Басовитое жужжание, едва различимое в шуме ветра, лёгкий тычок в левое плечо. Непроизвольное желание отмахнуться тут же гасится само собой. Невесомый летун никак не проявляет себя, будто бы столкновение развеяло его в дым. Ничтожное происшествие тотчас забывается. Только скребётся тревога под левой лопаткой, всё слабее и неувереннее.
В небе дымчатая лазурь смешивается с малиновыми клочьями облаков. Иллюзорная безмятежность вечера ещё чувствуется, как неявное послевкусие. Пора возвращаться к запертой в четырёх стенах действительности. Скоро и она исчезнет или необратимо изменится...
Жук на спине закопошился, карябая немнущуюся ткань. С тонким щелчком расправил крылья, загудел и грянулся на стол. Крупный, в два ногтя большого пальца, округлый, с иссиня-черными гнутыми лапками, с искристой мозаикой на золотисто-зелёных надкрыльях, в которой угадывалась вычурная буква "М". Без вензелей, конечно, никак.
"Не тяни, эстет". Вслух сказал:
- Мы одни.
Робот на слово не поверил. Красуясь нелепым осколком алфавита на панцире, жук сканировал вибрирующими усиками пространство. Запрограммированная осторожность вызывала смутное бездеятельное раздражение. Наконец роскошные надкрылья приподнялись и выпустили наружу бледно-оранжевое свечение, резко сфокусировавшееся в зыбкую голограмму.
Хозяин чопорной букашки не счёл нужным начинать разговор с приветствия.
- Вы обдумали моё предложение, доктор Тисс? - вкрадчиво спросило зависшее над столом худое неприметное лицо.
- Да.
Теперь его очередь держать паузу. Это совсем несложно, с опорой на каменеющее безразличие. Чего так не достаёт истощённой бестелесной личине с глубоко запавшими в мерцающую тень угрюмыми глазами.
- Хочу напомнить, доктор, вы не в том положении, чтобы ставить условия, - вещает голова.
- Не в том, чтобы не задаваться вопросами.
Левитирующая голова кривит бескровные прозрачные губы.
- Какими же?
- Что будет с остальными?
Несомненно, видимость собеседника ускользнёт от прямого ответа.
- Мы ранее обсуждали это, - брюзжит голова, - я не предсказатель, мои гарантии только для вас и ваших людей.
Последнее слово преодолевает нарочитую заминку. Мутный гарант победоносно реет над оцепеневшим жуком-передатчиком, оторванный и от своего тщедушного тела, и от реальности.
- Я бы на вашем месте предпочёл знать заранее, чем оправдывать непредсказуемое. Потерей контроля, возможно?
Бесплотный собеседник уязвлён, и сильнее безучастным тоном, чем словами. Но более того - самим осознанием собственной уязвимости.
- Ни о какой бесконтрольности и речи быть не может, - категорично возражает голограмма, и добавляет с ледяной снисходительностью, - вам нечего опасаться.
Этот жалкий снежок не достигает цели, разбившись о непроницаемое равнодушие доктора Тисса.
- И чем же вы объясните чудовищные потери среди гражданских, Моран, когда вас загонят в угол в непредсказуемом будущем?
- Возможно, тем, что они не были гражданскими? - голова пришла в некое душевное равновесие и рассудительно тянет слоги. - Или зачем-то взялись за оружие? Как безответственно... Или же... ликвидация заражённых, увы, на сегодняшний день - единственная эффективная мера, препятствующая распространению неизлечимой болезни? Ваш выбор, доктор Тисс?
- О, разумеется, оправдания - удел проигравших, - невольная усмешка сама процеживается сквозь зубы. - Я это признаю. Не только это. Судя по масштабам... контролируемых вами систематических сбоев, уже предотвращена целая пандемия, не меньше. Мои поздравления.
Фантом чуть помедлил с ответом.
- Всё это ваша заслуга, Тисс. Вам виднее, какие патогены вашими трудами вышли в свет. Здесь я не компетентен.
- Мне - да. Но если вы не удосужились присмотреться, чего уж ждать от ваших... заводных болванов. Карательная хирургия без диагностики - новое слово в эпидемиологии?
- Что ж, - вздыхает призрачная голова, - глупо отрицать несовершенства моего проекта. Но и со всеми своими... временными недочётами эти, как вы выразились, заводные болваны без малейших затруднений расправились с вашими "бессмертными" солдатами. Да ещё в прошлом веке преимущества боевых роботов перед живой силой не вызывали сомнений у здравомыслящих людей.
Моран готов часами воспевать достоинства непробиваемых панцирных вояк, их высокотехнологичную начинку, автономный интеллект, мгновенно распознающий любой намёк на опасность, истинную ли, мнимую ли... и нечеловеческую реакцию на самое незначительное движение, и даже на сам замысел такового, генерирующую молниеносный превентивный удар, который не отразить, не вынести живому существу. Сколь быстро ни затягивались бы раны выбывающих из строя, все, кто рискнёт противостоять интеллектуальным мясорубкам доктора Морана, станут прожаренным фаршем.
Парящая голова не торопит с принятием единственно верного решения. Зачем суетиться, оппонент на крючке, и как бы не извивался - не соскочит с жала. Лучше пропасть без вести, уйти в тень, существовать по милости недруга, но выжить и остаться при деле, чем нарваться на залп, обуглиться до неузнаваемой головёшки или... впрочем, много ли вариантов ему отмерено, и имеют ли они какое-либо значение?
- Если уж разговор зашёл о старых добрых временах, Моран, не могу не вспомнить интересное наблюдение из той же эпохи. Не ручаюсь за точность цитаты... что-то вроде... "какой чертёж не возьми, получится танк". Удивительно, но этот абсурд не устаревает.
- Да бросьте, доктор Тисс, - оживляется словоохотливая видимость человека, - удивительно! Надёжный танк окупается гораздо лучше, чем философский камень, якобы исцеляющий все болезни. Вся эволюция... да и история вкупе с ней, по сути, гонка вооружений. Не берусь судить, какими "чертежами" вы руководствовались, но получился не ребис, а булыжник для пращи... да нет, даже не камень, а глиняный ком. Но что ваша морально устаревшее метательное оружие против танка?
- Вы не упрощаете, - невольно морщится Тисс, - а ударяетесь в примитив, который смешно обсуждать. Танки замечательно окупились, кто бы спорил. Вы далеки от медицины, доктор Моран, но основали собственное кладбище, гораздо обширнее моего... впечатляющее достижение. Надеюсь, при вашей-то увлечённости стариной, вы понимаете, о чём речь.
- Всё о том же, - нехотя отзывается помрачневшая голова. - Разговор начинает скатываться в бахвальство двух амбициозных людоедов, не находите? Между тем, вы зря тянете время, и я сейчас не о нашей милой болтовне. Возлагаете надежды на дипломатов? Бросьте, никакой дипломатии не существует. Только ритуальные пляски и песни... под прицелом. Чья пушка внушительнее, тот и успешнее в переговорах. Вас продали на этом карнавале, с потрохами всех ваших людей. Неплохая цена за условия сдачи, наименее позорные и болезненные, в том числе, и конкретно - для высокопоставленных переговорщиков. Прежде всего - для них. Ваши труды - отрезвляющее разочарование и здоровенная брешь в бюджете. Дорогущая глина, размазанная по броне, не остановила танк.
Каннибальское определение людей, не сумевших остановить наступление машин, не коробит доктора Тисса. Он один из тех, кто швырялся податливыми "комьями" в неуязвимых ликвидаторов... нет же, подносил негодные боеприпасы воинственным метателям, но не высовывался на передовую, которая и его никчёмными усилиями из линии фронта быстро превратилась в кровавую размазню. Нашлись покупатели на расточительную голову, набитую бросовыми прожектами, так отчего бы не поторговаться?
- Ну, сейчас-то вы не удивлены, - пробормотала голова, тихо откашлялась и возвысила подсевший голос, - я лично руковожу операцией. Ваше исчезновение произойдёт под моим контролем. Вероятно, мне всё же удастся вас ошарашить, но я не заинтересован бесконечным расширением моего, как вы изволили выразиться, собственного кладбища. Процедура слишком деликатная, чтобы пускать всё на самотёк.
- Решили в полевых условиях отладить прошивку своих распоясавшихся танков? Без значимого успеха, полагаю... А вы не рассматривали такой вариант, что я обойдусь без ваших неоценимых услуг, замету следы и исчезну самостоятельно?
- Рассматривали, конечно. Как у частного лица, у вас есть шанс забиться в нору поглубже, мизерный, впрочем. Ваша фармакологическая крыша прохудилась, отчасти благодаря торговой акции ваших же изворотливых дипломатов. Какую бы формулировку вы не предпочли из навешанных на вашу деятельность, хрен редьки не слаще, словами древних. И за эксперименты над людьми, и за биологическое оружие - вас крепко прижмут к ногтю, согласно законодательству любой страны. Даже и выкрутитесь - но к делу всей жизни никогда не вернётесь. А коллеги, и те самые "остальные", упомянутые именно вами, теперь не важны?.. Что касается прошивки, её изменения в полевых условиях невозможны.
Циничная ложь или досадная правда кроется в последней фразе, оброненной говорящей головой, кладбище доктора Морана значительно разрастётся в недалёком будущем. Гений, склонный к грубым упрощениям, перестарался с автономностью хищных инстинктов своих победоносных дроидов, призванной существенно упростить высококвалифицированную работу операторов, но в итоге усложнившей контроль над себе на уме машинами до уровня искусства. Роботы, не отягощённые этическими дилеммами, принимали решения несравнимо быстрее людей, "чужих" ли, "своих", зачастую эффективные, но однобокие решения...
- Нам давно пора изменить собственную прошивку, - не сдержался Тисс. - Мои предпочтения в формулировках вам известны.
- Да-да, - устало подтверждает Моран, - в каком пустом и скудном мирке мы существуем! Беспросветная внутривидовая конкуренция, ожесточившаяся с истощением бездарно растраченных ресурсов. Специфический талант человека видеть оружие во всём и всюду. Люди должны измениться... Вы снова не убедили меня, доктор Тисс. Ваши результаты неубедительны, прежде всего. Исковеркать и сломать - не значит изменить. Но я не откажусь продолжить дискуссию при очной встрече, возможно, нам удастся наконец поставить точку в споре.
Пальцы наощупь выуживают из кармана слюдяной лепесток-накопитель и на мгновение накрывают им окоченевшего жука. Висящая в блёкло-оранжевой пустоте голова мутнеет и тотчас вспыхивает неярким, плавно угасающим лиловым светом.
- Со мной - двадцать четыре сотрудника. Ознакомьтесь со списком.
Эта ничего не значащая ложь неопровержима, в силу своей ничтожности.
Моран опускает глаза, отчего его мерцающий образ приобретает сходство с посмертной маской из погребённого в пыли музея столь обожаемых им древностей.
- Смотрю, вашей ассистентки в списке нет, - апатично констатирует объятая исходным рыжим свечением голова.
- Она малополезна для проекта, - в тон собеседнику заявляет Тисс.
Эта полуправда ничего не значит для более проницаемого, чем проницательного фантома. Повелитель неуправляемых роботов доктор Моран, вероятно, давно забыл, что жизнь не сводится к "делу всей жизни" и состоит из множества других компонентов, подсистем и алгоритмов.
- Когда и где? - возвращается к делам земным летучая голова.
- Мы с коллегами ещё не пришли к соглашению насчёт места. Отсюда трудно уйти незаметно, как вы понимаете, даже во всей этой неразберихе из-за беженцев.
Тягостное молчание явно намекает на нежелание сдержанно ликующего Морана отвлекаться на обсуждение неприятных побочных эффектов триумфального шествия его роботизированной армии.
- Точные координаты я передам вам дня через два-три, не ранее, - сонно говорит Тисс, - оставьте мне эту вашу... членистоногую брошь.
- Время поджимает, - недовольно бурчит Моран, - но я войду в ваше положение. Хотелось бы всё же сейчас ознакомиться с вашими идеями по поводу локации.
Несвоевременная усталость наваливается и давит всё сильнее, густеет и вяжет как схватывающийся клей. Пора скормить оппоненту немного правды, крошечную ложечку интригующего лакомства.
- Я не прочь устроить вам небольшую экскурсию... по моему личному кладбищу, Моран. Ваши работодатели найдут там небезынтересные образцы для исследований. Не лучшие, но вынести отсюда что-либо не представляется возможным.
- Захоронения... регенератов, не сумевших восстановиться в приемлемой степени? - безрадостно уточняет светящаяся голова.
- Да. Одно из захоронений. Разумеется, вам оно малоинтересно, разве только как весомое оправдание чего угодно.
- Не нагнетайте, - раздражённо тявкает Моран, - чем меньше вы... импровизируете, тем меньше надобность в оправданиях, прежде всего именно для вас, заметьте. Гонца оставляю вам, надеюсь, не в качестве траурной броши.
- Не разделяю ваше увлечение декором.
- Возможно, зря, - голова нелепо кренится вбок, словно потревоженное сквозняком пламя свечи, наверное, Моран пожимает невидимыми плечами. - Вы плохо выглядите, доктор Тисс.
В других обстоятельствах он рассмеялся бы в лицо благодетеля, исхудавшее до состояния обглоданной кости, на которой не держится шелуха эмоций. Лицо человека, закормившего бессонницу медикаментами до токсической отрыжки, и не смеющего сомкнуть глаза в страхе потерять иллюзию контроля над непредсказуемой действительностью. Не рискующего и шагу ступить без экзоскелета. Да и устоит ли он на ногах, выволоченный из скорлупы...
- Связь барахлит, - усмехнулся Тисс, - начинка жука не настолько хороша, как его упаковка.
- Нет помех, бросьте, - возражает голова, - этот маленький солдат заслужил свой мундир.
- Значит, получите информацию без искажений и задержек.
Разговор оборван на полуслове взаимно очевидным нежеланием собеседников перебрасываться избитыми аргументами в бессмысленном споре. Тускнеет оранжевый свет, плавится беззвучно шевелящая тонкими губами маска благожелательности. Жук смыкает надкрылья и остаётся единственным ярким пятном в сумеречном помещении. Крохотный зелёный ночник. Спать, спать, спать...
"Почему он взял псевдоним - Моран? Возомнил себя охотником на тигров? Владельцем уникального прогрессивного оружия?" Дурацкие вопросы отвлекают рассудок от преждевременной дремоты. Разукрашенный блёстками жук с поджатыми лапками перекатывается в ладони. Падает с приглушённым всплеском в чёрную бесформенную капсулу и тонет в вязкой темени. Ловушка для надоедливых членистоногих чавкнула, мигом заросла и отвердела, превратившись в некое подобие гигантской фасолины или кокона. Теперь распрекрасный вражеский лазутчик надёжно экранирован, на два или три оговоренных дня.
Гробик для жука... Мелькает в путанице мыслей странный образ музейной диковины, виданной когда-то в детстве. Вещь из эпохи, значительно более древней, чем та, на которой помешан человек, назвавшийся Мораном. В "цивилизованный мир" погребальную долблёнку привёз, возможно, искатель приключений, развлекавшийся помимо прочего и отстрелом крупных кошек. Чем и хвалился в выспренних мемуарах под умиротворяющий треск камина, для пущего вдохновения поглядывая на портреты благородных родичей, бурые от размазанного по холсту праха земляков священного скарабея.
"Имя слепого оружейника ему лучше подошло бы" - не унимается праздное любопытство. Верно сказано, перед смертью не надышишься. Всё, довольно. Тисс затолкал "гробик с жуком" в эластичный карман комбинезона и покинул кабинет. За спиной автоматический замок с гудением запечатал помещение. Первый рубеж.
В коридорах тихо и малолюдно. Приглушённые звуки и пугливые тёмные силуэты. Здесь нет посторонних. Объект всё ещё охраняется... Поворот, ещё поворот. У лифта трое в респираторах и бежевых спецовках разговаривают на повышенных тонах. Завидев Тисса, спорщики умолкают и жмутся к стене. Кажется, они не прочь в ней раствориться.
- Почему вы ещё здесь? - срывается с языка.
- Мы... готовимся к эвакуации, доктор Тисс, - мямлит некто с бегающим взглядом.
- Готовитесь? Скажите ещё, что начинаете готовиться!
Лифт гостеприимно распахивает залитое уютным золотистым светом нутро, и Тисс оставляет растерянную бежевую компанию в прошлом. Невозможно всем заниматься самому. Его время истекает. Замедлившийся пульс отмеряет путь до границы привычного мира. Падение ускоряется, и нахлынувшее чувство невесомости вызывает в памяти звёздные виды тёплой летней ночи, оставшейся далеко наверху. Очень хочется спать.
Гравитация наваливается на плечи, встряхивает, и сгоняет оцепенение. Ровный полумрак безжизненного коридора. Ещё один, короткий отрезок пути. Несколько раз Тисс преодолевает зоны импульсного холода, резонирующего в костях низкочастотным звоном. Интересно. Раньше он никогда не ощущал работу сканирующих биометрию систем. Нечто определённо изменилось. Дальнейшие трансформации пойдут лавиной. Совсем недавно, какие-то несчастные часы назад мысль о предстоящем ужасала, щемила сердце до опасного предела, но теперь... страхи поглощены вдохновением, несоразмерным с измельчавшей вдруг усталостью.
Он ускорил шаг и даже закрыл глаза, доверясь обострившимся чувствам. Финальная проверка ожгла тело миллионом тончайших ледяных игл до спинного мозга, и Тисс остановился в тесной комнате, похожей на капитанскую рубку космического челнока или... пиратского корабля-призрака.
Изумрудная подсветка пульта управления просигналила: "люк задраен". Командор Тисс устроился в старомодном чёрном кресле с высокой спинкой и сосредоточился.
Какое-то время ушло на педантичную сверку ранее загруженных данных с откорректированным планом действия. Затем на повторную сверку. На уточнения...
Несколько минут он сидел или, вернее, полулежал неподвижно, продавливая затылком подголовник. Смотрел, не мигая, в потолок, будто ожидал, что нависшее над головой безжизненно-ровное свечение коагулирует и просыпется в Млечный путь. Ничего не происходило.
Затем негромко, но отчётливо, без всякого выражения произнёс набор слов, в каковых сейчас и сам едва улавливал зачатки смысла:
- Монеты на глазах, Харон. Открывай саркофаг.
Отовсюду и ниоткуда зазвучал его собственный безжизненный голос:
- Ваша лодка у причала, доктор Тисс.
Дверь отворилась, прежде чем он развернул кресло и встал. Теперь его путь пролегал через молочно-белую пустоту, жадно впитывающую звук шагов. Многослойная прозрачная, почти невидимая перегородка помутнела под его взглядом и, постепенно истончаясь, сместилась в сторону. Впереди - затенённый "кубрик", где ждёт командора бесконечно терпеливая команда.
Он шагнул в глубокую серость, и тончайшие хрустальные заслоны вновь пришли в последовательное движение, спекаясь воедино и рассекая белое пространство. Всеобъемлющий голос отрешённо произнёс:
- У вас посетитель, доктор Тисс.
- Продолжай, - велит он безликому пересмешнику и самому себе.
И всё же обернулся. Звуковая связь ещё не отключена. Во всём этом проклятом логове высоколобых беззаконников только одна живая душа смеет вслух произносить его имя... и выкрикивать с ненавистью, проступающей нечётким муаром на постепенно намерзающем заслоне.
Она бежит в туманной пустоте, и безмолвный Харон не чинит ей ненужных препятствий. Длинные полы защитного костюма реют, как разрезанная юбка облегающего платья из жемчужно-глянцевой ткани. Лицо открыто, и волосы распущены.
- Арс... Арс! Открой! - она пытается выломать прервавшую её бег незримую переборку голыми руками, но все усилия напрасны.
- Нет.
Её бледное лицо так близко, что неуклонно уплотняющаяся дымка не смягчает выражения гнева, исказившего тонкие черты. Узкие ладони прижаты к неподатливому заслону. Так, наверное, выглядит последнее наваждение утопленника, не сумевшего выбраться из полыньи.
- Тебе не место среди мёртвых, Ива, - говорит он голосом Харона, - уходи.
- Открывай, гад!
В конце концов лодка не отчалит без гребца. Сейчас промедление ничего не решает.
- У тебя есть только один способ остаться со мной - убраться отсюда как можно быстрее и как можно дальше.
- С тобой? - шепчет она недоверчиво.
- С частью меня, - уточняет он.
- Так ты знаешь? - недобро спрашивает она.
- Да.
Виной ли тому сухость ответа, но все ругательства мира обрушиваются на бедовую голову командора Арса, надёжно защищённого от побоев синтетической наледью. Он молча ждёт, когда иссякнет бессильная ярость, и стихнет лишённая поэтического флёра вековечная песнь "на кого ты меня оставил". Тишина неизбежна - Ива прекрасно понимает, да и видит воочию, насколько далеко зашло... необратимое. Даже если безумец поддастся на уговоры, скорый распад неизбежен.
Вещи преобразуются, обычаи, языки меняются, люди - нет, оправдывая свою противоестественную косность множеством причин, и краткостью текущего момента, и угрозами будущего, экстраполированными с оглядкой на суровое прошлое. Но должны измениться, вопреки догмам... И всё же есть в человеке нечто, чего не хотелось бы утратить и забыть. Нечто неуловимое жёсткой сетью выверенных формулировок. Нечто, за неимением других определений, называемое восторженными людьми ангельским и божественным.
Токи огня, накаляющего ослепительную медь волос при малейшем движении. Вешний холод талого льда в негодующем взгляде... С раскрытыми ладонями, отталкивающими потускнелую гладь, с упрёком, застывшим на губах, она разительно напоминает Офелию в реке. Сходство усиливается, когда свет из белого коридора переливается в сумрачное помещение за спиной доктора Тисса. Воображаемая молочная река приобретает зловещую глубину. Грань, отделяющая мир живых от мира мёртвых, стремительно чернеет.
Связь оборвана. Ни прощаний, ни прощений. Никаких клятв. Только надежда. Кому как не доктору Тиссу знать об обманчивой хрупкости жизни. Его не кроткая Офелия выберется из омута, она умеет плавать...
А ему пора тонуть. Время воссоединения с командой. Среди его пиратов нет одноглазых и хромых пьяниц с деревянными ногами или железными крючьями, торчащими из рукавов с широкими обшлагами. Но есть полуликий, безносый, с раздробленным оскалом, зияющим в едва начавшей зарастать щеке. Есть изуродованные до полной безликости. Есть выпотрошенный. Есть обожжённые...
Все они - добровольцы. Он не был до конца честен с ними, да никто из них в агонии не требовал пространных лекций о горизонтальном переносе генов, симбиогенезе и прочей лабораторной зауми. Никто не документировал согласие и осмысление последствий.
Он пообещал им возвращение в строй... шанс возвращения, и того оказалось достаточно. Надолго ли они задержатся в строю, ему только предстоит узнать. Никому он не сказал о невозможности сохранения того, что называют волей, об искажённой и фрагментированной памяти, о сломе неосязаемого внутреннего стержня личности, и о подмене его на внушённую цель.
Что ж, приобретения невозможны без потерь. Однако же не стоило искать корень зла в жадности мифического перевозчика, дерущего многократную плату за беззаконные рейсы туда и обратно. Дело лишь в неуравновешенности сложных и тонких процессов восстановления, не согласованных по темпам, неустранённой до сих пор разбалансированности, льющей воду на мельницу и без того работающей без перебоев деградации. Есть ли коварный замысел в том, что на "дело всей жизни" одного фанатика не хватает множества жизней огромного коллектива, а считанные годы и десятки лет напряжённого труда - недостаточный срок для исправления недоделок и ошибок, накопленных за миллионы веков. Но во всём этом есть, конечно, весомый аргумент для противников грубого и всегда несвоевременного вмешательства в естественный ход вещей, всенепременно недостаточно изученный.
Уже сейчас... и давно ему наплевать на любые аргументы и контраргументы. А скоро... уже завтра померкнет и исчезнет всё, не вмещённое в Цель. Для короткой жизни - жёстко обозначенная Цель - поставить точку в споре. Так всё ещё говорят, хотя обычно получается многоточие.
Возвращённый стремится к Цели, пока способен двигаться. Сознание, очищенное от каких-либо эмоций, и избавленное от раздрая с бессознательным, анализирует потоки данных и принимает оптимальные решения с человеческой изобретательностью и хладнокровием машины. Ему не нужны ни награды, ни порицания - всецело он подчинён Задаче, внушённой Хароном на переправе. Захваченный Целью, он сам воплощённый Замысел... или же умысел того, кто навязывает идеи Харону.
Доктор Тисс без труда нашёл свою "капитанскую лодку" - колыбель и гроб в единой оболочке. Лёг, и многомудрый Харон почти бесшумно "заколотил" герметичную крышку. Темень дрогнула и распалась под натиском остывающего света. Червонное золото ещё не накалилось до лунного серебра, сквозь которое лучилась ослепительная синева, а Тисс уже пожалел о том, что на самом деле не прикрыл глаза монетами. Человеческие веки тонковаты для такой иллюминации. Хотя откуда бы ему взять металлические деньги, он сроду не коллекционировал антиквариат. Плоские камушки, галька, тоже сгодились бы. И глиняные комья...
Аметистовый яд льётся по зрительным нервам прямо в мозг. Кружится голова, или же весь засвеченный мир пришёл во вращение, изгоняя тяготы к периферии невосприятия.
Как жаль, но ничего не исправить и никому не рассказать. Наименее мобильная часть безропотной команды останется здесь и заметёт следы живых, самые неспешные и задумчивые из каковых побегут быстрее собственного крика. Остальные "пираты" идут с капитаном на абордаж. Никого не тревожит однократность попытки. "На щите или со щитом" - исход один. Харон никому не оставил выбора.
Большую часть сознательной жизни Арс Тисс уверенно шёл дорогой, проложенной самовнушением. Резал по живому, шёл по мёртвым. Жизнь закончена, а колея не оборвалась. Да, в этом пункте нет ничего нового. Жаль, другие, не столь банальные наблюдения останутся неопубликованными и даже невысказанными. Какой вздор. Но почему же? Жалей, пока можешь.
Как жаль, что ничего не отменить. Как жаль. Как жаль. Жаль...
***
Маленький робот, вызволенный из чёрной жижи, транслирует пространственные и временные координаты непоставленной точки. Отчитывается о выполненной миссии импульсными синими вспышками и кратким высокочастотным сигналом. Игрушка больше не нужна. Арс стискивает в кулаке обтекаемый корпус. Сопротивляется металл, сопротивляются композитные щитки, сопротивляется искусственный инстинкт. В предплечье занимается локализованный жар. Треск, скрежет, хруст. В фалангах затухает сбивчивая вибрация.
Это боль, понимает он. Теперь она такова.
Рука стынет. Арс садится на сухой песок, чистый, текучий. Никого и ничего рядом. Только безводное, мёртвое песчаное море. Штиль.
Редкие капли, брошенные хмурыми небесами в сушь, будят обезвоженные семена. Механические биения, вязнущие в россыпях кварцевых зёрен, провоцируют скрытое действие, поначалу неспешное и безобидное, словно разъём мяклой кожурки устремившимся вверх ростком...
Доктор Моран угрюмо рассматривал пустынные виды необъятного карьера, оккупированного гигантскими артроподами. Насыпи, обрывы, просевшие треки. По левую руку высился изувеченный разработкой холм, похожий на утыканный тонкими свечками ломоть торта. Жухлые сосёнки каким-то чудом цеплялись за супесную корку.
- Территория охранялась, - в динамиках бубнит докладчик, - но дозорные ликвидированы, очевидно, своими же. Предположительно, людьми Тисса.
Моран кивает. Слова о личном кладбище оказались пророческими. Судя по всему, доктор Тисс прополз несколько десятков метров и умер, ткнувшись лицом в песок. Если это действительно он, а не кто-то на него похожий, личность покойного и причину смерти ещё только предстоит установить специалистам. Не застреленный, не зарезанный, исхудалый, пепельно-серый человек смотрит в пасмурное небо полуоткрытыми глазами. Песчинки на опаловых зрачках, на светлых бровях, в коротко стриженных волосах, на ввалившихся щеках, присохшие к заветренной коже.
Вероятно, сильнодействующий токсин. Что бы то ни было, необходимо принять все меры безопасности. Серебристая оболочка замыкается вокруг трупа. Жуткое в своей невыразительности мёртвое лицо скрыто, и дышать становится легче. Хотя бояться нечего. Герметичный защитный покров, оснащённый экзоскелетом, обнуляет вероятность заражения. Мёртвые безвредны... любую другую опасность при малейшем поползновении устранят бряцающие убийственной безупречностью роботы-артроподы.
Сегментированные конечности, закрытые идеально подогнанными щитками, месят рассыпчатый грунт. Искин, не обученный бояться попранной грязи и давленной органики, не реагирует на липкость выпирающей из песка мертвечины. Плавно всплывая из песочного могильника холодные, бездыханные тела льнут к броне с резвостью следящего за солнцем цветка.
Павшие солдаты встречают безжизненных победителей не с пустыми руками. Теперь, когда враг подпустил смертников вплотную, время подносить дары. Невзрачные комья и крохи бурой грязи.
Датчики исправно фиксируют внезапное повышение температуры навязшего на ходильные конечности праха. Фиксируют движение. Фиксируют осмеянное в далёком прошлом самозарождение жизни. Фиксируют мгновенное возгорание в сочленениях бронированных лап. Не успевают зафиксировать собственный коллапс.
В изумлении доктор Моран смотрит на то, как горит земля под ногами его совершенных убийц. Неугасимое пламя выплёскивается из язвин, накалённых до звёздных высот, парализуя работу нервных подсистем рукотворных чудовищ.
Восставшие диверсанты обнаружены, но стрельба по ним равнозначна беспорядочной пальбе по соратникам, чему противится не настроенный на самоубийственную волну искусственный разум.
На порушенном холме среди чахлых сосен оттаял закоченелый дозорный. Осторожные движения полуликого скупы и выверены. Его оружие не нанесёт заметного урона облицовке запекающихся в низине артропод. Одиночный выстрел раскалывает лёгкий комфортабельный шлем одного из операторов, и "миротворец" валится навзничь. Возмездный щелчок разбрызгивает снайпера по сосняку.
Эстафету подхватывает упокоенный на отлогой насыпи стрелок, и прежде, чем его разрозненные останки смешаются с песком, успевает вышибить дух из ещё одного манипулятора.
Динамики рвёт человеческий вопль.
Виртуальная игра материализуется, взламывает визоры и сводит счёты с игроками.
Термат, старый добрый термат, беззвучно шепчет Моран, завороженный огненным шоу. Среди ёрзающих в пекле машин угадываются невозмутимые люди.
Предоставленные сами себе искины затевают охоту за бродящими в огне тенями. Человеки бестрепетно горят, падают и исчезают. Первая же спонтанная дуэль неуправляемых артроподов завершается их превращением в груды обломков.
Моран приходит в себя, но вернувшееся к кукловоду самообладание не проецируется на ошпаренных марионеток. И окончательно покидает его, когда обзор заслоняет мосластая фигура доктора Тисса, облачённая в серебристое рубище.
Сузившиеся незамутнённые зрачки, побелевшие скулы. Жилистые руки держат бедренный рычаг экзоскелета, выломанный с металлизированными "связками", как весло... или дубину.
Мертвец замахивается, и враждебная действительность бросает в лицо опрокинутого Морана белое крошево. Осколки раздробленного визора застят глаза, набиваются в рот и ноздри.
- Что вы творите? - сипит Моран, инстинктивно заслоняясь рукой.
- Ставлю точку в споре, - бесстрастно отвечает Харон.
И расколотый мирок непобедимого полководца завершается алым динамическим многоточием.
***
Льёт дождь. Карьер заполнен паром. Под колыхливой завесой начинает долгий путь сквозь многометровые наслоения песка к грунтовым водам нечто изменчивое и живучее, с чем цивилизации не удастся заключить перемирие и подписать договор о взаимовыгодном сотрудничестве.