А то философские вопросы доведут до нервного срыва. Особенно, если начнешь размышлять, а отчего все так-убили, но воскресили, и для чего все это? Что мне предстоит? Лучше сосредоточиться на про-стейших вещах, вроде, что у меня есть в наличии, хочу ли я покушать или наподобие того. Читал я пере-вод рассказа какого-то американского автора под название 'На Большой реке'. Там подробно описано, как человек прибыл на речку, ловил рыбу, готовил себе то это, то то, и с аппетитом поглощал. Лица, в литературе неискушенные, вроде меня, могут подумать, что это просто перечисление того, что происхо-дило с человеком, вроде: Иван Иванович проснулся, сходил за сарай, потом умылся, потом погладил собаку и прочее, что он делал в то утро. И отличается герой рассказа от Ивана Ивановича только дета-лями, чем он завтракал и чем зубы чистил. Но люди с литературным даром поняли, что все это не спро-ста. Герой рассказа специально погружается в мелочи своего быта, чтобы не думать о чем-то другом. А вот о чем? Из этого рассказа непонятно, но из других становится ясным, что это ветеран мировой войны, по которому война прошлась асфальтовым катком, может, и по здоровью тела, может, и нет, но обяза-тельно по здоровью духа. Много в те времена было про 'потерянное поколение', которое пошло в ад войны, уцелело, а потом подумало: 'А для чего все это было?' Ответа в литературе 'потерянного поко-ления' не было, герои то дезертировали, то спивались, то самоубивались. Герой 'Большой реки' хоть рыбу ловил и поглощал консервы, погружаясь в эти занятия поглубже и подальше от остальной жизни.
Ну вот и мне надобно заняться мелочами, не впадая в философию.
Ни есть, ни пить мне не хотелось, хотя я подозревал, что может захотеться со страшной силой, памятуя про то, что раньше так случалось: чем-то займешься и станет не до того, а потом организм вспомнит про-пущенное и недополученное. Еды у меня нашлось немного- четыре сухаря, пара кусочков хлеба с до-машним сыром, и запас чая-кофе с сахаром на где-то три кружки, то есть что-то есть и даже на пару за-столий хватит. Отчего в запасах и чай, и кофе-мне некого было спросить. Но собственный опыт говорил, что чай мне выдавали и готовым, и сухим, а вот кофе-нет. Но оставался путь славы и трофеев, оттого я напробовался разных трофейных вариантов кофе. Особенно мне понравился кофе в порошке-залил его кипяточком, а он и растворился без осадка, не нужно ждать, пока ...Жаль, встретилась этакая прелесть всего пару раз. То есть мой собрат по телу наличный кофе явно захватил или получил от товарища, а чай-ну, пусть старшина выдал. Для себя я решил, что раз не хочется, то и пусть не хочется, а если и что приму, так чаю. А пообедаю в обед.
Через приблизительно полчаса меня сменили. Про обстановку вокруг я смог сказать, что с одной сторо-ны пахнет морем, с другой пахнет болотом, артиллерия молчит, над головой пару раз пролетали чайки без опознавательных знаков, должно быть, гражданские. Сменщик хихикнул. Общего подъема пока нет, значит, умываться рано. И я пристроил голову на вещмешок. Вроде бы он мой, ибо помню, где что лежит.
Глаза смежились и открылись-от тряски за плечо.
Оказалось, что пора идти. А умывание-ну, потом, потому, что и тянуть незачем, да и близкая вода... пова-нивала. Не то болото, не то лиман, там возможно всякое, от почти что моря или озера до гнилого боло-та. Командовал плотный комплекцией товарищ в гимнастерке. Он поставил одного в головной дозор, од-ного в тыловой, а остальные шли цепочкой посередке- потому что место не сухое, идти приходится друг за другом, какой уж тут боковое охранение. Меня он спросил про раненую голову, на что я ответил, что терпимо, идти могу. А что ответить? Идешь и ладно, а не пойдешь, то нечего свой груз себя валить на товарищей- оклемаюсь и встану, пойду сам. А иные пусть меня не ждут. Так я оценил ситуацию. Шли, от-дыхали, пили из фляжек, потому как вода вокруг для питья не годна. Организм мой устал, но я кое-как тащился и не отставал. Так мы и шли где-то часа три. Тут по отсутствию часов уточнить не могу, может, и дольше, но до вечера было еще долго, и шли до окрика: 'Стой, кто идет?!' Наш командир вступил в пе-реговоры. Иногда переходящие в перебранку, а я сел: ноги с трудом держали туловище. Но развернулся к тому месту, откуда мы пришли, и взял карабин на колени-чтобы побыстрее стрелять при нужде. Гранат не нашлось ни с утра, ни в теперешнее время, ну и ладно.