Сергеев Иван Дмитриевич. 12. Перевал

12. Перевал

Однажды ещё до того проклятого похода они встречали своей компанией Новый год. Борис тогда остался один: жена уехала на месяц с лишним по работе и не смогла вырваться даже на праздник, а его, наоборот, дела до последнего держали в Свердловске. Вина было совсем чуть-чуть, всё больше песни, гитара, шутки, планы на будущее... С гостями пришла странноватая девчонка, угловатая глазастая брюнетка, молчаливая и диковатая. Чья-то дальняя родственница, двоюродный плетень троюродному забору. Много позже, когда они вдвоём с женой смотрели французские фильмы, Борис приметил отдельные черты и манеры той девушки в актрисе Анне Карине . Кто-то из парней, не то Гося, не то Рустем, отрекомендовал новенькую:

- Ниночка у нас линии на ладонях читает...

- ХИРОМАНТ! - ввернул Тибо.

- ...говорят, сбывается.

Все дружно захохотали. Сплошь технари, материалисты, плюющие на любую мистику с высокой колокольни. Борис смеяться не стал; видя, как Нина смущённо потупила оленьи глаза, он, чтобы подбодрить гостью, сказал:

- А погадайте мне, Ниночка.

Одинокий в тот вечер, он прекрасно понимал её одиночество.

- Оооо! Да за такое из комсомола вон! - шутканул кто-то.

- Не вон, если языки за зубами держать будете, понимашь! - отрубил Борис и раскрыл руку.

Нина внимательно изучала ладонь, хмурилась, беззвучно шевелила губами, аккуратно водила пальцем по линиям.

- Странно, - наконец, отрешённо заговорила она, - первый раз такое вижу. У Вас, Борис, как будто, как бы это сказать... Словом, много версий будущего. Как лепестки на розе, от инженера до...до...словом, до вождя России...

- Советской, конечно? - сдуру спросил кто-то.

Нина помотала головой. Повисла тишина. Даже Гося, вечно бодрящийся, на секунду замер. Слишком свежи были времена, когда такие разговоры могли сломать жизнь.

- Это не от Вас, Борис, зависит, вот только высшие силы ещё сами не определились, что с Вами делать... Нет, не то говорю. Они будут делать и переделывать, вот как черновик правят, так же. Вы проживёте много жизней, даже не поняв этого, я Вас вижу то в обычной квартирке, то на танке перед толпой соратников...

- Прям Ленин на броневике, - шутканул кто-то.

- Всё, сворачиваем эти разговорчики! - скомандовал Гося. - Мистическим туманом пущай буржуи себя травят. А мы лучше выпьем.

Борис покосился на Ниночку. Странный внутренний свет, вспыхнувший было в ней и придавший девушке невероятное обаяние, погас.

"Обычная девка, даже страшненькая. На фоне Люды и Зины серая мышь. Наверное, понимает, что не выделится красотой, поэтому интересничает, понимашь, комедию ломает".

Тогда всё по-другому было, как в отлаженном механизме, чётко и без сбоев. Бога нет, мир познаваем, Ленин велик, коммунизм неотвратим (и воплощать эту неотвратимость предстоит им), капитализм обречён, фашистов побили, страна у нас лучшая в мире. Да, были при культе личности перегибы, но партия мудро их поправила. Такая жизнь впереди - закачаешься, как подумаешь! Гося заговорил о "Хибине", о планах на будущее, о непокорной вершине близ Ивделя. Нет таких крепостей, которые большевики не взяли бы!

Ниночка незаметно исчезла, будто её и не было. Никто не заметил, когда и как - слишком увлеклись спорами о будущем, которое казалось таким ясным и неизбежным...

***

С 1959 она везде сопровождает его, как вечный укор: простая ученическая тетрадка в клеточку, в ней отрывистые записи угловатым "инженерным" почерком. Наина, глупенькая, ищет тетрадку, как Софья Толстая искала завещание мужа, мечтает выкинуть или сжечь. Не хочет, чтобы муж трепал себе нервы, бережёт... Да и ревнует, чего уж там. Не найдёт.

10 февраля 1959 г. (Свердловск).

Вернулся. Живы почти все. Но не все.

Люда - нет. Нашли утром в 200 шагах от палатки. Замёрзла. Лицо спокойное, будто спит.

Говорят - моя заслуга, что остальные целы. "Взял с собой в поход топор, надёжные верёвки, запасные спички, что позволило соорудить временное убежище. При эвакуации группы с Холатчахля действовал решительно, инициативно, погасил панику, заставил всех надеть верхнюю одежду и тёплую обувь..." Чуть ли не орден обещают. Не верю. Если заслуга - почему не досчитался? Почему не услышал, как она отстала? Ветер выл, как зверь... но это отговорка.

Игорь молчит. Не смотрит в глаза. Знаю - винит себя. И правильно. И я виню его. И себя.

Партком УПИ предлагает "встречу с героями". Чёрт с ними. Не герой я. Не смог уберечь девчонку.

28 мая 1959 г.

Следователь закрыл дело: "Стихия. Трагический случай". Спрашивал про "светящиеся шары" и "странные звуки". Чепуха. Была пурга, темнота и паника.

Был у родителей Люды. Отец - седой, как лунь. Мать плачет беззвучно. Дал им денег из своей зарплаты (тайком от Наины). Мало. Обещал помочь брату с работой.

Сегодня видел Зину на улице. Увидела меня - перешла на другую сторону. Боится? Стыдится? Понимаю. Мы все ходим как призраки.

1 мая 1960 г.

Первомай. Парад. Крики "Ура!". Флаги. А у меня во сне - опять её крик. Тот, что мне почудился тогда... или не почудился?

Начальник участка хвалит: "Борис - организатор! Поручим новый объект". Не нужна мне слава на костях.

Игоря перевели на закрытый завод под Нижним Тагилом. Уезжает. Простились молча. Дал адрес. Знаю - писать не будет.

Заметка на полях: Купить тёплые сапоги матери Люды. Старые дырявые.

12 апреля 1961 г.

Гагарин в космосе! Весь город ликует. А я думаю: вот он - герой. Настоящий.

На стройке авария - кран рухнул. Чудо, никто не погиб и не покалечился. Опять моя вина? Должен был предвидеть. Провёл разбор - наорал на прораба. Выговор, минус премия. Справедливо.

Запись позднее: Звонил Игорь впервые за год. Голос пустой. Сказал: "Боря, ты там людей не гробь... как я". Бросил трубку. Не сплю. Не допущу халтуры. Ни одной трещины. Никогда.

5 ноября 1963 г.

Встретил Семёна (Золотарёва) в трамвае. Ожил, женат. Говорит: "Живём, Борис Николаевич! Всё позади". Врёт. Вижу - вздрагивает, когда ветер стучит в стекло.

Недавно пригласил группу в баню (кроме Игоря и Зины). Сидели мрачно. Рустем невпопад сказал: "Хватит носить это в себе. Умрём - не простим себе Людкину смерть". Прав. Но как выбросить? Саша напился, плакал: "Боря, без тебя б мы все сгинули". А Люда? Она - не "все"?"

Назначен главным инженером треста. Наина рада. А я боюсь: больше объектов - больше ответственности. Больше шансов...снова не уберечь.

1 февраля 1964 г.

Снег идёт. Сижу у окна. Вспоминаю её смех в поезде и тишину в ту ночь, когда ветер стих.

Сегодня подписал приказ о премии для бригады Костина - досрочно сдали школу. Радость? Нет. Просто - не подвёл.

Последняя запись на странице: "Выжить - не значит спасти".

***

Новогоднее гадание не прошло бесследно. Слова Нины о том, что Россия может быть не советской, легли на подготовленную почву. Уже не раз ночами под размеренное дыхание молодой жены Борис думал о происходившем в стране с 1917 года - о репрессированных отце и дяде, о недавней войне, о варварском раскулачивании, о голоде, об убитых в Ипатьевском доме - императоре, императрице, наследнике, княжнах, о тех, кого расстреляли, добивали в упор, как раненых собак, кололи штыками, уже мёртвых жгли и рубили. После войны в том самом подвале хранили партийные архивы - будто в насмешку. "Немцев, полицаев за такое, за детоубийство после войны на площадях вешали, а Петька Ермаков, урка и палач, каратель, до последнего дня ходил гоголем. Герой, понимашь. А слуги, доктор? Они вообще не при делах были".

Раньше он торопливо гнал эти "контрреволюционные" мысли прочь, но после разговора с Ниночкой не стал. Если хочешь что-то изменить - надо пролезть в самую гущу, в самое нутро системы. Извне ничего не выйдет, Колчак пытался, Власов пытался... Да он сам, если завтра нападут американцы, англичане или те же гансы и фрицы Аденауэра , тоже пойдёт в военкомат, как летом 41-го люди шли. Не примет народ ничего, навязанного из-за кордона, и правильно.

Строителей в стране хватает. Нужно вступать в партию, идти наверх шаг за шагом, обрастать связями, познавать науку власти, расставлять, когда появится возможность, своих людей... Готовить план обновления, мирного, без баррикад, выстрелов аврор, взятых штурмом дворцов, войны, лагерей, расстрелов.

Трагедия на перевале положила конец этим безумным амбициям. Он прекрасно понимал: похвалы похвалами, но галочку возле его фамилии поставили, ходу наверх не дадут. Никаких высоких кабинетов, только стройки, только бетон, кирпич и сроки.

Годы спустя Борис осознал: Люда своей смертью спасла его. Иначе сгинул бы в бессмысленной борьбе, услали бы его, куда Макар телят не гонял, очередной стройкой коммунизма командовать, а то и в лагерь, в КПК и КГБ тоже не дураки сидят. Хотя, какой лагерь, просто из окна выпал бы, несчастный случай, понимашь. Да и до этого бы не дошло: загнали бы, затравили, довели до инфаркта... Какой из него вождь России...

***

Зимний лес надёжно укрывал охотничью избушку от ненужных глаз.

- Гироскопы делаю, - внезапно начал Гося, разглядывая свои дрожащие пальцы, обхватившие стакан. - Для космических кораблей. Точность - микрон. Чтобы не сбились, не упали, как...

Он резко и зло проглотил водку. Лицо, когда-то открытое, теперь казалось вырубленным из желтоватого камня, с глубокими трещинами у глаз. Только взгляд остался прежним - навязчивый, виноватый, как у пойманного ребенка.

- Я мосты сейчас строю, - отозвался Борис. - Одна река, другая, третья... Бетон, сталь - тысячи тонн. Чтобы держали, понимашь. Чтобы не сломались под тяжестью...

Алкоголь развязал языки, обвинения, брошенные двадцать лет назад и затаившиеся на дне души, вырвались наружу. Голоса срывались на крик, потом падали до шёпота, увязая в трясине беспомощности. Борис ревел, уткнувшись лицом в ладони, его могучие плечи сотрясались. Гося плакал тихо, беззвучно, лишь нервно сжимая пустой стакан, глядя сквозь запотевшее окно в черноту уральской ночи - ту самую, что поглотила Люду. Немного успокоившись, он достал из кармана потрёпанную фотографию. Молодые лица, снег, улыбки. Люда в вязаной шапке, смеющаяся, красивая... Двадцать лет прошло, а легче ни хрена не стало! Врут всё люди, не лечит время.

- Мы выжили, Боря. Но мы не спасены, и никогда не будем. Мне кошмары всё снятся последнее время: как будто все мы там остались, не только Люда... В какой-то мере так оно и есть. Хотя, нет, не все, вру. Тебя в моих снах нет.

Борис промолчал. Последние месяцы, засыпая, он каждую ночь погружался в какой-то хоровод безумия. Толпы на московских улицах; он, и вправду стоя на танке, бросает в эти толпы тяжёлые, как булыжники, фразы. Незнакомое здание, когда-то белоснежное, а сейчас чёрное от гари и копоти. Флаг, старый, трёхцветный, как при Николае II. Похороны последнего царя и его семьи в Петербурге (не Ленинграде). Горящий южный город, осыпаемый бомбами и снарядами - по его, Бориса, распоряжению. Опять он сам, в пьяном угаре, окружённый льстецами, карьеристами, предателями, убийцами. Нищие, обездоленные люди, проклинающие самое его имя, уголовники и проститутки...

***

Избушка выглядела запущенной: людей здесь не было, по меньшей мере, с лета. Исчез Борис, пропал и Гося, точно подхваченные вихрем времени призраки прошлого: незримая метель замела их следы на февральском снегу, невидимые руки убрали пустые бутылки, стаканы, остатки нехитрой закуски, призрачное пламя доедало старенькую фотографию на столе, вычёркивая её из реальности, а странный негромкий стук, словно от каблуков женских туфель, казалось, прокалывал беззвучие.

Комментарии

"Хибина" - самоназвание туристической группы Игоря Дятлова.

КПК - Комитет партийного контроля при ЦК КПСС, высший контрольный орган Коммунистической партии Советского Союза в 1952-1990 гг.

Июль 2025 г.

Оставить комментарий © Copyright Сергеев Иван Дмитриевич Размещен: 29/07/2025, изменен: 29/07/2025. 14k. Статистика. Глава: Проза, Мистика Луна-парк Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Это не от Вас, Борис, зависит, вот только высшие силы ещё сами не определились, что с Вами делать... Нет, не то говорю. Они будут делать и переделывать, вот как черновик правят, так же. Вы проживёте много жизней, даже не поняв этого, я Вас вижу то в обычной квартирке, то на танке перед толпой соратников...

Сергеев Иван Дмитриевич 12. Перевал

Сергеев Иван Дмитриевич
12. Перевал