Солоневич Юрий Леонтьевич
Лучшие из лучших

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    События происходят в начале 2000 годов. Ветераны войны в Афганистане празднуют День воздушно-десантных войск. Во время столкновения с ОМОН один из ветеранов, Андрей, защищая друга-инвалида Костю, нанёс противнику серьёзные травмы. И теперь, вместе с бывшим командиром, Андрей и Костя решают, что делать дальше.
  1. Костя
  Волчок из дорожной пыли и песчинок возник у самой обочины внезапно. И в этом было что-то мистическое. Он вращался всё быстрее и быстрее, увеличивался, захватывая в свою воронку мелкие камешки и сухую траву, ещё более разрастался, изгибаясь в разные стороны, кружился в своём безумном танце, как шаман на одной ноге, и невозможно было оторвать от него взгляд. От обочины "афганец" метнулся к горящему БТРу, затем резко ушёл в сторону отвесной скалы у другого края дороги и там внезапно исчез, рассыпался, растворился в сухом, раскалённом воздухе.
  За БТРом, прижимаясь к броне, стоял механик-водитель в изорванном и кое-где дымящемся комбинезоне и тщательно целился из автомата в сторону периодически появляющихся вспышек на гребне горы. Потом Костя увидел, как у бойца дёрнулось от отдачи правое плечо, и пулемёт на вершине умолк. Водитель повернул голову и показал большой палец: "отлично". Лицо его было чёрным от копоти, только белые зубы сверкнули в улыбке, и Костя поймал себя на мысли, что когда-то он уже видел это улыбающееся лицо. "Да это же Ковш", - радостно подумал он и кивнул водителю. И тот, всё также улыбаясь, тоже кивнул головой и стал медленно оседать, сползая по броне и оставляя на зелёной, выгоревшей краске неровную багровую полосу...
  Костя почувствовал, что ЭТО стало слабее и ушло куда-то в темноту, и тогда он вернулся обратно в своё тело и услышал голос Полковника:
  - На Украину я тебя провезу. Это реально.
  - А дальше что? - спросил Андрюха.
  - А дальше - куда хочешь. Думаю, там тебя не скоро искать начнут. Если вообще начнут.
  - Ты молодец, Полковник. Я тебе признателен за дружбу. Но у меня там никого нет. Ни на Украине, ни за Украиной - нигде.
  - Ты подумай, - снова сказал Полковник, - вспомни, где у тебя кто-нибудь есть.
  - У меня есть ты и Костя.
  - Беда в том, что здесь мы мало чем тебе поможем. Здесь мы тебя не спрячем. Надо искать вариант, пока не поздно.
  - Сколько ни думай - ничего не придумаешь.
  - Что же теперь - вешаться?
  - Вешаться некрасиво, несолидно. Лучше - застрелиться.
  - Я не знаю, что и сказать, - пожал плечами Полковник.
  - А зачем говорить? Можно ведь просто выпить.
  - Если бы это решило проблему.
  - В крайнем случае, хоть не надолго приглушит.
  Костя открыл глаза и стал соображать, где он находится.
  Сначала он увидел обшитый фанерой и окрашенный белой краской потолок. Затем перевёл взгляд на окно, состоящее из небольших ромбиков оранжевого стекла (отчего свет, льющийся снаружи, придавал всей убогой обстановке какой-то радостный оттенок).
  Полковник сидел на небольшом деревянном табурете явно своего, кустарного производства, обхватив седую голову руками. Он был маленький и щуплый, как подросток, и глаза его сейчас выражали отчаянье.
  - Ты проснулся? - спросил он у Кости.
  - Я и не спал, вообще-то. Так, вспоминал.
  - ... Что даже стены дрожали, - добавил Андрюха.
  Он стоял у открытой двери и курил, выдыхая дым на улицу.
  - Не надо, я не храплю. Разве если только сильно устану.
  - Значит, у тебя сегодня был трудный день, - ухмыльнулся Андрюха.
  - Наверное, завтрашний будет не легче.
  Костя снова закрыл глаза и подумал: "Как же всё это могло произойти? С чего всё началось?" И сам себе ответил: "Да ни с чего, собственно, и началось. С праздника, как всегда. Такие лихие дела обычно и начинаются с праздника".
  2. Андрюха
  Костя стал вспоминать сегодняшний день и вдруг осознал, что всё пролетело как-то очень быстро. И события, казалось, не подчинялись никакой логике и не имели никаких объективных причин. "Хорошо ещё, что никого не убили, - промелькнуло у него в голове. - А остальное как-нибудь образуется. Обязательно что-нибудь ещё случится - и всё закончится хорошо, так же хорошо, как и началось".
  А начались сегодняшние события рано утром, когда Андрюха пришёл к нему в парадной форме и уже изрядно подшофе. Принёс цветы Люське и конфеты детям. И бутылку, конечно. Люська, злая на весь мир (после ночной смены), быстро приготовила поесть и ушла досыпать. А они выпили всю бутылку. Андрюха уже не закусывал толком - просто ковырялся вилкой в тарелке и курил сигареты одну за другой. Потом Костя тоже надел парадную форму, и они вышли во двор.
  За дощатым столиком для домино сидели человек пять из их подъезда - все при параде - и пили вино. Костя и Андрюха, само собой, присоединились. Андрюха сбегал за гитарой, и в компании стало очень весело. Весело и беззаботно, как в те золотые времена, когда "деревья были большими". И Костя видел, что Андрюха, напевая любимые песни, просто сияет от радости.
  Потом они все вместе пошли в городской парк и сидели у фонтана на скамейке и на бордюрах, и просто на траве в тени деревьев и аккуратно постриженных кустиков живой изгороди. И тёплый ветерок доносил до них мельчайшие водные брызги. Пили, конечно, и задирали прохожих.
  Костя и Андрюха зашли "вспомнить молодость" в пневматический тир, под который был приспособлен автофургон. Но пострелять толком не удалось: пожилой отставной офицер - работник тира - по-военному быстро сориентировался в обстановке, объявив, что закончились пульки, закрыл заведение и ушёл от греха подальше.
  А после ребята всей группой сфотографировались у фонтана, и пошли на набережную. А там, у стоящего на приколе теплохода, переоборудованного под летнее кафе, они опять пили вино и водку вперемешку и почти без закуски.
  Невысокий парапет отгораживал тротуар от спуска к воде. Костя, почувствовав себя не очень хорошо, спустился вниз по щебню, которым был усыпан берег, умылся и поднялся обратно к теплоходу, где, по словам Андрюхи, "шёл процесс". Кто-то подходил, кто-то уходил, и нельзя было понять, откуда берётся выпивка, и разговоры велись как-то отрывочно и громко, сопровождались смехом и матом. Там же, у кафе, кое-кто уже начинал небольшие потасовки между своими. Но, не достигнув "критической массы", те быстро затихали.
  Костя интуитивно чувствовал, что в наэлектризованной до предела "атмосфере" должна вот-вот проскочить искра. Он видел, что и остальные чувствуют это, и тоже с нарастающим возбуждением ждут чего-то такого, ради чего, вообще-то, и собрались здесь. И когда к ним подошёл милицейский патруль, у Кости в мыслях промелькнуло: "Вот сейчас и начнётся". Но он ошибся. Милиционеров было всего трое, и они вели себя мирно, явно не замечая насмешек, ругани и откровенных провокаций.
  Патрульные милиционеры немного постояли и ушли, провожаемые косыми взглядами. Костя видел, как они скрылись в подъезде пятиэтажки и изредка выглядывали оттуда, словно чего-то ожидая. А потом, когда с другой стороны набережной показались омоновцы, он понял, чего ждали милиционеры.
  Омоновцы подошли поближе: их было довольно много, вооружённых резиновыми палками, в чёрных, скрывающих лица масках.
  Костя вдруг заметил, что ребята вокруг него замолчали и стали потихоньку выстраиваться в шеренгу. Некоторое время они стояли, переминаясь с ноги на ногу, приглядывались к противнику и ярили себя, играя мускулатурой. И каждый из них понимал, что это сегодня и будет главным, что именно для этого они и собрались здесь, на набережной. И каждый ждал, когда это начнётся. И кровь кипела от алкоголя и адреналина, и глаза лихорадочно блестели, и в низу живота было холодно, как в глубоком афганском колодце.
  Костя пропустил то мгновение, когда остальные, подобно лавине, вдруг сорвались с места и ринулись вперёд. Ринулись с таким остервенением, что в первый же момент омоновцы дрогнули и побежали. Костя как мог, пытался догнать ребят, припадая на искалеченную ногу. Но все старания его были напрасны. Окончательно выбившись из сил, он остановился у парапета, глотая от обиды слезы и, тяжело дыша, глядел на удаляющиеся спины друзей. И поэтому не заметил, как один из патрульных милиционеров, прятавшихся в подъезде, осторожно подкрался к нему сзади и ударил резиновой палкой по голове.
  Боли Костя не почувствовал (он давно научился обманывать и боль, и ЭТО). Он просто вышел из своего тела и стал смотреть на всё происходящее словно со стороны, и увидел то, чего не заметил патрульный, возившийся в это время с наручниками: Андрюха оглянулся, затем резко повернул назад и через несколько секунд оказался возле них.
  - Ну, и что дальше? - спросил Андрюха у опешившего от неожиданности милиционера.
  - А-а-а, что? - невнятно ответил тот и размахнулся палкой для удара.
  - Это ты зря, - сказал ему Андрюха.
  Левой рукой он перехватил палку, а косточками правого кулака на встречном движении сильно ударил милиционера в промежуток между носом и верхней губой, отчего глаза у того закатались, и он, сверкнув белками, рухнул на асфальт.
  Андрюха поднял Костю и перенёс на скамеечку под развесистой липой. Костя открыл глаза и спросил:
  - Что с Ковшом?
  Но потом ЭТО окончательно ушло, и Костя понял, где он.
  - Как ты? - спросил Андрюха. - Идти сможешь?
  - Смогу, - ответил Костя и попытался встать, но тело всё ещё не слушалось его.
  Омоновцы к этому времени уже оправились от первого испуга и, пользуясь численным превосходством, рассеяли ребят - разделили на небольшие группы - и, потихоньку скручивая им руки, надевали наручники. Второй патрульный милиционер выскочил из подъезда, подбежал к скамейке и закричал, размахивая палкой:
  - Сюда, сюда, здесь ещё двое!
  При этом он стал осторожно приближаться, но Андрюха сделал резкий выпад в его сторону, и милиционер отскочил и остановился, ожидая помощи.
  К ним подбежал омоновец, высоченный и здоровый, как амбальный грузчик.
  - Что ты смотришь на них? Давай вязать! - пробасил он и направился к скамейке.
  - А может, не надо? - с угрозой сказал ему Андрюха. - Спокойнее будет.
  - Нам спокойнее будет, когда вас, уродов, в "обезьянник" посадим.
  Здоровяк постучал резиновой палкой по левой ладони и стал надвигаться на Андрюху.
  - Слышь, джигит, чем тебя кормят? - спросил его Андрюха и резко ударил носком ботинка ему по голени.
  Омоновец только вздрогнул, но не остановился. Потом он замахнулся, и его рука с палкой начала описывать дугу, нанося удар.
  Андрюха не стал отходить. Он неожиданно шагнул навстречу противнику, перехватил его руку и, словно помогая ей лететь по дуге, потянул вниз, завёл ему за спину и сильно дёрнул вверх. Омоновец, выронил палку, но, несмотря на боль в сломанной ключице, самообладания не потерял. Он развернулся лицом к Андрюхе и без замаха ударил его левым кулаком в солнечное сплетение. Удар достиг цели, и Андрюха побелел, но не упал. Некоторое время они стояли друг против друга, ничего не предпринимая. Потом Андрюха восстановил дыхание и сказал:
  - Значит, ты левша или одинаково владеешь обеими руками. Молодец! Вторую руку я тебе ломать не буду: подтираться не сможешь.
  Сквозь прорези маски были видны глаза омоновца: широко раскрытые то ли от страха, то ли от боли (а скорее, и от того, и от другого). И если бы он сейчас ушёл в сторону - всё бы на этом и закончилось. Но левой рукой здоровяк потянулся к газовому баллончику на поясе, и тогда Андрюха ударил его внешней стороной стопы по коленной чашечке. Раздался глухой хруст, и омоновец, потеряв сознание, упал на землю.
  Всё произошло очень быстро, и патрульный милиционер, который первым подбежал к скамейке, стоял, словно парализованный.
  - Помоги ему, - повелительно сказал Андрюха.
  Подбежали ещё два бойца ОМОНа, но Андрюха обвёл их тяжёлым взглядом, и они в растерянности остановились.
  - Чего стоите? - спросил y них Андрюха. - Вызывайте по-быстрому "скорую".
  Затем он помог Косте встать, и они, повернувшись, медленно пошли вдоль набережной. Костю шатало из стороны в сторону, и Андрюха временами почти нёс его на себе. А когда они подходили к проезжей части, у обочины, визжа тормозами, остановился синий "Москвич". За рулём сидел Полковник. Он открыл правую дверцу и сказал:
  - Давайте в машину!
  Андрюха аккуратно устроил Костю на переднем сидении, а сам запрыгнул на заднее и вдруг увидел там свою гитару.
  - Откуда? - спросил он удивлённо.
  - Виталика благодарите, - ответил Полковник. - Он сказал, где вы. Увидел, что я еду, остановил и сказал. И гитару отдал.
  - Отблагодарим непременно, и не единожды, - заверил Андрюха. - И тебя тоже.
  - Досталось сильно? - спросил Полковник.
  - Мне - нет. А вот Косте - по полной программе.
  - У нас проблема, - сказал Костя. - Мы омоновца поломали.
  - Сильно? - нахмурился Полковник.
  - Руку в ключице и ногу в колене, - сказал Андрюха. - Я поломал, и я хочу ясности: проблема у меня.
  - Да, - сказал Полковник, - но я надеюсь, что ты поделишься.
  - Жадным не был, - согласился Андрюха.
  - Вот и хорошо, - удовлетворённо кивнул Полковник.
  Они выехали из города быстро - благо, был выходной, и поэтому движение большой интенсивностью не отличалось - и всю оставшуюся дорогу молчали. Костя смотрел в окно ничего не видящим взглядом, и думал: "Полковник поможет". Он понял, что тот везёт их к себе на дачу, на которой Костя уже бывал и раньше.
  Несколько раз, пока они ехали, ЭТО подбиралось очень близко. Но было ещё слабым и пока сдерживалось усилием воли. А когда Полковник открыл замок, и они вошли в домик, Костя попросил:
  - Можно, я прилягу?
  - Конечно, - Полковник показал рукой на потёртый диван. - Вот, возьми подушку.
  И Костя быстро прилёг, потому что ЭТО уже надвигалось, затемняя сознание, подобно тому, как чёрная туча перед грозой неумолимо заслоняет собою солнце.
  Волчок из дорожной пыли и песчинок возник у самой обочины внезапно...
  3. Полковник
  В дачном домике Полковника была всего одна комнатка, похожая на бытовку строителей: небольшой столик посредине, а возле стенок - старый шкафчик, несколько табуреток и диван, на котором лежал Костя.
  - Я долго ... спал? - Костя опустил ноги вниз и сел на диване.
  - Нет, не долго, - ответил Андрюха. - Ты слышал? Полковник предлагает бежать на Украину.
  - Да. Ты ему всё рассказал?
  Андрюха кивнул головой и спросил:
  - А твоё мнение?
  - Думаю, он прав.
  - Ты со мной побежишь?
  - Да.
  - А Люська с детьми тоже?
  - Нет.
  - Тогда кто их кормить будет?
  - Это надо продумать.
  - Это надо просто выбросить из головы: тебе бежать нельзя, да и незачем.
  - Но ведь всё из-за меня произошло!
  - Нет, Костя, это не так. Не надо так говорить. Не люблю я этого. Ты и сам знаешь, что плохо так говорить.
  - Знаю, но что-то надо делать.
  - Только не бежать. Это будет ошибкой. Это будет называться "из огня - да в полымя". Здесь я ещё держусь потому, что вы рядом. А где-нибудь на чужбине я просто загнусь под магазином или под забором.
  Полковник удивлённо посмотрел на Андрюху: тот действительно рассуждал здраво. И сказал:
  - Но ведь некоторое время можно и потерпеть, пока мы здесь не утрясём всё.
  - Пойми, Полковник: я на чужбине пропаду, я без вас просто не смогу.
  - Мы тебя не оставим. Будем приезжать. И я, и Костя.
  - Сначала - да. А потом жизнь закрутит - не до меня будет. Разве я не прав, Полковник?
  Полковник потёр в раздумье виски и сказал:
  - Ты прав. Но надо рассмотреть все варианты. А если замять дело?
  - Как ты себе это представляешь?
  - В первую очередь надо выходить на пострадавшего. Я ему всё объясню.
  - Наденешь мундир, почистишь награды...
  - Да, и это тоже, если хочешь.
  - Не хочу. Да и не поймёт он.
  - Если мужик, то поймёт. Потом ментура и прокуратура: тут придётся платить.
  - Чем?
  - Машину продам, - Полковник немного помолчал, провёл пальцами правой руки по шраму на шее, и с решимостью в голосе добавил: - Звезду продам.
  - Ты что?
  - Ничего. Иногда в жизни надо уметь различать главное и второстепенное. Не согласен?
  - Согласен, но давай не будем спешить.
  - Лучше поторопиться, чем опоздать. Совсем замять, наверное, не получится. Но можно ведь и на тормозах спустить.
  Андрюха сидел, потупив взор, а потом тихо сказал:
  - Да уж, конечно, кто опоздал - тот не успел. Только я успел. Я везде успеваю. Объясни мне, Полковник, почему я должен прятаться? Ведь мы были на равных. И если бы он меня поломал, то теперь стоял бы у окошечка за премией. Сомнения его бы не терзали.
  - Я не могу тебе этого объяснить.
  - Или не хочешь? Тогда скажи, что им ещё от нас нужно? Доказать, что они не хуже? Просто не успели, когда надо было. На самолёт опоздали. Билетов не хватило. Уж так спешили, так спешили... Но, не судьба! Пришлось в милицию идти работать. "Наша служба и опасна, и трудна ..."
  - Оставь, Андрей. Пустое это. Перед нами конкретная задача, давай и будем её решать. Тебе нельзя садиться - это ты понимаешь?
  - А может, так будет лучше? Отсижу и выйду человеком. Пить брошу. Почему не пойти на такой вариант?
  - Потому, что ты просто не доживёшь до суда, - сказал Полковник.
  - Кто бежит от судьбы, тот встретит её в бегах, - сказал Андрюха.
  И Полковник не нашёлся, что ему ответить.
  - Есть ещё один вариант, - подал голос Костя. - Я на себя всё возьму. Мне будет легче открутиться.
  Андрюха и Полковник переглянулись, и Полковник сказал:
  - Нет, Костя, не получится: все видели, что это был Андрей. Они, наверное, уже и бумаги оформили.
  Костя встал, вышел на крыльцо и сел на ступеньках, прислонился к нагретой за день солнцем стене домика.
  Из-под крыльца, которое служило одновременно конурой, вылезла эстонская гончая чёрно-пегой масти, подошла к Косте и положила ему на колени голову.
  - Герда, хорошая, - сказал Костя и погладил собаку.
  Она лизнула ему руку, и Костя увидел тоску у неё в глазах.
  Костя знал, что и собака, и дача, и машина - всё это принадлежало раньше брату Полковника, который погиб в аварии два года назад. И теперь Полковник жил здесь потому, что бывшая жена, после развода, забрала себе и квартиру, и всё, что там было.
  - Состарилась наша Герда, - сказал Полковник. - Этой зимой даже на охоту не брал: оглохла, сосем ничего не слышит. На дорогу выскочит, машины сигналят, а она - стоит, не убегает. Поэтому больше и не беру её с собой - в домике закрываю. Так она, бедная, воет и дверь царапает. Вон как обивку разорвала.
  - Она всё понимает, - сказал Костя.
  - Тяжело, когда всё понимаешь, - заметил Полковник.
  - Послушай, Полковник: ты что же, думаешь здесь всё время жить? - спросил Андрюха.
  - Разве тут плохо?
  - А зимой?
  - Зимой, конечно, похуже. Но я вот окна двойные поставил, печку переделал.
  - Давай тебе квартиру найдём. Или ко мне переселяйся. Вдвоём веселее будет.
  - Согласен, что вдвоём веселее. Ребята, я говорить не хотел, но ладно: я с тут женщиной познакомился. Тоже на даче живёт.
  - По-моему, ты просто пошёл по новому кругу, - Андрюха в сердцах махнул рукой. - Умный мужик, а бабы тобой крутят, как хотят. Зачем ты ей все оставил?
  - А это уже не твое дело.
  - Мне просто обидно.
  - А мне - нет. Я даже рад, что так всё сложилось. Всё, что ни делается - к лучшему. Самое главное, ребята, - это жить в гармонии со своей совестью. Тогда и на душе будет спокойно.
  - Послушайте, - сказал вдруг Андрюха. - У меня уже голова кругом идёт от проблем, и в горле пересохло. Полковник, ты ведь сам говорил, что надо отличать главное от второстепенного. А сегодня главное - это наш праздник.
  - Может быть, ты прав, - согласился Полковник. - Утро вечера мудренее. Да и вы, наверное, проголодались. Бутылка у меня есть, а покушать мы сейчас сообразим.
  - Ты молодец, Полковник, - сказал Андрюха. - Ты - настоящий друг. Ты людей понимаешь - вот что в тебе самое ценное. А помнишь...
  Но Полковник перебил его, не дал договорить:
  - Андрюха, потом будем вспоминать. А сейчас бери в шкафчике хлеб и консервы, а мы с Костей помидоры соберём.
  Затем они вместе накрывали на стол, и Андрюха ещё рассказывал анекдоты. И Косте на мгновенье показалось, что все сегодняшние события - просто сон. "Жаль только, что нельзя проснуться", - подумал он.
  Когда всё было готово, Полковник надел парадный мундир, и все сели за стол.
  4. Рядовой Ерофеев
  Полковник разлил водку по рюмкам, но выпить они не успели: раздался стук в застеклённую дверь, и на пороге показался невысокий худощавый старик, одетый в поношенный спортивный костюм. В одной руке старик держал бутылку водки, а в другой - банку с малосольными огурцами.
  Увидев сидящих за столом ребят в парадной форме, старик опешил и растерянно произнёс:
  - Можно?.. Здравствуйте.
  - Здравствуй, Петрович. Заходи, присаживайся.
  Полковник снял с табуретки в углу стопку старых газет, сдул невидимую пыль с сидения. Но Петрович удивлённо смотрел на Полковника и не двигался с места.
  - Мишка, это ты? - наконец выдавил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Вот это да! Ну, ты, брат, и молодец!
  - Это Юрий Петрович, мой сосед, - сказал Полковник. - А это Андрей и Костя.
  Петрович, нерешительно стоя в дверях, сказал, словно оправдываясь:
  - А я вот с Мишей выпить хотел по-соседски. Один-то не могу. Как Полинка - жена, значит - умерла, зарок себе дал: не пить в одиночку. С утра зашёл - Мишки нет. Ничего, думаю, не попишешь: буду терпеть. А тут смотрю: машина стоит. Вот я и прибежал. А у вас, значит, праздник?
  - Да, - кивнул Полковник, - мы сегодня празднуем. Да ты проходи, присаживайся.
  Петрович подошёл к столу, поставил бутылку, банку с огурцами и сказал:
  - Я сегодня и не брился ещё.
  - Ничего страшного, - сказал Полковник.
  - Нет, не годится так, - покачал головой Петрович. - Вы вот что, ребятки, подождите меня пару минут.
  - Хорошо, - согласился Полковник.
  Петрович торопливо направился к выходу, но у самой двери остановился:
  - Ребятки, я - быстро. Только без меня не начинайте!
  - Само собой, не начнём, - успокоил его Полковник.
  Не успели ребята выкурить по сигарете, как вернулся запыхавшийся Петрович. Теперь на нём была гимнастёрка покроя Великой Отечественной войны с "чистыми" погонами и гражданские брюки цвета хаки. Петрович был свежевыбрит, и от него пахло одеколоном. А на гимнастёрке тускло поблёскивала медаль "За отвагу".
  Петрович сел за стол, как-то виновато покосился на свою единственную медаль и сказал:
  - Есть ещё юбилейные, но я их не ношу.
  Полковник поднял свою рюмку и сказал:
  - За День воздушно-десантных войск.
  - За успех почти безнадёжного дела, - поднял рюмку Андрюха.
  - За то, что мы вместе, - добавил Костя.
  - За вас, ребятки, - кивнул им Петрович.
  Они выпили и закусили, а после выпили по второй, и снова закусили. Третью рюмку - молча и стоя. Петрович тоже встал, и было видно, что чувствует он себя как-то неловко. Взгляд его так и притягивала Золотая звезда на груди у Полковника.
  Потом все разом закурили, думая каждый о своём, и Полковник, чтобы немного оживить застолье, сказал:
  - Водка какая-то слабая стала.
  - И не говори, - поддержал его Андрюха.
  - А может, это мы такие выносливые, - предположил Костя. - Закалённые.
  - Из нефти делают, - сказал Петрович. - Я вас, ребятки, как-нибудь хлебным самогоном угощу. Специально привезу из деревни. Недельки через две, на Спас, скажем. Вот это настоящая водка! А в магазине - из нефти.
  - Из гидролизного спирта, - уточнил Полковник. - Нам такой на приборы выдавали. Его водой разбавишь - он сначала, как и одеколон, белым становится. Потом отстоится - от водки не отличишь.
  - Я и сейчас лучше рижской "Сирени" выпью, чем эту водку, - признался Андрюха.
  Петрович затянулся дымом и тоже сказал:
  - Однажды пришлось и мне одеколон попробовать.
  - Только однажды? - усмехнулся Андрюха.
  - Да, - подтвердил Петрович. - Я тогда слышал, что пьют его, а как - не знал.
  - Петрович, - снова усмехнулся Андрюха, - я вас могу научить, как его нужно правильно пить, какие сорта самые лучшие, и чем его закусывать.
  - Теперь это мне без надобности. Но один раз попал я в такую ситуацию... Мой год был в войну последним призывным. И вот нас из пулемётной школы отправляли на фронт. Признаюсь: страшно мне было. И так захотелось выпить, что хоть караул кричи. А выпить нечего. Располагались мы, значит, в казарме. И была у меня бутылочка "Тройного" одеколона. Зашёл я в умывальник, налил одеколон в кружку, разбавил водой...
  - Вот это зря, - заметил Андрюха.
  - И, - продолжал Петрович, - получилось у меня, как Миша говорит, молоко. Закрыл я глаза, да и выпил это молоко. И сразу мне плохо стало. Стою и борюсь, чтобы не стошнило. А тут старшина мой влетает. Мужик был строгий: сибиряк, фронтовик. "А ну, дыхни", - говорит. Я дыхнул. Он на меня: "Одеколон пил?" - "Никак нет, - отвечаю, - не пил. Брился я". А он мне: "Нет, пил. Признавайся, а то хуже будет". Я молчу, не признаюсь, только изо всех сил этот одеколон внутри сдерживаю. Короче, ничего старшина не добился. Но и я никакого хмеля не почувствовал - только одно отвращение. А вот страх пропал.
  - Ясное дело, - сказал Полковник. - Перебил тебе старшина весь твой страх. Клин - клином, так сказать. Ты, значит, его больше, чем противника боялся.
  - Это ещё не всё, - сказал Петрович. - Только привезли нас на фронт - как немец контрнаступление начал. И скажу вам, ребята, чистую правду: никогда в жизни я так не бегал, как в тот день. По полю, по грязи мы так драпали, что глаза на лоб вылезали. Забежал я за какой-то стожок и упал на солому. Воздух ртом хватаю, как та рыба на льду. И тут рядом со мной мой старшина упал. Перевёл он немного дух, и спрашивает: "Скажи, Ерофеев, правду: пил тогда одеколон?"
  Все засмеялись, и Костя почувствовал к Петровичу такое расположение и симпатию, будто знал его очень давно. Андрюха и Полковник тоже смотрели на старика тепло и приветливо, и всем стало хорошо.
  - Мы страх травкой отгоняли, - доверительно сказал Андрюха, обращаясь к Петровичу. - Вы травку не курили?
  - Вату из телогрейки курили, - ответил Петрович. - Чай курили, листья сухие курили.
  - А коноплю? - допытывался Андрюха.
  - Вот ты про какую травку! Нет, такого у нас не было. И что чувствуешь, когда покуришь?
  - То смеёшься, то лень нападает, - ответил Андрюха. - Безразлично всё становится.
  - Нет, - сказал Петрович, - я такого не понимаю. - Выпить - другое дело. Водка - это продукт питания. А травка ваша - отрава. Видел я и морфинистов: в лагерном лазарете - когда, значит, срок отбывал. Но морфинисты все, считай, уже покойниками были. Руки до крови сгрызали. Совсем пропащие, одним словом.
  Полковник посмотрел на Петровича удивлённо и спросил:
  - Так ты и в лагере побывал?
  - А как же! Когда осколком зацепило, - Петрович показал рукой на изувеченный глаз, - в плен попал. Два часа в плену пробыл - вот и в лагерь определили. Не сразу: сначала в госпиталь, а оттуда - в лагерь. Такие порядки тогда были.
  - И долго "просидели"? - спросил Костя.
  - Десять лет, как положено. В пятьдесят пятом году освободился. Домой вернулся. Родители уже померли. А вот Полинка, невеста, дождалась.
  - Не может быть! - вырвалось у Андрюхи.
  - Может. Считай, одиннадцать лет ждала. Да потом прожили ровно сорок лет - ни разу не поругались.
  - Как в сказке, - покачал головой Андрюха.
  - Я с Люськой тоже никогда не ссорился, - сказал Костя.
  - Вообще-то да, - согласился Андрюха. - Зато мы с Полковником хлебнули и за себя, и за вас.
  Петрович погасил сигарету, а окурок спрятал в спичечный коробок и пояснил:
  - Это на утро. Я по утрам только самокруткой накуриться могу. Чтобы, значит, как следует пробрало.
  А потом увидел гитару и спросил:
  - Твоя, Миша? Можно?
  - Можно, - ответил за Полковника Андрюха. - А вы играете?
  - У нас в семье все музыканты: и отец, и два брата, и я. Братья в сорок четвёртом погибли. Оба в один день.
  Петрович взял гитару, умело её настроил и спросил:
  - Что споём?
  - Что-нибудь, - сказал Полковник.
  - У меня под каждую песню свой инструмент, - пояснил Петрович. - "Три танкиста" - под гармонь, "Полонез Огинского" - под аккордеон, "Вальс" - под баян. А под гитару - "Гренада".
  И Петрович запел:
  - Мы ехали шагом, мы мчались в боях.
  И "Яблочко"-песню держали в зубах...
  Он пел негромко и задушевно, а когда дошёл до строк: "Да, в дальнюю область, в заоблачный плёс ушёл мой приятель и песню унёс", Костя вдруг почувствовал какие-то спазмы у себя в горле.
  - А ведь мы эту вещь в школе проходили, - сказал он после того, как Петрович допел до конца. - Только не воспринимали тогда. Потому что глупыми были.
  - Просто не знали настоящую цену многим вещам, - уточнил Полковник. - Таким, как дружба, например.
  - Да, друг на войне - это главное, - задумчиво сказал Петрович. - Были случаи, что собою друга от пули закрывали. Да не мне вам говорить!
  - Ну, отчего же, - возразил Андрюха. - Мне, например, очень интересно вас слушать. А у вас друг был?
  - А как же! Сашкой звали. А если точнее - "Сашка - шесть шаров". "Шесть шаров" - это у него была самая высокая оценка. Спросишь: "Как дела?" - "Шесть шаров", - отвечает. Почему именно шесть? - Не знаю. Вот он, Сашка, страху не ведал. В любом деле - первый: хоть в атаку идти, хоть спирт воровать. Правда, и хвастун был! Себя называл: "Самородок". Я его ещё поддевал: "Саморобок". Ему всё равно было: генерал ты или кто. Ротный наш как-то напился и в блиндаже наблевал. Так Сашка - неслыханное дело - его же убирать заставил. И тот никуда не делся.
  - Так вы тоже выпить не дураки были, - улыбнулся Андрюха.
  - Как вам сказать? В общем, не откидывали.
  - Встречаются такие ребята, - сказал Полковник. - Я еще, когда в "учебке" был, нашу роту командир отряда увольнительных лишил - не помню уже за что. Так один молдаванин из нашего взвода к нему обратился и говорит: "Мне в увольнительную надо". А тот: "Никому - значит никому!". Тогда молдаванин ему: "Чёрт с тобой! Но машину твою я сожгу". Тот как раз себе новенькую "Волгу" купил. И что же вы думаете? Отпустили молдаванина в увольнительную. И после никто к нему не придирался. И командир при встрече про дела расспрашивал.
  - Так и Сашка, - сказал Петрович. - Сила духа в нём большая была. Погиб в разведке. Я тогда уже в госпитале лежал, но мне рассказали: остался ребят прикрывать. Знал наверняка, что погибнет, но и бровью не повёл. Я тогда ещё заметил: на фронте самые лучшие бойцы там, где опаснее всего. Потому и погибают часто. А то, что смерти не боятся - для меня до сих пор загадка. Может, знают что-то такое, что нам знать не дано.
  Некоторое время все молчали, а потом Петрович снова сказал:
  - Тяжёлое времечко было, но только и радостные минуты случались. А теперь никакой радости: все одногодки мои уже давно померли, Полинка - тоже. Детей Бог не дал. Копаюсь в огороде - больше ничего не осталось - и живу скорее по привычке. Да вот байки вам рассказываю. Раньше любил ещё поучать молодых. А теперь смешно даже: самому у вас учиться надо. Вы и видели больше, и пережили немало. Я как сейчас, Миша, тебя увидел, во мне всё перевернулось. И единственный только вопрос остался: а достоин ли я сидеть с вами за одним столом?
  Полковник разлил оставшуюся водку по рюмкам и сказал:
  - А я хочу выпить за тебя, Петрович.
  - Я тоже, - сказал Андрюха.
  - И я, - добавил Костя.
  Петрович поднял свою рюмку:
  - Насчёт радости я, ребятки, поторопился сказать: вот сейчас мне радостно. Костя, Андрей, вы приезжайте на Спас. Четырнадцатого числа Спас будет. Да и в любой день приезжайте - мои двери всегда для вас открыты.
  Они выпили, и Петрович засобирался к себе.
  - Пора отдохнуть. Не могу уже с вами в этом деле тягаться.
  И когда он ушёл, остальным стало немного грустно.
  5. Длинный
  Вечер выдался тихий и теплый. И солнце, уже склонившееся к закату, светило через открытую дверь прямо Косте в глаза, и от этого он не видел ни Полковника, ни Андрюху. А потом Костя сказал:
  - Я не могу вот так спокойно сидеть и пить, как будто ничего и не было.
  - А что было? Ничего и не было, - ответил ему Андрюха. - Полковник прав: всё, что ни делается - к лучшему. Так вышло. И никто тут не виноват. Просто судьба такая - вот и всё. Давайте, как в том анекдоте, займёмся делом, а то что-то разговор перестал клеиться.
  Андрюха поднял бутылку, но та оказалась пустой.
  - Никто и не говорит, что ты виноват, - сказал Полковник. - Ведь ясно, что иначе было нельзя. Только кроме нас никто этого не поймёт.
  - Вот я и спрашиваю: почему? У них что, другие мозги?
  - У них другая система ценностей, - сказал Полковник. - А если по-простому, мы для них - как постоянный укор. Как досадное напоминание. Мне трудно объяснить, но я это очень хорошо понимаю. Для них было бы большим облегчением, если бы в один прекрасный день мы все вдруг исчезли.
  Некоторое время все опять молчали, обдумывая слова Полковника, а потом Андрюха сказал:
  - Я хочу ещё выпить.
  - Больше нету, - Полковник посмотрел на часы. - И магазин в посёлке уже закрыт.
  - Давай мы с Костей на вокзал слетаем, - предложил Андрюха и, как бы оправдываясь, продолжил: - Я не знаю, что главное в жизни у них, но у меня главное - не протрезветь. Если я когда-нибудь протрезвею, я в ту же минуту сойду с ума.
  - Это потому, Андрюха, что жить в этом мире честно и не пить - невозможно, - сказал Полковник и встал из-за стола.
  Он порылся в карманах и передал Андрюхе деньги и ключи от машины, и потом добавил:
  - А я пока, знаете, что сделаю? Картошки испеку. Я помню, в детстве голодно было. Отец и мать брали меня, как старшего, на перекопки. А потом дома пекли в печке картошку, и все вместе ели с солью, - в глазах у Полковника вспыхнула искра радости. - Вот я сейчас тоже испеку. Только вы не долго.
  - Одна нога здесь, а другая уже там, - весело ответил Андрюха.
  Когда Андрюха и Костя приехали на вокзал, на стоянке такси было пять или шесть машин. Водители столпились вокруг высокого таксиста по прозвищу Длинный. Тот что-то рассказывал, оживлённо жестикулируя руками.
  - Что это у вас? - спросил Андрюха у одного из водителей.
  - Да вот Длинный рассказывает, как его по рации чеченцы вербовали.
  - Кто сейчас в армии? - продолжал Длинный. - Одни засранцы и сосунки. Ну, поскладываю я их. А после совесть замучит, что матерей без детей оставил. Вот и отказался я.
  - Ты где срочную служил? - спросил его Андрюха.
  - А это ты к чему?
  - А это я к тому, что мы с тобой вроде одногодки.
  - А что тебе вообще здесь надо?
  - А надо мне вообще здесь водки.
  - Да с тебя уже и так хватит.
  - Это моё дело.
  - Где я служил - тоже моё дело.
  - Согласен.
  - Тогда чего спрашиваешь?
  - Больше не буду. Только скажи, как ты права получил, если у тебя в военном билете статья "восемь б" стоит?
  - А ты видел?
  - Видел. А если я не прав - покажи.
  - Я ещё не опустился до такой степени, чтобы перед всякими придурками отчитываться.
  - Какой же я придурок, если у меня "восемь б" не стоит?
  - Посмотрите на них, - сказал Длинный, показывая на Андрюху и Костю рукой. - Разве это люди? Среди них нет ни одного психически нормального.
  - А ты правильно решил не идти в наёмники: тебя бы там сразу же шлёпнули.
  - Почему это?
  - В такую задницу тяжело промахнуться.
  - Да пошёл ты! На себя посмотри: сам-то под кого косишь? Разоделся, как попугай. Рембо наш местечковый. Что ж ты до генерала не дослужился?
  - Некогда было.
  - Или водки не хватило? Да ты только пьяный - герой. Ты трезвым ко мне приходи - тогда и поговорим, у кого и какая статья. Тебя здесь никто не боится.
  - А чего, тебе, Длинный, бояться? Водкой ты смело торгуешь. Сказать, почему?
  - Ну, почему?
  - Потому что ты просто стукач, - Андрюха повернулся к остальным таксистам: - А вы, ребята, не задумывались, почему всех рано или поздно подлавливают, а его - никогда?
  - Не старайся: драться я с тобой не буду, - Длинный подошёл к своему "Опелю", открыл багажник, достал бутылку водки и протянул Андрюхе. - На вот лучше выпей - может, полегчает. Да не катайся по городу пьяным - езжай домой, выпей и проспись.
  - Я-то просплюсь, - сказал Андрюха, но уже не так раздражённо, и взял бутылку. - А ты проспишься когда-нибудь?
  Потом он достал из кармана деньги и подал Длинному.
  - Оставь себе на завтра: не на что будет похмелиться.
  - Не хочется тебя огорчать, Длинный, только без денег я не возьму
  - Гордый?
  - Какой есть.
  - Ладно, - Длинный взял деньги.
  Андрюха, не прощаясь, повернулся и пошёл к машине. Когда он сел за руль, Длинный сказал, обращаясь к остальным таксистам:
  - Жалко мне их.
  И Андрюха рванулся обратно из машины, но Костя вцепился в него изо всей силы:
  - Не надо. Поехали скорее, плохо мне.
  6. Прохожий
  Они отъехали совсем недалеко, и Андрюха остановил машину у небольшого скверика.
  - Не могу дальше ехать, - сказал он. - Руки дрожат.
  - Ты просто наплюй на всех, - сказал Костя.
  - Не получается. Посмотри стакан в "бардачке".
  Костя открыл "бардачок", достал стакан, и они по очереди выпили.
  В вечерних сумерках никто из них не заметил, как к машине подошёл худощавый мужик в тёмном костюме и надвинутом на лоб берете.
  - Как вам не стыдно пить за рулём! - сказал он. - Вы - потенциальные убийцы.
  - Неужели? - обернулся Андрюха.
  - Вас надо посадить в тюрьму, - снова сказал мужик.
  - А ты не боишься, что, если я убийца, то могу сейчас и тебя убить? - Андрюха приоткрыл дверцу.
  Костя видел, что лицо у Андрюхи побелело. Тогда он обхватил друга за плечи и крикнул мужику:
  - Беги отсюда скорее!
  Мужик вздрогнул и опрометью бросился на другую сторону дороги. Он бежал как-то очень смешно, высоко подбрасывая колени, будто аист по болоту, и Костя с Андрюхой засмеялись.
  Мужик, добежав до противоположного тротуара, остановился и крикнул:
  - Хамы! Самые настоящие хамы!
  - Какие есть, - сказал, смеясь, Андрюха и, обращаясь к Косте, добавил: - Полковник бы сказал, что Родина рождает героев, а бабы - чудаков.
  Они выпили ещё и закурили.
  - Надо вернуться на вокзал, - сказал Андрюха.
  - Ты всё-таки ещё не успокоился. Не будем больше сегодня никого трогать. Не надо, я прошу.
  - За восемь бед один ответ. Да и бутылку мы ополовинили. С чем к Полковнику вернёмся?
  - Это другое дело. Тогда давай, но только за бутылкой.
  Андрюха завёл машину, развернулся на пустой улице и поехал обратно.
  Когда они свернули к вокзалу, Костя сказал:
  - Может, оставь Длинного мне, на потом.
  - Нет, Костя. Это моя работа, и никому я её не отдам.
  - Я просто боюсь, что у тебя откажут тормоза.
  - Будет видно. Но прошу тебя: не вмешивайся. Думай о Люське. И о детях.
  - И о тебе тоже.
  - А обо мне не надо: мокрому дождик не страшен.
  7. Старый таксист
  На вокзале было пусто и уныло. В сквере на скамейке спал какой-то нищий, положив под голову свою грязную сумку. Уличный фонарь тускло освещал место стоянки такси. Двадцать первая "Волга" бежевого цвета прижалась к самому тротуару - больше машин не было. За рулём сидел дед - "левак".
  Ребята подъехали к нему, вышли из машины, и Андрюха, поздоровавшись, спросил:
  - А где Длинный?
  - Нету. Никого нету. Загулять они решили сегодня. Куда-то в лес пить поехали.
  - Будем считать, что ему повезло. А что, Длинный тут всеми командует?
  - Не знаю я ихних порядков. Они меня на стоянку не пускают - прогоняют: я же без лицензии. Так я всегда в конце вокзала становлюсь. Только когда никого нету, на стоянку заезжаю.
  - Значит, достал я его.
  - Он тебя тоже, - сказал Костя.
  - А у тебя, дед, водка есть? - снова спросил Андрюха.
  - Нет, что вы, ребята, что вы! - замахал руками дед. - Я не торгую, боюсь.
  Потом опасливо огляделся по сторонам и добавил:
  - Самогонка есть. Хорошая: горит. Для себя держу, мало ли чего. Но вам могу продать: вижу, вы хлопцы надёжные.
  - С дихлофосом самогонка? - спросил Андрюха.
  - Что вы, что вы, ребята! - снова замахал руками дед. - Разве можно такое делать? Меня тут все знают: я с шестьдесят первого года таксую. Сначала на государственной, а теперь на своей. Я никому ещё плохого не сделал. Если хотите, я могу сам отпить.
  - Давай, - сказал Андрюха.
  Но дед понял это по-своему. Он достал откуда-то из-под сидения бутылку, вытащил пластмассовую пробку и сделал большой глоток.
  - Вот это молодец! - Андрюха улыбнулся. - А ГАИ не боишься?
  - Ха! - сказал дед. - Такую дозу ни один анализ не покажет. Я старый шофёр и знаю все способы, как их обмануть. Один раз бутылку выпил - и не показало.
  - Не может быть.
  - Запросто. Хочешь, научу?
  - В другой раз.
  Андрюха отдал деду деньги и забрал бутылку.
  - Ну, тогда счастливо вам, ребята, - и дед приветливо помахал им рукой.
  8. Цыганка
  - Давай где-нибудь перекусим, - сказал Костя. - А то я уже захмелел.
  - Давай, - согласился Андрюха.
  Они подъехали к киоску у здания вокзала, купили несколько пирожков и съели там же, у киоска. Костя отошёл немного в сторону, стал рассматривать витрину и не увидел, откуда к Андрюхе подошла цыганка.
  - Сам ты здесь стоишь, а мысли твои далеко летают, - скороговоркой выдала цыганка. - Через доброту свою много страдал, много зла от людей видел. О других заботишься, о себе не думаешь. Счастье своё видишь, а взять не можешь. Потерял свою любовь и сам потерялся. Не жди помощи ни от кого: иди сам смело и бери то, что у тебя отняли.
  Цыганка была самая обыкновенная: ни старая, ни молодая - таких множество ходит по людным местам. Только Костя увидел, как от её слов будто тёмная волна пробежала у Андрюхи по лицу.
  - Я всё это слышал много раз, - пожал плечами Андрюха. - На вот, возьми сигарету.
  Цыганка взяла сигарету и положила в карман старой болоньевой куртки.
  - Знак тебе будет. Сегодня будет. Только не проспи его. Если проспишь - уйдёт от тебя твоё счастье, и не воротишь его больше.
  - Не просплю: бессонница у меня.
  - Крепко спишь. И сейчас спишь, и всё, что видишь - это сон. А как знак тебе будет - не медли и не бойся.
  - Какой знак? - Андрюха выгреб из карманов все оставшиеся деньги и отдал цыганке.
  Та задержала Андрюхину руку и посмотрела на ладонь, потом отстранила её от себя и сказала:
  - Будет тебе сильное испытание, а больше не скажу ничего, потому что плохо мне придётся. Только, как знак увидишь - помолись.
  - Зачем?
  - Я за тебя тоже помолюсь. А ты не бойся, сам ведь знаешь: кто бежит от судьбы, тот встретит её в бегах.
  Цыганка повернулась и быстро пошла к зданию вокзала.
  - Погоди, - крикнул ей вслед Андрюха.
  Но цыганка уже скрылась в тёмном проёме дверей.
  - Я и не боюсь, - тихо сказал Андрюха.
  - Чего она нагородила? - спросил Костя.
  - Попробуй, разбери, - ответил Андрюха.
  Они вернулись к машине и сели в неё.
  9. Валя
  Смазливая бабёнка, слегка пошатываясь, подошла к ним и наклонилась к открытому окошку.
  - Ребята, угостите сигаретой.
  Андрюха протянул ей раскрытую пачку и щёлкнул зажигалкой.
  - Ребята, отвезите меня домой.
  - Мы никуда не едем. Такси возьми.
  - Нет ни одной.
  - Вон, дед стоит на "Волге".
  - Я с дедом не хочу. Я с тобой хочу.
  - Что ты со мной хочешь?
  - Переспать хочу.
  - Со своим мужем переспи.
  - С ним не хочу.
  - Со мной нельзя: я импотент, - сказал ей Андрюха.
  Та постояла, размышляя, сделала затяжку и сказала:
  - Ты - просто хам. Вот кто ты.
  И отошла в сторону, всё так же слегка покачиваясь.
  Андрюха взял из пачки сигарету и закурил.
  - Скажи, Костя, неужели мы действительно изгои какие-то? Почему даже вокзальная проститутка считает себя выше нас? И этот мужик, похожий на учителя? Я уже молчу про Длинного.
  Андрюха навалился грудью на рулевое колесо и повернулся лицом к Косте.
  - Не все. А Петрович? А дед-таксист? - сказал Костя.
  - Петрович, конечно, крепкий мужик. А остальные? Что мы им сделали? Непонятно мне это.
  - Просто мы не такие, как они.
  - И только? Нет, здесь тоже есть какая-то загадка. Есть что-то такое, чего мы не осознаём. А что мы осознаём: выпить да закусить? Так стоит ли ради этого за жизнь держаться? А ещё на проститутку обижаемся. Может, мы действительно чего-то главного не понимаем?
  - Может быть, - сказал Костя. - Давай спросим у Полковника или у Петровича.
  - Давай, - согласился Андрюха. - Думаешь, они знают?
  Он несколько раз глубоко затянулся, выбросил окурок в окно и потёр виски руками.
  - У меня такое ощущение, что я не то делаю. Точнее, делаю всё, кроме того, что надо.
  - Я ничего не понимаю, - вздохнул Костя.
  - Петрович - мудрый человек. Он только два слова сказал, а я уже сообразил: про меня он говорит, про мою жизнь. Спасибо ему.
  Андрюха немного помолчал, снова потёр виски руками и сказал:
  - И я, кажется, теперь знаю, что мне делать. Подожди немного.
  Затем он вышел из машины и подошёл к той же пьяной бабёнке, которая стояла теперь со скучающим видом у киоска.
  - Ну что, передумал? - спросила она.
  - У вас жетончик для телефона не найдётся? - вопросом на вопрос ответил ей Андрюха.
  Та молча открыла косметичку, покопалась в ней и протянула Андрюхе жетончик.
  Андрюха поблагодарил её, подошёл к телефону-автомату, висевшему на стене у входа в здание вокзала, и стал набирать номер. Несколько раз он сбивался, дёргал рычаг и набирал снова, пока, наконец, не услышал в трубке длинные гудки. На другом конце провода долго не отвечали, и Андрюха уже собирался дать отбой, когда вдруг такой знакомый голос, пробиваясь сквозь помехи на линии, сказал:
  - Я слушаю.
  Голос звучал тихо и как-то печально, и Андрюха почему-то растерялся настолько, что не мог ничего ответить.
  - Говорите же, - снова услышал он.
  И с трудом произнёс:
  - Это я. Здравствуй, Валя.
  Несколько минут они оба молчали, а потом Валя сказала:
  - Здравствуй. Не думала я, что ты ещё когда-нибудь позвонишь.
  - Почему? - спросил Андрюха и сразу же мысленно отругал себя за такой глупый вопрос.
  - Разве трудно догадаться, почему? Ты хоть знаешь, какое сегодня число?
  - Конечно: второе августа.
  - Ах, да! - спохватилась Валя. - Вот почему ты позвонил! Поздравляю тебя с праздником.
  - Спасибо. Но ты не думай, что я позвонил, потому... что выпил.
  - Я и не думаю. Я - знаю. Я очень хорошо тебя знаю. Ты не находишь?
  - Я сильно изменился за это время.
  - Я бы тебе поверила, если бы ты был трезвым.
  - Но ведь сегодня мой праздник!
  - Хорошо, когда жизнь - сплошной праздник. Только пока мы были вместе, у меня каждый день был кошмаром.
  - Но ведь не всегда так было.
  - Мне кажется, что всегда. Только в первое время я этого не замечала: влюбилась, как дурочка.
  - Не говори так. Разве у нас было только плохое?
  - Не хочу ничего вспоминать: ни хорошего, ни плохого. У меня сейчас совсем другая жизнь. Ты тоже можешь меня поздравить: я замуж вышла.
  - Валя, я был не прав. Во всём не прав.
  - И давно ты это понял?
  - Сегодня.
  - Случилось что-то?
  - Да, но дело не в этом. Просто я увидел всё в другом свете. Как говорит Полковник, понял, что главное, а что второстепенное.
  - И что теперь для тебя главное?
  - Ты для меня - главное.
  - Что же ты раньше этого не понимал, когда я была твоей?
  - Ты и сейчас моя.
  - Нет. У меня есть муж. Он меня любит, не бьёт, не пьёт, деньги домой приносит.
  - Я не хочу ничего знать. Я не верю, что ты могла забыть, как земля уходила у нас из-под ног.
  - Я и не забыла. И не забуду: ты ведь у меня был первым. Только это уже отгорело.
  Андрюха немного помолчал, а потом сказал:
  - Валя, я люблю тебя. Очень. Давай уедем.
  - Куда?
  - На Украину.
  - От других ты можешь спрятаться, а от себя ты никуда не спрячешься. Недельку потерпишь, а там всё пойдёт по-старому. Не хочу я повторять своё прошлое. Да и поздно: у меня будет ребёнок. Если родится сын, назову его твоим именем, и будет у меня мой Андрей. Вот так.
  Андрюха снова ненадолго замолчал.
  - Я украду тебя, - наконец сказал он. - Ты меня знаешь, я это сделаю.
  - Сумасшедший. До утра ты проспишься и забудешь о том, что звонил мне.
  - Я тебе ещё позвоню сегодня, когда домой приду.
  - Лучше не надо: муж с работы вернётся. И вообще не надо больше мне звонить.
  - Я ничего не хочу знать. Я уверен, что мы не сможем прожить друг без друга. Я ведь знаю, что ты любишь меня. Скажи мне только одно слово.
  Но Валя ничего не сказала, и Андрюха услышал, что она плачет.
  - Я люблю тебя. Жди моего звонка, - и он повесил трубку.
  10. Полковник
  Когда ребята вернулись с вокзала, у Полковника уже горел свет, и от этого в домике стало очень уютно. Так уютно, что не хотелось отсюда уходить.
  "Прожить бы здесь всю жизнь", - подумал Костя.
  В домике вкусно пахло печёной картошкой: Полковник испёк её в электромангале для шашлыков. Там же приготовил сало на шампурах. Потом они втроём опять сидели за столом, выпивали и закусывали, и Косте казалось, что никогда в жизни он ещё не ел такой вкусной еды.
  Андрюха сказал:
  - Ты не думай, Полковник, что я пьян. Это мне не мешает видеть всё так, как оно есть. Даже помогает: злость притупляет. Я никому ничего не должен. И откупаться не буду - не дождутся они, чтобы я перед ними унижался. Поэтому их надо обмануть. Так, как обманывают они. И я кое-что придумал. Только мне нужна будет ваша помощь.
  - Всё, что надо, - сказал Полковник.
  - Я помню, у тебя было ружьё.
  - И сейчас есть.
  - Можешь мне его подарить?
  - Это часть твоего плана?
  - Да. Какие у тебя будут неприятности из-за небрежного хранения?
  - Штраф.
  - Много?
  - Это уже второстепенно.
  - И всё?
  - Разрешение заберут, наверное.
  - Переживёшь?
  - Как-нибудь. Ты только хорошо всё продумай. Несколько раз всё хорошо продумай.
  - Не волнуйся. И - спасибо. Ты сам не знаешь, что вы для меня значите: ты и Костя.
  Полковник встал, немного поразмышлял, глядя в пол, тряхнул седой головой, махнул рукой - мол, двум смертям не бывать, - затем подошёл к сейфу, который находился в углу комнаты, накрытый каким-то жёлто-коричневым покрывалом, открыл ключом замок и достал зачехлённое ружьё. Затем оттуда же извлек коробку с патронами.
  - Здесь разные, - он показал патроны Андрюхе. - Хватит столько?
  - Да, - кивнул Андрюха.
  Полковник завернул всё в покрывало и обвязал шпагатом. Затем положил свёрток сверху на сейф:
  - Забирай.
  Андрюха промолчал и только кивнул головой.
  Полковник вернулся на своё место за столом и спросил:
  - Скажи всё-таки, что ты собираешься делать? Я почему-то чувствую себя неспокойно. Может, и я с тобой?
  - Я не подведу вас, ребята. И ещё: завтра утром понадобятся деньги. Кроме тебя, Полковник, помочь некому.
  - Деньги - не вопрос, - успокоился Полковник. - Я только одного хочу: ты должен помнить, что я всегда рядом.
  - Спасибо тебе, Полковник. Я вам, ребята, вот что скажу - только не подумай, что это я спьяну, - снова сказал Андрюха. - Часто бывает, что тебе сначала плохо. Всё плохо: и сидеть, и молчать, и есть, и спать; и кажется, если заплачешь, то станет легче. А после тебе становится всё безразлично. А потом даже и в удовольствие. Ты понимаешь, о чём я?
  - Примерно понимаю, - ответил Полковник.
  - Вот мне сейчас всё в удовольствие. Я хочу довести всё до самого конца. Я только сейчас понял, что ждал всего этого.
  11. Ковш
  Костя вспомнил, как Андрюха "светился радостью" сегодня утром, и подумал, что тот действительно каким-то образом предчувствовал последующие события и, наверное, желал именно такого их развития.
  - Я у тебя тоже спросить хочу, - обратился он к Полковнику. - А у меня бывают такие моменты, когда я ничего не понимаю. Что им ещё от нас надо?
  - Им всё надо. Всё без остатка. Пока ты жив - ты сам, а когда умрёшь - и память о тебе. У хорошего хозяина ничего не пропадает.
  - А ещё бывает такое ощущение, что меня все обманывают. Все вокруг говорят что-то непонятное, совсем не то, что обычно говорят люди. Это и в самом деле, как сон. Ты, Андрюха, меня тоже обманываешь?
  Андрюха удивлённо посмотрел на Костю.
  - А ты, Полковник?
  - Ну, что ты, Костя, - сказал Полковник.
  - Я ведь ничего больше не хочу, - продолжал Костя. - У меня есть дом, семья, друзья. И иногда мне кажется, что я счастлив. И тогда я думаю, что мне больше ничего не надо. А когда вспоминаю Ковша, я начинаю себя ненавидеть. Наверное, потому, что у него никогда ничего этого не было - даже дома. Даже мать свою он не видел никогда. И никогда у него больше ничего не будет.
  - Костя, это просто нервы. Ты сам себя накручиваешь, а так нельзя, - сказал Андрюха. - Ты придумываешь больше проблем, чем их есть на самом деле. Кто такой Ковш?
  - Он тоже был таким, как друг Петровича. Учился с нами, помнишь?
  - Нет.
  - По-моему, в пятом классе. Помнишь, с нами учились детдомовцы?
  - Ну, это я, конечно, помню. Они ходили, как инкубаторские, в коричневых вельветовых костюмах, вечно голодные, и просили возле буфета: "Дай пирожка, дай пирожка".
  - Точно. Вот тогда к нам в класс пришёл Ковшов. Но мы его звали Ковш. Меня ещё поразило то, как он отдавал пас в баскетболе: бросал мяч через себя, не глядя и всегда точно в руки. Он как-то чувствовал, что у него за спиной. Помнишь?
  - Если честно, то нет.
  - Он был такой вихрастый, и лицо в веснушках. А сидел на последней парте, у окна.
  - Нет, Костя, ты путаешь: на последней парте сидел я. Но это не важно. И что с ним случилось?
  - Скоро их детдом переехал куда-то. А Ковша я увидел уже убитого, на перевале, когда они напоролись на засаду, и мы шли к ним на помощь, но опоздали. Я тебе тогда говорил о нём.
  - Перевал помню, а Ковша - нет.
  - Это оттого, что тебя потом контузило. Такое часто бывает.
  - И что дальше?
  - Ты, конечно, можешь посмеяться, но я постоянно его чувствую. Как будто он где-то рядом. Я даже иногда с ним разговариваю.
  - Ну и что? Я сам часто разговариваю и с отцом, и с матерью, хотя их давно уже нет. По-моему, это вполне нормально.
  - Ты так считаешь?
  - Конечно. Спроси у Полковника.
  - Да, - кивнул Полковник. - Я тоже разговариваю с братом, как будто он живой. Даже прошу у него совета.
  - Мне потом его ротный рассказывал, что однажды Ковш вёл БТР без одного колеса. И ещё он сказал, что никогда не видел лучшего бойца, чем Ковш. Неужели ты его не помнишь?
  - Нет, - покачал головой Андрюха.
  - А до этого мы ещё раз встречали его на подходе к перевалу. Их БТР напоролся на фугас, и мы скинули его с дороги, а Ковш сел к нам на броню. Я его сразу узнал. И он меня тоже. Я потом хотел с ним поговорить, а он пропал. Я смотрю: его уже нет. Только кровь на броне. Я думал, что его тогда убили, но я ошибся. Я же тебе после рассказал о нём. Ты помнишь?
  - И это был Ковш?
  - Да. Разве ты его не узнал?
  Костя посмотрел Андрюхе прямо в глаза, и тому стало не по себе.
  - Нет.
  - Ты считаешь, что я его придумал? Полковник, ты тоже считаешь, что я его придумал?
  - Нет, - сказал Полковник, - я так не считаю.
  Но сказал он это как-то неуверенно.
  Андрюха встал и вышел на крылечко. Накрапывал мелкий дождь, или это ему казалось, только капли стекали по лицу, и он вытер их рукавом. Потом вернулся к столу и сказал:
  - Давайте лучше ещё выпьем.
  - Я больше не хочу пить, - сказал Костя. - Если можно, я прилягу.
  - Конечно, - согласился Полковник.
  Костя снова прилёг на диван и отвернулся к стенке, а Полковник и Андрюха переглянулись между собой, и Полковник прикрыл глаза ладонью.
  Дорога была изрыта воронками: "духи" мин не жалели. Из-за скал доносились одиночные выстрелы и короткие пулемётные очереди: значит, кто-то из ребят ещё был жив.
  Через смотровую щель Костя видел у поворота дороги горящий БТР, его подожгли из гранатомёта. Стреляли сверху, из расщелины в скале, расположенной сразу за поворотом. Со стороны подходившей колонны "духов" прикрывал небольшой утёс, нависший над дорогой. Другие машины остановились в "мёртвой зоне", не имея возможности проскочить поворот и выручить попавших в засаду ребят.
  И вдруг Костя увидел, что к утёсу, прижимаясь спиной к скале, медленно продвигается боец, обвешанный гранатными сумками. Боец шёл по карнизу шириной в ладонь приставным шагом - таким часто пользуются баскетболисты, прикрывая корпусом мяч от соперника. У самого утёса он остановился и из неудобного положения, через себя, не глядя, стал бросать гранаты. И по тому, как он это делал, Костя узнал Ковша. Только Ковш так отдавал пас в игре: через себя, не глядя и точно в руки.
  За утёсом раздался сильный взрыв. Ковш повернул голову в сторону Кости, улыбнулся своей заразительной улыбкой и показал большой палец - "отлично".
  Костя уже знал, что через мгновенье Ковша убьют, и отчаянно пытался очнуться. Но ЭТО было ещё очень сильным, и он уткнулся лицом в ладони, чтобы ничего не видеть...
  Когда Костя очнулся от забытья, Полковник и Андрюха молча сидели за столом и курили.
  - Мне надо домой, - Костя тоже сел за стол.
  - Сейчас пойдём, - сказал Андрюха.
  - Полковник, а у тебя бывает, что ты вспоминаешь такое, что с тобой никогда не происходило? - спросил Костя.
  - Это называется ложной памятью и бывает у всех.
  - Я вам сейчас что-то скажу, только вы не смейтесь.
  - Мы не будем смеяться, Костя, - пообещал Андрюха.
  - Я это разгадал. Если ты готов за что-то умереть, значит - ты прав. Я это понимаю, когда думаю о Ковше.
  - Что именно ты думаешь? - спросил Андрюха.
  - Я думаю, что он был самым лучшим. Поэтому и погиб.
  - Не надо, Костя, разжёвывать жизнь, как таблетку. Её надо глотать целиком, - сказал Полковник и, немного помолчав, добавил: - Вот такой у нас сегодня праздник.
  - А я скажу, что праздник, в общем-то, неплохо прошёл, - Андрюха поднялся из-за стола и застегнул пуговицы на мундире. - Могло быть и хуже. Правда, Костя?
  - Конечно, - согласился Костя. - Как бы то ни было, но встретили мы его вместе.
  - Ребята, заночуйте здесь, - сказал Полковник. - И мне веселее будет.
  - Нет, - сказал Костя. - Люська обидится.
  - Если честно, то мне просто не хочется оставаться одному, - признался Полковник. - Без вас здесь будет пусто.
  - Ничего не поделаешь, - сказал ему Андрюха. - Я с Костей пойду.
  Он подошёл к сейфу и взял перевязанный бечёвкой свёрток. Потом повесил на плечо гитару.
  - Ну что ж, - Полковник тоже встал, - провожу вас немного.
  Они вышли из домика, некоторое время стояли во дворе, курили и молчали.
  Слабый ветерок шелестел листвой на деревьях, веял приятной прохладой, принося, откуда-то, аромат цветов и мяты.
  - Идите прямо по насыпи, - сказал Полковник. - До города не далеко. А утром я к вам приеду.
  Ребята пожали ему руку и пошли в сторону города, который светился вдали мириадами ночных огней. А Полковник стоял и смотрел им вслед. И ему ещё некоторое время были видны две неясные, освещённые зыбким лунным светом, медленно удаляющиеся фигуры.
  12. Костя
  Во дворе их дома было непривычно тихо, и ни в одной квартире не светились окна.
  "Это потому, что уже поздно", - подумал Костя.
  Они подошли к дверям своего подъезда и закурили.
  - Постоим немного, - сказал Андрюха.
  - Да, - согласился Костя и спросил, показывая на свёрток: - Я так и не понял: зачем тебе оно?
  - Не хочу рассказывать. Но в дороге пригодится.
  - Если ты решил уехать - это будет очень правильно. Деньги мы раздобудем завтра. Может, заночуешь у меня? Для большего спокойствия.
  - Думаешь, колесо уже завертелось?
  - Бережёного Бог бережёт.
  - Если бы меня ждали, кто-нибудь из ребят предупредил бы.
  - Да, это так.
  Они докурили, и Андрюха сказал:
  - Ну, теперь, кажется, всё. Теперь будем его ждать.
  - Кого? - спросил Костя.
  - Цыганка сказала, что будет знак. А цыгане в этом понимают.
  Костя в недоумении пожал плечами и вошёл в подъезд.
  На площадке второго этажа они расстались: Андрюхина квартира была на третьем. Костя открыл своим ключом дверь и вошёл в прихожую. Не зажигая света, он отыскал свои тапочки и осторожно пробрался на кухню. Там он сел на табуретку и, положив руки на стол, опустил на них голову.
  В квартире было тихо, и Костя, закрыв глаза, просто слушал эту тишину. А потом в темноте появилась небольшая светлая точка, которая стала постепенно увеличиваться, приобретая очертания вращающейся воронки.
  Старый карагач, весь иссеченный пулями, в отчаянии простёр к небу свои почерневшие ветви. Вокруг, на забрызганных кровью камнях и земле, валялись россыпи автоматных гильз. От горящего БТРа шёл нестерпимый жар, и багровые отблески пламени отражались у Ковша в глазах.
  - Ну что же вы, ребята? - сказал он. - Мы так на вас надеялись!
  - Нельзя было пробиться: ждали, пока сапёры расчистят проход. Вот, только сейчас дошли, - объяснил ему Костя.
  - Сейчас уже поздно: нас больше нет, - тихо ответил Ковш. - Мы все погибли: все до одного.
  - Но ведь ты жив, - возразил ему Костя.
  - И меня больше нет. Я жив только в твоём сне. А в действительности я убит. Ты ведь и сам знаешь, что я не настоящий.
  - Андрюха думает, что тебя никогда и не было.
  - А ты не расстраивайся. Ведь это теперь уже не важно: был я когда-либо или нет.
  И Ковш улыбнулся Косте своей заразительной улыбкой. А потом повернулся, медленно пошёл к дороге и исчез в клубах сизого дыма.
  13. Ковш и Андрюха
  На кухне вспыхнул свет, и Костя увидел Люську. Она стояла в дверях, сонно моргая глазами.
  - Ты давно пришёл? - Люська подошла и села рядом.
  Костя посмотрел на электронные часы, которые стояли на холодильнике: зелёные светящиеся цифры показывали половину шестого.
  - Я не знаю, - ответил он. - Я, наверное, уснул.
  - Кофе сварить? - спросила Люська.
  - Свари.
  Потом он смотрел, как возится у плиты Люська, и думал о том, что сегодня должен уехать Андрюха. И без него станет тоскливо. "А может, он будет мне сниться, - промелькнуло у Кости в голове. - Как Ковш".
  - Ты помнишь, с нами учились детдомовцы? - спросил он у Люськи.
  - Нет, - ответила она.
  - Это было в пятом классе.
  - Не помню. А что?
  - Нет, ничего. Я просто вспомнил Ковшова. Он сидел на последней парте у окна. А Андрюха говорит, что это он там сидел. Ты не помнишь?
  Люська немного подумала, и ответила:
  - По-моему, там всегда сидел Андрюха. А Ковшова в нашем классе не было. Может, он учился в параллельном?
  - Нет, в нашем.
  - Если это важно, то надо у кого-нибудь узнать. Только я хорошо помню всех, кто с нами учился.
  - А у нас нет никаких фотографий?
  - Есть, - сказала Люська.
  - Принеси, пожалуйста, - попросил её Костя.
  Люська сходила в спальную и вернулась с альбомом. Костя взял его, положил на стол и начал рассматривать школьные фотографии. Но Ковша на них не было.
  - Я вчера серёжку потеряла, - сказала Люська. - В ванной, когда мылась. Я только увидела, как она в эту дырочку вместе с водой проскочила. Её можно достать?
  - Попробую, - сказал Костя. - Но не сейчас. Больше фотографий нет?
  - Больше нет. Только ты не забудь про серёжку. А то опять уйдёшь на целый день.
  - Постараюсь не забыть. Но ты мне всё равно напомни. Я сегодня только Андрюху провожу - и всё. А разве у нас нет фотографии всего класса?
  - Не помню, - ответила Люська.
  Костя выпил кофе, сложил фотографии и отнёс альбом обратно. Затем он заглянул в детскую и посмотрел на дочерей: они безмятежно спали в своих кроватках. Потом он подошёл к телефону, который висел в прихожей на стене, взял с полочки справочник и, полистав, набрал нужный номер.
  Вадим поднял трубку почти сразу, и Костя, поздоровавшись, сказал:
  - У меня к тебе вопрос: ты помнишь, с нами в пятом классе учился детдомовец Ковшов?
  Вадим немного помолчал, и затем ответил:
  - Не помню такого.
  - А общая фотография класса у тебя есть?
  - Сейчас посмотрю, - ответил Вадим.
  Косте было слышно, как он положил трубку, а через несколько минут снова взял её и сказал:
  - Да, фотография есть. Только, если честно, я уже многих забыл.
  - Я сейчас приду к тебе, - сказал Костя. - Ты никуда не торопишься?
  - Приходи...
  И Костя стал надевать туфли.
  - Ты надолго? - спросила Люська. - Завтрак не разогревать?
  - Я скоро вернусь. Только схожу к Вадиму и сразу же обратно, - ответил Костя и вышел из квартиры.
  Он шёл по улице так быстро, как только мог, не обращая внимания на ноющую боль, которая всегда появлялась в ноге при быстрой ходьбе. Автобус ушёл из-под самого носа, и Костя не стал ждать следующего. "Одна остановка, - подумал он, - пешком доберусь".
  По дороге он встретил нескольких прохожих. Они проскочили мимо с безразличным, отсутствующим выражением на лицах. И никому не было никакого дела до того, куда спешит в такую рань хромой инвалид в парадной форме.
  Недалеко от остановки стояла у обочины машина Длинного. Он сам сидел за рулём, в ожидании клиента. А увидев Костю, отвернулся в сторону.
  Вадим жил на пятом этаже старой "хрущёвки", и Костя, тяжело дыша, поднялся наверх, хватаясь рукой за перила. Перед дверью нужной ему квартиры он немного постоял, успокаивая дыхание, и нажал на кнопку звонка.
  Вадим открыл дверь:
  - Что случилось?
  - Ничего, - сказал Костя. - Просто я ищу одного человека.
  Они прошли в комнату, и Вадим, указал на альбом, который лежал на диване:
  - Садись и смотри, а я пока на кухне уберусь.
  - Спасибо, - Костя, присев, стал перебирать фотографии.
  Та, которую он искал, была приклеена на второй странице. Их класс был сфотографирован на фоне школы. В центре группы стоял классный - Михаил Григорьевич. Костя и Андрей - в последнем ряду, а Люська с девчонками сидели на скамеечке впереди.
  Костя несколько раз внимательно просмотрел все лица, но Ковша на фотографии не было.
  "Этого не может быть, - подумал Костя. - Я не псих. Я твёрдо знаю, что Ковш был".
  - Скажи, Вадим, здесь, на фото, не весь класс? - спросил он.
  - Не знаю, - ответил тот, выглянув из кухни. - Там ещё есть несколько карточек в конверте. Я их не приклеивал потому, что они плохие. Кто-то из пацанов сам снимал.
  Костя нашёл конверт и вынул из него две бледные фотографии.
  На одной из них Костя увидел себя. Он стоял возле баскетбольной площадки, под развесистой берёзой и курил. А рядом с ним стоял Ковш. Тень от ветвей дерева скрывала большую часть его лица, но это был Ковш. Он стоял, положив Косте на плечо правую руку, и улыбался своей заразительной улыбкой...
  Костя тоже улыбнулся и поднёс фотографию ближе к глазам.
  "Он был на самом деле", - подумал Костя и стал пристально всматриваться в лицо третьего пацана, стоявшего рядом с Ковшом.
  Поблеклое от времени изображение стало немного чётче, потом ещё чётче и вдруг приобрело всё многообразие живых красок.
  Костя ощутил на своём плече тепло от руки Ковша и посмотрел на того, кто стоял рядом с Ковшом, с другой стороны. Это был Андрюха. И он тоже улыбался.
  - Ну, теперь ты спокоен? - спросил Андрюха у Кости и подмигнул ему: - Ты уж извини меня, братишка, если я был в чём-то не прав.
  А потом он обнял Ковша за плечи и добавил:
  - Мы теперь всегда будем вместе.
  И как-то виновато посмотрел себе под ноги.
  - Что с тобой случилось? - спросил Костя.
  - Со мной? Ничего, - услышал он голос Вадима и, повернув голову, посмотрел на него.
  Вадим, отчего-то очень бледный, стоял в дверях и держал в руке телефонную трубку.
  - Это Люся, - снова сказал он и, помолчав, продолжил: - Андрюха погиб... Не захотел сдаваться...
  Волчок из дорожной пыли и песчинок возник у самой обочины внезапно. И в этом было что-то мистическое. Он вращался всё быстрее и быстрее, увеличивался, захватывая в свою воронку мелкие камешки и сухую траву, ещё более разрастался, изгибаясь в разные стороны, кружился в своём безумном танце, как шаман на одной ноге, и невозможно было оторвать от него взгляд...
  - Да, - сказал Костя. - Я знаю: их больше нет... Это так... Так должно быть... Потому что они - лучшие из лучших...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"