УИЛЛЯМ КАЛЛЕН БРАЙАНТ
"ВЕКА"
1821 год
I
Когда покой, земной венчая век,
В расцвете лет вдруг возвестит о смерти
Или на склоне жизни человек
Седым уйдёт во мглу подземной тверди;
Когда изводит в лютой круговерти
Всех молодых и лучших темнота;
Когда глаза любимых гаснут, верьте,
Оплакав их прожитые лета,
Что с ними не умрёт души их доброта.
II
Былое время мы за то и чтим,
Что жили мудрецы тогда на свете,
И взгляд казался добрым и простым,
И сердце билось искренне в ответе,
Для ангелов став домом на планете;
И вдохновенно барды нам поют
О доблести и вере тех столетий,
Где дружба - не петля, любовь - не кнут;
О золотых веках, где счастью был приют.
III
Мир памяти всех праведных, и пусть
Она взрастёт и расцветёт в полёте
Веков грядущих; будут наизусть
Их образ помнить; но в конечном счёте
Они искали счастье не в почёте,
Лишь небу взор открыв для дел своих.
И в книге славы вы о них прочтёте,
Протянутой сквозь время для живых,
Чтоб дальше передать огонь священный их.
IV
Но не печальтесь вы уже ничуть
О судьбах тех, кто жить придёт за нами;
Стрелой, пронзившей праведную грудь,
Сметёт и негодяя, словно пламя.
Гонители ведь страх не знают сами
Пред Тем, кто за поступки воздаёт.
Минуя испытанье временами,
Созреет добродетели оплот,
И выйдет она в свет, благословя тот год.
V
Неужто путь величественный свой
Природа завершила? И от стыни
Тускнее стало солнце? Или рой
Горящих звёзд по некоей причине
Теперь не ярок? Разве по долине
Не веет росогубая весна,
Неся нектар цветочный и поныне?
Неужто осень стала так бедна,
Что новый урожай уже не даст она?
VI
Взгляни на дивный мир, как на листе
В нём истина написана; смотри же,
Как он изменчив в вечной красоте
И полон жизни даже в почве рыжей,
Мелькают крылья, опускаясь ниже,
И мириадам сладко засыпать,
Когда лазурный океан всё ближе
Бросает волны, и спешит объять
Любовь моря и высь, и всю земную гладь.
VII
Неужто Бог, запечатлевший нас
По Своему подобию и властью
Нас наделивший над землёй в тот час,
Теперь, когда во все её же части
Мы разбрелись под солнцем, веря в счастье,
Забыть о том, как холил и берёг
Своих детей? Позволит ли ненастью
Сокрыть от света наш земной чертог,
И ждут ли этот мир истление и рок?
VIII
О нет! Счастливых дней грядёт рассвет, -
Есть много тысяч предзнаменований.
Тот, кто смирял стихии много лет,
Впредь жить не станет в рабстве у желаний,
Ведь, созерцая танец неба ранний,
Он к бездне ослепительной взлетел,
Чтоб солнце охватить в пути исканий.
И вот, во всём узрев след Божьих дел,
Любовь и мир он сам построить захотел.
IX
Садись же пред историей, сквозь мрак
Минувших лет ты взглянешь вместе с нею,
И тень былого сделается так,
Лучом её пронзённая, яснее.
Когда мир цвёл невинностью своею,
Людскому роду доводилось жить
В лесах, где пальмы высились, темнея,
И подле рек, но небом дорожить
Не стал он, захотев земным богам служить.
X
В те дни убийца ночи бы не ждал,
Чтобы напасть с оружием на брата,
И тот, кто за бесправьем наблюдал,
Поднявши меч, хотел вершить расплату;
Лежал непогребённым труп когда-то;
Пастух сбежать спешил от родника,
Когда бандиты похищали стадо
И чад его губили. В те века
Спасала только смерть больного бедняка.
XI
Любовь сменяла страх, в пылу страстей
Сердца открыв смиренною мольбою
Для добрых дел и праведных путей;
Против сынов бесчинства и разбоя
Шли в бой объединённые борьбою.
Возникли страны, и в тени их сил
Приют искал гонимый. Меж собою
Совет мужей закон провозгласил,
Который спор решал и правду возносил.
XII
Но дерзкие захватывали власть
И возлагали иго на народы,
Гнав их на битву. Вот! Открылась часть
Веков суровых! Что хранят те годы?
Кровавый океан и вой природы
Над волнами багровыми, когда
Войска сметались и крушились своды;
На миг царей поднимется чреда,
И тут же в недрах волн исчезнет без следа.
XIII
О днях тех мало памяти; они
После себя оставили колонны.
В песках обломки идолов, взгляни,
Лежат как будто в битве умерщвлённы;
Руины спят, и каменные склоны
Возвысились над городом: во тьму
Там улицы ведут, а ветер сонный
И тот блуждать не хочет по нему,
Ведь в Мёртвый Город нет дороги никому.
XIV
Сквозь времена, вздымаясь к облакам,
Молчит гробница многовековая.
И на людских костях стоящий храм
Для нас теперь история живая,
В нём боги и столпы, не уставая,
Собою хмуро подпирают свод
Угрюмый, словно туча дождевая.
Всё это плод бесчисленных работ
Рабов, что при царях претерпевали гнёт.
XV
А добродетель - не удел рабов,
Склонившихся безропотно под игом
Она ушла от скованных горбов
И в Греции возникла с новым ликом,
Едва свобода в том краю великом
Воспряла, сбросив жезл и кандалы
В раскате грома яростном и диком.
И стали жить, не зная кабалы,
Привольно города, хоть были и малы.
XVI
О, Греция, но каждый полис твой
Друг с другом воевал; и злая сила
Разила слабых грубою рукой
И кровью алой землю оросила.
Пришёл тот час, когда изгнать решила
Ты доблестных и праведных, пока
Земля, дрожа под заревом светила
Не возжелала мир. Через века
Потомков ужаснут те дни, наверняка.
XVII
Но всё же было нечто, что спасло
И честь твою, и попраное имя -
Деяний необъятное число,
Сынами совершённое твоими.
И ныне ты срамишь бездушных ими.
Ты вихрь страсти усмирить смогла
И чистый луч свершеньями былыми
Над странами и временем зажгла,
Чтоб влиться в Божий свет, не ведающий зла.
XVIII
А Римская Империя - сестра,
Внушающая страх одним лишь взором,
Она, как ты, в истории щедра
На вехи между славой и позором.
Ей вырожденье стало приговором
За то, что продан был монарший трон
Династии рабов, и с ветром скорым
Поток прорвался с северных сторон,
Разрушил города и снёс могилы он.
XIX
Напрасно свет, сияющий с небес
Над лучезарным морем Галилеи
Лучом надежд и вестником чудес,
Пытался сделать темноту светлее,
В земных туманах догорал он тлея,
И не спасли хранители его.
В крови людской, о зле не сожалея,
Христом прикрывшись лживо от всего,
Смеялись над добром и больше ничего.
XX
И вот не кровожадным стал обряд,
Свершавшийся при монастырской келье.
В них спали и молились невпопад,
Не ставя покаянье себе целью.
На месте благодатном для поселья
Аббатство появилось у реки,
Скрывая сумрак оргий и веселье,
И чёрно, бело, серые полки
Их орденов росли, - босых, как бедняки.
XXI
О как чудесно было пенье муз
В краю этрусском над рекой известной,
Что вдруг потоком, сбрасывая груз,
После зимы разлилась повсеместно,
И лес весенний в тишине окрестной
Благоухал и пел навеселе.
Когда Арно сиял улыбкой лестной
Проснулись люди в западной земле,
Чтоб вольный дух испить и свет зажечь во мгле.
XXII
Но небеса отсрочивали миг,
Когда с гнилья сорвутся все покровы,
И, капюшоном прикрывая лик,
Лукавый грешник шёл к святыне снова;
Прощенье продавалось, и сурово
Гнобили тех, кто денег дать не мог;
В грехе глумливом рушились основы,
Да возрастал немыслимо порок,
Законами властей хранимый долгий срок.
XXIII
Вдруг содрогнулись земли в час ночной,
Разбив ударом на осколки праха
Престол, что врос собою в мир иной
И скрыл наш мир зловещей тенью страха;
Убежищем блаженным для монаха
Быть монастырь не мог уже вполне;
Спустя века настало время краха
Опутавшей Европу пелене,
Которая, как нить, растаяла в огне.
XXIV
Дух тех времён не оборвётся впредь,
Он будет жить и не уснёт во склепе,
Но хлынет сквозь властительскую сеть,
Как море, что смирить не в силах цепи,
И воспоёт, сойдя в земные степи,
Открытость сердца и невинность рук,
А спеси и надменности на небе
Не будет места; и спасут от мук
Святые крылья мир, раскинутый вокруг.
XXV
Взгляни на дни былые и узри,
Как улетели призрачным кошмаром
Остатки суеверий до зари,
Чья власть была безмерна в мире старом;
Узри их злодеяния, - недаром
В людской душе не станет места им;
Узри народы, стёртые пожаром
За их дела, но по стезям иным
Достойные придут к пристанищам земным.
XXVI
Все тучи лжи разгонит этот мир,
Оставив с нами истину навеки,
Бессилен сумрак одолеть эфир,
Ведь с древних лет в нём мчатся её реки, -
Они на всё раскроют людям веки,
Сияньем изольются, чтоб помочь
Дух пробудить в несмелом человеке,
И тот поймёт, что радугой точь в точь
Всегда они горят и освещают ночь.
XXVII
Прогнало утро тьму минувших дней,
Накинувшую саван на просторы,
На зелень рощ и пустоши полей,
На русла вод и каменные горы,
Чьи в облаках теряются узоры.
Когда-то вместо шпилей деревень
Здесь лес стоял, и лился клич матёрый
Охотников индейцев; и олень
От перьев их бежал в спасительную тень.
XXVIII
И там, где волны в бухте голубой
Целуют вечно берега сухие,
И острова баюкает прибой,
Рождённые среди морской стихии,
В рассветный час, в полуночи глухие,
Вдруг забелели тихо паруса
Больших судов; и выплыли лихие
Туземцы, обрядившись в пояса
На яликах своих, как птицы в небеса.
XXIX
Тогда лежал весь этот юный рай,
Раскинувшись широко и безбрежно
Среди лесов, овивших хмурый край
Долин и гор, в которых безмятежно
Дремала тьма, покуда смерч небрежно
Между лесных гигантов не пройдёт;
И следом все цветы тянулись нежно
За тусклым солнцем прямо в небосвод,
С улыбкой под дождём поднявшись из темнот.
XXX
Тут дом индейцев, и вода озёр
Под вёслами сверкает синей гладью,
Ныряет из кустарника бобёр,
И пьёт олень, а ветер благодатью
Над кукурузой распахнул объятья.
Пока по всей округе красота
Раскрылась дикой и великой статью,
И мир несли земля и высота, -
Был пленник на костре привязан у шеста.
XXXI
Но злобно враг из зарослей следил
За этой казнью, и в полночном мраке
Он с томагавком острым приходил,
Детей и женщин убивая в драке,
И пламенем, что след сметало всякий,
Горели крыши; и покой везде
Вставал, когда росой сверкали злаки;
Но дым не шёл из хижин уж нигде,
И лишь каноэ чуть качалось на воде.
XXXII
И вот другая раса обжила
Границы отступающего леса,
А городам и пашням нет числа,
И урожай склоняется от веса;
Ручьи повсюду разлились, белесо
Сверкая среди новых пустырей;
Вёл край переселенцев под завесой
До самых своих западных морей
Осеннего огня и пламени быстрей.
XXXIII
Здесь дух свободный оборвать сумел
Последние оковы; и непросто
Найти у сил раскрывшихся предел
Или смирить движение их роста!
Летит вперёд кометой белохвостой
Путём далёким первозданный свет
Во глубь веков: идущий через звёзды,
Мы будем видеть славный его след,
Покуда в небесах он не сойдёт на нет.
XXXIV
Ну, а Европа року отдана,
Она в цепях не ведала другое,
И борется в ней каждая страна, -
Хоть и сильна, но лишена покоя.
Ей бы сорвать с себя ярмо мирское
И разомкнуть железные тиски.
Да, будет час, когда она такое
Получит право доле вопреки.
Момент тот не настал, но дни его близки.
XXXV
Но ты, моя держава, не падёшь,
Тебя хранят бесчисленные чада.
Забота и любовь твои, как дождь,
Омоют нас; широкою преградой
Лежат моря и воздух; и отряды
Отважно встанут у границ больших.
Смеёшься ты над вражеской бравадой:
Твой век не оборвётся из-за них,
И не измерить им всё счастье дней твоих.
1821
перевод с англ.
2025