Нойзер В.. Природа и понятие

Опубликовано ::: Published ::: verЖffentlicht:

http://www.nbuv.gov.ua/portal/Soc_Gum/Fkzh/2009_33/Zmist%20FKG_33_2009.htm

Вольфганг Нойзер

Природа и понятие

Исследования становления теории и истории понятия от Ньютона до Гегеля

Wolfgang Neuser.

Natur und Begriff.

Stuttgart-Weimar, Verlag I.B. Metzler, 1995, s. 256.

ISBN 3-476-01281-6
Автор настоящей монографии - доктор философии, по образованию физик-теоретик, изучал физику, астрономию, историю науки и философию в университетах Тюбенгена, Мюнхена, Гейдельберга и Касселя. В настоящее время является профессором в университете Кайзерлаутерн. Научные интересы сосредоточены в области истории и философии естествознания и техники, философии образования, истории философии. Сотрудничает с Научным центром университета в Касселе и католическим университетом Порто Алегре в Бразилии. Имеет большое количество публикаций, из которых особенно выделяется рассматриваемая монография. Уже подзаголовок данной монографии ориентирует на те временные рамки, то есть XVII-XIX века, когда формировался теоретический объект природы, чему и посвящена монография. Книга снабжена библиографическим и справочным аппаратом.

Вольфганг Нойзер. Природа и понятие
Подзаголовок: " Исследования становления теории и истории понятия от Ньютона до Гегеля".

Перевод с немецкого:

Смотрицкий Е.Ю., к.ф.н. (http://www.smotrytskyy.narod.ru/)

Редакция перевода:

Грюнауэр А.А., д.т.н., проф. (http://www.grunauer.narod.ru )

Шубин В.И., к.ф.н., проф. (http://www.vasiliy-shubin.narod.ru )

Посвящаю Николаю и Валентину

Содержание

Предварительные замечания к теории истории понятия

-- Теоретико-познавательная проблема.

-- Логическая проблема.

-- История понятий - теории развития науки.

-- История науки.
а) Революционные перемены в науке.
в) Эволюционные изменения в науке.
с) Теория эпох.
d) Дальнейшее развитие и противоположные концепции.

-- Развитие науки посредством развития понятий.

-- Об изучении данной книги.

Глава I

Philosophiae Naturalis Principia Mathematica Исаака Ньютона

(Математические начала натуральной философии Исаака Ньютона)

I. Ньютоновские Начала и аспекты (до-)ньютоновского понятия силы.

II. Методология Ньютона.

Глава II

Язык как фундаментальное (LetztbegrЭndung) обоснование естествознания.

От французского Просвещения к Идеологам.

I. Кондильяк и Кондорсе, Кабанис и Дестут де Траки.
II. Монж, Лавуазье, Ампер и Ламарк.
III. Выводы.

Глава III

Поиски содержательного значения. Плодотворные противоречия в понятии "сила" в XVIII столетии.

I. Ньютоновская планетарная теория.
II. Популяризация во Франции и Германии.
III. Математизация и обобщение понятия "сила".

Глава IV

Метафизика как фундаментальное (LetztbegrЭndung) обоснование. Научная система Даламбера и физика Ньютона.

I. Система знания.
II. Система наук.
III. Метафизика как фундаментальное (LetztbegrЭndung) обоснование научного опыта.

Глава V

Познание в согласии с Разумом. Трансцендентально-философское обоснование Кантом физики Ньютона.

I. Естествознание и формы возможного познания.
II. Система наук: логика и опыт.
III. Природа.
IV. Результаты.

Глава VI
Традиционные направления. Обоснование (LetztbegrЭndung) в натурфилософии от Ньютона до Гегеля.

-- Проблема обоснования (LetztbegrЭndung) в естественнонаучной и математической теории Ньютона.

-- Теории эфира Эйлера, Бюффона и Лесажа.

-- Метафизика как фундаментальное (LetztbegrЭndung) обоснование у Даламбера.

-- Метафизические начала естествознания Канта.

-- Натурфилософия у Шеллинга - системная концепция как фундаментальное (LetztbegrЭndung) обоснование.

-- Логика понятия как фундаментальное (LetztbegrЭndung) обоснование у Гегеля.

-- Заключение.

Глава VII

Спекулятивная динамическая физика. Метафизика природы Шеллинга на фоне химии Лесажа.

I. К истории химического сродства (AffinitДt).
II. Essai de Chymie (Очерки химии) Лесажа.
III. Натурфилософский метод Шеллинга.

Глава VIII

Логика понятия. Гегелевская натурфилософия как метафизика природы.

I. Постигающий и индуктивный вывод в естественнонаучном мышлении.
II. Необходимость и внутренняя логика понятия.
III. Вывод в Гегелевской логике (Schlußlogik) и его применение в естествознании и в философии природы.
IV. Философия Гегеля как следствие последовательного неоплатонизма.
V. Пример на основе понятия силы.

Глава IX

Методы познания математической философии природы. Критика Шлейденом отношения к естествознанию Шеллинга и Гегеля.

I. Шлейден против Шеллинга и Гегеля.
II. Размышления Шлейдена о методе.
III. Спорные подходы Шеллинга и Гегеля.

Глава Х

Заключительные соображения. Природа и Техника.

I. Природа и техника в настоящее время.
II. Понятие природы от Ренессанса до Просвещения.
III. Современные представления о природе.

Использованная литература

Указатель источников (Quellennachweise)
Указатели (именной и предметный).

Предварительные замечания к теории истории понятия

Науки классического естествознания Нового времени возникают с претензией на то, что их теории делают возможным полное познание природы. Правда эта претензия выполнима не сразу, поскольку отсутствуют исследования и достижения и необходимы уточнения теорий, но кажется, что это достижимо, по меньшей мере, в течение дальнейших исследований. У этой исследовательской программы есть, по крайней мере, одна константа для классического естествознания Нового времени: научно-методологическая программа Ньютона (1642-1727). На неё ориентируется математическое естествознание до сегодняшнего дня. Также дисциплины, чьи предметы не относятся в прямом смысле к физике, такие как химия, биология, частично гуманитарные и социальные науки, часто считают своим методологическим идеалом естественнонаучную программу Ньютона. Эта программа должна быть интерпретирована с достаточно большой гибкостью в толковании ее основных понятий. Гибкость основных понятий может быть понята посредством осмысления их содержательных значений: уже в XVIII и XIX вв. даже для основного ядра физических дисциплин, для которых программа Ньютона была сформулирована в прямом смысле, нельзя говорить о содержательном постоянстве теоретических допущений. Скорее основные понятия физики Ньютона сами должны быть подвержены в любое время модификациям и подлежат в каждой интерпретации модифицированному толкованию. Сдвиги в значениях понятий естественнонаучных теорий как раз и составляют развитие естествознания Нового времени. Такие сдвиги в значениях оказываются в XVIII и XIX вв. в центре дискуссий между естествознанием и философией. Эти изменения в естественнонаучных теориях и понятиях составляют эмпирический материал, по которому мы можем изучать, как преимущества и коннотации (Vorgaben und Konnotationen)? естественнонаучных понятий накладывают отпечаток и настойчиво определяют наше обращение с природой и нашу оценку природы. Именно это мы попытаемся исследовать в настоящей работе. На примерах будет изображено развитие естествознания Нового времени, и в предварительных замечаниях к теории истории понятий будут исследованы общие условия для научного представления с философской целью, которые сводят законы развития науки к развитию понятий научных теорий.

-- Теоретико-познавательная проблема

Что является предметом натурфилософии, а что естественнонаучного мышления? Научным предметом философии является мышление. Предметом философской мысли, таким образом, является мышление как таковое. Предмет этого философски мыслимого мышления может быть или дух и его продукты или внешние по отношению к духу предметы, природа. Естественные науки наоборот имеют своим прямым научным объектом предметы, внешние по отношению к духу. Их объектом не является размышление о внешней природе. Натурфилософия рассматривает мышление, поскольку оно мыслит предмет, который является внешним для духа. Мышление при этом всегда выполняет задачу сделать возможным ориентацию человека в мире. Поэтому в имеющихся философских исследованиях научным предметом является мышление как таковое, которое в общем и целом осмысливает предметы природы; наш научный предмет есть мышление, которое осмысливает объект природы или явление природы.

Мы находимся в мире, который сам по своему существу и явлению есть динамический процесс, в котором нет никаких прочных и неизменных структур или твёрдого фундамента. Мир, который мы узнаём как целое, которое состоит из многочисленных объектов, есть лишь следствие из структурных образований, которые непременно возникают в нашем мышлении о мире. Сущностью мира является перманентное становление. Мы осваиваемся в том, в чём мы на основании нашего представления о мире - интуитивно или рефлексивно - выводим закономерности и из этого предвосхищаем дальнейшие следствия и конструкции, или лучше сказать: создаём проект. Эти закономерности составляют наши понятия о мире. Они вылились в понятия. Мы имеем содержание понятия в тот момент, когда мы называем некое понятие. Закономерность и долговременность? мира, постоянно находящегося в процессе, мы не высказываем, но явно имеем ввиду. Восприятие закономерностей мира происходит на фоне (vor dem Hintergrund) некоего до-чувственного, до-рационального и до-понятийного созерцания, некоего воображения, которое является неким продуктивным взглядом о мире и представляет данный опыт на фоне до-понятий (Vorbegriffen). Это до-чувственное и до-рациональное воображение о мире не следует, конечно, понимать в смысле силы воображения, которая представляет себя как нечто, что всегда уже было до неё здесь, но как силу воображения в том смысле, что она сама формируется с осознанием мира как наглядное сознание. Это воображение представляет образную (но не чувственную) и до-понятийную предпосылку познания. Это до-рациональное и до-понятийное созерцание представляет (darstellt) интеллектуальное присутствие образов, которое представляет (reprДsentiert) до-понятийные концепты. Оно есть до-рациональное сознание, поскольку сознание еще не произвело никакого дифференцированного единичного определения мира и понятий о мире. Это как бы структурированное, но ещё не дифференцированное образное восприятие мира в комплексной связи при помощи доставки и предварительного формирования в момент концентрированного внимания. Это до-рациональное созерцание не является ир-рациональным. Образы и общая картина до-рационального сознания не имеют четких контуров, поскольку контуры и границы появляются лишь со способностью понимания отличать, определять, логически связывать и ссылаться на образ до-понятийного созерцания. Рациональное мышление структурирует диффузный предмет образного сознания и тем самым создает понятие. Эти понятия всегда уже связаны с чувственными знаками. Созерцание здесь всегда является одновременно с понятиями. Отдельные понятия представляют чувственные отрывки из картины, которую имеет до-рациональное сознание в данный момент. Они являются отрывками из целостного мышления. Понятия и их внутренняя логика образуют наше мировоззрение в мышлении. Понятия как результат некой логики мышления являются интерсубъективными и в этом отношении для какого-то времени и какой-то эпохи в некоторых границах являются общепринятыми. Границы их общего признания находятся в логике самих понятий. Некая совокупность таких понятий составляет наши теории, которые сами вместе с тем являются отрывком из общей картины до-рационального сознания, хотя и более обширные, чем единичные понятия. Картины мира и теории нацелены на то, чтобы постигнуть это целое общей картины до-смыслового и до-рационального сознания.

Поскольку до-рациональное до-понятийное созерцание представляет основание для мышления, границы значения понятий, относящихся к предмету этого воображения, могут разниться как для целых эпох, так и для отдельной эпохи. Тем не менее, основные структуры привязаны к условиям логических закономерностей и в этом отношении наследуются для любой эпохи и в любую эпоху. Понятия следуют некой внутренней логике, которая определена при помощи того, что определенная граница и ограниченное содержание значения согласовываются друг с другом. Форма и содержание понятия с одной стороны должны согласовываться, для того чтобы наполнять направленность воображения, но с другой стороны они из-за этого никогда не могут обойти исключения, которое должно стать понятием. Подобные понятия из-за до-понятийного созерцания и заключенного в нем неопределенного образа могут иметь варьируемые исключения. Эти возможные разграничения (Ausgrenzung) являются скрытым и невыраженным содержанием значений и относятся к скрытой внутренней логике понятия. Эти разграничения могут и должны быть на систематической основе исторически определены. В этом заключается реакция понятийного мышления на то, что предмет воображения неограничен и поэтому не может быть постигнут. Полное познание, особенно того, что является "абсолютно-другим" для разума - природы, в некоем объективном смысле никогда невозможно. Объект понятия постоянно стремиться уклониться от понятия. Поступательное дифференцирование понятия есть попытка мышления противостоять этому уклонению объекта.

Но объект принципиально не может быть постигнут, поскольку объекты, которые составляют мир, находятся в сознании в процессе и поэтому воображение содержит размытые образы, которые должны быть определены лишь через понятие. Поэтому диалектика понятия, которая представляет постоянное дифференцирование внутренней логики понятия, является следствием процессуальности (Prozeßhaftigkeit) мира. Или если сказать иначе: поскольку мы не можем иметь несомненного знания о мире, мы интерпретируем зондирующую попытку узнать мир и постигнуть это в понятии, как будто оно равно процессуальности мира.

-- Логическая проблема

Поскольку объект избегает постижения, которое всё же обнаруживается и стремится учесть это уклонение, понятие содержит скрытые части, которые не поддаются формулировке. Они дают ответ на невозможность полного познания. Эта скрытая часть понятия нуждается в интерпретации. Способом толкования скрытых компонентов понятия являются диалектические экспликации понятий. Теории являются комплексной передачей по возможности всех понятий некой интерпретации мира. На уровне теорий даётся ответ на вопрос о единстве мира и логичности мышления. Поскольку мир находится в процессе постоянных изменений, мышление, для того чтобы постигнуть до-понятийное созерцание мира, может реагировать только логическим проектом мира. Логика проекта является логикой понятий, которые в постоянном процессе самоопределения стремятся избежать само-уклонения находящегося в процессе объекта. Если мир всегда есть один и тот же, то это потому, что наш проект мира всегда следует одной логике. Все же хотя отдельные понятия могут быть различными, но они всегда следуют той же логике проекта. Отличие понятий заключается в находящемся в них различном разграничении образа из до-рационального, до-понятийного созерцания. Поэтому различным эпохам даны различные понятия, то есть существуют различные разграничения понятий. Правда есть некое самостабилизирующее отношение между нашим проектом в понятиях и историческими и социальными условиями контекста эпохи. То, что мы наблюдаем как развитие наук, фактически есть развитие этого разграничения понятий. Понятия и их разграничения следуют одним и тем же логическим законам, которые повторяются во все эпохи. Это не индивидуальное восприятие, которое доставляют нам теории о мире, а переходящие понятия и логика, лежащая в их основе, с помощью которой мы творим наш образ о мире. Тем не менее, вопреки принуждению к разграничению в историческом развитии нет никакой цели у процесса познания. Представление об итеративном приближении к некой будущей цели человеческого познания есть ничем не обоснованная фикция. В нужное время в совокупности понятий всегда есть всё - даже если это неявно выражено в единственном понятии. Поэтому также не всегда имеется в распоряжении весь комплекс значений. Только то, что эксплицитно охвачено понятием, делает возможным рациональное обращение с миром. Прогресс происходит не в смысле обогащения (Anreicherung).

Прогресс всегда наступает только как реорганизация структур понятий существующих картин мира, или как потребность усилить значение других значимых компонентов понятий на основании изменившегося опыта.

Логика проекта должна решить две задачи: с одной стороны она должна постигать как целое целость (Ganzheit) бесконтурного образа, который есть предмет до-рационального до-понятийного созерцания. Она решает это при помощи некой протестной (rekursive) логики, в которой целое оказывается как матрица разнообразных определенностей, которые со своей стороны конституируются во взаимном отношении друг с другом, с целым целым и самим собой. С другой стороны мышление нуждается в линеаризации аргументации и редукции к простым определениям, т.е. к границам образа нашего до-смыслового и до-рационального сознания о мире в отдельном кадре, который мы имеем как понятия. Таким образом научное мышление, во-первых, выступает как интерпретация в до-понятийном созерцании вплоть до того, что связано с определенной методикой интерпретации, а с другой стороны связано с разграничением внутренней логики понятий некой аналитической линейной методики. При этом протекают две методические тенденции навстречу друг другу и должны рассматриваться одновременно как дополняющие друг друга: намерение полностью и корректно описать мир как целое выполняется в понятии в форме позитивных определений понятия и дифференцирование принимается в расчет благодаря разграничению (Ausgrenzung) всего остального. Понятие, таким образом, есть целый, поддающийся описанию мир, который выражается либо в позитивном значении понятия, либо в негативном исключении. Одновременно ограничения на определения понятия как позитивного содержания понятия есть редукция к категориям, структурированным в линейную последовательность. Стремление к восприятию целого образа до-понятийного созерцания ведет к некой модели тождества для внутренней структуры понятия. Информационная редукция ведёт к аналитическому рассмотрению мира. Логика проекта при этом ставит в начало вместо онтологического и метафизического абсолюта некое чисто формальное целое. Циклическая саморефере?нция (SelbstreferentialitДt) тематизируется точно также, как линейная последовательность аргументации. Мышление есть, таким образом, некое начертание мира и тем самым возможных следствий поступков в мире под воздействием закономерностей мира - точнее: начертания закономерностей мира. Это мышление должно следовать некой формальной процедуре, которая, анализирующая целое и одновременно удерживающая целое, должна производить некую линеаризацию отношений уровня аргументации, которая конституирует целое, но которая должна воспринимать эту линеаризацию одновременно только как недостаточный проект целого и должна разыгрывать неограниченно элементы целого в их возможных комбинациях, поскольку конституция целого могла бы быть достигнута только в этой бесконечной комбинаторике. Только многообразие всего (бесконечно) возможного было бы самим целым. Логика проекта состоит в том, что наше мышление подлежит неизбежному обволакиванию (Bezogenheit) смысловыми связями, которых мы не можем избежать и которые постоянно вынуждают нас определенным образом структурировать мир. Это вынуждение заключается в некой логике, которая с одной стороны является рекурсивной (rekursiv), а с другой стороны на неё наложен отпечаток исторически обусловленного восприятия понятия. При этом предпринимается попытка сделать операбельным неопределенное целое с помощью разума через членение. Продуктивное до-понятийное созерцание дифференцирует прежде недифференцированную картину мира. Это отношение между недифференцированным целым, картиной, и разумными членениями составляют то,

что определяют как рекурсивную логику саморефере?нции (SelbstreferentialitДt) элементов и целого. Рациональное мышление и образ оказываются, таким образом, друг с другом согласованными и самоорганизованными. Логика проекта должна учитывать ту недопонимаемость (Nicht-Verstehbarkeit), которая состоит в том, что понятия всегда являются лишь фрагментами целого и, следовательно, на границах понятий остается принципиально необъяснимая область. Возможность сдвига логических границ содержания значений открывают нам наши исторически возможные действия и деятельность: мы можем целое также по иному разделять на части, но мы не можем в этом отношении поступить иначе, чем разделять. Логика разделения является неизменной.

Какую объяснительную ценность имеет такая интерпретация научного мышления? Мир в его сложности не позволяет объяснять себя непосредственно в рамках некой статической закрытой системы или комплекса теорий во всех его аспектах. Скорее необходимо проводить размежевание принципиально соответственно определяемому понятию неохваченной части действительности. Это различие между определенностью (Bestimmtheit) и неопределенностью (Unbestimmtheit) в понятии есть основание для некой закономерности при развитии понятий, которая состоит в том, что понятие постоянно содержит в себе свою границу и тем самым противоречие себе самому. Над этим определением границы может проводиться оценка содержания, содержащегося не в этом понятии, а ему дополнительном и тем самым тогда можно совершать необходимую соотнесенность ограниченного и специфицированного понятия на целостность действительности. Этот диалектический метод означает, что соответственно дополнительное однозначно обратимое аналитическое содержание значения понятия одновременно мыслится со структурой, которая отвечает за то, что негативно должно быть исключено. Тем самым одновременно мыслятся понятийное содержание и границы понятия. Таким образом, диалектика здесь есть попытка постигнуть принципиально недоступную пониманию действительность как логически возможную действительность, тем, что она описывается ex negativo и одновременно позитивно интерпретируется как содержание значения понятия. Исключение из логически специфицированных значений понятия понимается как граница понятия, которая является частью понятия.

По этим причинам имеет смысл исследовать, как развиваются понятия в истории мысли и как они в течение исторических эпох разграничиваются. История понятий рассматривает как бы эмпирический материал, который мы можем изучать, согласно каким законам разворачивается мысль внешних предметов и как логически функционирует наука. Наука является институционализированной системой некоего рационального ограничения в пределах бесконтурных (konturenlos) образов нашего до-рационального (vorrationalen) сознания, которые ведут к понятию. Само собой разумеется, это не является саморефлексией (Selbstsicht) наук классического пост-ньютоновского периода. Скорее наука Просвещения, владеющая соответствующим методом, полагает, что может полностью теоретически постигать мир и с помощью индукции в состоянии полностью познавать. Рассуждения к теории истории понятий напротив являются попыткой выработать независимо от них собственную точку зрения (Selbstsicht) на историческом материале фактических изменений миропонимания (естественных) наук Нового времени.

-- История понятий - теории для развития наук

Что означает история понятий? Значение истории понятий можно взять в некотором тривиальном смысле и этот смысл представить в понятийном рассмотрении изучаемого понятия в его значении для различных времён. Тогда история представляла бы собой очерёдность событий, которые не следуют никаким закономерностям. Для этого не требуется никакой тезис об историческом развитии знания и науки. Правда, тогда, пожалуй, как результат имелось бы дескриптивное описание культурных связей с точки зрения определённого времени. Если обсуждаемое особое понятие является центральным для миропредставления своего времени, мы могли бы тем самым при определённых условиях постигнуть некую одномоментную идентичность времени. В качестве примера для этого можно было бы предложить понятие силы XVIII в. Почти во всех сферах жизни, как в естествознании, включая медицину, биологию, химию, гидродинамику, магнетизм, учение об электричестве вплоть до эстетики, этики, психологии, психофизики и даже физикотеологии это понятие наложило решающий отпечаток на понимание мира. Для сравнения можно было бы привести для соответствующего времени понятие эволюции для XIX в., понятие относительности для начала XX в. и самоорганизации для уходящего XX в. Но история понятий также может быть связана с очень сильно нагруженными теорией притязаниями, например как специальные методы исследования истории науки.

Некий концепт, в котором история понятия понимается как обнаружение закономерности истории науки, берёт начало от химика и историка Вильгельма Оствальда (1853-1932). Он определил задачу описания истории науки тем, что он связал с ней требование быть такой же научной дисциплиной, которая считается рациональной наукой. Как в каждой науке есть при этом - согласно Оствальду, - три стадии развития контекста открытия (des context of discovery): с одной стороны сбор и упорядочивание данных, а с другой - интерпретация данных некоторой теорией. Он пишет:

"Важность этой первой стадии работы находится вне сомнения, ведь без знания, в сущности, нельзя искать согласованности (эbereinstimmenden)... но также из этого собрания материала появляется возможность узнать согласованности отдельных случаев относительно каких-нибудь общих отношений, тем самым начинается вторая стадия, которая состоит в разработке согласованностей (эbereinstimmungen)... Существенным всегда является общее, а степень общности характеризует также степень важности".

Оствальд продолжает в 1887 г.:

"В развитии каждой науки следует различать три ступени. Первая состоит в узнавании объектов, вторая - в их систематической упорядоченности, а третья - в установлении общих законов, которым они подчиняются. Эти ступени достигаются не так, что после полного определения с первой берётся вторая и так далее. Наука продвигается вперёд не сплошным фронтом".

Оствальд идёт ещё дальше в том, как представляет себе ход истории науки (1909): в соответствии с этим протекает закономерный ход наук в историческом течении очень близко с "логическим развитием в смысле постоянного обобщения и углубления проблем". Причина этого, согласно Оствальду, находится во "внутренней предпосылке научного исследования".

Утверждение, что исторический анализ отдельных понятий естествознания одновременно влечет за собой последствие логической реконструкции понятий, имеет ряд веских импликатов (Implikate) (скрытых составляющих - прим. ред.). Оствальд говорит о "закономерном ходе науки", т.е. о развитии наук в соответствии с одним или многими законами, которым следует история. Это значит, во-первых, что Оствальд предполагает, что есть вообще некое развитие истории, и, во-вторых, что логическое развитие связано с постоянным обобщением и углублением проблем. Логическое развитие науки, таким образом, тесно связано, согласно Оствальду, с образами действий самого естествознания. Естественные науки в соответствии с эти, по-видимому, постоянно ведут свои понятия к обобщению, то есть расширяют содержание значения и область применения своих понятий. Оствальд видит в этом углублении проблем саму науку. Это можно понимать так, что дифференцированность (Differenziertheit) понятий увеличивается и вместе с тем проблемы, которые тематически возникают, более точно согласуются с понятиями, чем это было возможно до того с менее дифференцированными понятиями. "Менее точные понятия" означают, что ряд эмпирических случаев первоначально выражается в понятии, но потом видят, что рассмотрение случая, и особенно это касается предсказаний на основании понятий, не может происходить в соответствии с процедурой, предусмотренной для данного случая. Постоянное обобщение имеет свои границы там, где наступила однородность (HomogenitДt) смыслового содержания понятия.

У Оствальда, таким образом, мы находим два типа условий для истории понятий, которые мы должны учитывать: во-первых, такие предпосылки, которые имеют дело одновременно с образом действий науки определённого времени. Мы должны обдумать, как продвигается наука в определённое время. Это мы должны исследовать для каждого момента времени нашего рассмотрения истории понятия, и одновременно от ответа на вопрос, есть ли общий образ действий наук всех времён, зависит, можем ли мы рассматривать историю понятий в некоем выразительном смысле как теорию развития наук.

Только тогда, когда мы можем сказать для каждой науки, что она работает над уточнением своих понятий, только тогда есть история понятий. Во-вторых, мы имеем некий тип предпосылок, который диахронно связан с возможностью развития истории. Только если мы имеем, по крайней мере, определённую непрерывность в истории естествознания, имеет смысл констатировать развитие в уточнении понятий. Но только тогда мы должны также предположить закономерность истории и выявить её.

-- История науки

В последние годы были предприняты многочисленные попытки выявить закономерности в развитии естествознания. В этих попытках объяснения должны быть найдены структуры, которые выявляют нуждающиеся в толковании явления истории науки. Среди теорий, которые хотят сводить историю науки к каким-то закономерностям, остаются такие, которые допускают революционные перемены (Kuhn, KoyrИ). Среди них различают такие, которые допускают скорее эволюционное и непрерывное развитие истории науки (Duhem), и такие, которые верят скорее в умеренный переход, как, например, теории Эпох и эпохальных порогов (Epochenschwellen) (Blumenberg). У всех этих теорий ни в коем случае не следует допускать принудительного развития к определённой цели типа возрастающего прогресса, даже если некоторые авторы это и допускают, как, например, Кун. Данные истории науки дают указание как на непрерывное развитие, так и на прерывистые ступени развития науки и объяснение закономерности развития истории науки должно брать во внимание оба варианта и должно быть в состоянии их объяснить. Оно должно давать средство, в котором может иметь место как континуальное, так и дискретное развитие. Таким средством является понятие, а тематический анализ истории науки (Holton) ведёт к внутренней логике понятия.

а) Революционные перемены в науке

Согласно Т.С. Куну, продвижение наук вперёд имеет нормальную и революционную фазы развития. Наука, по Куну, есть попытка разгадать загадки, которые получаются, когда хотят объяснить наблюдения и привлекают к этому естественнонаучные теории. Это пазл-решение (puzzle-solving) выполняют при привлечении признанных законов природы. Способ, каким разгадывается эта загадка и инструментарий для решения, т.е. законы природы, составляют парадигму. Этой парадигме естественные науки следуют при разгадывании загадок.

В нормальной фазе развития науки пытаются разгадывать до сих пор нерешенные проблемы с привлечением парадигмы. Значительные изменения парадигмы при этом исключены. Однако снова и снова появляются загадки, которые кажутся неразрешимыми. В контексте действующей парадигмы они и в самом деле неразрешимы. Они являются аномалиями в нормальной науке. При помощи постоянной модификации парадигмы пытаются производить подгонку, которая, однако, не полностью возможна. Это продолжается до тех пор, пока не появиться новая парадигма, как, например, осмысление и объяснение Эйнштейном пространства-времени как реакция на теорию эфира и света Ньютона. Посредством такой смены парадигмы вводится новая фаза новой нормальной науки. Революционный перелом состоялся. Этот перелом невозможно объяснить рационально; он всегда иррационален и предыдущее научное мнение преодолевается лишь тогда, когда вымирают его представители. Нет никакого перехода через убеждение. Теория естественнонаучных революций Куна имеет, прежде всего, один недостаток: она не может рационально объяснить переломы.

Но Кун убедительно показал, что науки в состоянии модифицировать свои концепты в пределах одной парадигмы. Кун признаёт как революционные переломы, так и эволюционное развитие. Фазы революционного перелома возможны благодаря тому, что могут сосуществовать друг с другом теории различного происхождения и содержания. В фазе нормальной науки действует только непротиворечивая в себе теория. Даже теории с различными представлениями, несмотря на противоречивые предпосылки, включаются друг в друга. Правда, иррациональность смены парадигмы у Куна противоречит непрерывности истории. Остаётся непонятным, каким образом осуществляется эта смена парадигмы. Никто не решается произвольно на смену. В каждом отдельном случае в истории науки это обосновано. Если понятие смены парадигмы понимают слишком узко, то имеется тенденция посчитать любое маленькое изменение уже как революционное.

Александр Койре также склонен к тому, чтобы допускать революционные изменения в истории наук. В частности, он исследовал переходы от средних веков к раннему Новому времени и при этом установил коренное изменение духовного содержания обеих эпох. Койре подчёркивает, что общепринятая точка зрения в описании истории науки состоит в том, что, например, XVII век пережил и совершил радикальную духовную революцию, которая укоренилась как в современном естествознании, так и дала основание для современных естественных наук. Койре упоминает многие возможности, чтобы изобразить эти изменения: с одной стороны историки утверждают, что есть определённая секуляризация сознания, в которой отразился отход от трансцендентальных целей к имманентным.

Это значит, что беспокойство о другом мире заменяется жизненными заботами в этом мире. Другая точка зрения подмечает изменения в том, что люди вновь открывают значительную субъективность человеческого сознания. Античная объективная позиция заменяется на субъективность Нового времени. Третья возможность состоит в том, чтобы показать, как старый идеал vita contemplativa? даёт место vita activa??. Античная чистая созерцательность природы и бытия столкнулась с желанием человека Нового времени доминировать и господствовать. Эти описания перехода от средних веков к Новому времени, согласно Койре, являются лишь сопутствующими явлениями и проявлением процесса, в котором человек потерял своё место в мире, и не только фундаментальные понятия и атрибуты должны были быть изменены, но и общая структура его мышления. Этому превращению Койре приписывает фундаментальные изменения, которые отмечают переход от средних веков к раннему Новому времени. Они являются причиной разрушения Космоса, то есть отвечают за то, что было разрушено представление о конечном, замкнутом и иерархически упорядоченном мире. Они были заменены безграничным, и даже бесконечным Универсумом, устойчивость которого состоит в идентичности его фундаментальных составных частей и в законах отношений этих фундаментальных частей. Все составные части этого мира помещаются на одну и ту же ступень бытия. При этом ценностные представления, такие как совершенство, гармония, значение и цель отвергаются, и происходит полное обесценивание бытия. Мир ценностей и мир фактов разъединяются. Таким образом, Койре видит в переходе от средних веков к раннему Новому времени, прежде всего, разрушение представления о закрытом Космосе в пользу безграничного (Infinitisierung) универсума. Это есть основополагающая перемена положения человека при переходе от средневековья к раннему Новому времени. Научная революция ни в коем случае не является корнем этого перелома, а лишь частью коренной революции бытия человека.

Таким образом, Койре в некотором смысле идёт уже дальше Куна, поскольку он рассматривает научные изменения скорее как малую часть изменений всего жизненного мира, но особенно отношение человека к миру. Научная революция здесь идёт вместе с некоей философской революцией. Хотя Койре так убедительно смог показать в отдельном исследовании "обесконечивание" ("Verunendlichung") мира, остается, все же, нерешенным, как и в какой период происходит такое изменение и насколько вообще может быть перелом по времени маркирован. Не обстоит ли дело таким образом, что переворот происходил через длительное время спустя? Не является ли скорее так, что эта фаза перехода со своей стороны представляет некую собственную эпоху?

в) Эволюционные изменения в науке

Важнейшим представителем направления эволюционного развития науки является Пьер Дюэм (1861-1916) (Pierre Duhem). Дюэм, будучи сам физиком-теоретиком, понимал описание истории науки как попытку самопонимания активного естествоиспытателя.

Описание истории науки связано с систематическим интересом к естествознанию. "Изложение истории физического принципа значит одновременный логический анализ последнего". На этом основании теория истории науки Дюэма тесно связана с его теорией происхождения естественнонаучных теорий. Два элемента накладывают отпечаток на образование теории. Первый - теоретическое объяснение, а второй - описательная часть, которая содержит наблюдение. Оба являются взаимозависимыми друг от друга. Тем не менее, они очень слабо друг с другом связаны. Непрерывность в истории естествознания передаётся от поколения к поколению благодаря передаче наблюдений во времени. Не объяснения, а наблюдения являются для истории основополагающими (Konstitutivum). Эти наблюдения приводят к "естественной классификации", которая является "образом или отражением действительного порядка". Описательная и объяснительная части теории, как правило, очень слабо связаны. Эта связь часто лишь видимая, данная порой лишь через исключительное противоречие. Тогда в историческом развитии естествознания изменяется объясняющая, но не описательная часть наук.

"Если успехи экспериментальной физики разрушают теорию, если они требуют, чтобы она была изменена или преобразована, тогда описательная часть почти полностью переходит в новую теорию, тем самым она передаёт ей в наследство то ценное, чем владела старая теория, в то время как объяснительная часть отпадает, чтобы уступить место новому объяснению. Так передаёт каждая физическая теория при помощи непрерывной передачи в свою следующую часть естественной классификации, которую она могла установить".

В этом смысле Дюэм утверждал непрерывность между средневековым естествознанием и естествознанием Нового времени. В соответствии с этим через постепенное изменение и усовершенствование, естественнонаучные достижения средних веков трансформируются в достижения раннего Нового времени. Так, например, теория Ньютона восходит к непрерывному изменению теории импетуса. Произвольность построения теории в такой концепции истории науки, с одной стороны, ограничены доставляемым материалом, а с другой стороны - это значит, что новые теории подготовлены старыми - они носятся в воздухе и существуют во времени. Объяснения, которые ранее исключались из теорий, могут поэтому позже обладать эвристическим потенциалом для новых теорий. Концепция Дюэма ограничена прежде всего тем, что отсутствует соответствующее объяснение для вновь появившихся наблюдений и для забвения старых.

Новую описательную (elaborierte) теорию эволюции в истории науки предложил Стивен Тулмин. Он формулирует эволюционное развитие науки по образцу эволюционной теории Дарвина и понимает развитие как органическую эволюцию. Также и в истории науки процесс отбора является решающим для дальнейшего существования теории. В процессе передачи от учителя к ученику происходит отбор. Аналогию с моделью Дарвина мы не считаем у Тулмина ни внезапной ломкой, ни однозначным согласованием индивидуально представленных теорий.

"Наука... развивается как результат двойственного процесса: в каждой стадии циркулирует пул конкурирующих интеллектуальных вариантов и в каждом поколении происходит селекционный процесс, посредством которого определённые варианты из этих принимаются и присоединяются к соответствующей науке, для того, чтобы передать следующему поколению исследователей как интегральный элемент традиции".

При этом Тулмин отличает теории, которые быстро меняются (дифузные теории) от таких, которые изменяются медленно (компактные теории).

с) Теория эпох

Ганс Блюменберг (Hans Blumenberg) описывает историю как последовательность эпох, которые разделены порогами эпох на их рубеже. Эпохи в дальнейшем ходе развития науки типично становятся описываемыми при помощи непрерывных критериев. История науки при этом является лишь частным случаем истории, это значит, что то, что действительно для истории, должно быть действительно и для истории науки. Для Блюменберга при этом является решающим то, что устойчивые системы сами по себе склонны себя стабилизировать тем, что они создают сами себе инструментарий для их защиты или их расширения. К этому относится, прежде всего, любая форма обоснования. Наука является такой формой защиты системы. Эта тенденция стабилизации системы затем наоборот влечет за собой то, что неустойчивость системы постоянно должна отыскиваться по причине имманентного ригоризма и как раз отдалённые неустойчивости и маргинальные разногласия ведут к сомнению и противоречию в консолидированном поле объяснения системы. И таким образом познание, то есть объяснение и самостабилизация системы, вынуждают к отказу от своих предпосылок и введению новых основных допущений. Поскольку познание есть некий инструмент самостабилизации системы, представление эпохи должно пониматься с точки зрения возможностей опыта, который предоставляет эпоха. Эпоха должна оставаться в неких постоянных границах, благодаря чему могут быть определены "требования" эпохи: новое в истории находится в строгом соответствии с заявленным ожиданием и заявленными потребностями. Как и что до сих пор востребовано, также должно открываться Новым. Поэтому минимум идентичности эпохи находится в "замене", то есть в своеобразии эпохи "быть в состоянии понимать различные высказывания как ответы на идентичные вопросы". При этом модификации, как расширение или сокращение определённых вопросов, всегда приписываются только этой одной эпохе. В другую эпоху эти модификации кажутся догмой или "фантастической избыточностью". Идентичность эпохи определяется, таким образом, через непрерывность задаваемых в ней вопросов. Смены эпох могут определяться только через "накопившееся и ускорившееся движение" (поскольку история состоит в непрерывном изменении). Эти движения происходят на рубеже эпох. Постановка вопросов, которые для всей системы или всё же для большей её части находятся в "структурной взаимозависимой связи" и односторонне направлены, на пороге эпох ведут к тому, что что-то решается окончательно. Для порога эпох должно быть показано, что "здесь что-то есть, что больше не может быть устранено из мира, что необратимость произошла". Блюменберг умышленно определяет эпоху и изменение на пороге эпохи столь неточно и диффузно, чтобы понятие стало универсальным и пригодным для всех исторических времён. Представления об эпохе или рубеже эпох, в конце концов, также могут не указывать, в чём именно и как происходит перелом. Средство, которое несёт непрерывность, также позволяет себя не указывать.

d) Дальнейшее развитие и противоположные концепции

Модификации, а также противоположные концепции являются реакцией историков науки и философов на оба эти основные допущения: эволюционного и революционного развития науки. При этом, как правило (некоторые) открытия принимаются обеими концепциями, но способам развития отводятся различные места в теоретико-познавательном процессе.

Фриц Краффт (Fritz Krafft) говорит о некоем пространстве исторического опыта (historischen Erfahrungsraum), для того чтобы охарактеризовать переход от средних веков к Новому времени в эпоху ренессанса. На пространство исторического опыта накладывается отпечаток определяемых соответствующим временем "философских и специфических языковых, теологических и идеологических, социальных и политических, технических, экономических и других компонентов". Пространство исторического опыта определяет место частного. Это пространство опыта является специфическим как для вида опыта, так и для его интерпретации. Так вновь обретённый опыт создаётся в соответствии с возникающим пространством исторического опыта. Изменения возникают благодаря небольшим шагам, не нарушая при этом коммуникации ученых. Однако крупные случайные изменения разрушают это "идентичное понимание опыта того же события". При этом новое пространство опыта вытекает - согласно Краффту, - не непосредственно из старого. Различные дисциплины могут иметь некоторый временной сдвиг по фазе при развитии своих пространств исторического опыта. По Краффту, по-видимому, развитие должно быть полностью случайным, и средством развития, по-видимому, должен быть опыт, как, пожалуй, и должно происходить, в сущности, объяснение понимания в естествознании.

Юрген Миттельштрас (JЭrgen Mittelstraß) пытается в конструктивной теории обоснования исторически реконструировать событие в науках и воспользоваться философией как критическим элементом в обращении с миром. Эта философия стремится оформлять. Для этого Миттельштрас пытается выявить, как функционирует наука. Наука институализирует знание, поэтому речь должна идти о том, чтобы показать, как конституируется знание. Знание конституируется как прагматическая реконструкция теоретических или до-теоретических интенций. Эти интенции мы кладём сознательно или подсознательно в понятийности (Begrifflichkeiten). Они проявляются во взаимодействии человека с жизненным миром (Lebenswelt). В конструктивной теории понятия знание конституируется миром, расположенным за пределами нашего понятия. Теории и теоретические представления не должны создаваться с окончательной уверенностью, а в реконструкции до-теоретических опытных связей должны указываться рациональные основания теоретических моделей. Такие теории являются принципиально пересматриваемыми. Как фундаментальная предпосылка для науки и знания тогда годится не допущение, что жизнь является совершенно понятной, что все знания восходят к эмпирическому базису или основываются на некой a priori-дедукции. Теории в своей прагматической жизненной связи являются скорее сплетением представлений, реальности, понятий и опыта. При этом реальность ни в коем случае не существует всегда уже по ту сторону любого знания, а понятия не существуют лишь в нашем сознании. Понятия являются скорее некой частью конструкции, которую мы исследуем (vornehmen), когда мы исследуем различия у предмета и исследуем таким образом различия между собой в их отношениях. Это служащее примером отличие при создании понятия происходит конкретно и всегда опираясь на конкретный жизненный процесс. Формирование понятия и теории сводится, таким образом, к опыту как стабилизирующее практику и опыт знание. Функция теорий состоит в перенесении опыта на понятие. Таким способом Миттелштрас пытается реальность, понятие и опыт представлять в одновременно мыслимой обоснованной связи (BegrЭndungszusammenhang). Это производит впечатление также там, где ссылаются на исторические примеры, как если бы было возможным устанавливать в индивидуальной жизни и в контексте определённой исторической эпохи понятия без того, чтобы быть занятым всегда уже по ту сторону некоего первоначального опыта с опытным содержанием. Такая конструктивная теория обоснования, которая исходит из обыденного (lebensweltlichen) взаимодействия, которая обосновывает структуру понятия, противоречит нашему опыту, что наш всемирный опыт может вырабатываться не как индивидуум, а скорее воспринимает всемирные понятия и жизненный опыт нашего времени и нашей эпохи и нас в них организовывает, без того, чтобы иметь когда-нибудь шанс обосновать самые важные понятия в обращении на наши индивидуальные жизненные связи. Это, по-видимому, даёт закономерности, которые стоят за нашими представлениями о мире и по ту сторону конкретной жизненной связи определяет поверх мирового возраста (Weltalter) происхождение и развитие образования мира (Weltbildung).

Написание истории науки, которую вырабатывает гениальность отдельных учёных, доставляет большие трудности в интерпретации развития науки. Как правило, трудно согласиться с тем, что исключительные достижения принадлежат только отдельным личностям, как, например, Ньютону. Чем полнее исследуется исторический контекст, тем больше растворяются достижения отдельных личностей в множестве индивидуальных достижений многих.

К тому же важные научные результаты и открытия часто совершались многими учеными одновременно. Это является указанием на то, что крупные открытия являются как бы кристаллизацией (Gerinnung) понятия в некое время. Подводя итог, мы можем разрабатывать аспекты и проблемные области из этих теорий для истории науки, которые сохраняют историю понятия в некоем выразительном смысле как проблемы сознания и избегают как проблемы и таким образом ведут к некоему решению. Из концепции Куна о смене парадигм становится важно, что он не может сообщить никаких критериев для революционных скачков. Иррациональность исторической смены парадигм ведёт к непонятности и интерпретирует историю науки так, как некий лишенный закономерности процесс. Блюменберг по праву указывает на то, что континуальность науки возможна лишь тогда, когда вопрос объясняется в рамках понимаемой истории. Но возможности опыта, по-видимому, менее касаются непрерывного, чем, скорее, внутренней логики понятий. Опыт изменяется. Как следует интерпретировать опытное и каким будет опыт, определяется рамками теоретической интерпретации, с которыми мы подходим к опытам. Но понятия всегда ограничены рамками мышления и картины мира какого-то времени. Из этого следует, что тогда, если может быть выявлена внутренняя логика понятий, понятия являются выкристаллизовавшимися понятиями о мире при помощи науки определённого времени. Дюэм справедливо показывает, что в истории возможности принятия решений ограничиваются историей и прогресс тем самым не должен интерпретироваться с ориентацией на определённую цель, так, как, например, прогресс знания (как в концепции Венского Кружка) или как социальный прогресс (как в представлении Французского Просвещения). Реконструкция разработок наук в истории науки всегда следует в изложенных концепциях самопониманию наук, и таким образом к объяснению. Поэтому в эти концепции прочно входит то, что наука может полностью и корректно понимать и описывать, по крайней мере, в тенденции (tendentiell), какую бы то ни было действительность. Концепция истории науки, которая включает конститутивно в своей теории познания непонимание областей природы, не разработана.

-- Развитие науки посредством развития понятий

Что общего между описанием истории науки и историей понятий? История науки описывает развитие научных теорий и подходов. История понятия описывает развитие отдельных понятий или комплексов понятий. Она представляет собой сложное объединение понятий, которые доставляют в до-рациональное сознание хорошо определёнными научными методами интерпретации картин внешних предметов. В какой степени отражаются закономерности экспликации понятий на развитии наук? Как объясняется история науки на основании истории понятия?

Геральд Хольтон (Gerald Holton) предложил в своей концепции тематического анализа рассматривать понятия научных концепций различных научных дисциплин. В соответствии с этим предмет для обсуждения для совершенно разных научных концепций становится одинаковым. Идея состоит в том, что у логически противоположных теорий исходная точка этих теорий находится в том, что они рассматривают одинаковую тематику и, следовательно, только различные аспекты одного и того же предмета становятся в них тематическими тогда, когда противоположные теории непротиворечиво следуют в каждом случае своей собственной логике. При этом как тематические компоненты понятия понимаются методические темы и тематические высказывания, или тематические гипотезы. Это всё относится к содержанию значений понятий, которые лежат в основании научного понимания. Различные теории разворачивают лишь различные логические связи одного и того же предмета, если они относятся к одной и той же области предмета.

История понятий в выразительном смысле должна быть теорией истории наук, которая может объяснить как элементы эволюционного, так и революционного развития. История понятия содержит утверждение, что непрерывное в истории понятия находится в его логической структуре, которая подчиняется объему значения понятия, а также подчиняется изменениям и переменам, которые заключены в самом понятии. Эти перемены могут проявляться сверх понятия в специальном выражении. Разграничения понятия и экспликации внутренней логики понятия могут вести к сдвигу значений, которые в какой-то временной отрезок рассмотрения (как-бы макроскопически) кажутся как революционные прыжки. Таким образом, история понятий определяет предмет (thematisirt) развития отдельных понятий на протяжении больших промежутков исторического времени, так что понятия при этом логически эксплицируют себя в ходе истории с развитием науки. Это возможно, поскольку понятия содержат разнообразные значения, которые лишь отчасти мыслятся эксплицитно, а другая часть представлена имплицитно или латентно. В пределах этого смыслового разнообразия (Bedeutungsvielfalt) могут производиться сдвиги значений (Bedeutungsverschiebungen), без того, чтобы подразумеваемый (gemeinte) и кроющийся за этим (dahinterstehende) предмет полностью отбрасывался или изменялся, как становится ясно из этого исследования относительно понятия силы в XVIII и XIX столетиях.

Когда читаешь тексты Гейзенберга, Бора, Борна или Эйнштейна, то есть основателей одной или нескольких новых научных парадигм, то ясно видно, что эти тексты имеют определённую цельность. Однако эта цельность отсутствует в большинстве случаев при дальнейшем изложении в узаконенных учебных курсах, основанных на учебниках. Причина состоит в том, что в фазе революционной науки в моделях мыслятся и формулируются коннотации, которые больше не присутствуют эксплицитно в нормальной фазе и позже часто даже приписываются противоположным теоретическим концепциям. Очевидно, в понятиях науки есть аналитически недостижимые коннотации, которые в фазе наук, в которой ещё не представлены догматизированные и полностью аксиоматизированные понятия, ещё мыслятся и обсуждаются совместно (thematisch wereden). При редукции понятия к аксиоматически значимому виду (relevanten Aspekt) эти содержания значения оттесняются в латентные структуры, которые не представлены больше эксплицитно. Эти понятия, которые имеют эксплицитную и латентную часть в содержании значения, образуют нашу картину мира, а также научную картину мира.

Если это описание понятий нашей картины мира является правильным, тогда целесообразно поступить наоборот и на исторических примерах установить коннотации, для того чтобы в исторической последовательности разработать законы развития для понятийного развития наук. Тогда в экстраполяции исторической последовательности или законов развития получается информация о коннотациях в понятиях нашей картины мира. То есть, получается информация о скрытом содержании значений наших понятий, которые не появляются эксплицитно в теориях и тем самым остаются непонятыми и необъяснёнными. Разработка латентного содержания понятий является попыткой обойти диалектику Просвещения, которая состоит в том, что каждая форма объяснения научного предмета одновременно вновь подрывает это объяснение. При этой попытке должно учитываться в обновлённой рефлексии на рефлексию наук скорее не аналитически достижимые содержания значений в интерпретации, а непонимание (Nichtverstehens). Принципиально всегда есть латентное, более недостижимое содержание значения. Они являются границами определения границ понятий.

Такая теория истории понятий, как она здесь вкратце набросана, должна и может точно устанавливать, что значения различных научных концепций не смешиваются на протяжении времени с помощью различных средств экспликации понятий, а подчиняются изменяющим себя содержаниям значений в традиционном мышлении как постоянно изменяющие себя размежевания понятий. Логическая экспликация понятия в развитии естественнонаучной теории представляет уточнение первоначального понятия. Научные концепции понимаются в истории понятия не как переходные типы. Все научные концепции являются равным образом разграничением (Ausdifferenzierungen) понятий. Понятия всегда имеют некое позитивное содержание, которое негативно ограничено по отношению к содержанию другого понятия, которое не должно мыслиться совместно. Тем самым граница понятия - как его противоположность - одновременно имплицитно мыслится совместно внутри понятия. Дальнейшее уточнение ведёт к новому ограничению, это значит, таким образом, к ограничению границы. Это имплицитное ограничение в понятии вновь и вновь производиться в ходе исторического развития, что ведёт к некоторому уточнению, но также и к изменению объяснения мира. Когда уточнение понятия зашло столь далеко, что удерживается только лишь элементарное определение понятия как его содержание, тогда понятие утратило своё первоначальное содержание. Таким образом, уточнение понятия ведёт к некоторому ограничению содержания значения, которое может идти вплоть до полной потери значения (Bedeutungsleere) понятия. Это, по-видимому, должно быть общей проблемой любой экспликации понятий. Это уточнение понятий также имеет следствия для сложности мыслимого в понятиях предмета. Относительно внутренней структуры уточнённого понятия это означает некую редукцию сложности. Правда это, в смысле желательной редукции некой операбельной и практически заменяемой (umsetzbar) науки ведёт к некоторой редукции сложности во внутренней логике понятия, но влечет за собой как следствие дефицит объяснения в смежных областях значения. На этом месте необходимо устанавливать лишь новые понятийности (Begrifflichkeiten), чтобы сделать возможным объяснение предметов. Поэтому относительно совокупности понятий эта редукция внутренней сложности понятия ведёт, как правило, к некоторому повышению сложности теории, поскольку должны открываться дополнительные потребности в объяснении при помощи дополнительных понятий. Если этого не происходит, это значит, что в историческом развитии для некой культуры исчезают из перспективы стороны мира и больше недостижимы рациональными средствами, то есть мышлением. Знание теряется.

Уточнение понятий служит тому, чтобы делать их функциональными, даже если функциональность (OperabilitДt) не является причиной уточнения. Уточнение получается скорее из разграничения (Ausdifferenzierung) понятия, которое ведёт к более точному фиксированию и ограничению диффузной картины до-понятийного созерцания. Большая функциональность понятия следует стремлению мышления так охватить в понятиях маленькие и элементарные единицы интерпретации (Deutungseinheiten) для мира, что соответственно особые контексты предмета затемняются, а остающиеся содержания значения отдельного понятия являются более общеприменимыми, то есть более свободны от специальных контекстов. Это ограничение широты значения понятия, таким образом, выделяет значения, которые препятствуют обобщению понятия и поэтому исключают выводы в универсальных контекстах. Редукция внутренней сложности понятий ведёт к некоторому увеличению внешней сложности, то есть при известных условиях к увеличению количества сосуществующих понятий.

Сосуществование частично противоречивых понятий является не только неизбежным, но они даже представляют некое необходимое установление (Konstitutivum) для познания. Поскольку понятия первоначально являются не очень точными и покрывают большую область значений, они должны с уточнением и ограничением содержания их значения высвобождать новые концепции, которые не подпадают под их сферу действия, поскольку потребность же из-за уточнения в объяснении не уменьшилась для выделенной области. Поскольку эти новые объяснительные концепции тесно связаны с уточнённым понятием (ранее оно мыслилось в одинаковом содержании значения), то они выступают как противоречивые понятия к первому понятию и имеют такое же право на существование, поскольку они точно также покрывают некоторую область значений как первоначальное, но теперь уточнённое и редуцированное в объёме значения понятие.

Уточнение понятий следует некой собственной внутренней или имманентной логике понятий. Экспликации этой логики соответствует уточнение понятия. Уточнение происходит как некая рефлексия на то, является ли форма понятия соответствующей содержанию значения, то есть устанавливается ли понятием некое значение, которое отражается в форме, это значит, таким образом, соответствует ли формально определённость (Bestimmtheit), которая мыслиться в понятии, некоторому логическому определению. Если мы выражаем некоторую неопределённость некоторого постигаемого предмета (а мы должны это всегда, поскольку мы должны производить определение границ понятия, то есть его разграничение), тогда это происходит с определённостью, потому что разграничение также относится к определению понятия. В этом состоит внутреннее противоречие понятия. Игра между определением и содержанием понятия и его собственным разграничением является, таким образом, ответственной за экспликацию внутренней логики понятий. В самом понятии заключено противоречие, которое ведёт понятие к экспликации и разграничению. Это противоречие является плодотворным, и постольку обуславливает историческое развитие наук.

Историческое развитие науки, тем самым, первоначально зависит от внутренней логики понятий и их развития, а систематическое развитие понятий идёт в согласии с историческим развитием, потому что каждый выбор из множества значений понятия (Begriffsmomenten) или понятий следует некой осложнённой обусловленности (einer komplikativen Determiniertheit), то есть связано не некой линейной причинностью, а выбирает из многочисленных возможных следствий (Folgen) то, о котором впоследствии должно быть сказано, что оно было бы немыслимо без его предпосылки. Осложнённая обусловленность, таким образом, подразумевает некое ретроспективно доступное развитие, которое перспективно соответствует некой некаузальной и нелинейной сложной определённости. Закономерность следует - иначе, чем при механическом взаимодействии, - не некой дискретной матрице возможности развития, а некой квазиконтинуальности возможностей развития, которые ограничиваются только классами реакций. Естественно, из этого не следует, что история науки с необходимостью может протекать так и только так. Скорее логика понятия становиться рамкой для развития, поскольку разграничение понятий может последовать в различных направлениях. Решающим для направления развития могут быть практические потребности, а также эксперименты или наблюдения - но не только они являются побудительной причиной, которая определяет развитие науки или теории. Скорее они могут сообщать некое направление развитию теорий, для которых внутренняя логика понятий определяет границы. Сложная связь методических и фактических понятий составляет естественнонаучные теории. Сложный комплекс основополагающих понятий многих наук составляет картину мира эпохи. Картины мира являются сложными, а также межкультурными наслоениями понятий. Картина мира некоторого времени есть обусловленная этими понятиями и их рамками экспликации, которые предоставлены культурой. В пределах этих границ в историческом контексте на базе предоставленных понятий производится интерпретация мира также в контексте наук. Изменение структур понятий в картине мира ведёт поэтому (также межкультурно) к изменению объяснения мира.

Поскольку в науках разграничение понятий продвигается уточнением понятий, то развитие научного мышления всегда связано с изменением главных понятий. Эти из внутрисистемных причин произведённые сдвиги значений ведут к новому мышлению. Такие сдвиги значений означают, однако, что применение новых понятий в контексте понятийностей (Begrifflichkeiten) старой концепции является ошибкой мышления. Поэтому эта контролируемая "ошибка мышления" лежит в основе любого развития науки. Интерпретация мышления как объяснения предметов первоначального до-понятийного созерцания, однако, означает, что не может быть найдено раз и навсегда существующей истины. По-видимому, имплицитная методика дифференциации и дифференцируемости понятий неизменно должна быть во всяком случае. Ни в какое время, и сегодня тоже, нельзя сказать, что имелись бы истинные понятия, которые корректно описывали бы природу, поскольку ведь все понятия способны к экспликации (explikationsfДhig), а значит к уточнению (prДzisierungsfДhig), разве что они являются пустыми и не содержащими значения. Но тогда они ведут к некоторой осложняющей потребности в объяснении, с которой будет считаться развитие наук. По систематическим причинам это означает, что мы конструируем нашу эксплицитную картину мира на основании "неистинных" понятий, поскольку истина означает незыблемое изоморфное изображение предмета в мышлении. Поэтому единственный шанс, который мы имеем, чтобы корректно описывать природу, дан только тогда, когда мы пытаемся мыслить одновременно с понятием его возможность к уточнению или его неэксплицированную внутреннюю логику. Редукция внутренней сложности, идущая с разграничением понятий, которая сопровождается увеличением внешней сложности, соответствует эволюционному развитию науки. Однако тогда, когда внешняя сложность идёт с некоторым опустошением значения основных понятий, есть внезапный поворот, некоторый революционный перелом, который означает новую интерпретацию предмета до-рационального созерцания. Это имеет следствием новые основные понятия со сложной внутренней логикой. "Прогресс" в естественных науках возвращается на внезапно увеличивающуюся сложность лежащего в основании содержания значения основных понятий. Аналитически это значит, что исходная логичность ведёт экспликацию понятий на более высокий уровень, который состоит в том, что при помощи разграничения понятия в некотором отношении ставшее пустым понятие только сделалось уже его (полным) дополнением как его предел к его собственному содержанию. Первоначальное эволюционное развитие наук было приведено через революционный перелом к некоторому новому основополагающему теоретическому допущению.

Представление развития наук в некоторой истории понятий связано с условием, что понятия сами следуют некоторой соответствующей им логике развития. Понятия в соответствии с этим являются сложными связками значений, которые посредством разума подчиняются некоторым аспектам картины, причем разумное мировидение (Weltsicht) имеет перед собой картину в некотором до-рациональном до-понятийном созерцании, которое сразу предстаёт нашему вниманию. Логическое мышление разделяет эту целостную картину на отдельные аспекты и создаёт тем самым впервые функциональные инструменты для дифференцированного образа мира. Одновременно с позитивным определением содержания этого значения производится разграничение посредством отрицания, которое исключает из понятия всё, что не должно к нему относиться. Понятие ограничивается. Если понятие имеет с этим позитивным определением свою инвариантность значения, то оно имеет в своём пределе разброс значений, которые могут изменить объём значения понятия. У границ понятие по систематическим причинам должно совсем изменяться, поскольку подчинённый ему объект - как целое - принципиально не может быть локализован в отдельных аспектах. Эти изменения ведут к экспликации понятий на основании внутренней логики понятия. В этом определении границ лежат латентные содержания значения понятия, которые эксплицитно не сообщаются (не могут быть сообщены). Чем чётче установлена граница понятия, тем менее содержательным становится значение понятия. Общеупотребительность его функциональности ограничивается. Но понятие должно иметь тенденцию к обобщению, чтобы быть всегда менее связанным определением границ. Одновременно есть противоположная тенденция уточнению понятия, чтобы гарантировать однозначность его выразительности (Aussagbarkeit) и достичь точного применения. В этой сложной игре происходят изменения значений в понятии. Это всё составляет имманентную логику разграничения понятий. Тогда эта логика следует не некой линейной каузальности, а может варьировать место дифференциации в понятии. Есть некая осложнённая (komplikative) обусловленность, которая имеет однозначную каузальную цепь только в ретроспективном рассмотрении. Понятие есть, таким образом, процесс кристаллизации (Gerinnungsprozeß) нашего понимания мира. Оно является конденсатом динамиченского процесса и из-за своего длительного разграничивания представляет только моментальный снимок некоего перманентного развития понятия. Сумма многих понятий и их взаимоотношений составляют научную теорию. Прежде всего определение границ понятий ответственны при этом за изменение теорий. У этих границ с разграничением отдельных понятий возникает дефицит объяснения, который должен быть покрыт при помощи новых понятий или расширения других понятий на эти области. Уточнение 0x08 graphic

и редукция сложности понятия ведёт к сложности всей теории. Поэтому науки любого времени стремятся достичь согласованности мышления и единства картины мира. Однако это - по систематическим причинам, - недостижимо. Теоретические альтернативы и сосуществование идей с явно исключающими друг друга логическими импликатами (Implikaten) пытаются покрыть пробелы в объяснениях в отдельных теориях. Поэтому успешные теории направлены не на истину, а на доступное для понимания уточнение. Это происходит в поле напряжения практики, понятийного мышления и эксперимента или наблюдения. Логика развития понятия является основанием для логики развития науки. Постоянство моментов значения в понятии несёт теории сквозь время, а дисперсия содержания значения в понятии несёт научные инновации времени. Науки любого времени представляют собой только исторически поперечное сечение постоянно меняющейся картины мира. Они не неизменны, но скорее сами находятся в постоянном процессе развития. Непрерывные и прерывистые процессы научного развития позволяют интерпретировать себя как более или менее веские изменения в отдельных понятиях отдельных теорий, сохраняя остальные понятия. Описание истории науки, которое занимается выяснением этих изменений, становится археологией понятий.

Наивное представление, что наука всегда идёт вперёд так, что данные наблюдения усваиваются из опыта и затем должны объясняться некой теорией, находится в своём исключительном требовании в противоречии с имеющимися концепциями истории понятий. С опытом всегда уже имеются в наличии теоретические интерпретации, которые доставляют со своей стороны лишь эмпирические данные. Тем самым для нас всегда уже существуют дошедшие понятия, в которых мы интерпретируем данные наблюдения, это значит, что мы творим действительность наблюдением. Само наблюдение уже является суждением, поскольку ему должна предшествовать постановка вопроса. Наоборот, каждая теория восходит к понятиям, которые вошли в оборот из наблюдения и опыта. Концепция некой истории понятия как философского объяснения для нашего научного миропонимания, таким образом, сама есть попытка интерпретации, которая должна объяснять сама себя в применении к себе. Как эволюционные непрерывности, так и революционные переломы, и даже непрерывность, которая начинается через революционные переломы в традиционных направлениях относительно тематики и некоторых явных феноменов, позволяют себя точнее понимать в контексте некой теории истории понятий, если она объясняет историческое развитие понятий как диалектическую экспликацию внутренней логики понятий. Средством "закономерного" развития наук является развитие понятий их теорий.

Из этих соображений в отношении понятий и нашего познания природы получается ряд следствий для рассмотрения исторических научных представлений и теорий. Отдельные понятия должны реконструироваться в каждом случае в контексте центральных понятий теории отдельного автора, для того чтобы затем устанавливать в переходном состоянии от одного автора к следующему комплексы значений соответствующих сдвигов значений теорий у немногих понятий, тем самым к этому может привязываться развитие наук, поскольку только так становится ясно, какие значения понятий, о которых идёт речь, соответственно открываются. Это будет сделано для некоторых аспектов развития ньютоновской физики XVIII и XIX вв. и ориентированных на неё наук в десяти главах этой книги. Понятием, которое стоит в центре рассуждений, является понятие силы.

-- Об изучении данной книги

В следующих главах предпринята попытка выявить в отдельных исследованиях из контекста дискуссии в ньютоновской физике в XVIII и XIX вв. согласно некой истории понятий на примере модификации обоснования методики математического естествознания и его обратного влияния на философию.

В центре внимания стоит вопрос, из каких теоретико-познавательных и методических предпосылок исходят теории, которые ориентируются на ньютоновские науки как образец. В качестве образца в этом исследовании вновь и вновь используется понятие силы и соответствующая интерпретация понятия силы, потому что сила для теории Ньютона является важнейшим исходным понятием. В теориях XVIII и XIX вв. вновь и вновь отражаются методическое и теоретико-познавательное значение, которое имеет понятие сила. При этом главные вопросы философии классического идеализма нерасторжимо связаны с ньютоновской физикой XVIII и XIX вв.

Для развития ньютоновской физики едва можно переоценить влияние философии времён французского и немецкого Просвещения на естествознание. После того как Вольтер познакомил Францию с ньютоновской физикой, там не только стремились и разрабатывали сплошную математизацию всей механики Даламбер, Лагранж, Лаплас и другие, но кроме того обсуждались следствия, которые могли иметь методы естествознания для познания в общем смысле. Кондильяк, которого назвали французским Локком, локковскую теории познания, согласно которой есть два источника, а именно чувственное восприятие и рефлексия, модифицировал и попытался допустить лишь один источник как основание для всякого познания - чувства. Эмпирические восприятия затем были преобразованы в элементарные идеи, взаимоотношения которых познаются с помощью разума.

Тем самым Кондильяк двоякий принцип познания эмпирической индукции и математической дедукции, которые Ньютон положил в основу своей физики, связал при помощи отождествления, которое в итоге лежит в результате воспринимающего интеллекта, поскольку эмпирические данные исследования идентифицируются с идеями.

Даламбер воспринял это и по-новому истолковал в контексте энциклопедического научного понимания и приписал метафизике и логике задачу интерпретировать основные понятия естествознания и их взаимоотношения. Аналитический метод является программой естествознания Нового времени. Он является программой современности.

Всё это произошло в контексте широкой дискуссии о ньютоновской физике во Франции и Германии и распространилось также на дискуссии в других дисциплинах, таких как биология и химия.

Кант воспринял идеи Даламбера, но сделал обоснование основных понятий не в метафизике, а в трансцендентальной философии. Понятия, на которых a priori основываются синтетические суждения, являются тем основанием, которое должно предшествовать любому опыту и любой теоретической формулировке, если опыт должен воспроизводить истинное представление о природе. Кант в своих Критиках указал такие принципы и идеи для такой трансцендентальной философии и тем самым побудил сформулировать такую философию, которая из трансцендентально-философских причин может объяснить определённое познание природы. Шеллинг и Гегель поступают иначе и формулируют учение о познании, которое относится к соответствующим конкретным понятиям природы и тем самым выходят за пределы всего лишь идеи некой трансцендентальной философии, как мы её видим у Канта. При этом Шеллинг исходит из конкретных природных феноменов, и судит тогда по ним об их трансцендентных предпосылках и реконструирует таким образом самопродуктивность (SelbstproduktivitДt) природы на конкретном материале. Гегель же, напротив, формулирует логику, которая должна описывать форму любого мышления, тем что внутренняя структура понятий открывается в соответствии с их формой. Тогда в соответствии с этим у Гегеля возможна и является направленной логическая экспликация понятий из теорий естествознания.

Противоположно Шеллингу и Гегелю биолог Шлейден размышляет об учении о методе, которое обязано не понятийному умозрению, а - также следуя образцу программы трансцендентальной философии Канта - считает объяснимыми опытные факты в некоторой математико-аналитической методике: математической натурфилософии Фриза. Этот натурфилософский подход Фриза, который по времени был развит параллельно с философией Гегеля и Шеллинга, реализуется в биологии Шлейдена.

Вместе с этим закончился путь развития, который имел своим кульминационным пунктом кантовскую философию и который испытывался на методическом основании математического естествознания. Без кантовской философии математическое естествознание осталось бы абсолютно неубедительным, без которой оно действительно едва стало бы столь успешным, каким оно стало для всего естествознания Нового времени.

Одновременно с этим развитием идёт изменение понятия природы (Naturbegriff). У Кондильяка природа понимается в смысле декартовского рационализма как некий чистый объект, который должен только использоваться субъектом. У Канта понятие природы включает оформляющий разум, использование которого предполагает идею свободы. Разум теперь не только просто рецептивный, но конструктивно формирует действительность.

Эта философская дискуссия всегда была связана с естественнонаучной дискуссией. Естественные науки (например, во время Французской революции) извлекали пользу от философских рассуждений и отчасти стали возможны лишь благодаря им. Философии (к примеру, Канта, Фриза, Гегеля и Шеллинга) имели свои парадигмы в моделях естествознания. В XVIII и XIX вв. особое развитие получила дискуссия в связи с понятием силы, которая подразумевает не только понятие математической силы ньютоновской физики, но также общее понятие, в котором причина и следствие связаны как отношения причинности. При этом понятие силы само никогда не имеет исторически постоянного значения. Скорее история естественных наук Нового времени после Ньютона связана с историей имплицитных и эксплицитных сдвигов значений в этом центральном для естественнонаучных теорий понятии Нового времени.

Представление Ньютона о силе как некоем теоретическом понятии, которое является ведущим основным понятием в математике и математической аргументации, которое описывает любую форму каузальности, ещё раз отражается в этой форме философией Локка: сила является чувственно познаваемой и определяемой в рефлексии. Во Французском Просвещении у сенсуалиста Кондильяка, который исходит из Локка, математика интерпретируется как средство разума, как язык. Тогда сила больше не является узнаваемым предметом, а есть некая абстрактная идея. Это представление позволяет (несколько позже) математику Монжу такую математику, которая устанавливает (referiert) внутренние связи объектов без необходимости допускать каузальности, поскольку ведь математика есть всего лишь язык. Даже химия Лавуазье, которая покоится на языковой концепции Кондильяка, не знает никакой каузальности в природе. Ампер же, напротив, из опыта причинности в явлениях макроскопического мира проецирует некое силовое действие - rapports - в мире микроскопическом.
С интерпретацией математики как языка идёт некое многобразие экспансии значения и сжатия значения понятия силы в математике Даламбера, Лагранжа, Лапласа и других, главная тенденция у которых состоит не в том, чтобы связать математическую формулу со значением силы, а в том, чтобы расширить её на любые различные параметры физики. Это кажется возможным лишь тогда, когда в дополнение к этому в основу кладется, прежде всего, также понятие энергии, то есть понятие силы по Лейбницу.

Кант же, напротив, переносит место, где содержится структура каузальности в некий трансцендентный мир. Это метафизическое понимание, которое делает возможным каузальные связи, а значит и силовые воздействия в мире. Для Гегеля есть понятия, которые содержат причины для того, что показывает существование силового действия. Тем не менее, Гегель ориентируется на лейбницевское понятие силы. Шеллинг же, из чьей философии исходит Гегель, напротив, больше ссылается на Ньютона, поскольку он исходит из попытки механического мирообъяснения Лесажа на основе (ньютоновских) фундаментальных сил (GrundkrДfte) между частичками эфира. Но Шеллинг интерпретирует эти математические гипотезы Лесажа метафизически и судит по явлениям природных феноменов о силах в (трансцендентной) природе, которые производят самоорганизацию в природе. Против этого выступает математическая натурфилософия Фриза, которую подхватывает биолог Шлейден. Шлейден не решается принять для этого силу в биологии в форме жизненной силы, но, пожалуй, он адаптирует некий метод - метод Фриза, - который видит в комбинации индукции и объясняющей методической гипотезы ведущие познавательные принципы наук и тем самым вновь опирается на двойной методический принцип индукции и математической дедукции Ньютона. Представленное в этой книге исследование вскрывает параллельное развитие естествознания и философии в XVIII и XIX вв., которое делает доступным для новых перспектив современные понятия и теоретико-познавательные подходы современного естествознания. При этом примечательно, сколько исторического знания используется далее латентно в современных понятиях и продолжает оказывать влияние на естественнонаучно-теоретическое и теоретико-познавательное развитие. Предложенная здесь форма рассмотрения развития науки, которая из различных перспектив естествознания и философии указывает на теоретические понятия и связи обоснования методических размышлений в науках, показывает некую историю понятий - в смысле некой археологии понятий, - которая рассчитывает на предпосылки нашего знания и могла бы открыть понятийные возможности будущей науке.

? По-видимому, автор имеет ввиду главное и побочное значение понятия, в том смысле, что каждое слово, в том числе и понятие, имеет не "точечное" значение, а семантическую область значений. При всём стремлении точно и однозначно определить понятие, это остаётся неразрешимой задачей. - Примечание переводчика.

Сравни Neuser, W. (1993a).

? Автор употребляет слово das Perennierende. Пожалуй, имеется ввиду временная компонента бытия, что можно было бы выразить с помощью термина диахрония. - Примечание переводчика.

Fellmann, F. (1991) говорит о продуктивном образном сознании в контексте философии Бруно. Он интерпретирует образное сознание субъективно. Но в контексте моих размышлений образное сознание становится объективной предпосылкой нашего мышления, поскольку есть единственная возможность обрести вход в знание. Воображение подходит к понятию созерцание как дополнение к интуиции. Оба компонента составляют то, что есть созерцание. Созерцание в кантовском смысле при этом есть перевод понятий в образное изображение. Однако здесь воображение описывает обратный процесс: до-рациональный и неопределенный, но находящийся перед неким внутренним "Разумом" совокупный индивидуальный и интерсубъективный опыт, который должен быть преобразован в понятие. Schelling, F.W.J. (1988), 35 говорит о неком продуктивном созерцании. Сравни также Hegel G.W.F. (1970f ), 10, §§ 4; 5, 6f. В смысле наглядных объяснений использует Hertz, H. (1894), 67ff Картины представления (Bilder der Vorstellung). Это здесь не подразумевается в контексте этой главы. Но сравните также Bruno, G. (1879-1891), I, 4, 32 (summa terminorum metaphysicorum).

Сравни глава III.

Ostwald, W. (1885), 1, Введение. Сравни Ostwald, W. (1985), 18f.

Ostwald, W. (1887), 3.

Ostwald, W. (1909), 173.

Если, например, понятие птица рассматривалось столь широко, что птицей также считалась бы ещё и белка-летяга, - чтобы привести пример из Ламарка, - то не далее чем при описании поведения выводка (Brutverhaltens) должно быть сделано исключение (для белки-летяги). Уточнение понятия и однородность содержания понятия в этом случае требует удалить белку-летягу из определения понятия.

Об истории идей и её проблемах смотрите Введение в: Lovejoy, A.O. (1985)

Kuhn, T.S. (1967). Сравни Neuser von Oettingen, K. (1980). Совершенно другую точку зрания на научные революции имеет Cohen, I.B. (1985).

Sneed и StegmЭller формализовали это представление развития о науке, тем что они идентифицировали парадигму с ядром теории и расширениями теории. Ядра теорий не могут быть модифицированы без потери особенностей теории. Расширения теорий могут быть выполнены. Революционные изменения идут со сменой ядра теории. Ядра теорий и развитие теорий соответствуют теоретическим термам (Termen), которые упорядоченно кореллируют с эмпирическими результатами исследований. Таким образом теория Куна становится пригодной к интерпретации в контексте традиционной научной теории. Sneed, J.D. (1971) и StegmЭller, W. (1973).

? созерцательная жизнь - Примечание переводчика.

?? активной жизни - Примечание переводчика.

Сравни KoyrИ, A. (1980), 11ff.

Сравни также Sarnowsky, J. (1989), 1 ff.

Duhem, P. (1978).

Duhem, P. (1978), 35.

Duhem, P. (1978), 38.

Сравни также Crombie, A.C. (1977), 451 f.

Toulmin, S. (1978)

Toulmin, S. (1978), 265.

Blumenberg, H. (1976), 7ff. Сравни также Herzog, R. и Koselleck, R. (1987).

Schmidt-Biggemann, W. (1991) отражает роль и проблемы понятийной истории понятия история.

Krafft, F. (1989).

Mittelstraß, J. (1989).

Holton, G. (1981), 14f.

Holton, G. (1981), 25.

Кондильяк (Condillac, E.B. de) (1959), 29f, например, видел, что в любой классификации остаётся свободное место значений между классами, которое не покрывается. Но Кондильяк не сделал из этого вывод, что это ведёт к систематически ложному познанию и поэтому скорее должно потребовать теории познания, которая включает свободные пространства между классами в своём научном объяснении.

Хайдеггер установил это уже для античного понятия "бытие" (Seinsbegriff). Сравни Neuser, W. (1992).

Смотри, например, Агриколу (Agricola). Для Агриколы теория должна выполнять два условия: она не должна противоречить опыту и должна открывать опыт для теоретического понимания. Suhling, L. (1986), 304.

Ср. Ляйзеганг Х. (Leisegang, H. (1951)), 15 понимает формы мышления интер- и транскультурно как "в себе взаимосвязанное целое закономерностей мышления, которое получается из анализа письменно выраженных мыслей некоего индивидуума и обнаруживает себя как тот же комплекс у других".

Отказ от учения о сигнатуре Ренессанса к началу Нового времени, например, означает одновременно отрицание некоторых определённых сил в лекарственных растениях. Это изменило одновременно нашу возможность располагать лечебными растениями для терапевтических целей.

Bachlard, G. (1974), 200ff.

Сравни WeizsДcker, V. von (1973), 222.

Сравни Haverkamp, A. (1987), 547ff.

Wolfgang Neuser. Natur und Begriff. 1995 Перевод: Смотрицкий Е.Ю., 2006, 2009

Вольфганг Нойзер. Природа и понятие ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ Редакция: Грунауэр А.А., 2009-2010

Редакция: Шубин В.И., 2011

Оставить комментарий © Copyright Нойзер В. (перевод: Смотрицкий Евгений Юрьевич) (smotrytskyy@gmx.de) Размещен: 01/07/2012, изменен: 18/04/2019. 94k. Статистика. Глава: Философия, Переводы ПЕРЕВОДЫ Иллюстрации/приложения: 1 шт.		Ваша оценка:
Аннотация: Вольфганг Нойзер. Природа и понятие Подзаголовок: " Исследования становления теории и истории понятия от Ньютона до Гегеля". Здесь представлена вводная часть: "Предварительные замечания к теории истории понятия". В ней изложена авторская концепция развития научного знания, суть которой - развитие науки как развитие научных понятий от размытых конотаций до строгих формальный определений.

Нойзер В. Природа и понятие

Нойзер В.
Природа и понятие