Перевел Лев Шкловский в память о погибшем сыне Антоне
Глава Первая
Я следил за Мэттом Джермейном последнюю неделю. Изучив каждое его движение, я знал о нём всё, что было нужно. Джермейн, который, по легенде, работал на Госдепартамент, на самом деле был агентом ЦРУ. Благодаря источникам, близким к AXE, стало известно, что он перешёл на другую сторону и уже больше года является высокооплачиваемым двойным агентом КГБ. Теперь его следовало устранить или, как мы говорим в разведывательном сообществе, «отправить на пенсию».
Это было моим заданием. Я — Ник Картер, секретный агент N3 в AXE, самой засекреченной шпионской организации в мире, самом маленьком, но самом смертоносном инструменте глобальной разведки Соединённых Штатов. Мы — специальное агентство, которое берёт на себя работу, слишком грязную и жёсткую для парней из ЦРУ. Я работаю на Бога, страну, AXE, Дэвида Хоука... и большие деньги.
Джермейну дали недельный отпуск для катания на лыжах на горнолыжном курорте Страттон. Я прибыл на следующий день. Изучая его в течение недели, я знал, что он никогда не совершал меньше тринадцати спусков в день. Пятница, тринадцатое, должна была стать для Джермейна очень несчастливым днём.
Мне очень хотелось просто использовать «Вильгельмину» — мой 9-мм «Люгер», но с прикреплённым глушителем он был слишком велик, чтобы спрятать под лыжным костюмом. Поэтому я придумал другой метод. Я решил провести операцию поздно вечером в пятницу, поскольку знал, что в субботу курорт будет наводнён лыжниками выходного дня.
Пятница была днём отличной лыжной погоды, с температурой около двадцати градусов выше нуля. Теперь, к концу дня, когда солнце почти село, температура опустилась до минус пяти. Когда моя кабинка подошла к рампе, ветер пронизывал до минус пятнадцати. Я был последним лыжником на подъёмнике, кроме Джермейна, который ехал в шести кабинках позади меня. У меня было достаточно времени, чтобы всё подготовить.
Когда мои лыжи коснулись верха рампы, я встал, наклонился вперёд и скатился к началу трассы. Спуск составлял около трёх тысяч футов, и вид был захватывающим. Была видна гора Бромли в десяти милях, за которую медленно ныряло солнце. Посмотрев вниз по линии подъёмника, я увидел, что он остановился. Это означало, что к подножию только что прибыл ещё один лыжник. Я проклял свою удачу. Это означало, что мне придётся работать быстрее, чтобы закончить, прежде чем этот гражданский начнёт свой спуск. Времени оставалось в обрез.
Джермейн сидел в своей кабинке на полпути по линии. Когда подъёмник снова начал двигаться, я оттолкнулся, начиная свой спуск. Я принял гоночную стойку, чтобы набрать скорость и выиграть время. В трёхстах футах ниже трасса для экспертов сворачивала влево, прорезая чащу деревьев. В этот момент я повернул, направляясь к деревьям. Остановившись на полпути, я понял, что это самое узкое место на трассе — ровно двадцать пять футов (около 7,6 метра) в ширину. Я также знал, что Джермейн придёт сюда. Он был опытным лыжником и предпочёл бы прорваться через деревья, наслаждаясь вызовом более опасного спуска.
К этому времени он был почти на вершине трассы. Оставалось меньше пятнадцати минут. Торопись.
Я быстро снял лыжи и поставил их на снег. Затем я вытащил тридцатифутовый моток троса и принялся за работу. За восемь минут работа была выполнена. Трос был натянут поперёк трассы на высоте примерно пяти с половиной футов (около 1,7 метра) от земли.
Раздался тихий звон, когда я дёрнул трос, проверяя его натяжение. Я надел лыжи, прикрепил страховочные стропы и спустился на сторону трассы, спрятавшись среди деревьев.
Через пять минут я услышал шуршание его лыж, прежде чем увидел его. Набрав на повороте скорость в сорок миль в час, Джермейн вылетел на прямую, направляясь прямо ко мне. Его скорость была около пятидесяти, когда он врезался в трос.
Раздался громкий, отрезвляющий лязг в пустоте. Голова, словно белый волейбольный мяч, закружилась по десятифутовой дуге, оставляя кровавый след. С глухим стуком она исчезла в сугробе. Он не издал ни звука.
Я смотрел, как его обезглавленное тело в идеальной лыжной стойке проехало ещё тридцать футов, прежде чем врезаться в группу деревьев. Он лежал, судорожно дёргаясь, а кровь хлестала из обрубка шеи, словно вода из питьевого фонтанчика. Наспех я снял трос, счистил кровь, смотал его и сунул в карман. Когда я проезжал мимо тела Джермейна, я увидел, что оно перестало дёргаться. Малиновая лужа вокруг уже застыла и почернела. Из своего укрытия в зарослях деревьев я знал, что другой проезжающий лыжник никогда бы этого не заметил. Джермейна найдут только на следующий день.
Вернувшись в свой домик, я взял трос и спрятал его за свободным камнем в задней части камина. С помощью газет и кучи растопки я развёл огонь. К тому времени, как я закончил принимать душ, огонь уже разгорелся достаточно, чтобы я мог бросить несколько тяжёлых брёвен. Когда дрова занялись, я снял весь свой лыжный костюм и бросил его в огонь. Затем, налив себе крепкого бренди, я сел перед ревущим огнём, медленно потягивая его и чувствуя, как напряжение покидает моё тело.
Позже я оделся, привязал замшевые ножны с «Хьюго», моим стилетом, к правому запястью и убедился, что «Вильгельмина» полностью заряжена и готова к действию. После последней проверки домика я выключил свет, притушил огонь и ушёл. Я прошёл несколько футов до главного офиса, оплатил счёт и выписался.
Дорога до Манчестера, где я уже забронировал другой отель, заняла чуть больше получаса. Здесь моим прикрытием был Джек Синглтон, страховой агент из Нью-Йорка, приехавший на неделю кататься на лыжах.
Было уже за полночь, когда я въехал на стоянку. Ранее шёл лёгкий снег, а сейчас он падал очень густо. Я был рад, что успел. Девушка за стойкой испытывала небольшие трудности с поиском моей брони. Ей было лет двадцать, блондинка, со здоровым, румяным, ухоженным лицом, как у студентки из Новой Англии. У неё также была «здоровая» грудь, которая приятно подпрыгивала, пока она рылась в папке в поисках моей брони. Наконец она нашла её и бодро посмотрела на меня.
«О, да, вот мы и здесь, — сказала она. — Мистер Джек Синглтон, верно?»
«Совершенно верно», — сказал я, подмигнув ей. Маленькая Мисс Новая Англия скромно покраснела. Хорошее воспитание.
«Вы в номере 206», — сказала она, протягивая мне ключ. — «Ох, мистер Синглтон, для вас сегодня утром пришло сообщение». Она дала мне крошечный конверт. Я поблагодарил её и направился к бару. Заказав напиток, я открыл конверт. «Сожалеем, ваш дядя Нед не сможет присоединиться к вам в запланированном лыжном отпуске». Судя по формулировке, это явно записал гостиничный оператор. Если в сообщении был заложен предварительно установленный код, то она его испортила. Однако я понял, что Хоук хочет, чтобы я с ним связался.
Бармен вернулся с моим виски с содовой. Я заплатил ему и отнёс напиток в телефонную будку. Я набрал специальный номер, сделал глоток и стал ждать.
«Центр бронирования Новой Англии», — ответил мужской голос.
«Я бы хотел поговорить с мистером Джоном Хай, пожалуйста».
«Мистер Джон Хайат?» — спросил голос.
«Нет, мистер Джон Хай», — поправил я. Я знал первую часть кода, но ответ на следующий вопрос должен был подтвердить, что я — агент N3 из AXE.
«Насколько Хай?» — спросил голос.
«Настолько Хай, как может висеть топор», — сказал я.
Я слушал серию щелчков, писков и других электрических звуков. Через мгновение я разговаривал уже с самим Хоуком.
Глава Вторая
Дэвид Хоук — директор и операционный глава AXE. Он также мой босс, единственный человек, перед которым я несу прямую ответственность, кроме Главнокомандующего. Он худощавый, но его телосложение обманчиво, скрывая большую силу. Он неизменно носит твидовый пиджак и пару мятых серых брюк. По правде говоря, я не помню, чтобы видел его в чём-то другом — он носит их как униформу. Если у Хоука есть семья, женщина или какие-либо посторонние интересы, я бы не знал об этом. Что я знаю, так это то, что его работа — его любовница, его ребёнок. Когда Хоук смеётся, что случается редко, это звучит, словно кто-то тащит палку по частоколу.
Электрический писк прекратился.
«N3, ты там?» — спросил он своим носовым, гнусавым тоном.
«Да, сэр», — ответил я.
«Как прошла поездка?»
«Отлично покатался, трассы были быстрыми, и цель достигнута».
«Хорошо», — только и сказал он. Я выдержал паузу и сделал ещё глоток.
«N3, завтра ты летишь в Нью-Йорк. Для тебя забронирован номер в отеле 'Плаза' на имя Гомера Диккенса, книготорговца из Массачусетса».
«Да, сэр».
«Есть вопросы?» — спросил он. Нью-Йорк вместо штаб-квартиры в Вашингтоне, но я давно научился не задавать вопросов.
«Нет, сэр», — ответил я. Хоук хмыкнул, и я услышал, как связь оборвалась. Я усмехнулся про себя, допивая напиток. Он не тратил зря ни слова.
Я прошёл через вестибюль к телефонам авиалиний и заказал утренний рейс из Спрингфилда, Массачусетс. Затем заплатил за ночлег, выпил ещё несколько рюмок и лёг спать. Я встал рано утром следующего дня, чтобы дать себе достаточно времени для поездки в Спрингфилд. Вся эта неделя на лыжах вызвала у меня адский аппетит. После сытного завтрака в стиле Новой Англии из ветчины и яиц, я был в пути.
Полёт прошёл отлично; на самом деле, всё сложилось как нельзя лучше. Я уже занял своё место, пристегнул ремень безопасности и просматривал первую страницу «Boston Herald», когда она села рядом со мной. Я наблюдал, как она задержала дыхание, застёгивая ремень безопасности. На ней была коричневая юбка с подходящим коричневым свитером, и на вдохе подчёркивалась её динамитная фигура. И это было ещё не всё. Она была красива, с ярко-рыжими волосами до плеч. Её цвет лица был безупречен, щёки тронуты румянцем, а прекрасные глубокие голубые глаза дополняли образ. Ей не могло быть больше двадцати трёх.
Я улыбнулся, кивнув ей в знак приветствия, и она улыбнулась в ответ, показав прекрасные ямочки на обеих щеках. Её рот был большим и полным, может быть, слишком большим, но это только добавляло ей чувственности. Я снова повернулся к своей газете и попытался сосредоточиться на связях госсекретаря с арабами.
Через несколько минут мы были в воздухе. Ещё через несколько минут она повернулась ко мне.
«Простите, — сказала она. — Вы не возражаете, если я загляну в вашу спортивную секцию?» Милая, ты можешь заглянуть в мою спортивную секцию в любое время, подумал я.
«Вовсе нет», — усмехнулся я, протягивая ей газету.
«Я просто хочу посмотреть, как оценивают 'Джетс' в игре на этой неделе».
Это было всё, что мне нужно для начала. Я представился и сказал ей, что еду в Большое Яблоко по важным делам, связанным с книжным бизнесом. Её звали Морин Коннерс, но ей нравилось, когда её называли Рено — это имя, которое она планировала использовать в своей профессиональной карьере, как она сказала. Она только что закончила театральную студию и теперь направлялась в Нью-Йорк, к славе и богатству.
Мы обсудили «Джетс», великого Джо Нэмата, его бросающую руку и шаткие ноги. Время пролетело быстро и, могу добавить, было потрачено не зря. К моменту приземления мы были старыми приятелями. Всегда будучи джентльменом, я пригласил Рено разделить моё такси до города. Как назло, она тоже остановилась в «Плазе». Её отец был при деньгах и считал, что его маленькая девочка должна начать в Нью-Йорке, стоя на лучшей ноге. Она должна была оставаться в «Плазе», пока не освоится и не найдёт себе квартиру.
Мы зарегистрировались на стойке регистрации. Дальнейших сообщений от Хоука не было, поэтому мне оставалось только ждать, пока он выйдет на связь. Рено согласилась пообедать со мной после того, как освежится. Ещё в самолёте, пока она была в дамской комнате, я проверил её сумочку и нашёл свидетельство о рождении, водительские права и несколько кредитных карт. Рено была той, за кого себя выдавала, так что риска не было. Прежде чем она вышла из лифта на четвёртом этаже, я дал ей номер своего люкса на шестом.
Дав швейцару чаевые, я провёл обычный поиск на предмет «жучков». Всё было чисто. В люксе была большая ванная комната и спальня. Гостиная была размером с футбольное поле. Там были плюшевые ковры от стены до стены, удобная мебель и прекрасный панорамный вид на Центральный парк. Я принял душ и переоделся в обычную спортивную рубашку и брюки.
«О, Гомер, это потрясающе!» — воскликнула Рено, когда вошла в мой номер. «Я никогда не видела ничего настолько фантастического!» На ней была свободная белая крестьянская блузка, и по отпечатку её сосков я понял, что она без бюстгальтера. Она подошла к окну с видом на парк. Солнечный свет окутал её, и я мог видеть силуэт её длинных, стройных ног. Рено была захватывающей, и она это знала. Я хотел взять её здесь и сейчас.
«Надо же, ваша компания определённо хорошо к вам относится», — сказала она, застенчиво улыбаясь мне. Обслуживание номеров прибыло как раз вовремя с обедом, который я заказал заранее. Мы обедали холодным фазаном, салатом и охлаждённой бутылкой '63 Pouilly Fumé. После у нас были бренди, сигареты и этот сказочный вид на парк.
«Ну, Рено, вот он, Нью-Йорк у твоих ног», — сказал я.
«О, Гомер, это всё, о чём я мечтала», — сказала Рено, посмотрела на меня и нежно поцеловала в губы. Её губы сдержали своё обещание: они были мягкими, податливыми и жаждущими. Её аромат наполнил мои ноздри, заставляя меня чувствовать себя опьянённым.
«Ты очень хорошо целуешься, — сказал я. — Ты этому научилась в театральной школе?» Рено улыбнулась и тяжело вздохнула. Наши губы снова встретились. На этот раз её рот жадно раскрылся, втягивая мой язык. Я почувствовал тепло в паху, когда её тело растаяло на моём. В следующее мгновение её горячий, пронзающий язык, словно голова змеи, исследовал тёмную полость моего рта. Я залез под её блузку и почувствовал мягкое тепло её набухшей груди, сосок затвердел от страсти. Она отстранила голову, глядя на меня. Её голубые глаза казались ещё темнее в угасающем полуденном солнечном свете. Медленно она изучала моё лицо, словно ища какой-то знак. Невозможно было сказать, что скрывалось за этими глазами: страх, любовь, радость или просто любопытство. Затем, словно приняв безмолвное решение, выражение лица Рено изменилось. Ямочки на её щеках углубились от улыбки. Я поцеловал её ямочки, а затем мои губы снова нашли её рот.
«Ты хочешь заняться со мной любовью, не так ли?» — спросила она, её глаза расширились от невинности. Тяжело дыша, я кивнул и начал покусывать её мочку уха. Рено мягко оттолкнула меня и скинула свои туфли. Я наблюдал, как она пошла в спальню. Без колебаний или каких-либо признаков стеснения она сбросила юбку и вышла из неё. В этот момент я понял, что она готова к действию — Рено не носила трусиков. Пока я стоял, глядя на её крошечный пучок каштановых волос, она изящно бросила блузку рядом с юбкой. Рено скрестила руки под набухшей грудью и стояла, как маленькая девочка, ожидая моего одобрения.
Я сбросил с себя одежду, опередив её на двадцать секунд. Рено нетерпеливо бросилась мне в объятия. Я чувствовал большую тёплую мягкость её груди на своей, а небольшой бугорок её лона пульсировал о моё бедро. Она легла на кровать, и я нежно раздвинул её длинные, гладкие ноги, кожа которых была словно тёплый, гладкий бархат. Я вошёл в неё, чувствуя, как горячая, ртутная влага её сокровенного места обнимает меня. Слегка отстранившись, я снова толкнулся вперёд, чувствуя, как становлюсь больше и углубляюсь. Я чувствовал, как её босые пятки впиваются в упругость моих ягодиц, притягивая меня ближе к ней. Мы качались вместе, как одно целое. Я смотрел на её лицо, когда она крепко зажмурила глаза в мучительном экстазе. Я чувствовал мягкие спазмы её исступления, когда она сомкнулась вокруг меня, сжимая изо всех сил.
Рено начала напевать, сначала тихо, потом всё громче, погружаясь глубже в низкий гортанный стон. Я чувствовал, как приближаюсь, и мои глаза заслезились от соли моего собственного пота. Она начала кричать пронзительным, резким звуком, и я почувствовал пульсирующие спазмы её кульминации, когда они струились по её телу. Я обезумел, врезаясь в неё, желая присоединиться к ней в этом радостном освобождении, и громко застонал, когда, наконец, разразился оргазм. Всё моё тело дрожало, когда меня накрыл каскадный экстаз.
Мы спокойно лежали в объятиях друг друга, тяжело дыша. Я не мог сказать, спит ли Рено или просто отдыхает. Её глаза были закрыты, а дыхание становилось более ровным. Блестящая прядь рыжих волос лежала на её раскрасневшейся щеке, прилипшая к ней от возбуждения. Я потянулся, оттолкнул её, затем нежно поцеловал её в губы и кончик носа.
Рено открыла глаза и легко вздохнула.
«Я никогда не думала, что такой простой физический опыт может быть настолько волнующим!» — сказала она, улыбаясь немного осторожно. Я ухмыльнулся и снова поцеловал её. Рено начала говорить до того, как поцелуй закончился.
«Мммф», — фыркнула она, резко отстраняясь.
«Ты знаешь, кто это сказал?»
«Ты имеешь в виду 'простой стимулирующий эксперимент'?» — спросил я.
«Это не совсем то, но да», — хихикнула она.
«Ну, нет, кто это сказал?»
«Кэтрин Хепберн», — сказала Рено, как будто я был величайшим профаном в мире за то, что не знал этого. «Разве ты не помнишь? Фильм 'Африканская королева' с Хамфри Богартом».
«Полагаю, в следующий раз ты скажешь мне, что я напоминаю тебе Бога, дорогая», — прошепелявил я, плохо имитируя. Рено рассмеялась.
«Нет, Хоми, ты слишком заводной», — ярко сказала она. Я решил, что она сумасшедший ребёнок, сумасшедший, но приятный, и я буду скучать по ней. Но это была неприятная сторона этого бизнеса. У меня была работа, и я знал, что скоро получу известие от Хоука — наверное, в течение часа. Я игриво шлёпнул Рено сзади и сказал ей, что должен одеться для этого важного книжного бизнеса. Она хотела пойти. Я быстро отверг эту идею, сказав ей, что никогда не смешиваю приятное с полезным. Кроме того, я сказал ей, что она будет слишком сильно отвлекать меня от делового знакомства. Рено мило надулась, и я почти захотел сдаться. Хоуку бы это не понравилось.
«Ты настоящий ублюдок, Гомер Диккенс, — обвиняюще сказала Рено. — Просто 'бам, бац, и спасибо, мэм'!»
«Ну, дорогая, ты же знаешь, что это совсем не так», — сказал я, стараясь говорить как можно мягче. Я не хотел влюблённого ребёнка на своих руках.
«Я увижу тебя снова?» — невинно спросила она. Мне бы хотелось, чтобы она этого не спрашивала.
«Конечно, я позвоню тебе позже», — солгал я. Я знал, что к тому времени уже уеду. Она была права, я был ублюдком. Я смягчил свою вину, обманув себя тем, что я закаляю её для всех тех негодяев, с которыми ей придётся иметь дело в Нью-Йорке. Хотя я сам не был ребёнком; мне действительно было её жаль. Хорошо, что я уезжал, иначе у Хоука был бы влюблённый щенок на руках.
Рено уже оделась; без каблуков она едва доставала мне до подбородка.
«Я буду ждать твоего звонка, Гомер», — сказала она, вставая на цыпочки и обнимая меня за шею. Я целовал её долго и крепко. Затем на мгновение прижал её к себе. Когда я отпустил её, она взяла свои сандалии и безнадёжно надела их на плечо. У меня было чувство, что она догадалась, как обстоят дела. Она остановилась на мгновение у двери, повернулась и послала мне воздушный поцелуй. Затем она ушла. Чёрт, она мне очень понравилась.
В бутылке оставалось немного вина, но мне нужно было что-то покрепче. Я подошёл к маленькому бару и налил себе двойной виски с несколькими кубиками льда, добавил чуть-чуть содовой и сделал долгий глоток. Это был хороший скотч, гладкий, и он оставил после себя тёплое, мягкое сияние. Я закурил сигарету и посмотрел в окно. Солнце село, но было ещё светло. Вдали, недалеко от центра парка, сквозь голые ветви деревьев я мог видеть крошечные тёмные фигурки детей на санках. Я завидовал им. На верхней Пятой авеню я видел пары, молодые и старые, наслаждающиеся прогулкой на морозном зимнем воздухе. Дальше, около Пятьдесят девятой улицы, тротуар был заполнен рождественскими покупателями, спешащими туда и обратно. На Сентрал-Парк-Уэст движение на север было интенсивным. Люди возвращались домой к своим семьям после рабочего дня. Я потягивал свой напиток, жалея себя. Не знаю почему, но часто, сразу после убийства, в меня накатывает депрессия. Я знал, что сейчас погружаюсь в неё. Может быть, это из-за девушки. Я, чёрт возьми, желал, чтобы Хоук связался со мной как можно скорее. Мне очень хотелось избавиться от этого ощущения.
Телефон в моём номере начал звонить. Я посмотрел на часы. Было ровно 17:10. Допив напиток, я взял трубку.
«Мистер Диккенс, у вас внешний звонок», — сообщила мне оператор. Я попросил её соединить. Раздалась серия щелчков, а затем тяжёлое дыхание. Затем раздался глубокий голос.
«Летом, в глубине леса...» — читал голос.
«Мы будем вместе, я привезу товар», — ответил я.
«В пакетах со льдом будет холодное пиво», — продолжил голос.
«Которые мы вскроем твоим топором. Конец».
Это казалось банальным, и я всегда чувствовал себя глупо, читая эти бессмысленные рифмы. Но это работало. Никто, кроме меня, не мог бы знать ответы. Конечно, их могли выбить из меня, но, читая строки, мне нужно было изменить только одно слово, и AXE узнало бы, что это не я. Через несколько секунд появился знакомый плоский, носовой тон.
«Через десять минут в Пальмовом дворике». Связь оборвалась.
Я сразу заметил Хоука. Он сидел за круглым столом не совсем в центре комнаты, подальше от кадок с пальмами, где легко мог бы скрыться «жучок», но достаточно близко к скрипачу, чтобы заглушить наш разговор. В этот час Пальмовый дворик был переполнен множеством хорошо одетых, богатых пожилых дам и их скользких молодых эскортов. Было несколько бизнесменов, несколько молодых пар и несколько типов туристов, которые выглядели очень польщёнными просто тем, что находятся в каком-то известном месте. Я подошёл к столу Хоука.
«Добро пожаловать в Нью-Йорк, сэр», — сказал я, протягивая руку. Хоук поднялся на ноги, уставившись прямо на меня, с этой вездесущей вонючей сигарой, торчащей изо рта. Он пожал мне руку и, не вынимая сигары, внезапно ухмыльнулся сардонической, всёзнающей усмешкой. Затем он сел, жестом приглашая меня сделать то же самое. Он не сказал ни слова, просто сидел и смотрел на меня с этой злой ухмылкой.
Подошёл официант, и Хоук, не обращая внимания, указал на него, потом на меня. Официант вопросительно посмотрел на меня. Я взглянул, чтобы увидеть, что пьёт Хоук. Это был бренди.
«Скотч с содовой, пожалуйста», — сказал я официанту.
Обернувшись, я увидел, что Хоук всё ещё ухмыляется. Затем, щурясь, не сводя с меня глаз, он вынул сигару и стряхнул пепел в лоток.
«Ты избавился от 'пакета' в своей комнате, прежде чем спустился?» — спросил Хоук, наклонившись так близко, что я мог видеть коричневые пятна от сигары на его зубах. На секунду я был озадачен, потом понял, что он знал о Рено. Чёрт, от Хоука ничто не ускользает! Я должен был знать это лучше. Я покраснел, чувствуя себя одновременно глупо и раздражённо. Когда старик увидел выражение моего лица, он запрокинул голову, и раздался скрежещущий звук, похожий на пулемёт Гатлинга. Хоуку нравилось знать всё о своих оперативниках. Иногда мне кажется, что он даже знает, что происходит у меня в голове, раньше меня самого. Невольно я должен был улыбнуться. Он сделал глоток бренди, вытер рот тыльной стороной ладони и поджал губы.
«Надеюсь, у тебя хватило здравого смысла проверить юную леди сперва», — сказал Хоук.
«Я проверил, и она оказалась чиста, сэр».
«Хорошо. В этой работе никогда нельзя быть слишком осторожным, — сказал Хоук. — Я видел, как много хороших людей погибают, потому что на мгновение они были беспечны, ослабили бдительность». Чёрт, я думал, он собирается читать мне проповедь. Хоук, должно быть, прочитал мои мысли, потому что больше не сказал ни слова. Его сигара погасла, и он положил её в лоток. Официант пришёл с моим скотчем. Я сделал глоток, зажёг одну из своих золотых сигарет и стал ждать. Что бы он ни приготовил для меня, он не спешил рассказывать.
«Полагаю, тебе любопытно, почему я выбрал Нью-Йорк?» — спросил он.
«Да, это, и что у вас может быть для...»
Хоук остановил меня, поднеся палец к губам. Он вёл себя очень странно, как будто находился под большим давлением.
«Причина, по которой я выбрал Нью-Йорк, — сказал Хоук, — в том, что ситуация настолько деликатна, что мы должны принять максимальные меры предосторожности для обеспечения безопасности». Хоук осушил свой стакан. Я решил рискнуть ещё одним вопросом.
«Ситуация внешняя или внутренняя?» — осторожно спросил я.
«На самом деле это внутри страны, но ты покинешь страну, — сказал Хоук. — Хотя ты и не уедешь далеко». Покинуть страну, но не уехать далеко. Я думал о Мексике и Канаде. Это должна была быть одна из них. Теперь я не только был любопытен, но и начинал волноваться.
«Допей свой напиток, пока я расплачусь с официантом, — сказал Хоук. — Затем мы совершим небольшую прогулку по парку. Так лучше, меньше шансов быть услышанным». Я допил и присоединился к Хоуку в вестибюле.
Уже стемнело, когда мы пересекли Сентрал-Парк-Саут и пошли по Пятой авеню. Обледеневшие ветки на фоне яркой зимней луны походили на узор блестящего серебряного кружева. Голубовато-белые уличные фонари стояли, словно одинокие часовые на тропинке. У Хоука во рту была зажата ещё одна сигара. Он на мгновение остановился, сгорбившись, чтобы защитить горящую спичку от ветра. Когда сигара была зажжена, он стряхнул спичку и посмотрел на меня пристально.
«Если ты следишь за текущими новостными разработками, Аляска, Техас и Пуэрто-Рико должны о чём-то тебе говорить», — сказал Хоук.
«Не могу сказать, что это так», — ответил я ему.
«И это хорошо. Мы старались держать это в тайне. Держать общественность в неведении, — сказал он. — Если об этом станет известно до того, как мы сможем решить проблему, это может вызвать общенациональную панику».
«В чём проблема, сэр?»
«За последние шесть месяцев мы обнаружили то, что кажется образцом саботажа против американских нефтяных интересов. Сначала это считалось несчастными случаями», — сказал Хоук.
«Но потом сходство стало узнаваемым в каждом...» Чёртова сигара снова погасла, и он сделал паузу, чтобы снова зажечь её.
«Всё началось с трубопровода на Аляске. Оборудование было испорчено, газовые двигатели выведены из строя, и, в конце концов, целый участок трубопровода был уничтожен. Это стоило семи жизней и миллионов долларов. Следующим был Техас. Одна из крупнейших нефтяных вышек в Мексиканском заливе была загадочным образом уничтожена. Затем три четверти американского нефтеперерабатывающего завода в Пуэрто-Рико взлетели на воздух. Вот когда нас вызвали».
«У нас есть идеи, кто это? Россия или арабские страны?» — спросил я.
«Возможно. Если уж на то пошло, это могут быть и оба, — сказал Хоук. В тусклом уличном свете его глаза казались очень тёмными. Впервые за много лет я подумал, что вижу в них усталость. — Тридцать пять рабочих были убиты в инциденте в Пуэрто-Рико».
«Не говоря уже о миллиардах потерянных долларов», — заметил я. «Как обстоят дела с прессой?»
«Мы подаём это как несчастные случаи. До сих пор нам удавалось держать информацию под плотной завесой. Не знаю, как долго мы сможем ещё».
«Какая информация была передана нам?»
«Помимо того факта, что они считают, что это скоординированные усилия неизвестной силы по истощению энергетических запасов Америки, — сказал Хоук, — парни из ФБР и ЦРУ не дали нам многого».
«Каков наш следующий шаг?» — спросил я.
«Имя Роланд Мастерс тебе о чём-нибудь говорит, Ник?»
Я ответил после нескольких мгновений размышлений, пока мы продолжали идти по парку. Роланд Мастерс... Роланд Мастерс. Почему-то в памяти всплывало Конго. И тут я вспомнил.
«Разве он не был агентом британской разведки, который работал на бельгийское правительство во времена беспорядков в Конго?»
«Верно, — криво усмехнулся Хоук. — Он обучил и возглавил крупнейший отряд наёмников для бельгийцев».
«Какое он имеет отношение к этому?»
«Из той небольшой информации, которую мы получили, имя Мастерса всплывало до тех пор, пока не сформировался шаблон. Сначала его видели на Аляске, до и после инцидента. Затем в Галвестоне, Техас», — сказал Хоук. Он сделал несколько быстрых затяжек сигарой. «За три дня до взрыва в Пуэрто-Рико, Мастерса якобы видели в игорном казино в Сан-Хуане. Он исчез сразу после этого».