Психологическая драма. В мире, где обстоятельства переплетаются словно ветви древних деревьев, и где каждый выбор может стать началом бесконечной истории, истинное чувство любви предстаёт перед нами как загадка, полная противоречий и глубоких переживаний. Истинная любовь, подобно яркому свету, может осветить самые тёмные уголки человеческой души, но одновременно обнажить злость, страх и уязвимость... Встреча с истинной любовью - это не только дар, но и испытание, способное изменить ход жизни, заставляя человека пересмотреть свои приоритеты и ценности. И тогда мы погружаемся в атмосферу, где каждое решение имеет свои последствия, а каждый шаг по пути любви может привести к неожиданным открытиям и глубоким внутренним трансформациям. Жизнь становится путешествием в лабиринт человеческих эмоций, где радость и страдание идут рука об руку, а мгновения счастья могут обернуться сложным выбором и неожиданными ударами судьбы...
Глава 1. 'Олег'
Всё началось совсем незадолго до того, как Олег Петров потерял брата Алексея. И, возможно, смерть Лёши заставила Олега окончательно сдать позиции. Может Олег не любил своего брата настолько, чтобы сожалеть о его потере. Даже не исключено, что Лёшу Олег и вовсе ненавидел, к примеру, за то, что тот был именно старшим братом... Но, тем не менее, уход Алексея мог как-то подсознательно отразиться на финальном решении Олега. А, возможно, дело не в этом. На решение Олега мог повлиять его собственный возраст, как бы странно это ни звучало. Точнее - не сам возраст, а признание Олега самому себе, что ему всего лишь восемнадцать.
Селение называлось Тихое. Оно вполне оправдывало своё название, и о нём раньше мало кто слышал. Олег жил с родителями. Алексей - отдельно. Олег закончил одиннадцатый класс и поступил на первый курс факультета журналистики. Эдгар По как-то писал: мы стоим на краю пропасти, заглядываем в бездну - нами овладевает головокружение и дурнота. Постепенно головокружение, дурнота, страх сливаются в единое облако, обретающее форму. Это лишь попытка вообразить, что бы мы почувствовали... что бы мы успели почувствовать во время стремительного падения. И лишь потому, что разум настойчиво требует, чтобы мы отошли от пропасти, мы... УПРЯМО К НЕЙ ПРИБЛИЖАЕМСЯ.
Олегу было восемнадцать. Он не особо жаловал устои и диктатуру взрослых, так как сам считал себя уже достаточно взрослым, чтобы идти у кого-то на поводу. Дух противоречия сковал Олега, притупляя осознание собственного поведения. А возможно, парень отдалялся от своей семьи, потому что его семья в свою очередь игнорировала его. В любом случае Олег сам старался не ссориться с родителями, хотя напряжёнка всё же была. Он старался не конфликтовать, и, возможно, этот 'личностный пацифизм' и был причиной того, что виновниками случающихся размолвок всегда оказывались другие - кто угодно, только не сам Олег. Ведь отвернуться и уйти, признав себя побеждённым - это слишком просто. Предрассудки как раз-таки порождаются духом противоречия, обитающего глубоко внутри каждого из нас; противоречивой беспечностью, поднимающей свою голову и играющей свои дьявольские шутки.
Олег часто запирался в своей комнате, особенно после неудачного дня или ссоры с близкими. Его, в отличие от других молодых людей, не прельщали дискотеки, клубы, тусовки с друзьями и вообще весь шум-гам вокруг, кружащий голову молодняку. Может, Олегу не стоило относиться чересчур критично к людям его возраста с их однобокими и штампованными настроениями, ведь он собирался выучиться на журналиста, возможно в будущем, по долгу службы, отправляться в деловые командировки, посещать многие места. Сейчас же он приходил из института, закрывался в своей комнате и писал книгу. Он погружался в это занятие с головой, и ничто другое его не интересовало. Черновой вариант рукописи создавался на компьютере, в отдельной папке с названием 'Творчество О.П'. Название будущего шедевра еще придумано не было, да продвигалось написание его очень медленно и сложно. У Петрова было мало творческого опыта, и Олег не стеснялся признаваться себе в этом, хоть и не был от этого в восторге.
'Счастливого финала не будет? Возможно. Может, когда ты смотришь в зеркало, тебе частенько навязывается мысль, что с тобой и со всем этим миром, в котором ты живёшь, что-то не так. Но ты не можешь что-либо изменить. Никто не может... Однако всё же ты не согласен с тем, что жизнь - это лишь испытание. Она ещё и выбор - ты надеешься, что у тебя всё получится, но ожидания не всегда оправдываются...'.
Олег сочинял повесть (или, может, роман - он не знал пока, что именно получится), прерывался, вставал из-за компьютера, открывал окно, садился на подоконник, закуривал сигарету. Он смотрел на вечернее небо и переосмысливал то, что ему сегодня позволило выплеснуть в текстовый документ его воображение. Возможно, потом, в будущем, он станет настоящим профессиональным писателем, хотя до этого ещё далеко. Ещё предстоит преодолеть барьеры разной степени сложности. Может будущие беллетристы предварительно избирают изучение журналистики, чтобы раскрыть свои творческие способности перед тем, как обучиться писательскому ремеслу. В целом Олег, как любой писатель, ожидал, что его творчество будет увлекательным - это главное. И он старался сконцентрироваться на идее повести. Хотя основная проблема как раз-таки и заключалась в том, что идея его повести пока что была сыра. И порой даже при чтении романа своего любимого писателя Роджера Скрибблера под названием 'Человек', у Петрова не получалось вдохновиться и придумать ход развития сюжета своей рукописи. Уже два романа Скрибблера были прочитаны Олегом. Это были истории с разными названиями, но дополняющие одно другое повествования о приключениях французского журналиста в период Первой мировой войны. По сюжету он приезжает из Франции в Россию (обе эти страны являются союзниками Антанты, выступающей против Четверного союза). Олег писал повесть с похожим сюжетом. Но в сочиняемой им книге американский журналист, неплохо говорящий по-русски, отправляется в служебную командировку в Россию. Там Джон Уильски (так зовут журналиста) поселяется в гостинице одного глухого городишки. Именно в этой гостинице с журналистом должно произойти нечто такое, что бы навсегда изменило его жизнь и, возможно, заставило бы его остаться в России. Что именно должно случиться, Олег пока ещё не придумал.
Глава 2. 'Алексей'
Ещё несколько дней.
Алексей поставил машину на стоянку, взглянул через стекло на дождевые потоки в сопровождении громовых раскатов. Был май. Сегодняшний дождь сменил собою жару и духоту.
Ещё несколько дней до...
(свободы?).
Алексей зашёл в квартиру, прошёл на кухню, достал из холодильника банку пива. Проследовал в зал и опустился на диван.
Обычно, глядя в окно на дождь, люди чувствуют грусть, печаль, переосмысливают нечто волнующее, произошедшее в их жизни. Алексей же, глядя сейчас в окно, видя и слушая дождь, ощущал одну простую вещь. Неподкупную, неумолимую, опустошающую вещь: холод. Холод логики, холод мира, холод тёплого (по идее оно тёплым должно быть) чувства...
Холод, постепенно поглощающий всю красоту науки, философии и природы.
Холод 'современной Эпохи Просвещения', подразумевающей, как это водится, 'рационализм'. Но даже если и не Эпоха Просвещения (её современное подобие), то... теперь если мир тебя распнёт словно Иисуса, то нового Иосифа Аримафейского не будет. Так что некому будет собрать в Грааль капли твоей крови. Такова вот политика, хотя в политику (точнее в ту её характеристику, которую все вокруг привыкли воспринимать) Лёша не верил. Скорее уж - в анархию, идея которой иной раз согревала нутро как горький, жгущий, но поддерживающий в душЕ задор, алкоголь. Хотя ведь современное человечество не понимает, что такое анархизм. Этого термина пугаются, его презирают, и здесь поднимает свою мерзкую голову предрассудок. Этот предрассудок и искажает истину ценностей, погружая непонимающих в глупое забвение... Также много лет назад, к примеру, глупые предрассудки погружали в забвение суеверных людей, дождавшихся пришествия в Россию 'антихриста' в образе Петра Великого. И если бы у людей хватило мозгов отбросить суеверия и просто остаться преданными явлению царизма (пусть даже историки и полагают, что эти две вещи неразрывно связаны друг с другом), то они (люди) бы уразумели, что Пётр был обычным человеком, а не демоном. Человеком, всего лишь принёсшим 'из-за бугра' щепотку западного стиля. Вот точно также и с анархией: если бы человечество стремилось не к кровавым войнам и насилию, решению проблем с помощью всепоглощающих навязываний и узурпации или религиозно - политического террора, а приостановилось бы и подумало о том, что такое в действительности анархия, то и культуры в мире бы немного прибавилось. Разве кто-то поверит в то, что у анархии и, к примеру, у дипломатии одна цель - решение проблем с помощью компромисса и диалога, а не драки и бойни?
Фиг с ним, со всем...
Всё равно всем на всё чихать. И Алексею теперь тоже. Он даже и осознать не успел, как быстро его мысли от темы любви перешли к теме анархии и истории. Может, он просто хотел отвлечься таким образом от грустных дум и подумать о чём-то другом? А, возможно, безысходность в душе и сердце ненавязчиво всколыхнула умственные познания событий и исторических фактов, которыми Алексей Петров обладал.
Вид шумного дождя в окне навевал безысходный холод, и всему виною...
любовь?
Лёша сделал ещё несколько больших глотков из банки. Когда пивная банка опустела, парень пошёл на кухню и взял из холодильника две бутылки пива другой марки. Прихватил кухонный ножик. Вернулся в зал, опять сел на диван. Сделал пару неторопливых глотков из откупоренной бутылки и вновь его взгляд застыл на потоках дождя за окном.
Сегодня она изобразила грустное лицо на работе, печально покачав головой, когда Лёша в разговоре случайно напомнил ей и другим девушкам из бухгалтерии о том, что их (в смысле Алексея Петрова и его напарника) сократили из АЙТИ-отдела. Она изобразила грустное лицо, когда Лёша сказал, что он и его напарник Филинов (Филинову недавно исполнилось 56 лет, и он был вдвое старше Лёши) дорабатывают несколько дней и уходят. Алексей привык к этой работе, и мало кто сумеет понять, как же тоскливо и больно на душе в такие моменты бывает. Кроме того, обидно когда от тебя окончательно и бесповоротно ускользает твоя единственная настоящая любовь, отказавшись быть с тобою. Она ускользает от тебя, словно единственный шанс на спасение в этой грозной жизни, постепенно оставаясь в другой вселенной, удаляясь и удаляясь от тебя...
Она удаляется безо всяких объяснений, и ей чихать на твои слёзы. Как бы ты ни пытался удержать свою мечту, мир не подкупишь. Твоей любви ты просто не нужен - смирись. Точка. Для других ты - всего лишь нытик, и их сочувствие, понимание тоже не подкупить. Зато твои терпение и усидчивость - это круто! Это фактор созидания дальнейшего перфекционизма, пристойности и общности. В твои страдания, как моральные, так и душевные, просто-напросто никто не верит - ведь для них ты, скорее всего, робот из фантастических книг.
Ну что ж пусть будет так.
Единственный выход в нашем мире - это отвечать абсурдом на навязываемый тебе абсурд окружающих. И это даст тебе преимущество. Какое? Минимальное количество охрененно любопытных хищников, которые только и ждут того, чтобы подъе... подколоть тебя как можно больнее при каждом удобном случае.
Невольно вспоминаются слова персонажа Гоши Куценко из фильма 'Параграф 78': 'Дело не в том, что я её люблю. Дело в том, что она не любит меня...'. А какие при этом у персонажа Куценко были глаза - безжизненные, потерянные, грустные. Как говорил Лёша, 'глаза, уставшие от отсутствия гармонии'. У певца Сергея Жукова из группы 'Руки вверх' на этот счёт такое мнение: '...Ветер чувства мои вклочья разорвал, и холодным ручьём слёзы как вода. Не найти мне тебя, моё солнышко и с тобою не быть уже никогда...'. Певица Аника Далински же, к примеру, остается оптимисткой: '...На сердце рана, ну и пусть. Ведь всё равно я буду верить в любовь...'. Кто же из этих их воспетых персонажей более глупенький?
Алексей поставил на пол пиво и поднял с дивана нож. Нож кухонный, металлический, не очень весомый. Зачем Лёша его взял? Он этого и сам не знает. Взял, да взял. Он не пробовал раньше вскрывать вены, не умел этого делать. Вроде бы для того, чтобы кровь не сворачивалась, нужно порезать вены и сесть в ванну с водой, опустив в неё запястья. Или, может, Алексей ошибался. В любом случае, он не собирался прямо сейчас здесь, в комнате, на диване, обитом кожей, кончать жизнь самоубийством. Для чего же нож тогда?..
Любовь - тема, над которой можно поразмыслить? Может быть, но зачем? Лёша бросил нож на пол. Всё, он для себя решил: он отнесёт сейчас нож назад, на кухню, будто он его и не брал. Никто этого не видел и не знает. И не было у парня мыслей о суициде. Как сказал один умный автор в своём видео на ю-тубе: 'Им по хрену - самовыпилишься ты или нет. Чего ты этим добьёшься? Того, что она скажет: 'Ха, я такая клёвая и крутая чувиха, что из-за меня покончили с собой. Смотрите все!' И вот из-за этой ..., которая даже недостойна тебя, типа нет больше вживых человека?.. В этом мире никто никому ничего не должен и уж тем более неблизкие друг другу люди. Не строй несбыточных планов, и ничего не нужно будет требовать от других и, в первую очередь, от себя. Самовыпил не понадобится'.
Конечно, он не нужен. Пошло оно всё! Живи назло. Перебесись, чтобы если и не всю боль из души до конца выгнать, то хотя бы большую её часть, с чем и можно будет жить дальше. Жить по-настоящему, ни перед кем не расстилаясь и не кланяясь.
Да, как сказал кто-то из европейских свободомыслителей - сатириков: 'Специально и назло всему этому миру женись на самой страшной, самой глупой, самой бедной, самой злобной и самой агрессивной. Женись осознанно, и не будет никакой душевной боли... И пусть потом тебя кто-то попробует упрекнуть - мол, зачем же ты женился?'. Это и есть пацифизм! Не тот, который, в общем-то, понимается в привычном значении, но тоже пацифизм.
Алексей прилёг на диване, перед этим включив на ноутбуке музыкальную композицию 'Вера' в исполнении группы 'Кукрыниксы'. Да, из всего видно, что внутренняя персональная вселенная каждого отдельного человека может оказаться настолько шаткой и хрупкой, что просто страшно себе представить. Поэтому её нужно защищать.
Глава 3. 'Олег'
- Опять проблемы с Костей? - Мария взглянула на дочь, у которой были красные после слёз глаза. - Успокойся, милая...
- Не понимаю. Ведь раньше он не был таким... - девушка закрыла ладонями лицо.
Мария села рядом на диван и обняла Ирину. Та прижалась к матери и спросила:
- Можно я у тебя поживу?
- Ну о чём разговор? Ты же знаешь, для тебя моя дверь открыта всегда. На работу только дольше надо будет добираться. Хотя с транспортом здесь проблем нет.
- Об этом не волнуйся.
Мария провела пальцами по русым волосам дочери, спадающим на плечи. Затем мягко коснулась щеки и, улыбнувшись, глядя в синие грустные глаза, промолвила:
- Всё будет хорошо. Вот увидишь.
Девушка неопределенно кивнула и поднялась.
- Я очень устала. Можно немного отдохнуть?
- Конечно, милая.
***
Олег любил сидеть у окна и смотреть на звезды. И вот однажды так получилось, что он, думая о дальнейшей судьбе Джона Уильски, обнаружил у себя в комнате оставленную здесь подзорную трубу, которую из плавания привёз его дед. Дед был моряком. Он работал на судне, перевозящем в трюмах разный груз: лес, руду, металлы. Подзорную трубу фирмы 'Мореход' деду подарили на день рождения его коллеги по работе. Олег взял трубу. Дед говорил, что она обладает качественной оптикой и водонепроницаемым корпусом, с полем зрения более чем тысяча метров. Снизу к корпусу крепилась подставка. Олег повертел в руках оставленный дедовский подарок, и поставил его назад, к стене. Затем взял лежащую на кресле гитару, лёг на кровать и, уткнувшись взглядом в потолок, лениво коснулся струн правой рукой. Гитара мелодично отозвалась звуком аккорда. Олег вспомнил последний сочинённый им в повести абзац:
'Есть ли несчастье, возникающее само по себе, но не имеющее источником зерно желания? Это важно. Первое звено зависимого происхождения от закона жизни - это ошибочное видение. За свою долгую историю человек уяснил одно - ему удобна позиция жизни, к которой он привыкает...
Отстранённое познание действительности,
Состояние полного равнодушия,
Целая вечность для того, чтобы попробовать измениться...
Полное отсутствие терпения -
Жизнь как она есть'.
Запах лета уже ощущался по вечерам, особенно в домах с распахнутыми настежь окнами. По телевидению шла передача об автомобилях, где ведущий рассказывал о том, что восьмидесятые годы не отличались хорошими новостями для спортивных авто. Многие производители ленились переделывать свои машины под более жёсткие требования США относительно загрязнения окружающей среды. 'Порше', к примеру, 959 был отличным автомобилем того десятилетия, но, за исключением экспертов и небольшой группы журналистов, никому не довелось поездить на этом автомобиле в США. Когда дебютировал этот автомобиль, он был наиболее продвинут в техническом плане среди всех выпускавшихся на тот момент автомобилей. Плюс 959-й участвовал в гонках в Париже, соревнования класс GT и суперскоростных гонках по автобанам. 959-й открыл дорогу новым автомобилям...
Олег выключил телевизор и положил пульт на тумбочку. Часы показывали без двадцати десять. Олег достал из пачки сигарету и хотел было, как всегда, сесть на подоконник и закурить. Он поднёс к губам зажигалку. Но щелчка кнопки не последовало: кое-что там, на улице, привлекло внимание Олега. Он вытащил изо рта незажжённую сигарету и положил на столик. Уперевшись руками в подоконник, Олег смотрел в окно... Ему в голову пришла мысль о подзорной трубе. Она стояла прислонённая к стене.
С противоположной стороны, метрах в трёхстах, находился дом. В окне на втором этаже горел свет. На таком расстоянии было невозможно разглядеть, что там происходило. По правде говоря, Олег косился на трубу у стены, не понимая, зачем ему вообще нужно знать, что происходит в соседском доме напротив. Он вспомнил, что когда он был совсем маленьким, они с братом Лёшей дружили с соседскими мальчишками Вовкой и Юркой Назаровыми из этого самого дома напротив. Семья Назаровых приобрела этот дом, когда Олега ещё не было на свете. Назаровы очень гордились этой покупкой - ведь дом, по их словам, достался им за сущие копейки. Дом действительно был хорошим и уютным. Отец Лёши и глава семейства соседских Назаровых тогда вместе решили заняться разведением голубей для продажи. Позже Назаровы продали дом и уехали в Германию. Но до этого, в начале 90-х, Петров и Назаров занимались голубями. Это был общий бизнес, как выяснилось - прибыльный. Петров и Назаров не просто заселили птицами чердаки своих домов. Они соорудили нечто вроде прочного железного моста, соединяющего чердаки их домов между собой. На импровизированный мост они понаставили голубиных клеток и огородили сооружение железной сеткой. Со временем мост из сваренных между собой свай и арматуры зарос сорными вьющимися растениями. Издали он был незаметен на фоне растущих тут деревьев. Назаровы продали дом и уехали. Сетка и клетки были демонтированы за ненадобностью, а голуби больше не разводились. Но сам мост из сваренных между собой железных прутьев так и остался стоять. Неприметный в небольшой рощице, он и теперь объединял крыши двух домов между собой - дома Олега и дома, на который Олег сейчас смотрел.
Олег собрался было на всё наплевать - закрыть окно, потушить свет и лечь спать. Но в последний момент он всё же взял трубу, расправил треногу и поставил трубу на подоконник. Наблюдательный агрегат весил всего ничего - меньше килограмма. Диаметр объектива был достаточно большим - около восьмидесяти миллиметров, а минимальное расстояние фокуса составляло пять метров (об этом тоже упоминал дед). Сейчас в глазке объектива была лишь мутная пелена. Олег аккуратно покрутил кольцо просветления оптики, сконструированное вокруг глазка объектива. Постепенно расплывчатая пелена стала перетекать в чёткое изображение. Картинка была настолько настоящей и живой, что Олег в удивлении приподнял бровь. Через увеличитель аппарата была видна комната соседского дома. Занавесок на окне не было - скорее всего, их сняли на стирку. Увеличение изображения по шкале от двенадцати до шестидесяти крат было настолько мощным, что прорисовывались отдельные детали интерьера чужой спальни: расправленная кровать, лежащий на тумбочке молитвенник, свадебный портрет на стене, выключенный комнатный вентилятор, стоящий в углу. Но всё это перестало быть объектом внимания Олега, потому что в комнату вошла девушка.
'Она была девою редкостной красоты и столь же прелестна, сколь исполнена веселья. Ко всему на свете питала она любовь, вся - лучезарность и улыбка...'
Нет, всё же у классиков дева с картины художника описывалась более жизнерадостной, чем красотка, на которую Олег смотрел через объектив подзорной трубы. Девушка из соседского дома (так мысленно окрестил её Олег - 'Девушкой-Из-Соседского-Дома'; такой она для него теперь будет всегда) выглядела не особо жизнерадостно. И, тем не менее, она была до ужаса симпатичной. Её губы напоминали две спелых ягоды и были прекрасны без всяких подкрашиваний. Синие глаза можно было сравнить с лучезарным небом в солнечный день. Она сидела перед трюмо и расчёсывала щёткой русые волосы. Ночнушка на ней была просвечивающей. Ее груди, большие, зрелые, с розовыми сосками то и дело подёргивались от её движений...
Олег облизнул пересохшие губы. Его сердце восторженно участило бег. Захлестнуло возбуждение. Парень продолжал наблюдать, пока в дверь его комнаты не постучали и не раздался голос мамы: 'Олег, ты ужинал?'. Олег едва сдержался, чтобы не ответить грубостью, однако взял себя в руки и спокойно произнес: 'Да, ужинал. Спасибо'. Когда он вновь прильнул к глазку объектива, девушка направлялась к выключателю, чтобы потушить свет.
***
Однажды, когда Олегу было восемь, он сидел в саду на скамейке, болтая ногами, ел мороженое и наблюдал, как ветер качает макушку цветущей яблони. В тот день его брат Алёша праздновал день рожденья. В доме были гости. Мальчишки играли в видеоигры, толпой окружив телевизор, девочки разговаривали во дворе. Олег же просто решил немного побыть один. Рядом раздались шаги. Это был дед. В руке он держал свою любимую моряцкую трубку для курения. У Олега дедушка всегда ассоциировался со сказочным капитаном Врунгелем - эдакий бравый, никогда не унывающий искатель приключений; человек моря, для которого оно составляло смысл всей жизни. Дедушка подошёл к мальчику, потрепал рукой его волосы, приговаривая:
- Ты чего это от других отстаёшь? Твои друзья там веселятся... Эх ты.
- Дедушка, - спросил Олег, игнорируя его слова, - а как это быть взрослым? Это приятнее, чем быть маленьким или отвратительнее?
Дед затянулся сигаретой и, мягко улыбнувшись, молвил:
- Размышляешь о том, что когда-нибудь детство уйдет и придётся сталкиваться с реалиями взрослой жизни лицом к лицу?
Олег кивнул.
Дедушка вновь втянул дым и будто бы сам впал в раздумья над вопросом внука. Ветер шевелил его начинающие седеть волосы.
- Знаешь, малыш, взрослый возраст - это второй и последний возраст человека. Здесь нельзя чётко определить, что лучше, что хуже. К примеру, человек рождается на свет, радуя этим взрослых (его родителей), растёт, идёт в школу. Разве это отвратительно?
Олег немного подумал.
- Нет.
- Также и со вторым человеческим возрастом. Пребывая в нём, ты, к примеру, опять же радуешься, когда у тебя рождаются и растут дети, внуки. Кроме того, будучи взрослым, ты реализуешь и устраиваешь свою собственную жизнь в отличие от детского возраста, когда за тебя всё решают другие. Но, думаю, говорить и сравнивать, какой из этих периодов твоей жизни лучше - всё равно что сравнивать две стороны одной медали. Если сейчас у тебя мысли о том, как бы побыстрее миновать детство, то потом, поверь мне, ты будешь сожалеть о том, что невозможно вернуться на много лет назад, чтобы вновь стать юным.
Олег смотрел в небо - серое, ветряное, неприветливое.
- И всё-таки быть взрослым - удобнее, - молвил он. - Во-первых, не нужно ни у кого ни на что спрашивать разрешения. Во-вторых, ты сам можешь давать кому-либо советы, поучать. Кроме того, никто тебя не обидит из-за какой-либо мелочи. Старшие не будут просто так к тебе придираться, потому что это уже будет неактуально.
Дед усмехнулся и присел рядом с Олегом.
- Из-за пустяков, мой мальчик, до слёз можно довести и взрослого человека. И отбиваться от всяких придурков на пустом месте взрослым, кстати, тоже очень часто приходится. Но главное, что мы усваиваем с возрастом, - так это то, что чем больше ты отдаляешься от младенчества и отрочества, чем больше годов уходит во взрослой жизни, тем ближе становится старость, а за ней...
Мужчина замолчал, стряхивая пепел.
- Смерть? - закончил за него Олег.
- Тебе об этом ещё рано думать.
Дедушка поднялся со скамейки:
- Хватит нам с тобой разговаривать о таких серьёзных и грустных вещах. С возрастом ты сам всё поймешь - не стоит торопить события. Пошли есть праздничный торт. Ты хоть брата-то с днём рождения поздравил?
Олег кивнул.
Дед взял внука за руку и они пошли домой.
***
- Мам, ты говорила, что в Назаровском доме живёт женщина? - за завтраком спросил Олег.
- Да.
- Она одна или с кем-то?
- Вообще живёт она одна. Но сейчас у неё гостит дочь, которая приехала из города, разругавшись с женихом.
- Как зовут дочь?
Ольга Алексеевна взглянула на сына. В её глазах мелькнуло любопытство, почему сын так интересуется новыми соседями..
- Кажется, её звать Ирина, - ответил за жену Андрей Андреевич с меньшим подозрением по поводу интереса сына, чем Ольга Алексеевна. - Но она для тебя слишком старая. Ей уже двадцать девять. Тебе лишь восемнадцать. Так что всё это напрасно.
Могло показаться, что отец говорил серьёзным, поучительным тоном, однако это была лишь ширма. Тем не менее, на этот раз сын почему-то воспринял его тон действительно как упрёк, не посчитав нужным приглядываться к замаскированным подшучиваниям. Олег с серьёзным видом произнес:
- Видно будет.
Затем он поднялся из-за стола, нейтрально, без эмоций, бросил 'Спасибо. Мне нужно бежать на учёбу. Пока' и ушёл.
Вечером он вновь поставил на подоконник подзорную трубу и стал наблюдать за спальней Ирины. На этот раз спальня долго пустовала. Олег сидел и ждал. Он был терпелив, не терял надежду. Но в тоже время не исключал возможность, что свет в комнате Ирины не зажжётся вовсе. Может, она помирилась со своим женихом и уехала. А возможно, уехала просто так. Вариантов крутилось много. Когда же на часах было уже около двенадцати ночи, отчаянно борющийся с дрёмой Олег уже действительно решил, что Ирины здесь больше нет... и всё закончилось, даже не начавшись. Однако, когда он стал собирать наблюдательный агрегат, свет в отдалённом окне наконец-то зажёгся. Он вспыхнул, впустив волнение и радость в сердце парня. Будто кто-то своей могучей рукой вытащил за шкирку погружающегося в болотную трясину Олега и чётко произнес 'Никогда не отчаивайся'.
Олег, ободрившись, вернулся в исходную позицию, расставил треногу и прильнул к объективу.
В этот вечер Ирина вела себя более взволнованно и озабоченно, чем в прошлый раз, будто бы у неё появился какой-то план, касающийся исправления её жизни в лучшую сторону. Она что-то искала в шкафу, один за другим выдвигая ящики. В конечном итоге, не достигнув цели, она села на кровать и задумалась. Потом провела руками по волосам, расправив их. Поднялась.
Олег, приоткрыв рот и увеличив картинку до максимума, разглядывал девушку. Ему казалось, она находится прямо возле него и вот-вот врежет ему в глаз за такое вульгарное поведение. И тем не менее он наблюдал... наблюдал и получал истинное удовольствие. Эрекция у него была такая, что краем сознания он опасался, что его джинсы просто порвутся. К тому моменту, как Ирина выключила свет и легла спать, Олег твёрдо знал, что по уши в неё влюблён. Кроме всего прочего, он знал, как сдвинуть написание своей книги с мёртвой точки, что именно будет происходить с Джоном Уильски, по крайней мере, как будут развиваться события ближайшего будущего.
'К тому моменту, как Ирина выключила свет и легла спать, Джон твёрдо знал, что по уши в неё влюбился. Он уже целых два дня наблюдал за окном её дома из комнаты мотеля, где остановился. Сейчас, лёжа в постели наедине со своими мыслями, Джон думал о том, что ему необходимо что-то предпринять, чтобы познакомиться с Ириной. Он узнал имя этой девушки случайно, у работников гостиницы, однако не стал вдаваться в подробности и расспрашивать, её ли это дом, давно ли она там живёт и собирается ли уезжать. В противном случае его бы могли принять за шпиона и вызвать полицию. И потом он бы вряд ли смог доказать, что он - обычный иностранный журналист, который остановился в гостинице, нашёл в номере забытую кем-то подзорную трубу и однажды вечером, нацелив её на окно соседнего дома, что находился неподалеку, увидел девушку необычной красоты и влюбился в неё'.
Глава 4. 'Алексей'
Завод, где Алексей работал системным администратором - это был металлургический завод города Лебедь - Светлый. Завод по производству металлов и сплавов с неполным металлургическим циклом (электрометаллургический). Алексей Петров и его напарник Филинов Павел Викторович на днях шли по территории завода с обходными листами. Приказ руководства о сокращении штата: с каждого отдела на заводе убрать по два человека. Что поделаешь. А Алексей и Павел Викторович попали под раздачу. Они шли к складу спецодежды - именно подпись начальника данного склада осталось получить, чтобы официально считаться уволенными. Но тут Алексея и Павла Викторовича некто окликнул.
- Стоять! - раздался позади приказ. Они обернулись. К ним вальяжно, не торопясь, этаким сказочным троллем - гигантом приближался директор отдела кадров.
Звали заведующего кадрами Квакин Сергей Витальевич. Как и Алексей Петров с Павлом Филиновым, Квакин был одет в заводскую рабочую форму серого цвета. На голове - каска.
- Вы куда намылились? - Голос Квакина был, как всегда, ядовитый, надменный, будто кошачье шипение. Словно бы озлобленная (контуженная) рысь, приготовилась к прыжку, чтобы вцепиться зубами в горло неприятеля. Хотя тут даже не только рысь была... Перед Алексеем и Павлом Викторовичем будто сейчас стояли три лесных зверя из 'Комедии' Данте: рысь, лев и волчица, символизирующие чувственность, властолюбие и жадность. И все три зверя одновременно находились в Квакине, преграждая путь двум системным администраторам (так сказать, Вергилию и Данте). Больше всего, конечно, в Квакине было властолюбия и жадности... жадности до гуманного обращения с другими людьми и до человечности в нём самом.
- Чего молчите? - прошипел Квакин, вырвав из рук Лёши и Павла Викторовича обходные листы. - ТорОпитесь?.. Вы что, видели уже роспись директора на приказе о вашем увольнении?! Ладно, пацан - молодой, неопытный. Но, Павел, ты же жизнь прожил! Неужели не можешь свои мозги включить-то?!
С этими словами Квакин разорвал обходники и бросил кусочки бумаги на землю.
- Марш на работу, самодеятели! - рявкнул он.
- П..дор тщеславный! - сказал Алексей когда они с Филиновым последовали приказу Квакина и пошли назад. - Прямо вот, щедро взял и вернул нас назад на работу и типа оставил в строю... Ага. Волшебник обосраный! Всё уже решено давно, и нас выбросили из команды сисадминов. Но нет - всяким ... охрененным директорам квакиным из отдела кадров вот надо поумничать и вставить свои три копейки да поквакать своим грозным, важным голоском... А завтра утром нам с Вами опять с самого начала эту волокиту с обходными листами начинать и вновь в погоне за всеми начальничьими росписями.
- Да не говори! - отозвался Павел Викторович.
Квакин Сергей был самым что ни есть омерзительным персонажем. Неотёсанный, самодовольный, надменный, с вечной распальцовкой, так сказать, на руках. Откалывал шуточки и сам над ними ржал, даже не понимая, что в его шутках нет ни капли юмора. Зато когда однажды Алексей воспроизвёл при Квакине шутку, услышанную от директора завода (шутку со смыслом и юмором), Квакин её даже не понял. Лёша сказал: 'Гедонист и геодезист - это, в принципе, одно и то же. Конечно, при условии, что геодезист ловит жёсткий кайф от своей работы'. Директор ржал как припадочный, заразив своим смехом Алексея. Лёша тоже смеялся. А вот Квакин в анекдот даже, так сказать, с пинка по ж...пе не въехал... Конечно, не все нормальные, адекватные люди обязаны понимать шутку про гедониста и геодезиста. Но не Квакин. Такие, как Квакин, 'я'-колки с распальцовкой, строящие из себя господ-всезнаек и ещё хрен знает кого, подобные шутки понимать должны. Длинный, тощий, с прищуром, наглый и дерзкий как диарея, старикан по фамилии Квакин ничего, кроме отвратности от его действий и из-за его дебильного характера, вызвать не мог. Когда он звонил в АЙТИ - отдел и просил устранить проблемы с компьютером, локальной сетью или, к примеру, с отправкой электронной почты, к Квакину очень часто приходил Алексей Петров. И почти всегда Квакин орал: 'Все вы, компьютершики - уроды! Понаустанавливали мне какой-то хрени на компьютер, засрали всё кругом! У меня всё глючит, а меня люди ждут! Ублюдки, уничтожу вас всех!.. Щас вот только чуть-чуть освобожусь...'.
Хотя этот придурок не умел правильно текст в 'Word' набирать, обозначал дефисами переносы в тексте, а само приложение 'Word' называл 'ну, этот... как его... ВАШ редактор...'. То есть, весь такой 'всезнающий и крутой' директор, не знал простейших, элементарных вещей, о которых ведает любой человек, сидящий за компьютером - даже очень далёкий от информационных технологий и компьютерных программ в целом. В общем, Квакину не надо было ни водки, ни мяса, ни хлеба, ни женщин - только был бы хоть один посетитель, которого можно было бы обрызгать пеной бешенства и слюной умопомрачения. Едва Лёша заходил в кабинет Квакина, как Квакин, похожий на сидящего в кресле сморщенного Дуремара, начинал свои 'наезды', 'понты' и 'распальцовку'. А если у него (Квакина) было более - менее нормальное настроение, то он начинал либо насмешливо отзываться о политике, погоде, работе, женщинах и т.д. Либо же начинал читать Алексею свои до омерзения шаблонные, навязчивые нотации по поводу того, что нужно жениться - мол 'ты чО, не женат ещё?! Почему?! Ты такой - сякой!'. Да, Лёша не был женат, и Квакин знал об этом. Однажды Квакин, так сказать, добазарился настолько, что довёл Алексея. Алексей прикрыл дверь в кабинет, подошёл к этому дуремару и спокойно, но настолько сурово, что Квакин округлил глаза, молвил:
- Я не буду тебе грубить, Витальич. Не буду с тобой спорить. Просто попрошу тебя об одной вещи, коли уж ты и подобные тебе настолько просвещены, что можете затрахать своей философией саму матушку - природу до полусмерти. Ты женат? Так вот, разводись! Она тебе не подходит. И насри на своих детей и внуков! Потому что теперь Я ТЕБЕ указание даю, как 'надо' и 'положено'. Ну как, довольно с тебя или ещё хочешь холивара?..
Затем Алексей смачно плюнул на пол у дуремарева стола, развернулся и направился из кабинета. Квакин так и застыл с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, не в силах вымолвить и слова. Он просто не ожидал от какого-то там сопляка такой дерзости и, главное, подкованности и ловкости. В очередной раз начал грызть ногти на руках (это, кстати, было ещё одной его отвратительной привычкой), но затем очухался и послал возглас вслед Алексею Петрову:
- Ты кому 'тыкаешь', козёл?
- Козёл сидит и ногти грызёт на копытах, - спокойно и лояльно отозвался Лёша.
Глава 5. 'Олег'
Олег писал о Джоне Уильски до глубокой ночи. Он писал о неуёмном желании американского журналиста познакомиться с русской девушкой из соседнего дома, которую звали Ира. Он писал о том, как Джон забросил все свои дела и стал шпионить за Ириной, дабы узнать, где она работает, с кем общается и всё в таком духе. Петров настолько глубоко проникся чувствами придуманного им литературного героя, что решил на следующий день действовать методами Джона Уильски, чтобы как можно ближе подобраться к своей очаровательной соседке и познакомиться с ней. Возможно, в этом есть какой-то потаённый смысл...
'Джон сидел в сквере на скамейке и курил. Возможно, у него ничего не получится. Скорее всего, она просто посмеётся над ним? Джон представил на секунду выражение её лица... Он серьёзен, старателен, немного напуган (даже несмотря на всю твёрдость его характера). А еще он... влюблен. Влюблен по самое 'не могу'. И он признаётся ей в этом. А она сначала вроде бы лишается дара речи, пристально смотрит на него. Затем удивленно и насмешливо отводит взгляд. В конце концов, она начинает смеяться. Она, конечно, не хочет его обидеть. Но всё же она смеётся... Закрывает ладонями рот и смеётся. Затем её взгляд возвращается на Джона - на этот раз жалостливый и упрекающий одновременно. Этот взгляд говорит о многом. Он напоминает взгляд взрослой женщины... взгляд замужней дамы, глядящей на неопытного, но отважного юнца, решившего, что он может разговаривать с этой дамой как со своей подружкой. Ира перестаёт смеяться, чтобы всё же не обидеть своего собеседника. Но после того, как Джон открылся ей, он не видит в её глазах хоть чего-нибудь, напоминающего взаимных чувств. И это естественно. Это её право. Она - взрослая женщина, которая имеет право на насмешки и упрёк. 'Извини', - говорит она двадцатилетнему Джону, прекратив свой взрослый смех. Хотя при этом её губы всё ещё продолжают вырисовывать лёгкую улыбку, 'Извини, но не кажется ли тебе, что мы...'.
Джон поднялся со скамейки, бросив на землю окурок и раздавив его туфлёй. Он покинул сквер, вышел на аллею и направился к остановке, тихо ругая себя за то, что чуть было не совершил самую большую ошибку своей жизни. Он упрекал себя за то, что катается просто так туда-сюда вместо того, чтобы заниматься расследованием, которое ему было поручено провести в чужой стране. Он шёл на остановку всё такой же задумчивый, как и раньше.
'Дурак! Кретин!', - шёпотом повторял он, 'Надо же до такого додуматься...'.
- Не спеши.
Джон остановился. Он стоял словно вкопанный, моргая глазами и решив, что чужой хриплый голос ему почудился. Что этот голос просто возник в его голове.
- Не уходи.
Глаза Джона расширялись всё больше. Лоб взмок от пота. Парень обернулся. Поодаль на бордюре сидела древняя старуха. Улыбка на её обвисшем лице напоминала кляксу. Язык облизнул губы и вновь скрылся в беззубом рту. Одета она была в старое тряпьё. На голове - плотно замотанный платок. Джон смотрел на старую женщину, сомневаясь, стоит ли доверять своим глазам и ушам.
- Иди к ней, - шептала старуха. Хотя её губы не шевелились. Это было что-то вроде передачи мыслей на расстоянии... Её голос звучал у Джона Уильски в голове. - Иди к ней, иначе упустишь удачу.
- Я схожу с ума, - пробубнил американец. Он сел на корточки и положил на глаза ладонь. - Так, по-видимому, начинается безумие?
Он сидел, не поднимая глаз, чтобы проверить, там ли ещё старуха или его воображение её уже стёрло. Может быть, её там не было вообще, однако её голос был по-прежнему с Джоном.
- Ступай к ней, - говорил голос. - Ступай.
Уильски ещё раз повернул голову и взглянул. Старуха всё ещё сидела на бордюре и смотрела на юношу. Улыбка по-прежнему играла на её некрасивом лице. Джон поднялся на ноги, не обращая внимания на идущих рядом прохожих.
Детский сад, где Ирина работала воспитательницей, находился метрах в пятидесяти. Приятный прохладный ветерок немного развеял духоту, обдав лицо. Старуха, всё также улыбаясь, наблюдала за возвращающимся назад Джоном. Проходя по аллее и поравнявшись с ней, он остановился и с опаской покосился на неё. Закрыв и открыв глаза и окончательно убедившись, что она находится перед ним, он полез в карман. Извлеча оттуда пятидесятирублёвую купюру и глядя на женщину, парень бросил деньги в стоящую у ног старухи картонную коробку.
- Ступай. Иди к ней, - молвила она в ответ.
Джон пошёл. Он больше не поворачивался к старухе. Когда он приближался к зданию, его уверенность в том, что никакой старухи не было, и деньги он просто так бросил на землю, возросла почти на сто процентов. Однако он так и не обернулся назад. Он не хотел оборачиваться: пусть всё это остаётся лишь в его воображении, а не на яву. Так проще. Он войдёт внутрь, найдёт девушку своей мечты и на неидеальном русском языке откроет ей свои чувства. Потом будь что будет!'.
***
На следующее утро Олег не поехал в университет. Вместо этого он максимально близко подкрался к дому Ирины, притаившись в той самой рощице, через которую от крыши дома Петровых к крыше дома, где жила Ира, проходил голубиный мост. Олег взглянул на часы. Было восемь.
В действительности Олег ощущал себя ненормальным лишь отчасти. Ему были присущи твёрдость характера, пылкость рассуждений, моторика. По крайней мере, он ощущал рычаги, с помощью которых было возможно управлять собой. Он был уверен, что по-настоящему сумасшедшие не ощущают в себе этих рычагов, несмотря на то, что у каждого эти рычаги имеются. Что же касалось Ирины - Олегу вдруг стало казаться, что его рычаги вдруг стали теряться...Они то пропадали, а то возникали вновь, и это выглядело жутковато. Но только с одной стороны. В то же время в душе ощущался восторг, подъём, прилив восхищения - стоило только появиться стимулу. А стимул был благодаря той самой Девушке-Из-Соседнего-Дома.
Ирина вышла из дома в 8.20. На ней были светлая блузка и тёмно-синие джинсы, облегающие хорошенькое тело. Олег волновался: его убивала неизвестность, нависшая над ним громадой и глядящая взрослым строгим взглядом.
'Что ты делаешь, идиот?', - донеслось откуда-то издалека, из глубины сознания, из нависшей неизвестности. Олег понимал, чей голос это был. Он принадлежал парализованной внутри него совести; этот голос принадлежал сомнениям, намекающим на сумасшествие. Олег выбрался из кустов, позволив Ире отойти на безопасное расстояние, и осторожно направился за ней. Поначалу он шёл уверенным шагом, собравшись с духом. 'Почему ты считаешь себя идиотом?', - обратился он мысленно сам к себе, 'Ты ведь не собираешься делать ничего плохого! Ты подойдёшь к девушке, попытаешься завести разговор, и потом, позже, если повезёт - открыть ей свои чувства. Получится завязать с ней отношения - отлично. Нет - значит не судьба. Ты взрослый. Тебе уже...'.
Тут Олег остановился. Он вспомнил вчерашние слова отца 'Ей уже двадцать девять. Тебе лишь восемнадцать. Так что всё это напрасно'.
Чёрт! Может быть, ты и вправду слишком рано повзрослел, парень? Может тебе рано ещё думать обо всём этом?
Он продолжил идти. Просто шагал вперёд, постаравшись выкинуть все мысли из головы.
В паре десятков метров от здания продуктового магазина находилась автобусная остановка, где стояло несколько человек. Ирина перешла шоссе и примкнула к ним. Олег следовал за ней, стараясь не привлечь её внимания. У остановки он просто делал вид, что стоит и ожидает своего автобуса, лишь украдкой поглядывая на девушку своей мечты, чтобы убедиться, что она всё ещё тут и никуда не ушла. Она его не замечала, точно так же, как и потом, в автобусе. В принципе она вообще особо не интересовалась внешним миром и смотрела в окно, где мимо проносились дома, магазины, деревья.
Город Лебедь - Светлый находился примерно в десяти километрах от селенья. Магазин, к которому направилась Ирина по приезду в город, находился в центре. Это был цветочный магазин.
Олег сидел в сквере на скамейке и курил. Ему вновь вспомнился тот далёкий весенний день, когда во время празднования Алёшкиного 11-летия Олег был в саду. Тогда к нему пришел дед, и они вели интеллектуальный разговор о том, что лучше - быть взрослым или маленьким. Мнения внука и дедушки тогда разошлись. Вот и теперь Олегу казалось, что он всё ещё маленький. Между ним и Ирой незримая стена. И он не был уверен, что Ирина захочет её преодолевать.
'Ей уже двадцать девять. Тебе лишь восемнадцать. Так что всё это напрасно'.
Чёрт! Вдруг ничего не получится? Вдруг она просто посмеётся над ним? Джона Уильски в своей книге он покаместь оставил намеревающимся войти в здание детского сада, чтобы встретиться Девушкой-Из-Соседнего-Дома. Что же будет дальше? Каково будет продолжение всей этой истории?
Олег поднялся со скамейки, бросив на землю окурок и раздавив его туфлёй. Он не решил ехать назад, в Тихое и не ругал себя за то, что 'чуть было не совершил самую большую ошибку своей жизни', как Джон Уильски. Олег намеревался войти в магазин и заговорить с Ириной. Никакая мистическая старуха со своими советами, которую он выдумал в книге, ему не была нужна. Он и так был уверен, что всё делает правильно.
Глава 6. 'Ирина'
- Опять проблемы с Костей? - Мария взглянула на дочь, у которой были красные после слёз глаза. - Успокойся, милая...
- Не понимаю. Ведь раньше он не был таким... - девушка закрыла ладонями лицо.
Мария села рядом на диван и обняла Ирину. Та прижалась к матери и спросила:
- Можно я у тебя поживу?
- Ну о чём разговор? Ты же знаешь, для тебя моя дверь открыта всегда. На работу только дольше надо будет добираться. Хотя с транспортом здесь проблем нет.
- Об этом не волнуйся.
Мария провела пальцами по русым волосам дочери, спадающим на плечи. Затем мягко коснулась щеки и, улыбнувшись, глядя в синие грустные глаза, промолвила:
- Всё будет хорошо. Вот увидишь.
Девушка неопределенно кивнула и поднялась.
- Я очень устала. Можно немного отдохнуть?
- Конечно, милая.
Конфуз перерастает в пассивную панику, которая растекается горечью обжигающего страха перед безысходностью. От любви до ненависти, как известно, один шаг. Но ещё хуже, когда сердце изнывает от любви и ненависти одновременно... Ты разрываешься меж двух огней и ничего не можешь поделать.
Тёплый душ - благодать для кожи и тела. Но он не может быть панацеей от всех бед.
Ирина натирала мылом тело, будучи наедине со своими мыслями; она мечтала забыть о проблемах. Точнее разобраться с одной главной проблемой - как научиться быть сильной. Несмотря на всю боль, причинённую Костей (её женихом) - боль, переполняющую душу - Ира не могла забыть его доброту и ласки. Ради них она была готова терпеть всё зло... и это было глупо. Она ненавидела себя за то, что боялась потерять ЕГО. Не раз и не два девушка орала на Костю, клялась, что бросит его. Но каждый раз, когда Костя, выйдя из очередного запоя, просил прощения за то, что бил её и обижал, просто не могла не простить, наивно и слепо веря, что всё осталось позади. А позже всё повторялось вновь и вновь. Теперь она дала себе слово, что изменит свою жизнь, вопреки предательской надежде в глубине души на то, что... раздастся звонок от её возлюбленного. Но пойти на поводу у своих чувств - значит вновь попасть в ловушку страха - злого, зАмкнутого, навязчивого. Да, она могла запросто уйти от Кости, но не думать о нём у неё не получалось. Побег из городской обители - лишь отсрочка. Это обезболивающее, на какое-то время заглушающее боль. Чтобы победить отчаяние, удержаться и вновь не сорваться вниз, необходим стимул. Ирина даже сама не поняла, почему именно такая формулировка 'панацеи' пришла ей в голову, но ей нужен был именно с т и м у л, чтобы похоронить прежние чувства... ПОПРОБОВАТЬ их похоронить. А вместе с тем и преодолеть трагедию души.
Вытеревшись полотенцем, Ира накинула халат на голое тело и ушла к себе в комнату. Прилегши на кровать, она почти сразу задремала.
***
Константин Егоров сидел в своей городской квартире. Во рту дымилась сигарета. Рядом с диваном стояла наполовину выпитая бутылка с коньяком. Усталый одичавший взгляд, безвольно повисшие на коленях руки, болезненное выражение лица...
Он был отрешён от всего мира. Казалось, был неадекватен ко всему вокруг. Но он не был пьян. Точнее - он не был пьян настолько, чтобы превратиться в овощ. Он просто сидел и пялился на стену.
- Ты - идиот! - вдруг раздался в тишине негромкий голос.
Но это событие Костю не ошеломило, хотя он недоуменно моргнул глазами. Он вынул изо рта тлеющую сигарету и повернулся на голос. Прямо напротив окна стоял субъект. Костя какое-то время смотрел на вторженца... Чего-то в этом роде стоило ожидать. Конечно, странновато, ведь в этот день он не влил в себя столько спиртного, чтобы довести себя до белой горячки. И, тем не менее, гость стоял возле окна. Костя осознавал, что тот находится лишь в его воображении. Тем более этот посетитель был точной копией Кости.
Костя продолжал смотреть на своё отражение/двойника.