Тише, парнишка. Эта старая лодка уж не так быстра, как прежде, да и я сам тоже. Нам чуть ли не час добираться до Совиной Головы, даже если я буду гнать её во всю прыть. Чего я делать не буду, потому как уже поздно, да и спешить некуда.
А теперь уймись и не елозь, как уж на сковородке. Не то опять врежу тебе багром, так-то вот. Темно и дождит, а я старый и злой. Я бы уже вырубил тебя наглухо, если бы не охота почесать языком. Так что лучше бы тебе открыть рот.
Нет уж, я понятия не имею, кто ты такой. Неа, не видел я игры в прошлую пятницу. С самого 1972 года не смотрел ни одной игры. Я заправский вермонтец, сынок. Не интересуюсь местным спортом с тех пор, как здесь больше не отправляют победившую команду посланцами к богу. Как по мне, просто испоганили всю игру.
Я помню те времена, когда у парней на поле были принципы. Можно было рассчитывать на то, что победивший спортсмен - это славный и честный юнец, готовый взглянуть в лицо Сильным Мира Сего, прямо в своём городишке. Он доставлял Мемфре-Магогу наши молитвы о конце зимних бурь или о урожайном годе для садов. Чёрт, даже чирлидерши были отважными, когда приходил их черёд отправляться в Долгий Заплыв. У людей имелся какой-то стержень, в моё время-то...
Что ты там бормочешь? Кто такой Мемфре-Магог? Ейсусе Кресте, да ты чего? Равнинник, что ли? Так говоришь, будто у тебя вообще не было ни родителей, ни религии. Охрани нас Чёрные Воды, паренёк. Я в этом копаться не стану, но ты мне не родня. Это уж точно.
Католик? Ха. Теперь всё понятно, да уж.
Мемфре-Магог - истинный бог, паренёк. Для народа в наших краях, он - бог, навроде Братьев Грома на озере Шамплейн или Помола с горы Катадин.
Нет, я толкую не про озёрного монстра. Ты взаправду говоришь, как равнинник. Равнинники решили, что они всё про него знают, что он - какой-то там плавучий динозавр. Но Мемфре-Магог - вовсе не какая-то прыгучая водяная змея для туристов и их фотоаппаратов, нет сэр. Он - истинный бог. Тот, который берёт должное и не терпит отказа.
Для нас всё так же, как было прежде для индейцев абенаки. Когда белые впервые появились здесь, двести лет назад, абенаки посоветовали им не плавать и не рыбачить в Божьих Водах. Название Озера - это имя бога, Маум Ло Бауг Ог, Великое Место Воды. А Мемфре-Магог - и есть вода, паренёк, все тридцать две его мили... от устья реки Магог-Ривер в Квебеке и до самого Ньюпорта, где тебя растила матушка.
Белые не стали слушать и отсюда пошли все их проблемы. Если бы белые послушались, тебя бы сейчас в этой лодке не было. Но ты тут, потому что вырос на воде бога, которую пил всю жизнь. И теперь ты ему задолжал.
О, теперь ты притих. Думаешь, старый пень рехнулся, точно? Ладно, думай, как хочешь. Тебя ведь учили в школе, что твоё тело больше, чем наполовину из воды, да и вода в кранах, по-твоему, откуда берётся? С луны?
Если я рехнулся, вреда тебе не будет. Ты плюхнешься в воду у Совиной Головы и раз плюнуть доплывёшь до берега, хоть и в темноте, если только не забалуешь по пути отсюда туда.
Да, паренёк, я "nj сделаю. По-твоему, ты первый ребёнок, который сломался и разревелся в лодке? По-твоему, я первый, кто размякнет и попытается смухлевать с Озером?
Чёрта с два. Даже абенаки не всегда держались условий договора. Даже в старые времена бог иногда запрашивал слишком дорого. Рассказывают, одному из вождей древности пришлось отдать этому Маниту молодую жену и прямо в свадебный день. Ну как тут не завоешь? Посадил её в каноэ и повёз на смерть к Висячей Скале.
На половине дороги вождь передумал, и бог забрал обоих. Разметал их деревню и половину леса впридачу. У меня в городе два сына и дочь, да и внуки тоже. Так что ничего не попишешь: ты, сынок, пускаешься в Заплыв. Хоть рыдай, хоть не рыдай.
О, да. Да, видывал я гнев Озёрного бога.
Вызвали его Олсоны, ещё до Второй мировой. Ты, может, слыхал про них. Пожалуй, мальчик твоих лет уж хлебнул их пойла больше, чем понравилось бы твоей матушке, да, видит бог, я и сам изрядно прикладывался. Олсоны из Монреаля - англичане, которые приехали в Квебек и наварили семейное состояние на пиве. Удавалось им сохранять богатство и преумножать его, да уж. Пароходы, гостиницы, больницы, парочка железных дорог. Они даже банк завели, такие вот богатеи. Один из них так разбогател, что оказался даже на борту старого "Титаника", когда тот тонул. Говорят, тот Олсон сиганул за леер, решив, что доплывёт до корабля, чьи огни виднелись вдалеке.
Это "Долгий Заплыв" не очень-то удачно кончился, скажу я тебе.
И вот банкир Олсон выбрал для себя лучший остров на Озере и выстроил там летнюю резиденцию, прямо у воды. Никого это сильно не волновало. Долгие годы вермонтцев вполне устраивал олсоновский промысел. Но потом Перси Олсона убило на Первой Мировой - большущая гаубица разнесла его, как одуванчик и в том доме поселился Джек Олсон, его младший братец.
По-другому и не скажешь - Джек Олсон был дрянью конченой.
Каждый год Джеки наезжал сюда со своими разгильдяями и в наших краях просто-таки разверзался ад. Они пили и буянили, и местные скоро усвоили: если девушка согласится покататься с ними на лодке или пойти на вечеринку в шикарном особняке на озере, ничего хорошего ей это не принесёт.
Джек Олсон не имел ни совести, ни соображения, зато у Олсонов имелась уйма денег, чтобы откупаться от закона и не поднимать шумихи. Они тратили достаточно, чтобы уберечь молодого Джека от газетчиков... и от тюрьмы.
В тот год, когда Джеки Олсон начал войну с Озёрным богом, я был ещё ребёнком. Поговаривали, какой-то старый пень взбеленился, когда с его дочерью круто обошлась шайка-лейка Джеки, решил отомстить и задумал достать молодого Олсона старым верным способом - порчей чёрной воды.
Старик отправился к Висячей Скале, воздал богу подношение и, будьте уверены, левая рука Джеки Олсона тем же летом онемела и болталась, словно тряпка. Он уехал в семейную больницу в Монреале и там целый год возились с его рукой, пытаясь вновь её починить. Но она всё равно погибла, просто-напросто иссохла, как старая ветка.
Эту руку забрал Мемфре-Магог и, насколько известно, мужские части Джеки отправились вслед за ней. Вот, что я знаю точно - следующим летом тот старый фермер наткнулся на Олсона в лавке и засмеялся. Рассмеялся прямо ему в лицо и добавил, что теперь-то маленький Джеки уже не будет цепляться к местным девушкам и криков у них не вызовет... благодаря Озёрному богу.
Только вот... Джек Олсон был не только паршивым выпивохой. Он был по-своему смышлён, малость чокнутый, и монет у него бренчало побольше, чем у простого смертного. Тот старый фермер не дожил до весны; шериф сказал, что он колол дрова в сарае и поскользнулся с топором, но люди поговаривали - Джеки его убил или заплатил за это. А несколько месяцев спустя в город заявились два плюгавых очкарика, всё околачивались в библиотеке и ратуше, и выпытывали у стариков абенаки все старые байки про Озеро, какие те только помнили.
Ночью летнего солнцестояния Джеки Олсон приплыл с дружками на остров Маниту и заложил динамит под древней Висячей Скалой. Понимаешь, он разрушил тот камень, потому что тот принадлежал богу. Джеки думал, что сможет сыграть с Озером в старую игру "око за око".
На следующий день грянула буря. Когда разнеслась молва, что натворил Джеки, мой отец попытался впихнуть всех нас в "Уайт-Маунтинс" - поезд на Монреаль. Сказал, что пошлёт телеграмму, когда всё стихнет. На станции толпились взрослые вермонтцы, занимавшиеся тем же делом. Но я уже достаточно вырос, чтобы держаться с мужчинами, а нес женщинами и детьми, и поклялся всеми святыми, что помогу укреплять дом от бури.
Сердце у моей матушки разрывалось, но она разрешила мне остаться. Сказала, что гордится и мной тоже, и велела, чтобы я позаботился об отце - раз уж он стоял прямо там, думаю, на самом-то деле, это ему она велела позаботиться обо мне, но, верно, я тогда напыжился, как воздушный шар. Помню, тогда я впервые ощутил себя мужчиной.
Что случилось потом?
А как по-твоему, паренёк?
Он забрал всё, до чего дотянулся, вот что. Все три старых маяка исчезли с Озера, начиная с собственного олсоновского маяка прямо у него на острове - наутро от маяка там остались лишь искорёженные железки и обломки. Осерчал и покорёжил на Уиппл-Пойнт весь маяк целиком - просто врезал по нему громадным чёрным кулачищем, так что тот покосился, словно та самая знаменитая Пизанская башня. Папаша отвозил меня на лодке поглазеть на такое, показать мне божью мощь, прежде чем всё это ссыпется в Озеро, словно карточный домик.
Ньюпорт тем утром тоже лишился маяка, чей красный свет раньше вёл суда к берегу. Бог опустошил причалы, а впридачу ещё и разнёс большую часть Ньюпорта.
И Мемфре-Магог ещё не успокоился, паренёк - все это видели. Над Озером так и гудел ветер, так и бушевали высокие волны, и все мы ощущали внутри это неистовство, ярость бурлящей в наших венах воды. Близилась другая буря, похуже первой. Он терпел нас дольше, чем мы заслуживали, вот как, с этими нашими мельницами, фермами и человеческими отходами, а теперь Мемфре-Магог вознамерился смыть нас напрочь, как дурной сон.
Так что мой отец и ещё кое-кто из местных той ночью под покровом мрака поплыли на олсонов остров, вошли в тот шикарный особняк, и сдёрнули Джеки с его кровати под балдахином. Не было возможности склеить Висячую Скалу заново и исправить то, что натворил Джек Олсон, но они выволокли его к лодке, в бурю, и привезли его с дружками сюда, к Совиной Голове, на добрый старый Долгий Заплыв
А теперь твой черёд, парнишка. Не стоит так уж рыдать. Я и сам полсотни лет назад прошёл через такой же Заплыв, как и половина народа в городе. Бог пощадил меня и дал мне достичь горы. Может, он и тебя пропустит. Неисповедимы его пути.
Просто скажи спасибо, что сейчас лето и вода не холоднее двадцати.
Просто скажи спасибо, что у тебя ещё имеются две здоровые руки.
Джеки Олсон той ночью уже не увидел суши, а вот ты ещё можешь.