Паучок не знал, как родился. Но сколько себя помнил, он блуждал по этим лесам, хрустя веточками, кушая чернику и дикую землянику. Целуя росу на клевере. Охотясь на птичек, дружа со старым барсуком, настолько старым, что тот, даже не мог вылезти из своей берлоги.
"Где же нашел я Тебя, чтобы Тебя узнать? - шептал в забытье барсук, - Тебя не было в моей памяти до того, как я узнал Тебя. Где же нашел я Тебя, чтобы Тебя узнать, как не в Тебе, надо мной? ... Истина, Ты восседаешь всюду и всем спрашивающим Тебя отвечаешь одновременно, хотя все спрашивают о разном, - барсук закашлялся, продолжил, - Ясно отвечаешь Ты, но не все слышат ясно. Все спрашивают, о чем хотят, но не всегда слышат то, что хотят."
Паучок продолжил путешествие по лесу, пытаясь найти свое место в мире. Встречая в Девичьим лесу весну, зиму и осень. Он писал стихи о подснежниках и васильках. Но все никак не мог найти свой цветок.
Так он встретил в самой глубине лиса гиганта Ики-Турсо, поросшего мхом и корнями. Тот рассказал ему о великой матери всего живого и органического Винушки. "Винушка существует, чтобы человечеству было что пожинать. Природа пожинает наше старое и уставшее." Сказав это, великан вновь заснул.
Спустя много лун паучок вышел на полянку с васильками. И тогда он узрел, что это ТО самое место. Место его силы. Место успокоения. И упокоения. Он возлег среди синих цветов и надолго уснул.
Он гулял по Заверти, плетя паутинку над старыми колоннами и арками, наблюдал, как дети играют в ладушки. Как монах в акте медитации узрел идею: "На тысячу ран, есть тысяча швов". Как аристократы и кметы заседали посреди старых руин за огромным обеденным столом. Вместе.
И как над поляной васильков рука об руку шли Солнце и Луна, химера розейкрейцеров.
Семь долгих дней паучок умирал среди васильков, врастая обнаженными нервами в корни и ризому. И потом к нему пришел бог и позвал с собой в свое иное-царство. Но чей это был бог?