Штурман Дора Моисеевна
И Снова - Пролог

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эти парадоксально точные слова произнёс не один из могучих правителей, великих мудрецов и всесильных магов Средиземья, открытого Дж. Р.Р. Толкиеном в середине прошлого века. Вынесенные нами в эпиграф, они прозвучали в беседе двух неразлучных друзей - эльфийского принца Леголаса и гнома Гимли.. События, лежащие в основе сказания, разворачиваются на протяжении тысячелетий, в очень далёкие от нас времена. Правда, всё же на нашей планете. Хотя, кто может за это ручаться? Может быть, это планета Толкиена, а не наша?.
  
  
  
  
  
  
  III. И СНОВА - ПРОЛОГ
  
  
  
   Говорят ведь: как будешь к пропа-
   сти катиться, надежда заново родится.
  
   Дж. Р.Р. Толкиен, "Властелин колец",
   стр. 824.
  
  
  
   Эти парадоксально точные слова произнёс не один из могучих правителей, великих мудрецов и всесильных магов Средиземья, открытого Дж. Р.Р. Толкиеном в середине прошлого века. Вынесенные нами в эпиграф, они прозвучали в беседе двух неразлучных друзей - эльфийского принца Леголаса и гнома Гимли.. События, лежащие в основе сказания, разворачиваются на протяжении тысячелетий, в очень далёкие от нас времена. Правда, всё же на нашей планете. Хотя, кто может за это ручаться? Может быть, это планета Толкиена, а не наша?.
   Гномы и эльфы планеты Толкиена веками и даже тысячелетиями воспринимали друг друга с некоторой настороженностью: уж слишком по-разному они жили и слишком различные имели критерии. Но между ними издревле существовало сотрудничество: царство гномов в недрах великих гор было богато драгоценными рудами и камнями. Гномы делали лучшее в мире оружие и прекраснейшие на Земле украшения. Между ними и эльфами веками сохранялись многообразные деловые связи. И, хотя они очень по-разному воспринимали мир, любовь к прекрасному была у них общей. И понятия о чести и бесчестии - тоже.
   Леголас и Гимли дружили так, что смело можно назвать их побратимами. Ни один из них ни разу не колебался в дружеской верности. Впрочем, они
  отличались благородной надёжностью и во всех других отношениях. Вместе они и уплывут из Средиземья в края, из которых не возвращаются и куда гномы обычно не уходили. И уплывут в избраннейшем кругу.
   Часты ли в мире существа, менее напоминающие друг друга, чем эльф и гном? И тем не менее они понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда. И при этом, как ни сказочны, по сравнению с нашими, их возможности, эти странные существа нам знакомы. Они поразительно напоминают нам... кого, уважаемый читатель? Правильно: нас самих. Пусть даже, в отличие от невесомого и сверхдальнозоркого Леголаса, мы носим очки с толстыми линзами и тянем к шести пудам. Или, в отличие от низкорослого, но коренастого Гимли, задеваем головой баскетбольную корзину, когда кладём в неё мяч. Но - помните Киплинга: "Мы одной крови - ты и я"? Леголас, Гимли и мы - тоже "одной крови."
   Об антропоморфизме хоббитов мы уже говорили, в другой главе. И вспомним ещё не раз. Многие персонажи книг Толкиена наглядно воспроизводят, воплощают или утрируют определённые человеческие характеры. Или отдельные черты , являющиеся психологической и поведенческой доминантой встречаемых нами повседневно лиц. Иные аборигены мира Толкиена так экзотичны, что их и личностями как-то не очень уместно называть. И всё же, всё же... Нечто подобное мы в ком-то или в чём-то с опаской чувствуем..
   Заметим к слову, чтобы не забыть: наименования многих групп персонажей Льюиса, Ролинг и Толкиена выдают общий источник: северноевропейский фольклор. Правда, трактуются мифологические персонажи по-разному. Сравним хотя бы гномов: у всех трёх авторов они совершенно различны и психологически, и в ролевом отношении. Да и эльфы тоже. И не одни они: припомним гоблинов (они же - орки).
   Нам скажут, что так или иначе, все волшебные образы растут из неволшебной реальности, образуя карнавал масок, сводимый к аллегориям, символизациям, комбинациям черт и т.д. Иначе как мог бы человек вообразить нечто такое, чьи компоненты и/или аналоги не существуют в его тезаурусе?
   Но в ряде случаев человек может не помнить ничего на эти изображаемые и воображаемые им феномены похожего. Того, чего, по нашему ощущению, нет ни в нашем осознанном, ни в нашем подсознательном или основательно забытом, а потому практически бессознательном опыте. Эти будто бы совершенно незнакомые образы могут приходить к нам из снов, из пережитого на уровне эмоций. О видениях из прошлых жизней мы здесь не говорим, но ни в коей мере не отрицаем их возможности: слишком много дотошно проверенных скептиками и нигилистами фактов о них свидетельствуют.
   У воображения много источников и строительных материалов. Как работает интуиция, заставляющая человека поступать вопреки очевидно-сти, вопреки логике и выигрывать? А вдохновение, наитие? Гении не "придумывают" каждый следующий мазок, каждую следующую ноту, штрих, каждое слово. Они и сами не знают, что их удовлетворит, что ока-жется на своём месте. Ими владеет вдохновение, приходящее извне созна-ния, - как награда за поиск единственного и необходимого. А когда ими овладеет иной мотив, они будут снова и снова мять в руках глину, пока нечто необъяснимое не скажет им: "Хватит. К тебе пришло искомое и незаменимое. Иди дальше."
   Припомните не такое уж редкое в нашей духовной жизни явление: допустим, что, вспоминая строфу или строку любимого поэта, вы забыли в ней одно слово. Вы переберёте множество влезающих в размер и вроде бы подходящих по смыслу синонимов, но всё время будете чувствовать: не то, не то, не то... Пока не вспомните (или не отыщете в книге) то единственное, незаменимое слово, которое нашел сам поэт. И всё сразу станет на место, потому что эрзац прозвучать гениально не может.
   Есть ещё один признак одержимости творческим наитием: высочайшая смысловая плотность текста. Если речь идёт о писателе, это значит, что в завершенном им тексте нет ни одного лишнего слова и даже слога.
   Случайные, необязательные, заменимые слова напоминают старые газеты, вату, пластмассовые амортизаторы - в общем, разнообразные заполнители пустот, которые при пересылке и кантовке предохраняют фарфор, стекло, всевозможные приборы и т.п. от ударов и повреждений. Когда сочинителю не удаётся заполнить строку словами единственно-необходимыми, он впихивает в неё необязательные слова. Они призваны заполнить пустоты, зияющие на месте не найденных, но единственно-необходимых слов. И это уже "осетрина второй свежести", а не живое, штучное чудо. "Всё прочее - литература".
   Повторим: сказанное справедливо отнюдь не только для искусства слова, но и для всех вообще искусств.
   Равнокачественной по плотности художественного текста хорошим стихам является и проза Дж. Р.Р. Толкиена. Мы говорим в данном случае о дилогии "Хоббит или Туда и обратно" и "Властелин колец". Величайшей заслугой её переводчиков на русский язык, О. Степашкина, В. Муравьёва и А. Кистяковского, является сохранение ими этой насыщенности. В том чис-ле, и в стихах, органично вырастающих из прозаического повествования.
   Итак, мы обозначили некоторые координаты двух тесно связанных между собой книг, о которых собираемся поразмышлять.. .
  
  
  * * *
  
  
   P.S. Поскольку дилогию Толкиена переводили разные переводчики, в книгах, как и в повествовании о Гарри Поттере, Дж. Ролинг, существуют разные переводы имён в разных томах. Мы выбрали один из вариантов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  IV. ТУДА И ОБРАТНО
  
  
  
  "... Из тупиков страны необозримой
   Никто не возвращается домой."
  
  Д. Штурман
  
  
   То есть географически вернуться туда, откуда ты вышел, не всегда, но очень часто можно. Однако, чем дольше ты отсутствовал, тем горше бывает острое чувство, что "ты не ты, // И дом - чужбина" (Б. Пастернак). Может быть, ты и пришел в прежнюю точку на берегу реки твоей жизни - туда, где стоял и даже стоит ещё твой дом. Но по руслу когда-то родной реки текут новые воды. Их новизна - не твоя новизна: вы менялись порознь и по-разному. В большую войну 1939 -1945 годов как мечтали мы (одни - на фронте, другие - в эвакуации, третьи - в тюрьмах, ссылках и лагерях, четвёртые - в плену, пятые - в нежелательной эмиграции) вернуться домой! Иные - вернулись. И убедились, что в человеческих судьбах время и вносимые им изменения необратимы.
  
  * * *
  
   Путешествие хоббита Бильбо Торбинса по чужим краям длилось один год. Но оно не осталось всего-навсего эпизодом его долгой жизни. Он вернулся домой, однако возвращение не состоялось. И он снова уходит, чтобы уже и не пытаться вернуться в безмятежное прошлое. Правда, и в первый, и во второй раз Бильбо уходит вроде бы не по своей воле, а по воле Гендальфа, могучего мага. Но Гендальф именно потому и выбирает Бильбо для "приключения", что чувствует в нём тайную страсть к Дороге. А во второй раз он просто уводит его от гибели.
   По мере того как перед читателем разворачивается мир, в который Бильбо снова ушел, слова "туда и обратно" меняют свой смысл на противоположный. Теперь прежний дом - это "туда", а недавно ещё чужие и неведомые края - это "обратно". И в процессе этой трансформации, по словам Толкиена, книга для детей, которую иногда почитывают и взрослые ("Хоббит, или Туда и обратно"), превращается в книгу для взрослых, которую с интересом читают дети. ("Властелин колец"). Добавим, что читают эту вторую книгу и дети. Но проникают в её глубины далеко не все взрослые.
   Кто же такие хоббиты? Мы не раз задавали себе и читателю этот вопрос, хотя Толкиен в обеих книгах неоднократно прямо и косвенно на него отвечает. К примеру:
  
   "Вероятно, хоббиты - наши прямые сородичи, не в пример ближе эльфов, да и гномов. Исстари говорили они на человеческом наречии, по-своему перекроенном, и во многом походили на людей. Но что у нас с ними за родство - теперь уже не выяснить. Хоббиты - порождение незапамятных дней Предначальной эпохи" /Дж. Р.Р. Толкиен, "Властелин колец". Пер. с англ. Изд. "Яуза. ЭКСМО-Пресс". 2002, стр. 6/.
  
   Итак, из многократных эпизодов и событий дилогии Толкиена можно понять одно: хоббиты - это некая разновидность маглов Джоанны Ролинг, то есть люди. Пусть и низкорослые, даже в сравнении с гномами ("невысоклики" - так называют их за пределами Хоббитании). Пусть и с некоторыми экзотическими внешними чертами и со странноватым образом жизни, но всё же - люди.
   Да, они любят жить не в домах, хотя дома уже тоже строят, а в хорошо, вполне по-человечески, обустроенных норах и у них густоволосые ножки. Психологически же, эмоционально и умственно хоббиты - это самые обыкновенные люди, в большинстве своём вполне обывательского склада. Но среди них (как среди маглов - потенциальные маги) являются иногда "городу и миру" натуры особенные, мятущиеся, со врожденной тягой к чему-то несвойственному их окружению. Эта психологическая мутация, сопряженная с мечтательностью, со стихотворным и песенным даром, с "охотой к перемене мест" и даже, пожалуй, к некоторому приключенческому авантюризму, в случае Торбинса объяснялась хоббитанским общественным мнением наследственностью Бильбо, его происхождением по материнской линии. Было известно, что кто-то из ближних предков Аделаиды Тук, матери Бильбо, сочетался законным браком с эльфийской красавицей. По этой причине и вошел во вполне уравновешенный род Торбинсов беспокойный и мечтательный эльфийский дух. Но долгое время Бильбо Торбинсу удавалось его в себе преодолевать. Правда, он сочинял стихи, пел песни, много бродил по окрестностям родного селения и вёл какие-то записи. Очевидно, эльфийская кровь - это очень стойкая примесь. Поэтому и семья матери Бильбо, и сама Аделаида Тук воспринимались окружающими несколько отчуждённо.
   Судьбоносной для Бильбо, а потом и для его племянника Фродо, жившего с ним (жены и детей у Бильбо не было), стала их встреча с уже упомянутым нами Гендальфом. Она состоялась до первого "приключения" Бильбо, послужила его причиной и оказалась завязкой большого эпоса. Заметим, что Толкиен часто бывает чуть-чуть ироничен, когда говорит о Бильбо. Однако это не оскорбительная, а скорее отеческая ирония.
   Сначала Гендальф предстаёт перед нами в роли доброго фокусника, изредка наезжающего в Хоббитанию и потрясающего её своими неимоверно прекрасными фейерверками. Хоббиты живут, по сравнению с нами, очень долго (сто пятьдесят, а порой и более лет). Совершеннолетия они достигают к тридцати трём годам. И потому сравнительно редкие приезды Гендальфа с его фейерверками были памятны многим. Разве что малые дети видели его впервые.
   Итак, при первом своём появлении в доме Бильбо Торбинса, да ещё с непрошенными гостями-гномами, Гендальф говорит не более, чем о "приключении". Он осведомляет (не предлагает, а именно осведомляет) Бильбо, что тот отправится на восток Средиземья, чтобы руководить двенадцатью гномами в отвоевании ими несметных сокровищ их народа, укрытых в недрах Горы, когда-то бывшей их царством. Среди этих двенадцати в поход выходит и отпрыск старинной гномьей династии, король в изгнании Торин-Дубощит. А Горой владеет уже много лет свирепый дракон Смог. Часть поселений вокруг Горы он уничтожил, часть - поработил. Большую часть своего времени он спит в бывшей главной зале дворца, на куче несметных сокровищ. Почему-то Гендальф представляет Бильбо гостям как Взломщика и Поводыря, даже не намекая им, что решение мага для Бильбо - пренеприятный сюрприз. Бильбо отбивается от такой чести изо всех сил; он буквально визжит и теряет сознание от страха. Но, по-видимому, рудименты эльфийского происхождения его матери скорее влекут его в рискованное путешествие, чем помогают ему от него отбиться. Он сам не замечает, как начинает вмешиваться в обсуждение деталей пути и даже брать инициативу на себя..
   Предвидит ли Гендальф роль, которую Бильбо сыграет в Большом Сюжете обеих частей сказания? Или, действительно, посылает его только помочь гномам в их предприятии? Трудно об этом судить. Но для вещего мага Гендальфа Серого (позднее - Белого) неведение того, что ожидает Торбинса в его "приключении", было бы странным. Скорее всего это он и предназначил Бильбо его миссию, лучше него самого зная его возможности и способности. И Бильбо, действительно, заставил окружающих себя уважать и слушаться. А ведь гномы, да ещё знатных родов, подчиняться чужой воле не любят.
  
  * * *
  
   Сокровища гномов защищает не только дракон Смог. Дорогу к ним перекрывают ещё и полчища гоблинов, или орков. Толкиен так представляет их читателю:
  
   "Гоблины вообще злы, коварны и жестоки. Они не изготовляют ничего красивого, но умеют делать хитроумные вещи. Они могут рыть туннели и добывать полезные ископаемые, как гномы, но обычно даже этим не занимаются и живут в грязи и беспорядке. Они прекрасно умеют ковать топоры, мечи, молотки, лопаты, клещи и орудия пыток, но чаще заставляют заниматься этим своих пленников, а пленники, их рабы, работают до изнеможения без воздуха и света, пока не умрут. За долгие века было изобретено много орудий и машин для убийства людей, и гоблины наверняка приложили к этому руки: они всегда обожали механизмы, колёса и взрывы и ленились работать; но в те далёкие времена и в тех местах они не достигли ещё даже такого прогресса. Гномов орки ненавидят не больше, чем всех вообще; бывали случаи, когда они жили бок о бок с гномами и даже заключали с ними союзы. Но орки терпеть не могут порядок и порядочность, а роду Торина они не могли простить старые гномьи победы, о которых в этой истории не рассказывается, потому что они были очень давно; и вообще, чем беззащитнее те, кто попадается к ним в лапы, тем хуже орки с ними обращаются" /Дж. Р.Р. Толкиен, "Хоббит или Туда и обратно". Пер. с англ. Изд. ЭКСМО-Пресс. 2001, стр. 83-84/.
  
   Итак, гоблины-орки Толкиена свирепы, ненасытны и пожирают или обращают в мучительное рабство всех, кто попадает в их лапы. Они поедают даже трупы своих убитых сородичей. Если они кому-то и служат, то лишь властелину, более страшному и более сильному, чем они сами. Внешне и они, и ещё более жуткие, чем они, тролли сохраняют некое человекоподобие. Внутренне, казалось бы, никакого. И всё-таки трудно избавиться от мысли, что они (а Бильбо и двенадцати его спутникам-гномам предстоит ещё не раз встретиться с ними) представляют собой отвратительную супергиперболу самых опасных качеств, которые иногда встречаются в людях. Или таятся в них как возможность.
   И орки (гоблины), и орколюди, и орковолки, и волкулаки (волки-оборотни), и другие причудливые существа, вроде гигантских лесных пауков, не таят в своих маленьких, но хитрых и хищных умишках ничего, кроме коварства и плотоядности. Они, эти твари, подчиняются самым крупным, сильным, жестоким и властным экземплярам своей породы, но способны их тут же сожрать, если те ослабнут или погибнут. Они с готовностью служат и силам инородным (но лишь чёрным), если те достаточно могущественны во Зле и жестоки.
  
  * * *
  
   В повести о "приключении" хоббита Бильбо Торбинса присутствует знаменательный момент, делающий её прологом к повествованию о Кольце всевластия, о Властелине колец.
   Прежде всего - это его находка, золотое колечко, на которое он случайно (а может быть, что по замыслу и воле Гендальфа) наткнулся. Тогда он, отстав от своих спутников, заблудился и двигался наугад по лабиринтам бывших гномьих, а теперь - орчьих пещер. Сразу же после этой находки произошла встреча Бильбо со Смеагорлом-Горлумом. Именно эта встреча, потерянное Горлумом и случайно найденное Бильбо Торбинсом золотое колечко предопределят сюжет и финал "Властелина колец".
   И Смеагорл, потерявший свою "прелесть", своё сокровище, и Бильбо, которому чудом удалось обмануть Горлума и вырваться из пещеры вместе с Кольцом, первоначально знают лишь об одном его свойстве: оно делает того, кто его надевает, невидимым.
   Когда-то Смеагорл, существо, близкое по своей природе к хоббитам, а значит и к людям, но морально крайне уродливое, убил своего лучшего друга, чтобы завладеть найденным тем кольцом. Почему-то оно его непреодолимо привлекло. И с тех пор (очень много лет) он прячется по закоулкам тёмных пещер и убеждает себя, что колечко было ему подарено в день рождения. Делаясь невидимым, он добывает себе пищу - всякую живность, которую можно найти в пещерах, и детёнышей орков. Всё это он пожирает сырым. Он отвык от света, от свежего воздуха, от общения с кем бы то ни было. Смысл его жизни сосредоточился на его "прелести" - на его кольце. Кто бы мог подумать, что именно ему, одичавшему уроду и полубезумцу Горлуму, суждено сыграть одну из решающих ролей в развязке "Властелина колец"?
   В этой точке сюжета мы остановимся и коснёмся главного парадокса четырёх прочитанных нами книг.
   Сперва вернёмся в пещеру. Догадавшись, что Бильбо нашел кольцо, Горлум занимает позицию на известном только ему выходе из подземелья. Бильбо, надевший кольцо и потому ставший невидимым, крадётся вслед за ним. Свод пещеры на выходе из неё очень низок, но Бильбо в отчаянном и почти невозможном прыжке через лежащего Горлума удаётся спастись, не разбившись о потолок и не задев Горлума.
   После побега Бильбо взбешенный Горлум уходит из подземелья в мир на поиски своей "прелести" - кольца, которое унёс Бильбо. Эта сюжетная линия продолжится во "Властелине колец".
   Бегству Бильбо предшествует момент, когда Бильбо мог бы Горлума убить, напав на него со спины (у хоббита есть кинжал). Мог, но не смог.
  
   "Бильбо затаил дыхание. Положение было отчаянным. Надо уйти во что бы то ни стало, выбраться из страшной темноты, пока есть силы ... надо драться. Надо ударить кинжалом подлую тварь, погасить эти глаза, убить. Горлум убил бы его. Нет, нечестно. Сейчас он невидим. У Горлума нет меча. Горлум ещё не пытался нападать. И он был жалок, одинок, несчастен.
   Вдруг в сердце хоббита проснулось какое-то понимание, к отвращению и страху примешалась жалость. Он представил себе вереницу одинаковых дней без надежды, без конца, твёрдые камни, холодную рыбу, ползание во мраке... Эту картину воображение рисовало ему всего одно мгновение... Он задрожал. А в следующее мгновение вдруг сам прыгнул" /там же, стр. 112/.
  
   Вот как продолжен этот мотив уже во "Властелине колец", в диалоге между Фродо и Гендальфом (речь идёт снова о Горлуме). Говорит Фродо:
  
   "...Какая всё-таки жалость, что Бильбо не заколол этого мерзавца, когда был такой удобный случай!
   - Жалость, говоришь? Да ведь именно жалость удержала его руку. Жалость и милосердие: без крайней нужды убивать нельзя. И за это, друг мой Фродо, была ему немалая награда. Недаром он не стал приспешником зла, недаром спасся; а всё потому, что начал с жалости!
   - Прости, не о том речь, - сказал Фродо. - Страх обуял меня, но Горлума всё равно жалеть глупо.
   - Не видел ты его, - сказал Гендальф.
   - Не видел и не хочу, - отрезал Фродо. - А тебя просто не понимаю. Неужели же ты, эльфы и кто там ещё - неужели вы пощадили Горлума после всех его чёрных дел? Да он хуже всякого орка и такой же враг. Он заслужил смерть.
   - Заслужить-то заслужил, спору нет. И он, и многие другие, имя им - легион. А посчитай-ка таких, кому надо бы жить, но они мертвы. Их ты можешь воскресить - чтобы уж всем было по заслугам? А нет - так не торопитесь никого осуждать на смерть. Ибо даже мудрейшим не дано провидеть всё. Мало, очень мало надежды на исправление Горлума, но кто поручится, что её вовсе нет? Судьба его едина с судьбою Кольца, и чует моё сердце, что он ещё - к добру ли, к худу ли, - зачем-то понадобится. В час развязки жалость Бильбо может оказаться залогом спасения многих - твоего, кстати, тоже. Да, мы его пощадили: он старый и жалкий, таких не казнят" /Дж. Р.Р. Толкиен, "Властелин колец". Пер. с англ. Изд. "Яуза. ЭКСМО-Пресс". 2002, стр. 58/.
  
   Но всё-таки убивать нельзя лишь без "крайней нужды"? А в случае крайней нужды - можно? Кто же определит наперёд, есть ли в данном конкретном случае такая нужда или нет? Снова - выбор, и снова ответственность лежит на выбравшем. Кара или награда придёт только post festum (после поступка), на Высшем суде. Позднее Фродо ощутит это сам.
   В повествовании Джоанны Ролинг о Гарри Поттере, в конце третьего тома, воспроизведён разговор на ту же тему, между Гарри и Дамблдором. Пережив глубокое душевное потрясение, едва не погибнув, Гарри жалеет о том, что не дал друзьям своих покойных родителей убить предателя Петтигрю, сопричастного их гибели.
  
   " - Из-за меня Сириус и профессор Люпин не убили Петтигрю! Если Волан-де-Морт вернётся, в этом буду виноват я!
   - Не будешь, - безмятежно ответил директор.
  ...Это был замечательный поступок - то, что ты спас жизнь Петтигрю! ...может быть, наступит день, когда ты будешь рад, что сохранил жизнь Питеру Петтигрю
  ...Я очень хорошо знал твоего отца - и в Хогвартсе, и позже. Он тоже пощадил бы Петтигрю, я в этом уверен" /Дж. К. Ролинг, "Гарри Поттер и узник Азкабана". Пер. с англ. Изд. "РОСМЭН". 2001, стр. 561 -562/.
  
   Повторим в очередной раз: у нас (и вообще) нет пятого тома повествования о Гарри Поттере, и мы не знаем, чем отплатит ему за своё спасение Петтигрю ("Хвост"). Пока что, в т. IV ("Кубок огня"), последний, по приказу Волан-де-Морта, связывает и сторожит Гарри, которого тот, наигравшись с ним, как злобный кот с мышью, намерен убить.
   Обсуждение морального права на убийство смертельного врага, в данный момент - безоружного, и не в бою, а в удобной для этого ситуации, продолжится и станет одной из ключевых тем основной части сказания о Властелине колец. Не только Фродо, но и куда более практичный Сэм не убьёт Горлума в подходящий для этого момент - столько же из брезгливости к убийству не в битве, не на равных, а со спины, сколько из жалости (тоже - брезгливой) к полупомешанному уроду. А тот, возможно, и безумен, но, подобно многим безумцам, сатанински хитёр. В чём Гендальф (и будем надеяться, что Дамблдор - тоже) оказался прав, так это в утверждении, что пощаженный может каким-то непредсказуемым образом помочь пощадившему.
   Так или иначе, мы убеждаемся, что не думать о нравственной ответственности за убийство (тем более - за убийство из-за угла или чужими руками) может только тот, кто знает лишь два измерения: плоскость и пропасть. Ничего выше плоскости он не знает. И то, что для одних - бескрайняя горняя обитель Судьи, не знающего ошибок, то для других - давящая пустота небытия. Мы говорили об этом применительно к белой и чёрной магии в повествовании о Гарри Поттере. Но вернёмся к Бильбо Торбинсу.
   Порой он в своём "приключении" удивительно напоминает героев разножанровых "бродячих сюжетов", легенд и былей. Иногда героев "вторых", как Санчо Панса и Ламе Гудзак; иногда - первых, как Уленшпигель. Примеров можно найти много.
   В характере Бильбо наличествует некоторая простоватость, простонародная хитринка, вроде бы и трусоватость. Всё это отнюдь не исключает ни юмора, ни здравого смысла, ни сообразительности. Подобное сочетание - не редкость.
   Но в решающие моменты, в обстоятельствах действительно грозных, поведение Бильбо оборачивается продуманной осторожностью, независимостью, твёрдостью и весьма неординарной смелостью. Оказывается, что Гендальф был достаточно прозорлив, ставя его во главе "приключения". Бильбо умеет принимать решения, на первый взгляд, легкомысленные, но, как выясняется позже, безошибочные; выбирать пути обходные, но прямее всех прочих ведущие к цели. Он способен идти против течения и осуществлять свою волю вопреки настроению окружающих, откровенно и прикровенно беря ответственность на себя. Вот один из примеров.
   Не вдаваясь в подробности этого происшествия, напомним, что Бильбо удалось найти в логове Смога и унести с собой священный для гномов, издревле переходивший от почившего короля к его династическому преемнику огромный бриллиант Аркенстон. Хоббит скрыл от гномов свою находку и носил её всегда при себе, хотя должен был отдать Аркенстон Торину-Дубощиту, очередному королю всё той же династии, которому Торбинс фактически вернул его трон. Однако Вор и Взломщик Бильбо задумал хитрую комбинацию. После гибели дракона Смога, подстреленного лучником Бардом в жестоком бою (тот же вездесущий Бильбо подсмотрел у дракона незащищённое место и сообщил о нём Барду), Торин-Дубощит отказался делиться с участниками боя вновь обретёнными родовыми сокровищами. Бильбо нашел возможность выскользнуть из Горы и передать Аркенстон Барду и оказавшемуся там же Гендальфу. После этого Бильбо вернулся в Гору. Бард и другие парламентёры предъявили Торину-Дубощиту Аркенстон. Они предложили ему обменять династический бриллиант на ту долю сокровищ, которую заслужили, убив дракона. Король был вынужден вступить в переговоры (не отказываясь при этом от подготовки к войне и созывая своих сородичей к себе подмогу). А Бильбо признался во всеуслышание, что это он нашел Аркенстон и отдал его Барду.
   Торин в бешенстве изгоняет своего проводника из Горы. Спор о цене Аркенстона, который Торин не мог не возвратить своему роду, и тайная подготовка гномов к войне были прерваны неожиданным обстоятельством: атакой орчьих и волчьих полчищ Чёрного властелина. Необходимость отбить атаку сплотила людей, гномов и все добрые силы. Решающую роль в Битве пяти воинств сыграли орлы, друзья Гендальфа: они предрешили и завершили разгром чёрных сил. Торин-Дубощит и его гномы героически сражались в общих с эльфами и людьми рядах. Смертельно раненый король гномов успел узнать о победе своих соратников и союзников. Перед смертью Торин просит Гендальфа привести к нему Бильбо:
  
   "Когда Бильбо приблизился, Торин поднял глаза.
   - Прощай, Добрый Вор! - сказал он. - Я ухожу в Залы Долгого Ожидания, где рядом со своими предками буду ждать, покуда мир переменится. Оставляю на земле всё золото и серебро, ибо иду туда, где оно не имеет ценности, и хочу расстаться в дружбе с тобой и взять назад все слова, сгоряча сказанные тебе у ворот.
   Бильбо печально опустился на колени.
   - Прощай, Подгорный король! - сказал он. - Грустное получилось Приключение, если так. Никакая гора золота не утешит нас. Но я рад, что разделил с тобой твои несчастья, это большая честь - ведь я всего лишь Торбинс.
   - Нет! - сказал Торин. - В тебе гораздо больше добра, чем ты подо-зреваешь, дитя ласкового запада. И есть и храбрость, и мудрость в нужной мере. Если бы больше моих соплеменников ценило еду и песни выше золота, мир был бы веселее. Но каков он ни есть, мне пора ухо-дить. Прощай!
   Бильбо отвернулся, вышел из шатра и долго сидел один, завернувшись в одеяло, и, хотите - верьте, хотите, нет, хоббит плакал, пока глаза у него не покраснели, а голос не охрип. В душе он ведь был очень добр. Но скоро ему снова захотелось шутить.
   "Какое счастье, - говорил он себе, - что я очнулся именно тогда, когда очнулся. Лучше бы Торин был жив, но я утешен, что мы расстались добрыми друзьями. Дурень ты, Бильбо Торбинс, заварил кашу с камнем, а битва всё равно произошла, как ты ни старался купить мир и покой. Но в этом ты вряд ли виноват"" /Дж. Р.Р. Толкиен, "Хоббит или Туда и обратно". Пер. с англ. Изд. ЭКСМО-Пресс. 2001, стр. 348-349/.
  
  
   Торина похоронили в Горе, в фамильном склепе, и на грудь ему положили Аркенстон. Добрый вор и Взломщик Бильбо Торбинс, "невысоклик" в полчеловека ростом, засобирался домой.
  
  
  * * *
  
   Сквозь детски доверительную интонацию доброго сказочника, избранную Толкиеном для первой книги его дилогии, пробивается то в одном месте, то в другом грозное многоголосие "Властелина колец". "Приключение" вырастает в битву не на жизнь, а на смерть между Добром и Злом, между Светом доброй обыденности и Тьмой всеуничтожения. Вот один из таких эпизодов, предвосхитивший сражения "Властелина колец". Речь идёт о начале "Битвы пяти воинств" у подножья Горы.
   Повторим: Торин-Дубощит и пришедшие ему на помощь его сородичи-гномы из других мест Средиземья решили всё-таки попытаться отбить Аркенстон у людей и эльфов. Но, опередив их атаку,
  
  "...на небо надвинулась странная туча. Стало почти темно. Предзимняя гроза с сильным ветром взревела и загремела над Горой, и молнии засверкали над вершиной. А за грозовой тучей показалась ещё одна - живая и такая плотная, что свет через неё не пробивался: туча летящих крыло к крылу птиц и летучих мышей.
   - Назад! - закричал Гендальф, выбегая вперёд и оказавшись между наступающими гномами и ожидавшими их рядами людей и эльфов.
   - Стойте! - Гендальф поднял руки в знак мира, его жезл сверкнул молнией, а голос стал громовым: На нас всех надвигается Ужас! Они пришли быстрее, чем я думал. Это - гоблины! С севера подходит Больг, о Даин! Тот, чьего отца Азога ты убил в Морийских копях! Смотрите! Летучие мыши, как саранча, сопровождают их армию. Орки скачут на волках, а ворги замыкают их войско!
   Обе армии остановились в замешательстве. Темнота сгустилась даже за время короткой речи Гендальфа. Гномы замерли и посмотрели в небо. Эльфы закричали множеством голосов.
   - Объедините усилия! - кричал Гендальф. - Мы ещё можем успеть! Обсудим тактику! Пусть к нам подойдёт Даин, сын Наина!" /там же, стр. 337-338/.
  
   И хотя орлы, налетевшие на чёрные полчища со страшной силой, спасли на этот раз положение, за сказкой начинает угадываться трагедия.
   Таких мест в книге о приключениях Бильбо Торбинса немало.
  
  
  * * *
  
   Борьба за Кольцо всевластия идёт не только между добрыми силами и чудовищами, но порой и в душах персонажей, весьма достойных.
   Припомним: выполнив свою миссию, навязанную ему Гендальфом (помощь гномам в отвоевании у дракона Смога их сокровищ) и получив справедливое вознаграждение, Бильбо возвращается в Хоббитанию. Он чужд алчности и потому в дороге домой скорее тяготится своим богатством, чем радуется ему. При нём и таинственное кольцо, истинного назначения которого он не знает. Для него оно что-то вроде сказочной шапки-невидимки, помогающей в рискованных или просто нежелательных обстоятельствах стать невидимым. Он не знает ещё, какие возможности заключены в кольце, какие силы сосредоточены на поисках этой "игрушки" и как близко к нему они, эти силы, уже подобрались.
   Казалось бы, всё у него вполне благополучно, и он с удовольствием предаётся описанию своего "приключения". Однако в душе его, где-то под грузом будней, о которых он так часто мечтал, находясь вне дома, нет-нет да и заноет тоска по неведомому. Как зубная боль, она то усиливается, то слабеет, хотя, казалось бы, он никуда не хочет уходить или уезжать. Бильбо как будто и вернулся домой, и не вернулся. И ему, действительно, предстоит в недалёком будущем взять в руки посох и отправиться в путь. И снова подтолкнёт его к такому решению Гендальф.
   Кольцо ему придётся оставить дома - по настоянию Гендальфа и против своей (заявившей о себе в последний момент и очень бурно) воли.
   Хотя он и относится ко второй книге дилогии, позволим себе воспроизвети один весьма знаменательный разговор между Гендальфом и Бильбо. Прошу прощения за столь длинную цитату, но такой диалог трудно передать в пересказе. Итак, по настоянию Гендальфа Бильбо снова собирается в дорогу
  
   " - Всё оставил? - спросил Гендальф. - И Кольцо тоже? У тебя ведь так было решено, помнишь?
   - К-конечно, всё... а Кольцо... Бильбо вдруг запнулся.
   - Где оно?
   - В конверте, если хочешь знать, - разозлился Бильбо, - Там, на камине. Нет, не там... У меня в кармане! - Он засмеялся. - Странное дело! - пробормотал он. - Хотя чего тут странного? Хочу - оставляю, не хочу - не оставляю.
   Гендальф поглядел на Бильбо, и глаза его чуть блеснули.
   - По-моему, Бильбо, надо его оставить, - сказал он. - А ты что - не хочешь?
   - Сам не знаю. Теперь вот мне как-то не хочется с ним расставаться. Да и зачем? А ты-то чего ко мне пристал? - спросил он ломким, чуть ли не визгливым голосом, раздраженно и подозрительно. - Всё-то тебе моё Кольцо не даёт покоя: мало ли что я добыл, твоё какое дело?
   - Да, именно что покоя не даёт, подтвердил Гендальф. - Долго я у тебя допытывался правды, очень долго. Волшебные Кольца - они, знаешь ли, волшебные, со всякими подвохами и неожиданностями. А твоё Кольцо мне было особенно любопытно, скрывать не стану. Если уж ты собрался путешествовать, то мне его никак нельзя упускать из виду. А владел ты им, кстати, не чересчур ли долго? Поверь мне, Бильбо, больше оно тебе не понадобится.
   Бильбо покраснел и метнул гневный взгляд на Гендальфа. Добродушное лицо его вдруг ожесточилось.
   - Почём ты знаешь? - выкрикнул он. - Какое тебе дело? Моё - оно моё и есть. Моё, понятно? Я его нашел: оно само пришло ко мне в руки.
   - Конечно, конечно, - сказал Гендальф. - Только зачем так волноваться?
   - С тобой разволнуешься, - отозвался Бильбо. - Говорят тебе: оно -моё. Моя... моя "прелесть"! Да, вот именно, ќ- моя "прелесть"!
   Гендальф смотрел спокойнее и пристально, только в глазах его огоньком зажглось тревожное изумление.
   - Было уже, - заметил он. - называли его так. Правда, не ты.
   - Тогда не я, а теперь я. Ну и что? Подумаешь, Горлум называл! Было оно его, а теперь моё. Моё, и навсегда!
   Гендальф поднялся, и голос его стал суровым.
   - Поостерегись, Бильбо, - сказал он. - Оставь Кольцо! А сам ступай куда хочешь - и освободишься.
   - Разрешил, спасибо. Я сам себе хозяин! - упрямо выкрикнул Бильбо.
   - Легче, легче, любезный хоббит! - проговорил Гендальф. - припомни-ка. Ну-ну! Делай, как обещано: выкладывай Кольцо!
   - Ты, значит, сам его захотел? Так нет же, - крикнул Бильбо. - Не получишь! Я тебе мою прелесть не отдам, понял? - Он схватился за рукоять маленького меча.
   Глаза Гендальфа сверкнули.
   - Я ведь тоже могу рассердиться, - предупредил он. - Осторожнее - а то увидишь Гендальфа Серого во гневе!
   Он сделал шаг к хоббиту, вырос, и тень его заполнила комнату.
   Бильбо попятился; он часто дышал и не мог вынуть руку из кармана. Так они стояли друг против друга, и воздух тихо звенел. Гендальф взглядом пригвоздил хоббита к стене; кулаки Бильбо разжались, и он задрожал.
   - Что это ты, Гендальф, в самом деле, - проговорил он. - Словно и не ты вовсе. А в чём дело-то? Оно же ведь моё? Я ведь его нашел, и Горлум убил бы меня, если б не оно. Я не вор, я его не украл, мало ли что он кричал мне вслед.
   - Я тебя вором и не называл, - отозвался Гендальф. - Да и я не грабитель - не отнимаю у тебя твою "прелесть", а помогаю тебе. Лучше бы ты мне доверял, как прежде. - Он отвернулся, тень его съёжилась, и Гендальф снова сделался старым и усталым, сутулым и озабоченным.
   Бильбо провёл по глазам ладонью.
   - Прости, пожалуйста, - сказал он. - Что-то на меня накатило... А теперь вот, кажется, прошло. Мне давно не по себе: взгляд, что ли, чей-то меня ищет? И всё-то мне хотелось, знаешь, надеть его, чтоб исчезнуть, и всё-то я его трогал да вытаскивал. Пробовал в ящик запирать - но не было мне покоя, когда Кольцо не в кармане. И вот теперь сам не знаю, что с ним делать...
   - Зато я знаю, что с ним делать, - объявил Гендальф. - Пока что знаю. Иди и оставь Кольцо здесь. Откажись от него. Отдай его Фродо, а там уж - моя забота.
   Бильбо замер в нерешительности. Потом вздохнул.
   - Ладно, - выговорил он. - Отдам" /Дж. Р.Р. Толкиен, "Властелин колец". Пер. с англ. Изд. "Яуза. ЭКСМО-Пресс". 2002, стр. 33 - 34/.
  
   И всё же рискнём повторить: и на этот раз не только Гендальф подтолкнул Бильбо ко второму (и окончательному) уходу из его уютного дома. Слишком насыщенной и богатой чудесными приключениями была его жизнь в неожиданном странствии и слишком однообразной оказалась жизнь дома, чтобы он мог преодолеть, да ещё при таком нажиме, свою "тягу прочь" /Б. Пастернак/. Его заведомо обречённое на проигрыш сопротивление Гендальфу было связано не столько с нежеланием вновь уйти из дома, сколько с тем, что в последний миг он мучительно не захотел расстаться с Кольцом. Дважды в жизни он становился на какой-то короткий миг хищным и злобным. Первый раз - когда Гендальф запретил ему брать Кольцо с собой при уходе из дома. Второй раз, - когда Фродо, по его просьбе, показал Бильбо Кольцо в доме Элронда. Нам снова придётся загля-нуть во вторую книгу. Снова прошу прощения за большую цитату: уж очень выразителен и этот эпизод. Итак, Фродо (теперь Хранитель Кольца) беседует со своим приёмным отцом:
  
   "Бильбо вдруг странно посмотрел на Фродо. - Оно у тебя? - Спросил он шепотом. - Знаешь, после стольких поразительных событий мне хочется ещё раз на него взглянуть.
   - У меня, - помедлив, ответил Фродо. Ему - он и сам не понимал отчего - очень не хотелось вынимать Кольцо. - Оно осталось таким же, как было, - отвернувшись от друга, добавил он..
   - А мне всё же хочется на него посмотреть!
   Днём, когда Фродо окончательно проснулся, он нащупал Кольцо у себя на груди - видимо, кто-то, пока он спал, вынул Кольцо у него из кармана и повесил на цепочке ему на шею. Цепочка была очень тонкой, но прочной... Фродо неохотно вытащил Кольцо. Но едва Бильбо протянул к нему руку, Фродо испуганно и злобно отшатнулся. С неприязненным изумлением он внезапно заметил, что его друг Бильбо куда-то исчез: перед ним сидел сморщенный карлик, глаза у карлика алчно блестели, а костлявые руки жадно дрожали. Ему захотелось ударить самозванца.
   Мелодичная музыка вдруг взвизгнула и заглохла - у Фродо в ушах тяжко стучала кровь. Бильбо глянул на его лицо и судорожно прикрыл глаза рукой.
   Теперь я понимаю, - прошептал он. - Спрячь Кольцо и, если можешь, прости меня. Прости меня за это тяжкое бремя. Прости за всё, что тебе предстоит..." /там же, стр. 206/.
  
   Простим и мы Бильбо эти два порыва: Кольцо Всевластия соблазняло героев и покрепче, чем он.
   О том, кто и как этот соблазн преодолевал, а кто - не смог, - речь у нас впереди.
  
  * * *
  
   Бильбо прожил более ста тридцати лет и уплыл на корабле Сэрдана в неведомые и неописуемо прекрасные края, вместе со всеми теми, кто был причастен судьбе Кольца, но не соблазнился им. Разве что лишь на миг или только в мыслях.
   Не заглянув за пределы первой книги, мы не смогли бы довести до финала рассказ о Бильбо - маленьком хоббите (человеке), смелость и мудрость которого положила начало великим событиям.
  
  
   P.S. Читатель, вероятно, заметил, что слово "кольцо" мы пишем то со строчной, то с прописной буквы. Когда для говорящего кольцо - просто волшебная "шапка-невидимка", мы предпочитаем "к" малое. Когда говорящий знает, о каком Кольце идёт речь, мы (и обычно - Толкиен) используем "К" большое.
  
  
  * * *
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  V. НА КРОМКЕ КРАТЕРА
  
  
  Не было бы счастья,
  да несчастье помогло.
  
  Русская пословица
  
  
   Толкиен умер в 1975 году. Но мы, тогда - советские читатели, его книг не знали. Может быть, только англочитающие наши ровесники были знакомы с его работами. Правда, мне приходилось слышать от некоторых знакомых, что они читали и более ранние переводы на русский языке двух не раз уже упомянутых нами книг. Однако в моём весьма широком и много читавшем кругу эти книги не упоминались. Тем большим сюрпризом они для нас оказались.
  
  * * *
  
   Итак, в предыдущей главе мы вкратце поговорили о первой повести дилогии Дж.Р.Р. Толкиена - "Хоббит, или Туда и обратно". Впрочем, эта повесть и "Властелин колец" воспринимаются скорей как одна книга (первая - как развёрнутый пролог второй). Но этот пролог написан так, что без прочтения основной части ("Властелин колец") его нельзя во всей полноте понять. Как мы уже упоминали, Дж.Р.Р. Толкиен считал "Хоббита, или Туда и обратно" книгой для детей, которую иногда почитывают и взрослые, а "Властелина колец" - книгой для взрослых, которую с интересом читают дети.
   Действительно, первая книга кажется менее сложной, чем вторая. В ней меньше героев и соответственно меньше сюжетных линий. Не столь наглядна и та философская глубина, которая во второй книге самоочевидна. Пожалуй, в "Хоббите" несколько ниже и та смысловая плотность текста, о которой мы говорили выше. Однако в первой книге завязаны все те сюжетные и проблемные узелки и узлы, без которых второй книги просто не было бы. Эти зародыши интриг и проблем и развернутся во "Властелине колец" в полотно с таким богатством судеб, фигур, идей и нитей, что читать её приходится несколько раз. Иначе причудливого разноцветия и разномыслия густонаселённой планеты Толкиена не охватить.
   В странной симфонии "Властелина колец" наличествуют, не создавая ни тесноты, ни толкотни, и песни, и монологи, и размышления. Но и они не "разжижают" текста. Более того: экранизация знаменитой книги, передающая одни только события и не нашедшая места или способа передачи для философии, убила фильм, превратив его в роскошный фантастический боевик.
   К месту припомнить, что куда более удачная экранизация вот уже двух томов повествования о Гарри Поттере, - с её очаровательными персонажами и точным следованиям событиям, - это тоже всего лишь очень удачная иллюстрация. Философской и нравственной проблематики повествования она не затрагивает . Но на наш взгляд, фильм "Властелин колец", в отличие от фильмов о Гарри Поттере, беспомощен даже как иллюстрация к этой книге и её прологу.
  
  
  * * *
  
   В обеих книгах много стихов и песен. Часть их не переведена на "общий язык" и звучит на языках обитателей Средиземья, преимущественно - эльфов. Эти непереведенные стихи и песни звучат с такой мелодической выразительностью, что не нуждаются в переводе: их звукопись самоценна. Среди переведенных на "общий" (в нашем случае - русский) язык есть лирические и шутливые песенки. Некоторые - ироничны, но за ироническим текстом нередко улавливается аккомпанемент тревоги, а в эпосе просыпается скорбь. Ведь ирония - это не только самый дешевый способ казаться умным (фольклор?). Это ещё и щит, скрывающий боль, это ещё и антитеза поверхностной сентиментальности, это запрещение себе и другим расслабляться, сдаваться страху и обстоятельствам, которые кажутся безысходными.
   Как это часто бывает в жизни, юмор сопряжен здесь со здоровой и устойчивой психикой, а ирония с недюжинным самообладанием.
   "Всякий совет к разуму хорош", - говорит один из симпатичнейших персонажей книги. Действительно: сильный, здоровый разум не отталкивает советов и всегда готов над ними подумать. Но Толкиену удалось весьма выразительно показать, что ум недалёкий, но тщеславный, честолюбивый, но неуверенный в себе, априори уязвляемый чужой правотой только потому, что она - чужая, - отвергает советы сходу, боясь показаться слабохарактерным. Если такой ум обрёл бы всевластие, другим бы "мало не показалось". Но, к счастью, он его не обрёл (вспомним судьбу несчастного Боромира, которого лишь ненадолго свела с ума жажда всевластия).
  
  * * *
  
   Что же такое Кольцо всевластия? Почему одни, не гнушаясь никаким злом, маниакально сражаются за обладание им, другие не рискуют его даже примерить, третьи колеблются перед соблазном им овладеть (вариантов отношения к нему много)? Только Сэм, друг и слуга Фродо, племянника Бильбо Торбинса, готов взвалить на себя эту для него нежеланную тяжесть, чтобы в опаснейших ситуациях спасать Фродо. Ему приходится несколько раз ненадолго надевать Кольцо. Но властолюбия оно в нём не пробуждает. Думается, что защищённость от властолюбия простого крестьянского парня, беззаветно любящего своего патрона и друга, глубоко символична: для него Кольцо - это инструмент, без использования которого ему не спасти Фродо. Он и не помнит ни о каком всевластии. А ведь даже могучий Гендальф боится надеть Кольцо, дабы не соблазниться переустройством мира к лучшему.
   О том, что Кольцо приносит своему владельцу Всевластие, знают лишь посвящённые. И они делятся чётко на жаждущих абсолютной власти над миром, с одной стороны, и на стремящихся уничтожить самую возможность подобной власти - с другой. Владеть Кольцом вторые не хотят. Когда у них появляется такая возможность, вполне реальная, они отказываются от неё бесповоротно.
   Возникают вопросы: почему самые добрые, мудрые и сильные отказываются владеть Кольцом? Ведь обладая подобной силой, они могли бы осчастливить мир! Или не могли бы?
   Почему обладание Кольцом так желанно для жестоких и властолюбивых, это понятно. Их не заботит чьё бы то ни было благо или какая бы то ни было созидательная задача. Им нужна власть ради власти. Но есть немало горячих голов, которые намерены с помощью Кольца творить только Добро. Могли бы они силой Кольца одолеть Зло и осчастливить всех, кто (конечно же, по их мнению) достоин счастья?
   Почти тысячестраничное повествование "Властелина колец" нанизано на эти вопросы, как на общую ось, вокруг которой и разворачиваются бесчисленные события, характеры и судьбы.
   Но, в отличие от бесчисленных литературных вопрошателей, Толкиен отвечает на поставленные им вопросы.
   Вот один из ответов на первый вопрос. Когда Бильбо, по настоянию Гендальфа, вторично ушел из Хоббитании, Кольцо унаследовал Фродо, его племянник. Гендальф посвящает Фродо в историю и возможности Кольца, ибо готовит его к исполнению тягчайшего поручения: Фродо призван бросить Кольцо в лаву Мордора. Только в жерле Ородруина, в его огне, Кольцо расплавится и навеки исчезнет. Гендальф говорит:
  
   "Есть только один способ добраться до Ородруина, Роковой горы, и бросить Кольцо в её пылающие недра... если ты по-настоящему захочешь, чтобы оно расплавилось и стало навсегда недоступно Врагу.
   - Да нет, я, конечно, очень хочу, чтобы оно... чтобы стало недоступно! - заторопился Фродо. - Только пусть это не я, пусть кто-нибудь другой, разве такие подвиги мне по силам? Зачем оно вообще мне досталось, при чём тут я? И почему именно я?
   - Вопрос на вопросе, - сказал Гендальф, - а какие тебе нужны ответы? Что ты не за доблесть избран? Нет, не за доблесть. Ни силы в тебе нет, ни мудрости. Однако же избран ты, и значит, придётся тебе стать сильным, мудрым и доблестным.
   - Да как же я! Ты, Гендальф, ты и сильный, и мудрый. Возьми у меня Кольцо, оно - тебе.
   - Нет! - вскрикнул Гендальф, отпрянув. - Будь у меня такое страшное могущество, я стал бы всевластным рабом Кольца. - Глаза его сверкнули, лицо озарилось изнутри тёмным огнём. - Нет, не по мне! Ужасен Чёрный Властелин - а ведь я могу стать ещё ужаснее. Кольцо знает путь к моему сердцу, знает, что меня мучает жалость ко всем слабым и беззащитным, а с его помощью - о, как бы надёжно я их защитил, - чтобы превратить потом в своих рабов. Не навязывай мне его! Я не сумею стать просто хранителем, слишком оно мне нужно" /Дж.Р.Р. Толкиен, "Властелин колец". Пер. с англ. Изд. "Яуза. Эксмо-Пресс". 2002; стр. 60/.
  
   Выделенная нами часть диалога звучит как "моление о чаше", интонированное вполне по-евангельски. Гендальф говорит здесь от имени Отца, Фродо просит Отца о снятии с него непосильного груза. Повторим:
  
   " - Да нет, я, конечно, очень хочу, чтобы оно... чтобы стало недоступно! заторопился Фродо. - Только пусть это не я, пусть кто-нибудь другой, разве такие подвиги мне по силам? Зачем оно вообще мне досталось, при чём тут я? И почему именно я?
   - Вопрос на вопросе, - сказал Гендальф, - а какие тебе нужны ответы? Что ты не за доблесть избран? Нет, не за доблесть. Ни силы в тебе нет, ни мудрости. Однако же избран ты, и значит, придётся тебе стать сильным, мудрым и доблестным" /там же, стр. 60/.
  
   Точно так же отказывается владеть Кольцом могучая и прекрасная Галадриэль, Владычица эльфов. Судьба приводит в её владения Фродо и его спут- ников. И Фродо снова пытается избавиться от Кольца, передав его Галадриэли:
  
   " - Ты мудра, бесстрашна и справедлива, - сказал ей хоббит. Хочешь, я отдам тебе вражье Кольцо? Его могущество - не по моим силам.
   Неожиданно Владычица громко рассмеялась.
   - Так, значит, мудра, бесстрашна и справедлива? - всё ещё усмехаясь, повторила она. - Когда ты предстал передо мною впервые, я позволила себе заглянуть в твоё сердце - и тебе удалось отомстить мне за это. Ты становишься поразительно прозорливым, Хранитель! Зачем скрывать, я много раз думала, как поступлю, если Вражье Кольцо волею случая окажется у меня - и вот теперь я могу его получить! Зло непрерывно порождает зло, независимо от того, кто принёс его в мир, так, быть может, я совершу великое благо, завладев доверенным тебе Кольцом?
   Тем более, что мне оно достанется без насилия и я не сделаюсь Чёрной Властительницей! Я буду грозной, как внезапная буря, устрашающей, как молния на ночных небесах, ослепительной и безжалостной, как солнце в засуху, любимой, почитаемой и опасной, как пламя, холодной, как зимняя звезда, - но не ЧЁРНОЙ.
   Она подняла к небу левую руку, и Кольцо Неньи вдруг ярко вспыхнуло, и Фродо испуганно отступил назад, ибо увидел ту самую Властительницу, о которой только что говорила Галадриэль, - ослепительно прекрасную и устрашающе грозную. Но она опять мелодично рассмеялась и опустила руку, и самоцвет померк, и Фродо с облегчением понял, что обознался: перед ним стояла Владычица эльфов - высокая, но хрупкая, прекрасная, но не грозная, в белом платье, а не в сверкающей мантии, и голос ей был грустно-спокойный
   - Я прошла испытание, - сказала она. - Я уйду за море и останусь Галадриэлью" /там же, стр. 341/.
  
   Итак, снова - отказ от всемогущества, произнесенный мудрой и прекрасной Владычицей эльфов. Галадриэль боится, владея Кольцом, не совладать со своей властной волей и приняться спасать мир по своему разумению.
   Здесь же, в чарующем убежище эльфов, были произнесены Владычицей Лориэна решающие для Фродо и Сэма слова. Галадриэль предложила Сэму и Фродо заглянуть в магическое Зеркало будущего.
   Сэм был первым. То, что он увидел, страстно потянуло его домой, в Хоббитанию: там было плохо. Но:
  
   " - Ты же не можешь вернуться один, - спокойно напомнила Сэму Галадриэль. - Когда тебе очень хотелось уйти, ты решил, что не в праве покинуть Фродо. А Зеркало часто открывает события, для которых время ещё не настало и, весьма вероятно, никогда не настанет - если тот, кому оно их открыло, не свернёт с выбранной им однажды дороги, что бы предотвратить возможное будущее. Магическое Зеркало - опасный советчик.
   - А мне и не надо никаких советов. И волшебства не надо, - пробурчал Сэм. Потом замолчал и сел на траву. - Нет уж, наша дорога домой лежит, по всему видать, через Мордор, - после паузы глухо выговорил он. - Но ежели мы доберёмся до Хоббитании, а там всё окажется, как было в Зеркале, пусть лиходейщики пеняют на себя!" /там же, стр. 338/.
  
   Сходная мысль прозвучит и в словах, обращённых Галадриэлью к Фродо:
  
   " - А тебе не хочется заглянуть в Зеркало? - посмотрев на Фродо, спросила Галадриэль. - Ты сказал, что всюду ощущаешь здесь магию... , но эльфийская магия тебя не прельщает?
   - Я и сам не знаю, - ответил Фродо. И немного помолчав, с надеждой добавил: - Ты думаешь, мне стоит в него заглянуть?
   - Я не буду тебе ничего советовать, - сказала Галадриэль. - Решайся сам. Да и видения Зеркала не принимай за советы, ибо, случайно узнав о событиях, которые способны изменить нашу жизнь, мы рискуем отказаться от того, что задумали, и навеки предать свою собственную судьбу" /там же/.
  
   Итак, Зеркало будущего открывает смотрящему в него лишь наиболее вероятный ход событий. Но, и это самое главное, оно не лишает человека свободы воли и выбора своего пути. Пусть даже и вопреки наибольшей вероятности.
   Отвечать за это ему придётся потом.
   Припомним: Зеркало Дамблдора показывало Гарри и Рону то, что им хотелось увидеть, чем обезоруживало их перед тем, что произойдёт или может произойти в действительности. Оно и называлось "еиналеж", то есть отраженное желание. И Дамблдор даёт им урок, уча их не принимать желаемое за сущее.
   Зеркало Галадриэли показывает наиболее вероятный ход событий при ныне наличествующих обстоятельствах и планах. Оно не накладывает запрета на изменение своего прогноза, не диктует. Таким образом, если увидишь, притом своевременно и наверняка, ошибочность выбранного пути, можешь его изменить. Ибо речь здесь идёт не о Роке древних, который был, по их убеждению, не отменим. И не о современном: "Судьба играет человеком"... Речь идёт о предвидении весьма и весьма вероятного хода событий, который можно ещё в каких-то пределах (каких - вопрос конкретный и частный) изменить. Иногда - радикально и спасительно. Иногда - мы слишком поздно эту возможность видим. Наиболее трагический вариант - увидеть её post factum. Разброс вариантов здесь велик и не всегда уловим.
   "Предвидеть значит управлять" - сказал кто-то из первых кибернетиков.
   Эта констатация не универсальна: она несёт в себе множество ограничений частного и общего характера. Но тем не менее опережающее знание
  
  наиболее вероятного хода событий - великая вещь: "вероятный" это всё-таки не "неизбежный". И к нему можно заранее подготовиться, как готовятся, например, медведи к зиме... "Опережающее отражение" (акад. П.К. Анохин) - штука ценнейшая.
  
  
  * * *
  
  
   Цепь судьбоносных событий начинается для Фродо тогда, когда Гендальф рассказывает ему предысторию и нынешние обстоятельства того, в чём Фродо будет поручено поставить точку. Часть этого рассказа известна нам из первой части дилогии. Но кое-что останавливает на себе внимание. Саурон, это персонифицированное Зло, в далёкой (от Фродо, но не от Гендальфа) древности тоже, как в будущем - Фродо, потерял Кольцо всевластия вместе с пальцем, на который его надел. По словам Гендальфа,
  
   "Эльфийский царь Гил-Гилад и Великий князь Западного Края Элендил низвергли Саурона, но и сами пали в последней роковой сече, и сын Элендила Исилдур отсёк Саурону палец вместе с Кольцом и взял Кольцо себе. И сгинул Саурон, и духу его в Средиземье не стало, и минули несчётные века, прежде чем тень его вновь сгустилась в Лихолесье.
   А Кольцо пропало. Оно кануло в воды Великой Реки Андуина. Ибо Исилдур возвращался с войны по восточному берегу реки, и возле Ирисной Низины его подстерегли орки с мглистых гор и перебили почти всю его дружину. Он хотел невидимкой спастись вплавь, но Кольцо соскользнуло с его пальца, орки увидели его и поразили стрелами.
   Гендальф помолчал.
   - И там, в тёмных заводях у Ирисной Низины, - продолжал он, - Кольцо исчезло из легенд и былей; то, что узнал ты сейчас от меня, неведомо почти никому, и даже Совет Мудрых пребывает в неведении о дальнейшей судьбе Кольца. Ну вот, а теперь пойдёт совсем другой рассказ" /там же, стр. 51/.
  
  
   И Гендальф посвящает Фродо в события, развернувшиеся "на большом перегоне" Исилдур - Смеагорл (Горлум) - Бильбо. Нам эти события, в основном, известны.
   Но - интересное совпадение: Горлум, веками прячась и пряча свою "прелесть" (Кольцо) "в мрачных пропастях Земли", ненавидит небо и его светила. Он настолько привык видеть во тьме, что даже неяркий свет Луны для
  него мучителен. Он и до истории с Кольцом "не подымал глаз к вершинам гор, древесным кронам и цветам, раскрытым в небеса, - взгляд его был прикован к земле" /там же/.
  
   Вообще, тёмный, чёрный, багровый, заслоняющий небо и таящийся под землёй, - вот гербовые цвета Зла во всех прочитанных нами только что книгах. От горнего измерения, от солнечного и даже лунного света во "Властелине колец" Зло заслоняется стаями чудовищных птиц и летучих мышей, крыльями и плащами бессчётных своих приспешников - в общем , Тьмой.
   Том Реддл (Волан-де-Морт, Тёмный лорд) тоже оперирует "чёрной меткой" и чёрным знаменем. И собирает своих сторонников под двойным пологом леса и ночи (повествование о Гарри Поттере).
   Мы уже говорили, что для ревнителей "тёмных искусств" и "чёрной магии" неба над головой нет. Они не поднимают взора вверх, ибо там для них - либо давящая пустота, либо кара.
   Воображение Дж. Р.Р.Толкиена неисчерпаемо, но ощущению неизбежной перманентности Битвы между Тьмой и Светом он не изменяет нигде. Во- обще, во всех упомянутых нами книгах нет сладостного пророчества навечной победы Света над Тьмой. Разве что потусторонней - в Нарнии.
   В самой оптимистической (пока что) из книг, о которых мы говорим, - в повествовании о Гарри Поттере, - Дамблдор так говорит с Гарри о смысле частных побед над злом:
  
   "...Гарри, пусть ты всего лишь на какое-то время отдалил его приход к власти, но в следующий раз найдётся кто-то другой, кто готов будет сразиться с ним. И это несмотря на то, что наша борьба против него кажется заранее проигранной. А если его возвращение будет отдаляться всё дальше и дальше, возможно, он никогда не будет властвовать" /Дж. К. Ролинг, "Гарри Поттер и философский камень". Пер. с англ. Изд. "Росмэн". М., 2001; стр. 368/.
  * * *
  
   Нам предстоит непростая задача: отыскать стержень, который превращает многоголосную сумятицу и толчею персонажей Толкиена в строго целенаправленное единство. И понять, почему "невысоклику" Фродо досталась миссия уничтожения Кольца, о котором он поначалу очень мало знает.
   На второй вопрос мы ответим сразу. На последнем Совете мудрых и добрых (и примкнувших к ним из некоторых собственных расчётов, как, например, Боромир) разгорается спор: нельзя ли спрятать Кольцо как-то иначе, не бросая его в Ородруин? И почему именно Фродо следует поручить эту задачу? И снова звучит и в словах, и - особенно внятно - в реплике Элронда христианский мотив:
  
   "Слабые не раз преображали мир, мужественно и честно выполняя свой долг, когда у сильных не хватало сил" /Дж.Р.Р. Толкиен, "Властелин колец". Пер. с англ. Изд. "Яуза. Эксмо-Пресс". 2002; стр. 246/.
  
   "Кольцо должно быть предано огню", - заключил свою речь на Совете Элронд, имея в виду единственное способное расплавить Кольцо всевластия пламя: огонь Мордора, лаву вулкана, кратер которого расположен в центре резиденции Саурона.
  
  * * *
  
   Овладеть заветным Кольцом стремятся не только Саурон, и Саруман, и вообще - не только тёмные, злодейские силы.
   Мы уже видели (и говорили об этом), что многие чистые и высокие души жаждут стать всемогущими, чтобы творить Добро. Таков, например, Боромир. Правда, его интересы связаны лишь с интересами его "малой родины". Даже мудрейшие из мудрейших в мыслях своих порой соблазняются надеждой силой Кольца переустроить мир "правильно". Но только в мыслях. Гендальфа и Галадриэль мы уже цитировали: они решительно отбросили этот соблазн, ибо провидят сколь необратимой жестокостью он чреват и в какой тупик обязательно заведёт любого, даже самого благонамеренного, но радикального и немедленного переустроителя мира к лучшему. "Правильно" - это, в конечном счёте, всегда означает "соответственно моему представлению о правильности".У каждого это представление может быть своим. Но, поскольку моё "правильно" - это "самое правильное правильно", то остальных, если они надумают мне мешать, придётся заставить моему "правильно" подчиниться. Для их же блага. А упорствующих в своём неприятии моего "правильно" - сбросить с дороги. Как? Судя - по обстоятельствам.
   Вот одна из точек зрения на эту проблему (позднее высказавший её Боромир, любимый сын царственного наместника Денэтора, попробует отобрать Кольцо у его хранителя Фродо силой):
  
   " - Я не понимаю, чего вы боитесь. Да, Саруман оказался предателем, но ведь глупцом никто из вас его не считает. Почему вы думаете, что Вражье Кольцо можно лишь спрятать или уничтожить? Раз уж оно очутилось у нас, надо обратить его против хозяина. Свободным Витязям Свободного Мира оно поможет сокрушить Врага. Именно этого он и боится!
   Народ Гондора покорить невозможно, но нам угрожает поголовное истребление. Отважный спешит серьёзно вооружиться, когда ему предстоит решительный бой. Пусть же Кольцо будет нашим оружием, если в нём скрыта столь грозная мощь!" /там же, стр. 244/.
  
   Ему возражает владетельный князь Элронд:
  
   " - Светлые силы... не могут использовать Кольцо всевластия. Нам это слишком хорошо известно. Его изготовил Чёрный Властелин, чтобы осуществить свои чёрные замыслы. В нём скрыта огромная мощь, Боромир, так что и владеть им может лишь тот, кто наделён поистине великим могуществом. Но Могучим оно особенно опасно. Вспомни - Саруман Белый переродился, едва он решил завладеть Кольцом. Мы знаем, что если кто-нибудь из Мудрых одолеет Саурона с помощью Кольца, то неминуемо воссядет на его трон и сам переродится в Чёрного Властелина. Это ещё одна важная причина, почему Кольцо необходимо уничтожить, ибо, покуда оно существует, опасность проникнуться жаждой всевластья угрожает даже Мудрейшим из Мудрых. Перерождение всегда начинается незаметно. Саурон Чёрный не родился злодеем. Я страшусь взять Вражье Кольцо на хранение. И никогда не воспользуюсь им в борьбе.
   - Я тоже, - твёрдо сказал Гендальф.
   В глазах Боромира промелькнуло недоверие, но потом он горестно опустил голову" /там же/
  
   И всё-таки Боромир попытается отобрать у Фродо Кольцо всевластия, хотя тут же опомнится, а позднее жизнью заплатит за эту попытку.
   По пути Фродо и его команды в Мордор между хоббитом и Боромиром произойдёт наедине следующая сцена:
  
   "Боромир глянул сверху вниз на Фродо.
   - Надеюсь, ты и сам понимаешь, мой друг? - спросило он. - Ты сказал, что боишься. Но в тебе говорит не страх, а здравый смысл.
   - Да нет, мне просто страшно, - возразил Фродо. - просто страшно, Боромир. И всё же я рад, что ты высказался. Теперь у меня не осталось сомнений.
   - Давно бы так! - воскликнул гондорец.
   - Ты не понял меня, Боромир, - сказал Фродо. - Я не пойлу в Минас-Тирит.
   - Но тебе непременно нужно завернуть к нам, хотя бы ненадолго, - продолжал настаивать Боромир. - Минас-Тирит уже близко, и доберёшься ты от Скалистого до Мордора ничуть не быстрей, чем из нашей крепости. А зато у нас ты узнаешь последние вести о враге. Пойдём, Фродо, - сказал Боромир, дружески положив ему руку на плечо. Но, выдавая скрытое возбуждение гондорца, рука его мелко дрожала. Фродо встал и, с беспокойством оглядев Боромира, отступил - человек был вдвое больше хоббита и намного сильнее.
   - Неужели ты боишься меня? - спросил Боромир. - Разве я похож на предателя или злодея? Да, мне нужно твоё Кольцо, теперь ты это знаешь. Но, клянусь честью гондорца, я отдам его тебе после победы. Сразу же отдам!
   - Нет! - испуганно вскрикнул Фродо. - Я не могу доверять его другим. Не могу!
   - Глупец! - прорычал Боромир. - Упрямый глупец! Ты погибнешь сам - по собственной глупости - и погубишь всех нас. Если кто-нибудь из Смертных может претендовать на Великое Кольцо, то уж, конечно, не вы, невысоклики, а люди Нуменора - и только они! Нелепая случайность отдала тебе в руки Кольцо. Оно могло стать моим! Оно должно стать моим! Отдай его мне!
   Фродо, не отвечая, попятился, чтобы отгородиться от громадного гондорца хотя бы камнем.
   - Зря ты боишься, - немного спокойней сказал Боромир. - Почему бы тебе не избавиться от Кольца? А заодно - от всех твоих страхов и сомнений. Объяви потом, что я отнял его силой, что я гораздо сильнее тебя. Ибо я гораздо сильнее тебя, невысоклик! - Гондорец перепрыгнул камень и бросился к Фродо. Его красивое мужественное лицо отвратительно исказилось, глаза полыхнули алчным огнём.
   Увернувшись, Фродо опять спрятался за камень и, вынув дрожащей рукой Кольцо, надел его, потому что Боромир снова устремился к нему. Ошеломлённый, гондорец на мгновение замер, а потом стал метаться по лужайке, пытаясь отыскать исчезнувшего хоббита.
   Жалкий штукарь!- яростно орал он. - Теперь я знаю, что у тебя на уме! Ты хочешь отдать Кольцо Саурону - и выискиваешь случай, чтобы сбежать, чтобы предать нас всех! Ну, подожди, дай мне только до тебя добраться! Будь ты проклят. Вражье отродье, будь проклят на вечную тьму и смертельный мрак!.. В слепом неистовстве гондорец споткнулся о камень, грохнулся на землю и мёртво застыл, словно его сразило собственное проклятье, а потом начал бессильно всхлипывать.
   Ветер усилился. Заунывный свист привёл гондорца в себя. Он медленно встал, вытер глаза и пробормотал:
   - Что я тут нагородил? Что я натворил? Фродо! Фродо! - со страхом закричал он. - Фродо, вернись! У меня помутился разум, но это уже прошло! Фродо!.. " /там же, стр. 368 - 369/.
  
   Фродо не отозвался: он решил продолжить свой путь в одиночестве. Но не смог: с ним ухитрился отправиться верный Сэм. А по их следу то плыл, то шел одержимый жаждой опять завладеть Кольцом Горлум.
   Боромиру же, после его опамятования, предстояла страшная гибель. Он умер от бесчисленных ран, причинённых ему стрелами орков, на том же привале, пасая своих спутников, искавших Фродо и Сэма. Касаться исто-
  
  
  
  рии его отца и брата мы не будем, ибо она не вмещается в рамки избранной нами сюжетной линии
   Мы не говорим здесь об изначально чудовищных властолюбцах типа Саурона и Сарумана, которым нужна власть ради власти. Речь идёт о самых благонамеренных утопистах, прибегающих к насилию только ради своей высокой идеи. Но беда в том, что побуждения насильника не играют никакой роли. Из любых побуждений - заставить всех поступать и - тем более - думать по чужой указке нельзя. Никакая власть не может в любой момент времени знать всё обо всех и обо всём, чтобы учесть, оценить и совместить все желания и все интересы А без этого знания - можно ли корректировать отклонения воли каждого подданного от служащей ему властной воли? Отсепарировать во имя своей цели все опасные для общества и для власти мысли и действия и навязать нужные? Как? Сколько времени потребуется на эти процессы? Остаётся отобрать худших и с их помощью гнать превращённое в стадо общество бичом по дороге, нужной благонамеренному властителю (то есть, по его убеждению, всему стаду). Почему худших? Потому что лучшие играть в эту игру не станут.
   Но даже если бóльшая часть общества будет безропотно подчиняться приказам власти, сами эти приказы окажутся ирреальными. .В четырёхэлементной формуле успеха власти: "ХОТЕТЬ - ЗНАТЬ - УСПЕВАТЬ - МОЧЬ" для власти диктаторской, тотальной выполнимо лишь одно требование - ХОТЕТЬ. При этом безразлично, чего хотеть, добра или зла: ведь при выпадении хотя бы одного звена становится невыполнимой вся цепь! А не выпасть они не могут - все три. Ибо "мочь" отпадает, если не знать и/или не успевать своевременно корректировать - сообразно своим целям - ВСЁ происходящее и имеющее произойти в подчинённом даже благонамеренному диктатору обществе.
   Итак, разрушительные и губительные действия диктаторской власти реальны: "ломать - не строить: ума не надо". Разрушение имеет своим пределом сокрушение, гибель, распад общества вместе с властью. А воссоздать уничтоженное, повторить его невозможно. Почему? Потому что для разрушения не нужно ничего, кроме силы или бездействия (непротивления Второму закону термодинамики). А созидание (сопротивление этому Второму закону) требует времени и ещё очень и очень многих условий.
   Простейшие примеры: отнять у человека или у растения жизнь можно за считанные секунды или минуты. Выносить и родить ребёнка (пока что) "ударными темпами" невозможно. Так же, как невозможно вырастить мачтовую сосну за минуты, затраченные электропилой на её убийство. Читатель добавит бесчисленные примеры сам. К тому же рождён, или выращен, или построен будет не тот объект, который был уничтожен, не та сущность. В этом смысле разрушенное невосстановимо.
  
   Описанный выше парадокс трудно принять, и человеческий разум, стремясь переделать мир и людей к лучшему, выдвигает всё новые и новые утопии всевластия спасительного, а не губительного.
   Но вернёмся к Совету в доме Элронда. В беседу, предшествующую путешествию Фродо и Сэма в Мордор, вмешивается гном Глоин. Ведь на Совет съехались представители большинства достойных уважения насельников Средиземья.
  
   " - Проклятые чародеи! - воскликнул Глоин. - Когда же мы им за всё отомстим? Потом немного помолчав, добавил: Но Тремя-то Враг завладеть не сумел? Тремя Магическими Кольцами Эльфов? Говорят, это очень могущественные Кольца. Они ведь тоже изготовлены Сауроном, но Владыки эльфов не страшатся их лиходейства. Так нельзя ли с их помощью обуздать Врага?
   - Разве ты не понял меня, гном Глоин? - после долгого молчания спросил Элронд. - Не Враг выковал Кольца эльфов. Он их даже ни разу не видел. Кольца эльфов подвластны лишь эльфам. Но они бессильны на поле сражения. С их помощью нельзя убивать и обуздывать: они помогают познавать мир, творить добро и сдерживать зло, зародившееся в сердцах жителей Средиземья, когда здесь начались Войны за власть. С тех пор, как Враг лишился Кольца, нам удавалось противостоять Злу, но если он завладеет им снова, ему откроются все наши помыслы, и мы утратим свободную волю, а Тёмные Силы станут непобедимыми - именно к этому стремится Враг.
   - Но скажи, - спросил у Элронда Глоин, - тебе известно, как изменится мир, когда исчезнет Кольцо Всевластья?
   - Неизвестно, - с грустью ответил Элронд. - Некоторые надеются, что Три Кольца, к которым никогда не притрагивался Враг, помогут залечить кровавые раны, нанесённые миру во время войны... но боюсь, что эти надежды не оправдаются. Я думаю, что, уничтожив Кольцо Всевластия, мы уничтожим силу остальных, и чудесная магия нынешнего мира сохранится лишь в сказочных преданиях о прошлом..." /там же, стр. 245-246/.
  
   В разговор властно вступает Гендальф:
  
   " - Поражение неминуемо ждёт лишь того, кто отчаялся заранее, - возразил Гендальф. - Признать неизбежность опасного пути, когда все остальные дороги отрезаны, - это и есть истинная мудрость. Поход в Мордор кажется безрассудным? Так пусть безрассудство послужит нам маскировкой, пеленой, застилающей глаза Врагу. Ему не откажешь в лиходейской мудрости, он умеет предугадывать поступки противников, но его сжигает жажда всевластья, и лишь по себе он судит о других. Ему наверняка не придёт в голову, что можно пренебречь властью над миром, и наше решение уничтожить Кольцо - поход в Мордор - собьёт его с толку.
   - Я тоже думаю, - проговорил Элронд, - что поначалу он не поймёт, в чём дело. Дорога на Мордор очень опасна, но это единственный путь к победе. У себя дома Саурон всемогущ, так что тому, кто отправится в Мордор, ни сила, ни мудрость не даст преимуществ - тайна, вот что здесь самое важное, и, быть может, эту великую миссию слабый выполнит даже успешней, чем сильный, ибо сильный не привык таиться от опасностей, а борьба с Врагом приведёт его к гибели" /там же, стр. 246/.
  
   Вот здесь-то и прозвучали однажды уже процитированные нами (евангельские "по сути своей") слова:
  
   "Слабые не раз преображали мир, мужественно и честно выполняя свой долг, когда у сильных не хватало сил" /там же/.
  
   Никто не позволил себе произнести слова, решающие судьбу Фродо. И никто не смог бы уверенно предсказать её финал. Но почему-то он сам, против своей воли, почувствовал голос Рока. И оказалось, что этого от него и ждали:
  
   "Никто из гостей не проронил ни слова. Фродо обвёл взглядом собравшихся, но никто не поднял на него глаз: все молчали и смотрели в пол, предаваясь собственным мрачным раздумьям. Его охватил леденящий страх - он вдруг понял, что сейчас поднимется и самому себе произнесёт приговор. Неужели же ему нельзя отдохнуть, нельзя спокойно пожить в Раздоле? Здесь Бильбо, Здесь так спокойно и уютно...
   - Я готов отнести Кольцо, - сказал он, - хотя и не знаю доберусь ли до Мордора.
   - Элронд внимательно по смотрел на Фродо.
   - Насколько я понимаю, - проговорил он, - именно тебе суждено это сделать, и если ты не проберёшься в Мордор, то Завеса Тьмы сомкнётся над Средиземьем. От слабых невысокликов из мирной Хоббитании зависит судьба средиземного мира - перед ними падут могучие крепости, а Великие придут к ним просить совета... если бремя, которое ты берёшь на себя, в самом деле окажется тебе по силам.
   Ибо это тяжкое бремя, Фродо. Столь тяжкое, что никто не имеет права взваливать его на чужие плечи. Но теперь, когда ты выбрал свою судьбу, я скажу, что ты сделал правильный выбор" /там же, стр. 247-248/.
  
   И тут не выдержал самый верный и самый любящий друг Фродо, который разделит с ним его судьбу почти до последней точки. И как это ни удивительно, на этом страшном пути Сэм не раз окажется духовно сильнее Фродо. А сейчас, бесконечно встревоженный судьбой друга, он обнаружил своё присутствие там, где ему уж никак не положено было присутствовать:
  
   " - Но ведь вы не пошлёте его одного? Ведь не пошлёте, правда же, господин Элронд? - закричал вдруг Сэм и, не в силах сдержаться, выскочил из своего укромного уголка, куда он проюркнул перед началом Совета и до сих пор тихохонько сидел на полу.
   - Конечно, нет, - отозвался Элронд, с улыбкой повернувшись к встревоженному Сэму. - Ты его обязательно будешь сопровождать. Разве мы можем разлучить тебя с Фродо, если ты ухитрился пробраться за ним даже на секретный Совет Мудрых?
   Сэм покраснел и поспешно спрятался.
   - Эх, господин Фродо, - пробормотал он, - зря мы ввязались в эту страшенную свистопляску! - Потом сокрушенно покачал головой и снова сел на пол" /там же, стр. 248/.
  
  * * *
  
   Когда Боромир по дороге в Мордор попытался отобрать у Фродо Кольцо, последний понял, что ему придётся одному пробиваться к цели похода. Надеяться полностью можно было только на Сэма, но его Фродо не захотел подвергать смертельным опасностям своей миссии. Отметим: Фродо уже несколько раз приходилось надевать Кольцо: один раз в самом начале пути, - шутки ради; в других случаях - ради спасения своей жизни и самого Кольца. Это были рискованные шаги, хотя в некоторых случаях и необходимые. Мы ещё увидим их последствия в эволюции сознания Фродо. Сэм же надевал Кольцо для спасения Фродо, а не своего, готовый без колебаний отдать "душу свою за други своя". Но Кольца всевластия без последствий для себя самого никто надеть и даже, не надевая, возжелать не может. И когда-нибудь, после долгой счастливой жизни, Сэму тоже придётся уйти путём всех причастных судьбе Кольца (даже косвенно). Но до этого ещё далеко.
   Приметная деталь: после многих приключений, смертельных опасностей и битв, Сэм и Фродо вернулись домой, в Хоббитанию. Об этом речь впереди. Но когда Сэм смущённо оправдывается перед Фродо, по семейным обстоятельствам не имея возможности съездить с ним к Бильбо в Раздол, происходит следующий диалог:
  
   " - Да я бы с превеликой радостью съездил с вами в Раздол и повидал господина Бильбо, - вздохнул Сэм. - Только место ведь моё здесь, как же я? Кабы можно было надвое разорваться...
   - Бедняга ты! Да, уж либо надвое, либо никак, - сказал Фродо. - Ничего, пройдёт. Ты как был из одного куска, так и останешься... " /там же, стр. 965; выд. Д.Ш./.
  
   А в час прощания своего с Хоббитанией уже навеки, Фродо коснётся этой темы ещё раз:
  
   " - Да вы куда же, хозяин? - воскликнул Сэм, наконец, понимая, что происходит.
   - В Гавань, Сэм, - отозвался Фродо.
   - И меня бросаете?
   - Нет, Сэм, не бросаю. Проводи меня до Гавани. Ты ведь тоже носил Кольцо, хоть и недолго. Придёт наверно и твой черёд. Ты не очень печалься, Сэм. Хватит тебе разрываться надвое. Много ещё лет ты будешь крепче крепкого, твердыней из твердынь. Поживёшь, порадуешься - да и поработаешь на славу.
   - Да ведь это что же, - сказал Сэм со слезами на глазах. - Я-то думал, вы тоже будете многие годы радоваться. И Хоббитания расцветёт, и вы же ради неё...
   - Я вроде бы и сам так думал. Но понимаешь, Сэм, я страшно, глубоко ранен. Я хотел спасти Хоббитанию - и вот она спасена, только не для меня. Кто-то ведь должен погибнуть, что б не погибли все: не утратив, не сохранишь. Ты останешься за меня: я завещаю тебе свою несбывшуюся жизнь в придачу к твоей собственной. Есть у тебя Роза и Эланор, будут Фродо, и, Розочка, Мериадок, Лютик и Перегрин; будут, наверно, и ещё, но этих я словно вижу. Руки твои и твой здравый смысл будут нужны везде. Тебя, конечно, будут выбирать головой Хоббитании, покуда тебе это вконец не надоест; ты станешь знаменитейшим садоводом, будешь читать хоббитам Алую Книгу, хранить память о былых временах и напоминать о том, как едва не стряслась Великая Беда, - пусть ещё больше любят наш милый край. Ты проживёшь долгий и счастливый век, исполняя то, что предначертано тебе в нашей Повести.
   А пока что поехали со мной!" /там же, стр. 967/.
  
  * * *
  
   Мы ещё вернёмся к финалу эпоса Толкиена, кое в чём близкому к финалу "Хроник Нарнии" Клайва Льюиса.
   Опуская бóльшую часть событий (среди них такую сверхважную, как почти смертельное и в чём-то неизлечимое поражение Фродо кинжалом мертвеца на плато умертвий), опять обратимся к походу Фродо и Сэма в Мордор. К их великому сожалению, они, покинув своих спутников после столкновения Фродо с Боромиром, обнаружили, что плывут не одни: следом, на бревне, за ними плыл Горлум, которого им удаётся поймать. И тут повторяется история отношений "Горлум - Бильбо" и "Горлум - Гендальф". Полупомешанный искатель отнятой у него "прелести" мог быть без помех убитым и Бильбо Торбинсом, и Гендальфом. Но они не убили его из жалости. То же произошло с Фродо и Сэмом: они оставили Горлума в живых, будучи неспособными прикончить слабое, молящее о пощаде беззащитное, как им казалось, существо.
   Но и у Горлума была защита: его внешняя слабость. На самом же деле за его слабостью скрывались веками тренированная выносливость, изворотливость и коварство. Его большим преимуществом было также изначальное понимание великодушия Фродо и Сэма, да и Гендальфа - тоже.
   А в глазах горлумов всех мастей великодушие - синоним глупости. И ещё одно, пожалуй, самое главное преимущество Горлума: он действительно знал тайную дорогу в Мордор и часть его внутренних переходов. Потому и повёл друзей прямиком к логовищу чудовищной паучихи Шелоб. Горлум надеялся, что они будут сожраны ею у самой цели своего похода. И тогда он выпросит у паучихи Кольцо в награду за лакомство. Она-то ничего о Кольце не знала.
   Мы не будем пересказывать всех приключений и смертельных опасностей, пережитых Сэмом и Фродо на пути к огненной пучине Мордора. Отметим лишь наиболее важное. Чем ближе была цель их мучительного путешествия, тем тяжелее становились Кольцо и цепочка на шее Фродо. И тем более мучил его соблазн снять Кольцо с шеи и надеть на палец. Он боролся с этим соблазном, как мог. Но когда Сэм был вынужден ради поисков похищенного орками Фродо или ради приведения его в чувство, надевать Кольцо или нести его на шейной цепочке, - оно тяжелело так, что гнуло к земле и Сэма. Правда, на пальце тяжесть его не ощущалась. Несколько раз их выручали подарки Галадриэли. Но трудности росли и мрак сгущался. Фродо резко слабел (его ранила, а Сэма чуть не убила Шелоб. Чудом им удалось её искалечить). Но когда однажды Сэм предложил Фродо взять у него и понести на себе цепочку с Кольцом, Фродо рассвирепел так, что у Сэма померк свет в глазах. Не напоминает ли Фродо в этой сцене своего дядю?
   Сразу же после похищения Фродо орками и спасения его Сэмом, первый, очнувшись, не обнаружил на себе цепочки с Кольцом. Он решил, что их сняли орки, и пришел в полное отчаяние.
  
   " - Они всё забрали, Сэм, - отозвался Фродо. - Ты понимаешь? Всё! - И он снова тяжело опустился на пол, свесив голову, будто и сам только что это понял и его придавило отчаяние. - Всё пропало, Сэм. Если мы даже отсюда выберемся, спасения нам нет. Одни эльфы могут спастись, и не в Средиземье, а далеко-далеко за Морем. Да ещё и там - спасутся ли?
   - Нет, сударь, не всё они забрали. И ещё не всё пропало. Я снял его с вас, уж извините великодушно. И оно цело - висит у меня на шее, сущий камень, я вам скажу! - Сэм полез за пазуху. Теперь небось надо его вам на шею перевесить.
   Сэму вовсе не хотелось отдавать Кольцо - ну куда хозяину таскать такую тяжесть!" /там же, стр. 852/
  
   Прервём на мгновение этот диалог. Не для Фродо, ибо не вслух, мысленно Сэм произносит выделенные нами слова, не о себе печётся. Но Фродо этого не оценит.
   " - Оно у тебя? - ахнул Фродо. - Здесь, у тебя? Вот чудо-то! - И вдруг, вскочив на ноги и протягивая дрожащую руку, выкрикнул каким-то чужим голосом: Давай его сюда! Сейчас же отдавай! Оно не твоё!
   - Конечно, сударь, - удивлённо сказал Сэм. - Берите! - Он нехотя вынул Кольцо и снял цепочку через голову. - Только ведь мы, как бы сказать, в Мордоре: вот выберемся из башни, сами увидите Огненную гору и всё такое прочее. Кольцо ого-го как потяжелело, и с ним здесь, похоже, шутки плохи. Может, будем его нести по очереди?
   - Нет-нет! - крикнул Фродо, выхватив Кольцо с цепочкой у него из рук. - Нет, и думать не смей, проклятый ворюга!
   Он, задыхаясь, смотрел на Сэма с испугом и ненавистью. Потом вдруг, сжав Кольцо в кулаке, точно сам себя услышал. Он провёл рукой по лбу: голова по-прежнему болела, но жуткое видение исчезло. А перед тем привиделось ему совсем как наяву, что Сэм снова обратился в орка, в гнусную маленькую тварь с горящими глазками, со слюнявой оскаленной пастью, и жадно вцепился в его сокровище. Теперь он увидел, что Сэм стоит перед ним на коленях и горько плачет от мучительной обиды.
   - О Сэм! - воскликнул Фродо. - Что я сказал! Что со мной? Прости меня! И это тебе вместо благодарности. Страшная власть у этого Кольца. Лучше бы его никогда, никогда не нашли. Но ты пойми, Сэм, я взялся нести эту ношу, и тут уж ничего не поделаешь. Это моя судьба и даже ты не можешь её разделить.
  . - Ладно, чего там, сударь, - сказал Сэм, утирая глаза рукавом. - Всё понятно" /там же, стр. 852-853/.
  
   Подобное повторится, когда Сэм поймёт, что Фродо уже теряет последние силы:
  
   " - Нет, Сэм, не дойду я, - сказал он. - Тяжело мне очень, ужас как тяжело.
   Ещё прежде, чем рот раскрыть, Сэм знал, что скажет не то, что слова его зряшные, что лучше бы он смолчал, но уж очень было жалко хозяина.
   - Давайте, сударь, я его немножко понесу, - сказал он. - Понесу, сколько хватит сил, а вы пока отдохнёте.
   Глаза Фродо яростно сверкнули.
   - Отойди! Не тронь меня! - крикнул он. - Оно моё, говорю тебе. Прочь! - И рука его потянулась к кинжалу. Через миг он печально промолвил: - Нет-нет, Сэм. Ты пойми, ты должен понять. Это моя ноша, я не могу избавиться от неё, даже на время. Дорогой мой Сэм, ты раз мне помог, но больше это не выйдет. Я не могу отдать его тебе, я с ума сойду, если ты его коснёшься" /там же, стр. 875/.
  
   Фродо не хочет снять с шеи цепочку и надеть Кольцо на палец. Он знает и помнит, что не должен этого делать. Но сила, непонятная ему самому, всё более властно толкает его к такому поступку.
   Соблазн воскресает со страшной силой у самого жерла вулкана. Здесь участников драмы снова стало три. К этому времени Сэм на своей спине нёс к расселине Фродо, которому тяжесть цепочки с Кольцом не давала уже двигаться самостоятельно.
  
   "Пыхтя под ношей, Сэм выбрался из ущелины и краем глаза увидел, что сверху, со скалы, на него падает чёрный обломок.
   Он не успел увернуться, упал ничком и ободрал себе руки, не выпуская рук хозяина. Тут он понял, что случилось; над его головой послышался ненавистный голос.
   - Сскверный хозяин! - просипел он. - Сскверный хозяин насс обманул, обманул Смеагорла, горлум. Нельзя сюда идти. Нельзя обижать Прелессть. Отдайте её нам, пусть она будет у Смеагорла, у насс!
   Сэм разом поднялся и обнажил меч, но от меча толку не было. Горлум и Фродо катались по земле. Горлум рвал хозяина когтями, добираясь до Кольца. Наверно, только это и могло воспламенить угасшую волю и остывшее сердце Фродо: посягнули на его единственное сокровище. Он отбивался с яростью, изумившей Сэма, да и Горлума тоже. Но всё равно неизвестно, чем бы это кончилось, будь Горлум таков, как прежде. Однако его тоже извели мучительные скитания, вечный голод и жажда, нестерпимый ужас и алчная, гложущая тоска. От него и остались-то кожа да кости, только глаза горели по-прежнему, но не было сил подстать дикой злобе. Фродо отшвырнул его и, весь дрожа, выпрямился.
   - Прочь, прочь! - воскликнул он, прижимая руку к груди и ухватив Кольцо, скрытое под кожаной рубахой. - Прочь с дороги, ползучая мелюзга! С тобой всё кончено. Ни убить, ни предать меня ты больше не сможешь.
   Внезапно, так же, как у скал Привражья, Сэм увидел обоих совсем иначе. Полумёртвая, побеждённая и поверженная, но всё ещё злобная и жадная тварь извивалась у ног сурового властелина в белом одеянии. На груди его сверкал огненный круг, и оттуда исходил повелительный голос.
   - Пошел прочь, не приближайся ко мне! Если ты меня ещё коснёшься, будешь низвергнут в Роковую Расселину, в негасимый огонь" /там же, стр 880-881/.
  
   Отбросив Горлума так, что тот чуть не влип в стену, Фродо стал подыматься к расселине один. Что-то новое, уверенное, властное в его голосе и в его облике почудилось Сэму, когда Фродо у самой вершины вулкана предстал перед ним неузнаваемо величавым и властным. Но его внимание отвлёк Горлум.
  
   " - Ну вот! - сказал Сэм. - Наконец-то я с тобой разделаюсь! - И
  он прыгнул с мечом наготове. Но Горлум не стал ни нападать, ни убегать, он лёг на брюхо и заскулил.
   - Не надо насс убивать! - хныкал он. - Не надо колоть насс сскверным холодным железом. Дайте нам ещё немного пожить, совсем немножечко. Ссмерть, смерть, нам осталась одна смерть. Прелесть сгинет, и мы рассыпемся в прах, да-сс, в прах.- Он зарылся в золу длинными костистыми пальцами. - Рассыпемся! - простонал он.
   - У Сэма дрогнула рука. Он был в гневе, он помнил, сколько зла принёс этот гад. Его, предателя и убийцу, обязательно надо было заколоть: сто раз заслужил, да и как иначе от него убережёшься? Но в глубине души Сэм знал, что не сделает этого, не убьёт он жалкого, простёртого в пыли, лишенного всего на свете пропащего мерзавца. Он сам, хоть и недолго, был хранителем Кольца и смутно догадывался, как мучается иссохший от вожделения Горлум, порабощённый Кольцом. Только у Сэма не было слов, чтобы всё это выразить.
   - Да чтоб ты околел, мразь вонючая! - сказал он. - Убирайся! Проваливай! Ни на грош я тебе не верю, и всё равно - проваливай! А то вот заколю тебя, да-сс, скверным холодным железом.
   Горлум привстал на четвереньки, попятился, потом повернулся задом и, спасаясь от пинка Сэма, пустился бежать. Сэм тут же забыл о нём, на дороге Фродо уже не было видно, и он изо всех сил заторопился наверх. Если б он оглянулся, то увидел бы, что Горлум крадётся позади, чёрной тенью скользя меж камней, и дико сверкают его безумные глаза" /там же, стр. 881 - 882/.
  
   Сэм изо всех сил ринулся вверх следом за Фродо.
  
   "Снова полыхнула расселина, и на краю огненной бездны в багровом свете стал виден Фродо - он стоял, прямой и неподвижный, как чёрное изваяние.
   - Хозяин! - вскрикнул Сэм.
   И Фродо молвил звучным и властным, совсем незнакомым Сэму голосом, заглушившим гулы Роковой горы, раскатившимся под сводами пещеры:
   - Я пришел. Но мне угодно поступить по-иному, чем было задумано. Чужой замысел я отвергаю. Кольцо - моё!
   Он надел Кольцо на палец и исчез. Сэм захлебнулся отчаянным криком. Сильный удар в спину сбил его с ног, отбросил в сторону, он расшиб голову о каменный пол и лишился чувств, а чёрная тень перепрыгнула через него" /там же, стр. 882-883/.
  
   Горлум его не пожалел.
   Когда Сэм очнулся,
   "...он увидел странное и жуткое зрелище. У края бездны Горлум схватился с невидимкой. Он извивался то возле самой скважины, то поодаль, падал, вскакивал, снова падал. И не говорил ни слова, только злобно сипел.
   Огонь заклокотал в глубине, дохнуло палящим жаром, багровый свет залил пещеру. Вдруг длинные руки Горлума протянулись ко рту, блеснули и щёлкнули острые белые клыки. Фродо вскрикнул - и появился, стоя на коленях у огненной скважины. А Горлум бешено плясал, воздев кверху Кольцо с откушенным пальцем. Кольцо сверкало ярче солнца.
   - Прелесть, прелесть, прелесть! - ликовал Горлум. - Моя прелесть! О моя прелесть!
   И пожирая глазами свою сияющую добычу, он оступился, качнулся на краю бездны и с воплем упал в неё. Из глубины донёсся вой "Пре-е-лесть!" - и Горлума не стало.
   Вулкан взревел, пламя вырвалось из расселины под самые своды пещеры. Гул превратился в тяжкий грохот, и Гора задрожала. Сэм кинулся к Фродо, подхватил его на руки и побежал к дверям. За чёрным порогом Саммат-Наура, с вершины Горы его взору предстал весь Мордор, и он окаменел от изумления и ужаса" /там же, стр. 883/.
  
   Непонятно, почему Фродо, надевший Кольцо отнюдь не для спасения своей или чьей-то жизни, как надевал его Сэм, не вспомнил о своей власти над Горлумом. Он ведь мог одним шевелением брови сбросить преследователя в огненную пропасть. Но вместо этого он стал драться со взбесившимся Смеагорлом, как мальчишка. Скорее всего, он ещё не проникся осознанием своих возможностей. Кольцо влекло его неодолимо, и он подчинился этому зову, но внутренне ещё не обрёл чувства своего всемогущества.
   Так или иначе, Горлум, действительно, как предсказал Гендальф, пригодился Фродо и Сэму (и вообще - людям) тем, что не дал Фродо превратиться в подобие Саурона, но куда более мощного: ведь Кольцо Всевластия было бы теперь у него!
   Но оказалось, что всё-таки тягой и тяжестью Кольца Всевластия Фродо был ранен не менее глубоко, чем мечом мертвеца. Беззаботный, весёлый и озорной племянник Бильбо Торбинса превратился в героя глубоко трагического. И если осколок меча был чудом вынут целителями из его плеча раньше, чем дошел до сердца, то от ноющей боли второй раны он так полностью и не избавился - вплоть до отбытия в мир иной на корабле Сэр-дана.
  
  * * *
  
   Так или иначе, утратив Кольцо вместе с пальцем и став свидетелем гибели Горлума, Фродо для всех окружающих останется прежним Фродо. Разве что чуть более грустным, задумчивым, страдающим время от времени мучительными болями и приступами неодолимой тоски. Да ещё иногда он казался окружающим каким-то странно прозрачным. И эта его прозрачность росла...
   Вернёмся, однако, к тому, что последовало непосредственно после извержения и взрыва Ородруина. В сплошных потоках всенастигающей лавы разрушенного вулкана Фродо и Сэм задержались на одном из последних островков камня и пепла. Вот как это произошло: Сэм, оцепеневший от ужаса и потрясения, наблюдает крушение Ородруина и гибель его защитников, позабыв о себе и даже - на какой-то миг - о Фродо, стоящем рядом:
  
   " - Да, это и вправду конец, Сэм Скромби, - промолвил голос рядом с ним. Он обернулся и увидел Фродо, бледного, измождённого и спокойного. В глазах его не было ни смертной натуги, ни безумия, ни страха. Бремя с него свалилось, и он глядел, как в Хоббитании, в былые светлые дни.
   - Хозяин! - воскликнул Сэм и упал на колени. Он забыл, что рушится мир, и сердце его переполнила радость. Нет больше страшной ноши, хозяин спасён, он снова стал самим собой, он освободился! И тут Сэм заметил его искалеченную окровавленную руку. - Бедная рука! - всхлипнул он. - И, главное, нечем перевязать, да и лекарств никаких нет. Пусть бы лучше откусил у меня целую руку. Но с него теперь не спросишь, от него, поди, и пепла не осталось.
   - Да, - сказал Фродо. - А помнишь, Гендальф говорил: "Погодите, может, Горлум ещё зачем-то понадобится". И понадобился: ведь сам бы я не смог уничтожить Кольцо, и всё было бы напрасно, хоть мы и достигли цели. Не надо поминать его лихом! Поручение выполнено, и я больше всего рад, что ты со мной. Вот и конец нашей сказке, Сэм" /там же, стр. 884/.
  
   Поразительны отрешенность, спокойствие и печаль этих слов.
  
  * * *
  
   Друзей, в их последние, предгибельные уже минуты, спасают орлы - друзья Гендальфа. Предшествуют этому сначала - отчаяние западных армий перед лицом неминуемого поражения, затем затмевающий Тьму и гасящий пламя прилёт орлов, ужас, смятение и отступление сил Мордора и столб чёрного дыма над Ородруином. Вот как это происходило:
  
   "...назгулы, взметнувшись, скрылись во мраке Мордора, заслышав неистовый зов из Чёрной Башни; и в этот миг дрогнули полчища Мордора, внезапно утратив напор, и замер их грубый хохот, и руки их затряслись, роняя оружие. Власть, которая гнала их вперёд, которая полнила их ненавистью и бешенством, заколебалась, единая воля ослабла, и в глазах врагов они увидели свою смерть.
   А ополченцы Запада радостно вскрикнули, ибо в глубине тьмы просияла им новая надежда. И с осаждённых холмов ринулись сомкнутым строем гондорские ратники, ристанийские конники и северные витязи, врезаясь, врубаясь в смятённые вражеские орды. Но Гендальф снова воздел руки и звучно возгласил:
   - Стойте, воины Запада! Помедлите! Бьёт роковой час!
   Ещё не отзвучал его голос, как земля страшно содрогнулась. Над башнями Чёрных Ворот, над вершинами сумрачных гор взметнулась в небеса необъятная темень, пронизанная огнём. Стеная, дрожала земля. Клыки Мордора шатнулись, закачались - и рухнули; рассыпались в прах могучие бастионы, и низверглись ворота; издали глухо, потом всё громче и громче слышался тяжкий гул, превращаясь в раскатистый оглушительный грохот.
   - Царствование Саурона кончилось! - молвил Гендальф. - Хранитель Кольца исполнил поручение" /там же, стр. 885/.
  
   Поручение они всё-таки выполнили втроём: Сэм, Фродо и Горлум. Хитрый безумец Смеагорл оплатил своей жизнью спасение Фродо от расчеловечения, а мир Средиземья - от соблазна всевластия. Но пока Гендальф произносил свой ликующий монолог во славу Хранителя Кольца, -
  
   "Фродо и Сэм теряли последние силы. Кое-как добрались они до груды золы близ подножия, но уж оттуда деваться было некуда. Груда эта была островком, который вот-вот сгинет в корчах Ородруина. Кругом разверзалась земля и вздымались столбы дыма. Гора в содроганиях истекала магмой, и медленно ползли на них пологими склонами огненные потоки, надвигались со всех сторон. Густо сыпал горячий пепел.
   - Они стояли бок о бок, и Сэм не выпускал руку хозяина, нежно поглаживая её. Он вздохнул.
   - А что, неплохая была сказка, сударь? - сказал он. - эх, послушать бы её! Скажут как-нибудь так: внимайте Повести о девятипалом Фродо и о Кольце всевластья! - и все притихнут, вроде как мы, когда слушали в Раздоле Повесть об одноруком Берене и Волшебном Сильмарилле. Да, вот бы послушать! К тому же мы не первые, не мы последние, дальше ведь тоже что-нибудь да будет.
   Так он говорил наперекор предсмертному страху, а глаза его устремлялись к северу, туда, где ветер далеко-далеко прояснял небо, ураганными порывами разгоняя тяжкие тучи.
   И зорким орлиным оком увидел их обогнавший ветер Гваигир, кружа над Ородруином и гордо одолевая смертоносные вихри, увидел две крохотные фигурки, стоявшие на холмике рука об руку, а вокруг, трясясь, разверзалась земля и разливалось огненное море. И в тот самый миг, как он их увидел и устремился к ним, они упали: то ли стало им совсем невмочь, то ли задушил их чад, то ли, наконец отчаявшись, они скрыли глаза от смерти.
   Они лежали рядом; и ринулись вниз Гваигир Ветробой и брат его Быстрокрыл, а за ними смелый Менельдор. И в смутном забытьи, ни живы, ни мертвы, странники были исторгнуты из темени и огня" /там же, стр. 887/.
  
   Ещё долго после того, как будет нами закрыта книга, мы не сможем оторвать свой внутренний взор от этой её полуфинальной сцены.
  
  
  * * *
  
   Так что же нам всё-таки рассказали?
  Каждый возьмёт из этой книги по мере его.
   Попробуем несколько отрезветь снова и поговорить о проблеме, над которой Толкиен всерьёз размышляет и которой мы уже не раз занимались.
   Когда Дж.Р.Р. Толкиен писал свои две книги, т.е. в срединные десятилетия ХХ века, для него, по-видимому, были уже окончательно решены вопросы, подвигнувшие его на их написание. Точнее - определившие их центровую мировоззренческую ось. Он чётко знал, что тоталитарные режимы:
   а) не могут осчастливить своих подданных;
   б) возможности и свойства тоталитарных режимов нисколько не зависят от того, какие побуждения движут их создателями: мания злобного единовластия или призрак всеобщего осчастливления. Важным оказывалось лишь одно обстоятельство: и владычествовать из властолюбия, и владычествовать из человеколюбия носители обеих идей жаждали упорно, единолично и абсолютно.
  
   В книгах Толкиена мудрейшие из мудрейших от всевластия наотрез отказались. Не потому, что оно их не соблазняло: мысленно они не раз примеряли его на себя. И сразу же ими овладевала мысль, которая не успела прийти в голову Фродо. Они задумывались над тем, как они будут переделывать мир, т. е. его обитателей, к лучшему.
   Они многое могли предвидеть, ибо прожили к этому времени бессчётные годы и даже века. По сравнению с ними, Фродо был моложе, чем бабочка, вылезающая из куколки и расправляющая свои крылья. Его вёл импульс, а не осознанное намерение. Не смогла помочь ему, очевидно, и мудрость сердца, которой так щедро был наделён Сэм. Фродо приобрёл подобную мудрость лишь после всего пережитого.
   Что же касается тех, кто послал Фродо и Сэма на подвиг, то им хватало и проницательности, и жизненного опыта, чтобы понять: "к лучшему" - это всегда, во всех случаях будет означать "к моему представлению о лучшем". Представлением же о лучшем каждого из своих подданных самые благонамеренные из них просто вынуждены будут пренебречь, даже если очень этого не хотят. Откуда им знать по каждому поводу и в любую минуту мнение и желание каждого из своих подданных? Уж лучше они просто прикажут всем действовать "правильно" (конечно, опять же, не по их, а по своей мерке). Объяснять каждому, почему от него ждут определённого поведения в каждом конкретном случае - невозможно. Благодетелям придётся научиться приказывать. И создать механизмы для принуждения к послушанию их приказам Трудно себе представить, что всем это придётся по вкусу. И тогда, в случаях упорного нежелания некоторых строптивцев жить чужим умом, их головы полетят с плеч вместе со всей своей начинкой. Ведь благодетели хотят им только добра, а они близоруко мешают переустраивать мир правильно.
   Вот одно из доказательств того, что единовластные правители просто не смогут за реальное время узнавать всё им необходимое о своих подданных и перед каждым отчитываться. Не смогут "ни лаской, ни таской". Не увидел же всевидящий Саурон со всеми его бесчисленными рабами, как две крохотные фигурки пробираются в неприступный Мордор! И добрым, и злым диктаторам приходится только набивать на бочку обруч за обручем, пока она не взорвётся изнутри или не будет прихлопнута извне. Альтернатива у правителей (правителя) будет одна: поступать, как все в истории сауроны и саруманы, или от единовластия отказаться.
  
   Представив себе эту картину, мудрые от Кольца отказались заранее. Зная, что, пока есть в мире это Кольцо, большинство властолюбцев не уйдёт от соблазна им овладеть, они решают Кольцо уничтожить. Они видят в нём вещь одинаково опасную и в руках чудовищ, и в руках наивных идеалистов.
   Думаю, что при всей своей одержимости высоким искусством и чистой поэзией, а не публицистической злобой дня, Дж. Р.Р. Толкиен совершенно сознательно сделал огненным стержнем своего эпоса сражение всех племён Средиземья против сил Тьмы, стремящихся овладеть Кольцом всевластия.
  
  
  * * *
  
   Фродо, Сэму, Мэри и Пину предстояло вернуться домой, в Хоббитанию, и увидеть картину, напоминающую последние дни "Хроник Нарнии". Саруман, изгнанный Гендальфом из своих владений, лишенный дара злобного волшебства, собрал в Хоббитании недобитых орков и просто подонков разных мастей, в том числе - местных, и установил там режим, не только тоталитарный, но, пожалуй, концлагерный. Простодушные эпикурейцы-хобби-ты растерялись перед его натиском так, что и не попытались всерьёз ему сопротивиться. Знали они диктатора под именем "Шаркич", не вызывавшим у них сомнения
   Естественно, что Сэм, Фродо, Мэри и Пин, потрясённые покорностью хоббитов пришельцам, произволу, запустению, нужде и страху, царящим в стране, быстро поднимают дух соплеменников, освобождают всех заключённых, организуют боевые дружины и вооружают их всем, что оказалось под рукой или было отобрано у бандитов. Когда же, разогнав наёмников, хоббиты подошли к резиденции Шаркича, то
  
   "В дверях стоял сам Саруман, сытый, довольный, весело и злобно сверкали его глаза.
  Тут-то Фродо и осенило.
  - Шаркич! - вскричал он.
  Саруман расхохотался..
  - Что, имечко уже прослышали? Так мои подданные называли меня в Изенгарде. Видно, любили . Но какая встреча: вы меня разве не ожидали здесь увидеть?
  - Не ожидали, - сказал Фродо. - А могли бы догадаться, что здесь и увидим. Гендальф нас предупредил, что мелкое паскудство исподтишка тебе ещё по силам.
   - Вполне, вполне, - сказал Саруман. - И не такое уж мелкое. Ох и забавно же было смотреть на вас, чванливых недомерков, затесавшихся в свиту новоявленных властителей мира: как же вы пыжились от самодовольства! И думали, что вышли сухими из воды, что заберётесь обратно в свои конурки и заживёте как ни в чём не бывало. Подумаешь, замок Сарумана! Его можно разрушить; хозяина выгнать, а ваш дом - ваша крепость. В случае чего Гендальф вас в обиду не даст.
   И Саруман опять расхохотался.
   - Это Гендальф-то! Да вы отслужили ему - и всё, какое ему теперь дело до вас? Нет, вы, треща без умолку, потащились за ним окольным путём, далеко в объезд своей странишки. Ну, я и подумал, что раз вы такое дурачьё, то надо вас немного опередить и как следует проучить. Времени оказалось маловато, да и людей тоже, а то бы моего урока вам на всю жизнь хватило. Но ничего, может, и хватит, я тут у вас хорошо похозяйничал. Как утешительно мне будет вспоминать, что хоть на вас я выместил свои обиды!
   - Если тебе осталось только этим утешаться, то мне тебя жаль, - сказал Фродо. - Боюсь, пустое это утешение. Уходи сейчас же и навсегда.
   Хоббиты видели, как Саруман вышел их хибары; угрюмой толпой двинулись они к дверям Торбы и отозвались на слова Фродо гневными
  возгласами:
   - Не отпускай его! Его надо убить. Он злодей и кровопийца. Убьём его!
   Саруман с усмешкой окинул взглядом враждебные лица.
   - Убейте, попробуйте, храбренькие хоббитцы; вас, убийц, много скопилось. - Он выпрямился во весь рост, чёрные глаза его грозно сверкнули. - Только не думайте, что я, обездоленный, лишился всей своей колоссальной силы. Кто тронет меня - умрёт страшной смертью. А если кровь моя обагрит землю Хоббитании, земля ваша навеки станет бесплодной.
   Хоббиты попятились. Но Фродо молвил:
   - Да не верьте вы ему! Никакой колдовской силы у него нет, лишь голос его обманывает и завораживает тех, кто поддаётся. Но убивать его я не позволю. Не надо мстить за месть - только зла в мире прибудет. Саруман, уходи немедля!
   - Гниль! Эй ты, гниль! - крикнул Саруман, и из ближней хибары выполз на четвереньках Гнилоуст - точь-в-точь побитый пёс. - В дорогу, Гниль! - приказал Саруман. - Тут опять явились эти красавчики-гос-подинчики, они нас выгоняют. Пошли!
   Гнилоуст поплёлся за Саруманом. А Саруман поравнялся с Фродо, в руке его блеснул кинжал, и он нанёс страшный, молниеносный удар. Но клинок скользнул по скрытой мифрильной кольчуге и обломился" /там же, стр. 956-957/.
  
   Мифрильная кольчуга, как мы видим, не сыграла роли так и не выстрелившего ружья, висящего на стенке от первого до последнего акта пьесы. Она несколько раз передавалась из одних добрых рук в другие и в конце концов спасла Фродо от мести потерпевшего поражение Сарумана. Но передадим слово Толкиену:
  
   "С десяток хоббитов, и первым из них Сэм, кинулись вперёд и швырнули наземь незадачливого убийцу. Сэм обнажил меч.
   - Нет, Сэм! - сказал Фродо. - Всё равно убивать его не надо. И уж тем более нельзя убивать, когда он в чёрной злобе. Ведь он был когда-то велик, он из тех, на кого мы не смеем поднимать руку. Теперь он падший, однако же не нам судить его: как знать, может, он ещё возвеличится" /там же, стр. 957/.
  
   Пожалуй, эти потрясшие, как мы сейчас увидим, Сарумана слова открывают нам всю глубину миропонимания "Фродо-девятипалого" - нового Фродо. Он не так уж долго отсутствовал, но вернулся познавшим безмерность падений и взлётов, не исключённых ни для одного человека. Поэтому он от роли Верховного Судии отказался. И Саруман это понял. Ведь не случайно был он изначально не Сатаной, а "Саруманом Белым", впавшим в соблазн и падшим.
   Отсюда и его реакция на вышеозначенные слова Фродо:
  
   "Саруман встал; он пристально поглядел на Фродо - с почтительным изумлением и глубокой ненавистью.
   - Да, ты и вправду вырос, невысоклик, - сказал он. - Да-да, ты очень даже вырос. Ты стал мудрым - и жестоким. Теперь из-за тебя в моей мести нет утешения, и милосердие твоё мне горше всего на свете. Ненавижу тебя и твоё милосердие! Что ж, я уйду и тебя больше не потревожу. Но не жди, не пожелаю тебе на прощание ни здоровья, ни долгих лет жизни. Ни того, ни другого тебе не будет. Впрочем, тут уж не я виною. Я лишь предсказываю.
   Он пошел прочь, и хоббиты расступились перед ним, побелевшими пальцами сжимая оружие. Гнилоуст помедлил и последовал за ним.
   - Гнилоуст! - сказал Фродо. - У тебя, может статься, путь иной. Мне ты никакого зла не причинил. Отдохнёшь, отъешься, окрепнешь - и, пожалуй, иди своей дорогой.
   Гнилоуст остановился и жалко взглянул на него, почти что готовый остаться. Саруман обернулся.
   - Не причинил зла? - хихикнул он. - Какое там зло! Даже ночью он вылезает только за тем, чтобы поглядеть на звёзды. Тут кто-то, кажется, спрашивал, куда подевался Лотто? Ты ведь знаешь, Гниль, куда он подевался? Ну-ка расскажи!
   - Нет-нет! - съёжившись, захныкал Гнилоуст.
   - Да ладно, чего там, - сказал Саруман. - Это он, Гниль, прикончил Вашего Генералиссимуса, вашего разлюбезненького вождя. Что, Гниль, неправда? Правда! Заколол его, я так думаю, во сне. А потом закопал, хотя вряд ли: Гниль у нас всегда такой голодненький. Нет, ну что вы, куда вам с ним. Оставьте эту мразь мне.
   Диким бешенством загорелись красные глаза Гнилоуста.
   - Ты мне сказал это сделать, ты меня заставил, - прошипел он.
   - А ты, Гниль, всегда делаешь, что тебе велит Шаркич, а? - расхохотался Саруман. - Так вот, Шаркич тебе говорит: за мной!
   Он пнул Гнилоуста - тот всё ещё стоял на четвереньках - в лицо, повернулся и пошел. Но тут случилось неожиданное. Гнилоуст вдруг вскочил, выхватил запрятанный нож, бросился, рыча, как собака, на спину Саруману, откинул ему голову, перерезал горло и с визгом побежал по улице. Фродо не успел и слова выговорить, как три стрелы пронзили Гнилоуста, и он упал замертво.
   Все испугались, когда вокруг Саруманова трупа склубился серый туман и стал медленным дымом, точно от большого костра, и поднялся огромный мглистый облик, возникший над Кручей. Он заколебался, устремляясь на Запад, но с запада подул холодный ветер, и облик стал смутным, а потом развеялся.
   Фродо глядел на мёртвое тело с жалостью и ужасом, и вдруг труп съёжился, обнаружив тысячелетнюю смерть: дряблое лицо стало клочьями иссохшей плоти на оскаленном черепе. Он укрыл мертвеца его грязным изорванным плащом и отвернулся" /там же, стр. 957 - 958/.
   "Не судите, да не судимы будете?.."
   Проникшись непритворно таким мирочувствием, невозможно оставаться на этой Земле, ибо (пока что? Или вовеки веков?) на ней жить не воюя нельзя. Фродо уходит вместе со всеми великими и малыми, причастными уничтожению Кольца и тяге к нему, в светлый мир, где, как он надеется, можно будет не воевать и не властвовать. И этот неведомый, но заведомо прекрасный мир, куда уплывают на корабле Сэрдана Фродо и Бильбо, и все великие их друзья, напоминает царство Эслана и его Отца, куда Золотой Лев уводит души детей Земли и всех добрых обитателей Нарнии - перед потопом, призванным уничтожить падшую планету.
  
  
  * * *
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  VI. ЗЕРКАЛО ГАЛАДРИЭЛИ
  
  
  ...Выходят, входят, жгут огни,
  ........................................
  И в крепости крошатся своды.
  
  Б. Пастернак
  
  
   Припомним: в повествовании о Гарри Поттере зеркало Еиналеж (прочитав название зеркала справа налево, получим "желание") показывало глядящемуся в него то и тех, что и кого он сознательно или подсознательно сильнее всего хотел увидеть. Гарри увидел свою семью и её ближайших друзей. Он обратил внимание на молодого человека, которого долгое время считал самым ненавистным своим врагом, - на Сириуса Блейка. Мальчику успели внушить, что Сириус предал его родителей и фактически стал их убийцей. Может быть, подсознательно Гарри хотел увидеть и его. Но он не помнил его лица и в зеркале его не узнал. Он ещё не скоро его увидит и узнáет правду.
   Рон, нанёсший первый визит зеркалу Еиналеж вместе с Гарри, увидел себя первым учеником Хогвартса, чемпионом по шахматам и по квиддичу, старостой факультета и, вообще, во всех отношениях первым и неотразимым. Мотивом этих мечтаний было не честолюбие (простодушный Рон честолюбием всерьёз не грешил), а страстное желание утереть носы заносчивым братьям, двум близнецам, донимавшим его своими дразнилками. По возрасту они были средними между Роном и тремя старшими.
   Итак, свойством зеркала Еиналеж была способность показывать человеку то, что он больше всего хочет увидеть, то есть выдавать желаемое за сущее. Эта безобидная, казалось бы, игрушка могла быть очень опасной, ибо искажала роль и место человека в мире (как в случае с Роном).
   В Хогвартсе, в кабинете его директора Альбуса Дамблдора, имелось ещё одно весьма своеобразное зеркало. Гарри, оставленный Дамблдором ненадолго в его кабинете, без спроса в него заглянул. Хозяин кабинета не слишком спешил вернуться, и Гарри успел многое увидеть, запомнить, а кое-что даже понять. За этим занятием его и застал возвратившийся Дамблдор. Он не был рассержен самоуправством Гарри Скорее всего он и рассчитывал показать Гарри те перипетии прошлого, в которые счёл нужным его посвятить. В это своеобразное зеркало, в чашу его, Дамблдор складывал много лет картины и мысли своего прошлого и настоящего. Он хранил их в этом своеобразном "архиве" без коррекции услужливой памяти. Ведь память часто исключает из нашего сознания то, что нам тяжело, неприятно или стыдно помнить. Что-либо изменить или перечеркнуть в этом своём "архиве" Дамблдор не мог.
  
  * * *
  
   Итак, миражи зеркала Еиналеж, отражая лишь сокровенные желания глядящегося в него, уводили его прочь от реальности. И это могло быть для него опасным.
   Зеркало в кабинете Дамблдора показывало только прошлое, только то, чего уже нельзя было изменить (что было - то было). Но оно вооружало зрителя-новичка знаниями, в высшей степени ценными: оно обнажало корни текущих событий; оно позволяло ему полнее понять и сознательнее строить своё будущее, подсказывая, чего от кого следует ожидать.
   Зеркало же прекрасной и мудрой Галадриэли Сэму показало, что творится сейчас в его родной Хоббитании. Его почти неодолимо потянуло домой - спасать сородичей и земляков от гнусных насильников. Но Галадриэль спросила его, может ли он покинуть Фродо на его страшном пути. И Сэм, едва не разорвав сердце своё пополам, почувствовал, что оставить Фродо не может. Он поставил своё возвращение в Хоббитанию на второе место после сопровождения Фродо к Ородруину и остался с ним.
   Припомним: Фродо, поколебавшись, тоже решился заглянуть в зеркало Галадриэли. И увидел в нём фрагменты своего будущего, настолько страшные, что стал умолять Галадриэль забрать у него Кольцо.
   Итак, зеркало Галадриэли вызвало очень трудно преодолимую тягу Сэма домой и повергло в ужас Фродо. Но Галадриэль объяснила им, что картины, возникающие в её зеркале, - это предсказание наиболее вероятного будущего, а не окончательный приговор, обжалованию не подлежащий. Чем раньше и чем дальше от цели своего пути человек об этой вероятности узнаёт, тем больше у него останется времени для осмысления и коррекции рискованных ситуаций. Если времени ещё много и цель далека, ты можешь учесть вероятные злоключения и их развязку, используя это знание в своих интересах, отыскивая спасительные уловки, меняя свою тактику.
   Чем короче отрезок пути и времени между вероятностным предсказанием и событием (например, последние часы приговорённого в камере смертников), тем в большей степени предсказание превращается в приговор. Хотя даже в такой ситуации финалы бывают разные.
   Зеркало Галадриэли - альтернатива зеркалу Еиналеж: оно не угодливо и честно показывает человеку то, что способно показать: наиболее вероятный вариант будущего.
   Галадриэль дарит Сэму и Фродо подарки. Первому - для далёкого и счастливого будущего в Хоббитании. Второму - для облегчения его пути к Ородруину. Подчеркнём: она ничего не навязывает им и - тем более - не приказывает. Она только показывает Фродо наиболее вероятные опасности на пути к цели (и то - не полностью, а лишь фрагментарно). А уж как Фродо использует её предупреждения - это его дело.
   Вернёмся к зеркалу Дамблдора. Оно вооружало человека знанием не будущего, а прошлого, причём знанием не вероятностным, а точным, что очень важно для понимания настоящего и будущего.
   Напомним, к слову, что у Дамблдора имелся ещё один инструмент, употребляемый им в самых важных случаях и доверяемый очень немногим. Это была возможность вернуться в прошлое, вернуть туда же всех участников уже совершившегося события и переиграть его так, как считал нужным владелец этого инструмента. В отличие от зеркал, описанных выше, с помощью этого инструмента нежелательные события прошлого начисто аннулировались. О них помнили только те, кто задумал и выполнил операцию.. Всё возвращалось в момент, этим событиям предстоявший. То, что Дамблдор доверил этот чудодейственный инструмент, стирающий старую и образующий новую "петлю событий", Гермионе и Гарри, говорит о его совершенном доверии к ним и о страстном желании директора школы спасти Сириуса Блейка и Клювокрыла. Дамблдор обладал несколько озорным чувством юмора и не любил злых педантов и опасных глупцов, вершителей чужих судеб.
   Возможность путешествий во времени "туда и обратно" и при этом ещё и корректировать сюжет Судьбы - давняя мечта человечества. Сейчас она кажется невероятной, но кто знает, кто знает? Страшно то, что и такую блистательную возможность человек способен использовать для погубления себя и себе подобных.
   Вернёмся, однако, к зеркалу Галадриэли. В не однажды нами уже использованной формуле успеха ("хотеть - знать - мочь - успевать") это зеркало (кроме общедоступного "хотеть"), раскрывает ещё один элемент - знать. Пусть даже и не наверняка, а всего лишь с очень высокой степенью вероятности, но и это чрезвычайно важно: каждый заблаговременно узнающий, что его скорее всего ожидает, в ряде случаев, может успеть обойти опасность или перестроить свою тактику. Об этом мы уже говорили.
   Но существует и такой класс задач, в которых принципиально невыполнимы все условия формулы успеха, кроме первого элемента - "хотеть".
   Впрочем, это "хотеть" тоже изменяет своё содержание, если человек пытается осуществить его противоестественным образом.
   Ещё раз (и весьма упрощённо) повторим вывод, многократно доказанный учёными и философами с весьма различными специальностями и фразеологией. Изберём словарь, наиболее близкий, как мы надеемся, большинству читателей (при желании можно считать его метафорическим).
  
  
   Всевышний создал мир и все его частности как системы самоорганизующиеся и взаимозависимые. Он дал человеку нравственные максимы - постулаты Заповедей. Знающий эти максимы волен поступать не по их кодексу, а по своему выбору. Прижизненно судить его могут по разным поводам, и много раз, и один раз, и справедливо, и несправедливо. Но только один Суд (очень хотелось бы в это верить) будет судить его за всё то, что он принёс в мир. Этот Суд и вынесет приговор, обжалованию не подлежащий.
   Жажда всемогущего единовластия и попытка его построить на крови и костях (а иначе - нельзя и пытаться) - грех непростимый. Было доказано многократно, что для единовластия непосильна формула "хотеть - знать - мочь - успевать".
   Даже если бы некий абсолютный Властитель искренне желал блага своих подданных, и даже если бы он точно знал, чтó ради этого каждый должен делать, более того - если бы его подданные горели любовью к нему и были готовы исполнить все его указания, - в конечном счёте Система оказалась бы неработоспособной. "Нельзя объять необъятное", а число состояний, движений, намерений, потребностей, связей и т.д. и т.п. в большой динамической Системе "общество" в каждый момент времени бесконечно велико. К тому же всё это бесконечное многообразие непрерывно меняется. Можно ли управить такой Системой из одного стоящего над ней Центра? Нельзя. Постепенно в Системе нарастают шумы и сбои. Но добрый Властитель уже привык править, стоя над всеми и всем. Он менять характер Системы не хочет: это было бы равносильно его отказу от единовластия. Такое случается, но крайне редко. Как правило Властитель вскоре забывает о своих благих целях, ибо они несовместимы с тотальным удержанием власти в одних руках. И он изменяет свою стратегию.
   Постепенно всё вытесняется беспощадным насилием, но и это надолго (по историческим меркам) не помогает. Финал - истощение всех человеческих резервов и материальных ресурсов, подвластных насильнику, а затем и его собственный крах, потому что жить и властвовать он способен только силами тех, чьи силы съел.
   Поэтому мудрые от всевластия отказываются, а не отказавшиеся от него - гибнут вместе со своими рабами. В лучшем случае, созданные ими системы распадаются, сгнив на корню.
  
  * * *
  
   Мы глубоко убеждены в том, что наличие этой идеи у всех представленных нами авторов не случайно. Их книги сознательно сражаются с Магнитом всевластия.
   Нарнию Обезьяныч Глум превращает в концлагерь, и Эслан, Сын Царя Вселенной, её предаёт потопу.
   Фродо и Сэм, возвращаясь в Хоббитанию, находят и там концлагерь и уничтожают насильников.
   В обоих примерах концлагерь - не гипербола и не метафора. Речь идёт о самых настоящих и крупных островах "Архипелага ГУЛаг" со всей их режимной спецификой. Трудно себе представить, что их воссоздали в своих книгах люди, никогда тоталитарных империй, их лагерей и прилагерных поселений не видевшие.
   Повествование о Гарри Поттере до конца ещё не доведено. Однако и в нём есть персонаж, который стремится стать бессмертным и всемогущим во Зле. Это Том Реддл, он же - Тёмный лорд, он же - Волан-де-Морт.
   Книги Толкиена и Ролинг трубят в боевой рог - книга Клайва Льюиса предостерегает, играя на органе отходную. Что же нас ожидает?
   То, что мы изберём.
  
  
  * * *
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  СОДЕРЖАНИЕ (рукописи)
  
  
   Пролог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2
  I. Хроники будущего . . . . . . . . . . . . . . . .10
  II. Дети и Сатана, или трактат о выборе 19
  III. И снова - пролог . . . . . . . . . . . . . . . . .50
  IV. Туда и обратно . . . . . . . . . . . . . . . . . . 53
  V. На кромке кратера . . . . . . . . . . . . . . . 67
  VI. Зеркало Галадриэли . . . . . . . . . . . . . . 96
   Содержание . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 101
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЗЕРКАЛО ГАЛАДРИЭЛИ
  
  
  ...Выходят, входят, жгут огни,
  И в крепости крошатся своды...
  
  Б.Пастернак
  
  
  
   Припомним: в повествовании о Гарри Потере зеркало Еиналеж (прочтитав название зеркала справа налево, получим "желание)" показывало глядящемуся в него то и тех,
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"