В тот вечер я как всегда обходил свой замок. Странная привычка, но что мне осталось кроме привычек? Замок, собственно, не мой, но за долгие годы я привык считать его своим. Хозяин и раньше-то почти не заглядывал в своё старинное владение, а за последние четыре года и вовсе не появлялся ни разу.
Прислуга, не слишком многочисленная, является днём, пытается навести хоть какой-то порядок. Не проявляя, правда, особого рвения. Да и то сказать, безнадёжное это дело, учитывая размеры замка и малочисленность оставшихся слуг.
На что я надеялся, совершая эти обходы? Да ни на что, наверное. Просто способ убить время. А времени у меня... Вся Вечность и ещё чуть-чуть. Вот я и бродил по этим коридорам, заглянул в большой зал, проверил кухню, кладовку, винный погреб изрядно опустошённый вороватыми слугами - впрочем, осталось там ещё немало. Если бы я мог пить, это наверное, скрасило бы моё постоянное одиночество, но увы, мой организм, алкоголь не принимает. Книги я теперь читать тоже не могу, и это ещё хуже - в замке огромная библиотека.
Но что толку мечтать о несбыточном? Заглянув на кухню и в кладовки, я прошёл западную часть замка, там располагались спальни, тоже давно заброшенные, но содержащиеся в относительном порядке. Повернув за угол я...
И, клянусь, Тайным Огнём, я увидел свет! Слабый и почти незаметный, он пробивался из под дверей одной из спален. Этого не могло быть. Но это было. Я остановился. Потом подошёл к дверям. Прислушался. Оттуда доносились голоса.
- Надеюсь, Ватсон, вы на меня не сердитесь?
- Боже мой, за что? Встретить вас, сидеть в старом полуразвалившемся замке, ждать появления привидения... Подумать только, привидения. Не артналёта, не налёта цеппелинов, не очередной партии раненых... Даже в Лондоне сейчас сущий ад. Тревоги, те же цеппелины, затемнения...
- Но наши фосфорные пули для зенитных пулемётов...
- Не спорю, Холмс, они хороши, но... Когда сверху падает горящий дирижабль, это не намного лучше бомбы. Да и немцы что-то там усовершенствовали, то ли покрытие гондолы, то ли газовую смесь - теперь их дирижабли так легко не подожжёшь.
Вот значит что у них происходит. Война, большая война. Чудовищные пушки, какие-то летающие механизмы... Но раз так, может быть они не очень испугаются старого миролюбивого привидения, совсем уже свихнувшегося от тоски и одиночества. Я решительно шагнул через дверь.
- О, Холмс, - Человек в странного вида тускло-зелёном костюме отхлебнул из своего бокала. - А вот и привидение пожаловало.
- Ватсон, да у вас появилось чувство юмора? Шутка, конечно, так себе, тем не менее прогресс налицо.
- Простите, что я прерываю вашу беседу, но... - начал я.
Человек в безукоризненном тёмно-бирюзовом, почти синем костюме резко повернулся. Чёрные волосы, изборождённый морщинами лоб, гладко выбритый подбородок. Чем-то он напоминал француза. Испуга в его глазах тоже не было - только безмерное удивление.
Приободренный их реакцией, точнее сказать, отсутствием реакции, я подошёл ближе. Человек в тёмно-бирюзовом костюме вскочил, протянул ко мне руки. Намерения его были совершенно очевидны.
- Вы разрешите мне...
- Да, конечно, - галантно ответил я.
Вообще-то, я не очень люблю, когда во мне шарят руками, но тут, видимо, ничего нельзя было поделать - этот человек не поверит ничему, что не пощупал. И ещё вопрос поверит ли и после этого. Поэтому я стерпел все его пассы, позволил даже несколько раз пройти сквозь себя. Хотя ощущение не очень приятное, гораздо хуже чем, когда проходишь сквозь неодушевлённые предметы.
- Да полно вам, Холмс, вы прямо Фома неверующий. Он же прозрачный, через него стены видно. Чем же ещё он может быть, если не привидением?
- Ах Ватсон, если бы вы знали, сколько мошенников мне удалось вывести на чистую воду.
- Да знаю, я же ваш биограф, если не забыли.
Холмс сел, пристально посмотрел на Ватсона.
- А вы сильно изменились.
- Изменишься тут. Были дни, когда приходилось делать по двадцать, а то и по тридцать ампутаций. Как в мясной лавке, ей богу. Глотаешь виски прямо из бутылки - какие уж там стаканы. Глотнёшь, и режешь дальше. А кого не успели - загибаются от гангрены. Один мальчик всё переживал, что так и не поцеловал какую-то Дженни...
- Я понимаю, Ватсон, но наука, логика, здравый смысл...
- Наука! Я видел богатырей умерших от пустяковых царапин. Я видел заморышей, поправившихся после смертельных ранений. А логика, здравый смысл... Есть там один холмик, каждый месяц его штурмуют. В одном месяце - мы. В следующем - немцы. Так вот он и переходит из рук в руки. А мы потом ампутируем. Похоронным командам тоже хватает дела. Когда я уезжал, этот проклятый холм опять собирались штурмовать. Вот и вся логика...
- Да... - Холмс помолчал. - Но вернёмся же к нашему привидению.
- Да, - горячо поддержал его я. - Вы просто не представляете как я соскучился по человеческому обществу. Обслуге я показаться не смею, они всегда пугаются, падают в обморок... С ними не поговоришь. А владелец замка... Теперь я понимаю, он, вероятно, тоже на войне.
- Владелец замка пал смертью храбрых где-то в Шампани, его наследники продали замок одному американцу, - объяснил Холмс. - Американец был страшно рад покупке, особенно тому, что замок - не просто замок. А замок с привидением. О чём он даже получил официальную бумагу, заверенную самим лордом-наместником Западного Суссекса, заверенную ещё в 1903 году. Такая бумага делала замок гораздо ценнее и позволяла хвастаться перед простофилями, которым достался простой заурядный замок. Где-то с год назад сей американец решил посетить своё новое владение. Каково же было его удивление и возмущение, когда в замке и в самом деле обнаружилось привидение, сильно испугавшее его жену. - Тут Холмс строго посмотрел на меня.
- Но ведь они... - только и сумел пролепетать я. - Это были владельцы? Их одежда...
- Это же американцы. Одеваются экстравагантно. Миллионер может одеться так, как у нас не оденется ни один уважающий себя кучер.
- А зачем он приехал в Европу? Хочет повоевать?
- О нет, он приехал увеличить своё состояние. Построил в Брайтоне протезный завод. Ещё один строит где-то в Бретани.
- Да, - согласился Холмс. - Я слышал, министерство обороны закупает их сотнями тысяч.
- Именно так. Протезы снабжены штык-ножами, чтобы резать и колоть врага, а также маленькими крючочками, чтобы нажимать на спусковой крючок. На ножных протезах - шпоры и специальные колючки.
- Разве... Разве солдаты соглашаются...
- А их никто не спрашивает. Потеря руки или ноги не является теперь причиной списания в запас. Приладили протез - и вперёд!
- Да... - Холмс вздохнул. - Эта война зашла слишком далеко. Но мы здесь, собственно, по другому вопросу.
- Да, да! - воскликнул я. - Что привело вас в этот старый, заброшенный замок?
- Владелец. Ему очень нравится иметь замок с привидениями. По бумагам. Но жить рядом с привидениями ему не хочется. А его жена вообще отказывается к этому замку даже приближаться. Вот он и обратился ко мне. Чтобы я помог решить этот вопрос. И так случилось, что почти одновременно мою уединённую пасеку посетил мой старый друг Ватсон. Он получил отпуск. Я предложил старому другу сопровождать меня, и он с радостью согласился.
- Но как вы собираетесь решить этот вопрос? - удивился я. - Я и сам бы рад его решить, но как?
Шерлок Холмс поднял свой бокал, пригубил.
- Великолепное вино! Я, знаете ли, за свою жизнь решил очень много вопросов. Возможно, сумею разобраться и с вашей проблемой. Но для начала расскажите нам, как вы вообще оказались в таком положении?
- О! - ответил я. - Это очень долгая и очень печальная история.
- Ну... - заметил Холмс. - Мы ведь никуда не спешим.
Можно представить, какую радость вызвали в моей душе эти слова. Три сотни лет брожу я по мрачным закоулкам проклятого замка, тщетно надеясь найти хоть кого-нибудь, кто согласился бы со мной поговорить, выслушать мою печальную историю. Триста лет, едва увидев меня, люди издают дикие крики, падают в обморок, убегают, а то и стреляют в меня из всевозможных пистолетов и прочих подобных штук. Пули, конечно, не могут меня ни убить, ни ранить, но ощущение, когда сквозь тебя пролетает раскалённый кусочек свинца, прямо скажу, не слишком приятное. Прямо до печёнок пробирает, если можно так выразиться в моём случае. Длится это, наверное, не больше секунды, и я очень быстро прихожу в себя. Но ощущение премерзкое.
Но вот наконец нашлись люди, готовые выслушать мою историю. История моя и в самом деле очень долгая и очень печальная, но опасаясь утомить своих новых друзей, я постарался изложить её как можно короче, останавливаясь лишь на тех подробностях, без которых было бы невозможно понять суть.
Зовут меня Проспер Дюран. Родился я на благословенной земле Прованса, в небольшом городке, название которого за давностью лет не имеет уже никакого значения. Прошло ведь почти четыреста лет. Семья моя жила в относительном достатке, отец всю жизнь исполнял обязанности стряпчего, и исполнял их добросовестно. Меня он тоже хотел обучить юридическим наукам и, возможно, передать мне своё место. Увы, судьба распорядилась по-другому.
Пыльные фолианты и длиннющие словопрения не привлекали меня. С детских лет имея ум пытливый и острый, тщился я проникнуть в потаённую суть вещей, понять их истинное предназначение. Помню, как воспользовавшись отсутствием взрослых, разобрал я большие часы, стоявшие в гостиной. До сих пор помню горькое разочарование - никакой тайны там не оказалось, только бесчисленные шестерёнки, колёсики, зубчики... Ещё какие-то большие и маленькие детали и деталюшечки. Всё это хитроумно цеплялось друг за друга, крутилось, толкало, двигало... Но... Ничего кроме бездушного металла там не было. Хорошо отлаженный, но всё равно мёртвый механизм.
Отец тоже сильно расстроился и задал мне хорошую порку, так что к моральным страданиям добавились и весьма ощутимые муки физические. В результате я хорошо усвоил урок и никаких механизмов больше никогда не разбирал. Интересы мои сосредоточились на другом предмете. Вот например порох. Невзрачные гранулы светло-бурого цвета. Но вот в них-то уж точно скрывалась, можно сказать, дремала могучая жизненная сила. Как-то мне удалось достать немного этой загадочной субстанции. Я принёс её в гостиную, запалил свечку...
Отец даже не стал меня пороть. Он заявил, что это мерзкое создание, не кто иной как сам дьявол. И для спасения всей семьи (а у меня, кроме отца с матерью был ещё младший братик и две сестры) это существо (это он меня имел ввиду) должно быть немедленно удалено из дома.
Мой родитель не был, однако, столь жестокосерден, чтобы просто выгнать меня на улицу, поэтому отвёз меня в город Авиньон и определил в тамошний университет. Делать нечего, целых шесть лет добросовестно изучал я "семь свободных искусств". Но грамматику я и так знал, логика и риторика слишком уж напоминали судебные словопрения, к которым тщился приохотить меня мой отец, арифметика и геометрия годились лишь для создания тех самых мёртвых бездушных механизмов, а астрономия имела дело с предметами, слишком уж далёкими от земли. Тем не менее, кое-как сдавал я необходимые экзамены, проходил нужные испытания, и наконец преодолел первоначальный артистический факультет.
Первой моей мыслью было бросить надоевшую зубрёжку, но я совершенно не представлял, чем бы я хотел заняться, да и отец предупредил, что денежное пособие (не слишком, впрочем, щедрое) он будет мне присылать, только в том случае, если я буду учиться. Лучше, конечно, юридической науке, а впрочем, всё равно чему, толку из меня так и так не выйдет.
Ободренный этим посланием своего родителя, выбрал я факультет медицинский, показавшийся мне менее всего отвратительным и хоть как-то связанным с живой жизнью. Так и оказалось. Хоть и тут хватало пустой зубрёжки, а изучив анатомию впал я почти в уныние, ибо организм живой оказался на поверку тем же самым часовым механизмом, может лишь чуть более сложным.
Зато наука о лекарственных веществах, ятрохимия, всерьёз меня заинтересовала. Вот где таилась жизненная сила, некоторые вещества были так сильны, что маленькая щепотка могла излечить тяжелейший недуг, а могла, и напротив, убить человека. Была ещё и алхимия, хотя здесь, в Авиньоне, на неё смотрели косо. Алхимиков считал едва ли не еретиками, ведь они изучали древние языческие книги, штудировали труды неверных.
Но какая разница, кто писал книгу, язычник или араб, если в ней много полезного? В конце концов, Гиппократ с Галеном тоже язычники, а Авиценна и вовсе магометанин. Естественно, так рассуждали мы только между собой, а книги по алхимии изучали собираясь на квартире одного из наших товарищей.
Но и это не привело к добру. На нас донесли. То ли хозяйка, старая глухая карга, то ли кто-то из нас - нельзя исключать и такую возможность. Один из товарищей успел предупредить меня, и мы вместе с ним покинули город. Имущество, кроме одежды, которая была на мне пришлось бросить, впрочем, ничем особо ценным я и не владел. Товарищ, кроме одежды спас ещё и книгу.
Выйдя из города, мы решили разделиться, а книгу товарищ предложил мне. Книга была на арабском, а приятель мой и латыни толком не знал. Я же имея к языкам склонность, кроме латыни и греческого, коими владел вполне прилично, мог читать и по-арабски. Книга могла навлечь на меня большие неприятности - и действительно впоследствии навлекла - но невозможно было оставить такой источник мудрости. Сей манускрипт содержал, как мы успели понять, тайны древней и таинственной страны пирамид, находящейся сейчас под властью арабов.
Итак, с книгой в заплечном мешке двинулся я в путь. Но куда было мне идти? Возвращаться в дом отца я не счёл возможным, опасаясь, во-первых, его гнева, а во-вторых, боясь и на него навлечь беду. Но, не было счастья, да несчастье помогло. Война между католиками и протестантами после короткого перерыва разгорелась с новой силой, и врачи, даже недоучившиеся, были в цене.
Впрочем, мой новый знакомый доктор Ватсон был полностью прав, должность врача, особенно врача на войне - отнюдь не синекура. Ужасные раны, страшные болезни - всё это обрушилось на меня, как страшный адский молот. Ампутации... Да, пришлось научиться и этому. Но... Что ж, за те триста с лишним лет, что я бесплотным духом бродил по разваливающемуся замку, у них там ничего не изменилось? Войны, убитые, раненые... Даже протезы. Встречались они и в моё время. Помню протез руки, так на нём даже пальцы сгибались и разгибались с помощью хитрой системы шарниров. Что позволяло владельцу протеза держать в бою оружие или поводья коня. Ну эта рука стоила целое состояние, и владел ею, кажется, какой-то принц. А были протезы попроще, вместо пальцев искусственные ладони оканчивалась ножами, пиками или железными крючьями. Неужели и через триста лет...
Голова моя - или что там у меня теперь вместо неё было - шла кругом. Но, расспросы потом - надо сначала закончить свою историю. Обычную по тем временам. Лет пять я следовал за военными отрядами, лечил, резал, зашивал. Затем, по прихоти судьбы, оказался в Ла-Рошели. К тому времени я скопил немного денег, а военная медицина обрыдла мне окончательно. И, заплатив вполне приемлемую цену, я стал пассажиром купеческого корабля, отправляющегося в английский порт Брайтон. В Англии недавно взошла на престол королева Елизавета, и, судя по слухам, там воцарились мир, процветание и религиозная терпимость.
Возможно, так оно и было, но вот до Суссекса ни мир, ни процветание ещё не добрались. Об этом меня предупреждали в Брайтоне, но я не придал значения этим предостережениям. За пять лет своей медицинской практики, я приобрел не только врачебный опыт, но и научился неплохо владеть шпагой и довольно метко стрелять из пистолета - да, да, в те дикие времена военному врачу приходилось уметь и это. Кроме того, никаких особых богатств при мне не было.
От Брайтона до Лондона, куда я решил держать путь, не так уж и далеко. И я, даже не озаботившись приискать себе хоть каких-нибудь спутников, пустился в путь. Лето дышало теплом, длинные извилистые ветви деревьев нависали над дорогой, солнце пробивалось сквозь листву. Какие-то маленькие птички оживлённо чирикали, порхая с ветки на ветку. Как-то уж слишком они раскричались... Я быстро обернулся, выхватывая из-за пояса пистолет. И что-то сильно ударило меня в лоб.
Замок уже тогда выглядел древней развалиной. Тогдашний его владелец, напротив, был могуч и крепок.
- И для чего вы приволокли сюда эту падаль? - спросил он двух парней, стоявших по обе стороны от меня.
- Выкуп, за него должны дать хороший выкуп, господин барон.
- За этого голодранца? Что у тебя в мешке? - предводитель бандитов, оказавшийся бароном, впился в меня взглядом.
- Хлеб, сыр, - ответил я. - Фляга с водой.
- Ещё у него книга, колдовская книга! - сообщил парень, стоявший справа от меня.
- Открой! - приказал барон.
Я стащил с плеч мешок, развязал завязки. Ни сыра, ни хлеба, ни фляги в мешке не оказалось. Осталась только книга. Повинуясь повелительному жесту барона, я протянул книгу ему. Барон взял её, полистал, открыл.
- Так ты алхимик! - сделал он вывод.
Естественно, барон потребовал золото. Я пытался объяснить, что сделать золото из свинца или другого более дешёвого материала не удалось ещё никому с Древнего Египта и до наших дней. Но барона такие рассуждения бесили, и я счёл за благо их прекратить. Я слышал, конечно, про хитрый трюк с нагреванием жидкой амальгамы. При нагревании ртуть бы испарилась, и получилось чистое золото. Но сначала нужно было сделать саму амальгаму, то есть смешать ртуть с золотом. Ртути у меня не было. Золота и подавно.
В книге, в проклятой арабской книге, виновнице всех моих бед, которую я хоть и с трудом, но мог читать, про превращение металлов не было ничего. Книга представляла из себя сборник рецептов, списанных с тайных древнеегипетских папирусов. Так, во всяком случае, утверждал неизвестный арабский автор. Он утверждал также, что снадобья, приготовленные по этим рецептам, помогают сохранить вечную молодость и даже обрести бессмертие.
Я пробовал пробудить интерес барона к этим предметам, но он, на мою беду, был молод и здоров как бык. И считал, что для полного счастья ему не хватает всего трёх вещей: золота, золота и ещё раз золота. Что мне оставалось? Делать вид, что я ищу способ получить это проклятое золото.
Что ж, в моих ретортах непрерывно что-то кипело, жидкости очень эффектно меняли цвет, время от времени наружу вырывались едкие и необычайно зловонные пары. Всё это я сопровождал немногими известными мне арабскими словами и выражениями. Для барона это сходило за страшные адские заклинания, тем более, что речь свою я обильно расцвечивал таинственными придыханиями, леденящими кровь завываниями и душераздирающими криками.
Но я понимал, что это не может продолжаться бесконечно. Вся надежда была на книгу. А книга... Рецепты сохранения вечной молодости оказались на поверку, всего лишь жалкими косметическими трюками. Зелёная краска для глаз из малахитового порошка, чёрная - на основе свинца. Красная краска для губ. Ну и прочая ерунда в том же духе.
Время шло, терпение барона истощалась. Он, почему-то, был уверен, что получение золота простейший алхимический процесс, и для любого алхимика это так же легко, как для него срубить голову барану. Или упрямому алхимику.
В общем, тучи надо мной сгущались, но в проклятой книге наконец-то удалось обнаружить что-то стоящее. Рецепт бессмертия, как утверждал автор. И составные части довольно простые.
Тухлое яйцо серой горлицы, высушенный яд гадюк, немного лягушачьих экскрементов... Ну и ещё пара дюжин подобных вещей. Может не слишком эстетичных, зато дешёвых и широко распространённых. Ну да, с этим всем надо было проводить хитрые операции, смешивать, пересыпать, растворять, выпаривать и перегонять. Всё это я и проделывал, воспылав внезапной надеждой - ведь если бы я стал бессмертным, проклятый барон не смог бы меня убить. Возможно, даже и пытки, коими он грозился чуть ли не каждый день, стали бы мне не страшны.
Барон тоже воспрянул духом, видя мою кипучую энергию, и получая всё новые и новые требования на всевозможные ингредиенты. Но росло и его нетерпение. Жизнь моя стояла на кону. Что случится вперёд? Барон окончательно потеряет терпение или мне удастся-таки получить древнее снадобье? О том, что это снадобье может оказаться очередной туфтой, каким-нибудь средством для сведения бородавок, я старался не думать. Успеть, во что бы то ни стало нужно было успеть.
И я успел. Почти. Оба события произошли одновременно: снадобье было готово в тот момент, когда в лабораторию ворвался разъярённый барон.
- Сколько можно ждать?! - завопил он с порога. - Сколько можно морочить мне голову?!
Глаза барона бешено вращались, в руках он держал огромную палицу. Я понял, что настал мой смертный час. Времени на размышления не было. Рука моя схватила колбу с серо-коричневой жижей, всё ещё горячую, но выбора не было. Я поднёс колбу ко рту, глотнул. Это было... Будто в рот мне хлынул расплавленный свинец. Пополам с царской водкой, обильно приправленной острыми железными гвоздями. Миллионы каких-то существ терзали мои внутренности. Кажется, я кричал. Кажется, я ругался. По-французски. По-английски. На латыни и древнегреческом. Даже по арабски. Даже сейчас, через триста лет помню я этот вселенский ужас, эту страшную адскую боль.
Потом боль ушла. Тело стало лёгким, почти невесомым. Прошло, видимо, совсем немного времени, потому что барон всё так же стоял в дверях, всё так же бешено вращал глазами, всё так же держал в руках палицу. Вот он шагнул вперёд, замахнулся...
Странное равнодушие охватило меня. Почему-то я был уверен, что ни барон, ни его палица больше не властны надо мной. И действительно, палица упала на мою голову, прошла сквозь неё, опустилась в грудь, в живот, прошла через ноги и ударилась о пол. Ощущение было странное и скорее неприятное. То ли щекотка, то ли... Даже слов не подберёшь. Затем на меня (а точнее в меня) упал и сам барон. Это было мерзко, будто в тебя, в твои внутренности влезло что-то гадкое и грязное. Вроде как проглотить таракана - не больно и не особенно вредно, но мало кому это понравится.
Итак, барон пролетел через меня, грохнулся об пол и выронил палицу. Тут же её схватил, вскочил на ноги, замахнулся снова. Ударил. С тем же успехом. Барон пришёл в ярость. Снова и снова пытался раскроить мне череп. Выкрикивал очень неприличные ругательства, хотя и не очень разнообразные. Часто повторялся, бранные слова и выражения знал только английские. В конце концов мне это надоело, и я просто ушел сквозь стену.
Барон не успокоился, продолжал за мной гоняться, устроил несколько взрывов. Дружина его вся разбежалась, отчасти от страха передо мной, а больше, видимо, из-за барона, который совсем свихнулся. В конце концов и сам барон куда-то уехал. Меня он нисколько не боялся, да я и не мог причинить ему никакого вреда. Как и он мне. Видимо, не захотел делить со мной замок. А я замок покинуть не мог, как ни старался. Во внутренний двор выходить мог, наружу - нет.
Сначала я радовался отсутствию своего гонителя, но потом заскучал. Я не мог есть, не мог пить. Проводить алхимические опыты я тоже не мог. Не мог даже читать. Единственное, что я мог - беседовать с кем-нибудь. Но с кем? Все появлявшиеся в замке страшно меня боялись. Вы даже представить себе не можете, что это такое - триста лет одиночества. Я, конечно, мог просто думать, но... Я был подобен мельничному колесу не соединённому с жерновами - мысли мои крутились впустую. Как я не сошёл с ума? Единственное объяснение, что призраку даже и это недоступно.
И ещё. В одной из комнат замка на специальной подставке стояли большие бронзовые часы. Каждый час они мелодично били, отбивая медленно текущее время. В полдень и в полночь часы старательно исполняли очень красивую мелодию. Естественно, всегда одну и ту же. Это продолжалось все триста лет. И все триста лет завод не кончался. Равнодушный часовой механизм продолжал тикать, отбивать часы, и исполнять эту проклятую мелодию. Нет, скорее всего, появляющиеся иногда в замке слуги время от времени заводили часы. Но я не видел этого ни разу. Я боялся войти в эту комнату. И меня неудержимо к часам тянуло. Они олицетворяли собой время, неумолимое и ко всему равнодушное. Они будили детские воспоминания. Часы, разобранные мной на составные части, горькое разочарование, когда тайны в тех часах никакой не оказалось, порка, заданная мне отцом.. Бог мой, ведь теперь никто во всей Вселенной не смог бы меня выпороть!
- А потом, - закончил я свою странную историю. - Потом появились вы...
- Да, - сказал Холмс, помолчав, - я как-то не так представлял себе жизнь призраков.
- А вы, - ввернул Ватсон ехидно, - часто думали о проблемах призраков?
- Разумеется, нет. Вы прекрасно знаете, что я никогда не трачу время на всякую ерунду. Ой, я не то хотел сказать...
- Ничего, ничего, я понимаю. До того, как это со мной случилось, я тоже считал ерундой все эти сказки о призраках. Но теперь...
- Да, теперь... - Холмс достал трубку, набил её табаком, раскурил. - А теперь помолчите, пожалуйста. Мне нужно всё обдумать.
Мыслительный процесс Холмса растянулся на две трубки. И вот к чему он пришёл. Новый владелец замка человек богатый. И предприимчивый. Если замок отреставрировать, в него можно будет водить туристов. Старинный английский замок, единственное в мире привидение! Владельцу обеспечен доход, нашему новому знакомому - общение.
- Я думаю, - возразил Ватсон, - орды туристов - не те собеседники, которые необходимы нашему другу. Да и где вы их возьмёте, эти орды? Не забывайте, пятый год идёт война.
- Ба, Ватсон, туристы найдутся. Многие люди сильно разбогатели в последнее время. Да и солдатам в отпусках интересно будет взглянуть...
- Солдатам, приезжающим с фронта нужны кабак и бордель. У некоторых остаются ещё силы посетить родителей или других родственников.
- Ну что вы, Ватсон. Не все же рвутся в бордели, вот вы, например...
- Я... - Ватсон немного смутился. - Я не сразу приехал к вам на пасеку. А родственников у меня нет.
- Понятно... - протянул Холмс. - Тогда другой вариант. Книга... - Холмс посмотрел на меня. - Где та арабская книга?
- Увы, - ответил я. - Книга пропала. Один из владельцев отдал её за карточный долг.
- Ещё лучше! - обрадовался Холмс. - Вы ведь помните кое-что из того рецепта? А я кое-что смыслю в химии. Ватсон - неплохой врач. Мы сможем восстановить рецепт.
- Кто захочет обречь себя...
- В молодости - конечно нет. Но в моём возрасте... Весь опыт и ум останутся при мне, а мирские удовольствия... Они и раньше меня не особенно прельщали. Счастье - это разгадывать загадки! А ваше снадобье, это такая интересная загадка!
- А деньги? На исследования ведь понадобятся деньги, - охладил его пыл Ватсон.
- А, - отмахнулся Холмс. - Деньги - это ерунда. Кое-что у меня есть, скопил за долгую жизнь. Да и американец, наверняка, раскошелится, он тоже человек немолодой...
- Мой отпуск скоро кончается, - заметил Ватсон. Похоже, он всё же заинтересовался этой идеей.
- Ерунда, Ватсон. Устроим вам перевод. У меня есть кое-какие связи, у меня есть брат... А потом, ведь этих призраков можно будет использовать для разведки, военное министерство наверняка заинтересуется...
- Но ведь призраки не могут свободно перемещаться?
- У нас пока только один призрак, какие обобщения можно строить на одном примере? И потом, эту проблему тоже можно попытаться решить.
А в мире идёт большая война. В Сараево убили австрийского эрцгерцога. С этого всё и началось. Воюют уже пятый год и конца-краю этому не видно. Два года назад казалось, что всё пропало, в России начались волнения, солдаты отказывались воевать. Кое-как волнения удалось подавить, но фронт откатился на Восток, немцы заняли некоторые продовольственные районы. У французов восстал Алжир, у англичан - Индия и Египет. Немцы начали наступление в Шампани. Катастрофу предотвратило только вступление в войну Соединённых Штатов. Снова установилось равновесие, которое длится до сих пор. Миллионы людей сидят в окопах, кормят вшей, ходят в атаки, захватывают какие-то холмики и высоты, после атак противника холмики эти теряют.
Всё это... Всё это работает как тот проклятый часовой механизм. Годы идут, а завод всё не кончается. Тикают пулемёты, отбивают часы пушки. Время от времени, после взятия очередного холма, гремит бравурная мелодия, всё время одна и та же. А в полевых госпиталях режут, зашивают, бинтуют. Вот так. Тик-так, тик-так, тик-так...
После трёхсот лет одиночества я мог бы беседовать бесконечно. Но моим новым друзьям нужно было успеть на поезд. Холмсу не терпелось развернуть бурную деятельность, взяться за новую грандиозную задачу. Ватсона напротив потянуло на философию. Мол вот раньше (видимо, он имел в виду моё время) войны отличались звериной жестокостью, пленных убивали, мирных крестьян вешали, женщин насиловали. А сейчас - порядок и дисциплина. Расстреливают не иначе как по приговору военно-полевого суда, пленных отправляют в специальные лагеря. Там они, конечно, умирают от болезней и недостаточного питания, но специально их никто не убивает. Атаки, наступления, отступления - всё по плану. Действительно, какой-то часовой механизм...
- Вы правы Ватсон, - задумчиво сказал Холмс. - Часовой механизм. Здорово сказано. Нам с вами очень повезло, мы жили в эпоху хоть какого-то порядка. Но эпоха здравого смысла уходит, уже ушла - вместе с нашей королевой Викторией. Первой ласточкой был небезызвестный вам господин Мориарти, именно он начал, если можно так выразиться, дрессировать диких преступников, безумную алчность и звериную жестокость ставить на коммерческую основу.
- Но, Холмс, вам ведь удалось уничтожить этого мерзавца.
- При всём своём уме, он... Он шёл против системы. Создал свою организацию, противопоставил её государству. В конце концов хватило британской полиции и моих скромных талантов, чтобы справиться с этой чумой. Но за ним пришли другие. Они не борются с государством, а проникают в него. Как крысы в амбар. Тигра или дикого слона можно в конце концов убить, а как справиться с крысами?
- Но... Но ведь крысы были всегда. И на тёпленькие местечки тоже лезли всегда. Но всегда были и кошки, они как-то регулировали численность всевозможных грызунов. Почему же сейчас?
- Вот на этот вопрос, Ватсон, я ответа не знаю. Я не только пчёл развожу на своей пасеке, я много читаю. Изучаю историю, астрономию...
- Так вы...
- Да, Ватсон, я теперь знаю, что Земля вращается вокруг Солнца. Если преступность принимает планетарный масштаб, что ж делать, приходится изучать соответствующие науки.
- И вам... Вам удалось...
- Ватсон, эта задача не по силам человеку. Можно только высказывать предположения.
- Ну, Холмс, ваши предположения почти всегда оказываются истиной.
- Не знаю, не знаю. Возможно всё дело в циклах. День сменяется ночью, приливы - отливами. Среди хаоса варварских племён возникают могучие империи, достигают расцвета, затем начинается упадок, Вечный город, Рим, разоряют какие-нибудь вандалы... Потом цикл начинается снова. Ещё Швабе и Вольф обнаружили солнечные циклы. Больше солнечной энергии - больше плодится крыс.
- Ага, и нечестных чиновников тоже.
- Всё возможно, Ватсон. Почему из ничего возникают империи, почему они вдруг гибнут? Почему началась нынешняя Великая война? Великая война за цивилизацию, которая, видимо, нашу цивилизацию и уничтожит...
- Часовой механизм! - закричал я в ужасе. - Весь мир - часы! Солнце, небо, звёзды, планеты - это часы! Огромные часы! И мы внутри них. Мы и есть эти шестерёнки, колёсики, винтики...
- Очень... Образно... - проговорил Холмс после паузы.
- И что же, - спросил Ватсон, - нет никакого выхода?
- Почему же? Вот наш новый друг нашёл же выход.
- Я?!
- Ну да, вы стали призраком, выпали из часов.
- И вы тоже хотите стать...
- Это решило бы многие проблемы. И есть шанс увидеть новый цикл, новую эру порядка и здравого смысла.
- Будет ли она?
- До сих пор часы работали исправно, если они не сломаются, то...
- То мы непременно увидим дивный новый мир - мир, в котором протезы станут столь совершенны, что совершенно вытеснят живых людей.
- Ватсон, и вы меня обвиняли в профессиональной деформации? Но... - Холмс вытащил из кармана часы, откинул крышку, глянул на циферблат. - Если мы хотим успеть на поезд, то должны подчиниться вот этим часам...