Сергеев Иван Дмитриевич. 22. Тень "Колесницы"

22. Тень "Колесницы"

Годам к семидесяти она почти смирилась с одиночеством. Её жизнь была похожа на старую фреску в заброшенной церкви - потускневшая, покрытая трещинами времени, но сохранившая контуры былого достоинства.

Сын стремительно взрослел, в его жизнь пришла любовь. Зое Фёдоровне нравилась Вероника, хотя червячок сомнения ворочался внутри ("скрипачка...музыка...богема, ох, ненадёжное дело"). Она не была уверена, выйдет ли у них с Мишей что-то серьёзное, но вцепляться в сына мёртвой хваткой, как делают иные матери, она не собиралась. Некоторые вещи нужно просто прожить, никакой опыт, никакие мудрые советы тут не помогут. Будут счастливы или приобретут опыт, оба.

Михаил не унаследовал Бориного цинизма - к счастью или несчастью, трудно сказать. Напротив, в нём рано проснулось обострённое, почти болезненное чувство справедливости. Он мог заплакать, увидев, как обижают слабого во дворе, делился последним с бездомными животными, а в схолионе Мишу беззлобно дразнили "синегоросом" за привычку вступаться за несправедливо обвинённых.

Зоя, глядя на него, испытывала сложную гамму чувств. В сыне, зачатом в результате ночи, полной эгоизма и разочарования, расцвели те самые честность и вера в справедливость, которые она сама бесповоротно утратила в зале суда. Михаил был её личным искуплением, живым укором прошлому Зои и одновременно её главной надеждой на будущее.

Зоя Фёдоровна рассказывала сыну выхолощенные, сказочные версии своих судебных дел, и его глаза горели. "Мама, а ты поступила правильно?" - спрашивал Миша. И часто ей приходилось задумываться, чтобы дать честный ответ.

Разбирая старые бумаги, её пальцы наткнулись на жёсткий уголок - Зоя вытащила потрёпанную карту "Песочный Лжец". Но на этот раз воспоминание о Валерии Вишневской пришло не одно. Её расплывчатый образ обогнала другая тень - тень Бориса. И это воспоминание было уже не обжигающим стыдом, а горько-сладкой грустью.

***

Воспоминание пронзило её уже здесь, в безопасном ойкосе, спустя десятилетия.

...Утро врезалось в сознание женщины косым лучом пыльного солнечного света, пробивавшегося сквозь жалюзи дорогой, но безвкусной гостиницы. Зоя проснулась не от звука, а от ощущения движения в комнате. Она приоткрыла глаза, не шевелясь.

Борис стоял спиной к ней, уже почти одетый. Он натягивал дорогой пиджак, и по его спине, по уверенным движениям плеч было видно, что он доволен. Доволен собой, ночью, миром. Это была поза человека, поставившего галочку.

Взгляд Бориса скользнул по полу, и он носком ботинка небрежно оттолкнул её смятое бельё к тумбочке - как случайный мусор. Уголки его губ дрогнули в едва уловимой, но для Зои кричаще ясной усмешке удовлетворения.

"Оттолкнёт... И меня так же. Носком, как тряпку".

Борис бросил на женщину короткий взгляд.

- Доброе утро.

- Доброе...

- Я по делам, буду к вечеру. Спускайся завтракать, всё оплачено. Вернусь - сходим куда-нибудь.

Зоя долго и брезгливо мылась в душе: она ощущала себя грязнее, чем когда-либо, словно провела ночь с тем, кому приходится платить телом, когда близость кажется повинностью, данью. Борис не видел в ней женщину, личность, человека, он видел "трофей": бывшую судью, умную, интересную, горделивую, но надломленную, с которой он мог бы подтвердить свою состоятельность.

"Расслабься, Зоенька, - шептал он, расстёгивая молнию сзади её столы, - я тебя обеспечу. Дела идут на лад, денег всё больше. Забудь свои суды, будешь жить у меня припеваючи. Ты же заслужила покой".

Пока Борис говорил это, его руки оглаживали и похлопывали её, словно добрую лошадь. В этих словах не было заботы, теплоты, нежности - лишь желание обладать и контролировать. Его не волновало, хочет ли Зоя вот так, через несколько часов после знакомства.

"Мы с тобой одного поля ягоды, девочка моя, - говорил Борис, раздевая её вещь за вещью, распуская волосы - Опустошённые. Значит, можем друг друга заполнить. По-взрослому, без соплей. Ну-ка...".

Для Зои, всю жизнь ценившей интеллект и независимость, это было хуже, чем грубость. Она не сопротивлялась, но и не отдавалась - просто, застыв, сжавшись внутри в ледяной комок, позволила случиться тому, что должно было случиться, понимая, что совершила ошибку. История с Вишневской была интеллектуальным и профессиональным поражением, эта ночь - поражением чисто человеческим, женским, физическим.

Торопливо собрав вещи, Зоя переехала на другой конец города. Борис набрал её номер пару раз, трубку она, естественно не подняла, больше не было ничего.

А через несколько недель она поняла, что случилось непоправимое: она была беременна. Зоин мир не рухнул - он перевернулся, это была не катастрофа, а самый сложный и парадоксальный приговор в её жизни. Ребёнок от человека, который хотел её купить? Но в душе женщины не было ненависти, только решимость. Она приняла это не как наказание, а как знак и шанс. Если Боря хотел её унизить, то он просчитался: он сделал ей лучший подарок из возможных. Это стоило даже той ночи.

***

Зоя улыбнулась, откладывая карту. Внезапно мигнул свет, в комнате стало настолько холодно, что по окну поползли морозные узоры. Девять фигур окружили Зою, крик застрял в её рту, она давилась им, словно едой, попавшей не в то горло.

"Сердце?.. Инсульт?.." - успела подумать женщина, проваливаясь в немую черноту.

... - Не желаете?

Мужская рука протягивала ей бумажный стаканчик, заполненный до половины тёмной жидкостью с отчётливым алкогольным запахом. Зоя подумала о тех, кто подсыпают наркотики в напитки женщинам, чтобы поиметь их.

- Отвали.

Она сгребла паллий с соседнего места и, нарочно громко стуча каблуками, ушла в другой конец вагона. Проходя мимо вагонного сервитора, застывшего в нише, она мельком увидела в его полированном корпусе искажённое отражение - свою собственную фигуру. Мужчина опрокинул содержимое стаканчика себе в рот.

- Ну и чёрт с тобой, - швырнул он вслед Зое.

Не маньяк, просто вагонный Казанова.

Поезд остановился - станция. В вагон зашла женщина с кротко подстриженными рыжеватыми волосами, в зелёном костюме с юбкой. Она села напротив Зои, и та вдруг с ужасом поняла, что черты лица новой пассажирки упорно не желали складываться в единое целое. Аккурат как у Валерии Вишневской.

- Всё поправимо, - низким голосом прогудела неизвестная. - Я ведь тоже реставратор. Вернее, мы с ней одно и то же.

Глоссарий Третьего Рима:

Паллий - верхняя одежда, плащ, пальто и т.п.

Синегорос - адвокат.

Стола - удлинённое женское одеяние.

Схолион - школа

Октябрь 2025 г.

Оставить комментарий © Copyright Сергеев Иван Дмитриевич Размещен: 18/10/2025, изменен: 18/10/2025. 7k. Статистика. Статья: Проза, Мистика Луна-парк Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Поезд остановился - станция. В вагон зашла женщина с кротко подстриженными рыжеватыми волосами, в зелёном костюме с юбкой. Она села напротив Зои, и та вдруг с ужасом поняла, что черты лица новой пассажирки упорно не желали складываться в единое целое. Аккурат как у Валерии Вишневской.

Сергеев Иван Дмитриевич 22. Тень "Колесницы"

Сергеев Иван Дмитриевич
22. Тень "Колесницы"