Аннотация: Первая книга серии романов о ниндзя. Данная книга о том, как один из них слишком много думал и стал предателем. Пожалуйста, не забываем о том, что это развлекательная литература, не стоит делать то, что в ней написано. А то та-та.
Весь текст данного произведения - вымысел автора. Все совпадения случайны.
Книга защищена законом об авторском праве.
Автор Самойлов Александр Григорьевич. Сентябрь. 2025 год.
Холодный, седой туман, плотный как вата, заполнил собой всё ущелье, скрыв очертания сосен-великанов и превратив мир в размытую акварель. Он лип к коже противной влагой, скрывал звуки и был главным союзником двух фигур, замерших на скользком каменном уступе над лагерем самураев.
- Видишь? - шёпот Дзюнъэя был тише шелеста мокрых иголок сосны. Он даже не повернул головы, его карие глаза, узкие и внимательные, были прикованы к происходящему внизу.
- Вижу воронку от похлёбки, которую они в себя влили, - так же тихо, но с лёгкой насмешкой отозвалась Акари. Она лежала рядом, и капли тумана оседали на её чёрных, как смоль, волосах, словно рассыпанный жемчуг. - И слышу, как у одного из них урчит в животе. Мастерство невероятное.
Дзюнъэй сдержал улыбку. Юмор в их ремесле был такой же редкостью, как солнечный день в сезон дождей, но Акари умудрялась пронести его с собой, словно запасной сюрикэн.
- Не воронку. Видишь того старого самурая у потухающего костра? Того, что с проседью в бороде и смотрит на остальных как сова на мышей?
Акари сузила глаза, всматриваясь в пелену.
- Вижу. Спит сидя, храпит.
- Он не спит. Его левый кулак сжат. Он лишь притворяется спящим, чтобы наблюдать за молодыми. Он их инструктор. И он единственный, кто действительно опасен. Остальные... - Дзюнъэй позволил себе лёгкий, почти презрительный вздох, - остальные играют в солдатиков. Они так громко звенят доспехами, что можно подумать, они идут на парад, а не в дозор.
Лагерь действительно был образцом самурайской беспечности. Доспехи-гусоку сложены в небрежные кучки, вместо того чтобы быть аккуратно размещенными на подставках-асигару. Длинные нодати воткнуты в землю рукоятями вверх, словно плуги. Несколько молодых самураев, тех, что помоложе, перебрали сакэ и теперь, смеясь, пытались поймать ртом летающих у огня мошек. Воздух пах влажной шерстью, лакированной кожей, варёным просом и глупостью.
- И что с того? - пожала плечами Акари. - Наше задание - не давать оценку их дисциплине, а украсить их ночь. Точнее, их знамя.
Их выпускное испытание было элегантно простым и до безобразия сложным. Пробраться в лагерь. Оставить на большом белом полотнище со знаком мона-хризантемы их собственный знак - стилизованную синюю волну, выведенную несмываемыми чернилами. И вернуться невредимыми. Провал означал не просто позор, а смерть. Самураи не церемонились со шпионами.
- План? - выдохнула Акари, её пальцы уже привычным движением проверили закрепление на её поясе моток верёвки-кунаи с когтем.
- Старая сова у костра - ключ. Он дремлет, но его слух настроен на фальшивые ноты. Мы не пойдём через восточный фланг, где спят те молодые идиоты.
- Но там проще! - возразила Акари.
- И шумнее. Они ворочаются, храпят, один уже второй раз пошёл справлять нужду за палатку. Каждый лишний звук на их фоне будет как удар колокола для того старика. Мы пойдём там, где тихо.
- Где? - непонимающе нахмурилась она.
Дзюнъэй указал взглядом на противоположную сторону лагеря, где темнел вход в походную палатку командира отряда. Рядом с ней на треноге висел тот самый штандарт.
- Прямо через центр. Рядом с ним.
Акари посмотрела на него так, будто он предложил пойти и представиться.
- Ты спятил? Он же нас услышит!
- Именно поэтому и не услышит. Его мозг ищет опасность на периметре, в темноте, в шорохах извне. Он не будет ожидать, что угроза проскользнёт буквально у него под носом. Он примет наши шаги за шум ночного ветра в соснах. Его разум увидит то, что ожидает увидеть. Мы должны стать частью пейзажа. Не нарушителями, а тенью от колеблющегося пламени.
Акари покачала головой, но доверяла его чутью больше, чем своему. Дзюнъэй всегда думал. Иногда это раздражало, но именно это и отличало его от остальных.
Они спустились с уступа бесшумно, как стекающие капли воды. Их тёмная, пропитанная воском одежда не шуршала. Лица были вымазаны смесью сажи и грязи. Они стали двумя призраками, плывущими в молочной мгле.
Дзюнъэй шёл первым, каждый его шаг был выверен, вес тела переносился плавно, с внешней стороны стопы на внутреннюю, чтобы не хрустнула ни одна веточка. Он не смотрел на старика-самурая, он чувствовал его, как чувствуют спиной жар костра. Они миновали первую спящую фигуру, потом вторую. Воздух между ними и "совой" сгустился, стал упругим, как натянутая тетива.
Именно в этот момент один из молодых самураев во сне громко крякнул и перевернулся на другой бок, его рука упала на металлическую тасу с водой с глухим, звенящим ударом.
Старик у костра мгновенно открыл глаза. Его взгляд, острый и ясный, без намёка на сон, метнулся прямо в сторону шума.
Акари замерла в полушаге, её тело напряглось для прыжка, пальцы сжали рукоять короткого клинка-танто. Дзюнъэй же не остановился. Он продолжил движение, абсолютно естественное, плавное и... неуклюжее. Он наклонился, поднял с земли пустой деревянный чайник, который валялся тут же, и, слегка пошатываясь, словно слуга, разбуженный посреди ночи для поручения, сделал несколько шагов к большому котлу с водой на краю лагеря.
Старик-самурай скользнул по нему взглядом. Увидел сгорбленную фигуру, несущую чайник. Ещё один слуга. Ничего интересного. Его взгляд вернулся к перевернувшемуся молодому самураю, и на его лице появилась гримаса презрения. Он буркнул что-то себе под нос и снова прикрыл глаза, продолжая свой караул.
Дзюнъэй, не оборачиваясь, почувствовал, как напряжение позади него сменилось на немое изумление. Он поставил чайник на землю и скользнул дальше, к палатке. Его сердце билось ровно и спокойно. Страх был роскошью, которую ниндзя позволить себе не мог.
Через мгновение они были у штандарта. Акари, всё ещё под впечатлением от его игры, достала тонкую кисть и склянку с синими чернилами. Дзюнъэй встал на стражу, растворившись в тени от палатки.
Он наблюдал за лагерем, за спящими воинами, за тлеющими углями костров, за старым самураем, который на самом деле был не совой, а сторожевой собакой, и которого они только что провели.
"Наставники правы, - пронеслось у него в голове. - Мы всего лишь тени". Но впервые он подумал об этом не с покорностью, а с лёгкой, едва уловимой улыбкой где-то глубоко внутри. Тень невидима. Но именно тень может проникнуть куда угодно.
Сзади послышался едва уловимый звук - Акари закупорила склянку. Дело было сделано. Завтра утром самураи увидят на своём знамени знак клана Тенистой Реки и поймут, что смерть побывала у них в гостях и не сочла их достойными даже клинка.
Она была всего лишь тенью. Но какая это была искусная тень.
Возвращение в долину Тенистой Реки всегда было похоже на растворение в ничто. Сначала густой лес, где ветви цеплялись за одежду, как назойливые руки. Потом - узкая расщелина в скале, завешанная лианами, которую не заметишь, если не знаешь, что искать. Они протиснулись внутрь, и мир снаружи перестал существовать.
Туман сменился прохладной, влажной темнотой пещеры. Воздух пах мхом, сырой землёй и дымком тлеющих углей. Они шли по узкому, естественному тоннелю, где с потолка то и дело падали тяжёлые капли воды, отсчитывая ритм их беззвучных шагов.
- Никогда не пойму, зачем нужно было селиться в глотке у горного тролля, - проворчала Акари, отряхивая с плеча очередную холодную каплю. - Можно было найти и долину поуютнее. С цветочками и ручейком.
- Ручейки привлекают внимание, - невозмутимо ответил Дзюнъэй. - А цветочки вытаптывают любопытные крестьяне. Здесь нас не найдут. Даже если будут искать.
- Меня бы не нашли, даже если бы я жила в особняке с сакурой у входа, - парировала Акари, но в её голосе присутствовало неохотное согласие.
Тоннель расширился, и они вышли на уступ, с которого открывался вид на саму долину. Это было похоже на гигантский колодец, пробитый в толще гор. Клочок неба далеко наверху был бледным и далёким. По стенам колодца, словно ласточкины гнёзда, лепились деревянные постройки, соединённые шаткими на вид мостками и верёвочными лестницами. Внизу, в самом центре, темнела вода подземного озера, и из него вытекала та самая речка, что дала клану имя. Она была узкой, быстрой и чёрной, как нефрит.
Воздух гудел от тихой, размеренной деятельности. Где-то постукивал молоток, подгоняя доски. Кто-то точил металл о точильный камень, и скрежет отдавался эхом. Дети, ловкие, как ящерицы, бегали по канатам, натянутым между скал, отрабатывая равновесие. Никто не кричал, не смеялся громко. Это был улей, где каждый знал свою работу.
- Наконец-то, - выдохнула Акари, и в её голосе впервые прозвучала усталость. - Дом. Пахнет сыростью, потными ногами и неуважением к личной гигиене. Родной запах.
Они спустились вниз по верёвочной лестнице, которая под ногами Дзюнъэя даже не качнулась. Их заметили. На них смотрели с любопытством, но без удивления. Возвращение с задания было обыденностью. Старший по оружию, сутулый мужчина с лицом, изборождённым шрамом, кивнул им, продолжая наматывать тетиву на новый лук. Пожилая женщина, учитель ядов, мельком взглянула на их руки - чисты ли, не дрожат ли - и удовлетворённо хмыкнула.
Их путь лежал к самой большой из пещер, вход в которую был завешен плотным полотнищем из конопли. У входа сидели двое подростков и чистили коренья для ужина.
- Ну что, "Тени", - один из них, щуплый паренёк с взъерошенными волосами, ухмыльнулся, - украли у самураев их гордость? Или они вас даже не заметили?
- Они заметили, Кэнта, - невозмутимо ответил Дзюнъэй. - Особенно один. Он даже предложил нам выпить сакэ и обсудить погоду. Но мы были вежливы и отказались.
Парень замер с корнем в руке, не понимая, шутит ли он. Акари фыркнула.
- Не морочь ему голову, Дзюн. Он её и так перенапрягает, чистя эти коренья. Знамя помечено. Всё по плану. Теперь доложиться Оябуну и, наконец, отмыться от этого тумана. От меня пахнет, как от мокрой собаки.
Она откинула полог и шагнула внутрь. Дзюнъэй последовал за ней.
Пещера Оябуна была просторной, но аскетичной. Горело несколько масляных ламп, отбрасывающих прыгающие тени на стены, испещрённые картами и схемами. В воздухе витал запах старой бумаги, сушёных трав и некой неуловимой тяжести - запах власти.
Мудзюн, глава клана, сидел на простой циновке перед низким столиком. Он был не стар и не молод. Его возраст был стёрт, как монета, долго бывшая в обращении. Его лицо было непроницаемым, словно высеченным из камня. Он не смотрел на них, а изучал свиток, испещрённый столбцами иероглифов.
Они остановились в почтительном расстоянии и молча ждали. Принцип был простым: спешка и нетерпение - признаки слабости ума.
Прошло несколько минут. Только шелест переворачиваемого свитка нарушал тишину.
Наконец Мудзюн поднял на них глаза. Его взгляд был плоским, оценивающим, лишённым всякой теплоты.
- Доклад, - произнёс он одним словом. Его голос был низким и слегка хриплым, как скрип несмазанной двери.
Акари сделала шаг вперёд и чётко, без эмоций, изложила суть: проникновение, расположение лагеря, их наблюдения, успешное выполнение задачи. Она говорила как солдат.
Мудзюн слушал, не перебивая. Когда она закончила, его взгляд перешёл на Дзюнъэя.
- Твоё дополнение?
- Старший самурай, инструктор, - сказал Дзюнъэй. - Опытный. Остальные - молодые, необстрелянные, дисциплина хромает. Лагерь уязвим с севера, склон там пологий, а часовые ленятся туда подниматься. Если бы целью было нападение, а не метка, это был бы слабый участок.
Мудзюн медленно кивнул. Кажется, это было то, что он хотел услышать.
- Хорошо, - произнёс он. - Задание выполнено. Вы доказали, что можете быть полезны. С сегодняшнего дня вы - полноправные члены клана Тенистой Реки. Вы - больше не ученики. Вы - тени. Помните: тень не имеет имени. Не имеет лица. Не имеет воли. Она существует только тогда, когда есть свет, который её отбрасывает. Этим светом является воля клана. Ваша честь - в вашей полезности. Ваша жизнь принадлежит клану.
Он сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание.
- Ваша первая настоящая миссия начнётся завтра. А сегодня... - он слегка повёл рукой, - идите. Ешьте. Отдыхайте. Завтра иллюзии обычной жизни закончатся.
Они поклонились и вышли из пещеры в наступающие сумерки долины.
- "Тень не имеет воли", - передразнила шёпотом Акари, как только они вышли. - Какой бред. У моей тени явно более независимый характер, чем у иных самураев. И осанка лучше.
Дзюнъэй не ответил. Он смотрел на тёмную воду реки, на отблески огней в "ласточкиных гнёздах", на людей, которые были его единственной семьёй.
- Он прав, - тихо сказал он. - Без клана мы никто. Просто два подростка в лесу.
- Без клана мы были бы двумя подростками, которые могли бы пойти в город и стать, не знаю, пекарями, - парировала Акари. - И пахли бы булочками, а не потом и влажной землёй. Идиотская мечта, конечно, - она вздохнула, - но иногда я думаю о тёплых булочках.
Она ткнула его локтем в бок.
- Ладно, Тень без осанки. Пошли есть нашу похлёбку из кореньев и сушёной рыбы. Надеюсь, Кэнта хоть помыл руки, пока их чистил.
Дзюнъэй улыбнулся, глядя на её удаляющуюся спину. Она была права. Пахнущая булочками жизнь была не для них. Их мир был здесь, в этой скрытой долине, в этом колодце из камня и тишины. Мир теней, запахов сырости и... тёплой похлёбки. Пока что этого было достаточно.
Утро в долине Тенистой Реки начиналось не с пения птиц, а с отрывистого, резкого звука деревянной колотушки о деревянную же плаху. Ток-ток-ток. Не спеша, но неумолимо. Симфония дисциплины.
Дзюнъэй уже был на ногах. Сон для ниндзя был не отдыхом, а ещё одним упражнением в контроле - умении проснуться за мгновение до сигнала, в абсолютной тишине, не показав ни единого признака жизни. Он сидел на циновке, перебирая, чистя и снова собирая свои сюрикэны. Ритуал, успокаивающий ум перед бурей дня.
Дверь его крошечной каморки, отгороженной от общего тоннеля простой занавеской, отдернулась. На пороге стояла Акари, уже одетая и явно чем-то возбуждённая.
- Ты всё ещё возишься со своими метательными звёздочками? - спросила она, презрительно фыркнув. - Я уже сходила на стрельбище, отточила три клинка и узнала наше задание.
- И умудрилась разбудить пол-долины, судя по тому, как ты топаешь, - не отрывая глаз от работы, заметил Дзюнъэй. - У самураев есть поговорка: "Спешащий человек роет себе могилу ножом для масла".
- А у ниндзя есть поговорка: "Медлящий человек проигрывает спешащему", - парировала она. - Так что прекращай ласкать этот кусок металла и слушай.
Она присела на корточки перед ним, её глаза горели.
- Нас нанимает не какой-то даймё. Нас нанимает его казначей, толстый торгаш по имени Дзэн. Нужно выкрасть его дочь. Сегодня же.
Дзюнъэй поднял бровь.
- Выкрасть? Зачем казначею похищать собственную дочь?
- Потому что он ей не казначей, а её отец, глупец, - терпеливо, словно объясняя ребёнку, сказала Акари. - Он проиграл хозяину одного из самых зловонных публичных домов в городе, а ее оставил как залог. А теперь, когда срок выплаты подошёл, он передумал. Но вместо того чтобы выкупить, он платит нам, чтобы мы "украли" её обратно, а хозяину заведения оставили пару монет и намёк, что это работа конкурентов. Дешёво и сердито.
Лицо Дзюнъэя оставалось невозмутимым, но внутри что-то ёкнуло. Это было... грязно.
- И Оябун согласился?
- Оябун соглашается на всё, что пахнет серебром, - усмехнулась Акари. - Особенно если это легко. А это легко. Девчонка, говорят, худая как щепка, охрана у публичного дома - пара подвыпивших головорезов с затупленными мечами. Проще, чем у самураям знамя испачкать.
Она встала.
- Так что одевайся. Мы выдвигаемся через час. Наше первое настоящее дело! - В её голосе звучала неподдельная радость охотницы, почуявшей лёгкую добычу.
Город у подножья их гор был шумным, вонючим и полным жизни. Рынок гудел, как растревоженный улей. Торговцы зазывали покупателей, запахи жареной рыбы, специй, пота и нечистот смешивались в одну густую, одуряющую атмосферу. Идеальная среда для того, чтобы раствориться.
Они были уже не ниндзя, а двумя подростками в справной городской одежде. Акари шаркала босыми ногами по пыльной мостовой, а Дзюнъэй шёл позади, сгорбившись и уставившись в землю.
- Видишь? - Акари кивнула на двухэтажный дом с кричаще-красными фонарями у входа, откуда доносились фальшивые смех и звуки сямисэна. - "Цветущая Ива". Охрана именно там, у входа. Ротозеи, как мы и думали.
- Слишком очевидно, - тихо возразил Дзюнъэй, его глаза скользили по окнам второго этажа, по задним переулкам. - Лезть в лоб - глупо. Давай найдём задний ход. Для мусора, для поставщиков.
- Задний ход? - Акари посмотрела на него, как на сумасшедшего. - Дзюн, у нас есть идеальный план. Я отвлекаю этих двух болванов, притворяясь потерянной девочкой... или кем-то ещё. Ты в это время проскальзываешь внутрь, находишь девицу, и мы уносим её через крышу. Быстро, чисто, профессионально.
- А если "девица" не захочет уходить? - спросил Дзюнъэй.
- Что? - Акари нахмурилась.
- Мы не знаем, что у неё на уме. Может, отец не проиграл, а продал её, потому что она ему надоела. А может, здесь ей нравится больше, чем в доме скупого родителя. Мы же не выясняли.
- Наше дело - не выяснять, а выполнять, - её голос стал жёстким. - Приказ есть приказ. Тень не имеет...
- ...воли, да, я помню, - закончил за неё Дзюнъэй. Но впервые эти слова звучали для него горько.
В итоге они сделали по плану Акари. Сработало это... и не сработало.
Акари и правда отвлекла охрану. Дзюнъэй прошел внутрь с видом завсегдатая, которому не нужно ничего объяснять или показывать. На него не обратили внимания. Это сложно сделать, когда рядом находится странная девица, которая размахивает руками так, что их едва видно, утирает слезы и громким визгливым голосом, прерывая предложения на полуслове и начиная другие, пытается то ли что-то доказать, то ли что-то спросить со скоростью под двадцать слов в секунду.
Интерьер "Цветущей Ивы" был таким же аляпистым, как и её фасад: дешёвый шёлк, потёртые ковры, запахи дешёвых духов и чего-то кислого, скрываемого аромомаслами. Из-за дверей доносились приглушённые смешки, шёпот и звуки сямисэна.
Он замер в тени, позволяя глазам привыкнуть к полумраку. План был прост: найти самую дальнюю, тихую комнату - именно там скорее всего держали новую "невольницу", чтобы отгородить от глаз и дать "привыкнуть". Он двинулся по коридору. Услышав шаги, изобразил посетителя с настроением "убью первого, кого увижу". Мимо прошла служанка с подносом, полным пустых чашек для сакэ. Он уловил обрывок её бормотания: "...и эту новенькую, Киёми, наверх определили, в старую кладовку... как будто у нас свободных помещений полно..."
Киёми. Наверх. Этого было достаточно. Но были и сомнения. Уж очень вовремя служанка об этом говорить взялась.
Он нашёл узкую, почти незаметную лестницу для прислуги, ведущую на второй этаж. Здесь было ещё тише и грязнее. Двери были плотно закрыты. Он шёл, прислушиваясь к звукам из-за каждой. Где-то храпели. Где-то плакали. У последней двери в конце коридора не было звуков вовсе. Только едва уловимое прерывистое дыхание и запах слез. На двери висел грубый засов снаружи.
Отодвинув засов, он приоткрыл дверь и скользнул внутрь. Комната и правда была похожа на кладовку. В воздухе пахло пылью и затхлостью. На единственной циновке сидела девушка. Совсем юная, в простом, но дорогом кимоно, которое теперь было испачкано. Её плечи вздрагивали от беззвучных рыданий.
- Я не причиню тебе вреда, - прошептал Дзюнъэй, - Меня прислал твой отец. Мы должны уйти. Сейчас же.
На её лице мелькнула надежда, тут же погашенная страхом. Она испуганно мотнула головой в сторону двери.
- Он... он придёт? Хозяин?
- Он ничего не узнает. Мы будем как тени.
Она кивнула, слёзы снова покатились по её щекам, но теперь это были слёзы облегчения. Она была готова.
Их побег через окно и на крышу прошёл почти бесшумно. Они уже собирались спускаться в переулок, где их ждала Акари, когда Дзюнъэй замер, удерживая девушку за руку. Снизу, из-за угла, послышались голоса. Мужской, настойчивый и бархатный, и женский, сдавленный и взволнованный, но не испуганный.
- ...не надо было рисковать, дурочка! Твой отец с ума сйдёт!
- Я не могла иначе! Ты же обещал поговорить с ним, объяснить всё...
- Обещал. Но не с помощью такого театра! Ладно, сейчас не время. Пойдём, спрячем тебя, пока всё не утрясётся.
Дзюнъэй осторожно заглянул за край крыши. В переулок вышли двое. Грузный, богато одетый мужчина с хитрым, но сейчас озабоченным лицом - хозяин заведения. И молодая женщина, прижимающаяся к его руке. Её лицо было скрыто в тенях, но по дорогому крою её скромного платья, по самой её осанке было ясно - это была та самая дочь казначея. Та, которую они только что "спасли" из комнаты - служанка. Они похитили не ту девушку.
Он резко развернулся к своей спутнице. Та смотрела на него с растущим ужасом, начав что-то понимать.
- Ты... ты не от моего отца? - выдохнула она.
Времени не было. Сейчас её паника всё испортит.
- Молчи, - его приказ прозвучал тихо, но с такой железной интонацией, что она тут же замолчала, застыв в оцепенении. - Я не причиню тебе зла. Но ты должна сделать немедленно так, как я скажу. Иначе нам всем конец. Понятно?
Она беззвучно кивнула, глаза стали совсем круглыми.
Дзюнъэй свистнул, подражая крику ночной птицы - условный знак для Акари. Через мгновение её голова показалась над карнизом крыши.
- В чём дело? - её шёпот был резким.
- План "Б". Немедленно, - отрезал Дзюнъэй. - Уводи её. Сиди с ней в повозке. Жди меня. Тишина и скорость.
Акари, увидев его лицо, не стала спрашивать лишнего. Она лишь кивнула, схватила перепуганную служанку под руку и буквально потащила её обратно вглубь крыш, растворяясь в темноте.
Сердце Дзюнъэя колотилось. Он остался один. Его настоящая цель была внизу. Он видел, как хозяин заведения повёл настоящую Киёми к чёрному ходу своего же публичного дома. Они направляются внутрь.
Нужно было действовать сейчас, пока они не ушли в глубину здания. Мысль работала молниеносно. Он не мог напасть на них в переулке - шум привлёк бы внимание. Но он мог опередить их.
Он перепрыгнул на соседнюю крышу, спустился по водосточному жёлобу и приземлился в тени, прямо у чёрного входа. Дверь была не заперта. Он скользнул внутрь, в узкий, тёмный коридор, пахнущий помоями и мышами. И замер.
Через полминуты дверь открылась. В проёме показалась фигура хозяина.
- ...проходи, моя дорогая, тут грязно, но...
Он не успел договорить. Чья-то рука зажала ему рот, а острая игла коснулась шеи под самым ухом.
- Один звук, и твой мозг не успеет его осознать, - прошептал Дзюнъэй прямо в ухо ошеломлённому мужчине. Стилет был переброшен в левую руку, кончик уперся в шею под подбородком. Его освободившаяся рука схватила за запястье девушку, втащив её внутрь и не давая ей убежать. - Мы уходим. Если ты хочешь, чтобы она осталась жива, ты останешься здесь и будешь вести себя тихо. Кивни, если понял.
Глаза хозяина были полены ужаса и бессильной ярости, но он кивнул. Дзюнъэй отвёл стилет и толкнул мужчину вглубь коридора, а сам вышел на улицу, не выпуская из цепких пальцев запястье настоящей Киёми, которая вся дрожала, слишком напуганная, чтобы даже плакать.
Через две минуты они уже были в том самом переулке, где их ждала повозка, присланная "заказчиком". Дзюнъэй втолкнул туда Киёми. Его работа была выполнена. Теперь пусть сам отец разбирается с этим некрасивым делом.
Он подумал еще раз об этом задании. Он только что похитил двух человек вместо одного. Он выполнил приказ. Но на душе было тяжело и грязно. Это была не победа. Это была ещё одна тень, которую он был вынужден отбросить.
Сон был для ниндзя роскошью, а не необходимостью. Тело должно было отдыхать урывками, сознание - всегда оставаться настороженным. Поэтому когда первый луч солнца, далёкий и бледный, едва коснулся края неба над их колодцем-долиной, резкий стук деревянной колотушки о плаху вырвал Дзюнъэя из короткого, но глубокого забытья. Ток-ток-ток. Неумолимо, как сердцебиение самой горы.
Он был уже одет. Лежал с открытыми глазами, слушая, как долина просыпается: сонное бормотание, шелест циновок, удалённый звон металла. Он поднялся легко и беззвучно.
Акари уже ждала его у входа в главный тренировочный зал - просторную пещеру, где с потолка свисали верёвочные лестницы, канаты, а стены были испещрены зацепками для пальцев.
- Выглядишь свежим, как вымоченная в рисовой водке селёдка, - оценила она его внешний вид, зевая во весь рот.
- А ты сияешь, как отполированный сюрикэн, - парировал Дзюнъэй. - Особенно глаза. Прямо два прекрасных кровавых восхода.
Она фыркнула, но улыбнулась. Утро начиналось.
Их встретил инструктор Сота, мужчина, чьё тело состояло из одних сухожилий и злобы. Его лицо никогда не выражало ничего, кроме хронического разочарования.
- Поздно, - бросил он им, хотя они стояли перед ним раньше условленного времени. - Река ждёт.
"Река" - это не метафора. Это был ледяной поток, вытекавший из подземного озера и пересекавший всю долину. Через него были перекинуты три скользких, шатких шеста разной толщины.
- Десять подходов. На тонком, - скомандовал Сота. - С полной выкладкой.
Они надели рюкзаки, набитые мокрым песком. Акари пошла первой. Её шаги были быстрыми и чёткими, как у цапли. Она пробежала, лишь слегка пошатнувшись на середине.
Дзюнъэй ступил на шест. Холодная древесина была скользкой от влажного воздуха. Он не бежал. Он двигался мелкими, скользящими шажками, чувствуя каждое колебание шеста, перенося центр тяжести с ноги на ногу. Он был не на шесте. Он был шестом.
- Медленнее черепахи! - крикнул Сота. - Ты на прогулке?
Дзюнъэй не реагировал. Он закончил переход и спрыгнул на другой берег.
- Пятьдесят отжиманий. За промедление, - тут же последовал вердикт.
Пока они отжимались, Сота ходил вокруг и тыкал в них палкой, проверяя, прямые ли у них спины.
- Сила - для дураков-самураев! - выкрикивал он. - Техника! Скорость! Эффективность! Ты, Акари! Слишком высоко подпрыгиваешь! Тратишь энергию! Тень не прыгает. Тень скользит! Дзюнъэй! Ты дышишь слишком громко! Враги будут находить тебя по своему сопоту!
Следующим упражнением был подъём по отвесной стене с помощью верёвок с когтями-каги. Стена была мокрой и местами покрыта скользким мхом.
- Шестьдесят ударов сердца! - установил лимит Сота, доставая огромные песочные часы. - Кто не успеет - будет мыть ночные горшки за всем кланом. Неделю.
Акари рванула вперёд, яростно закидывая коготь, карабкаясь с почти безумной скоростью. Дзюнъэй действовал иначе. Он потратил драгоценные секунды, чтобы осмотреть стену, найти лучшие зацепы, и только потом начал подъём. Его движения были экономными, точными. Он не рвался, он тек вверх, как вода по трещинам.
Песок утекал. Акари, вся в ссадинах и поту, достигла вершины на последних крупинках. Дзюнъэй коснулся вершины на мгновение раньше. Он дышал ровно.
- Удовлетворительно, - буркнул Сота, и это было высшей похвалой.
После адского утра последовал не менее сложный урок. Их отвели в другую пещеру, заставленную сундуками с одеждой, париками, гримом. Здесь царила мастерица О-Цуки, женщина столь древняя и сморщенная, что, казалось, она помнила самих первых ниндзя.
- Костюм - это всего лишь кожа, - проскрипела она, и её голос звучал как шелест сухих листьев. - Вы должны надеть новую душу. Забыть, кто вы. Стать другим. Сейчас вы - два слипшихся от пота комочка грязи. Я сделаю из вас людей. Или не сделаю. Мне всё равно.
Она заставила их переодеваться снова и снова: в богатого купца, в нищего монаха, в беременную крестьянку, в старую, полуслепую торговку рыбой.
- Не хромай так, будто у тебя нога отваливается! - кричала она на Дзюнъэя, когда он изображал старого ветерана. - Это намёк на старую рану, а не танец с бубном! И перестань моргать! Твой старик уже двадцать лет как не различает день и ночь!
Акари, переодетая в легкомысленную гейшу, пыталась кокетливо поправить несуществующий волосок.
- Ты выглядишь так, будто тебя только что вытащили за волосы из рисового поля и нарядили в мешок! - язвила О-Цуки. - Изящество! Плавность! Ты не идёшь, ты плывёшь! Твои ступни не должны знать грязи!
Чтобы разрядить обстановку, Дзюнъэй решил блеснуть мастерством. Он вызвался изобразить хромого, больного проказой нищего - роль, требующую не только грима, но и полного физического перевоплощения. Он наложил грим, изогнул тело, его лицо исказила гримаса боли, а в глазах появилось пугающее, молящее выражение. Он заковылял по пещере, и даже Акари смотрела на него с долей ужаса и восхищения.
- Неплохо... - даже голос О-Цуки был почти довольным. - Но ты забываешь про звук. Твой стон слишком... актёрский. Натуральнее!
Дзюнъэй, стараясь угодить, решил добавить натурализма и, пошатнувшись, сделал неверный шаг к краю платформы, где стояли вёдра с водой для смывки грима. Он замахал руками, пытаясь удержать равновесие в образе хромого старика, что было невозможно, и с глухим всплеском рухнул на одно из вёдер.
На секунду воцарилась тишина. Поток ледяной воды окатил его с ног до головы, смывая тщательно нанесённую проказу в мутную лужу. Он сидел по пояс мокрым, с абсолютно глупым и несчастным видом.
Акари фыркнула. Потом захихикала. Потом разразилась таким громким, искренним хохотом, что к ней присоединились несколько других учеников. Даже на лице суровой О-Цуки дрогнул уголок рта.
- Выходи, болван, - сказала она без обычной язвительности. - Урок усвоен. Иногда самое лучшее перевоплощение - это быть мокрой курицей. Запомни и это.
Вечером, когда тело ныло от усталости, наступало время для умственной работы. Они сидели в большой пещере при тусклом свете масляных ламп. Пахло жжёным маслом, потом и бумагой.
Старый учитель Кайто, который, казалось, был ровесником скал, монотонным голосом читал им лекции.
- Провинция Каи, - бубнил он, тыкая указкой в висевшую на стене потрёпанную карту. - Правитель - Такэда Нобутора, отец нынешнего господина. Характер - скупой, жестокий, недальновидный. Его вассалы... - он перечислил десяток имён и титулов, - ...недовольны. Запомните их гербы. Этот - три ромба. Этот - водяной поток. Перепутаете - вас ждёт быстрая и болезненная смерть. Дальше. Яды...
Он начал перечислять растения, симптомы отравления, антидоты. Голос его был ровным и усыпляющим. Глаза Дзюнъэя слипались. Рядом Акари уже незаметно клевала носом.
- ...корень волчьего лыка вызывает жжение во рту, тошноту, судороги... Акари! - голос Кайто взметнулся вверх, как клинок. - Какой антидот для корня волчьего лыка?
Акари вздрогнула и села прямо.
- Э... усиленное потение и промывание желудка? - выпалила она наугад.
- Смерть, - холодно констатировал Кайто. - Ты бы умерла в страшных муках. Правильный ответ - отвар из коры ивы и рисовой воды. Дзюнъэй! Повтори симптомы отравления болиголовом!
Дзюнъэй, пойманный врасплох, замер на секунду, прокручивая в голове лекцию.
- Сухость во рту, расширенные зрачки, мышечная слабость, паралич, начинающийся с ног и поднимающийся... пока не остановится дыхание.
Кайто смерил его долгим взглядом.
- Принято. Не расслабляйся. На войне знание - это не оценка, это твоя кишка, которая остаётся на месте, а не оказывается на земле.
Урок длился ещё два часа. Когда они вышли, голова гудела от имён, дат и симптомов.
- Я ненавижу гербы, - простонала Акари, падая на циновку в своей каморке. - Ненавижу яды. Я хочу быть простым убийцей. Пришёл, воткнул клинок, ушёл. Красота.
- А если ты воткнёшь клинок вассалу под гербом из трёх ромбов, думая, что он из клана Водяного потока? - лениво поинтересовался Дзюнъэй, уже почти засыпая.
- Скажу, что это был личный конфликт, - пробормотала она в ответ. - Из-за... ну... из-за булочек. Он съел мою булочку...
Её голос оборвался, сменившись ровным дыханием. Дзюнъэй последней мыслью перед тем, как провалиться в сон, подумал, что булочка - это на удивление убедительный мотив для убийства. В этом мире.
Вечер в долине Тенистой Реки был самым мирным временем. Суровые учителя расходились по своим углам, гася лампы. Гул тренировок стихал, сменяясь тихими разговорами, шепотом воды и треском единственного на всю деревню общего костра, разожжённого в большой, защищённой от ветра пещере. Огонь был роскошью, и его берегли - не для тепла, а для света и немногочисленных радостей.
Дзюнъэй сидел на корточках поодаль от других, с наслаждением протянув к огню онемевшие за день руки. Пахло дымом, жареным на углях бататом и людьми, которые весь день провели в движении. Акари плюхнулась рядом, с громким вздохом скинув с ног потрёпанные сандалии.
- Кажется, мои ступни решили отделиться от тела и начать самостоятельную жизнь, - проворчала она, с любопытством разглядывая свои пальцы. - Им явно надоело таскать моё многоуважаемое тело по всяким крышам и шестам. Я бы их не винила.
- Предлагаешь им написать прошение Оябуну? - не поворачивая головы, поинтересовался Дзюнъэй. - "Уважаемый господин Мудзюн. Наши невыносимые страдания вынуждают нас просить об отставке..."
- ...и о пожизненном обеспечении теплой обувью и массажем, - закончила Акари, хихикая. - Думаешь, он пойдёт навстречу?
- Скорее прикажет твоим стопам в качестве наказания отдраить до блеска всё оружие в арсенале. Без рук.
- Жестоко, - вздохнула она. - Но справедливо.
Она помолчала, наблюдая, как искры от костра взвиваются вверх, чтобы погаснуть в холодном ночном воздухе.
- Эй, Дзюн, - начала она неожиданно серьёзно. - А о чём ты думаешь, когда вот так сидишь и молчишь? Кажется, будто ты где-то далеко.
Дзюнъэй не ответил сразу. Он смотрел на огонь, и пламя отражалось в его тёмных глазах, разжигая в них что-то давно забытое. Его мысли унеслись далеко от этой пещеры, от запаха дыма и звуков долины. Они перенесли его в место, где пахло совсем иначе: кислым запахом гниющих отбросов, пылью и страхом. Небольшой городок на окраине владений Уэсуги. Ему было лет семь. Он не помнил своего имени. Его звали "Эй" - просто междометие, крик, чтобы привлечь внимание.
Он копошился на задворках харчевни, у большой помойной ямы, где крысы были его главными конкурентами. Его глаза, острые и быстрые, выискивали в груде объедков хоть что-то съедобное: обглоданную кость с остатками хряща, подгоревшую рисовую корочку, подгнивший фрукт. Его мир был маленьким и голодным. Его главным навыком было умение быть невидимым, растворяться в тени, когда мимо проходили взрослые, способные отшлёпать его или пнуть просто так, для смеха.
Однажды за ним погнался поварёнок с ножом для разделки рыбы. Эй украл почти целую лепёшку, оставленную по недосмотру на подоконнике. Он бежал, чувствуя, как колотится его маленькое сердце, заскакивал в узкие проходы между домами, зарывался в кучу вонючего тряпья. Он затаился, замер, слившись с мусором, и поварёнок пробежал мимо, даже не заметив его.
Когда опасность миновала, Эй выбрался, отряхиваясь. И тут он увидел Его. Незнакомца. Мужчину в простой, но чистой одежде странствующего торговца. Он стоял и смотрел на него. Не с гневом, не с отвращением. С интересом. С оценкой.
- Ловко ты это сделал, - сказал незнакомец. Его голос был спокойным, без эмоций.
Мальчик замер, сжимая в руке украденную лепёшку, готовый снова бежать.
- Не бойся. Я не заберу твой ужин. - Мужчина сделал паузу. - Ты часто так прячешься?
Эй молча кивнул.
- А если бы это был не поваренок, а самурай? С длинным-длинным мечом? Смог бы ты спрятаться и от него?
Мальчик задумался на мгновение, потом снова кивнул, уже с большей уверенностью.
- Интересно, - произнёс незнакомец. - А есть ли у тебя дом? Семья?
На этот раз последовало молчание и покачивание головой.
- Хочешь, я покажу тебе место, где тебя не будут бить? Где всегда будет еда? Где ты научишься прятаться так, что тебя не найдёт даже сам сёгун? Где тебя научат делать то, что почти никто не умеет?
Это предложение показалось мальчику самой невероятной, самой прекрасной сказкой на свете. Еда. Безопасность. Цель. Он снова кивнул, уже не раздумывая.
Незнакомец, который позже представится как Хитоси, разведчик клана Тенистой Реки, протянул руку. Не чтобы ударить, а чтобы вести. И мальчик по имени Эй взял её. Его старая жизнь закончилась в ту же секунду.
- Дзюн?! - в его ухе прозвучал голос Акари, и видение рассыпалось.
Он моргнул, снова увидев перед собой костёр и её любопытное лицо.
- Ты тут, а тебя нет. Уносишься в страну грёз? Делись, не жадничай.
- Вспоминал, как я получил своё имя, - тихо сказал Дзюнъэй.
- А, - Акари отломила кусок жареного батата и протянула ему. - Это интересно. Мне всегда было любопытно. Откуда ты? Со стороны, это видно.
- Со стороны? Что видно?
- Ну, не знаю. То, что ты всё обдумываешь. Смотришь на задание не как на приказ, а как на... доску с обливными шашками. У тех, кто родился здесь, такого нет. Для нас это просто работа. Как дышать.
Дзюнъэй взял батат. Он был тёплым и сладким.
- Меня нашли в городе. Я был никем. Без имени. Хитоси... старик Хитоси, ты его знаешь, он сейчас на покое... он дал мне всё. Еду. Кров. Имя. "Чистая Тень". Для меня клан - это всё. Это единственная семья, которая у меня есть. - Он замолчал, пережевывая пищу. - Но иногда... иногда я думаю, ради чего всё это? Мы выполняем приказы. Иногда они правильные. А иногда...
- А иногда мы возвращаем сбежавших дочерей их любящим папочкам, - с сарказмом закончила за него Акари. - Ну и что? Они платят. Мы делаем. Всё просто. Не надо усложнять.
- Для тебя это просто? - посмотрел на неё Дзюнъэй.
Акари пожала плечами.
- Я родилась здесь. Мой отец был ниндзя. Моя мать была ниндзя. Они погибли на задании, когда мне было пять. Для меня нет "снаружи". Весь этот большой мир с его даймё, самураями и глупыми девчонками, которые бегают от пап, - это просто... декорации. Наша работа - делать то, что нам говорят. Долг. Честь клана.
- Но где в этом наша честь? - тихо спросил Дзюнъэй. - В том, чтобы обманывать и похищать?
- Наша честь - в том, чтобы быть лучшими! - её глаза вдруг вспыхнули. - Чтобы, когда клану что-то нужно, он мог положиться на нас. Чтобы наше слово - слово Тенистой Реки - что-то значило. Чтобы нас боялись и уважали. Ты думаешь, самураи лучше? С их "честью" они режут друг друга и грабят деревни. Мы хотя бы честны в своём бесчестии.
Она сказала это с такой искренней, непоколебимой верой, что Дзюнъэй не нашёл, что возразить.
- Может, ты и права, - он снова уставился на огонь. - Просто... иногда быть просто тенью оказывается сложнее, чем я думал.
- Потому что ты думаешь слишком много, - Акари ткнула его локтем в бок, уже снова возвращаясь к своему обычному настроению. - Вот в чём твоя проблема. Перестань шевелить извилинами и просто делай, что велят. Смотри - живы же пока. И с ногами всё в порядке. Ну, почти.
Она встала, потянулась так, что у неё хрустнула спина.
- А теперь, если твои философские муки закончились, пойдём спать. Завтра старина Сота снова будет пытаться утопить нас в той чёртовой реке. А я хочу быть в форме, чтобы дать ему достойный отпор. Хотя бы во сне.
Она ушла, оставив его у огня. Дзюнъэй остался сидеть, слушая, как потрескивают угли. Он чувствовал благодарность к клану. Верность. Но где-то глубоко внутри, под грузом долга и обучения, шевелилось крошечное, упрямое семя сомнения. Семя, которое искало не только свет, чтобы отбросить тень, но и почву, чтобы прорасти во что-то своё.
Их вызвали к Оябуну на следующее утро. Мудзюн сидел за своим низким столиком, а перед ним на грубой ткани лежал предмет, от которого захватывало дух даже у видавших виды ниндзя. Это была печать. Вырезанная из цельного куска тёмно-зелёного нефрита, почти чёрного в глубине, с прожилками молочно-белого дымка. Она была изумительной работы: на её ручке в мельчайших деталях был вырезан спящий дракон, обвившийся вокруг себя.
- Судья Бундзи, - без предисловий начал Мудзюн, касаясь печати кончиком пальца. - Человек, чья жадность сравнима разве что с его же глупостью. Он разоряет честных торговцев непомерными пошлинами и конфискациями в пользу своих... друзей. Наши заказчики - гильдия рисовых торговцев. Они хотят не его смерти. Они хотят его бессилия.
Он перевернул печать, показывая идеально отполированную поверхность с вырезанными иероглифами - именем и титулом судьи.
- Без этого куска камня его указы - просто мазня на бумаге. Ваша задача - обеспечить ему творческий кризис. Навсегда.
Акари свистнула сквозь зубы, оценивая камень.
- Красота. На что меняем?
- На оригинал. Это подделка, и она должна оказаться у судьи.
Дзюнъэй взял её в руки. Камень был холодным и... обычным. Это был просто кусок зелёного мыльного камня, искусно окрашенный и отполированный.