Андрей СПИРИДОНОВ
НАВСЕГДА
Стихотворения
МИЛЛИАРДЫ
Миллиарды, миллиарды, а я маленький такой,
Генерала Иванова не поставлю я с собой
На суде держать ответку за наличье обороны,
За жену, подругу Светку, мерседесы, часов тонны.
Да зачем мне столько стрелок, если время для суда,
Словно час-другой для сделок истекает навсегда...
ВЫШЕ
Никто там на встречу не вышел,
И некому было встречать,
Всё выше и выше и выше
Не взысканная благодать.
Пейзажи и Церкви пустели,
А лики страданьем полны
За тех, кто уже не успели
Исполнить все судьбы страны.
Но всё ещё будет в проекте,
Мороженный камень и лёд
На Невском проспекте
В ответе за все имена наперёд.
За всё и повсюду бессмертие,
И светлость настанет времён,
И ящик Пандоры с отверстием
Безвременьем затворён...
ПЕСНЬ 5
(virtutem)
В прах кто лицом пораженный меж персей низринут,
Чья зазвучала в падении сбруя,
Бремя эпохи для многих как схватка на ринге,
Слава и доблесть ещё в авангарде воюя,
Новых седлают для битвы коней,
Правда, недолго эпохи твердыня
Будет венчаться всегдашней зарей,
Горек настанет закат после битвы,
Чаша пуста или с ядом испита,
А вероломство привержено мести,
С множеством павших грядет истощение
В духе бойцов и с понятием чести
В этом народе навеки прощание.
ЛИСТ
В былой России холодно весною,
Хотя и в пору красный сарафан,
И кто бы знал, какой ещё толпою
Оправдан будет многолетний план
Свершений всех, побед и поражений,
Электрочих и просто металлист
И в разрешенье тягостных сомнений
Наград посмертных справедливый лист.
ДЫМ
Надежда пустая, хоть снегом
Обильно припорошена,
А может быть именно порохом
Изъедена и сожжена,
И все это список иллюзий
И Родины канувший дым
Для всех мемуаров, контузий,
По лезвию шедший босым.
ПЕСЕНЬ 10
(virtutem)
Словно блистанием молний ужасных
Там, где дождей поток бесконечный
или же каменный град
Средь с степей всененастных
С долгой метелью, крахмалящей снегом
С призраком вещим ледяного похода,
Впору и кудри рвать у морского порога,
Нестора звать или вышнего Бога,
Коль не спасает прошлая ода,
Слава могучих, всадников доля,
Слишком коварна случилась измена,
Невероятно злокознена воля,
Кровь вся невинная и Суверена,
Непоправимо предательства дело,
Будешь терзаться, как Агамемнон,
Уже и не зная, где право, где лево,
Кто же ты есть: человек или демон?
БОРОДА
Все струны порвали у лиры
Поэта, опять двадцать пять
Столетий уже миновало. Шекспира
пора издавать
Со старозабытой фонемой,
Пусть Инглад познает в беде
Проскрипций своих теоремы
У Лира в седой бороде.
МОНУМЕНТ
Что будет вспомнить: может тот же плен,
Пейзаж с печальною кукушкой,
Зубцы незаурядных там же стен,
Матильда или Берта - та же пушка.
Немецкий гений, явно не дурак,
Всех философий ницшеанский шорох,
И снайперский в прицеле каждый взгляд
И самый чистый эффективный порох.
Но мысль нищает. Колоритен быт.
Всяк автобан опять ведёт к Берлину.
И ветеран об этом говорит,
А монумент прямою держит спину.
СОЛНЦЕ
Последнее солнце, солнце Аустерлица
Льда не растопит, но может всё растопиться,
Все полюса и шапки,
последней стены оградки,
А также и сами лица,
это уже не снится,
Эта самая морось
вовсе уже не новость,
Последний опрос для блица,
Что значит солнце опять же Аустерлица,
А также блицкриг и натиск
Почище зимы напасти,
Покруче пространств напора,
В прошлом добрая ссора
Между соседей с вилами,
Танками, бензопилами,
Идеями новых наций,
Интер-приветом,
После чего стихи под запретом,
Ведь солнце не освещает Освенцим.
НАБЛЮДАТЕЛЬ
Сердца старых бойцов
Могут помнить ещё голоса
Не то командиров, не то отцов,
Как пуля поёт, словно оса,
Впрочем, это, наверно, фантазм,
Незачем чему-либо петь,
Земля рождает глобальный спазм,
А также свинец, напалм и медь,
Живая плоть не укоренена
В самой биомассе даже на треть,
На краткий срок сюда занесена
И может так же сгореть
Как морской прихотливый закат,
Как текущая нефть,
И наблюдатель этому рад
Как параду планет.
ТРУБА
Для клавесина с оркестром концерт,
Для натюрморта с вальдшнепом мольберт,
Аутентичный к тому же клавир
И патронташ, вдруг затёртый до дыр,
Кстати, старушки махровая шаль,
Пыль букиниста, блошиная старь,
Кофе в Стамбуле, а лошадь в Турине,
Звуки кимвала, струны на лире,
Сходит всё с рельс, не по резьбе
При мировой иерихонской трубе.
ГЛАДЬ
Подумаешь, Икар,
Какая невидаль корабль,
Какая есть и ныне даль,
А рыб считать - на килограммы,
Точнее, тонны, не отнять
Всей радости, а может горя,
Когда задумал кто летать
Или ходить по глади моря.
ПАРАД
И круглее земли не бывает,
И краснее же знамени цвет,
Эту песню в строю запевает
Кто имеет счастливый билет
В бельэтаж и святую галёрку,
Кому Гамлет по крови всей брат,
В кочегарку, в простую каптёрку
Во всю вечность мандат или блат.
Так всё просто, без лести и фени,
Без заточек и финских ножей,
Без обрыва и барственной лени
И без белых уже лебедей.
Просто рубль уже не копейка,
А бриллиант обрамляет карат,
И кровавая эта же лейка
Целых рек составляет парад.
ПРИЗРАКИ
Эти чёрные кони Мамая,
Эта сбруя и степь Приазовья,
Казантипа безводье,
Гептил весь Алтая,
Этим платом весь пот
Или кровь утирая,
Проницая всю плоть
Штыковым инструментом,
И сигнальной трубою.
Ответом.
Белым молом.
И синим отрогом.
Настоящей волною,
А может войною,
Осторожно ещё обнимая,
В этой сбруе,
ремнях под ногами,
копытами,
призраки рая...
СЕТЬ
Тот же яд, ту же русскую речь
Не умножить уже, не сберечь
В гимнографии нового дня,
В кислоте золотой янтаря,
Ведь иной над вершиною свод,
У дороги чужой поворот,
И узлы из разорванных жил
В новой песне кудесник сложил.
И себе не назначил имён,
Прежних звёзд не имел небосклон.
Стала прошлым печальная весть,
Именуемая нейросеть.
ДВЕРЬ
Всё молчит, всё устало и сохнет,
А парижская нота слаба,
И выходит на берег охотник
Из-за древнего крайне ствола,
Он имеет с собою двустволку,
И нагружен его патронташ,
Остановит сейчас же двуколку
И к себе же поедет в гараж.
Чу! Привиделось это нескладно,
Нет в подвале его верстака,
И запасов там нет мармелада,
От вампиров ещё чеснока.
Всё в Европе давно уж спокойно,
Рождества загорится звезда,
Миллионам не страшно, не больно,
Силой тока поют провода.
А охотник слезает у дома,
Завтра здесь сотворит акварель,
Тронет ус, и надежно, весомо
Затворит европейскую дверь.
КАМНИ
Невозможно лицом одиноким
Всё железо прорезать у дня
Где душа мирозданья далёким
Отраженьем вселенским огня
Всю кручину и сгусток мигрени
Высыпает как уголь на свет
Среди чахнущих сосен Тюмени
Или мёртвых от камня планет.
ПЕСНЬ 21
(virtutem)
Там и троянцы, рассеясь, бежали,
Там же их кони в пучине погрязли,
Не будет пощады за друга Патрокла,
Смерть наступает всегда одинока,
Если молить о пощаде напрасно,
Сама беспощадность будет ужасна,
Меч погружён уже в мякоть всей выи,
Телу причастны белые рыбы.
СПУСТЯ
Крылья как ножницы в этой же тьме,
Кроны как ядерный гриб во дворе,
Впрочем, навряд ли, ещё не поспел
Гриб этот вместе с учёной Кюри,
Бором, Эйнштейном и с Экзюпери,
Правда, пилот этот здесь не при чём,
Просто ко времени он привлечён,
Держит за всех приручённых ответ
Даже спустя уже множества лет.
ЗВЁЗДНЫЙ УЖАС
Звёздный смех, что звёздный ужас
Дан на вырост век назад,
И с кустов сочится сырость
Где-то в Праге. Ленинград
Зарастает льдом и камнем
Первым посреди планет,
И выходит самым равным
Из зверинца людовед.
Он про ужас знает правду
Всю с изнанкою до дыр,
Сто очков даст даже аду,
Всей вселенной командир.
Ничего, осталось мало,
Скоро все мы полетим
Разводит садов гирлянду
Там, где ужас нелюдим.
ФЛАГ
Говорят, их флагом покрывали
Перед постиженьем глубины,
Стивенсоны приключений знали
Чьи сердца и силы, словно львы,
Не снесут всей старости маститой,
Не наполнят пенсионный фонд,
Потому и сложены молитвы
Перед флагом, дорогой милорд!
СВОБОДА
Нужно, кажется, немного:
Небеса, ещё дорога...
Так поэты говорят -
Каждый, правда, на свой лад,
Говорят, на то свобода,
Невозможно запретить
Небо, что над головою...
Можно кровию залить,
Впрочем, всю внизу дорогу
По колено и по грудь...
А свободу - недотрогу -
Если жив ещё, забудь!
ПЕСНЬ 25
(virtutem)
Жалость сгубить для сынов человеческих нехитрое дело,
Мало убить в отмщенье, предать поруганию тело -
Даже богам омерзительно будет зрелище,
Впрочем, в веках повторяемо даже на пепелище,
Следствием мерзости этой и будет ещё всесожжение,
Трои пожар и веков запустение,
Смейтесь, приветствуйте это в безумье сатиры,
Струны порвав поэтической лиры.
БИРЮЗА
Этот поезд уходил как в вечность,
Не в Европу, даже не в Китай,
И терзала странная беспечность
Всех переходящих через край,
А оркестр вновь дышал "Славянкой",
Где-то в море стали корабли,
С теми же калибрами, оснасткой,
Чёрный уголь в топки наскребли
С тех же шахт земли, её разрезов,
Чёрный цвет всегда не заменим,
Как бетоном мощных волнорезов
Каждый шторм особенно любим.
Но костюму моряка не впору
На прощанье лирики слеза,
Потому уходит вечность в гору
И темнеет снова бирюза,
И запляшут в этом чёрном море
На волне, как фреске из слюды,
Острый месяц красный как от крови
И от яда горькие плоды.
ВАТА
Тот вечер как больной солдат
Уже не перестанет сниться,
Больной солдату же не рад,
(Но надо же тому умыться).
Он в зеркале не узнаёт себя,
(В ладони застревает бритва),
А кофе кажется всегда
Заварено с электролита.
А улиц всех линейный строй
Сведёт опять и вновь к вокзалу,
И небо (тот же прежний крой)
Хрустальной ватой укрывало.
БРОВИ
Земля светла, ведь таковы снега -
Всегда ровняют поле битвы,
Не различая берега,
Есть также место для молитвы,
Чуть позже встанет обелиск,
Пусть материал металл и камень,
Ведь это памяти изыск,
А позже полетит Гагарин,
Его улыбка сущий дар,
Народ его доселе любит,
Так лучше (учит русский бард),
Хоть не от водки и простуды.
А что, истории страда
Снега предпочитает крови,
Во льду как в зеркале орда
Свои подкрашивает брови.
ТЕЛЕГРАММЫ
Телеграммы, телеграммы
Через Пермь в самый Бург,
Не Шекспира даже драмы,
В Смольном сам сидит паук,
Нет, уже в другой столице,
Подревней, чем на Неве,
Вяжет паутину спицей
В кровяном веретене.
Так задумано отселе,
Кожу режут в лоскуты,
Всю неволю претерпели
И осталось полверсты
Извести на телеграммы,
Литры крови, кислоты
Сыновьям прямо из ада
Демонической мечты.
МИНУТЫ
Вновь онеметь, оглохнуть вновь,
Заполнить грузами повозку,
Не в глаз, так в бровь,
Штыком, прикладом всю винтовку
Примерить в ширь, а может рост,
Движенье жизнь, вокруг планета,
Всегда найдётся новый мост,
Чтоб развести и то и это.
И даже ужас говорлив,
А чем ещё замазать скрипы
Всех позвонков и тот мотив,
Что только стон и только хрипы.
И дома больше уже нет,
Останутся одни приюты,
Обломки стрел, грядущих лет
Как смерти тяжкие минуты.
ПИСТОЛЕТ
Вот и, правда, выхожу
Весь один да на дорогу,
Тонет в илистом пруду
Отраженье понемногу.
Может быть, луны отсвет
Иль гептила цвет приветный,
Без него других планет
Не увидим. Нет монеты
И биткоина ведь нет.
Есть карманы, только пусто
В них всё протяженье лет,
В холодильнике капуста
Квашеная всё же есть,
Знамо дело, всё же закусь,
А дуэльный пистолет
Заржавел и вкривь и насквозь.
НЕПОГОДА
Бывает, что от непогоды укрыться негде,
Только рысь мерцает взглядом,
Снега своды венчают бывшую корысть,
А честь пусть есть - её немного,
Вся Каппелю дана без ног,
И эту снежную дорогу покроет Бог...
СТРАХ
(ирмологий)
Сердце мое да познает страх Твой
И им покрыется,
Да не взойду на высоту в отпадении,
Да имею надежду не устрашиться
в огне всего Суда
прежде даже не возьмёшь меня отсюда,
ибо не проливал крови
ни царевой, ни младенствующей,
но шел посреди аспидов,
способных на это,
и не отверзал уст своих запретить злу,
потому что не имел велия дерзновения.
И пусть был младенцем на зло,
но не имел милоти Ильиной,
ни пращи Давидовой,
ни языка испросить и меч духовный,
а о ризе своей,
к иже и крины сельныя украшать повелевает,
хотя и не подобает пещися,
имел слёзные моления.
ДВОРЫ
Как сон всю леность отложи, душа,
Всю суть словесного хваления
Тебе открыл твой Судия.
За сам же страх благодари,
Чему причастны навсегда
Мгновения.
И водвори
В своём саду себя.