![[]](/img/r/rusowa_marina/awu121-4/57.png) ![[]](/img/r/rusowa_marina/awu121-4/54.png) ![[]](/img/r/rusowa_marina/awu121-4/78.png) |
Интервью с ненормативной лексикой( Из цикла "Муза сивого Пегаса") 'Раньше аппетит был поживее, другие миньоны, сейчас исключительно филе деликатесное,' -думалось с утра, когда оптимистические настроения властвуют в головах женщин далёких от свежего дыхания эфира. Эфир был. Местного телевидения. Он был полон страстей и блата. Ристалище представляло бои далеко не рыцарских сражений. Подсыпать в стакан с минералкой пурген ведущей часовой передачи- считалось воздушным поцелуем на общем фоне баталий. Поэтому, закалённая и полная радужных надежд, я не торопилась погружаться в мир 'сожри меня как я тебя'. Время же не стояло на месте. И звонок застал ведущую шоу 'Звёзды Парнаса', то есть меня, на унитазе. И можно было не связывать эти два факта, но звонок оказался говнистым. -Маруся-исчадие ада, ты где? У нас передача со звездой столичного бомонда, актёром, поэтом и художником, Дмитрием Чинковым-Безматным. Он здесь проездом, и времени - ноль. Это будет 'стрим' *. Так что, 'беги как по воздуху, с лицом как май заплаканным', ферштейн? И не употребляй обсценную лексику. Он этого не любит. Считая звёзды на небосклоне, не забудьте о чёрных дырах. Засасывая в себя всё окружающее, они, переваривая материал, выплёвывают отбросы на помойки вселенских захолустий. Чёрная дыра Безматного уже низвергла с телевизионных высот трёх ведущих. В их числе Аглаю Святейшую- выходца из народных масс, но пробившую дорогу на Олимп самостоятельно. Через постель, путем удивительно талантливых комбинаций. Грусть свалилась на меня как толстый любовник из Пицунды в период первого брака. Это время вдохновения оставило память о себе следующим опусом: А Флобер и говорил Сэру Рою Херу: Не судите Бовари За её манеры. Нить сказания строга Там, где кодекс правит, Шарлю же идут рога, - Эмма их наставит. Всё как Пушкин говорил, Девице Клариссе, Ах, позвольте Бовари, Жить при компромиссе. Компромисс закончился некрасиво - пинком под зад и воплем 'проститутка'. Первый муж не был эстетом, но специализировался на юридических аспектах жизни. Поэтому, имея опыт лексического скудоумия, я подготовила на всякий случай все пути к отступлению. И мысленно размялась. Разминка перед каким-то очень важным для вас забегом, попутно с хлестанием лопатой по голове, - дело нелёгкое и неблагодарное. А темечко у вас открыто для мыслей из космоса. Когда же вам нахреначат инструментом для копания, ваша крыша вообще захлопнется, мозжечок вылетит, и вы останетесь наедине сама с собой. От горя я нарисовала маслом яйцо, плоское и разноцветное. Из него никогда не вырастет птенец, оно было оплодотворено мастихином. Придя на работу, я выпила чашку кофе. Подумала: 'Как жизнь закрутила, вчера что-то хлопнуло возле уха, оглянулась, а это время. Так бабахнуло, что чуть уши не оторвало. Может быть кофе-катализатор его течения, ускорение темпа, один глоток, и полжизни пробежало. И я хлебаю помаленьку времечко? А оно так дорого. Поэтому, откинув философию, я двинула по коридору местного серпентария. Идти неподготовленной было страшно. Эстет Безматов, известный своей начитанностью, затыкал за пояс даже самого профессора филологии Эклогова И.А. И когда мне сунули 'рыбу' *, я стала развивать артикуляцию, потому что произнести многое из умных слов было сложно. В этот момент дверь открылась, и вошёл он - звезда столичных тусовок и литературных салонов. На шее -'рубцовский шарфик', на голове - 'боливар' от Пушкина. Мы сели. После 'подводки' * прозвучал первый вопрос. Он таил подковырку тестирования автора на интеллект. -Как вы относитесь к актуальному искусству? К перфомансам, к инсталляциям? - Для перфомансов я чрезвычайно сентиментален и традиционен. Вас увлекают перфомансы, вам есть что вырвать из-под копыт этого дикого мира и бросить под ноги матушке Клио, словно красную дорожку на вручении Оскара? Мне- нет! Сейчас нет. Увы! Я не умею рассматривать свои работы будто 'живые нити' как у Орлан. Или позволять себя резать, щупать и рвать на себе одежду как у Абрамович, или Павленского, с их изощрёнными фантомами боли. Я боюсь этой вивисекции души и тела. И вообще, ближе 'Поцелуя' Родена - мне 'Формула скорби' Сидура, хотя и то, и другое по-своему гениально. А у Орлан, просто чумово-гени(т)ально. Тест был сдан. Разговор тёк ровно. Но вдруг что-то пошло не так. -Вам важно, чтобы вас любила публика? - У меня свои тараканы, и ваши ассибиляции (а вы разговариваете шипяще почему-то) вызывают у меня судороги головного мозга. Я в течение многих лет не пытаюсь разрушить стену 'любите меня, любите!'. Эти кровавые смыкающиеся лестницы как челюсти перемалывают все попытки. Я пишу то, что мне кажется важным, это моё примитивное с вашей точки зрения, может быть пошлое постпространство, тождественное имажинэру и траекту, которое призвано исчезнуть. Пространство более не объединяет и не разъединяет, его нет как такового. Мне очень жаль, но я есть! И по сути, вы смотрите мою надпись со стороны стены параллельной, где даже лестничные пролёты смыкаются как челюсти намертво. Я пытаюсь интегрировать через социализацию, вы- через индивидуализацию. Вздохните полной грудью, дышится? Дайте и мне вздохнуть, если не полной грудью, то хотя бы одним лёгким. Обстановка в студии накалялась. -Говорят, фовизм -налёт пыли на лице изобразительного искусства, пошлость и бездарность. Как вы к этому относитесь? Очевидно, редакция была в курсе, что мэтр неравнодушен к фовизму, и это была маленькая провокация. С большими последствиями. Дмитрий Безматов побагровел. - Танцовщицы Матисса- верх пошлости? Выявить суть из сложнейших цветовых и композиционных интерпретаций и упростить её до линейности формулы танца, его траектории, сути, живописной сентенции. Верх пошлости- музей Гетти, синхронизирующий абсолютно разные философские проекты, превратившие по сути произведение искусства в клише. Возможно, мы не пересекаемся, точно нет, но я вас не ограничиваю в выборе пространства, которого для вас не существует. Пространства в постмодерне нет. Оно преобразуется во время - смерть! Виртуоз слова горестно улыбнулся и качнул головой в шляпе Пушкина. Я продолжила: - Опять же, помните в фильме 'тот самый Мюнхгаузен', такой диалог между Феофилом и Якобиной: -Ты что, собираешься опять повесить в доме эту мазню? - Чем она тебе мешает? - Она меня бесит! Изрубить её на куски! Мэтра многочисленных жанров искусства подбросило с кресла волной негодования. - Изрубите Матисса и всех остальных, кто вам не по душе. Красные гусики, нашинкованные ножиком для сыра, - прекрасное блюдо к рождественскому столу богемной элиты, но куда денется талия? Будем делать талию на уровне груди, нет, скорее на уровне головного мозга. И тогда по праву можно будет сказать, я горжусь своей талией, наетой нашинкованными фуа-гра фовистов. На неё можно будет надевать корсет из фетра или повесить цилиндр из латекса. Вы, с вашими дурацкими вопросами, катитесь к чёрту, понятно, провинциальные халдеи. Невежественные хамы! Когда на вас надвигается цунами, надо искать лодку. И я её нашла. 'Ухо' * кричало мне одно, но я быстро спросила другое: - Мы разговаривали с вами как с художником, однако вы личность разноплановая. Вы ещё и известный поэт. Прочтите, пожалуйста, ваши стихи. Грозное выражение на лице Безматова сменила улыбка аллигатора. Он приосанился и невзначай взглянул на мои ноги. Видно, что-то в них ему показалось странным, хотя этими ногами я преодолела не одну ступень карьерной лестницы. С презрением чмокнув, поэт продекламировал: - Это из моей новой серии 'Причуды литературы': Стучали в дверь. Неистово и грубо. 'Кто там?'-спросил Раскольников дрожа. 'Открой, скорей, пришла твоя подруга!'- Ответил кто-то, деньгами шурша. И этот шелест был призывней стука. Он за собой манил и бил в там-там. 'Ну, кто в ночи стучит? Какая сука?'- Стонал студент с эрекцией к деньгам. И вот когда уже устали руки, Спросил он, оргазмируя отказ: 'Дашь?'- и в ответ услышал эти звуки: 'Конечно дам, и дам не в первый раз!' Дрожащими руками дверь открыл он, Не ожидая встретить там облом, И был сражён, но не любовным пылом, А ростовщицей с острым топором. В студии раздались жидкие 'ладушки' *. В накамерном свете вдохновенное лицо столичного гения приобрело черты близкие классику литературы. Боливар на голове подчёркивал сходство. Дмитрий изобразил в лицах: 'Не буду я рубить вишнёвый сад!'- Орал Лопахин в спальне у Раневской. 'Я -не палач, и не маркиз де Сад, И не коллега Софьи Ковалевской! Я не умею складывать рубли, А сад стоит почти на лобном месте!' Семьёй его насильно повели Рубить деревья в купленном поместье. Он стал кричать, он рвался убежать, Его догнали и топор всучили. Он начал топором всех прогонять, Срубил все вишни, что в поместье были. Нечаянно, увлёкся, не хотел. Но было поздно, все кричали 'Браво!' Обратно в землю их зарыть хотел, Но Фикс на почву высыпал отраву. Вот так навеки проклят, прокажён. Обмен веществ корить не уставая, В процессе написанья наречён Был хищным зверем, сам того не зная. Обстановка разрядилась, искусство зацвело и заиграло гранями. Ничего не предвещало бури. И всё бы хорошо завершилось. Но вдруг, сидящий в первом ряду массовки, электрик Свечкин встал и крикнул: -Какая херня, Господи, прости меня грешного! - сплюнул, перекрестился и демонстративно вышел. Лодка оказалась дырявой, и цунами накрыла меня с головой. -В этой задротне никогда не оценят настоящего искусства! - вопил Безматов. А дальше полилась такая отборная матершинщина, что даже мне - мастеру интриг, замешанных на ненормативной лексике, пришлось удивиться. 'Гений чистой красоты' в сердцах сбросил на пол 'петличку' * и раздавил её ногой. Это переполнило чашу моего терпения. Я встала, и припечатав, - Капельдинер от искусства! - шагнула прямо на эшафот директорского гнева. О, вы не представляете, как беспощадны бывают парнасовские обитатели. Сожрать нежных собратьев- цель жизни сладкоречивых оглоедов. Я прокручивала в уме не просто наш высоко духовный диалог, но упивалась смыслом, подтекстом и светлым эпилогом. Уже вечером, вспоминая прожитый день, я думала о том, что, конечно, хорошо достичь высот 'Парнаса' самостоятельно, но иметь бывшего мужа - главу медийного холдинга, не каждому дано. Закинув ноги на спинку кресла, я наслаждалась их совершенством в свои отнюдь не юные годы. - Марина, ваш миньон, - произнесла домработница Изабелла. На блюде красовалось филе деликатесное. стрим - прямой эфир рыба-предварительный текст подводка- вступительная часть ухо- наушник ладушки - аплодисменты в студии петличка - микрофон, который прикрепляется к одежде |
|