, словно изогнутая подкова, опоясывал его городской остров-микрорайон. Причём тетивой этого своеобразного лука служил, собственно, сам могучий Днепр. Внезапно мужчина услышал испуганные крики. Ускорившись и выйдя из-за поворота, он стал свидетелем развернувшейся перед его взором трагедии. Трое мальчишек, видимо, тоже решили весело поиграть в лихость, проверяя свою храбрость, - пробуя по очереди перебежать на противоположный берег пролива по подтаявшим кускам больших льдин. Один из подростков как раз провалился и, захлёбываясь, барахтался в воде. Его двое товарищей, растерянно и заполошно вопя, звали на помощь, опасаясь приближаться к ломкому крошащемуся припаю полыньи. Но если летом тут постоянно бывали люди, то сейчас, в эту сырую, холодную, ветреную и промозглую погоду, здесь никто не гулял.
  Максим оценивающе огляделся и, не заметив поблизости никакой подходящей палки, бросился к несчастному пареньку, на ходу снимая куртку. Быстро приблизившись, он лёг на лёд и стал аккуратно подползать к держащемуся за край льдины мальчишке.
  - Хватайся за рукав! - крикнул мужчина, кинув подростку свою куртку.
  Тот попытался перехватить брошенный ему "конец", но ткань выскользнула из его ладони, и пацан ушёл под лёд. Времени на раздумья не оставалось, и мужчина скатился вслед за утопающим пареньком прямо в воду. Дикий холод сковал его тело, намокшая одежда сразу потянула вниз. Разглядев смутный силуэт мальчишки, невольный спасатель схватил его под мышки и рванулся вверх. К счастью, течение вынесло их на свободное ото льда место.
  Вынырнув на поверхность и поддерживая задыхающегося подростка, Максим понял, что водой их вытягивает прямо в Днепр. Это означало практически скорую и верную гибель. Сил не оставалось.
  Неожиданно дневной свет сменился тенью полумрака - и мужчина увидел, что они находятся под мостом. Заметив свисающую сверху грязную верёвку-тарзанку (привязанную к ржавой лестнице, видимо, когда-то предназначавшейся для технических работ), Максим понял, что это их единственный шанс. И хрипло крикнул мальчишке:
  - Я приподниму тебя, а ты хватайся за неё!
  Из последних сил он фактически подбросил вверх паренька, и тот таки сумел зацепиться за плотный узел каната. Мужчину повлекло течением дальше, и внезапно он попал в водоворот. Последнее, что успел увидеть, - как к мосту бежали люди...
  Воронка омута закружила Максима и потянула вниз. Достигнув дна, мужчина резко оттолкнулся от грунта и попытался всплыть в сторону и вверх. Но намокшая тяжёлая одежда давила, чудовищный холод намертво сковывал тело, а воздуха катастрофически не хватало...
  Из последних сил он приблизился к поверхности, но уткнулся руками в потолок твёрдого льда. Изранил в кровь кулаки и голову, лупил ногами в это мутное "стекло" - но тщетно: пробить не удавалось. Мужчина отчаянно пытался найти промоину или более слабую корку. Всё было безуспешно и напрасно.
  Спазмы удушья сотрясли горло, вода попала в лёгкие, и в конце концов он захлебнулся. Сознание его померкло, и он умер...
  
  ...Пребывание в беспамятстве длилось целую вечность. Время будто остановилось. Или, похоже, здесь оно не имело никакого значения и смысла. Либо, скорее всего, его тут попросту не было. Человек (вернее, его духовная монада) ничего не ощущал, не видел и не чувствовал - ни своего тела, ни личности, ни окружающего пространства. И ему отчего-то казалось, что его "я" находится в многокилометровой толще вязкого, бездонного и абсолютно черного, мертвенно-неподвижного океана, сравнимого только с бесконечным мраком космоса, но без звезд. И он заключён в виде личинки в кокон. Глаза открыты, но ничего не видно в этой бескрайней пустоте и сплошной кромешной тьме. Невозможно ни пошевелиться, ни крикнуть... Почему-то чудилось, что рядом, в этом беспредельном и вечном, как немеркнущая ночь, "холодильнике" законсервированы, и будто соседствуют с ним, тысячи других душ, также обретающихся в форме "матрёшек"...
  Потом постепенно где-то внутри его существа зажёгся слабый, трепетный огонёк. И первые неясные мысли, как шёпот волн или странных вибраций, сначала возникли словно в глубине естества: "Где я? Кто я?" А затем они начали приходить будто бы извне: "Тебе снова пора начинать жить... Придёшь в мир, отстоящий далеко по реке времени, в век, лишённый света, отрады и любви. Суровые испытания судьбы и бремя большой ответственности возложены на твою долю..."
  Он встрепенулся, исступлённо стремясь раздвинуть тягучие оковы морока обречённости, жестко охватывавшие и невыносимо душившие его, вызывавшие страшный ужас. Попытался вздохнуть... И, наконец, первый робкий луч ворвался в его сознание дикой болью...
  
  

Глава I. Застывший мир

  
  Лепестки оранжевого пламени отбрасывали причудливые тени на сложенные из здоровенных глыб дикого камня внутренние стены замка. Красивая женщина, одетая в льняное светлое платье и зябко кутавшаяся в подбитый мехом плащ, сидела на длинной покрытой пушистой шкурой лавке, протянувшейся вдоль громадного стола, расположенного посреди главного зала на первом этаже башни-донжона. Она неотрывно глядела на искрящееся, гудящее пламя в камине гигантских размеров, огонь в котором поддерживался слугами днём и ночью. Топлива в бесконечных и огромных лесах, окружавших дом-твердыню, хватало вдоволь. Однако, несмотря на все усилия, хорошо обогреть помещения крепости не удавалось. Вечная сырость от текущих по стенам ручьёв и капающей с крыши воды, пронизывающий холод и неизменные сквозняки, гулявшие по комнатам, являлись, казалось, неотъемлемой частью этого жилища. Причём круглый год. Постоянные попытки законопатить извилистые щели, чтобы сохранить хотя бы немного тепла, всегда терпели неудачу.
  Яркие отблески камина да чадящие факелы, прикреплённые на стенах, довольно скудно освещали большой зал. Тем более что лишь одно маленькое узкое окно-бойница пропускало тусклый дневной свет, чего было явно недостаточно для такого солидного помещения. Да и на ночь его наглухо закрывали ставней, чтобы уменьшить веющую оттуда стужу. Хотя свежего воздуха и света было откровенно мало.
  Большой лестничный пролёт в два яруса змеёй поднимался через угол вдоль стен, ведя вверх на второй и третий этажи здания. Очень высокие грязные потолки с чёрными от копоти мощными дубовыми балками перекрытий (до семидесяти футов длиной) лишь дополняли эту безрадостную и неуютную картину грубого быта. Примитивная обстановка и видневшееся вокруг варварство ещё более подчёркивались двумя здоровенными мохнатыми волкодавами, которые лежали у огня и, лениво рыча, грызли большие вонючие кости на заляпанном сажей каменном полу.
  Женщина горько всхлипнула: в её взоре отражалась не просто глубокая грусть и тоска, а царило настоящее отчаяние. Печаль, уныние и страх, казалось, давно поселились в душе, забирая последние силы и молодость, отнимая смысл беспросветного и жалкого существования. Лишь единственный маленький сын удерживал в ней пока какое-то подобие жизни. Адельгейда тяжело вздохнула и, глядя на пляшущие языки пламени, погрузилась в тягостные воспоминания...
  Последние два десятка лет стали настоящим кошмаром. Очень студёные и ледяные зимы длились чуть ли не полгода. Дикие морозы и метели заваливали всё кругом снегами. Лета, казалось, не существовало. Постоянные дожди, пронизывающие ветра и сырая слякоть напоминали позднюю осень, а вовсе не летнюю пору. И даже в самые 'тёплые месяцы' людям приходилось кутаться в шкуры. А главное - днём почти не было видно солнца. Небо окутала серая мгла. Практически ничего не вызревало на полях. Разве что трава и корнеплоды давали всходы, обеспечивая этим скудное пропитание населения. Окрестные жители который год ходили мрачные и подавленные, существуя и пытаясь как-то выжить лишь по привычке, полагая, что настал конец времён, не видя никакого будущего ни для себя, ни для своих детей. И такое было везде... во всех известных краях.
  Люди угрюмо проклинали убийц богов, уничтоживших свет и наславших хлад и тьму. Теперь христиан и представителей их церкви уже не просто презирали, а по-настоящему боялись и ненавидели. Это ведь они повсеместно насаждали свою религию, проповедуя, что она несёт истинную любовь и является единственно верной, а старые боги - это, мол, порождения зла. Многие правители, народы и племена приняли христианских священников и поставили в своих землях храмы распятому богу, напрочь отринув давнюю веру предков. И что в итоге? Они отреклись от заповедей своих отцов, потеряли свои корни, предали память своих дедов и богов - и те погибли. Небеса заволокло туманом. И теперь люди мучительно умирают от безысходности, живя без света и солнца, страдая от холода, голода и мора. Ну что ж, справедливая расплата. Измена и вероломство заканчиваются так всегда. А уж подобное святотатство - тем более...
  
  Женщина испуганно вздрогнула, боязливо оглянувшись и услышав какой-то звук, донесшийся со стороны двери. Но, слава Богам, это оказался всего лишь работник из прислуги, принесший новую охапку дров. Адельгейда обречённо покачала головой: не только угасание природы, холод, слякоть, постоянный недород, нехватка солнечного света и безнадёжное уныние окружающих людей отравляли её существование, но и супружество с графом Леонхардом превратило жизнь в нескончаемую муку.
  Сперва брак с молодым и знатным наследником неприступного каменного замка, будущим владельцем солидной марки (насчитывающей почти две сотни подданных), ей самой и её родственникам представлялся очень удачным делом. Ведь такой могучей, а главное - каменной крепости не было на сотни миль вокруг. На многие недели пути, куда ни направься, во все стороны света, не встретишь такого высокого и укреплённого сооружения из камня. Стать здесь полноправной графиней, породнившись со столь давним, влиятельным и уважаемым родом, выглядело очень многообещающе.
  Да и Леонхард юной невесте из древнего рода Амалов сперва очень понравился: среднего роста, но статный, с густыми длинными чёрными волосами и тёмными глазами, он был довольно пригожим парнем. Его отец и дед прославились своими удачными походами, независимым и гордым нравом, рачительностью и хозяйственной распорядительностью: пригласив в эти северные лесные края очень умелого и опытного архитектора из центральных земель бывшей Римской империи, который с помощью своих знаний, местной рабочей силы (многие люди приходили наниматься даже издалека и были согласны трудиться буквально за кусок хлеба), а также больших глыб дикого камня, хаотично встречавшихся в здешних местах, возвёл цитадель буквально за два с половиной года. Огромный донжон на холме, окружённый могучими стенами и высокими сторожевыми башнями, вызывал изумление и зависть у всех соседей и врагов.
  В общем, сначала молодая невеста думала, что её судьба сложится очень счастливо, и благодарила Богов за ниспосланное благополучие. Красивый и знатный супруг (подававший большие надежды), влиятельная и славная родня, хорошие владения, невероятный каменный замок, внушавший всем трепет и гарантирующий безопасность семье и подданным... Казалось, чего ещё желать? Разве что детей... Однако Норны выпряли ей другую участь.
  Громадный дом оказался сырым и неудобным жилищем, а затем и вовсе превратился в обитель горести. Привлекательный муж (после смерти своих родителей и под влиянием ниспосланных небесами бед и напастей) очень изменился и вскоре превратился в хмурого и вконец озлобившегося человека, не понимавшего, зачем нужна жизнь на этой гибнущей, остывающей земле, лишённой тёплых и ярких лучей солнца. Жестокость и разнузданность постепенно стали доминирующими чертами его характера. Пьянки и варварские пиры со своими тремя вассалами, несколькими вояками дружины и редкими гостями теперь составляли его постоянное времяпрепровождение. Этот отчаявшийся человек таким образом словно изливал свою боль и гнев, будто хотел отомстить миру за существование без света и наконец покончить с собой.
  Женщина испытывала вечный страх, вспоминая, как в дикой гулянке - с обезумевшими глазами и громогласным рёвом, больше похожие на животных, чем на людей, - вваливались в главный зал косматые, заросшие бородами, обмотанные в мохнатые шкуры и облачённые в кожаные одежды Леонхард и его приближённые. Она в ужасе пряталась, скрываясь в своей комнате на втором этаже, и постоянно дрожала, хорошо сознавая, что этот совершенно чужой для неё мужчина, снедаемый безнадёгой в пьяном угаре, может сделать с ней и её ребёнком всё что угодно...
  
  Лишь ради своего Эрика отныне жила Адельгейда. Он был не только её надеждой, но и среди местных жителей, несмотря на малый возраст, уже снискал всеобщее уважение и ореол человека, отмеченного богами. Мальчик рос очень необычным и странным. До четырёх лет он вообще не подавал признаков речи, хотя всё понимал, казался очень любознательным и быстро выучился ходить. Когда, наконец, начал говорить, то много слушал и держался со всеми людьми (независимо от их происхождения) очень приветливо и доброжелательно. Подобное поведение сперва вызывало недоумение и настороженность у подданных и даже презрение со стороны Леонхарда и его ближников. Но малыш вёл себя очень спокойно и уверенно, что постепенно рассеяло подозрения и недоверие местных обитателей, а равнодушному отцу (по большому счёту) было на всё наплевать.
  В пять лет Эрик бесстрашно и подолгу любил проводить время на верхней площадке донжона, откуда с головокружительной высоты открывался захватывающий вид на просторы бескрайних мрачных лесов, казалось, протянувшихся до самого горизонта. С этого же возраста он активно общался (правда, в основном слушал) с воинами и работниками, служившими в замке, а затем не брезговал заводить знакомства и гулять с детьми окрестных жителей. Две сотни душ, составлявших сейчас население марки (хижины-дома которых располагались неподалёку), были довольно независимыми от своего графа: они лишь отдавали ему десятину из своих выращенных продуктов, живности и промыслов и иногда попадали в сферу его окружного суда. Но взамен могли, при возникшей угрозе нападения врагов, рассчитывать вместе с семьями, добром и скотом отсидеться за стенами крепости.
  Наследник вместе с сопровождавшим его хромым Райхардом нередко задерживался в хуторах поселян. Мать это не сильно беспокоило. В целом, она не возражала, не желая, чтобы ребёнок был свидетелем дебошей отца или попал под горячую руку Леонхарда с его присными во время их пьяных оргий. Именно старый Райхард сообщил ей, что к её сыну, собираясь в одной из усадеб дождливыми или снежными вечерами, сходятся послушать его удивительные и занимательные сказки не только дети, но и их взрослые родители. По словам пожилого воина, таких красочных и увлекательных историй ему никогда слышать не доводилось. Как их выдумывает Эрик или откуда может знать подобное - никто понять не мог. Но людям это давало хоть какую-то отраду в этом вечно пасмурном мире.
  Полутора десятку бойцов, которые несли однообразную службу в замке и составляли воинский отряд графа, мальчик предложил несколько игр. И вскоре борьба на руках (Эрик называл её 'реслинг'), шашки, нарды, домино и 'морской бой' (так их именовал ребенок) стали их повседневными развлечениями.
  Повсеместное удивление вызывала и тяга Эрика к чистоплотности. Он постоянно мыл руки щёлоком из древесной золы, по утрам обязательно умывался. Для удобства этого он даже ввёл в обиход диковинную вещь, приведшую слуг в замешательство. Так, работники по его указанию подвесили большой глиняный горшок на стену. В нём на донышке было проделано узкое отверстие, в которое подросток вставил гладкую палочку с утолщением на конце. Ёмкость ежедневно наполнялась водой, и когда свободно движущийся деревянный стержень приподнимался ладонями вверх, тонкая струйка лилась в руки. Вечером он непременно чистил зубы специально сделанной палочкой с насаженной на ней щетиной кабана. Часто просил, чтобы ему грели в бадье воду для омовений, и требовал чистую одежду. Пил только ключевую воду или кипячёные настои либо узвары - от другой отказывался наотрез. Пищу также принимал лишь из хорошо вымытой посуды.
  Многое в нём поражало мать. Так, в шесть лет он пришёл к столу с какой-то 'ложкой', которую по его просьбе вырезал из дерева пожилой работник Хенрик. Есть кашу, набирая еду хлебной лепёшкой, или хлебать похлёбку, просто выпивая жидкость из тарелки, ему было несподручно. Женщине когда-то рассказывали, что похожие приборы раньше использовались в землях Рима. Но откуда сыну стало об этом известно? Да ещё эта причудливая четырёхгранная 'вилка', выточенная из кости тем же слугой? Брать куски мяса и овощей руками Эрику отчего-то тоже не нравилось. Адельгейда в юности видела, как один из очень богатых приезжих купцов (выходец с юга) пользовался такими штуками, но он держал ручку 'ложки' в кулаке, а не изящно пальцами, как сын. И двузубой 'вилкой' именитый торговец только накладывал себе еду в миску, но не принимал с её помощью пищу. Да уж, непонятно... Но когда мать спрашивала сына про эти странности, тот лишь пожимал плечами и отвечал, что сам не знает.
  Когда мальчику исполнилось семь лет, он принёс ей несколько выточенных из кости и дерева странных тонких палочек, назвав их спицами для вязания, и показал Адельгейде, как из шерстяной нити с помощью этих приспособ можно создавать разную одежду. Сказать, что она была потрясена, - значит ничего не сказать. Вскоре и сама графиня, и пара её служанок увлечённо занялись столь полезным и интересным делом. По описаниям Эрика и нарисованным им углём изображениям они связали себе несколько очень удобных и ранее невиданных вещей: например, тёплые платки и шали, а ему - какой-то 'свитер' и вдобавок носки, шапку, шарф и рукавицы. В условиях острой нехватки тканей, постоянной сырости и холодов подобное оказалось очень кстати. Поэтому довольно быстро такое рукоделие распространилось среди окрестных жителей (ведь большинство слуг и работников замка имели родственников в вейлах-селениях, состоящих обычно из двух-трёх дворовых семейных домохозяйств). После этого случая почтение и уважение к наследнику у людей возросли ещё больше, хотя его странные привычки и невесть откуда взявшиеся знания одновременно вызывали тревожные опасения. Впрочем, многие приписывали их дару богов.
  
  - Доброго дня тебе, Ирма, - негромко прозвучал у дверей приятный знакомый голос.
  Уже немолодая женщина, хлопотавшая у кухонного очага, быстро оглянувшись, оторвалась от большого котла, в котором здоровенным черпаком перемешивала какое-то варево.
  - А, здравствуйте, молодой господин. Спасибо, что помните старую Ирму, - улыбка пожилой кухарки лучисто озарила её морщинистое лицо, заодно выявив отсутствие во рту нескольких зубов.
  - Разве можно забыть ту, которая кормит обитателей замка? - озорно подмигнул ей зашедший мальчик.
  Повариха вновь удовлетворённо улыбнулась, испытывая внутреннюю благодарность к пришедшему подростку. От знатных хозяев, у которых она служила уже более двадцати лет, женщина никогда не слышала ни одного доброго слова. Напрямую они с ней, как правило, не общались - просто не снисходили к прислуге, обыкновенно не замечая её и передавая распоряжения или наказывая через управляющего. Но сын Адельгейды и в этом смысле резко отличался от своей родни и вообще от обычного поведения знати, нередко нарушая принятые обычаи и нравы. Что далеко не всеми окружающими воспринималось доброжелательно: мол, попрание традиций и самоуважения влиятельного древнего рода. В целом, конечно, так себя вести было не принято - чуть ли не на равных разговаривать с представителями низших сословий. Со своими воинами ещё куда ни шло, но с дворней или простыми (хотя и свободными) общинниками? Однако Ирме отсутствие спеси и высокомерия у молодого наследника нравилось. В селениях-вилах восьмилетнего паренька уже не дичились. Об Эрике шла добрая слава. Его приветливость, чудесные сказки и даже подвижные игры, которые он придумал для таких же, как он, детей, привлекали к нему людей. Особенно в эти тяжёлые времена, когда многие совсем отчаялись и потеряли надежду...
  Она с удовольствием посмотрела на гостя - очень ладный и рослый для своих малых лет, с открытым пригожим лицом. Эрик действительно был красив. От отца он унаследовал густые тёмные, слегка волнистые волосы, а от светловолосой и голубоглазой матери - яркие синие глаза.
  - Послушай, Ирма, а давай попробуем приготовить что-нибудь вкусное? А то эти каши с полбой или пшеном, либо из овса и ячменя надоели до смерти. Знаю, что для отца настоящий пир - это когда на столе выставлена гора мяса или рыбы с пивом. А ещё лучше - с вином. Но... конечно, выбор продуктов у нас невелик. Однако, может, попытаемся чего-нибудь другое сделать? Я тут вспомнил откуда-то несколько любопытных кушаний, пришедших мне на ум: пельмени, омлет, котлеты и сырники. Всего потом по чуть-чуть сделаем. И не бойся, мать не возражает - сперва, вон, Хенрику будем давать пробовать. У него желудок лужёный...
  Кухарка неохотно покачала головой. Раньше бы она никогда не согласилась. Разве что после прямого приказа. А так... менять то, что привычно и проверено поколениями предков? Тратить невесть на что ограниченное количество продовольствия? А с кого затем спросят? И к тому же рисковать здоровьем или гневом хозяев? И заодно своей шкурой? Но раз Адельгейда не возражает, да и продуктов придётся использовать совсем немного... А главное, Эрика она безотчётно любила и не хотела огорчать. К тому же, он держался и высказывал суждения почти как взрослый. К нему всерьёз и с уважением относились многие жители. Особенно после того случая с погибшей малышкой Лотты из близлежащего хутора...
  Спящие в затхлой тесноте на одной лежанке вместе со своим годовалым ребёнком родители в тот раз просто нечаянно придушили девочку. Такое случалось нередко. Даже переживали не слишком: ведь дети умирают часто. Тем более маленькие. Особенно в нынешние тяжёлые времена - болезни, голод, холод, увечья... Обычное дело. Но, к удивлению окружающих, невольно узнавший об этом Эрик среагировал довольно остро. Впрочем, он часто пугал людей своими странностями. И попросил тогда старого Вурма, который умел хорошо плести корзины из лозы, бересты и лыка, сделать продолговатый короб покрупнее. Устлать его изнутри шкурами, оснастить пологом и с уголков на четырёх верёвках подвесить к балке (экономя узкое пространство хижины). Затем, прикрепив ещё один шнурок с петлёй к бортику люльки и дав его матери, он показал, как удобно теперь укачивать ребёнка. Объяснив, что таким образом малыш не будет страдать от холода, тянущего с пола и дующих опасных сквозняков, а значит, реже будет болеть. Станет лучше засыпать, занимать меньше места и быть постоянно под приглядом, даже когда кормилица, к примеру, занимается прядением или ткачеством. Не говоря уже о том, что его никто не придавит случайно ночью.
  Несмотря на недоверие и приверженность к жизни по-старинке, некоторые матери, тем не менее, попробовали у себя дома применить похожую 'колыбель' (как назвал эту штуку Эрик). Вскоре, увидев, насколько она удобна и полезна, большинство женщин селения стали использовать такую кроватку для своих маленьких детей. Репутация наследника, невзирая на детский возраст, выросла ещё сильнее. К нему теперь относились не только с почтением, но и с большим уважением, давно не воспринимая как обычного ребёнка. И не только потому, что он привнёс 'колыбель', заимствовал откуда-то вязальные спицы или знал много чудесных историй. А оттого, что вести себя вразрез с привычными нормами, искренне и бескорыстно делиться своими придумками с, в общем-то, посторонними людьми, да ещё из низших сословий, может либо убогий сумасшедший, либо очень уверенный и великодушный человек, стоящий выше обычных правил и находящийся под знаком богов.
  Ирма оторвалась от непроизвольных воспоминаний, глядя, как мальчик заворачивает кусочки мяса в тесто.
  - Это пельмени будут, - сказал он женщине. - Сегодня же попробуем. Думаю, всем понравится...
  
  Адельгейда удивлённо смотрела на своего уже восьмилетнего сынишку, с кислой гримасой державшего в руках короткие шерстяные браес.
  - Послушай, мама, а нельзя ли переделать это в нормальные 'штаны'? - произнёс он непонятное слово. - Одевать по отдельности такие штуки, крепить к поясу и подвязывать - замаешься. Да и ненадёжно всё это выглядит. Про то, что снизу поддувает, можно и не говорить. А главное - ходить и двигаться в них жутко неудобно, - с крайним неудовольствием высказался Эрик.
  - Я не понимаю тебя, сын, - растерянно проговорила мать. - Подобную одежду носят у нас все мужчины.
  Он укоризненно покачал головой и, почесав затылок, впал в размышления, явно стараясь что-то вспомнить. Адельгейда не знала, что и думать. Эрику недавно выделили эти браес, как уже достаточно взрослому мальчику. Раньше обходились длинными одеяниями и набедренными повязками, обмотками... Что тоже ему не нравилось. Однако сейчас, как сообщил ей Райхард, Эрик активно занялся какими-то необычными упражнениями: много бегал, прыгал, отжимался на руках от пола и на каких-то самодельных 'брусьях', подтягивался на ветках деревьев, приседал поочерёдно на каждой ноге, растягивал мышцы... И, видимо, сильно почувствовал неудобства имевшегося облачения и очень ждал, когда, наконец, получит 'взрослый наряд' - браес, поясной ремень, плащ... Но, похоже, оказался очень разочарован. Хотя всем окружающим эта привычная одежда представлялась вполне удобной.
  Тем временем Эрик очнулся от своих раздумий и поднял глаза.
  - Мне такое не слишком подходит, - раздражённо произнёс он. - Давай-ка попытаемся сшить кое-что получше.
  И, отметая возражения матери, спокойно заметил:
  - Если не получится - просто распорем и забудем.
  Женщина в сомнении заколебалась, но, вспомнив о вязальных спицах, всё же неуверенно ответила:
  - Ну давай попробуем...
  - Тогда зови сюда своих служанок Грету и Вильду, - обрадованно проговорил наследник и, взяв из очага уголёк, принялся рисовать на каменной стене изображение брюк. - Вот, посмотри, в чём тут сложность кроя: здесь нужно суметь сделать так называемый плавно изогнутый шаговый шов, иначе нормально не выйдет... - принялся объяснять мальчик.
  К изумлению женщин, им, хоть и не сразу, но всё-таки удалось пошить очень удобные сплошные браес - надёжно сидевшие на теле человека и полностью закрывавшие его нижнюю часть. Не только хорошо защищавшие от холода, но и которые можно было быстро надеть. А главное - в них было очень легко и свободно двигаться!
  Эрик на этом не остановился, стремясь улучшить свою одежду. Сделал поясные петли для ремня, да ещё придумал какие-то застёжки-'пуговицы' и диковинные 'карманы'. Запахиваться и использовать подвесные мешочки, всякие подвязочки-завязочки, скрепляющие заколки или фибулы он не хотел. Таким образом, став ещё сильнее выделяться среди окружающих.
  Следует сказать, что сперва большинство обитателей марки отнеслись к причудам ребёнка иронично и довольно предубеждённо. К тому же и сам граф со своими приближёнными поднял на смех наследника, назвав того римским модником, который вдобавок превратился в 'портного'. Леонхард сначала даже запретил сыну носить столь шутовской наряд. Но впоследствии, занятый своими буйными оргиями, а между ними пребывая в угнетённом состоянии духа, махнул рукой...
  Со временем, принимая во внимание всё возрастающий авторитет Эрика и удобство его нововведений в одежде, отдельные её элементы стали постепенно перенимать некоторые воины, слуги-работники и местные полноправные общинники. Особенно, когда где-то через год он навестил кожевника (совмещавшего и обувное ремесло) и в течение месяца сделал вместе с его младшим сыном-подмастерьем очень годные сапожки. Ходить по холоду, слякоти, камням и корням в чувяках-поршнях из мягкой кожи на ремнях, тонких сапожках-чулках либо в перевязанных обмотках из шкур ему явно не улыбалось. Поэтому сапоги и башмаки - отдельно на правую и левую ногу, из толстой кожи и с жёсткой подошвой, снабжённые прочными каблуками, - были вскоре оценены людьми по достоинству. И, несмотря на дороговизну и затратность изготовления, очень быстро получили распространение среди немногочисленных воинов из гарнизона и некоторых относительно зажиточных глав семей из местных селений.
  Для большинства же простых жителей Эрик придумал деревянные чревии, вырезавшиеся из мягкой осины, липы или тополя. Их подбивали соломой, устилали кожей, и, пропитанные льняным маслом вкупе с плотными обмотками, они отлично защищали ноги от травм, хорошо предохраняли от влаги и весьма неплохо - даже от холода ранней осенью и поздней весной.
  
  Пожилой, но ещё крепкий патриарх хмуро слушал горестную речь своей племянницы, с жалостью поглядывая на её увечного мужа.
  - Уно хочет, чтобы мы его в лес проводили, - убитым голосом говорила Хильда, - считает, что только в тягость всем теперь будет.
  Бруно перевёл взор на сидящего с поникшей головой мужчину лет тридцати. После того как осенью при заготовке топлива его привалило упавшим деревом, он практически был не в состоянии нормально и самостоятельно передвигаться.
  Неподалёку, поблёскивая глазами, испуганно выглядывали из-за перегородки и робко жались четверо детишек, не смея показываться на глаза старшим. Оттуда же слышалось хрюканье и гогот немногочисленной домашней живности. Закопчённая сырая хижина-полуземлянка выглядела бедно и неприглядно.
  'Да... Голодно и холодно уже который год. Сплошные морозы и дожди, солнца почти не бывает. Зерно прорастает плохо. Люди совсем потеряли надежду. Хотя на юге, сказывают, ещё хуже - мор вовсю свирепствует. И народ там повально мрёт. Видимо, боги нас совсем позабыли...' - безрадостно думал почтенный тунгин и глава влиятельной семьи. - 'Но жить-то всё равно как-то надо'.
  - Не спеши оставлять своих близких. Рано тебе ещё к предкам собираться, - обратился он к человеку, уже приготовившемуся к смерти.
  - Кому я нужен, бесполезный калека, - угрюмо проворчал тот.
  Гость только осуждающе покачал головой, напряжённо думая, как лучше поступить. Его семье также сейчас тяжело (впрочем, как и всем в это проклятое время). Взваливать на себя заботу ещё и о детях племянницы, оставшихся без близкой родни и мужского плеча... Непосильное бремя. Накладно... Соседи тем более всерьёз помочь не смогут. С другой стороны, немощный родич, который не может полноценно работать, тоже станет лишним едоком... Мастерства ведь никакого не знает. Да и не надо тут много ремесленников - почти всё, что необходимо, люди изготавливают сами.
  Вдруг спасительная мысль забрезжила в его мозгу.
  - Вот что, - после долгих размышлений наконец произнёс он. - Я тут вспомнил о Дитрихе-скорняке. Его старший сын унаследовал ремесло отца, а вот младшего он удачно пристроил к сапожному промыслу. Хитро поступил: воспользовался тем, что графский наследник к нему как к кожевеннику пришёл, когда решил себе новую обувку справить. И теперь семья Хундилы ещё зажиточней станет.
  Кряжистый дядька ненадолго задумался, неопределённо пожал плечами, а затем неспешно продолжил:
  - Может, Эрик и тебе какое занятие найдёт для прокорма. Он хоть и странный, да и годами мал, но явно находится под покровительством богов и на полезные выдумки горазд. Возможно, что-нибудь измыслит. Нужно к нему обратиться...
  
  - Значит, делом хорошим жить хочешь? Чтобы семья не бедствовала? Добро. Ну что же... ладно, - взвешенно проговорил крепкий и рослый паренёк всего девяти лет от роду (правда, выглядел он куда старше и временами держался очень необычно, словно совершенно взрослый человек).
  Родственники Уно с надеждой смотрели на этого подростка, который давно уже сильно удивлял окружающих, относившихся к нему со смесью уважения, изумления и опаски.
  Мальчик отряхнул снег со своих сапог и зябко поёжился.
  - Валенки катать начнёшь. Такая обувка нам тут очень пригодится: сухая, лёгкая и тёплая. Для долгих зим и продолжительных морозов лучше всего подходит. Спрос всегда будет. Изготавливать её несложно: надо лишь шерсть, щёлок, кипячёная вода, несколько деревянных форм, рубчатая скалка, бадья, стол, деревянный молоток-киянка, нож, что-нибудь для шлифовки... А ещё войлок и немного кожи для прочности не помешают. Я тебя научу, а ты только своих сыновей посвятишь в секрет выделки.
  Эрик обвёл испытующим взглядом воспрянувшего духом мужчину и, немного помедлив, добавил:
  - Правда, этого маловато будет. Довольно быстро тут нужды всех удовлетворишь. А регулярно продавать готовые вещи дальше, на сторону... выходит чересчур затруднительно.
  Он покачал головой и задумчиво проронил:
  - Поэтому, когда освоишь валяние, займёшься ещё производством дублёных тулупов, бекеш и полушубков овчиной вовнутрь, с высоким воротником. Ну и шапок-ушанок, и папах в придачу. Я покажу их покрой.
  Паренёк предвкушающе улыбнулся и недовольно повёл плечами, критически осмотрев свой зимний наряд, состоявший из натянутых в несколько слоёв льняной туники, шерстяной рубахи, плаща и накидки, подбитых мехом либо кожей.
  - Всем этим товаром станем торговать не только здесь. Такая обувка и одежда, хоть и не сразу, но впоследствии окажутся очень востребованы. Многие захотят её приобрести, а мы немало выгоды с того получим... - ухмыльнувшись, заключил он.
  
  Адельгейда в недоумении смотрела на Райхарда. Судя по его походке, казалось, будто старый воин избавился от давней хромоты.
  - О боги! Как же тебе удалось выздороветь? - с удивлением и некоторым любопытством спросила женщина.
  Тот почтительно поклонился, а потом, покачав головой, спокойно возразил:
  - Да нет, об исцелении речь не идёт. Но с помощью несложного приспособления увечье теперь практически не мешает мне в ходьбе. Эрик придумал нехитрую штуку - приказал сделать для моих новых сапог более толстую подошву и каблук повыше на повреждённую ногу. Вот колченогость перестала досаждать и сказываться при передвижении.
  Графиня озадаченно поглядела на пожилого бойца.
  - Да уж... - обескураженно произнесла она. - Сын не перестаёт удивлять. Оказывается, он и в лекарском деле кое-что смыслит. Откуда только?
  - Это да, - глубокомысленно согласился слуга. - Недавно сумел помочь двум нашим парням из стражи, получившим накануне болезненные и опасные травмы в столкновении с вепрем. Посоветовал им накладывать на гнойные раны и воспалённые язвы мазь из дёгтя и масла клещевины. И ведь действительно - они быстро пошли на поправку.
  Адельгейда задумалась.
  А Райхард несмело продолжил:
  - Наследник, несмотря на свои странности, пользуется всё большим авторитетом у свободных общинников и дружинников. Начал даже упражняться с оружием...
  Госпожа взмахом руки прервала слугу.
  - Но он даже не пытается завоевать уважение отца или его близких вассалов. Выходит, знатные люди, от которых зависит будущее, его не интересуют? - с сожалением произнесла она.
  - Вам хорошо известно, что сыну, как и вам, не по нраву образ жизни и времяпрепровождение графа и его ближников. К тому же он не слишком жалует заведённые порядки и принятые обычаи, - тихо ответил Райхард.
  - Подобное не слишком приятно женщине... но он же мужчина, - горько проговорила она. - Впадать в разгул и злоупотреблять пирами, конечно, не стоит, да и опасно для его возраста, - со страхом и кислой гримасой продолжала она. - Но хотя бы для вида, чтобы получить признание знатных мужей и расположение Леонхарда...
  - Он пока чересчур мал годами и, наверное, ещё не понимает этого, - заметил Райхард.
  - Если бы Эрик рос, как большинство детей, я бы согласилась с тобой, что подобного от него ожидать рановато... Однако он далеко не такой, как сверстники даже из благородных семейств, - и кажется значительно взрослее. Кроме того, его бескорыстная помощь подданным выглядит странно и напоминает призывы христианских проповедников. А сейчас, как ты знаешь, несмотря на позицию короля и его покровительство церкви, отношение к священникам и монахам у местных жителей и моего мужа крайне отрицательное. Центральная власть далеко, а здесь у нас другая жизнь...
  Старый воин лишь презрительно пожал плечами.
  - Святоши только языком молоть горазды, а сами своим заповедям следовать не спешат. Люди видят это лицемерие. А в свете несчастий последних лет воспринимают их как лжецов и убийц старых богов, почитаемых предками. Считают чернорясников настоящими виновниками бедствий, постигших всех нас. Лукавыми и коварными лиходеями, которые навлекли всяческие горести, холод, голод и хворь. Врагами рода человеческого, лишившими землю тепла и солнечного света. Впрочем, Эрик на них совсем не похож, да и его поступки совсем не так просты, как кажутся некоторым. А когда я осторожно спрашивал его, он спокойно отвечал, что, мол, это очень выгодно. Ибо чем богаче и многочисленнее население, обязанное ему своим благополучием, тем больше дохода и преданности можно от них ожидать. Как бы то ни было, госпожа, полагаю, в любом случае заручиться поддержкой жителей для вашего сына лишним не будет.
  
  

Глава II. Чужое время

  
  Черноволосый подросток стоял на высокой башне у её зубчатого парапета и задумчиво вглядывался в даль. Перед его взором до самого горизонта простирались огромные массивы сплошных бескрайних тёмных лесов. Хмурое нависшее небо и порывы холодного ветра только добавляли мрачных красок в угрюмый пейзаж суровой окружающей действительности.
  'Десять лет уже миновало, как я родился в этом новом мире', - неспешно размышлял он. - 'Хотя, похоже, это та же Земля, просто пребывающая в прошлом. И по всем признакам - территории Центральной Европы раннего Средневековья. Видимо, расположенные где-то между будущими Францией и Германией. Да... Забавная штука - память. Без неё ты утрачиваешь часть личности... Вот никак не могу вспомнить, кто я и откуда. Забыл, кем был раньше и как умер... Язык, имя, семья, друзья, Родина... преданы забвению. Ничего из индивидуальных переживаний не сохранилось ни в голове, ни в сердце. Однако странным образом чувствую и явственно ощущаю, что жил в другом обществе... Тут всё очень непривычно и кажется чужим... Даже запахи. И время от времени всплывает в сознании или снах множество необычных знаний, невероятных вещей, ярких видений залитых светом городов, причудливых событий, слов, понятий... Почему - неизвестно. Наверное, я всё это когда-то знал, видел и слышал... Да... Вопросов больше, чем ответов...'.
  Он тяжело вздохнул и вновь погрузился в себя. 'Внутренне и поведением слишком сильно отличаюсь от местных - это заметно не только мне, но и всем здешним жителям. Вон как косятся... Ладно, хоть стали приписывать мои особенности знаку богов... И то, что в знатной семье родился - тоже определённая удача. В какой-то степени спасает. Ну, по крайней мере, пока... Но в целом... Беда... Да и мыслю словно взрослый... Дела... А жить-то как-то надо'.
  Подросток откинул со лба непослушную прядь, которую трепали порывы резкого ветра. Ему не нравилась нынешняя причёска. Тёмные волнистые волосы ниспадали ниже плеч. Неудобно носить и ухаживать. Но здесь длина локонов свидетельствовала о знатном происхождении и родовитости, служила отличием высшего сословия. И подобный признак (как вспомнил он) будет сохраняться до XIX века. Даже сифилис, приводящий к облысению, не заставит аристократию и богатеев изменить себе. Просто введут моду на длинные парики, чтобы замаскировать и скрыть возникающие у них проблемы от венерических болезней и старения.
  Паренёк вновь окинул взором море бескрайней пущи. Настоящая тайга. Похоже, эти нетронутые лесные дебри ныне тянутся до самого Тихого океана. Картинка и название континента опять непроизвольно пришли ему на ум. Он поднял синие глаза на свинцовое небо - солнце редко проглядывало сквозь эту вечно пасмурную пелену. Холодное короткое лето, напоминавшее очень позднюю промозглую осень, казалось, состояло из сплошных ливневых дождей. Долгие морозные снежные зимы... Круглый год стужа или слякоть. А главное - недостаток солнца и света... Не говоря уже о том, что почти ничего нормально не росло в таких условиях, имея следствием голод и болезни, порождая всеобщее уныние, озверение и войны... Явно что-то не так было с природой... Всё это крайне угнетающе действовало на людей, вызывая беспросветную тоску. Многие окончательно уверились, что наступил конец времён.
  Эрик (мальчик уже свыкся с новым именем), наблюдая жизнь и быт здешних обитателей, общаясь с жителями, воинами и матерью, всё больше убеждался, что его занесло в эпоху варварских королевств, которая длилась в Европе с V по VIII век. Узнать более точную дату сперва было сложно. Замкнутое натуральное хозяйство, практически отсутствие тут дорог и торговли, огромные дикие пространства, немалые расстояния, отделявшие владения его родителей от соседей, чрезвычайно редкое и малочисленное население (в основном проживавшее неподалёку от замка), вакуум грамотных священнослужителей, противоречивые сведения об окружающем мире и ограниченный кругозор аборигенов - затрудняли для Эрика возможность выяснить время и место своего рождения. Однако постепенно, используя непонятно откуда взявшиеся в голове знания, разобравшись в обстановке и понемногу накапливая информацию, он смог точнее определить столетие.
  
  Середина шестого века - вот где он очутился. На это указывало много признаков. Но подросток долго противился такому выводу. Не только психологически. Ему казалось, что высокий каменный замок отца не мог относиться к столь раннему периоду. Ведь подобные твердыни начали возникать в Европе только в IX веке, когда началась феодальная раздробленность, провоцирующая постоянные междоусобные войны. Вдобавок, с ослаблением королевской власти и распадом государства франков активизировались внешние нападения тех же викингов и угров... Вот и выросла необходимость в усилении защитных сооружений. К тому же тогда уже немного развилось каменное строительство, улучшились дороги, расширилась хозяйственная жизнь, интенсифицировалась торговля...
  Однако, расспросив свою мать, старых воинов, местных уважаемых глав семейств из вольных общинников, он был вынужден пересмотреть свой подход. Действительно, серьезных боевых действий и масштабных нападений здесь давно не происходило. Ведь угрозы со стороны арабов или норманнов еще не было. Да и в эти внутренние регионы они потом не добирались. Авары также всерьез пока не заявили о себе. Впрочем, густые леса, большие расстояния, холод и бездорожье являлись надежной защитой. Да и никаких богатств, оправдавших бы захватнический поход сюда, тут не существовало. Ни городов, ни храмов, ни многочисленного населения... Лишь бедность и скудость, усугубленные природными несчастьями.
  Некоторую тревогу могли вызывать разве что довольно маловероятные, хотя и способные нанести некоторый ущерб, потенциальные налеты банд саксов и славян. Или сомнительные попытки произвола со стороны соседних владетелей. Правда, на памяти Эрика ничего похожего не случалось. Старый Райхард ему рассказывал, что когда отец графа Леонхарда завершал строительство замка больше четверти века назад, сюда тогда пару раз приходили знатные комиты и дуксы со своими отрядами. Похоже, прослышав о невиданной в здешних местах крепости, они хотели посмотреть на нее, узнать, кто у них теперь сосед, и заявить о себе. И, полные впечатлений, так и не предприняв никаких враждебных действий, затем ушли восвояси...
  Обдумав все это, Эрик лишь покачал головой. Для того чтобы предотвратить или отразить перечисленные опасности, достаточно было ограничиться защитным бургом или укрепленной усадьбой. Как и поступали почти все владетели в это время. Строить же каменную громаду представлялось совершенно избыточной, очень тяжелой, чудовищно затратной и практически невыполнимой затеей.
  Однако дед и отец нынешнего графа, видимо, оказались исключением из правил, поскольку захотели возвести в своих землях настоящую твердыню! Хотя большого смысла в этом не было. Но, по-видимому, честолюбие, восхищение увиденными на юге могучими цитаделями, желание прославиться таким образом и оставить наследникам неприступное родовое гнездо, вдобавок жажда деятельности и наличие ресурсов сыграли свою роль. Тратить добытое в удачных походах богатство тут было некуда и не на что. Военные кампании закончились - и чем теперь заниматься? Зигмару, побывавшему в центральных провинциях павшей Римской империи и увидевшему большой мир, проводить время в примитивных попойках среди своих лесов казалось скучно. Его отодвинули от центра властной жизни в столице, назначив графом и дав в управление дальние земли. Тогда гордый и деятельный дед Леонхарда решил построить здесь свою неприступную крепость, вывезя талантливого и обязанного ему архитектора с земель бывшей Империи.
  Опытный зодчий, используя трофейные средства графа, местный строительный материал (каменные глыбы, вероятно принесенные Ледником, встречались тут повсюду довольно часто - их потом привозили телегами и даже тащили волоком) и дешевые трудовые ресурсы из окрестного населения, возвел замок за два с половиной года. Зигмар и его сын Вильгельм остались довольны результатом и с почетом и большой наградой отпустили мастера домой.
  
  Эрик удивлённо покачал головой - этот величественный, отлично приспособленный для защиты, но довольно компактный замок явно опередил своё время. И, насколько наследник мог судить, - ничего подобного не встречалось сейчас ни у кого в этой части Европы.
  Расположенный на высоком холме, с трёх сторон омываемом маленькой речкой, несущей свои воды на запад, замок был больше ста метров в месте максимального диаметра крепостных стен (достигавших высоты в пятнадцать метров). С расположенным внутри них центральным корпусом и смотровыми башнями на нём, превышавшими высоту внешних стен замка ещё метров на двадцать. Эта главная цитадель находилась почти в центре угловатого овала, образованного наружными стенами. Фактически являя собой здоровенную квадратную башню (донжон) длиной своих сторон метров по двадцать, с пристройками хозяйственных помещений к западной стороне, противоположной центральному входу. Южной стороной центральный корпус примыкал к внешним стенам, снабжённым системой внутренних массивных лестничных пролётов, спускавшихся на два нижних хозяйственных этажа.
  Первый предназначался для амбаров, содержания скота и кладовых. На втором находились помещения для стражи, добывающих дичь к хозяйскому столу охотников и работников из прислуги. Три верхних яруса были господские: общий зал, гостиные и жилые комнаты. Получалось, что пролёты наружных лестниц достигали высоты крепостных стен, а на следующие верхние этажи уже проходили внутри донжона. Таким образом, огромная главная квадратная башня была пятиэтажной, высотой метров по пять каждый ярус. Плюс ещё четыре смотровые башни наверху по её углам - ещё в полтора-два этажа каждая, высотой и шириной метров по восемь-десять. В них хранились дополнительные арсеналы оружия с запасом стрел и больших тяжёлых боевых луков (охотничьи луки и стрелы к ним были меньших размеров).
  С восточной стороны располагались ворота замка, откуда вьющейся змейкой прямо с холма сбегала главная дорога, выходя к небольшому селению, расположенному на равнине рядом с речкой. Пара десятков домиков жителей, представлявших собой фактически одну улицу, находилась по обе стороны дороги. Неподалёку в округе было также несколько хуторов, каждый состоявший из двух-трёх семейных домов и хозяйств.
  Люди, проживавшие здесь, к удивлению Эрика, несмотря на явно германский говор (правда, с множественными вкраплениями слов из кельтских и романских наречий), обладали в основном тёмными волосами и серым цветом глаз. Впрочем, подросток допускал, что они, видимо, когда-то смешались с местными племенами после переселения на эти земли.
  Жилистые мускулистые мужчины со средним ростом около 165-170 см (женщины были поменьше) сперва почему-то показались мальчику невысокими. Хотя потом он откуда-то вспомнил, что на самом деле, для обитателей раннего Средневековья, по сравнению с их сильно обмельчавшими потомками, жившими в последующие столетия (вплоть до XX века), такие размеры выглядели довольно внушительно и солидно. Более полноценное белковое питание (прежде всего из мяса и молочных продуктов) давало о себе знать. У зависимых крестьян позднейшего периода пищевой рацион был куда скуднее - соответственно, рост и габариты тела тоже уменьшились.
  Кстати, несмотря на высокую младенческую смертность и нехватку тут в последние десятилетия солнечного света, из тех детей, что выживали, поражённых рахитом Эрик не видел. Опять же, наверное, оттого, что витамин D они пока в достаточном количестве получали из обильно потребляемой молочно-мясной еды.
  Вокруг, куда ни кинь взором, простиралась огромная тайга. Пустых земель было много, а людей очень мало. Местные жители вырубали, выжигали и расчищали отвоёванные у леса участки для своих маленьких полей (скорее возделанных огородов) и на них выращивали немного зерна из устойчивых злаков - ржи, овса, ячменя, проса, а также несколько видов корнеплодов и бобовых (горох, бобы и чечевицу). Из овощей были редька, репа, чеснок, лук... Правда, сейчас даже эти неприхотливые культуры давали всходы чрезвычайно плохо ввиду несовершенных орудий труда, климатического похолодания и природных бедствий, постигших людей в последние десятилетия.
  Но аборигены, похоже, на урожай не сильно рассчитывали, в основном полагаясь на разведение домашних копытных животных и птицы (коз, коров, свиней, овец, гусей, уток и кур). Их довольно много они содержали в своих дворах. Тем более, что в нынешних суровых условиях почти без солнца и тепла, при постоянных дождях и повсеместной сырости более-менее стабильно тут росли лишь трава и грибы. Сена заготавливали на долгую зиму как можно больше (срезая его серпами или косой-горбушей), а грибы собирали совместной группой из нескольких человек и только поблизости от своих жилищ. Потому что страшного зверья в дремучих лесах было предостаточно.
  Охотой на диких животных в этих непролазных дебрях занимались редко, поскольку слишком опасно. Ходили на охотничий промысел только вместе, небольшими хорошо вооружёнными партиями. А в зимний период так вообще хищники сами осаждали подворья людей, и от них приходилось отбиваться. Звери нередко нападали на домашний скот и птицу в сараях и амбарах. Поэтому в каждом доме имелись луки и рогатины. И свободные общинники, самостоятельно ведущие своё хозяйство, неплохо умели владеть таким оружием (что в значительной мере обуславливало их независимость от возможных поползновений закабаления или повышения податей со стороны владетельных феодалов). Поскольку эти люди могли неплохо постоять за себя. Правда, не в открытом бою. Однако всадить в спину недругу копьё или стрелу в тёмных и непролазных зарослях, особенно ближе к ночи, - для них было запросто.
  Да и то немаловажное обстоятельство, что общинники собственными усилиями расчищали и раскорчёвывали себе угодья, а не получали их в готовом виде от здешнего владетеля, также серьёзно влияло, определяя их достаточно свободное положение. Кроме того, жители всегда могли покинуть эти места и уйти, куда заблагорассудится: к примеру, на земли более доброго хозяина, или в городское поселение, либо вообще в дикую пущу. Похоже, именно люди являлись тут в эти времена самым большим ресурсом и капиталом.
  Таким образом, здешние подданные держались несколько обособленно, подлежа графскому суду лишь в некоторых вопросах, отдавая ему только десятую часть своих доходов за пользование землёй и возможностью укрыться в замке в случае нападения внешних врагов. Владетель со своими близкими, двумя десятками бойцов и слуг - попусту не трогал и не задевал общинников, а те, в свою очередь, старались лишний раз не попадаться на глаза господину и его воинам.
  По большому счёту, даже назвать местных кельто-германцев 'классическими общинниками' было не совсем верно. Потому что ни старой родовой, ни более поздней сложно организованной и стабильно устроенной сельской общины (характерной для IX-XV веков) тут сейчас не существовало.
  Родовая уже отмерла. Хотя родственные и семейные связи по-прежнему играли у здешних жителей важную роль. А территориальная сельская ещё не сложилась, поскольку было много свободных земель (хоть их и нужно было сначала освоить), и люди селились свободно.
  Такие группы усадеб или хутора (нередко состоявшие всего из 2-3 дворов) окружали пахотные поля небольшой площади, а далее шли луга и рощи. Этот внутренний круг владений опоясывали леса, служившие местом выпаса скота, сбора валежника, охоты. Дальше простирались уже совершенно дикие дебри.
  В отличие от древнегерманской общины, в такой условно соседской общине индивидуальные дома образовывали самостоятельные единицы, и связывало их между собой, помимо отношений соседства, только пользование общими угодьями. Это не был коллектив больших семей или бывших сородичей, обладавших верховенством над обрабатываемыми ими пахотными землями, а скорее объединение соседей, которые раздельно владели своими наделами, но были заинтересованы в регулировании пользования угодьями.
  Подобная община (в отличие от более поздней классической) не знала периодических переделов земли, принудительных севооборотов, чересполосицы из-за трёхполья, нехватки пашен и тесноты. Её ныне образовывали хозяйства, каждое из которых самостоятельно возделывало свой участок поля, находившийся в постоянном наследственном владении у обычно довольно большой семьи. Лишь луга для выпаса скота, лес для сбора топлива и разных даров природы, воды реки с рыбными ловлями, да совместная дорога оставались в общем пользовании (хотя часть выгонов, лугов и лесных делянок уже была также закреплена за семьями). Права имущества и личной неприкосновенности хозяев, их усадьбы, скота, недвижимости уже играли большую роль. Преступления, совершённые против собственника внутри ограды его двора и тем более в доме, карались особенно сурово. А лица, проживавшие в усадьбе, находились под покровительством главы семьи, и он нёс за них полную ответственность.
  Такие вещи входили в правовую сферу общинной юрисдикции (которую осуществляли выбранные лица - рахинбурги и тунгины). Но, например, вопросы укоренения пришлых поселенцев, выделения новых угодий или отношения с другими людьми, не находящимися в общине (купцами, священниками, воинами, представителями администрации, разными чужаками), относились к окружному графскому суду...
  
  Обдумав увиденное и как следует поразмыслив, Эрик лишь покачал головой. Похоже, основой пропитания для местных жителей пока было вовсе не сельское хозяйство, а продукция животноводства. И это обстоятельство в определенной мере спасло здешних обитателей. Особенно после ужасной природной катастрофы. Ведь они и раньше, ввиду низкого уровня аграрной культуры и несовершенных орудий труда, никогда не полагались на свои урожаи. А после капитального ухудшения климата, превратившего поля фактически в огороды, относительно развитое скотоводство и разведение птицы реально помогли им выжить.
  Подданные даже понемногу размножались (как и их животные) в этом сумрачном, холодном и сыром мире с небесами, почти постоянно затянутыми серым саваном и редко когда пропускавшими солнечный свет. Их души тоже были погружены во мрак, безысходность и уныние. Длинные суровые снежные зимы жители пережидали, не выходя из своих домов, кормясь запасами, заготовляемыми целый год. Холодным и дождливым летом они также зябко кутались в шкуры, почти не видя солнечного света. Казалось, все вокруг будто замерло - и природа, и люди. Время словно остановилось...
  Эрик оторвался от своих размышлений, еще раз обведя взглядом родовое гнездо. Да... В общем, можно сказать, замок получился фактически неприступным в смысле обороноспособности (правда, защитного рва пока отчего-то не было видно), но не слишком комфортным и весьма неуютным для проживания. Громадный камин (размером в полстены) в общем зале топился целыми сутками круглый год, но нормально обогреть помещения не получалось. Света и чистого воздуха также не доставало (окон практически не было, а имевшиеся походили на узкие бойницы, обычно закрывавшиеся на ночь ставнями). Извилистые щели в стенах порождали постоянные ледяные сквозняки, свободно гулявшие по комнатам. И надежно законопатить эти трещины никак не выходило.
  Кроме того, вечно пронизывающая до костей сырость являлась неизменной частью данного величественного сооружения. Влагой веяло не только от холодных каменных блоков, но главным образом она возникала вследствие ручейков и подтеков, весело капавших с крыши внутрь жилища и бодро стекавших по балкам и стенам здания. Многочисленные дожди, длительные ливни и обильные снегопады всячески способствовали этому неприятному явлению.
  Между прочим, в господских комнатах на четырех столбиках над кроватями были установлены пологи и балдахины из плотно сшитых шкур, предназначавшиеся именно затем, дабы уберечь людей 'от воды, льющейся на голову' (а вовсе не от клопов). Чтобы спящий человек поутру не очнулся в луже на мокрой лежанке или, что еще хуже, проснувшись, не обнаружил себя находящимся буквально в озере...
  Нужно отметить, что строительство замка успели завершить до начала климатического катаклизма (ибо потом возвести что-либо подобное оказалось бы наверняка невозможно, несмотря на имевшиеся тогда в распоряжении семьи огромные трофейные ресурсы. Впрочем, и желания после произошедшего 'апокалипсиса' делать что-то такое, скорее всего, ни у кого бы не возникло)...
  Из обрывочных и довольно туманных сведений, почерпнутых недавно от матери и старого Райхарда, Эрик услышал, что сейчас в центральных землях Европы правит династия Меровингов. Представители этой семьи, разделив владения, интригуют и воюют как между собой, так и с внешними правителями. Впрочем, кажется, именно на данный момент король Хлотарь, устранив соперников из родни с помощью силы и коварства, ненадолго объединил под своей властью практически все огромные территории. Но хронологических дат, когда все это происходило, Эрик вспомнить не смог.
  Наблюдая за бытом окружающих жителей и своей семьи, собирая информацию о социально-хозяйственной структуре кельто-германской общины, уловив отрывочные известия о Меровингах... он приблизительно понял, что живет вроде бы в VI столетии. Но окончательно убедиться в веке и даже определить точный год, в котором он пребывает, ему все-таки помог произошедший в сравнительно недавнем прошлом чудовищный природный катаклизм. Такое страшное событие, имевшее судьбоносные последствия в истории и колоссальное влияние на жизнь людей, намертво запечатлелось в их памяти. И Эрик также откуда-то знал немало данных о нем.
  Похолодание началось еще в начале третьего века. В четвертом и пятом столетиях его усугубили извержения вулканов, произошедшие на американском континенте, в Индонезии, Новой Гвинее... - выбросившие в атмосферу тысячи тонн пепла. А в VI в., случилось самое ужасное событие, роковым образом отразившееся на Евразии и прежде всего на ее европейской части. Тогда произошли сильнейшие извержения пробудившегося вулкана в Исландии в 536, 540 и 547 годах.
  Но самые чудовищные последствия принесло извержение именно 536 года. В воздух поднялись тонны вулканического пепла, которые распространились в атмосфере и скрыли Землю от солнечных лучей, положив начало самому холодному десятилетию за последние 2300 лет. Большая часть мира погрузилась во тьму на целых 18 месяцев, когда таинственный туман окутал Европу, Ближний Восток и некоторые части Азии. Днем мгла закрывала солнце, что привело к падению температуры, массовым неурожаям по всему континенту и тотальной гибели людей. Было так холодно, что в середине лета внутри деревьев образовывался иней. Без солнечного света растения не выживали, а люди не могли выращивать еду для себя и своих животных. Скандинавские саги сообщали о периоде трех непрерывных зим (и к концу VI века население Скандинавии сократилось вдвое).
  Затем, в 541 году, бубонная чума поразила Египет, Персию, Византию. Современники назвали эту болезнь Юстиниановой чумой, которая считается первой пандемией в истории человечества. Она уничтожила от трети до половины населения всей Восточной Римской империи. Страшное похолодание, неурожаи и свирепствовавший мор нанесли роковой удар по Византии, перечеркнув ее попытки восстановить наследие Римской империи.
  Очень холодное дождливое лето и долгая морозная снежная зима, солнечный свет, редко пробивавшийся сквозь серую мглу вечно хмурых небес, стали обыденностью. И подобное в Европе продолжалось десятилетиями... Исследователи назвали отрезок времени с 536 по 660 годы малым Ледниковым периодом. Это воистину был самый Темный век в истории...
  Эрик вздрогнул и зябко поежился, непроизвольно передернув плечами, еще раз осознав, куда его занесло и где 'посчастливилось' оказаться... И теперь, припоминая, что ему говорила мать, определил точную дату текущего времени. Он здесь родился через двенадцать лет после наступления великой тьмы и холода. Сейчас ему десять. То есть нынче идет 558 год.
  Географически паренек тоже, хоть далеко и не сразу, но все же сумел приблизительно определить место своей новой жизни. Этот край представлял собой холмистое пространство с густыми лесами, пересеченное малыми реками. Встречающиеся скалы и, в особенности, многочисленные глубокие и крутые речные долины, а также растущая обширными полосами тайга придавали ему характер горной страны. Деревья, большей частью лиственные, реже - еловые, сплошным ковром украшали склоны; часто встречались пастбища и кустарники, пустоши и болота. Расспросив окружающих, проанализировав свои впечатления и вспомнив все, что смог, Эрик только сокрушенно покачал головой. Арденнское нагорье - вот где он оказался.
  
  С тупым глухим звуком метательный топор врезался в центр мишени и увяз в ней. Через минуту туда же, совсем рядом, вонзился длинный дротик.
  - Неплохо, неплохо, - удовлетворённо прикрыв веки, сдержанно произнёс Райхард, глядя, как наследник умело упражняется с франциской и ангоном.
  Старый служака окинул одобрительным взглядом рослую и статную фигуру подростка. 'Похоже, все эти подтягивания, отжимания, приседания и бег, которыми изнурял себя паренёк, вкупе с хорошим питанием, прошли явно недаром, - удивлённо думал ветеран. - Одиннадцатилетний мальчишка выглядит на все 13, а то и 14 лет'.
  - На следующий год уже можно будет заниматься с боевой секирой, тяжёлым копьём и мечом, - желая подбодрить воспитанника, сказал пожилой наставник.
  Эрик с радостной улыбкой кивнул, но про себя лишь скептически хмыкнул. Ну, с копьём (которое являлось основным оружием в сражениях и на охоте) ему было чему подучиться, особенно работая в паре со щитом. Но вот топор на длинной рукояти и меч... Очень сомнительно. Насколько он успел заметить, никакой серьёзной техники (тем более школы фехтования) во владении мечом и топором ещё не существовало. Этим боевым оружием в основном рубили наотмашь, как Бог на душу положит. Кроме нескольких базовых ударов и стоек он там ничего не увидел. Про взаимодействие в строю речи вообще не шло. Воины утверждали, что главное - вес тела и сила руки, скорость движения, стремительный размах... Ну и личный опыт, если, конечно, повезёт выжить... Одно слово - варвары.
  Впрочем, ничего удивительного. Когда Эрик только знакомился с местным арсеналом и экипировкой вояк, то просто отметил, что основным оружием у них был длинный топор и тяжёлое копьё. Из дополнительных 'боевых инструментов' у некоторых (далеко не у всех) имелись кинжалы, франциски и ангоны. Средства защиты состояли из округлых обтянутых кожей (иногда окованных по краю) деревянных щитов с металлическим умбоном в центре, выпуклого шлема (обычно кожаного, усиленного для прочности каркасом из железных полос), кожаных доспехов и поясов (наборными располагали только граф и его знатные друзья). Полная бронь, состоящая из кольчуги, наручей и наголенников (как и металлический шелом), была только у господина. Его трое знатных ближников владели лишь кольчугами. Луками как дополнительным оружием воины не пользовались. В страже служило четверо профессиональных лучников-егерей (это была высокоспециализированная деятельность, которой люди посвящали всю жизнь). Они занимались охотой и в случае осады замка становились стрелками с крепостных стен.
  Кстати, мечей в наличии имелось всего несколько штук, поскольку они являлись слишком дорогим оружием. Клинки были у хозяина замка, трёх его вассалов и ещё пятерых заслуженных верных воинов. И чтобы, к примеру, приобрести эту пятёрку мечей (дабы усилить боевую мощь и престиж своей дружины), Леонхарду для покупки нормальных клинков пришлось посылать нескольких своих доверенных людей с целым обозом пушнины и выделанных кож на юго-восток. Дорога с возвращением назад заняла два месяца! Потому что в ближайшем от замка селении-городке, расположенном в двух неделях пути к северо-западу через лесные чащобы, относительно приемлемых мечей тамошние ремесленники изготовить просто не могли. Уровень экономики и технологий после крушения античного мира просто обвалился...
  Правда, и эти клинки Эрика не впечатлили. То были большие и широкие мечи линзовидного профиля со слабо выраженным (либо вообще закруглённым) острием. Без развитой гарды для защиты кисти. Представляя собой классические клинки эпохи Меровингов, эволюционировавшие из кавалерийской римской спаты. Несмотря на не слишком большой вес, орудовать ими неудобно и энергозатратно, поскольку центр тяжести не сбалансирован. Качество металла также оставляло желать лучшего. Недаром ими не фехтовали. Никому не пришло бы в голову, к примеру, парировать таким мечом клинок противника. Подобным приёмом его запросто можно было повредить, иззубрить, выщербить, согнуть и даже сломать. Поэтому чужой удар почти всегда отражали щитом.
  Проникающих колющих выпадов таким мечом тоже не наносили. Во-первых, оттого, что слабые доспехи или вообще их отсутствие у большинства нынешних бойцов позволяли и так эффективно прорубать-рассекать плоть и кости, причиняя противнику ужасные раны. Останавливающее действие от таких ударов было очень результативным. Враг сразу выводился из строя. Во-вторых, колющие удары требовали довольно высокого уровня мастерства и подготовки от воина. Неточность могла привести к фатальному результату как для оружия, так и его владельца. В этом смысле рубка проще и надёжней. Особенно для 'более примитивных вояк'. Наконец, в-третьих, невысокое качество железа у столь длинного меча при застрявшем или попавшем не туда колющем ударе клинке могло иметь следствием его блокировку-зажим, он мог элементарно погнуться или сломаться.
  Заметив разочарование на лице подростка после осмотра меча (которое тот не сумел скрыть), Райхард был крайне удивлён. Он привык видеть восторг не только у юнцов, но и среди степенных воинов, которым попадало в руки столь дорогое, эффектное и статусное оружие.
  - Я вижу, меч тебе не очень понравился? - иронично поинтересовался он.
  Собеседник лишь уклончиво пожал плечами, явно не желая объяснять своё неудовольствие.
  Задетый в своих чувствах ветеран язвительно бросил:
  - Неужели ты полагаешь, что в военном деле разбираешься лучше опытных людей? Думаешь, сможешь здесь предложить что-нибудь такое, что повысит боеспособность воинов? Не боишься вновь насмешить всех? Ведь далеко не всё, что лезет тебе в голову, происходит от Богов и приходится ко двору. А за ошибки на войне платят кровью и жизнью.
  Воспитанник только кисло поморщился, вспомнив свои неудачи зимой и прошлым летом.
  - Там посмотрим, - криво усмехнувшись, несколько туманно ответил он.
  
  Нужно сказать, что, несмотря на сохранившиеся определённые познания из будущего, а также осторожность и здравый смысл, которых Эрик всячески старался придерживаться, многие вещи он осознал далеко не сразу. Его знания оказались слишком частичными и неполными, причём как об этой эпохе, так и о жизни вообще, в которой всё взаимосвязано.
  Так, например, увидев, что местные жители уже знакомы с концепцией саней, используя их в виде волокуш с загнутыми полозьями для перевозки топлива, охотничьей добычи или продовольствия (правда, тягловой силой для подобного транспорта выступали вовсе не лошади, а сами люди), он сперва решил быстро попробовать исправить данную ситуацию, дабы облегчить всем жизнь. Но столкнулся с целым рядом проблем. Дело в том, что основной тягловой скотиной (для перевозок и на сельхозработах) в эти времена служили совсем не лошади, а быки. Вернее, волы, поскольку кастрированные животные являлись более послушными, спокойными и управляемыми, что имело очень важное значение при их 'эксплуатации'. Правда, они оказывались очень медлительными. И, допустим, много вспахать на такой животине или быстро куда-нибудь доехать было нельзя. Ну а зимой, по занесённым снегом сугробам, с помощью них передвигаться вообще невозможно.
  Вот паренёк и захотел поменять волов на лошадей, которые, кстати, у здешних обитателей имелись в наличии. Хотя казались малорослыми и были в весьма незначительном числе (позже он сообразил, почему). В общем, в своих благих устремлениях он неожиданно наткнулся на целый ряд ограничений, внезапно поняв, что хомута, оглобель, дышла, упряжи, подходящих для лошадей, тут просто пока нет. И даже если бы он начал их срочно создавать, то мелкие коняги вряд ли смогли бы эффективно тащить по здешним лесным разбитым и опутанным корнями дорогам огромные телеги с тяжёлыми колёсами, сделанными из цельных кусков дерева. Да ещё не имея подкованных копыт. А запрячь лошадь для вспашки под соху и увеличить таким образом скорость работы и размер обрабатываемого участка сейчас тоже выглядело явно избыточным. Вследствие плохого климата люди много не сеяли и не сажали, не слишком полагаясь на земледелие. Риски выходили слишком большие...
  В общем, одно цепляло другое и указывало на необходимость делать всё в комплексе. Тогда и мог получиться серьёзный эффект. Эрик пообещал себе этим заняться в будущем, когда получит больше возможностей и ресурсов. Между прочим, эти кони были даже не в собственности у общинников (те малополезную животину не держали), а имелись лишь на графском подворье - несколько голов, чтобы для солидности выезжать верхом с визитами к соседям, достойно приехать на военный смотр и королевскую службу или предводительствовать в бою (хотя тут предпочитали пока, да и выходило реально сподручней, исходя из местных 'лесных условий', в основном действовать в битве пешим порядком).
  Обжегшись с упряжью, Эрик даже стремена покуда не стал предлагать вводить. Вспомнив откуда-то, что эти девайсы долгое время не распространялись по Европе, потому что сами по себе не слишком влияли на привычную манеру езды и принятые тогда способы боя. Лишь вкупе с переучиванием методов держаться на лошади и психологическими сдвигами в сознании касательно возможности изменить стиль сражений (вдобавок желательно было сделать для этого ещё высокую заднюю луку седла, крюк на корпусе или ток для копья) могли привести к переходу, к примеру, на таранный копейный удар. Впрочем, малорослые местные кони пока в принципе не слишком для этого годились.
  Потому и в этом смысле Эрик решил не спешить с изменениями (хотя и считал, что даже для улучшения рубки с лошади возросшая устойчивость всадника при введении стремян будет очень перспективна). Однако в этих лесах кавалерия была не слишком нужна, а содержание коней, как и любой кусок железа (заимствованный для тех же стремян), стоили весьма дорого.
  В общем, он принял решение действовать очень постепенно. И когда получит собственного скакуна, сделать сначала стремена только для себя... А потом будет видно...
  
  Такое же фиаско Эрик испытал с ещё одним своим нововведением. Увидев короткие и широкие лыжи, которыми пользуются местные, предназначенные для ходьбы по глубокому снегу (фактически снегоступы), он решил сделать узкие и длинные беговые - для скольжения по насту, чтобы передвигаться быстро. Вдобавок снабдив их ручными палками - для придания ускорения, отталкиваясь ими от снежной целины. Но, сделав с помощью слуг и работников замка такие штуки и успешно испытав их, вскоре с горечью понял, что здесь они не найдут широкого применения, потому что оказались реально не нужны. Люди только с удивлением глазели, как он гоняет по заснеженному льду реки или скатывается вниз со склонов, воспринимая это не более как господскую забаву и прихоть.
  А куда на них ездить? И спрашивается, зачем? В заросших чащобах диких лесов на таких ходить крайне неудобно. Там не погоняешь - скорее свои кости и лыжи переломаешь. И преследовать дичь таким способом в непролазных дебрях никак не выйдет. От слова совсем. В пуще гораздо удобнее и выгоднее пробираться осторожно и неспешно, как для охоты, так и для эффективности передвижения. Не говоря уже о том, что зимой в лес лишний раз старались не соваться.
  Ну а ещё куда на таких лыжах 'бегать'? В соседнее поселение? Так ближайшие люди - в трёх днях пути. Идти к ним по лесу или льду озера зимой - чистое самоубийство: либо сгинешь в метелях, либо оголодавшее зверьё разорвёт. И главное - для чего нужен такой визит?
  В общем, Эрик использовал свои лыжи только для тренировок и для удовольствия, а о создании каких-то буеров пока даже не задумывался. В целом местные восприняли его изобретение равнодушно и почти безразлично, как блажь. Заниматься же 'бесполезной физкультурой' людям, живущим очень утилитарно и пользующимся только функционально необходимыми вещами (если, конечно, не принимать во внимание всякие религиозные предубеждения и обряды), в голову не приходило. Даже детвора не повелась на такое развлечение, поэтому он и с детскими санками заморачиваться не стал: возни много, а толку мало. Захотят - так и на заднице прокатиться с ледяной горки можно.
  Но в том-то и дело, что дети практически постоянно были заняты работой. Разве что по вечерам, когда трудиться становилось темно, а находиться на улице опасно, им было несколько посвободнее. И то - недолго, поскольку спать ложились рано, сразу как наступали сумерки. Только зимой Эрик иногда рассказывал желающим послушать сказки, истории или придумывал игры. Собирались они в одном из самых благоустроенных домов, в помещении, освещаемом жировыми плошками, потому что травиться угарным газом от дымных очагов, распространённых нынче повсеместно, пареньку совсем не хотелось.
  Нужно заметить, что как такового детства в средневековье не существовало. Помогать старшим начинали лет с четырёх-пяти, а с восьми к детям уже относились как к маленьким взрослым. Ну а когда они достигали 12-13 лет, то считались почти взрослыми людьми, которые, естественно, должны были подчиняться главе семьи и слушаться старших. Полностью полноправными они становились после женитьбы и замужества. Чтобы обрести ещё более высокий статус, нужно было отделиться на своё хозяйство и завести детей...
  В общем, подобные неудачи довольно сильно охладили энтузиазм Эрика. Поразмыслив, он пришёл к выводу, что и коньки (даже сделанные в дешевом варианте из костей) постигнет та же участь. Нет, для себя-то он на будущую зиму их выточит, чтобы развивать свои физические кондиции, укреплять здоровье и получать удовольствие. Но в местной жизни, непосредственно сейчас, они вряд ли найдут применение.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"