Лешик Велена Ярровна
Плохой, Хороший, Злой

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ. Грустный. О любви, проклятиях и Лондоне. В нем, кстати, ни разу не была, Яндекс мне был в помощь.

Пой, пой, пой,

Пой ковбой,

Пой пока живой.

Не споёт и не скажет уже ничего,

Лишь мертвец.

Пой, пой, пой,

Пой ковбой,

Плохой, хороший, злой.

А когда будет нужно

Эту песню подхватит свинец

Браво (с)

  - Здравствуй, Петра. Тебе не идет быть блондинкой.
  - Здравствуй, Зейн. В моде светловолосые женщины.
  - Да? А какой сейчас год?
  - 2012. Ты не представляешь, сколько всего изменилось...
  - Возможно. Только ты не изменилась.
  - Возможно.
  - Петра, я устал. Когда ты закончишь все это?
  - Я тоже устала. Но ты знаешь правила игры. И ты знаешь, как выиграть.
  - Ты называешь это выигрышем?
  - Конечно. Твоя Хлоя будет жить.
  - А ты?
  - А я буду жить с тобой.
  - А я?
  - А ты будешь меня любить. Таковы условия сделки.
  - Сколько у меня есть времени?
  - В этот раз сутки.
  - Как я могу найти её?
  - Зейн, ты слишком много от меня хочешь.
  - Хотя бы одну подсказку?
  - Она в этом городе.
  - Спасибо.
  
  Если бы у этого диалога были свидетели, они бы сильно удивились безразличию в голосе женщины и горечи в голосе мужчины. Они бы также сильно удивились, узнав, что эти двое знают друг друга более пятиста лет. Но свидетелей не было, и мужчина ушел никем незамеченный. А женщина... Она продолжала стоять на месте и смотреть в спину ушедшему. Впрочем, это продолжалось недолго. Некоторое время спустя, она развернулась и вышла из темного парка. Щелкнула зажигалкой, прикурив сигарету, и встала возле обочины с поднятой рукой, в надежде поймать такси.
  
  Первая попавшаяся машина приветливо моргнула фарами и остановилась. Опустилось стекло.
  - Девушка, вам куда? - Приятной наружности молодой человек растянул губы в улыбке.
  - Гайд-парк, двадцать долларов.
  - В такое время?! Впрочем, поехали.
  
  Голос Лондона, старинный великан Биг-Бен, вряд ли сумел бы известить женщину о наступлении полуночи - расстояние до того места, где она находилась, не позволяло прогреметь двенадцатью ударами во всеуслышание. Но ей это и не было нужно. Внутреннее чутье подсказало ей об этом.
  Пройдя по извилистым дорожкам до озера Серпентайн, женщина присела на лавочку и приготовилась ждать. Она всегда приходила именно сюда и ждала. Зачем она это делала - никому неизвестно - свидетелей её пути по-прежнему не было. Только ветер ласково трепал ей волосы, и луна светила особенно ярко, как будто старалась отогнать мрачные тени вокруг ночной гостьи.
  Тем временем, уже знакомый нам мужчина ворвался в приемное отделение больницы Сейнт Мэри, своими стремительными движениями привлекая внимание медсестер и пациентов. "Торопится, наверное, к жене" - умиленно подумали они и через несколько секунд уже забыли о произошедшем событии. В Лондоне случается всякое, а уж в больницах - тем более.
  Мужчина же, не сбавляя темпа, несся по коридорам, но, как-то хаотично. Со стороны могло показаться, что он изображает из себя гончую - так смешно он поводил носом в разные стороны, ну, просто вылитая собака на охоте за лисами. Но, посмеяться про себя над странными выходками чудака было некому, и мужчина продолжил свой путь. На третьем этаже он резко остановился возле палаты номер 66 А. Постоял перед дверью несколько секунд, втягивая в себя воздух. Затем зажмурился, как будто тусклый свет больничных ламп мог приносить дискомфорт его зрению. Внезапно открыл глаза и осторожно открыл дверь. В полумраке палаты были видны очертания койки, медицинских устройств и аппаратов. На прикроватном столике стоял поднос со стаканом воды или лекарством. Подойдя ближе, мужчина включил настенный светильник. Горько вздохнул, проведя рукой по своим волосам, и, как будто постарел разом на десяток лет - так была велика его печаль, отчетливо видная на лице.
  На больничной кровати лежала молодая девушка, прикрытая белой, хлопковой простыней до груди. Длинные каштановые волосы разметались по подушкам, шевелясь, будто живые, от прерывистого, тяжелого дыхания больной. Кожа ее светилось той матовой бледностью, которая бывает у людей, страдающих смертельным недугом. На худом, осунувшемся лице девушки остро выступали скулы; тонкие губы казались обескровленными. Не будь ясно, что она действительно жива, а дыхание является первым признаком жизнедеятельности организма, можно было бы подумать, что перед мужчиной лежит фарфоровая кукла, сделанная талантливым и немного безумным художником - так хрупко и невесомо она выглядела.
  Мужчина взял ее за руку и прижал к своей груди; по его бесстрастному лицу нельзя было сказать, что он переживает сейчас сильные эмоции, но, в воздухе улавливалась разлитые горечь и страдания.
  Они были сейчас очень похожи друг на друга - женщина, молчаливой статуей сидящая на лавочке в Гайд-парке, и мужчина, сдерживающий слезы в больнице Сейнт Мэри. Оба напряженно вглядывались во что-то невидимое перед собой и ждали. И в позе обоих чувствовалось одиночество и тоска; такое обычно бывает хорошо видно по пожилым людям, когда они утром выходят покормить птиц или послушать уличных музыкантов. Всегда окруженные шумной толпой, они выделяются, как белые вороны - в их глазах видна бесконечная мудрость и сожаление о прожитой жизни.
  Время шло, ночная мгла потихоньку передавала свои права рассвету. Улицы оживлялись бесконечными людскими потоками, солнце, по-весеннему теплое, радовало прохожих и заставляло их обмахиваться подручными предметами, но прохожие не роптали - сквозь вечный плотный лондонский туман редко увидишь белый день столь ярко. Повсюду слышался шум машин, людских разговоров; разными мелодиями заливались мобильные телефоны, а им вторили радостные птицы - они чувствовали сильнее разлившуюся в воздухе благодать.
  Только в двух местах города было по-прежнему спокойно и кладбищенски тихо - на лавочке около озера Серпентайн и в больничной палате 66 А госпиталя Сейнт Мэри. Но вскоре покой этих безмолвных мест тоже был нарушен.
  В шесть часов утра в палату к умирающей девушке зашел врач на плановый осмотр и несказанно удивился присутствию в комнате визитера. Ведомый прежде всего профессиональной этикой, он подошел ближе к кровати больной и сверил медицинские показания приборов. Затем, неспешно измерил давление и пульс своей подопечной и, только после проведения всех этих процедур, обратился к мужчине:
  - Вы, наверное, родственник бедняжки?
  - Нет, - сухо ответил мужчина, по-прежнему прижимая к груди левую руку девушки.
  - Друг? Муж? - выпрашивал доктор, и, не дожидаясь ответов, продолжил - Разрешите представиться, доктор Хэммстор, я занимаюсь лечением мисс Винтер.
  - Зейн Доусон, друг Хлои.
  Доктор Хэммстор был человеком проницательным и непременно заметил, что мистер Доусон с большим неудовольствием поддерживает разговор. Но, будучи также человеком, щепетильным в вопросах медицины, счел своим долгом выяснить, кто же этот названный друг его пациентки и что он тут, собственно говоря, делает. Не успев произнести речь, достойную полицейского офицера, доктор был прерван Зейном Доусоном.
  - Доктор, что с ней?
  В голосе мужчины впервые появились горестные эмоции, и, вздохнув, доктор решил отложить допрос на потом. В конце концов это всегда можно перепоручить медсестрам. Ему стало жалко мистера Доусона и он, видя неподдельное страдание на лице собеседника, счел своим долгом смягчиться.
  - Видите ли, Зейн, можно я буду вас так называть? Мисс Винтер умирает, у нее рак четвертой степени. К сожалению, мы уже поздно это обнаружили. Ее доставили к нам в больницу вчера поздно ночью уже в бессознательном состоянии. Искренне сочувствую вашему горю, но, мужайтесь, в ближайшее время ее не станет.
  При этих словах мужчина вздрогнул, как будто его ударили. Доктору стало неприятно находиться рядом с чужим горем, и, со словами: "можете оставаться здесь, сколько хотите" он вышел из палаты. Внутри мужчины поселилось саднящее чувство утраты, как будто он только что лично погубил молодую девушку. Решив прогнать эти ужасающие в своей навязчивости эмоции, доктор отправился в ординаторскую, надеясь взбодриться за утренним чаем с молоденькими медсестрами.
  После его ухода в палате номер 66 А снова появился полог безмолвия, изредка прерываемый хрипами больной. Зейн Доусон некоторое время сидел еще в неподвижности, затем наклонился и приблизился к лицу девушки. Если бы в палате шумел вентилятор или были открыты окна, да так, чтобы был слышен шум на улице, разобрать то, что произнес мужчина не представлялось бы возможным. Но тишина сыграла хорошую службу и были отчетливо слышны слова склонившегося над больничной койкой.
  "Знаешь, я не думал, что в этот раз будет так мало времени. Несправедливостью мне кажется и то, что я не могу взглянуть тебе в глаза. В прошлые разы было по-другому, правда? Помнишь, в 1650 мы успели провести вместе целый месяц в пригороде Лондона, прежде, чем ты ушла от меня из-за лихорадки. А в конце восемнадцатого века у нас было только несколько недель счастья. Всегда жалел, что мне тогда не удалось лично убить того грабителя. И никогда не забуду, как ты лежала у меня на руках, истекая кровью... Впрочем, что я о грустном? Представляешь, Петра - блондинка. Ей совсем не идет такой цвет волос, но она сказала, что сейчас так модно. Впрочем, что я о Петре? Любимая, обещаю, в следующий раз я найду тебя быстрее, чтобы чуточку больше подержать тебя в своих объятиях. Я чувствую, как твое сердце замедляет ход, скоро тебя не станет. Меня не станет. Прости, что я снова о ней, но мне сейчас даже немного жаль Петру. И прости еще раз, за то, что я уйду. Мне кажется, она находит себе хоть какое-то утешение в том, что мы вместе в смерти"
  После сего странного монолога мужчина легонько, прощаясь, поцеловал девушку в губы. Резко выпрямился, развернулся и быстрым шагом вышел из палаты. Возвращающийся из ординаторской доктор Хэммстор хотел было остановить друга своей пациентки, но, видя в каком тот настроении идет к выходу, передумал, философски рассудив, что он вряд ли сможет помочь чужому горю.
  В полдень этого прекрасного, теплого, весеннего дня в парке возле озера Серпентайн на лавочке взявшись за руки сидели двое - мужчина и женщина. Мужчина сидел, понурив голову, женщина вглядывалась в безмятежную гладь озера.
  
  - Петра?
  - Да?
  - Представляешь, в этот раз совсем чуть-чуть времени. Рак. Она даже не сказала мне ни слова.
  - Зейн?
  - Да?
  - В этот раз я тебе даже сочувствую.
  - Спасибо.
  
  Снова молчание окутало их фигуры.
  
  - А помнишь, как все начиналось?
  - Помню, - по губам мужчины скользнула и тут же пропала легкая усмешка.
  - И я. Картинки из прошлого стоят у меня перед глазами, как будто наяву.
  - И что ты видишь?
  - Наше знакомство. Нашу первую встречу наедине, без присмотра всех этих гувернанток. Помню все-все подаренные тобой цветы. А ты?
  - Я? Помню, как ты мне в первый раз улыбнулась. Ты была такая смешная, такая нелепая в пышном цветастом платье. Ты тогда была брюнеткой. Мне нравились твои волосы.
  - А еще?
  - Ты правда хочешь это услышать?
  - В этот раз - да, хочу.
  - Я помню, как ко мне приехала Хлоя. Помню, как влюбился в нее. Помню, как расстался с тобой. Помню, как ты уколола мне палец и прошептала заклятие. Кстати, что за странный набор слов? Мне показалось, что я слышал латынь. Помню, как Хлоя умерла, а потом вместе с ней и я. Помню свое удивление, когда снова открыл глаза и обнаружил, что очутился в незнакомом мире. А уж как я удивился, когда обнаружил и тебя и Хлою.
  - Да, я тоже тогда была сильно удивлена. Зейн?
  - Да?
  - А ты правда меня никогда не любил?
  - Правда.
  - Знаешь, я не думала, что мое проклятие исполнится именно так. Я хотела, чтобы умерла она, а ты был со мной. А получилось, что пока ты не полюбишь меня, мы будем умирать все вместе...
  - Не переживай, Петра. Может быть, через тысячу лет я смирюсь с этим. И мы снова будем вместе.
  - Ты обещаешь?
  - А ты так сильно меня любишь?
  - Я всегда буду тебя ждать.
  
  Ровно в десять часов вечера лавочка близ озера Серпентайн, что находится в Гайд-парке странным образом опустела. Только что были видны силуэты мужчины и женщины, и вдруг, все пропало. Вместе с этим в больнице Сэйнт Мэри из палаты 66 А исчезла некая Хлоя Винтер, по медицинским документам значившаяся умершей в 21.59 по местному времени. Отсутствие первых не принесло в этом мире никаких изменений, а вот пропажа трупа молодой девушки еще долго будоражила общественные умы Лондона. Небезызвестный нам доктор Хэммстор некоторое время пребывал в недоумении, но все плохое забывается быстро, а его личная вина в произошедшем доказана не была. Изредка доктор вспоминал странного друга умершей, но с каждым разом воспоминания становились все туманнее и противоречивее, что, в конце концов, доктор сдался и перестал думать об этом трагическом случае. Ведь в Лондоне случается всякое, а уж в больницах - тем более.
   *******************************************
  Ровно сто лет спустя, Лондон, в окрестностях бывшего Гайд-парка, лавочка возле засыхающего озера Серпентайн
  
  - Здравствуй, Петра. Я скучал.
  - Здравствуй, Зейн. Я тебя ждала.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"