Самойлов Александр Григорьевич
Колдун

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга о том, как парень колдовать учился, как у него это получалось, кем он стал в результате, как жил. Получилось достаточно забавное произведение с приключениями, юморком и всем, что полагается иметь хорошей книге.
  Весь текст данного произведения - вымысел автора. Все совпадения случайны.
  
  Книга защищена законом об авторском праве.
  
  Автор Самойлов Александр Григорьевич. Август. 2025 год.
  
  Меня зовут Ваня Светлов. Иван - это, конечно, официально, но кто вообще называет меня Иваном? Разве что начальник, когда хочет сделать вид, что всерьёз собирается меня уволить. Мне 23 года, и я - идеальный пример человека, который мог бы добиться в жизни многого, если бы не одно "но". А именно - лень. Да-да, та самая, которая, как говорят, двигает прогресс. Вот только прогресс у меня лично движется исключительно в сторону дивана. Внешность? Ну, представьте себе невысокого парня с вечно растрёпанными светлыми волосами, серыми глазами и выражением лица, будто я только что пережил три бессонные ночи подряд. Что, впрочем, часто бывает правдой. Бессонница - мой верный спутник. Характер? Смекалистый, но ленивый. Я умею выкрутиться из любой ситуации, но предпочитаю не напрягаться. Ироничный до мозга костей - шучу даже тогда, когда лучше бы заткнулся. Добрый, но не дурак - могу помочь, но если почую, что злоупотребляют, тут же включаю режим "саркастичного отморозка". А ещё с детства со мной случаются странные вещи. Например, я могу заранее почувствовать, что сейчас зазвонит телефон, и знаю, кто звонит. Мама? Начальник? Телефонный спамер, предлагающий "выгодные условия кредитования"? Да хоть бы и чёрт в ступе - я просто знаю. Но всегда списывал это на совпадения. И да, я не верю в эзотерику. Колдуны, гадалки, экстрасенсы - все они, на мой взгляд, просто хорошие психологи с развитой фантазией. Ирония судьбы в том, что вскоре мне придётся пересмотреть эту точку зрения.
  
  Живу я в провинциальном городке, Антоновске, хотя на самом деле это просто серая точка на карте, где самое интересное событие года - это когда в единственном парке красят забор. Моя обитель - хрущёвка на окраине, в доме, который, кажется, держится только благодаря силе привычки. Сосед у меня - дядя Коля, местный алкаш с золотыми руками, когда трезвый, и тяжёлым кулаком, когда нет. Он любит стучать в стену, если я "слишком громко дышу". Работаю менеджером в конторе по продаже сантехники. Ненавижу свою работу. Нет, серьёзно, я бы предпочёл разгружать вагоны с углём, но зарплата хоть и мизерная, а всё же позволяет не умереть с голоду. Мой быт - это чай с дешёвым печеньем "Юбилейное", старые фильмы по телевизору, который то работает, то нет, и мой сундук с сокровищами. Нет, там не золото. Там книги. Старые, потрёпанные, собранные ещё моим дедом. Учебники, детективы, пара случайных эзотерических томов, которые я никогда не открывал. До поры до времени.
  
  Однажды я опоздал на работу. Не потому что проспал, а потому что ночью не мог уснуть - какая-то тревога, будто что-то должно случиться. Начальник, конечно, устроил истерику:
  - Светлов! Ты хоть понимаешь, что из-за тебя весь график слетел?!
  - Да ладно, - отмахнулся я. - Давайте я лучше воду из крана мыслями проведу, раз уж я такой незаменимый.
  Каково же было моё удивление, когда через час кран в офисе, который не работал уже полгода, вдруг, заработал. Все в шоке. Я - больше всех.
  
  У меня нет кота. Но каждый вечер ко мне приходит рыжий бродяга по имени Борис.
  - Он к тебе как на огонёк идёт, - ворчит соседка-старушка. - Будто ты его мысленно зовёшь.
  - Да ладно, - бормочу я, насыпая коту корм. - Я тебе не Д"Артаньян, чтобы за мной толпой ходили.
  Борис молча жрёт, потом уходит. Но на следующий вечер всё повторяется.
  
  Как-то раз я решил разобрать хлам в сундуке. Среди учебников и старых газет наткнулся на потрёпанную книгу с названием "Домашние обряды сибирских целителей". Полистал из любопытства, посмеялся над "заговором от зубной боли". А ночью у меня действительно разболелся зуб. В сердцах пробормотал слова из книги - и боль скоро прошла. Утром я убеждал себя, что это самовнушение. Но книгу не выбросил.
  Однажды сосед-алкаш устроил скандал на лестничной клетке, тряся кулаками и обещая "размазать меня по стенке". Я, вместо того чтобы огрызаться, вдруг спокойно сказал:
  - Дядя Коля, идите спать.
  И он... послушно развернулся и ушёл. Мы оба остались в диком недоумении.
  
  Странности накапливались. Иногда мне снилось, будто я лечу над городом. Люди случайно прислушивались к моему мнению, даже когда я нес полную ерунду. Уличные собаки на меня не лаяли, если не говорить об особо принципиальных особях, которые гавкали вообще на всех. И вот, после череды таких "совпадений", я решил проверить книгу. Провёл простой обряд "на удачу в делах". На следующий день начальник неожиданно дал мне премию и повысил зарплату. Я в панике:
  - Это совпадение... правда?
  Но эксперименты только начинались.
  И, как выяснилось, это было только самое безобидное, что со мной произошло.
  
  Я сидел на кухне, пил чай и разглядывал книгу. Нет, не ту, с картинками про котиков или "Как стать миллионером за три дня". Передо мной лежало потрёпанное, пахнущее пылью и чем-то травяным издание под названием "Домашние обряды сибирских целителей". Я уже знал, что это не просто сборник деревенских суеверий. Вот, например, страница 47: "Заговор от зубной боли". Я его пробовал. Сработало. Страница 89: "На удачу в делах". Тоже сработало - начальник, который последние полгода орал, что я "бездарь и балласт", вдруг выдал премию и зарплату повысил. Я перевернул страницу. Там был обряд "на улучшение памяти".
  - Ну ладно, - пробормотал я. - Один раз - случайность, два - совпадение, три... Чёрт, я что, правда колдую?
  Кот Борис, сидевший на столе и методично воровавший картофельные чипсы из моей тарелки, посмотрел на меня с выражением, которое можно было перевести как: "Ну наконец-то, тупица".
  - Ладно, Борис, - вздохнул я. - Давай проверим.
  Я поставил перед собой чашку с водой, зажёг свечу, купленную в соседнем магазине "Всё для праздника", потому что где, чёрт возьми, ещё брать свечи, и начал читать заговор. Текст был написан так, будто его сочинял пьяный дед, который путает старославянский с украинским:
  "Вода чистая, память ясная,
  Как не забываю, где родился,
  Так и всё иное в голове держится..."
  Я чувствовал себя идиотом. Но закончил ритуал. И... ничего не произошло.
  - Ну вот, - сказал я Борису. - Никакой я не колдун.
  Кот зевнул. А потом я заметил тени. Не просто тени от мебели - нет. В углах комнаты что-то шевелилось. Что-то живое. Я резко обернулся - ничего. Но стоило мне снова отвернуться, как краем глаза я снова уловил движение.
  - Окей, - прошептал я. - Это не глюки. Это...
  - Ваня, дурак, - вдруг сказал Борис.
  Я уронил чашку. Она разбилась. Кот спрыгнул со стола и гордо удалился, оставив меня в состоянии полного когнитивного диссонанса.
  - Ты... Ты только что заговорил?!
  Борис остановился в дверях, повернул голову и... промолчал.
  Больше в тот вечер он не произнёс ни слова.
  
  Я сидел среди осколков, смотрел на книгу и понимал две вещи:
  1. Я действительно что-то наколдовал.
  2. Это было не улучшение памяти.
  А ещё я осознал, что теперь у меня есть два варианта:
  - Выбросить книгу и сделать вид, что ничего не было;
  - Продолжить эксперименты.
  Я посмотрел на Бориса. Кот умывался, совершенно не обращая на меня внимания.- Ладно, - вздохнул я. - Значит, вариант номер два.
  И перевернул страницу.
  
  Через три дня я случайно узнал, что свечи из магазина "Всё для праздника" делают из парафина, который горит токсично из-за ароматизаторов. Так что если вдруг решите повторить - покупайте нормальные свечи. А то мало ли.
  
  Если бы мне кто-то месяц назад сказал, что я буду проводить магические ритуалы, чтобы выиграть в лотерею, я бы послал этого человека проверить голову. Но вот я сижу на кухне, окружённый свечами, на этот раз нормальными, не токсичными, и бормочу что-то про "удачу и златые горы" из книжки, которую, судя по всему, писали под хмельным градусом.
  - "Как река к морю стремится, так и удача ко мне катится..." - читал я, чувствуя себя полным идиотом.
  Борис сидел рядом и смотрел на меня так, будто я разучиваю роль для школьного спектакля.
  - Ты хоть понимаешь, что это бред? - спросил бы я у него, если бы он умел говорить. Но после того случая с "Ваня, дурак" он снова замолчал, будто дразнил меня. Я закончил обряд, задул свечи и лёг спать.
  
  На следующий день я купил лотерейный билет.
  - Ну-ну, - усмехнулась продавщица тётя Люда. - Мечтаешь разбогатеть?
  - Сегодня точно повезёт, - уверенно заявил я.
  И не выиграл. Но зато мой начальник, который купил билет в том же ларьке, сорвал джекпот.
  - Светлов! - орал он на следующий день, размахивая чеком. - Я в отпуск на Бали! А ты будешь временно исполнять мои обязанности!
  - Поздравляю, - пробормотал я.
  Ирония судьбы: теперь у меня было ещё больше работы. Я вернулся домой, плюхнулся на диван и уставился на Бориса.
  - Это что, шутка?
  Кот, который в конечном итоге так и прижился у меня, зевнул.
  - Ладно, - вздохнул я. - Может, просто заклинание сработало криво?
  Борис продолжил вылизывать лапу, всем видом показывая: "Ну ты и бестолочь".
  
  На следующее утро я проснулся от того, что кто-то тыкался мордой мне в лицо.
  - Борис, отвали...
  - Молоко прокисло, - сказал кот.
  Я сел на кровати.
  - Чего?!
  Борис невозмутимо прыгнул на подоконник и начал умываться.
  - Ты только что сказал, что молоко прокисло?
  Кот посмотрел на меня, как на умственно отсталого, и промолчал. Я проверил холодильник. Молоко действительно прокисло.
  - Борис, - осторожно начал я. - Ты... умеешь говорить?
  Кот зевнул.
  - Ну давай, скажи ещё что-нибудь!
  - Дверь скрипит, - буркнул Борис и ушёл на кухню.
  Я бросился проверять дверь. Она действительно скрипела. Это при том, что петли я смазал всего неделю назад. Или больше?
  - Борис! - закричал я. - Объясни, что происходит!
  Но кот уже молчал. Я попытался его подкупить.
  - Смотри, - тряс я перед ним пачкой его любимого корма. - Будешь говорить - дам целую миску.
  Борис лениво потянулся.
  - Сам дурак.
  И ушёл под диван. А я понял следующее:
  1. Магия - это не заказ в ресторане. Ты не можешь просто сказать: "Я хочу миллион" - и получить его. Вместо этого твой начальник улетит на Бали, а ты останешься разгребать его работу;
  2. Если твой кот вдруг заговорил - это не значит, что он будет с тобой разговаривать. Скорее всего, он просто будет комментировать твою глупость;
  3. Книга "Домашние обряды сибирских целителей" - опасная штука. Но теперь я точно не смогу её выбросить. Потому что если Борис заговорил... что ещё может случиться?
  
  Я всегда считал, что самое страшное в жизни - это кредиты, начальники и соседский ремонт в семь утра. Оказалось, я жестоко ошибался. Самое страшное - это когда ты, вооружившись магической книгой, решаешь провести "простенький обрядик" и получаешь вместо золотых гор полный набор проблем. После истории с лотереей я решил подойти к делу серьёзнее. Нашёл в книге сложный ритуал с травами и свечами под названием "На злато и серебро".
  "Ну что может пойти не так?" - подумал я, рассыпая по полу какие-то сушёные листья, купленные на рынке у бабки, которая уверяла, что это "настоящий чабрец". Борис наблюдал за процессом с явным скепсисом, периодически чихая от травяной пыли.
  - Ты вообще уверен, что это чабрец? - как будто спрашивал его взгляд.
  - Да брось, - отмахнулся я. - Трава и трава. Важно то, что у меня в голове, а там значится, что это он.
  Я зажёг свечи, прочитал заговор и... Сначала ничего не произошло. А потом из-под дивана раздался шорох.
  - Борис? - неуверенно позвал я.
  Но это был не Борис. Из-под мебели вылезло... нечто. Маленькое, зелёное, вонючее и с горящими глазами.
  - Что за чёрт?! - вскрикнул я, отпрыгивая к стене.
  Существо оскалилось, показав три ряда острых зубов, и прошипело:
  - Носки! Где носки?!
  За ним вылезло ещё пять таких же. Они начали шнырять по квартире, переворачивая всё вверх дном.
  - Носки! Носки! - скандировали они.
  Один из них вытащил из корзины мой любимый носок с миньонами и торжествующе поднял его над головой.
  - СТОП! - заорал я. - Это что вообще такое?!
  - Гоблины, - раздался голос за спиной.
  Я обернулся. Борис сидел на холодильнике и смотрел на весь этот цирк с выражением "я же предупреждал".
  - Гоблины?! - переспросил я. - Какие ещё гоблины?!
  - Вонючие. Воруют носки, - философски заметил кот. - Ты перепутал чабрец с душицей.
  Я схватил веник и начал гоняться за незваными гостями.
  - Убирайтесь! Отдайте мои носки!
  Гоблины визжали, кидались в меня пуговицами (откуда?!) и в конце концов сбежали через щель под плинтусом, прихватив с собой три пары носков, две прищепки и крышку от кастрюли. Я стоял посреди разгрома, тяжело дыша. Борис спрыгнул с холодильника и подошёл ко мне.
  "Ну что, маг великий?" - как будто спрашивал его взгляд.
  - Заткнись, - простонал я, падая на диван.
  
  После истории с гоблинами я решил пока не экспериментировать с новыми обрядами. Вместо этого я вспомнил, как однажды случайно "уговорил" пьяного дядю Колю уйти спать. Может, у меня есть дар убеждения? Решил проверить в магазине. Подошёл к кассе с пачкой печенья и бутылкой молока.
  - Дайте скидку, - уверенно сказал я продавщице.
  Та посмотрела на меня, как на ненормального, и... Швырнула в меня банкой солёных огурцов.
  - Вон отсюда, наглец! - закричала она.
  Я едва увернулся. Банка разбилась о стену, рассол брызнул во все стороны.
  - Но... но я же просто... - попытался оправдаться я.
  - Следующий! - рявкнула продавщица, принимая у старушки деньги за хлеб.
  Я вышел из магазина в полном недоумении. Борис, который почему-то последовал за мной, видимо, в надежде на зрелище, смотрел на меня с немым укором.
  - Ладно, - вздохнул я. - Видимо, эта штука работает только тогда, когда я не пытаюсь её использовать. Кот мотнул головой, будто говорил: "Ну наконец-то дошло". То есть, магия - это не заказ в ресторане. Тут нельзя сказать "я хочу богатства" и получить мешок золота. Вместо этого ты получишь мешок проблем. В прямом смысле. А еще если твой кот умнее тебя - смирись. Он всё равно тебя не уважает. Также прежде чем проводить обряды с травами, выучи ботанику. Или хотя бы гугли картинки. А харизма - штука капризная. Иногда она просто предпочитает работать в фоновом режиме. Я шёл домой, размышляя над этими истинами. Борис важно шествовал впереди, изредка оглядываясь, чтобы убедиться, что его бестолковый хозяин не потерялся. А в кармане у меня лежала книга. Та самая. И я знал, что это ещё не конец.
  
  После истории с гоблинами и летающими огурцами я решил на время завязать с магией. По крайней мере, до тех пор, пока не найду кого-нибудь, кто объяснит, почему мои заклинания работают... но не так. Я впервые заметил его возле ларька с шаурмой. Старик в потрёпанном плаще, который явно следил за мной. Когда я повернулся - он исчез. "Паранойя", - подумал я. Но на следующий день он стоял у моего подъезда. Когда я вышел - снова исчез. На третий день я не выдержал.
  - Эй, дед! - крикнул я, заметив его в переулке. - Ты за мной пятый день хвостиком таскаешься! Хочешь автограф?
  Старик медленно повернулся. Его глаза были странного серо-голубого цвета - как море перед штормом.
  - Ты либо колдун, - сказал он хриплым голосом, - либо идиот.
  - Второе не исключает первого, - брякнул я автоматически.
  Старик хмыкнул. Потом сделал шаг вперёд - и оказался прямо передо мной, хотя я клянусь, между нами было метров пять.
  - Меня зовут Геннадий, - сказал он. - И если ты не хочешь однажды случайно превратить себя в червяка, то будешь меня слушать.
  
  Геннадий привёл меня в свою квартиру. Если это можно было назвать квартирой. Больше похоже на лавку алхимика: сушёные травы, банки с непонятным содержимым, куча старых книг. И везде - свечи. Много свечей.
  - Покажи, что умеешь, - приказал он.
  Я попытался провести простейший обряд - зажечь свечу силой мысли. В книге это называлось "Огонь для ленивых". Я сосредоточился, прошептал слова... Свеча не зажглась. Зато стакан воды рядом покрылся инеем и замёрз. Геннадий вздохнул.
  - Ну хоть не поджёг квартиру. Ладно, будешь учиться.
  - Подожди, - я нахмурился. - А почему вообще я должен тебе доверять? Мало ли кто ты такой!
  Старик щёлкнул пальцами. В воздухе вспыхнуло синее пламя и сложилось в рунический знак.
  - Потому что я единственный, кто может научить тебя не убить себя по неосторожности. Ты даже не представляешь, насколько ты опасен... для самого себя.
  Борис, который пришёл со мной (я даже не понял, когда он успел зайти), прыгнул на стол и улёгся прямо на древний фолиант.
  - И кот твой не прост, - добавил Геннадий. - Но об этом потом.
  
  Интересно выходит. Когда я пытаюсь что-то сделать, получается нечто противоположное. Хотел огонь - получил лёд. Хотел богатство - получил вонючих воришек. Еще Геннадий знает о Борисе больше, чем я. И это слегка пугает. Моя "магия" до сих пор не убила меня. Но, как выяснилось, это просто вопрос времени.
  
  Когда мы выходили, Геннадий сунул мне в руки потрёпанный блокнот.
  - Домашнее задание. Учи правила. И не вздумай экспериментировать, пока не разберёшься в основах.
  Я открыл блокнот. На первой странице было написано: "Правило первое: магия - не игрушка. Правило второе: см. правило первое". Борис, идущий рядом, явно смеялся надо мной. Я это чувствовал.
  
  - Повторять один и тот же обряд больше трёх раз в месяц не стоит, - объяснял на следующий день Геннадий, попивая чай с моей последней пачкой печенья. - Магия накапливает отдачу. Первый раз - работает. Второй - сработает, но с побочками. Третий - получишь по зубам.
  - А если четыре? - поинтересовался я.
  - Хочешь проверить? - Геннадий хитро прищурился.
  
  Конечно, я захотел проверить. Я выбрал безобидный обряд "на удачу в пути" - чтобы автобус приходил сразу, как я подойду к остановке.
  Попытка No1: Автобус подъехал через 10 секунд. Идеально.
  Попытка No2: Водитель оказался моим бывшим одноклассником и прокатил бесплатно.
  Попытка No3: Автобус проехал мимо, а я поскользнулся и с размаху сел в лужу.
  - Ну, может, ещё разок? - подумал я, отжимая штаны.
  Попытка No4:
  На остановке появился не тот автобус. Тот, который ходит раз в сутки и едет на свалку. Водитель, бородатый мужик в промасленной спецовке, открыл дверь и сказал:
  - Заходи, парень, поможешь батарейки сортировать.
  Я предпочёл пойти пешком.
  
  - Контроль над магией начинается с контроля над телом, - заявил Геннадий и бросил мне коврик для йоги.
  - Я что, монах теперь? - возмутился я.
  - Нет, - усмехнулся он. - Монахи хотя бы стараются.
  Я, скрипя, сел в позу лотоса. Через три минуты мои ноги онемели, спина заныла, а Борис устроился передо мной и начал с интересом наблюдать за моими мучениями.
  - Дыши глубже, - командовал Геннадий. - Представь поток энергии.
  Я представил. Потом зевнул. Потом... заснул. Мне приснилось, что Борис - верховный правитель мира, а все люди - его слуги, которые обязаны чесать ему за ухом по первому требованию. Я проснулся с ощущением, что это не совсем сон.
  - Ну как? - спросил Геннадий, сидя в кресле с моим "Юбилейным".
  - Я... достиг просветления? - попробовал угадать я.
  - Ты храпел как трактор.
  Борис фыркнул. А я сделал выводы:
  1. Магия любит правила. Нарушаешь - получаешь по полной. Иногда в прямом смысле (спасибо, лужа).
  2. Йога - это боль. Особенно если ты последние пять лет считал фитнесом поход до холодильника.
  3. Борис знает больше, чем кажется. И судя по его взгляду, он действительно считает, что люди созданы для того, чтобы чесать ему за ухом.
  
  Когда Геннадий ушёл, я плюхнулся на диван и вздохнул.
  - Ладно, Борис, может, ты научишь меня медитировать?
  Кот зевнул, развернулся и ушёл на кухню - видимо, проверять, не прокисло ли молоко. Я открыл блокнот с правилами. На последней странице Геннадий дописал:
  "P.S. Если заснёшь во время медитации - проверь, не говорил ли кот во сне. Это важно."
  Я посмотрел на кухню, откуда доносилось шуршание пакета с кормом.
  - Борис?
  Тишина.
  - Ладно... - вздохнул я. - Завтра попробую ещё раз.
  Но в душе я знал: завтра я снова усну. И мне снова приснится, что Борис - мой повелитель. И что самое страшное - это не казалось таким уж нереальным.
  
  Я и не подозревал, что моя жизнь превратится в череду абсурдных магических неудач. Но именно это и произошло. Хотя, если честно, я уже начинал привыкать. Вот только мой новый "сосед" явно не собирался делать мне поблажки.
  
  Проснулся я от громкого стука на кухне. В голове сразу мелькнула мысль - опять этот алкаш дядя Коля что-то вытворяет. Но когда я вполз на кухню, заспанный и злой, то увидел... пустоту.
  - Борис, это ты? - спросил я, но кот лишь поднял голову с подоконника и посмотрел на меня с немым вопросом.
  В этот момент моя зубная щётка пролетела мимо моего уха и шлёпнулась в раковину.
  - Вот чёрт! - я отпрыгнул к стене. - Кто здесь?!
  Тишина. Потом - лёгкий шепоток из-под холодильника:
  - Молоко... где молоко...
  Борис внезапно зашипел, шерсть на его спине встала дыбом. Он никогда так не реагировал, даже на соседского пса.
  - Геннадий говорил про домовых? - спросил я у кота, но тот лишь прижал уши и продолжил смотреть под холодильник.
  За последний месяц я уже видел гоблинов, говорящего кота и летающие огурцы. Это все было следствием моих же дел. Но домовой? Это было слишком. Мои ключи со звоном упали со стола. Ложка в стакане начала стучать сама по себе.
  - Ладно, приятель, - сказал я дрожащим голосом. - Давай без драки. Хочешь молока? Бери. Только оставь мои вещи в покое.
  Из-под холодильника выкатился... комок пыли с глазами. Нет, серьёзно. Маленький, серый, с парой блестящих глаз и недовольной мордочкой.
  - Молоко старое, - буркнул он. - И печенье кончилось.
  Я замер. Домовой - реальный, говорящий домовой - сидел посреди моей кухни и капризничал.
  - Откуда ты вообще взялся? - спросил я.
  - Жил тут всегда, - фыркнул он. - А ты колдовать начал - вот я и проснулся.
  Борис медленно подошёл к домовому и ткнул его лапой. Тот зашипел.
  - Ладно, - вздохнул я. - Что тебе нужно, чтобы перестать воровать мои вещи?
  Домовой задумался.
  - Новое одеяло. И варенья. И... - он хитро прищурился, - чтобы больше не колдовал тут по ночам. Мешаешь спать.
  Я чуть не рассмеялся. Мой собственный домовой жаловался на шум. Вот это поворот.
  
  Геннадий, конечно, ржал, когда я рассказал ему про домового.
  - Ну что, маг, - усмехнулся он, - теперь у тебя и своя собственная нечисть есть. Поздравляю.
  - Это не смешно! - огрызнулся я. - Он спрятал мои носки. И зубную щётку. И, кажется, пульт от телевизора.
  Геннадий протянул мне старую книгу.
  - Вот, попробуй этот обряд. Только в этот раз внимательно читай, что делаешь.
  Обряд оказался простым: мед, молоко и кусочек хлеба - "угощение для домового". Плюс несколько слов на каком-то древнем языке, которые я, конечно, выговорил с ошибками. Но, к моему удивлению, это сработало. На следующее утро все пропавшие вещи лежали аккуратной стопкой на столе. А рядом - записка корявым почерком:
  "Спасибо. Повеселил. Больше не шуми по ночам."
  
  - Ну что, - сказал Геннадий, когда я рассказал ему об успехе. - Ты хоть что-то можешь. Но это только начало. Я кивнул. Месяц назад я бы рассмеялся, если бы кто-то сказал мне, что я буду договариваться с домовым. А теперь... Теперь это была моя реальность.
  - Значит, я теперь настоящий колдун? - спросил я.
  Геннадий фыркнул.
  - Ты даже не ученик ещё. Ты... - он поискал слово, - экспериментатор. Склонный к неприятностям.
  Борис в этот момент запрыгнул на стол и посмотрел на меня своими жёлтыми глазами.
  - Ваня, - вдруг сказал кот. - Ты дурак. Но не безнадёжный.
  Я открыл рот, чтобы возмутиться, но Геннадий рассмеялся.
  - Ну вот, теперь и кот тебя учит. Добро пожаловать в мир магии, Ваня.
  Я вздохнул и потянулся за печеньем. Впереди меня ждало ещё много уроков. И если даже домовой и кот считают меня идиотом - что уж говорить об остальных? Но впервые за все эти недели я почувствовал: может быть, не всё так безнадёжно. Главное - не превратить себя в червяка. Или не забыть, где лежат носки. А Борис... Борис просто потребовал вискаса. На этот раз - вслух.
  
  Если бы кто-то сказал мне, что я буду добровольно просыпаться на рассвете, чтобы "совершать духовные практики", я бы посоветовал этому человеку провериться у психиатра. Но вот уже месяц, как я каждое утро сажусь в позу лотоса на балконе, игнорируя насмешки соседей и мученический взгляд Бориса. Утро начинается не с кофе. Пять утра. Будильник орет так, будто ему лично я чем-то насолил. Я пытаюсь заставить себя открыть глаза, но веки будто налиты свинцом.
  - Вставай, - говорит Борис, сидя у меня на груди.
  - Отстань, - бормочу я, натягивая подушку на голову.
  - Вставай, дурак, - повторяет кот и тычет мне лапой прямо в глаз.
  Я сдаюсь.
  Балкон. Холодно. Я сажусь на коврик, скрещиваю ноги и пытаюсь медитировать, как учил Геннадий.
  - Дыши глубже, - напоминаю я себе. - Представь поток энергии.
  Борис решает, что это отличный момент для йоги его стиля. Он запрыгивает мне на голову, начинает топтаться, потом укладывается, свернувшись калачиком, прямо на макушке.
  - Борис... - я пытаюсь сохранить концентрацию.
  - Мррр, - отвечает кот, демонстративно переворачиваясь на спину и вытягивая лапы. И как только не сваливается, зараза...
  Я вздыхаю. Геннадий говорил, что "если сможешь сосредоточиться с этим бесом - станешь великим йогом". Пока что я только научился медитировать с кошачьей шерстью в носу.
  
  После утренней "медитации" я вваливаюсь на кухню, чтобы влить в себя кофе. Чайник остыл - я машинально хватаю его, бормочу что-то про "тепло" - и вдруг чувствую, как металл под пальцами становится горячим.
  - Что... - я отдергиваю руку.
  Чайник закипает. Сам. Без розетки. Я стою, тупо уставившись на него, а Борис сидит рядом и смотрит на меня с выражением, которое ясно читается: "Ну наконец-то, тупица."
  - Это... я сделал? - спрашиваю я кота.
  - Нет, это я, - отвечает Борис. - Конечно, ты!
  Я осторожно трогаю чайник - он идеально горячий, как раз для заварки. Ни перегрева, ни взрыва, ни побочных эффектов в виде внезапного снегопада посреди кухни.
  - Ого, - говорю я.
  - Ага, - соглашается Борис.
  
  - Чайник? - Геннадий поднимает бровь, когда я рассказываю ему о своем успехе. - Ну, поздравляю. Теперь ты можешь быть живым кипятильником.
  - Это прогресс! - защищаюсь я.
  - Прогресc - это когда ты можешь контролировать то, что делаешь, - вздыхает он. - А не просто случайно греешь воду, когда хочешь кофе.
  Борис, сидящий у него на коленях, мурлычет в знак согласия. Предатель.
  - Но это же лучше, чем гоблины! - напоминаю я.
  - Гоблины хотя бы были результатом осознанной работы, - говорит Геннадий. - А это... - он машет рукой в сторону чайника, - просто твоё подсознание лени подчинилось.
  Я хочу возмутиться, но... он прав. Я даже не пытался сознательно что-то сделать - просто очень хотел горячий кофе.
  
  И что выходит:
  1. Борис - худший в мире наставник по медитации. Но, кажется, без него у меня вообще ничего не получается.
  2. Моя магия работает лучше всего, когда я вообще не думаю о ней. Что, конечно, сводит с ума Геннадия.
  3. Я могу греть чайник. Это не "великое заклинание", но... с чего-то же надо начинать?
  
  Когда вечером я снова наливаю Борису молоко, которое, кстати, не прокисло - ещё один маленький успех, кот смотрит на меня и говорит:
  - Завтра будешь медитировать. Без опозданий.
  - Это угроза? - спрашиваю я.
  - Нет, - отвечает Борис. - Это факт.
  Я вздыхаю и иду спать. Завтра снова подъем пять утра. Завтра снова кот на голове. Завтра... может быть, я научусь чему-то ещё. Хотя бы не засыпать во время медитации. Но это вряд ли.
  
  Я всегда думал, что магия - это что-то величественное: взмахи рук, вспышки света, может быть, даже полет. Реальность оказалась куда прозаичнее. Теперь я знаю: 90% колдовства - это сидеть, склонившись над пожелтевшими страницами, и пытаться понять, почему "заговор на поиск ключей" требует именно розмарина, а не, скажем, укропа. Я потерял ключи. В третий раз за неделю. Геннадий уже грозился приколотить их мне ко лбу, а Борис смотрел на меня с тем особенным выражением, которое явно означало: "Как ты вообще выживаешь без постоянного присмотра?"
  - Ладно, - сказал я, доставая книгу. - Есть же заклинание на поиск вещей. Попробуем.
  Обряд был прост: веточка розмарина, которую я сорвал с подоконника, где она благополучно сохла последние три месяца, шерстяная нить (пришлось распустить старый шарф) и три раза произнесённые слова: "Что потеряно - вернись, что спрятано - найдись." Я сосредоточился, представил свои ключи... и почувствовал резкий удар в грудь.
  - Ой, блин!
  Ключи буквально влетели в меня с такой силой, что оставили синяк. Они торчали у меня из-под футболки, как какое-то абсурдное украшение. Борис закатил глаза. Геннадий, когда я ему рассказал, только хмыкнул:
  - Без точного контроля магия груба, как топор. Хотел найти ключи - получи в грудь. В следующий раз представь, как они аккуратно появляются у тебя в руке.
  - А нельзя просто научиться не терять ключи? - спросил я.
  - Нет, - ответил Геннадий. - Это вне магии.
  
  После истории с ключами я решил попробовать что-то полезное. Например, не опаздывать на работу. В книге нашёлся обряд "на своевременность". Звучало скучно, зато практично.
  Первый день: Я провёл обряд утром. Автобус пришёл ровно в тот момент, когда я подошёл к остановке. Успех!
  Второй день: Я повторил обряд. На этот раз автобус оказался полупустым, а водитель - старым знакомым, который открыл мне заднюю дверь, когда я подбегал к автобусу, опаздывая
  Третий день: Геннадий предупреждал, что один и тот же обряд нельзя проводить больше трёх раз за месяц. Но я же не идиот, правда? Я провёл обряд в третий раз. И телепортировался. Ну, почти. Я сделал шаг к остановке - и внезапно оказался в метре впереди, прямо перед фонарным столбом.
  - Бдыщ!
  Столб остался цел. Мой лоб - не очень. Когда я, потирая шишку, пришёл к Геннадию, он даже не стал ругаться. Просто вздохнул и дал мне книгу по магической теории.
  - Это не те правила, что существуют только для того, чтобы их нарушали, - сказал он. - Если сказано "не больше трёх раз" - значит, на четвёртый будет вот это. - Он ткнул пальцем в мой лоб. - Повезло, что не телепортировался в середину стены.
  Борис, сидевший рядом, многозначительно чихнул.
  А я сделал выводы:
  1. Магия не терпит спешки. Хочешь найти ключи - представляй их аккуратно, а не как снаряд;
  2. Правила существуют не просто так. Нарушишь - получишь шишку. Или что похуже;
  3. Борис всегда прав. Даже когда молчит. Особенно когда молчит.
  Вечером я сидел на кухне, прикладывая лёд к шишке, и размышлял о том, как странно изменилась моя жизнь. Месяц назад я просто терял ключи. Теперь я теряю их с последствиями. Борис прыгнул на стол и ткнул носом в мою кружку.
  - Молоко прокисло, - сообщил он и гордо удалился.
  Я вздохнул. Да, магия - это не только сила. Это ещё и ответственность. И, как выяснилось, умение вовремя выбрасывать молоко.
  
  До этого момента мои проблемы ограничивались гоблинами в носках и случайной телепортацией в столбы. Но в тот вечер всё стало... серьёзнее.
  
  Я заметил его в сумерках у ларька с шаурмой. Высокий парень в чёрном кожаном пальто, который явно следил за мной. Когда я свернул в переулок - он последовал.
  - Эй, дружок, - обернулся я, сжимая в кармане ключи (Геннадий научил: всегда имей под рукой металл для защиты). - Тебе чего?
  - Ты Светлов, - сказал он не спрашивая. Голос неприятный, с хрипотцой. - Тот самый "одарённый самоучка".
  Я напрягся. Пальто, высокомерный тон - определённо не местный алкаш.
  - А ты кто?
  - Артём. - Он ухмыльнулся. - Тоже, так сказать, практик. Только в отличие от твоего старика Геннадия, я не верю в "чистую магию".
  Он достал из кармана что-то, похожее на засохший корень, и бросил к моим ногам. Тот задымился.
  - Я предлагаю более... эффективные методы. С кровью. С жертвами. - Его глаза блеснули. - Хочешь настоящую силу?
  Я вспомнил, как Геннадий рассказывал про "тёмных": "Они платят вдесятеро, но всегда чужими монетами".
  - Спасибо, пас, - буркнул я, отступая. - Мне и того, что есть хватает.
  Артём рассмеялся:
  - Геннадий учит тебя старым догмам. Скоро ты сам ко мне приползёшь.
  Он щёлкнул пальцами - и исчез в тени. Буквально. Я стоял, глупо разинув рот, когда из-за угла выкатилась пивная банка. За ней шлёпал Борис.
  - Ты видел? - спросил я кота.
  - Дурак, - ответил Борис и ухватил меня зубами за штанину, таща прочь.
  
  На следующее утро я проснулся... без голоса. Совсем. Даже шёпот не получался. Борис сидел на груди и смотрел с немым (ха!) укором. Геннадий, когда я прибежал к нему, лишь нахмурился:
  - Проклятие. Примитивно, но действенно.
  Он начал готовить обряд, разложив травы по кругу. Борис вдруг прыгнул на стол и выплюнул... жухлую травинку.
  - Где ты это нашёл? - удивился Геннадий.
  - Мрр, - ответил кот, что явно означало "не твоё дело".
  Оказалось, это был нужный ингредиент. Но когда Геннадий начал читать заклинание, я, повторяя про себя слова, стараясь их запомнить, изменил их порядок на более, с моей точки зрения, правильный. Эффект был... неожиданным.
  - Теперь ты будешь говорить рифмами три дня, - вздохнул Геннадий. - Хотя бы не шестистопным ямбом.
  
  - Дайте хлеба, мне не до неба! - выдал я продавщице.
  Та замерла.
  - Молодой человек, вам плохо?
  - Всё в порядке, просто стресс, а все прогресс! - сам испугался я. - Ой, чёрт...
  Борис, сидевший у меня в сумме, просто facepaw'ил. Когда через три дня я наконец смог нормально разговаривать, первое, что я сказал Борису:
  - Если я ещё раз полезу в тёмные переулки - кусай сильнее.
  Кот мотнул головой, что я понял как "Договорились". А в кармане у меня лежал кусочек той самой травинки. На всякий случай. Геннадий говорил, что такие вещи лучше сжигать... но вдруг пригодится?
  
  Геннадий решил, что мне не хватает "духовной дисциплины". Лично я считал, что мне не хватает нормального сна и зарплаты, но кто меня спрашивает? Так я оказался на берегу реки в семь утра для медитации под присмотром Геннадия и кота, который явно считал это личным оскорблением.
  - Контроль над другими начинается с контроля над собой, - говорил Геннадий, а я в это время смотрел в книгу "Основы ментального влияния".
  - Вот, смотри, - я ткнул пальцем в страницу. - Тут написано, что можно внушать простые действия. Например, заставить предмет двигаться. Или животное. Борис, который в это время лежал на травке, свернувшись калачиком, приоткрыл один глаз.
  - Давай попробуем, - я потер руки. - Борис, встань на задние лапы.
  Кот проигнорировал меня. Я сосредоточился, представил, как Борис грациозно поднимается... и вдруг мои собственные ноги предательски дернулись. Через секунду я уже стоял у воды, бессознательно пританцовывая.
  - Что за... - я попытался остановиться, но ноги будто жили своей жизнью.
  Борис зевнул и перевернулся на спину, демонстрируя полную незаинтересованность в моих страданиях. Геннадий, увидивший меня в таком состоянии, сначала остолбенел, потом схватился за живот:
  - Вот что значит слабая концентрация! Хотел кота заставить танцевать, а сам пустился в пляс!
  Я бы возмутился, но мои ноги в это время выделывали что-то среднее между ламбадой и цыганочкой.
  
  На следующий день Геннадий снова привел меня к реке, на сей раз "для очищения энергетики". Борис последовал за нами, явно предвкушая очередное мое унижение.
  - Сядь. Дыши. Слушай природу, - скомандовал Геннадий.
  Я закрыл глаза. Ветер. Шелест листьев. Кряканье уток... Уток? Я приоткрыл один глаз. Стайка уток у берега вдруг замерла, затем синхронно открыла клювы - и закрякала... "Лунную сонату"?
  - Ой, - сказал я.
  Геннадий открыл глаза. Утки продолжали "исполнять" Бетховена с энтузиазмом, достойным лучшего применения.
  - Это... новый метод? - медленно спросил учитель.
  - Я просто отвлекся на них! - оправдывался я. - Думал, как они мило выглядят...
  - И наделил их музыкальным талантом, - вздохнул Геннадий. - Поздравляю, теперь у нас эпидемия музыкальных уток.
  Последствия не заставили себя ждать. К вечеру вся стая собралась под моим окном, устроив "концерт" из произведений Моцарта. Соседи звонили в полицию. Дядя Коля орал, что "эти проклятые птицы не дают нормальному человеку напиться". А потом была "ловля талантов".
  - Значит, так, - Геннадий выдал мне сачок. - Ловишь, произносишь обратное заклинание.
  - А если не получится?
  - Тогда будем открывать филиал птичьей консерватории.
  Борис наблюдал за процессом, сидя на заборе. Когда я наконец поймал последнюю "солистку", кот многозначительно произнес:
  - Дурак.
  - Да заткнись ты! - огрызнулся я, но беззлобно. В глубине души я был рад, что он снова заговорил. И подумал о том, что:
  1. Не пытайся влиять на других, пока не научился контролировать себя. Иначе вместо послушного кота получишь непроизвольные танцы;
  2. Природа не оценит твоего "творческого подхода". Особенно утки;
  3. Борис всегда будет последней инстанцией. Если даже кот считает тебя идиотом - значит, так оно и есть.
  Когда я вечером валился на диван, Геннадий бросил мне новую книгу:
  - Основы концентрации. Начни с первой главы.
  Борис устроился у меня на груди и начал мурлыкать. Казалось, он смеялся. Но в его мурлыканье вдруг четко прослушался мотив "Лунной сонаты"... Я накрыл лицо руками. Теперь и кот музыкальный. Отлично. Просто отлично.
  
  Я всегда думал, что настоящее магическое противостояние выглядит как в кино: вспышки молний, огненные шары, эпичные заклинания на древних языках. Реальность оказалась куда прозаичнее и... более странной. Автобус No17 должен был довезти меня до дома за двадцать минут. Но когда мы подъехали к моей остановке, что-то пошло не так. Огни в салоне погасли, а я оказался один в странном переулке. Стены по бокам шевелились. Нет, серьёзно, они буквально дышали, как живые. Асфальт под ногами был липким, будто сделан из жвачки. В воздухе пахло жжёной резиной и мятой - странное сочетание, от которого першило в горле.
  - Вот чёрт... - прошептал я, сжимая в кармане связку ключей (мой импровизированный магический "кастет" по совету Геннадия).
  Из тени выступила знакомая фигура в кожаном пальто.
  - Ну что, Светлов? - Артём ухмыльнулся. - Понравилась экскурсия? Это пространство между мирами. Здесь тебе никто не поможет.
  Я огляделся. Ни выходов, ни дверей - только бесконечный переулок с этими жуткими шевелящимися стенами.
  - Геннадий говорил, - вспомнил я его урок, - если мир меняется - ищи узор.
  Присмотрелся к стенам. Среди хаотичных движений заметил повторяющийся элемент - граффити в виде глаза. Оно моргало.
  - Ага... - Я подошёл ближе. - Значит, ты и есть дверь?
  Артём засмеялся:
  - Ты что, собрался рисовать мелом?
  Я не стал ему объяснять. Вместо этого резко дёрнул рукой, будто рвал паутину - и граффити расплылось, как акварель под дождём. Переулок затрясся. Стены закачались, асфальт под ногами стал твёрдым. И вдруг - хлопок! Я снова был в автобусе No17. Водитель открыл дверь:
  - Мужик, ты выходишь или как?
  
  Ночью я проснулся от шипения. Борис стоял на подоконнике, шерсть дыбом, хвост трубой. За окном мелькнула тень - Артём! Кот прыгнул в темноту с диким воплем. Раздался крик:
  - Ааа! Сволочь! В глаз попал!
  Я выскочил на улицу в одних боксёрах. Артём отчаянно отбивался от рыжего комка ярости. Борис дрался как демон - царапался, кусался, и что самое странное - его когти светились в темноте голубоватым светом.
  - Борис! Ко мне! - крикнул я.
  Кот не послушался. Он впился в руку Артёма, тот взвыл и... растворился в воздухе. Только чёрное перо медленно опустилось на землю. Борис торжествующе подобрал его и принёс мне, как охотничий трофей. После чего бросил на меня взгляд, полный презрения, и ушёл в дом, оставив меня стоять босиком на холодном асфальте с пером в руках.
  
  Наутро Геннадий осматривал перо:
  - Чёрный маг. Но пока ещё слабый. - Затем посмотрел на Бориса. - А вот твой кот... интересный экземпляр.
  Борис вылизывал лапу с таким видом, будто это он был учителем, а мы - неудачными учениками.
  - Так что, теперь у меня кот-защитник? - спросил я.
  - Нет, - поправил Геннадий. - Теперь у тебя кот, который считает тебя своим личным недоразумением, которое надо охранять. Это разные вещи.
  Борис мурлыкнул в знак согласия. А я сделал выводы:
  1. Настоящая магическая битва - это 10% силы и 90% умения заметить детали. Иногда спасение - в граффити на стене;
  2. Не недооценивай котов. Особенно если они светятся в темноте и дерутся как демоны;
  3. Враги не исчезают после первого поражения. Но хотя бы узнают, что у тебя есть рыжий телохранитель.
  Когда вечером я ложился спать, Борис устроился у меня на груди, как живой оберег. Перед сном я ещё раз посмотрел на чёрное перо, приколотое к стене - напоминание о том, что магические войны не заканчиваются в один день. Но, по крайней мере, теперь я знал: у меня есть союзник, который пусть и считает меня идиотом, но всё равно будет драться за меня до последнего когтя. Даже если этот союзник - ворчливый рыжий кот.
  
  Последние несколько недель я чувствовал себя персонажем дешёвого фэнтези-романа: говорящий кот, исчезающие враги, шевелящиеся стены. Но финальный экзамен от Геннадия оказался куда прозаичнее - и от этого ещё страшнее.
  - Проведи обряд без единой ошибки, - сказал Геннадий, бросая мне на стол потрёпанный манускрипт. - Любой на твой выбор.
  Я листал страницы, чувствуя, как Борис тычется носом мне в локоть - то ли из любопытства, то ли проверяя, не испортил ли я уже что-нибудь.
  - Вот этот, - ткнул я в заклинание защиты. Простое, казалось бы: свеча, щепотка соли, три обводящих жеста вокруг помещения.
  Геннадий кивнул:
  - Начинай.
  Я зажёг свечу, рассыпал соль по порогу... и в последний момент передумал. Вместо стандартной защиты от "врагов и недругов" я добавил свои слова:
  - Чтобы здесь было безопасно. Для всех.
  Свеча вспыхнула ярко-синим. По стенам пробежали золотые нити, сформировав едва заметную паутину. На мгновение стало так тихо, будто мир затаил дыхание.- Неплохо, - пробормотал Геннадий, но я видел, как его глаза сузились от удивления.
  Тут раздался дикий рёв с улицы:
  - Колдуны проклятые!!!
  Дядя Коля, мой вечно пьяный сосед, бился кулаками о... пустоту. Буквально. Он не мог переступить порог подъезда, будто упирался в невидимую стену.
  - Что вы, твари, сделали?! - орал он, тыча пальцем в меня и Геннадия, когда мы выглянули в окно.
  Я растерялся:
  - Я же не это имел в виду...
  - А что именно ты "имел в виду"? - Геннадий скрестил руки. - Защита "для всех" - она и от алкашей работает.
  Борис фыркнул и лениво потянулся, будто говорил: "Ну вот, типично".
  
  - Ты хоть что-то можешь, - заключил Геннадий, наблюдая, как дядя Коля, наконец, проваливается в свою квартиру. - Но это только начало.
  Я кивнул, разглядывая свои ладони. Три месяца назад я не верил в магию. Теперь я случайно создал щит, который не пускает в дом даже назойливых соседей.
  - Магия - это не волшебная палочка, - продолжал Геннадий. - Это долгий путь.
  - Я понял, - сказал я.
  - Дурак, - добавил Борис, запрыгивая мне на плечо.
  Я ждал продолжения, но кот просто уткнулся мордой мне в шею. На этот раз без философских изречений, без издёвки. Почти... по-дружески.
  
  Перед сном Борис вдруг подошёл и ткнул лапой в пустую миску.
  - Вискас, - сказал он.
  - Серьёзно? После всей этой мистики - просто "вискас"?
  Кот медленно моргнул.
  - Вискас. Премиум.
  Я рассмеялся. Каким-то образом это прозвучало как точка в нашей первой главе. Не "ты спас мир", не "ты постиг великую тайну". Просто - вискас. Премиум. Доставая корм из шкафа, я поймал себя на мысли: может, магия и правда начинается с малого? С защиты своего дома. С понимания, что даже ворчливый кот - твой союзник. Или, возможно, я просто переутомился. Борис, чавкая у моих ног, определённо голосовал за второй вариант.
  
  Дядя Коля три дня обходил меня десятой дорогой. Лучшая награда.
  
  После всей этой истории с невидимым щитом и разъярённым дядей Колей, Геннадий решил, что мне требуется "углублённая духовная практика". Читай: теперь каждое утро я медитирую в лесу. В шесть утра. В любую погоду. Уже неделю. Борис, естественно, считает это личным оскорблением.
  - Сосредоточься на дыхании, - бубнил Геннадий, пока я сидел на промокшем от росы пне. - Представь энергию земли.
  Я представил. Потом задумался, почему у меня затекла нога. Потом вспомнил, что забыл купить туалетную бумагу. В общем, стандартная медитация. Борис, сидевший рядом, вздохнул так громко, что даже Геннадий услышал.
  - Ты хотя бы не спишь, - процедил учитель. - Прогресс.
  Я хотел возмутиться, но в этот момент меня накрыло. Не сон - что-то среднее между трансом и отключкой. Перед глазами поплыли образы: Борис в позе лотоса, окружённый ореолом света, с важным видом кивающий мне, как гуру ученику.
  - Проснись, балда! - резкий удар лапой по носу вернул меня в реальность.
  Я дёрнулся и чуть не упал с пня. Борис сидел передо мной с выражением "я устал, я ухожу".
  - Ты... ты мне во сне являлся? - спросил я.
  - Дурак, - ответил кот и начал вылизываться.
  Когда мы возвращались через лес, на ветку передо мной сел ворон. Обычный, чёрный, с блестящими глазами. Он посмотрел на меня, каркнул и вдруг чётко произнёс:
  - Чайник!
  Я остановился как вкопанный.
  - Что?
  - Дурак! Чайник! - повторил ворон и взлетел.
  Геннадий, шедший впереди, обернулся:
  - Ты чего отстал?
  - Вороны... они говорят, - выдавил я.
  - Ну конечно, - учитель хмыкнул. - Особенно после того, как ты неделю медитировал на их территорию. Они теперь до пятницы будут комментировать твою жизнь.
  
  К вечеру у моего окна собралась целая стая. Они не кричали, не дрались - сидели чинно, как на собрании, и... обсуждали меня.
  - Вчера воду перекипятил, - каркнул один.
  - Носки непарные, - добавил второй.
  - Дурак, - заключил третий.
  Борис лежал на подоконнике и мурлыкал, будто наблюдал за лучшим в мире спектаклем. Я прижал ладони к лицу:
  - Геннадий! Как это исправить?!
  - Никак, - раздался голос из-за двери. - Само пройдёт. Если перестанешь медитировать как пьяный йог.
  И что выходит?
  1. Медитация - это не про "подумать о жизни". Это про "не думать вообще". Что, оказывается, чертовски сложно.
  2. Если твой кот становится твоим гуру - значит, ты что-то делаешь очень неправильно. Или очень правильно. Я ещё не решил.
  3. Вороны - самые беспощадные критики. Они запомнят твой непарный носок и будут тыкать им в тебя целую неделю.
  
  Когда я ложился спать, Борис устроился у меня на груди и посмотрел мне прямо в глаза:
  - Завтра медитируешь молча. Без мыслей.
  - Ага, конечно, - пробормотал я.
  - Иначе вороны расскажут всему лесу про твой прокисший суп, - добавил кот и закрыл глаза.
  Я замер. Ждать ли мне завтра нового урока медитации... или разоблачительного репортажа от местных птиц? В любом случае, скучно не будет. А вороны за окном каркали в унисон: "Чайник! Чайник!" Видимо, это теперь моя жизнь.
  
  Если бы я знал, чем обернётся моя "археологическая экспедиция" в старый сарай за домом, я бы лучше согласился на очередную лекцию Геннадия о духовном росте. Но нет - мне же надо было поковыряться в хламе. Разбирая груду старых досок (Геннадий заставил искать "естественные энергетические узлы"), я наткнулся на ржавую жестяную коробку. Внутри лежал амулет - бронзовый, в виде спирали с глазом посередине. Тот самый, что Геннадий как-то описывал как "крайне нестабильный артефакт, новичкам не трогать".
  - Борис, смотри! - позвал я кота, который наблюдал за процессом с балки сарая.
  Кот спрыгнул, обнюхал находку и резко отпрыгнул, зашипев. Я бы должен был насторожиться. Но...
  - Да ладно, - проворчал я, - что страшного может случиться?
  Как оказалось, многое.
  
  Эффект первый: кошмары. Первая ночь с амулетом под подушкой - и мне снится, будто я... чайник. Не в переносном смысле. Буквально. Стою на плите, вода во мне кипит, а Борис в человеческом облике решает, не заварить ли себе кофе. Проснулся в холодном поту. На кухне - звон посуды. Выбегаю - все мои чашки и тарелки выстроились в пирамиду. Борис сидит рядом с видом "я же предупреждал".
  
   Эффект второй: материализация мыслей. На второе утро в кармане джинсов обнаружил клубок змей. К счастью, не настоящих - как будто сплетённых из ниток, но шевелящихся. Выбросил в окно - они растворились в воздухе.
  - Это что, теперь всё, о чём подумаю, будет появляться? - спросил я у Бориса.
  - Нет, - ответил кот. - Только глупости.
  
  Решил избавиться от амулета. Выкинул в мусорку - на утро он лежал на тумбочке. Засунул в дальний ящик - нашёл в хлебнице. Попытался закопать в лесу - вернулся домой, а он висит на шее у Бориса. Кот посмотрел на меня с немым укором и бросил амулет мне под ноги.
  
  - Это не амулет, - сказал учитель, вертя находку в руках. - Это магнитик для твоих же глупых мыслей. Чем больше пытаешься от него избавиться - тем сильнее он притягивается.
  - Как от него избавиться? - спросил я.
  - Перестать быть идиотом, - просто ответил Геннадий. - Осознать, что проблема не в нём, а в твоей невнимательности.
  Борис одобрительно мурлыкнул.
  
  Вечером я просто положил амулет на стол. Не пытался выбросить, не боялся его - просто признал его существование. Утром он исчез. Взамен на подоконнике появился... брелок в виде того же амулета.
  - Ну хоть не в виде татухи, - вздохнул я.
  Борис фыркнул, как бы говоря: "Это тебе намёк".
  А я подумал:
  1. Не все блестящее - твоё. Иногда это ловушка для дилетантов;
  2. Проблемы нельзя просто выбросить. Особенно магические;
  3. Если даже кот считает что-то плохой идеей - лучше согласиться.
  Когда я ложился спать, Борис принёс мне в зубах... заварной чайник.
  - Это намёк? - спросил я.
  Кот многозначительно посмотрел и улёгся спать на моих ногах. Видимо, ответ "да".
  
  Я думал, что после истории с амулетом мои неприятности закончились. Как же я ошибался. Оказывается, самое страшное - не внешние магические угрозы, а то, что прячется у тебя в голове. Проснулся я от странного шума на кухне. Борис спал на подушке, значит, это не он. Когда я заглянул в дверной проем, то увидел... себя. Точнее, кого-то очень похожего на меня, но в моей лучшей рубашке, который нагло пил мой кофе.
  - Привет, хозяин, - сказал двойник и сделал глоток. - Я тут пока покомандую.
  
  Оказалось, амулет еще и пробудил мою тёмную субличность. И она была:
  1. Наглее меня в три раза;
  2. Ленивее меня в пять раз;
  3. Зато умела колдовать без побочных эффектов.
  - Ты же всё время хотел, чтобы кто-то делал всё за тебя, - усмехнулся двойник, заказывая пиццу с моего телефона. - Вот я и появился.
  Борис обнюхал "меня" и фыркнул:
  - Воняет ленью.
  
  За день мой двойник успел:
  1. Написать глупые стихи на обоях в прихожей ("Здесь жил Ваня, не тупица, но без магии - дебильца");
  2. Выпить весь мой запас кофе;
  3. Отправить начальнику сообщение "Уволюсь, мне надоело";
  4. Надеть мой новый свитер и пролить на него вино.
  Когда я попытался его остановить, он просто щёлкнул пальцами - и я оказался запертым в собственном теле, как пассивный наблюдатель.
  
  - Это не субличность, - сказал учитель, осматривая моего двойника. - Это твоя лень, материализовавшаяся благодаря амулету.
  - Отлично, - пробормотал я изнутри. - Теперь у моей лени есть лицо. И оно пьёт мой кофе.
  
  Пик унижения настал, когда "я" пришёл в гости к соседке Марине Ивановне - в моём халате и с бутылкой вина. Проснулся я уже в чужой квартире, с дикой головной болью и запиской: "Ваня, ты странный. Но милый. Только больше так не делай".
  Борис, сидевший на ветке дерева напротив окна, смотрел на меня с беспрецедентным разочарованием.
  
  Геннадий вывел меня во двор, дал бубен и инструкцию:
  1. Танцевать по часовой стрелке;
  2. Петь заклинание "Вызов двойника" задом наперёд;
  3. Представить, как твоя лень растворяется.
  Полчаса унижений (соседи снимали на телефон) - и двойник начал таять.
  - Ты слишком глуп, чтобы мной управлять, - были его последние слова перед исчезновением.
  
  Вечером я сидел на кухне, стирая надписи со стен. Борис принёс мне в зубах... упаковку молотого кофе.
  - Спасибо, - сказал я. - Хоть ты меня не предал.
  - Дурак, - ответил кот, но лег рядом.
  А Геннадий оставил записку: "Теперь ты понял, зачем нужна йога?" А я понял главное - пока ты сам не возьмёшь ответственность за свою жизнь, даже твоя собственная лень будет ходить в гости к соседкам. А также:
  1. Внутренние демоны опаснее внешних - они знают все твои пароли;
  2. Лень, материализовавшись, первым делом выпьет твой кофе;
  3. Даже кот понимает ответственность лучше тебя.
  Когда я ложился спать, Борис принёс мне в зубах... блокнот с расписанием. Видимо, теперь у меня будет персональный менеджер. С усами и хвостом.
  
  Геннадий объявил, что мне нужна "аскеза для очищения энергетических каналов". На человеческом языке это означало: три дня без еды. Борис, услышав это, посмотрел на меня так, будто я добровольно согласился прыгнуть в мясорубку.
  
   День первый: "Героическое начало"
  
  - Легко! - бодро заявил я утром, заваривая себе травяной чай (единственное, что было разрешено). - Что такое три дня? Пустяк!
  Борис, жующий свой завтрак с удвоенным удовольствием, лишь прищурился.
  К полудню я уже пялился на рекламу пиццы на остановке, представляя, как откусываю хрустящую корочку. К вечеру начал видеть еду там, где её не было: облако в форме бургера, трещина в асфальте, напоминающая спагетти...
  - Ты облизываешь экран телефона, - сообщил Борис, когда я смотрел видео с готовкой стейков.
  - Это... медитация, - соврал я, вытирая подбородок.
  
   День второй: "Галлюцинации и коты"
  
  На вторые сутки желудок начал переваривать сам себя. Я сидел на кухне, потягивая воду с лимоном (Геннадий разрешил "для поддержания кислотно-щелочного баланса"), когда Борис запрыгнул на стол. И вдруг... он превратился в жареную курицу. Сочную, золотистую, с хрустящей корочкой.
  - Борис... ты так аппетитно выглядишь... - прошептал я, протягивая руку.
  Кот, который, к счастью, оставался котом, в ужасе отпрыгнул, поднял шерсть дыбом, и зашипел так, что я мгновенно протрезвел.
  - О боже, я чуть не съел своего кота, - осознал я, падая на стул.
  Борис забрался на шкаф и оттуда бросал на меня осуждающие взгляды.
  
  Когда учитель зашёл проверить моё состояние, я уже лежал на полу, разговаривая с тапком, который принял за чебурек.
  - Интересно, - сказал Геннадий, наблюдая, как я пытаюсь откусить от резиновой подошвы. - Большинство людей во время голодания видят духовные образы. Ты же видишь фастфуд.
  - Там кунжут... - пробормотал я, тыча пальцем в узор на тапке.
  - Ладно, хватит, - вздохнул Геннадий. - Иди поешь, пока не съел что-нибудь важное.
  Я набросился на еду с таким энтузиазмом, что Борис притих в углу, вероятно, опасаясь, что я решу "доесть" и его.
  - Итак, - сказал Геннадий, когда я, наконец, оторвался от тарелки. - Какой урок ты вынес?
  Я вытер рот и задумался.
  - Что... голод - это плохо?
  - Нет, - учитель покачал головой. - Что аскезы - не твой путь. Ты не монах, Ваня. Ты даже постный борщ не сможешь выдержать.
  Борис фыркнул, но подошёл и уткнулся мордой мне в колено. Видимо, простил попытку котоедства. А я делал выводы:
  1. Голодный маг - плохой маг. Особенно если начинает видеть в своём коте второе блюдо;
  2. Аскезы требуют подготовки. Или хотя бы крепкой силы воли. У меня не оказалось ни того, ни другого;
  3. Борис официально в списке "неприкосновенных". Хотя бы потому, что в случае опасности он бегает явно быстрее меня.
  Когда я ложился спать, кот принёс мне в зубах... упаковку печенья. И улёгся сверху, чтобы я не объелся ночью. Лучший друг. И строгий надзиратель.
  
  После провала с голодовкой Геннадий решил, что мне нужно "укрепить дисциплину иначе". Его новый гениальный план - неделя молчания. Ни слова. Вообще. Борис, узнав об этом, ушёл спать на шкаф - видимо, чтобы не стать жертвой моей немой истерики.
  
  Утро началось с того, что я не смог объяснить продавцу в магазине, что мне нужен хлеб. Попытался показать жестами - получил халву.
  - Ты что, глухой? - спросила продавщица.
  Я покачал головой и изобразил режущие движения (хлеб же режут, да?). Мне предложили нож. Борис, наблюдавший за этим из сумки, закрыл лапой глаза. А дома стал притворяться, что не понимает моих жестов, и требовал письменных объяснений для каждой порции корма. Я показал на пустую миску, потом на Бориса, затем изобразил "наливание" рукой. Кот умылся. Я повторил жест более драматично. Борис зевнул. В отчаянии я схватил листок и написал: "ЕДА. СЕЙЧАС". Кот прочитал, посмотрел на меня и медленно разорвал бумагу когтями.
  
  - Ну как? - спросил Геннадий на пятый день.
  Я показал ему средний палец. Долго и выразительно.
  - Понятно, - кивнул учитель. - Ты неспособен даже на молчание без агрессии.
  Борис с шумом вывалил к его ногам мой дневник, где было написано: "Если не заговорю через 10 минут, убью кота".
  
  В последний день испытания я проснулся от того, что Борис сидел у меня на груди и методично бил лапой по губам.
  - Хватит! - вырвалось у меня.
  Кот торжествующе мурлыкнул.
  Геннадий, стоявший в дверях, вздохнул:
  - Итак, урок усвоен?
  - Да, - прохрипел я. - Без слов тебя принимают за идиота.
  - Нет, - поправил учитель. - Ты понял, что слова - это ответственность. Даже "дай мне хлеб" нужно уметь говорить правильно.
  Борис в этот момент стащил со стола страницу с записью "убью кота" и гордо унёс её в свою корзинку - как трофей. А я делал выводы:
  1. Молчание не делает тебя мудрее. Оно делает тебя человеком, который получает нож вместо хлеба;
  2. Коты - отличные манипуляторы. Особенно когда ты не можешь сказать "нет";
  3. Слова - это не просто звуки. Это точные инструменты. И без них даже кот тебя не поймёт.
  А потом сказал Борису:
  - Если ты покажешь кому-то эту записку, твой корм - моя халва.
  Кот фыркнул, но записка чудесным образом исчезла. Видимо, в его "коллекцию" компромата.
  
  Через пару месяцев Геннадий решил, что мне не хватает "закаливания духа". Его гениальный план? Моржевание.
  - Ты же хотел научиться контролировать свою магию, - сказал он, указывая на прорубь в реке. - Начни с контроля над телом.
  Борис, завернутый в шарф (декабрь на дворе), смотрел на меня с выражением: "Хоть бы ты утонул - было бы смешно".
  Я стоял на берегу в одних плавках, дрожа как осиновый лист. Вода в проруби чернела, как кофе, который я не пил уже три часа.
  - Разогрейся! - командовал Геннадий. - Дыши глубже!
  Я дышал так глубоко, что чуть не проглотил язык от холода. Борис, сидя на снегу, методично вылизывал лапу, демонстративно игнорируя мой героизм. Пишло время совершать прыжок, точнее, плюх. Я закрыл глаза, перекрестился на всякий случай и шагнул в воду. Ощущение было такое, будто меня ударили током и одновременно облили кипятком. На самом деле - это просто была вода температурой "чуть выше нуля".
  - А-а-а-а-а! - заорал я так, что с ближайших деревьев посыпался снег.
  Но самое странное началось через секунду. Вода вокруг меня... нагрелась. Сначала я подумал, что просто отключаюсь от шока. Но нет - пар действительно поднимался от поверхности. А под водой вспыхивали языки голубого пламени.
  - Ого! - сказал Геннадий. - Пирокинез в панике. Поздравляю, ты самовар. Борис подошел к краю проруби, потрогал лапой воду - и тут же отдернул, фыркнув.
  - Это первое проявление твоей настоящей магии, - сказал Геннадий, пока я отогревался у костра. - Не контролируемое, но мощное.
  - То есть я могу греть воду, когда замерзаю? - спросил я, все еще стуча зубами.
  - Нет. Ты можешь случайно вскипятить себя, если запаникуешь. Прогресс!
  Борис, греющий лапы у огня, издал звук, похожий на смех. Но близко ко мне старался не подходить, видимо, боялся, что я его вскипячу.
  
  Вечером я сидел на кухне, закутанный в три одеяла, и пил чай. Борис осторожно подошел, понюхал меня - и улегся рядом, но так, чтобы в случае чего успеть сбежать.
  - Не бойся, я тебя не сварю, - пообещал я.
  - Лучше не пробуй, - как будто сказал его взгляд.
  Геннадий оставил на столе записку: "Завтра - медитация. Без экстрима. Надеюсь."
  А мне думалось:
  1. Паника + магия = непредсказуемые последствия. Например, можно случайно стать человеком-кипятильником;
  2. Даже у котов есть инстинкт самосохранения. Особенно когда их хозяин внезапно начинает пускать пар из ушей;
  3. Главное - не "контролировать" магию, а понимать её. Иначе будешь греть реки вместо того, чтобы просто не мерзнуть.
  
  Когда я ложился спать, Борис принес мне в зубах... термос. Намек понят.
  
  После истории с ледяной купелью Геннадий решил, что мне нужно "заземляться". Его новый гениальный план - медитация на гвоздях. Да, вы не ослышались. Настоящие. Доски. С торчащими гвоздями. Борис, увидев конструкцию, немедленно запрыгнул на шкаф - на безопасное расстояние от моего неминуемого бунта.
  - Это жестоко, - сказал я, рассматривая доску с сотней острых гвоздей.
  - Нет, - ответил Геннадий. - Жестоко - это когда ты пытаешься колдовать без подготовки. Садись.
  Я осторожно прикоснулся к гвоздям пальцем. Острые.
  - А если я проколю...
  - Не проколешь, если сконцентрируешься, - перебил Геннадий. - Магия - это контроль. Начни с контроля над своим телом.
  Я вздохнул и подумал: "Ладно, главное - не шевелиться". И сел. Точнее, попытался сесть. На самом деле я подпрыгнул, вскрикнул и схватился за пятую точку после первого же касания.
  - Ты даже не дал себе шанса, - вздохнул Геннадий.
  - Я дал шанс своим мягким местам! - огрызнулся я.
  Борис сверху издал звук, похожий на сдержанный смешок. А я решил пойти на хитрость. Пока Геннадий отошел "проверить энергетику места", я подложил под себя тонкую подушку, которую взял в соседней комнате.
  - Ага, - прошептал я себе. - Гений.
  И сел. Подушка мягко легла на гвозди. Я даже скрестил ноги, как настоящий йог.
  - Ом... - начал я, закрывая глаза.
  И тут подушка загорелась. Я вскочил с диким воплем. Подушка пылала голубоватым пламенем - тем самым, которое я случайно вызывал в ледяной проруби.
  - Поздравляю, - сказал Геннадий, появившись в дверях с чашкой чая. - Ты только что доказал, что твоя лень сильнее, чем твой страх перед гвоздями.
  - Это не лень! Это... инстинкт самосохранения!
  - Нет, это чистая лень, - возразил он, затушив подушку взмахом руки. - Ты даже медитировать нормально не можешь, потому что слишком ленишься сконцентрироваться.
  Борис спрыгнул со шкафа, подошел к обгоревшей подушке, понюхал и презрительно фыркнул.
  - Ладно, - сдался я. - Может, аскезы - это не мое?
  Геннадий задумался.
  - Возможно. Но если ты не можешь даже просто сидеть без того, чтобы не подложить подушку... как ты собираешься контролировать магию?
  Я молчал.
  - Завтра попробуем еще раз, - сказал он. - Без подушек.
  Борис, проходя мимо, бросил на меня взгляд, полный скепсиса, и улегся прямо на доске с гвоздями - демонстративно, как будто говоря: "Вот как надо".
  А я думал:
  1. Лень - твой главный враг. Даже когда дело касается магии;
  2. Хитрость не равно мудрость. Особенно если твоя "хитрость" заканчивается пожаром;
  3. Даже кот понимает дисциплину лучше тебя. И он не боится гвоздей.
  Когда я лег спать, Борис принес мне в зубах... маленький гвоздь.
  - Спасибо, - пробормотал я. - Напоминание на завтра?
  - Мррр, - ответил он, что явно означало: "Да, и не вздумай подкладывать подушку".А Геннадий оставил на столе записку: "Йога - это не про боль. Это про контроль. Начни с малого. Например, с пяти минут. Без подушек." Я вздохнул. Завтра будет долгий день.
  
  Просыпаюсь от грохота. На мою кровать с громким стуком падает... протез ноги. Надеюсь, не чей-то действующий. Борис вскакивает, шерсть дыбом, и я понимаю - это не сон. Началось.
  За последний час в мою квартиру упали:
  - 4 связки ключей (одни с брелком "Я  Кисловодск");
  - Кошельки (один с фото улыбающейся бабушки);
  - Детская соска (уж надеюсь, не из прошлого века);
  - Тот самый протез (брендированный, между прочим).
  Борис прячется под кроватью, периодически выскакивая, чтобы цапнуть очередной "подарок свыше".
  Геннадий, осмотрев мой "клад", хмыкает:
  - Возможно, обряд из первой книги. На поиск потерянного. Ты же не отменил его правильно, вот он и активизировался. А, может, и проклятьем активизировал кто.
  Я вспоминаю: три месяца назад действительно колдовал, чтобы найти пульт (уже после ключей). Но тогда сработало только на синяк под глаз...
  - Теперь ты магнит для всего, что теряли люди в радиусе километра, - продолжает он. - И судя по протезу, не только сейчас.
  Раздался звонок. На пороге - мужчина лет шестидесяти с костылём:
  - Мне тут сказали, у вас моя нога?
  - Кто сказал?
  - Не представились. По телефону.
  Я протягиваю протез. Он сияет:
  - Пропал десять лет назад в бане! Вы как нашли?!
  Борис высовывается из-за угла и демонстративно чихает на "клад".
  
  Борис исчез на полдня, вернулся с потрёпанной закладкой из моей старой книги. На ней - едва заметные руны.
  - Где нашёл? - ахаю я.
  - Лосось, - отвечает кот. - Премиум.
  Геннадий подтверждает: это и есть источник проклятия. Артём подбросил, а я не заметил.
  После правильного обряда "дождь" прекращается. Остаётся лишь:
  - Коллекция марок 1980-х (хозяин благодарит со слезами);
  - Пара носков (мои, кстати);
  - Записка от Бориса: "Лосось. Не забудь."
  А я делаю выводы:
  1. Неоконченные обряды возвращаются бумерангом;
  2. Коты помнят о гонорарах лучше юристов;
  3. Иногда потерянные вещи лучше не находить.
  Когда вечером я накладываю Борису миску "Премиума", он бросает на меня взгляд: "В следующий раз проверяй книги". Словно я мог знать...
  
  Я думал, что после истории с потерянными вещами мои неприятности закончились. Как же я ошибался. Я выносил мусор (три пакета с "подарками" от моего же заклинания), когда в переулке меня перехватила знакомая личность в черном кожаном пальто.
  - Ну что, Светлов, - Артём ухмыльнулся, поправляя перчатку с магическими рунами, - как тебе моя шутка с потеряшками?
  Я напрягся. В кармане - только ключи (те самые, с "Кисловодском"), но я помнил уроки Геннадия: любой металл может стать оружием.
  - Очень смешно, - пробормотал я. - Особенно протез. Ты специально искал самого ностальгирующего инвалида?
  Артём рассмеялся, но глаза оставались холодными:
  - Это был тест. И ты его провалил.
  Он щелкнул пальцами - и мусорные пакеты у моих ног ожили. Из них полезли... мои же старые вещи. Но теперь с глазами.- Твоя же магия, - пояснил Артём. - Только теперь она работает против тебя.
  Моя любимая футболка с дыркой на пузе, которую я выбросил месяц назад, поползла на меня, шипя, как рассерженный кот. Рыжий комок ярости свалился Артёму на голову с дерева. Видимо, следил за мной - на всякий случай.
  - Опять ты?! - взревел черный маг, пытаясь стряхнуть кота.
  Борис впился когтями в его дорогое пальто, шипя, как кипящий чайник. Я воспользовался моментом:
  - Ключ, сталь, замок - защити! - выкрикнул я, сжимая ключи в кулаке.
  Из моего кармана вырвалась голубая искра и ударила в ползущую футболку. Та вспыхнула и сгорела дотла, оставив после себя только пепельный след в форме вопросительного знака.
  Из-за угла вышел... хозяин того самого протеза. С костылем наперевес.
  - Это он тебе ногу украл? - басит дед, указывая на Артёма.
  Тот замер с широко открытыми глазами. Видимо, не ожидал, что его "шутка" вернется бумерангом в виде разъярённого пенсионера.
  Борис, почуяв момент, прыгнул обратно на дерево. Артём отступил на шаг:
  - Это не конец, Светлов.
  - Да, да, - махнул я рукой, - убегай уже.
  Он исчез в тени, а дед повернулся ко мне:
  - Молодой человек, а вы не знаете, где мой второй ботинок?
  
  Геннадий, выслушав мой рассказ, хмурился:
  - Артём играет грязно. Он использует твою же магию против тебя.
  - Но почему он вообще ко мне прицепился?
  - Потому что ты - слабое звено. И... - он бросил взгляд на Бориса, - потому что у тебя есть то, что ему нужно.
  Кот мотнул головой, будто подтверждая слова.
  
  Вечером я сидел на кухне, разглядывая ключ с брелком "Кисловодск". Борис прыгнул на стол и ткнул носом в мою ладонь.
  - Что? - спросил я.
  - Дурак, - ответил кот, но на этот раз без привычной издёвки.
  Он знал то, чего не знал я. И судя по его взгляду - мне это не понравится.
  А я делал выводы:
  1. Старые враги возвращаются - особенно если ты оставил неоконченные дела;
  2. Даже выброшенные вещи могут предать - особенно если они оживут и поползут на тебя;
  3. Борис явно знает больше, чем говорит - и это пугает больше, чем Артём.
  Когда я ложился спать, кот принёс мне в зубах... старую закладку из книги. Ту самую, с рунами.
  - Завтра, - пробормотал я, - мы во всём разберёмся.
  Борис лишь прищурился. Похоже, завтра будет интересный день.
  
  После встречи с Артёмом Геннадий объявил, что мне требуется "полная перезагрузка энергетики". И повёл меня... в баню.
  - Ты издеваешься? - спросил я, глядя на покосившуюся избушку на окраине леса.
  - Это не просто баня, - ответил учитель, развязывая берёзовый веник. - Здесь мы смоем все следы твоих проклятых обрядов.
  Борис, сидя у меня на плече, фыркнул прямо в ухо.
  
  Внутри пахло дымом, травами и чем-то древним. Стены были покрыты рунами, которые светились в полумраке.
  - Раздевайся, - приказал Геннадий.
  - А кот?
  - Кот остаётся. Он твой якорь.
  Борис гордо уселся на полке, как будто и был тут хозяином.
  
  Я плеснул воду на камни. Пар ударил так, что я взвыл:
  - А-а-а! Горячо!
  - Дурак, - сказал Геннадий. - Это не обычная баня.
  Веники на стене вдруг ожили. Два берёзовых "брата" сорвались с крючка и принялись лупить меня по спине с такой силой, что я запрыгал, как ошпаренный.
  - Это нормально?! - орал я, пытаясь увернуться.
  - Да, - спокойно ответил Геннадий. - Они выбивают из тебя всю дрянь.
  Борис, наблюдая за этим, мурлыкал так громко, что почти заглушал мои вопли.
  - Хватит! - взмолился я, когда один особенно ретивый веник замахнулся мне между лопаток. - Я уже чистый!
  Веники замерли. Повеяло мятой.
  - Они спрашивают, - перевёл Геннадий, - почему ты тогда до сих пор материшься как сапожник?
  Борис издал звук, похожий на смех.
  
  После "воспитательной" работы веников Геннадий велел мне лечь на полок.
  - Теперь главное, - предупредил он. - Не шевелись.
  Я закрыл глаза. По коже побежали мурашки. Вдруг стало казаться, что из меня буквально вытягивают чёрные нити - следы Артёмовых проклятий.
  - Ой, - пробормотал я, чувствуя лёгкость.
  - Молчи, - прошипел Геннадий.
  Борис устроился у меня на груди, как живой компресс. Его мурлыканье вибрировало, завершая очищение.
  
  Когда мы вышли, я чувствовал себя новорождённым. Даже дядя Коля, встретившийся нам по пути, крякнул:
  - Чё такой светящийся?
  - Банька, - ответил я.
  Борис шёл рядом, гордо неся в зубах... берёзовый листок.
  А я думал:
  1. Очищение - это больно. Но если выдержать - становится легко;
  2. Веники умнее, чем кажутся. И злее;
  3. Кот - лучший "якорь". Особенно когда он ещё и мурлыкающий доктор.
  Геннадий на прощанье вручил мне новый веник:
  - Дома повесь. Напоминание.
  Борис, когда мы пришли домой, аккуратно положил свой листок мне на подушку. Намёк понял. Завтра - новая глава. С чистого листа.
  
  После бани очищения я думал, что наконец-то обрел контроль. Как же я ошибался. Теперь я слышу мысли. И это хуже, чем любое проклятие. Проснулся от чужого голоса в голове: "Черт, опять эта проверка сегодня..." Открываю глаза - Борис сидит на груди и смотрит с беспокойством. Впервые за все время.
  - Ты слышал? - спрашиваю.
  - Мяу, - отвечает он, но в его глазах читается: "Наконец-то догадался".
  
  В офисе начальник крутит в руках бумаги. Его мысли врываются в мою голову как шумный трамвай: "Светлов опоздал... А этот отчет... Проверяющие придут..."
  - Я могу доделать отчет к обеду, - вдруг говорю я.
  Он роняет папку.
  - Как ты... Ладно, - бормочет он. - Только чтобы без ошибок.
  
  Лифт. Со мной заходит соседка тетя Люда. Ее мысли бьют по мозгам: "Какой симпатичный стал... Жаль, алкаш... Хотя вон у Машки муж пил-пил, а потом..." Я краснею до корней волос. Борис, идущий рядом, смотрит на меня с немым вопросом.
  - Потом не пил, - вдруг говорю я.
  - Что?! - взвизгивает тетя Люда.
  - В...в смысле, потом не пил кофе, - бормочу я, - вредно...
  
  - Это следующий этап, - говорит учитель, когда я прибегаю к нему в панике. - Телепатия - признак роста. Но без контроля...
  - Как отключить?! - перебиваю я. - Там мыслей столько... И все сразу!
  Геннадий зажигает свечу:
  - Концентрируйся на пламени. Это твой фильтр.
  
  Просыпаюсь в три ночи. В голове - вихрь чужих мыслей: "Не сдам экзамен... Предаст снова... Убью, если опять...". Это мысли всего дома. Всех жильцов. И один поток особенно ярок - подросток на последнем этаже боится признаться родителям, что провалил сессию. Борис тычется мокрым носом в щеку:
  - Спи. Утром разберемся.
  Не выдержал. Оставил у двери парня записку "Сдашь". И отчитал беспокойство. На следующее утро поймал его мысль: "Кто-то знает... Но спасибо..." Впервые за эти дни я улыбнулся. И сделал выводы:
  1. Слышать мысли - это как жить без кожи - все болит и ничего не скроешь;
  2. Даже паника может быть полезной - если направить ее на помощь другим;
  3. Борис все знал заранее - и теперь стал моим "громоотводом".
  Когда ложусь спать, кот приносит беруши. Настоящие. Без магии.
  - Спасибо, - шепчу.
  Он мурлычет в ответ. Завтра будет новый день - а значит, шанс научиться жить с этим даром. Или проклятием. Пока не решил.
  
  Телепатия - это не дар. Это проклятие. Особенно когда ты узнаёшь, что о тебе на самом деле думают люди. Проснулся от того, что Борис тыкался лапой мне в висок.
  - Ты опять транслируешь, - заявил кот.
  - Что?
  - Ворочаешься и разбрасываешь чужие мысли, как пьяный радист. Всю ночь мне снилось, как твоя соседка выбирает шторы.
  Я прислушался. Из-за стены действительно доносился поток: "В клеточку или в полоску... А может, вообще обои переклеить..." Борис брезгливо чихнул. Теперь я не просто слышал мысли - я чувствовал эмоции. И это было в тысячу раз хуже. Как оказалось, соседка тётя Люда - вовсе не считает меня "симпатичным алкашом". Она боится меня. Потому что я "тот странный, у которого кот умнее его самого". Начальник - не просто злится из-за отчётов. Он завидует. Оказывается, он сам в юности пытался колдовать, но у него не вышло. Лучший друг детства - терпеть не может, что у меня "получается то, что у него никогда не получится".
  - Почему все так... сложно? - спросил я у Бориса, зарывшись лицом в подушку.
  - Потому что люди, - философски заметил кот.
  
  Зашёл в магазин за хлебом. Продавщица улыбается:
  - Как дела, Ваня?
  А её мысли: "Опять этот псих в пижаме..."
  Я, не подумав, ответил:
  - Лучше, чем у людей, которые думают, что я псих.
  Она побледнела. Борис, сидя у моих ног, закрыл лапой глаза.
  
  - Ты не просто слышишь мысли, - сказал учитель. - Ты слышишь то, что люди прячут даже от самих себя.
  - Как это отключить?
  - Никак. Ты должен научиться с этим жить.
  Борис, сидя у его ног, добавил:
  - И не отвечать вслух на что не следует.
  
  Вечером заметил подростка из соседнего подъезда - того самого, что боялся экзаменов. Он сидел на лавочке, уткнувшись в учебник. Я услышал его мысли: "Всё равно не сдам..."
  - Сдашь, - сказал я, проходя мимо.
  Он поднял глаза.
  - Откуда вы знаете?
  - Потому что ты не тупица, - пожал я плечами. - Просто боишься.
  Его лицо осветилось. А в голове пронеслось: "Кто этот чудак... Но спасибо ему..." Борис одобрительно мурлыкнул. А я подумал:
  1. Правда редко бывает приятной - особенно когда её не просили;
  2. Люди носят маски - и иногда лучше не знать, что под ними;
  3. Но если использовать это правильно - можно сделать чей-то день чуть лучше.
  Когда я ложился спать, Борис снова принёс мне в зубах беруши. Настоящие.
  - Спасибо, - пробормотал я.
  - Молчи, - ответил кот. - И спи. Завтра будет новый день.
  Я засунул беруши в уши. Впервые за долгое время - тишина.
  
  Я сидел на полу в позе лотоса, если можно так назвать положение, больше напоминающее "завязанный узлом крендель". Передо мной горела свеча - мой новый "якорь" от телепатического шума. Борис наблюдал за этим действом с подоконника, периодически постукивая хвостом, словно метрономом. "Концентрируйся на пламени," - говорил Геннадий. Я концентрировался. Пламя колыхалось, отражаясь в глазах кота, который явно сомневался в моих способностях.
  
  Мысль продавщицы из магазина ("опять этот псих") ворвалась в мою голову, как непрошеный гость. Свеча погасла.
  - Опять! - я схватился за голову.
  Геннадий вздохнул и зажег свечу снова. Борис спрыгнул с подоконника и уселся передо мной, упираясь лапами в мои колени.
  - Что? - спросил я.
  - Смотри на меня, - сказал кот. - Я - твой фильтр.
  Я уставился в его зеленые глаза. И - о чудо - поток мыслей уменьшился, будто кто-то убавил громкость.
  Геннадий объяснял:
  - Животные - чистые создания. Их мысли просты. Кот станет твоим щитом, пока не научишься контролировать это сам.
  Борис мурлыкал, будто говорил: "Наконец-то признали мою значимость". Я продолжал упражнение. Мысли соседей теперь доносились, как далекий шум прибоя, а не как крики на стадионе. Прогресс.
  
  Когда пришел мой друг детства Сашка, Борис улегся между нами. Сашка начал рассказывать о новой работе, но я видел его настоящие мысли: "Хвастаюсь, но сам боюсь, что не справлюсь..." Борис вдруг встал и ткнулся мордой ему в руку. Сашка засмеялся:
  - Ой, да ладно тебе! Ну не справляюсь я, и что?
  Я остолбенел. Кот зевнул:
  - Он проще, чем кажется. Боится, что ты будешь смеяться.
  Сашка перестал хвастаться. Мы поговорили по-настоящему. Впервые за годы.
  
  Вечером учитель проверил мои успехи:
  - Лучше. Кот - хорошая опора. Но помни: это костыль. Научись ходить сам. Борис, услышав это, гордо поднял хвост трубой. Видимо, "костыль" его не обидел.
  
  Перед сном я сидел у окна. Борис принес мне в зубах... новую свечу. Самодельную, с кошачьей шерстью в воске.
  - Это что, твой волшебный ингредиент? - рассмеялся я.
  - Дурак, - ответил кот, но лег рядом, охраняя мой покой.
  А я думал:
  1. Даже учителю нужен учитель - иногда в виде ворчливого кота;
  2. Истинная дружба начинается с правды - даже неловкой;
  3. Прогресс приходит неожиданно - иногда через кошачью шерсть в свече.
  Впервые за неделю я уснул без берушей. И без чужих мыслей в голове. Только тихое мурлыканье, как белый шум.
  
  Геннадий оставил записку: "Завтра - следующий уровень. Без кота." Борис, прочитав её, фыркнул и улегся прямо на бумаге. Будет интересно.
  
  Тишина. Настоящая, глубокая, без единой чужой мысли. Впервые за две недели я спал спокойно - пока в три часа ночи не проснулся от того, что кто-то кричал у меня в голове. Я вскочил, хватая воздух ртом. В комнате было тихо - Борис спал, свернувшись калачиком на подушке. Но в моей голове... "Не сдам... Отец убьёт... Всё кончено..." Это был тот самый подросток с верхнего этажа. Его паника билась в моих висках, как пойманная птица. Борис открыл один глаз:
  - Опять?
  - Он... он в ужасе, - прошептал я. - Серьёзно в ужасе.
  Кот вздохнул, потянулся и ткнулся носом мне в руку:
  - Ну что, герой? Спасать пойдёшь?
  Я не планировал становиться "магическим психологом". Но оставить парня в такой панике было невозможно. Нашёл на балконе старый учебник по алгебре (спасибо, забывчивые предыдущие жильцы), завернул в него шпаргалки и схемы, какие смог. А на какие темы нужно, четко слышал из мыслей парня. Дописал сверху: "Сдашь. Проверено."
  
  Борис наблюдал, как я крадусь к двери соседа:
  - Если тебя поймают, я тебя не знаю.
  - Спасибо за поддержку, - пробормотал я, кладя учебник на коврик.
  
  Я не спал до рассвета, боясь снова "поймать" чьи-то мысли. Но вместо паники поймал обрывок: "...кто-то подкинул... разобрался... спасибо..." Борис, завтракавший на кухне, удовлетворённо мурлыкал.
  
  А Геннадий это не одобрил.
  - Ты что, совсем?! - учитель схватился за голову. - Ты лезешь в чужие жизни без спроса!
  - Но я помог!
  - А если бы твой "подопечный" решил, что учебник материализовался из-за его молитв? Или что он сошёл с ума?
  Я промолчал. Не подумал об этом.
  Борис запрыгнул на стол и ткнул лапой в книгу Геннадия - глава "Этика влияния".
  
  Вечером я сидел у окна, слушая, как Борис мурлычет у меня на коленях. Геннадий был прав: даже помощь должна быть правильной.
  - Как мне научиться этому? - спросил я кота.
  Тот зевнул:
  - Спроси завтра у того мальчишки.
  ...Кажется, мой кот мудрее меня. А еще:
  1. Хорошие намерения - не оправдание - можно навредить, даже помогая;
  2. Сила требует ответственности - особенно когда касается чужих мыслей;
  3. Иногда лучший советчик - это ворчливый рыжий философ.
  
  Когда я ложился спать, Борис принёс мне в зубах... записку от того самого парня: "Спасибо. Кто бы вы ни были."
  Кот смотрел на меня с немым "видишь?". Да. Вижу. Завтра - новый день. И новые уроки.
  
  Я дал себе слово не лезть в чужие мысли без крайней необходимости. Но судьба, как обычно, имела другие планы. Утро началось с того, что в переполненном вагоне (да-да, в нашем городишке есть метро) я услышал детский плач. Вернее, не услышал - почувствовал. Девочка лет пяти мысленно кричала так громко, что у меня заныло в висках:
  "ПАПА ГДЕ ТЫ, Я ПОТЕРЯЛАСЬ"
  Борис в сумке напрягся - он тоже что-то почуял. Огляделся - ребенок стоял в трех шагах, сжимая в руках игрушечного единорога, глаза полные слез, но рот плотно сжат.
  Я присел перед ней:
  - Ты потеряла папу?
  Ее глаза округлились - мысленный крик сменился удивлением:
  "ОН ЗНАЕТ"
  - Как... - начала она.
  - Вижу по глазам, - быстро соврал я. - Как папу зовут?
  "АНДРЕЙ НИКОЛАЕВИЧ В СИНЕЙ КУРТКЕ"
  Борис вылез из сумки и ткнулся мордой в руку девочки. Чудовищно нарушая все правила, я подключился к его сознанию - и вдруг увидел станцию глазами кота. В толпе мелькнула синяя куртка.
  - Пойдем, - взял ребенка за руку. - Кажется, вижу его.
  Мы нашли отца у эскалатора. Он обнимал дочь, когда ко мне подошел мужчина в форме:
  - Вы этот... который нашел ребенка?
  Я кивнул, готовясь к допросу. Но он вдруг улыбнулся:
  - Я видел, как вы с котом сразу бросились помогать. Удивительная интуиция.
  Его мысли были чисты и искренни. Редкость.
  
  Вечером Борис устроил мне "разбор полетов":
  - Ты использовал нашу связь без спроса!
  - Но я же помог...
  - А если бы я не хотел делиться зрением? - кот сердито бил хвостом. - Я не игрушка!
  Геннадий, узнав о происшествии, мрачно заметил:
  - Теперь у тебя два выбора - либо учиться контролировать эту связь, либо получить в партнеры обиженного кота. Выбирай.
  Я поставил перед Борисом банку его любимых "Премиум". Он долго смотрел на меня, потом вздохнул:
  - Ты - дурак. Но мой дурак.
  И принялся вылизывать банку, что у котов равносильно подписанию мирного договора. А я делать выводы:
  1. Дары имеют цену - даже благие поступки могут стоить доверия;
  2. Связь - это улица с двусторонним движением - нельзя брать, не спрашивая;
  3. Даже коты имеют право на личные границы - особенно магические.
  
  Когда я ложился спать, Борис принес мне в зубах... новый ошейник. С руническим узором.
  - Это... для нашей связи? - осторожно спросил я.
  - Чтобы в следующий раз не перегорел, - буркнул кот и улегся мне на грудь.
  На ошейнике было выгравировано: "Если найден - вернуть Ване. Он без меня пропадет".
  Кажется, мы снова в деле. Но теперь - по правилам.
  
  После истории с потерявшейся девочкой я впервые ощутил вкус настоящей силы. И это оказалось опаснее, чем я думал. Я стоял в очереди в банке. Впереди моя соседка по дому, пожилая женщина, нервно перебирала пенсионную карточку. Её мысли висели в воздухе:
  "Не хватит на лекарства... Опять комиссия... Как прожить..."
  А рядом - мысленный поток менеджера: "Эх, вот бы клиенты не тянули время..."
  Я сжал кулаки. Всего одно простое внушение - и он мог бы отменить эту дурацкую комиссию... Борис в сумке резко впился когтями мне в ногу.
  - Нельзя, - прошипел он. - Ты же знаешь.
  
  - Это нормально? Что я... хочу использовать это? - я вертел в руках остывший чай.
  Учитель хмыкнул:
  - Впервые почувствовал настоящую силу? Она всегда так действует. Как дорогой алкоголь - сначала кажется, что всё под контролем.
  Борис, сидя на столе, добавил:
  - А потом просыпаешься в чужой квартире в женском халате.
  - Это был один раз! - вспылил я.
  
  На следующий день ко мне подошёл Артём. Впервые открыто, средь бела дня.
  - Ну что, Светлов? - он улыбался, как продавец в ломбарде. - Надоело быть добреньким? Могу показать, как помогать... эффективнее.
  Он протянул руку - в ладони лежал чёрный камень с красной прожилкой.
  - Один ритуал - и, например, твоя соседка получит внезапное наследство. Без твоих подачек.
  Борис ощетинился, но я... задумался. Закрыл глаза. Представил:
  1. Соседку с деньгами на лекарства;
  2. Начальника, самому подписывающего мой отпуск;
  3. Друга детства, внезапно перестающего завидовать...
  Заманчиво. Слишком.
  - Цена? - спросил я, не открывая глаз.
  - О, - обрадовался Артём. - Всего лишь капельку...
  Борис прыгнул между нами, сбивая камень на землю. Камень треснул, из трещины брызнула чёрная жидкость - она тут же испарилась с шипением.
  - Дурак! - зашипел кот. - Он же у тебя душу сливал бы по капле!
  Я посмотрел на Артёма - и впервые увидел его настоящие мысли. Не гордого мага, а испуганного мальчишку, который когда-то тоже хотел помогать... пока не понял, как это легко - брать, а не давать.
  - Уходи, - сказал я. - И знаешь что? Ты ещё можешь вернуться. К свету.
  Он побледнел, как будто я ударил его посильнее, чем просто словами, и исчез в толпе.
  
  Вечером я сидел на кухне, дрожащими руками накладывая Борису "Премиум". Кот тыкался мордой мне в ладонь:
  - Сегодня ты был не дурак.
  - Спасибо, - я глубоко вздохнул. - Знаешь, что самое страшное? Мне понравилось. Это чувство... что можешь всё.
  Борис мудро прищурился:
  - Поэтому настоящие маги и учатся годами. Не чтобы становиться сильнее. А чтобы не сломаться, когда сила придёт.
  А я сделал выводы:
  1. Сила - это не фейерверк - это граната с выдернутым кольцом;
  2. Самый опасный враг - это отражение в зеркале;
  3. Даже тёмные когда-то - просто испуганные люди.
  
  Когда я ложился спать, Борис принёс мне в зубах... чёрный камень. Треснутый. Без красной прожилки.
  - На память, - сказал он. - Чтобы помнил выбор.
  Я положил камень на тумбочку. Он напоминал мне, что завтра - новый день. И новые решения.
  
  Ночью я проснулся от того, что кто-то кричал у меня в голове. Но это был не сосед, не случайный прохожий - это был мой голос.
  - Проснись, слабак, - рычало моё же сознание, но с чужими интонациями.
  Я вскочил, хватая воздух ртом. Борис уже стоял на груди, шерсть дыбом, глаза горят в темноте.
  - Он в твоей голове, - прошипел кот. - Артём.
  Больше никаких мыслей. Ни Бориса, ни улицы за окном - только нарастающий гул, будто сто голосов шепчут одновременно: "Ты ничтожество... Ты боишься силы... Ты мог бы иметь всё..." Я схватился за голову, но голоса не умолкали. Вдруг комната поплыла перед глазами - стены зашевелились, как в тот раз в переулке.
  - Это не реальность, - сказал Борис, но его голос доносился будто через толстое стекло. - Он в твоём сознании.
  
  Я вспомнил урок Геннадия - "Если мир меняется, ищи узор". Закрыл глаза и представил... библиотеку. Да, свою библиотеку, с потрёпанными книгами, запахом кофе и Борисом на полке. Гул стих. Я открыл глаза - я стоял среди бесконечных стеллажей. Напротив - он.
  - Мило, - Артём осмотрелся. - Ты даже тут хранишь свою жалкую коллекцию дешёвых фэнтези?
  - Лучше, чем твои "демонические справочники", - огрызнулся я.
  Он рассмеялся и шагнул вперёд - полки вокруг него почернели, книги рассыпались в пепел. Я отступал, чувствуя, как связь с реальностью истончается. Где-то далеко Борис царапал мне руку, пытаясь вытащить, но я уже почти не чувствовал боли.
  - Ты проиграл, - Артём протянул руку. - Ты боишься.
  И тут я увидел. В его мыслях - не триумф. Там был мальчик, лет десяти, который впервые случайно навредил заклинанием и с тех пор... боялся. Боялся быть слабым. Боялся, что его бросят.
  - Ты такой же, как я, - сказал я вслух.
  Артём замер.
  - Что?
  - Ты не хочешь власти. Ты хочешь перестать бояться.
  Его лицо исказилось.
  - ЗАТКНИСЬ!
  В этот момент в "библиотеку" ворвался рыжий ураган - Борис, но в десять раз больше обычного, с горящими глазами. Он прыгнул на Артёма, и...
  Я очнулся на полу в своей комнате. В носу - кровь, на руке - царапины от когтей. Борис тыкался мокрым носом в щёку.
  - Жив? - прошипел он.
  - Еле-еле, - протёр лицо. - Что это было?
  - Он попытался занять твоё тело, - кот нервно подёргивал хвостом. - Но ты нашёл его слабое место.
  
  Утром Геннадий оценил моё "ментальное состояние" и... похлопал по плечу.
  - Поздравляю. Ты выиграл свою первую настоящую битву.
  - Я ничего не делал! Я просто... увидел его.
  - Именно, - учитель усмехнулся. - Ты не стал драться. Ты понял его. Это и есть самая сильная магия.
  Борис, сидя на столе, добавил:
  - Но если он придёт снова, я вырву ему глаза.
  Я же делал выводы:
  1. Самые страшные битвы - те, что происходят внутри;
  2. Понимание - оружие сильнее меча - но им сложнее пользоваться;
  3. Даже у тьмы есть своя боль - и иногда это её слабое место.
  
  Когда я ложился спать, Борис принёс мне в зубах... чёрное перо. То самое, что осталось от Артёма в прошлый раз.
  - Напоминание? - спросил я.
  - Трофей, - ответил кот и улёгся мне на грудь, как живой талисман.
  Завтра будет новый день. Но теперь я знал - я могу выстоять. Даже против самого себя.
  
  После ментальной битвы с Артёмом я думал, что самое страшное уже позади. Но настоящий кошмар только начинался.
  
  Проснулся с жуткой мигренью. Борис сидел на подушке и смотрел на меня так, будто я был ходячей катастрофой.
  - Ты... - начал я, но голос звучал странно, будто чужой.
  - Не говори, - прошипел кот. - Ты сейчас слышишь всех.
  Я прислушался. И услышал. Весь дом. Весь двор. Весь город. Тысячи мыслей ворвались в мою голову, как торнадо из криков, шёпотов, образов.
  - А-а-а-а! - я схватился за голову, рухнув на пол.
  
  Геннадий и Борис заперли меня в квартире. Окна завешали плотными одеялами, двери обложили мешками с солью.
  - Ты перегрузил свои каналы, - объяснил учитель, зажигая свечи. - После столкновения с Артёмом твоя защита дала трещину.
  Борис прыгнул мне на колени:
  - Ты должен научиться фильтровать. Или сойдёшь с ума.
  Я кивнул, но даже мысль кота резала мне мозг, как нож.
  
  К вечеру я начал адаптироваться. Научился выхватывать из шума отдельные "волны".
  - Борис, - прошептал я. - Ты... думаешь о тунце?
  Кот вздрогнул:
  - Прекрати читать мои мысли!
  - Я не читаю! Ты кричишь об этом!
  Он фыркнул и ушёл под диван - видимо, единственное место, откуда его "мысли" не долетали до меня.
  
  На третий день я поймал чей-то панический поток: "Не успеваю... Провалю... Мама убьёт..." Тот самый подросток с экзаменами. На этот раз я не полез "спасать". Просто... настроился на его волну и послал одно-единственное чувство: "Ты справишься". Мысленный крик стих. А через минуту пришёл ответ - робкое, но тёплое: "Спасибо". Борис выполз из-под дивана и удивлённо посмотрел на меня.
  - Что?
  - Ты... не полез писать шпаргалки для его задач.
  - Потому что это его битва, - я устало потёр глаза. - Я просто дал ему то, чего не хватало.
  
  Когда учитель пришёл проверить моё состояние, я мог уже нормально говорить.
  - Ты понял главное, - кивнул он. - Настоящая сила - не в том, чтобы менять мир. А в том, чтобы чувствовать его и не сломаться.
  Борис прыгнул на стол:
  - Он всё ещё идиот. Но теперь наш идиот.
  
  Когда я ложился спать, кот принёс мне в зубах... беруши.
  - На всякий случай, - пробормотал он.
  Я улыбнулся и засунул их в карман. Не пригодились. Впервые за неделю я спал в тишине. Предварительно сделав выводы:
  1. Знание - это не сила - это груз, который нужно уметь нести;
  2. Иногда помощь - это просто быть рядом - а не бросаться решать чужие проблемы;
  3. Даже беруши могут стать талисманом - если знать, что они есть.
  
  Утром Борис разбудил меня, тыкаясь мокрым носом в щёку.
  - Вставай. Сегодня учимся настраивать эту твою "радиобашню" в голове.
  Я потянулся и ухмыльнулся.
  - Ты же будешь орать, что я дурак?
  - Конечно, - кот гордо поднял хвост. - Но это моя работа.
  Новый день. Новые уроки. Но теперь - с защитой.
  
  Я сидел посреди квартиры, скрестив ноги, и пытался не сойти с ума. Последние семь дней я провел в добровольном заточении, потому что мой мозг решил, что теперь он - вселенский радиоприемник. Каждый чих соседа, каждый вздох кота Бориса, каждый невысказанный страх случайного прохожего - всё это лезло ко мне в голову без спроса. Геннадий, мой "любимый" учитель, оставил меня с напутствием: "Если не научишься фильтровать - сгоришь, как лампочка при проверке электроудочки". Очень поддерживающе, спасибо.
  Борис, вместо того чтобы морально поддержать, устроил мне проверку на прочность. Утром он уселся передо мной и начал думать нарочито громко: "Ваня - дурак. Ваня - дурак. Рыба. Молоко. Ваня - дурак".
  Я зашипел на него:
  - Прекрати!
  - Мяу, - ответил он, но в его мыслях тут же всплыло: "Он слышит! Ха-ха!".
  Мой сосед-алкаш, который обычно орал под дверью, в этот раз тихо подумал: "Надо бы водки купить... а денег нет... Может, у Светлова отжать?".
  Я не выдержал, высунулся в коридор и сказал:
  - Дядя Коля, у меня нет денег. И спрячьте топор, я его мысленно вижу.
  Он побледнел, перекрестился и убежал, бормоча: "Колдун проклятый...".
  
  К вечеру я поймал странное ощущение - будто в голове появился "регулятор громкости". Я сосредоточился на пламени свечи как учил Геннадий и вдруг осознал, что могу "настраивать" каналы.
  - Хочу слышать только Бориса, - пробормотал я.
  Кот немедленно откликнулся:
  "Лосось. Немедленно".
  - Нет.
  "Тогда хотя бы молоко".
  Но это было не главное. Вдруг я уловил чей-то панический поток мыслей - где-то в доме уже другой подросток метался по комнате: "Родители убьют... экзамены провалены...".
  Я не планировал вмешиваться, но... черт возьми, я же теперь почти супергерой! Ночью, пока все спали, я пробрался к его двери и оставил там учебник с пометками. Анонимно. Пусть думает, что это ангел-хранитель или, на крайний случай, домовой.
  На следующее утро я "поймал" новые мысли паниковавшего ночью парня:
  "Кто-то подкинул учебник... Может, это знак? Или я схожу с ума?"
  Потом пауза. И вдруг:
  "Спасибо, призрачный добряк!"
  Я так растрогался, что не заметил, как Борис стащил у меня со стола последнюю сосиску.
  Геннадий, когда вернулся, хмыкнул:
  - Ну что, "призрачный добряк", теперь понял, зачем нужен контроль?
  - Понял, - вздохнул я. - Но если я ещё раз услышу, как соседка снизу мечтает о романе со мной, я всё-таки сброшусь с балкона.
  - Не волнуйся, - учитель зловеще улыбнулся. - Дальше будет хуже.
  А кот Борис добавил:
  "Лосось. Или сбросишься и так, не из-за соседки".
  
  Я научился настраивать "телепатический радиоприёмник", но главное - впервые почувствовал, что мои способности могут быть не только проклятием. Хотя... съесть лосося самому мне все равно не дадут.
  
  Я сидел на кухне, с горящими свечами, обложенный травами и чувством глубокого морального удовлетворения. Наконец-то я смог продержаться целую неделю, не превратившись в радиостанцию "Голос Параноика". Геннадий, скрестив руки, смотрел на меня с редким для него выражением - будто бы почти не разочарован.
  - Ну что, - сказал он, - теперь ты понял, что сила без контроля - это как езда на велосипеде без тормозов по горному серпантину?
  - Понял, - кивнул я. - Только в моем случае велосипед еще и разговаривал.
  
  Борис, как всегда, решил проверить мои навыки самым бесцеремонным способом. Он запрыгнул на стол, уставился на меня и начал транслировать в мою голову:
  "Если ты действительно все контролируешь, заставь меня получить двойную порцию тунца. Прямо сейчас".
  Я попытался "настроить" его мысли, как учил Геннадий, но вместо этого случайно отправил ему ответ:
  "Нет. Ты и так жирный".
  Кот фыркнул, швырнул лапой мою кружку на пол и гордо удалился, оставив в моей голове последнюю мысль:
  "Недоучка".
  
  Решив проверить свои силы в "боевых условиях", я отправился в магазин. Продавщица, тетя Люба, обычно встречала меня фразой: "Опять за дешевым печеньем?" Но в этот раз я услышал ее настоящие мысли:
  "О, этот милый чудак... Хоть бы не опозорился опять, как в прошлый раз, когда уронил банку с огурцами".
  Я так растерялся, что вместо "Спасибо" сказал:
  - Я не роняю банки!
  Она покраснела, как помидор, видимо, решила, что я умею читать мысли. Что, в общем-то, было правдой.
  
  Вечером учитель устроил мне "разбор полетов".
  - Ты неплохо справляешься, - сказал он, - но помни: телепатия - это не игрушка. Ты узнаешь о людях такое, что не сможешь забыть.
  - Например?
  - Например, что твой начальник мечтает развестись с женой и уехать в Таиланд.
  - Ого.
  - А дядя Коля втайне пишет любовные стихи.
  - Что?!
  - Да. Ужасные.
  
  После этого разговора я не удержался и "подслушал" дядю Колю. И... боги. Геннадий не врал. В его голове крутилось:
  "Твои глаза - как два пожарища... Нет, слишком грубо. Как два костра? Черт, опять не то..."
  Я не выдержал и мысленно подсказал:
  "Как раздвоившийся фонарь".
  Из-за стены раздался возглас:
  - Точно!
  Через пять минут он постучал в мою дверь и протянул листок бумаги:
  - Вот, прочитай, как человек образованный.
  Стихотворение начиналось так:
  "Ты пьяна, а я красив - это ж надо же случиться..."
  Я похвалил, но мысленно пообещал себе больше не вмешиваться.
  
  В конце недели Геннадий устроил мне контрольный тест: я должен был войти в контакт с человеком, не нарушив его "ментальных границ". Испытуемый - случайный прохожий в парке. Я выбрал старика, кормящего голубей. Осторожно "постучался" в его мысли и... "Эх, голубчики... Жена ругается, что кормлю вас, а не внуков. А какие внуки? Дети в Канаде, забыли старика..." Я не стал лезть дальше. Вместо этого купил в киоске пачку семечек и молча насыпал ему в карман. Он улыбнулся, даже не поняв, откуда они взялись.
  
  Геннадий одобрительно хмыкнул:
  - Вот теперь урок усвоен.
  - Значит, я теперь почти мастер? - спросил я.
  - Нет, - ответил учитель. - Ты теперь ответственный дилетант.
  Кот Борис добавил:
  "И все равно дурак".
  
  Но когда я лег спать, в голове мелькнула чужая мысль - слабая, но теплая. Тот самый старик из парка:
  "Спасибо, добрый человек".
  
  И ради таких моментов, пожалуй, стоило учиться. Хотя двойную порцию тунца коту я так и не дал.
  
  Я сидел на скрипучей табуретке в нашей "учебной комнате" - бывшей кладовке, где Геннадий хранил банки с чем-то, что шевелилось, когда на них не смотрели. Сегодняшний урок обещал быть особенным.
  - Сегодня, - торжественно провозгласил Геннадий, доставая из-под стола... обычный магнитофон 90-х, - мы будем учиться внушению. Первое правило: никогда не говори 'сделай так'. Говори 'а не сделать ли тебе так?'
  Я скептически осмотрел древний аппарат:
  - А магнитофон нам зачем? Записывать мои эпические провалы?
  Геннадий хитро улыбнулся:
  - Это не просто магнитофон. Это 'Говорящий Геннадий 3000' - все мои уроки записаны на пленку. Сегодня ты будешь учиться у него, а я пойду выпью чаю с чиновником, который однажды рискнул мне помешать в одном деле.
  Как только Геннадий вышел, я нажал кнопку воспроизведения. Из динамиков раздался его голос:
  "Упражнение первое: заставь продавца дать тебе скидку, не произнося вслух просьбы." Затем пленка зажужжала, и тот же голос добавил: "И если ты сейчас думаешь, что это бред - попробуй хотя бы раз, прежде чем ныть." Я выругался. Даже записанный на пленку Геннадий умудрялся меня доставать.
  
  В ближайшем магазине "Всё по 50" (хотя на самом деле ничего не стоило 50) я столкнулся с продавщицей Люсей - женщиной, которая могла взглядом заставить вора добровольно вернуть украденное и заплатить за беспокойство. Я сосредоточился, как учили, и мысленно послал: "Дай скидку на эти чипсы..." Люда внезапно побледнела, схватилась за прилавок и зашептала:
  - Ой, мамочки... Голоса... Опять эти голоса...
  Потом она вытащила из-под прилавка пузырек с валерьянкой и начала его пить, не отрывая горлышка от губ. Я тихо положил чипсы на место и ретировался. Вернувшись домой, я застал Бориса, который с невозмутимым видом лежал на моей подушке. "Ну что, великий гипнотизер, - мысленно прошелестело в моей голове, - научился делать скидки?"
  - Ты... ты тоже это слышал?! - ахнул я.
  Кот лениво потянулся:
  "Я всё слышу. И вижу. И знаю, что ты сейчас думаешь о банке тунца в шкафу. Неа, не получится."
  Я вздохнул. Даже мой кот оказался устойчив к внушению. Это был новый уровень унижения.
  
  Когда учитель вернулся с довольным видом и пачкой каких-то важных документов, он долго смеялся над моим рассказом.
  - Ты что, прямо 'дай скидку' подумал? - сквозь смех спросил он. - Это же как тыкать человеку в глаз вместо того, чтобы подмигнуть!
  Он взял яблоко со стола и повертел его в руках:
  - Внушение - это не приказ. Это... намек. Подсказка. Ты должен сделать так, чтобы человек сам захотел тебе помочь.
  Я хмыкнул:
  - Ну да, а яблоки должны сами падать на голову, пока Ньютон медитирует.
  Геннадий неожиданно серьезно посмотрел на меня:
  - Именно. Только без яблок. Иди спать. Завтра попробуем еще.
  
  Перед сном я поймал себя на том, что бессознательно пытаюсь внушить Борису уйти с моей подушки. Кот лишь презрительно приоткрыл один глаз:
  - Мечтай, двуногий. Это место мне предназначено с тех пор, как твой дед купил эту квартиру.
  Я закрыл глаза. Завтра будет новый день, новые попытки и, возможно, хоть какая-то скидка в магазине. Хотя бы на ту самую валерьянку для Люды.
  
  Я стоял перед зеркалом в ванной и отрабатывал "магический взгляд" - тот самый, который, по словам Геннадия, должен "мягко подталкивать людей к правильным решениям". Пока что мое отражение выглядело так, будто я страдаю от несварения желудка.
  - Не надо так напрягать брови, - сказал Геннадий, заглядывая в дверь. - Ты же не пытаешься запугать бутерброд, чтобы он сам к тебе в рот залез.
  Я расслабил лицо. Чуть-чуть.
  - Лучше?
  - Теперь ты выглядишь, как человек, который только что вспомнил, что оставил включенным утюг. В 1998 году.
  
  Первой жертвой моих экспериментов стала тетя Зина, наша соседка снизу - женщина, которая знала все сплетни района и никому не давала спуску. Я встретил ее у почтовых ящиков и попытался "мягко внушить", чтобы она наконец-то перестала жаловаться на наш "топот в любое время суток".
  - Тетя Зина, - начал я, глядя ей в глаза с "магической теплотой", - вам не кажется, что иногда... шум - это просто признак жизни?
  Она нахмурилась:
  - Молодой человек, у вас лицо дергается. Вам к врачу надо.
  - Это не дергается, это... магнетизм, - попытался я парировать.
  - Магнетизм? - она фыркнула. - Тогда идите магнититесь от моего почтового ящика, а то я вас в милицию сдам.
  
  Разозлившись, я решил проверить технику на Борисе.
  - Сейчас, - прошептал я, - ты захочешь спать не на моей подушке, а в своей корзинке.
  Кот лениво открыл один глаз.
  "Нет."
  Я усилил концентрацию.
  - Ты очень хочешь пойти в свою корзинку.
  Борис зевнул, потянулся и... запрыгнул мне на голову.
  "Вот тут теперь моя корзинка."
  
  Но настоящий крах ждал меня в магазине. Я решил повторить упражнение - на этот раз с продавцом Петровичем, который вечно вздыхал, когда я брал самое дешевое печенье.
  - Добрый день, - сказал я, стараясь звучать максимально убедительно. - Сегодня у вас такие... особенные скидки для хороших покупателей, правда?
  Петрович замер. Его глаза остекленели.
  - Особенные... - пробормотал он. - Ох...
  Я уже обрадовался, но тут он внезапно схватил меня за руку и начал рыдать:
  - Сынок, я столько лет никому не говорил... В 1985 году я случайно продал просроченные консервы, и из-за этого...
  - Стоп, стоп! - я попытался вырваться. - Мне просто скидку на печенье!
  Но Петрович уже рассказывал историю про свою первую любовь, потерянную на целине.
  
  Геннадий слушал мой отчет с каменным лицом.
  - Ты, - сказал он наконец, - перепутал внушение с исповедью.
  - Я просто хотел, чтобы он дал скидку!
  - А получил трагедию в трех актах.
  Я сгорбился.
  - Может, у меня просто нет дара?
  Геннадий вздохнул, достал из кармана купюру и протянул мне.
  - Вот. Купи себе печенье. А завтра начнем с азов.
  
  Перед сном Борис запрыгнул мне на грудь и уставился в лицо. "Если завтра попробуешь внушить мне что-то снова, я тебе в тапок навалю."
  Я закрыл глаза.
  - Спи, душитель мой. Завтра будет новый день.
  "И новые провалы", - услышал я в ответ, но сделал вид, что не заметил.
  
  Я проснулся от того, что Борис методично бил лапой по моему носу. Открыв глаза, я увидел его презрительный взгляд:
  "Опять проспал. Геннадий ждёт. И я голодный." Потянувшись, я вдруг осознал странное ощущение - сегодня всё должно получиться. Не знаю, то ли вчерашний провал меня закалил, то ли просто с утра повезло с погодой, но я чувствовал себя... уверенным.
  
  На кухне меня ждал Геннадий с новым упражнением:
  - Сегодня будешь внушать... тостеру, чтобы он не поджигал хлеб.
  Я уставился на него:
  - Вы издеваетесь?
  - Нет. Это базовый тренинг. Если сможешь повлиять на механизм - с живыми существами будет проще.
  Я сосредоточился на тостере, представляя, как он идеально подрумянивает хлеб. Через минуту раздался характерный "плюх" - тостер выплюнул... даже не нагретый кусок.
  - Ну, хотя бы не сжёг, - процедил Геннадий.
  Борис фыркнул:
  "Гений. Теперь можешь внушать холодильнику, чтобы он не охлаждал."
  
  Настоящий успех пришёл неожиданно. Возвращаясь с тренировки, я столкнулся с соседским псом Барбосом - трёхлетним бульдогом, который облаивал всё, что движется. Особенно меня.
  - Ну здравствуй, чудовище, - пробормотал я, готовясь к очередному концерту. Но вдруг мне в голову пришла безумная идея. Я поймал взгляд Барбоса и мысленно послал: "Я не враг. Я - друг. И у меня в кармане... мясо." Пёс замер. Его хвост дёрнулся. Я медленно достал кусочек печенья (мяса у меня не было) и протянул. Барбос... завилял хвостом и лизнул мне руку! Хозяйка Барбоса, тётя Катя, выронила сумку с продуктами:
  - Что вы сделали с моей собакой?! Он даже мужа не так любит!
  Я поспешно отступил:
  - Просто нашли общий язык.
  - Общий язык?! Он вас пятый месяц как личного врага числит! Вы... вы его загипнотизировали!
  Тут Барбос лёг возле моих ног и перевернулся на спину, предлагая почесать живот. Тётя Катя побледнела:
  - Всё. Он от вас теперь не отойдет.
  
  - Значит, пса ты приручил, а тостер победил тебя, - констатировал Геннадий, попивая чай.
  - Зато теперь у меня есть телохранитель, - похвастался я. Барбос сидел у моих ног и бросал на Геннадия подозрительные взгляды.
  - Проблема в том, - продолжал учитель, - что ты до сих пор не понимаешь, как это работает. С псом получилось случайно.
  Борис, сидящий на холодильнике, мысленно добавил:
  "Как и всё, что у тебя получается."
  
  Вечером я обнаружил, что Барбос поселился у моей двери. Он принёс свою любимую игрушку - обглоданный тапок - и явно намеревался остаться.
  - Нет-нет-нет, - уговаривал я его, - иди домой.
  Пёс просто положил голову на лапы и вздохнул. В его глазах читалось: "Ты сам всё испортил, теперь расхлёбывай." В итоге тёте Кате пришлось буквально затаскивать Барбоса домой на поводке. Последнее, что я услышал перед тем, как дверь захлопнулась - её возмущённое:
  - Если он теперь откажется есть - вас к ветеринару поведу! За свой счёт!
  Я повернулся к Борису:
  - Ну что, хоть один успех.
  Кот холодно посмотрел на меня:
  - Поздравляю. Теперь у тебя есть собака. Которая, напомню, ненавидит кошек.
  Я замер. Это... было упущено из виду.
  Геннадий, проходя мимо, бросил:
  - Завтра будем учиться отменять внушение. Если, конечно, к тому времени ты ещё будешь жив.
  Борис многозначительно поточил когти о диван.
  
  Я проснулся от того, что по моему лицу методично шлёпали пушистой лапой. Не открывая глаз, я пробормотал:
  - Борис, я знаю, что это ты. И знаю, что завтрак в холодильнике. Иди ешь.
  "Не буду," - прозвучало у меня в голове. "Сегодня ты будешь учиться у меня."
  Я приоткрыл один глаз. Борис сидел на груди, выглядя как пушистый буддийский монах, если бы монахи имели привычку будить людей в пять утра.
  - Ты... что?
  "Геннадий сказал, что если хочешь по-настоящему освоить внушение - научись влиять на меня. Я согласился. За три банки тунца."
  Я сел на кровати, потирая лицо:
  - Погоди. То есть теперь ты мой... учитель?
  Борис гордо поднял хвост:
  "Называй меня сэнсэй."
  
  Наш "урок" проходил на кухне. Борис восседал на табуретке, я сидел на полу.
  "Правило первое," - вещал кот. "Не пытайся давить. Кошки это чувствуют за версту."
  Я кивнул, стараясь выглядеть внимательным учеником.
  "Попробуй сделать так, чтобы я сам захотел уйти с табуретки."
  Я сосредоточился, представляя, как Борис спрыгивает. Ничего не произошло.
  - Эй, Борис, - попробовал я, - вон же мышь пробежала!
  Кот даже ухом не повёл:
  "Во-первых, оскорбительно. Во-вторых, не работает."
  Я вздохнул:
  - Тогда, может, представлю, что возле табуретки рассыпался корм?
  "Лучше. Но слишком прямолинейно."
  Внезапно меня осенило. Я закрыл глаза и представил, как табуретка становится неудобной - слишком твёрдой, холодной... Борис вдруг потянулся и спрыгнул!
  "Неплохо. Но я всё равно знал, что это ты делаешь."
  В дверях появился Геннадий с чашкой чая:
  - Ну что, как продвигается обучение у хвостатого гуру?
  Борис ментально фыркнул:
  "Как у слона в посудной лавке. Но потенциал есть."
  Я встал, отряхиваясь:
  - Он говорит, у меня получается!
  - Конечно получается, - кивнул Геннадий. - Потому что Борис - идеальный объект для тренировки. Он видит все твои ошибки, но если что - просто уйдёт и не станет терпеть твои эксперименты. В отличие от людей.
  Борис гордо поднял нос:
  "И тунца давайте."
  
  Решив закрепить успех, я попробовал применить новые знания на практике. Наш дворовый кот Васька славился скверным характером и царапал всех, кто попадался на пути. Я осторожно подошёл к нему, представляя себя дружелюбным и безопасным. Васька сначала зашипел, но... вдруг перестал! Он даже позволил мне почесать его за ухом! Воодушевлённый успехом, я решил пойти дальше - попробовал внушить ему мысль принести мне мячик. Васька посмотрел на меня с таким презрением, что я сразу понял - переборщил.
  
  Вечером Борис устроил мне "разбор полётов":
  "С Васькой ты повёл себя как начинающий шаман на первом ритуале. Сначала просто установи контакт, не пытайся сразу заставить его выполнять трюки!"
  Я вздохнул:
  - Но с тобой же получается!
  "Я - особый случай. Я терплю тебя только из-за тунца. И потому что живу здесь."
  Геннадий, услышав это, рассмеялся:
  - Поздравляю, Ваня. Ты освоил первый уровень - научился находить общий язык с котами. Теперь можно переходить к людям.
  
  Перед сном Борис запрыгнул ко мне на кровать:
  "Завтра продолжим. Будем учиться внушать мысль о внеочередном ужине."
  - Это же чистой воды манипуляция!
  "Нет, это - высший пилотаж," - мурлыкнул кот, устраиваясь у меня на подушке. "А теперь подвинься, ученик. Сэнсэю нужно место для медитации."
  Я покорно отодвинулся. Впервые за долгое время я чувствовал, что действительно чему-то учусь. Даже если мой учитель храпел и время от времени дёргал лапой во сне, охотясь за воображаемыми мышами.
  
  - Ваня, если ты сейчас сделаешь это - я лично выброшу все твои носки в мусоропровод, - голос Геннадия звучал настолько серьёзно, что я даже на секунду задумался. Но только на секунду.
  - Но это же логичный следующий шаг! - я размахивал потрёпанной книгой "Основы ментального воздействия". - Если я научился влиять на котов, почему бы не попробовать на человеке?
  Борис, свернувшийся калачиком на моём стуле, лениво открыл один глаз:
  "Потому что люди, в отличие от меня, не прощают ошибок. И не довольствуются тунцом в качестве компенсации."
  - Кого ты вообще собрался гипнотизировать? - спросил Геннадий, с подозрением оглядывая мои приготовления - я расставил по комнате свечи и даже нарисовал мелом какой-то символ, который, как мне казалось, должен был помочь.
  - Ну... может быть, Петровича из магазина? Он уже один раз поддался!
  - Ты хочешь снова выслушивать три часа исповеди о советской торговле? - учитель поднял бровь. - Выбери кого-то менее впечатлительного.
  Борис вдруг поднял голову:
  "Я знаю идеального кандидата."
  Так я оказался перед дверью квартиры дяди Коли.
  
  - Слушай, а может, не надо? - я нервно теребил край футболки. - Он же вчера опять пил этот свой самогон из чайника...
  "Идеально," - мысленно прошипел Борис. "Сознание затуманено - легче внедрить идею."
  Геннадий, наблюдавший со стороны, скрестил руки:
  - Только не говори, что не предупреждал.
  Я глубоко вдохнул и постучал. Дверь открыл сам дядя Коля в растянутой майке и семейных трусах, пахнущий чем-то резким и химическим.
  - Чё надо, Светлов?
  - Э-э... можно поговорить? - я попытался сделать "магический взгляд", но, судя по реакции, получилось скорее "у меня запор".
  Я сосредоточился, представляя, как дядя Коля хочет... ну, скажем, отдать мне свою коллекцию редких монет, о которой он постоянно рассказывал всему подъезду.
  - Дядя Коля, - начал я мягким голосом, - вы же хотели, чтобы ваши монеты попали в хорошие руки...
  Его глаза затуманились. Я почувствовал слабый отклик! Воодушевлённый, я усилил воздействие:
  - Вы хотите отдать их мне. Прямо сейчас.
  Вдруг лицо соседа исказилось. Он схватил меня за плечи и зарычал:
  - Так это ты вчера в моей квартире был?! Где мой телевизор?!
  - Какой телевизор?! - я попытался вырваться, но дядя Коля оказался на удивление силён для человека, чей основной рацион составлял самогон.
  - Не прикидывайся! Ты мне в глаза смотришь, гипнотизируешь, телевизор украл! Я всё понял!
  Геннадий, наблюдавший эту сцену, вдруг рассмеялся:
  - Поздравляю, Ваня. Ты случайно внушил ему, что ты - вор.
  Борис, сидевший на перилах, ментально добавил:
  "Беги. Сейчас будет больно."
  Мне повезло, что в этот момент с лестничной площадки вышла тётя Зина с авоськой. Увидев нас, она тут же ударила дядю Колю той самой авоськой по голове:
  - Опять пьяные разборки! Иди спать, старый дурак!
  Пока сосед приходил в себя, я ретировался в свою квартиру. Геннадий уже ждал там с чаем:
  - Ну что, какой вывод?
  Я тяжко вздохнул:
  - Не надо гипнотизировать алкоголиков?
  - Гипнотизировать их можно, а иногда нужно. Ты забыл главное правило - нельзя внушать то, что противоречит убеждениям человека. Дядя Коля скорее умрёт, чем расстанется со своими монетами.
  Борис запрыгнул на стол:
  "Зато теперь у нас есть новая игра - "убеги от соседа". Я ставлю на то, что в следующий раз он будет с битой."
  
  Перед сном я услышал стук в стену - видимо, дядя Коля всё же вспомнил про "гипнотизёра". Борис мурлыкающе заметил:
  - Можешь попробовать внушить ему, что этого не было. Но я бы просто переехал.
  Я натянул подушку на голову. Завтра предстояло идти извиняться. И, возможно, покупать новый телевизор...
  
  Я проснулся от того, что Борис методично тыкался мордой в мою щеку.
  "Просыпайся. Геннадий хочет поговорить. И пахнет чем-то серьезным."
  Я приоткрыл один глаз. Над кроватью стоял сам Геннадий, скрестив руки, с выражением лица, которое обычно предшествовало фразам вроде "Ты сам натворил - теперь сам расхлебывай".
  - Вставай, - сказал он. - Сегодня будем говорить о главном правиле.
  Я зевнул, потирая лицо:
  - Не гипнотизировать соседей?
  - Хуже. О том, почему нельзя использовать магию для личной выгоды.
  Я сел на кровати, внезапно почувствовав себя школьником, пойманным на списывании.
  - Но... а как же все эти "улучшение жизни", "исполнение желаний"?
  Геннадий вздохнул:
  - Вот именно об этом мы и поговорим.
  
  Для наглядности Геннадий устроил демонстрацию.
  - Вот, - он поставил передо мной миску с водой. - Представь, что это твой друг. Ты хочешь, чтобы он дал тебе денег в долг.
  Я кивнул.
  - Теперь попробуй "убедить" воду перелиться в другую миску.
  Я сосредоточился, представляя, как вода сама перетекает. Через секунду... ничего не произошло.
  - Видишь? - сказал Геннадий. - Вода не подчиняется, потому что это против ее природы.
  Борис, наблюдавший за этим, ментально добавил:
  "Зато если бы там был тунец, ты бы нашел способ."
  
  Геннадий решил проверить меня на соблазн.
  - Допустим, ты можешь внушить начальнику дать тебе премию. Что будешь делать?
  Я задумался.
  - Ну... может, просто немного подтолкнуть его к этому решению?
  - Ага, - учитель хмыкнул. - И как ты себя будешь чувствовать, зная, что он дал тебе деньги не потому, что ты заслужил, а потому, что ты его заставил?
  Я поморщился.
  - Плохо.
  - Вот и ответ.
  Борис запрыгнул на стол:
  "Кстати, если хочешь премию - просто стань хорошим работником. Или укради что-нибудь. Но без магии."
  
  Вечером я решил проверить себя. В магазине передо мной встала пожилая женщина, которая долго копошилась в кошельке, пытаясь набрать мелочь. Я почувствовал ее мысли: "Ой, опять не хватает... Может, что-то убрать?"
  И тут мне в голову пришла идея - я мог бы внушить кассиру не заметить недостачу, а женщине, что денег хватает. Но... Я сжал кулаки и просто достал свою мелочь.
  - Вот, возьмите.
  Женщина удивленно посмотрела на меня.
  - Спасибо, сынок...
  Кассирша улыбнулась:
  - Редко такое вижу.
  Я вышел из магазина с глупой улыбкой.
  
  Дома я рассказал Борису о своем "подвиге".
  "Ты отдал свои деньги. И теперь у тебя нет мелочи на автобус."
  - Ну да, - вздохнул я.
  "Но зато ты поступил благородно. Поздравляю."
  Я поймал себя на том, что улыбаюсь.
  
  Перед сном Геннадий заглянул в комнату.
  - Ну что, понял разницу между "заставить" и "помочь"?
  - Понял, - кивнул я.
  - Хорошо. Завтра будем учиться защищаться от тех, кто эту разницу не понимает.
  Борис свернулся у меня в ногах, мурлыча:
  "Спи. Завтра будет интересно."
  Я закрыл глаза. Впервые за долгое время я чувствовал, что учусь не просто магии - а чему-то гораздо более важному. Но мелочь мне все-таки было жалко.
  
  Я сидел на подоконнике, наблюдая, как во дворе новый начальник ЖЭКа - здоровенный детина с лицом боксёра-неудачника - орал на старушку за то, что её герань "нарушает архитектурный облик дома". Мои пальцы сами собой сжались в кулаки.
  "Не надо," - предупредил Борис, удобно устроившийся у меня на коленях. "Знаю, о чём ты думаешь. Не стоит."
  Я провёл рукой по шершавому подоконнику:
  - Но представь, если бы я мог просто... сделать так, чтобы он перестал быть сволочью. Хотя бы на день.
  Кот тяжко вздохнул:
  "Вот мы и добрались до главного соблазна."
  Геннадий устроил нам "лекцию" за кухонным столом, попутно заваривая какой-то горький травяной сбор.
  - Сила - это не палка, которой ты можешь бить всех подряд, - говорил он, разливая зловонную жидкость по кружкам. - Это скорее... зеркало. Что в него вложишь - то и получишь обратно.
  Я осторожно понюхал свой "чай" и тут же отодвинул кружку:
  - То есть если я попробую сделать этого хама добрее...
  - то либо он станет добрее, либо ты станешь таким же хамом. Или и то, и другое сразу.
  Борис лизнул свою лапу:
  "Я бы выбрал вариант "никак". И спрятался под диван."
  Решив проверить себя, я отправился во двор - якобы вынести мусор, на самом деле чтобы понаблюдать за начальником ЖЭКа вблизи. Его звали Виктор Петрович, и, судя по мыслям, которые я уловил, он искренне считал себя "единственным, кто держит этот район в порядке". Я осторожно "послал" ему мысль: "Может, не стоит кричать на пенсионерок?" Он замолчал на полуслове, почесал затылок и... вдруг развернулся и ушёл! Старушка даже рот открыла от удивления. Я уже хотел торжествовать, как вдруг услышал громкий треск - Виктор Петрович, видимо от неожиданного приступа доброты, случайно сел на чью-то детскую машинку и теперь ругался ещё громче.
  
  Вечером того же дня ко мне заглянула соседка снизу:
  - Ваня, ты не знаешь, что случилось с нашим ЖЭКом? Виктор Петрович весь день ходит как потерянный, то цветы поливает, то детям конфеты раздаёт. Даже страшно стало!
  Я пробормотал что-то невнятное и закрыл дверь. Борис смотрел на меня с немым укором:
  "Ну вот, добился своего. Теперь у нас сумасшедший добряк ЖЭКовец."
  Геннадий, услышав эту историю, только покачал головой:
  - Вот поэтому нельзя лезть в головы без спроса. Ты сломал ему систему ценностей.
  - Но я же сделал его лучше!
  - По твоему мнению. А вдруг его агрессия была ему нужна, при его-то должности? Ведь хватает бабулек, которые готовы насадить клещевины в детских песочницах.
  Я задумался. Впервые мне стало по-настоящему не по себе от собственных возможностей.
  
  Ночью я не мог уснуть. В голове крутились мысли: а что, если я действительно могу "исправлять" людей? Сделать родителей добрее, начальника - справедливее, того же дядю Колю - трезвее...
  Борис, почувствовав мой беспокойство, запрыгнул на подушку:
  "Знаешь, чем заканчиваются сказки про добрых волшебников, которые начинают "исправлять" мир? Тем, что все их ненавидят."
  - Но я же хочу как лучше!
  "Все так говорят. А потом оказывается, что "как лучше" - это когда все думают, как ты."
  
  Утром я увидел Виктора Петровича - он сидел на лавочке у подъезда и грустно смотрел на свои ботинки. Моё "влияние" явно закончилось, но что-то в нём изменилось - теперь он выглядел скорее растерянным, чем злым. Геннадий положил руку мне на плечо:
  - Запомни: настоящая сила - не в том, чтобы заставить других быть такими, как ты хочешь. А в том, чтобы самому оставаться человеком, даже когда можешь быть богом.
  Борис в это время воровал кусок колбасы с моей тарелки, но мысленно добавил:
  "И кормить кота вовремя. Это тоже важно."
  Я вздохнул. Урок был усвоен. Хотя искушение никуда не делось - оно просто стало тише. И, возможно, именно в этом и заключался настоящий прогресс.
  
  Я проснулся от того, что по моей спине струился холодный пот. За окном бушевала гроза, но это был не обычный дождь - капли стучали по стеклу ритмично, почти осмысленно, словно кто-то пытался передать сообщение морзянкой.
  "Он вернулся," - прозвучало в моей голове. Но это был не голос Бориса.
  Я резко сел на кровати. В углу комнаты, растворяясь в тенях, стоял Артём.
  Мой первый порыв был не героическим - я швырнул в него подушку. Она пролетела сквозь фигуру и шлёпнулась о стену.
  - Очень устрашающе, - сухо заметил Артём. Его голос звучал так, будто доносился из глубин пещеры. - Я пришёл показать тебе кое-что.
  Я потёр глаза:
  - Может, утром? Я как раз собирался поспать ещё лет пять.
  Артём щёлкнул пальцами - и мир вокруг поплыл. Я оказался в своей же квартире, но всё было... неправильно. Стены дышали. Из крана на кухне текла кровь. А Борис... Я замер. Кот сидел на привычном месте, но у него было три глаза, и все они смотрели на меня с укором.
  "Ты сам напросился," - прозвучало в голове.
  - Прекрати! - я попытался сконцентрироваться, но страх сковал разум.
  Из спальни донёсся знакомый голос:
  - Ваня? Это ты?
  Я обернулся. В дверях стояла... моя мать. Умершая пять лет назад. Я уже готов был поддаться иллюзии, как вдруг почувствовал острую боль в ноге - настоящий Борис вцепился мне в лодыжку когтями.
  "Дурак! Это не она! Смотри!"
  Я моргнул - и "мать" изменилась. Её лицо стало восковым, неестественным.
  - Как тебе не стыдно, - заговорила фигура, но голос был чужим. - Ты мог спасти меня. Но предпочёл свои глупые эксперименты...
  Борис прыгнул мне на плечо:
  "Он играет на твоих страхах. Не корми его!"
  Я зажмурился, вспоминая уроки Геннадия. Страх - это энергия. Его можно трансформировать. Вместо того чтобы убегать, я сделал шаг вперёд:
  - Знаешь, Артём, ты всегда был предсказуем. Страх, боль, страдания... У тебя что, других идей нет?
  Иллюзия дрогнула. Я воспользовался моментом:
  - Вот тебе мой страх для начала! - я мысленно представил самый нелепый образ - Геннадия в розовой упаковке от печенья, танцующего балет.
  Комната вдруг заполнилась странным розовым светом. Где-то вдалеке раздался крик Артёма:
  - Что это за идиотизм?!
  Иллюзия рухнула. Я снова был в своей кровати. На полу валялась смятая подушка. Борис сидел на груди и смотрел на меня с одобрением:
  "Не самый элегантный способ, но сработало."
  
  Утром Геннадий, услышав мою историю, долго смеялся:
  - Розовый балет? Серьёзно?
  - Сработало же! - защищался я.
  - В этом-то и суть, - учитель внезапно стал серьёзен. - Ты нашёл свой способ. Не бороться со страхом, а превращать его в нечто... нелепое.
  Борис в это время доедал свой завтрак:
  "Теперь я знаю, что делать, если увижу призраков. Представлять их в смешных трусах."
  Я вздохнул. Испытание было пройдено. Но где-то в глубине души я знал - Артём ещё вернётся. И в следующий раз он будет готов к моим розовым упаковкам.
  
  Я сидел на полу посреди комнаты, окруженный свечами, травами и чувством полного бессилия. Артём снова приходил прошлой ночью - на этот раз в виде теней, которые шептали мне в темноте обо всех моих провалах, ошибках и людях, которых я подвел. Борис, свернувшись у меня за спиной, мурлыкал что-то успокаивающее, но даже его кошачья магия не могла полностью развеять ощущение, что я проигрываю эту войну.
  - Ты не можешь его победить его же методами, - сказал Геннадий, входя с подносом, на котором дымился какой-то отвар. - Он питается твоим страхом. Значит, нужно лишить его пищи.
  - Как? - я потёр глаза. - Притвориться, что мне всё равно?
  - Нет. Настоящее прощение.
  Я поднял бровь:
  - Ты хочешь, чтобы я... простил его? После всего?
  Геннадий усмехнулся:
  - Я хочу, чтобы ты попробовал.
  Я закрыл глаза, пытаясь представить Артёма не как врага, а как... ну, может быть, просто заблудшего человека. Борис, сидя у меня на коленях, мысленно комментировал:
  "Если он заблудился, то очень агрессивно. Как тот голубь, что залетел к нам и разбил вазу."
  - Борис, мешаешь.
  "Просто говорю, что если он появится, я ему морду поцарапаю. В порядке самозащиты."
  Я вздохнул и продолжил. Внезапно передо мной возник образ Артёма - но не того злобного колдуна, что преследовал меня, а... мальчишки. Лет десяти. Сидящего в пустой квартире и рисующего мелом на стене защитные круги, потому что за дверью кричали его родители. Я открыл глаза.
  - Он... он боялся?
  Геннадий кивнул:
  - Все злые люди когда-то были просто напуганными детьми.
  Борис почесал ухо:
  "Ну, кроме котов. Мы злые просто потому, что нам так нравится."
  
  Я решил проверить теорию на практике. В следующий раз, когда почувствовал знакомое давление в висках (верный признак того, что Артём рядом), я вместо защиты... расслабился.
  - Знаешь, Артём, - сказал я вслух, - я понимаю. Ты просто хочешь, чтобы тебя боялись, потому что сам боишься.
  Потом - резкий холодный ветер, и... он появился. Настоящий, не иллюзия.
  - Ты ничего не понимаешь, - прошипел он.
  - Может, и нет. Но я не хочу с тобой воевать.
  Артём замер. Его лицо исказилось - не злостью, а чем-то другим. Растерянностью?
  - Это... трюк?
  - Нет. Просто попытка.
  Он исчез. Но на этот раз - без угроз, без злобного смеха.
  
  Утром Геннадий, услышав мой рассказ, хмыкнул:
  - Ну что, теперь веришь, что прощение - это тоже оружие?
  Я пожал плечами:
  - Не знаю. Но это сработало.
  Борис запрыгнул на стол:
  "Лично я всё равно за царапание морды. Но твой способ... допустим."
  Я улыбнулся. Возможно, Артём ещё вернётся. Но теперь я знал, как встретить его - не с боем, а с чем-то более сильным. И, кажется, это пугало его куда больше.
  
  Я сидел на крыше нашего дома, свесив ноги над карнизом. После всех событий с Артёмом мне нужно было побыть одному - или почти одному. Борис, конечно, умудрился подняться следом, хотя я был уверен, что закрыл за собой люк.
  - Ты так и не научился запирать дверь, - мурлыкнул он, усаживаясь рядом.
  Геннадий сказал, что мне нужно "найти баланс". Как будто я какая-то йоговская поза, а не человек с кучей проблем и котом-нахлебником.
  "Ты слишком много думаешь," - заявил Борис, вылизывая лапу.
  - Это моя работа, - огрызнулся я. - Маг должен анализировать.
  "Маг должен иногда спать. И кормить кота."
  - Ты же только что съел две банки тунца!
  "А теперь я хочу курицу."
  Я вздохнул и бросил в него бумажкой. Он ловко увернулся.
  
  Геннадий велел мне попробовать "уравновесить" свои способности. Для начала - простой тест: удерживать в голове одновременно две противоположные мысли. Я закрыл глаза:
  1. "Я могу изменить мир";
  2. "Мир прекрасен и без моих изменений";
  Борис прервал мою медитацию:
  "А теперь добавь третью: 'Кот голоден'."
  
  Решив проверить новый подход, я встретил нашего вечно пьяного соседа. Вместо того чтобы внушать ему бросить пить, я просто... выслушал. Оказалось, дядя Коля пьёт не просто так - его сын погиб в армии, а жена ушла.
  - Но это же не повод..., - начал я.
  - А у тебя есть повод лезть в мою жизнь? - огрызнулся он.
  Я задумался. Может, Геннадий прав? Не всё нужно "чинить".
  
  Вечером я сидел на кухне, наблюдая, как Борис гоняется за солнечным зайчиком. Вдруг я осознал - вот он, баланс. Не контроль, не борьба, а... принятие.
  - Знаешь, Борис, - сказал я, - может, магия и не нужна, чтобы быть счастливым?
  "Конечно не нужна. Нужна курица."
  
  Геннадий, узнав о моих выводах, улыбнулся:
  - Наконец-то. Ты понял главное.
  - Что?
  - Что сила - это не только брать, но и отпускать.
  Борис в это время украл с тарелки последний кусок мяса. Баланс, конечно.
  
  Я замер с зубной щёткой во рту, когда Борис влетел в ванную как пушечное ядро, снося на своём пути флакон с шампунем.
  "Ты получил письмо!" - его мысли звенели как натянутая струна. - "С печатью! И пахнет... опасностью."
  Я выплюнул пасту:
  - Ты что, нюхом почуял опасную почту?
  Кот презрительно поднял нос:
  "Я нюхом почуял тунца. Письмо нашёл случайно, когда искал завтрак."
  
  Конверт действительно выглядел зловеще - тёмно-синий, с восковой печатью в виде спирали. Я попытался вскрыть его ножницами, но бумага оказалась противоестественно прочной.
  - Может, нужно произнести пароль? - предположил я. - "Абракадабра" или что-то вроде...
  Борис фыркнул:
  "Попробуй 'дайте скидку на тунец'."
  Внезапно печать вспыхнула синим огнём, и конверт сам развернулся у меня в руках. На пергаменте золотыми чернилами было выведено:
  "Иван Светлов приглашается на Турнир Магов. 12-й цикл. Правила будут объявлены на месте. Не явиться - значит отказаться от статуса."
  Я бросился к учителю, размахивая письмом:
  - Это что, шутка? Турнир? Как в детской книжке!
  Геннадий поднял глаза от засаленной колоды карт:
  - А, пришло. Я думал, ещё год-два подождут.
  - ТЫ ЗНАЛ?!
  - Конечно. Каждый маг получает приглашение. - Он лениво перевернул карту. - Только большинство до турнира не доживает.
  Борис запрыгнул на стол:
  "Могу я пойти вместо него? Там наверняка будут угощения."
  Геннадий объяснил суть:
  - Турнир проводится раз в 12 лет. При первом приглашении обязательно, потом как хочешь. Три испытания. Главное правило - нельзя использовать один и тот же обряд дважды.
  - И что будет, если я проиграю?
  - Ничего страшного. - Учитель улыбнулся слишком беззаботно. - Просто твоя сила снизится на треть на три года.
  Я проглотил комок в горле:
  - А если... не пойти?
  - Тогда навсегда. Это приглашение - уже часть испытания. Отказ = поражение.
  
  Вечером я пытался составить список обрядов, которые мог бы использовать. Борис "помогал":
  "Возьми заклинание 'бесконечный тунец'. Или 'усыпление жюри'."
  - Это не смешно!
  "Зато практично."
  Геннадий, проходя мимо, бросил:
  - Кстати, на последнем турнире победитель превратил всех судей в морских свинок. Интересное было шоу.
  Я закрыл лицо руками:
  - Я даже не знаю нормальных заклинаний! Только "починить кран" да "найти потерянные ключи"!
  
  Перед сном Борис неожиданно устроился у меня на груди и пристально посмотрел в глаза:
  "Если тебя превратят в морскую свинку, я тебя не вылизываю."
  Я усмехнулся:
  - Спасибо за поддержку.
  За окном сверкнула молния. Гроза приближалась - как и турнир. Через три дня мне предстояло либо доказать, что я настоящий маг, либо серьезно пострадать. Борис мурлыкнул:
  "Спи. Завтра будем тренироваться. Начнём с заклинания против моей линьки."
  Я закрыл глаза. Впервые за долгое время я чувствовал не страх, а странное возбуждение. Может быть, я действительно смогу...
  
  Я проснулся от того, что по моему лицу скользило что-то. Открыв глаза, я увидел парящий в воздухе пергамент, который тыкался в меня уголком, как настырный продавец на рынке.
  - Опять?! - я попытался отмахнуться, но свиток ловко увернулся.
  Борис, наблюдавший эту сцену с подоконника, мысленно хихикал:
  "Даже неодушевлённые предметы тебя не слушаются. Какой позор."
  Пергамент с шуршанием развернулся перед моим лицом, обнажив кроваво-красные буквы:
  "Правила Турнира Магов. Участник: Иван Светлов (статус: 'Начинающий, но амбициозный')"
  - Эй! - я возмутился. - Кто вам сказал, что я амбициозный?
  Свиток проигнорировал мой вопрос и продолжил демонстрацию:
  "Правило 1: Запрещено повторять обряды. Нарушение = немедленная дисквалификация."
  "Правило 2: Место проведения будет объявлено за час до начала."
  "Правило 3: Победитель получает право на один вопрос к Хранителям Знаний."
  Я непроизвольно задержал дыхание. Хранители Знаний - легендарные существа, знающие ответы на всё. Но свиток не закончил:
  "Коты-ассистенты допускаются, но кормить их во время испытаний запрещено."
  Борис моментально оживился:
  "Это дискриминация! Я подаю в магический суд!"
  
  - Повторяй за мной, - Геннадий стоял посреди комнаты с закрытыми глазами. - "Я не боюсь выглядеть идиотом. Я не боюсь проиграть. Я..."
  - Подожди, - я перебил его. - Это что, защитная мантра?
  - Нет, - он открыл один глаз. - Это напоминание. На турнире ты обязательно будешь подвержен и тому, и другому.
  Борис, сидевший на холодильнике, добавил:
  "Особенно первому."
  Я вздохнул и продолжил упражнение - нужно было удерживать в воздухе три предмета разной плотности. Мой рекорд пока составлял четыре секунды перед тем, как чашка с чаем обрушивалась мне на голову.
  
  Когда я уже собирался спать, в окно постучали. Вернее, не постучали - по стеклу провели когтями. Огромными.
  - Борис, - я не отрываясь смотрел на тень за шторой, - если это ты раздулся до размеров тигра, немедленно прекрати.
  "Я тут!" - кот отозвался с подушки.
  Штора взметнулась сама собой, открыв взору... ворона. Размером с петуха.
  - Карр! - птица бросила к моим ногам сверток. - Приветствие от соперника!
  Я осторожно развернул бумагу. Там лежала засушенная лягушка и записка: "Жду с нетерпением. Артём."
  Борис понюхал "подарок":
  "Это или угроза, или очень странный комплимент."
  
  - Артём тоже участвует? - я нервно скомкал записку.
  - Конечно, - Геннадий развалился в кресле. - Он же практикует, а еще проиграл тебе в прошлый раз. Теперь хочет реванша.
  - Но я даже не знаю, какие будут испытания!
  - В этом и суть, - учитель ухмыльнулся. - Турнир проверяет не силу, а смекалку. Главное - не повторяться.
  Борис запрыгнул на стол:
  "У меня есть план. Первое испытание - превратить всех в котов. Второе - устроить конкурс на лучший сон. Третье..."
  - Спасибо, гений, - я перебил его. - Но мне кажется, у жюри другие планы.
  
  Перед сном я ещё раз перечитал правила. Особенно меня беспокоила последняя строчка, написанная мелким шрифтом:
  "Организаторы не несут ответственности за случайные превращения, исчезновения или смену пола участников."
  Борис устроился у меня на груди:
  "Если тебя превратят в кошку, я тебя не стану воспитывать."
  - Спасибо, - я потушил свет. - Спим. Завтра большой день.
  За окном пролетела сова - редкое явление для города. Она несла в клюве... Это на самом деле человеческий палец? Я решил, что мне показалось. Или нет. В любом случае, через несколько часов я узнаю, на что подписался.
  
  После турнира я чувствовал себя как выжатый лимон. Вроде и победил (спасибо нелепому заклинанию "летающие ложки", которое привело жюри в восторг), но внутри - пустота. Даже Борис перестал казаться таким уж забавным, хотя он сейчас сидел у меня на голове, вылизывая мою макушку.
  "Ты на вкус как разочарование с примесью потраченной маны," - сообщил он мне.
  Геннадий швырнул в меня подушкой: - Хватит ныть. Ты достиг потолка без духовной практики. Начинаем сердечную медитацию.
  Я покосился на него:
  - Это что, теперь мне надо представлять сердечки и розовых пони?
  
  Я сидел в позе лотоса (если считать, что лотос может хрипеть и ругаться от боли в спине), ладонь на груди. Геннадий велел сосредоточиться на "центре тепла" за грудной костью.
  - Ничего не чувствую, - пробормотал я через пять минут. - Только изжогу от вчерашних пельменей.
  Борис, свернувшийся у меня на коленях, мысленно фыркнул: "Потому что твое сердце завалено мусором, как балкон дяди Коли."
  Внезапно я ощутил... стену. Не физическую, но такую же реальную. Бетонную, с колючей проволокой поверху.
  - Ого, - я открыл глаза. - У меня внутри режимный объект что ли?
  Геннадий кивнул: "Защитный механизм. Ты боишься собственной силы, вот психика и выстроила укрепления."
  
  Воспоминание ударило неожиданно. Третий тур - мне нужно было продемонстрировать "истинную суть магии". В панике я выпалил первое, что пришло в голову - заклинание правды. И весь зал... зарыдал. Люди падали на колени, признавались в изменах, ворованных карандашах, неоплаченных налогах. Даже суровый главный судья вдруг завопил, что в детстве боялся темноты. Я отключил эффект через три минуты, но осадок остался.
  
  Борис решил "помочь" мне пробить стену. Его метод заключался в том, чтобы давить мне на грудь лапами, приговаривая: "Давай же, слабак, представь что я - твое подавленное желание танцевать ламбаду!"
  - Не работает! - сквозь смех я отпихивал его. - И откуда у тебя вообще такие идеи?!
  "Я много времени провожу в твоей голове. Там очень... странно."
  Геннадий наблюдал за этим, попивая чай:
   - Неплохой подход, кстати. Страх боится смеха.
  
  Ночью я проснулся от жгучей боли в груди. Стена в моем сознании дала трещину - и сквозь нее лились воспоминания. Детство. Первый раз, когда я "случайно" предсказал смерть соседского попугая. Как мама с испугом отдернула руку, когда я сказал, что чувствую ее головную боль. Изоляция. Страх. Я вскочил, хватая ртом воздух. Борис тут же уткнулся мокрым носом мне в щеку.
  "Добро пожаловать в клуб," - прошелестело в голове. "Теперь ты видишь проблему. Завтра будем ее решать."
  
  Утром Геннадий, взглянув на мои красные глаза, просто кивнул:
  - Поздравляю. Ты нашел свою стену. Теперь предстоит самая сложная часть.
  - Какая? - Хрипло спросил я.
  - Решить - ломать ее или научиться перелезать.
  Борис в это время стащил со стола последнюю сосиску, явно довольный тем, что я наконец-то начал "нормальную магическую работу".
  
  Я сидел на холодном полу строения возле заброшенной водонапорной башни - месте, которое Геннадий назвал "идеальным для встречи с самим собой". Сквозь разбитые окна пробивался лунный свет, рисуя на стенах причудливые узоры. Борис, свернувшись калачиком у меня за спиной, вяло покусывал мой шарф.
  "Если ты сейчас опять захнычешь, я тебя оцарапаю," - предупредил он.
  Геннадий поставил между нами медный таз с водой и бросил туда щепотку пепла.
  - Сегодня мы будем смотреть в прошлое. Но не в своё - в моё.
  Я поднял бровь:
  - Это какой-то новый способ сказать "у меня травма"?
  - Нет. Это урок. - Он провёл рукой над водой, и поверхность застыла, как зеркало. - Иногда чтобы понять свои стены, нужно увидеть чужие.
  Борис немедленно заинтересовался "кинотеатром":
  "О, покажите что-нибудь про мышей! Или про падающих людей!"
  Геннадий проигнорировал его и коснулся воды. Поверхность ожила, показав... мальчишку лет пятнадцати, очень похожего на Геннадия. Он прятался в чулане, зажав в руках потрёпанную книгу.
  - Это я. За день до того, как сжёг свою деревню.
  Я подавил возглас. На экране (если можно так назвать водяную гладь) юный Геннадий шептал заклинание, слёзы капали на страницы. Вдруг дверь чулана распахнулась - на пороге стоял его отец с ремнём.
  - Опять за колдовством?! - кричал мужчина. - Да я тебя сам сожгу, проклятого!
  Вода помутнела. Когда картинка вернулась, деревня была в огне. Посреди стоял тот же мальчик, с пустыми глазами и чёрными от сажи руками.
  Я резко отвернулся:
  - Зачем ты мне это показываешь?!
  - Потому что ты думаешь, твои страхи уникальны. - Геннадий махнул рукой, и изображение исчезло. - Но все мы боимся одного - самих себя.
  Борис, который обычно никогда не упускал случая съязвить, неожиданно притих. Он тыкался мордой мне в ладонь, будто пытаясь сказать что-то важное. Я рискнул заглянуть в его мысли - и поймал обрывки воспоминаний... о брошенном котёнке, дрожащем под дождём.
  - Ого, - прошептал я. - У тебя тоже есть травмы?
  Кот резко дёрнул головой:
  "Это не травма. Это... стратегические воспоминания. Теперь гладь меня и молчи."
  Геннадий налил мне чаю, обычного, без добавок.
  - Видишь? Я стал тем, кого боялся больше всего - разрушителем. А потом потратил полвека, чтобы научиться строить.
  Я смотрел в чашку, где плавали чаинки, сложившиеся в подобие сердца:
  - И как ты... перестал бояться?
  - Не перестал. - Он усмехнулся. - Просто научился с этим жить. Как с хроническим насморком.
  Борис фыркнул:
  "Только не сморкайся в мою сторону."
  
  По дороге домой я вдруг осознал, что стена в моей груди... не такая уж монолитная. В ней есть трещины. И дыры. И даже, кажется, калитка.
  Борис, шагавший рядом, вдруг мысленно сказал:
  "Если завтра опять полезешь в свои дебри - разбуди меня. Я покажу, где ты хранишь воспоминание про первую любовь. Оно смешное."
  Я рассмеялся. Впервые за долгое время смех не казался мне предательством.
  Геннадий шёл сзади, и его тихое "Наконец-то" я, возможно, просто представил.
  
  Я проснулся от того, что по моей щеке текла струйка чего-то тёплого и липкого. Первая мысль - "Борис, если это твой способ сказать, что ты голоден, я тебя убью" - но, открыв глаза, я увидел, что стены моей комнаты покрыты кровавыми потёками.
  - Охренеть... - я сел на кровати, тыкая пальцем в ближайшую струйку.
  Кровь оказалась настоящей.
  Борис сидел на подоконнике, шерсть дыбом, глаза - два зелёных прожектора в темноте.
  "Это не я."
  - Я знаю, - пробормотал я, вставая.
  Дверь в коридор была заперта. Вернее, не заперта - она исчезла. Вместо неё - сплошная стена, из которой сочилась та же самая тёмная жидкость.
  Борис осторожно подошёл к стене, понюхал её и тут же отпрыгнул:
  "Фу. Это не кровь. Это... чернила? Нет. Что-то хуже."
  - Хуже, чем кровь?
  "Хуже, чем чернила. И пахнет твоим страхом."
  Я закрыл глаза, пытаясь уловить след магии. Да, это было заклятие. Но чьё?
  Внезапно стена вздохнула.
  - Окей, - я отступил. - Это либо Артём, либо моя психика окончательно сломалась.
  Борис прыгнул мне на плечо:
  "Давай по порядку. Во-первых, ты уверен, что не спишь?"
  Я ущипнул себя. Больно.
  "Ладно. Во-вторых... Геннадий!"
  Я попытался мысленно позвать учителя, но в ответ почувствовал лишь глухую стену.
  - Он не отвечает.
  "Значит, это ловушка. Настоящая."
  Я на всякий случай начал собирать вещи - свечи, соль, нож. Борис наблюдал за мной с явным скепсисом:
  "Ты собираешься заклинать кровоточащие стены?"
  - Нет. Я собираюсь их перехитрить.
  И достал из-под кровати баллончик с краской. Белой.
  Борис замер:
  "...Ты хочешь закрасить магическую аномалию?"
  - А почему нет? Если это иллюзия - она исчезнет. Если нет - ну, хотя бы будет не так страшно.
  Я брызнул на стену. Кровь... застыла. Потом медленно начала стекать вниз, оставляя после себя чистую поверхность.
  - Ха!
  Но радовался я недолго. Из-под кровати выползла тень. Не моя. Не Бориса. Чья-то чужая. Я отступил, но Борис внезапно прыгнул навстречу тени.
  "Стой!" - его голос в моей голове прозвучал так резко, что я аж присел.
  Тень замерла. Борис выгнул спину:
  "Ты не его страх. Ты - испытание."
  Я моргнул.
  - Что?
  "Геннадий говорил - настоящие опасности приходят, когда ты готов. Это не атака. Это... экзамен."
  Тень медленно растянулась в человеческую фигуру. Передо мной стоял... я сам. Только с пустыми глазами. И улыбкой, от которой захотелось бежать.
  - Привет, - сказало моё отражение. - Давно хотел поговорить.
  Борис ощетинился, но не нападал. Я сглотнул.
  - О чём?
  Отражение шагнуло ближе.
  - О том, что ты боишься меня.
  Я понял. Это не кошмар. Это встреча. И сбежать не получится.
  
  Я сидел напротив своего двойника, скрестив ноги на кровати, в комнате, которая больше не кровоточила, но и не вернулась в нормальное состояние. Стены теперь напоминали живой пергамент - покрытые странными письменами, которые то появлялись, то исчезали. Борис устроился между нами, как недовольный рефери.
  "Если вы сейчас начнёте драться, я вас обоих поцарапаю."
  Двойник усмехнулся - точь-в-точь как я, когда нервничаю.
  - Драться? Нет. Я здесь, чтобы поговорить.
  Я сжал кулаки.
  - О чём? О том, как ты - это всё, чего я боюсь?
  - Нет. - Он наклонился вперёд. - О том, что ты отказываешься от меня.
  - Ты - моя тень. Мои страхи. Мои сомнения.
  - И что? - Двойник развёл руками. - Ты думаешь, Геннадий стал сильнее, просто заперев свою тьму?
  Я задумался.
  - Нет... Он принял её.
  - Бинго! - Двойник щёлкнул пальцами, и в воздухе вспыхнула маленькая искорка. - Ты пытаешься быть только светом. Но магия - это тень и свет.
  Борис мотнул головой:
  "Это слишком глубоко для четырёх утра. Может, сначала завтрак?"
  Как будто услышав нас, дверь, которая внезапно снова появилась, распахнулась, и в комнату вошёл Геннадий. Он выглядел так, будто только что проснулся - растрёпанные волосы, халат наброшен на плечи.
  - Ну что, познакомились? - спросил он, зевая.
  Я уставился на него:
  - Ты знал, что это случится?
  - Конечно. - Он плюхнулся на кровать рядом с моим двойником. - Тень всегда приходит, когда ты готов.
  - И что мне теперь делать?
  Геннадий ухмыльнулся:
  - Познакомиться поближе.
  Мой двойник вдруг заерзал.
  - Вообще-то... я не только страхи.
  Я поднял бровь:
  - А что ещё?
  - Мечты. Которые ты закопал.
  - Какие ещё мечты?
  - Ну... - он потёр затылок. - Ты же хотел путешествовать. Искать древние артефакты. Влюбиться.
  Я покраснел.
  - Это было давно.
  - Но не исчезло.
  Борис фыркнул:
  "А я думал, ты только тунца хотел."
  Геннадий встал и положил руку мне на плечо:
  - Вот и всё. Ты не должен уничтожать свою тень. Ты должен дружить с ней.
  Я посмотрел на двойника.
  - И... как?
  Тот улыбнулся:
  - Ну, для начала - перестань избегать меня.
  К утру тень растворилась, но ощущение, что она где-то рядом, осталось. Борис, свернувшись у меня на груди, мурлыкал:
  "Теперь у тебя есть воображаемый друг. Поздравляю."
  Я улыбнулся.
  - Зато не скучно.
  Геннадий, уходя, бросил через плечо:
  - Завтра начнём новую практику. Теперь, когда ты целый, можно двигаться дальше.
  Я закрыл глаза. Впервые за долгое время я чувствовал не страх, а... любопытство. Что будет дальше?
  
  Я сидел на берегу реки в позе, которую Геннадий назвал "лотосом", но которая больше напоминала "сгорбленного ёжика". Утро только занималось, а мы уже два часа пытались "открыть сердечный центр".
  "Ты кряхтишь, как старый диван," - мысленно заметил Борис, растянувшийся на моей куртке рядом.
  - Это не кряхтение, - прошипел я. - Это... звуки духовного пробуждения.
  Геннадий, сидевший напротив с невозмутимым видом, вдруг хлопнул в ладоши:
  - Хватит! Сегодня мы попробуем другой метод.
  Он достал из сумки... детский калейдоскоп. Я, глядя на потрёпанный калейдоскоп:
  - Это шутка?
  - Самый мощный духовный инструмент, - серьёзно ответил Геннадий. - Смотри в него и думай о том, что значит "любовь" для тебя.
  Борис поднял голову:
  "Если там появятся изображения тунца, я обижусь."
  Я поднёс калейдоскоп к глазу. Внутри переливались стекляшки, складываясь в узоры. Вдруг... Сердце ёкнуло. Буквально. Как будто кто-то щёлкнул выключателем где-то в груди. Я резко опустил калейдоскоп:
  - Что это было?!
  Геннадий ухмыльнулся:
  - Чакра открывается. Теперь ты будешь чувствовать...
  - Любовь ко всему живому? - перебил я.
  - Нет. Боль в грудной клетке. Это нормально.
  
  По дороге домой я вдруг обратил внимание на странное тепло в груди. Настоящее, физическое.
  - Геннадий, - я остановился. - У меня... горит грудь.
  - Не паникуй, - он осмотрел меня. - Ага, вот оно. Первый признак пробуждения.
  Он откинул полы моей куртки. На футболке, прямо над сердцем, проступало влажное пятно.
  - Я потею сердцем?!
  - Нет, - Геннадий потрогал пятно. - Это энергетический пот. Совершенно нормально.
  Борис понюхал:
  "Пахнет горелым печеньем."
  
  Вечером я сидел на кухне, прислушиваясь к новым ощущениям. Тепло в груди то усиливалось, то ослабевало. Вдруг в дверь постучали. На пороге стояла соседская девочка, Маша, с разбитой коленкой.
  - Ваня, можно... можно тебя попросить...
  Я даже не успел подумать - рука сама потянулась к её коленке. Тепло из груди перетекло в ладонь. Девочка ахнула:
  - Боль прошла!
  Я отдернул руку. Кровь всё ещё была на ссадине, но боль явно исчезла.
  Геннадий, наблюдавший со стороны, кивнул:
  - Вот оно. Первое настоящее проявление.
  
  Позже я обнаружил странное свойство - теперь я не мог лгать. Буквально. Когда Борис спросил, не съел ли я его запасы тунца, язык сам выдал:
  - Да, но только половину!
  Кот возмущённо зашипел, а Геннадий рассмеялся:
  - Побочный эффект открытого сердца. Правда течёт свободно.
  
  Перед сном я сидел, глядя на свои ладони. Они слегка светились в темноте - бледным, тёплым светом.
  Борис устроился у меня на плече:
  "Теперь ты как светлячок. Только толще."
  - Спасибо, - я потушил свет. - Завтра узнаем, что ещё может этот "светлячок".
  Геннадий из коридора крикнул:
  - И не вздумай влюбляться! Сейчас это будет как пожар в нефтехранилище!
  Я засмеялся. Но в груди что-то ёкнуло. И это было не больно.
  
  Я проснулся от настойчивого стука в дверь. Борис, спавший у меня на груди (и теперь наполовину светящийся из-за моего "пробуждённого сердца"), недовольно заурчал:
  "Если это опять тот мальчик с газетами, я его поцарапаю."
  Но за дверью стоял не разносчик прессы, а сосед-бизнесмен Сергей Викторович - владелец местного строительного магазина, человек, который обычно делал вид, что не знает меня в лицо.
  - Ваня, - он нервно оглянулся по сторонам, - можно поговорить? Насчёт... твоих способностей.
  Через пять минут я уже сидел на его кухне, окружённый хрустальными фужерами и запахом дорогого кофе. Сергей Викторович разлил коньяк (который я отказался пить, потому что "сердце не позволяет"), потом неожиданно выпалил:
  - Пятьсот тысяч. За один вечер.
  Я поперхнулся чаем:
  - Что?
  - У меня важные переговоры. Конкуренты хотят отобрать контракт. - Он наклонился вперёд. - Я чувствую, ты можешь... создать нужную атмосферу.
  Борис, сидевший у меня на коленях, мысленно прошипел:
  "Он хочет, чтобы ты наколдовал ему 'ауру успеха'. Падай в обморок для приличия."
  Я попытался вежливо отказаться, но новое свойство открытого сердца сработало мгновенно:
  - Нет, потому что вы жадный эгоист, а ваш последний партнёр обанкротился из-за ваших махинаций.
  Сергей Викторович побледнел:
  - Кто тебе это сказал?!
  - Вы. - Я указал на его грудь. - Там написано. Буквально. И что-то подсказывает мне, что этот контракт не ваш.
  Бизнесмен схватился за сердце, как будто я его ударил. Борис ехидно заметил:
  "Теперь ты не только целитель, но и ходячий детектор лжи. Поздравляю."
  
  Вечером того же дня я увидел Сергея Викторовича возле его магазина. Оказалось, контракт он всё же упустил.
  - Я же предупреждал, - пробормотал я.
  Бизнесмен вдруг заметил меня и, к моему ужасу, направился в мою сторону.
  - Ты... ты был прав, - он выдохнул. - Я пытался купить то, что нужно заслужить.
  Я почувствовал странный импульс в груди - тепло растекалось по рукам. Без всякого моего желания ладони сами потянулись к его голове.
  - Что ты... А-а-ай!
  Через секунду он отпрянул, потирая виски:
  - Что это было?!
  Я смотрел на свои ладони:
  - Кажется... я только что показал вам, что будет, если вы продолжите в том же духе.
  Он побледнел ещё сильнее:
  - Я видел... себя в тюрьме. И это было... слишком реально.
  
  По дороге домой Борис вёл мысленный подсчёт:
  "500 тысяч... Это примерно 3,5 тонны тунца. Ты уверен, что поступил правильно?"
  - Да, - я почесал ему за ухом. - Потому что теперь он, возможно, станет лучше. А не просто богаче.
  "Скучно," - вздохнул кот, но мурлыканье выдавало его истинные чувства.
  
  Перед сном Геннадий, узнав историю, кивнул:
  - Теперь ты понимаешь, почему нельзя продавать свою силу. Она в таком случае всегда поворачивается против покупателя.
  Я лёг, прислушиваясь к ровному теплу в груди. Оно больше не жгло - просто тихо напоминало о себе, как кошачье мурлыканье.
  Борис устроился на моих ногах:
  "Завтра найдём кого-нибудь менее меркантильного. Может, старушку с пирожками."
  Я засмеялся. Впервые за долгое время деньги казались мне чем-то совсем не важным.
  
  Я проснулся от того, что кто-то плакал у меня под окном. Сначала я решил, что это пьяный дядя Коля снова закатил драму у подъезда, но когда прислушался, понял - плач был детским.
  Борис, свернувшийся калачиком на подушке, приоткрыл один глаз:
  "Опять твоё доброе сердце зовёт на подвиги?"
  Я уже собирался ответить, как вдруг услышал стук в дверь. Не громкий, но настойчивый, будто стучали костяшками пальцев.
  Борис моментально вскочил, шерсть дыбом:
  "Я не чувствую... человека."
  Я натянул халат и подошёл к двери. В глазок было видно только пустую лестничную площадку.
  - Кто там?
  Тишина.
  Потом снова тук-тук - но теперь изнутри квартиры. Я медленно обернулся.
  На кухне сидела девочка. Лет шести. В белом платьице, с растрёпанными косичками.
  - Привет, - сказала она. - Ты можешь помочь моей маме?
  Я перевёл дух:
  - Ты... призрак?
  Девочка нахмурилась:
  - Нет. Я Лена.
  - Лена, а как ты сюда попала?
  - Через окно. - Она указала на закрытое окно в кухне. - Мама плачет. Она не видит меня.
  Борис осторожно подошёл и понюхал её ногу:
  "Она не призрак. Она... сновидение."
  Я присел перед девочкой, чувствуя, как тепло в груди пульсирует:
  - Твоя мама живёт в этом доме?
  Лена кивнула:
  - На пятом этаже. Она думает, что я убежала. Но я просто... потерялась.
  Я вдруг понял.
  - Ты умерла?
  Она снова кивнула, но без страха - как будто говорила о чём-то обыденном:
  - Машина. Я не заметила.
  Борис прыгнул на стол:
  "Значит, ты теперь не только врач, но и психолог для призраков?"
  Я проигнорировал его и протянул руку девочке:
  - Хочешь, я отведу тебя к маме?
  Лена улыбнулась:
  - Да. Но она тебя не услышит.
  - Это мы ещё проверим.
  
  Мы стояли у двери квартиры на пятом этаже. Из-за двери доносились рыдания. Я закрыл глаза, чувствуя, как тепло из груди растекается по рукам.
  - Лена, возьми меня за руку.
  Она коснулась моей ладони - и вдруг дверь сама приоткрылась.
  Женщина за дверью подняла заплаканное лицо:
  - Кто... кто там?
  Я улыбнулся:
  - Простите за беспокойство. Вам... нужно отпустить её.
  Женщина замерла.
  - Отпустить... кого?
  - Лену.
  Её глаза наполнились слезами:
  - Вы... вы её видите?
  Я кивнул.
  Борис, стоявший рядом, мурлыкнул:
  "Теперь ты официально медиум. Поздравляю."
  Но я не обращал на него внимания. Потому что Лена уже обнимала свою маму. И впервые за долгое время та чувствовала это.
  
  Я сидел на кухне, дрожащими руками сжимая кружку с чаем. После встречи с Леной прошло три дня, а я до сих пор чувствовал ледяную пустоту в груди - будто кто-то вычерпал оттуда всё тепло. Борис тыкался мокрым носом мне в ладонь:
  "Перестань. Ты выглядишь, как мокрая сова."
  - Я не могу, - прошептал я. - Каждый раз, когда я помогаю, я теряю часть себя. Дверь распахнулась без предупреждения. На пороге стоял Артём - бледный, с тёмными кругами под глазами. За ним маячил незнакомый мужчина в чёрном плаще.
  - Мы не за тем, чтобы драться, - хрипло сказал Артём.
  Борис мгновенно оказался на столе, спина дугой:
  "Он врёт. Я чувствую подвох. И ещё... перец?"
  Незнакомец снял капюшон, открыв лицо, изуродованное шрамами:
  - Геннадий не говорил тебе о других учениках?
  Я осторожно встал:
  - Вы...
  - Кирилл. Его первый ученик. Тот, кто не справился.
  Артём нервно провёл рукой по лицу:
  - Нам нужна твоя помощь.
  Борис прыгнул на холодильник, транслируя:
  "Ага, конечно. 'Помощь'. Прямо как в прошлый раз?"
  Кирилл неожиданно рассмеялся:
  - Кот-телепат? Мило.
  - В чём дело? - я перевёл разговор в серьёзное русло.
  Артём разжал ладонь. На ней лежала фотография девочки лет восьми - точь-в-точь как Лена, только с тёмными волосами.
  - Моя дочь. Она...
  Я понял раньше, чем он договорил.
  - Она между мирами.
  Кирилл кивнул:
  - Мы пытались вернуть её. Но для этого нужна твоя сила.
  Я ощутил знакомый импульс в груди - слабый, но упрямый.
  - Что нужно сделать?
  Артём посмотрел мне прямо в глаза:
  - Добровольно отдать часть энергии. Без борьбы.
  Борис зашипел:
  "Это ловушка!"
  Но я уже протягивал руку.
  В момент передачи энергии случилось странное - Кирилл вдруг закашлялся и упал на колени.
  - Что... что ты сделал?! - он с ужасом смотрел на свои руки.
  Я тоже не понимал. Его шрамы исчезали на глазах.
  Артём отпрянул:
  - Ты передал не только силу... ты передал совесть?!
  Кирилл рыдал, прижав фото к груди:
  - Я вижу её... я вижу, что сделал...
  Борис осторожно подошёл:
  "Ну что, герой? Теперь у тебя вообще нет сил."
  Я посмотрел на свои ладони - они больше не светились.
  - Оно того стоило.
  За окном пролетела сова. Последнее, что я услышал перед тем, как отключиться - голос Артёма:
  "Ты идиот... но спасибо."
  
  Я проснулся с ощущением, будто меня переехал грузовик. Голова гудела, во рту был вкус старой медной монеты, а самое главное - внутри царила непривычная... тишина. Ни шепота мыслей Бориса, ни привычного тепла в груди.
  - Ты жив? - в поле зрения возникла пушистая морда кота. Но это были не мысли - он сказал это вслух.
  Я попытался ответить телепатически. Не вышло.
  - Борис... я не слышу тебя.
  Попытка встать с кровати обернулась эпик фэйлом - ноги подкосились, и я рухнул прямо на кота.
  - Ааа! Ты давишь мне хвост! - Борис вывернулся и сел мне на голову. - Вообще-то я мог бы просто исчезнуть, но кто-то должен присматривать за тобой, беспомощным!
  Геннадий появился в дверях с подносом еды:
  - Ну что, как ощущения без магии?
  Я сглотнул комок в горле:
  - Как... без руки. Только внутри.
  
  Борис взял на себя роль сиделки:
  - Сегодня по плану: завтрак, попытка не упасть в туалете, и если повезет - ты вспомнишь, как пользоваться ложкой.
  Я ткнул пальцем в яичницу:
  - А если я никогда не верну себе силы?
  Геннадий хмыкнул:
  - Тогда научишься жить без них. Как все нормальные люди.
  - Нормальные люди кормят своих котов вовремя, - влез Борис, тыкаясь мордой в мою тарелку.
  
  На третий день "обычной жизни" в доме случился пожар. Старушка с первого этажа забыла выключить плиту. Когда мы с Геннадием вытаскивали её из задымлённой квартиры, я вдруг почувствовал знакомый импульс - слабый, как далёкий радиосигнал.
  - Дыши! - крикнул я, хватая её за руку.
  И... она глубоко, с жадностью задышала, иногда заходясь кашлем.
  Геннадий смотрел на меня со странной улыбкой:
  - Ну что, маг?
  Я растерянно развёл руками:
  - Это было... само.
  
  Вечером Борис устроился у меня на коленях и вдруг...
  "Ты меня слышишь?" - мысль пробилась сквозь тишину, как первый луч солнца.
  Я чуть не опрокинул чай:
  - Слышу!
  Кот зевнул:
  "Тогда объясни, почему в моей миске до сих пор нет тунца?"
  
  Перед сном я сидел, глядя на свои ладони. Они больше не светились, но где-то глубоко внутри теплилась крошечная искра. Геннадий положил руку мне на плечо:
  - Запомни: настоящая магия начинается не тогда, когда ты можешь, а когда ты должен.
  Борис запрыгнул на подушку:
  "А настоящая мудрость - вовремя кормить кота. Спокойной ночи, маг."
  
  Я стоял перед горящим детским центром, чувствуя, как дым щиплет глаза. Внутри оставались люди - воспитатели и трое малышей, заблокированные на втором этаже. Борис крутился у моих ног, нервно подергивая хвостом:
  "Ты же не можешь даже свечку зажечь сейчас!"
  - Не нужно зажигать, - ответил я, расстегивая куртку. - Нужно чувствовать.
  Геннадий схватил меня за плечо:
  - Ты уверен? Если войдешь туда без защиты...
  Я повернулся к нему. Без слов. Без магии. Просто посмотрел. Он отпустил.
  - Ладно. Но если сгоришь - я тебя воскрешать не буду.
  Борис фыркнул:
  "Мотивирующе."
  Я вбежал в пылающее здание. Огонь лизал стены, потолок трещал. Но странное дело - я знал, куда идти. Словно тонкая нить тянула меня вперед. В углу комнаты за упавшей балкой, кучка детей прижалась к воспитательнице, моей знакомой.
  - Ваня?! - она закашлялась. - Как вы...
  - Не важно. Идемте.
  Я наклонился, чтобы поднять балку. Обычными руками. Без заклинаний.
  И в тот момент, когда пальцы коснулись обугленного дерева, внутри щелкнуло. Я не видел этого. Но дети перестали плакать и смотрели на меня широкими глазами.
  - Вы как фонарик, - прошептал мальчик лет пяти.
  Воспитательница осторожно тронула мою руку:
  - Вы... горячий. Но не обжигаете.
  А я сквозь гул огня и треск шифера почему-то слышал их.
  
  Когда мы выбрались, Борис носился вокруг, как угорелый:
  "Ты был похож на рождественскую гирлянду! Но страшную!"
  Геннадий молча наблюдал. Только когда последнего ребенка увезла скорая, он подошел:
  - Ну что, понял теперь?
  И что я должен был понять? Воспитательница и дети не задохнулись, при том что дышать там было просто нечем, не испеклись, при том что все вокруг горело и дерево рядом обуглилось. Не паниковали, говорили как в обычной обстановке. И сам я даже не испачкался. Я посмотрел на свои ладони - обычные, немеченые. Но что-то внутри... изменилось.
  - Магия никуда не делась.
  - Она просто стала тобой.
  
  Поздно вечером мы сидели на скамейке у пруда. Борис смотрел на отражение луны в воде.
  - Что теперь? - спросил я.
  Геннадий достал из кармана письмо. То самое, с печатью Совета Магов.
  - Теперь ты выбираешь.
  Я развернул конверт. Внутри был чистый лист.
  - Ничего не...
  - Посмотри по-настоящему.
  Я сосредоточился. И буквы проступили:
  "Иван Светлов. Приглашается в качестве Учителя."
  Борис запрыгнул мне на плечо:
  "Значит, теперь я буду главным котом при школе магии?"
  Я рассмеялся.
  Это было настоящее начало.
  
  Геннадий исчез на следующий день после пожара. Оставил только записку на холодильнике: "Найди того, кто предложит то, чего ты боишься желать".
  Я показал её Борису:
  - О чём это он?
  Кот лениво потянулся:
  "Наверное, о тесте на профпригодность. Или о новом ученике."
  - И где мне его искать?
  "Обычно такие сами находятся..."
  
  Ночью я проснулся от странного ощущения. Комната была пуста, но... не совсем. В углу стояла зеркальная дверь, которой там раньше не было. Я подошёл ближе. На стекле проступили слова: "Твой следующий урок - здесь".
  Борис, внезапно проснувшийся, зашипел:
  "Не ходи. Это пахнет... нездешним."
  - А когда это меня останавливало?
  Я распахнул дверь. За ней оказалась... пустыня. Но не из песка - из миллионов осколков зеркал.
  Борис вцепился когтями в мою штанину:
  "Если ты думаешь, что я пойду туда добровольно..."
  Я поднял его на руки:
  - Без тебя мне никак.
  "Ладно. Но если там не водится рыба - я обижусь."
  Мы шагнули в зеркальный мир. Первое, что я увидел - бесконечные отражения самого себя. Но все они были... разными. В одном я выглядел святым, в другом - чудовищем, в третьем - просто старым, уставшим человеком.
  Борис прижался ко мне:
  "Мне не нравится это место."
  - Ты не один такой, - прошептал я.
  Из глубины пустыни донёсся голос:
  "Наконец-то. Я ждал тебя, Иван."
  Но это был не голос Геннадия...
  
  Я стоял посреди зеркальной пустыни, чувствуя, как осколки хрустят под ботинками. Борис, уткнувшийся мордой в мое плечо, мысленно бубнил:
  "Я ненавижу это место. Здесь даже пахнет по-другому - как старые батарейки и пыль."
  Голос, звавший меня, звучал то ближе, то дальше, будто играл в догонялки.
  - Покажись! - крикнул я, и эхо отразилось тысячами голосов из миллионов осколков.
  Борис вдруг вытянул шею:
  "Вон там! Что-то шевелится!"
  Я повернулся - в отдалении мелькнула тень. Мы двинулись вперед, но через десять шагов поняли, что тень осталась на том же расстоянии.
  - Оптическая иллюзия?
  "Нет, просто кто-то издевается," - вздохнул кот.
  Внезапно все зеркала вокруг нас ожили, показав меня в разных вариантах. В первом - я в роскошных одеждах, с короной на голове, окруженный толпой поклонников. Во втором - изможденный аскет в рваном плаще, исцеляющий больных. В третьем - обычный мужчина лет сорока, ведущий за руку маленькую девочку (мою дочь?). Я замер, чувствуя, как сердце бешено колотится.
  - Это... возможные варианты будущего?
  Борис изучал варианты:
  "В первом у тебя явно есть личный повар. Мне нравится. Во втором - слишком много нищих. Третье... странное, но уютное."
  - А где вариант, где я проиграл?
  Как только я это произнес, появилось четвертое зеркало - я в подземелье, закованный в цепи.
  Борис зашипел:
  "Не задавай глупых вопросов!"
  Из зеркала-аскета вышел... мой двойник. Тот самый, что приходил ко мне раньше.
  - Привет, - сказал он. - Не ожидал, что вернешься так скоро.
  - Я не возвращался. Я впервые здесь.
  - Ох, - он ухмыльнулся. - Значит, ты еще не знаешь правила этого места?
  - Какое правило?
  - Время здесь течет по-другому. Ты можешь встретить здесь себя из будущего.
  Борис ощетинился:
  "Это нарушает все кошачьи представления о логике!"
  Двойник вдруг стал прозрачным.
  - У нас мало времени. Запомни: когда придет Исказитель, не смотри ему в глаза. И... Он исчез, не договорив. Я остался один среди миллионов отражений, чувствуя, как Борис дрожит у меня на плече. Где-то вдалеке снова раздался тот голос: "Беги, пока можешь..." Но бежать было некуда. Зеркала окружали нас со всех сторон. И самое страшное - в каждом из них я видел себя, который уже проиграл. Зеркала вокруг нас внезапно потемнели, будто кто-то выключил солнце. Борис вцепился когтями мне в плечо:
  "Я передумал. Давай вернёмся."
  - Поздно, - прошептал я.
  Темнота сгущалась, пока не осталось лишь одно зеркало перед нами - огромное, в раме из чёрного дерева. В его глубине что-то шевелилось. Борис внезапно исчез у меня с плеча и появился за моей спиной, прижавшись к лодыжке:
  "Новая тактика. Я теперь тень. Невидимая тень."
  - Борис, ты всё равно рыжий.
  "Притворюсь рыжей тенью!"
  Из зеркала вышел человек. Нет, не человек. Он выглядел как Геннадий - но только на первый взгляд. Те же черты лица, но искажённые, будто отражённые в кривом зеркале. Одежда - тёмный вариант привычного халата учителя. Даже голос звучал почти так же, только с металлическим отзвуком:
  - Наконец-то, Иван. Я предлагаю тебе сделку.
  Я сглотнул, чувствуя, как по спине бегут мурашки:
  - Какую?
  - Мгновенное овладение материализацией. Силу без медитаций. Всё, что тебе нужно - отказаться только от одного. Он указал на мою грудь, где когда-то горело сердце-светлячок.
  - От этого.
  Борис, забыв про "тактику невидимости", вылез из-за моей спины:
  "Он врёт! У таких всегда мелкий шрифт в контрактах!"
  Исказитель рассмеялся - звук напоминал скрежет металла:
  - Мудрый зверёк. Но разве ты не устал ждать, пока его хозяин наконец станет по-настоящему сильным?
  "Мой хозяин - это я. А он... он просто мой кормилец."
  Я вдруг понял, почему Исказитель выглядит как Геннадий.
  - Ты... ты его тень. Та самая, которую он победил.
  Лицо существа исказилось (отсюда и имя, да):
  - Он не победил. Он заключил сделку. Как и ты сейчас.
  Я сделал шаг назад, чувствуя, как потемневшие зеркала смыкаются вокруг нас.
  - Нет.
  - Ты даже не хочешь узнать условия?
  - Я уже знаю. Ты предлагаешь власть ценой души.
  Исказитель склонил голову:
  - О, какая у тебя устаревшая формулировка...
  Борис вдруг прыгнул прямо на лицо Исказителю, выпустив все когти:
  "Говорил же - в контракте мелкий шрифт!"
  Существо взревело и попыталось стряхнуть кота, но тот вцепился мёртвой хваткой. Я воспользовался моментом - схватил ближайший осколок зеркала и...разбил его о землю. Зеркальный мир затрещал по швам. Исказитель закричал:
  - Ты не понимаешь, что натворил!
  Борис прыгнул ко мне в руки, и в этот момент всё вокруг рассыпалось на миллионы сверкающих осколков. Последнее, что я услышал перед тем, как нас выбросило обратно в реальный мир:
  - Мы ещё встретимся, Иван. Когда ты будешь готов...
  
  Я очнулся на кухонном полу, в луже разлитого чая. Борис, сидя рядом, вылизывал лапу. В дверях стоял настоящий Геннадий с поднятой бровью:
  - Ну что, познакомились с моим старым "другом"?
  Я только кивнул, всё ещё чувствуя на губах привкус металла. Где-то там, между мирами, Исказитель ждал следующей встречи. И я знал - она обязательно состоится.
  
  Засыпал с мыслью, что Исказитель оставил меня на время в покое. Очутился в трех разных реальностях одновременно. Борис в каждой из реальностей вел себя по-разному. В мире Власти он носил золотой ошейник и презрительно щурился на слуг. В мире Аскезы терпеливо сидел рядом, пока я отдавал последний кусок хлеба. В обычной жизни... просто воровал колбасу со стола.
  "Это не я!" - донесся его возмущенный голос сквозь слои реальностей. "Ну, кроме колбасы. Это правда я."
  
  Я стоял на балконе роскошного дворца, наблюдая, как толпа поклонников ловит каждое мое слово. В руке - жезл из чистого света.
  - Ваше Величество, - поклонился советник, - сегодня казним бунтовщиков?
  Я почувствовал тошноту.
  - Каких бунтовщиков?
  - Тех, кто осмелился сказать, что магия должна быть доступна всем.
  За окном висели клетки с людьми.
  Борис в золотом ошейнике запрыгнул на трон:
  "Кстати, о тунце. Его запасы сокращаются. Может, казним кого-нибудь за это?"
  Я проснулся в холодном поту.
  
  Пустыня. Горячее солнце. Очередь страждущих, тянущаяся до горизонта.
  - Учитель, - шептала женщина с мертвым ребенком на руках, - воскресите его...
  Я положил руки на холодное тельце, чувствуя, как жизнь вытекает из меня.
  - Я... не могу...
  - ДОЛЖЕН! - закричала толпа.
  Борис, худой до костей, сидел у моих ног:
  "Ты умрешь через месяц. Я тогда на кого останусь?"
  Проснулся с ощущением пустоты в груди.
  
  Обычная квартира. Женщина на кухне варит кофе. Девочка лет пяти дергает меня за рукав:
  - Пап, поиграй со мной!
  Я поднял ее на руки, и в груди что-то дрогнуло.
  Борис, обычный, не говорящий, терся у ног, требуя завтрак.
  Я проснулся с четким пониманием:
  Не хочу быть ни богом, ни тираном.
  Геннадий сидел у моей кровати с чашкой чая:
  - Поздравляю. Ты только что прошел важнейший урок.
  - Какой?
  - Выбор - это не между добром и злом. Это между разными версиями себя.
  Борис запрыгнул на подушку:
  "А я выбираю версию, где мне дают тунца. Это и есть высшая мудрость."
  Я вышел на балкон. Где-то там, между мирами, Исказитель ждал моего решения. Но я его уже принял. Просто быть собой - вот самый интересный путь. И самый правильный.
  
  Я сидел на полу посреди круга из соли, пытаясь медитировать, но Борис решил иначе. Он методично топтался у меня по коленям, тычась мордой в подбородок.
  "Перестань притворяться просветлённым. Ты просто засыпаешь."
  - Я медитирую, - сквозь зубы пробормотал я.
  "Да? А почему тогда храпишь?"
  Я открыл глаза, чтобы возразить, но в этот момент комната вздрогнула. Стены поплыли, как будто кто-то встряхнул аквариум.
  Борис мгновенно взъерошился, превратившись в рыжий ёжик:
  "Опять твой Исказитель?"
  - Не мой, - я поднялся, ощущая знакомый металлический привкус во рту.
  Кот запрыгнул мне на плечо:
  "Он лжёт. Настоящий выбор - всегда между шагом вперёд и падением вниз. Третьего не дано."
  Я замер:
  - Ты... откуда знаешь?
  Борис вдруг стал очень серьёзным (что само по себе пугало):
  "Потому что я не просто кот. Я - твой хранитель. Или, если по-твоему, 'дух-проводник'."
  Комната снова дрогнула. В углу, где только что стоял шкаф, появилась трещина - чёрная, как бездна. Из неё потянулись длинные пальцы. Исказитель возвращался.
  Борис прыгнул с моего плеча прямо к трещине:
  "Слушай сюда, урод. Ты нарушаешь правила."
  Пальцы замерли.
  "Ты не можешь просто так прийти в наш мир. Для этого нужно приглашение."
  Я почувствовал, как по спине бегут мурашки:
  - Борис...
  Кот оглянулся, и в его глазах светилась древняя, не кошачья мудрость:
  "Ваня, скажи: 'Я отказываюсь от твоих даров'."
  Я открыл рот, но Исказитель перебил, его голос шипел из трещины:
  - Ты даже не хочешь услышать новые условия?
  Борис фыркнул:
  "Он предлагает: первое - бессмертие, второе - власть, третье - вечный запас тунца. Не ведись, третий пункт всегда с подвохом."
  Я глубоко вдохнул:
  - Я отказываюсь. От всего.
  Трещина с громким хлопком исчезла. Борис вдруг обмяк и стал обычным котом - просто очень уставшим.
  Я подхватил его на руки:
  - Ты... кто ты на самом деле?
  Кот слабо ткнулся носом мне в ладонь:
  "Твой друг. Это главное. А теперь неси тунца, герой."
  Геннадий, стоявший в дверях (откуда он взялся?), мудро кивнул:
  - Вот и встретился со своим настоящим хранителем.
  Я прижал Бориса к груди. Возможно, он был духом, древним существом или чем-то ещё. Но для меня он всегда останется просто котом. Тем, кто спас меня от самого себя.
  
  Я проснулся от жгучей боли - будто кто-то водил по моей коже раскалённой иглой. Приподняв рубашку, я увидел, что всё тело покрыто странными символами, светящимися тусклым багровым светом. Борис сидел у изголовья, не мигая смотря на меня:
  "Ну что, герой? Решил сделать татуировки без моего одобрения?"
  - Это не я... - сквозь зубы процедил я, чувствуя, как символы пульсируют в такт сердцебиению.
  Дверь распахнулась, и в комнату вошёл Геннадий с миской дымящейся жидкости:
  - Поздравляю. Исказитель поставил на тебе метки.
  Борис понюхал мою руку и фыркнул:
  "Пахнет гордыней и глупыми решениями. Как обычно."
  Геннадий поставил миску на тумбочку:
  - Эти символы будут усиливать боль, пока ты не сдашься.
  - Какая боль? - только успел я спросить, как кости в правой руке сломались со звуком сухих веток.
  Я закричал, но звук застрял в горле. Вместо этого по комнате разнёсся... смех. Исказителя.
  - Ты думал, это будет похоже на возвышенные муки святых? - его голос лился из моих же уст. - Нет. Это будет пошло и нелепо.
  Кости срослись. Потом сломались снова.
  Борис вдруг прыгнул мне на грудь и сел прямо на светящиеся символы:
  "Слушай мой голос. Только мой. Боль - это просто сигнал. Как 'пора есть' или 'вынеси лоток'."
  - Ты... издеваешься? - я скрипел зубами.
  "Нет. Я отвлекаю. Смотри!"
  Он ткнул лапой в окно, где на ветке сидела ворона... в шляпе.
  - Что...
  "Вот видишь - мир полон абсурда. Твоя боль тоже абсурдна."
  Геннадий плеснул на меня жидкость из миски. Она жгла, но символы потускнели.
  - Это что?
  - Рассол. Бабушкин рецепт.
  - От переломов?!
  - Нет, - он усмехнулся. - От гордыни.
  К утру символы исчезли. Остались только воспоминания... и новый шрам на левом предплечье - чёткий силуэт кошки.
  Борис гордо выгнул спину:
  "Моя печать. Теперь ты под защитой."
  Я потрогал шрам. Он был тёплым.
  Геннадий, уходя, бросил через плечо:
  - Кстати, ворона в шляпе - это была не иллюзия.
  Борис самодовольно умывался:
  "Конечно нет. Это мой старый друг."
  Я просто закрыл глаза. Иногда лучше не задавать вопросов.
  
  Я лежал на полу в позе "усталого коврика", как вдруг входная дверь распахнулась с такой силой, что с полки слетели три банки с травами. На пороге стоял настоящий Геннадий - с растрёпанными волосами и следами копоти на рукавах. Борис, дремавший на моей спине, поднял голову:
  "О, смотри - твой учитель вернулся. И похоже, поджарился по дороге."
  Геннадий окинул меня взглядом:
  - Ты выглядишь так, будто тебя переехало стадо бизонов.
  Я с трудом перевернулся на спину:
  - А ты - будто участвовал в поджоге сарая.
  - Не сарая, - он сбросил дымящийся плащ. - Библиотеки.
  - Ты... что?!
  - Сжег проклятый договор, который когда-то подписал с Исказителем.
  Борис понюхал плащ и чихнул:
  "Пахнет глупыми решениями молодости."
  Геннадий опустился рядом, и я впервые увидел его настоящее лицо - без масок, без притворства.
  - Я был таким же глупым, как ты, - сказал он, вытирая сажу с лица. - Думал, что могу контролировать тьму.
  Я попытался сесть, но тело напоминало варёную лапшу:
  - И что изменилось?
  - Я понял, что тьма - это не враг. Это часть меня. Как и твоя тень - часть тебя.
  Борис запрыгнул между нами:
  "Если перевести на кошачий: нельзя победить голод, отрицая рыбу."
  Геннадий неожиданно рассмеялся:
  - Именно.
  Я попытался встать, но нога подвернулась, и я рухнул прямо на учителя. Мы оказались в куче-мале на полу.
  Борис смотрел сверху:
  "Я фотографирую для будущих поколений."
  Геннадий выругался и оттолкнул меня:
  - Вот почему я не люблю сентиментальности!
  
  К вечеру мы сидели на кухне - я с перевязанной рукой, Геннадий с опалёнными бровями, Борис - с украденной котлетой.
  - Значит, Исказитель... это твоя отвергнутая часть? - осторожно спросил я.
  - Да. И теперь он хочет заполучить тебя, чтобы восстановить силы.
  Борис облизнулся:
  "Значит, будем драться?"
  Геннадий потянулся за чайником:
  - Нет. Будем договариваться.
  Я поднял бровь:
  - С тем, кто пытал меня вчера?
  - С тем, кто боится быть забытым, - поправил учитель.
  За окном ударил гром. Гроза приближалась - как и последняя битва. Но впервые я чувствовал не страх, а странное спокойствие. Борис мурлыкал у меня на коленях:
  "Главное - чтобы перед битвой покормили."
  
  Последний бой начался неожиданно - с треска лопнувшего зеркала в прихожей. Я только успел поднять голову от чашки чая, как отражение Геннадия в осколках улыбнулось мне совсем незнакомой улыбкой. Борис впился когтями в стол:
  "Он здесь."
  Я схватил первое, что попалось под руку - скалку.
  Борис посмотрел на неё, потом на меня:
  "Ты собрался раскатать Исказителя?"
  - Лучше, чем ничего!
  Зеркальные осколки взлетели в воздух, формируя фигуру. Сначала руку, потом плечи, наконец - лицо. Не Геннадия. Не моё. Наше.
  - Ну что, мальчики, - его голос звучал как скрип несмазанных дверей, - готовы к экзамену?
  Геннадий шагнул вперёд, но я опередил его:
  - Мы не будем драться.
  Исказитель замер:
  - О? А что будешь делать? Убеждать меня?
  Борис прыгнул на стол между нами:
  "Я предлагаю перемирие. Вы получаете Ванино тело на выходные, он получает вечный запас тунца, я - золотой ошейник."
  - Борис!
  "Что? Я пытаюсь!"
  Я закрыл глаза и сделал то, что должно было сделать с самого начала - вызвал свою тень. В комнате стало тихо. Когда я открыл глаза, Исказитель стоял ближе, его черты колебались между моими и Геннадия.
  - Ты...
  - Я не боюсь тебя, - сказал я. - Потому что ты - часть меня.
  Геннадий вдруг рассмеялся:
  - Чёрт возьми, мальчишка. Ты сделал это.
  Он шагнул вперёд и обнял Исказителя.
  Тот застыл, затем начал меняться - чёрные одежды светлели, лицо становилось более определённым... И превратилось в женское. Перед нами стояла незнакомка в платье из лунного света.
  - Анфиса? - прошептал Геннадий.
  Она улыбнулась и рассыпалась звёздами. Борис смотрел на пустое место:
  "Ну... этого я не ожидал."
  Я поднял с пола единственный оставшийся осколок. В нём отражались мы все - я, Геннадий, Борис. И где-то на заднем плане - улыбающаяся женщина. Геннадий выдохнул:
  - Моя первая ученица...
  Борис осторожно тронул осколок лапой:
  "Значит, битва окончена?"
  - Нет, - я убрал осколок в карман. - Теперь всё только начинается.
  За окном запела первая птица. Рассвет.
  
  Геннадий, сидя на табурете, смотрел в пустоту:
  - Она вернулась... чтобы проститься.
  Я хотел расспросить об Анфисе, но в этот момент осколок в кармане заговорил:
  - Неужели думаешь, что всё так просто?
  Я выронил осколок, но было поздно - из него потянулись чёрные нити, сплетаясь в знакомую фигуру. Борис встал между мной и формирующимся Исказителем:
  "Опять? Серьёзно? У меня уже лапы болят от всех этих битв!"
  Исказитель на этот раз выглядел иначе - не как Геннадий, не как я, а как... торговец. Обычный человек в дорогом костюме.
  - Последнее предложение, - сказал он. - 90% силы. 10% души. Компромисс!
  Я чувствовал, как его слова проникают в сознание, как сладкий яд. Ведь это правда был компромисс - не всё, не ничего, а почти.
  Геннадий встал, но я опередил его:
  - Даже 1% лжи разрушает истину.
  Исказитель замер. Его черты поплыли.
  - Ты...
  Борис вдруг прыгнул и схватил осколок зубами.
  "Ваня, говори!"
  Я понял.
  - Я отказываюсь! От всего! Навсегда!
  Исказитель не стал кричать или угрожать. Он просто... рассмеялся.
  - Хорошо. Ты победил.
  И рассыпался пылью.
  На полу остался только осколок - теперь чистый, без тёмных прожилок.
  Борис осторожно тронул его лапой:
  "Он... сдался?"
  Геннадий поднял осколок:
  - Нет. Он принял твой выбор.
  
  Я сидел на полу, чувствуя странную пустоту. Не облегчение - просто тишину. Борис забрался ко мне на колени:
  "Значит, теперь ты будешь обычным магом? Без искушений?"
  - Нет, - я погладил его по голове. - Теперь я буду собой.
  Геннадий стоял у окна, рассматривая осколок в первых лучах солнца:
  - Анфиса... ты была права насчёт него.
  Я не стал спрашивать. Некоторые истории не мои. Борис мурлыкал на коленях, и этого было достаточно. Настоящая жизнь начиналась сейчас.
  
  Проснулся от того, что по моему лицу что-то каталось. Тяжелое, круглое и... мокрое?
  - Борис, если это твой завтрак, то я тебя прибью, - пробормотал я, не открывая глаз.
  - Во-первых, я не настолько плохо охочусь, чтобы тащить в постель дохлую мышь, - раздался голос кота где-то справа. - Во-вторых, это не мышь. Это твоё яблоко.
  Я приоткрыл один глаз. На подушке рядом с моим носом лежало идеально круглое, румяное яблоко. С каплями росы. И с лёгким золотистым свечением.
  - Откуда? - сел я на кровати, тыкая в плод пальцем. Он был холодным и пах так, будто его только что сорвали с ветки.
  - Из воздуха, - Борис сидел на подоконнике и вылизывал лапу с видом учёного, наблюдающего за подопытным. - Ты во сне рукой дёргал, бормотал что-то про "бабушкин сад", и - бац! - фруктовая аномалия.
  Я взял яблоко в ладонь.
  - Может, это Геннадий подбросил? Вчера он говорил что-то про "первые шаги к материализации"...
  - Геннадий не дарит еду. Он считает, что "истинный маг должен добывать пропитание медитацией и практикой", - фыркнул кот. - Это твоих рук дело. Ну-ка, попробуй.
  Я осторожно надкусил яблоко. Кисло-сладкий вкус ударил в нёбо, и вдруг...
  - О чёрт! - я выронил плод. - Это же точно как у бабушки в деревне! Такое же! Даже червяк... - я тыкнул в крошечное отверстие в мякоти.
  Борис прыгнул на пол, подцепил когтями яблоко и аккуратно поставил его на тумбочку.
  - Поздравляю. Ты только что нарушил все законы физики ностальгией.
  
  Через час на кухне собрался весь наш "магический кружок": я, Геннадий с лицом человека, который уже пожалел, что не остался в горах и Борис с мордой кота, который знает больше всех, но молчит. На столе лежало надкусанное яблоко с червяком, который, похоже, вообще не понимал, куда его занесло.
  - Интересно, - Геннадий вертел плод в руках, - ты не просто материализовал объект. Ты воссоздал конкретное яблоко из своей памяти. Даже дефект в виде червяка.
  - То есть я могу создавать что угодно? - у меня загорелись глаза. - Торт "Наполеон" из кондитерской на углу? Новые кроссовки? Деньги?
  - Теоретически да, - учитель отрезал кусок яблока и сунул его Борису. - Но...
  - Но?
  - Но пока что ты делаешь только то, что сильно любил когда-то, - он указал на плод. - Это не просто еда. Это твоё детство.
  Я присмотрелся. Действительно - на кожице едва виднелся шрам от ветки, на которой оно висело. Я точно помнил это дерево у бабушкиного забора.
  - А почему оно светится?
  - Потому что ты вложил в него душу, идиот, - буркнул Борис, жуя угощение. - В прямом смысле.
  Геннадий кивнул:
  - Это не просто материя. Это кусочек твоей энергии. Попробуй создать что-то без эмоциональной привязки.
  Я сосредоточился, представил себе обычный камень с дороги...
  Раздался глухой "бух" - и на стол свалился булыжник. Обычный, серый, без всякого свечения.
  - Получилось!
  - Подожди, - Геннадий поднял камень, затем стукнул им по столу. Камень рассыпался в пыль. - Это иллюзия. Пустая форма.
  - А яблоко?
  - Яблоко реально. Потому что ты его помнил.
  Борис вдруг навострил уши:
  - Эй, а где червяк?
  Мы внимательно осмотрели остатки. Червоточина была, но ни следов жизнедеятельности червя, ни самого червя не увидели.
  - Надеюсь, он не материализовался где-то в моей подушке...
  
  К вечеру яблоко начало тускнеть. К полуночи от него осталась только мокрая лужица с огрызком.
  - Энергия иссякла, - пояснил Геннадий. - Ты создал идею яблока, а не вечный объект.
  - Значит, если я сделаю миллион долларов...
  - Они превратятся в тыкву через три часа.
  - Тыкву?
  - Метафора, - вздохнул учитель. - Но вообще, давай без денег. В прошлый раз, когда ученик попробовал материализовать золото, у него выпали брови.
  Я машинально потрогал свои.
  - Это шутка?
  - Нет, - сказал Борис. - Я видел фото. Очень смешное.
  
  Я лёг спать, положив на тумбочку камешек - единственное, что у меня пока получалось "материализовать" без последствий. Ночью мне приснилось, будто я стою в бабушкином саду, а вокруг на ветках растут не яблоки, а... мои старые кроссовки. Червяк из сегодняшнего плода сидел на шнурке и говорил: "Ты что, совсем ку-ку? Деревья так не работают!"
  
  Утром камешек исчез. Зато в тапке я нашёл мокрое зелёное яблоко. С улыбающейся рожицей, нацарапанной на боку. Борис, когда я тебя найду...
  
  Соседка тётя Зина умирала. Я узнал об этом, когда зашёл к ней за солью, моя волшебным образом превратилась в сахар, и я подозревал Бориса. Вместо привычного ворчания на тему "молодёжь совсем работать разучилась", я застал её лежащей на кухонном полу, с лицом серым, как её же халат.
  - Тёть Зин, вы чего? - я подскочил, переступая через рассыпанную крупу.
  - Умираю, Ванечка, - прошептала она. - Рак у меня. Четвёртая стадия. Вот, прихватило и уже не отпустит.
  Я замер. Тётя Зина всегда была чем-то вроде вечного двигателя - вечно бурчала, вечно стучала по батареям, вечно требовала "убрать этого рыжего бандита" (Бориса, конечно). А теперь...
  - Геннадий! - я выбежал в коридор и зашипел в пустоту. - Геннадий, блин, ну где ты, когда нужен?!
  Из-за угла показался кот, неся в зубах что-то зелёное.
  - Он уехал. Оставил тебе траву. Говорит, "пусть попробует".
  - Какую ещё траву?! Тут человек умирает!
  Борис выплюнул к моим ногам пучок какой-то растительности, похожей на укроп с приступами паралича.
  - Я это называю "яснопузик", как по науке - никогда не интересовался. Для ясности ума. Но, думаю, если заварить покрепче...
  Я схватил траву и рванул обратно в квартиру.
  
  Я перенес тетю Зину на кровать, укрыл халатом. На столе - пузырьки с лекарствами и стакан воды.
  - Ваня, не суетись, - махнула она рукой. - В мои годы я только рада отмучиться.
  Я сглотнул комок в горле.
  - Да ну вас.
  И тут меня осенило.
  - Тёть Зин, а можно я... попробую кое-что? Не лечение, так, поддержка.
  Она усмехнулась:
  - Экстрасенсом записался?
  - Хуже.
  Я взял её руку - холодную, с проступающими венами - и закрыл глаза. Вспомнил, как Геннадий объяснял: "Не лечи, а покажи телу, как быть здоровым". Представил её клетки - не как в учебнике биологии, а как маленьких рабочих, которые вдруг забыли, как правильно класть кирпичи. И начал... нет, не шептать заклинания, а как бы рисовать в воздухе мысленную инструкцию: "Вот так, ребята, тут должно быть, видите?"
  Тётя Зина ахнула. Я открыл глаза. Её пальцы, которые только что были синюшными, порозовели. Лицо потеряло землистый оттенок. А главное - она смотрела на меня так, будто я только что выиграл Олимпиаду по магии.
  - Ванечка... мне... легче.
  Я улыбнулся. А потом мир поплыл перед глазами, и я грохнулся на пол.
  
  Очнулся у себя на кухне. На столе передо мной стояла тарелка с дымящимися блинами, а напротив сидела... абсолютно здоровая тётя Зина и наливала чай.
  - Съешь, герой.
  - Что... как...
  - Ты три дня спал, - сообщил Борис, вылизывая блюдце. - Как убитый. Даже я начал волноваться. А как начал просыпаться, тебе помогли добраться сюда.
  - Три дня?!
  - Зато я теперь бегаю, как девчонка, вчера аж до рынка сходила!
  Я осторожно надкусил блин. Оказалось, это не блин, а омлет. И он провалился в меня как в пропасть.
  
  Вечером пришёл Геннадий. Узнав, что я "исцелил" соседку, он не обрадовался, а нахмурился.
  - Ты отдал ей часть своей энергии.
  - Ну и что?
  - "Ну и что" - это вот, - он ткнул меня в грудь, и я закашлялся. - Ты три дня не сможешь материализовать даже стакан воды, потому что иссяк.
  - Но она же жива!
  - Да. Ты вот мог стать неживым.
  Борис вдруг поднял голову:
  - Кстати, о воде...
  Я попробовал вызвать в ладони хотя бы каплю. Получился пузырёк размером с горошину.
  - Ого. Прогресс.
  - Это не прогресс, - вздохнул Геннадий. - Это твоё тело кричит: "Дайте поспать, идиоты!"
  
  Ночью мне приснилось, будто я - учебник по биологии, а миллионы маленьких Ванек сидят внутри меня и рисуют схемы здоровых клеток. Проснулся от того, что Борис тыкался мордой в ладонь - я во сне создал кусочек сыра. Настоящего.
  
  Тётя Зина принесла утром пирог. А я сидел и думал: если могу починить человека... что ещё можно починить? Глупость началась с невинного вопроса Бориса:
  - А почему бы тебе не сделать золото?
  Мы сидели на кухне, разглядывая мои последние "творения" - чашку, которая исчезала, если от неё отворачивались, и вилку, которая звенела как колокольчик при касании с любой поверхностью.
  - Потому что Геннадий сказал...
  - Геннадий много чего говорит, - кот лениво поймал в воздухе кусочек колбасы, который я случайно материализовал минуту назад. - Но он не запрещал. Технически.
  Я задумался. Квартплата висела над душой, начальник на работе снова грозился урезать зарплату, а тут - бац! - волшебное решение всех проблем.
  - Ладно. Попробуем.
  Первая попытка: я представил себе золотой слиток, как в фильмах про пиратов. В ладонях появился... кусочек жёлтого металла размером с горошину.
  - Ну, хоть что-то, - вздохнул я.
  Борис понюхал "сокровище" и фыркнул:
  - Это латунь.
  - Как ты вообще разбираешься в металлах?
  - Я триста лет живу с людьми. Вы все помешаны на блестящем.
  Вторая попытка: я закрыл глаза и вспомнил бабушкины серёжки - единственное настоящее золото, которое держал в руках.
  На столе с глухим стуком появился слиток. Настоящий, тяжёлый, с едва заметным клеймом.
  - Бинго! - я схватил его.
  И тут же в груди что-то кольнуло. Не больно, но... будто кто-то взял и аккуратно выдернул нитку из моего сердца.
  - Ты побледнел, - заметил Борис.
  - Пустяки. Главное - работает!
  Я попробовал ещё раз. Второй слиток вышел меньше, но боль в груди усилилась. После третьего у меня уже дрожали руки.
  - Может, хватит? - кот беспокойно заёрзал хвостом.
  - Ещё один...
  Четвёртый слиток оказался размером с ноготь. А я... Я очнулся на полу. Борис тыкался мокрым носом мне в щёку.
  - Идиот. Ты чуть не умер за три грамма золота.
  
  Геннадий появился через час, когда я, бледный как мел, пил чай с шестью ложками сахара.
  - Ну и? - он посмотрел на слитки, разложенные на столе.
  - Получилось, - я гордо указал на "добычу".
  - Иди сюда.
  Он приложил ладонь к моей груди. Я взвыл - будто кто-то влил мне под кожу кипяток.
  - Видишь? - Геннадий подвел меня к зеркалу.
  На груди, прямо над сердцем, проступал странный узор - как ветви дерева, только чёрные.
  - Это...
  - Цена. Вселенная не терпит дисбаланса. Ты взял золото - отдал часть жизни.
  Я испуганно посмотрел на слитки.
  - И сколько я...
  - Если продашь - хватит на месяц. А прожить ты мог бы лет восемьдесят. Умный выбор.
  Борис прыгнул на стол и сгрёб слитки лапами.
  - Я спрячу. Пока ты не сделал чего-то ещё глупее.
  
  Ночью мне снилось, будто я стою на весах. На одной чаше - горка золота. На другой - мои воспоминания: первая любовь, смех друзей, запах бабушкиных пирогов... Чаша с золотом перевешивала. Я проснулся в холодном поту.
  
  Утром я отнёс слитки тёте Зине. Сказал, что нашёл в дедовом сундуке. Она заплакала и назвала меня "бескорыстным дурачком". А я сидел и думал, что, возможно, это лучший комплимент в моей жизни. Геннадий, узнав, хмыкнул:
  - Наконец-то ты понял, что золото нужно не создавать, а отдавать.
  
  Когда в дверь постучали в три часа ночи, я сразу понял - это не к добру. Либо пожар, либо Геннадий снова решил проверить мою "бдительность" (последний раз он разбудил меня, чтобы сообщить, что я "слишком громко храплю для будущего мага"). Но на пороге стоял Артём. Мой бывший враг, колдун-недоучка и вообще неприятная личность выглядел так, будто его пропустили через мясорубку. Пальто в грязи, левый глаз заплыл, а из разбитой губы капала кровь.
  - Помоги.
  Я опешил.
  - Ваня, - он схватил меня за рукав, - моя дочь умирает.
  Борис, спавший на подушке, поднял голову:
  - Это ловушка?
  - Если бы, - Артём разжал пальцы, и на пол упал маленький бархатный заяц. У него было красное пятно на боку, будто его окунули в варенье.
  Я вздохнул и шагнул в сторону:
  - Заходи. Но если попробуешь меня убить - Борис съест твою печень.
  - Я вегетарианец, - пробурчал кот, но всё равно сверкнул глазами.
  
  Оказалось, его дочери, Зое, пять лет. И она действительно умирала - какая-то редкая форма лейкемии, против которой бессильны даже лучшие врачи.
  - Я пробовал всё, - Артём сжал кулаки. - Тёмные обряды, жертвы, перекладывание болезни...
  - И как?
  - Последний донор сбежал, когда увидел, во что превратился предыдущий, - он потёр лицо. - Геннадий говорил, ты теперь можешь...
  - Исцелять? Да. Но не так, как ты думаешь.
  Я посмотрел на фото девочки - кудрявая, с веснушками, в синем платье. Совсем не похожа на отца.
  - Я не буду колдовать.
  Артём побледнел:
  - Ты отказываешься?
  - Нет. Я буду учить тебя.
  Борис фыркнул, но промолчал.
  
  Утро застало нас в парке. Я заставил Артёма снять ботинки и встать босыми ногами на землю.
  - Первое правило: нельзя исцелять через насилие.
  - Но все тёмные ритуалы...
  - Дают временный эффект. А потом болезнь возвращается втройне.
  Я взял его руку и приложил к стволу старого дуба.
  - Чувствуешь?
  - Дерево.
  - Нет. Жизнь.
  Артём закрыл глаза. Я видел, как по его лицу пробегают тени - он впервые в жизни не брал, а слушал.
  - Теперь представь Зою.
  - Я...
  - Не как пациента. Как человека.
  Он застонал, но не отдернул руку.
  
  К полудню мы вернулись. Зоя лежала в постели, бледная, с капельницей в руке.
  - Пап?
  Артём опустился перед кроватью на колени.
  - Прости меня. За всё.
  Я отошёл к окну. Моя работа была сделана.
  Борис прыгнул на подоконник:
  - Ты знал, что это сработает?
  - Нет.
  - Идиот.
  - Зато честный.
  Мы смотрели, как Артём плачет, обняв дочь. А на её щеках медленно проявлялся румянец.
  
  Вечером Геннадий появился с бутылкой какого-то жуткого зелья.
  - Выпей. Восстановишь силы.
  - Что это?
  - Крапива, чеснок и... неважно.
  Я выпил и тут же пожалел.
  Борис, наблюдавший за этим, сказал:
  - В следующий раз пусть лучше ...
  Но договорить не решился.
  
  Слава - странная штука. Особенно когда ты не пытался её заслужить. Утром я вышел за хлебом и обнаружил под своей дверью первый "дар" - банку солёных огурцов с запиской "Спасибо за внука". Пока я размышлял, при чём тут я, к подъезду подкатила "Волга", и оттуда вылез мужчина в дорогом пальто.
  - Вы Светлов?
  - Зависит от того, кто спрашивает.
  Он достал конверт. Толстый.
  - Моя тёща после вашего... сеанса... перестала пить. Хочу выразить благодарность.
  Я осторожно потыкал конверт.
  - А кто ваша тёща?
  - Мария Семёновна. С пятого этажа.
  В голове щёлкнуло - бабка Маня, которая последние десять лет регулярно падала с лавочки у подъезда.
  - Я с ней даже не разговаривал!
  - Именно! - мужчина почтительно наклонился. - Она говорит, вы просто посмотрели на неё, и ей стало стыдно.
  Борис, выглянувший из-за моей ноги, фыркнул:
  - Поздравляю. Теперь ты волшебный взгляд.
  
  К полудню очередь у моей двери растянулась до почтовых ящиков.
  - Сына от наркотиков избавьте!
  - Муж бьёт, сделайте что-нибудь!
  - У меня кот не ловится, может, вы...
  Я захлопнул дверь, упёрся в неё спиной и застонал:
  - Геннадиииил!
  Он материализовался на кухне с чашкой чая в руках.
  - А я предупреждал.
  - Ты предупреждал, что нельзя материализовать золото! Про толпы психов ты молчал!
  - Опыт - лучший учитель, - он отхлебнул чай и скорчил гримасу. - Борис, это что?
  - Ромашка, - кот лениво потянулся. - Для успокоения.
  - Не используется ромашка для успокоения. - Геннадий вылил чай в раковину.
  - Ладно. Выход есть.
  
  "Выход" оказался до смешного простым. Я вышел к толпе, поднял руки и сказал:
  - Я никого не исцеляю.
  - Как же Мария Семёновна?!
  - Она сама решила измениться. Я просто... показал ей, какой она могла бы быть.
  - А мой муж?!
  - Если он бьёт вас - вызывайте полицию. Я не волшебная палочка.
  Люди зашумели. Кто-то разочарованно вздохнул, кто-то обозвал меня шарлатаном. Но постепенно толпа рассеялась. Остался только один человек - тощий подросток в рваной куртке.
  - А если я... украл кошелёк. И теперь мучаюсь.
  Я взглянул на него - и вдруг увидел, как сквозь его образ проступает другой: маленький мальчик, который когда-то нашёл на улице рубль и вернул его старушке.
  - Ты уже знаешь, что делать.
  Он кивнул и убежал. Борис потерся о мою ногу:
  - Неплохо. Для начала.
  
  Ночью мне приснилось, будто я хожу по городу, а люди вокруг светятся изнутри. Одни - ярко, другие - еле-еле. Проснулся от того, что Борис тыкался носом мне в щёку.
  - Ты светишься.
  - Что?
  - В темноте видно.
  Я зажёг свет - кот сидел и смотрел на меня с необычным выражением.
  - Может, выключишь? А то глазам больно.
  Но что-то в его тоне говорило, что это комплимент.
  
  Когда в твой дом ломятся репортёры с камерами - это плохо. Когда ломятся сектанты с факелами - ещё хуже. Но когда на пороге стоит мэр города с телевизионной командой и делегация "Церкви возрожденного света" (даже не знал о существовании такой) - это уже полный атас. Я захлопнул дверь перед самым носом у мэра, услышав его возмущённое: "Да я к вам по благоустройству!".
  - Борис, план "Б"!
  Кот, до этого мирно дремавший на холодильнике, вздохнул и спрыгнул:
  - Догадываюсь, что план "Б" - это "беги, болван", а не "стой и охай".
  Геннадий, к счастью, уже ждал нас на заднем дворе с рюкзаками.
  - В горы. Быстро.
  - А что насчёт... - я махнул рукой в сторону дома.
  - Твоя тётя Зина обещала прикрыть.
  - Чем?!
  - Тем, что назовёт всех их "бездельниками" и прогонит веником.
  Я представил эту картину и почему-то поверил, что сработает.
  
  Первый час бегства напоминал плохую комедию. Мы шли через огород - я сбил ведро с краской. Ради чего оно стояло на тратуаре? Когда перелезали через забор - Геннадий зацепился плащом за штакетину и повис, как летучая мышь. Борис попросил Геннадия достать из рюкзака банку с синей крышкой, после чего вытряхнул содержимое этой банки там, где мы только что прошли. Судя по запаху, устроил кому-то диверсию.
  - Это что было? - спросил я, когда кот догнал нас.
  - Сельдь под шубой от тети Зины. Я его подержал под солнцем.
  - Ты использовал салат как оружие?
  - Эффективно же, чтобы по следам нас не нашли.
  Геннадий только крякнул и ускорил шаг.
  
  К вечеру мы добрались до старого лесничества. Хижина больше напоминала сарай, но крыша цела, а дверь запиралась.
  - Здесь переночуем, - сказал Геннадий.
  Пока он раскладывал наши пожитки, я осмотрел жилище. На стене висела карта с отметками, под столом валялась пустая бутылка из-под кваса (1998 года выпуска!), а под подушкой...
  - Ого!
  - Что нашел? - Борис подскочил ко мне.
  - Журнал "Охота и рыбалка". 2003 год.
  - Клад.
  Геннадий фыркнул.
  
  Ночью я проснулся от странного звука. За окном, в лунном свете, стоял...
  - Олень?
  Животное смотрело прямо на меня. Не пугалось, не убегало. А потом кивнуло и исчезло в чаще.
  - Ты видел? - спросил я Бориса.
  - Ммм... рыбу... - пробормотал кот во сне.
  Геннадий, оказывается, тоже не спал.
  - Дух леса. Интересно, что он хочет...
  - Может, просто поздороваться?
  - В три часа ночи? Сомневаюсь.
  Я хотел пошутить ещё, но вдруг почувствовал - где-то далеко, в том направлении, куда ушёл олень, что-то зовёт.
  
  Утром мы нашли следы - не оленя, а человеческие. Маленькие, босые. Они вели вглубь леса.
  - Детские? - спросил я.
  Геннадий нахмурился:
  - Хуже. Те, кто давно забыл, как быть людьми.
  Борис понюхал воздух:
  - Пахнет... пирогами.
  - Что?!
  - Ну, или ёлками. Я не разбираюсь.
  Я вздохнул. Похоже, наше "бегство" только начинается.
  
  Мои опасения не сбылись и преследовать нас никто не стал. Мы же за день пути добрались до пещеры, но какой-то странной.
  - Это же... рот, - прошептал я, глядя на складки влажного камня, слишком похожие на нёбо, и сталактиты, откровенно напоминающие зубы. Геннадий, несущий в руках самодельный факел (ветка + мои носки + что-то вонючее из его рюкзака), хмыкнул:
  - Все пещеры - рты земли. Просто некоторые - зевки, а некоторые...
  - Плевательницы? - предположил Борис, ловко перепрыгивая через ручей, который тек не только по полу, но и... вверх по стене.
  Я решил не спрашивать.
  
  Геннадий заставил меня медитировать перед "языком" - плоским камнем, покрытым мхом.
  - Концентрируйся на дыхании.
  - Я пытаюсь, но тут пахнет грибами и чьей-то потной спиной.
  - Это твоя спина.
  Борис, сидящий в позе лотоса (как кот вообще это делает?), внезапно захрапел. Его храп эхом разнёсся по пещере, превратившись в странную мелодию.
  - Он... поёт?
  - На языке драконов, - без тени улыбки сказал Геннадий. - Продолжай медитировать.
  
  Я начал видеть узоры. Сначала они появлялись только когда я закрывал глаза - золотые нити, сплетающиеся в слова, которых я не знал. Потом стали оставаться на веках, когда я открывал глаза. А к полудню...
  - Ты ходишь по воздуху, - констатировал Борис, наблюдая, как мои босые ноги на полсантиметра зависают над землёй.
  - Я ЧТО?!
  И тут же шлёпнулся на камни.
  Геннадий, жующий какой-то корень, удовлетворённо кивнул:
  - Прогресс.
  
  Голод - странная штука. После пятого дня без еды, что Геннадий называл "очищением", а Борис - "идиотизмом", я поймал себя на том, что облизываю стену.
  - На вкус... как курица.
  - Это кварц, - сказал кот.
  - Ну, может, тебе и кварц, а мне - курица.
  Геннадий, к моему ужасу, отколол кусок стены и сунул в рот.
  - Медовая.
  Я посмотрел на Бориса. Тот вздохнул:
  - Вы оба идиоты.
  Но когда мы отвернулись, я заметил, как он тоже осторожно лизнул камень.
  
  На двенадцатый день вода в подземном ручье стала густой, как кисель. Сладкой. Питательной.
  - Это же...
  - Твоя энергия, - объяснил Геннадий. - Ты научился материализовывать еду из себя.
  Я посмотрел на свои руки. Они светились в темноте.
  - Я становлюсь фонарём?
  - Хуже. Ты становишься тем, кто может накормить голодных, не имея пищи.
  Борис, лакавший "кисель", вдруг замер:
  - Это значит, что теперь ты официально вкуснее меня?
  
  На двадцатый день я увидел себя. Не отражение - другого Ваню. Старше. С седыми висками. С глазами, в которых видны звёзды.
  - Это... я?
  - Один из вариантов, - сказало видение.
  - Какой?
  - Тот, где ты не сбежал.
  И исчезло.
  
  На сороковой день, когда мы вышли из пещеры, я понял, что больше не чувствую холода.
  - Твоё тело научилось сохранять тепло, - сказал Геннадий.
  - А волосы...
  - Посеребрели. Немного.
  Борис обошёл меня крутом, потом ткнул носом в ногу:
  - Теперь ты пахнешь грозой.
  Я поднял руку - и в небе, чистом и безоблачном, в ответ прозвучал раскат грома.
  - Что теперь? - спросил я, глядя на долину внизу.
  - Теперь, - Геннадий положил руку мне на плечо, - ты должен решить, зачем тебе всё это.
  Борис прыгнул мне на плечо (сорок дней назад он бы меня опрокинул, теперь - будто пёрышко).
  - И если скажешь "чтобы впечатлять девушек", я тебя утоплю в том ручье.
  Но в его голосе не было злости. Только... гордость?
  
  Спускаться с горы оказалось сложнее, чем подниматься. Не потому что трудно - просто земля теперь казалась слишком... податливой.
  - Не ходи по камням! - крикнул Геннадий, когда я по привычке ступил на валун.
  Но было поздно. Камень мягко прогнулся под ногой, как подушка, оставив на себе четкий отпечаток ботинка.
  - Ой.
  - "Ой" - это когда кот наступил тебе на живот, - проворчал Борис, обходя камень стороной. - А это - нарушение законов физики.
  Я потрогал камень - теперь он был обычным, твердым. Только отпечаток моего ботинка так и остался, будто вырезанный скульптором.
  - Значит, я теперь...
  - Неуправляемый источник хаоса, - закончил за меня кот. - Поздравляю.
  
  Первой встретила нас корова. Мы вышли к окраине деревни, где у ручья паслось пятнистое создание с грустными глазами. Увидев нас, она сначала насторожилась, потом... поклонилась.
  - Этого еще не хватало, - прошептал я.
  - Молчи и кивни, - прошипел Борис.
  Я кивнул. Корова удовлетворенно промычала и отошла в сторону, давая нам пройти.
  Геннадий, наблюдавший эту сцену, вдруг рассмеялся:
  - Ну вот. Теперь и скот тебя признал.
  - А что, другие варианты были?
  - Могла и лягнуть.
  
  Деревня встретила нас настороженно. Местные, завидев нашу компанию (двух бородатых мужчин в рваных плащах и рыжего кота), поспешно запирали двери. Все кроме одного.
  - Чайку будете? - старик в выцветшей телогрейке сидел на завалинке и словно ждал нас.
  Геннадий кивнул, и мы остановились.
  Чай оказался крепким, с дымком, а старик - бывшим учителем физики.
  - Вы, конечно, извините, - он причмокнул, разглядывая мои поседевшие виски, - но у вас там, наверху, что, время быстрее течет?
  Я поперхнулся.
  - В некотором роде.
  - Ага. Ну, тогда объясните, почему у меня барометр второй день ведет себя как сумасшедший? - он ткнул пальцем в прибор, стрелка которого хаотично дергалась.
  Борис понюхал воздух:
  - Это не барометр. Это - он.
  Все посмотрели на меня. Я смущенно потер шею:
  - Извините. Починю.
  
  К вечеру мы добрались до полузаброшенной церквушки на окраине. Именно там меня и настигло первое настоящее испытание.
  - Ваня... - Борис вдруг насторожился. - Не шевелись.
  Я замер. Прямо передо мной, в луче закатного света, висела... нет, не паутина. Структура, похожая на треснувшее стекло, только вместо отражения в ней пульсировали странные цвета.
  - Это что?
  - Разлом, - прошептал Геннадий. - Ты стал сильнее, и реальность вокруг тебя истончилась.
  Я осторожно протянул руку. Поверхность "стекла" дрогнула, и на миг мне показалось, что по ту сторону кто-то есть.
  - Не надо! - Борис вцепился когтями в мои штаны.
  Я отдернул руку. Разлом исчез с тихим хлопком.
  
  Ночью я проснулся от того, что мои руки светятся. Не мягким свечением, как раньше, а яркими лучами, бьющими в потолок старой сторожки.
  - Ты похож на дешевую неоновую вывеску, - пробурчал Борис, но придвинулся ближе.
  Геннадий молча наблюдал из угла.
  Я сжал кулаки, пытаясь погасить свет. Не выходило.
  - Это... нормально?
  - Нет, - ответил учитель. - Это значит, что ты перерос свое тело.
  Борис фыркнул:
  - Поздравляю. Теперь ты светящийся дух в мешке из плоти.
  Но в его голосе не было насмешки. Только... предвкушение?
  
  Геннадий разбудил меня пинком.
  - Вставай. Сегодня экзамен.
  Я протёр глаза, с трудом фокусируясь. Руки всё ещё излучали мягкий свет, окрашивая стены сторожки в голубоватые тона. Борис свернулся калачиком на моих ногах, храпя так, будто пытался воспроизвести звук работающего трактора.
  - Какой ещё экзамен?
  Он швырнул мне рюкзак. Внутри оказалась связка сушёных грибов, медный колокольчик и - почему-то - мои старые кроссовки из дома.
  - Э-э...
  - Обувайся.
  
  Мы шли через поле к одинокому дубу на горизонте. Борис, недовольный ранним подъёмом, плелся сзади и периодически ворчал:
  - Я кот. Мне положено спать восемнадцать часов в сутки. А не таскаться по росе...
  - Ты же бессмертный дух или типа того, - огрызнулся я.
  - Да, но в кошачьем теле! Со всеми потребностями!
  Геннадий игнорировал нашу перепалку. Когда мы достигли дерева, он повернулся ко мне и неожиданно улыбнулся:
  - Ну что, покажи, чему научился.
  - Чему конкретно?
  - Всему.
  Я растерянно огляделся. Поле. Дуб. Утро. Ничего особенного.
  - Эм... Могу заставить дерево цвести?
  - Уже октябрь, - заметил Борис.
  - Ну тогда...
  Я хлопнул в ладоши.
  Между нами вспыхнул шар золотистого света. Он завис в воздухе, затем медленно превратился... в идеальную копию Бориса, только из света.
  Кот остолбенел.
  - Это что...
  - Твоя душа, - сказал Геннадий. - Примерно.
  Светящийся Борис лизнул лапу, затем развеялся в воздухе.
  Настоящий Борис сел, тщательно вылизывая то же самое место.
  - Мне не нравится это упражнение.
  Геннадий достал колокольчик.
  - Теперь - главное.
  Он позвонил.
  Звук, казалось, растёкся по всему полю. Трава замерла. Облака остановились. Даже ветер перестал шевелить листья на дубе.
  - Время... остановилось?
  - Нет, - Геннадий ткнул пальцем мне в грудь. - Это ты остановился.
  Я посмотрел вниз. Моё тело стало полупрозрачным.
  - Оху...
  - Не матерись. Это твоё первое осознанное отделение от физического мира.
  Борис, который мог двигаться, обошёл меня.
  - Выглядишь, как плохо настроенное голограммное изображение.
  - Спасибо, - я попытался пнуть его, но нога прошла насквозь.
  Геннадий позвонил ещё раз - мир "щёлкнул", и я снова обрёл плоть.
  - Зачем это?
  - Чтобы ты понял: теперь ты не только в этом мире.
  
  Обратный путь был молчаливым. Только у самой сторожки Борис вдруг сказал:
  - Ты знаешь, что это значит, да?
  - Что?
  - Что он тебя отпускает.
  Я остановился. Геннадий шёл впереди, его плащ развевался на утреннем ветру.
  - Но... я ещё ничего не умею!
  Борис посмотрел на меня своими зелёными глазами.
  - Именно поэтому.
  
  Ночью я снова светился. Но теперь это был не случайный свет - я мог управлять им. Делать ярче, тусклее, даже менять цвет. Борис, вопреки привычке, не отпускал колкостей. Он просто сидел и смотрел. А Геннадий... Геннадий стоял у окна и смотрел в ночь. На его лице было странное выражение - гордость и грусть одновременно. Последний урок действительно оказался последним. Завтра я продолжу свой путь один.
  
  Утро началось с того, что Борис уселся мне на грудь и заявил:
  - Сегодня ты станешь богом.
  Я попытался скинуть его, но кот внезапно стал весить как гиря.
  - Что?
  - Ну, не совсем богом. - Он перевернулся на спину, демонстрируя пузо. - Скорее, чем-то средним между божеством и очень удачливым котом.
  Геннадий стоял на пороге с двумя рюкзаками. Один - мой, потрёпанный, с дыркой на боку. Другой - новый, кожаный, с серебряными застёжками.
  - Выбирай.
  Я потянулся к новому.
  - А-а! - Геннадий ударил меня по пальцам посохом. - Не выбор вещей. Выбор пути.
  
  И я увидел эти пути. Все в каких-то других мирах. В первом случае мы пришли в богатое село, где местный помещик угощал нас мёдом и жаловался на неурожай.
  - Сделайте что-нибудь! - он совал мне кошель.
  Я посмотрел на поле. Сухие стебли. Потрескавшаяся земля.
  - Можно и без денег...
  - Ха! - помещик побледнел. - Вы что, святой?
  Я поднял руку - и пошёл дождь. Тёплый, ровный, такой, какой нужен полю.
  Когда мы уходили, он кричал нам вдогонку:
  - Вернитесь! Я построю вам храм!
  Борис фыркнул:
  - Храм из навоза, если судить по запаху от его амбаров.
  
  Во втором варианте это была нищая деревня. Старуха в дырявой избе, пятеро внуков с глазами, полными голода.
  - Хоть картошки... - она протянула дрожащие руки.
  Я создал буханку хлеба. Потом ещё одну. Потом целую гору. Когда мы уходили, старуха плакала. А у меня...
  - Ты поседел ещё сильнее, - заметил Борис.
  Я посмотрел в отражение в луже. Волосы у висков стали белыми.
  
  В третьем варианте был город. Толпа. Крик:
  - Чудотворец! Исцели моего сына!
  Мальчик лет десяти, с безжизненными ногами. Отец - в дорогом кафтане, но с лицом, измождённым горем.
  Я опустился на колени.
  - Ты хочешь ходить?
  Мальчик кивнул. Я прикоснулся к его коленям - и почувствовал, как что-то перетекает из меня в него. Он встал. Толпа завопила. Ко мне потянулись десятки рук.
  - Мою жену!
  - Мою мать!
  - Меня!
  Я отступил.
  - Нет.
  - Почему?! - закричал купец. - Ты же можешь!
  - Да. Но не должен.
  
  Вечером у костра Геннадий молчал. Борис вылизывал лапу.
  - И? - спросил я.
  - Ты выбрал, - сказал учитель.
  - Я отказался!
  - Именно поэтому ты готов.
  Борис поднял голову:
  - Он хочет сказать, что настоящая сила - не в том, чтобы делать, а в том, чтобы знать, когда не делать.
  Я посмотрел на свои руки. Они больше не светились.
  - А что теперь?
  - Теперь, - Геннадий встал, - ты идёшь один.
  
  Утром их уже не было. Только на камне у потухшего костра лежали новыф плащ с капюшоном и мой потрепанный, с дыркой рюкзак, к которому прилип рыжий волосок. Думаю, не случайно. Я надел плащ, взвалил рюкзак и сунул волосок в карман.
  - Ну что, Борис, - сказал я пустому воздуху, - пошли?
  Где-то в кустах хихикнули. Но это мог быть и просто ветер.
  
  И я шел, пока не дошел до заброшенного монастыря. А возле него сидел мой рыжий кот, которому я не стал задавать вопросов. Старый монастырь встретил нас скрипом ворот и запахом плесени. Я толкнул рассохшуюся дверь плечом - она поддалась с протестующим визгом, обдав нас ливнем пыли.
  - Поздравляю, - сказал Борис, отряхивая лапой ухо. - Теперь у нас есть собственная развалюха.
  Я шагнул внутрь. Солнечные лучи пробивались через трещины в куполе, рисуя на полу причудливые узоры. Где-то капала вода. В углу чудом уцелела икона - лик святого стерся, но глаза... глаза словно следили за нами.
  - Ну что, директор, - Борис прыгнул на покосившийся подсвечник, - где будем принимать первых учеников? В этом величественном... - он огляделся, - ...сарае?
  Я достал из рюкзака колокольчик - тот самый, медный, от Геннадия.
  - Здесь.
  Звук разнесся по пустым коридорам, заставив вздрогнуть стаю голубей под куполом. Я позвонил во второй раз. Где-то с грохотом отвалилась штукатурка. Третий...
  - Эй! - раздался голос с порога.
  Мы обернулись. Первый ученик стоял на пороге, цепляясь за косяк. Мальчик лет десяти, в потрёпанной куртке, с белой тростью в руке. И - самое главное - с плотной повязкой на глазах.
  - Здесь... - он неуверенно шагнул вперёд, - здесь обещали научить... видеть?
  Я переглянулся с Борисом.
  - Кто тебе обещал?
  - Во сне. Рыжий человек с кошачьими глазами.
  Борис фыркнул:
  - Это не я. Я бы явился в образе гигантского тунца.
  Я подошёл к мальчику.
  - Как тебя зовут?
  - Миша.
  - Ты действительно не видишь, Миша?
  Он покачал головой.
  - С рождения.
  Я осторожно взял его руку - и тут же отпустил, едва не вскрикнув.
  Потому что в тот момент, когда наши пальцы соприкоснулись, я УВИДЕЛ. Не глазами. Через его кожу, через дрожь в кончиках пальцев. Увидел мир, каким его чувствовал Миша - не тьму, а море вибраций, где каждый предмет пел свою ноту, где воздух переливался разными оттенками тепла, где я сам выглядел как...
  - Ты похож на костёр, - прошептал Миша.
  Борис прыгнул ему на плечо:
  - А я?
  - Ты... ты как маленькое солнышко.
  Кот самодовольно выгнул спину:
  - Ну конечно.
  
  К вечеру пришли ещё двое. Лиза - девушка лет шестнадцати с пустыми глазами и слуховым аппаратом, который был выключен. Сказала, "Звуки... они режут". И дядя Коля - бывший алкоголик с руками, которые дрожали, когда он не держал кого-нибудь за грудки.
  
  Мы сидели в самом целом помещении - бывшей трапезной, где Борис "случайно" нашёл замурованный бочонок мёда, оценив его как "На пробу годится".
  - Итак, - я обвёл взглядом свою странную команду, - правила.
  - Первое: здесь нет учителей и учеников. Только те, кто знает чуть больше, и те, кто знает чуть меньше.
  - Второе: мы учимся не магии, а... - я запнулся.
  - Видеть сердцем, - неожиданно подсказала Лиза.
  - Да.
  - А третье? - спросил дядя Коля, уже тянувшийся к мёду.
  Борис ловко шлёпнул его лапой:
  - Третье: мёд - только после медитации.
  
  Ночью я вышел во двор. Звёзды здесь были ярче, чем в городе.
  - Ну что, директор, - Борис устроился у меня на плече, - как ощущения?
  Я посмотрел на спящий монастырь. Где-то там храпел дядя Коля. Лиза спала, обняв подушку. Миша ворочался на новом месте.
  - Страшно.
  - Хорошо, - кот бодро подёргал хвостом. - Значит, ты всё делаешь правильно.
  И правда - страх был тёплым, как чашка в руках зимой.
  Словно что-то большое и важное только начиналось.
  
  Утро началось с того, что Миша врезался в меня, когда я выходил из кельи.
  - Простите! - он отпрыгнул, как ошпаренный. - Я вас не...
  - Видел? - я подхватил его, чтобы он не упал.
  - Почувствовал. Но вы сегодня... другие.
  Я нахмурился. Вчера вечером я действительно экспериментировал с новым обрядом - пытался "заземлить" свою энергию.
  - На что я похож сейчас?
  Миша задумался, его пальцы слегка дрожали на моем запястье.
  - На тёплый камень. Вчера вы были костром, а теперь... как будто всё тепло ушло внутрь.
  Борис, проходивший мимо с рыбьей головой в зубах (откуда?!), фыркнул:
  - Поздравляю. Теперь ты духовный термос.
  
  Наш первый урок проходил в монастырском дворе. Я рассадил всех на полукруглых ступенях - Лиза с краю, чтобы не слышать лишних звуков, дядя Коля рядом с Мишей, он инстинктивно опекал мальчика, Борис устроился на солнечном пятне между нами.
  - Сегодня будем учиться... - я запнулся, понимая абсурдность обычной речи для этой группы.
  Лиза внезапно подняла руку:
  - Можно я?
  Она встала, подошла к Мише и положила его ладонь себе на горло. Потом начала медленно дышать - вдох, выдох. Мальчик замер, потом кивнул.
  - Она говорит... дышать? - растерянно спросил я.
  - Нет, - дядя Коля неожиданно улыбнулся. - Она говорит "тишина".
  Борис перевернулся на спину:
  - Ну вот. Теперь они учат тебя.
  
  Мы провели три часа в полной тишине. Лиза показывала Мише "звуки" через вибрации - водила его пальцами по разным поверхностям: дерево пело глухо, камень вибрировал тонко, вода вообще почти не дрожала, но оставляла мокрый след. Дядя Коля, к моему удивлению, оказался чувствителен к растениям - он мог часами сидеть, держа в руках лист, и по его дрожи я понимал, что он буквально слушает его. А я... Я сидел под старой яблоней и пытался понять, как учить тому, что не выразить словами.
  - Ты слишком стараешься, - сказал Борис, запрыгивая ко мне на колени.
  - Они пришли ко мне за помощью.
  - Они пришли, чтобы найти себя. Разница есть. - Кот ткнул носом в мою ладонь. - Ты же чувствуешь. Просто покажи.
  Я закрыл глаза. Представил, как моё тепло перетекает в дерево подо мной, как корни уходят глубоко в землю, как сок движется по стволу... Когда я открыл глаза, вокруг меня сидели все трое. Лиза прижала ладонь к коре, дядя Коля обнял ствол, а Миша просто стоял, улыбаясь.
  - Оно... поёт? - прошептал он.
  Я кивнул, потом, вспомнив, взял его руку и прижал к дереву.
  
  Вечером мы сидели у костра. Дядя Коля, к своему удивлению, развёл его с первой попытки. Лиза "слушала" пламя через вибрации воздуха. Миша спал, свернувшись калачиком у корней яблони.
  - Ну что, учитель? - Борис мурлыкал у меня на коленях.
  Я посмотрел на своих странных учеников.
  - Я думал, буду их учить.
  - А?
  - А они учат меня.
  Кот засмеялся своим тихим кошачьим смехом:
  - Вот теперь ты готов учить.
  
  Я проснулся от того, что кто-то дергал меня за рукав.
  - Ваня. Ваня, проснись.
  Миша стоял над моей кроватью, его обычно спокойное лицо было искажено чем-то вроде страха. А может, восторга. В полумраке кельи его повязка на глазах казалась темным пятном.
  - Что случилось?
  - Я... я видел сон.
  Я приподнялся на локте, протирая глаза. За окном едва брезжил рассвет.
  - И что?
  - Там был город. Как наш, но...
  - Но?
  - Там не было людей.
  Я окончательно проснулся.
  
  Мы сидели на кухне, и Миша дрожащими руками чертил что-то углем на столе.
  - Вот площадь... а вот наш монастырь, только крыша целая... и фонари горят, но внутри никого...
  Я смотрел на кривые линии, пытаясь понять, откуда слепой от рождения мальчик знает, как выглядят фонари.
  - Ты уверен, что это сон?
  Он замер.
  - Я... не знаю.
  Борис, спавший на полке с крупами, внезапно поднял голову:
  - А колокола звонили?
  Миша резко обернулся в его сторону.
  - Да! В полночь! Как ты...
  - Кот знает всё, - зевнул Борис, но его хвост нервно подергивался. - Продолжай.
  
  К завтраку все знали о "сне" Миши. Лиза, которая обычно избегала прикосновений, сама взяла его руки и прижала к своему горлу:
  - Ты там... слышал что-то?
  Миша покачал головой.
  - Только колокола. И...
  - И?
  - Шаги. Но не человеческие.
  Дядя Коля, до этого молча жевавший хлеб, вдруг побледнел.
  - Как... как будто кто-то идет по тонкому льду, да?
  Мы все замерли.
  - Ты тоже видел? - прошептал Миша.
  - Не видел. Чувствовал.
  Борис внезапно громко чихнул.
  - Пыльно тут у вас. Ваня, пойдем прогуляемся.
  
  Во дворе кот заставил меня сесть на старый колодезный сруб.
  - Ты понял, да?
  - Что?
  - Что твой слепой мальчик видит Мир-Тень.
  Я ощутил, как по спине побежали мурашки.
  - Но как?
  - Потому что он не замутнен тем, что вы, зрячие, называете "реальностью". - Борис потерся о мою руку. - Он как чистый лист.
  Я посмотрел на монастырь, где за толстыми стенами сидели мои необычные ученики.
  - Это... опасно?
  Кот задумался.
  - Пока нет. Но если он начнет туда ходить сознательно...
  - Что тогда?
  - Тогда кто-то может заметить. И... последовать за ним обратно.
  Ветер внезапно поднял с земли вихрь сухих листьев. На мгновение мне показалось, что в нем мелькнуло что-то похожее на лицо.
  
  Вечером я долго сидел у Мишиной кровати, пока он засыпал.
  - Ваня?
  - Да?
  - Там... там не страшно.
  - Это хорошо.
  - Но грустно.
  Я поправил ему одеяло.
  - Спи. Завтра будем учиться новому.
  - Какому?
  - Как возвращаться из снов.
  Когда его дыхание стало ровным, Борис прыгнул на подоконник.
  - Ты же не будешь ему мешать туда ходить?
  - Нет, - я погладил кота по голове. - Буду учить его правильно закрывать за собой дверь.
  
  Лиза разбила кружку. Это стало началом всего. Я сидел на кухне, пытаясь заварить что-то отдалённо напоминающее кофе из найденных в кладовке зёрен, когда из трапезной донёсся звон разбитой керамики.
  - Всё в порядке? - крикнул я, высовывая голову в коридор.
  Лиза стояла над осколками, дрожащими пальцами касаясь своего слухового аппарата. Её обычно бледное лицо горело.
  - Они... они поют...
  - Кто?
  - Камни.
  Я осторожно подошёл ближе, стараясь не наступить на осколки. Борис, дремавший на подоконнике, одним прыжком оказался рядом.
  - Что случилось?
  Лиза вдруг схватила мою руку и прижала её к стене.
  - Слышишь?
  Я сосредоточился. Сначала ничего. Потом... едва уловимую вибрацию. Как будто где-то глубоко в стенах монастыря течёт вода.
  - Это просто...
  - Нет! - она тряхнула головой, и её длинные волосы рассыпались по плечам. - Они рассказывают историю.
  Борис поднял ухо:
  - Какую?
  - Про пожар. И про спрятанную икону.
  Я переглянулся с котом. Вчерашний разговор о Мишиных снах ещё висел в воздухе, а теперь вот это...
  
  Мы провели весь день, бродя по монастырю с Лизой. Она останавливалась у разных стен, прижималась к ним щекой, потом что-то записывала в блокнот дрожащей рукой.
  - Здесь... битва. Мечи звенели о камень...
  - Это же XV век! - я полез в телефон проверять историю монастыря.
  - А здесь... - она опустилась на колени у восточной стены, - кто-то плакал. Долго.
  Дядя Коля, следовавший за нами, вдруг сел рядом и положил руку на то же место.
  - Женщина. Молодая. - его грубые пальцы водили по камню, - Она... потеряла ребёнка.
  Лиза резко подняла на него глаза.
  - Ты тоже слышишь?
  - Нет. Чувствую.
  Борис прыгнул мне на плечо и прошептал в ухо:
  - Ты понимаешь, что происходит?
  Я кивнул. Мои ученики начали пробуждаться.
  
  Вечером Лиза отказалась ужинать. Она сидела в углу трапезной, обхватив голову руками, её слуховой аппарат лежал в другом конце комнаты.
  - Голоса... их слишком много...
  Я осторожно подошёл.
  - Можно?
  Она кивнула. Я присел рядом, не касаясь её.
  - Расскажи.
  - Это как... радио, - она сжала виски, - все волны сразу. Камни. Деревья. Даже ветер...
  Миша, сидевший напротив, вдруг протянул руку:
  - Дай мне.
  - Что?
  - Твой шум.
  Лиза посмотрела на него, потом медленно взяла его руку и прижала к своему горлу.
  Я затаил дыхание.
  Миша замер. Потом его лицо озарилось улыбкой.
  - Оно... как река!
  - Да! - глаза Лизы блестели. - Именно!
  Дядя Коля неожиданно засмеялся:
  - Ну наконец-то хоть кто-то меня понял!
  Борис, наблюдавший эту сцену, мурлыкнул:
  - Поздравляю, профессор. Ты создал школу экстрасенсов.
  
  Ночью я нашёл Лизу спящей у той самой восточной стены. Она свернулась калачиком, как ребёнок, а её пальцы всё ещё касались камня. Я хотел было укрыть её пледом, но Борис остановил меня:
  - Не надо.
  - Но она...
  - Она нашла способ слышать без боли.
  Приглядевшись, я заметил - её лицо было спокойным, а губы шевелились, будто она что-то напевала во сне. Я оставил плед рядом и ушёл.
  
  Утром мы нашли её на том же месте. Слуховой аппарат лежал разобранным на столе. А Лиза... Лиза пела.
  
  Дядя Коля напился. Я понял это сразу, как только вошёл в трапезную - не по запаху, хоть и он витал в воздухе, а по тому, как дрожали его руки, обхватывающие бутылку.
  - Ну что, учитель, - он хрипло рассмеялся, - научишь трезвости?
  Я молча сел напротив. Борис прыгнул на стол и уселся между нами, как живой барьер.
  - Где взял?
  - В деревне. - он мотнул головой в сторону окна. - Добрые люди дали.
  Я вздохнул. За последние две недели Коля стал другим - перестал трястись, начал улыбаться. А теперь вот это.
  - Почему?
  Он долго смотрел на бутылку, потом неожиданно швырнул её в угол. Стекло разбилось с душераздирающим звоном.
  - Потому что я не могу!
  - Что именно?
  - Брать их боль! - он ударил кулаком по столу. - Сегодня мальчишка пришёл, с переломом... я прикоснулся и...
  Его голос сорвался.
  - И?
  - И теперь у меня болит рука! - он с силой потряс правой рукой. - Понимаешь? Я чувствую их всех!
  Борис осторожно потрогал лапой его дрожащие пальцы.
  - Интересно...
  - Что интересно?! - Коля чуть не опрокинул стол.
  - Что ты не спился раньше.
  
  Мы нашли мальчика в сарае - местного пастушонка лет двенадцати с перевязанной рукой. Он косился на Колю с явным страхом.
  - Дядя, я уже всё! Больше не буду лазить на колокольню!
  Коля стоял, сжав кулаки, его лицо было серым от боли.
  - Покажи.
  Мальчик нерешительно протянул руку. Когда пальцы Коли коснулись повязки, он застонал, но не отдернул ладонь.
  - Ты... - он зажмурился, - ты упал с третьего яруса?
  Пацан остолбенел:
  - Откуда...
  - Потому что у меня сейчас болит ВЕСЬ третий ярус!
  Я осторожно положил руку на плечо Коле.
  - Дыши.
  - Я... не... могу...
  Борис вдруг прыгнул мальчику на колени и ткнул носом в больную руку:
  - Слушай.
  - Что?
  - Кость. Она поёт тебе.
  Мальчик замер. Коля замер. Даже я замер.
  - Как... какую песню? - прошептал пацан.
  - Глупую, - сказал кот. - Про то, как ей больно.
  И тогда случилось чудо. Коля начал... напевать. Нет, это было не пение. Скорее, гортанное бормотание, что-то между молитвой и руганью. Его руки дрожали, но теперь уже в ритме этой странной "песни". Мальчик сначала сморщился, потом вдруг рассмеялся:
  - Ой! Щекотно!
  Коля отдернул руки, как обожжённый. Повязка спала, обнажая...
  - Чистая кожа, - прошептал я.
  Борис удовлетворённо выгнул спину:
  - Ну вот. Теперь ты не просто принимаешь боль. Ты её...
  - Превращаю, - закончил Коля, глядя на свои ладони.
  Мальчик уже вовсю крутил рукой, смеясь:
  - Во даёшь, дядя!
  Коля медленно поднялся и вышел. Я последовал за ним.
  
  Мы нашли его у ручья. Он сидел на камне и смотрел на воду.
  - Ты знал?
  - Нет, - я сел рядом.
  - Я сорок лет топил это в водке, - он провёл рукой по лицу. - А оказалось...
  - Что?
  - Что я могу не просто забирать боль. Я могу её менять.
  Борис прыгнул между нами:
  - Только не говори, что сейчас опять запьёшь.
  Коля рассмеялся. И впервые за всё время его смех звучал... свободно.
  - Чёрта с два. Теперь мне интересно.
  Он швырнул в воду камень. Круги разошлись по всей глади, и на миг мне показалось, что в них отражается что-то важное.
  
  Вечером Коля ушёл в деревню.
  - Куда? - спросил я.
  - Там старуха Агафья с радикулитом. Попробую... - он замялся, - спеть ей.
  Когда он ушёл, Борис уселся мне на плечо:
  - Ну что, учитель?
  Я посмотрел на монастырь, где Лиза "слушала" стены, Миша спал, видя свои сны, а Коля...
  - Они учатся быстрее меня.
  Кот мурлыкнул:
  - Потому что ты хороший учитель.
  И, возможно, впервые за всё время, я ему поверил.
  
  Первым пришла мать Миши. Я открыл дверь монастыря и увидел на пороге женщину в выцветшем платке, с глазами, в которых смешались злость и отчаяние.
  - Где мой сын?
  За её спиной топтались двое мужчин в форме - местные полицейские с нарочито равнодушными лицами.
  - Он спит, - я перегородил дверь плечом.
  - Вы что, совсем ку-ку? - женщина попыталась заглянуть за мою спину. - Он слепой! Какая школа?!
  Борис проскользнул у меня между ног и уселся перед полицейскими, вылизывая лапу с вызывающей небрежностью.
  - Ваш сын...
  - Не ваш! - она ткнула пальцем мне в грудь. - Мой! И я забираю его домой!
  Из глубины коридора раздался шорох. Миша стоял в полумраке, его лицо было бледнее обычного.
  - Мама?
  Женщина рванула вперёд, но я неожиданно для себя перехватил её руку.
  - Позвольте ему самому решить.
  Она замерла.
  - Что?
  - Мама, - Миша сделал шаг вперёд, - я хочу остаться.
  
  Вторыми пришли сектанты. Трое мужчин в серых балахонах, с горящими фанатичным блеском глазами. Они ввалились во двор во время нашего утреннего занятия.
  - Мы пришли за избранными!
  Лиза, сидевшая на ступенях с блокнотом, даже не подняла головы. Дядя Коля закатил глаза.
  - О, блин. Опять.
  Я встал между ними и незваными гостями.
  - Извините, у нас закрытый урок.
  Главарь сектантов, по крайней мере, я решил, что он главарь, протянул ко мне руки:
  - Они же незрячие! Они видят истину!
  Борис, до этого мирно дремавший на солнышке, вдруг вскочил и издал звук, средний между шипением и смехом.
  - Ваша "истина" пахнет дешёвым одеколоном и бредом.
  Сектант остолбенел.
  - Кот... заговорил...
  - О, теперь заметил, - фыркнул Борис.
  Миша, сидевший рядом с Лизой, вдруг засмеялся.
  - Они думают, что мы святые.
  - Мы и есть святые, - невозмутимо сказала Лиза, наконец подняв голову. - Просто не их.
  Сектанты отступили на шаг. Постояли, подумали. Потом ушли.
  
  Третьими... третьими оказались вовсе не люди. Я проснулся среди ночи от того, что Борис царапает мне лицо.
  - Вставай!
  - Что слу...
  - Они здесь.
  Я выскочил в коридор. Монастырь дышал - стены слегка пульсировали, как живое существо. Миша уже стоял посреди зала, его повязка сдвинута на лоб, а глаза... Его обычно мутные зрачки теперь отражали звёзды.
  - Они пришли посмотреть, - прошептал он.
  - Кто?
  - Те, кто живёт в моих снах.
  Дядя Коля вывалился из своей кельи, потирая плечо:
  - Чёрт, у меня вся спина болит, будто кто-то ходит по мне...
  Лиза появилась в дверях, её пальцы сжали блокнот так, что костяшки побелели.
  - Стены... они шепчут предупреждение.
  Борис выгнул спину:
  - Всем за мной.
  
  Мы стояли во дворе, в самом центре лунного света. Сначала я ничего не видел. Потом заметил - тени двигаются не так, как должны. Они струились, собирались в кучки, будто обсуждая нас.
  - Это...
  - Те самые, - кивнул Миша. - Только обычно они там.
  Он показал пальцем вверх, где висела полная луна.
  - А сегодня здесь.
  Лиза вдруг вскрикнула и упала на колени, закрыв уши:
  - Слишком громко!
  Дядя Коля подхватил её, но тут же застонал - его руки покрылись странными красными пятнами, будто ожогами.
  Я шагнул вперёд, не зная, что делать, но зная, что должен что-то сделать.
  И тогда Борис прыгнул мне на плечи и прошептал:
  - Покажи им.
  - Что?
  - Себя. Настоящего.
  Я закрыл глаза... и отпустил контроль.
  
  Когда я открыл глаза, двор был пуст. Луна светила как ни в чём не бывало. Лиза перестала кричать. Пятна на руках Коли исчезли. Только Миша всё ещё смотрел в небо.
  - Они испугались, - прошептал он.
  - Чего? - я почувствовал, как Борис тяжёлым грузом сползает с моих плеч.
  Мальчик повернулся ко мне. Его глаза снова были слепыми, но в них появилось новое выражение.
  - Ты.
  И тут я заметил - все мои волосы дыбом, а кожа светится слабым голубоватым светом.
  Борис зевнул:
  - Ну вот. Теперь ты официально пугало для призраков.
  Но в его голосе слышалась гордость.
  
  Миша исчез в полнолуние. Я проснулся от пронзительного кошачьего вопля. Борис стоял на подоконнике, шерсть дыбом, хвост трубой.
  - Он ушел.
  - Кто?..
  - Миша. В Зазеркалье.
  Я вскочил с кровати, наступив на разбросанные по полу рисунки мальчика. На каждом - один и тот же город. Только на последнем, свежем, в углу была нарисована маленькая фигурка.
  - Он пошел туда сознательно, - прошептал я.
  Борис прыгнул на стол, опрокинув чернильницу.
  - Хуже. Его позвали.
  
  Мы собрались в трапезной - я, Лиза, дядя Коля и кот.
  - Он говорил что-нибудь? - я вцепился пальцами в край стола.
  Лиза покачала головой, ее пальцы дрожали над страницами блокнота.
  - Стены... они шепчут о разбитых зеркалах...
  Дядя Коля неожиданно швырнул на пол кружку.
  - Да хватит шептаться! Надо действовать!
  Борис поднял ухо:
  - Предлагаешь?
  - Я... - Коля сжал кулаки, - Я могу попробовать найти его через боль.
  - Гениально, - фыркнул кот. - Только он в другом мире, дубина.
  Я встал, прерывая спор.
  - Есть один способ.
  Все замолчали.
  
  В подвале монастыря, за грудой старых досок, мы нашли то, что искали - огромное зеркало в деревянной раме. Его поверхность была покрыта пылью, но когда я провел рукой по стеклу...
  - Оно не отражает, - прошептала Лиза.
  Она была права. Вместо наших силуэтов в зеркале виднелся туманный городской пейзаж. Тот самый, что рисовал Миша.
  Борис потерся о мою ногу.
  - Ты понял, да?
  - Что?
  - Что тебе придется идти за ним.
  Дядя Коля хрипло рассмеялся:
  - Ну конечно. А что может пойти не так?
  Я глубоко вдохнул и протянул руку к зеркалу.
  
  Зазеркалье встретило меня ледяным ветром. Я стоял посреди знакомого города - того самого, с Мишиных рисунков. Только здесь не было ни звуков, ни запахов. Даже воздух казался плоским, как бумага.
  - Миша!
  Мой голос не разнесся эхом - его поглотила странная, звенящая тишина. Борис, примостившийся у меня на плече (я даже не заметил, как он проскочил за мной), насторожил уши:
  - Смотри.
  На мостовой лежали осколки стекла. Они вели вглубь города, как хлебные крошки.
  - Он оставил след, - прошептал я.
  - Или кто-то оставил его для нас, - мрачно добавил кот.
  Мы пошли вперед.
  
  След привел нас к перевернутому собору. Да, именно к перевернутому - его шпили уходили в землю, а основание возвышалось в небо. У входа стоял...
  - Миша?
  Мальчик обернулся. Его глаза теперь видели - в них отражались звезды, которых не было на нашем небе.
  - Ваня! Ты тоже пришел на праздник?
  - Какой еще...
  Я не договорил. Из дверей собора вышли Они. Существа, похожие на людей, только... не совсем. Их движения были слишком плавными, глаза слишком блестящими, улыбки слишком широкими. Один из них протянул к Мише руку с неестественно длинными пальцами.
  - Мальчик обещал нам песню.
  Борис ощетинился:
  - Он ничего вам не обещал.
  Существо повернуло голову, слишком быстро, слишком резко, в нашу сторону.
  - А вот и кот. Мы любим котов. Особенно говорящих.
  Я шагнул вперед, закрывая Мишу спиной.
  - Мы уходим.
  Жители зазеркалья засмеялись. Они окружили нас, двигаясь в странном, гипнотическом ритме.
  Миша вдруг схватил меня за руку:
  - Ваня, я знаю, как уйти!
  - Как?
  - Надо разбить зеркало!
  Борис прыгнул мне на плечо:
  - Плохая новость: мы ЗА зеркалом.
  - Хорошая новость?
  - Я знаю, где здесь ближайшее отражение.
  Существа сделали шаг вперед. Их пальцы уже почти касались нас...
  Я подхватил Мишу на руки:
  - Показывай дорогу!
  И мы побежали через город, оставляя за собой осколки реальности, по кривым зеркальным улицам, и с каждым шагом Миша становился тяжелее.
  - Ваня... - он обхватил мою шею липкими от пота пальцами, - они всё ближе...
  Я рискнул оглянуться. Наши преследователи скользили за нами, как тени на поверхности воды - их формы то растягивались, то сжимались, но расстояние между нами неумолимо сокращалось. Борис, бежавший впереди, внезапно свернул в узкий переулок:
  - Сюда!
  Мы влетели в тупик. Перед нами - глухая стена с единственным окном, в котором отражалось... наше отражение.
  - Вот и выход, - прошептал кот.
  Я поставил Мишу на ноги. Мальчик шатался, его глаза потускнели.
  - Что с ним?
  - Есть плата за вход и выход, - Борис подтолкнул мальчика к окну. - Быстрее!
  Я протянул руку к стеклу - и тут один из существ схватил меня за плечо. Его пальцы обожгли кожу. Мир перевернулся.
  
  Я стоял посреди монастырского двора. Передо мной лежал Миша - бледный, с закрытыми глазами. Лиза и дядя Коля метались вокруг.
  - Он не дышит! - кричала Лиза.
  - Сердце бьётся, - сквозь зубы цедил Коля, прижимая пальцы к шее мальчика.
  Борис сидел рядом, его хвост нервно подёргивался.
  - Ваня... твоя рука...
  Я посмотрел вниз. Там, где существо схватило меня, остался странный след - будто кожа превратилась в ртуть, переливаясь серебристыми бликами.
  - Что это?
  - Часть тебя теперь там, - Борис избегал моего взгляда. - И часть их... здесь.
  Миша внезапно вдохнул.
  
  Очнулся он только к вечеру. Мы сидели у его кровати - я с перевязанной рукой, Лиза с блокнотом, в котором она что-то нервно чертила, дядя Коля с бутылкой воды, обычной, к счастью.
  - Ты... - я осторожно взял мальчика за руку, - ты помнишь, что там было?
  Миша медленно повернул голову. Его глаза снова не видели, но теперь в них появилось что-то новое - знание, которого не должно быть у ребёнка.
  - Они называют себя Хранителями.
  - Что они хранят? - прошептала Лиза.
  - Равновесие. - Миша сел, в его голосе слышались странные, взрослые интонации. - Они забрали часть моего зрения... чтобы я не увидел чего-то важного.
  Дядя Коля хрипло рассмеялся:
  - Ну вот. Теперь у нас слепой провидец.
  Борис прыгнул на подоконник:
  - Это ещё не всё.
  
  Ночью я не мог уснуть. Рука болела так, будто кто-то водил по коже раскалённой иглой. Я вышел во двор - и застыл. На стене монастыря, там, где днём висело старое зеркало, теперь проступал силуэт. Человека.
  - Геннадий? - я сделал шаг вперёд.
  Силуэт покачал головой. Я почувствовал, как Борис прижимается к моей ноге.
  - Это не он.
  - Тогда кто?
  - Тот, кого ты оставил по ту сторону.
  Силуэт поднял руку - точь-в-точь как я, с такими же серебристыми разводами на коже. И тогда я понял.
  
  Утром мы собрали все зеркала в монастыре и закопали их в саду.
  - Это поможет? - спросила Лиза.
  - Нет, - честно ответил я.
  Миша сидел под яблоней, его пальцы чертили что-то на земле - странные знаки, похожие на трещины на стекле.
  Борис наблюдал за ним, потом подошёл ко мне:
  - Они оставили в нём дверь.
  - Я знаю.
  Я посмотрел на свою руку - серебристый след пульсировал в такт сердцебиению. Мы заплатили за знание. Но что-то подсказывало - это только первый взнос.
  
  Серебристый след на руке начал расти. Я заметил это утром, когда мыл лицо - блестящие разводы теперь покрывали не только ладонь, но и запястье, медленно поднимаясь к локтю.
  - Красиво, - пробормотал Борис, наблюдая, как я пытаюсь скрыть след под рукавом. - Теперь ты похож на дешёвое украшение.
  - Спасибо, - я швырнул в него мокрым полотенцем.
  Кот ловко увернулся, но тут же насторожился. Его уши повернулись к двери:
  - Миша...
  Я выбежал в коридор. Мальчик сидел посреди зала, скрючившись в неестественной позе. Его пальцы судорожно сжимали повязку, которую он сорвал с глаз.
  - Не могу... видеть...
  - Что? - я опустился перед ним на колени.
  - Всё! - он закричал так, что с потолка посыпалась штукатурка. - Я вижу ВСЁ!
  Его глаза... Обычно мутные, слепые зрачки теперь были заполнены мерцающим серебром, как моя рука. Лиза и дядя Коля вбежали в зал.
  - Что случилось? - Лиза инстинктивно закрыла уши.
  - Они дали мне глаза! - завопил Миша. - Но я не хотел!
  Борис осторожно подошёл и ткнул носом в его колено:
  - Мальчик, дыши.
  - Они... показывают мне... - Миша задыхался, - все двери... все разломы... везде...
  Я схватил его за плечи:
  - Закрой их!
  - НЕ МОГУ!
  Дядя Коля неожиданно шлёпнул Мишу по щеке - не сильно, но достаточно, чтобы тот замолчал.
  - Слушай мой голос.
  Мальчик замер.
  - Ты чувствуешь мои руки?
  Кивок.
  - А боль?
  Ещё один кивок.
  - Вот и сосредоточься на ней. На чём-то одном.
  Слёзы потекли по щекам Миши, но серебристый свет в его глазах начал меркнуть.
  
  Мы устроили совет в трапезной. Миша спал под наблюдением Лизы, а мы с Колей и Борисом обсуждали ситуацию.
  - Это как радио, - я крутил в пальцах серебряную монету, она странно нагревалась вблизи моей больной руки. - Они настроили его на свою волну.
  - И теперь мальчик видит все "двери" между мирами, - кивнул Борис.
  Дядя Коля мрачно разминал плечи:
  - И что будем делать?
  Я посмотрел на свою руку. Серебристые узоры пульсировали в такт сердцебиению.
  - Надо закрыть дверь.
  - Какую именно?
  - В нём.
  Борис резко поднял голову:
  - Ты хочешь...
  - Да.
  Кот зашипел:
  - Это может убить его!
  - Или освободить.
  Дядя Коля вскочил, опрокидывая скамью:
  - Вы с ума сошли! Он же ребёнок!
  - А у тебя есть другой вариант? - я тоже поднялся.
  Мы стояли друг напротив друга, пока Борис бегал между нами, ругаясь на кошачьем.
  
  Решение пришло неожиданно. Лиза появилась в дверях с блокнотом в руках.
  - Он... он рисует.
  Мы втроем застыли над спящим Мишей. На листах бумаги дрожащей детской рукой были изображены сотни дверей. И одна - самая большая - прямо в монастырском подвале.
  - Вот же... - прошептал дядя Коля.
  Борис прыгнул на кровать:
  - Он показывает нам, где прорыв.
  Я осторожно взял рисунок.
  - И как её закрыть?
  Миша внезапно открыл глаза. Они снова были слепыми - серебристый свет исчез.
  - Жертвой, - прошептал он. - Но не моей.
  И посмотрел прямо на мою больную руку.
  
  Ночью я спустился в подвал один. Серебристый след на руке теперь светился в темноте, освещая прислоненные к стене старые доски. Под ними - та самая дверь, нарисованная Мишей. Борис, оказавшийся там до меня, молча сидел на ступеньке.
  - Ты уверен?
  - Нет, - я протянул руку к доскам.
  Кот вздохнул:
  - Хотя бы не говори пафосных фраз перед...
  - Заткнись, Борис.
  Доски с грохотом рухнули, открывая зеркальную поверхность. В ней отражался не я, а... Я сделал шаг вперёд. Зеркало поглотило мою руку по локоть. Я ожидал боли, ледяного прикосновения - чего угодно, кроме этого странного ощущения, будто мои пальцы растворяются в тёплом песке.
  - Ваня! - Борис вцепился когтями в мою штанину.
  - Всё в порядке... - я сглотнул комок в горле. - Кажется.
  Отражение в зеркале искажалось, пульсировало. Я видел себя - но другого. С серебристыми глазами, с руками, полностью покрытыми тем самым мерцающим узором.
  - Ты знаешь, что делать, - сказало отражение моим голосом, но с чужой интонацией.
  Я глубоко вдохнул - и сунул руку глубже. Резко пришла боль. Как будто кто-то вогнал мне под кожу тысячи иголок и теперь медленно проворачивал их. Я закричал, но звук застрял в горле. Борис метнулся ко мне, но зеркало вдруг... оттолкнуло его. Невидимой силой швырнуло на противоположную стену.
  - Ваня! Вытаскивай руку, дурак!
  Я попытался. Не вышло. Зеркало держало меня в железной хватке, а боль поднималась по руке к плечу. В глазах помутнело. И тогда... Я понял. И перестал сопротивляться. Расслабился. Позволил серебристой паутине расползаться по телу. И зеркало... отпустило. Я рухнул на каменный пол, хватая ртом воздух. Вся правая рука до самого плеча теперь светилась этим странным узором.
  - Ты... - Борис подбежал ко мне, - идиот конченный!
  - Работает, - я показал на зеркало.
  Оно потускнело. Стало обычным грязным стеклом, отражающим лишь моё измождённое лицо и взъерошенного кота.
  Где-то наверху раздался крик.
  - Миша! - я попытался встать, но ноги не слушались.
  Борис прыгнул к двери:
  - Он в порядке!
  - Откуда...
  - Потому что я теперь чувствую это, - кот странно посмотрел на меня. - Как и ты, видимо.
  Я прислушался к себе. Да, где-то на краю сознания теплилась тонкая ниточка - связь с мальчиком. И с... чем-то ещё.
  
  Наверху нас ждала странная картина. Миша сидел посреди зала и смеялся. По-настоящему, по-детски, а не так, как в последние дни. Его глаза снова были слепыми - без следа серебристого света.
  - Ушло! - он хлопал в ладоши. - Совсем ушло!
  Лиза плакала, обняв его. Дядя Коля стоял рядом с глупой ухмылкой, явно гордясь собой.
  Я опустился на ступени, вдруг обессилевший. Борис устроился рядом.
  - Ну что, учитель?
  Я посмотрел на свою светящуюся руку.
  - Это не конец, да?
  Кот фыркнул:
  - Конечно нет. Теперь ты часть дверного косяка.
  - Спасибо, что пояснил.
  - Всегда пожалуйста.
  
  На следующее утро мы собрались во дворе. Миша снова носил повязку, но теперь иногда снимал её - "просто чтобы проверить". Лиза нащупала в монастырских стенах новую мелодию - тихую, успокаивающую. Дядя Коля...
  - Смотри-ка! - он тыкал пальцем в свою грудь. - Больше не болит!
  Я осмотрел свою руку. Серебристый узор поблёк, но не исчез. Борис прыгнул на колодезный сруб:
  - Ну что, "Око без глаз"?
  Я посмотрел на своих учеников. На монастырь, который стал домом. На руку, которая теперь была чем-то большим.
  - Да. Похоже, так и есть.
  
  Проснулся я от того, что кто-то тыкал меня в щёку.
  - Вставай, соня.
  Я открыл глаза и увидел... себя.
  Точнее, почти себя. Тот же нос, те же веснушки на скулах. Только волосы серебристые, глаза без зрачков, а ухмылка - как у Бориса, когда он что-то натворил.
  - Привет, оригинал, - сказал двойник и плюхнулся на мою кровать.
  Я сел так резко, что ударился головой о стену.
  - Ты...
  - Твоя отражённая часть. Та самая, что осталась в зеркале. Можно просто Отражение.
  Борис, спавший в ногах, поднял голову, посмотрел на нас обоих и зашипел:
  - Вот чёрт.
  
  За завтраком было неловко. Отражение уплетало кашу с таким видом, будто не ел неделю. Лиза сидела, прикрыв ладонью рот - она "слышала" его странную, дребезжащую ауру. Дядя Коля пялился, как на привидение.
  Только Миша улыбался:
  - Он же хороший!
  - Спасибо, малыш, - двойник потрепал мальчика по волосам, оставив серебристые следы, которые тут же исчезли.
  Я схватил его за запястье:
  - Осторожнее!
  - Ой, - он поднял брови, - да я же часть тебя, чего ты...
  Борис прыгнул на стол, перевернув солонку:
  - Так. Правила.
  Все замерли.
  - Во-первых: не пугать местных.
  - Во-вторых: не тыкаться в зеркала без спроса.
  - В-третьих... - кот посмотрел на двойника, - не сливаться с оригиналом, пока я не разберусь, что к чему.
  Отражение обиженно надуло губы:
  - Ну и ладно.
  
  Мы бродили по монастырю - я, двойник и кот.
  - Ты вообще откуда взялся?
  - Из тебя, гений, - двойник ткнул пальцем мне в грудь. - Когда ты сунул руку в зеркало, часть твоей души откололась. Я - эта часть.
  Борис фыркнул:
  - То есть ты, грубо говоря, осколок.
  - Лучший осколок!
  Я остановился у колодца:
  - И что теперь?
  Двойник вдруг стал серьёзным:
  - Теперь мы должны найти остальных.
  - Каких остальных?
  - Тех, кто, как ты, оставил кусочки себя по ту сторону.
  Борис резко поднял голову:
  - Геннадий.
  Отражение кивнуло:
  - Именно.
  
  Ночью я стоял перед зеркалом в подвале.
  - Ты уверен, что хочешь это сделать? - Борис швелил усами у меня за спиной.
  - Нет.
  - Да.
  Я протянул руку - серебристые узоры вспыхнули ярче.
  - Как мы его найдём?
  - Не мы, - двойник внезапно появился рядом, положив руку мне на плечо. - Я.
  И шагнул в зеркало.
  
  Три дня. Три дня мой двойник не возвращался из зеркала. Я дежурил в подвале, засыпая на холодном каменном полу. Борис приносил мне еду, ворча, что "если он и вернётся, то явно не к такому зомби". На четвертый день я проснулся от ледяного прикосновения к щеке.
  - Эй, красавчик.
  Отражение сидело рядом, но теперь выглядело... иначе. Его серебристые волосы были спутаны, на руках - царапины, светящиеся странным синим светом.
  - Нашёл? - я сел, стирая с лица следы сна.
  - Не совсем.
  Он развернул передо мной кусок ткани - нет, не ткани. Что-то между кожей и паутиной, испещрённое переплетающимися линиями.
  - Это...
  - Карта миров. Семь слоёв. - он ткнул пальцем в центральную точку. - Мы здесь.
  Я осторожно прикоснулся. Материя дрогнула под пальцами, как живая.
  - А Геннадий?
  Отражение перевернуло "карту". На обратной стороне, в самом низу, светилась крошечная красная точка.
  - Там.
  - В Мире-Тени?
  - Глубже.
  Борис прыгнул мне на плечо:
  - Он же не мог просто так...
  - Он застрял, - перебил двойник. - Между слоями.
  
  За чаем, который Борис назвал "совещательным", Отражение рассказало, что нашло в зеркальном мире.
  - Геннадий не просто ушёл. Он сознательно разделил себя, чтобы запечатать один из разломов. Я вспомнил его последние слова перед уходом. "Последний долг".
  - Почему он не сказал?
  - Потому что знал - ты полезешь за ним, - двойник отхлебнул чай и скорчил гримасу. - Кто это заваривал? Это кошачья моча?
  - Я, - Борис показал клыки. - Проблемы?
  Я прервал их перепалку:
  - Как мы его найдём?
  Отражение разложило карту на столе.
  - Через Колодец.
  - Какой ещё...
  - Тот самый, во дворе. - двойник ухмыльнулся. - Ты же не думал, что монахи рыли его просто так?
  
  Мы стояли у колодца - я, Борис и моя зеркальная копия.
  - Правила просты, - двойник обвязал нам запястья серебристой нитью (оказалось, он может её производить). - Не отпускаем. Не оглядываемся. Не отвечаем на голоса.
  - Какие голоса? - я только сейчас заметил, что нить привязана и к нему самому.
  - Те, что будут звать. Особенно теми голосами, которые хотим услышать.
  Борис поёрзал лапой:
  - Мне это не нравится.
  - Тебе ничего не нравится, - огрызнулся двойник. - Пошли.
  Он шагнул на край колодца... и исчез. Нить натянулась. Я глубоко вдохнул - и шагнул в пустоту.
  
  Падение длилось вечность. Ветер выл в ушах. Нить жгла запястье. Где-то впереди светился силуэт двойника. А потом... Голос. Знакомый. Любимый.
  - Ваня.
  Я едва не обернулся.
  Борис вцепился когтями мне в плечо:
  - Не смей.
  Мы падали дальше. В самую глубину.
  
  Мы приземлились в мире, где не было звука. Я понял это сразу - не из-за тишины, хотя её было достаточно, а потому что Борис открыл пасть в привычном возмущённом шипении, но его никто не услышал. Двойник поднял руку - его пальцы светились тусклым серебром в странном полумраке этого места.
  "Добро пожаловать в мир без эха", - его голос прозвучал прямо у меня в голове.
  Я попытался ответить, но слова застряли в горле.
  
  Мы шли по лесу из стеклянных деревьев. Каждый шаг отдавался вибрацией в костях, но не производил ни малейшего шума. Борис вышагивал по моим следам, нервно подёргивая хвостом. Его усы неестественно вытянулись вперёд, будто пытались уловить то, чего не существовало. Двойник вдруг остановился и указал вперёд. Среди прозрачных стволов стояла Лиза. Настоящая Лиза - не видение. Она сидела на корточках, обняв колени, её губы шевелились в беззвучной песне. Я рванул вперёд, но двойник схватил меня за плечо.
  "Нельзя!"
  Борис прыгнул мне на руки, преграждая путь. Его зелёные глаза были огромными в этом призрачном свете. Мы наблюдали за ней издалека. Лиза не замечала нас. Она просто пела - беззвучно, отчаянно, с закрытыми глазами. Двойник осторожно протянул руку и коснулся моего виска. Внезапно я услышал - не ушами, а чем-то глубже. Тишину. Не просто отсутствие звука. Живую, пульсирующую тишину, которая обволакивала Лизу, как кокон. Она впитывала её через кожу, через дыхание, через каждый нерв.
  "Она выбрала это", - голос двойника звучал в моей голове.
  Я потянулся к ней рукой, но серебристые нити на запястье натянулись, удерживая меня. Борис укусил меня за палец - предупреждение.
  
  Когда мы наконец отошли, звук вернулся с оглушительной яростью.
  - ЧТО ЭТО БЫЛО?! - мой собственный голос резанул уши после долгой тишины.
  - Её выбор, - двойник вытирал серебристые следы под глазами. - Она нашла место, где не нужно фильтровать шум миров.
  Борис тёр уши лапами:
  - И что, так и оставим её?
  - Нет, - я сжал кулаки. - Но сначала найдём Геннадия.
  Двойник странно посмотрел на меня:
  - Ты научился расставлять приоритеты.
  - Заткнись.
  Мы двинулись дальше - вглубь беззвучного леса, оставив за спиной Лизу и её безмолвную песню.
  
  Перед сном, если это можно было назвать сном в мире без времени, двойник неожиданно сказал:
  - Она счастлива там.
  - Я знаю.
  - Но ты всё равно вернёшься за ней.
  Я посмотрел на Бориса, свернувшегося клубком у моих ног.
  - Мы вернёмся.
  Двойник улыбнулся - впервые по-настоящему, без сарказма.
  - Поэтому ты и оригинал.
  
  Двойник Миши встретил нас у границы беззвучного леса. Я узнал его сразу - те же веснушки, но глаза пустые, как у мертвой рыбы. Он стоял, неестественно склонив голову, и улыбался так, что по спине побежали мурашки.
  - Оригинал уже заждался, - сказал он голосом Миши, но с интонациями, которых у мальчика быть не могло.
  Борис ощетинился:
  - Где настоящий?
  - Со мной, - тень-Миша повернулась и засеменила прочь, не оглядываясь.
  Мы последовали за ней через поляну, где трава росла вверх ногами, корнями к небу.
  
  Настоящий Миша сидел у подножия перевернутого дуба. Его руки были обернуты серебристыми нитями, а рядом...
  - Геннадий?
  Учитель выглядел как тень самого себя - прозрачный, размытый, с глазами, в которых плавали обрывки миров.
  - Ваня... - его голос звучал как со дна колодца. - Ты не должен был...
  Тень-Миша вдруг прыгнула на дерево, повиснув вниз головой:
  - Он застрял между слоями! Хотел починить то, что не ломал!
  Я шагнул вперед, но двойник схватил меня за руку:
  - Не подходи.
  - Почему?
  - Потому что он теперь часть баланса.Геннадий медленно поднял руку - она рассыпалась на сотни серебристых паутинок, соединяющих землю и небо.
  
  Борис понял первым:
  - Он стал мостом.
  Тень-Миша захихикала:
  - Мостом? Забором! Тюрьмой!
  Настоящий Миша поднял на меня слепые глаза:
  - Они используют его, чтобы не пускать других.
  - Каких других?
  - Нас, - сказала тень и спрыгнула прямо передо мной. - Тех, кто хочет выбраться.
  Ее лицо начало меняться - веснушки исчезли, черты заострились, стали взрослее... знакомее. Я отпрянул. Передо мной стояло мое собственное отражение - но с глазами, полными ненависти.
  
  Геннадий застонал - звук, от которого задрожали перевернутые деревья.
  - Беги...
  Тень-Ваня протянула ко мне руку:
  - Мы могли бы быть...
  Борис впился когтями мне в плечо:
  - НАЗАД!
  Мы отпрыгнули как раз в тот момент, когда земля под ногами превратилась в зеркало. И разбилась. А потом все остановилось, стало как отдельный кадр фильма. Кроме меня и Геннадия.
  - Силы не хватило, чтобы исправить здесь... что планировал. Ты очень кстати. Устраивайся рядом со мной и сосредотачивайся, чтобы от тебя фонило как от вулкана. И не отвлекайся ни на что, сейчас ты либо пан, либо пропал. А я тут закончу и верну всех обратно.
  - Ты двигаться будешь, а то, может, мне к тебе прислониться?
  - Руку на стопу мне положи, так быстрее выйдет.
  И я сосредоточился. Дааа, что-то серьезное тут Геннадий затеял. Вся энергия от самой сильной йоговской практики, да в моем исполнении, уходила полностью. Для примера, пять минут нахождения рядом с таким источником делают из обычного человека очень удачливого гражданина, который несколько лет ни в чем не знает нужды, он за что ни возьмется, у него тут же все получается. А здесь... Два часа отсидеть для меня норма. Но прошло уже пять - и ничего не изменилось. Потом еще пять, и часть "выхлопа" стала оставаться у меня, дело, стало быть, к концу подходит. Вот интересно, он тут Марс с Венерой местами что ли меняет, чтобы заселять интереснее было? Ладно, все потом... Еще час... Вот теперь все. Обнаруживаю себя в монастыре, ученики и кот тоже здесь. Двойника почему-то нет, ну и ладно, жрать захочет - придет... Как-то странно мыслю, хотя, когда было по другому после долгого сосредоточения? Да и может ли быть по другому, если каждый кусок мозга замурыжен вусмерть...
  
  Я сидел на полу в школе, окруженный разбросанными книгами и перепуганными учениками, когда дверь распахнулась сама собой. В проеме стояли трое. Нет, не стояли. Они находились, как будто кто-то небрежно набросал их в реальность карандашом. Белые маски. Белые плащи. Белые перчатки. Выглядели так, будто их только что вытащили из стиральной машины после режима "отбеливание".
  - Ваня Светлов, - произнес средний, и его голос звучал так, будто кто-то перелистывал страницы старого учебника по философии. - Ты создал аномалию.
  Я поднял бровь.
  - Ну, знаете, если считать аномалией то, что у меня вчера гоблины носки украли, то да. Но я думал, это больше локальная проблема.
  Маски не засмеялись. Даже не дрогнули.
  - Мы исправляем ошибки, - сказал правый. - Твоя школа - ошибка.
  - Ой, - я потянулся к кружке с чаем, которая тут же опрокинулась, облив мои колени. - А можно как-нибудь... без исправлений? Я вот только пол помыл.
  Левый Исправитель поднял руку, и воздух вокруг его пальцев затрещал, как радио от статических разрядов.
  - Ты будешь стерт.
  - Э-э-э, - я отполз на метр, задев ногой кота Бориса. Тот фыркнул, но не убежал, а лишь пристально уставился на гостей. - А если я предложу компромисс? Например, я исправлюсь сам? Ну, там, буду медитировать, травы жевать, на гвоздях сидеть...
  - Ты шутишь, - констатировал средний.
  - Ну, вообще-то да. Но вы же не за этим пришли, верно?
  Правый Исправитель достал что-то похожее на ластик. Только он был размером с мою голову и слегка пульсировал.
  - Мы удалим тебя из реальности.
  Я вздохнул.
  - Ладно, но предупреждаю - я липкий. Однажды начальник пытался меня уволить, так я три месяца ходил на работу просто по привычке.
  Маски переглянулись.
  - Ты не понимаешь серьезности ситуации.
  - О, я понимаю! - я поднял палец. - Просто у меня такой защитный механизм: чем страшнее, тем глупее шутки. Вот сейчас, например, мне очень хочется спросить, почему у вас маски, как у персонажей дешевого хоррора.
  Борис внезапно прыгнул на стол и уронил чернильницу. Чернила разлились в идеальную форму... моей рожи.
  Исправители замерли.
  - Это... знак? - спросил левый.
  - Нет, это кот, - честно ответил я. - Он всегда так делает, когда хочет есть.
  Средний наклонился ко мне.
  - Ты будешь судьей.
  Я моргнул.
  - Чего?
  - Мы даем тебе право решать: что в этом мире правильно, а что - ошибка.
  Я посмотрел на Бориса. Борис посмотрел на меня. Потом плюхнулся на спину и начал вылизывать живот.
  - Эм, - я почесал затылок. - А если я скажу, что ошибка - это вот эти ваши угрозы и ластики?
  Маски снова переглянулись.
  - Ты отказываешься?
  - Ну, знаете, - я вздохнул, - я даже коту не могу приказать не драть диван. Какая уж тут "судья реальности".
  Тогда правый Исправитель поднял ластик.
  - Очень жаль.
  И в этот момент дверь снова распахнулась. На пороге стоял Геннадий.
  - Вот блин, - пробормотал я. - Теперь точно всем нам конец.
  Но Геннадий просто вошел, споткнулся о порог, что для него было нормой и уставился на Исправителей.
  - А, - сказал он. - Это вы.
  Исправители замерли.
  - Геннадий, - произнес средний. - Ты... на их стороне?
  Геннадий почесал бороду.
  - Я на стороне того, кто платит. А Ваня как раз должен мне за последний набор трав.
  Я открыл рот, чтобы возразить, но Геннадий продолжил:
  - Но если вы тронете школу, мне придется вас стереть.
  - Ты не можешь, - сказал левый.
  - Могу, - Геннадий достал из кармана что-то похожее на кусок мела. - Я 300 лет чистил эту реальность. Вы - просто новички.
  Маски вдруг задрожали.
  - Ты... предатель.
  - Нет, - Геннадий вздохнул. - Я просто устал.
  Исправители исчезли. Просто растворились, как сахар в моем чае, который я так и не допил. Я посмотрел на Геннадия.
  - Это... все?
  - Нет, - он мрачно ухмыльнулся. - Это только начало.
  Борис зевнул и упал на бок.
  - Ну хоть кот не волнуется, - заметил я.
  - Потому что он умнее тебя, - огрызнулся Геннадий.
  Я хотел ответить, но в этот момент с потолка упал кусок штукатурки. Прямо мне на голову.
  - Видишь? - сказал Геннадий. - Даже дом против тебя.
  Борис замурлыкал.
  А я просто вздохнул и полез за веником.
  
  Я сидел на кухне, пытаясь заварить чай без того, чтобы он самопроизвольно превратился в компот. Получалось плохо. С тех пор, как Геннадий объявил, что Исправители - это цветочки по сравнению с тем, что будет дальше, моя магия вела себя как студент на сессии - хаотично и с периодическими отключениями сознания. Кот Борис наблюдал за моими мучениями с выражением, которое я бы назвал "я разочарован, но не удивлён".
  - Ну что, - сказал я, - может, ты мне поможешь? В прошлый раз, когда я пытался заварить чай силой мысли, у меня закипел унитаз.
  Борис зевнул и отвернулся. В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился Геннадий. Но не тот Геннадий, который вечно ворчит и бросается книгами. Этот выглядел... странно. Его плащ был идеально чистым, волосы - аккуратно причёсаны, а глаза блестели, как у кота, который только что украл сосиску.
  - Ваня, - произнёс он, и его голос звучал... неестественно сладко. - Нам нужно поговорить.
  Я насторожился.
  - Ты кто?
  - Как кто? - он улыбнулся, и от этой улыбки у меня зачесалась спина. - Я же твой учитель.
  - Мой учитель вчера пытался заставить меня медитировать в перевёрнутом положении, а потом упал с табуретки и обвинил меня в "нарушении энергетического баланса". Ты - не он.
  "Геннадий" вздохнул.
  - Ладно, ты прав. Я - его... более успешная версия.
  - То есть?
  - Я на стороне Исправителей.
  Я чуть не выронил чашку.
  - Что?!
  - Триста лет чистил эту реальность, - продолжил он, - а что в итоге? Ни денег, ни славы, только ученики, которые не могут отличить чабрец от душицы.
  Я посмотрел на Бориса. Кот уже встал в боевую стойку, хвост трубой.
  - Так... стоп, - я поднял палец. - Ты предал нас ради... карьерного роста?
  - Ради порядка, - поправил он. - Твоя школа - это хаос. Ты сам - хаос.
  - Ну, вообще-то, это моя фишка, - пробормотал я.
  - Ваня, - он сделал шаг вперёд, - ты даже не представляешь, что тебе предлагают. Власть. Силу. Возможность наконец-то заставить этот мир работать как надо.
  Я задумался.
  - А... зарплата будет?
  Он закатил глаза.
  - Ты невозможен.
  - Мне часто это говорят.
  В этот момент дверь снова распахнулась, и на пороге появился... ещё один Геннадий. На этот раз - настоящий. Его плащ был помят, в бороде застрял какой-то листик, а глаза горели яростью.
  - Ах ты старый хрыч! - рявкнул он. - Я тебя на помойке нашёл, отмыл, обучил, а ты...
  - ...решил, что чистить реальность выгоднее, чем возиться с недоучками? - закончил за него "успешный" Геннадий.
  Настоящий Геннадий побагровел.
  - Я тебя придушу своими руками!
  - О-о-о, - я поднял обе руки. - Может, без драк? А то в прошлый раз, когда вы с Виктором ругались, у меня три дня лампы сами включались.
  Но они уже не слушали.
  "Успешный" Геннадий щёлкнул пальцами, и воздух вокруг него сгустился в синие кристаллы. Настоящий Геннадий в ответ выдернул из кармана что-то похожее на засушенного головастика и швырнул ему под ноги.
  Я отпрыгнул к плите.
  - Борис! - позвал я. - Может, ты их разнимешь?
  Кот посмотрел на меня, потом на дерущихся Геннадиев, зевнул и запрыгнул на холодильник - занимать лучшую наблюдательную позицию.
  - Предатель! - крикнул я ему.
  Борис равнодушно принялся вылизывать лапу. Тем временем "успешный" Геннадий создал в воздухе кольцо из огня, а настоящий - разорвал его своим старым плащом, который внезапно оказался покрыт рунами.
  - Ваня! - рявкнул настоящий Геннадий. - Кидай мне соль!
  Я схватил солонку и швырнул её ему. Он поймал, высыпал на ладонь и дунул. Соль превратилась в серебряную пыль и окутала его двойника. Тот зашипел, как кот, на которого пролили кипяток.
  - Ты... ты заплатишь за это!
  - Уже заплатил, - проворчал Геннадий. - Тремя сотнями лет своей жизни.
  И щёлкнул пальцами. "Успешная" версия исчезла, как будто её и не было. В кухне воцарилась тишина. Даже Борис перестал вылизываться.
  - Так... - я осторожно кашлянул. - Это что, был твой...
  - Да, - Геннадий тяжело опустился на стул. - Моя тень. То, чем я мог бы стать.
  - И она... предала тебя?
  - Нет, - он горько усмехнулся. - Это я предал себя сам.
  Я хотел что-то сказать, но в этот момент Борис спрыгнул с холодильника, подошёл к Геннадию и ткнул ему мордой в колено. Старик вздохнул и потрепал кота за ухом.
  - Ладно, - сказал он. - Теперь ты точно в игре.
  - В какой игре? - спросил я.
  - В опасной.
  Я вздохнул и посмотрел на свой чай, который за это время успел остыть.
  - Ну хоть чайку попьём перед концом света?
  Геннадий хмыкнул.
  - Давай.
  Борис мурлыкнул в знак согласия.
  А потом у нас закипел чайник. Сам. Без огня.
  - О, - сказал я. - Кажется, моя магия вернулась.
  - Или это начало конца, - пробормотал Геннадий.
  Я налил чай.
  - Ну... хотя бы не скучно.
  Борис фыркнул.
  
  Когда Исправители вернулись, я как раз пытался объяснить Мише, почему нельзя использовать заклинание "нарисуй мне дракона" на стенах школы. Особенно если дракон потом оживает и начинает жевать книги.
  - Но он же красивый! - упрямо стоял на своём мальчик, пока его "шедевр" методично обгладывал переплёт "Основ магической ботаники".
  - Миш, дракон - это не кот. Его не покормишь и не выгонишь в подъезд.
  В этот момент воздух в классе сгустился, и я почувствовал знакомое мерзкое покалывание в затылке.
  - О нет, - прошептал я. - Только не снова.
  Стена напротив нас... потянулась. Как желе. Потом из неё вышли трое в белых масках.
  - Ваня Светлов, - произнёс центральный. - Ты отказался от нашего предложения.
  Я вздохнул и поднял палец:
  - Во-первых, я вообще не помню, чтобы мне что-то предлагали. Во-вторых, если это опять про "судить реальность" - я еле с уроками в школе справляюсь.
  Исправители переглянулись.
  - Ты оставил нам no choice, - сказал правый.
  - Choice? - я нахмурился. - Вы что, на английском теперь говорите?
  - Мы адаптируемся, - пояснил левый.
  - А я вот не адаптируюсь, - проворчал я. - У меня аллергия на бюрократию. И на белые маски.
  Центральный Исправитель поднял руку, и в воздухе возник... ластик. Только огромный, размером с мою голову, и почему-то фиолетовый.
  - Мы сотрём эту школу.
  - Э-э-э, - я отступил на шаг. - А можно как-то без этого? Ну там, предупреждение выписать, штраф...
  - Нет.
  Я посмотрел на Мишу. Мальчик сжал в руках мелки, его дракон перестал жевать книгу и настороженно принюхался к Исправителям. И тут меня осенило.
  - Ребята, - сказал я, - а вы точно хотите вот так вот... нападать? Без предупреждения? Без объяснения правил?
  - Мы - закон, - ответили хором.
  - Ну ладно, - я вздохнул и достал из кармана... зеркальце. Маленькое, круглое, с трещиной в углу. - Тогда смотрите.
  И повернул его к ним.
  Исправители замерли.
  - Что... что это? - спросил левый, и его голос впервые дрогнул.
  - Это вы, - сказал я. - Только настоящие.
  В зеркале отражались не белые маски, а... лица. Обычные человеческие лица. Уставшие. Грустные.
  - Нет! - центральный резко отпрянул. - Это не мы!
  - А кто же? - я сделал шаг вперёд. - Вы же сами говорите - вы исправляете ошибки. Но кто решил, что это ошибки?
  Воздух затрещал. Маски на Исправителях вдруг потрескались.
  - Прекрати!
  - Не могу, - я ухмыльнулся. - Это же ваше правило: если что-то не так - надо исправить. Вот я и исправляю.
  Мишин дракон чихнул, и из его ноздрей вырвалось облачко искр. Одна из них упала на ластик - и тот вспыхнул розовым пламенем.
  - Что вы натворили?! - закричал правый Исправитель.
  - Ничего, - пожал плечами я. - Просто показал вам правду.
  Маски осыпались на пол. Под ними оказались... обычные люди. Сморщенные, испуганные, с глазами, полными ужаса.
  - Нет... - прошептал центральный, трогая своё лицо. - Это невозможно...
  - Возможно, - сказал я. - Просто вы слишком давно не смотрели в зеркало.
  Исправители, если их ещё можно было так называть, метнулись к выходу. Один споткнулся о Мишиного дракона, второй ударился о косяк, третий просто... испарился. В классе воцарилась тишина.
  - Ваня, - тихо сказал Миша. - А они теперь... хорошие?
  - Не знаю, - честно ответил я. - Но теперь у них есть выбор.
  Дракон лизнул мне руку и мирно свернулся клубком на полу.
  - А дракон останется? - спросил мальчик.
  - Нет.
  - Ааааа!
  - Но можешь нарисовать нового. Только давай договоримся - без оживления.
  Миша задумался.
  - А если он будет зелёный?
  - Зелёных можно.
  Борис, который всё это время наблюдал с подоконника, фыркнул и закрыл глаза. Похоже, даже коту надоели наши разборки. Я поднял зеркальце и посмотрел в него. Мое отражение было с тёмными кругами под глазами, растрёпанными волосами и глупой ухмылкой.
  - Ну что, - сказал я своему отражению. - Продолжаем?
  Зеркало не ответило. Но мне и не нужно было.
  
  Когда последний Исправитель исчез, я ожидал триумфа. Фанфары, поздравления, может быть, даже торт от благодарных учеников. Вместо этого получил дыру в потолке, треснувшую стену и Геннадия, который орал на меня так, будто я специально поджег школу.
  - Ты! Идиот! - он размахивал руками, как ветряная мельница во время урагана. - Ты мог уничтожить половину города!
  - Ну, технически, я ничего не уничтожал. Просто... показал им их истинное лицо.
  - И теперь у нас треть учеников не помнит, что здесь было!
  Я замер.
  - Что?
  Геннадий схватил меня за плечо и развернул к классу. Миша спокойно рисовал нового дракона (на этот раз оранжевого), но вот Лизы... Лизы не было.
  - Где Лиза?
  - Она не помнит школу. Не помнит магию. - Геннадий сжал кулаки. - Она думает, что подрабатывает в цветочном магазине. Я почувствовал, как у меня подкашиваются ноги.
  - Но... как?
  - Каждый раз, когда ты меняешь правила реальности, что-то исчезает.
  Я посмотрел на Бориса. Кот сидел на подоконнике и смотрел на меня так, будто хотел сказать: "Ну вот, опять ты все испортил".
  - Мы можем вернуть её?
  Геннадий тяжело вздохнул.
  - Может быть. Но это будет стоить.
  - Сколько?
  - Твоей памяти.
  Я закашлялся.
  - То есть?
  - Ты забудешь что-то важное. Что именно - неизвестно. Может, свою первую магию. Может, как выглядит твоя мать.
  Я посмотрел на Мишу. Мальчик теперь рисовал не только дракона, но и девочку рядом - Лизу.
  - Ладно. Делаем.
  Геннадий хмыкнул.
  - Хоть раз в жизни ты согласился сразу.
  Он достал из кармана что-то похожее на сушеный гриб, зажёг его, и дым потянулся к потолку, образуя странные узоры.
  - Повторяй за мной.
  Я кивнул.
  - "Что взято - пусть вернётся. Что забыто - пусть вспомнится. Цену я заплачу, но пусть..."
  - "...но пусть она будет справедливой", - закончил я.
  Дым сгустился вокруг нас, и вдруг... ЩЕЛЧОК. Я открыл глаза. Геннадий стоял передо мной, хмурый как туча. В классе пахло жжёной травой.
  - Ну что, идиот, как себя чувствуешь?
  Я попытался сообразить, что забыл. Мать? Нет, помню. Первое заклинание? Тоже.
  - Вроде всё на месте.
  Геннадий усмехнулся.
  - Посмотри на руку.
  Я поднял руку и увидел, что на мизинце нет...
  - Где мой перстень?!
  - Ага, - Геннадий скрестил руки на груди. - Твой дедовский перстень с защитными рунами. Ты его потерял. Вернее, забыл, где положил.
  Я ощупал карманы.
  - Но это же...
  - Лучший вариант, да, - он хлопнул меня по плечу. - Могло быть хуже.
  В этот момент дверь распахнулась, и в класс вбежала... Лиза.
  - Ваня! - она уставилась на меня. - Почему я вдруг вспомнила, что должна была поливать кактусы в третьем классе?!
  Я облегчённо вздохнул.
  - Долгая история.
  Борис прыгнул с подоконника и уткнулся мне в ноги.
  - А теперь, - сказал Геннадий, - давай разберёмся с дырой в потолке.
  Я посмотрел вверх.
  - Эээ... может, завтра?
  - Нет.
  - Но я же...
  - Нет.
  Я вздохнул и полез за веником.
  Победа, конечно, сладка. Но почему после неё всегда нужно убираться?
  
  Три дня после битвы с Исправителями я провел, заклеивая скотчем трещины в стенах школы. Скотч, конечно, не самый магический материал, но когда Геннадий сказал "залатай как-нибудь", я понял - креативить можно в любых рамках. На четвертый день ко мне подошел Миша и, глядя своими огромными глазами, спросил:
  - Ваня, а мы теперь дружим с теми белыми дядями?
  Я чуть не проглотил скотч, который в этот момент отрывал зубами.
  - С какими еще... А, ты про Исправителей. Нет, Миш, не дружим.
  - Но они же теперь без масок.
  - И что?
  - Без масок они выглядят... скучно.
  Я задумался. Действительно, после того как они лишились своих белых рож, их боевой дух как-то поугас. Последний раз я видел одного из них в магазине - он покупал гречку и смотрел под ноги, будто боялся наступить на собственную тень. В этот момент дверь в класс распахнулась (у нас она уже неделю не закрывалась нормально), и на пороге появился... Виктор. Тот самый Виктор, который еще недавно пытался нас всех "исправить" в прямом и переносном смысле, держа в руке ластик. Только теперь на нем не было черного плаща, а волосы были растрепаны, будто он только что проснулся.
  - Ты, - сказал я, медленно поднимаясь с пола, - здесь зачем?
  Он тяжело вздохнул.
  - Мне нужна помощь.
  Я переглянулся с Геннадием, который как раз входил в класс со стопкой книг. Тот только поднял бровь.
  - Помощь? - я скрестил руки на груди. - А что, у тебя ластик закончился?
  Виктор сжал кулаки, но не закричал, не зашипел, как раньше. Он просто... потер переносицу.
  - Они придут за мной.
  - Кто?
  - Те, кто был до Исправителей.
  Геннадий резко опустил книги на стол.
  - Вранье. Их не существует.
  - Существуют, - Виктор посмотрел прямо на меня. - И они уже здесь.
  Я хотел пошутить, но что-то в его голосе заставило меня передумать.
  - Ладно, допустим, ты не врешь. Почему мы должны тебе помочь?
  Виктор медленно поднял руку и разжал ладонь. На ней лежал... зуб. Кошчий зуб.
  - Борис?! - я рванулся вперед. - Где ты его взял?!
  - Он сам мне его отдал.
  - Вранье!
  - Нет, - раздался знакомый голос с подоконника.
  Я обернулся. Борис сидел на своем привычном месте, но... без одного клыка.
  - Ты... ты что, с ним договорился?! - я не верил своим глазам.
  Кот равнодушно вылизал лапу.
  - Он больше не враг.
  - С каких пор?!
  - С тех пор, как увидел, что там, наверху.
  Я посмотрел на Виктора. Он был бледен, но держался прямо.
  - Ладно, - я вздохнул. - Объясняй.
  Оказалось, что Исправители - это только "первая линия обороны". А за ними стоят те, кто решает, что будет реальностью, а что - ошибкой. И теперь, когда Виктор "провалил задание", за ним придут.
  - И что, мы теперь должны тебя прятать? - я покачал головой. - Ты же сам нас грозился стереть!
  - Я знаю, как их остановить.
  - Как?
  - Нужно разбить зеркало.
  Геннадий резко поднял голову.
  - Какое зеркало?
  - То, через которое они смотрят в наш мир.
  Я посмотрел на Бориса. Кот зевнул.
  - И где оно?
  Виктор улыбнулся впервые за весь разговор.
  - В подвале вашей школы.
  Тишина.
  - Еще одно?! - вскрикнул я и Геннадий одновременно.
  - Да. Оно всегда было там.
  Я схватился за голову.
  - Так вот почему у нас в подвале вечно лужи появляются без дождя!
  Геннадий уже шел к двери.
  - Показывай.
  Виктор кивнул и двинулся за ним.
  Я хотел последовать, но Борис запрыгнул мне на плечо.
  - Ты уверен?
  Кот ткнул меня холодным носом в щеку.
  - Ни в чем не уверен. Но попробуем.
  Я вздохнул и пошел за ними.
  Новый союз? Возможно.
  Но черт возьми, как же не хватало вражды...
  
  Когда мы спустились в подвал, первое, что я почувствовал - запах. Не плесенью и сыростью, как должно быть в нормальных подвалах, а чем-то острым, почти металлическим. Как будто кто-то разгрыз батарейку.
  - Вот, - Виктор указал на дальнюю стену, где в полумраке тускло поблескивало огромное зеркало в раме из черного дерева.
  Я присвистнул:
  - И сколько оно тут уже стоит?
  - Примерно с момента постройки школы, - пробурчал Геннадий, протирая стекло рукавом.
  Отражение в зеркале было странным - оно показывало не нас, а пустую комнату с такими же стенами, но... чистыми, без трещин и скотча.
  - Оно же пустое, - я наклонился ближе.
  - Нет, - Виктор положил ладонь на стекло. - Оно идеальное.
  Борис внезапно зашипел, шерсть на его спине встала дыбом.
  - Что?
  Кот прыгнул с моего плеча и ударил лапой по нижнему углу зеркала. Стекло затрещало, и вдруг...
  Из трещины полез плющ.
  Настоящий, зеленый, с мелкими листочками. Он быстро пополз по стене, обвивая раму.
  - Эээ... - я отпрыгнул. - Это нормально?!
  Геннадий почему-то улыбнулся.
  - Да.
  - Что значит "да"?
  - Школа прорастает.
  Я посмотрел на стену. Трещины, которые я так старательно заклеивал, теперь тоже зеленели - из них пробивались тонкие ростки.
  - То есть...
  - Она становится живой, - сказал Виктор, и в его голосе впервые прозвучало что-то кроме высокомерия.
  В этот момент зеркало вдруг затуманилось, и в отражении появилась фигура. Высокая, в белом плаще. Без лица.
  - Они здесь, - прошептал Виктор.
  Я инстинктивно шагнул вперед, прикрывая Мишу, который почему-то последовал за нами в подвал.
  Фигура подняла руку - в зеркале. В реальности ничего не происходило.
  - Что она...
  - Смотри! - крикнул Миша.
  Ростки на стенах вдруг зашевелились и потянулись к зеркалу. Плющ оплетал раму все плотнее, а мелкие ростки пробивались прямо через стекло.
  Фигура в зеркале резко отпрянула.
  - Она боится растений?
  - Не растений, - Геннадий положил руку мне на плечо. - Жизни.
  Зеркало треснуло с громким звоном, и вдруг все отражения в нем исчезли - осталась только зелень, которая теперь заполняла его полностью.
  Тишина.
  - И... все? - осторожно спросил я.
  Борис подошел к зеркалу и ткнул носом в трещину. Потом обернулся и посмотрел на меня с выражением, которое я бы назвал "ну вот, опять ты влип во что-то странное".
  - Значит, теперь у нас в подвале сад? - попытался пошутить я.
  - Не сад, - поправил Виктор. - Защита.
  Геннадий кивнул:
  - Школа пустила корни.
  Я посмотрел на свои руки - на ладонях проступили странные отметины, похожие на прожилки листьев.
  - Эй, а это что?!
  - Ты часть школы теперь, - ухмыльнулся Геннадий. - Поздравляю.
  Миша восторженно потрогал мою ладонь:
  - Круто! Теперь ты как дерево!
  Я хотел возмутиться, но в этот момент Борис прыгнул мне на плечо и принялся вылизывать отметины.
  - Ладно, - вздохнул я. - Главное, чтобы из ушей ветки не полезли.
  Геннадий фыркнул:
  - Это только второй класс. Подожди до выпускного.
  Виктор вдруг рассмеялся - по-настоящему, не злобно, как раньше.
  И я понял, что школа уже изменила его.
  Так же, как изменила всех нас.
  Борис мурлыкал у меня на плече, плющ тихо шелестел на стенах, а где-то наверху Лиза кричала, что кто-то опять забыл полить кактусы. Новая жизнь. Новый союз. И, кажется, это только начало.
  
  Расчёска Геннадия лежала на подоконнике, покрытая слоем пыли и кошачьей шерстью. Сам он несколько месяцев назад ушел по каким-то важным делам, но до этого момента я был за него спокоен. Я поднял расческу, и что-то ёкнуло у меня в груди - будто дверь в тёмной комнате приоткрылась на миллиметр.
  - Ну и что мне с этим делать? - спросил я у Бориса.
  Кот, развалившийся на солнечном пятне, лишь приоткрыл один глаз:
  - Ты ведь уже знаешь.
  - Предположим. Но мне нужно что-то более конкретное, чем "ищи ключ в сердце тьмы" или там "посмотри внутрь себя". В прошлый раз, когда я "смотрел внутрь", там оказался гоблин, доедающий мой бутерброд.
  Борис вздохнул (да, коты умеют вздыхать именно так - с намёком, что все вокруг идиоты) и встал, потягиваясь.
  - Нить Ариадны. Ты же читал мифы.
  - Читал. Но у меня нет ни клубка, ни...
  Я замолчал. Расчёска в моей руке вдруг стала тёплой.
  - Охренеть.
  Борис довольно мурлыкнул.
  Я перевернул расчёску - между зубьями застряло несколько седых волос Геннадия.
  - Ты же не предлагаешь...
  - Да, - сказал кот.
  - Но это же...
  - Да.
  - Борис, я не могу просто взять и...
  - Можешь.
  Я зажмурился.
  - Ладно. Но если из этого получится очередной говорящий гоблин, я тебя придушу.
  Борис зевнул.
  Я осторожно вытащил три волоса из расчёски. Они оказались на удивление прочными - будто не волосы, а тонкие стальные нити.
  - И что теперь?
  - Слезы, - сказал Борис.
  - Что?
  - Ты же не думал, что это будет просто?
  Я попытался выдавить из себя хоть каплю - не вышло.
  - Я не могу плакать по заказу!
  - Вспомни что-нибудь грустное.
  - Например?
  - Как ты в прошлый раз забыл, где оставил перстень.
  - Это не смешно!
  Но уголки моих глаз уже пощипывало. Я поднёс волосы к лицу, и... Капля упала. Потом вторая. Волосы в моих пальцах вдруг ожили - завертелись, сплелись в тонкую нить и...
  - Ай! Чёрт!
  Один конец нити впился мне в палец, как иголка. Кровь смешалась со слезами, и нить стала розовой.
  Борис одобрительно кивнул:
  - Теперь пепел.
  Я засунул палец в рот:
  - Какой ещё пепел?
  - Учебников.
  - Ты хочешь сказать...
  - Да.
  Я подошёл к полке, где пылились остатки сожжённых мной когда-то книг (долгая история, связанная с гоблинами, проклятием и плохим настроением).
  - Сколько?
  - Три щепотки.
  Я собрал пепел в ладонь - он был неожиданно холодным. Когда я посыпал им нить, та вспыхнула голубым огнём на секунду - и стала серебристой.
  - И последнее, - сказал Борис.
  Я уже знал:
  - Шерсть.
  Кот повернулся ко мне задом.
  - Три волоска. Спины. Не жалей.
  
  Я осторожно выдернул три шерстинки. Борис при этом дёрнулся, но не зашипел - герой. Как только шерсть коснулась нити, та... ожила. Завертелась, свернулась в клубок и прыгнула мне на ладонь.
  - Вот и всё?
  - Нет, - Борис вдруг стал серьёзным. - Теперь главное.
  - Что?
  - Не потеряй.
  Я посмотрел на маленький серебристый клубок в руке.
  - И это... ключ?
  - Нить. Ключ - это ты.
  Я вздохнул:
  - Почему в моей жизни ничего не бывает просто?
  Борис потёрся о мою ногу:
  - Потому что иначе было бы скучно.
  Нить вдруг дёрнулась - и потянула меня к двери. Похоже, путь в Мир-Тень начинался. И как всегда - в самый неподходящий момент. Где-то наверху Миша орал, что его новый дракон съел тетрадь по математике. Снова.
  
  Нить вела меня через чердак школы - туда, где даже я бывал не чаще раза в год. Пыльные сундуки, паутина в углах и... зеркало. Старое, треснутое, закрытое тканью.
  - Вот и портал? - я потянулся к покрывалу.
  Борис вцепился когтями в штанину:
  - Не так быстро.
  Нить в моей руке пульсировала теплом. Я вздохнул:
  - Ну давай, читай мне лекцию.
  - Первое правило: эмоции здесь материальны. Разозлишься - получишь бурю. Загрустишь - утонешь в болоте.
  - Отлично. А если я захочу в туалет?
  Кот фыркнул:
  - Второе правило: время течёт назад для живых. Чем дольше там, тем моложе становишься.
  Я представил себе Геннадия-подростка и содрогнулся:
  - Это кошмар.
  - Третье правило... - Борис вдруг замялся.
  - Давай уже!
  - Тени помнят всё. Даже то, что ты забыл.
  Нить дёрнулась так резко, что я едва удержал её. Ткань с зеркала упала сама собой, открывая стеклянную поверхность, в которой... ничего не отражалось.
  - Ну что, я глубоко вдохнул, - в гости к призракам.
  Первый шаг в зеркало оказался на удивление простым - будто входишь в холодный душ. Только вот...
  - Борис?! - я обернулся, но кота не было. Зато нить теперь светилась в моей руке голубоватым светом.
  Комната вокруг была той же, но... чище. Без пыли. И без меня в отражении.
  Из угла донёсся шёпот: "Ваня..."
  Я резко развернулся. В дверном проёме стоял... нет, не Геннадий. Подросток лет пятнадцати, в потрёпанной одежде, с глазами, в которых было слишком много боли для такого возраста.
  - Ты... это и есть он? - я сделал шаг вперёд.
  Подросток улыбнулся - и в этой улыбке я наконец узнал Геннадия:
  - А ты медлительный. Я ждал.
  Нить в моей руке вдруг натянулась, указывая на его карман:
  - Что у тебя там?
  Он медленно вытащил окровавленный нож:
  - Мой первый грех. Ты ведь пришёл за этим?
  В этот момент стены зашевелились, и из теней выползли... они. Фигуры без лиц, но с ошейниками из зубов.
  - Судьи, прошептал Геннадий. - Беги!
  Но нить в моей руке вдруг разорвалась, обвивая его запястье:
  - Нет. На этот раз я тебя не потеряю.
  
  Мы бежали по коридорам, которые постоянно менялись - то становились уже, то вдруг вырастали лестницы в никуда. Юный Геннадий, несмотря на возраст, бежал так быстро, что я едва поспевал.
  - Куда мы - я споткнулся о собственную тень, которая вдруг стала плотной как смола.
  - Тише! - он резко дернул меня в боковой проход. Мы влетели в маленькую комнату, где пахло плесенью и страхом. Геннадий прижал палец к губам.
  За дверью раздался скрежет - будто кто-то точил ножи о кости. Я затаил дыхание.
  - Они идут по следу крови. - Прошептал он, показывая на свой нож.
  Я посмотрел на нить, все еще обвитую вокруг его запястья.
  -А это не светит?
  - Светит. В прямом смысле. - Он показал на тонкое голубое свечение. - Как маяк для них.
  Отлично. Мы сидим в ловушке, за нами охотятся тени-убийцы, а я тащу за собой светящийся провод прямо к ним в лапы.
  - Так, прошептал я. - Расскажи, что здесь происходит. Настоящая версия.
  Геннадий-подросток нервно провел рукой по лицу. В этом жесте я вдруг узнал старого учителя.
  - Я был глупым мальчишкой, - начал он. -Думал, что спасаю деревню от чумы. Сжег ее дотла. Только...
  - Только?
  - Это была не та деревня. - Его голос дрогнул. - Настоящая чума была в соседней. А я... я спалил невинных.
  Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки.
  - И эти тени?
  - Они были первыми. Те, кто погиб в том огне. - Он поднял руку с ножом. - А это - мой первый зуб. Вырвал его сам, когда понял, что натворил.
  За дверью скрежет усилился. Геннадий вдруг схватил меня за руку:
  - Ты должен понять - я не герой. Я просто старый дурак, который триста лет пытался искупить то, что нельзя искупить.
  Нить на его запястье вдруг вспыхнула ярче. В тот же момент дверь с треском распахнулась.
  - Нашли! - Прошипело что-то из тьмы.
  Я инстинктивно шагнул вперед, прикрывая Геннадия.
  - Отлично. А теперь - бежим!
  Но он не двигался. Вместо этого поднял руку с ножом... и перерезал нить.
  - Геннадий!
  - Правило четвертое, - сказал он, толкая меня в появившийся в стене проход. - Чтобы выйти из Тени - нужно оставить в ней часть себя.
  Дверь захлопнулась перед моим носом. Последнее, что я увидел - как тени набросились на него... а он улыбался.
  
  Я очнулся на чердаке школы. Борис тыкался мордой в щеку. Нить лежала оборванная у меня в руке. И на ладони - один седой волос, покрытый инеем.
  - Ну что, пробормотал я. - Теперь я знаю, почему он всегда такой ворчливый.
  Борис фыркнул и уткнулся мне в грудь. А я сидел и думал о том, как много лет можно носить в себе такую тьму... и все равно учить других свету.
  
  Я сидел на чердаке, перебирая оборванную нить, когда Борис внезапно впился когтями мне в бедро.
  - Ай! Чёрт возьми, у тебя что, когти из стали?!
  Кот не обратил внимания на мои вопли, его шерсть стояла дыбом. Он смотрел в угол, где тени казались гуще обычного.
  - Что там...
  Я не успел договорить. Из темноты вышли три фигуры. Не тени - что-то более плотное. Их плащи были сшиты из... нет, не ткани. Из забытых воспоминаний. Я видел, как в складках мелькают обрывки лиц, мест, моментов. Один шагнул вперед. Его голос звучал как шелест страниц в заброшенной библиотеке:
  - Ты забрал то, что нам принадлежит.
  Я медленно поднялся, сжимая в кулаке волос Геннадия.
  - Он не ваша собственность.
  Второй Хранитель засмеялся - звук лопнувших пузырей:
  - Каждый грех - наша собственность. Каждое раскаяние - наш урожай.
  Борис издал звук, средний между шипением и ругательством. Третий Хранитель наклонился к нему:
  - А ты... ты здесь лишний. Ты должен был остаться в Забвении.
  Я шагнул между ними:
  - Он туда не вернётся. И Геннадий тоже.
  Первый Хранитель протянул руку. Его пальцы были длиннее, чем должны быть.
  - Мы предлагаем сделку. Оставь память о нём - получишь его тело.
  Борис вдруг прыгнул на полку, сбивая старую лампу. Она разбилась, и тени заплясали по стенам. В этот момент...
  - Ваня!
  За дверью стояла Лиза - настоящая, живая, с банкой зелёной краски в руках.
  - Ты там... с кем разговариваешь?
  Хранители замерли. Они не отражались в её глазах.
  - Э... с котом. Он опять нахулиганил.
  Лиза закатила глаза:
  - Миша нарисовал в коридоре ещё одного дракона. Иди разберись, пока он не начал дышать настоящим огнём.
  Она ушла. Хранители снова двинулись ко мне.
  - Выбор прост. Его память - или его жизнь.
  Борис внезапно вцепился в плащ ближайшего. Тот зашипел, как раскалённое железо в воде.
  - Борис, нет!
  Но кот уже дрался с тенью, его шерсть светилась голубоватым светом. В воздухе запахло жжёной шерстью и... мятой?
  Я не думал. Просто бросился вперёд, схватил кота и прыгнул в сторону. Мы покатились по пыльному полу, а Хранители... Они смеялись.
  - Ты кусаешь руку, что кормила тебя веками, - сказал один, поправляя плащ.
  - Мы вернёмся, - пообещал второй.
  - Когда ты будешь спать, - добавил третий.
  И исчезли. Как будто их и не было.
  Я лежал на полу, прижимая к себе тёплый комок дрожащей шерсти.
  - Ну и что, герой? Теперь у нас в школе живые тени водятся?
  Борис вырвался, сел передо мной и начал яростно вылизывать брюхо.
  - Значит, так. Ты - идиот. Я - идиот. Но мы хотя бы вдвоём.
  Он поднял на меня взгляд, в котором читалось: "Ты даже не представляешь, во что ввязался."
  Снизу донёсся крик Миши:
  - Ваня! Дракон съел пожарный щит!
  Я вздохнул и поднялся. В кармане жгло - волос Геннадия стал ледяным.
  - Ладно. Сначала дракон. Потом... спасать учителя.
  Борис фыркнул, но пошёл за мной.
  А на стене, где стояли Хранители, остались три тёмных пятна. Как ожоги. И они медленно расползались.
  
  Я стоял перед тремя дверями, которых еще вчера не было в подвале школы. Каждая была вырезана из разного дерева. Первая - из яблони, съеденной червями. Вторая - из сосны, пропитанной смолой. Третья - из корней, сплетенных в странные руны. Борис сидел у моих ног, хвост нервно подергивался.
  - Выбирай, - сказал он.
  - Это что, тест?
  - Нет. Это три момента его жизни. Ты должен пройти через них.
  Я потянулся к первой двери - пахло кислым яблоком и детским страхом.
  
  Я очнулся в теле мальчишки лет восьми. В руках - книга и кусок черствого хлеба.
  - Гена! - крикнул женский голос. - Хлеб или знание? Выбирай!
  Я (он?) сжал книгу.
  - Знание.
  Голодный спазм скрутил желудок. Но в кармане уже лежал первый зуб - вырванный собственной рукой, чтобы заглушить боль. Дверь захлопнулась.
  
  Я, будучи юношей, стоял с ножом над телом. Не монстра - человека. Его глаза еще хранили удивление.
  - Ты думал, это чума, - прошептал я сам себе. - Но это был просто сосед.
  Кровь на руках густела. Второй зуб - клык - сам выпал в ладонь.
  
  Я (он?), уже старик, сидел у костра. В руках - ожерелье из зубов. Во рту оставался последний.
  - Почему ты не сдаешься? - спросила тень.
  - Потому что...
  Дверь распахнулась, вышвырнув меня обратно в подвал. Борис тыкался мордой в ладонь - в ней лежали три зуба.
  - Где он?! - голос сорвался на крик.
  Стены зашептали:
  "Чтобы вернуть - нужно отдать."
  Борис посмотрел на меня. Я посмотрел на зубы.
  - Ладно. Но если из этого получится еще один говорящий гоблин...
  Кот брезгливо фыркнул. Я бросил зубы в темноту. Тишина. Потом - шаги. Из тени вышел... настоящий Геннадий. Без зубов.
  - Ну что, - он хрипло рассмеялся. - Теперь я точно ворчун.
  Борис запрыгнул ему на плечо. А я просто стоял и думал, как странно видеть учителя без его вечной усмешки. Но глаза - глаза остались прежними. Усталыми. Мудрыми. Живыми.
  
  Геннадий вернулся без зубов, но с новыми шрамами на руках - тонкими, как трещины на старом фарфоре.
  - Красиво, - я указал на них. - Теперь ты похож на разбитую вазу.
  Он хмыкнул и потянулся за чайником:
  - Если бы ты знал, как много во мне трещин...
  Борис устроился у него на коленях, мурлыча так громко, что дрожали стаканы.
  Я хотел спросить о Хранителях, о зубах, о том, что теперь делать - но в этот момент пол под нами дрогнул.
  - Опять?! - я схватился за стол.
  Из трещины в полу повалил сизый дым. Не простой - он складывался в буквы, в слова, в предложения...
  "ОНИ ИДУТ"
  Геннадий побледнел.
  - Быстрее!
  Он схватил меня за руку и потащил в класс, где Миша как раз дорисовывал очередного дракона - на этот раз с тремя головами.
  - Ваня! Смотри, он...
  - Потом, Миш! - я вырвал у него мелок. - Геннадий, что происходит?
  Старик уже чертил на полу круг - не магический, а какой-то неправильный, с рваными краями.
  - Разлом. Тени нашли лазейку.
  Борис вдруг зашипел и прыгнул на подоконник. За стеклом - ничего. Пустота.
  - Где... где улица?
  Геннадий не отрывался от круга:
  - Они стирают реальность. Кусок за куском.
  Миша тихо заплакал. Его дракон на стене начал медленно исчезать - будто кто-то стирал ластиком.
  Я схватил Геннадия за плечо:
  - Как остановить?
  Он поднял на меня глаза - в них было что-то новое. Страх.
  - Ты не остановишь. Ты должен пройти.
  - Что?
  - Разлом. Это не дверь. Это экзамен.
  Пол снова дрогнул. На этот раз трещина прошла прямо через нарисованный круг.
  Из неё вылезла... рука. Но не тени. Человеческая. Знакомая. Моя собственная. Борис ощетинился.
  - Ваня, - прошептал Геннадий. - Это твой выбор.
  Я посмотрел на свою руку - ту, что была у меня, и ту, что тянулась из трещины.
  - Блин.
  И шагнул в разлом.
  Последнее, что я услышал - крик Миши:
  - Ваня! Ты же обещал научить меня летать!
  Тьма сомкнулась. А потом... Я очнулся в классе. За партой. Передо мной - учебник. Надпись на доске: "Контрольная работа. Вариант 1". И самое страшное - я не помнил ни одного ответа.
  
  Я сидел за партой, сжимая в потных ладонях карандаш с обгрызенным кончиком. Класс был до жути знакомым - те же царапины на партах, тот же запах мела и детского пота. Но что-то было не так.
  - Ваня Светлов, - раздался голос учительницы, - ты будешь отвечать или предпочтёшь смотреть в окно?
  Я поднял голову. Передо мной стояла моя первая учительница - Марья Петровна. Та самая, которая в реальности давно на пенсии.
  - Э... - я огляделся. - А где Борис?
  Класс взорвался смехом.
  - Опять твои фантазии! - Марья Петровна стукнула указкой по столу. - Сосредоточься!
  Я посмотрел на контрольную. Вопросы были простые:
  1. Как перевести воду в вино?
  2. Какая трава помогает от порчи?
  3. Как сделать, чтобы кот заговорил?
  - Это что за бред? - вырвалось у меня.
  - Ваня! - учительница покраснела. - Выйди из класса!
  Я не стал спорить. В коридоре было тихо и пусто. На стене висело зеркало - я подошёл и увидел... себя двенадцатилетнего.
  - Вот чёрт...
  За моей спиной раздалось шуршание. Я обернулся - по полу лежала записка. Я поднял её. "Если хочешь вернуться - найди то, что потерял здесь. Только учти: цена - память." Подпись: котёнок Борис.
  - Очень мило, - пробормотал я.
  Дверь в класс была закрыта. Из-под неё выползал дым - синий, как в школе магии. Я толкнул дверь. Внутри никого не было. Только на моей парте лежала тетрадь с двойкой. И три предмета: разбитая чернильница, засохший цветок, фотография.
  
  Я взял фото - классная фотография. Все те же лица... но без меня. Я стоял сбоку, полупрозрачный, как призрак.
  - Так, - я сглотнул. - Значит, вот что я потерял.
  Чернильница была моей первой магической неудачей - в третьем классе я случайно превратил чернила в медуз. Цветок - попытка оживить увядший тюльпан для девочки, которая мне нравилась. А фото... Я вспомнил. В тот день меня не взяли на экскурсию. За "плохое поведение". Я просидел один в пустом классе и мечтал исчезнуть. И вот - исчез.
  
  Дым сгущался. В нём появились силуэты - Геннадий, Борис, Лиза, Миша... Они становились прозрачнее с каждой секундой.
  - Ладно! - я схватил все три предмета. - Я выбираю!
  Боль ударила в виски - будто кто-то вырывал куски из моей памяти. Я очнулся на полу в школе. Настоящей. Моей. Геннадий тряс меня за плечо:
  - Ну что, герой, очнулся?
  Я попытался вспомнить, что было перед этим... и не мог. Что-то важное стёрлось.
  - Борис? - хрипло спросил я.
  Кот прыгнул мне на грудь и тыкнулся мокрым носом в подбородок.
  - Он говорит, ты идиот, - перевёл Геннадий. - Но мы рады, что ты вернулся.
  Я поднялся. В классе не хватало одной стены - на её месте зияла пустота.
  - Что это?
  - Цена, - Геннадий хмуро посмотрел на меня. - Ты вернулся. Но часть школы - нет.
  Миша подошёл и молча взял меня за руку. Его пальцы дрожали.
  - Ваня... а драконы? Ты их ещё помнишь?
  Я открыл рот... и понял, что не могу вспомнить, как их рисовать.
  Борис заурчал и лизнул мне руку.
  Геннадий вздохнул:
  - Пойдём. Надо заделывать дыру.
  А я стоял и думал о том, какие ещё куски себя оставил там, в разломе...
  
  Двойник Миши стоял передо мной, полупрозрачный, с улыбкой, которая не принадлежала настоящему мальчику.
  - Ну что, учитель, - его голос звучал как эхо в пустой пещере, - готов отпустить меня?
  Я сжал кулаки. В подвале школы пахло сыростью и жжёной травой - Геннадий за спиной что-то бормотал, готовя обряд.
  - Ты же знаешь, что он не настоящий, - прошипел Борис, усаживаясь мне на плечо.
  - Но он вел себя как настоящий! - я кивнул на двойника, который сейчас строил рожи Мише.
  - Потому что он - твоя тень. Ты сам его таким сделал.
  Двойник вдруг перестал кривляться и посмотрел на меня взрослыми глазами:
  - Он прав. Я - то, что ты спрятал. Его страх темноты. Его первая ложь родителям. Его...
  - Ладно, хватит! - я резко поднял руку. - Что нужно, чтобы ты ушёл?
  Геннадий закашлял за моей спиной:
  - Ты же знаешь ответ.
  Я знал.
  - Миш, - я повернулся к мальчику, - помнишь, ты спрашивал, почему твои рисунки оживают?
  Он кивнул, широко раскрыв глаза.
  - Потому что ты рисуешь не просто картинки. Ты рисуешь... - я запнулся, подбирая слова, - кусочки своей души.
  Двойник засмеялся - звук падающих камешков:
  - И он отдал их мне.
  Я достал из кармана мелок - тот самый, первый, которым Миша нарисовал своего дракона.
  - Тогда мы заберём их обратно.
  Геннадий начал читать заклинание. Борис спрыгнул с плеча и вцепился когтями в тень двойника.
  - Рисуй, - сказал я Мише. - Но теперь - себя. Настоящего.
  Мелок скрипел по полу. Контуры - неуверенные, детские - складывались в фигуру мальчика.
  Двойник завыл:
  - Нет! Я тоже имею право...
  - Ты имеешь право быть памятью, - перебил я. - Но не хозяином.
  Миша закончил рисунок. Геннадий хлопнул в ладоши. Двойник рассыпался в чёрный песок. На полу остался только детский рисунок... и одна фраза, прозвучавшая уже в пустоте:
  - Скажи мальчику... что дождь пахнет фиалками.
  Я поднял голову. Настоящий Миша сидел, обняв колени, и смотрел на исчезающий песок.
  - Ваня... а он вернётся?
  - Нет. Но... - я потрепал его по волосам, - теперь ты можешь нарисовать что-то новое.
  Борис фыркнул и уткнулся мордой мне в руку. Геннадий устало опустился на ступеньки.
  А я смотрел на рисунок и думал о том, сколько ещё теней нам предстоит отпустить...
  
  С Геннадием, после того, как он вернулся из Мира-Тени, что-то было не так. Он сидел на кухне, разглядывая свои руки, как будто впервые их видел.
  - Ну что, старик, - я поставил перед ним чашку чая, - рассказывай, как там в гостях у тьмы?
  Он медленно поднял на меня глаза.
  - Я... не помню.
  Чай в чашке вдруг закипел.
  - Что значит "не помнишь"?
  - Последние двести лет. - Он потер виски. - Как будто вырвали страницы из книги.
  Борис, сидевший на столе, вдруг замер. Его шерсть встала дыбом.
  - А твоя тень? - спросил я.
  Геннадий поднял руку - его собственная тень на стене не шевелилась.
  - Осталась там.
  Я присвистнул.
  - Значит, теперь ты...
  - Неполный. - Он хмыкнул. - Как разбитая ваза, да?
  Чайник на плите завыл, хотя я его не включал. Вода в чашке Геннадия забурлила сильнее.
  - Охренеть, - я отодвинулся. - Ты теперь как ходячая электрочайник.
  - Спасибо, что заметил, - он мрачно посмотрел на свои руки. - Кажется, без тени моя магия стала... нестабильной.
  В этот момент в кухню вбежал Миша.
  - Ваня! Там в коридоре... - Он замолчал, увидев Геннадия. - Ого! Вы теперь как светящийся дедушка!
  Я сделал фейспалм.
  - Миш, не надо...
  Но Геннадий вдруг рассмеялся - по-настоящему, не своим обычным ворчливым смехом.
  - Мальчик прав. Я и правду теперь как новогодняя гирлянда.
  Борис прыгнул ему на плечо и начал обнюхивать голову, будто проверяя, не перегрелась ли она.
  - Ладно, - я вздохнул. - Значит, теперь у нас в школе живет полупрозрачный маг-самонагреватель, говорящий кот и...
  - Ваня! - из коридора донесся голос Лизы. - Твой "полупрозрачный маг" только что случайно вскипятил весь аквариум в третьем классе!
  Геннадий виновато развел руками.
  - Я же говорил - нестабильно.
  Я посмотрел на Бориса. Кот смотрел на меня. В его взгляде я четко прочитал: "Ну вот, опять эти приключения".
  - Значит так, - я хлопнул в ладоши. - Правило первое: Геннадий не подходит к электроприборам.
  - И к аквариумам! - донеслось из коридора.
  - И к аквариумам. Правило второе...
  Но я не успел договорить. Из кармана Геннадия вдруг выпал тот самый зуб - последний, что он оставил в Тени. Он лежал на полу, покрытый инеем. И медленно... таял.
  - Ох черт, - пробормотал я. - Кажется, это только начало.
  Борис мурлыкнул в знак согласия и легким ударом лапы подкатил ко мне зуб.
  Как будто говорил: "Ну что, герой, пошли разбираться?"
  
  Я сидел на полу в опустевшем классе, перебирая в руках последний тающий зуб Геннадия. За окном уже стемнело. Миша пытался нарисовать "защитный круг" мелками. У него получалось что-то между солнцем и взъерошенным котом. Борис тыкался мордой мне в ладонь:
  - Решай уже.
  Я вздохнул:
  - Ты понимаешь, что если я это сделаю, всё изменится?
  Кот фыркнул, будто говорил "а разве не этого ты хотел?"
  Геннадий стоял у доски, его силуэт странно дрожал в лунном свете - то становясь четче, то почти растворяясь. Он писал что-то мелом, но буквы тут же расплывались, как будто доска отказывалась их принимать.
  - Ну что, старик, - я поднялся, - готов записать новые правила?
  Он обернулся. Его глаза странно блестели:
  - Первое правило: "Не ищи учителей вовне".
  Я кивнул и подошел ближе. В руке зуб почти растаял, оставив лишь каплю воды, которая странно переливалась всеми цветами.
  - Второе, - продолжал Геннадий, - "Тень - не враг, а цена".
  Борис прыгнул на учительский стол и смахнул лапой стакан с ручками. Они рассыпались по полу, выстроившись в странный узор.
  - Охренеть, - пробормотал я. - Даже кот теперь рисует руны.
  Геннадий вдруг ухмыльнулся своей старой ухмылкой:
  - Третье: "Настоящая магия начинается там, где кончается страх".
  Я поднял руку с последней каплей:
  - Тогда поехали.
  Капля упала на центр нарисованного Мишей "круга". Пол дрогнул. Стены вздохнули. А из подвала донесся... мурлыкающий звук.
  - Это что, теперь у нас в подвале живет гигантский кот? - я поднял бровь.
  Геннадий рассмеялся:
  - Хуже. Там теперь дверь.
  - Куда?!
  - Туда, куда ты боялся заглядывать.
  Борис гордо выгнул спину, будто говорил "ну наконец-то".
  Миша воскликнул:
  - Ваня! Мои мелки стали светиться!
  Я посмотрел на Геннадия. На настоящего Геннадия, который вдруг снова стал самим собой - ворчливым, саркастичным, но... цельным.
  - Значит, это только начало? - спросил я.
  Он кивнул, поправляя очки:
  - Самый первый урок.
  А снизу, из подвала, снова донеслось мурлыканье. На этот раз громче. Борис насторожил уши.
  Я вздохнул:
  - Ладно. Но если там опять гоблины...
  Геннадий хлопнул меня по плечу:
  - Не гоблины. Хуже.
  - Что?!
  Но Геннадий уже смеялся - по-настоящему, как давно не смеялся. А Борис мурлыкал в такт странным звукам из подвала. Новый завет был заключен. Игра только начиналась.
  
  Я проснулся от того, что моя левая ладонь горела как утюг. Вскочив с кровати, я врезался коленкой в тумбочку - новый день начинался как обычно.
  - Чёрт! Борис, свет!
  Кот лениво поднял вверх хвост, и лампа замигала, прежде чем загореться. На моей ладони чётко проступила странная отметина - не руна, а скорее шрам, напоминающий переплетённые корни.
  - Ну вот, - я показал ладонь коту, - опять сюрпризы. Ты в курсе, что это?
  Борис принюхался, затем резко чихнул. Из его носа вырвалось крошечное пламя, которое чуть не опалило мне брови.
  - Спасибо, очень помог.
  Я натянул свитер, который тут же задымился - видимо, остаточные эффекты от метки, и выбежал в коридор, где уже царил хаос. Лиза бегала между комнатами с криками:
  - Ваня! У Миши опять нет тени!
  - Что значит "опять"? - я ворвался в класс.
  Миша сидел посреди комнаты. Его рисунки висели в воздухе, а у его ног... действительно не было тени. Зато на шее красовалась такая же метка, как у меня, только в форме крыла.
  - Ваня! - мальчик радостно замахал руками. - Смотри, я научился!
  Он щёлкнул пальцами, и его тень материализовалась... на потолке. Вверх ногами. С рогами.
  - Эээ... - я потёр переносицу. - Это новый стиль?
  Геннадий появился в дверях с дымящейся кружкой в руках. Чай в последнее время у него закипал сам собой.
  - Поздравляю. Метки проснулись.
  - И что это значит? - я разглядывал свою ладонь, где узор начал пульсировать.
  - Значит, - Геннадий сделал глоток кипятка, не моргнув, - что школа выбрала своих чемпионов. Ты - якорь. Миша - крылья. А Лиза...
  - Лиза что? - обернулся я, но её уже не было в коридоре.
  Вместо неё на стене висел её фартук, из кармана которого торчало... ухо.
  - Охренеть, - пробормотал я. - Лиза?
  Фартук шевельнулся, и из кармана вылезла уменьшенная Лиза, размером с палец.
  - Ваня, не паникуй, - её голосок звучал как звоночек. - Я просто экспериментирую!
  Борис фыркнул и аккуратно поддел её когтем, усаживая себе на голову.
  Геннадий вздохнул:
  - Видишь? Она - ум. А это значит...
  Из подвала раздался грохот. Дверь, которую мы заперли месяц назад, дрожала, будто что-то пыталось вырваться наружу.
  - ...что игра начинается по-настоящему.
  Мишина тень на потолке захихикала. Моя метка вспыхнула болью. А крошечная Лиза вскочила на Бориса и закричала:
  - Всем в класс! У нас первый урок - как не умереть!
  
  Я стоял перед трещащей дверью подвала, чувствуя, как метка на ладони пульсирует в такт ударам изнутри. За спиной Миша пытался уговорить свою перевернутую тень спуститься с потолка, а Лиза - теперь уже почти обычного размера, но отдельные волоски стали седыми - лихорадочно перебирала заклинательные травы.
  - Геннадий, - я обернулся, - если там очередной гоблин, я официально подаю в отставку.
  Старик хрипло рассмеялся, поправляя очки, запотевшие от пара, который валил от его кожи:
  - Поздно, герой. Ты теперь "якорь".
  - Что это вообще значит?!
  Ответа не последовало. Дверь взорвалась. Из проема выкатился... мальчик. Лет десяти. В рваной одежде. С окровавленной рукой.
  - Вот черт, - пробормотал я. - Опять дети.
  Мальчик поднял голову. Его глаза были слишком светлыми, почти белыми.
  - Ваня Светлов? - голос звучал неестественно ровно.
  Я почувствовал, как Борис впивается когтями мне в плечо.
  - А если да?
  Мальчик улыбнулся. Кровь из его раны вдруг поднялась в воздух, превращаясь в ртутные шарики.
  - Я пришел записаться в школу.
  Один из шариков упал на пол - и прожег дыру в досках.
  - Оху... - я едва увернулся от второго.
  - Ваня! - закричала Лиза. - Его кровь - она...
  - Я вижу!
  Мальчик сделал шаг вперед. Его тень - нет, тени не было. Вместо нее за спиной колыхалось что-то вроде дымчатого шлейфа.
  - Они сказали, ты научишь меня контролировать дар, - он указал на свою рану. - Или я сгорю изнутри.
  Геннадий резко кашлянул:
  - Они?
  Шлейф за спиной мальчика сгустился, приняв очертания... моей собственной фигуры.
  - Черт возьми, - я прошептал. - Это же...
  - Отражение, - закончил Борис, спрыгивая на пол. - Но не твое.
  Мальчик вдруг закашлялся. Изо рта брызнула ртуть.
  - Ваня, решай! - крикнул Геннадий.
  Я посмотрел на свою метку - она горела, как раскаленный металл.
  - Ладно. - Я шагнул вперед. - Но если ты прожжешь мой любимый свитер...
  Мальчик упал на колени. Кровь-ртуть капала на пол, оставляя дыры. Я присел перед ним, сжимая пылающую ладонь:
  - Правило первое: здесь не бьют детей. Даже если они стреляют кислотной кровью.
  Его шлейф дрогнул - и на миг я увидел в нем себя. Но не того, кто я есть. Другого.
  - Правило второе...
  Мальчик схватил меня за руку. Моя метка вспыхнула ярко-синим - и его кровь вдруг остановилась, повиснув в воздухе.
  - ...никто не умирает в моей школе.
  Геннадий медленно выдохнул. Лиза упала на стул. А Борис...
  Кот подошел и лизнул ртутную лужу.
  - БОРИС!
  Он фыркнул и показал мне язык - совершенно обычный, нерасплавленный.
  Мальчик смотрел на свою руку - рана затягивалась, оставляя лишь серебристый шрам.
  - Значит, я могу остаться?
  Я поднялся, пряча дрожь в руках:
  - Только если пообещаешь не растворять парты.
  В подвале что-то снова загремело.
  - А теперь, - я повернулся к остальным, - кто-нибудь объяснит, почему у меня в школе заводятся живые отражения?!
  Геннадий только покачал головой:
  - Это не отражения, болван. Это твои возможные "я".
  Борис мурлыкнул, облизывая лапу.
  А мальчик с серебряными шрамами тихо спросил:
  - Значит, один из вас - тоже не настоящий?
  Тишина повисла тяжелее ртутных паров.
  
  Геннадий собрал нас в самом старом классе школы, где доски пахли столетиями мела и магии. Я сидел за учительским столом, пытаясь игнорировать, как моя метка пульсирует болью в такт с треском деревянного пола.
  - Итак, - Геннадий стукнул посохом, который до этого был обычной шваброй, - начнём с того, что все мы в глубокой жопе.
  Лиза, теперь уже почти полностью седая, подняла руку:
  - Это официальный диагноз?
  - Да, - старик хмуро посмотрел на собравшихся.
  В комнате было восемь человек:
  1. Я - с горящей ладонью;
  2. Геннадий - с кипящей кожей;
  3. Лиза - полупрозрачная, как призрак;
  4. Миша - с тенью, которая теперь жила отдельно от него;
  5. Новый парень с ртутной кровью (он сидел в углу и лепил из своей крови маленькие фигурки);
  6. Слепой алхимист (появился час назад, утверждая, что "видит сквозь время");
  7. Женщина без лица (её маска из живых бабочек пугала меня больше всего);
  8. Борис - единственный, кто выглядел нормально, если не считать, что он теперь умел говорить стихами.
  - Ваня, - Геннадий ткнул в меня пальцем, - как "якорь", ты должен решить: закрываем школу или пытаемся бороться.
  Я посмотрел на Мишу. Его тень на стене показывала мне язык.
  - А если мы закроем школу?
  - Ученики потеряют память. Ты - тоже.
  - А если будем бороться?
  - Возможно, умрём.
  Борис запрыгнул на стол и звонко объявил:
  "Выбирать между плохим и худым -
  Все равно что коту просить еды.
  Лучше спросите - кто тут лишний?
  Восьмой не с нашей стороны".
  Комната затихла.
  - Что он имеет в виду? - спросил мальчик с ртутной кровью.
  Женщина без лица подняла руку - бабочки на её маске вспорхнули, выстроившись в цифру "8".
  - Здесь... кого-то не должно быть, - прошептала Лиза.
  Я оглядел всех. Восемь. Я, Геннадий, Лиза, Миша, новый парень, алхимист, женщина с бабочками и...
  - Борис, - я повернулся к коту, - ты же с нами?
  Кот зевнул, показав острые клыки:
  "Три сотни лет я ждал у двери,
  Чтоб кто-то спросил наконец -
  Кто я такой, и чей, и где же
  Мой настоящий хозяин".
  Геннадий резко встал, опрокидывая стул.
  - Вот чёрт.
  - Что?
  - Он не восьмой. Он - нулевой.
  Борис медленно моргнул, и в этот момент я понял. Его глаза... они всегда были разного цвета. Левый - жёлтый, как солнце. Правый - тёмный, как та самая дверь в подвале.
  - Тогда кто...
  Пол под нами дрогнул. Из трещины выползла тень - моя собственная, но с зубами.
  - Совет восьми, - прошипела она. - А я - девятая.
  Борис зарычал, шерсть дыбом.
  А женщина с бабочками наконец заговорила, и её голос звучал как шелест крыльев:
  - Ваня. Выбирай. Кто лишний?
  Я посмотрел на каждого:
  - Геннадий, который теперь кипел;
  - Лизу, которая могла проходить сквозь стены;
  - Мишу и его непослушную тень;
  - Мальчика, чья кровь текла против законов физики;
  - Слепого, который видел слишком много;
  - Женщину, у которой вместо лица были живые существа;
  - Бориса... который только что признался, что ждал триста лет;
  - И мою тень, которая смотрела на меня с голодом.
  - Я..., - я сглотнул.
  В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вкатился... второй Борис. Мокрый, грязный и очень злой.
  - ВАНЯ! - заорал он человеческим голосом. - ЭТО НЕ Я!
  Настоящий Борис ощетинился.
  А моя тень засмеялась.
  И я наконец понял, кто здесь лишний. Два Бориса уставились друг на друга, шерсть дыбом, хвосты трубой. Комната замерла.
  - Объясни, - я повернулся к мокрому коту. - Быстро.
  - Он - дверь! - выдохнул мокрый Борис. - Всегда был!
  Настоящий (или нет?) Борис медленно моргнул разными глазами:
  "Триста лет я ждал этого момента,
  Когда наконец меня распознают..."
  Геннадий схватил меня за плечо:
  - Ваня, твоя метка - она не просто так горит. Ты якорь. Ты можешь...
  - Что?
  - Спрятать их. В себе.
  Я посмотрел на своих учеников:
  - Лиза дрожала, её седые волосы рассыпались по плечам;
  - Миша прижимал к груди своего дракона - тот теперь был размером с хомяка;
  - Мальчик с ртутной кровью сжимал кулаки, чтобы не поранить остальных;
  - Слепой алхимист смотрел сквозь нас;
  - Женщина без лица держала бабочек, которые пытались улететь.
  - Как?!
  - Через боль, - просто сказал Геннадий.
  Моя тень засмеялась и сделала шаг вперёд. Я закрыл глаза. Метка на ладони вспыхнула огнём. Я почувствовал, как что-то рвётся внутри - будто я проваливаюсь сквозь собственные рёбра. А потом... Тишина.
  
  Я открыл глаза и обнаружил себя в пустом классе. На стенах - семь рисунков:
  1. Геннадий, но моложе;
  2. Лиза, но без седины;
  3. Миша с обычной тенью;
  4. Мальчик с перевязанной рукой;
  5. Алхимист с открытыми глазами;
  6. Женщина с обычным лицом;
  7. Борис - просто кот.
  И восьмой рисунок - моя тень, но она была прикована цепями к моему собственному изображению. Из коридора донёсся голос:
  - Ваня?
  Я вышел. В школе было тихо. Обычный Борис спал на подоконнике. Геннадий, настоящий, старый, с обычной кожей, стоял у доски:
  - Ты опоздал на урок.
  Я посмотрел на ладонь. Метка была едва заметна - бледный шрам.
  - Я... спрятал их?
  - Нет, - он улыбнулся. - Ты дал им выбор.
  В этот момент Миша поднял руку:
  - Ваня, а можно я нарисую нового дракона?
  Я взглянул на Геннадия. Он кивнул.
  - Рисуй, - сказал я.
  А когда Миша отвернулся, я увидел - на его шее едва заметно мерцает крошечное крыло.
  Борис потянулся и лизнул мне руку. До конца было еще далеко. Но сейчас - сейчас можно было просто учить детей. Хотя бы до следующего раза.
  
  Три дня спустя я проснулся от того, что моя метка горела как свеча. Борис сидел на груди, придавливая меня лапами.
  - Вставай. Они здесь.
  Я выкатился из кровати, на ходу натягивая свитер.
  - Сколько?
  - Все.
  Из окна было видно, как по школьному двору идут семь фигур в белых плащах. На этот раз - без масок. Их лица были... моими. Семью разными версиями меня.
  - Охренеть, - прошептал я.
  Борис прыгнул на подоконник:
  - Семь дорог, что ты не прошёл,
  Семь жизней, что ты не прожил...
  Я схватил кота под мышку и выбежал в коридор. Геннадий уже ждал у лестницы, его руки дымились.
  - План? - спросил я.
  - Бежать.
  - Серьёзно?
  - У нас три минуты, - он указал на окно.
  Исправители выстроились в круг. Самый высокий - тот, что выглядел как я в сорок лет - поднял руку. Воздух затрещал.
  - Где дети?
  - В подвале. Лиза...
  Геннадий схватил меня за руку:
  - Лиза не сможет их удержать.
  Мы спустились в кухню, где Миша с перекошенным лицом пытался нарисовать мелом дверь на стене. Его дракон - теперь размером с собаку - рычал в сторону окон.
  - Не получается! - мальчик всхлипнул.
  Я опустился на колени перед ним:
  - Ты же помнишь, как мы тренировались?
  - Да, но...
  - Никаких "но". - Я прижал его ладонь к стене. - Рисуй не дверь. Рисуй выход.
  Мел затрещал, оставляя искрящийся след.
  Сверху раздался грохот - Исправители вошли в здание.
  Геннадий выругался:
  - Быстрее!
  Стена под рукой Миши начала светиться.
  - Ваня... - он посмотрел на меня широкими глазами. - Я не хочу их бояться.
  - Тогда не бойся.
  Дверь распахнулась. В проёме стояли семь моих отражений.
  Самый старший - я в шестьдесят - шагнул вперёд:
  - Время исправлять ошибки.
  Я встал между ним и Мишей:
  - Его ошибок ещё нет.
  - Но будут, - сказал я-сорокалетний.
  Борис вдруг прыгнул на стол с громким:
  "А вот и нет!
  И вот и не будет!
  Пока я жив,
  Вы всё забудете!"
  Исправители замерли.
  - Что... - я обернулся.
  Мишина дверь светилась всё ярче. А за спиной Исправителей стояла... Лиза. Настоящая. С сединой. С ножницами в руках.
  - Простите, - она улыбнулась. - Кто-то заказал "коррекцию"?
  И перерезала воздух между нами. Мир взорвался светом. Когда я открыл глаза, на полу лежали семь белых плащей. Пустых. Геннадий тяжело дышал:
  - Где...
  - Я здесь, - Лиза вышла из тени. - Они застряли в зеркалах.
  Миша обнял своего дракона:
  - А дверь?
  Я посмотрел на стену. Там, где была нарисованная дверь, теперь висел простой лист бумаги. На нём - детский рисунок. Семь человечков в клетке.
  Борис прыгнул мне на плечо:
  "Урок усвоен -
  Нельзя исправить то,
  Что ещё не сломалось..."
  Я вздохнул и потянулся к бумаге:
  - Значит, это ещё не конец.
  Геннадий хмыкнул:
  - Это даже не начало.
  А снаружи, где стояли Исправители, теперь росла одинокая ромашка. Семь лепестков. Все белые.
  
  Я сидел на кухне, разглядывая семь белых плащей, оставшихся от Исправителей. Борис свернулся калачиком на столе, мурлыкая как ни в чем не бывало.
  - Ты знал, - я бросил на стол смятый плащ. - Ты знал, что Лиза сможет их остановить.
  Кот медленно открыл один глаз:
  - Знать и помнить - разные вещи,
  Как любить и прощать...
  - Хватит рифмовать! - я швырнул второй плащ. - Кто ты на самом деле?
  Борис потянулся, его когти цокнули по дереву. Затем он встал и посмотрел на меня - по-настоящему посмотрел. Его разноцветные глаза, левый - золотой, правый - черный как смоль, вспыхнули.
  - Я хранитель, - сказал он простыми словами, без рифмы. - Триста лет ждал, когда появится кто-то, кто сможет изменить правила.
  Я почувствовал, как метка на ладони начинает гореть.
  - И что, я должен был догадаться?
  - Да.
  В дверь постучали. Прежде чем я успел ответить, вошел Геннадий. Его лицо было бледным.
  - Ваня. Ты должен увидеть это.
  Мы вышли во двор. Над школой висело... второе здание. Его зеркальное отражение. Только там, где у нас были выбоины, там - целые стены. Где у нас цвели цветы - там лежал пепел.
  - Мир-Тень, - прошептал я.
  - Нет, - Геннадий покачал головой. - Это тюрьма. И кто-то только что открыл ворота.
  Я обернулся к Борису, но кота уже не было.
  - Где...
  Громкий скрежет раздался с крыши. Мы подняли головы. Борис стоял на краю, за ним - сотни котов. Всех мастей. Всех размеров. Все с разными глазами.
  - Что...
  - Он не предатель, - сказал Геннадий. - Он - страж.
  Борис посмотрел на меня в последний раз.
  "Прости, хозяин,
  Но правила есть правила -
  Кто-то должен заплатить..."
  И прыгнул. Не вниз. Вверх. Прямо в зеркальную школу. Следом за ним ринулись остальные коты. Зеркальное здание содрогнулось, затем начало медленно растворяться. Я бросился вперед:
  - БОРИС!
  Но было уже поздно. На землю упала только одна вещь - его ошейник с колокольчиком. Геннадий поднял его и протянул мне:
  - Он купил нам время.
  Я сжал ошейник в кулаке. Колокольчик звенел тихо, как далекий смех. А на небе, где было зеркальное здание, теперь осталось только облако, похожее на кошачью морду. Оно подмигнуло. И исчезло.
  
  Я стоял посреди школьного двора, сжимая в руке ошейник Бориса. Колокольчик звенел тихо, будто звал куда-то. Над головой висело пустое небо - ни облачка, ни следа от зеркальной школы. Геннадий подошёл сзади, его дыхание пахло дымом и мятой.
  - Они вернутся.
  - Кто?
  - Все.
  Я повернулся и увидел, как из школы выходят дети. Лиза с седыми волосами. Миша с дракончиком на плече. Даже тот мальчик с ртутной кровью - его рука была перевязана моим старым шарфом.
  - Ваня, - Лиза протянула мне ножницы, - нам нужно готовиться.
  Я взял их. Лезвия блестели странным светом.
  - К чему?
  Геннадий стукнул посохом о землю.
  - К войне.
  В этот момент земля дрогнула. Из-под школы раздался грохот - тот самый, знакомый, из подвала.
  - Они идут снизу?
  - Нет, - Миша указал вверх. - Смотри!
  На небе появилась трещина. Сначала тонкая, как паутинка. Потом она стала расширяться, и сквозь неё полился свет. Не яркий - тусклый, серый, как пепел.
  - Пустота, - прошептал Геннадий.
  Лиза шагнула вперёд, её волосы светились:
  - Мы можем её закрыть?
  - Можно попробовать, - я поднял ножницы. - Но мне нужна помощь.
  Мальчик с ртутной кровью размотал шарф. Его рана открылась, и несколько капель поднялись в воздух.
  - Я могу.
  Миша прижал ладонь к своему дракону - тот вырос до размеров пони и зарычал.
  Геннадий вздохнул:
  - Тогда вперёд.
  Мы встали в круг - я, Геннадий, Лиза, Миша и мальчик, чьё имя я так и не узнал.
  - Что теперь? - спросила Лиза.
  Я посмотрел на трещину в небе. Она росла с каждой секундой.
  - Теперь... - я сжал ножницы. - Мы прыгаем.
  - КУДА?! - закричал Миша.
  - Вверх!
  Я не знал, сработает ли это. Но когда моя метка вспыхнула, а ножницы в руке стали горячими, я просто... шагнул. И полетел. За мной - Геннадий, оставляя за собой дымный след. Лиза, превратившаяся в серебряную молнию. Миша на спине дракона. И мальчик, чья кровь тянулась к небу, как жидкая ртутная нить. Трещина была ближе, чем казалось. Внутри - ничего. Ни света, ни тьмы. Просто... пустота.
  - Ваня! - закричал Геннадий. - Решай!
  Я поднял ножницы. И в этот момент из трещины вырвалась... лапа. Огромная, пушистая, с когтями.
  - БОРИС?!
  Но это был не он.
  Из пустоты вылез кот. Размером с дом. С шерстью цвета ночного неба и глазами - один золотой, один чёрный. Он зевнул. И проглотил трещину. Мы рухнули на землю. Кот-гигант посмотрел на нас, мурлыкнул, от чего содрогнулись стены школы, затем развернулся и шагнул в никуда. На прощание он махнул хвостом. И исчез.
  Я лежал на спине, сжимая ошейник Бориса. Колокольчик звякнул.
  - Это... - Миша сел, широко раскрыв глаза. - Это был его папа?
  Геннадий закашлялся:
  - Скорее... напоминание.
  - О чём?
  - О том, что мы не одни.
  Лиза подняла ножницы - они снова были обычными.
  - Значит, мы победили?
  Я посмотрел на небо. Трещины не было.
  - Нет, - сказал я. - Мы просто выиграли время.
  А где-то вдалеке, может быть в другом мире, может быть в чьём-то сне, звенел колокольчик. Как обещание. Как напоминание. Как начало чего-то большего.
  
  Три дня мы жили в странном затишье. Школа залечивала раны - трещины в стенах зарастали сами собой, исчезнувшие окна возвращались к утру. Я сидел на крыльце, перебирая колокольчик Бориса, когда услышал шорох из кустов.
  - Если это очередной говорящий ёж, я сдаюсь...
  Из зарослей вышла Лиза. Вернее, то, что от неё осталось. Она была почти прозрачной, как призрак, а в руках несла ведро молока.
  - Нашла у порога, - её голос звучал эхом.
  Я приподнял крышку - молоко светилось лунным светом.
  - Ты же не будешь...
  - Пробовать? - она улыбнулась. - Уже поздно.
  Лиза опустила палец в молоко. Кончики её пальцев стали твёрдыми, реальными.
  - Ваня, это антидот.
  Я отпрянул:
  - От чего?!
  - От зеркал.
  Геннадий, стоявший на крыльце, резко выпрямился:
  - Где ты его взяла?
  - Не я. Его принесли.
  Из-за угла вышла... девочка. Лет восьми. В платье из пепла.
  - Лиза? - я встал.
  - Нет, - прошептала моя Лиза. - Она - та, что осталась там. В мире без звука.
  
  Девочка подошла к ведру и плеснула молока на землю. Там, где капли коснулись земли, появились... коты. Десятки, сотни теней, с глазами как у Бориса.
  - Они вернулись?
  - Нет, - девочка покачала головой. - Это память.
  Геннадий опустился на колени перед ведром:
  - Это же...
  - Молоко Бориса, - закончила девочка. - Последний дар.
  Миша выбежал из школы, его дракончик чихал от запаха молока:
  - Ваня! Там в подвале...
  Я уже бежал. Подвал, который мы заколотили месяцы назад, теперь был открыт. На стене висело зеркало. И в нём...
  - Борис?
  Кот сидел в отражении, вылизывая лапу. Он посмотрел на меня, затем на ведро в моих руках.
  "Не плачь, хозяин,
  Я лишь тень от тени,
  Но даже тень может
  Дать немного света..."
  Я опустил ведро перед зеркалом.
  - Возьми.
  Борис потянулся лапой к стеклу. В тот момент, когда когти коснулись поверхности, зеркало треснуло. Из всех щелей хлынуло молоко. Оно заливало пол, поднималось по стенам, смывая копоть и старые страхи.
  - Ваня! - закричал Геннадий с лестницы. - Выбирайся!
  Я не двигался. Борис смотрел на меня через трещины, его глаза светились.
  - Я верну тебя, - прошептал я.
  Кот медленно покачал головой.
  "Не надо возвращать,
  Что и так всегда с тобой..."
  Зеркало рассыпалось. Последнее, что я увидел - его лапа, протянутая мне. Я схватил воздух. В руке осталась капля молока. А когда поднял голову - подвал был пуст. Чист. Без единого осколка.
  
  Наверху кричали дети. Лиза смеялась. Геннадий ругался. А я сидел на полу, сжимая кулак. Капля молока светилась. Как обещание. Как прощание. Как начало новой истории. Молоко Бориса высохло на моей ладони, оставив серебристый след. Я сидел на крыльце школы, когда земля под ногами вдруг задышала.
  - Опять? - я устало поднял голову.
  Но на этот раз это были не Исправители.
  Из-за деревьев вышли они - последние настоящие маги. Семь старцев в плащах из пыли веков. Их глаза были пусты, как заброшенные колодцы.
  - Ваня Светлов, - сказал центральный. Его голос скрипел, как старая дверь. - Ты нарушил баланс.
  Я встал, чувствуя, как метка на ладони вспыхивает в такт сердцу.
  - Я ничего не нарушал. Я просто защищал своих.
  - Твои "свои" - ошибка, - прошипела старуха справа. - Они не должны были проснуться.
  За моей спиной распахнулась дверь школы. Вышли все:
  - Геннадий с дымящимися руками;
  - Лиза, почти невесомая;
  - Миша с драконом на плече;
  - Мальчик с ртутными шрамами;
  - Даже та девочка из мира без звука.
  
  - Вот и весь ваш "Суд"? - я развел руки. - Семеро против детей?
  Старейший маг поднял посох:
  - Мы даем выбор. Отдай их - или школа исчезнет.
  Геннадий закашлялся:
  - Ваня...
  Я знал, что он хочет сказать. Что это ловушка. Что маги не оставят нас в покое. Но в этот момент произошло нечто странное. С неба упало перо. Огромное, пушистое, знакомое.
  - Борис?
  Перо коснулось земли - и взорвалось светом. Когда я открыл глаза, перед нами стоял... нет, не кот.
  Человек. Высокий, с золотым и черным глазом, в плаще из кошачьей шерсти.
  - Хватит, - сказал он. И это был голос Бориса, но без рифм.
  Маги отступили.
  - Ты... ты не можешь вмешиваться!
  - Я уже вмешался, - "Борис" повернулся ко мне. - Ваня. Твой ход.
  Я посмотрел на своих. На Геннадия, который научил меня всему. На Лизу, которая стала чем-то большим. На Мишу, чьи рисунки оживали.
  - Нет, - я шагнул вперед. - Мы не ошибка.
  Метка на моей ладони вспыхнула так ярко, что ослепила даже магов.
  - Мы - будущее.
  И тогда случилось невозможное.
  Маги... рассыпались. Как песочные замки. Их плащи упали пустыми.
  Борис (человек?) повернулся ко мне:
  - Ты понимаешь, что теперь ты - их новый судья?
  Я посмотрел на свою ладонь. Метка теперь была не шрамом - а знаком.
  - Значит...
  - Значит, теперь ты решаешь, что правильно, - кивнул он. - Но помни...
  Его образ начал расплываться.
  - Борис!
  - Я всегда рядом, - он улыбнулся своей кошачьей улыбкой. - Просто теперь ты должен сам.
  И исчез. Осталось только перо. И школа. И мои люди. И новый день. Настоящий. Без суда. Но с выбором.
  
  Перо Бориса я засунул за обшлаг рукава - как когда-то делал с его ошейником. Школа затихла в ожидании. Даже дракон Миши притих, свернувшись клубком у него на коленях. Я стоял перед зеркалом в холле, обычным, самым простым, и разглядывал метку на ладони. Теперь это был не шрам - а печать.
  - Ну что, - сказал Геннадий, прислонившись к дверному косяку, - теперь ты главный?
  - Главный чего?
  - Всё ещё не понял? - он хрипло рассмеялся. - Ты теперь Совет. В одном лице.
  Лиза, почти полностью вернувшаяся в нормальное состояние, бросила в меня смятым листом бумаги:
  - Поздравляю, директор.
  Я развернул "подарок". На листе был нарисован... я. В мантии и с кошачьими ушами.
  - Миш, это твоих рук дело?
  Мальчик покраснел и спрятался за своего дракона.
  В этот момент окно распахнулось, и в комнату влетел... нет, не Борис. Маленький черный котенок с одним белым ухом. Он приземлился прямо на мою голову.
  - О, - сказал Геннадий. - Смена караула.
  Котенок тыкался мокрым носом мне в лоб, затем спрыгнул на плечо и устроился там, как будто всегда был на этом месте.
  Я вздохнул:
  - Значит, так. Правило первое...
  - Не надо, - перебила Лиза. - Мы и так знаем.
  - Что знаем?
  Она улыбнулась и подняла руку - на запястье у нее теперь была крошечная метка, похожая на мою.
  - Что ты не один.
  Геннадий показал свою - у него она пряталась под обгоревшей кожей. Миша вытянул шею - его метка-крыло мерцала. Даже молчаливая девочка из мира без звука открыла ладонь - там сияла капля.
  
  Котенок на моем плече мурлыкнул. А за окном, в школьном дворе, где еще вчера была пустота, теперь рос цветок. Семь лепестков. Все - разных цветов.
  
  Я повернулся к зеркалу. В отражении за моей спиной стояли они - все, кого я успел потерять и обрести. И где-то между нами, в глубине стекла, мелькнул хвост. Все только начиналось. И впервые за долгое время это не пугало.
  - Ладно, - я стряхнул с себя котенка (он тут же запрыгнул обратно), - кто голоден?
  Школа взорвалась смехом. А где-то в уголке зеркала, совсем незаметно, кто-то подмигнул.
  
  И с этого момента начались несколько лет нашей спокойной жизни. К нам никто не лез. Ученики взрослели и покидали школу просветленными, уверенными в себе, с интересными целями, с полным набором нужных им знаний. И я был за них спокоен.
  
  А новые ученики не приходили. Так было нужно. В равновесии дело. Как бы объяснить попроще... Есть боги, которым нужно, чтобы в определенное время в определенном месте все было так, как запланировано. А что было на самом деле? Вот центр развитого правового государства с хорошо развитым бюрократическим аппаратом и прочими благами для простых смертных, где стоит полуразвалившийся монастырь, в котором живут трое взрослых с интересной репутацией, подросток-инвалид и несколько детей-инвалидов. Всем интересующимся известно, что это школа, где изучают сомнительные вещи. И вот год за годом школа существует, занятия там идут, дети-инвалиды там живут... А где проверки, наезды, угрозы и прочие удовольствия даже для благопристойных заведений? А нету. Обязательно должны быть, но нету и все тут. А все просто. В наличии одаренный, в нашем случае несколько, от которых сильно фонит мистической энергией. И для тех, кто в этом фоне находится, окружающая обстановка - это не более чем рисуночек, который редактируется не карандашом и ластиком даже, а одним только пожеланием. Понадобилась в тот раз мама Миши с полицейскими, чтобы Миша мог принять окончательное решение - они появились, а так как они были больше не нужны, то их больше у нас никто и не видел.
  
  И никому от этого ни жарко, ни холодно, если это происходит на каком-то никому не нужном гектаре приогромнейшей страны. Максимум, что за это будет - заявятся хранители или еще какие потусторонние шавки, получат качественный пинок, с визгом отлетят, удерут, поджав хвост, да будут иногда потявкивать с безопасного расстояния. Это если ты представляешь собой что-то серьезное. Если нет - раздавят и они. Работа у них такая.
  
  И совсем другое дело, когда фон мистической энергии начинает превышать все мыслимые пределы на большой площади. В нашем мире такое было несколько раз и заканчивалось всегда одинаково. Родился кто-нибудь с исключительно сильными мистическими способностями. Знаний нет. Желания получать подзатыльники от наставника нет, а, стало быть, и самого наставника нет. Есть родители или кто там вместо них, которые именно такие, какие ему хочется, чтобы они были. Есть предположение, что он и так все знает, самый мудрый из мудрейших, и окружающая реальность тут же это подтверждает (силушки-то еще и не на такое хватит). И когда приходит время чем-то всерьез заняться (есть у обезьяны породы хомо сапиенс такой периуд жизни), он устраивается на работу либо богом, либо воплощением Вишну, либо сыном божьим, либо пророком божьим... Вакансий хватает, и при всех них нужна паства. Она, конечно, скоро появляется, не простому же смертному понадобилась... И каждый сосредоточен на нем, а стало быть, и на его источнике мистической силы. А что собой представляет этот источник? По сути дырка сквозь рисунок мира в полотно, на котором этот мир нарисован. Оттуда мистическая энергия и льется. Каждый всерьез практикующий либо религиозное служение, либо йогу (настоящую, не закладывание ног за уши), пропарывает себе такую длительным сосредоточением, изначально маленькую совсем. Если же на изначально сильном одаренном сосредотачивает внимание значительное количество людей, то его источник начинает быстро расширяться. А так как какой бы чушью ни были его проповеди, они подтверждаются мистической силой, то паства увеличивается, еще больше увеличивается источник, и вот уже на территории небольшого государства реальность начинает откровенно плыть. И что остается в данном случае делать настоящим богам? Да только прибить обалдуя. На этом проблема заканчивает свое существование. То, что оставшаяся паства перетянет на себя небольшую часть финансовых потоков, казнит нескольких видных ученых, слегка замедлив прогресс - кого бы такие мелочи волновали.
  
  Ну а я вел себя не сказать, чтобы совсем прилично, но в рамках. И, самое главное, большого количества сильных одаренных не создал, а кого создал - правильно обучил. И меня уважили. На следующий день после того, как школу покинул последний ученик, это был Миша, к нам пришел бог. Мы с Геннадием просто сидели и ждали, что будет, потому что знали, что что-то быть должно, но что именно - не знали, и вот ждали, чтобы посмотреть. Он и пришел. Просто появился в виде человека. И сказал, что притензий к нам нет, но мы ему здесь, такие хорошие, нафиг не нужны. И предложил куда-нибудь деться, пока нас куда-нибудь не дели. И исчез. То, что это был бог, сомнений не было, были очевидны его некоторые усилия, чтобы мы не сгорели вместе с окружающим пейзажем. Ну мы и делись. Просто телепортировались на другую населенную планету под другой звездой. Не так просто, конечно... Это на одной и той же планете такие как мы транспортом не пользуются и при желании могут позавтракать на одном кантиненте, сыграть в гольф на другом, сходить в баню на третьем, поужинать и лечь спать на четвертом. Одно из заданий нашей учебной программы, кстати. Ох мы однажды и похохотали над Лизой, когда она в индейской резервации жестами разъясняла свои потребности местному контингенту! У нее к тому моменту так и не получилось активировать один интересный участок в височной доле головного мозга, который позволяет понимать и разговаривать на любом языке.
  
  К чему я веду? Телепортация куда угодно сама по себе одинакова, но если переходить в другой мир, то попутно требуется решить еще ряд вопросов. Переместиться живым должен только один организм - твой. Иначе местное население сгниет заживо от одной только кандиды с твоего мизинчика левой ноги. Следующая задача - не сгнить самому от того же самого в местном исполнении. Также подредактировать внешность. Сложновато, знаете ли, японцу незаметно раствориться в толпе негров, иномирянину же в толпе местных куда как интереснее. Ну и помимо прочих мелочей, которые усилий практически не требовали, самое интересное: тому, для кого все это осуществимо, приличия требуют спрашивать разрешения на проживание.
  
  Справились и с этим. Спустя две недели нашего месячного карантина в центре гранитной скалы на дне океана уже нового мира, мы обратились к местному богу. Сам он к нам, в нашу крохотную комнату не пошел. Был только голос, который перечислил правила. По большому счету, стандартные для случаев, подобных нашему. Местные правительства не злить, активной философо-религиозной деятельностью по своей инициативе не заниматься, пустыни не озеленять, болота не сушить, живность с континента на континент не перемещать, технических революций не провоцировать, массового геноцида не устраивать, единовременное лишение жизни до двухсот приматов, дельфинов, вороновых только в случае крайней необходимости (мы выбрали похожий мир, чтобы с перестройкой своего генома возиться не пришлось), местных дев Марий не оплодотворять, Изаур с тростниковых плантаций - сколько угодно, но не афишировать, в политическую деятельность влезать только по существующим местным правилам и участвовать либо пока не надоест, либо пока не пристрелят, долголетие одаренных не демонстрировать, при достижении среднестатистической продолжительности жизни согласно имеющимся на руках документам личины менять, при включении в расклады богов дружно поднимать опы и с энтузиазмом участвовать. Действовать против глубоких убеждений никто заставлять не будет, но подзатыльников за неудобность надают. На этом все.
  
  За оставшиеся две недели мы с Геннадием подогнали иммунитет под местные болячки, развили личную микрофлору среднестатистического гражданина, поменяли внешность, изучили мировую историю и благополучно инфильтровались в общество. И жить здесь было проще, чем в родном мире, но тоже забавно. Правительства всех стран одинаковые плюс-минус, везде теократия. Отдельных религиозных книг нет, законы государств и есть законы божьи. Полиции и армии нет, есть инквизиция. Одаренных не много, а очень много и никто их просто так не трогает. Вот если одаренному пришли в голову блестящие идеи и он начал делиться ими с окружающими, либо оказывать услуги мистического характера, либо присоединился к какому тайному движению, тогда ему стоило ждать в гости затейников в серых мундирах, которые, как минимум, организуют персональное файершоу. По крайней мере, попытаются. Все от одаренного зависит. Если он больше по болтовне - поджарят. Если дружит с головой, просто случайно где-то что-то проскочило - от таких и инквизиторы не всегда ноги уносят. Бывает, что их телепортируют на несколько километров... Вверх. Или вниз. Но чаще служивые просто бегают со спущенными штанами за местными собаками (гусями, котами, лягушками), либо дружно танцуют думбу (местный танец озабоченных, навроде нашей ламбады), пока одаренный спокойно собирается и сваливает в неизвестном направлении, чтобы больше никогда не отсвечивать. Инквизиторов-то много, а на слишком большое поголовье силенок может и не хватить.
  
  Ну а мы с Геннадием просто жили. Домишки там, у каждого свой, курки, млеки, яйки - все, что полагается простым смертным, чтобы достаточно широко улыбаться. А еще в одном из районов нашего городишки было почти полностью разрушенное строение непонятного назначения. Для местных непонятного. Мы же видели в нем наш монастырь. Как будто он был один и тот же во всех мирах.
  
  Шестьдесят лет спустя я сидел на крыльце старого приюта, где работал сторожем, и пытался зажечь сигарету без спичек. Не получалось. Метка на ладони давно потухла, став обычным шрамом.
  - Опять пытаешься? - Геннадий, теперь совсем седой, бросил мне зажигалку.
  Я поймал ее одной рукой.
  - Привычка.
  Котёнок, которого я когда-то назвал Борисом Вторым, давно сбежал. Вместо него у ног крутился тощий рыжий бродяга, которого все звали Просто Кот.
  - Слышал новости? - Геннадий плюхнулся рядом, пахнущий дешёвым вином и лекарствами. - В городе опять обыски.
  Я затянулся.
  - Какая разница?
  - Нашли девочку. Говорят, лечит ожоги песнями.
  Дым вдруг стал горьким на языке.
  - Где?
  - В старом районе. Там, где раньше...
  - Школа стояла, - закончил я.
  Просто Кот вдруг поднял уши и уставился в темноту. Во дворе что-то звякнуло - может, банка, может, колокольчик.
  Я встал, чувствуя, как старая метка вдруг заныла.
  - А вот и участие в божественных раскладах. Пойдём, старик.
  - Куда?
  - На прогулку.
  Геннадий закашлялся, но поднялся.
  - Ты же знаешь, они не простят.
  Я посмотрел на свои руки - обычные руки. На шрам - обычный шрам. На мир вокруг - обычный мир. Но где-то там, в темноте, звенел колокольчик. А значит, не всё было потеряно.
  - Я знаю, - сказал я. - Но у меня есть список должников. И первый в нём - я сам.
  Просто Кот фыркнул и пошёл за нами, как будто так и было задумано. А в кармане у меня лежало перо. Почти невесомое. Почти забытое. Но ещё теплое.
  
  Мы шли через пустынные улицы, где фонари мигали как подмигивающие свидетели. Геннадий хрипел за спиной, а Просто Кот то и дело исчезал в темноте, возвращаясь с довольным видом - видимо, находил что-то съедобное.
  - Вот чёрт, - Геннадий остановился у разрушенной ограды. - Здесь же был...
  - Да, - я перелез через груду кирпичей.
  Там, где раньше стояла наша школа, теперь зиял пустырь. Лишь несколько обгоревших балок торчали из земли, как рёбра забытого великана.
  Просто Кот вдруг замер, шерсть дыбом.
  - Что?
  Он бросился вперёд и начал яростно рыть лапами землю.
  - Эй, псих, ты чего...
  Из-под пыли показался кусок дерева - старая табличка. "Око без глаз" - едва читалось под слоем сажи.
  - Чёрт возьми, - прошептал Геннадий.
  Я поднял табличку. В этот момент метка на ладоне вспыхнула слабым синим светом.
  - Ваня?
  - Тише.
  Где-то в темноте зазвенел колокольчик. Не тот, что у меня в кармане - другой.
  Из-за развалин вышла девочка. Лет десяти. В рваном платье. С перевязанными глазами.
  - Вы пришли за мной? - её голос звучал как скрип несмазанных качелей.
  Я почувствовал, как Геннадий цепенеет за спиной.
  - Почему у тебя завязаны глаза?
  - Потому что я вижу, - сказала она. - А они не хотят, чтобы кто-то видел.
  Просто Кот подошёл и ткнулся носом ей в ногу. Девочка рассмеялась.
  - Он говорит, ты всё ещё ворчишь как старик.
  Я посмотрел на кота.
  - Ты...
  Но в этот момент с улицы донеслись крики. Фонари замигали тревожно.
  - Они идут, - девочка схватила меня за руку. Её пальцы были холодными как лёд. - Нам нужно в подвал.
  - Какой подвал? Здесь же ничего...
  Она наклонилась и подняла горсть пепла. Подула. Пепел разлетелся, открывая люк в земле - старый, ржавый, которого секунду назад не было.
  - Правило первое, - сказала девочка. - Чудеса не исчезают. Их просто... забывают.
  Геннадий хрипло рассмеялся:
  - Ну что, герой. Поехали?
  Люк скрипнул, открываясь.
  А в кармане перо вдруг стало тёплым.
  
  Люк захлопнулся за нами с глухим стуком. Я сидел на скрипучих ступенях, пытаясь разглядеть что-то в кромешной тьме. Вдруг девочка щелкнула пальцами - и ее повязка на глазах слабо засветилась голубоватым светом.
  - Экономлю, - пояснила она, заметив мой взгляд.
  Геннадий, спускавшийся позади, фыркнул:
  - Наша Лиза тоже так делала.
  Мы оказались в длинном коридоре, стены которого были исписаны детскими рисунками. Драконы. Коты. Люди с огненными руками.
  - Это...
  - Память, - девочка провела пальцем по стене. Рисунки на миг ожили, затем снова замерли. - Они прячутся здесь.
  Просто Кот внезапно прыгнул вперед и исчез в темноте. Через мгновение донеслось довольное мурлыканье.
  - Нашел их, - девочка потянула меня за рукав.
  Мы вошли в круглую комнату. Там, в кольце из тлеющих свечей, сидели дети. Самому младшему лет шесть, старшему - не больше четырнадцати.
  - Ваня Светлов, - сказал высокий мальчик с перебинтованной рукой. - Мы ждали тебя.
  Я оглядел их:
  - Девочка, чьи волосы меняли цвет при каждом движении;
  - Близнецы, держащиеся за руки - когда один моргал, второй закрывал глаза;
  - Паренек с шершавой кожей, как у ящерицы.
  - Кто вы?
  - Осколки, - ответила моя проводница. - Те, кого не нашли. Пока.
  Сверху донесся грохот. Потолок задрожал, посыпалась пыль.
  - Они в здании, - прошептал кто-то.
  Геннадий вытер лицо дрожащей рукой:
  - Сколько у вас выходов?
  - Один, - мальчик с перевязанной рукой встал. - Через зеркало.
  Он сдернул ткань со стены. В старом треснувшем зеркале отражалась не комната, а лесная поляна.
  - Быстро!
  Дети начали прыгать в отражение, как в воду. Последней осталась девочка:
  - Ты идешь?
  Я посмотрел на Геннадия. Он покачал головой:
  - Кто-то должен их задержать.
  - Старик...
  - Иди, герой. Твое время еще не вышло.
  Сверху раздались шаги. Геннадий вытащил из кармана пузырек с чем-то темным.
  - Нашел в аптечке. Говорят, взрывается.
  Девочка схватила меня за руку:
  - НАДО ИДТИ!
  Мы прыгнули в зеркало.
  Последнее, что я увидел - Геннадий, поджигающий фитиль, и Просто Кота, оседлавшего его плечи. Зеркало разбилось за спиной.
  
  А я обнаружил себя на поляне, где два десятка детей смотрели на меня в ожидании. И перо в кармане горело как факел.
  Лесная поляна оказалась чертовски точной копией той, где мы когда-то медитировали с Геннадием. Даже пень торчал на том же месте, только теперь на нем сидела сова, внимательно меня разглядывающая.
  - Значит, - я выплюнул травинку, - план есть?
  Дети переглянулись. Девочка с повязкой, ее звали Ася, выступила вперед:
  - Ты будешь учить. Мы - прятаться.
  - Чему я могу научить? - я показал им ладонь с потухшей меткой. - Я даже зажечь сигарету без зажигалки не могу.
  Близнецы синхронно ухмыльнулись. Мальчик с кожей ящерицы, Санька, провел рукой по земле - и она на миг стала прозрачной, как стекло. Под ней виднелся... наш старый подвал.
  - Они помнят, - Ася коснулась моей руки. - Даже если ты забыл.
  Сова с пня внезапно слетела и уселась мне на голову.
  - Прекрасный головной убор, - пробормотал я.
  - Она говорит, ты все еще ворчишь как старик, - перевела Ася.
  Я снял птицу с головы и посмотрел ей в глаза. В глубине зрачков мерцал знакомый золотисто-зеленый свет.
  - Борис?
  Сова громко щелкнула клювом и взмыла вверх, оставив мне в ладони перо. То самое.
  - Ладно, - я глубоко вздохнул. - Урок первый...
  Но мне не дали закончить.
  Земля под ногами дрогнула. Деревья вокруг зашелестели, хотя ветра не было.
  - Они нашли тропу! - закричал кто-то.
  Ася схватила меня за руку:
  - Быстрее!
  Дети бросились к огромному дубу. Его кора расступилась, открывая проход.
  - Серьезно? - я уставился на дерево. - Теперь у нас мобильный вход?
  - Не время шутить!
  Мы проскользнули внутрь как раз в тот момент, когда на поляну высыпали люди в серых мундирах. Последнее, что я увидел - сова пикировала на них, превращаясь в огненный комок.
  Дуб захлопнулся.
  
  Мы стояли в круглой комнате со стенами из живых корней. На полу лежали матрасы, на стенах висели карты, нарисованные детской рукой.
  - Наш университет, - Ася развела руки.
  Я осмотрелся. В углу валялась стопка тетрадей с знакомым почерком - Лиза вела конспекты даже здесь. Над импровизированной кроватью висел рисунок дракона с подписью "Миша". А на центральной стене... Моя собственная метка. Только в десять раз больше.
  - Сколько вас? - спросил я тихо.
  - Сейчас двадцать три, - ответил Санька. - Но в других убежищах...
  Дверь (да, в дубе была дверь) распахнулась, и ввалился запыхавшийся мальчишка:
  - Они нашли восточный тоннель!
  Ася закрыла лицо руками.
  Я подошел к стене с меткой и прижал к ней ладонь.
  - Тогда пора начинать уроки.
  И о чудо - шрам на руке вспыхнул слабым голубым светом. Сова, вернувшаяся через маленькое окошко, удовлетворенно ухала. А перо в моем кармане стало теплым.
  
  Восточный тоннель рухнул к утру. Мы сидели в корневой комнате, слушая, как снаружи скребутся серые мундиры.
  - Они не могут войти? - я спросил, наблюдая, как Ася перевязывает мальчишке с ожогами руку.
  - Пока нет, - она туже затянула повязку. - Дуб хранит память о защитных рунах.
  Сова, сидевшая на балке, вдруг слетела и вонзила когти мне в плечо.
  - Ай! Чёртова птица...
  Она вырвала клочок моей рубашки и бросила его в центр комнаты. Тряпка вспыхнула синим пламенем, и в дыму возник образ - старый храм, полуразрушенный, с обвалившимися колоннами.
  - Где это?
  - Там, где спит Анкх, - прошептала Ася.
  Я вспомнил последние слова Бориса перед исчезновением.
  - Живущий после смерти...
  Сова кивнула и клюнула меня в метку. Боль пронзила руку, и вдруг я увидел - Геннадий, прикованный к стене в серой камере. Его руки обуглены, но он ухмыляется. Перед ним стоит человек в маске - тот самый двойник Миши из прошлого.
  - Они пытаются стереть память, - голос Аси вернул меня в реальность. - Учитель держится, но...
  - Но что?
  - Ему нужен якорь.
  Санька подошел и снял с шеи медальон - крошечную стеклянную каплю с алой жидкостью внутри.
  - Кровь Анкха. Последняя капля.
  Я взял медальон. Он жёг пальцы.
  - И что мне с этим делать?
  - Выпить, - сказала Ася.
  - Выпить кровь древнего кота? Серьёзно?
  Сова неодобрительно ухала.
  Я вздохнул, открутил крышечку и...
  - ВАНЯ!
  Дверь распахнулась. В проёме стоял... нет, не серый мундир. Просто Кот. Весь в саже, с обгоревшими усами, но живой.
  - Геннадий...?
  Кот плюхнулся на пол и выкашлял клубок шерсти. Внутри сверкал осколок зеркала. Я поднял его. В отражении был Геннадий. Он что-то кричал, но звука не было. Потом достал из кармана... мой старый перстень.
  - Чёрт.
  Я опрокинул каплю крови в горло. Мир взорвался.
  
  Я стоял в храме. Передо мной лежал Борис - огромный, в шрамах, с закрытыми глазами.
  - Прости, хозяин, - сказал он без рифм. - Но ты нужен им больше.
  Я протянул руку - и проснулся. Лежал на полу в корневой комнате. Дети столпились вокруг.
  - Ты... - Ася тыкала пальцем в мою грудь.
  Я посмотрел вниз. Метка с ладони переползла на грудь и теперь светилась сквозь рубаху. А в кармане лежал перстень. Настоящий. Просто Кот мяукнул мне прямо в ухо. Что, черт возьми, значило: "Ну что, приятель, поехали?"
  
  Перстень жёг пальцы, будто раскалённый уголь. Я сидел, прислонившись к корням дуба, и пытался сообразить, как этот кусочек металла может помочь.
  - Он не просто так отдал его, - Ася присела рядом, её повязка слабо светилась в полумраке.
  Просто Кот тыкался мордой в перстень, оставляя на нём следы сажи.
  - И что, он волшебный?
  - Нет, - она покачала головой. - Это ключ.
  - К чему?
  Внезапно сова слетела с балки и вцепилась когтями мне в плечо. В глазах снова вспыхнуло видение: Геннадий стоит на коленях перед камином в серой комнате. Его руки связаны за спиной. Перед ним - человек в маске (тот самый двойник Миши) держит раскалённый прут.
  - Где Светлов?
  Геннадий плюёт ему в лицо. Прут касается его груди... Я дёрнулся, сбрасывая сову.
  - Они пытают его.
  Ася побледнела.
  - Тогда мы идём.
  - Куда? На рожон?
  - Нет, - она встала, срывая с шеи шнурок с ключом. - В память.
  Санька уже раскапывал в углу люк, прикрытый ветошью. Под ним оказалась лестница, ведущая в полную тьму.
  - Ты уверена?
  - Это единственный способ добраться до него, не выходя наружу, - Ася сделала шаг вниз.
  Я посмотрел на перстень, на Просто Кота, который уже топтался на первой ступеньке, на детей, оставшихся в комнате.
  - Ладно. Но если там хоть один говорящий таракан...
  Лестница былы длиннее, чем казалось вначале. Мы спускались минуту, две, десять - время текло странно. В воздухе витал запах старых книг и ладана. Наконец ступени закончились. Перед нами была дверь. Не простая - я узнал её. Дверь в старый школьный подвал.
  - Но как...
  Ася вставила ключ в скважину.
  - Здесь хранятся все забытые двери.
  Дверь открылась. Внутри - не подвал, а серая камера из моего видения. Геннадий лежал на полу, его рубашка прожжена в нескольких местах.
  - Старик!
  Маска тут же развернулся к нам.
  - А вот и гости!
  Я шагнул вперёд, сжимая перстень. Метка на груди вспыхнула.
  - Отойди от него.
  - Или что? - маска засмеялся. - Ты даже не помнишь, как пользоваться силой.
  Он был прав. Но я помнил другое. Я надел перстень.
  - Я помню, как он учил меня не бояться.
  Комната взорвалась светом. Маска закричала.
  Геннадий приоткрыл один глаз:
  - Идиот... я же говорил... не приходить...
  - Заткнись, старик, - я подхватил его под руку.
  Ася и Санька схватили его с другой стороны. Мы побежали обратно к двери, но маска уже оправлялась.
  - ВАНЯ!
  Я обернулся.
  - Знаешь, что самое смешное? - маска была сорвана, открывая лицо.
  Миша. Только взрослый. Со шрамом в виде крыла на шее.
  - Я всегда был с тобой.
  Геннадий вырвался из наших рук и толкнул нас к двери:
  - БЕГИТЕ!
  Его руки вспыхнули.
  - НЕТ!
  Он улыбнулся.
  - Правило последнее, болван... иногда надо уметь поджечь себя.
  Дверь захлопнулась сразу за нами. Последнее, что я увидел - Геннадий, охваченный пламенем, бросается на взрослого Мишу. А потом - только темнота лестницы. И тихий звон перстня, упавшего на ступеньку. И крик Аси:
  - ВАНЯ, ДЫШИ!
  Я не мог. Потому что впервые за двадцать лет я плакал.
  
  Перстень лежал у меня на ладони, холодный и безжизненный. Мы сидели в корневой комнате, и даже Просто Кот не решался подойти - только сидел в углу, умывая сажу с обгоревших лап. Ася протянула мне стакан воды.
  - Он знал, что делает.
  Я сжал перстень так, что металл впился в кожу.
  - Он знал, что оставляет меня одного.
  Сова с балки тяжело слетела и уселась мне на колени. В её глазах отражалось пламя - то самое, что забрало Геннадия.
  - Что теперь? - Санька крутил в руках осколок стекла. - Они найдут это место.
  Я поднял голову.
  - Нет. Мы найдём их первыми.
  Ася нахмурилась:
  - У нас нет сил...
  - Есть.
  Я встал и подошёл к стене с меткой. Прижал к ней перстень.
  - Геннадий оставил мне не только это. Он оставил путь.
  Метка вспыхнула. Корни зашевелились, открывая потайную нишу. Внутри лежали... Очки. Обычные, потрёпанные, с толстыми линзами. Те самые, что Геннадий носил двадцать лет. Я надел их. Мир взорвался тенями. Каждый ребёнок в комнате теперь был окружён светящимся силуэтом - кто-то с крыльями, кто-то с когтями, кто-то с ветвями вместо волос.
  - Что... - Ася сняла повязку. Её глаза были полностью белыми. - Ты видишь их?
  - Да.
  Просто Кот вдруг вскочил и зашипел. Стены задрожали.
  - Они здесь, - Санька прижал ладони к земле. - Ломают барьеры.
  Я подошёл к центральному зеркалу - тому самому, что показывало лес.
  - Ася, твой ключ.
  Она молча протянула шнурок. Я вставил ключ в зеркало и повернул. Стекло стало жидким.
  - Что ты задумал? - Санька отпрянул.
  - Мы даём им бой.
  Я сунул руку в зеркало и ощупал каменную кладку по ту сторону. Тот самый храм.
  - Но как...
  - Зеркала помнят всё, - я повернулся к детям. - Даже то, что стёрли.
  Пол затрясся. Сверху посыпалась земля.
  - ВАНЯ!
  Я шагнул в зеркало.
  - Кто со мной?
  Первой прыгнула Ася. Потом Санька. Потом все остальные. Просто Кот пробежал последним.
  
  Мы вывалились в руинах храма. Перед нами лежал Борис - огромный, израненный, но живой. А вокруг... Зеркала. Сотни осколков, висящих в воздухе. В каждом - отражение. В каждом - память. И в каждом - мы. Я поднял очки на лоб.
  - Пора заканчивать игру.
  Борис открыл один глаз.
  "Он учил тебя...
  Не бояться огня...
  Теперь покажи им...
  Что такое пожар..."
  Я повернулся к детям.
  - Найдите свои отражения.
  А потом... Первое зеркало разбилось. И из него вышел я. Тот самый, двадцатилетний, с горящей меткой. За ним - второй. Третий. Восстание началось.
  
  Я стоял среди руин храма, окруженный десятками своих отражений. Каждое было разным - я в двадцать лет с пылающей меткой, я в сорок с сединой у висков, даже я-подросток с озорной ухмылкой. Борис поднял массивную голову, его шершавый язык лизнул мою ладонь:
  "Выбор есть всегда...
  Даже когда кажется,
  Что все пути закрыты..."
  Санька тронул мое плечо:
  - Они идут.
  Сквозь разбитые зеркала мы видели серые мундиры, приближающиеся к храму. Впереди - взрослый Миша с обгоревшей половиной лица.
  Ася сжала мой рукав:
  - Что будем делать?
  Я посмотрел на своих двойников. На детей. На Бориса.
  - Учиться.
  Достал перстень и швырнул его в центр зала. Металл ударился о камень с чистым звоном.
  - Первое правило...
  Зеркальные Вани хором подхватили:
  - Не бояться быть собой!
  Отражения ринулись в бой. Санька вонзил пальцы в землю - каменные плиты вздыбились, создав баррикады. Ася сорвала повязку - её слепые глаза излучали свет, ослепляющий врагов. А я... Я подошел к Борису и прижал лоб к его морде:
  - Помнишь, как ты ненавидел, когда я это делал?
  Кот хрипло заурчал. Я надел очки Геннадия. И шагнул в последнее целое зеркало. Прямиком в серую комнату, где взрослый Миша держал в руках горящий прут.
  - Предатель, - прошипел он.
  - Нет, - я покачал головой. - Ученик.
  И бросился вперед. Мы сцепились, падая на пол. Прут выскользнул из его рук.
  - Ты ничего не изменишь!
  - Я знаю.
  Я снял очки и надел ему.
  - Но ты - можешь.
  Его глаза расширились. Он увидел. Увидел себя в каждом из нас. Увидел Геннадия, жертвующего собой. Увидел правду. Зеркало треснуло. А когда осколки упали, на полу лежал просто испуганный мальчик со шрамом на шее в виде крыла.
  
  Я поднял его:
  - Урок окончен.
  Снаружи шум боя стих.
  Борис, тяжело дыша, привалился к дверному проему:
  "Иногда...
  Чтобы выиграть войну...
  Достаточно просто...
  Проснуться..."
  Я поднял очки Геннадия. Линзы были целы. Как и его уроки. Как и мы.
  
  Я сидел на холодном полу заброшенной пекарни, куда мы с Геннадием когда-то прятали книги. Теперь здесь пахло плесенью и пеплом. Борис лежал у меня на коленях, его шерсть, всегда такая блестящая, теперь казалась тусклой, будто вытертой до дыр. Он дышал медленно, с хрипом, и каждый вдох давался ему как последний подвиг.
  - Ну что, старик, - прошептал я, гладя его за ухом, - неужто решил меня бросить? Ты же обещал пережить всех нас.
  Кот приоткрыл один глаз, желтый, как старый медный грош, и буркнул:
  - Вранье. Я обещал пережить только тебя.
  Я фыркнул. Даже сейчас он не мог без колкостей.
  - Тогда что это за спектакль? Вставай, а то я твою последнюю банку тунца сам съем.
  Борис слабо дернул лапой, будто пытался шлепнуть меня, но сил не хватило.
  - Дурак, - прошипел он. - Ты даже открыть ее не сможешь.
  Я полез в рюкзак и достал банку. Проклятая вещь действительно не поддавалась - крышка будто прикипела намертво.
  - Вот видишь, - кот ехидно сузил глаз. - Магия кончилась, а ты все такой же беспомощный.
  - Да ну тебя, - я потряс банкой, потом стукнул ею об пол. Ничего. Тогда я сунул ее Борису под нос. - Ну же, помоги. Хочешь умереть, так умри с полным желудком.
  Он посмотрел на банку, потом на меня, и вдруг... чихнул. Крышка со звоном отлетела в сторону.
  Мы оба замолчали.
  - Это ты так шутишь? - спросил я.
  - Нет, - Борис прикрыл глаза. - Это Вселенная. Она любит черный юмор.
  Я выковырял куски тунца и протянул ему. Кот лениво слизал кусочек, потом отвернулся.
  - Не буду.
  - Серьезно? Ты же обожал эту дрянь.
  - А теперь ненавижу. Потому что знаю, что это последний раз.
  Меня будто ударило под дых.
  - Ладно, - я отставил банку. - Тогда давай поговорим. О чем угодно.
  Борис слабо мотнул головой.
  - Нет времени. Слушай.
  Он поднял лапу и ткнул когтем мне в грудь.
  - Моя шкура - карта. Когти - ключи. А сердце... - он кашлянул, - сердце ты закопай там, где упала первая звезда.
  - Это что, загадка? - я нахмурился. - Ты же знаешь, я их ненавижу.
  - Потому и даю, - кот усмехнулся. - Чтобы не скучал.
  Потом он вдруг выгнулся, шерсть встала дыбом, и из его пасти вырвалось что-то вроде искры. Она повисла в воздухе, мерцая, как светлячок.
  - Вот, - прошептал Борис. - Последний подарок. Лови.
  Я протянул руку, и искра упала мне на ладонь. Не обожгла, а просто легла, теплая, как его мурлыканье когда-то.
  - Что это?
  - Осколок. Чтобы не забыл.
  - Забыть тебя? - я рассмеялся. - Да ты мне еще лет сто сниться будешь. Особенно если я съем тот тунец.
  Борис хрипло заурчал - это был его смех. Потом вздохнул, и его тело вдруг стало легче. Гораздо легче.
  - Ваня.
  - Что?
  - Скажи... что я был лучшим котом.
  - Ты был ужасным котом, - я сглотну ком в горле. - Воровал еду, драл мебель, будил меня в пять утра...
  - Точно, - он закрыл глаза. - Лучшим.
  И рассыпался. Не в прах, не в пепел - просто стал светом, который обнял меня на секунду и исчез. На коленях осталась только шкура - теплая, мягкая, и три когтя, аккуратно лежащие поверх. Я сидел и смотрел на это, пока снаружи не завыл ветер. Он звучал... почти как мурлыканье.
  - Ладно, - я поднялся, заворачивая шкуру в тряпку. - Значит, карта. Ключи. И сердце где-то под звездой.
  Тунец я все-таки доел. Назло.
  
  Я стоял на краю города, там, где тротуар кончался и начиналась грязь, и смотрел на дым, поднимающийся над крышами. Инквизиция жгла книги. Снова. На этот раз - детские сказки. Видимо, кто-то слишком испугался, что в "Колобке" зашифрованы древние заклинания.
  
  В кармане у меня лежали клок шерсти Бориса на удачу, как он говорил, последний осколок зеркала, которое когда-то отражало Геннадия, обрывок бумаги с надписью "Дыши". Я достал бумажку, смял ее и бросил под ноги.
  - Вот и весь твой совет, старик? - проворчал я. - "Дыши". Да я бы и рад, но воздух тут пахнет горелой бумагой и тупыми решениями. Ветер подхватил бумажку и унес куда-то в сторону реки. Я посмотрел ей вслед и вдруг заметил на мосту фигуру - маленькую, сгорбленную. Старуху. Она махала мне рукой, будто звала.
  - Ну вот, - вздохнул я. - Или призрак, или еще один "учитель", который захочет мне что-то объяснить. Я подошел ближе. Старуха оказалась местной Лизой - тоже глухой, но она когда-то пела так, что дрожали стекла. Теперь она не пела. Она молча протянула мне сверток.
  - Что это? - спросил я.
  Она улыбнулась и сделала жест, будто разрывает что-то руками. Я развернул сверток. Внутри лежала картина - наш старый дом, школа, какая она была до того, как ее стерли из памяти мира. А на крыше сидел кот.
  - Борис? - я рассмеялся. - Ты что, его видела?
  Лиза покачала головой, затем ткнула пальцем мне в грудь, потом в небо, а потом изобразила, будто что-то падает.
  - Первая звезда? - догадался я.
  Она кивнула.
  - Ты знаешь, где она упала?
  Лиза улыбнулась еще шире и... плюнула мне в ноги.
  - Эй! - я отпрыгнул. - Это что, новый способ общения?
  Она рассмеялась беззвучно, развернулась и ушла, оставив меня с картиной и массой вопросов.
  
  Через час я сидел на берегу реки и смотрел на воду. В ней отражались облака, но не я. Мое отражение исчезло вместе с Геннадием.
  - Ладно, - сказал я вслух. - Если "первая звезда" - это метафора, то я прокляну всех поэтов в этом мире.
  Из кармана выпал осколок зеркала. Я поднял его, и в отражении мелькнуло что-то рыжее.
  - Ты? - я повертел стеклышко.
  Но там ничего не было. Только мое лицо - усталое, обросшее, с серыми глазами, в которых все еще теплилась какая-то глупая надежда.
  - Ну и ладно, - сунул я осколок обратно. - Если Борис думал, что я брошу все и пойду искать какую-то мифическую звезду, то он меня недооценил.
  Тут сзади раздался шорох. Я обернулся.
  На камне сидел рыжий кот.
  Не Борис. Нет. Этот был моложе, худее, и с одним белым ухом. Но смотрел на меня с тем же самым выражением: "Ну и что ты теперь будешь делать, гений?"
  - Привет, - сказал я. - Ты, случайно, не знаешь, где тут звезды падают?
  Кот зевнул, поднялся, развернулся и ушел, покачивая хвостом. Я подождал три секунды.
  - Ладно, ладно, я иду!
  И пошел за ним.
  
  Я проснулся от того, что по моему лицу полз муравей. Не метафорический "муравей судьбы" или еще какая чушь, а самый настоящий рыжий лесной муравей, который явно заблудился по пути к своим сородичам. Я чувствовал как он деловито обследовал мою щетину.
  - Ну и где твоя дисциплина? - пробормотал я. - Настоящие муравьи должны маршировать строем, таскать палочки и поклоняться королеве. А ты что делаешь? Бродяжничаешь по бородам незнакомых магов.
  Муравей, не удостоив меня ответом, переполз на подбородок и исчез у меня за воротником. Я вздохнул и сел, отряхиваясь. Утро. Снова утро. И снова я не помнил, где нахожусь. Последние три месяца я сознательно избегал зеркал, окон и любых отражающих поверхностей. Не то чтобы я боялся своего отражения - просто надоело видеть, как люди шарахаются, когда замечают, что у меня нет тени. В одной деревне меня даже попытались экзорцировать, пока я не напомнил местному одаренному, что отсутствие тени - это, технически, признак святого, а не демона. После этого он предложил мне бесплатно ночевать в местном трактире.
  Я огляделся. На этот раз я проснулся в полуразрушенной избушке где-то в лесу. Сквозь дырявую крышу лился утренний свет, а на камне, который явно не раз брал на себя обязанности алтаря, вместо чего-то святого валялись пустые бутылки и... мои носки?
  - Вот где ты пропадал! - я поднял один и понюхал. Мгновенно пожалел. - Да тебя самого нужно экзорцировать.
  Из-под алтаря раздалось шуршание. Я замер, готовый к атаке - мало ли, может, это тот самый муравей собрал армию для мести. Но вместо этого из-под груды листьев выполз... нет, не Борис. Просто обычный полосатый котёнок, грязный и худой. Мы уставились друг на друга. Котёнок фыркнул.
  - Не смотри на меня так, - сказал я. - Я тоже не рад этому пробуждению.
  Котёнок, игнорируя мои слова, подошёл и уткнулся носом в мой рюкзак. Точнее, в торчащий из него уголок рыбьей головы - вчерашний ужин.
  - Ах вот в чём дело, - я достал остатки рыбы. - Ты что, нюхом вычислил? Или... - Я прищурился. - Борис, это ты?
  Котёнок лишь жадно набросился на еду. Я наблюдал, как он расправляется с рыбой, и вдруг почувствовал лёгкое покалывание в груди - там, где обычно лежал клок шерсти Бориса.
  - Ладно, - пробормотал я, когда котёнок закончил трапезу и принялся вылизывать лапы. - Если ты думаешь, что я возьму тебя с собой только потому, что ты рыжий и наглый, то... в общем, да, именно так и будет.
  Я сунул котёнка за пазуху, он тут же впился когтями мне в бок, и вышел из избушки. Солнце светило ярко, и я невольно посмотрел на землю. Никакой тени.
  - Эй, ты! - раздался голос сзади.
  Я обернулся. На опушке стоял старик с палкой и смотрел на меня с подозрением.
  - Ты чего в моей избе шляешься?
  - Вашей? - я поднял бровь. - Там алтарь больше похож на барную стойку.
  Старик хмыкнул:
  - Так и есть. Это часовня святого Упования, покровителя пьяниц. Мы тут каждую субботу... - Он замолчал, уставившись на мои ноги. - А где твоя тень?
  Котёнок высунул голову из-за пазухи и зашипел.
  - Она... в отпуске, - сказал я. - Мы с ней иногда отдыхаем друг от друга.
  Старик приложил ладонь ко лбу.
  - Святый упой, спаси и сохрани...
  Я уже собирался уходить, когда он вдруг крикнул:
  - Эй, безтенный! Если ты ищешь работу - в деревне парнишка один беду накликал. Свиней заколдовал, говорят.
  Я остановился.
  - И что с ними?
  - Хрюкают стихами.
  Повисла пауза.
  - Честно говоря, - сказал я, - я ожидал чего-то более зловещего.
  - Ага, пока не услышишь, - старик почесал затылок. - Представь, идёшь ночью в туалет, а из хлева доносится: "Луна, как бледный труп, плывёт..."
  Котёнок заурчал.
  - Ладно, - я повернулся к деревне. - За поэзию я как раз берусь. Особенно за свинячью.
  Старик крикнул вдогонку:
  - А как звать-то тебя?
  Я уже почти ответил "Ваня", но вовремя спохватился.
  - Никто, - сказал я. - Просто... путник.
  Котёнок фыркнул у меня за пазухой, будто говоря: "Ну и врешь же ты, старик."
  А солнце светило всё ярче, и под ногами у меня по-прежнему не было тени.
  
  Деревня встретила меня традиционно - собаками, криками и парой камней, брошенных из-за забора. Котёнок, которого я уже мысленно окрестил "Рыжиком", зашипел и вцепился когтями мне в грудь сквозь рубаху.
  - Тише ты, - пробормотал я. - Они просто не привыкли к людям без теней. И к рыжим воришкам рыбы тоже.
  Рыжик ответил мне укусом в сосок. Я едва сдержал вопль.
  
  Первая же изба, к которой я подошёл, оказалась окружена странным сиянием - не ярким, а скорее дрожащим, как паутина на солнце. Изнутри доносилось хрюканье, ритмичное, почти как... да, это определённо был стих. "Тума-а-н над реко-о-ой..." - доносилось из хлева.
  Я постучал в дверь. Мгновенно во дворе воцарилась тишина. Потом дверь распахнулась, и передо мной предстала женщина лет пятидесяти с вилами в руках.
  - Уходи! - прошипела она. - Мы уже одаренного звали, и бабку-шептуху, и даже ветеринара из райцентра! Никто не помог!
  Я осторожно отодвинул вилы пальцем.
  - А поэтов пробовали? Может, вашей свинье просто не хватает критики?
  Из-за спины женщины показалось детское лицо - мальчишка лет десяти, бледный, с красными от слёз глазами.
  - Это я виноват, - прошептал он. - Я хотел сделать так, чтобы они говорили... но не знал, что получится стихами!
  Рыжик вдруг вылез из-за пазухи и прыгнул на землю. Женщина ахнула:
  - Он у тебя тоже стихи говорит?!
  - Нет, - вздохнул я. - Только гадости. Можно посмотреть на ваших... э... литераторов?
  
  Хлев оказался наполнен странной тишиной. Три свиньи лежали в углу, уставившись на нас умными - слишком умными - глазами. Одна из них, огромная розовая хрюшка, медленно поднялась и сделала шаг вперёд.
  - Ветер гнёт камы-ы-ш... - начала она.
  - Боже мой, - пробормотала хозяйка. - Опять.
  - Сердце полнит то-о-ска... - продолжила свинья.
  Рыжик фыркнул и прыгнул на перегородку, откуда мог наблюдать за происходящим свысока. Я скрестил руки на груди.
  - Ну что ж, - сказал я. - Пентаметр. Не худшее, что я слышал.
  - Это кошмар! - закричала женщина. - Они не едят, не спят, только декламируют! Уже третью ночь!
  Я присел на корточки перед свиньёй.
  - А что было до стихов? Они хотя бы пытались рифмовать 'хрю' и 'пру'?
  Мальчишка всхлипнул:
  - Я просто хотел, чтобы они говорили, где дедушкины сапоги! Они их всегда съедают!
  Я закрыл глаза, чувствуя, как начинается головная боль.
  - И как именно ты это делал?
  - Ну... - ребёнок покраснел. - Бабка говорила, что у нас в роду были колдуны. Я нашёл в сарае старую книгу, там был рисунок... и нитки.
  - Нитки? - я резко открыл глаза.
  Мальчишка кивнул и полез под подушку, откуда достал клубок странных, будто светящихся изнутри нитей. Моё сердце ёкнуло - я узнал эту магию. Рыжик вдруг заурчал, как маленький моторчик, и прыгнул на кровать, уставившись на клубок.
  - Отдай, - сказал я мягко. - Это не для детей.
  Когда нити оказались у меня в руках, я почувствовал лёгкое покалывание. Они были тёплыми и... живыми, будто пытались сплестись в узор у меня между пальцев.
  - Ну что ж, - вздохнул я. - Давайте разберёмся с вашими поэтами.
  Я распутал первую нить и осторожно потянул. Свинья взвизгнула:
  - О, зачем ты рвё-ё-шь...
  - Не волнуйся, Шекспир, - пробормотал я. - Сейчас будет...
  Нить дрогнула, и вдруг всё тело свиньи окутал странный свет. Она замерла, потом фыркнула и... заговорила без рифм:
  - Где моё пойло? Я есть хочу!
  Хозяйка ахнула и упала в обморок. Мальчишка заплакал. Еще один развязанный узел - и больше никаких разговоров на человеческом языке. Рыжик, довольный, растянулся на подушке, будто говорил: "Ну наконец-то."
  Я же смотрел на оставшиеся нити. Они мерцали в моих руках, будто звали куда-то. И я знал - это только начало. Где-то там были другие нити. Другие дети. И, возможно, ещё один шанс.
  - Ну что, Рыжик, - сказал я, засовывая клубок в карман. - Кажется, у нас появилась работа.
  Котёнок зевнул и показал мне язык. Что, в общем-то, было вполне адекватной реакцией.
  
  Мы шли вдоль реки уже третий день, когда Рыжик наконец взбунтовался. Котёнок уселся посреди тропы, вылизал лапу с таким видом, будто подписывает указ об отставке, и заявил:
  "Хватит."
  Я остановился.
  - Что - хватит?
  "Всё." Рыжик ткнул хвостом в сторону реки. "Вода - мокрая. Трава - зелёная. Ты - упрямый. Я устал."
  Я присел на корточки.
  - Ты даже не знаешь, куда мы идём.
  "Потому что ты не говоришь!" Рыжик встал на задние лапы, что для его размеров было впечатляюще. "Только 'идём', 'ночуем', 'ешь'. Я не кот, я рюкзак!"
  Я не мог не рассмеяться. Он был почти прав - за эти дни котёнок превратился в мою живую грелку, будильник и, в одном памятном случае, носовой платок (я до сих пор чувствовал его неодобрительный взгляд).
  - Ладно, - я вытащил из кармана клубок светящихся нитей. Они пульсировали слабым светом, будто живое сердце. - Видишь это?
  Рыжик фыркнул.
  "Вижу. Ты носишь это, как дурак - свой хвост."
  - Эти нити ведут к другим детям. К тем, кто, как тот мальчишка, нашёл остатки магии. - Я повертел клубок в руках. - Но я не могу просто прийти и сказать: 'Эй, отдайте мне ваши волшебные игрушки'. Мне нужно...
  "Быть тихим. Как мышь." Рыжик вдруг оживился. "Я хорош в этом!"
  - Именно. Потому что сегодня мы идём в школу.
  Котёнок замер. "Школу? Ты ненавидишь школы."
  - Особенно эту. - Я ухмыльнулся. -Там учат не говорить.
  
  Деревня Калиновка отличалась от других только одним - полным отсутствием звуков. Дети не кричали на улицах, собаки не лаяли, даже куры клевали зерно как-то особенно тихо. На въезде висел знак: "Добро пожаловать. Молчание - золото".
  "Они что, все..." Рыжик начал, но я приложил палец к губам.
  - Глухие? Нет. - Я показал на уши, потом на рот, затем сложил руки, как будто закрывая замок. - Они выбрали тишину.
  Котёнкок скривился, но замолчал. Мы двинулись к школе - большому серому зданию без окон. На крыльце сидела девочка лет девяти и... вязала. Но не обычный шарф - её пальцы двигались в воздухе, а за ними тянулись тонкие светящиеся нити, точно такие же, как у меня в кармане.
  - Ну конечно, - пробормотал я. - Прямо на виду.
  Я подошёл и сел рядом, не говоря ни слова. Девочка даже не взглянула на меня, но её пальцы замедлились. Рыжик, следуя какому-то внутреннему чутью, устроился у неё на коленях и начал мурлыкать. Прошло минут десять. Пятнадцать. Моя спина начала ныть, но я терпел. Наконец, девочка закончила узор и... протянула его мне. В воздухе светилась сложная паутина, в которой угадывались очертания кота, реки и чего-то третьего - может быть, дома. Я кивнул и достал свой клубок. Её глаза расширились. Она потянулась к нитям, но я убрал руку и показал на её рот, потом на уши, затем развёл руками - вопрос. Девочка нахмурилась, затем сделала несколько быстрых жестов. Я не понял, но Рыжик вдруг поднял голову.
  "Она говорит, что голоса болят," - перевёл котёнкок. - "Что когда она говорит, другие плачут."
  Я вздрогнул - телепатия? Нет, слишком избирательно. Я осторожно взял девочку за запястье и почувствовал лёгкий толчок - её магия отозвалась во мне. Она не просто создавала нити... она плела саму реальность.
  Понятно. Я отпустил её руку и показал на её нити, затем на свои, потом соединил пальцы в замок. Предложение.
  Девочка задумалась, затем резко встала и скрылась в школе. Рыжик, оказавшийся на земле, возмущённо зашипел.
  - Ну и где твоё знаменитое терпение? - я почесал его за ухом.
  "Съел. Голодный." Котёнок укусил меня за палец, но без силы. "Почему она убежала?"
  Я только собрался ответить, когда дверь школы распахнулась. На пороге стояла девочка, а за ней... ещё пятеро детей. Все молчали. Все держали в руках клубки светящихся нитей.
  "Ох," - пробормотал Рыжик. - "Теперь я понимаю, почему ты ненавидишь школы."
  Я встал, чувствуя, как что-то тёплое разливается в груди. Это было начало. Настоящее начало.
  - Ну что, учитель, - я взглянул на котёнка. - Готов к первому уроку?
  Рыжик только фыркнул и прыгнул на ближайшего мальчика, явно решив, что с него начнёт.
  
  Я проснулся от того, что Рыжик методично бил меня лапой по носу.
  "Просыпайся, старик," - его голос звучал в моей голове четко, хотя рот не шевелился. "Твои новые ученики что-то подожгли."
  Я вскочил, смахивая с лица кошачью лапу, и тут же ощутил запах дыма. За окном нашего временного убежища - старого сарая на окраине деревни - полыхало малиновое зарево.
  - Опять эти нити? - я схватил рюкзак, где лежали шесть клубков, переданных мне детьми.
  "Хуже," - Рыжик запрыгнул мне на плечо. "Они нашли твои старые дневники."
  Мой желудок ушел в пятки. Последние три дня я учил детей управляться с их нитями - показывал, как плести простейшие узоры, не рвать их резко (после инцидента с зависшим в воздухе поросенком мы все усвоили этот урок). А вечерами... вечерами я записывал все, что помнил о магии. Для них. И вот теперь это горело.
  Мы выскочили наружу. На поляне перед сараем горел не просто костер - это был аккуратный круг из книг и бумаг, окруженный шестью детскими фигурками. Девочка, которая начала все это (я так и не узнал ее имени - она отказывалась даже жестами его показать), стояла в центре, ее пальцы двигались, будто дирижируя пламенем.
  - Что за черт?! - я бросился вперед, но Рыжик вцепился когтями в плечо.
  "Стой. Смотри."
  И я увидел. Книги не сгорали. Пламя лизало страницы, но вместо пепла появлялись... нити. Те самые светящиеся нити, сотканные из воздуха, только теперь они поднимались из огня, переплетаясь в сложные узоры.
  - Они не уничтожают, - прошептал я. Они преобразуют.
  Девочка заметила меня и сделала приглашающий жест. Я подошел, чувствуя, как жар костра странным образом не обжигает, а лишь мягко согревает. Она протянула руку к огню - и вынула оттуда свиток из светящихся нитей.
  "Для тебя," - ее голос прозвучал у меня в голове так же четко, как Рыжик. "Чтобы помнил."
  Я взял свиток. В момент прикосновения нити ожили, поползли по моим рукам, и перед глазами вспыхнули образы:
  - Геннадий, бьющий меня книгой по голове за неправильно произнесенное заклинание;
  - Борис, крадущийся за курицей с совершенно серьезным видом;
  - Я сам, летящий вниз головой после неудачной попытки левитации...
  - Это... - я сглотнул ком в горле. - Это мои воспоминания.
  Девочка кивнула. "Книги горят. Память - нет."
  Рыжик, обычно такой саркастичный, вдруг притих на моем плече. "Они нашли способ сохранить твою магию. Без слов."
  Один за другим дети подходили к костру и вынимали из пламени новые свитки - каждый с каким-то моим воспоминанием, уроком, ошибкой. К полуночи у меня в руках была уже целая библиотека из светящихся нитей.
  - Но как... - я разглядывал свитки. - Как вы догадались?
  Мальчик, самый младший из них, вдруг заговорил вслух впервые за все время - его голос звучал хрипло, будто не использовался годами:
  - Ты же научил нас. Магия - это не слова. Это узоры.
  В тот момент я понял, что они уже переросли меня. Эти шестеро детей, отвергнутых миром, нашли способ хранить магию там, где ее нельзя было уничтожить - в самой ткани реальности.
  Рыжик потерся мордой о мою щеку. "Ну что, учитель? Будем спасать мир?"
  Я посмотрел на детей, на костер, который теперь горел ровным малиновым пламенем, не потребляя дров, на свитки в своих руках...
  - Нет, - сказал я. - Мир спасать не будем. Мы его переплетем заново.
  И впервые за долгие годы моя тень - нет, не тень, а ее отсутствие - казалось мне не проклятием, а началом нового узора.
  
  "Если я ещё раз услышу 'мы почти на месте', я отгрызу тебе пальцы ног", - мысленный голос Рыжика звучал в моей голове уже третий час подряд. Котёнок сидел у меня на плече, мокрый и недовольный, его обычно пушистая шерсть слиплась от дождя, превратив его в подобие раздражённой крысы. Я остановился, переводя дыхание, и оглянулся на нашу странную процессию. Шесть детей - моих учеников - брели следом, укутанные в самодельные плащи из сплетённых магических нитей. Дождь стекал по ним, не оставляя и следа, но лица у всех были усталыми. Особенно у девочки, которую я втайне называл Ткачихой - она шла последней, её пальцы непрерывно двигались, плетя невидимую защитную сеть вокруг нашего маленького отряда.
  - На этот раз правда почти, - пробормотал я, вытирая воду с лица. - Пещера должна быть за тем поворотом.
  "Ты так говорил про 'тот холм', 'тот лес' и 'ту реку', - Рыжик укусил меня за ухо. - Если и там ничего не будет, я начну кусаться по-настоящему."
  Поворот открыл вид на узкую тропу, ведущую вверх к тёмному провалу в скале. Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки - это была не просто пещера. Стены у входа покрыты странными выбоинами, напоминающими... глаза.
  - Ну конечно, - вздохнул я. - Пещера с глазами. Почему бы и нет?
  Младший из мальчишек - тот, что заговорил у костра - робко потянул меня за рукав:
  - Она смотрит на нас.
  Я положил руку ему на плечо:
  - Знаешь, как я всегда говорю - если пещера смотрит, лучше смотреть в ответ.
  Ткачиха вдруг замерла, её пальцы дернулись в странном ритме. Нити перед ней сложились в предупреждающий знак.
  "Она права, - Рыжик напрягся на моём плече. - Там что-то есть."
  Я достал один из светящихся свитков - воспоминание о том, как Геннадий учил меня различать виды магии. Нити замерцали сильнее, вытягиваясь в сторону пещеры.
  - Ну что ж... - я сделал шаг вперёд. - Давайте познакомимся с нашей новой квартирой.
  Внутри оказалось сухо и на удивление просторно. Но самое странное - стены. Они действительно были покрыты тысячами мелких углублений, и в каждом... мерцал крошечный огонёк. Как звёзды. Как глаза.
  - Красиво, - прошептал один из детей. Его голос разнёсся эхом, и огоньки на стенах замигали в ответ.
  Рыжик спрыгнул с моего плеча и осторожно подошёл к стене:
  "Они... реагируют на звук."
  Я прислонил ладонь к холодному камню. Огоньки под моей рукой потускнели, затем загорелись ярче. И вдруг - толчок. Чёткий, ясный, как удар сердца. Пещера была живой.
  - Отлично, - пробормотал я. - Мы нашли единственное место в округе, которое может нас съесть.
  Ткачиха вдруг села на пол, её пальцы задвигались быстрее. Нити сплетались в сложный узор, который я не сразу распознал - карту. Карту пещеры. Где-то в глубине было помечено... что-то.
  "Она говорит, там есть комната, - перевёл Рыжик, тыкая носом в центр узора. - Без глаз."
  Я взглянул на детей - мокрых, уставших, но не сломленных.
  - Ну что, рискнём?
  Мы шли около получаса, следуя за нитяным проводником Ткачихи. Огоньки на стенах то затухали, то вспыхивали, будто перешёптывались о нас. Воздух становился теплее, пахло чем-то древним и забытым.
  И вот она - комната. Круглая, с ровным полом и... абсолютно пустая. Ни глаз, ни огоньков. Только в центре - идеально круглое углубление, похожее на чашу.
  - Охраняемое место, - прошептал я. - Для чего-то важного.
  Рыжик подошёл к чаше и замер:
  "Пахнет... мной. Но старым."
  Я опустился на колени перед углублением и достал клок шерсти Бориса - последний, что у меня остался. Дети затаили дыхание, когда я положил его в центр чаши. Ничего не произошло.
  - Ну и... - начал я, но тут Ткачиха резко вскочила и схватила мою руку. Её нити рванулись к чаше, сливаясь с шерстью. И тогда стены запели.
  Тихий, едва уловимый звук, похожий на кошачье мурлыканье, умноженное в тысячу раз. Огоньки во всех коридорах вспыхнули одновременно, ослепительно ярко. А в чаше... в чаше появилась вода. Совершенно чёрная, гладкая, как зеркало. Рыжик осторожно тронул её лапой:
  "Это не вода."
  Я знал, что он прав. Это была дверь. Или глаз. Или то, что когда-то Борис назвал "местом, где упала первая звезда".
  - Завтра, - сказал я, чувствуя, как усталость накрывает меня волной. - Сегодня мы спим.
  Дети, уже привыкшие к моим неожиданным решениям, просто кивнули и принялись устраиваться на ночлег. Только Рыжик не отходил от чаши, его отражение в чёрной поверхности казалось чужим - взрослым, мудрым, чуть грустным.
  "Знаешь, - его мысленный голос прозвучал только у меня в голове, - иногда мне кажется, что я начинаю помнить то, чего не должно помнить котёнок."
  Я потрепал его по загривку:
  - Добро пожаловать в клуб.
  
  Засыпая под мерцание тысяч глаз на стенах, я в последний раз подумал о Борисе. Завтра мы узнаем, куда ведёт эта дверь. А сегодня... сегодня мы наконец-то в безопасности. Даже если эта безопасность выглядит как живая пещера, полная неизвестности.
  
  Я проснулся от того, что кто-то методично тыкал мне в щеку. Открыв глаза, я увидел Рыжика, сидящего на груди с видом полного неодобрения.
  - Ты храпел, - сообщил он мысленно. - Как умирающий тюлень.
  
  Я приподнялся на локтях, оглядывая пещеру. Дети спали кучкой в углу, укрытые светящимися нитями, которые Ткачиха сплела в подобие одеяла. В центре комнаты черная вода в каменной чаше все так же мерцала, неподвижная, как зеркало в лунную ночь.
  - Ну что, - прошептал я, - попробуем?
  Рыжик фыркнул, но его хвост нервно подергивался. Он тоже чувствовал это - пещера ждала. Я подошел к чаше и замер. Вчера я был слишком уставшим, чтобы разглядеть детали, но сейчас заметил - по краям углубления шли тончайшие бороздки, словно кто-то выцарапал слова на языке, которого я не знал.
  - Это не просто дверь, - пробормотал я. - Это приглашение.
  Ткачиха проснулась первой. Ее пальцы уже двигались, еще до того, как глаза полностью открылись, - привычка. Она подошла ко мне, взглянула на чашу, затем на меня, и спросила без слов.
  - Да, - ответил я вслух. - Сегодня мы узнаем, что это.
  Остальные дети потянулись, зевая, но быстро собрались вокруг. Самый младший - Малыш - потрогал черную воду кончиком пальца, затем резко отдернул руку.
  - Она теплая!
  Я глубоко вдохнул.
  - Всем отойти назад.
  Рыжик запрыгнул мне на плечо, когти впились в кожу. "Если это съест тебя, я не буду за тебя мстить. Так только, для проформы."
  Я опустил руку в чашу. Мир перевернулся. Нет, буквально - я упал вверх. Потолок пещеры стал полом, пол - потолком, а передо мной стояла...
  - Девочка-паук, - выдохнул я.
  Она была такой, какой я запомнил: худенькая, с большими глазами и руками, покрытыми тонкими шрамами от нитей. Только теперь она казалась почти прозрачной, как будто сотканной из того же тумана, что висел вокруг нас. В новом мире она жила в двух кварталах от меня. И однажды к ней пришли инквизиторы.
  - Ты не должна быть здесь, - сказал я, и голос мой звучал глухо, будто через слои ткани. - Ты умерла.
  Она улыбнулась.
  - А ты уверен, что здесь - это где-то?
  Я огляделся. Мы стояли в бесконечном пространстве, где нити света сплетались в узоры, распадались и снова соединялись, создавая города, горы, лица людей, которых я когда-то знал...
  - Это ткань реальности, - понял я.
  Девочка кивнула.
  - И я - часть ее теперь. Как и ты скоро станешь.
  - Что?
  Она протянула руку, и я увидел - ее пальцы медленно рассыпаются в светящиеся нити.
  - Они идут за тобой, Ваня. Инквизиция. Те, кто стирает магию. - Ее голос становился тише. - Они уже нашли пещеру.
  - Как?! Мы же...
  - Ты оставил след. - Она показала на мою грудь, где под рубахой лежал клок шерсти Бориса. - Они чувствуют его. Как и я.
  Я сжал кулаки.
  - Что мне делать?
  - То, ради чего ты пришел. - Она улыбнулась в последний раз. - Возьми мой подарок.
  Ее фигура рассыпалась в миллиарде нитей, и вдруг я понял. Не умом - кожей, костями, сердцем. Узоры. Все было узорами.
  - ВАНЯ!
  Рыжик цапнул меня за ухо, и я очнулся, лежа на полу пещеры. Дети столпились вокруг, глаза полны страха.
  - Они здесь, - прошептала Ткачиха.
  Снаружи доносились голоса. Я вскочил, хватая свитки с воспоминаниями.
  - Готовьте нити.
  Рыжик оскалился. "Их слишком много".
  - Да. - Я повернулся к черной чаше. - Поэтому мы изменим правила.
  Ткачиха поняла первой. Ее пальцы уже летали, плетя что-то огромное, сложное, новое.
  - Что мы делаем? - спросил Малыш.
  Я посмотрел на нити в своих руках, на детей, на Рыжика, который вдруг перестал выглядеть как котенок.
  - Мы ткем ложь.
  А снаружи, все ближе, звучали шаги тех, кто думал, что магию можно стереть. Скоро они узнают, насколько ошибались.
  
  Я не спал уже три дня. Группы инквизиторов осматривали и ощупывали каждый квадратный метр пещеры, посменно, круглосуточно. Найти не могли, но не уходили. Знали, что мы здесь. Каждый раз, когда я закрывал глаза, мне снилось одно и то же: бесконечная паутина из света, где вместо узлов - глаза. Они смотрели. Ждали. Рыжик, обычно такой болтливый, теперь молчал. Он сидел у черной чаши, уставившись в ее глубину, лишь изредка подергивая хвостом.
  - Ты тоже видишь их? - спросил я.
  Он не ответил. Просто медленно моргнул, и в этот момент его зрачки расширились так, что стали похожи на две крошечные копии той самой чаши.
  Ткачиха подошла ко мне, ее пальцы уже плели новый узор - защиту. Она показала мне нитями: "Они близко".
  Я кивнул.
  - Мы не можем бежать вечно.
  Малыш, сидевший у стены, вдруг заговорил:
  - А что, если... мы не будем бежать?
  Все посмотрели на него.
  - Я видел сон, - продолжил он, потирая рукой грудь, будто там что-то болело. - Там был кот. Большой. И он сказал... Рыжик резко поднял голову.
  - Что он сказал?
  Малыш вздрогнул. - Что... что ключ - это не дверь. Ключ - это забыть дверь.
  Тишина. Я посмотрел на чашу, на Рыжика, на детей.
  - Борис, - прошептал я.
  И тут стены пещеры вздохнули.
  Огни-глаза замигали, зашевелились, и вдруг - раз! - все разом погасли. Во тьме зазвучало мурлыканье. Глубокое, старое, знакомое.
  - Ох уж эти драматичные выходки, - пробормотал я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
  Из черной чаши медленно поднялась... лапа. Не маленькая, как у Рыжика. Огромная. Пушистая. С когтями, которые блестели, как полированный камень. Рыжик зашипел, шерсть дыбом, но не отпрянул. Лапа опустилась перед ним, и тогда из темноты раздался голос.
  - Ну что, малыш, - сказал Борис, а это был точно он, я бы узнал этот тон хоть через тысячу лет. - Надоело быть просто котенком?
  Рыжик дрожал, но не от страха. От ярости.
  - Ты... ты оставил меня с ним?! - Он ткнул мордой в мою сторону. - Он ест вонючий сыр и храпит!
  Борис рассмеялся - звук, от которого задрожали стены.
  - Зато не скучно.
  Я перевел дух.
  - Борис.
  Глаза в темноте сузились, повернулись ко мне.
  - Ваня.
  - Ты... мертв?
  - Ты... идиот?
  Я рассмеялся. Даже сейчас.
  - Ладно, - сказал я. - Что теперь?
  Лапа Бориса развернулась, показала на детей, на нити, на чашу.
  - Они идут за тобой. Чтобы стереть всех.
  - Я знаю.
  - Ты не можешь победить их силой.
  - Я знаю.
  - Тогда что ты будешь делать?
  Я посмотрел на Ткачиху, на ее пальцы, на узор, который она плела - не защиту. Память.
  - То, что у меня получается лучше всего, - сказал я. - Я совру.
  Борис заурчал.
  - Наконец-то ты понял.
  И тогда лапа схватила меня за руку - и мир снова перевернулся. Но на этот раз... На этот раз я был готов. Но основное дело завтра. А сейчас мы будем ночевать в пещере, а инквизиторы снаружи по ближайшим окресностям. Служба должна быть службой, комфорт в ней не предусмотрен.
  "Заведу-закутаю, мысли запутаю..."
  
  Мы вышли из пещеры на рассвете, когда туман еще цеплялся за землю, как забытый сон. Рыжик шел впереди, его хвост торчал трубой - после встречи с Борисом он стал вести себя так, будто лично отвечал за нашу безопасность.
  - Если я почую хоть одного из них, мы разворачиваемся, - заявил он, оборачиваясь ко мне. - Я не собираюсь умирать из-за твоего героизма.
  - Героизм? - я фыркнул. - Я просто иду завтракать.
  Ткачиха, шедшая следом, покачала головой, но пальцы ее уже плели нити, ощупывая пространство вокруг. Малыш держался за край моего плаща - он все еще боялся, что инквизиторы выскочат из-за ближайшего куста.
  Именно тогда мы его увидели. На краю поляны, у подножия огромного валуна, сидел мальчик. Лет двенадцати, не больше. Грязный, с взъерошенными темными волосами и... абсолютно неподвижный.
  - Эй, - окликнул я.
  Он не ответил. Даже не повернул голову.
  Рыжик насторожился:
  - Он что, спит?
  Я подошел ближе и замер.
  Мальчик каменел. В буквальном смысле. Его руки, касавшиеся валуна, медленно покрывались серой коркой, словно кожа превращалась в камень.
  - Охренеть, - пробормотал я.
  Ткачиха тут же опустилась рядом, ее пальцы задвигались, ощупывая воздух вокруг мальчика.
  - Он... боится, - перевел Малыш, глядя на ее нити.
  Я осторожно присел напротив.
  - Эй, хомокаменес, - сказал я мягко. - Если не остановишься, скоро станешь очередным украшением этого леса.
  Веко мальчика дрогнуло. Каменная корка слегка отступила от уголков глаз.
  - Видишь? - я ухмыльнулся. - Даже страх перед странным бородачом лучше, чем стать садовым гномом.
  Камень снова отступил - теперь до подбородка.
  - Меня зовут Ваня. Вернее... - я покосился на Рыжика. - Сейчас я вроде как Никто.
  - Саша, - прошептал мальчик.
  И тут камень треснул и осыпался, как скорлупа.
  Рыжик подошел и обнюхал его ботинок.
  - И что, каждый раз, когда пугаешься, каменеешь?
  Саша кивнул.
  - С рождения. Мама говорила... - он замолчал, сжал кулаки, и я увидел, как кожа на костяшках снова начинает сереть.
  - Эй, нет-нет, - я хлопнул его по плечу. - Мы тут все немного... особенные.
  Ткачиха показала ему свои нити.
  Малыш поднял руку - и она на секунду стала прозрачной, как стекло.
  Рыжик вздохнул.
  - Ладно, - он прыгнул на плечо Саши. - Правило первое: не каменеть, когда я на тебе сижу. Мне не нравится ощущение, будто я на статуе.
  Саша рассмеялся - и впервые за долгое время его руки остались обычными. Я посмотрел на них - этих детей, таких разных, таких живых - и почувствовал что-то вроде надежды.
  - Ну что, - сказал я. - Пошли искать остальных.
  Рыжик мотнул головой в сторону леса:
  - Там еще двое. Девочка, которая горит, и тот, кто разговаривает с деревьями.
  Я поднял бровь:
  - Как ты...
  - Кот, - перебил он. - Я все знаю.
  Саша засмеялся снова, и на этот раз камень даже не попытался вернуться.
  
  А вдалеке, за деревьями, догорал последний костер инквизиции.
  
  Мы нашли их у реки - тех, о ком говорил Рыжик. Девочка сидела на камне, босая, с ногами, опущенными в воду. Там, где ее кожа касалась поверхности, вода тихо кипела, поднимая клубы пара. Рядом, обняв старое дерево, стоял мальчик. Его губы шевелились, но слов не было слышно - только шелест листьев в ответ.
  - Ну конечно, - пробормотал я. - Горячая девочка и парень, который дружит с растениями. Теперь у нас точно есть все для плохой сказки.
  Рыжик фыркнул и прыгнул с моего плеча, грациозно приземлившись между ними.
  - Эй, огонек, - обратился он к девочке. - Ты тут воду в чай превращаешь или просто ноги паришь?
  Девочка подняла голову. Ее глаза были странного янтарного цвета, как расплавленный мед.
  - Они боятся меня, - сказала она просто.
  Мальчик у дерева обернулся.
  - Деревья тоже. Говорят, она может спалить весь лес.
  Я вздохнул и подошел ближе, осторожно присев на корточки у воды.
  - Знаешь, - сказал я девочке, - когда-то я знал одного кота, который умел говорить. И знаешь, что он делал, когда боялся? Притворялся, что это не он, а кто-то другой.
  Рыжик резко повернул голову:
  - Это вообще не смешно.
  Девочка уставилась на меня.
  - И?
  - И ничего. - Я ухмыльнулся. - Просто если уж кот может врать сам себе, то почему бы и тебе не попробовать?
  Она нахмурилась, но вода вокруг ее ног перестала кипеть.
  - Как?
  - Представь, что жар - это не ты. Что это просто пальто, которое можно снять.
  Я протянул руку, и Ткачиха, словно поняв мою мысль, бросила мне тонкую нить.
  - Вот, - я показал девочке, как нить обвивает мою ладонь, не причиняя вреда. - Попробуй обернуть им свой жар.
  Она осторожно взяла нить.
  И тогда случилось нечто удивительное. Пламя - потому что теперь я видел, что это действительно было пламя, тонкое и почти невидимое, - начало сжиматься, обвиваясь вокруг нити, как змея вокруг ветки.
  - Ого, - прошептал мальчик у дерева.
  Девочка встала, держа перед собой нить с висящим на ней огненным шаром.
  - Я... Я сделала это?
  Рыжик подошел и понюхал шар.
  - Пахнет корицей.
  Я рассмеялся.
  - Ну вот, теперь у нас есть собственная грелка.
  Ткачиха подошла к мальчику и протянула ему другую нить.
  - А я? - он растерянно посмотрел на нее.
  - Деревья уже говорят с тобой, - сказал я. - Теперь научись слушать.
  Он взял нить, обернул вокруг ствола, и вдруг... Листья зашептали. Не просто зашумели, а заговорили, четко и ясно, словами, которые мог понять любой:
  "Бегите"
  Мы замерли. Рыжик первым пришел в себя:
  - Ну что, герой, - он прыгнул мне на плечо. - Каков план?
  Я посмотрел на детей - на Ткачиху с ее нитями, на Малыша с прозрачными руками, на Сашу, который учился не каменеть, на девочку с огненным шаром и мальчика, слышащего голоса деревьев.
  - План? - Я ухмыльнулся. - Мы делаем круг.
  Ткачиха поняла первой. Ее пальцы уже летали, сплетая нити в огромное кольцо на земле.
  - Что это? - спросила девочка.
  - Ловушка, - ответил я. - Но не для них. Для нас.
  Мы встали в круг, взявшись за руки. Нить обвила наши запястья, соединяя в одно целое.
  - Когда они придут, - сказал я, - мы просто... исчезнем.
  - Насовсем? - прошептал Малыш.
  Я покачал головой:
  - Только до тех пор, пока они не забудут, за чем пришли.
  Рыжик заурчал у меня на плече:
  - Борис был прав. Ты действительно научился врать.
  Я улыбнулся.
  - Это не ложь. Это просто... другая правда.
  И когда вдали показались первые фонари инквизиции, круг из пепла на земле вспыхнул. И нас не стало.
  
  Я открыл глаза в полной темноте. Тишина. Не та, что была раньше - пустая и мертвая. А живая, наполненная дыханием семерых детей, теплом Рыжика на моем плече и едва уловимым шорохом нитей Ткачихи, все еще плетущих наш защитный круг.
  - Получилось? - прошептал Малыш где-то справа.
  Я протянул руку и наткнулся на что-то мягкое.
  - Ауч! - фыркнул Рыжик. - Это мой хвост, идиот.
  - Значит, мы живы, - заключил я.
  Ткачиха щелкнула пальцами, и в воздухе вспыхнули тонкие светящиеся нити, освещая наше убежище - пещеру, но не ту, что была раньше. Стены здесь были покрыты странными письменами, которые то появлялись, то исчезали, будто дышали.
  - Где мы? - спросила девочка-огонь (теперь уже бывшая девочка-огонь), сжимая в руках свой огненный шар, который светился мягче, но все так же грел.
  Я встал, ощупывая стены.
  - В месте, где правда становится тем, во что верят.
  Саша, который сидел, прижавшись спиной к камню, вдруг засмеялся:
  - То есть мы в твоей голове?
  - Нет, - ответил я. - В нашей.
  Рыжик прыгнул на выступающий камень и уселся, как на троне.
  - Объясняю для тупых: мы в том, что создали вместе. В убежище из нитей, огня, камня и прочей ерунды.
  Мальчик, говорящий с деревьями, осторожно прикоснулся к стене:
  - Они... они шепчут. Говорят, что это место старше всего.
  Я кивнул.
  - Оно старше магии. Старше страха. Оно просто есть.
  Ткачиха протянула мне свиток - тот самый, что мы взяли из костра.
  - Новые правила, - прошептала она.
  Я развернул свиток. Пустой.
  - Очень смешно.
  - Нет, - Ткачиха взяла мою руку и прижала к свитку. - Пиши.
  Я вздохнул и достал перо (откуда-то с собой всегда было перо).
  Правило первое: Магия - это не дар. Это язык. И каждый говорит на нем по-своему.
  Правило второе: Тень - не отсутствие света. Это его память.
  Правило третье: Кот всегда прав. Даже когда не прав.
  Рыжик мурлыкнул одобрительно.
  - Можно добавить, что рыбу нужно давать три раза в день?
  - Нет.
  Свиток засветился, и буквы проступили на стенах пещеры, сливаясь с древними письменами.
  - Что теперь? - спросил Саша.
  Я свернул свиток и сунул его за пазуху.
  - Теперь мы возвращаемся.
  - Но они же...
  - Забудут, - сказала девочка-огонь неожиданно уверенно. - Потому что мы станем для них просто сказкой.
  Я посмотрел на них - этих детей, которые уже не были просто детьми.
  - Готовы?
  Они кивнули. Рыжик прыгнул мне на плечо.
  - Только учти, если опять начнется погоня, я первый убегу.
  Я рассмеялся и шагнул вперед - к свету, к реальности, к новому миру, где магия больше не пряталась. Где-то впереди ждал Борис. Где-то позади оставался Геннадий. А здесь и сейчас, со мной были те, кто писал новый завет. Не свод законов. Не книгу правил. Просто историю, которую мы расскажем вместе. Начиная с сегодня. Начиная с "жили-были"...
  
  Я проснулся оттого, что мне в нос заполз жук. Не метафорический "жук сомнений", а самый настоящий, шестиногий и наглый, который явно решил, что мои ноздри - идеальное место для утреннего променада.
  - Рыжик, - хрипло позвал я, - твой завтрак убегает.
  Кот, свернувшийся калачиком у меня под мышкой, даже не пошевелился.
  - Сам лови. Я на диете.
  Я аккуратно выдул жука и сел, осматривая нашу новую "квартиру" - полуразрушенную ветряную мельницу, где мы обосновались после ухода из пещеры. Солнечные лучи пробивались сквозь щели в стенах, освещая семь спящих фигурок, лежащих по полу. Ткачиха спала, обмотав себя нитями, как коконом. Девочка-огонь, теперь я звал её просто Светкой, сжимала в руках потускневший огненный шар. Саша окаменел по пояс - видимо, от испуга во сне.
  Я потянулся к своему рюкзаку и вытащил пустой свиток.
  - Ну что, - пробормотал я, - попробуем?
  Перо скользнуло по пергаменту, и... Фшшш! Бумага вспыхнула синим пламенем.
  - Чёрт! - Я швырнул свиток на пол.
  Рыжик открыл один глаз.
  - Опять?
  - Да, опять! - я пнул догорающий свиток. - Четвёртый за утро!
  Светка проснулась от шума и тут же зашипела, увидев огонь.
  - Ты что, опять пытаешься записывать заклинания?
  - Я пытаюсь записать правила!
  - Они же горят!
  - Я заметил!
  Ткачиха высвободилась из кокона и подошла, её пальцы уже плели что-то в воздухе.
  - Она спрашивает, - перевёл Малыш, зевая, - почему бы не продолжать учить нас устно?
  Я вздохнул.
  - Потому что слова исчезают. А письмена...
  - Горят, - закончил за меня Рыжик. - Как и моё терпение, если мы не поедим.
  Саша начал откаменевать с громким треском.
  - Я тоже голоден.
  Я почесал затылок.
  - Ладно. Правило пятое: сначала завтрак, потом магия.
  Светка потушила огненный шар о свою штанину.
  - А где мы возьмём еду?
  Я ухмыльнулся.
  - У меня есть идея.
  
   Деревня у подножия холма встретила нас настороженной тишиной.
  - Так, - прошептал я, - план простой: я вхожу, покупаю еду, мы уходим.
  - А если узнают? - спросил Саша, потирая руки - они снова начинали каменеть.
  - Кого узнают? - я развёл руками. - Мы же никто.
  Рыжик фыркнул.
  - Ты - никто. Я - местная достопримечательность.
  Я вошёл в магазин, где за прилавком стоял толстый мужчина с лицом, напоминающим перезревшую тыкву.
  - Доброе утро! Мне нужен хлеб, сыр и...
  Хозяин лавки поднял на меня глаза и вдруг побледнел.
  - Вы... вы...
  Я напрягся, готовясь бежать.
  - Вы новый учитель?
  Я моргнул.
  - Что?
  - Из города передали, что новый учитель придёт. Дети без присмотра уже две недели.
  За моей спиной Ткачиха тихо закашляла, чтобы скрыть смех.
  - А... да. Именно. Я учитель.
  Хозяин лавки улыбнулся.
  - Тогда берите бесплатно. Только... - Он понизил голос. - Вы не из тех, кто верит в магию, да?
  Я посмотрел на свой пустой свиток, на детей за дверью, на Рыжика, который делал вид, что просто случайный кот...
  - Нет. Конечно нет.
  - Слава богу, - мужчина вздохнул с облегчением. - А то тут недавно были те, кто жег книги. Говорят, ищут каких-то колдунов.
  Я взял продукты и улыбнулся.
  - Страшные времена.
  - Да уж. Вот бы кто-нибудь написал новые правила, как жить дальше.
  Я остановился у двери.
  - Напишут. Обязательно.
  Когда мы вышли, Рыжик прыгнул на плечо.
  - Ну что, учитель? Куда дальше?
  Я посмотрел на горизонт, где уже собирались тучи.
  - Думаю, нам пора в школу.
  Светка закатила глаза.
  - Опять?
  - Да. Но на этот раз... по-настоящему.
  И где-то вдали, в самой глубине леса, старое дерево с обгоревшей корой зашептало что-то своим листьям.
  
  Школьный двор встретил нас градом мелких камешков.
  - Приветственное комитете, - пробормотал я, прикрывая лицо рукой.
  Самый крупный камень ударил Рыжика прямо по хвосту. Кот взвился на дыбы с таким воплем, что даже Ткачиха, обычно невозмутимая, прикрыла уши.
  - Атакуют? - спросил Саша, у которого правая рука уже начала покрываться каменной коркой.
  Я присмотрелся к окнам школы. Там мелькали детские лица - бледные, испуганные.
  - Нет. Предупреждают.
  Светка вышла вперед, сжимая в руке огненный шар.
  - Может, просто подожгу дверь?
  - Ты же обещала не жечь вещи без спросу, - напомнил я.
  - Я спрашиваю.
  - Нет.
  Рыжик, все еще ворчащий, подошел к крыльцу и демонстративно повернулся к школе задом.
  - Вот мой ответ их 'приветствию'.
  Я вздохнул и поднял руки в жесте, которому научил нас Ткачиха - ладони вперед, пальцы растопырены:
  - Мы не враги.
  Из школы вышел мальчик лет двенадцати с подбитым глазом.
  - Уходите! - крикнул он. - Мы не хотим вашей магии!
  Ткачиха быстро сплела в воздухе ответ: "Мы не используем магию".
  - Врете! - мальчик ткнул пальцем в ее еще движущиеся руки.
  Я осторожно подошел ближе.
  - Как тебя зовут?
  - Петя. А что?
  - Петя, мы пришли учить. Не магии. Просто... учить.
  Он скептически осмотрел мою заросшую бороду и рваный плащ.
  - Вы похожи на бандита.
  Рыжик фыркнул.
  "Он и есть бандит. Но добрый."
  Петя поколебался, затем крикнул в дверь:
  - Марья Ивановна! Тут какие-то странные люди!
  Из школы вышла пожилая женщина в выцветшем синем платье.
  - Ну и что вам... - она замолчала, увидев моих детей.
  Ткачиха уже показывала свое "имя" - пальцы, плетущие невидимые нити. Светка держала огненный шар за спиной, но от него шел дымок. Саша пытался скрыть каменеющую руку за спиной.
  - Боже мой, - прошептала учительница. - Вы... они...
  Я кивнул.
  - Да. Но мы не опасны.
  Она посмотрела мне в глаза - и вдруг улыбнулась.
  - Я знала, что кто-то придет. Входите.
  
  Классная комната пахла мелом и страхом. Дети сидели, сжавшись в комочки, боясь даже шелохнуться.
  - Они думают, мы монстры, - прошептал Малыш.
  Я встал у доски и взял мел.
  - Кто-нибудь знает, что такое язык жестов?
  Тишина. Ткачиха поднялась и подошла ко мне. Ее пальцы затанцевали в воздухе, оставляя за собой светящиеся следы.
  "Привет"
  Один смельчак на задней парте осторожно поднял руку.
  - Это... как писать, но без бумаги?
  - Да, - я улыбнулся. - И сегодня мы научимся так 'говорить'.
  Рыжик прыгнул на учительский стол и улегся, как будто так было всегда.
  - Начнем с простого, - сказал я, поднимая руку ладонью вперед.
  Дети неуверенно повторили жест.
  - Это значит 'стоп'. Или 'ждать'. Потом кулак у груди - "помощь". Две ладони вместе - "дружба".
  К концу урока даже Петя перестал съеживаться, когда Ткачиха проходила мимо.
  Учительница Марья Ивановна сидела за своим столом с мокрыми глазами.
  - Вы даете им голос, - прошептала она.
  Я покачал головой.
  - Нет. Они находят его сами.
  А за окном, в школьном саду, старое дерево шелестело листьями, как будто смеялось. Но это уже никто не слышал. Кроме одного мальчика, который вдруг поднял голову и удивленно улыбнулся.
  
  Дождь стучал по крыше школы уже третий день. Я сидел в подсобке, которую Марья Ивановна оптимистично назвала "учительской", и пытался записать хоть что-то в проклятый свиток. Перо снова задымилось при первом же слове.
  - Может, ты просто бездарность? - Рыжик растянулся на столе, перегораживая мне свет.
  Я швырнул в него промокашкой.
  - А может, ты перестанешь...
  Громкий треск прервал меня. Из коридора донесся звук бьющегося стекла, затем - тишина.
  Мы выскочили в коридор. Там стояла Лиза - глухая художница, которую мы нашли в соседней деревне. Она сжимала в руках разбитое окно, кровь капала на подол платья.
  - Лиза? Что случилось?
  Она повернулась. Ее глаза были широко раскрыты, губы дрожали.
  - Я... слышала.
  Рыжик подошел ближе, понюхал воздух. "Она не глухая?"
  - Должна была быть, - пробормотал я.
  Лиза вдруг запела. Голос ее был хриплым, не поставленным, но в нем была странная сила. Слова я не понимал - это был какой-то древний язык.
  Светка выбежала из класса, за ней - остальные дети.
  - Что она делает? - прошептал Петя.
  - Ломает, - ответила Ткачиха пальцами, но я понял.
  Песня Лизы разносилась по коридорам, ударялась о стены, возвращалась эхом. И с каждым звуком в воздухе появлялись трещины - тонкие, почти невидимые.
  - Стоп! - я шагнул к ней. - Ты не контролируешь...
  Она повернулась ко мне, и я увидел - ее глаза теперь полностью черные.
  - Они в стенах, - пропела она. - Голоса. Они кричат.
  Рыжик вдруг ощетинился. "Ваня, это не она."
  Я понял слишком поздно. Лиза вскинула руки - и вся школа задрожала. Штукатурка посыпалась со стен, обнажая... Письмена. Те самые, что были в пещере.
  - Новый завет, - пропела Лиза чужим голосом. - Но старые правила все еще здесь.
  Светка бросила в нее огненный шар, но он рассыпался искрами, не долетев.
  - Не трогайте ее! - я встал между Лизой и детьми.
  Она улыбнулась - слишком широко, слишком много зубов.
  - Ваня-без-тени. Ты думал, спрячешь их?
  Я сжал кулаки.
  - Уходи из нее.
  - Или что? Ты снова соврешь?
  Рыжик прыгнул на плечо Лизы и впился когтями. Она даже не дрогнула.
  Тогда я сделал единственное, что пришло в голову. Запел в ответ. Не знаю, откуда взялись слова - может, из тех самых стен. Мой голос был хриплым, фальшивым, но... Лиза замерла.
  - Ты... не должен знать эту песню.
  Я шагнул ближе, продолжая петь. Теперь Ткачиха присоединилась - ее пальцы плели нити в такт.
  Лиза затрясла головой.
  - Нет! Они почти свободны!
  - Кто? - крикнул Петя.
  - Те, кого забыли, - подумал я, не прерывая песни.
  Лиза вдруг рухнула на колени. Из ее рта повалил черный дым, который тут же растворился в воздухе. Тишина. Потом Лиза подняла голову - ее глаза снова были нормальными.
  - Я... слышала их, - прошептала она. - Всех, кто когда-либо пел в этих стенах.
  Рыжик осторожно потерся о ее ногу. "Значит, будем петь тише."
  А на стенах, там, где облупилась штукатурка, древние письмена светились и медленно угасали. Как воспоминание. Как обещание.
  
  Я проснулся от того, что кто-то методично бил меня лапой по лбу. "Просыпайся, соня. Ты нужен снаружи." Рыжик сидел у меня на груди с видом крайнего недовольства. За окном еще только светало.
  - Если это опять Петя подрался с Сашей из-за последнего пирожка... - я зевнул, потирая глаза.
  "Хуже," - кот повернул голову к окну. "Там он."
  Я мгновенно вскочил, ударившись головой о низкий потолок чердака, где мы ночевали.
  - Борис?
  "Нет, царь всея Руси. Конечно Борис!"
  Я натянул сапоги и выбежал во двор. Туман стелился по земле, и в его серой пелене у ворот школы стояла... статуя. Каменный кот. В натуральную величину. С ухмылкой, которую я бы узнал даже через тысячу лет.
  - Ну и шутник, - пробормотал я, обходя изваяние.
  Рыжик осторожно понюхал каменную лапу.
  "Это не просто статуя. Она... теплая."
  Я прикоснулся - и тут же отдернул руку. Камень действительно был чуть теплым, а под пальцами я явственно ощутил слабую пульсацию.
  - Он живой? - Светка появилась за моей спиной, заспанная, но с уже зажженным огненным шариком в руке.
  - В каком-то смысле, - я почесал подбородок. - Но почему в виде камня?
  Ткачиха, подошедшая следом, вдруг резко развернулась к лесу. Ее пальцы заплелись в тревожном ритме.
  - Она говорит, что-то идет, - перевел Малыш.
  Из тумана выступили трое.
  Двое мужчин в выцветших мундирах с медными пуговицами - инквизиторы. И между ними... Геннадий? Мое сердце бешено заколотилось. Но нет. Это был не он. Просто старик с похожей сутулостью и седой бородой.
  - Так вот где прячутся колдуны, - сказал один из стражников, доставая наручники.
  Рыжик выгнул спину. "Ваня, это ловушка."
  Я знал. Но каменный Борис у ворот был не случайностью.
  - Вы ошибаетесь, - я поднял руки в жесте мира, который мы учили с детьми. - Мы просто школа.
  Старик засмеялся - слишком молодой смех для таких старческих глаз.
  - Школа? Да вы тут целый орден выращиваете!
  Один из стражников шагнул к каменному коту.
  - Что за идол?
  Он протянул руку - и тут статуя моргнула. Стражник отпрянул с криком. Каменная поверхность пошла трещинами, и из щелей брызнул яркий свет.
  - Я предупреждал, - сказал Борис, выходя из камня, как из воды. Его рыжая шерсть светилась, как раскаленные угли.
  Старик побледнел.
  - Дух... Дух-проводник...
  Борис зевнул, обнажая клыки.
  - Ну что, Ваня. Очередной урок начинается?
  Я взглянул на детей, на инквизиторов, на кота, который умер, но не ушел.
  - Да. Но сегодня - практика.
  И тогда стены школы запели.
  Той самой песней, которой Лиза разбудила древние письмена.
  
  После ухода инквизиторов, которые, кстати, теперь уверяли, что пришли просто проверить крышу на протечки, мы собрались в классе. Борис умывался в углу, делая вид, что не замечает, как Рыжик пялится на него с открытой пастью.
  - Так... - я потер виски. - Нам нужно поговорить о том, что только что произошло.
  - Ты превратил двух инквизиторов в кровельщиков, - сказала Светка.
  - А старика - в свою копию, - добавил Петя.
  - Нет! - я хлопнул ладонью по столу. - То есть да, но нет! Это не я!
  Все посмотрели на Бориса.
  Кот закончил умываться и сел, обернув хвост вокруг лап.
  - Не смотрите на меня. Я просто наблюдал.
  - Ваня, - Ткачиха дотронулась до моего плеча. - Ты действительно не помнишь, что сделал?
  Я открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент в окно влетела... волна. Нет, буквально - полноценная морская волна, размером с табуретку. Она шлепнулась на пол и оставила после себя мокрого мальчика лет девяти.
  - Ой, - сказал он, выплевывая водоросль. - Кажется, я промахнулся.
  Рыжик фыркнул:
  - Еще один "одаренный"?
  Мальчик встал, отряхнулся, разбрызгав воду на всех, и вдруг его глаза загорелись, когда он увидел Бориса.
  - Кот! Настоящий кот! Можно потрогать?
  - Нет, - сказал Борис.
  - Можно, - сказал я.
  Борис вздохнул и покорился судьбе, пока мальчик тыкал в него мокрыми пальцами.
  - Меня зовут Ваня! - объявил он.
  - У нас уже есть Ваня, - сказал Петя.
  - И кот Борис, - добавила Светка.
  - И рыжий кот, - пробормотал Саша.
  - Тогда я буду Ваня-Волна!
  Я прикрыл лицо ладонью.
  - Отлично. Теперь у нас есть водяной, огненная, каменный, ткачиха...
  - А я что? - обиделся Петя.
  - Ты нормальный, - утешил его Рыжик.
  - Но я тоже хочу!
  Борис вдруг поднял голову:
  - Тише.
  Мы замерли. Снаружи доносился шум - как будто сотни ног ступали по мокрой земле.
  - Они вернулись? - прошептала Светка.
  - Нет, - Борис подошел к окну. - Хуже.
  Я выглянул. По дороге к школе шли... дети. Десятки детей. Все мокрые, как наш новый Ваня.
  - Это что, - я обернулся к мальчику-волне. - Твои родственники?
  Он покачал головой, глаза круглые от страха.
  - Я думал, я один такой...
  Борис взглянул на меня.
  - Ну что, учитель? Каков план?
  Я посмотрел на своих детей - обычных и не очень. На стены, где все еще светились древние письмена. На нового Ваню, с которого капало на пол.
  - План? - я глубоко вздохнул. - Похоже, мы открываем школу-интернат.
  Рыжик громко застонал.
  - Я ненавижу воду...
  
  Городская площадь напоминала муравейник, по которому проехал плуг. Мы стояли на деревянном помосте, который городские власти великодушно назвали "залом суда". Перед нами - толпа, в которой смешались страх и любопытство. А рядом, закованные в цепи (совершенно бесполезные, если что), сидели близнецы-эхо - двое из моих первых учеников.
  - Обвиняемые в колдовстве! - объявил судья, толстый мужчина с лицом, напоминающим перезревшую дыню. - Что вы можете сказать в свое оправдание?
  Близнецы молчали. Они всегда молчали.
  - Они не могут говорить, - сказал я, выходя вперед.
  - Ага, конечно! - из толпы выкрикнул кто-то. - Зато могут повторять чужие мысли!
  Рыжик, сидевший у меня на плече, шепнул в ухо:
  - Напоминаю, мы могли просто не приходить.
  Я проигнорировал его.
  - Ваша честь, эти дети не опасны. Они просто...
  - Они воровали! - перебила меня женщина в переднем ряду. - Мой муж думал о том, где спрятал деньги, и они тут же показали ему место!
  Борис, невидимый для всех, кроме нас, лениво облизнул лапу:
  - Ужасное преступление. Надо сжечь.
  Судья ударил жезлом:
  - Пусть сами скажут! Если не могут - значит, виновны!
  Толпа загудела в одобрении.
  Я взглянул на близнецов. Они сидели, прижавшись друг к другу, их одинаковые глаза полные страха.
  - Хорошо, - сказал я. - Они скажут.
  Я подошел к ним и развязал цепи.
  - Что ты делаешь?! - взревел судья.
  - Даю слово обвиняемым, - ответил я и повернулся к близнецам. - Повторите за ними.
  Близнецы встали. Вдохнули. И заговорили. Но это были не их голоса.
  - Я боюсь, что жена узнает о любовнице... - сказал один голосом судьи.
  - Мне стыдно, что я украла у соседа... - продолжил другой голосом женщины из толпы.
  - Я ненавижу свою жизнь...
  - Я подстроил пожар в амбаре...
  - Я...
  - Я...
  Голоса лились один за другим, выворачивая наизнанку самые постыдные мысли собравшихся. Толпа замерла. Судья побледнел как мел.
  - Это... это...
  - Правда, - закончил я. - Они не повторяют мысли. Они отражают правду.
  Наступила тишина. Потом кто-то в задних рядах неуверенно зааплодировал.
  Борис вздохнул:
  - Ну вот. Теперь у тебя еще и суд на попечении.
  А близнецы впервые за все время улыбнулись. Но это уже не имело значения.
  
  Мы нашли её в подвале старой аптеки - книгу, которая не должна была существовать.
  - Ну и что в ней особенного? - Рыжик осторожно потрогал лапой обложку, покрытую инеем.
  Я перевернул страницу. Буквы под пальцами таяли, оставляя мокрые пятна, но через мгновение появлялись вновь.
  - Она... живая? - Светка прижала к книге ладонь, но тут же отдёрнула её. - Ой! Она кусается!
  Борис, сидевший на развалившемся аптечном шкафу, вдруг насторожил уши:
  - Это не книга. Это дневник.
  Я присмотрелся. Действительно - строки менялись, подстраиваясь под меня. На мгновение я увидел знакомый почерк...
  - Геннадий, - прошептал я.
  Ткачиха резко подняла голову, её пальцы заплелись в тревожном узоре.
  - Она спрашивает, действительно ли это его записи, - перевёл Малыш.
  Я провёл пальцем по странице. Буквы поплыли, складываясь в новые слова: "Если ты читаешь это, значит, уже начал забывать..."
  Рыжик фыркнул:
  - Типично для него. Загадки до последнего.
  Я перевернул страницу. Лёд под пальцами треснул, и вдруг... Комната исчезла. Я стоял на берегу озера. Передо мной - молодой Геннадий, каким я его никогда не видел. Без седых волос, без морщин, но с теми же пронзительными глазами.
  - Наконец-то, - он улыбнулся. - Я начал думать, ты никогда не найдёшь мой дневник.
  - Где мы? - огляделся я.
  - В моей памяти. Вернее, в том, что от неё осталось.
  Он поднял руку, и озеро вспенилось, превратившись в страницы книги.
  - Я создал её, когда понял, что меня стирают. Записал всё важное в лёд - чтобы таяло и возвращалось, как память.
  Я попытался схватить его за руку, но пальцы прошли сквозь образ.
  - Ты же умер!
  - Умер? Нет. - Он покачал головой. - Не в огне. Меня стёрли. Как стирают карандашный набросок. Но ты... ты помнишь меня. Поэтому я всё ещё здесь.
  Вода вокруг нас начала темнеть.
  - Времени мало. Послушай, Ваня, они идут за тобой. Не инквизиция - те, кто стоит за ними. Те, кто создал правила.
  - Кто они?
  - Смотри в лёд.
  Его образ начал расплываться.
  - Подожди! Как мне бороться с ними?
  Геннадий улыбнулся в последний раз:
  - Ты уже знаешь. Просто сделай то, что у тебя получается лучше всего.
  - Что?!
  - Соври.
  
   Я очнулся на полу аптеки, сжимая в руках книгу.
  - Ты... ты плачешь? - Рыжик осторожно тронул мою щёку лапой.
  Я вытер лицо. Действительно, слёзы замерзали на щеках, как иней.
  - Что там было? - спросила Светка.
  Я посмотрел на книгу. Буквы снова изменились. Теперь они гласили: "Правило последнее: иногда, чтобы вспомнить, нужно сначала забыть."
  Борис прыгнул с полки мне на плечо:
  - Ну что, врун? Куда теперь?
  Я сунул книгу за пазуху - холод проник до самых костей.
  - Домой, - сказал я. - Пора заканчивать эту историю.
  А книга под одеждой... Книга билась, как второе сердце.
  
  Я сидел у костра, пытаясь разобрать последние строки в ледяной книге, когда Рыжик уронил мне под ноги дохлую мышь.
  - На. Учись.
  Я осторожно отодвинул "подарок" палкой.
  - Спасибо, но я предпочитаю книги.
  Рыжик фыркнул и уселся передо мной, поджав хвост.
  - Ты три часа кряхтишь над этими каракулями. Борис говорит, что там написано?
  Я бросил взгляд на старого кота, который, как обычно, делал вид, что просто случайное солнечное пятно на траве.
  - Он не говорит. Он... показывает.
  И это была правда. С тех пор как мы нашли книгу, Борис изменился. Он больше не просто говорил - его слова теперь вспыхивали у меня в голове образами, запахами, воспоминаниями, которых у меня не было.
  Борис открыл один глаз.
  "Потому что ты наконец начал слушать."
  Рыжик нервно заёрзал.
  - Опять эти загадки! Почему бы просто не сказать, что...
  Борис внезапно прыгнул ему на спину и схватил за шкирку.
  - Ааа! Пусти!
  Но вместо ответа Борис показал.
  В моей голове вспыхнуло видение: маленький Рыжик, тонущий в реке. Борис, вытягивающий его за шкирку. И чувство - острое, как голод, - что теперь этот глупый котёнок его ответственность.
  Рыжик замер.
  - Ты... ты спасал меня?
  Борис отпустил его и снова улёгся.
  "Нет. Просто не хотел, чтобы мои труды пропали даром."
  Я перевернул страницу книги. Лёд под пальцами зашипел, складываясь в новые слова: "Язык - это не слова. Это мост."
  - Ну и что это значит? - я показал строку Борису.
  Кот зевнул.
  "Что ты идиот. Ты же уже построил этот мост."
  Он кивнул в сторону поляны, где Ткачиха учила детей плести нити, а Светка показывала, как убавить жар огненного шара.
  - Но...
  "Ваня." Борис впервые за долгое время назвал меня по имени. "Ты думаешь, я научил тебя врать просто для развлечения?"
  Лёд в книге вдруг растаял полностью, обнажив последнюю страницу. "Правило последнее: иногда правда - это просто ложь, в которую поверили все."
  Рыжик осторожно тронул лапой пустую страницу.
  - И что теперь?
  Я закрыл книгу.
  - Теперь мы делаем то, что у нас получается лучше всего.
  Борис замурлыкал, довольный.
  "Наконец-то."
  А где-то вдали, за лесом, зазвучали колокольчики.
  
  Когда колокольчики приблизились достаточно, чтобы различать голоса людей, мы уже стояли на дороге - все до одного.
  - Это же целая процессия, - прошептал Малыш, цепляясь за мой рукав.
  Я сосчитал - около пятидесяти человек в черных рясах, с факелами и хоругвями. Впереди несли что-то похожее на железную клетку.
  - Они что, собрались кого-то сжигать? - Светка сжала огненный шар так, что он затрещал.
  Борис, сидевший у моих ног, вдруг поднял уши:
  "Хуже. Это ловушка для духов."
  Рыжик ощетинился:
  - Для тебя?
  "Для всех нас."
  Я оглядел своих - детей с нитями, с огнем, с камнем под кожей. Ваню-волну, который нервно подпрыгивал, расплескивая воду из карманов. Близнецов, держащихся за руки.
  "План?" - спросила Ткачиха пальцами.
  Я достал ледяную книгу.
  - Мы дадим им то, что они хотят.
  
   Процессия остановилась в десяти шагах от нас. Из толпы вышел человек в серебряной маске - не инквизитор, нет. Что-то древнее.
  - Ваня Без-Тени, - его голос звучал как скрип пергамента. - Ты нарушил правила.
  Я сделал шаг вперед:
  - Какие правила?
  - Правила тишины. Правила забвения.
  За его спиной люди подняли клетку - она была сплетена из тех же нитей, что использовала Ткачиха.
  - Ты научил их помнить.
  Я открыл книгу. Последняя страница все еще была пуста.
  - Нет. Я научил их врать.
  Человек в маске замер.
  - Что?
  - Врать, - повторил я и повернулся к детям. - Покажите им.
  Ткачиха первой подняла руки - ее нити взметнулись вверх, но вместо защиты они сплелись в слова: "Мы ничего не помним." Светка бросила огненный шар в небо, и он рассыпался искрами, сложившимися в: "Мы никогда не видели магии." Даже Рыжик, скрепя сердце, вывел лапой на пыльной дороге: "Коты не разговаривают."
  Человек в маске задрожал.
  - Это... это невозможно!
  Я подошел ближе, держа перед собой пустую книгу.
  - Правило последнее: чтобы что-то стало правдой, достаточно, чтобы в это поверили все.
  Толпа заколебалась. Кто-то уронил факел.
  - Нет! - закричал человек в маске, но его голос уже терялся в ропоте толпы.
  Борис прыгнул мне на плечо:
  "Ты понимаешь, что теперь..."
  - Да, - я кивнул. - Мы забудем. Все.
  Но когда я посмотрел на детей, на их улыбки, на нити, что все еще светились в воздухе, я понял одну вещь. Даже самая великая ложь не может стереть правду, спрятанную в сердце. А колокольчики... Колокольчики вдруг замолчали.
  
  Тишина после колокольчиков оказалась оглушительной. Я стоял посреди дороги, держа в руках... пустую книгу? Нет, просто блокнот с промокшими страницами.
  - Что мы... - я обернулся.
  Позади толпились дети - обычные деревенские ребятишки. Одна девочка с рыжими косами что-то старательно вышивала на платке. Мальчик помладше вертел в руках стеклянный шарик, в котором играли солнечные блики.
  - Вы тоже слышали колокольчики? - спросил я.
  Дети переглянулись.
  - Какие колокольчики?
  Из-за моих ног выскользнул рыжий кот и принялся вылизывать лапу с видом глубочайшего презрения к окружающему миру.
  - Ты опять разговариваешь с животными, учитель? - засмеялась девочка-вышивальщица.
  Я наклонился к коту:
  - Рыжик?
  Кот презрительно фыркнул. В этот момент из леса выбежал второй кот - огромный, с шерстью цвета осенних листьев. Он остановился передо мной, и в его глазах было что-то... знакомое.
  - Бо...?
  Но кот развернулся и исчез в кустах.
  - Странно, - пробормотал я, потирая укушенный палец. - Мне показалось...
  Ветер донес с реки обрывки чьей-то песни.
  - Пойдемте в школу, - сказал я детям. - Сегодня будем учить новую букву.
  - Какую? - спросил мальчик с шариком.
  Я задумался. Где-то в глубине сознания шевелилось смутное воспоминание - книга, лед, слова, которые нельзя произносить вслух...
  - Букву "Ш", - сказал я наконец. - Она похожа на шепот волн. Или на след кота на песке.
  Дети закивали, а рыжий кот вдруг поднял голову и уставился на меня. В его зеленых глазах мелькнуло что-то осмысленное. Но, наверное, мне это только показалось. Мы пошли по дороге к школе, и где-то за спиной, в глубине леса, кто-то зашептал. Но, возможно, это был просто ветер.
  
  Где-то в тени старого дуба три кота - рыжий, золотой и полосатый - сидели кружком, наблюдая за удаляющейся группой.
  - Ну что, - сказал Борис, вылизывая лапу. - Начинаем сначала?
  Рыжик фыркнул:
  - Только если он на этот раз научится вовремя давать мне рыбу.
  А третий кот, пестрый, как осенний лес, только подмигнул и растворился в солнечном свете.
  
  Я проснулся от того, что мне на лицо капала вода. Не дождь - в школе крыша не текла. Не слезы - я давно разучился плакать. Открыв глаза, я увидел Ваню-Волну, который висел вниз головой над моей кроватью, а из его карманов струилась вода прямо мне на лоб.
  - Ты что, спишь как летучая мышь? - я отполз в сторону.
  - Нет, - серьезно ответил мальчик. - Я проверял, потечет ли вода вверх.
  За окном еще только светало. В углу комнаты Рыжик свернулся калачиком на моей единственной приличной рубашке.
  - И что, потекла?
  Ваня-Волна перевернулся и сел на подоконник.
  - Нет. Но теперь я знаю, что если долго висеть, начинает болеть голова.
  Я потер переносицу. После "Великого молчания" прошло три месяца. Дети забыли о магии. Я забыл... что-то важное. Но иногда просыпался с ощущением, будто во сне держал в руках книгу из льда.
  - Учитель, - Ваня-Волна вдруг зашептал. - Сегодня утром я оживил лягушку.
  - Что?
  - Она была дохлая. Совсем. А я... я просто подумал, что было бы хорошо, если бы она попрыгала. И она прыгнула!
  Я хотел рассмеяться, сказать что-то про воображение, но в этот момент в дверь постучали.
  На пороге стояла Лиза - та самая девочка, которая когда-то разбудила стены школы. В руках она держала разбитый горшок с цветком.
  - Он засох, - сказала она. - Но если прислушаться... он все еще поет.
  Я взял горшок. Земля была сухой как пыль.
  - Лиза, растения не...
  Но в этот момент из кармана Вани-Волны выпрыгнула лягушка. Прямо на подоконник. Прямо в луч восходящего солнца. И тогда случилось нечто странное. Луч света преломился через капли воды на коже лягушки, упал на засохший цветок - и тот вздрогнул. Не метафорически. Буквально. Сухой стебель выпрямился. Мертвые листья затрепетали. И маленький зеленый росток пробился сквозь корку земли. Рыжик поднял голову:
  "Что за черт?!"
  Лиза улыбнулась:
  - Я же говорила. Он пел.
  А Ваня-Волна поднял лягушку и посмотрел на нее с благоговением:
  - Мы сделали это.
  Я посмотрел на свои руки. Они дрожали.
  - Нет, - прошептал я. - Это сделал кто-то другой.
  Где-то за спиной, в углу комнаты, тень на мгновение приняла форму сидящего кота. Но когда я обернулся - там никого не было.
  - Учитель? - Лиза потянула меня за рукав. - Что будем делать?
  Я глубоко вдохнул.
  Сначала завтрак. Потом... потом посмотрим, что еще умеет эта лягушка.
  
  А в кармане моей выброшенной куртки лежал мокрый листок бумаги, на котором медпенно проступали слова: "Правило первое новой магии: она начинается там, где кончаются слова." Но я этого пока не видел. И слава богу.
  
  Лягушка оказалась мерзавкой. После утреннего "чуда" она присвоила себе мой табурет, отказывалась ловить мух и однажды даже умудрилась утопить мою единственную приличную рубашку в ведре.
  - Может, вернем ее в пруд? - предложил я утром, вытряхивая земноводное из своего сапога.
  Ваня-Волна возмущенно всплеснул руками, залив пол:
  - Но она же особенная!
  - Особенно вредная, - пробормотал Рыжик, вылизывая шерсть после неудачной охоты на амфибию.
  В этот момент дверь распахнулась, и в класс влетел запыхавшийся Петя:
  - Учитель! Светка опять...
  Пронзительный гул из коридора прервал его. Мы высыпали наружу и застыли в изумлении. Светка стояла посреди коридора, окруженная кольцом огня. Но пламя было... жидким. Оно струилось по ее рукам, как ртуть, принимая формы цветов, птиц, даже смешной рожицы.
  - Я просто чихнула, - виновато сказала она.
  Рыжик фыркнул:
  - У нас тут или эпидемия чудес, или массовое помешательство.
  Я осторожно шагнул к Светке:
  - Ты можешь это контролировать?
  Она сжала кулаки, и пламя свернулось в аккуратный шарик.
  - Кажется, да. Но...
  - Но?
  - Но мне снится, что я сгораю.
  Тишина. Даже лягушка перестала буянить.
  Я посмотрел на своих учеников - на Лизу, которая теперь слышала голоса растений. На Ваню-Волну, чья кожа все чаще становилась прозрачной, как вода. На Светку с ее кошмарами.
  - Это не дар, - прошептал я. - И не проклятие. Это...
  "Ответственность," - закончила за меня Ткачиха, появившись в дверях.
  В ее руках был клубок ниток, но теперь они светились по-новому - как будто сплетались из лунного света.
  - Откуда ты знаешь? - спросил я.
  Она просто показала на мою грудь. Я заглянул в карман - и нашел там мокрый листок с полустертыми словами. "...новая магия требует новой цены."
  Рыжик прыгнул мне на плечо:
  - Ну что, учитель? Будем спасать мир?
  Я взглянул на детей, на их смешанные страх и восторг.
  - Нет. Сначала - завтрак.
  А лягушка тем временем сбросила со стола мой последний бутерброд. Но это уже не имело значения.
  
  Ночью меня разбудил звук падающей воды. Я вскочил, ожидая увидеть Ваню-Волну, устроившего очередной потоп. Но комната была сухой. Звук доносился... из-под кровати.
  - Рыжик, это ты?
  Кот спросонок пнул меня лапой в бедро. Я наклонился и увидел лужу. Не простую - она была абсолютно черной и неподвижной, как зеркало. А в глубине...
  - Борис?
  В луже мелькнул рыжий хвост. Я сунул в нее руку - и провалился по локоть. Холод пронзил кожу, но не как от льда, а как от прикосновения чего-то древнего.
  - Ваня... - голос Бориса донесся будто через толщу стекла. - Ты спишь?
  - Нет! - рявкнул Рыжик, вцепившись мне в штанину. - И не собираемся!
  Лужа вздыбилась, образуя водяную колонну. В ней замерцало изображение - Борис сидел на берегу черного озера, окруженный тенями.
  - Слушай внимательно. Они пробуждаются.
  - Кто?
  - Те, кого мы забыли. Твои ученики.
  Вода вдруг показала лицо - девочку с нитями, мальчика с прозрачными руками...
  - Ткачиха? Малыш?
  - Нет. Их тени. То, что осталось, когда ты стер память.
  Я отпрянул. Вода брызнула на пол, оставляя черные пятна.
  Рыжик нервно облизнулся:
  - Может, это просто несварение? Вчерашний суп был подозрительный...
  Борис вздохнул, и даже через водяной столб это было слышно:
  - Иди к старой мельнице. Там ты найдешь...
  Изображение расплылось. Вода рухнула на пол... и исчезла.
  Осталась лишь мокрая тряпка, о которой я не помнил, чтобы клал под кровать.
  - Ну что, - Рыжик ткнул меня лапой. - Идем проверять мельницу или делаем вид, что нам это приснилось?
  Я посмотрел на свои руки - вода оставила на них странные узоры, как морозные узоры на стекле.
  - Идем. Но сначала...
  - Завтрак, - вздохнул Рыжик.
  - Нет. Предупредить детей.
  
  За окном первые лучи солнца коснулись школьного крыльца. А на земле, где была лужа, лежал одинокий рыбьи глаз, смотревший в небо. Но это, конечно, просто показалось.
  
  Мы нашли её платок у старой мельницы. Красный, с вышитыми нотными строчками, висел на ржавой гвозде, будто специально оставленный как метка. Ветер трепал ткань, заставляя её трепетать, как птицу в ловушке.
  - Это её, - пробормотал я, снимая платок.
  Рыжик обнюхал землю у основания мельницы, его хвост нервно дёргался.
  - Здесь пахнет мокрой собакой и... черникой?
  Я нахмурился. Лиза ненавидела чернику. Говорила, что ягоды шепчут ей гадости. Мы вошли. Мельница давно не работала - жернова покрылись ржавчиной, а по углам висела паутина. Но в центре комнаты...
  - Ваня, - Рыжик прижался к моей ноге. - Это плохо.
  На полу был насыпан круг из пепла. Совершенно ровный, будто выведенный по циркулю. А внутри - следы босых ног. Детских. Одни вели в круг. Другие - наружу. Но вторые были... глубже. Слишком глубокие для хрупкой Лизы.
  - Она вышла, - прошептал я. - Но не одна.
  Рыжик осторожно тронул лапой пепел.
  - И не совсем вышла.
  Я достал платок, развернул его - и вдруг нотные строчки зашевелились, перестраиваясь в слова: "Они звали меня в тишину. Где нет ни боли, ни страха."
  Ветер внезапно усилился, захлопнув дверь мельницы. В темноте пепельный круг слабо засветился синим.
  - Ваня... - голос Рыжика дрогнул. - Нам пора.
  Но я уже видел их - тени в углу. Высокую, с нитями вместо пальцев. Маленькую, с прозрачными руками. И между ними...
  - Лиза?
  Тень повернулась. И запела. Но это была не песня Лизы. Это было что-то древнее. Что-то, от чего кровь стыла в жилах.
  Рыжик впился когтями в мою штанину:
  - БЕГИ!
  Мы вылетели из мельницы, даже не открывая дверь - просто прошли сквозь неё, будто сквозь воду. Когда мы отбежали на безопасное расстояние, я оглянулся. В окне мельницы стояла Лиза. И махала нам рукой. Но это была не наша Лиза. Потому что наша никогда не улыбалась так широко. Слишком широко. Слишком... много зубов.
  
  Когда мы вернулись в школу, на моей кровати лежал мокрый платок. А из его складок доносилось тихое-тихое... пение.
  
  Я развернул платок на своем столе, когда в дверь постучали.
  - Входите.
  В комнату вошли шестеро: Светка с обмотанными бинтами руками (пламя стало обжигать даже её), Ваня-Волна, с которого теперь постоянно капало, Петя с новым шрамом через щёку, и остальные.
  - Мы идём за Лизой, - заявила Светка без предисловий.
  Я взглянул на платок - ноты снова сложились в слова: "Найди то, что спрятано в семи печатях".
  - У нас нет даже понятия, куда...
  - Междумирье, - перебил Ваня-Волна. - Там, где тени. Лягушка сказала.
  Рыжик, дремавший на подоконнике, открыл один глаз:
  - А с каких пор мы слушаем земноводных?
  В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вкатилась... сама лягушка. За ней волочился мой старый рюкзак, набитый до отказа.
  - Подношение, - квакнула она и гордо уселась на рюкзак.
  Я развязал его и высыпал содержимое на стол:
  - Камень с дыркой посередине;
  - Обгоревшая кукла;
  - Пузырёк с чёрными чернилами;
  - Клубок светящихся ниток;
  - Осколок зеркала;
  - Детский зуб;
  - И... моя собственная, давно потерянная расчёска.
  - Семь предметов, - прошептал Петя.
  Светка потянулась к обгоревшей кукле, но я схватил её за запястье:
  - Не трогай. Это печати.
  - Какие ещё...
  - Те, что скрывают вход. - Я поднял расчёску - на зубьях застряло несколько седых волос. Не моих. - Геннадий собирал их. Чтобы защитить нас.
  Лягушка прыгнула на стол и ткнула лапой в пузырёк с чернилами:
  - Первая печать - правда.
  Ваня-Волна указал на камень с дырой:
  - Вторая -...
  - Вера, - догадалась Светка.
  Один за другим мы назвали шесть. Правда. Вера. Память. Боль. Потеря. Сон.
  - И седьмая... - Рыжик облизнулся, глядя на детский зуб.
  Я перевернул расчёску - на обратной стороне было выцарапано одно слово: "Ложь". Тишина. Даже лягушка замерла.
  - Значит, - я медленно поднял голову, - чтобы найти Лизу...
  - Нужно разбить печати, - закончила Светка.
  - Но тогда...
  - Откроется то, что скрыто, - квакнула лягушка и вдруг схлопнула лапами пузырёк с чернилами. Стекло разлетелось. Чернила растеклись по столу... и сложились в карту. А на месте, где сидела лягушка, осталась лишь лужица и маленькая серебряная монетка.
  - Ну что, - Рыжик прыгнул на стол, - кто-нибудь ещё голоден, или сразу на погибель?
  Но ответа не последовало. Потому что в этот момент зуб в моей руке... застучал. Как сердце.
  
  Мы собрались в классе при свете одной коптилки. На столе лежали шесть оставшихся печатей, а чернильная карта медленно пульсировала, как живая.
  - Значит, - Светка обвела пальцем контуры на карте, - мы идём туда, где нет ни боли, ни страха?
  - Звучит как реклама плохого вина, - фыркнул Рыжик, вылизывая лапу после неудачной попытки стянуть детский зуб.
  Ваня-Волна наклонился, и с его волос капнула вода прямо на карту. Чернила зашипели, открывая новые линии.
  - Она меняется, - прошептал он.
  Я взял обгоревшую куклу - вторую печать. Её обугленные пальцы сжимали крошечный свиток.
  - Кто-нибудь готов признаться, что боится?
  Тишина. Потом Петины пальцы дрогнули, и он вытряхил на стол содержимое своего кармана: ржавый гвоздь, три пуговицы и... маленькое зеркальце.
  - Я... я видел в нём её. Лизу. Она махала мне.
  Светка резко вдохнула и размотала бинты на руках. Ожоги складывались в слова: "Возьми меня".
  - Они появились сегодня утром, - её голос дрожал.
  Один за другим дети раскрывали свои тайны. Рыжик в конце концов тоже признался:
  - Да, я тоже видел её! Во сне! Она гладила меня против шерсти, мерзкая девчонка!
  Я посмотрел на печати. На детей. На дрожащую карту.
  - Значит, решено. Завтра мы...
  - Нет, - перебила меня Светка. - Сегодня. Пока мы ещё помним, зачем идём.
  Я хотел возразить, но в этот момент зуб - седьмая печать - выскользнул у меня из пальцев и упал на карту. Раздался звук, будто лопнула струна. И все свечи погасли. В темноте за окном что-то зашевелилось.
  - Они знают, - прошептал Ваня-Волна.
  Рыжик прыгнул мне на плечо:
  - Ну что, учитель? Будем бежать или сделаем вид, что так и задумано?
  Я поднял куклу - её обгоревшие глазницы теперь светились тусклым синим.
  - Ни то, ни другое.
  И раздавил печать в кулаке. Пепел хлопьями посыпался на карту, сливаясь с чернилами. А за окном тени зашептали. Но теперь это не имело значения. Потому что мы больше не боялись.
  
  Когда мы вышли во двор, луна была неестественно большой. А под старой яблоней сидела лягушка и играла на крошечной гармошке. Но это, конечно, просто показалось.
  
  Мы стояли на краю Черного озера - того самого, что было в видении Бориса. Вода была неподвижной, как полированное стекло, отражая неестественно крупную луну.
  - Так, - Рыжик нервно топтался у меня на плече. - План такой: не умираем?
  Светка развела костер. Пламя лизало ее пальцы, не оставляя ожогов.
  - Мы разбили шесть печатей, - сказала она. - Осталась одна.
  Я сжал в руке седьмую печать - детский зуб. Он пульсировал, как живой. Вода перед нами вдруг вздыбилась, образовав черную арку.
  - Мост, - прошептал Ваня-Волна.
  Из глубины донеслось пение. Голос Лизы, но... искаженный, как будто сотни голосов пели вместе.
  - Она там, - Петя сделал шаг вперед. - Я вижу ее в зеркале!
  Я посмотрел на детей - на их решительные лица. На Рыжика, который вдруг перестал дрожать.
  - Правило последнее, - сказал я. - Кто ступает в Тень, должен оставить что-то взамен.
  Светка первой подошла к воде.
  - Я оставляю страх, - она стряхнула пламя с рук, и оно упало на берег, превратившись в маленький горячий камешек.
  Один за другим дети оставляли свои дары. Ваня-Волна - слезу, которая стала жемчужиной. Петя - смех, он зазвенел, как колокольчик. Даже Рыжик положил на берег дохлую мышь, сказав, что это лучшее, что у него есть. Я поднял зуб - последнюю печать.
  - А я...
  - Ты должен остаться, - раздался голос за моей спиной. Борис сидел на камне, освещенный лунным светом. - Кто-то должен вести их обратно.
  Я хотел возразить, но в этот момент вода перед нами расступилась, открывая путь. А на другом берегу, в тумане, стояла Лиза. И махала нам рукой. Настоящая Лиза.
  - Идем? - спросил Петя.
  Я посмотрел на зуб в своей руке - и бросил его в воду. Седьмая печать разбилась. Мост стал твердым.
  - Идем, - сказал я.
  Но когда я сделал первый шаг, Борис мягко укусил меня за пятку.
  - Не ты.
  И толкнул меня назад - прямо на Рыжика. А сам прыгнул на мост вслед за детьми.
  - Борис!
  Он обернулся в последний раз.
  - Правило последнее, Ваня: иногда прощаться должен не тот, кто уходит.
  Мост рухнул. Дети исчезли. А я остался стоять на берегу - с Рыжиком на плече и горячим камешком в руке.
  
  На рассвете я нашел на берегу семь предметов: горячий камешек, жемчужину, колокольчик, дохлую мышь. И три новых дара: клок рыжей шерсти, детский смех, застывший как лед и мою старую расческу. С одним новым седым волосом.
  
  Три дня я просидел на берегу Чёрного озера, перебирая оставленные дары. Рыжик то и дело тыкал меня лапой в щёку:
  - Если ты сейчас скажешь что-то пафосное вроде "они пожертвовали собой", я тебя поцарапаю.
  Я подбросил в воздух застывший детский смех - он звенел, падая обратно в ладонь.
  - Они не жертвовали. Они выбрали.
  - А ты?
  Вода передо мной вдруг вздыбилась, образуя зеркальную поверхность. В отражении я увидел не себя - а семь дорог, расходящихся в тумане. На каждой стояли тени моих учеников.
  - Ты можешь вернуть одного, - прошептал Рыжик. - Заклинание "семь на семь".
  Я сжал в кулаке клок рыжей шерсти Бориса:
  - Как ты вообще это знаешь?
  - Я три дня слушал, как ты во сне бормочешь правила. Надоело.
  Первая тень в воде подняла голову - Светка. За ней вторая - Ваня-Волна. Одна за другой они поворачивались ко мне, протягивая руки.
  - Ну что, учитель? - Рыжик уселся перед водным зеркалом. - Кого выбираешь?
  Я закрыл глаза, вспоминая Светку, которая боялась собственного огня, Ваню, который не мог перестать плакать, Петю с его зеркальцем, Лизу...
  - Всех, - сказал я.
  Рыжик фыркнул:
  - Так не работает.
  - Работает, - я разжал ладонь. - Если жертва равна дару.
  На воду упали семь предметов: моя память о магии (горячий камешек), последние слёзы (жемчужина), право называться учителем (колокольчик), чувство голода (дохлая мышь), страх темноты (клок шерсти), голос (застывший смех).
  - И... - я снял с головы старую шапку. - Волосы. То немногое, что осталось от молодости.
  Вода вскипела. Тени закричали. А я... Я сделал шаг назад.
  - Нет? - Рыжик подскочил. - Ты отказываешься?
  Я посмотрел на дары, лежащие на берегу.
  - Они выбрали свой путь. Кто я такой, чтобы их останавливать?
  Вода успокоилась, снова став чёрным зеркалом. И тогда я увидел. Не семь дорог. Восьмую. Уходящую вглубь. Где в тумане мерцали два огонька. Кошачьи глаза.
  - Борис...
  - Выбор, - прошептал Рыжик. - Всегда выбор.
  Я поднял с земли единственное, что не бросал в воду - старую расчёску с седым волосом.
  - Тогда я выбираю...
  Но договорить не успел. Потому что в этот момент из воды вырвалась чёрная лапа и схватила меня за запястье.
  
  Чёрная лапа втянула меня в воду, как в густую нефть. Я захлебнулся, но вместо воды в лёгкие хлыхнули... воспоминания. Геннадий, бьющий меня книгой по голове. Борис, ворующий рыбу. Дети у костра. Я рухнул на твёрдую поверхность, откашливаясь.
  - Приятно падаешь, - пробормотал Рыжик, вылезая из-под меня.
  Мы стояли в зеркальной комнате. Стены, пол, потолок - всё отражало нас с искажениями. В центре комнаты висел лик. Нет, не лицо. Именно лик - без глаз, без рта, только смутные очертания.
  - Выбрал путь, - прошептал лик моим голосом.
  Я шагнул ближе.
  - Где Борис? Где дети?
  Отражающие стены задрожали, показывая Светку, бредущую по раскалённым углям, Ваню-Волну, пьющего целое озеро, Петю, разбивающего зеркало за зеркалом.
  - Они проходят испытания, - сказал лик голосом Бориса.
  Рыжик оскалился:
  - А нам что, тест на интеллект устраивать будешь? Я провалю.
  Лик вдруг разверзся - как рана. И я увидел. Себя ребёнком. Себя стариком. И пустоту между ними.
  - Кто ты? - прошептал я.
  - То, что остаётся, когда стирают имя, - ответил лик голосом Геннадия.
  Я протянул руку - и отражения ожили. Дети поднимались по невидимой лестнице. Борис сидел на вершине, наблюдая. А в самом низу...
  - Лиза?
  Она стояла спиной, окружённая тенями.
  - Она не прошла, - сказал лик.
  - Почему?
  - Боялась забыть голоса.
  Я сжал кулаки.
  -Ты лжёшь.
  Лик заколебался.
  - Ты... ты веришь в неё?
  - Я верю во всех них.
  Стены затрещали.
  Отражающие поверхности начали лопаться, как лёд.
  - Тогда выбери! - закричал лик. - Кого заберёшь?!
  Я посмотрел на Рыжика. На трещины, расходящиеся по комнате. На последнее отражение - себя, стоящего на распутье.
  - Никого.
  Лик застыл.
  - Что?
  - Они уже выбрали сами.
  С грохотом рухнула последняя стена.
  И я увидел... школьный двор. Детей. И Бориса, спящего на крыше. Как будто ничего не случилось. Как будто это был просто... сон.
  
   Когда я открыл глаза, на груди у меня лежала мокрая дохлая мышь. А в ушах звенел детский смех. Но это, конечно, просто показалось.
  
  Я проснулся на своем любимом скрипучем стуле в школьном классе. Передо мной лежала раскрытая тетрадь с планом урока: "1. Математика. 2. Чистописание. 3. Прогулка." Рыжик свернулся клубком на стопке тетрадей, прижимая лапой дохлую мышь - мою "награду" за возвращение.
  - Ты опять заснул во время проверки домашних работ, - пробурчал он, не открывая глаз.
  За окном раздался знакомый смех. Я подошел к подоконнику и увидел их. Светка жонглировала тремя камешками, которые на секунду вспыхивали в воздухе алыми бликами. Ваня-Волна пытался напоить лягушку из собственного кармана. Петя что-то высматривал в маленьком зеркальце. А под старой яблоней...
  - Лиза?
  Она сидела, прислонившись к стволу, и напевала что-то под нос. Увидев меня, помахала рукой - обычной, детской рукой, без следов теней.
  - Мы же... - я повернулся к Рыжику. - Мы ведь были в Чёрном озере?
  Кот зевнул:
  - Ты что, опять про тот сон, где я героически спасаю всех?
  Дверь распахнулась, и в класс вбежала Светка:
  - Учитель! Ваня опять залил туалет!
  - Это не я! - донеслось со двора. - Это лягушка!
  Я посмотрел на свои руки - ни следов пепла, ни морозных узоров. Только чернильное пятно от проверенных тетрадей.
  - Ваня? - Светка нахмурилась. - Ты в порядке?
  Я глубоко вдохнул.
  - Да. Просто... - мой взгляд упал на последнюю страницу классного журнала. Там, среди оценок, кто-то написал мелким почерком: "Правило последнее: иногда возвращение - это тоже начало."
  - Просто сегодня будет не чистописание, - сказал я, вытирая с лица улыбку. - Сегодня учимся плести узлы.
  - Какие узлы?
  - Волшебные, - я достал из кармана клубок ниток, который почему-то оказался там.
  Рыжик приоткрыл один глаз:
  - Опять начинается...
  А где-то за спиной, в солнечном блике на стене, мелькнул рыжий хвост. Но это, конечно, просто игра света.
  
  Когда я вышел во двор, первое, что я увидел - семь камешков, выложенных в круг. И восьмой, который кто-то явно пытался спрятать под скамейкой.
  
  Я заметил первого странного ребёнка у мельницы. Мальчишка лет восьми стоял по колено в реке, но его одежда оставалась сухой. Когда ветер дул сильнее, его контуры слегка размывались, будто акварельный рисунок.
  - Новенький? - спросил я, останавливаясь в трёх шагах от него.
  Он повернулся, и я увидел, что его глаза - точная копия моих. Серые, с жёлтым ободком вокруг зрачка.
  - Я не новенький. Я забытый, - ответил он, и голос его звучал как шелест листьев.
  Рыжик, дремавший у меня на плече, мгновенно проснулся:
  - О нет. Только не ещё один.
  Мальчик протянул руку, и между пальцами заплясали маленькие вихри.
  - Мама говорила, что мой отец умел разговаривать с ветром. Правда ли это?
  Я ощутил странное покалывание в груди. Ветер внезапно усилился, донеся до нас обрывки детского смеха со школьного двора.
  - Твой отец, случаем, не лысый и не любит котов? - ехидно спросил Рыжик.
  Я опустился на корточки перед мальчиком:
  - Как тебя зовут?
  - Ваня.
  - Конечно, - вздохнул кот. - Нам же не хватало ещё одного Ванька.
  Мальчик вдруг улыбнулся, и в этот момент порыв ветра поднял его на полметра от земли.
  - Я могу показать вам других! Мы прячемся у старой плотины!
  Он схватил меня за руку, и я почувствовал, как кости становятся лёгкими, почти невесомыми.
  - Эй! - завопил Рыжик, впиваясь когтями в плечо. - Я не подписывался на полёты!
  Но было уже поздно. Ветер подхватил нас, и через несколько мгновений мы парили над лесом, держась за руку этого странного мальчишки.
  - Ты хоть знаешь, как приземляться?! - кричал я, но мой голос терялся в рёве воздуха.
  - Нет! - радостно ответил он. - Но папа говорил, что ты умеешь врать так, что это становится правдой!
  Рыжик, прижавшийся к моей шее, прошипел прямо в ухо:
  - Если выживем - я тебя убью.
  А внизу, у разрушенной плотины, собралась кучка детей. Когда мы начали падать, они дружно подняли руки - и ветер мягко опустил нас на землю.
  - Учитель, - прошептал Рыжик, глядя на этих странных малышей, чьи силуэты дрожали на ветру. - Кажется, у тебя проблемы с наследственностью.
  Самая маленькая из детей, девочка лет пяти, подошла и ткнула меня пальцем в живот:
  - Ты действительно можешь научить нас не исчезать, когда дует сильный ветер?
  Я посмотрел на их ожидающие лица. На мальчика с моими глазами. На Рыжика, который уже вёл "переговоры" с местными мышами.
  - Нет, - сказал я. - Но я могу научить вас летать.
  И в этот момент ветер принёс мне запах дыма и старой бумаги - точь-в-точь как в той комнате с горящими книгами много лет назад.
  
  Я сидел у костра, который разожгли эти маленькие чудовища, и пытался понять, как мне сбежать от их "заботы". Девочка с змеиным языком - её звали Лилька - подложила мне под зад одеяло из мха, а мальчик-ветерок, Ваня-младший, устроил над моей головой мини-торнадо, чтобы комары не кусались. Рыжик, предатель, уже свернулся калачиком у костра в компании трех местных котов и мурлыкал так, будто его всю жизнь здесь баловали.
  - Учитель, - Лилька ткнула мне в бок пальцем, оставив на рубашке мокрое пятно. Её язык выскользнул изо рта и обвился вокруг её запястья, как браслет. - Ты обещал рассказать про книгу.
  - Я ничего не обещал, - пробормотал я, но тут же получил в затылок шишкой от невидимого вихря. Ваня-младший сидел в двух шагах, делая невинное лицо.
  - Врешь, - сказал он. - Ты вчера сказал: "Завтра".
  - "Завтра" - это не обещание, это способ отложить проблему.
  Рыжик лениво приоткрыл один глаз:
  - Он так и жениться собирался.
  Я швырнул в него шишкой, но кот ловко поймал её лапой и начал грызть.
  - Ладно, - вздохнул я. - Книга.
  Я достал из рюкзака потрёпанный томик, который нашёл в развалинах старой школы. Обложка была из какого-то странного материала - не кожа, не бумага, а что-то среднее, будто спрессованный пепел. Название стёрлось, но если приглядеться, можно было разобрать буквы, выдавленные чуть глубже: "То, что нельзя прочитать".
  - Она пустая, - сказал я, открывая страницы.
  И правда - все листы были чистыми, без единой буквы.
  - Но она шепчет, - добавил Лилька, прижимая ухо к корешку.
  Я хмыкнул:
  - Книги не шепчут.
  - Эта шепчет, - настаивала девочка. - Когда никто не смотрит.
  Я перевернул страницу - и вдруг почувствовал лёгкое дуновение на пальцах. Тонкое, как паутина, шуршание.
  - Вот видишь! - воскликнул Ваня-младший.
  - Это ветер, - отмахнулся я.
  - Ветер не говорит "помоги", - пробурчал Рыжик, не отрываясь от шишки.
  Я замер.
  - Она сказала "помоги"?
  Кот зевнул:
  - Ну да. И "не сжигай меня опять".
  Я резко захлопнул книгу.
  - Откуда ты знаешь, что её сжигали?
  Рыжик наконец перестал грызть шишку и посмотрел на меня с выражением кота, который только что понял, что его хозяин - идиот.
  - Потому что она пахнет гарью. И страницы шуршат, как угли.
  Я поднёс книгу к носу. Действительно - лёгкий запах дыма, старый, въевшийся.
  - Хорошо, допустим, она волшебная. Но в ней ничего нет.
  - Может, нужно что-то сделать? - предложил Ваня-младший.
  - Например?
  - Полить водой!
  - Утопить её, отличная идея.
  - Кровью! - выпалила Лилька.
  Все замолчали.
  - Что? - она пожала плечами, и её язык скользнул по губам. - В сказках так всегда.
  Я посмотрел на Рыжика.
  - Ты же не предложишь мне её съесть?
  - Нет, - кот зевнул. - Но если хочешь, могу на неё написать.
  В итоге мы остановились на компромиссном варианте. Я царапнул палец о край страницы, которая оказалась на удивление острой, и капнул кровью на чистый лист. Кровь впиталась мгновенно. И тогда страница зашевелилась. Буквы начали проявляться, как чернила на промокашке, складываясь в строки, абзацы, целые страницы. Но это были не слова - это была карта.
  - Это... плотина? - наклонился Ваня-младший.
  - Да, - прошептал я. - Только не та, что здесь.
  На карте была изображена старая каменная плотина, но в другом месте - среди гор, которых не было в нашей местности. А в центре, прямо у основания, горела крошечная красная точка.
  - Что это? - потянулась к карте Лилька.
  Я отстранил её руку.
  - Не знаю. Но книга хочет, чтобы мы это нашли.
  Рыжик вдруг встал, шерсть на загривке дыбом.
  - Учитель...
  - Что?
  - Она перестала шептать.
  Я прислушался. Действительно - тишина. А потом книга резко захлопнулась сама собой. И загорелась. Я едва успел швырнуть её в костёр, как пламя охватило страницы, но вместо того чтобы сгореть, книга... запела. Тихий, едва уловимый голос, похожий на звон стекла. "Найди меня". И тут же огонь погас. Книга лежала в золе, целая и невредимая.
  - Вот чёрт, - пробормотал я.
  Рыжик вздохнул:
  - Ну что, летим на плотину?
  - Летим, - ответил я, глядя на детей, которые уже собирали вещи с таким энтузиазмом, будто мы отправлялись не на верную гибель, а на пикник.
  - Учитель, - Ваня-младший вдруг схватил меня за руку. - А если это ловушка?
  Я посмотрел на книгу, потом на него.
  - Конечно, ловушка.
  - И мы всё равно идём?
  - Ну а как иначе? - я усмехнулся. - Кто-то же должен спасать мир. Желательно до ужина.
  Рыжик закатил глаза:
  - Боже, какой героизм. Напомни мне сбежать при первой возможности.
  - Не получится, - хихикнула Лилька. - Ты же наш теперь.
  Кот посмотрел на неё, потом на меня, потом на небо, будто ища там ответа.
  - Ладно. Но если нас съедят, я тебя первым принесу в жертву.
  - Справедливо, - согласился я.
  И мы двинулись в путь - к плотине, к тайне, к чему-то, что, возможно, снова перевернёт наш мир с ног на голову. А книга, лежавшая у меня в рюкзаке, временами тихо смеялась. Или мне просто казалось.
  
  Мы шли уже третий час, и если бы не дети, я бы давно свернул куда-нибудь в кабак, заказал себе чего-нибудь покрепче чая и притворился, что никакой волшебной книги не существует. Но Лилька тащила меня за рукав, как на поводке, Ваня-младший то и дело подгонял ветром в спину, а Рыжик... Рыжик внезапно исчез.
  - Где кот? - спросил я, оглядываясь.
  - Ушел вперед, - ответила Лилька, словно это было совершенно нормально.
  - Куда "вперед"?! Мы в лесу!
  - Он сказал, что учуял мышей.
  - Мышей? В таком-то лесу? Его даже птицы стороной облетают!
  Но дети только переглянулись, как будто я вел себя крайне странно.
  
  Через десять минут мы нашли Рыжика. Он сидел перед каменной статуей кота. Не просто кота. Бориса. Точная копия, высеченная из темного камня, с одним зеленым глазом и одним желтым, как у настоящего Бориса. Лапа была вытянута вперед, словно указывая куда-то вглубь леса.
  - Ну и ну, - пробормотал я.
  Рыжик обернулся и посмотрел на меня с выражением, в котором читалось: "Если ты сейчас скажешь что-то глупое, я тебя поцарапаю".
  - Это... он? - осторожно спросил Ваня-младший.
  - Нет, это садовый гном, - огрызнулся я. - Конечно, он!
  Я подошел ближе и потрогал статую. Камень был теплым, несмотря на прохладный воздух.
  - Как он здесь оказался?
  - Может, его поставили? - предположила Лилька.
  - Кто будет ставить в глухом лесу статую кота?
  - Ты же сам говорил, что Борис не обычный кот.
  Я вздохнул. Дети, конечно, были правы. Борис всегда умел появляться в самых неожиданных местах. Рыжик вдруг вскочил на статую и начал обнюхивать ее морду.
  - Что ты делаешь?
  - Он здесь, - заявил кот.
  - Кто?
  - Он.
  - Ты хочешь сказать, что это не просто статуя?
  Рыжик не ответил. Вместо этого он ударил лапой по каменному носу. И статуя моргнула. Я отпрыгнул так резко, что чуть не сбил Ваню-младшего.
  - ЧТО ЭТО БЫЛО?!
  - Я же сказал, - Рыжик сидел на голове статуи с видом победителя. - Он здесь.
  Каменный кот медленно повернул голову и посмотрел на меня.
  - Ваня, - прошелестел голос, который явно исходил не от Рыжика.
  - Борис?
  - Нет, это садовый гном, - язвительно ответил камень.
  Да, это был он.
  - Ты... камень?
  - Я много чего.
  - И что теперь?
  Каменный Борис, если это действительно был он, снова указал лапой вглубь леса.
  - Иди туда.
  - Почему?
  - Потому что если не пойдешь, я расскажу всем, как ты в двадцать лет пытался заклинанием приманить к себе девушку, а вместо этого призвал козла.
  Я покраснел.
  - Ты же обещал никогда об этом не напоминать!
  - Я врал.
  Рыжик захихикал.
  - О, мне нравится этот кот.
  Я вздохнул.
  - Ладно, идем.
  Дети, которые все это время молча наблюдали за диалогом, теперь переглянулись.
  - Учитель... - начал Ваня-младший.
  - Да?
  - Ты действительно призвал козла?
  - Идем.
  Каменный Борис снова замер, превратившись в обычную статую. Но теперь я был уверен - он следил за нами. И, возможно, смеялся. Как всегда.
  
  Мы шли всю ночь. Если бы мне кто-то сказал много лет назад, что я буду бродить по лесу со странными детьми и рыжим котом, который постоянно отпускает саркастические комментарии, я бы посоветовал этому человеку пить поменьше дешёвого вина. Но вот он я - промокший, голодный и с ноющей спиной, потому что Ваня-младший решил, что ветер должен подталкивать меня в спину постоянно, даже когда я спотыкаюсь о корни.
  - Учитель, - Лилька дернула меня за рукав. Её змеиный язык обвился вокруг её запястья, как живой браслет. - Ты храпишь на ходу.
  - Я не сплю.
  - Ты только что ответил мне "спасибо, вкусно" на вопрос "куда идём".
  Рыжик, шедший впереди, фыркнул:
  - Он всегда так делает. Однажды во сне съел мою рыбу и сказал, что она "слишком политизированная".
  Я хотел было возразить, но в этот момент Ваня-младший вдруг замер.
  - Чувствуете?
  Я не чувствовал ничего, кроме усталости и желания присесть на ближайший пенёк. Но дети выстроились в линию, как гончие, учуявшие добычу. Даже Рыжик насторожил уши.
  - Что?
  - Тише, - прошептала Лилька.
  И тогда я услышал. Глухой, пульсирующий звук. Будто огромное сердце билось где-то под землёй.
  - Это нехорошо, - пробормотал я.
  - Нет, это очень нехорошо, - поправил Рыжик.
  Звук нарастал. Земля под ногами дрожала. Ваня-младший схватил меня за руку - его пальцы были холодными, как лёд.
  - Учитель, смотри!
  Там, где лес расступался, стоял дом. Нет, не дом. Его дом. Тот самый, с покосившейся верандой и трещиной в виде молнии на ставне. Тот, где я жил до того, как всё пошло наперекосяк. Тот, который сгорел дотла три года назад.
  - Это... невозможно, - выдохнул я.
  - Очевидно, возможно, - сказал Рыжик. - Потому что он тут.
  Дом выглядел целым. Даже занавески на окнах были те самые, в синий горошек. Из трубы валил дым, будто внутри топили печь.
  - Ловушка? - спросила Лилька.
  - Обязательно, - я стиснул зубы. - Но чья?
  - Может, там пироги? - предположил Ваня-младший.
  Рыжик вздохнул:
  - Вот почему я терплю детей. Они хотя бы правильно расставляют приоритеты.
  Я сделал шаг вперёд - и в этот момент дверь скрипнула и открылась. На пороге стоял я. Точная копия. Такой же невыспавшийся вид, та же поношенная рубаха, даже торчащий вихор на макушке. Только... глаза. Глаза были чужими. Слишком светлыми. Слишком пустыми.
  - Ваня, - сказал двойник. Его голос звучал как моё эхо. - Ты опоздал.
  Я почувствовал, как по спине побежали мурашки.
  - Кто ты?
  - Ты же знаешь.
  Рыжик ощетинился:
  - Это не твой добрый близнец, если что.
  Двойник улыбнулся. Слишком широко.
  - Заходи. Чай уже заварен.
  - Нет, спасибо, - я отступил на шаг. - Мы... мы просто проходили мимо.
  - Ваня, - он покачал головой. - Ты же знаешь, что нельзя отказываться от собственного дома.
  Дверь распахнулась шире. Внутри было неправильно. Стены дышали. Пол был покрыт чем-то, напоминающим кожу. На столе стоял чайник - тот самый, мой, с отбитым носиком - но из него сочилась густая тёмная жидкость.
  - Окей, - я схватил детей за руки. - Мы уходим.
  - Слишком поздно, - сказал двойник.
  Дверь захлопнулась. Рыжик прыгнул мне на плечо и прошипел прямо в ухо:
  - Если у тебя есть план, сейчас самое время!
  Я закрыл глаза.
  - Дети, - прошептал я. - Вспомните, что я успел вам рассказать.
  - Ты учил нас не попадать в ловушки! - завопила Лилька.
  - Ну... кроме этого.
  - Ты говорил, что если что-то выглядит как дом, пахнет как дом, но при этом не дом - это...
  - ...скорее всего, голодная тварь, которая хочет тебя съесть, - закончил Ваня-младший.
  Я вздохнул.
  - Да. Именно.
  Двойник склонил голову.
  - Жаль. Я надеялся, что ты поумнел.
  И тогда стены зашевелились. Из теней выползли руки - десятки, сотни рук, бледных, с длинными пальцами. Они потянулись к нам.
  - Учитель! - закричала Лилька.
  Я схватил её и Ваню-младшего, прижал к себе.
  - Закройте глаза!
  - А как же кот?! - завопил Ваня.
  - Я уже вон там! - донёсся голос Рыжика где-то с потолка.
  Я сосредоточился. Вспомнил запах дыма. Горящих страниц. Голос Бориса, который когда-то сказал мне: "Страх - это просто дверь. Ты можешь закрыть её. Или открыть."
  Я открыл глаза. И засмеялся. Двойник замер.
  - Что... что ты делаешь?
  - Ты же я, - я ухмыльнулся. - Разве не понимаешь?
  Я сделал шаг вперёд.
  - Ты ошибся с одной деталью.
  - С какой?
  - Я никогда не завариваю чай.
  И ударил кулаком в стену. Дом вздрогнул. Завыл. Руки затряслись, будто от боли.
  - ВАНЯ! - закричал двойник, но его голос уже менялся, трескался, как стекло.
  Я повернулся к детям.
  - Бежим!
  Мы вырвались наружу как раз в тот момент, когда дом сложился сам в себя, как бумажный. Остановились только в сотне шагов, когда от дома осталась лишь кучка тлеющих досок.
  - Что... что это было? - тяжело дышал Ваня-младший.
  - Отражение, - я вытер лоб. - Моё. Точнее, то, что когда-то было мной.
  - То есть... это был ты?
  - Нет. Это было то, от чего я убежал.
  Рыжик, выбравшийся из кустов, отряхнулся.
  - Ну, как минимум, теперь ты знаешь, что твоя тёмная сторона - плохой хозяин. Чай у неё отвратительный.
  Я хотел ответить, но в этот момент Лилька вдруг вскрикнула.
  - Смотрите!
  На месте дома теперь стояло... зеркало. Высокое, в резной раме, покрытое пылью. А в нём отражались мы - но не такие, как сейчас. Я - седой, с шрамом через глаз. Лилька - взрослая, с длинными серебряными волосами. Ваня-младший - высокий, в плаще, развевающемся на ветру. И Рыжик... Рыжик был огромным.
  - О, - сказал кот. - Мне нравится этот вариант.
  Я подошёл ближе.
  - Это... будущее?
  - Или то, что могло бы быть, - раздался знакомый голос.
  Из-за зеркала вышел настоящий Борис. Не каменный. Не отражение. Он потянулся, лениво облизнул лапу и посмотрел на меня.
  - Ну что, Ваня, - сказал он. - Проснулся наконец?
  Я посмотрел на дом-ловушку, на зеркало, на детей.
  - Борис... что происходит?
  Кот улыбнулся (да, коты умеют улыбаться, особенно если они - не совсем коты).
  - Началось.
  И зеркало разбилось. Но вместо осколков на землю упали слова. Одно из них подкатилось к моей ноге. Я поднял его.
  "Выбор".
  Рыжик вздохнул.
  - О нет. Опять эти штуки с предзнаменованиями.
  Я перевернул слово в пальцах.
  - Борис...
  Но кота уже не было. Только ветер шелестел в листьях, да где-то вдали кричала птица. Лилька потянула меня за рукав.
  - Учитель... мы идём дальше?
  Я посмотрел на слово в руке.
  - Да.
  - Куда?
  - Туда, где нас ждут.
  - А где нас ждут?
  Я сунул слово в карман.
  - Не знаю. Но, похоже, мы скоро это узнаем.
  Рыжик прыгнул мне на плечо.
  - Главное, чтобы там были пироги.
  - Ага, - я усмехнулся. - Главное.
  И мы пошли дальше.
  
  Дождь начался внезапно - огромные, тяжёлые капли, которые били по лицу, как мелкие камни. Мы бежали по лесу, спотыкаясь о размокшие корни, а ветер выл так, будто над нами издевался лично бог плохой погоды.
  - Учитель! - крикнула Лилька, её змеиный язык обвился вокруг шеи, как шарф. - Мы точно идём в правильном направлении?
  - Конечно! - рявкнул я, хотя понятия не имел, куда мы бежим.
  - Он врёт! - донёсся голос Рыжика, который сидел у меня на плече, закутавшись в мой поднятый воротник. - Он вообще не знает, куда идёт!
  - Я знаю!
  - Тогда почему мы бежим от плотины, а не к ней?!
  Проклятый кот. Он всегда знал, когда я врал. Внезапно Ваня-младший схватил меня за руку и резко остановился.
  - Тише!
  Я чуть не упал в грязь, но успел затормозить.
  - Что?
  - Слышите?
  Я прислушался. Сквозь шум дождя пробивался... голос. Чей-то слабый, прерывистый шёпот.
  - Ваня...
  Мурашки побежали по спине.
  - Это...
  - Не ты, - прошептал Рыжик. Его уши нервно дёргались.
  - Ваня... помоги...
  Голос доносился из чащи. Я сделал шаг вперёд - и в этот момент молния ударила в дерево в десяти шагах от нас. Дети вскрикнули, а я едва не лишился чувств от яркой вспышки. Когда зрение вернулось, я увидел её. Девочку. Лет восьми, в промокшем до нитки платье, босую. Она стояла под деревом, и дождь... не касался её. Капли останавливались в сантиметре от кожи, будто ударяясь о невидимый купол.
  - Кто... - начал я, но она подняла руку.
  - Ты должен уйти.
  Её голос звучал слишком взросло для такого ребёнка.
  - Почему?
  - Они идут.
  - Кто?
  В ответ она только покачала головой.
  - Ты не готов.
  - К чему?
  - К правде.
  Рыжик зашипел:
  - О, отлично. Ещё одна загадочная личность. Как будто нам не хватало Бориса.
  Девочка посмотрела на кота - и вдруг улыбнулась.
  - Привет, Рыжик.
  Кот замер.
  - Ты... ты знаешь меня?
  - Конечно. Я же видела, как ты украл рыбу у сторожа в прошлом году.
  Рыжик распушил хвост.
  - Это была тактика! Отвлекающий манёвр!
  Я проигнорировал их перепалку и шагнул ближе.
  - Кто ты?
  - Я - эхо, - ответила девочка. - То, что осталось.
  - От чего?
  - От тебя.
  Она подняла руку - и вдруг дождь вокруг нас замер. Капли повисли в воздухе, сверкая, как миллиарды крошечных алмазов.
  - Ваня, - сказала она серьёзно. - Ты должен вспомнить.
  - Что?
  - Кто ты.
  И она коснулась моего лба. Мир взорвался. Воспоминания хлынули, как прорванная плотина. Я видел себя - но не того, кем был сейчас. Я стоял на вершине башни, окружённый вихрем магии. Я шёл по пустыне, где песок пел под ногами. Я сидел у костра с людьми, чьи лица были стёрты временем, но чьи имена звенели в моей памяти, как колокола: Геннадий. Лиза. Артём. Последний образ был самым ярким: Я - старый, седой, с глазами, полными боли - стою перед огромными вратами. И за ними кто-то зовёт меня. "Ваня..." Голос был таким знакомым...
  - Учитель!
  Я очнулся от удара по щеке. Лилька стояла передо мной, её глаза были полны слёз.
  - Ты... ты исчезал!
  Я посмотрел на свои руки - они мерцали, как плохая голограмма.
  - Что...
  - Она сделала с тобой что-то! - завопил Ваня-младший.
  Я поднял голову. Девочки больше не было. Но на земле, где она стояла, лежал маленький камешек. Я поднял его - и он рассыпался в пыль у меня в пальцах. Осталось только одно слово, выгравированное на крошечном кусочке: "Помни".
  Рыжик подошёл и потёрся о мою ногу.
  - Ну что, гений? Каков план теперь?
  Я глубоко вдохнул.
  - Мы идём к плотине.
  - А что там?
  - Ответы.
  - И, надеюсь, еда?
  Я не ответил. Потому что впервые за долгое время я чувствовал. Что мы идём не просто куда-то. Мы возвращались. И где-то впереди, сквозь дождь и ветер, меня ждал голос, который я знал всю жизнь. Тот, что звал меня по имени.
  
  Развалины плотины выглядели так, будто их плюнул и размазал какой-то гигантский ребёнок. Камни лежали в хаотичном порядке, поросшие мхом и какими-то синеватыми цветами, которых я раньше никогда не видел. В воздухе висел сладковатый запах - не то мёда, не то гниющих фруктов.
  - Учитель, - Лилька дернула меня за рукав. - Ты опять делаешь это лицо.
  - Какое лицо?
  - Как будто ты сейчас или заплачешь, или подожжёшь что-нибудь.
  Рыжик, сидевший на ближайшем валуне, вылизывал лапу.
  - Обычно он делает и то, и другое.
  Я проигнорировал кота и подошёл к самому краю разрушенной плотины. Внизу бурлила вода - слишком тёмная, почти чёрная.
  - Здесь что-то не так, - пробормотал я.
  - Ну да, - Рыжик прыгнул мне на плечо. - Например, то, что мы пришли в какое-то проклятое место, потому что так сказала призрачная девочка.
  Ваня-младший тем временем залез на груду камней и замер, как пёс, учуявший дичь.
  - Чувствуете?
  Я не чувствовал ничего, кроме нарастающей тревоги.
  - Что?
  - Он здесь.
  - Кто...
  И тут я увидел. Между камнями, в тени разрушенной арки, стоял человек. Высокий, сутулый, в потрёпанном плаще. Моё сердце ёкнуло.
  - Геннадий?
  Человек поднял голову. И я понял, что ошибся. Это не был Геннадий. Это было почти он. Те же черты, но... перекошенные, словно отражение в кривом зеркале. Глаза слишком большие, рот слишком широкий.
  - Ваня, - сказала тень. Голос звучал почти правильно, но с каким-то противным подвыванием, будто говорили несколько человек одновременно. - Ты пришёл.
  Рыжик ощетинился.
  - Вот это мне не нравится.
  Тень сделала шаг вперёд.
  - Я ждал тебя.
  Я инстинктивно отодвинулся, загораживая детей.
  - Ты не Геннадий.
  - Нет, - согласилась тень. - Я лучше.
  Она подняла руку - и вдруг земля под нами затряслась. Камни сдвинулись, образуя что-то вроде трона. Тень уселась, скрестив ноги.
  - Ты ищешь ответы, да?
  Я не ответил.
  - Я могу дать их тебе, - продолжила тень. - Всё, что ты хочешь знать.
  - В обмен на что?
  Тень улыбнулась. Слишком широко.
  - На то, что ты и так отдашь.
  - А именно?
  - Надежду.
  Ваня-младший вдруг закашлялся. Я обернулся - он стоял, согнувшись, и из его рта вырывались... слова. Маленькие, чёрные, как тараканы, они падали на землю и тут же растворялись.
  - Что вы с ним сделали?! - закричала Лилька.
  Тень пожала плечами.
  - Ничего. Он просто слишком долго слушал.
  Я схватил Ваню за плечи.
  - Дыши! Глубоко!
  Он попытался, но из его горла вырвалось ещё несколько слов: "страх", "боль", "ошибка".
  Рыжик вдруг прыгнул ему на голову и ударил лапой по носу.
  - Эй, мелюзга! Смотри на меня!
  Ваня-младший заморгал.
  - Кот...
  - Да, я кот. Самый красивый кот на свете. А теперь заткнись и не слушай эту тварь.
  Тень засмеялась.
  - Мило. Но бесполезно.
  Она щёлкнула пальцами - и вдруг Ваня-младший взлетел в воздух, будто кукла на нитках.
  - ВАНЯ! - закричал я.
  - Не волнуйся, - сказала тень. - Он просто вернётся к тому, чем всегда должен был быть.
  Тело мальчика начало меняться. Становиться прозрачным. Ветром.
  - НЕТ! - Лилька бросилась вперёд, но я схватил её.
  - Стой!
  - Но он...
  - Я знаю.
  Я повернулся к тени.
  - Отпусти его.
  - И что ты дашь взамен?
  Я глубоко вздохнул.
  - Себя.
  Рыжик зашипел:
  - Ваня, нет!
  - Молчи, - я не отводил глаз от тени. - Ты же хотел меня? Вот он я.
  Тень наклонила голову.
  - Интересно.
  - Отпусти его.
  - И что потом?
  - Потом... мы поговорим.
  Тень задумалась.
  - Хорошо.
  Она щёлкнула пальцами - и Ваня-младший рухнул на землю. Лилька тут же бросилась к нему. Я шагнул вперёд.
  - Ну?
  Тень поднялась с камня.
  - Ты правда думаешь, что это сработает?
  - Что?
  - Ты. Жертва. - Тень засмеялась. - Ты же даже не знаешь, кто ты такой.
  - А ты знаешь?
  - Конечно.
  Она подошла вплотную.
  - Ты - ошибка.
  Я сжал кулаки.
  - Ошибка?
  - Да. Та, которую нужно исправить.
  Тень протянула руку - и вдруг я увидел. Себя. Но не того, кем был сейчас. Себя - настоящего. Того, кем я должен был быть. И это... Это было не я.
  - Нет, - прошептал я.
  - Да, - сказала тень. - Ты - всего лишь тень. Заполнитель пустоты.
  Я отступил.
  - Это ложь.
  - Проверим?
  Она щёлкнула пальцами - и вдруг моя рука стала... прозрачной. Я видел камни сквозь неё.
  - Что...
  - Ты исчезаешь, Ваня. Потому что он просыпается.
  - Кто?
  - Настоящий ты.
  Я посмотрел на детей. На Рыжика.
  - Это... неправда.
  - Правда, - тень улыбнулась. - Но ты можешь это изменить.
  - Как?
  - Уйди. Пока не поздно.
  Я замер.
  - И что тогда?
  - Тогда они будут жить.
  Я посмотрел на Ваню-младшего, который всё ещё дрожал на земле. На Лильку, которая сжимала его руку. На Рыжика, который смотрел на меня с чем-то, что я раньше никогда не видел в его глазах. Со страхом.
  - Ваня... - прошептал кот.
  Я закрыл глаза.
  - Нет.
  Тень нахмурилась.
  - Что?
  - Я сказал нет.
  - Ты...
  - Я не знаю, кто я. Может, ты права. Может, я действительно ошибка.
  Я сделал шаг вперёд.
  - Но они - мои.
  И я ударил. Не кулаком. Не магией. Собой. Тень вскрикнула - и вдруг начала рассыпаться, как песочный замок.
  - Ты... не можешь...
  - Могу, - я чувствовал, как что-то внутри меня рвётся, ломается. - Потому что я их учитель.
  Последнее, что я увидел перед тем, как мир поглотила тьма - это лица детей. И Рыжика, который прыгнул мне навстречу.
  - ИДИОТ! - крикнул он.
  А потом всё исчезло.
  
  Я очнулся от того, что кто-то тыкал мне в щёку чем-то холодным и мокрым.
  - Учитель?
  Открываю глаза - передо мной Лилька, её змеиный язык снова тычет мне в лицо. За ней стоит Ваня-младший, бледный, но живой. А на моей груди восседает Рыжик с выражением "я тебя сейчас убью".
  - Ты, - кот бьёт меня лапой по носу, - полный, - ещё удар, - идиот!
  Я пытаюсь сесть, но голова раскалывается.
  - Что...
  - Ты чуть не умер! - кричит Лилька.
  - Опять, - добавляет Ваня-младший.
  Оглядываюсь - тени нет. Плотина на месте. Мы в какой-то полуразрушенной каменной постройке, похожей на старую мельницу.
  - Сколько я...
  - Два часа, - Рыжик прыгает на плечо. - Дети тащили твою тушу как мешок с картошкой.
  - Я нёс твои ноги! - гордо заявляет Ваня-младший.
  - А я держала твою голову, чтобы ты не стукался, - хвастается Лилька.
  - А я руководил процессом, - важно заявляет Рыжик.
  Потираю виски. Всё ещё кружится голова, но мысли постепенно проясняются.
  - Тень...
  - Исчезла, - говорит Ваня-младший. - После того как ты...
  - Взорвался? - предполагаю я.
  - Скорее... засветился, - морщится Лилька.
  Рыжик фыркает:
  - Как дешёвая лампочка.
  Пытаюсь встать - мир плывёт перед глазами.
  - Не надо! - Лилька хватает меня за руку. - Ты ещё...
  - Я в порядке, - вру сквозь зубы.
  - Врать-то зачем? - Рыжик тычется мокрым носом мне в шею. - Ты еле дышишь.
  - Мы должны двигаться, - говорю я, но ноги подкашиваются.
  Ваня-младший вдруг хлопает в ладоши:
  - Я знаю! Давайте сыграем в "Слепого"!
  Все смотрят на него как на умалишённого.
  - Ваня, - осторожно говорю я, - я и так почти слепой после всего этого.
  - Нет! Это игра, которой меня научила мама! Когда плохо - закрываешь глаза и слушаешь.
  Рыжик подёргивает усами:
  - И что это даст?
  - Попробуем? - Ваня-младший смотрит на меня с такой надеждой, что я не могу отказать.
  - Ладно. Но если я засну - не обижайтесь.
  Закрываю глаза.
  Сначала только тишина. Потом начинаю различать:
  - Дождь за стенами...
  - Да! - шепчет Ваня-младший.
  - Мыши под полом... три штуки...
  - Фу, - говорит Лилька.
  - Рыжик... переминается с лапы на лапу...
  - Неправда! - возмущается кот, но я слышу, как он перестаёт двигаться.
  - Лилька... грызёт ногти...
  - Ага! - Ваня-младший хлопает в ладоши.
  Открываю глаза - Лилька краснеет и быстро убирает руку ото рта.
  - Это... привычка.
  Рыжик прыгает мне на колени:
  - Ну и что это доказывает?
  - Что я... - вдруг осознаю, - действительно стал лучше слышать.
  И не только слышать. Голова прояснилась. Тело больше не болит. Даже странно. Ваня-младший сияет:
  - Видишь? Мама всегда говорила - когда теряешь одно, получаешь другое!
  Лилька наклоняется ко мне:
  - Учитель... а что ты потерял?
  Я не отвечаю сразу. Потому что понимаю - я действительно что-то потерял. Что-то важное. Но что именно - пока не знаю. Рыжик тыкает меня лапой:
  - Эй. Не зацикливайся.
  - Я не...
  - Ваня, - кот смотрит мне прямо в глаза, - ты жив. Дети целы. Всё остальное - фигня.
  Лилька вдруг вскакивает:
  - Смотрите!
  На полу перед нами - капля воды. Потом вторая. Третья. Но дождя нет. Вода сочится из... воздуха.
  - Это...
  - Дверь, - говорю я.
  - Куда?
  - Туда, куда мы идём.
  Рыжик вздыхает:
  - Опять таинственные штуки.
  Ваня-младший тянет меня за руку:
  - Пойдём?
  Смотрю на эту странную "дверь". На детей. На кота.
  - Пойдём.
  Но прежде чем шагнуть в воду, я незаметно сжимаю в кулаке маленький камешек - единственное, что осталось от того места. На всякий случай.
  
  Вода обрушилась на нас как ледяной водопад. Я успел лишь втянуть воздух, прежде чем нас накрыло целиком. Когда открыл глаза, мы стояли в круглом зале с высокими сводами, где вместо факелов горели синие шары света.
  - Где это... - начал я, но Рыжик резко вцепился когтями в плечо.
  - Не двигайся.
  Перед нами, на каменных тронах, сидели трое. Слева - женщина в маске из живых бабочек, их крылья шевелились при каждом её дыхании. Справа - слепой старик с глазами, затянутыми белой плёнкой, но я почему-то был уверен, что он видит нас лучше любого зрячего. И в центре...
  - Геннадий? - вырвалось у меня.
  Но нет. Хотя мужчина в центре был похож на моего учителя - те же морщины, та же седая борода - но его глаза... Они были абсолютно чёрными. Без зрачков. Без белка.
  - Ваня Светлов, - произнёс он, и его голос звучал как скрип старых страниц. - Мы тебя ждали.
  Лилька невольно прижалась ко мне, её змеиный язык дрожал. Ваня-младший стоял как вкопанный, а Рыжик...
  - О, великие и ужасные, - пробурчал кот. - Можно я пойду поищу мышей, пока вы будете детей пугать?
  Женщина с бабочками рассмеялась:
  - Твой кот не изменился, Ваня.
  Я нахмурился:
  - Вы... знаете нас?
  Слепой старик склонил голову:
  - Мы знаем всех, кто когда-либо нёс свет.
  - Но особенно - тебя, - добавил чёрноглазый.
  Я почувствовал, как по спине побежали мурашки.
  - Кто вы?
  - Совет Трёх, - ответила женщина. - Те, кто хранит равновесие.
  - И мы пришли к выводу, - продолжил слепой, - что ты его нарушаешь.
  Ваня-младший вдруг закашлял - из его рта снова вырвалось чёрное слово "Опасность".
  Рыжик прыгнул ему на плечо и ударил лапой по затылку:
  - Держи их в себе, малыш!
  Чёрноглазый поднял руку:
  - Спокойно. Мы не враги.
  - Тогда кто? - сжал я кулаки.
  - Свидетели, - сказала женщина. - Ты идёшь по пути, который уже проходил. И мы знаем, чем это закончится.
  Слепой встал с трона и подошёл ко мне так близко, что я почувствовал его дыхание - пахло мятой и чем-то горьким.
  - Дай мне руку.
  Я колебался, но Рыжик неожиданно кивнул:
  - Дай. Он не укусит. Наверное.
  Старик коснулся моей ладони - и мир взорвался образами. Я увидел себя... но не себя. Я стоял над городом, окружённый вихрем магии. Я шёл по пустыне, где песок пел под ногами. Я умирал в одиночестве, и последнее, что я видел - это чьи-то руки, тянущиеся ко мне... Я вырвался, задыхаясь.
  - Что это было?!
  - Ты, - просто сказал слепой. - Тот, кем ты мог бы стать.
  - И кем стал в другом времени, - добавила женщина.
  Чёрноглазый встал:
  - Ваня. Ты должен сделать выбор.
  - Какой?
  - Остаться или уйти.
  Рыжик зашипел:
  - Вот и всё? После всей этой мистики - банальное 'уходи или останься'?
  Чёрноглазый улыбнулся - и вдруг его лицо на миг стало лицом Геннадия.
  - Не всё так просто, кот. Если он уйдёт - мир забудет о магии. Если останется - он забудет себя.
  Лилька вдруг закричала:
  - Нет! Вы не можете!
  Женщина с бабочками вздохнула:
  - Мы не можем. Но правила могут.
  Я посмотрел на детей. На Рыжика. Потом на Совет.
  - А если я откажусь выбирать?
  Слепой покачал головой:
  - Тогда выбор сделают за тебя.
  Ваня-младший вдруг выступил вперёд:
  - А если мы все решим?
  Совет переглянулся.
  - Интересно, - прошептала женщина.
  Чёрноглазый склонил голову:
  - Говори, дитя.
  Ваня-младший взял меня и Лильку за руки:
  - Мы идём вместе. Все. И если надо выбирать - выберем вместе.
  Рыжик фыркнул и промолчал. Но я видел - его хвост дрожал.
  Чёрноглазый задумался, потом кивнул:
  - Хорошо. Пусть будет так.
  Он щёлкнул пальцами - и перед нами появились два портала. Один - тёмный, как ночь. Другой - светлый, как утро.
  - Выбирайте.
  Лилька сжала мою руку:
  - Учитель...
  Я посмотрел на Рыжика. Кот пожал плечами:
  - Я за любой кипеж. Кроме того, где меня забывают.
  Ваня-младший просто стоял и ждал. Я глубоко вздохнул. И сделал шаг...
  
  Мы выбрали третий вариант. Тот, которого не было среди предложенных - развернулись и пошли к выходу.
  - Это бунт? - прошептал Ваня-младший, когда мы уже почти достигли огромных бронзовых дверей.
  - Это здравый смысл, - процедил я сквозь зубы.
  Рыжик, сидевший у меня на плече, обернулся и зашипел в сторону Совета:
  - Надеюсь, у вас есть запасной план для идиотов, которые думают, что могут диктовать нам условия!
  Двери сами распахнулись перед нами - и мы вывалились... Прямо на крыльцо старого дома. Не того, что сгорел. Не каменного кошмара из прошлого. Совсем другого - покосившегося, но крепкого, с палисадником, где росли странные синие цветы, и табличкой над дверью "Школа для тех, кто забыл". Лилька первая поднялась с земли, отряхивая колени:
  - Что это за место?
  - Наша новая головная боль, - вздохнул я, поднимаясь.
  Ваня-младший уже крутился у двери:
  - Смотрите! Здесь что-то написано мелким шрифтом!
  Я наклонился, разбирая выцветшие буквы "Основано В.С. и К.Б.". Рыжик вдруг замер:
  - Ваня... это...
  Я знал, что он думал. Те же инициалы, что и у нас с Борисом. Дверь скрипнула и приоткрылась сама собой. Внутри пахло мелом, старой бумагой и...
  - Пирогами? - Ваня-младший задрал нос, как щенок.
  Мы вошли в просторный холл с высокими потолками. На стенах висели картины, которые менялись, если на них долго смотреть. В одной комнате стояли парты, но вместо стульев - подушки. В другой - что-то вроде лаборатории, где колбы наполнялись сами собой.
  - Учитель, смотри! - Лилька тыкала пальцем в табличку на двери.
  "Кабинет змеиных языков"
  Её собственный язык обвился вокруг запястья, будто заинтересовался. Рыжик прыгнул на подоконник:
  - О, тут мышиные норки! Настоящие!
  Я медленно шёл по коридору, чувствуя странное покалывание в кончиках пальцев. Это место... знало меня. В самом конце коридора была дверь с табличкой "Директор". Я толкнул её - и обомлел. За столом сидел...
  - Борис?
  Кот поднял голову от бумаг. На нём были крошечные очки, а на шее - галстук.
  - Наконец-то. Я начал думать, вы заблудились между мирами.
  Рыжик так и сел на пол:
  - ЧТО.
  Борис, если это был он вздохнул:
  - Садитесь. Думаю, пришло время для первого урока.
  Мы уселись на неудобные деревянные стулья.
  - Урок чего? - осторожно спросил я.
  - Того, как устроен этот мир. - Борис снял очки. - А точнее - как его починить.
  Лилька подняла руку:
  - А при чём тут мы?
  Борис улыбнулся. По-кошачьи.
  - Вы - поломка. Как и он. - Кот кивнул на меня. - И я. И этот старый дом.
  Ваня-младший наклонился ко мне:
  - Учитель, он говорит загадками...
  - Он всегда так делает, - вздохнул я.
  Борис хлопнул лапой по столу:
  - Внимание! Первое правило новой школы - никаких 'почему' до обеда.
  Рыжик фыркнул:
  - Второе правило - где, чёрт возьми, этот обед?
  Дверь распахнулась, и на подносе вплыли... действительно пироги.
  - Третье правило, - сказал Борис, раздавая тарелки, - иногда ответы приходят сами. Главное - быть готовым их принять.
  Я смотрел на свой кусок пирога. На детей. На двух котов. На этот странный дом. И впервые за долгое время почувствовал - мы на правильном пути. Даже если не знаем, куда он ведёт. Рыжик уже засунул морду в тарелку:
  - Я передумал. Эта школа - лучшая!
  Борис мурлыкнул:
  - Добро пожаловать домой.
  И где-то в глубине дома зазвенел колокольчик, будто в ответ.
  
  Просыпаюсь от того, что кто-то методично бьёт меня лапой по лбу.
  - Вставай. Первый день.
  Открываю один глаз - передо мной Рыжик в миниатюрной учительской мантии и с указкой в зубах.
  - Ты...
  - Директорский приказ. - Он тычет указкой в мою грудь. - Ты ведёшь "Основы безопасного колдовства" в 8 утра.
  - Каких ещё...
  Выглядываю в окно. Рассвет. Дом-школа стоит как ни в чём не бывало, только теперь во дворе появилась странная конструкция из палок и верёвок, напоминающая то ли качели, то ли виселицу.
  
  - Это что?
  - Тренажёр для осознанных полётов. - Рыжик гордо поднимает голову. - Моя идея.
  - У нас же нет...
  - Учеников? - Кот ухмыляется. - Посмотри-ка.
  Спускаемся в холл. Там уже шумят человек двадцать детей разного возраста. Светка, близнецы и другие, что остались в школе в той деревушке, тоже были здесь. Лилька что-то объясняет девочке с фиолетовыми волосами, показывая на свой змеиный язык. Ваня-младший стоит посреди зала, и вокруг него кружит мини-торнадо из опавших листьев.
  - Откуда...
  - Нашли по дороге, - говорит Борис, появляясь из ниоткуда. На нём теперь ещё и пенсне. - Вернее, они нашли нас.
  Подходит мальчик лет семи с глазами разного цвета:
  - Вы и есть Учитель?
  - Э...
  - Он, - перебивает Рыжик. - Только не пугайтесь, он выглядит хуже, чем есть на самом деле.
  Борис кашляет в лапу:
  - Пора начинать.
  - Что начинать?
  - Всё.
  И тут я понимаю. Это не конец пути. Это самое начало. Снова.
  - Ладно, - вздыхаю я, поправляя мятую рубаху. - Кто хочет научиться колдовать, не взорвавшись?
  Руки поднимают все.
  - Отлично. Первое правило...
  - Никаких правил до обеда? - перебивает рыжий малыш с веснушками.
  - Нет. Первое правило - всегда слушайте кота.
  Рыжик млеет от гордости. Борис качает головой, но в глазах - одобрение.
  
  Я сижу на крыльце нашей кривой школы и смотрю, как закат красит стены в золотисто-розовый цвет. Где-то звонит колокол. В кармане - последний кусочек мела, который никак не хотел становиться волшебным, несмотря на все мои заклинания. Рыжик устроился у меня на коленях, блаженно посапывая после воровства сметаны из кладовки. Борис где-то внутри ведёт "факультатив по осознанному мурлыканью" с новыми учениками. А из открытого окна второго этажа доносится взрыв - это Лилька и Ваня-младший, видимо, снова экспериментируют с тем, что я строго-настрого запретил называть "взрывной магией для начинающих". Из кустов выползает наш новенький - тот самый, с разноцветными глазами. Весь в листьях, с дымящимися волосами.
  - Учитель, а можно вопрос?
  - Если про то, как вернуть брови - нет.
  - Нет. - Он садится рядом, серьёзно складывая руки на коленях. - А правда, что вы когда-то были великим магом?
  Я смотрю на свои потрёпанные сапоги, на пятно от варенья на рукаве, на спящего кота, который только что украл у меня последнюю котлету.
  - Нет.
  - Но мне сказали...
  - Мне когда-то сказали, что земля плоская. А потом - что она круглая. - Я бросаю мелок в воздух, и он на секунду замирает, прежде чем упасть. - Правда в том, что мы все - немного волшебники. Даже ты.
  Мальчик задумчиво разглядывает свои ладони.
  - А я могу научиться?
  nbsp- Уже учишься.
  В дверях появляется Борис. В его пенсне отражается двойной закат - наш, и какой-то другой, из мира, которого мы пока не видим.
  - Ваня.
&; - Знаю, знаю. - Поднимаюсь, отряхивая штаны. - "Ужин. Домашние задания. Не пускать детей в подвал".
  - Нет. - Кот улыбается своей кошачьей улыбкой. - Просто хотел сказать - ты неплохо справляешься.
  И это, пожалуй, лучший комплимент, который я когда-либо получал.
  
  Захожу внутрь, где пахнет пирогами, жжёной травой и чем-то ещё - тем, что не имеет названия, но очень напоминает... Нет, не "дом". Но что-то, что может быть только дома. И когда колокол звонит в последний раз сегодня, я понимаю - это не конец. Это просто пауза между историями. А на столе, среди книг и чернильниц, лежит маленький камешек с выгравированным словом: "Продолжение".
  Телефон для СБП +7(918)277-95-87. Поддержите автора полтишком-другим, чтобы с него штаны не падали.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"