Мохамед Преми (перевод: Самаева Маргарита)
Во Имя Соли, Моря и Звездного света

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Все вокруг уверены в могуществе волшебницы Фирион. Кроме неё самой. Она прячется от мира в своей хижине на утесе, пытаясь игнорировать зловещие знаки, а ведь в ее руках судьба целой деревни! Вновь поверить в свои силы и учительский талант ее заставляет внезапно появившийся на пороге угловатый юноша Кейн - ее новый ученик.
[]
  
  Когда в полночь прозвенел колокольчик, волшебница Фирион схватила свой самый крепкий посох (увенчанный, по причинам не связанным с магией, острым, как бритва, осколком аметиста) и прильнула губами к дверному косяку. "Кто идёт?"
  
  В ответ - лишь стук дождя о камень, словно кто-то швыряет гальку. Но не послышался ли ей чей-то голос, пробившийся сквозь шум капель? Может, это бормотание ученика? Она распахнула каменную дверь и ловко отступила, позволив мальчишке рухнуть на ковёр.
  
  На ее взгляд, он не произвел хорошего первого впечатления. Весь в грязи, явился без предупреждения в столь неурочный час, а теперь вместо того, чтобы представиться новому наставнику, лишь молча вынул из внутреннего кармана плаща промокший конверт и протянул ей.
  
  Фирион сломала лиловую сургучную печать, и в комнате повеяло до боли знакомым ароматом - бузина и берёзовые почки. "Многоуважаемой старшей волшебнице Фирион... К сожалению, так и не получили ответа на наши предыдущие послания ... Ваши выдающиеся достижения в прошлом году... Направляем к вам этого ученика..."
  
  Она простонала. Месяцами она игнорировала свою почту, несмотря на то, что жители деревни забирали её с уездной станции и всегда присылали какого-нибудь паренька, который кидал все ей адресованное в ящик, - так что ей даже не нужно было спускаться вниз. Ящик был в паре шагов от пещеры, она проходила мимо него двадцать раз на дню, но по какой-то причине мысль о том, чтобы открыть его и разобрать залежи накопившихся писем и посылок, вызывала у нее тошноту. А потому она попросту его избегала.
  
  Хуже того, в прошлом году ей прислали трёх учеников, и она всех их благополучно обучила, чего не бывало прежде; и, конечно же, университет счел, что она не будет возражать против еще одного, хоть она и не отвечала на их письма.
  
  _____________________________________
  
  Ей не нужен был ещё один ученик. Ей нужны были тишина и покой. Однако выгонять его обратно в бурю казалось жестоким. "Вставай. Как тебя зовут?"
  
  Мальчик что-то пробормотал, опустив голову и прикрыв рот широким рукавом.
  
  "Правило пятое ученичества, - резко бросила она. - Отвечай быстро и вежливо, когда наставник задает тебе вопрос".
  
  "К... Кейн, сэр".
  
  "Очень хорошо. Ученик Кейн. И какая у тебя специальность в Сент-Эл..." Она запнулась, вглядываясь в видимую часть его лица, которая прошла все стадии бледности и стала почти что прозрачной. Затем она резко дернула его руку вниз, обнажив малиново-красные губы и пышное "жабо" из крови, растекшейся по рубашке.
  
  "Всё нормально, - выдавил он, и с каждым словом у него изо рта выходили кровавые пузыри. - Я в порядке, сэр. Я упал, когда поднимался... всё нормально".
  
  Нет, всё было далеко не нормально. Игнорируя его протесты, она подтащила парня к огню, зажгла свежую масляную лампу, чтобы было лучше видно, и заглянула ему в рот. Губа у него была рассечена, что в целом было ерундой, но кроме того он умудрился раскрошить зуб, и туда явно набилась грязь - вертикальная чёрная черта на красно-белом фоне. "Придется его вырвать, - заключила она. - Нельзя, чтобы грязь попала в рану; в девяти случаях из десяти это кончается нагноением. Прямо как кусок мяса, на котором садится плесень".
  
  "Нет, я... всё нормально..."
  
  "Правило семнадцать. Не перечь своему наставнику. И правило двадцать восемь: не смей ничего от меня скрывать. Должна сказать, если бы я сейчас заполняла твой итоговый отчёт, он представлял бы собой сплошной ряд нулей".
  
  Она взяла коробку с медицинскими инструментами и усадила его на стул у камина, затем протянула ему короткий кусок толстой просмоленной верёвки и велела завести руки за спинку и взяться за оба конца. Парень был высокий, с длинными руками, и его дрожащие большие пальцы почти смыкались посередине верёвки, но сгодится и так.
  
  "Что это?.."
  
  "Управление операционным театром, - пояснила она, роясь в кожаном чехле с пинцетами в поисках нужного размера. - Инстинктивно люди, когда им больно, пытаются пошевелиться, убежать, схватиться за что-то, чтобы остановить боль. Так вот мне нужно, чтобы вместо этого ты держал верёвку. Сжимай и тяни изо всех сил, не отпускай. Так ты останешься неподвижным, и всё закончится быстрее".
  
  "Я... разве нет... заклинания от боли?"
  
  "Нет". Спиной к нему врать было легче. "Но потом я кое-что тебе дам. Чтобы проще было заснуть. Но только после того, как приведешь себя в порядок, заметь. Не хочу видеть всю эту грязь на моей чистой-пречистой гостевой кровати".
  
  _____________________________________
  
  Затем Фирион вымыла пол, протерла стул, огнём и солью очистила инструменты и убрала все на место. Лишь тогда она заглянула в гостевую комнату, где ей пришлось впопыхах расчищать местечко среди нагроможения коробок и корзин - она уже давно не ожидала, что снова будет принимать гостей. Мальчик спал сидя, уронив голову на наброшенный на кровать сложенный плащ; пустая чашка из-под усыпляющего отвара стояла на подоконнике. Морская трава и ясенелистник, чтобы вызвать дремоту, а также немного из ее тающих запасов плакучей раневницы, чтобы отогнать гниение. Но, когда проснётся, он прочувствует всю боль сполна.
  
  Еще была глубокая ночь; она знала, что тоже могла бы вернуться в постель. Вместо этого она завернулась в свой самый большой плащ и, тяжело ступая, вышла на улицу, чтобы опустошить почтовый ящик. Это было почти... почти смешно наблюдать, как письма и посылки все сыпалась и сыпалась, словно из сказочного волшебного котла, получившего небрежно сформулированный приказ сварить кашу и затопившего ею весь город. Наконец она затащила мешок обратно в дом и вывалила его содержимое перед огнём. Снаружи буря ворчала, отступала и возвращалась вновь, наполняя всю пещеру-жилище гулким шумом дождя.
  
  Год назад она наверняка бы сотворила заклинание против боли, прежде чем вырвать парню зуб. У неё был бы ясный, яркий белый свет магического светильника вместо дрожащего пламени масляной лампы. А после одно-единственное сплентенное ею отборное заклинание вымыло бы пол и стул, навело бы порядок в гостевой комнате, нашло бы нормальные подушки для кровати (хотя, пожалуй, нет - ученики должны еще заслужить перьевые подушки, это уж точно). Но теперь...
  
  Даже в юности - она остановила себя, прежде чем подумать "в золотую пору", ибо у неё ее никогда не было - она не была той женщиной, из-за которой сражаются мужчины. Теперь же она ловила себя на том, что ей приятна и лестна эта востребованность, пусть и в ином ключе, потому что она ощущалась именно так, как она себе и представляла страсть: постоянная, пылкая, горячая, сопровождаемая щедрыми подарками и льстивыми письмами. Прямо как эта дымящаяся в камине груда дров: мольбы обучать, выступать, показывать, судить соревнования, оценивать проходящих испытания учеников, писать книги, править заклинания.
  
  Она дала себя соблазнить, и теперь, с горьким сожалением, понимала: к этому все и шло. Так оно и вышло. Из-за того, что ее слишком жаждали, из-за того, что она позволила гордыне затмить здравый смысл. И вот неожиданный итог: уже несколько месяцев она не могла читать слова Древнего Языка. Она просто больше не могла их призывать. И каждый раз, когда пыталась, истощала себя до предела, и в следующий раз было только хуже. Сейчас она уже почти, почти отказалась от этих попыток; но заставить себя сдаться окончательно не могла. Все книги в ее доме были такими же пустыми, какими они показались бы ученику в его первый день в Святом Алгомире. Что-то внутри каждого волшебника должно пробуждать магию, чтобы та стала полезной, и это "что-то" внутри нее, чем бы оно ни было, - угасло.
  
  Сперва от потрясения, потом от унижения она никому ничего не рассказала. Ни прошлогодним ученикам, которые, впрочем, вернулись в школу до того, как у нее начали проявляться симптомы; ни жителям деревни, которых она защищала; уж точно не администрации университета, ни даже стародавнему другу, который, как назло, возглавлял программу ученичества и каждый год отвечал за подбор наставников для студентов. Он прислал ей... Она апатично скользнула взглядом по стопке писем. Восемь или десять писем? Может, больше? Она их не читала. Это тоже, казалось, было выше её сил, хотя, конечно, во вскрытии конверта не было ничего магического.
  
  "Оно вернётся", - твердила она себе каждый день. Должно вернуться. Что бы это ни было. Как бы это ни произошло. Оно должно, должно вернуться. Она подозревала, что её нетерпение и эксперименты лишь затрудняют его возвращение, но и не знала, что ещё делать. Как она сможет обучать этого ученика без своей магии? Может, просто отправить его обратно? Но едва она подумала об этом, поняла, что не сможет этого сделать, потому что он понадобится ей этой осенью, понадобятся все те скромные магические навыки, которые он успеет обрести - независимо от того, вернется её собственная сила или нет.
  
  Ведь этот год - год Боулдуса. Она была в этом уверена.
  
  Какое благословение, если она ошибается! Она и раньше ошибалась, и все обходилось. Всего-то Вейстоун вводил режим повышенной готовности, да возникали дополнительные хлопоты, связанные с лихорадочным перегоном стад и отар как можно дальше вглубь материка. В один год, правда, в процессе на них напали бандиты, но так вышло всего один раз. Толпы деревенских с факелами и вилами не штурмовали утес, чтобы осадить её пещеру. Они прощали её. И всегда будут прощать, потому что, когда она верно предсказывала его появление, им удавалось спасти бОльшую часть своего добра и жизни.
  
  Но все знамения были налицо. Зима выдалась необычайно холодной; даже выпал снег, и все приливные заводи замерзли, несмотря на соленую воду, а уловы оставались скудными даже с приходом весны. На пляже буйно всходили кусты ложной ползуницы, чутко отзываясь на едва заметное увеличение магии в местной морской воде. Птицы тоже начали вести себя странно: краснозобые и пепельнокрылые буревестники, которые обычно мирно уживаются друг с другом, питаясь разными видами рыб, нападали друг на друга, сходясь в огромных нервных свалках, и ни один из видов ещё не начал вить гнезда. А должны были облюбовать места ещё три недели назад.
  
  Вся природа насторожилась, замерла в ожидании вторжения. Фирион чувствовала это не меньше прочих. Но она могла что-то предпринять, а они - нет. А значит она должна была.
  
  Она потянулась к конверту, брезгливо сморщила нос, вздохнула, а потом сгребла всё обратно во влажный холщовый мешок. Позже. Позже. Сегодня она не сможет с этим справиться.
  
  _____________________________________
  
  Первые пять дней прошли в молчании, если не считать того, что Кейн пытался услужить, вздрагивал и невнятно лепетал слова благодарности каждый раз, когда она готовила ему свежую миску бульона или проверяла, как там замазка из хрупкохлыста, которой она заполнила лунку вырванного зуба. Эта вынужденная пауза дала ей время разработать план, поскольку свою обычную учебную программу, тщательно выверенную за сорок лет преподавания, она использовать не могла. Начинать с нуля казалось ужасающей идеей, но как можно было этого избежать? В университете бы непременно узнали. Немыслимо.
  
  На шестое утро она велела мальчику приготовить им завтрак - жареную селедку с картошкой на её второй по качеству чугунной сковороде, с толстыми ломтиками сладкого маринованного лука и моркови - и ещё раз проверив его рот, объявила, что сегодня он может перейти с супа на твердую пищу. "Раз уж тебе предстоит начать обучение, в конце концов".
  
  Она подождала, пока он перестанет давиться чаем, прежде чем продолжить. "Ученик Кейн. Сосредоточься. Как называется деревня у подножия этого утеса?"
  
  "Вейстоун, сэр".
  
  "И чем известен Вейстоун?"
  
  Кейн был из тех светловолосых людей, чьи брови невидимы, пока они не покраснеют, что и произошло теперь: алая краска заливала лицо юноши от самой шеи. "Это... дом великой волшебницы Фирион?"
  
  Она рассмеялась, сама того не ожидая, но тут же снова посерьезнела. Смех был ошибкой; мальчишка неуверенно заулыбался, напоминая ей побитую собаку: он сделал нечто, что понравилось хозяину! Теперь ему нужно делать это постоянно! Ее передернуло при мысли о подобострастном поведении, к которому это могло привести. Надо будет поправить его позже. Она велела: "Принеси мне ту большую книгу. В зелёном переплете, с золотой закладкой".
  
  Разложенная на столе, в глазах профана эта книга показалась бы наполовину пустой: одни страницы были исписаны на общепонятном языке, другие же казались совершенно чистыми. Кейн осторожно её пролистал, стараясь держать подальше от своей тарелки. Фирион же продолжала завтракать, усердно разрезая маринованный лук и разбрызгивая рассол по всему столу.
  
  "Книга Боулдуса, - прочитал Кейн, возвращаясь к фронтиспису. - Что это, сэр?"
  
  "Перелистни в конец".
  
  Он молча изучал рисунок. "Это... морской дракон? - неуверенно предположил он. - Мы, э-э, вообще-то, мало что узнали о них на занятиях. Я имею в виду, о чудищах".
  
  "Тут и учить-то особо нечему, - заверила Фирион. - Если ты думаешь, что волки или дикобразы пугливы, тебе стоит взглянуть на магическое создание. Но тебе это не удастся, ибо все они питают к нам врожденный ужас. Однако Вейстоун уникален тем, что расположен на берегу брачного лека морских драконов".
  
  "Чего?"
  
  "Места для брачных игр, юноша. Почитай как-нибудь книгу. Или сходи в таверну. Смысл будет тот же. Смотри, у морских драконов предсказуемый жизненный цикл, и он длинный". Она вилкой нарисовала в воздухе круг. "Как у цикад. Ты же знаешь, кто такие цикады?"
  
  "Да, сэр", - с бесстрастным лицом сказал он.
  
  "Самки держатся на глубине и ждут, когда самцы сразятся за место поближе к берегу, исполнят свой танец и приподнесут им дары. Обычно, конечно, это рыба - чем больше, тем лучше. Ну, знаешь, тунец или там отличный палтус, или акула. Тюлень или морская свинья считаются редким деликатесом. Они спариваются, откладывают яйца, а затем уплывают к местам "зимовки" и снова засыпают. Цикл этот длится, ну примерно, восемь-двенадцать лет. Зависит от погоды. Но Боулдус, понимаешь, он - та еще сволочь иного полета".
  
  Она сердито уставилась в книгу, словно надеясь, что сам дракон выскочит со страницы, чтобы она смогла огреть его своей керамической пивной кружкой, в которой на данный момент плескалась бОльшая часть чайника. "Он самый крупный и старый, поэтому все молодые самцы жаждут бросить ему вызов; по натуре он настоящий боец. Но главная проблема не в этом".
  
  "Нет?"
  
  "Нет. Он настолько силён, а его броня так толста, что из всех он единственный, кто способен выходить на сушу - именно этим он и начал заниматься. Он таскает скот, может напасть на людей, если их заметит, и утаскивает всех украденных лошадей, овец и коров в качестве даров. А дамы, - мрачно добавила Фирион, - просто без ума от такого".
  
  "О боже".
  
  "Так что у него нет причин останавливаться, и есть все причины продолжать, и жители деревни ничего не могут с ним поделать, - продолжила Фирион. - Камни, палки, копья, стрелы, огонь, яд - он их даже не замечает. И вот тут и появляешься ты".
  
  Кейн заморгал, его лицо побелело от страха, но тут же вернулось к нормальному цвету.
  "Единственный способ прогнать его - отпугнуть при помощи магии, - объяснила она. - Я годами экспериментировала с разными заклинаниями; но ни одно не срабатывает дважды, что, впрочем, типично для магических тварей. Эта книга содержит материалы и речевые формулы, которые я использовала для каждого из заклинаний, его эффективность, дальность и длительность, и, конечно же, реакцию Боулдуса, если таковая была".
  
  Кейн с благоговением уставился на книгу, затем перелистнул несколько страниц, пока не дошел до одной, наполовину пустой - верхняя часть была чистой, написана на Древнем Языке, нижняя - на общепринятом. В нижнем углу красовался крошечный, но детальный рисунок морской змеи, а подпись гласила: "Укусила отца Р. 17 июня".
  
  "Не обращай внимания, - сказала Фирион. - Пометка для себя".
  
  "А".
  
  Фирион взяла себя в руки, безмолвно, но решительно облачаясь в доспехи достоинства, словно препоясывая чресла перед битвой. Внешне это проявилось в том, что она отложила столовые приборы. "Вот что мы собираемся сделать, - продолжила она. - Ты внимательно слушаешь, ученик Кейн?"
  
  "Да, сэр!"
  
  "Я видела все знамения, указывающие, что этот год - год Боулдуса. Мы не ведём абстрактную беседу. Тебе не дают экзаменационное задание типа: "Что, если все посевы в графстве Х погибли, и тебе предстоит определить, какое проклятие и кем было наложено? - покажи свои расчеты". Ты не будешь писать об этом эссе. Это реальный мир, и тебе предстоит спасать реальных людей".
  
  "Но..."
  
  Она подняла руку. "Правило тринадцать: не перебивай. В общем так, смотрю я на тебя и чувствую костями: ты попал в колледж магии не потому, что был одним из тех вундеркиндов, что поступают туда в десять, уже умея зачаровывать птичек на деревьях. У тебя был скромный талант, достаточный для поступления, но не для стипендии, и ты четыре года пахал как проклятый. Я права? Да, кивни, кивни. Теперь у тебя осталось только ученичество и Испытание. Провалишь их, и тебе ничего не останется, кроме как вернуться домой. А ты готов на всё, лишь бы не возращаться. Только не неудачником".
  
  Её голос опустился до шёпота; Кейн ловил каждое слово, хотя она заметила, что он уставился куда-то поверх её плеча: на дипломы в рамках на стене, украшенные позолотой и ярко освещенные: бакалавр магии, магистр магии, доктор наук - все три в ряд. Не из зависти или благоговения, подумала она, а как на открытую дверь, что манит и зовет: Вот как ты сбежишь. Вот он - твой выход.
  
  Она ничего не знала о его семье, ничего о том, от кого, откуда или от чего он хотел сбежать, кроме того, что они сделали из этого юноши затравленного пса, который все время жалобно скулит и съеживается. И на этом можно было сыграть.
  
  Она сказала: "Если в этом году ты найдешь способ прогнать Боулдуса и останешься в живых, я объявлю твоё ученичество завершённым... а затем подпишу освобождение от Испытания. Ты окончишь обучение, как только мы здесь закончим, и пойдёшь на все четыре стороны".
  
  Он уставился на неё, откровенно разинув рот, пытаясь осмыслить услышанное. "Вы... вы сможете так сделать?"
  
  "Наставник вправе по своему усмотрению признать полевую часть ученичества достаточной заменой формального испытания в университете, и, как следствие, освободить подопечного, соответствующего этим критериям, - процитировала она. - Это не распространено, но допустимо. И в данном случае я определенно не вижу причин, из-за которых они смогут это оспорить. Если я решу такое предложить". Она постучала по книге. "Мы достигли соглашения?"
  
  "Да! Да, сэр. Да".
  
  "Хорошо. Ловлю на слове - ты обязан будешь это выполнить, - предупредила она. - Тебе нужно найти способ, применить его на практике и выжить".
  
  "Я сделаю! Обещаю! - Он прижал книгу к груди, а потом снова положил её перед собой. - Но я... я пока не умею читать на Древнем Языке. Этому же и должно научить ученичество..."
  "Но сами знаки ты ведь знаешь. Сможешь назвать их прямо сейчас, если я попрошу".
  
  "Да, но..."
  
  Она отмахнулась легким движением руки, словно указывая на то, что перед ним самая простая задача на свете; но сердце её, как она подозревала, колотилось не менее сильно, чем у её подопечного. "В каждом волшебнике живет нечто большее, чем просто природный дар к магии, - важно заявила она. - Нечто большее, чем талант или способности. Большее, чем зазубренные очертания символов, большее, чем нужные высота и тон, которыми их следует произносить. Это искра, огонь, который разгорается внутри тебя, позволяя словам проявиться на странице. Именно это мы и стремимся в тебе развить. Только тогда, когда ты высечешь искру из своих собственных кремня и стали, ты сможешь прочесть эту книгу и создать новое заклинание".
  
  "А можете мне это показать? - выдохнул он, и его глаза загорелись от волнения. - Как это выглядит, когда слова появляются?"
  
  "Нет, - отрезала она. - Показать - не значит научить. Это то, что ты должен сделать сам. Главный навык, который ты должен вынести из своего ученичества. Я буду направлять тебя, но не смогу создать эту искру за тебя. Для этого потребуется вся твоя воля, все твои силы, все твое мужество".
  
  "Я сделаю это! Я смогу! Обещаю!"
  
  "Очень хорошо, - сказала она - Вставай". Она изо всех сил сдерживала улыбку, пока водила его по хижине, снимая с полок, вырубленных в стенах пещеры, книги и свитки, чтобы сложить их в его протянутые руки. Сработало - эта крошечная, бюрократическая, простительная сделка, заключённая (упрямо напомнила она себе) со взрослым человеком, не с ребёнком, почти уже полноценным волшебником, который так никогда и не узнает о её небольшой... проблеме. Конечно, он научится, пока будет здесь! Она же должна заботиться о своей репутации! И пока он будет занят решением своей проблемы, она сможет сосредоточиться на решении своей.
  
  _____________________________________
  
  Когда дождливая и коварная весна сменилась типичным для побережья летом, Фирион выбрала день между (она была в этом почти уверена) двумя особенно яростными грозами и отвела своего подопечного в деревню, чтобы кузнец Омосу, который был обязан ей множеством услуг за успешные роды своей единственной дочери две зимы назад, избавил его от щели в зубах.
  
  "Я поручу твоего ученика своей подопечной, - сказал Омосу, кивнув в глубину мастерской, где плясали отблеки горна. - У нас есть в запасе несколько кусочков слоновой кости, и она сделает ему отличный зуб. А нам с тобой нужно выпить, великая волшебница".
  
  "Нужно?"
  
  "Нужно".
  
  У неё был посох, впрочем, она и без того прекрасно ходила, но Омосу подставил ей своё массивное, размером с окорок, предплечье, и она оперлась на него, пока они шагали по присыпанным солью булыжникам к "Гнусной славе", которая служила деревне одновременно молочной и мясной лавками, пивоварней и таверной.
  
  "Полагаю, ты не заметила птиц в этом году", - сказал Омосу после того, как они взяли свои пинты пива и устроились под ивами, отбрасывающими тень на фасад здания.
  
  Фирион сделала долгий глоток из кружки, глядя на море. "Полагаю, и ты нет".
  "Как думаешь, это... - Кузнец уставился в свою кружку, избегая взгляда Фирион. - Год Боулдуса?"
  
  "Я не уверена".
  
  "Конечно. Нельзя сказать наверняка".
  
  Фирион вертела в руках кружку, прислушиваясь к мерному топоту, доносившемуся со стороны здания: это пара ребятишек в белых фартушках бежала по вращающемуся колесу, приводившему в движение маслобойку. Деревня с каждым годом росла. Люди испытывали тихую, сдержанную гордость по этому поводу. Жизнь порой бывала тяжёлой, но не такой, как в городах: воздух здесь был чистый, дети пили свежее молоко, старейшины более-менее разумно управляли хозяйством и содержали в полном порядке маяк, а соседи не решали имущественные споры с мечом в руках. Здесь никто никогда не голодал, не в том месте, где живущие рядом семьи (тайком и неохотно, но гарантированно) оставляют ночью на пороге твоего дома накрытые тарелки с едой, если наступают трудные времена. И, конечно же, их защищала могущественная волшебница. А не какая-нибудь беспомощная мошенница.
  
   "Как Тулун и Пискля?" - спросила она спустя некоторое время.
  
  "Тулун молодцом. Она купила какую-то новую породу кур, когда через город проходил караван, и теперь всё время с ними возится. Странные создания. Они чирикают, а не кудахчут. Из кухонных отходов едят только мясо. И всех мышей вокруг дома переловили".
  
  "Молодцы".
  
  "А Пискля уже вовсю болтает, - сказал Омосу, улыбаясь, несмотря на явное беспокойство. - Говорит, говорит и говорит - без умолку. Знаешь, тот возраст, когда что бы ты ни сказал, они тут же повторяют. Теперь, когда она приходит в кузницу, держу язык за зубами".
  "И не ругнешься, когда по пальцу ударишь, а?"
  
  "Тулун меня убьёт".
  
  Фирион краем глаза изучала круглое, загорелое лицо друга, раздумывая, что еще сказать. Они допили пиво. Мимо прошла девушка, зардевшись и присев в реверансе перед великой волшебницей, и принесла им свежее, в чистых кружках.
  
  Сегодня море было прекрасным, ветерок создавал рябь на его поверхности, заставляя ее танцевать и сверкать, а глубокий цвет воды ярко выделялся на фоне нежного неба. Ни намёка на монстров. Ни намёка на что-либо, скрытое в глубине. Маленькая девочка явившаяся на свет с такими трудностями, на несколько недель позже срока, синяя, как слива, теперь ей уже два года. Еще недостаточно, чтобы убежать. Недостаточно, чтобы сражаться.
  
  Фирион спросила: "У тебя ещё есть лошадь, которую я могу одолжить?"
  
  _____________________________________
  
  Она вернулась пять недель спустя, почти не надеясь, что её подопечный выполнил тот длиннющий список дел по хозяйству и сбору урожая, который она оставила ему в дополнение к учёбе. Ей не хотелось уезжать во время наставничества да еще и в год Боулдуса - а вдруг что-то случится в пути, и она не вернётся? Не каждый разбойник станет церемониться с дряхлой старушкой верхом на немолодой кобыле.
  
  В доме Кейн приготовил ей чашку чая и благоразумно промолчал при виде опустевшей рукояти её посоха, где раньше был аметист. "Вы нашли то, что искали, сэр?"
  
  "Не знаю". Она потёрла виски, оглядываясь по сторонам. Всё, казалось, было в порядке; стол мальчика был аккуратно прибран: бумага, чернила, воск, перья, книги и свитки лежали на своих местах. Она пыталась ощутить хоть какую-то радость от возвращения домой, от того, что её окружают знакомые вещи, от того, что она снова рядом с любимым океаном, в своём жилище в пещере, но всё по-прежнему казалось каким-то унылым и фальшивым. Кипа почты выглядела особенно отвратительно, хотя Кейн рассортировал все и аккуратно разложил по размерам на ее столе.
  
  В путешествие она взяла с собой одну-единственную книжицу, достаточно маленькую, чтобы помещаться в кармане плаща, с парой дюжин простейших заклинаний - все их она вызубрила ещё в первые месяцы учёбы. Она знала эти заклинания вдоль и поперек, каждую букву, каждую интонацию.
  
  Первую неделю в пути она каждую ночь пыталась заставить буквы проступить на страницах. И каждую ночь ничего не получалось, а на следующее утро она чувствовала себя пусть и не сильно, но ощутимо, более опустошённой. В конце концов, она сдалась, и оставшийся месяц пути книга проделала с ней нераскрытой, мерно стуча у нее за пазухой, словно второе сердце.
  
  "Я искала вещи, которые могли бы помочь тебе с Боулдусом, - сказала она, указывая на два огромных кожаных мешка, притулившиеся у двери, которые он помог ей вытащить из седельных сумок. - Пыталась подстраховаться. Разумеется, подобные штуки непросто раздобыть; требуется определённая сноровка, чтобы их учуять, я уж и не помню, сколько странных мест посетила, все это выслеживая. Везде успеть я не могла. А чтобы понять, будут ли они полезны, нам придётся провести кое-какие испытания".
  
  Кейн неуверенно кивнул, с опаской поглядывая на размер и вес мешков. "Заклинания, вы имеете в виду?"
  
  "Нет-нет. Артефакты, инструменты и вместилища. Там есть осколок вангонита, он может пригодиться, и Джарнарская жемчужина тления... Посмотри на свое лицо. Я вижу, как отлив безвозвратно уносит последние крупицы твоего разумения. И чему вас только в университете учат? Смотри: есть путь к магии, как у нас, при помощи Древнего Языка, при наличии скромного природного дара и подготовки; а есть вещи, в которых магия уже заключена. и любой может использовать их, ничего не зная о колдовстве и не обладая никакими врождёнными способностями, как те поющие кинжалы, которые были в моде лет десять назад и продавались любому дураку с улицы. Есть вещи, которые накапливают и хранят магию - артефакты, определённые места, колодцы, озёра, сооружения. А еще есть изначально магические сущности, вроде драконов, василисков, единорогов и вангонита, они не используют магию, не обладают ею и не хранят, они просто... есть она".
  
  "Ею являются" - услужливо "помог" Кейн.
  
  "Я не преподаю грамматику. Правило тридцать два. Как продвигается твой план?"
  
  Он застенчиво улыбнулся и открыл свою тетрадь - большую, красивую, подарок Фирион, от которой она собиралась избавиться, потому что тканевая обложка слегка попахивала сыростью, и ей никак не удавалось вывести этот запах, - и перелистнул на страницу с закладкой-ленточкой. Когда он провел пальцем по странице, слова проступили и расцвели: сначала светло-серые, потом потемнели до фиолетового и, наконец, и вовсе почернели - цвета добротных чернил из грецкого ореха, которые она ему дала.
  
  Фирион на мгновение задумалась, можно ли потерять сознание от облегчения, но тут же взяла себя в руки. Итак, он может колдовать, может читать и записывать заклинания. Это был первый шаг, но не конец пути. Он всё еще мог оказаться бездарностью. И посмотрите на него: улыбается, но не слишком, горд собой, но не чересчур, словно всё ещё ждёт, что она накричит на него или ударит за излишнюю самоуверенность. Когда же он перестанет её бояться? Она сказала: "Вижу, ты усердно трудился, пока меня не было".
  
  "Я... да, сэр. Я старался. И это было просто потрясающе - почувствовать ту самую искру! Я сразу понял это именно то, о чём вы говорили, и тогда, конечно же, извлекать знания из всех книгах, которые вы мне дали, стало гораздо проще. Вы... он ещё не совсем готов, но не хотите посмотреть, как выглядит план сейчас?" Он убрал руку, и буквы исчезли, растворившись в плотной белой поверхности.
  
  Фирион откинулась на спинку стула. "Нет, нет. Никакого смысла в законченной только наполовину работе не разглядеть. Взять, к примеру, требушет - он бесполезен, пока не встанет на место последняя деталь, а до того выглядит как куча палок и верёвок. С заклинаниями так же. Ознакомлюсь, когда все будет готово".
  
  "Да, сэр".
  
  К тому времени она наверняка уже восстановит свои силы; нелепо думать, что этого не случится. Она твердо решила думать об этом как можно меньше и велела мальчишке помочь ей распаковать седельные сумки и разобраться, какие этикетки отклеились или испачкались по дороге домой.
  
  К тому времени наверняка. Времени еще много. Впереди месяцы.
  
  _____________________________________
  
  В юности ей доводилось слышать отрывки драконьей песни: те самые высокие ноты, что они посылают в воздух, прежде чем звук опустится низко и гулко, чтобы уйти далеко сквозь толщу воды. Сегодня же она проснулась с колотящимся сердцем, хотя ничего не услышала, лишь почувствовала, как зов сотрясает саму кровать. Раннее предупреждение. Одна из причин, по которой она жила здесь отшельницей, вдали от деревни, её лесов и холмов.
  
  Она натянула одежду и столкнулась в коридоре с Кейном. Мальчик всё ещё был в одних подштанниках, едва проснулся и тер ладонями уши. "Что происходит, сэр? - пробормотал он. - Что-то меня разбудило - совершенно ужасный звук..."
  
  "Бегом поднимайся на башню и крути то колесо так, будто от этого зависит твоя жизнь!"
  
  Он резко выпрямился, словно она окатила его холодной водой. "Да, сэр!" Его босые ноги мелькнули по тёмному коридору, напоминая ей большого белого кролика, и через пару мгновений она услышала их топот по ступеням у себя над головой. Пока он возился с механизмом, на несколько секунд воцарилась тишина - она сосчитала до десяти и кивнула, когда колокол начал звонить. Здесь, в толще камня, звук был приглушенным, и она отчаянно надеялась, что снаружи, где звуковые волны усиливались и направлялись чашей скалы, высеченной позади колокола, он достаточно громкий, чтобы донестись до деревни.
  
  Кейн вернулся, запыхавшись. "Огонь тоже зажег, - выдохнул он. - Должен ли я... что я должен?.."
  
  "Для начала одеться, а потом - какой первый пункт твоего плана?"
  
  "Я... я не могу..."
  
  "Какой первый пункт?" - повторила она.
  
  "Добраться до маяка".
  
  "Вот именно. - Она подтолкнула его. - Вперед!"
  
  Пока они сбегали по каменным ступеням, зов нарастал, отдаваясь в подошвах их ботинок с жуткой регулярностью. Во всех ее воспоминаниях эта ночная дорога освещалась уютным светом её парящего дорожного фонаря; сегодня же казалось неестественным и тревожным довольствоваться одним лунным светом.
  
  За полмили до деревни послышались крики людей, отчаянно пытающихся собрать свои семьи и скот, - крики, что почти тонули в испуганном реве самих растерянных животных, не ожидавших, что их куда-то погонят посреди ночи. Кто-то ударил и в храмовые колокола, усугубляя всеобщий хаос и смятение.
  
  У подножия утеса мальчик замер, разинув рот; Фирион не стала ему мешать, потому что помнила свой первый раз. В море начали всплывать самки морских драконов, рассекая воду своими головами в форме наконечников стрел на длинных гибких шеях и стряхивая брызги с переливающихся спинных плавников. Там, где они собирались, океан взбивался в белую, как молоко, пену. Несколько самцов покрупнее выплыли на мелководье, отважившись на то, что было не по силам их более мелким собратьям, хотя и инстинктивно опасаясь быть выброшенными на берег.
  
  Ближайший самец, колосс размером с собор, беспокойно переминался на отмели и ревел что есть мочи, так что камни и ракушки на берегу ритмично подпрыгивали, а вода вокруг него содрогалась, образуя концентрические круги. До него было, пожалуй, шагов пятидесят; Фирион могла пересчитать каждый зуб в его пасти - густую щетину мечей, изогнутых назад и заточенных словно пилы.
  
  "Это... это..." - дрожащим голосом начал Кейн.
  
  "Нет, нет. Поверь, ты сразу поймешь, когда увидишь Боулдуса. Но давай поторопимся - они начнут драку, как только прекратится зов".
  
  Мешок с их снаряжением был у мальчика; Фирион не взяла с собой ничего, кроме посоха, и все же ей казалось, будто она несет нечто неизмеримо более тяжелое, и она задыхалась, следуя за учеником по пляжу к маяку. Или, может, это от осознания себя мёртвым грузом, утешала себя она. Это иллюзия; тщеславие и жалость к себе. И впереди ещё эта лестница!
  
  Они прошли половину ступеней маяка, и их путь теперь освещали фонари смотрителя, когда зов оборвался - ощущение ошеломляющей и абсолютной тишины заставило мальчика пошатнуться на ступенях. Фирион схватила его за руку. "Начинается, - сказала она. - Скоро эта возня привлечёт старика".
  
  "В книге вы ничего такого не писали!"
  
  "Ну, я думала, ее никто больше не прочтёт. Давай".
  
  Наверху Фирион позволила им несколько драгоценных минут посидеть на полу в комнате смотрителя и перевести дух; она привыкла к лестницам, десятилетиями поднимаясь и спускаясь по своему утесу, но теперь перед глазами плясали тёмные пятна, и она чувствовала слабость. "Итак, - услышала она собственный голос, словно доносящийся издалека, - а теперь запомни: мы репетировали два сценария - две версии твоего плана..."
  
  Кейн лихорадочно перебирал вещи из мешка, но остановился и уставился на неё, его глаза казались лишенными цвета в ярком свете линз маяка. "Да?"
  
  "Тот, где два волшебника, - сказала она, глядя в высокий потолок и усилием воли пытаясь разогнать затуманивающие зрение точки, - и тот, где что-то случилось с великой волшебницей Фирионом, которая не молодеет, и тебе приходится действовать в одиночку..."
  
  "Сэр! Вы в порядке?"
  
  "Конечно. Это испытание. - Она поднялась и небрежно облокотилась на посох. - Ты сделаешь это сам, Ученик Кейн. Если хочешь получить свидетельство об освобождении", - твёрдо добавила она, ибо мальчишка явно готовился, как минимум, изобразить попытку умолять её о помощи, только не заставлять его делать это в одиночку, только не в одночку.
  
  "Да, сэр", - беззвучно выдохнул он.
  
  "Мы это репетировали, - повторила она. - Мы всё проверили".
  
  "Но не заклинания!"
  
  "Если ты их понял, они будут работать, - самоуверенно возразила она. - А теперь вперёд. Дверь вон там. Не волнуйся, я сразу за тобой".
  
  Острый, как бритва, - так они называли её ум. Забывая, что бритвы в большинстве случаев практически бесполезны и пригодны лишь в очень немногих. Лезвия слишком тонкие и хрупкие, чтобы разделывать ими мясо или рубить дрова; они тупятся, если за ними не ухаживать постоянно и тщательно. Если вдуматься: не так уж и неверно. Может, отсюда и пошла эта поговорка. Она покачала головой.
  
  Когда зрение более-менее прояснилось, она вышла на галерею и прислонилась к холодной кованной решетке, наблюдая, как драконы сражаются и охотятся, переговариваются и прихорашиваются, обнимаются, игнорируют друг друга и соблазняют. Некоторые из молодых самцов были настолько мельче самок, что те попросту отбрасывали их в сторону; у многих от сегодняшних стычек появились свежие шрамы, из которых в бурлящую воду капала светящаяся синяя слизь. На берег выбросило огромные куски брони, ровные, словно тесаные каменные блоки. Вдалеке показался удачливый самец, сжимая в зубах огромную рыбину, которая отчаянно пыталась спастись. Повсюду царили хаос и неразбериха.
  
   Рядом с ней Кейн спешно собирал устройство для своего заклинания и, как она заметила, обнаружил, что мышечная память работает гораздо лучше, когда человек не находится под давлением. Она уже собиралась прокомментировать это, возможно, разрядить обстановку, придумав ещё одно правило для учеников, но её острота была прервана оглушительным рёвом, поглотившим все остальные звуки.
  
  Кейн вскрикнул, уронив мешочек с серным порошком, но тут же подхватил его, почти ничего не просыпав. В море тот самец, что поймал огромную рыбу, казалось, взмыл ввысь - и продолжал лететь в ночное небо, всё выше и выше, заслоняя звёзды, зажатый в пасти дракона размером с гору.
  В следующее мгновение "мелкий" дракон исчез, проглоченный вместе со своим неврученным даром, а Боулдус с явным удовольствием причмокнул своими огромными каменными губами, а затем повернулся к берегу.
  
  "Так, как мы репетировали", - пробормотала Фирион, но это прозвучало не так ободряюще, как она надеялась, больше походило на сдавленный щебет. Ученик всё равно не слушал, занятый тем, что бросал всё более панические взгляды вверх, чтобы увидеть, где находится Боулдус, и вниз, на свою конструкцию, которая, похоже, была далека от той степени завершенности, которую Фирион предсказывала на данном этапе.
  
  Боулдус уверенно плыл к берегу, его движения были мощными, но резкими из-за толщины его брони: вот показалась огромная голова, затем плечи, вода ручьями стекала с его чешуи, и вскоре стало ясно, что дракон стоит - не плывёт и не перебирает лапами на мелководье, а твердо стоит на дне и шагает вперед. Его шаги были так велики, что у деревни в запасе оставались считанные минуты.
  
  "Готово!" - Кейн вскочил на ноги, торжествующе подняв миниатюрный требушет, и остолбенел, уставившись на Боулдуса, на то, как далеко тот успел продвинуться за те мгновения, что он смотрел вниз, чтобы завершить сборку. "Я... я..."
  
  "Ты знаешь, что делать дальше! - рявкнул Фирион, теряя терпение. - Ты это придумал! Что будешь делать дальше?"
  
  Кейн съежился, бросил взгляд на дракона и глубоко вдохнул. "Я знаю. Я не забыл". С величайшей осторожностью он закрепил устройство на балюстраде, убедился, что ось вращения работает, потом вытащил из-за пазухи второе приспособление. В нем было не узнать ту простую деревяную флейту, которой оно когда-то было: она вся была густо облеплена бусинами, глиняными символами, обернута травами, примотанными медной проволокой, и (на всякий случай, вдруг поможет) увенчана осколком вангонита, зловеще зеленевшего в лунном свете.
  
  Эту штуку Фирион помогала испытывать (осторожно, в подвале); она закрыла уши, когда мальчик поднёс ее к губам и начал дуть.
  
  Сначала звук дрожал, но у него были мощные лёгкие; по мере того, как он продолжал, звучание выровнялось, превращаясь из разрозненных нот в созвучие серебристых аккордов, повисших в холодном, застывшем воздухе, словно лунные радуги. Вангонит начал светиться; травы испускали струйки ароматного дыма.
  
  "Может, мне попробовать сно..." - начал было Кейн, но тут же сам себя оборвал, потому что Боулдус - тяжело, но недвусмысленно - повернулся, не в силах устоять перед близостью этого зова, перед его наглой дерзостью.
  
  "Подожди, пока он не войдет в радиус", - сказала Фирион.
  
  "Я знаю! Это мой план! Я знаю, что делаю!"
  
  Она с одобрением на него посмотрела. "Разумеется, знаешь".
  
  Древний маяк, несмотря на свою прочность, содрогнулся при приближении дракона. Кейн держал руку на требушете, то и дело поправляя его, регулируя угол наклона крошечной пращи, проверяя кончиками пальцев натяжение спускового механизма. Его губы беззвучно шевелились - репетирует заклинание, подумала Фирион. Не ведет отсчет до катастрофы, не взывает к богам своей семьи. Как настоящий волшебник.
  
  Ещё три шага. Два. Один. От сотрясений пламя в нише маяка окончательно погасло, и огонь за линзой превратился в тусклое оранжевое зарево.
  
  И Кейн нажал на курок, выстрелив глиняным шаром высоко над Боулдусом, и выкрикнул слова заклинания единой, плавной скороговоркой.
  
  Фирион завороженно наблюдала, но, по правде говоря, и дракон, и снаряд были так близко, что не смотреть было бы труднее. Шар разорвался именно там, где было задумано, извергнув веер более мелких сфер, которые, в свою очередь, раскрылись, испуская трескучие молнии белого света прямо в запрокинутую морду Боулдуса.
  
  На одно захватывающее дух мгновение показалось, что это сработало: когда магия достигла цели, от брони потянуло запахом гари, ее осколки посыпались вниз, со звоном ударяясь о камни. Боулдус взревел, зарычал и снова повернулся в сторону открытого моря, спиной к маяку и деревне.
  
  Кейн уже начал выкрикивать что-то торжествующее, но с испуганным писком проглотил свой возглас. Боулдус вновь разворачивался обратно, сердито проводя огромной передней лапой по морде, лишь раздражённый, но отнюдь не побеждённый. Большинство маленьких сфер, всё ещё находившихся в воздухе, продолжали героически испускать свои жалящие лучи, но они парИли уже не достаточно высоко, скорее, медленно, лениво дрейфовали в сторону пляжа.
  
  На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь скрежетом бронированных когтей о бронированную морду, но вскоре ее сменило низкое и, несомненно, угрожающее рычание, нараставшее от почти тихого до настолько громкого, что Фирион показалось, будто её кости вот-вот выскочат из тела. Боулдус моргнул своими четырьмя белесыми пустыми глазами и склонил голову, вглядываясь в маяк, пока не заметил двух человечков, вжавшихся в балюстраду.
  
  "Все в порядке, все в порядке, все очень даже в порядке, - затараторил Кейн, хватая её за руку. - Мы и это предусматривали, то есть, это было в моём плане, нам нужно действовать сообща, если мы оба... Мне плевать на свидетельство об освобождении, сэр, теперь уже плевать, в любом случае оно не понадобится, если мы умрём, так что если мы..."
  
  "Я не могу", - оборвала его Фирион.
  
  Кейн в отчаянии посмотрел на приближающегося дракона, а затем снова на Фирион. "Я знаю, вы считаете, раз мы договорились..."
  
  "Не в этом дело, - сказала она, повысив голос, когда дракон, учуяв их, снова зарычал. - Я не могу. Я больше не могу читать на Древнем Языке, больше не могу призывать его, чтобы наложить заклинание".
  
  "Что?"
  
  "Это случилось где-то в прошлом году, - выкрикнула она, уже не обращая внимания на гримасу боли, которую увидела на испуганном лице мальчика. - Не знаю. Искра погасла. Я не знаю".
  "Почему вы раньше мне не сказали?!"
  
  "Я думала, мне не придётся! - Она высвободила руку и указала. - Быстро, перебегай на ту сторону!"
  
  "Не могу поверить!" Он продолжал держаться рядом, торопливо перемещаясь, пока они не оказались с той стороны, что была обращена к суше, всё ещё слыша, как Боулдус сопит и ворчит по другую сторону маяка. "Все это время вы мне говорили, что я должен сам этому научиться, почувствовать это сам..."
  
  "Ну, ты же, чёрт возьми, это сделал, да? Ладно, извини, - сказала она, переводя дыхание. - Пожалуй, если это мои последние слова..."
  
  "Я не думал ни о каких последних словах, - перебил ее Кейн. - Жаль, что не подумал".
  
  Фирион едва его слышала; инстинкт заставил ее сжаться в комок, словно это могло помочь, от напряжения что-то будто впилось ей в рёбра. Она вытащила маленькую книгу заклинаний, машинально пролистал её пустые страницы и положила большой палец на заклинание, всё ещё невидимое. "Добавь вот это", - сказала она.
  
  "Что это такое?"
  
  "Увидишь".
  
  "Но мой требушет..."
  
  "Нет. Тебе придётся его бросить, - приказала она, поднимаясь и отступая назад, цепляясь за толстый, изъеденный солью метал. - Я подведу его как можно ближе".
  
  "Фирион! Не надо! А вдруг я..."
  
  "Не беспокойся об этом! - крикнула она в ответ, вздрогнув, когда Боулдус заметил её и заметно оживился. - Ты справишься!"
  
  Она вспомнила былые времена, как встречалась с жителями деревни и недоверчиво качала головой, слушая их рассказы о бесчинствах дракона; вспомнила, как сама впервые столкнулась с ним, застыв от неожиданности, чтобы в последний момент обрушить на него Точную Ночную Стрелу Иворка; вспомнила, как проспала после этого трое суток, как семьи присылали детишек с хлебом, пирогами и угловатыми толстостенными бутылками эля, чтобы она могла поесть, когда очнётся; вспомнила, как была измотана в ту ночь, глядя в темноту между ног Тулун, размышляя, есть ли заклинание, чтобы все это облегчить, как раз в тот миг, когда младенец выскользнул в её ожидающие руки, перевёрнутый, но живой, живой, живой.
  
  Боулдус уставился на неё так, словно знал её, и, возможно, так оно и было, кто знает, как устроена их память. Фирион не отводила взгляд, давая понять, что и она тоже его узнала. Она сжала посох обеими руками, словно готовясь к поединку, ее тело пронизывала дрожь, она угрожающе оскалила зубы и вдыхала тяжелое дыхание чудовища.
  
  А потом глиняный шар просвистел у нее над головой, взмывая всё выше и выше, совершенно незамеченный Боулдусом. Слова первого заклинания прозвучали, словно удар кнута, за ними последовало... - Фирион улыбнулась - второе.
  
  На этот раз наполненная магией сфера разорвалась, как подгнивший плод: густые тягучие нити светящейся лиловой слизи связали все более мелкие сферы, закручиваясь, как брошенная сеть. Каждая из них начала испускать миниатюрные молнии, яростно прилипая к броне, глазам, ноздрям, губам и не отрывалась, как ни пытался ошеломленный дракон их стряхнуть.
  
  "Скорее внутрь!" - крикнула Фирион; они снова бросились вниз по ступеням к пляжу, подальше от ревущего, ослепленного яростью существа с обьятой молниями головой, на случай, если оно вдруг решит атаковать маяк.
  
  Они на четвереньках взобрались по склону и обернулись как раз вовремя, чтобы увидеть, как Боулдус слабо заносит лапу на перила, промахиваясь на целую милю. Потом он развернулся и снова направился в открытый океан, на поверхности которого долго были видны его огни, пока он полностью не погрузился под воду.
  
  Фирион тяжело опустилась на траву и отбросила посох; Кейн плюхнулся на спину рядом.
  "Сцепление Варбана, - тихо проговорил он. - Я видел, как кто-то применил его на первом курсе. Тогда оно приклеило к потолку одного из старост факультета".
  
  "Это очень прочный клей".
  
  "Но он не навсегда".
  
  "Нет. Но к тому времени, как он отчистит с морды эту гадость, а твое заклинание перестанет работать, у него уже не будет настроения нападать. Этого, в общем-то, достаточно. Просто отпугнуть. Это как кидаться камнями в медведя, который слишком приблизился к ферме".
  
  "Понятно. А дрожь... когда она прекратится?"
  
  "О, так будет всегда, - сказала она, перебирая пальцами траву и глядя на звезды. - Такова уж магия, понимаешь?"
  
  _____________________________________
  
  "Позаботься об этом. Прими все возможные меры предосторожности. - Фирион протянула ему пухлый конверт, поверх сургучной печати он был дополнительно обмотан лентой. - Не дай ей растаять, даже размягчиться. Это твое свидетельство об освобождении, и его не примут, если печать не будет идеальной".
  
  "Так точно, сэр. Спасибо вам, - воскликнул он. - За всё. От великой волшебницы Фирион я меньшего и не ожидал".
  
  "А ты, - отозвалась она, - был образцовым учеником, и я горжусь, что ты не погиб".
  Они пожали друг другу руки, и если это было негласное обещание хранить тайну друг друга, пока они оба живы, то комментировать это они отказались; она смотрела, как мальчишка спускается по ступеням, пока внизу он не превратился в едва различимую точку в своём красно-белом плаще. Потом она вернулась в дом, поставила чайник и налила себе большую кружку сливового бренди, чтобы скрасить время в ожидании свистка.
  
  Убраться в хижине? Она выглядела более обжитой, чем обычно, а посуда уже начала копиться. Нет, пожалуй, позже. Разве что кухонный стол - за ним уже становилось неудобно есть. Потягивая бренди, она открыла Книгу Боулдуса, с улыбкой разглядывая цветные иллюстрации, которые добавил Кейн. Они были хороши; у мальчика острый глаз на детали.
  
  Чайник начал потрескивать и побулькивать. Она перелистнула на страницу с заклинанием, провела пальцами по гладкой бумаге и замерла. Игра света от камина? Чайки, мелькающие за окном? Может, и то, и другое, а может, ни то, ни другое. Возможно ей лишь показалось... А может, на странице и впрямь проступало нечто, пытаясь пробиться на поверхность - буквы, смутные, но неумолимо всплывающие из глубин, чтобы предстать перед ее глазами.
  
  
   Мохамед Преми (1981) — ученая и писательница-фантастка индо-карибского происхождения []
  
  Мохамед Преми (1981) - ученая и писательница-фантастка индо-карибского происхождения. Проживает в Эдмонтоне (Канада). Лауреат премии 'Небьюла', финалистка 'Хьюго'.
  
   Авторские права соблюдены.
  
  С оригиналом произведения можно ознакомиться по ссылке.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"