- В прошлый раз Вы были неудовлетворены своей жизнью.
- Верно, так и было. Я чувствовал себя мертвым. Будто всю мою волю забрали и подчинили себе.
Петр Милфред замолк, собираясь с мыслями как аккуратнее донести суть происходящего.
Доктор кивнул, взял ручку со стола и поднес ее ко рту. В этот момент Милфреду показалось, что Доктор проголодался. Почему желудок Доктора так заботил его, Милфред не понял, но на языке почувствовал солоноватый привкус. Пауза тянулась. Лишь звяканье сосулек за окном нарушало вакуум в разговоре.
Внезапно Доктор начал двоиться и Милфред ощутил себя ежиком. Не пьяным ежиком в тумане - скорее полноправным жителем леса и гордым носителем колючего панциря. Каждая игла защищала его от внезапных нападок, а прорезавшиеся клыки могли загрызть обидчика до смерти.
- Я наверно пойду.
- Постойте, Петр. Как вы себя чувствуете?
Доктор опустил ручку на бумагу, и на языке у него остались синие чернила.
- У Вас во рту чернила, - заметил Петр Милфред, игнорируя вопрос.
Доктор отвел глаза и стал рыться в карманах пиджака. Носовой платок всегда залегал где-то в глубине: на него можно было положиться и сплюнуть горечь.
- Живым, - ответил Милфред и открыл дверь.
- Что ж, я рад, что терапия дала свои плоды.
- А я ведь просто поменял приоритеты. Знаете, такое бывает, когда чему-то слепо следуешь, а потом решаешь сделать все наоборот. Вот так вот перечеркнуть порядок и упасть во власть хаоса. Стать повелителем мировой энтропии.
Доктор присмотрелся. Глаза его расширились, а губы, наоборот, поджались. Капельки от сосулек вновь зазвучали симфонией на подоконнике. Лед таял медленно, но на долю секунды он совпал с биением сердца Доктора. Громом барабана этот стук дополнил кульминацию. В эту секунду Петр расплакался.
- Ну-ну, все хорошо, дорогой, - Доктор гладил Милфреда по голове, пока тот, упавши на плечо, оставлял мокрые следы на новеньком пиджаке. Слизь впитывалась в каждую пору отглаженного верха, низа, пока наконец не достигла кожи.
- Давайте присаживайтесь! - высвобождаясь из объятий пробормотал Доктор.
- Как вы смеете мне приказывать? - ни с того ни с сего завелся Милфред, и ливень обернулся настоящим штормом. Разыгравшийся, он начал сносить все на своем пути. Стулья падали как пораженные молнией, бумаги с диагнозами тысячами маленьких снежинок обрушились на паркет. Карандаши и ручки градом разлетались во все стороны, как подхваченные ветром ветки деревьев. Гром не утихал. Он переворачивал все, что вставало на пути.
Потом пространство завибрировало и провалилось в тишину. Кабинет наполнил разряженный озоновый воздух. Воздух, в котором растворились все беды, горести и накопленные обиды. Депрессии, разбитые сердца, нарушенные обещания, оборванные мечты и жизни, лишенные смысла. Казалось, все тревоги отошли на задний план перед лицом катастрофы.
Спастись, спастис, спасти, спаст, спас, спа... Где-то в углу замер и Доктор. Как статуя, упавшая с его стола, вылитая из хрусталя. Застыл прямо на полу, скрестив руки у груди.
- Мама, - лишь пробормотал он.
Зов, обращенный куда-то внутрь, заставил Милфреда очнуться. Он взялся за голову и зашагал из стороны в сторону.
- Что же я наделал, что я наделал, - причитал он. - Теперь Вы точно от меня откажетесь, а мне ведь без вас никак.
- Все в порядке, - поднялся с пола Доктор. Он пятился, стараясь не наступить на осколки, раскиданные по полу. Близость выхода утешала.
- Что бы я без вас делал? Меня ведь сегодня уволили! - завопил Милфред и резко шагнул навстречу. Доктор, как подстреленный воробей, рванул к выходу.
Туча открыла солнце. Кабинет залил солнечный свет, и в зайчике, прыгнувшем на глаза пациента, Доктор увидел лишь пелену. Плотная штора задернула все человеческое, что ранее жило в пациенте. То, что заставляло испытывать муки и страдания, входить в бесконечные конфликты с собой и миром вокруг. Зрачки Милфреда расширились, а белки пожелтели.
- Египетская сила, - пролепетал Доктор, а Милфред, свободный как ветер в поле, бросился на единственный ограничитель.
Он свергал своего Повелителя с трона - места, которого тот был недостоин. Милфред слился пальцами с волосами Доктора. С криком "ААААА", что означало "теперь ты такой же", Милфред откусывал самые мягкие и сочные части Доктора. Щеки, которые еще недавно наливались здоровым румянцем, нос, постоянно пошмыгивающий на сессиях, губы, часто подергивающиеся в сомнительной улыбке. Язык, мускулистый и кровяной, вызвал у Милфреда короткий приступ эйфории. Однако ощущение, что чего-то не хватает, не покинуло. Отгрызть лицо, примерить маску на себя - все не то!
- Мозги, мозги, в них ценность. Съешь их - твой мир не будет прежним, - услышал он.
Оказавшись в голове своего Доктора, Милфред наконец получил освобождение. Границы исчезли. Он наконец отомстил человечеству. Сладкая соль растекалась по горлу, достигала желудка. Милфред поднял глаза, и солнечный зайчик опять коснулся их. Как раньше, в них сквозил холод. И как раньше - голод. По человеческому теплу. Только теперь в буквальном смысле.