Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Мона Лиза и Кржиштоф отправляются в Ванч - нужно проверить, готово ли всё для поворота сибирских рек...
|
7. Трубы
(Глава из повести "Удалёнка". Предыдущие главы: гл.1 - Ядовитая морковь, гл.2 - Кишкомот и Веранда, гл.3 - Бибигонь, гл.4 - Вертолётова соль, гл.5 - Исход, гл.6 - "Айболит без границ")
Овноядов обрадовался им троим вполне искренне, как родственникам - видимо человеческое, проявившееся в нем за время визита в Москву Мониной бабки, как-то закостенело снаружи и теперь не желало убираться обратно под маску цинизма и деловитости.
- Давайте-давайте, бирюлёвская гвардия! А то заждались вас уже, думали и не вернетесь с югов, так и останетесь там на тёплом солнышке. Как отдохнули? - И он откинулся в своем кресле на колёсиках, сладко щурясь на Кржиштофа и обеих Лиз.
- Понос замучил, Яков Михайлович... - доверительно сообщила ему Миранда.
Радушная улыбка сползла с лица Овноядова.
- В общем, завтра с утра, как обычно, на маршрут... - объявил он строгим деловым тоном. - И никаких чтобы больше поносов! Вы нужны людям! Кашки поешьте рисовой, чайку сладенького, шоколаду... Идите теперь...
- Популяцию пескороев на балконе, мне кажется, надо восстановить, - проговорил Бздурек, когда они снова оказались в коридоре.
- Пожалуй, - согласилась Мона. - После настойки за месяц в Африке мы ничего не подцепили. Ну, кроме прыщей, конечно. А ведь и мошки кусали всякие, и ели бог знает что... а я так потихоньку и воду пила некипяченую, не знаю как другие.
- Вот видишь? Слава Науке.
- Слава... - эхом повторила Мона и задорно пихнула локтем в бок Миранду.
- На виниры буду себе копить, - сердито проворчала та. - Зубы после эритрейской водички реально желтые. Я тоже там потихоньку некипячёную трескала - наверно от этого.
- Ага, - хмыкнула Мона. - У нас по три с лишним тыщи баксов долга Эритрее, а она о винирах думает... Хотя на весь рот они тебе вдесятеро дороже станут, и если сэкономишь на коренных - будет чем отдать эритрейский долг. Так что копи, одобряю.
- "Жить надо так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы", - процитировал откуда-то Бздурек.
- Вот именно, - согласилась Мона. - А мы всё в сервисе чалимся, херней страдаем. Делом надо заняться, чтоб не зря небо коптить. Давайте, что ли, энергию производить термоядерную... - Она даже приостановилась, сама поражаясь пришедшей мысли. - Или хоть электричество из ветра.
- А что? Зачётная тема, - важно покивал головой Бздурек, и они вышли из здания рекламной фирмы на улицу.
- Я, пожалуй, в Клин быстренько... - вдруг заторопилась Миранда. - Кукол Чернухиных поищу, да и перепрячу их от греха.
- Скажи уж сразу, что ревнуешь Натана к Бесподобнице, - скривилась Мона. - Вот что за бабы у нас в компании? - Она повернулась к Бздуреку. - Чуть дай слабину - и сейчас же идут по рукам.
- Ой! Чья бы мычала... - процедила Миранда и, развернувшись, не прощаясь зашагала в сторону автобусной остановки.
- Говорят, Бирюлёвскую ветку уже копать начали, - проговорила Мона в пространство, когда они остались вдвоем.
Бздурек молча сплюнул на тротуар.
- Ты что, Криси? - тут же забеспокоилась она.
- Ты в целом права, - мрачно проговорил он. - Живем как мушки какие-то сраные... В следующей жизни за это спросится.
- Если она будет, эта следующая жизнь, - заметила она, и они побрели следом за Мирандой к остановке.
"Какая там жизнь... - думал на ходу Бздурек, уныло озирая бирюлёвский пейзаж. - Богатство государства - это больше не люди, не граждане, богатство - это технологии и ресурсы. Придёт время, и скорая помощь перестанет приезжать к людям низкого индекса - спасать их просто невыгодно. Вообще гуманизм это дорогостоящий каприз эстетов... Ну, или начётчиков. Гуманизм никому, кроме нищебродов, сегодня не выгоден. Он доживает последние десятилетия".
"Нужно всегда носить с собой румяна и пудру, - припомнил он из недавно читаного. - Может случиться, что после отдыха или сна человек выглядит бледным. В таком случае следует нарумянить себе лицо".
- Это из "Хагакурэ", - тут же вспомнила Мона. Как видно, последнюю фразу Бздурек произнёс вслух.
- Я ее прихватил в эритрейском лесу с полки в хижине. А еще помнишь, там был среди прочего "Подросток" Достоевского?
Они тем временем дошли до остановки девяносто седьмого.
- Ну и? - спросила Мона.
- Ну и я начал его там читать, а потом, когда в Дубае сидели на пересадке, нашел в сети. Там про одного подростка...
- Следовало ожидать. И что?
- Да все подлые сплошь у Фёдора Михалыча, кроме нескольких баб - вот что удивительно. А говорят еще при царях было чудесненько, мол, это большевики всё в стране перепортили.
- Чего сейчас гадать, какой в этом смысл? - философски заметила Мона. - История не повторяется, что бы там против этого ни говорили.
- Да-да, - согласился Бздурек. - А те мужики, кто там у него был поприличнее, все застрелились, прикинь?
- Жесть... - покрутила носом она.
- Ну Ленин потом и дал по рукам всем этим версиловым, подросткам-ротшильдам и многим еще... Молодец. Не желаешь работать на производстве - не ешь. И плюс еще получи мешалкой по разным мягким местам... Даже тунеядца-поэта какого-то, кажется, судили. И адвоката ему назначили с брутальной фамилией Топоров или как-то еще. Типа сейчас осудим на плаху поэта за плохое поведение - и всё!
- Что это за тунеядец такой? - удивилась Мона. - Тунцом питался? Молодец. Фосфор.
Девяносто седьмой скоренько докатил их до "Пражской".
- Вот и в Праге мы никогда не были, - задумчиво проговорил Кржиштоф, галантно помогая Моне на выходе. - А говорят, красивый город, красивее Питера. Причем сами питерцы и говорят.
- Мы вообще, Криси, с тобой нигде не были, - согласилась Мона. - Потому что учились на херню и теперь хернёй занимаемся. Вот освоили бы термоядерный синтез - и летали бы по конференциям по всему миру. - Она мечтательно поглядела по сторонам. - Знаешь как на конференции хорошо?.. Институт за тебя проплачивает, а ты там тусишь потом неделю на всём готовеньком. Докладик сделаешь какой-нибудь по своей теме - и хоть вообще никуда не ходи, лежи себе в номере и заказывай бухло прямо в постельку.
- Класс... - согласился Бздурек. - Надо будет с Фимой поговорить насчет его атомов - нельзя ли достать из них какой-то дешевой энергии...
Они заехали в банк, забрали вещи в химчистке и, покружив по столице еще немного, отправились обратно домой.
В почтовом ящике их поджидали три конверта.
- Ну вот и свершилось, - процедил Кржиштоф, пробегая глазами адресованное ему письмо. - Платежка на триста баксов - рассрочка на год за Эритрею, первый взнос. Оплата в недельный срок.
- Ну хоть так, - грустно отреагировала его спутница. - А то могли предъявить разом всю сумму, а через неделю уже прислать приставов.
- Могли, - согласился Бздурек. - Так что спасибо им, благодетелям. Гуманизм теперь везде, хули...
- А третий конверт Веранде... - удивилась Мона. - Ты что, ее уже прописал?
- Ни сном ни духом! - честно помотал головой он.
- Тревожно... - проговорила Мона. - У меня ощущение, что нас как будто немножко пасут... Как они узнали, что ты пустил Миранду пожить? Они нас прослушивают? Или приставили наружку?
- Ну а почему нет? - раздумчиво предположил Кржиштоф. - У Фимы атомы, у Натана гайки космические, Мвамба вообще иностранная резидентка, неизвестно где прописанная. А Миранда, как говорит Валя, вышла к ее домику прямо из леса. И вот вопрос: где мирандин Йоркшир, и где Бибигоньский лес...
- Если она, конечно, всё это не врет и не служит в МИ-6, чтобы выведать у Фимы его секреты. Я это сразу тогда предположила.
- Запросто! - согласился Бздурек. - И волосы у нее в темноте светятся, я реально сам это видел своими глазами. Так что силовиков можно понять, тут дело явно нечисто. "Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться" - это еще Ленин говорил.
- А у нас сейчас что, революция? - искренне удивилась Мона.
- Лиза реально какая-то странная, - продолжал он, не слушая. - Хотя, может, это биполярное расстройство какое-то или посттравматический шок.
- Какой еще шок? - удивилась Мона.
- Ну, сейчас же многие практикуют частичное удушение партнера в койке и всё такое. Может, ее как-то посильней придушили, вот ей и привиделось про могилу.
- И что ей девяносто лет, и с Йоркширом с этим ее... - согласилась его спутница. - Хотя по-английски она шпарит так, что вообще ничего не понятно. То есть он у нее скорее родной, чем заученный.
- Вот-вот. А эти уроды у Вали ее еще дразнят... "Земля тебе пухом, Мирандочка..." А с нею, может, бережно надо. Возможно, она еще поправится.
- Что-то ты стал какой-то подозрительно добренький, - нахмурилась Мона.
- Я и был всегда добренький, если ты не заметила, - проворчал Кржиштоф.
- А может быть Миранда суккуб? - вдруг сообразила та. - И не атомы ей нужны от Фимы дефектные, а Фимина душа?
- Чтобы что? - недоверчиво поднял бровь Бздурек. - Кому вообще сдалась Фимина душа? Суккуб по латыни, кстати, просто подкладка. Ну то есть подстилка, наложница.
- Прикол... - ответила Мона, и разговор о мистическом угас на этом сам собою.
- Достала денег? - с порога напустилась Мона на йоркширскую Лизу, когда та в начале шестого снова появилась в квартире у Бздурека.
- С чего это вдруг? - искренне удивилась Миранда. - Разве было такое задание? Что-то не припоминаю.
- Сейчас припомнишь, - ядовито процедила Мона, доставая с полки в прихожей Лизин конверт со счетом из банка.
- Перестаньте сновать... - проворчал Бздурек, протискиваясь к стенному шкафу за мешком корма для пескороев.
Поздним вечером они как обычно сидели на кухне за красненьким. Миранда рассказывала бибигоньские новости.
- Натан какой-то пригашенный, тухлый, - говорила она. - Видно, облом с марсианским полётом что-то внутри у него серьезно нарушил.
- А Валя? - поинтересовалась Мона. - Всё в этом доме зависит от Вали... фиг с ним, с этим Натаном и с его рефлексиями.
- Валя тоже не железная, - охотно сообщила Миранда. - И крыша у нее, похоже, течёт.
- Как это? - удивился Кржиштоф.
- Ну, с этой куклой... я говорила.
- Да, - поддержала соперницу Мона.
- Ну так теперь еще Фимины солдатики. Урожай на участке весь убран, делать особо нечего, и вот она вечером сядет в Фиминой комнатке, расставит шеренгой солдатиков и что-то втирает этой своей Дуне, типа объясняет ей основы военного дела.
- Она наверно узнала про Мвамбину беременность, - догадалась Мона Лиза.
- Не исключено, - согласилась Лиза из Йоркшира. - Поскольку с Натаном у них контакта теперь практически ноль...
- "Князь ясак собаке-хану отвозить сбирается, - вдруг продекламировал Бздурек. - Мне дулебка Евпраксинья не даёт, ломается..."
- Это чего? - недоуменно проговорили в один голос обе Лизы.
- Стишок такой, - пояснил Бздурек. - Натан придумал, еще когда учился. У них там был какой-то студенческий театр.
- Во как! - хмыкнула Миранда и неприязненно добавила: - Шекспиры долбаные... И еще: с козлом теперь Валя тоже без конца разговаривает, так и ходят по участку парой.
- Дурдом, - проговорил Кржиштоф.
- А Слава с Сережей как поживают? - поинтересовалась Мона.
- Читают вслух "Подростка" Достоевского, а вечером смотрят без конца "Саус Парк" - ну, по крайней со слов Валентины. Типа как там Картман: "Бду-бду, мы с жабой Клайдом спасаем Сальму Хайек от железного паука!"
- Прикол, - без выражения проговорила Мона.
- И тут "Подросток", - озабоченно заметил Кржиштоф. - Прямо поветрие какое-то!
- Ну, ты же знаешь их пунктик... - пояснила Миранда. - У них там по тексту везде типа какие-то знаки... - Она подняла взгляд к потолку, вспоминая. - Ну вот, к примеру... "Совокупившись с Версиловым, Ламберту предстояло как можно хитрее заманить Катерину Николаевну".
- Это конкретно знак, - кивнул головой Бздурек.
- Сто процентов, - согласилась Мона.
- А еще им вроде как утвердили какой-то проект, и теперь им нужны задешево аниматоры для мультиков - ну, знаете, типа когда ты весь обвешен датчиками, а потом на экране фигурка повторяет твои движения.
- Спать давайте, девки, - поднялся из-за стола Бздурек. - Хватить сновать. Завтра с утра на маршрут.
На второй завтрак наутро в одиннадцать они с Моной, созвонившись, заскочили к "Папе Джонсу" на Бирюлёвской, в доме где зубная клиника. И тут же у Бздурека зазвонил телефон.
- Трубы к трассе подтащили, - деловито сообщил в трубку Вертолётов. - По самому узкому месту от Киргизии до Афгана вышло совсем немного - по прямой так всего сто двадцать километров... Но у нас горы кругом, так что с учетом вверх-вниз труб получилось вдвое длиньше.
- Длиньше? - уточнил Кржиштоф. - Надо подъехать посмотреть.
- Конечно, - согласился Вертолётов, - это ваше право. И да, наши говорят, что вода им самим не нужна, полно у них своей воды, так что водоотвод в договор не включаем, только транзит.
- Сюрпризик... - хмыкнул Бздурек, радуясь про себя внезапной возможности отступления. - Это надо будет заново согласовывать.
- Ну согласовывайте, - легко согласился поп.
- Скиньте мне координаты, с кем можно будет связаться на месте, чтобы всё осмотреть. Нужен будет детальный отчет. Я могу вылететь в Душанбе послезавтра.
- Зачем Душанбе? - вдруг забеспокоился Вертолётов. - Не надо Душанбе. В Ванч надо лететь, это у самой афганской границы.
- Ну вот и обеспечьте трансфер из Душанбе до этого вашего Ванча! - отрезал Бздурек и нажал отбой.
- "Водоотвод им не нужен..." - передразнил он, обращаясь к Моне.
- Ай-ай, мини нада йехать в Фарсистан... - закривлялась та. Официант тем временем принес пиццу. - Это как в моей диссертации, Бздуречек, - продолжила она, ухватывая с тарелки увесистый кусок.
- Ты опять за своё? - нахмурился Кржиштоф. - Нету у тебя никакой диссертации, грёзы всё это. Девичьи грёзы, понятно?
- А знаешь почему ты ее не находишь? - не дала сбить себя с толку Мона.
- Ну почему?
- А потому что я защищалась во Владикавказе, в универе имени Хетагурова.
- И что же ты защищала? - сощурился он.
- Сравнивала осетинский и ягнобский...
- Какой-какой? - Бздурек почуял, что утрачивает позиции, и напрягся.
- Ягнобский, придурок. Это Таджикистан. А ягнобцы - древний согдийский народ.
- Ну покажи тогда кандидатский диплом! - с вызовом выставил он вперед подбородок.
Мона, раскрыв молнию, недолго порылась в сумке и вытащила на свет плотную тёмно-красную книжечку с российским гербом, выдавленным на ней золотом.
- На, подавись... - презрительно проговорила она. - Лингвист-недоучка... В общем, я должна буду лететь с тобой в Душанбе: ягнобцев этих живьем я ни разу не видела и неизвестно когда еще иначе увижу. Ты будешь трубы свои контролировать, а я займусь фольклором, то есть нетленным и вечным.
- Ну... - растерянно произнес Кржиштоф, возвращая Моне красную книжечку. - Ну, тогда хорошо... Поедем конечно, хули...
- Вот именно что "хули", - примирительно проговорила Мона, старательно откладывая на край тарелки пережаренные корочки.
- Только денег нету совсем, - активно жуя свою порцию, жалобно заметил он.
- Займем у кого-нибудь, - бодро парировала Мона. - Вон хоть у Овноядова сколько-нибудь спросим - в виде аванса.
- Ага, - скривился Бздурек. - И опять свинтим потом на неделю.
- Это как минимум, - вальяжно согласилась Мона.
- А кто это говорил, что Синхронюка зовут Зеравшан? - вдруг сменил тему Кржиштоф. - Миранда или Зинка?
- Она тебе уже Зинка, изменщик? - тут же нахмурилась Мона.
- Я не изменщик, - строго пояснил он. - Я просто следую зову природы. - Он важно нахмурил брови. - Так Синхронюк, выходит, тоже таджик?
- И как он в Эритрее тогда вообще оказался? - напомнила Мона. - Чокнуться, куда ты вообще влез со своими трубами. Не за нами ли его послали туда следить? Не нажить бы беды, Криси. А то придется потом в Сызрани ныкаться.
- Небось не придется, - неуверенно возразил он. - Срубим бабла на транзите воды и откупимся ото всех, ясно?
- Я придумала! - вдруг завопила Мона и тут же прикрыла себе рот ладонью. Народ за соседними столиками с интересом повернул к ним головы.
- Ну что еще? - с сомнением поинтересовался Кржиштоф.
- Надо подписаться в аниматоры к нашим пидо... ну, то есть к Сереже и Славе, - вполголоса продолжила она, озираясь по сторонам. - И выбить у них аванс. И на него слетать к таджикам с ягнобцами. А Овноядова нахер - он душный.
- Ты лучшая... - немного неуверенно проговорил Бздурек. - Ты просто кудесница, Мормона! Так и сделаем...
- Сам ты мормона! Ты точно знаешь что у тебя ничего не было с Мвамбой?
- Да точно, чего... Зуб даю!
- Нахер мне твой зуб... И вообще - почему Бесподобница вдруг так сорвалась на свой Селигер? Ты ее чем-то обидел?
Кржиштоф молча дожевывал пиццу.
- Так я звоню им? - уточнила Мона, допивая кофе.
Бздурек покивал головой в ответ.
- Только я тогда в туалет... - сообщила он. - Буду там с ними кокетничать.
- ...Сотку перевели! - гордо сообщила она, через пару минут снова подсаживаясь за столик. - Тебе онлайн сейчас придет договор.
- Уже пришел, - подтвердил Бздурек. - Я авторизировал и отправил обратно.
- Ну, видишь как хорошо? - заулыбалась она. - Кокетничать с голубыми - это то еще искусство, чтоб ты знал... Короче, сорок тысяч нам на билеты, а остальное на жизнь. Съемки начнутся дней через десять-двенадцать.
- Надо опять увольняться, - проговорил он. - Овноядов от нас удавится.
- "Один геморрой от вас, волонтёры..." - захихикала Мона. - Помнишь, как встретил нас тогда охранник в Асмэре?
- Помню, - вяло улыбнулся он и повернулся в сторону стойки: - Нам бы заплатить...
Домой он добрался около шести. Обе Лизы уже вернулись и теперь пререкались на кухне из-за остатков риса, которого не хватало на три порции. Бздурек молча прошел к столу и выставил на него пакеты с продуктами.
- Криси пришёл! - изобразили радушие девицы, без охоты отрываясь от свары.
- Девки! - решил разрядить атмосферу уставший за день Бздурек. - Вы же мне, кажется, обещали - не сновать и не шкариться. А то... - Он на мгновение задумался. - А то вон история тут как специально про вас. - Он полистал открытые странички у себя в мобилке. - Вот... "Жили-были две пираньи - Отпиранья и Запиранья...".
- Уже смешно, - ядовито процедила Миранда.
- "Внешне они мало отличались друг от друга, - продолжал Кржиштоф, - но зато сильно разнились характерами: Отпиранья предпочитала прозрачную воду, а Запиранья пресмыкалась в основном в мутных омутах. Окрестное население буквально выло с досады: ни на быстрине, ни у берега войти в воду было невозможно - Отпиранья и Запиранья тотчас же обгрызали посетителям икры и лодыжки. Так продолжалось долгое время, пока наконец у воды не появился Василий. Выслушав жалобы населения, он внезапно так ловко врезал по воде мешалкой, что обе пираньи всплыли на поверхность кверху пузами. Так кончилось засилье хордовых в этом краю".
- Всё? - уточнила Мона.
- Завораживает история... - проговорила йоркширская Лиза.
- Это как были у такого Сысоева персонажи в повести: солдаты-контрактники Дневальный и Ночевальный, - добавил Бздурек. - Гильзы на стрельбище собирали для бандитов - для отчётности.
- Или как в другой истории, помню, персонажей звали Лиса Олеся, столяр Буртин и кот Василько, - вдруг вспомнила Мона. - Это не тот ли Василий - ну, что в твоей истории с отпираньями?
- И с запираньями, - эхом повторила Миранда.
- Ну, в общем, вы меня поняли, - не дал заговорить себя хозяин московской квартиры. - Я щас в ларёк за аджарским красненьким - а вы пока подумайте тут над своим поведением. И над его последствиями.
- Слушаем и повинуемся подумать, наш белый господин! - воскликнули девицы в один голос.
- Ну то-то же... - примирительно улыбнулся Бздурек, и дверь за ним захлопнулась.
Пафос, он же драматизация, иногда очень даже уместен как изобразительное средство. Вот, помнится, была песня про Японию, что-то там "он курит трубку, пьет крепчайший эль...", не будем говорить чей текст - хотя чего там: стихи Веры Инбер, она же Шпенцер, воспитанница Троцкого, который жил у них в семействе на всём готовом, раздумывая о перманентной революции и ни сном ни духом не ведая, какую неловкую кончину вместо этого готовит ему судьба.
Так этот эль... Теперь каждый знает, что эль это английское пиво с особым вкусом, а крепость его вариирует от пяти до одиннадцати градусов - ну, или процентов, как говорят ученые-филологи. "Крепчайший" эль это индийский пейл-эль с крепостью аж двадцать процентов, и понятно, что не каждый капитан может пить такое чёртово пойло, а лишь капитан курящий трубку и любящий больше всего девушку из Нагасаки с алыми, как маки, губами и грудью, не вполне развившейся по девушкиному возрасту. Другие девушки, почуяв издали запах "крепчайшего эля", принимаются, как это понятно, делать капитану с трубкой призывные знаки, чтобы насолить японке.
Вот это и называется драматизация. Но что позволено Юпитеру, то есть Вере, "навидавшейся видов", как это назвал однажды лирик Ювачев, - то не позволено быку и вообще парнокопытным, какими бы кошерными с виду они не казались. Поэтому в рамках этой сумбурной повести автор решил начисто отказаться от понтов и режет без конца правду-матку - как он ее понимает, конечно.
Через четверть часа на столе в кухне уже стояли три початые бутылки кавказского красняка, а вечер приобрел обычную для всех троих стилевую окраску.
- Во! - подняла кверху палец Мона, отрываясь от телефона. - Пишут, что путём окисления астата дифторидом ксенона в щелочном растворе можно получить соединение семивалентного астата - перастатат-ион.
- Туши свет... - без выражения заметила Лиза из Йоркшира.
- Почему?
- Фольклор. Так говорили раньше. Это как твое "сливай воду".
- О! А вот еще... - Мона пролистала несколько страничек у себя на дисплее. - Луи Четырнадцатого приговорили к семи годам за сексуальные домогательства...
- Кто это, Луи четырнадцатый? Луидор? - заинтересовалась Миранда.
- Луидор, наверно... Или артист какой-нибудь после Щукинского, там полно у них однофамильцев, их так и называют по номерам, чтобы не путать. Столько фильмов на свете нет, сколько этих Луидоров Щукой навыпущено. - Она поерзала на стуле и незаметно почесалась под леггинсами. - А вот еще про Василия - свежая серия... "Жила-была однажды принцесса, которая затрахала всё королевство".
- О-оо! - обрадовалась Миранда. - Я, кажется, слышала эту историю.
- "Вначале ей потребовалось расшитое золотом платье, - продолжала Мона, - затем угги из рыбьего меха, потом крем для век за сто пятьдесят евро, и наконец она решила нарастить себе ресницы... Так продолжалось долгое время, пока наконец в королевстве не появился Василий. Выслушав пожелания принцессы, он внезапно так ловко врезал ей мешалкой по одному месту, что принцесса тут же скончалась, а вскоре умер и глупый король, и жители, за неимением наследника престола, избрали себе демократическое правительство. Так Василий стал министром гигиены".
- Почему гигиены? - удивился Бздурек. - Чушь читаете всякую...
- Ну, наверно, имеется в виду зачистка в широком ее смысле, - пояснила Мона Лиза. - Типа как оздоровление общества. А вот еще: "Приметы времени: встретила во дворе мастифа - к нежданной беременности, вороны раскричались - к подъему кредитной ставки, надела не те сникерсы - к ссоре с ГИБДД, нашла на улице пятисотку - к приятной встрече с приятельницей".
- "Приятной - с приятельницей"... - передразнил Бздурек. - Сами не знают уже, на каком языке пишут.
- Не стало культуры, - согласилась Мона. - Променяли культуру на сникерсы. А слушайте... - Она обтерла руки разовой салфеткой и повернулась к Кржиштофу. - Давно хотела спросить... почему в телевизоре иногда говорят Гаити, а иногда Таити? В чем тут прикол?
- Пустое всё это, Мона, - важно пояснил Кржиштоф, достал из кармана домашних штанов "Хагакурэ" и открыл ее на закладке.
- Вот оно... "Некто молвил: "Я знаю форму Разума и форму Женщины". Когда его спросили, каковы эти формы, он ответил: "Разум имеет четыре угла и не будет двигаться даже в случае смертельной опасности. Женщина же кругла. О ней можно сказать также, что она не ведает различия между добром и злом, между хорошим и плохим, и может закатиться куда угодно".
- Блять... - проговорила Мона как и обычно в подобных случаях. - Я, кстати, тоже помню кое-что из этого цитатника... - Она на мгновение подняла глаза к потолку. - Вот: "Когда читаешь что-нибудь вслух, лучше всего читать из живота. Когда читаешь изо рта, голос не будет звучать устойчиво. Таково поучение Накано Сикибу".
- Убедительно, - кивнул головой Кржиштоф. - А вот еще хорошее... - Он пролистал несколько страниц. - "Говорят, что если рассечь лицо вдоль, помочиться на него и потоптаться по нему соломенными сандалиями, с лица слезет кожа. Об этом поведали священнику Гёдзаку, когда он был в Эдо. Подобными сведениями нужно дорожить".
- И ведь не поспоришь... - ухмыльнулась Мона. - Олд-скул, они дело туго знали.
- Но вообще самурайство, конечно, не женское дело, - продолжал Бздурек. - Женщина не понимает, что она женщина... потому что она женщина.
- О! Я слышала такой же софизм про долбоёбов, - воскликнула Мона. Миранда снова выдернула из ушей наушники и стала слушать.
- Так что не так с женщиной?
- Всё, Мона. Всё с ней не так. Она уверена, например, что если муж отдает ей зарплату, а она от случая к случая допускает его... к лону, скажем по-научному - то муж непременно должен быть счастлив и в голову ему не могут пролезть никакие мысли. Мужчины вообще просто домашний скот, которым надо лишь правильно управлять.
- Так думают женщины? - удивилась Миранда.
"Женщина, - подумал Бздурек, - это единственное, что примиряет нас с несовершенством мира. Мягкость тела ее удивительна..."
В таком духе беседа продолжалась еще около часа, затем Бздурек кабанчиком слетал в ларек за коньяком, и ближе к полуночи они втроем сидели на разметанной к ночи кровати обнявшись и Миранда, время от времени икая, рассказывала о Йоркшире, о своем бывшем, с которым она встречалась до злодеяния Калибана.
- А вечерами у него стали делаться мозговые горячки, - говорила она. - Он требовал то омаров, то свального секса, то библию, то оливок... А однажды поймал для своих низких целей дикого кролика, и когда тому всё же удалось вырваться, принялся насиловать подорожник и иву. Жизнь постепенно превращалась в ад...
Наутро они отправили в фирму эсэмэски о внезапной болезни и провалялись в постели до полудня. Затем по очереди помылись, не расположенная к общению Лиза из Йоркшира снова отправилась в Клин, а Мона принялась искать в интернете билеты на Душанбе.
...Поездка к таджикам не задалась с самого начала.
Сперва самолет задержали на два часа в Шереметьево, якобы из-за грозовой погоды по маршруту, потом они долго искали на месте водителя, которого должен был прислать для их встречи Вертолётов, а когда неприметный и потасканный восьмиместный "Мерседес-Вито" со ржавыми потеками вокруг колёсных арок наконец был найден на парковке аэропорта бывшего Сталинабада, оказалось что водитель ни слова не знает по-русски и Мона вынуждена была привлечь все свои книжные ресурсы ягнобского, чтобы как-то с ним объясняться.
До Ванча оказалось почти пятьсот километров по взгорьям и долинам, как это пелось в известной песне; не обошлось без серпантина, без отвесных обрывов, вниз которых было страшно смотреть - наконец, сам Ванч располагался на высоте чуть ли не два километра, и это с непривычки сказывалось на самочувствии: в ушах молотом стучал пульс, носы у обоих заложило, перед глазами стояла какая-то розоватая муть.
- Приехали, - наконец сообщил водитель на чистом русском, как будто жил и работал где-нибудь в Сызрани.
- Это точно что приехали, - саркастически заметила Мона.
- Никуда не уезжайте, - строго приказал Бздурек водителю, и они полезли вон из автобуса.
Трубы действительно было не проглядеть: пыльные и унылые, они лежали кривой гусеницей вдоль щебеночной дороги, тянувшейся по дну обширного ущелья. Рядом с дорогой сверкала, извиваясь, неширокая речка.
- Горы везде, - пояснил водитель. - На горах ледники и снежники. Воды дохера.
- Ясно, - без выражения кивнул Бздурек. - А что трубы всё вроде как в разнобой по диаметру? Или это мне сослепу кажется?
- Какие были... - развел руками шофер.
- А вот вроде местами так и вообще по трассе труб как будто бы нет, - продолжал Кржиштоф, указывая вдаль пальцем. - Они где?
- Местное население растащило, - улыбнулся водитель. - Для своих нужд. Колодцы, наверное, строить желают...
- Это непорядок, - проговорил Бздурек.
- Вернут, куда денутся, - легко взмахнул рукой их сопровождающий. - Вот сварщики явятся - и трубы местные тут же назад притащат. У нас с этим строго.
- А ягнобцы... далеко у вас? - поинтересовалась Мона.
- От Душанбе недалеко, - охотно сообщил водитель. - Фанские горы. Высота - около пяти тысяч метров. - И он гордо поднял ладонь к небу.
- Гоо-ры? - недовольно подняла кверху брови Мона. - В горах меня тошнит... - Она на секунду задумалась и закончила: - Ладно. Вопросов у меня больше нет.
- В аэропорт, - коротко приказал Бздурек. Они забрались в бусик и тронулись в обратный путь.
Если аккумулятор в машине сдох, в него следует долить дистиллированной воды - автор не раз уже слышал это мнение от людей самых разных сфер деятельности. Типа вода эта по составу очень близка к живой - ну, как в сказке про Руслана с Людмилой, - и аккумулятор как будто бы оживает. Материалисты и циники в таком случае, понятно, просто вызывают техслужбу, и те меняют им батарею на новую - но люди, настроенные романтически, упорно стоят на своем, у многих в багажнике специально годами ездит канистра с дистиллированной водичкой - вдруг аккумулятор сломается...
Это приключение было последним на пути к Душанбе. Они остановились перекусить в придорожной забегаловке, а когда попытались затем завести двигатель, стартер у "Вито" смог выдавить из себя только печальное "хррр-хррр".
Шофер-таджик тут же долил в аккумулятор живой воды, а какой-то проезжий водила дал им "прикурить" замызганными толстыми проводами со зловещего размера клеммами-крокодилами. Бусик ожил, а по прибытии в аэропорт уже через час объявили посадку. Еще через пять часов они приземлились в Шереметьево.
- Ничо так съездили, - прокомментировал путешествие Бздурек, когда они садились в такси.
- Ничего, - согласилась Мона. - Но на транзите воды из сибирских рек мы, как я понимаю, уже не обогатимся.
- Теперь вся надежда на Фимины атомы, - подтвердил он.
Миранды дома не было.
- Торчит в Бибигони, - предположила Мона. - И что-то там конечно же мутит.
- "Окрасился месяц багря-а-анцем... - вдруг заголосил Бздурек. - Где волны бушуют у скал. Поехала Вера... - Он выдержал театральную паузу. -...Ката-а-аться. У ней недалёко вокзал".
- Что за Вера? - холодно осведомилась Мона. - Я что-то пропустила?
- Просто Вера... - пояснил Кржиштоф. - Собирательный образ.
- Рифма так себе, - скривила она нос. - Для сельской местности. "Багрянцем" рифмуется с румянцем и померанцем.
- Ой-ой, - передразнил ее Бздурек. - И с "самозванцем". Поэзия как социальный институт давно мертва. Сидят такие... - Он изобразил как сидят за столом поэты. - ...И подбирают в строчку единственные, настоящие, правильные слова. Это, конечно, та еще затея - предотвращать апокалипсис с помощью клавы и рифмованных строк. Дескать, щас их все начитаются и глобального потепления не будет. А стихи на самом деле давно уже никто не слышит - кроме, пожалуй, таких же, как они, вовлеченных - одно лицо на пять тысяч погруженных в свои заботы граждан.
- Главное, что и мужиков ведь полно пишущих, - подлила масла в огонь Мона.
- Для мужиков давно пора открывать курсы спасения, а то бабы их разводят как баранов.
- Ну уж тебе-то грех жаловаться. Кроешь троих, как мормон какой-то доисторический. Или ты Мвамбе всё же успел присунуть?
- Нет, Мвамбе нет, - замотал головой он. - Не было никакого повода. И ты, по-моему, уже спрашивала. - Он ненадолго задумался. - Ну и потом не забывай про квартиру. Жил бы я, например, у родителей - и всё, сливай воду, как ты выражаешься.
- Ну, тоже верно, - согласилась Мона. - "Жилищный вопрос их испортил..." - это Воланд еще сто лет назад заметил.
- Аналогии - не такая уж лапидарная вещь, - сообщил Бздурек. - Зря на них все так нападают.
- Это ты к чему? - подняла брови она.
- В бесконтекстной грамматике вывод предложения даёт для него дерево составляющих, в котором каждая составляющая состоит из слов, происходящих от одного элемента, - пояснил Бздурек. - Читай Хомского, Мона, и тебе откроются глубины - даже в твоём пресловутом ягнобском.
- Тю, - состроила гримасу Мона. - Чего это он пресловутый? Может, хотя бы просто словутый?
- Такого слова нет, Зая.
- Знаю, - нахмурилась она. - И я тебе не Зая, понял?
- Понял, - легко согласился Бздурек, - хули тут не понять... Ты не Зая...
- Ну то-то же... А кто такой этот Хомский?
- Пиндосы произносят "Чамски", но это неверно: написание немецкое, как и положено на идиш, первый звук "це-ха", а происходит от Хомска в Белоруссии.