Аннотация: Хитрые расклады в неординарной шпионской игре без правил. Интрига раскручивается. Вот это действительно чрезвычайно великолепные следы в следствии и раскручивании уголовного дела.
КАК ШПИОНЫ ПЛЕЛИ КОВАРНЫЕ ИНТРИГИ
АННОТАЦИЯ
Хитрые расклады в неординарной шпионской игре без правил. Интрига раскручивается. Вот это действительно чрезвычайно великолепные следы в следствии и раскручивании уголовного дела.
Глава 1. Перстень в брюхе рыбы
"Минуйте арку из остролиста, - гласило письмо сэра Малькольма, - а потом дойдите до церкви".
Что ж, вот арка, прорезанная в зарослях остролиста рядом с колокольней. Проход был узок; Джулиан раздвинул блестящие листья рукоятью хлыста и ступил внутрь.
Он понял, что попал на маленький неровный церковный дворик, бурно заросший кустарником. Здесь было ещё больше остролиста, рододендронов, пучков неухоженной травы и плюща. Где-то в вышине пели невидимые глазу птицы, а воздухе роилась мошкара. Порой пролетал шмель - неспешный и величественный, как адмиральский баркас. Видавшие виды надгробья стояли нестройными рядами - одни почти тонули в кустарниках и винограде, другие сурово возвышались над зеленью - единственное, что было мертво в этом полном яростной, неуместной жизни пейзаже.
Джулиан огляделся в поисках пути, по которому следовало идти. Среди могил, кустов и кочек было немало следов. Наконец, Кестрель заметил тропинку, что превращались в длинную, узкую дорожку. Он зашагал по ней - полдюжины гулявших здесь зевак украдкой проводили его взглядами. Хотя Хэмпстед недалеко от Лондона, а его сообщество художников и профессионалов росло, он всё ещё был слишком мал, чтобы не заинтересоваться незнакомцем - особенно молодым человеком, одетым как настоящий денди из Вест-Энда.
Стояла обычная для начала мая погода - утренний холод, который держался, пока его не прогоняло светившее через толщу бело-серых облаков солнце. Вот и сейчас воздух становился ощутимо теплее, а тусклая листва вокруг обретала насыщенный зелёный цвет. Джулиан прошёл до того, что счёл концом дорожки, но она резко свернула направо. Кестрель тоже свернул и увидел человека, стоявшего в лучах солнца прямо под корявым старым деревом.
Ему можно быть дать сорок пять или пятьдесят лет - дородный, с большой головой, широкими плечами, крепкими руками и ногами. Его одежда была тёмных тонов, а на цилиндре виднелся широкий чёрный креп. Увидев Джулиана, незнакомец приветливо помахал рукой и сперва сделал шаг навстречу, но потом взял себя в руки, бросил взгляд на соседнюю могилу, и остался на месте, будто не хотел оставлять надгробие позади.
Джулиан подошёл к нему.
- Сэр Малькольм?
- Мистер Кестрель! - тот сжал его руку. - Благодарю вас, что пришли.
- Не за что. Я рад возможности познакомиться с вами. Я слышал о том, как великолепно вы выступаете в суде.
Сэр Малькольм покачал головой.
- О, не нужно много ума, чтобы время от времени выигрывать дела, запутывая присяжных. И всё же, я рад, что мир помнит меня за что-то кроме... вот этого.
Он посмотрел на надгробье. Это была простая плита белого мрамора, ещё почти не тронутая погодой и лишь чуть окружённая травой у основания. Надпись гласила:
- Мы не были уверены, какую поставить дату, - тихо сказал сэр Малькольм. - Мы не знаем был он убит до или после полуночи. В конце концов, я решил вовсе обойтись без дней и месяцев.
"Я решил", - повторил про себя Джулиан. Значит ли это, что вдова Александра предоставила устраивать всё сэру Малькольму? Быть может, она сражена горем - её муж был убит чуть меньше недели назад. Это посвящение на надгробье - явно идея сэра Малькольма, а не её. Говорили, что он отлично знает античных классиков.
- Как себя чувствует миссис Фолькленд? - спросил Джулиан.
- Она в порядке, насколько это возможно. Нет. Зачем я притворяюсь? Я ведь хочу довериться вам. Она очень плоха. Я упоминал в моей записке, что миссис Фолькленд больна - внезапное недомогание, тревожное в такой час, но хвала Небесам, оно проходит. Эта сердечная рана подорвала её силы, сгубила её молодость. Она в отчаянии, мистер Кестрель. И она дала ясно понять, её "отчаяние" совершенно буквально - это отказ от всех чаяний4. Она не говорила этого, но я знаю. Она больше не верит, что жизнь может что-то ей предложить.
- Уверен, что время поможет ей залечить эти раны. Никто не может жить без надежды - это против природы человека.
- Мы с вами живем ей здесь и сейчас, мистер Кестрель. А она здесь и сейчас - нет. Я вижу её каждый день и знаю, что ничего не могу для неё сделать. И я должен бороться со своими демонами - гневом, отчаянием, сознанием того, что мой сын лежит здесь, что правосудие искало виновного - и никого не нашло! Мы не знаем, кто его убил - хуже того, мы не знаем даже почему! Это было не ограбление, не дуэль, не что-либо, что можно понять и принять. Вот почему мы так себя чувствуем - мы видим, что он был убит, жестоко убит безо всякой причины!
- Безо всякой видимой причины, - мягко поправил его Джулиан. - У убийцы всегда есть резон делать то, что он делает. Даже сумасшедшие так думают, хотя для разумных людей их рассуждения выглядят дико.
Сэр Малькольм пристально посмотрел на своего собеседника.
- Я знаю, мистер Кестрель, что убийцы - это по вашей части. Я хочу сказать, вы владеете этим предметом.
- Да, у меня был некоторый опыт. Один раз я приехал в загородный дом, где вскоре произошло убийство, и я с головой увяз в его расследовании. Во второй раз мне в руки попало доказательство преступления, и мне казалось, что я один могу с толком его применить.
- И в обоих случаях вы нашли убийцу, тогда как никто другой не смог.
- Это верно, мне повезло.
- Мистер Кестрель, буду с вами прям. Я наслышан о вашем умении разгадывать преступления, и потому я попросил об этой встрече. Конечно, назначать свидание на могиле Александра несколько театрально. Боюсь, в каждом барристере живёт актёр. Но я знаю, что здесь мы сможем поговорить без лишних свидетелей, - он посмотрел вокруг, убеждаясь, что они совершенно одни. - Я прихожу сюда каждый день, и никто никогда не побеспокоил меня, - он пожал плечами. - Никто не знает, что сказать.
- Вы хотите сказать, что я как-либо могу вам помочь? - осторожно спросил Джулиан.
Сэр Малькольм замялся.
- Позвольте мне начать с начала. Вы ведь были знакомы с Александром, я полагаю?
- Мы достаточно часто виделись, и он приглашал меня на свои вечеринки. Но не могу сказать, что хорошо его знал. У него было много друзей.
- Да, он легко их заводил. С большинством из них я не знаком. Александр и я вращались в разных кругах. Все мои друзья - юристы и учёные. Его же стихией был светский мир - приёмы, балы и чудесные сады. Он прекрасно умёл всё, что положено джентльмену - ездить верхом, охотиться, играть в карты - и всегда знал, что сказать, чтобы развлечь даму. Наконец, он был хорош собой - могу сказать без зазнайства, что это он унаследовал не от меня, - сэр Малькольм покачал головой в восхищении. - Когда он был ещё мальчиком, я постоянно спрашивал себя - как у меня мог родиться такой сын? Он был красив и необычен, как заморская птица, что свила гнездо у меня дома.
- А его мать? Он пошёл в неё?
- О, нет. Агнес была самой тихой и скромной девушкой, что я когда-либо встречал. Александр никогда не знал матери - она умерла вскоре после родов.
- Он похож на вас, по крайней мере, в одном, - указал Джулиан. - Он готовился стать адвокатом, верно?
- Да, - лицо сэра Малькольма просветлело, - он хотел стать хорошим юристом, а я сделал бы всё, что в моих силах, чтобы помочь ему. Но Александр думал и о карьере политика - возможно, она даже больше ему подошла бы.
Джулиан был готов согласиться. В политике Александру пригодились бы его обаяние, красноречие и талант ладить с самыми разными людьми.
- Конечно же, - продолжил сэр Малькольм, - для избрания в парламент нужны деньги. Но у Александра никогда не было недостатка в них. Он женился на богатой наследнице и, как вы вероятно знаете, умел вкладывать средства. Когда мне было двадцать пять, ни один джентльмен не вёл дел на бирже, но, кажется, такие сделки вошли в моду. Александр наколдовывал деньги из ниоткуда и тратил их направо и налево, но каждый фунт становился частью чего-то прекрасного - его дома, его художественной коллекции, его экипажа, его развлечений.
Конечно, я гордился сыном и радовался его успехам. Интересно, правда - вы можете читать и писать о чём-то всю жизнь, но никогда не подумаете, что это может случится с вами. Труды классиков полны предупреждений о том, как опасно снискать чрезмерное расположение богов. Вы помните историю Поликрата?
- Я знаю, что Поликрат появлялся в стихах Байрона.
- А также в "Истории" Геродота. Он правил островом Самос и славился богатством и могуществом. У него был большой флот, он побеждал в каждой битве, наполнял свои сундуки добычей, а сердца врагов - страхом. Друг Поликрата - Амасис - однажды предупредил его, что боги завидуют чужим успехам и посоветовал как-то нарушить долгую череду побед. Тогда Поликрат взял свой изумрудный перстень, которым дорожил больше всего, и бросил его в море. Через несколько дней рыбак принёс ему огромную рыбу - когда ей вспороли брюхо, то нашли внутри тот самый перстень. Амасис понял, что его друг погибнет ужасной смертью - и вскоре Поликрат попал в руки персам, что распяли его.
Джулиан задумчиво посмотрел на надгробный камень Александра.
- Здесь сказано, что боги губят того, кого любят, а не того, кому завидуют.
- По-гречески "обожать" и "завидовать" - это одно и то же слово. Так или иначе, Александр был подобен Поликрату - он ни в чем не знал неудач, пока не погиб ужасной смертью. Могу я быть с вами откровенным?
- Конечно, если хотите.
- Об этом мало кто знает, но у Александра были серьёзные трудности перед смертью. Он вложил деньги в южноамериканские шахты, а последнее время некоторые из них работали скверно. Несколько месяцев назад разорилось одно предприятие, а спустя пару дней - другое. Тогда я об этом не знал. Он не рассказывал мне о своих вложениях, и был так спокоен, что никто бы и не заподозрил, что он задолжал тридцать тысяч фунтов.
Брови Джулиана взлетели.
- Это очень крупная сумма.
- Да. Но это не главная часть истории. Чтобы сделать эти вложения, Александр занял деньги у нескольких людей в Сити, оставив им векселя. На самом деле, он занимал и раньше. Думаю, что он стал занимать, когда его первые вложения окупились. Он ведь много тратил, поддерживая репутацию в обществе и, конечно, хотел, чтобы у Белинды было всё лучшее.
Сэр Малькольм бросил на Джулиана воинственный взгляд, готовый защищать сына от обвинений в расточительстве. Но Кестрель сказал только вежливое "Конечно" и показал, что ждёт продолжения.
- Да, в общем... - сэр Малькольм прочистил горло. - Вы, конечно, знакомы с Дэвидом Адамсом?
- Да, мы встречались на одной из вечеринок вашего сына. И, конечно, я слышал о нём.
Адамс торговал ценными бумагами. Также он посредничал при займах недавно обретшим независимость южноамериканским государствам. Хотя ему было немного за тридцать, он уже пользовался доверием, как заграничных чиновников, так и британских министров. Джулиан слышал о том, что Адамс честолюбив и не из тех, кому стоит переходить дорогу. Александр же не просто удачно вкладывал средства при поддержке Адамса - он ещё и ввёл его в круг своих друзей и приглашал на вечеринки. Никто не относился к этому человеку так, как молодой Фолькленд - Адамс был евреем.
- Адамс скупил векселя Александра за бесценок, - продолжил сэр Малькольм. - Вероятно, об этом не знал никто, кроме нескольких людей в Сити, даже сам Александр. Когда те шахты разорились, в руках Адамса были все векселя моего сына. А за три недели до того, как Александр был убит... Адамс простил их.
- Вы хотите сказать, он и ваш сын о чём-то договорились?
- Я хочу сказать, что Адамс целиком простил долг. Александр не выплатил ему ни фартинга и не ударил пальцем о палец.
- Это очень необычно. - Конечно, Адамс богат - проценты с южноамериканских займов были колоссальными - но даже он вряд ли мог так разбрасываться деньгами. - Я думаю, его уже расспрашивали - не только, почему он простил эти векселя, но и почему он вообще их скупал.
- О, да. Он сказал, что оказывал Александру услугу.
Джулиан скептически изогнул бровь.
- Ни один деловой человек не будет оказывать таких услуг. Я мог бы понять, если бы он выставил вашему сыну более мягкие условия, но простить...
- Да, я понимаю, - мрачно кивнул сэр Малькольм. - Конечно, Адамс не пытался сделать вид, что это просто широкий дружеский жест. Он сказал, что Александр был полезен ему, и я думаю, это правда. Александр познакомил его с богатыми и влиятельными людьми - возможными вкладчиками, членами парламента, всеми, кто может помочь вести дела. Так или иначе, я хочу сказать, что мой сын не знал неудач - и в тот единственный раз, когда ему не повезло, он был спасён от последствий. До тех пор, пока неделю назад какой-то преступник или безумец не размозжил ему голову кочергой, и не разбросал его мозги по его же кабинету, пока целая толпа гостей пила его вино и гадала, где же хозяин!
Сэр Малькольм сжал кулаки и зашагал взад и вперёд. Джулиан дал ему возможность прийти в себя и спросил:
- Могу я узнать, почему вы хотели видеть меня?
- Я думаю, вы уже догадались. Обратиться к вам предложил Питер Вэнс - ищейка с Боу-стрит, что расследует убийство Александра. Это непросто, но в том не его вина - такое дело озадачит любого. Преступник не оставил в кабинете никаких следов. Орудие убийства такого рода, что могло быть у каждого. Из дома ничего не украдено, нет никаких следов взлома. Убийца - либо один из слуг Александра, либо кто-то из гостей. Но на том вечере было восемьдесят приглашённых, а алиби есть всего у двух-трёх.
Вэнс сказал, что наша главная надежда - найти того, у кого был мотив, и установить связь между ним и преступлением. Он сказал, что мотив крайне важен, когда нет вещественных доказательств. Но сколько он ни расспрашивал гостей, столько получал отпор. Сэр Генри Эффингем или леди Антея Фитцджон и подобные им не любят, когда их допрашивают. Вы сами знаете - высший свет полагает, что управление на Боу-стрит создано для того, чтобы мешать джентльменам устраивать попойки, играть в кости, ломать будки сторожей или вышибать мозги друг другу на дуэлях. Надавить на них Вэнс никак не может - по крайней мере, без веских доказательств. Обычно ищейки развязывают языки деньгами, и видит Бог, я предлагал деньги и не скупился. Но гости Александра выше этого. Они говорят, что хотят помочь, но не собираются унижать себя сотрудничеством с Боу-стрит. И эти люди называли себя друзьями моего сына!
Сэр Малькольм перевёл дух и продолжил уже более спокойно.
- Именно поэтому Вэнс предложил обратиться к вам. Он помнит вас по расследованию убийства в Обществе исправления.
Джулиан кивнул. Это было шесть или семь месяцев назад. Боу-стрит вмешалась лишь, когда Джулиан уже раскрыл дело, но потом последовал арест и суд, в ходе которых Кестрель и Вэнс подружились.
- Вам повезло, что за расследование взялся он. Вэнс хитёр, умел и его ничто не собьёт со следа.
Сэр Малькольм улыбнулся.
- Он говорил почти то же самое о вас. И добавил, что вы вхожи в высший свет. Вопросы, что задают ищейки с Боу-стрит, могут показаться людям оскорбительными, но в ваших устах они могут даже польстить. И я не думаю, что на свете есть кто-то кроме вас и Браммела, что лучше разбирается в моде. Я не пытаюсь польстить вам - это все знают, - и он немного смущённо добавил. - Я надеюсь, вас это не обидит, но перед тем как написать вам, я обратился к Сэмюелю Дигби. Я знаю, что он поддерживал ваше расследование убийства в Обществе исправления, а он хороший судья и честный человек. Так что я попросил у него...
- Рекомендацию? - весело спросил Джулиан.
- Пожалуйста, не принимайте это как оскорбление. Раскрыть это преступление очень важно для меня! Я ломал голову сам, я досаждал бедному Вэнсу, я дважды бывал в министерстве внутренних дел, но ничего не добился...
- Я понимаю, - мягко ответил Кестрель. - И я нисколько не оскорблён5.
- Я очень рад это слышать. Мистер Дигби написал мне, что вы более честны, изобретательны и проницательны, чем положено быть в вашем возрасте. Вот так, мистер Кестрель. Как отец, как слуга закона, как британский подданный... Да почему я не могу сказать просто? После двадцати лет в судах человек забывает, что такое прямой и честный разговор! - сэр Малькольм посмотрел Джулиану в глаза. - Помогите мне, мистер Кестрель. Помогите мне найти того, кто убил моего сына.
Глава 2. Портрет Александра
Джулиан боролся со страшным искушением. Как он мог отказаться от возможности снова взяться за расследование громкого преступления, дразнящего отсутствием улик и целой плеядой именитых подозреваемых? Кроме того, его тронула скорбь сэра Малькольма, его растерянность и жажда справедливости. Но Кестрелю уже случалось вести расследование - в загородном доме гордого старого семейства - и он знал, что лучше держаться подальше от дел, касающихся множества родственников и близких людей. Они начинают опасаться за свои тайны, оборачиваются друг против друга, а потом выступают единым фронтом против любопытной ищейки...
Потому он сказал:
- Вы должны понимать, сэр Малькольм, что такие расследования часто открывают болезненные и даже ужасные тайны. Преступник ничего не забрал, а значит он или она убил вашего сына по личным причинам - то есть был близок с ним. Это может оказаться друг или даже родственник. Взявшись за это дело, я должен буду учесть и такую возможность. Я буду копаться в бумагах и вещах вашего сына, я буду задавать неудобные вопросы, не буду уважать ничью частную жизнь. Ничто не будет для меня свято, и никто не будет совершенно свободен от подозрений. Я не хочу сказать, что предупреждаю вас - лишь говорю, что вам стоит спросить себя, хотите ли вы знать правду, какой бы она не была?
- Да, мистер Кестрель, - ровно ответил сэр Малькольм, - всем сердцем я хочу знать правду, какой бы она не была. Неведение для меня хуже пытки - это самое тяжёлое и давящее состояние, что можно придумать. Я клянусь вам здесь и сейчас, что какие бы вопросы вы не задавали и что бы не обнаружили, я ничем вас не упрекну. Любая боль, что откроет ваше расследование, будет плодом моих же стараний - такова цена за то, что я считаю свет лучше любой тьмы.
- А миссис Фолькленд? Она того же мнения?
- Я всё обсудил с Белиндой перед тем, как написать вам. Я не решился бы на этот шаг без её одобрения. Она согласилась с тем, что мы должны обратиться к вам. Не могу сказать, что она интересуется расследованием или на что-то надеется, но она согласна. У неё слишком тяжело на сердце, чтобы выказывать энтузиазм хоть к чему-то.
Повисла пауза. Солнце медленно уходило за облака, бросая вокруг тень. Джулиан размышлял над клятвой сэра Малькольма и гадал, сможет ли он сдержать её, но решил, что это неважно. В глубине души он с первой минуты знал, что скажет.
- Очень хорошо, сэр Малькольм. Я принимаю ваше предложение.
- Спасибо, мистер Кестрель! - адвокат сжал его руку. - Я не сомневаюсь, что вы и Вэнс докопаетесь до самой сути! Я надеюсь, вы не спешите обратно в Лондон? Я приглашаю вас в мой дом... потому что мне нужно кое-что показать вам. А Белинда наверняка захочет лично поблагодарить вас за доброту и готовность помочь. Но не стоит утомлять её расспросами, пока она не будет чувствовать себя лучше.
- Расспрашивая миссис Фолькленд о деле, о котором сам знаю так мало, я бы лишь попусту тратил её и своё время. Я провёл последние две недели в Ньюмаркете. Я читал газеты, но в них на каждую часть достоверных сведений три части слухов и сенсаций. Мне нужно увидеться с Вэнсом и узнать, что обнаружил он - особенно о подозреваемых и их алиби, - Джулиан выдержал паузу, не отрывая взгляда от сэра Малькольма. - И кое о чём мне лучше спросить вас сейчас. В тот вечер, когда был убит ваш сын... где были вы?
- Где был я? - сэр Малькольм в растерянности уставился на Кестреля. Затем в его глазах появился ужас. - Вы же не хотите сказать, что... о, я понимаю. Этим вопросом вы иллюстрируете своё же утверждение о том, что никто не останется вне подозрений. Конечно, вы правы. Я рад вашей скрупулёзности. В тот вечер я был дома. Мои слуги могут подтвердить, что я не покидал дом, не говоря уже о том, что не уезжал в Лондон, чтобы убить сына и вернуться обратно.
- Спасибо, сэр Малькольм. Я понимаю, что это был возмутительный вопрос.
Джулиан по-настоящему сочувствовал сэру Малькольму, но всё равно собирался спросить у Вэнса, так ли надёжно это алиби. Кестрель мог допустить, что Фолькленд-старший убил своего сына, а теперь изображает рвение, чтобы отвести от себя подозрения. Да, кажется он и правда очень любил Александра, но "по-гречески "обожать" и "завидовать" - это одно и то же слово". Конечно, странно подозревать в убийстве человека, что сам привлёк тебя к его расследованию, но с такой возможностью нужно считаться.
- Так вы принимаете приглашение? - спросил сэр Малькольм.
- Я буду польщён.
- Славно, славно. Вы приехали сюда из Лондона, я полагаю? - сэр Малькольм взглянул на высокие сапоги Джулиана и хлыст.
- Да. Я оставил коня в пабе "Куст остролиста".
- Я живу совсем рядом, на Гроув. Мы могли бы пройтись пешком, если вы не возражаете, а за вашей лошадью я пошлю слугу.
Они вышли через боковые ворота и поднялись по крутой, узкой улочке, с обеих сторон окружённой милыми домами из коричневого кирпича. Вдоль дорожек и в садах густо рост остролист. Стараниями прачек некоторые кусты превратились в сушилки - на них приветственно развевались белые рукава.
Они добрались до Холли-Буш-Хилл и повернули на Гроув - узкую, извилистую улочку, образованную величественными домами, прятавшимися за кирпичными оградами. Сэр Малькольм остановился перед позолоченными воротами из кованого железа, несущими инициалы какого-то предыдущего владельца и год - 1705. Дом выглядел примерно на это время - квадратный и надёжный, сложенный из коричневого кирпича с красными наличниками. Крутая крыша придавала особняку задумчивый, немного надменный вид. С обеих сторон отходили малые крылья, связанные простой, но изящной белой колоннадой спереди.
Сэр Малькольм и Джулиан вошли. Их встретил слуга и принял шляпы. Это был человек в годах - должно быть, он уже давно работает у Фолькленда - и так же, как хозяин, облачённый в траур. Сэр Малькольм велел послать в "Куст остролиста" за лошадью Джулиана и спросил, где сейчас невестка.
- Она в гостиной, сэр. С ней Марта.
- Марта - камеристка Белинды, - пояснил сэр Малькольм Кестрелю и снова повернулся к слуге. - Идите наверх и спросите, сможет ли она нас принять.
- Да, сэр, - слуга поклонился и зашагал по лестнице.
- Я стараюсь ото всего оградить её, - признался сэр Малькольм, - я уже говорил, что несколько дней назад она заболела. Сперва я подумал, что она съела что-то, но потом начал гадать... - он понизил голос, - я очень скорбел по тому, что у Александра не осталось детей. Я последний в своём роду, и видит Бог, я уже не женюсь - не в сорок восемь лет. Не думаю, что найдётся женщина, что сможет терпеть мои книги и холостяцкие привычки. Но с тех пор как Белинда слегла, я смею надеяться, что я - не последний из Фольклендов. Это было бы большим утешением для нас обоих.
- Тогда я от всего сердца надеюсь, что вы правы.
- Спасибо. Я уверен, что она взбодрится, если ей будет о чём думать, и что планировать. Сразу после смерти Александра Белинде было проще, потому было много дел - присматривать за слугами, оформлять дом для траура, отвечать на письма с соболезнованиями. Я тогда пытался убедить её отдохнуть, но теперь понимаю, что она сама знала, что для неё будет лучше. С тех пор, как я перевёз Белинду сюда, ей нечем заняться, и это её угнетает.
Вернулся слуга.
- Миссис Фолькленд просит вас и мистера Кестреля подняться, сэр.
- Прекрасно! Мистер Кестрель, вы готовы?
Гостиная, эта самая женственная комната в доме, за долгие годы вдовства сэра Малькольма пришла в запустение. Старомодная мебель отличалась скорее величием, чем изяществом. Мраморный камин был слишком велик, а багряные обои - слишком темны. Фарфоровые пастушки на каминной доске казались до смешного неуместными. Большая часть мебели стояла у стен, но диван был придвинут к огню. Миссис Фолькленд сидела неподвижно и отстранённо, сложив руки на коленях.
Джулиан почти не знал Белинду Фолькленд, но при каждой встрече поражался её красоте. Даже болезненная бледность и следы скорби не умаляли её. Лицо этой женщины было почти идеально - прямой нос, чуть полная верхняя губа, гордо поднятый подбородок и тонкая белая шея. У неё были золотистые волосы и льдисто-голубые глаза. Тёмное платье сшито по последней моде с длинными, пышными у плеч, рукавами, аккуратной талией и конической юбкой. На груди она носила овальную траурную брошь с красно-коричневым ободом, наверняка, свитым из волос Александра. Внутри была сепией изображена разбитая колонна, у подножия которой лежала пара весов - с такими обычно изображают Фемиду. Возможно, они символизировали юридическую карьеру Фолькленда-младшего, а быть может - его беззаконную смерть. Джулиан подумал, что это изображение, равно как и надпись на могиле, придумана сэром Малькольмом.
- Белинда, дорогая, - сэр Малькольм подошёл и поцеловал её в лоб, - как ты себя чувствуешь?
- Мне лучше, папа, спасибо вам.
- Я думаю, ты знакома с мистером Кестрелем?
- Добрый день, миссис Фолькленд, - Джулиан сделал шаг вперед и склонился над её рукой. - Я бы хотел, чтобы мы встретились при иных обстоятельствах. Я с горечью услышал о гибели вашего мужа.
- Спасибо. Папа говорит, что вы могли бы найти того, что убил его. Вы пришли сюда - значит ли это, что вы согласны?
- Да.
Она бросила взгляд в угол, где сидела за шитьём её камеристка - очевидно, Марта. Джулиан ожидал увидеть хорошенькую юную субретку, но этой женщине было около сорока. У неё был квадратный подбородок и седеющие серовато-коричневые волосы. Камеристка была облачена в траур, как и все в доме - её платье было опрятным, безупречно чистым и лишённым всяких украшений.
Миссис Фолькленд не понадобилось ничего говорить. Марта поднялась и придвинула Джулиану и сэру Малькольму стулья. Они были большими и тяжёлыми, но камеристка поднимала их без усилий, будто фермерша, что легко вскидывает на плечо мешок зерна.
"Выросла в деревне", - подумал Джулиан.
Закончив со стульями, Марта вернулась в свой угол и снова занялась шитьём. Миссис Фолькленд смотрела в камин. Сэр Малькольм будто бы немного растерялся.
- Я боюсь, мы утомили тебя, моя дорогая. Быть может, если мистер Кестрель пожелает вернуться через день или два...
- Я не устала, папа, - женщина повернулась к Джулиану. - Вы хотите о чём-то спросить меня?
- Я лишь навожу справки, и это не срочно. Я не хочу вас утруждать.
- Вы очень добры, но вам на стоит так беспокоиться. Я могу отвечать на вопросы.
Он решил поймать её на слове.
- Кто по-вашему убил вашего мужа, миссис Фолькленд? У вас есть предположения?
- Нет. У меня нет предположений.
- У него были враги?
- Я не знала ни одного. Его любили. Он всем нравился.
- Не было ли у него ссор в последнее время?
- Александр ни с кем не ссорился. Это было не в его характере.
- Я думаю, разногласия бывают у всех.
- Разногласия - это не то же самое, что ссора. Александр расходился во мнениях с некоторыми людьми, но это его не злило, и он никого не злил. Вы знали его и видели, каким он был.
- Я видел его лишь в свете - в клубах и на вечеринках. В жизни он был таким же?
- Да. Он никогда не давал волю гневу. Думаю, он почти не испытывал гнева. В нём была лёгкость. Он делал жизнь очень простой. Куда бы он не пошёл, он был идеальным хозяином и делал всех вокруг счастливыми. У Александра никогда не было неприятностей. Он всегда находил способы их сгладить.
- Человек, которого вы описываете... едва ли похож на простого смертного.
- Да, - тихо сказала она, - я знаю.
Марта немедленно оказалась рядом с госпожой. В её взгляде была смесь почтительности с заботой.
- Простите, мэм, но уже пора пить лекарство, - её мелодичный говор и гортанное "р" выдавало уроженку Западных графств.
Сэр Малькольм встал.
- Мы не хотим сейчас беспокоить тебя, моя дорогая. Хорошо заботьтесь о ней, Марта - я знаю, что могу на вас положиться. Мистер Кестрель, прошу вас в библиотеку.
Джулиан попрощался с миссис Фолькленд. Она проявила к этому такое же равнодушие, как к его прибытию, но Кестрелю показалось, что Марта обрадовалась его уходу.
Дом сэра Малькольма был выстроен очень просто. Первый этаж представлял собой квадрат с коридором посередине и двумя комнатами с каждой стороны. На втором этаже были ещё четыре комнаты. Сэр Малькольм отвёл гостя в библиотеку - первую комнату справа на первом же этаже.
Это было настоящее убежище хозяина - простые дубовые полки, заполненные книгами классических авторов, поднимались тут от пола до потолка. Фрагменты древних амфор и скульптур служили пресс-папье или закладками. Большие столы были завалены открытыми томами, заляпанными промокашками и горами бумаг. Эта была одна из тех комнат, что кажутся беспорядочными всем, кроме владельца, который прекрасно умеет ориентироваться в хаосе.
- Нам стоит выпить горячего, как вы думаете? - спросил сэр Малькольм. - Желаете ромового пунша или бренди с водой?
- Бренди с водой, прошу вас.
Сэр Малькольм позвонил слуге, что принимал их шляпы. Джулиан тем временем подошёл к камину - там его ждал Александр Фолькленд. Это был портрет в полный рост, занимающий всё пространство стены от камина до полотка. Александр был изображен в простой и естественной позе, положив руку на каминную полку, будто в ходе разговора. Сходство поражало. Художник уловил не только черты его внешности - рыжевато-каштановые волосы, карие глаза, по-юношески тонкую фигуру - но и передал его очарование. Глаза смеялись, губы изгибались в лучезарной, доверительной улыбке, что позволяла даже незнакомцу чувствовать себя его другом. Это был молодой человек, что наслаждался своей жизнью и позволял другим наслаждаться своими.
Сэр Малькольм подошёл к Джулиану, рассматривающему портрет, что позволило ему сравнить отца и сына. У обоих были рыжевато-каштановые волосы и корично-карие глаза, но на этом сходство заканчивалось. Беспокойные волосы и рублёные черты сэра Малькольма не имели ничего общего с вьющимися локонами и аккуратным лицом его сына.
- Замечательный портрет, - сказал Джулиан.
- Да. Я очень рад, что он у меня есть. Я лишь хотел, чтобы художник выбрал другой фон. Вы понимаете, где изображён Александр?
Джулиан присмотрелся. Фолькленд-младший стоял у камина, над которым висела копия одного из архитектурных набросков Палладио. Сзади виднелись ниши, в которых стояли классические вазы и бронзовые статуэтки. Стена была окрашена в успокаивающие и настраивающие на размышления белые и серые цвета.
- Это его кабинет?
- Да. Обставлен по его собственному плану.
Джулиан кивнул.
- Как и большая часть дома, не так ли? Я видел лишь комнаты, где он давал вечеринки, но знаю, что выстроить и обставить весь дом было настоящим tour de force6.
-Да. Каждая комната убрана в определённом духе - греческом, готическом, турецком, китайском...
- Эпохи Возрождения, - заметил Джулиан, продолжая рассматривать портрет. Его глаза остановились на отполированной стальной кочерге, стоящей рядом с каминной решёткой.
- Не та ли эта самая...?
- Да, - тяжело вздохнул сэр Малькольм, - именно такой кочергой его и убили.
- Вы это хотели мне показать?
- Нет, нет, - сэр Малькольм оторвал взгляд от картины и подошёл к шкафчику с мраморным верхом. - То, что я хотел показать, лежит здесь. Я держу их под замком. С тех пор как Александр погиб, они стали моим главным сокровищем.
Появился слуга, несущий поднос с графином, стаканами, чайником кипятка и сахарницей. Повинуясь знаку сэра Малькольма, он поставил поднос, поклонился и вышел.
Пока Джулиан наливал себе бренди с водой, хозяин отпер шкафчик ключом, что носил на цепочке для часов. Изнутри он вынул пачку сложенных бумаг со сломанными печатями и передал Джулиану.
- Письма? - спросил Кестрель.
- Не просто письма. Это та сторона Александра, которую никто не знал. Чуть больше года назад он сказал мне, что хочет учиться в Линкольнз-Инн7. Конечно, я был рад тому, что сын решил пойти по моим стопам, но, честно говоря, не ожидал, что он возьмётся за это серьёзно. Многие молодые люди считают Инн чем-то вроде клуба для джентльменов, и поскольку для того, чтобы считаться барристером достаточно съедать нужное чисто обедов в главном зале каждый год, любой мужчина может стать юристом, не ударив пальцем о палец. Конечно, некоторые всё-таки учатся - те, кто действительно хотят построить на этом карьеру. Но Александр женился совсем недавно, он как раз обставлял новый дом, постоянно принимал друзей и устраивал вечеринки - я не представлял, как он найдёт время на то, чтобы корпеть над книгами.
Но он удивил меня. Он читал - впитывал знания как губка. И не только юридические труды - он изучал государственное управление, философию, политическую экономию. Его друзья никогда бы об этом не догадались - с ними он был таким же весёлым и лёгким в обхождении, как всегда. Но здесь, - сэр Малькольм взмахнул пачкой писем, - здесь отражены его размышления, его идеалы, его беспокойство о политике и морали. Мы мало виделись в прошлом году - я часто бывал в судах или на окружных заседаниях, а у него была насыщенная светская жизнь. Но благодаря этим письмам я ощущал нашу близость больше, чем когда-либо прежде. Вот в чём страшная жестокость этой смерти - она отняла у меня сына, когда мы только начали по-настоящему узнавать друг друга... когда мы начали становится друзьями.
Джулиан был тронут; тем не менее, он не мог не учитывать возможную пристрастность скорбящего отца. Трудно было поверить, что политические и моральные взгляды Александра так глубоки. Он не из тех молодых людей, у которых они вообще бывают.
- Вы думаете, письма могут пролить свет на его убийство?
- Я не знаю. Я просто чувствую, что вам нужно их прочесть, чтобы узнать его - по-настоящему узнать. Я хочу, чтобы вы увидели больше, чем тот яркий образ, что он носил на людях, - сэр Малькольм заколебался, но потом протянул гостью письма. - Я отдам их вам, чтобы вы смогли прочитать их потом, когда сможете. Я не хочу выпускать их из рук, но так они бесполезны. И ещё, - он вернулся к шкафчику и вынул оттуда вторую стопку бумаг. - Это мои письма к нему - так вы сможете прочитать нашу переписку по порядку. Я забрал их после смерти Александра. Он оставил свои бумаги мне - как и книги.
- À propos8, - сказал Джулиан, - как он распорядился остальным имуществом?
- Почти всё отошло Белинде. Конечно, его самая ценная собственность - это земля, что перешла к нему от неё же, и которая теперь вернулась к ней по закону. Также он оставил щедрые суммы слугам - особенно камердинеру, этому вредному французику Валери. И условный пункт об имуществе для Юджина - картины и другая собственность на четыре тысячи фунтов.
- Юджин - это брат миссис Фолькленд, я полагаю?
- Единоутробный брат, если быть точным. Александр был его опекуном. Сейчас Юджин живёт у меня. Он приехал вместе с Белиндой.
- Что вы имели в виду, когда сказали, что пункт завещания был условным?
- Я имел в виду, он зависел от того, будут ли у Александра дети. Если у него и Белинды будет ребёнок, наследство Юджина уменьшится на три четверти. Александр заботился о подопечном, но думаю, что в первую очередь хотел обеспечить своих детей.
- А если ваши надежды оправдаются, и у миссис Фолькленд родится ребёнок?
- Увы, тогда Юджин много потеряет. Неловкая ситуация, не могу отрицать.
- Полагаю, мне нужно будет поговорить с Юджином.
В глазах сэра Малькольма появилось беспокойство.
- Вы же знаете, что ему всего шестнадцать?
- Но ведь он может удержать в руках кочергу?
- Да, может.
- Он был в доме в тот вечер, когда погиб Александр?
- Да. Но я не понимаю... Александр был для него кумиром! Стоило Александру посмотреть на него, он радовался как пёс, о котором вспомнил хозяин! Вы не можете предполагать, что он убил его за какие-то четыре тысячи фунтов!
- Люди убивают друг друга и за четыре фунта, и даже за четыре шиллинга. Четыре тысячи приносили бы две сотни фунтов в год - недурная прибавка к доходам для джентльмена. У Юджина были собственные деньги?
- Ни гроша, - признал сэр Малькольм. - Его отец дурно кончил. Отец Белинды - то есть, первый муж её матери - был уважаемым сельским сквайром, что умер, ещё когда Белинда была совсем крошкой. Через несколько лет вдова вышла за Трэйси Толмеджа - привлекательного молодого человека, но повесу и транжиру. Он промотал своё состояние и те деньги жены, до которых добрался. К счастью, до собственности Белинды ему было не дотянуться - её отец об этом позаботился. В конце концов, друзья поймали Толмеджа за шулерством - он был опозорен и от отчаяния наложил на себя руки. Его супруга осталась нищей и жила лишь из милости попечителей своей дочери. То бесчестие было единственным наследством, что получил трёхлетний Юджин.
- Вы должны понять, сэр Малькольм, - мягко указал Джулиан, - что нельзя слепо верить в его невиновность.
- И я это понимаю. Что же, допрашивайте его. Вы можете спрашивать кого хотите - даю вам карт-бланш. С чего вы начнёте?
- С Вэнса. Я попытаюсь встретиться с ним сегодня же вечером. Завтра я хочу осмотреть кабинет Александра и остальной дом.
- Почему бы тогда нам не встретиться там? Я представлю вас слугам, всё покажу и отвечу на все вопросы. Я хотел бы увидеть, как вы ведёте расследование. Вы не знаете, каким бессильным я сейчас себя чувствую - всё жду и гадаю, получаю доклады от Вэнса, но не знаю, что делать дальше и как помочь делу.
- Очень хорошо. Быть может встретимся в десять?
- В десять. Я не могу выразить, что ваша помощь значит для меня, мистер Кестрель. Вы даёте мне надежду. Быть может, со временем, вы дадите её и Белинде.
Джулиан подумал, что раскрытия убийства будет мало для того, чтобы миссис Фолькленд взбодрилась. Он не знал, что кроется за её слепым отчаянием - потрясение, скорбь или вина. Но одно он знал точно - ей совершенно неважно, кто убил её мужа.
Глава 3. Письма
- Как я и ожидал, - говорил Джулиан, протягивая обутую ногу слуге, - сэр Малькольм хотел поговорить об убийстве своего сына. И не только - он просил меня помочь Боу-стрит раскрыть это преступление.
Брокер снял сапог одним ловким движением.
- И вы согласились, сэр?
- Я думаю, что да, согласился.
Брокер одобрительно кивнул. Мистеру Кестрелю нужно было ещё одно расследование. Нужно и ему самому. Брокер всю жизнь жил своим умом, пока несколько лет назад в Лондоне не появился мистер Кестрель и не взял его камердинером. Чем его господин занимался прежде, Брокер толком не знал, но был уверен, что тот не был обычным бездельником - для этого он слишком хорошо знал свет и умел о себе заботиться. Сейчас же их жизнь стала слишком проста - и будет такой дальше, если мистер Кестрель не займётся этим расследованием.
Джулиан протянул слуге вторую ногу.
- Ты знаешь все сплетни, что ходят среди слуг. Скажи - какая у Александра Фолькленда репутация под лестницей9? Он скупился на пивные деньги10, кричал на дворецкого, спал с горничными?
- Он был хозяин первый сорт, как ни погляди, сэр. И дело не в жаловании, хотя и оно было что надо. Тут всё в том, как он обращался с прислугой - не знаю, будто думал, что они такие же люди, как он. Всегда говорил "пожалуйста" и "спасибо", хвалил за хорошую работу, а если что шло не так, он просто смеялся, а не резал по живому. Его слуга - он лягушатник был, Валери его звали - чуть с горя не умер, когда его хозяина пристукнули, а сейчас места себе не находит оттого, что убийцу так и не сцапали. Говорит, если бы это случилось во Франции...
-...то убийцу бы поймали сей же миг, и мы уже праздновали бы это за бокалом шамбертена и фуа-гра. На самом деле, в его словах есть смысл. У нас в Англии такие расследования бессистемны - вот что бывает, когда в стране нет настоящей полиции. Ищейки с Боу-стрит умны, как бы их не пытались выставить шутами, но их слишком мало, и они слишком зависят от объявленной награды. А ведь пока живы и старые способы охранять порядок, что делает положение только хуже - ищейки не в ладах с приходскими констеблями, добровольные мировые судьи свысока смотрят на магистратов, получающих жалованье, а сторожа просто напиваются и спят всю ночь. И всякий раз, когда сэр Роберт Пиль11 пытается навести порядок, в ответ ему в ужасе кричат, что профессиональная полиция уничтожит английские свободы. О чём только думает этот чёртов парламент... О. Кажется, я выступаю с речью.
- Да, сэр, - Брокер спокойно разложил вечерний наряд Джулиана.
- Я не хотел. Это нарушает то спокойное, философское состояние ума, необходимое для одевания. К слову, ты знаешь, что убийство Фолькленда расследует наш старый друг Питер Вэнс?
- Правда, сэр?
- Да. И как только я оденусь, я черкну ему пару строк, а тебя попрошу отнести их на Боу-стрит.
- Да, сэр.
- Ты не очень-то этому рад, я смотрю. Я думал, ты и Вэнс вполне ладили друг с другом, насколько это возможно, сидя по разные стороны закона.
- Да, сэр. Просто очень странно будет идти на Боу-стрит по делу и своими ногами, а не на поводке у легавого. У меня от этого мурашки, сэр.
- Боюсь, я вынужден пренебречь твоими чувствами. Я хочу, чтобы Вэнс зашёл ко мне сегодня вечером и принёс все бумаги, что касаются расследования. Если тебя это утешит, то до самого позднего вечера ты мне не понадобишься. Выпей стаканчик или два с любым слугой, из тех, кого ты знаешь, и кто почему-то до сих пор на свободе. И не забудь рассказать нескольким из них - строго секретно, конечно! - о том, что я взялся помогать сэру Малькольму Фолькленду найти убийцу его сына.
- Если я так сделаю, сэр, к утру об этом будет знать весь город.
Джулиан улыбнулся.
- Так пусть знает.
Брокер не стал уточнять. Он свято верил, что у его хозяина были причины делать то, что он делал, каким бы таинственным это всё не казалось.
- Вы ужинаете дома, сэр?
- Да. Закажи несколько отбивных и бутылку кларета в кофейне, что дальше по улице. Я собираюсь откушать с Александром Фольклендом.
- Сэр?
- Точнее, читая его письма.
Ожидая заказанный ужин, Джулиан просматривал вечернюю почту. Одни приглашения и счета. Но вот и ещё одно письмо, адрес на котором написан стремительными, удивительно разборчивыми каракулями. Никакая гувернантка не смогла научить Филиппу Фонтклер писать так, как подобает леди.
Джулиан познакомился с Филиппой около года назад в загородном доме её отца, где впервые столкнулся с нераскрытым убийством. Тогда же он подружился с пребывавшей в смятённых чувствах Мод Крэддок, невестой Хью Фонтклера, брата Филиппы, и вызвал его ревность. С тех пор Джулиан и Филиппа переписывались. Когда она подрастёт, её родители, наверняка, попытаются положить этому конец, ведь она - богатая и воспитанная девица, а он - безродный денди без гроша в кармане. Сейчас ей двенадцать, и их дружба - дело странное, но неопасное. Они обменивались новостями, историями и мнениями. Джулиан не позволял себе писать слишком светско или дерзко. Он чувствовал ответственность за неё. Девочка была для него почти семьёй.
Он взял письмо с собой в кабинет, сломал печать и открыл.
Беллегард
30 апреля 1825 года
Уважаемый мистер Кестрель
Спасибо вам за глобус, что вы послали к моему дню рождения. Он очень красив. Особенно мне нравятся морские чудовища в океанах. Иногда я кручу его, закрываю глаза, показываю пальцем и представляю, что я оказалась в том месте, куда попала. Я хочу много путешествовать и написать про это книгу, как Марко Поло. Притчи цокает языком и говорит, что это вы вложили такую идею в мою голову. Но разве я надеялась, что гувернантка такое одобрит?
А теперь я расскажу вам секрет. Скоро я стану тётей! Причти сказала, что нельзя об этом писать, потому что это неделикатно, но это ведь глупо, правда? Мы все очень рады, хотя Хью волнуется и всё таскает Мод подушки и другие вещи, что ей не нужны. Она сама очень рада. Я пока не чувствую себя тётей, но, наверное, поэтому это длится так долго - чтобы успеть привыкнуть.
Я боюсь, что здесь все злятся на вас, и я тоже. Доктор МакГрегор сказал нам, что его старый учитель доктор Грили оставляет свою практику в Лондоне, чтобы жить на каких-нибудь унылых водах, а доктор МакГрегор потому думает о том, чтобы переехать в Лондон и оставить своих пациентов. Он сказал, что это предложили вы - ему самому такая безумная идея никогда бы не пришла в голову. Мы все очень возмущены тем, что вы решили забрать доктора, который так долго живёт здесь и которого мы так любим. Но потом я поняла, что мы думаем только о себе. Доктор МакГрегор прожил здесь почти всю жизнь и, наверное, заскучал - я знаю, что так и есть. Я думаю, он решил встряхнуться, как ковер из которого выбивают пыль. Я ему это и сказала - более вежливо, потому что все думают, что я нетактичная, но это не так. Он ответил, что я сговорилась с вами, и что вы, наверное, пишете мне у него за спиной. Как будто я сама не могла до такого додуматься!
Вынуждена прерваться, дабы успеть отправить это письмо почтой.
Имею честь оставаться искренне вашей, сэр,
С уважением
Филиппа Фонтклер
Вам нравится, как это звучит? Так солиситоры подписывают свои письма папе.
Джулиан улыбнулся и завернул письмо в промокательную бумагу, что лежала на столе. По его лицу пробежала тень. Он никогда не переставал думать, как обеспокоил всех Фонтклеров, соблазнив доктора МакГрегора перебраться в Лондон - и, как будто этого было мало, ещё и раскрыв преступление в процессе! Он искренне думал, что здесь у МакГрегора будет более интересная жизнь и более разнообразные и непростые пациенты. Но это все равно было эгоистично - Джулиану нравился этот вспыльчивый, прямолинейный хирург, и он хотел, чтобы доктор был рядом. Он бы таким настоящим, таким по-настоящему респектабельным - истинный Гераклов столп в головокружительном, капризном мире, где жил Кестрель.
Он особенно хотел, чтобы МакГрегор был рядом сейчас. В двух своих первых расследованиях Джулиан обрабатывал собственные теории придирчивым скептицизмом доктора, будто ножи - точильным камнем. Что ж, сейчас придётся обойтись без него. Кестрель уже слышал, как пришёл посыльный из кофейни, а значит настало время ужинать и погружаться в письма Александра Фолькленда.