за февраль 1939 г.

СОДЕРЖАНИЕ

Ральф Пауэрс. ПРИКОСНОВЕНИЕ УЖАСА

Арден Энтони. МИСТЕР ДЖАСТИС СНИМАЕТ ОФИС

Фрэнк Эйрт. ПОХИТИТЕЛИ ВРЕМЕНИ

Джон Клемонс. УЛИЦА НИЩИХ

Эдгар Аллан Мартин. СМЕРТЬ ПОНЕВОЛЕ

Эрик Тэйн. ПСЫ ЧИСТИЛИЩА

Клифф Хоу. КОБРА ЖАЛИТ

Честер Брант. ЦАРСТВО ЖИДКОЙ СМЕРТИ

Роберт К. Блэкмон. КЛЫКИ ДУШИ

ПРИКОСНОВЕНИЕ УЖАСА

Ральф Пауэрс

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЗЛОВЕЩИЙ ЗНАК

В десять часов огни в бальном зале роскошного дома Энсона Дервента внезапно погасли. Гости, собравшиеся в честь американского дебюта Тельмы Прайс, подопечной Дервента, прервали свое веселье. Некоторые ахнули. Другие прижались к соседям. Темнота, наступившая после яркого света люстр, казалась жуткой и тревожной.

Прошла секунда, откуда-то донесся звук открываемого окна. В холодную ноябрьскую ночь ворвалось дуновение ветра. Какая-то женщина нервно, сдавленно вскрикнула.

Оркестр резко смолк. Танцующие пары застыли на месте. С внезапностью вспышки молнии во мраке зала вспыхнула таинственным светом ослепительная точка.

Раздался треск, жужжание, похожее на хлопанье крыльев чудовищного шершня. Воздух наполнился странным, тошнотворным запахом, который можно было определить как острый запах горящей человеческой плоти.

Искра погасла так же внезапно, как и вспыхнула, и снова наступила темнота. Жужжание прекратилось, раздался глухой стук падающего тела. Еще один короткий промежуток ошеломленного молчания, наполненный предчувствием смерти. А затем началось столпотворение.

Ужас, словно ухмыляющийся вурдалак, двигался по темной комнате, унося с собой веселье. Мужчины и женщины забыли, что они леди и джентльмены. Они бешено дрались, толкались, царапали друг друга, пытаясь спастись от чего-то, чего не могли понять.

Толпа людей хлынула в холл. Дорогие портьеры были сорваны с петель и растоптаны ногами. Двойные двери в соседнюю столовую распахнулись настежь. Энсон Дервент и его перепуганные гости протискивались сквозь них, опрокидывая столы и стулья в диком паническом бегстве.

Но здесь горел приглушенный свет. Это зрелище действовало успокаивающе. Несколько мужчин, более храбрых, чем остальные, и пристыженных проявленной паникой, вернулись в бальный зал. Один из них нашел выключатель и осторожно нажал на него.

После чего их вновь обретенное мужество быстро пошло на убыль. На танцполе, как раз в том месте, где недавно вспыхнула таинственная искра, лежало распростертое тело мужчины. Это был седовласый судья Гораций Уэстленд, человек, вынесший приговор десяткам отчаянных преступников. Теперь он лежал на спине, явно мертвый, голубые глаза были открыты и смотрели в потолок, на лбу резко вздулись вены. Его левая рука была прижата к телу. Правая безвольно вытянулась рядом с телом, ладонью вверх, словно в немой мольбе. Гости Энсона Дервента в ужасе уставились на него.

Некоторые отступили назад, дрожа всем телом. Другие застыли на месте; от ужаса у них перехватило горло. Они не смотрели в лицо убитому судье. Они смотрели на нечто в ладони его вытянутой правой руки. Этим "нечто" был багровый след в том месте, где чужие пальцы, очевидно, сжимали его собственные.

Отпечатки этих пальцев были выжжены на теле убитого судьи. Кожа сморщилась и потемнела, как будто от жара какого-то отвратительного клейма. И поскольку они понимали ужасное значение этого знака, присутствующие на какое-то время казались парализованными и не могли заговорить.

Гость, бывший близким другом судьи, первым обрел дар речи.

- Пурпурная Рука! - выдохнул он. - Этот преступник был здесь сегодня вечером и убил Уэстленда!

Другие подхватили его слова. "Пурпурная Рука!" В их голосах звучали изумление, ужас, недоверие. Городской комиссар обратился к присутствующим дрожащим голосом:

- Очевидно, все вы читали сегодняшние газеты и узнали, что Стокбридж, глава нашей торговой палаты, был убит при загадочных обстоятельствах рано утром. Очевидно, тот же убийца только что был здесь. Мы должны немедленно вызвать полицию, джентльмены!

Не успел он договорить, как в дверь громко позвонили. Слуга пересек холл и открыл ее, вошел высокий мужчина в перепоясанном пальто. Под мягкой фетровой шляпой виднелись ястребиные черты лица и настороженные глаза. Темные, тонкие, как карандаш, усики, очерчивавшие изгиб верхней губы, придавали его рту мрачный вид.

Он резко остановился, увидев испуганную группу людей у дверей бального зала. Затем бросил шляпу и пальто дворецкому и прошел вперед.

Тельма Прайс, подопечная Дервента, сразу же отделилась от группы и пошла навстречу незнакомцу. Она говорила почти шепотом.

- Я надеялась, вы придете раньше, мистер Крэндалл. Если бы вы только... - Ее слова оборвались звуком, похожим на рыдание. Марк Крэндалл, независимый криминалист, изучающий странные и жуткие дела об убийствах, пристально посмотрел ей в глаза. Тициановский оттенок ее волос дополняло надетое на ней зеленое платье. По сравнению с этим цветом кожа ее лица казалась мертвенно-белой. Марк Крэндалл заговорил низким напряженным голосом.

- Меня не было в городе, я только что вернулся. Я нашел ваше письмо, ожидавшее меня. Что случилось? Эти люди выглядят...

- Я не написала вам, что меня беспокоит и почему я попросила вас прийти, - выдохнула она. - Но позавчера ночью были убиты наши сторожевые псы. Мы нашли их на лужайке, шерсть у них на загривках была странно опалена. Полиция не смогла дать нам никаких объяснений. Тогда я подумала, что у какого-то преступника имеются виды на этот дом, возможно, с целью ограбить гостей на моей вечеринке. Но я не ожидала убийства.

- Убийства?

- Да, там. - Девушка снова издала сдавленный звук. - Судья Уэстленд мертв, убит несколько минут назад. И на его ладони ужасный отпечаток пальцев. Это похоже на другое ужасное убийство прошлой ночью. Вы, должно быть, читали об этом. Газеты называют человека, который это сделал, "Пурпурной Рукой".

Марк Крэндалл выхватил телефон из рук служащего, который как раз собирался позвонить в полицию, и передал сообщение сам. Инспектор Уилсон, начальник отдела по расследованию убийств, в управлении отсутствовал. Но Марк позвонил ему домой и быстро объяснил, что произошло, попросив инспектора поторопиться.

Положив трубку, он направился в комнату, где лежал убитый судья. Там было еще несколько человек, среди них высокий седовласый мужчина лет пятидесяти с небольшим, который кивнул Марку. Это был Энсон Дервент, опекун Тельмы Прайс. Рядом с ним был Рекс Джерард, близкий друг убитого судьи. Также комиссар парка Август Бранд и врач по имени Пармели. Последний, казалось, проявлял к Тельме Прайс не просто случайный интерес.

Пока остальные слушали, одобрительно кивая, Энсон Дервент рассказал Марку, что произошло, как Пурпурная Рука нанесла удар под покровом темноты и как все увидели таинственную искру смерти.

Долгое время Крэндалл изучал положение тела убитого судьи, уделяя особое внимание следу на его руке. Затем начал задавать вопросы гостям, пока его перекрестный допрос с глазу на глаз не был прерван прибытием полиции. Вошли инспектор Уилсон, раздраженный, с лицом, похожим на совиное, и Хаас, городской судебно-медицинский эксперт. С ними были несколько экспертов из главного управления, в том числе специалист по отпечаткам пальцев и официальный фотограф.

В то время как его подчиненные с мрачной деловитостью принялись за работу, Уилсон начал быстрое расследование. Закончив, он покачал головой.

- Это не имеет смысла, - проворчал он. - Вы говорите, что окно было поднято после того, как погас свет. Это означает...

Рекс Джерард, друг судьи, внезапно прервал его, и в его глазах появился циничный блеск.

- Это означает, что убийца или его сообщник - один из нас, инспектор. Это означает, что убийца, возможно, все еще находится в этом доме.

Его слова произвели ошеломляющий эффект. На секунду воцарилось ошеломленное молчание. Затем по присутствующим пробежала дрожь ужаса. Послышались вздохи и сердитые восклицания. Тельма Прайс схватила доктора Пармели за руку. Марк заметил, что Рекс Джерард бросил на пару пристальный и ревнивый взгляд. Он подождал, пока судмедэксперт оторвется от тщательного изучения трупа, шагнул вперед и спросил:

- Каково ваше мнение, доктор?

Хаас ответил тихим голосом.

- Не просите меня объяснять это, Крэндалл. Я не могу этого сделать. Но судью Уэстленда убило током, как и Стокбриджа прошлой ночью. Я не сумасшедший. Все доказательства налицо. Посмотрите на эти вены.

Марк Крэндалл отвел взгляд от искаженного лица судьи и уставился в стену. В десяти футах от него в плинтусе виднелась розетка, но он покачал головой. Это была вилка осветительной сети напряжением в сто десять вольт. Люди не умирали от такого напряжения. Это не объясняло обгоревший отпечаток пальцев на ладони судьи - след Пурпурной Руки.

С напряженным видом Марк принялся набивать черную трубку коричневым табаком. Нахмурился и оглядел группу людей, собравшихся вокруг Энсона Дервента.

Рекс Джерард заговорил снова, в его голосе слышались горечь и подозрение.

- Я случайно услышал сказанное только что судебно-медицинским экспертом. Судья был моим другом. И я хочу, чтобы убийца был пойман. Если он использует электрический ток, возможно, доктор Пармели сможет нам что-нибудь рассказать об этом.

Худощавое лицо доктора побледнело. Его черные волосы, тронутые преждевременной сединой, казалось, встали дыбом. Тельма Прайс издала тихий задыхающийся звук.

- Что вы имеете в виду, мистер Джерард? - спросила она.

- Разве доктор не говорил нам, что специализируется на лечении болезней электрическим током? А если он может использовать электричество для лечения, то должен знать, как оно может убить?

Рекс Джерард неприятно улыбнулся, переводя взгляд с доктора на бледное лицо девушки.

- Что это за история с вашим использованием электричества, доктор? - спросил Марк Крэндалл.

- Джерард только что сказал вам, - раздраженно ответил доктор. - Электротерапия - это та область, в которой я работаю. Но если Джерард пытается намекнуть, что я и есть тот убийца, которого называют Пурпурной Рукой, он, должно быть, сумасшедший.

- Полиция, возможно, с вами не согласна, - сказал Джерард с отвратительной усмешкой.

Энсон Дервент повернулся к нему с презрительным выражением лица.

- Я понимаю, что смерть судьи расстроила вас, Джерард. Но вы заходите слишком далеко. Возможно, вам будет интересно узнать, что Пармели и моя подопечная, мисс Прайс, объявили о своей помолвке.

- Помолвке?

- Именно так!

От досады и гнева некрасивое лицо Рекса Джерарда напряглось.

Марк Крэндалл, наблюдая и слушая, посасывал свою черную трубку. Его взгляд снова обратился к доктору Пармели. Гладкий, прилизанный, с видом профессионала, Пармели стоял рядом с Тельмой Прайс, по-хозяйски держа ее за руку.

- Я возмущен, - резко сказал он, - намеками на то, что я хотя бы отдаленно связан с этим убийством. Обвинение безумное, но даже безумные слухи могут повредить репутации человека. Вы пожалеете об этом, Джерард.

Детектив, которому было поручено искать следы на лужайке, подошел к инспектору Уилсону. Крэндалл услышал негромкий доклад мужчины.

- Ничего не видно, шеф! Земля замерзла, как скала, снега нет. Сегодня ночью ветер дует со скоростью миля в минуту. Там могла бродить дюжина жуликов и убийц, и мы никогда бы об этом не узнали.

Марк отвел доктора Пармели в сторону.

- Я хотел бы поговорить с вами, - сказал он.

Пармели напрягся. Его голос стал ледяным.

- Полагаю, я подвергнусь полицейскому допросу из-за глупых инсинуаций мистера Джерарда.

- Вовсе нет, доктор. Я просто хочу задать несколько вопросов. Возможно, вы тоже только что слышали заключение судмедэксперта. Он утверждает, что судья Уэстленд был убит электрическим током, и говорит, что другой мужчина был убит таким же образом. Каково ваше мнение?

Пармели немного помолчал, затем тщательно взвесил свои слова.

- Я не видел жертву прошлой ночью, но я осмотрел Уэстленда. Тромботическое состояние вен и цвет кожи наведут на мысль о поражении электрическим током даже самого неопытного студента-медика.

- А у вас есть какие-нибудь предположения относительно того, как судья мог быть убит электрическим током?

Пармели пожал плечами.

- Ни в коем случае, это совершенно фантастично.

Марк поднес спичку к мундштуку своей трубки, выпустил струю дыма вокруг чубука.

- Мне бы хотелось получить какие-нибудь данные, док, о том, какой ток может выдержать человек нормального телосложения. Вы должны быть в состоянии мне их предоставить.

Доктор издал сердитый возглас.

- Если из-за злостных сплетен я попал под подозрение - пусть полиция разбирается со мной на этом основании. Если вам нужна информация такого рода, о которой вы говорите, я скажу вам, где ее можно получить. Обратитесь к профессору Гауптману из Медицинской академии. Он один из моих старых приятелей и ведущих мировых специалистов по электротонусу и электротаксису. Он также может поручиться за меня.

- Я не понимаю вас, док, - сказал Марк, - но, пожалуй, последую вашему совету.

Он оставил доктора и смешался с другими гостями. В течение получаса он следил за всеми подробностями полицейского расследования и убедился, что оно ни к чему не привело. Затем надел шляпу и пальто.

Когда он вышел на улицу, в лицо ему ударили капли мокрого снега. Снег забился сквозь боковые шторки его родстера и лежал на кожаном сиденье. Он начал смахивать его, но внезапно замер. Его внимание привлекло движение в тени на противоположной стороне улицы.

Он выпрямился, вгляделся в движущуюся белую пелену и увидел, как какая-то фигура скрылась из виду за кедровой изгородью. Марку стало любопытно.

Широкими шагами он пересек улицу и бросился в погоню. Фигура снова показалась, когда он перелезал через живую изгородь. Это была женщина, она бежала по продуваемому всеми ветрами газону. В свете далекого уличного фонаря был виден ее силуэт. Марк ускорил шаг, догнал ее, и в этот момент она развернулась и выхватила пистолет.

Движением настолько ловким, что она едва успела вскрикнуть, Марк рубанул правой рукой и выбил оружие у нее из рук. Оно со звоном упало на мерзлую землю. Он схватил ее за запястье.

Женщина стояла, тяжело дыша. За развевающейся темной вуалью он увидел худощавые черты и лукавые глаза. Она не была красавицей и выглядела опасной.

- К чему такая спешка? - сказал Марк. - И зачем вам пистолет? Я...

Он не закончил. Слова застряли у него в горле. Перемена в выражении лица женщины насторожила его, но было уже слишком поздно. Он обернулся, когда что-то твердое и холодное уперлось ему в бок. Затем резкий голос раздался прямо у него над ухом.

- Оставьте даму в покое и поднимите руки. Никаких фокусов - если не хотите неприятностей.

ГЛАВА II. СМЕРТЬ СНОВА НАНОСИТ УДАР

Марк Крэндалл не стал спорить. В голосе мужчины звучала холодная уверенность, ствол пистолета угрожал. Он машинально поднял руки, повернул голову и увидел человека медвежьих пропорций, стоявшего рядом с ним. С уродливого кирпично-красного лица на него смотрели светлые глаза.

На мгновение воцарилась тишина, пока человек со светлыми глазами внимательно изучал его. Затем незнакомец заговорил снова, кивнув в сторону Дервент-хауса.

- Что там происходит?

Марк тихо произнес одно слово.

- Убийство.

Здоровяк подошел ближе и надавил на пистолет.

- Что за убийство? Выкладывайте, быстро!

- Может быть, вы читали сегодняшние газеты, - ответил Марк. - Убийца, которого называют Пурпурной Рукой, убил человека прошлой ночью. Теперь он нанес новый удар.

Говоря это, он наблюдал за выражением лица собеседника. В глазах мужчины внезапно появилось беспокойство.

- Пурпурная Рука! Кто... кого он убил на этот раз?

- Судью Уэстленда - одного из гостей Энсона Дервента, - тихо ответил Крэндалл. - Очевидно, его убило током - точно так же, как Стокбриджа прошлой ночью.

- Убило током! - Громила резко произнес это слово. Мгновение он стоял, уставившись на Марка, тяжело дыша. - Слушай, парень, как ты это выяснил? Ты лжешь... пытаешься... - Он сильнее прижал пистолет к телу Марка. - Ты лжешь, парень.

Чувствуя, как у него сжимается кожа на голове, Марк тихо ответил:

- Это заключение судмедэксперта. Я этого не выдумывал. Пойдите и спросите его, если вы не...

Мужчина хрипло выругался. Он встряхнулся, как огромная собака, и внезапно сжал челюсти.

- К черту твои дикие истории, - прорычал он. - Что я хочу знать, так это почему ты преследовал эту даму. Отвечай!

Марк Крэндалл впился глазами в незнакомца.

- Мне показалось, что она вела себя странно, - сказал он.

- Только и всего?

На мгновение показалось, что он вот-вот выпустит пулю в тело Марка. Затем он повернулся и что-то резко сказал женщине.

- Быстро обыщи его. Нам нужно убираться отсюда.

Крэндалл мельком увидел некрасивое, похожее на лицо ведьмы лицо женщины, когда она подошла к нему. Теперь оно было еще уродливее, чем раньше. Все краски сошли с него. Казалось, она была в оцепенении, когда достала из кармана мужчины автоматический пистолет и протянула его мужчине. Ее худая рука дрожала. Ее глаза были расширены от ужаса.

Держа оба пистолета, светлоглазый заговорил с холодной рассудительностью.

- Мы должны как-то избавиться от этого парня, - сказал он.

Женщина напряглась. Она покачала головой и пошевелила губами под вуалью. Не обращая на нее внимания, мужчина снял с предохранителя пистолет Марка. Женщина с криком схватила его за руку.

- Дурак, ты не можешь этого сделать! Ты хочешь все испортить?

- Ты слышала, что он сказал! Теперь, возможно, уже слишком поздно!

Это было почти как если бы здоровяк ударил ее. Она отшатнулась.

- Ты... ты не веришь в это! Это не может быть правдой!

Здоровяк невесело рассмеялся.

- Когда мертвые возвращаются к жизни - я готов поверить во что угодно.

Женщина издала сдавленный крик, похожий на стон. Затем ее голос стал язвительным.

- Заткнись! Заткнись, идиот!

Казалось, ужас навалился на них из темноты. Мысли Марка Крэндалла путались. "Когда мертвые возвращаются к жизни!" Что имел в виду человек со светлыми глазами? У Марка не было времени на размышления. Мужчина ткнул его стволом пистолета и резко произнес:

- Иди и делай, что я тебе говорю. Если дернешься, я тебя точно пристрелю.

Марк подчинился. Вместо того, чтобы спокойно поговорить с профессором Гауптманом, он со всех ног бросился навстречу угрозе. Он почувствовал скрытое напряжение в этой зловещей паре; почувствовал тайну, которая заинтриговала его. Снова и снова в его голове звучала фраза человека со светлыми глазами. "Когда мертвые возвращаются к жизни!" И, когда он вспомнил искаженное лицо судьи Уэстленда и странную отметину на его руке, ужас, охвативший его, казалось, усилился.

Мужчина и женщина знали свое дело. Приставив пистолет к спине Крэндалла, мужчина повел его вдоль живой изгороди, разделявшей два участка. В его тени, скрытый клубящимися облаками мелкого снега, он провел Марка через задний двор, затем на другую улицу, в квартале от нее, где была припаркована закрытая машина.

За руль этой машины села женщина. Мужчина сидел сзади рядом с Крэндаллом, прижимая пистолет к его боку. Крэндалл отбросил мысль о том, чтобы предпринять отчаянную попытку к бегству. Сначала он должен выяснить, кто были эти двое и какие мотивы стояли за их странными действиями.

Машина с женщиной за рулем отъехала от тротуара. Она помчалась по занесенной снегом улице, едва не столкнувшись на перекрестке с другой машиной. Мужчина рядом с Марком тихо выругался.

Через пять минут машина свернула на подъездную дорожку и с грохотом въехала в гараж. Женщина захлопнула дверь, мужчина приказал Марку Крэндаллу выйти.

Фары машины все еще горели. В их свете он смог лучше разглядеть своих похитителей. Мужчина был похож на гангстера. От женщины исходил странный, нездоровый привкус разложившегося аристократизма. Лицо у нее было желтое и морщинистое, глаза неестественно блестели, как у наркоманки.

Мужчина приставил пистолет к спине Марка и приказал ему пройти в дверь, которая вела из гаража по заколоченному коридору в дом. Женщина включила свет.

- Открой дверь в подвал, Трикси. Мы засунем эту птицу туда.

Ударив Марка стволом пистолета по лицу, мужчина со светлыми глазами толкнул его в дверь, которую открыла женщина. Марк поскользнулся и чуть не упал с лестницы в холодную, сырую и затхлую комнату.

Над головой горела небольшая лампочка. Одна сторона камеры была отгорожена толстыми досками, образуя бункер. На двери этого отсека висел замок. Мужчина громко крикнул женщине, чтобы она спустилась и открыла, очевидно, опасаясь какого-то поспешного маневра со стороны Марка и не смея ослабить бдительность ни на мгновение.

Когда дверь мусорного контейнера была открыта, он втолкнул Крэндалла внутрь и защелкнул висячий замок. Слабый свет от лампочки в подвале проникал сквозь щели. В голосе мужчины прозвучало суровое предупреждение:

- Не пытайся выбраться, парень. Если ты будешь кричать, это не принесет тебе пользы. Здесь никто, кроме нас, не услышит. И если ты будешь шуметь, я спущусь и пристрелю тебя. Я мог бы закопать тебя в полу этой дыры, и никто бы ничего не узнал.

Мужчина выключил лампу над головой и ушел. Марк услышал, как они с женщиной тяжело поднимаются по лестнице, как хлопнула дверь наверху. Какое-то время их шаги звучали на кухне, затем все стихло, и они перешли в другую часть дома.

Марк Крэндалл чиркнул спичкой и оглядел свою тюрьму. Одно окно, по-видимому, выходило во двор, но на нем была тяжелая решетка. Он повернулся к деревянной перегородке и увидел, что она сделана из двухдюймовых досок.

Марк достал из кармана складной нож, пододвинул к себе пустую бочку и сел. Чтобы убраться отсюда, требовалось только терпение. Человек со светлыми глазами не знал, с кем имеет дело.

Быстро и уверенно двигая лезвием ножа в темноте, Марк принялся за работу. Место, которое он резал, находилось там, где на двери был прикреплен висячий замок. Он знал, что это будет долгая и тяжелая работа, но другого выхода не было. А Пурпурная Рука оставался на свободе.

За два часа работы Марк натер мозоли на больших и указательных пальцах. Но ему удалось проделать в массивной древесине двухдюймовую круглую канавку. Он толкнул дверь и оставил замок висеть на куске доски. На цыпочках пересек подвал и поднялся по лестнице. Дверь в доме была заперта, но Марк достал из кармана какое-то приспособление. Это был разводной ключ с завинчивающейся ручкой, который подходил к любым тумблерам, и набором изящных отмычек. Марк использовал одну из них и услышал, как замок щелкнул. Затем он сделал еще одно открытие. Дверь была заперта на засов.

Он снова достал свой нож с коротким лезвием. Дверь была сделана из сосны, и он разрезал одну из панелей вдоль рамы. Он резал до тех пор, пока панель не повисла на тонких срезах сверху и снизу, затем потянул ее на себя, и она с хрустом сломалась.

Несколько секунд он, затаив дыхание, прислушивался, но не услышал ни звука. Марк осторожно просунул руку в щель и отодвинул засов, затем распахнул дверь. Он снова был на кухне. Снял ботинки, вышел в одних носках в коридор и шел по нему, пока не наткнулся на другую дверь.

Внезапно он услышал голоса. Они были тихими, но звук их доносился отчетливо. Разговаривали мужчина и женщина: светлоглазый и его спутница с ведьминым лицом. Они находились не в комнате за дверью, а в другой, по-видимому, еще дальше.

Крэндалл открыл дверь и вошел внутрь. Теперь голоса стали слышны отчетливее. Он мог разбирать слова. Казалось, эти двое ссорились. Он слышал, как по стеклу барабанит мокрый снег, слышал жалобные завывания ноябрьского ветра на крыше дома. Он пересек комнату и подошел к двери, за которой раздавались голоса, надеясь услышать, из-за чего они ссорились.

Он наклонился, чтобы прижаться ухом к двери, и замер, затаив дыхание. Сквозь шум ветра послышался другой звук. Это был женский крик, за которым последовал полный страха мужской голос. Полоска света, пробивавшаяся из-под дверного косяка, внезапно исчезла.

Марк Крэндалл схватился за ручку и повернул ее, но дверь оказалась заперта. Когда он снова нащупывал отмычки, раздался другой звук. Это было странное жужжание, от которого у него заныли зубы.

С грохотом разлетелась мебель. Вылетело окно. В голосе мужчины снова послышался ужас. Крэндалл отступил назад и изо всех сил ударил плечом в дверь. Панель треснула, но выдержала. Он снова отступил. Жужжание прекратилось, и он почувствовал в воздухе слабый неприятный запах, от которого у него по коже побежали мурашки. Он рванулся вперед во второй раз, и от его удара дверь с грохотом распахнулась внутрь.

В комнате было темно. В ноздри ему ударил тошнотворный запах. Его взгляд метнулся к окну, и он застыл. На мгновение он заметил слабый силуэт на фоне кружащегося снега. Затем, быстро, как удар ножа, луч фонарика из окна метнулся в его сторону, осветив его, как актера на сцене.

Крэндалл ахнул и отпрянул в сторону, ожидая, что сейчас раздастся выстрел. Но луч фонарика последовал за ним, и вместо этого раздался низкий, скрипучий смех. Он был злобным, зловещим. Свет вспыхнул так же быстро, как и погас, и комната снова погрузилась в темноту. Марк больше не видел силуэт.

Он, спотыкаясь, пересек комнату, лихорадочно шаря по стене в поисках электрического выключателя и нашел его. Когда он включил его, его тело напряглось от внезапного ужаса. Ибо женщина, похожая на ведьму, лежала у его ног мертвой, и на ее запястье был смертельный след Пурпурной Руки.

ГЛАВА III. ТАЙНА МОРГА

Женщина лежала в том же положении, в каком ее настигла страшная смерть. Как и судья Уэстленд, ее жизнь оборвалась способом, имевшим фантастический характер какого-то жуткого кошмара. Отпечаток роковых пальцев, словно яркое клеймо, запечатлелся на ее увядшей коже.

Крэндалл хрипло выругался. За десять лет охоты на людей он ни разу не видел ничего подобного. Он подскочил к окну, рискуя попасть под выстрел убийцы, притаившегося в засаде, и уставился в ночь. Но ни одно живое существо не пошевелилось. Далекий уличный фонарь отбрасывал на снег зловещую полосу.

Он посмотрел вниз, выискивая следы. Но покрытая льдом земля под окном блестела как прежде. Гонимые ветром хлопья снега усеивали ее.

Марк подумал о человеке со светлыми глазами. Он отвернулся от окна и бросился через весь дом. На первом этаже было четыре комнаты. Что-то в последней убедило его, что мужчина ушел. Здесь была открыта задняя дверь, ведущая на небольшое заднее крыльцо. У подножия лестницы он смутно различил след человека, пробивший слой льда и направленный в сторону от дома. Мужчина сбежал, каким-то образом предупрежденный об ужасе, охватившем женщину.

С мрачным лицом Марк вернулся в комнату, где лежала убитая женщина. Преследовать убийцу в темноте было бесполезно. Он уже уходил, но, увидев Крэндалла, решил посмеяться над ним. Смертоносные пальцы Пурпурной Руки, возможно, скоро потянутся к самому Марку, чтобы лишить его жизни.

Что-то на плинтусе привлекло внимание Марка. Что-то лежало на полу, частично скрытое тенью от стула. Это был блестящий металлический прямоугольник, и он поднял его. Это был серебряный портсигар. Он открыл его. Внутри все еще лежали четыре сигареты. Особая турецкая смесь. Они всколыхнули в его голове воспоминания.

Слегка дрожащими руками Марк перевернул портсигар и увидел инициалы на внешней стороне. Они были выполнены тонкой гравировкой, почти стершейся с мягкого металла. Но их все еще можно было разобрать. "Р.П." - вспомнил он теперь. Доктор Пармели курил сигареты, похожие на эти. Это был портсигар доктора, который он держал в руке.

Открытие потрясло его. Ощущая покалывание, он взял портсигар за края, обернул его носовым платком и опустил в карман.

Затем продолжил осмотр комнаты. У стены стоял обшарпанный письменный стол с выдвинутым ящиком. Марк подошел к нему и заглянул внутрь. В ящике лежал его собственный пистолет, очевидно, положенный туда светлоглазым.

В ящике под пистолетом лежал желтый сложенный листок бумаги. Марк положил оружие в карман, радуясь, что оно снова у него, поколебался мгновение, затем вытащил листок. Развернутый, он оказался картой, и при беглом взгляде на нее у него по коже пробежали мурашки ужаса. Странные слова человека со светлыми глазами снова прозвучали в его голове:

"Когда мертвые возвращаются к жизни!" На карте было обозначено кладбище Хиллсайд, и, хотя оно было старым, кто-то провел тонкую карандашную линию от боковых ворот к тому месту в центре карты, где виднелся свежий крест.

На отмеченном месте был только номер. Марк подумал, что это, должно быть, семейное захоронение или склеп. Он продолжил рыться в столе и обнаружил пачку квитанций, помеченных как "А. А. Бенджамин". Это, должно быть, мужчина со светлыми глазами, а адрес на счетах - дом, в котором он сейчас находится.

На столе стоял телефон, и Марк подошел к нему. Была уже почти полночь, но, когда дежурный сержант в полицейском управлении принял его звонок, ему ответил лающий голос инспектора Уилсона.

Марку потребовалась почти минута, чтобы объяснить, куда он пропал. Уилсон не мог вымолвить ни слова, когда услышал, что Пурпурная Рука нанесла новый удар.

Ожидая прихода инспектора, Марк мерил шагами комнату, где убийца нашел свою третью жертву. Время от времени он бросал взгляды на неподвижную фигуру на полу, затем на карту, которую обнаружил. Покров тайны и ужаса лежал на этой цепочке убийств, словно зловещее и невозмутимое облако. "Когда мертвые возвращаются к жизни..."

В холодной ноябрьской ночи тонко завыла полицейская сирена. Крэндалл услышал тихий скрип шин, хлопанье дверцы машины и топот ног на крыльце. Вошли Уилсон и двое крепких мужчин из управления.

Они уставились на убитую женщину, пока Марк кратко излагал факты. Он опустил две вещи - находку портсигара и загадочную фразу человека со светлыми глазами. Он хотел немного поразмыслить над ними сам.

Инспектор Уилсон быстро отдал распоряжения, а детектив схватил телефонную трубку и быстро заговорил, отдавая распоряжения полицейскому отряду, который попытается выследить человека со светлыми глазами.

Марк не прикасался к телу женщины. Он не вторгался на территорию закона. Когда через пять минут прибыл судебно-медицинский эксперт, он перевернул женщину и достал маленькую кожаную сумочку, которую Уилсон нетерпеливо открыл.

Внутри лежало несколько монет, пачка банкнот и связка ключей. Инспектор выглядел разочарованным, хмыкнул и покачал головой. Он передал все это Марку, который сосредоточенно перебирал ключи. Внезапно он поднес связку поближе к глазам. Один ключ, старинный, тяжелый, сделанный из латуни, заинтересовал его. Он быстро перевернул ключ. На металле были выбиты буквы, от которых веяло ужасом. На них было написано "Кладбище Хиллсайд", а под названием стояла цифра. Марк Крэндалл пересек комнату.

Он снова наклонился над пожелтевшим листком, затем протянул его Уилсону и резко произнес с напряжением в голосе.

- Вот зацепка, шеф. Возможно, нам удастся выяснить, кто эта женщина. Она или мужчина, который был с ней, сделали эту отметку день или два назад. Посмотрите на чернила - они свежие. На этом кладбище есть что-то, за чем кто-то охотится. Это похоже на ключ от сейфа. У женщины или у мужчины, который был с ней, наверное, была веская причина отметить это место. Давайте выясним, что это за причина.

- Я отправлю туда человека завтра, - сказал инспектор.

- Завтра может быть слишком поздно! Пурпурная Рука замешан в этом деле, и он действует быстро - вы должны знать. Я отправлюсь туда сегодня вечером, прямо сейчас.

Уилсон покорно пожал плечами и проворчал:

- Тогда я пойду с вами; я не могу допустить, чтобы вы снова пропали. Но будь я проклят, если понимаю...

Крэндалл пока тоже ничего не понимал, но интуиция подсказывала ему, что нужно действовать. Они подошли к машине полицейского управления, припаркованной у обочины, и Марк сел за руль. Он с ревом погнал большой полицейский седан по обледенелым тротуарам, пока Уилсон не издал предупреждающий вой. На длинной прямой улице он приглушил сирену, что сделало ночь еще более жуткой. Хиллсайд было одним из самых больших кладбищ в городе. Найти его было нетрудно. Они добрались до него за двадцать минут быстрой езды.

Под порывами ноябрьского ветра, когда мелкий снег кружился, словно снежная простыня, высокая стена вокруг кладбища выглядела неприступной.

Марк вылез из машины и подошел к главному входу. Ворота были заперты, но к ним подошла одна из отмычек, и он быстро открыл их. С фонариком в руке он нырнул внутрь, Уилсон последовал за ним. На внутренней стороне большой стены скопился снег. Внезапно Марк Крэндалл метнулся вправо. Здесь стояло небольшое каменное здание, в котором хранились записи о кладбище. Марк увидел свежие следы на снегу. Он направил луч фонарика вперед и сказал:

- Взгляните сюда, шеф!

Луч был направлен на дверь. В центре ее зияло черное отверстие. Стекло в передней части двери было разбито. Она была не заперта, и Марк быстро распахнул ее. Внутри на полу темнели лужицы растаявшего снега. У одной стены в ряд стояли металлические шкафы. Выдвижной ящик центрального шкафа был выдвинут, а карточки разбросаны по столу.

- Что за чертовщина! Сюда кто-то вломился, - сказал Уилсон. - Он, наверное, был здесь минут десять назад и просматривал картотеку.

Марк мрачно кивнул.

- Вы правы, шеф. Идемте!

Он вышел из разгромленного офиса и зашагал прочь от кладбищенских ворот, следуя по лабиринту тропинок. По мере того, как они удалялись от уличных фонарей, становилось все темнее, сосны за стеной гнулись и стонали на ветру. Падающий снег придавал им призрачный вид. Повсюду виднелись белые грани надгробий. Держа фонарик в руке, Марк посветил им на карту, определяя, куда им идти. Уилсон следовал за ним. Они шли молча, напряженно.

Через три минуты быстрой ходьбы местность начала подниматься, Марк снова сверился с картой и свернул налево. Здесь возвышался горный хребет. Его вершина была усеяна мавзолеями, похожими на зубы в гигантской челюсти. Он прошел мимо двух дверей, остановился у третьей, и инспектор Уилсон, остановившийся рядом, произнес:

- Здесь тоже кто-то был - дверь открыта!

Под порывами ветра железные петли заскрипели, словно душа в агонии. Они направили свои фонарики вперед и подбежали к большому склепу, на гранитном фасаде которого, как заметил Марк, было высечено "Рэдсон". Он нырнул внутрь и остановился.

Его фонарик осветил холодное помещение. Показались с полдюжины дверей, похожих на двери морга, с бронзовыми табличками на них. Одна из них была открыта, и за ней зияло пустое помещение. Это означало, что гроб вынесли. С каждым шагом слова человека со светлыми глазами, казалось, приобретали все больший вес. "Когда мертвые возвращаются к жизни!"

Марк со свистом выдохнул сквозь зубы. Он выскочил из склепа и начал осматривать землю. На снегу отчетливо виднелись свежие следы. Двое мужчин, неся что-то тяжелое, короткими быстрыми шагами спускались с холма. Марк уставился в темноту и внезапно вскрикнул.

За морем надгробий мерцал слабый свет. Это было где-то у стены. Он окликнул Уилсона и бросился бежать. Кошмарному следу тайны, казалось, не будет конца.

Свет больше не включался, но в пятидесяти футах от стены Марк услышал скрежет автоматической передачи. Заурчал мотор какого-то тяжелого автомобиля. Он повернул направо, перепрыгивая через могилы, широкими шагами преодолевая мерзлую землю, направляясь к главным воротам, где была припаркована их собственная машина. Когда, запыхавшись, подбежал Уилсон, он включил двигатель, и, едва инспектор ввалился внутрь, полицейская машина рванулась вперед.

Далеко внизу, на углу кладбищенской стены, на мгновение показался красный задний фонарь, а затем исчез из виду. Большая полицейская машина увеличила скорость, двигатель взревел еще громче.

Когда они завернули за угол, снова замигал красный задний фонарь. Но машина впереди тоже ехала быстро. Когда она пронеслась под фонарем и обогнула поворот, они смогли ее хорошо рассмотреть. Длинный, черный, с блестящими бортами - это был катафалк.

Уилсон выругался. Марк поехал дальше. Он не мог объяснить, что означало это безумие - выносить гроб с кладбища глубокой ночью. Но за всей этой таинственностью и ужасом ему показалось, что он почувствовал пальцы Пурпурной Руки, похожие на пальцы смерти.

Катафалк не направлялся обратно в город. Он мчался в пригород, и Марк Крэндалл был поражен его скоростью. Он мчался, словно черный демон, по окутанным ночным мраком улицам. Он пожалел, что у него нет собственного скоростного родстера. Он едва справлялся с полицейским седаном, но вел машину с дерзким мастерством, устремляясь за черной машиной, следуя за красным глазом задних фар, как мрачная Немезида.

Мимо замелькали заснеженные поля и неосвещенные фермы. Затем они въехали на улицы небольшого пригорода. Внезапно черный катафалк свернул с дороги, и Марк услышал, как взвизгнули его шины, когда он завернул за угол. Красный задний фонарь исчез из виду.

Он доехал до угла, сбавил скорость и тоже повернул. Но катафалка уже не было видно. Сбитый с толку, он нажал на тормоза и остановил полицейскую машину. На узкой дорожке между двумя магазинами виднелись свежие следы шин. Катафалк завернул туда. Он медленно въехал на подъездную аллею и снова затормозил, когда его фары чуть не врезались в закрытые ворота. Марк выскочил из машины и увидел, что ворота заперты на цепь и старомодный висячий замок.

Подъездная дорожка вела к задней части ряда зданий, расположенных параллельно улице. Но на то, чтобы открыть ворота, ушло бы драгоценное время. Он перекинул ногу через калитку, переступил через нее и поманил Уилсона к себе. Пройдя двадцать футов по подъездной дорожке, он схватил инспектора за руку и указал пальцем. В задней части одного из зданий показались двое мужчин, которые несли что-то длинное и тяжелое. На глазах у Марка они, пошатываясь, прошли в боковую дверь здания и исчезли. Дверь с грохотом захлопнулась.

Марк бросился вперед с пистолетом в руке. Но дверь, через которую прошли эти двое, была сделана из листового металла, и на ней не было никаких следов наружного замка. Крэндалл выругался. Затем он быстро повернулся и побежал вдоль стены здания к выходу на улицу. Здесь горел фонарь на шесте. Его лучи падали на позолоченные буквы. "Похоронное бюро Коула".

Внутри заведения не горел свет, а входная дверь была заперта на прочный замок. Марк Крэндалл выхватил из кармана отмычки. Пока Уилсон стоял рядом, он лихорадочно ковырялся в замке. В замочную скважину набился твердый снег. Это затрудняло работу, и на то, чтобы открыть дверь, ушло почти пять минут.

Когда он вошел, в нос ему ударил неприятный запах плесени. Внутри были стулья, столы, пальмы в горшках, на полу лежал мягкий ковер, который заглушал шаги. В глубине комнаты виднелась еще одна дверь.

Марк шагнул к ней и услышал, как внезапно задвинулся засов. Инспектор Уилсон хрипло окликнул его:

- Что это?

Из-за запертой двери донесся звук, от которого Марк побледнел. Это было жуткое жужжание, похожее на хлопанье крыльев огромного шершня, тот самый шум, который он слышал в комнате, где умерла женщина с ведьминым лицом, - таинственный звук, издаваемый Пурпурной Рукой.

Марк схватил тяжелый стул, отступил назад и ударил им по двери. Времени на то, чтобы воспользоваться отмычкой, не осталось. Звук внутри продолжался, словно насмехаясь над его усилиями. Дверь держалась крепко. Он снова ударил по ней стулом, и он сломался в его в руках. Он продолжал наносить удары тяжелым деревянным сиденьем, пока панель не раскололась. Как только это произошло, жужжание прекратилось.

Как безумный, Марк колотил в дверь. Она была из крепкого дуба, и только когда он разбил еще один стул, панель поддалась внутрь. Пока он нащупывал засов, в ноздри ему снова ударил резкий, тошнотворный запах горелой плоти.

С напряженным лицом он открыл дверь и нырнул внутрь, светя при этом фонариком. Это была рабочая комната заведения. На полках стояли баночки с жидкостью для бальзамирования. Вдоль стены стояли гробы. Один из них стоял в центре комнаты, и на нем блестела свежая влага от растаявшего снега. И тут Марк Крэндалл ахнул.

Рядом с гробом распростерлись двое мужчин. Одному из них было около пятидесяти, седовласый. Другой был моложе, не старше тридцати. В ярком свете фонарика вновь проявился ужас. След Пурпурной Руки был на каждом из них - на запястье младшего и на лице второго - как отвратительное родимое пятно, выжженное на коже. Неизвестный убийца унес жизни еще двух жертв.

Уилсон застыл в ужасе, не в силах вымолвить ни слова. Крэндалл, выругавшись, отскочил в дальний конец комнаты. Он уже сжимал в руке пистолет, готовый разнести смерть во тьму, если снова раздастся издевательский смех. Пурпурная Рука, должно быть, уже близко. Но в лицо ему ударил порыв холодного воздуха. Он увидел, что металлическая дверь открыта. Убийца скрылся.

Снаружи двор был темным и захламленным. Его фонарик высветил дюжину сараев и несколько ответвлений аллей. Виднелась путаница следов. Какое-то время он бегал кругами, но потом понял, что это безнадежно. Убийца знал, где находится, и у него было достаточно времени, чтобы скрыться.

С каменным лицом Марк вернулся в комнату для бальзамирования. Он нашел выключатель на стене, залил помещение светом и мрачно указал на гроб на полу.

- Давайте откроем его, шеф, может быть...

Он не закончил фразу. Никто из них не мог предугадать, какую тайну таит в себе гроб. Казалось, он сыграла какую-то важную роль в ужасах Пурпурной Руки. Ради нее злодей-убийца сегодня ночью совершил еще два убийства. На крышке лежала многолетняя пыль. Работа, которая предстояла ему, была ужасной. Но в глазах Марка горел охотничий огонек.

Двое мужчин на полу были мертвы, и помочь им было невозможно. По-видимому, это были владелец бюро и его помощник. Пурпурная Рука использовал их для каких-то таинственных целей, а затем безжалостно убил, когда их присутствие стало угрожать ему самому.

Марк принялся за винты на крышке гроба. Они и бронзовые скобы удерживали ее. Он работал быстро, напряженно, Уилсон помогал. Ни один из них не произнес ни слова. Казалось, ужас сковал их ледяными тисками.

Наконец крышка поднялась. Внутри оказалась запятнанная и порванная шелковая подкладка. Марк Крэндалл осторожно приподнял ее, ожидая увидеть иссохшие человеческие останки. И застыл в изумлении, а Уилсон приглушенно выругался.

Потому что в гробу не было скелета и вообще ничего, что могло бы кому-то понадобиться. Внутри был старый джутовый мешок, развалившийся на части. Из него вывалилось несколько серых камней.

ГЛАВА IV. ПРЕСТУПНИК НАЙДЕН

На лице инспектора Уилсона отразилось искреннее изумление. Он ошеломленно потрогал камни, затем повернулся к Марку.

- Что это значит, Крэндалл? Что это за безумие?

- Хотел бы я знать, шеф. Мы должны выяснить всю подноготную Рэдсонов, если сможем.

- Рэдсоны? Кто они, черт возьми, такие?

- Так было написано на табличке склепа, из которого был извлечен этот гроб, - сказал Марк, указывая на него. Цепочка событий становилась все более запутанной. Пурпурная Рука каким-то образом стояла за всем этим.

- Архивы кладбища могут дать нам зацепку, - быстро сказал Уилсон. - Я привлеку к работе дюжину человек.

Крэндалл покачал головой.

- Не забывайте, шеф, кто-то стащил записи. Это может занять некоторое время, и...

Он оставил фразу незаконченной. Уилсон так же хорошо, как и он, понимал необходимость действовать. Он снова повернулся к пустому гробу. Должно быть, тот пролежал в склепе Рэдсонов, с этими камнями, много лет. Теперь убийца, известный как Пурпурная Рука, нанял этих людей, чтобы заполучить его. Если бы только их мертвые губы могли говорить, личность убийцы была бы установлена.

Марк вспомнил о серебряном портсигаре доктора Пармели. Его лицо помрачнело. Уилсон уже звонил в управление, вызывая судмедэксперта и других сотрудников на место последнего убийства. Когда инспектор повесил трубку, Марк быстро заговорил.

- Я хочу снова одолжить полицейскую машину, шеф.

- Хорошо. Куда вы направитесь сейчас? Похоже, вы знаете ответы на все вопросы.

- На этот раз я должен идти один. Я свяжусь с вами позже.

Он снова воспользовался служебным седаном, заглянув в телефонный справочник аптеки, чтобы узнать адрес доктора Пармели. Номер оказался номером старого дома в пригороде, который, очевидно, использовался одновременно как дом и офис. Когда он подъехал к нему, свет не горел. Доктор уже ушел или все еще отсутствовал, Марк нажал на звонок, но ответа не последовало. По большому дому разнеслось эхо.

Марк снова достал свои отмычки. Одна из них подошла к старинному замку. Через мгновение он был в холле. Приемная доктора находилась слева от входа. За ней располагался личный кабинет Пармели. Еще дальше, в задней части дома, находилась комната побольше, со специальным оборудованием, которое Пармели использовал в своей электротерапевтической работе.

Марк Крэндалл с любопытством устремлял луч своего фонарика то в одну, то в другую сторону. Он увидел статические устройства, индукционные катушки и сложные гальванические батареи. Рядом стоял стол с электродами странной формы, изоляторами и резиновыми перчатками. У Марка возникло дурное предчувствие. Пармели настаивал на своей невиновности, но...

Он вытащил свой автоматический пистолет, взял его в правую руку и переместил фонарик в левую. Комната была большой. На окнах были задернуты темные шторы. Вдоль стены стояли высокие ширмы. Он предположил, что даже днем в этой комнате было темно. В углу возвышалась еще одна ширма, скрывавшая что-то вроде раковины.

Крэндалл направился к ней, желая изучить все оборудование, которое было в этой странной комнате. Эти знания могли пригодиться позже, если...

Внезапно он остановился и застыл. Ему показалось, что самая высокая ширма у стены сдвинулась с места. Он ахнул и попытался повернуться. Но в течение доли секунды что-то нанесло ему рубящий удар по правой руке.

Раздался громкий выстрел, его палец рефлекторно нажал на спусковой крючок пистолета. Оружие, вращаясь, улетело в темноту. Марк быстро взмахнул фонариком, но раздался внезапный, приводящий в замешательство треск, когда его линза ударилась о вертикальную трубу, идущую параллельно стене. Стекло и лампочка внутри разлетелись вдребезги. Крэндалл оказался в полной темноте.

Ужас пробежал у него по спине, когда во мраке раздался тихий смех. Это был тот самый смех, который он слышал ранее вечером в комнате, где была убита женщина. Смех Пурпурной Руки.

В этом злобном смехе слышалась злорадная нотка. Теперь он был ближе. Пурпурная Рука приближалась к нему. Марк отступил в сторону, когда был нанесен обезоруживающий его удар. Напрягшись всем телом, он отодвинулся еще дальше, стараясь не смотреть убийце в лицо.

Он попытался вспомнить место, куда упал его пистолет. Если бы он быстро провел рукой по полу, то смог бы его найти. Но тут где-то совсем близко впереди скрипнула половица.

У него возникло желание броситься вперед и схватиться с этим кошмарным убийцей. Но он вспомнил смертельный след от обжигающей руки. Одно прикосновение, и тошнотворный запах его собственной поджаривающейся кожи наполнит комнату.

Внезапно воздух рядом с ним зашевелился. Словно танцор, исполняющий пируэт, он повернулся в сторону - и понял, что смерть близка. Его противник был мастером этой отвратительной игры. Он мог позволить себе охотиться на Марка в темноте. Убийце нужен был только контакт. Одно быстрое движение, и рукопожатие ужаса снова сделало бы свое дело.

Марк задел одну из больших неподвижных машин, прошел мимо нее. Зловещие шаги, преследовавшие его, продолжались. Внезапная яркая искра вспыхнула в темноте на том месте, где только что был Марк. Убийца просто задел машину рукой.

Снова раздался тихий смех. Марк Крэндалл вздрогнул. У этого человека были стальные нервы, он был уверен в своей силе, в своей добыче. Марк потянулся к стене слева от себя, чтобы не упасть, и нащупать дверь. Вместо этого его пальцы наткнулись на край полки, и внезапно он замер. Пока убийца подкрадывался к нему, его собственная рука лихорадочно шарила по этой полке.

Его пальцы наткнулись на выступы изоляторов, на стеклянную банку. Затем под ними оказалось что-то мягкое и податливое. Пара резиновых перчаток доктора Пармели. Марк схватил их и быстро натянул. У него появилась безумная надежда.

Неподвижный, как смерть, с вытянутой перед собой рукой, он ждал, как человек ждет своей участи. Что-то вышло из темноты и коснулось его. Это были пальцы руки - Пурпурной Руки. С силой, порожденной отчаянием, Крэндалл сжал их. На его лице выступил пот. Сердце бешено колотилось.

Он услышал шипение в темноте совсем рядом. Затем послышалось сдавленное ругательство. Марк вытянул другую руку, удерживая его. Он не осмеливался подойти слишком близко. В его голове было смутное понимание. Он сдерживал смерть.

Чьи-то пальцы потянулись в темноте к его лицу. Он нащупал левую руку и отвел ее в сторону. Одно прикосновение к обнаженной коже, и Пурпурная Рука отправит его в могилу.

Он отбросил руку в сторону и ударил сжатым кулаком. Убийца, который за мгновение до этого смеялся, как дьявол, теперь боролся как сумасшедший, пытаясь вырваться. Марк ударил снова. В бешенстве противник вырвал руку. Что-то осталось в пальцах Марка. Он почувствовал это сквозь резиновые перчатки. В тот же миг он услышал, как кто-то побежал, услышал, как открылась и закрылась дверь, и звук бегущих ног стал тише.

Дыша, как человек, получивший отсрочку от смерти, Крэндалл ждал. Теперь он дрожал, борясь со слабостью, порожденной страхом. Его спасло присутствие духа. Он нащупал выключатель, нашел его, и комнату залил свет.

Предмет, который он держал в руке, оказался перчаткой. Она была не из резины. Сначала она показалась ему тканью. Затем он увидел, что это была металлическая ткань, потускневшая до ржаво-коричневого цвета. Перчатка Пурпурной Руки. Проводник электричества.

Что-то еще на полу привлекло его внимание. Он напрягся, когда увидел это. Это был отрезок тонкого электрического шнура, вставленный в розетку за экраном. Он волочился по полу, как зловещая черная змея. Латунные клеммы на его свободном конце, очевидно, выскочили из какого-то гнезда, когда Пурпурная Рука сбежал. Марк свернул его и положил в карман.

Затем он подобрал свой пистолет и обыскал холл, откуда доносились звуки бегущих шагов. И снова дверь оказалась распахнутой в темноту ночи. И снова Пурпурной Руке удалось скрыться.

Крэндалл покинул дом доктора. После того, что произошло, убийца, конечно же, не вернется. Марк поехал в свою квартиру. Там было что-то, что он хотел увидеть, прежде чем снова связаться с Уилсоном.

В течение десяти лет Марк вел уголовные досье. Это было его страстью. Здесь, вкратце, были представлены записи о каждом деле об убийстве за последние десять лет. В некоторых из них он сам принимал участие. Другие были взяты из газетных статей. В разделе "Р" содержались сведения, от которых у него участился пульс. Десять лет назад в городе был пойман, осужден и казнен на электрическом стуле человек по имени Артур Рэдсон за убийство делового партнера. У него осталась только жена.

Вырезка была невыносимо короткой. Марк, нахмурившись, уставился на нее. Несколько минут он мерил шагами кабинет в своей квартире, зажав черную трубку в зубах и наморщив лоб. Его мысли блуждали странными фантастическими тропами, пока их не прервал телефонный звонок.

Он с удивлением поднял трубку. Был почти час дня. Возможно, это был инспектор, чтобы сообщить о каких-то новых событиях.

Но голос, говоривший по проводу, принадлежал не Уилсону. Это был Рекс Джерард, друг убитого судьи, и голос Джерарда звучал взволнованно.

- Вы показались мне умным, Крэндалл, - вот почему я звоню вам, - сказал он. - Я знаю, что вы хотите поймать убийцу судьи Уэстленда, и советую вам прийти туда, где я нахожусь. Это клуб "Феникс". Я здесь с Тельмой Прайс и доктором Пармели. Доктор пьет как идиот - или как человек, которого мучает совесть, - и говорит, что попало. Только что - это важно - я слышал, как он упомянул, что может уехать из города.

Марк напряженно слушал, пока Джерард продолжал.

- Вы можете подумать, я вмешиваюсь в то, что меня не касается. Но у меня есть причина. Я последовал за доктором, когда он вышел из дома Дервента после ухода полиции. Он тогда нервничал, а мне было любопытно. Я решил понаблюдать за ним. Он пришел в клуб "Феникс" и начал пить. Тони, менеджер, пытался его остановить, а потом позвонил мисс Прайс, чтобы она пришла и заставила его уйти. Похоже, он уже проделывал подобные вещи раньше. Она, как дура, пришла. Я пытался урезонить ее и заставить уйти, но она только ругала меня. Тогда я решил позвонить вам и предупредить, прежде чем Пармели решит покинуть город.

- Спасибо, Джерард, - быстро сказал Марк. - Большое спасибо. Я сейчас буду. Проследите, чтобы они не ушли.

Он поехал в клуб "Феникс", быстро соображая. Джерард завидовал Пармели и старался заполучить Тельму Прайс любым способом. Это Марк знал. Но Пармели был человеком, которого он очень хотел увидеть.

Джерард встретил его в гостиной клуба. В его глазах был злобный блеск, на губах - кривая торжествующая улыбка.

- Вы можете подумать, что я ревную, Крэндалл, и я признаю, это так, но это еще не все. Я бы хотел спасти Тельму от такого безрассудства, но еще больше я хочу поймать человека, убившего судью Уэстленда. По-моему, доктор ведет себя очень странно.

Крэндалл кивнул и последовал за Джерардом внутрь. На суровом лице доктора был написан страх. Увидев Марка, он встал, перегнулся через стол и сказал:

- Вы пришли, чтобы запереть меня! Ладно, давайте ваши браслеты! Покончим с этим! Но я найму лучшего адвоката в городе и выставлю на посмешище вас и всю чертову полицию, я докажу вам, что я невиновен.

- Вы пьяны, - сказал Марк. - Сядьте и успокойтесь.

Он раскурил трубку, подошел к телефону и позвонил в управление. Это было то, что он собирался сделать и раньше - выяснить, добилась ли полиция какого-либо прогресса. Теперь он должен был это узнать, прежде чем разбираться с Пармели.

Инспектор Уилсон снова вернулся за свой стол. Очевидно, этой ночью ему не суждено было уснуть. Но его голос звучал радостно.

- Привет, Крэндалл! Мы думаем, что нашли того, кого вы хотели, поймали парня со светлыми глазами. Несколько моих людей задержали его, когда он пытался выбраться из города. Я расставил их на мостах, и это сработало. Его только что доставили в управление, и мы ждем, когда вы приедете и опознаете его.

Крэндалл быстро заговорил.

- Отлично, шеф, но у меня есть идея получше. Доставьте его в Дервент-хаус. Там мы и разберемся.

- Какого черта?

- У меня есть еще один подозреваемый. Он тоже там будет.

Марк доверился Рексу Джерарду. Он вкратце рассказал ему о человеке со светлыми глазами. По его словам, был шанс, что доктор Пармели сможет опознать его.

Пьяный доктор согласился.

- Подставьте меня, если хотите, - сказал он. - Завтра я позову своего адвоката.

С мрачным выражением лица Крэндалл вывел их троих из клуба "Феникс" и усадил в полицейский седан. В молчании они доехали до дома Энсона Дервента.

Гости давно разошлись. Но Дервент и большинство слуг еще не спали. Из-за убийства судьи Уэстленда заснуть было невозможно. Марк объяснил Дервенту, что произошло, и они в напряжении ждали приезда полиции.

В огромном безмолвном бальном зале, казалось, все еще ощущалось присутствие смерти. Звук полицейской машины заставил их вздрогнуть. Глаза Марка заблестели, когда двое полицейских ввели светлоглазого Бенджамина. Мужчина нахмурился, увидев Марка, и взгляд Марка переключился на доктора Пармели.

- Вы когда-нибудь видели этого человека раньше? - спросил он.

- Никогда. - Пармели говорил твердо, и на его лице не отразилось узнавания. Но напряженность в комнате, казалось, отрезвила его. Рекс Джерард наклонился вперед. Внезапно Крэндалл обратился ко всей группе.

- Садитесь, - сказал он, - все вы. - Он затянулся своей черной трубкой, а затем пространно начал. - Пять человек были убиты Пурпурной Рукой. Когда начались убийства, я подумал, что это дело рук какого-то помешанного на убийстве маньяка. Казалось, мотива не было, но теперь я думаю иначе. Я думаю, мотив есть. Произошло много всего. О чем-то вы знаете, о чем-то нет. Сегодня вечером я пошел к доктору Пармели, и на меня напала Пурпурная Рука. Мне посчастливилось сбежать. Когда я вернулся домой, то просмотрел свои файлы и нашел кое-что о Рэдсоне.

Марк замолчал, инспектор наклонился вперед в своем кресле.

- Правда? Мои люди все еще работают, Крэндалл. Они собрали работников кладбища, но те ничего не помнят, а могил там много.

Марк кивнул и продолжил говорить.

- Вы удивитесь, когда я расскажу вам о своей теории, шеф; я думаю, что убийца - покойник.

Брови инспектора поползли вверх.

- Вы любите выкидывать фокусы, но что, черт возьми, вы имеете в виду сейчас?

Марк достал из кармана черный электрический шнур, который нашел в кабинете доктора Пармели.

- Хаас, судмедэксперт, утверждает, что жертвы были убиты электрическим током. Я думаю, он прав. И когда я говорю, что убийца мертв, я имею в виду, что он официально мертв, а не на самом деле. Убийца, Рэдсон, должен был лежать в том гробу, который мы нашли сегодня вечером. Его там не оказалось. Вместо этого гроб был набит камнями. В моем досье говорится, что у Рэдсона осталась жена. Я полагаю, что его тело было передано ей после того, как его убило электрическим током много лет назад. Но Рэдсон не был мертв. Он пережил шок, который испытал на электрическом стуле. Такое случалось раз или два раньше. И тогда не проводили вскрытие, как сейчас.

Марк внезапно повернулся к доктору Пармели.

- Возможно ли, док, что некоторые люди могут переносить более сильные удары током, чем другие? Разве вам не приходится пробовать разный ток в вашей работе?

Доктор вцепился в подлокотники своего кресла. Теперь он ответил быстро.

- Да, но если вы пытаетесь...

Крэндалл оборвал его.

- Разве человек не становится выносливее по отношению к электричеству так же, как к холоду или жаре? Разве вы не даете некоторым своим пациентам большее напряжение с течением времени?

Лицо доктора исказилось.

- Черт возьми, я так и знал...

Марк снова перебил его.

- Успокойтесь, док. Не нервничайте так. Я пока никого не обвиняю. Не забывайте, что у нас здесь заключенный, человек, который, если он и не Пурпурная Рука, то замышляющий какое-то преступление.

Светлоглазый Бенджамин сердито посмотрел на Марка, а тот продолжал.

- Я видел этого человека сегодня вечером. Он и его подруга похитили меня. Они наблюдали за домом, когда был убит судья Уэстленд. Или, по крайней мере, они были там после его убийства. Они решили, что я подозреваю их и знаю слишком много. После того, как я выбрался из подвала в доме, где меня запер этот человек, появилась Пурпурная Рука и убила женщину. Этот человек пытался скрыться, но полиция задержала его по описанию, которое я дал. Но... - Марк заговорил с неожиданной горячностью, - я не думаю, что он Пурпурная Рука. Я понял, почему он так себя вел. Он мошенник, шантажист. Он и эта женщина что-то знали и хотели на этом нажиться.

- Что им было известно? - спросил инспектор Уилсон.

- Они знали личность человека, который не умер на электрическом стуле. Они не знали, что он был Пурпурной Рукой, но убитая женщина была его женой. Ее звали миссис Рэдсон.

Крэндалл обвел взглядом лица собравшихся. На них всех был страх. Он медленно сунул руку в карман и вытащил конверт, в котором лежала вырезка из его досье.

- Человек никогда не может полностью забыть свое прошлое, - сказал он. - Он может сменить имя, может даже изменить свое лицо с помощью пластической операции. Но, если ему есть что скрывать, он все равно живет в страхе перед людьми, которые когда-то его знали. Он всегда думает, что они могут его выдать. У меня здесь есть досье на этого человека, Рэдсона, и фотография покажет...

Крэндалл не успел продолжить. В комнате произошло быстрое движение. Упал стул. Свет погас, когда кто-то нажал на выключатель. Но, когда комната погрузилась в темноту, в дело вступил автоматический пистолет Марка. Раздался крик, глухой удар, затем луч фонарика Марка осветил корчащуюся на полу фигуру.

- Включите свет, инспектор, - резко сказал он. - Мне пришлось задержать убийцу, Рэдсона. Вы удивитесь, но это Пурпурная Рука!

Энсон Дервент лежал на полу, его лицо исказилось от боли и ярости. Длинный шнур, похожий на тот, что Марк подобрал в кабинете Пармели, выпал из его пальцев. Он собирался включить его в розетку. В голосе Марка звучала ирония, когда он помахал конвертом.

- Вы бы попытались убить нас всех, Рэдсон, после того, как это напугало вас! Но вы меня неправильно поняли. Я не говорил, что у меня есть ваша фотография. Но я полагал, вы подумаете, что она у меня есть. А теперь я расскажу вам немного больше. Вы не боялись своих друзей, когда были бедны. Но когда вы разбогатели и вернулись в Америку, вы начали уничтожать их - и вы воспользовались тем, что однажды спасло вас от тюремного заключения.

Вы ведь выдерживаете большой ток, не так ли, Рэдсон? Распахните пиджак и покажите нам, какой трансформатор в жилетном кармане вы используете, чтобы усилить ток. После этого все, что вам нужно было сделать, это подключить устройство, надеть медную перчатку и пожать руку старому другу. Вы даже испытали это на своих собаках, чтобы убедиться, что все в порядке, прежде чем приступать к работе с людьми. Это на некоторое время озадачило меня, но я уже во многом разобрался, Рэдсон.

Женщина, которую вы убили сегодня вечером, была, конечно, вашей женой. Вы бросили ее после того, как она помогла вам выбраться из страны, а вместо вас в хранилище поместили гроб, набитый камнями. Она не гнушалась шантажировать вас после того, как вы разбогатели. Она придумала отличный план со своим другом Бенджамином. Но никто из них не знал, с кем связался.

Она держала гроб, набитый камнями, над вашей головой в качестве угрозы, если вы откажетесь помогать ей. Все, что ей нужно было сделать, это показать его, чтобы люди поверили в ее историю, поэтому вы решили избавиться от гроба и наняли людей из похоронного бюро, чтобы забрать его из склепа. А потом вы убили их, когда появились мы.

Для вас это стало началом конца. Вы уже бросили тень подозрения на Пармели. Он был логичным подозреваемым из-за своей работы с электричеством; я полагаю, вы хотели убрать его с дороги, чтобы жениться на вашей подопечной. Это всего лишь догадка, но думаю, что я прав. Вы пытались убить меня в кабинете Пармели, чтобы возбудить дело против него. И теперь я задаюсь вопросом, Рэдсон, останетесь ли вы живы в некоем кресле во второй раз. Теперь проводят вскрытие людей, казненных на стуле. Ваши шансы выглядят не очень хорошими.

МИСТЕР ДЖАСТИС СНИМАЕТ ОФИС

Арден Энтони

Он был таким тихим, невзрачным, маленьким человечком, что я подумал, он, должно быть, по ошибке забрел в здание Рэмси. Потом он сказал, что хотел бы снять офис напротив собственного офиса мистера Рэмси - за триста фунтов в месяц, - и мне стало его ужасно жаль. Я понял, что он совершил какую-то ошибку и не знает, где находится.

- Сейчас там отличные офисы, - добродушно говорю я ему, - но цена просто дьявольская - три сотни в месяц.

- Да, я знаю, - говорит он и смотрит прямо на меня.

Внезапно я перестал его жалеть. Мне стало немного страшно, как будто я смотрел на королевскую особу или что-то в этом роде. Не знаю, почему я так себя чувствовал, - возможно потому что он, несомненно, был неряшливо одет.

- Вот моя визитка, - говорит он.

Я взглянул на карточку. Там было написано: "Ай. М. Джастис - управляющий делами".

Мне стало интересно, что это за управляющий делами, поскольку я знал, ему, должно быть, неплохо платят, если он может позволить себе такие шикарные кабинеты как напротив. Может, он был сбежавшим психом, подумал я. Но, как будто догадавшись, о чем я думаю, он быстро сказал:

- Я заплачу за три месяца вперед. Если я закончу свою работу здесь до истечения трех месяцев, я лишусь остатка. - Сказав это, он полез в карман и вытащил пачку банкнот. - Пересчитайте, - говорит он. - Вы увидите, что этого хватит.

Я весь похолодел, потому что все купюры были двадцатками, и получилась большая пачка, такая большая, что я мог обхватить ее рукой. Я мог бы поклясться, что карман, из которого он так небрежно вытащил эти купюры, за минуту до этого был плоским, как блин. Однако мне нечего было сказать, потому что, как он и сказал, арендная плата в девятьсот долларов была мне вручена доллар в доллар.

Он подошел к большим, причудливым дверям лифта и долго стоял, глядя на них. Мне стало не по себе, потому что с тех пор, как произошел несчастный случай, двери лифта были для меня больным местом.

- Это та самая, не так ли? - сказал он, снова глядя на меня со своей странной улыбкой.

Я внутренне похолодел, потому что не хотел говорить о Хелен Лесли с незнакомцем. Я все еще вижу ее как в то утро, когда нашел ее лежащей на полу шахты лифта с переломанными костями, с ее милым личиком, повернутым к нам, с испуганным выражением лица и длинной раной на лбу.

Никто так и не понял, как она упала в шахту. Полиция говорила о самоубийстве, но я знал, что это не так. Мисс Хелен была самой счастливой девушкой на свете. За утро до того, как я нашел ее мертвой, она сказала мне:

- Том, вы лучший управляющий, какой когда-либо был у этого здания. Завтра я расскажу вам кое-что, что сделает вас счастливым. Вы были мне как отец, Том.

Я пришел в восторг, потому что из всех девушек, когда-либо работавших в этом здании, Хелен Лесли и ее подруга Лоис Ли были моими любимицами. Я всегда старался делать для них даже то, чего не требовала работа, и они это знали.

Вот почему я не мог спокойно относиться к тому, как этот мистер Джастис интересуется ее смертью. Мне не понравилось, что никто так не интересуется этими дверями, потому что никто так и не понял, как они открылись и как мисс Хелен провалилась внутрь.

Поэтому я просто сказал: "Да, мистер Джастис", - и продолжил свою работу, предварительно отдав ему ключ. Я отнес пачку банкнот мистеру Рэмси. Он был так же удивлен, как и я, и сказал, - я должен был позвать его на встречу с этим человеком, прежде чем сдавать офис.

Я так и не узнал, когда мистер Джастис переехал. Я до сих пор не знаю, чем он занимался. Когда мы убирались в его кабинетах каждый день, в них никогда не было беспорядка. А пользовался ли он своими письменными столами или картотечными шкафами, я так и не смог этого определить. Я никогда не видел, чтобы ему помогали. Я ни разу не видел, чтобы он ходил обедать или возвращался домой, так что, думаю, он, должно быть, приходил и уходил, пока я был занят в какой-то другой части здания.

В любом случае, у меня было не так уж много времени, чтобы подумать об этом, потому что за всю свою жизнь я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь был таким подлым и неразумным, как мистер Рэмси. Могу вам сказать, что он заставлял меня трепетать.

Это было: "Том, черт возьми, что не так с системой вентиляции? Я чувствую, что задыхаюсь". Или: "Том, ради всего святого, чем ты убираешь эти комнаты? Здесь пахнет прямо как в морге. Это ужасно! Сделай так, чтобы этой чертовой вони больше не было".

И я не знал, что с этим делать, потому что все было так же, как и всегда. Он выглядел плохо и похудел, как щепка. Не то чтобы мне нравился мистер Рэмси, - он был не из тех, кто нравился, - но он был моим начальником, и мне нравилась моя работа.

Когда я впервые увидел мистера Джастиса за пределами его офиса, он стоял у дверей лифта и просто смотрел. У меня мурашки побежали по коже, потому что он никогда ничего мне не говорил, а просто стоял там. Довольно скоро Лоис Ли вышла из кабинета мистера Рэмси, и когда она вышла, он повернулся и заговорил с ней.

- Доброе утро, мисс.

- Доброе утро, - ответила Лоис, и я заметил, что в мистере Джастисе присутствовало что-то такое, что вызывало у нее беспокойство, как и у меня. Я подошел и сказал:

- Мисс Ли, это мистер Джастис, ваш сосед по кабинету напротив.

Лоис кивнула и улыбнулась, а мистер Джастис спросил своим мягким, странным голосом:

- Вам нравится работать у мистера Рэмси? Вы давно у него работаете?

Лоис выглядела так, словно ей хотелось ответить ему, что это не его дело, но она заговорила очень вежливо.

- Мне нравится работать везде, где я могу зарабатывать на жизнь себе и своей сестре, мистер Джастис. Я была с мистером Рэмси с тех пор, - она сделала паузу, потому что, в конце концов, Хелен Лесли была ее лучшей подругой, - с тех пор, как умерла его бывшая секретарша.

- Вам следует время от времени брать выходной, - говорит мистер Джастис. - У вас усталый вид.

Лоис уставилась на него. Я понял, что она, как и я, подумала, он странный. Она вернулась в свой кабинет, а мистер Джастис постоял с минуту, глядя ей вслед, и вошел в свою дверь.

Через несколько минут, прежде чем я закончил начищать все медные детали на дверях, Лоис вышла снова. Она сияла улыбкой.

- Знаете, Том, - говорит она, - мистер Рэмси дал мне выходной на весь день. Теперь я могу провести его с Салли.

Я был рад, потому что знал все о Салли, ее маленькой сестренке-калеке, о которой она заботилась. Но я думал, странно, что она взяла выходной сразу после того, как мистер Джастис сказал, что он ей нужен. Но я ничего не сказал по этому поводу, и Лоис поспешила уйти.

Было около полудня, когда я услышал душераздирающие вопли, доносившиеся из кабинета мистера Рэмси. Стены были звуконепроницаемыми, и я бы вообще его не услышал, если бы случайно не оказался в вентиляторной, где настраивал систему охлаждения. Я поднялся наверх так быстро, как только позволяли мои ноги, - а это довольно быстро, несмотря на то, что мне шестьдесят лет, - и открыл его входную дверь своим универсальным ключом.

В соседних кабинетах никого не было, но я слышал, как он стонал и кричал в своем кабинете. Я открыл дверь и увидел мистера Рэмси, скорчившегося в углу с самым ужасным выражением лица! Я направился к нему, но затем остановился как вкопанный.

Волосы у меня на затылке встали дыбом, и я почувствовал самый ужасный запах, какой когда-либо ощущал в своей жизни. Это было похоже на то, как если бы кто-то открыл затхлый склеп, и там было полно разлагающейся плоти с тошнотворным запахом...

И тут я увидел ее.

Хелен Лесли. Она лежала на полу в его кабинете, точно так же, как в то утро лежала на дне шахты лифта, ее тело было мягким, а милое личико обращено к нему, и на лбу у нее была большая рана. Я не претендую на то, чтобы назвать себя верующим человеком, но если я когда-либо и молился в своей жизни, то именно тогда! Я даже забыл помочь мистеру Рэмси или хотя бы обратить на него внимание.

- Чем я могу вам помочь? - раздался голос прямо у меня за спиной, и я чуть не выпрыгнул из кожи, так мне было страшно. Но когда я обернулся, это оказался всего лишь мистер Джастис. - Мне показалось, я услышал, как кто-то кричал, - сказал он.

Как бы ни был напуган, я недоумевал, как получилось, что я оставил дверь незапертой. И еще я недоумевал, как мистер Джастис мог что-то услышать сквозь эти звуконепроницаемые стены. Но я был так безумно рад видеть еще одного человека, что ничего не сказал. Я просто повернулся и указал на то место, где Хелен лежала на полу, как будто ее убили в то утро, а не пролежала в могиле больше четырех месяцев.

- Смотрите! - сказал я. Но, да поможет мне Бог, на полу, куда я указывал, не было ничего, кроме тени от стула с высокой спинкой!

- Вы ужасно расстроены, Том, - говорит мистер Джастис. - Возможно, вам лучше помочь мистеру Рэмси. Я думаю, он потерял сознание.

Конечно же, мистер Рэмси лежал на полу холодный, как лед. У меня не хватило духу рассказать мистеру Джастису о том, что я увидел на полу прежде. Я подумал, что мне никто не поверит. Так что я просто помог мистеру Рэмси подняться на диван, умыл его лицо холодной водой, налил виски покрепче и влил ему в рот.

Через некоторое время он начал приходить в себя. Мистер Джастис стоял рядом и наблюдал за ним. Когда мистер Рэмси встал, он выглядел больным и пошатывающимся.

- Я, должно быть, сошел с ума! - сказал он, как бы ошеломленный. - Том, клянусь, я видел тело, лежащее вон там, у стола. Кто его убрал?

- Никто ничего не двигал, мистер Рэмси, - говорит мистер Джастис, и мистер Рэмси снова поежился. - Возможно, вам стало дурно из-за специфического запаха, который здесь стоит. Вы не заметили этого?

- Не заметил! Черт возьми, я живу с этим уже... - Мистер Рэмси перестал орать и выглядел немного смущенным. - Простите, что я так разнервничался, мистер...

- Джастис, ваш сосед напротив, - с улыбкой говорит мистер Джастис. - Если я больше ничем не могу вам помочь, я пойду.

Он ушел. Почему-то мне не понравилась его улыбка. У меня мурашки побежали по коже.

Мистер Рэмси вызвал машину и уехал в клуб. Он пьянствовал три дня и три ночи.

Я никому не рассказал о теле на полу. Я не хотел, чтобы люди думали, будто я псих.

Прошла неделя, прежде чем это повторилось. Мистер Рэмси был один в своем офисе, когда позвонил мне. Я подоспел как раз вовремя, чтобы подхватить его, когда он снимал галстук и падал в обморок. Там - на том же месте - я снова увидел Хелен! На этот раз были открыты только ее глаза, и казалось, они следят за мистером Рэмси. Это было ужасно, могу вам сказать.

Мистер Рэмси был в ужасном состоянии. Я никогда не видел, чтобы крупный, сильный мужчина так быстро терял вес и разваливался на части. В тот день он поднялся на седьмой этаж, в маленький подсобный офис. Он утверждал, что там что-то было - какой-то канализационный газ или что-то еще в его вентиляционной системе, что заставило его задохнуться.

Как только он уехал, запах, казалось, выветрился, и рабочие не смогли найти ничего, кроме дохлой крысы в вентиляционных трубах, чтобы объяснить это.

Несколько дней все было в порядке, только мистер Рэмси все время пил и был злой, как сам дьявол. Я очень беспокоился о Лоис, потому что она была там с ним, но он никогда ее не беспокоил. Он вообще не уделял особого внимания своему бизнесу, что было странно, поскольку он любил всемогущий доллар больше, чем кто-либо из тех, кого я когда-либо знал.

В субботу днем он отпустил Лоис около четырех часов. Уходя, она попрощалась со мной и сказала, что собирается в больницу. Она была счастлива, поскольку доктор сообщил, что Салли в этот день немного погуляет. Я был рад за нее. Я любил Лоис как дочь.

Вскоре я услышал звонок мистера Рэмси и поднялся к нему в офис. Он встретил меня в дверях, и я никогда не видел такого выражения на лице мужчины.

- Это преследовало меня, Том! - говорит он. Его лицо было серым, как замазка. - Это преследовало меня и здесь. Том, что мне делать?

Мне показалось странным, что такой большой, умный и богатый человек, как мистер Рэмси, спрашивает своего уборщика, что ему делать. Но я прекрасно понимал, о чем он говорит, потому что повсюду стоял тот же затхлый, гнилостный запах.

По холлу пронесся забавный ветерок и издал что-то вроде шепота. Это меня озадачило, потому что в новой системе вентиляции с нисходящим потоком воздуха нет сквозняков.

Мистер Рэмси стоял, прижав руку к воротнику, как будто ему было трудно дышать, и делал вид, что слушает. Довольно скоро он сказал очень тихо:

- Хорошо, хорошо, я сделаю это.

Я слышал его ясно, как божий день. После этого его лицо стало более оживленным, и он сказал мне:

- Теперь вы можете идти, Том. В конце концов, вы мне больше не понадобитесь.

Мне показалось, он выглядел так, словно бы нуждался в ком-нибудь. Но мистер Рэмси был не из тех, с кем можно спорить, особенно когда пребывал в плохом настроении. Поэтому я собрался уходить. Когда я обернулся, из лифта выходил мистер Джастис.

- Добрый вечер, мистер Рэмси, - сказал он со своей забавной улыбкой. - Я вижу, сейчас вы чувствуете себя намного лучше.

Мне показалось, это было глупо. Не нужно было быть очень умным человеком, чтобы понять, что мистера Рэмси разорвало на куски. Я думал, он наорет на мистера Джастиса, мол, это никого не касается. Но он просто посмотрел на него, глубоко вздохнул - как будто это был первый хороший вдох за долгое время - и сказал:

- Да, вы правы, мистер Джастис, сейчас я чувствую себя намного лучше.

Он вошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Я бросил на мистера Джастиса недовольный взгляд и пошел по коридору, чтобы прибраться в комнатах. Мне стало интересно, что он делает на седьмом этаже. Насколько я знал, в этом здании у него не было друзей.

Должно быть, прошел почти час, когда я услышал звонок мистера Рэмси. Я закончил свои дела и спустился в его кабинет. Как только я открыл дверь, раздался выстрел. Я подоспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как мистер Рэмси рухнул в большое рабочее кресло - мертвый, как дверной гвоздь!

Я позвонил во все колокольчики на столе. Прошло совсем немного времени, прежде чем все остальные сотрудники, которые все еще находились в здании, собрались вокруг. Они все начали спрашивать, было ли это самоубийство или убийство. Я не мог им ответить, потому что был слишком ошеломлен, чтобы мыслить здраво.

Мистер Джастис был тем, кто нашел письмо. Он прочитал его вслух до приезда полиции. Говорю вам, у меня кровь застыла в венах, когда я это услышал.

В нем мистер Рэмси рассказал, как он убил Хелен Лесли. Открыл двери шахты лифта аварийным ключом и столкнул ее внутрь, чтобы все выглядело как самоубийство или несчастный случай. Говорит, что сделал это, потому что был вынужден. Он занимался любовью с Хелен, инсценировал фальшивую свадьбу и заставил ее думать, будто это было по-настоящему. Она ему порядком надоела, и он захотел жениться на дочери своего богатого клиента. Он никогда не мог устоять перед деньгами.

Затем, когда Хелен узнала, что у нее будет ребенок, и захотела, чтобы он публично объявил об их браке, он понял, что потерпит неудачу. Поэтому он пообещал ей, что они объявят об этом на следующий день. В ту ночь, когда все остальные ушли, он убил ее.

Вот и все, что было сказано в записке. Он положил завещание рядом с этим письмом и застрелился.

После того, как волнение начало спадать, я начал беспокоиться о том, что Лоис останется без работы. Я знал, как плохо будет для нее и Салли, если она не сможет найти другую.

После того, как полиция ушла, я все еще думал об этом. Я открыл все вентиляторы в комнатах мистера Рэмси, чтобы избавиться от запаха. Я все еще думал о Лоис, когда вошел мистер Джастис. Он шел так тихо, что вы никогда не могли бы сказать, что он приближается, пока не обернетесь и не увидите его стоящим рядом.

- Я искал вас, чтобы сказать, что завтра я освобождаю свой офис, Том, - говорит он. - Моя работа здесь закончена. - Он с минуту смотрел на меня таким странным взглядом, что мне показалось, будто он смотрит сквозь меня. Он добавил: - Не беспокойтесь о мисс Ли. Новый владелец оставит ее у себя - сначала как секретаршу, а потом как жену.

Он ушел, положив ключ на стол. Я был так расстроен всем случившимся, что в тот момент совершенно не придал значения его словам.

Я не знаю, когда он съехал. Он съехал так же, как и въехал, так тихо, что никто его не услышал и не увидел.

Несколько дней спустя я обнаружил на полу подвала старый портновский манекен с почти растаявшим восковым лицом. Это действительно повергло меня в шок, потому что он был очень похож на то, что я принял за Хелен Лесли, лежавшую на полу в офисе. Если был запах, я не знаю, как он попадал в комнаты и как выветривался из них. Я также не знаю, что это был за запах в комнатах мистера Рэмси. У нас в здании его никогда не было ни до, ни после.

Однако больше всего меня озадачивает то, как мистер Джастис узнал, что новым владельцем будет молодой племянник мистера Рэмси и что он оставит Лоис Ли у себя, чтобы помочь наладить бизнес своего дяди, влюбится в нее и женится на ней в течение месяца?

Нет, я просто не могу этого понять.

И не очень стараюсь, потому что мне не нравится думать о мистере Джастисе. У меня от него всегда мурашки по коже.

БЕЗДНА СТЕНАЮЩИХ МЕРТВЕЦОВ

Стивен Макбэррон

Он бродил по пустынным улицам и темным, затхлым переулкам недалеко от набережной. Его слабые попытки разобраться в ужасе и безумии, охвативших его разум, настолько поглотили его, что он едва осознавал окружающее. Клубящийся над улицами туман, заунывные звуки сирен, похожие на стоны проклятых душ, и ветхие здания с их бездушными черными глазами - все это было потеряно для него.

Единственное, что он видел отчетливо, была картина, неизгладимо запечатлевшаяся перед его мысленным взором: изможденное, серо-зеленое лицо пахнущего гнилью трупа человека, который каким-то непостижимым образом был жив. Человек, которого он знал, был мертв уже две недели. Нет, в этом не было никаких сомнений. Оживший труп, который он видел и с которым разговаривал на Карлтонском кладбище, был его собственным братом!

Он присутствовал на похоронах двумя неделями ранее. Всю ночь он бодрствовал над лицом Уильяма Мейтленда, которое, как он тогда думал, покоилось в благословенном, вечном покое среди шелковых оборок гроба. Он видел, как гроб опускали в сырую землю. Видел, как лопаты поднимались и опускались, пока не остался только длинный низкий холмик, отмечающий место последнего упокоения усопшего. Он все это видел. Были и другие свидетели. И все же всего полчаса назад...

Он сидел в одиночестве в библиотеке особняка Мейтлендов и читал. В огромном старом доме царила мертвая тишина, в нем не было никого, кроме слуги и его самого. Деревья, касавшиеся наружных стен дома, колеблемые тихим, вздыхающим ветерком, заставляли жуткий шепот проникать сквозь оболочку дома и бесцельно блуждать по множеству незанятых комнат.

А за пустошью, которую можно было увидеть из окон библиотеки, сияла бледная луна, заставляя гротескные тени деревьев извиваться в медленном, безумном танце.

Затерявшись в жутких ночных звуках, Мейтленд читал записную книжку, которую нашел среди вещей своего покойного брата. Он знал, что его брат был любителем оккультизма, но никогда не думал, что тот достигнет таких высот - или глубин - нечестивого знания.

Черная записная книжка с отрывными листами в руках Джона Мейтленда была кладезем информации о брате, которого, как теперь понял, он никогда по-настоящему не знал. Он добрался до последней страницы. Там было написано:

"Наконец-то я нашел ответ. Я наткнулся на него во время танца Безголовых в Ту- Нуле. И своим успехом я обязан Х.Ф. Именно он научил меня заклинаниям, которые являются паролями в это чудесное место; в другое измерение, где Безголовые танцуют с нимфами Ниума и порождают ужасы Ужасной Бездны. Это место, где воют ужасные трупы. Я обязан ему и Черному, который руководит танцем, своим секретом бессмертия.

Благодаря своим познаниям в оккультизме я нашел ключ к разгадке. На танце Безголовых, в ритуале Черного Мастера, я, неизвестный другим приверженцам, нашел ответ...

Сегодня ночью я прочту заклинание и выпью эликсир, который развяжет нить, связывающую тело и душу. И когда это произойдет, я буду знать, что мне больше не нужно бояться смерти. Ибо тогда, свободная от оков, моя душа сможет бродить, где пожелает, и всегда, если пожелает, возвращаться в свое первоначальное место обитания.

И когда этот хрупкий сосуд, которым является мое тело, поддастся земному разложению, мой дух перелетит в другое, более молодое, полное жизни тело, изгонит другую сущность и войдет в свою новую обитель.

Сегодня вечером я завершу это. Но сначала я должен сказать Х.Ф., моему настоящему другу. Возможно, я дам Х.Ф. средство для обретения бессмертия. Силы Жизни и Смерти принадлежат мне... Я подобен Богу..."

Это была последняя запись в блокноте Уильяма Мейтленда, датированная 27 октября. Он умер ночью того же дня.

Джон Мейтленд опустил книжку на колени и уставился на тлеющие поленья в огромном камине. Не в силах разобраться в лабиринте своих мыслей, он вздохнул и положил книжку на стол рядом с собой. Затем взял амулет - кусок нефрита овальной формы, свисавший с золотой цепочки изысканной работы. На нем были вырезаны обнаженные фигуры мужчины и женщины, ужасно похожие на живые.

Женщина была прекрасна, ее округлые формы излучали томную змеиную грацию. На ее точеном лице выделялись лукавые миндалевидные глаза и полные губы нимфы. Мужчина возвышался над ней на целый фут, несмотря на то, что его красивое мускулистое тело было без головы.

Мейтленд уставился на безделушку. Какой ужасный оккультный ритуал символизировал этот выгравированный камень? Безголовые из Ту-Нула... Нимфы Ниума, порождающие Ужасы - какая-то безумная тарабарщина? И кто такой Х.Ф.?

Его размышления были прерваны ужасающим шумом, донесшимся из коридора. Испуганные, торопливые, спотыкающиеся шаги прогремели на лестнице в подвал. Дверь в подвал хлопнула, и звук шагов удалился в сторону библиотеки. А когда Мейтленд вскочил со стула, адский вопль разорвал тишину в доме.

Нельсон, слуга, с парализованными страхом мышцами, ввалился в комнату.

- Это существо - позади меня! - Мгновение он стоял перед изумленным Мейтлендом, его одежда была сбита набок, а маленькое тельце съежилось от страха. Затем он застонал, его глаза закатились, и он рухнул на пол.

Мейтленд шагнул вперед. Но как только начал наклоняться к лежащему без сознания слуге, он услышал какой-то звук в темном коридоре за дверью комнаты. Волосы у него на затылке встали дыбом, а в животе стало пусто, когда он замер.

И тут это повторилось. Шаги. Один - твердый, другой волочащийся, скользящий, хромой - походка, звуки которой он слышал всю свою жизнь, пока две недели назад...

Он в ужасе уставился в темную пасть дверного проема, затаив дыхание. И вот, оно пришло.

Из полумрака холла выплыло бледное лицо мертвеца с запавшими глазами. Оно приблизилось к дверному проему и остановилось. Щупальца леденящего ужаса сжали душу Мейтленда, когда его измученные глаза увидели то, что было перед ним. Его сведенные судорогой мышцы горла каким-то образом смогли пошевелиться.

- Что... кто ты?

Тусклые, безжизненные глаза смотрели на него с бледного, изуродованного лица. Бескровные, распадающиеся губы скривились, и голос, доносившийся словно из темных глубин могилы, прогудел: "Я твой брат, Уильям".

Лицо Джона Мейтленда было мертвенно-бледным. От ужаса все его тело покрылось испариной. Он попытался рассмеяться, но вместо смеха получился сдавленный смешок.

- Ты! - сказал он. - Этого не может быть!

- Я твой брат, Уильям Мейтленд, - сказало мертвое лицо. - И это правда, что я умер две недели назад.

Безумие охватило Мейтленда. Перед ним, буквально разлагаясь, стоял человек, на чьих похоронах он присутствовал две недели назад. Его можно было узнать безошибочно, даже его хромоту, всегда раздражавшую его при жизни брата. Он отчетливо помнил восковое лицо, покоившееся в гробу. И все же здесь... Было ли это на самом деле безумием? Безумная галлюцинация?

- Но, - выдавил он сквозь зубы, - ты не можешь быть моим братом - не должен им быть! Ты... он мертв.

Губы этого застывшего, как у трупа, лица беззвучно прошептали:

- Тебе нечего меня бояться, я твой брат. Я пришел к тебе с целью, о которой должен рассказать.

Мертвое лицо, возвышавшееся над зловонным телом, медленно двигалось на иссохшей шее; затуманенные, тусклые глаза осматривали комнату.

- Но не здесь. Это из-за атмосферы... Я жил здесь... Это душит меня. Пойдем.

Изможденная фигура, похожая на пугало, повернулась и ушла в темноту коридора. Мейтленд не хотел уходить. Он был готов на все, только бы не следовать за этим ходячим, гниющим трупом. Было безумием даже верить в его существование. Но повелительный приказ овладел его оцепеневшим от ужаса разумом и заставил его последовать за ним.

Они шли проселочными дорогами, мимо редких пригородных домов, через пустые поля. Не очень далеко. И Мейтленд понял, что вскоре они выйдут к пролому в высокой железной ограде Карлтонского кладбища.

Пораженный этим новым ужасом, он хотел выразить свое неодобрение, но его голосовые связки были парализованы. Почему, во имя всего святого, он не мог избавиться от этого ужасающего безволия? Почему он должен был, спотыкаясь, тащиться за существом, которое должно было быть крепко зажато в тисках могилы? Какие ужасные последствия ожидали его в обществе трупа брата? Его брата, который вел его в город мертвых - с какой ужасной целью?

Они шли по мягкому суглинку кладбища, между сидящими на корточках серыми каменными призраками. Облака закрыли луну, издалека, сквозь влажную туманную дымку, донесся жуткий крик ночной птицы.

Ужас охватил душу Мейтленда, когда дрожащие ноги несли его по следам ходячего трупа. Он хотел повернуться и убежать, но какая-то сила, которая, казалось, исходила откуда-то извне, приковала его к следу мертвого брата.

Они подошли к высокому квадратному мавзолею. И, стоя перед ним в замешательстве, Мейтленд издал долгий, прерывистый стон. Это была могила Уильяма Мейтленда.

Но его разум кричал, что этого не может быть. Он, должно быть, сошел с ума! Доктор Воргер предостерегал его от чрезмерного психического напряжения. Он намекнул, что болезнь, которая в то время пожирала разум его брата, может в любой момент поразить и его.

Именно доктор Воргер подтвердил безумие Уильяма Мейтленда перед его смертью. Уильям, конечно, категорически отрицал это. Уильям был угрюмым, замкнутым ипохондриком с определенными психическими наклонностями.

Уильям думал, что видит вещи за пределами реальности. Это была одна из причин, главная из тех, почему Воргер предупреждал Джона о его брате; он и сам был осторожен из-за наследственности.

И вот теперь он был здесь, разделяя судьбу своего брата. Это была первая галлюцинация, вызванная постоянными размышлениями о странной смерти Уильяма и о своем собственном надвигающемся безумии.

Но нет, он не хотел признавать очевидный факт. Это не было галлюцинацией, он в это не верил. Да что там, он даже чувствовал запах смерти, исходящий от призрачной фигуры своего брата. Все вместе, это были галлюцинации зрения, слуха и обоняния. Он не мог так внезапно сойти с ума!

Но одного этого вывода было достаточно, чтобы поставить его на грань безумия. Если все это не было сном, и если это не было безумной выдумкой его разума, то этот ходячий труп его брата, стоящий перед своим собственным захоронением, был живым каким-то неестественным, нечестивым образом.

Однако у него больше не было времени на догадки, поскольку жуткая фигура, которая была воскресшим Уильямом Мейтлендом, жестом пригласила его следовать за собой. Через открытую тяжелую металлическую дверь они вошли в зловонную темноту склепа. Дрожа от ужаса в этой бездонной, мертвой тьме, Джон Мейтленд услышал, как с лязгом захлопнулась металлическая дверь.

Он стоял неподвижно, слишком напуганный, чтобы пошевелиться, охваченный безумным страхом, что труп, присутствие которого он ощущал рядом с собой, может протянуть руку и коснуться его своими прогорклыми, разлагающимися пальцами.

Чиркнула спичка, зажглись две большие свечи, по обе стороны гроба Уильяма Мейтленда. Свет замерцал на влажных, блестящих стенах склепа и на ужасном мертвом лице Уильяма Мейтленда. Глубоко запавшие, мертвые глаза мрачно смотрели на Джона Мейтленда из-под старой, поношенной шляпы.

И тут он впервые ясно увидел, какой ужас был написан на этом лице. Лицо было сморщенным, плоть чудовищно натянулась на костях и имела признаки начавшегося гниения.

Но его потрясло не обычное состояние трупа двухнедельной давности. Это было то, что он принял за истлевшие паутинные гирлянды гробницы - длинные узкие полоски кожи, которые, как он ясно видел, были намеренно оторваны и свисали с бледного лица.

Тонкие ужасные губы шевелились.

- Джон Мейтленд, - произнес замогильный голос, - по воле другого человека ты был приведен сюда этой ночью. Воля владыки в том, чтобы я, твой брат, показал тебе путь в Преисподнюю Ту-Нула.

Мейтленд вздрогнул при упоминании этих слов. Ту-Нул - что, во имя всего святого, означали эти два слова? Он вспомнил фразы, нацарапанные в черной тетради с отрывными листами. Безголовые из Ту-Нула... Нимфы... воющие мертвецы. Действительно ли его брат нашел вход в другое измерение, в другой мир? Нашел ли он эликсир бессмертия?

Была ли эта жуткая, разлагающаяся человеческая фигура перед ним примером действия этого эликсира? Не это ли Уильям Мейтленд называл "вечной жизнью"? Он содрогнулся от ужаса происходящего.

Тяжелые слова мертвеца продолжали звучать в этой мрачной комнате смерти.

- Ты должен сделать так, как я говорю, и пойти со мной туда, где ждут Безголовые. Чтобы ты мог вступить в ряды воющих мертвецов.

Сдерживаемый ужас Мейтленда сменился гневом.

- А что, если я этого не сделаю? Что за бред ты несешь, Уильям? Ты мой брат! Ты не умер, иначе ты бы не был здесь, не дышал, не видел, не пялился на меня!

Мертвые губы слегка дрогнули.

- Очень скоро ты узнаешь, как это бывает, когда мертвые воскресают.

Белая костлявая рука с ужасающе проступившими на ней впалыми венами поднялась к лицу мертвеца, почти коснулась его, затем снова опустилась.

- Ты услышишь стоны мертвецов и поймешь, что заставляет их выть.

Разговор с призрачной фигурой брата придал Мейтленду смелости. Трупы не разговаривают. Призраки не дышат.

- А что, если я откажусь идти с тобой?

- Ты должен пойти. Таково желание хозяина. Если ты откажешься, он лишит тебя жизни. Он немедленно узнает о твоем отказе.

Обыденность этих слов потрясла Мейтленда, и он вновь обрел мужество. Но нет, он не должен колебаться. Он не должен по собственной воле войти в царство оккультной силы, иначе его душа будет навеки проклята.

- Кто твой дьявольский хозяин? Кто он такой, что может приказывать мне? Нет, Уильям, я отказываюсь!

Мертвец пристально смотрел на него, казалось, несколько часов. Затем на его мертвенном лице появилось еще большее облегчение. На высоком бледном лбу появилась морщинка душевной боли, смятения, и Уильям Мейтленд приложил костлявую руку к виску.

- Он услышал тебя. Мой разум затуманивается. Иди скорее, брат мой... Поторопись, Джон...

Внезапно это ужасное мертвое лицо начало быстро двигаться из стороны в сторону, как будто его обладатель пытался прийти в себя, как будто пытался очнуться от кошмара или оцепенения. Слова, сорвавшиеся с мертвых губ, заставили Джона Мейтленда сжаться от дурного предчувствия.

- Нет, нет, я не буду этого делать! Не буду!

Каменное лицо исказилось от ужасной внутренней борьбы. Мертвые глаза остановились на лице Джона, и слова полились из его разлагающегося рта.

- Скорее, Джон, иди, скорее. Он приказывает мне убить тебя.

Тело Джона похолодело. Ему показалось, будто он слышит голос, похожий на эхо в далекой пещере. Голос, который подталкивает Уильяма Мейтленда к греху Каина.

Тело Джона, казалось, разорвалось. Его мозг взорвался. Одним резким движением он оттолкнул бледное тело брата в сторону, распахнул тяжелую дверь склепа и выбежал на кладбище. Он бежал как безумный, и лязг закрывшейся за ним двери звенел у него в ушах.

Задыхаясь, он добрался до пролома в кладбищенской ограде. Выйдя за ограду, он перешел на шаг, несмотря на сильное желание убежать как можно дальше.

Одежда на нем была влажной от разгоряченного тела. Он бессознательно выпучил глаза и прикусил губу. Ужас на время парализовал его разум. Он шел вперед как автомат, не отдавая себе ясного отчета в том, куда направляется.

Он прошел по городу, бесцельно описав большой круг, по набережной, затем вернулся в пригород, где жил. Рядом с ужасным кладбищем, которое породило ужасных живых мертвецов.

Он подошел к дому Маргарет Джейн. Постепенно его разум прояснялся, силы возвращались к нему. Но охватившее его ощущение новой надвигающейся опасности и необходимость действовать как можно быстрее, чтобы избежать ее, превратились в нечто большее, чем смутная интуиция. Это стало четкой мыслью.

Он постучал в дверь и стал ждать, без шляпы, в растрепанной одежде, с безумным взглядом и напряженным лицом. Он увидел свет в ее комнате и понял, что она уже встала и, вероятно, читает. Маргарет жила в этом доме одна после смерти матери. Но скоро она покинет его навсегда; скоро они будут жить вместе в блаженном счастье.

Он ждал там, на темном крыльце, один раз нервно вздрогнув, подумав, что услышал где-то в тени дома крадущуюся, шуршащую походку своего мертвого брата. Он вытер рукой вспотевший лоб; затем, охваченный паникой, постучал громче.

Он услышал какое-то движение, шаги, звяканье цепочки, и дверь слегка приоткрылась. В щели показалось хорошенькое личико Маргарет Джейн, ее густые темные волосы были растрепаны.

- Джон! - выдохнула она. - Какого черта ты не спишь в такой час? - Она сняла цепочку и впустила его.

Он прошел в гостиную и сел. Нахмурившись, Маргарет поплотнее запахнула свой откровенный пеньюар и с тревогой посмотрела на него.

- Ради всего святого, Джон, что случилось? Ты белый как полотно!

Он поднял измученные глаза и нашел утешение в ее нежных голубых глазах.

- Маргарет, - сказал он, - скажи мне откровенно. Я... ты не считаешь меня сумасшедшим?

У нее перехватило дыхание, и она уставилась на него.

- Джон!

Его голова поникла.

- Я знаю, - сказал он. - Я не должен был даже думать об этом. Но я боюсь... боюсь того, что сказал доктор Воргер, - что я могу сойти с ума.

- О, Джон, пожалуйста! - взмолилась она. - Так дальше продолжаться не может. Ты не должен думать о таких вещах. Ты нервничаешь и теряешь рассудок. И этот доктор Воргер. Я ненавижу его. Ты не должен иметь ничего общего с этим человеком. Он... он чудовище.

Джон Мейтленд резко вскинул голову, его тело напряглось, а глаза с ужасом уставились на дверь.

- Маргарет, - выдохнул он, - что это было?

Внезапно испугавшись, она прислушалась.

- Ничего страшного, Джон, просто падают листья.

- Ты уверена? Ты уверена, что это не были шаги - шаги моего брата Уильяма?

- Конечно, нет. Почему ты так говоришь? Боже милостивый, твой брат мертв!

- Нет, Маргарет, нет. Он жив! Жуткий, греховно живой. Я видел его сегодня вечером.

Он почувствовал, как ее тело напряглось, отстраняясь. Он не мог винить ее.

Прежде чем она успела высказаться, раздался стук в дверь.

- Это странно, - сказала она, - уже так поздно.

Она бросила обеспокоенный взгляд на Джона и направилась к двери.

Он хотел остановить ее. Все его существо протестовало против этого. Что за отвратительная, немертвая тварь стояла там и ждала, чтобы ее впустили, чтобы она наполнила этот чистый дом своим зловонием и ужасным присутствием? Из его горла вырвалось: "Нет!"

Но она уже была у двери и открывала ее, впуская кого-то внутрь.

- Доктор Воргер.

В коридоре послышались шаги. Затем в дверном проеме комнаты, свирепо глядя на него, появился высокий темноволосый мужчина. Вновь прибывший был ростом более шести футов, каждый дюйм являл собой крепкие мускулы. Мрачная одежда, натянутая на огромное тело, выглядела на нем неуместно, как одежда на горилле. Глаза мужчины, стальные, проницательные, отражающие огромную волю, хмуро уставились на Мейтленда.

- Вы снова поступили вопреки моим предписаниям, - сказал доктор, и его глубокий голос прогрохотал по комнате. - Мне не нужно быть врачом, чтобы понять, вы очень переутомлены. Что случилось?

Из темноты холла показалось маленькое бледное личико Маргарет.

- Ничего не случилось, доктор, - сказала она. - С Джоном все в порядке, не так ли, дорогой? И я уверена, вам не стоит беспокоиться за него, пока он здесь.

Он повернулся к ней, и в его движении было что-то дикое.

- Он нигде не может быть в безопасности. Его беда внутри. Он не может от нее убежать.

Он повернулся к Мейтленду всем своим грузным телом.

- Я рад, что нашел вас. Я зашел к вам домой и увидел, что вы ушли, как мне показалось, довольно поспешно, поскольку ушли без шляпы и пальто. В такую ночь, как эта. И я нашел вашего дворецкого без сознания на полу вашей гостиной.

- Джон! - воскликнула Маргарет, и на ее лице отразилось внезапное беспокойство.

Мейтленд устало кивнул.

- Я как раз собирался сказать тебе, Маргарет... - Он внезапно замолчал.

Он как раз собирался рассказать им обо всем, что произошло, когда его осенило ужасное осознание, - если он это сделает, у них больше не останется ни малейших сомнений в его здравомыслии.

Но, в конце концов, он был слишком плохим лжецом, чтобы с готовностью выдумать какую-нибудь другую историю, чтобы скрыть истинную. В любом случае, в его изнуренном состоянии ему было все равно, что кто-то думает о его душевном состоянии. Его просто тошнило от всего этого. Рассказывая, он не упускал ни одной детали.

Маргарет уставилась на своего жениха широко раскрытыми от ужаса глазами.

- Ваш... ваш родной брат? - заикаясь, пробормотал доктор. - И вы могли бы в этом поклясться?

- Это был Уильям Мейтленд. И никто иной.

То, как Джон сказал это, - словно ему было все равно, поверят они этому или нет, - убедило их в его искренности.

Маргарет была бледна, ее глаза округлились от ужаса, и она сама выглядела как прекрасное мертвое создание.

Внезапно доктор наклонился к Джону.

- Скажите, вы знаете, какие эксперименты намеревался провести ваш брат перед смертью?

Пораженный, Джон спросил:

- Как вы узнали об этом?

- Из черного блокнота. Вы оставили его открытым на столе в гостиной.

Джон медленно кивнул.

- Нет, я не знаю. Наверное, он их провел.

- Когда-то я так и думал, - сказал доктор Воргер. - Теперь у меня есть сомнения.

Джон саркастически рассмеялся.

- Но насчет меня, я полагаю, сомнений нет.

- Напротив, - ответил доктор, к большому удивлению Маргарет и Джона. - Я верю, вы сказали правду о том, что произошло с вами сегодня вечером.

Он поднял глаза и увидел их изумление.

- Я навел справки. Другие, похоже, видели ходячие трупы. Например, я привел в сознание вашего дворецкого. Его физическое состояние было достаточным доказательством того ужасного потрясения, которое он испытал, когда увидел вашего брата. Трэверс, смотритель Карлтонского кладбища, - еще один человек, который пришел ко мне с невероятной историей о ходячих мертвецах. Джеффри Блейн, кузен Маргарет, - еще один. Он сказал, будто видел, как что-то бродило вокруг его дома на другой стороне рощи. Он мог поклясться, что у этого существа было мертвое лицо Харви Уэллса, моего личного камердинера, который умер от болезни сердца неделю назад!

Доктор заколебался и нахмурился.

- И эта черная книга. Внезапно он бросил напряженный взгляд на своих слушателей. - Кто такой Г.Ф.?

- Это же, - импульсивно воскликнула Маргарет, - это же...

Они наблюдали за выражением ее лица. Джон увидел, что она смотрит в окно, в ее глазах застыл ужас. Она замолчала, схватившись руками за горло. Как раз перед тем, как она упала в обмороке на пол, Джон повернулся к окну.

В голубоватом ночном свете вырисовывалось мертвенное лицо Харви Уэллса, бывшего камердинера доктора Воргера!

Следующее, что Джон осознал, - свет погас, а он уставился на окно, в котором теперь ничего не было. Подул прохладный сквозняк, и повсюду распространился ужасный запах гниющих трупов. Темные тени проникли через дверь. Зловоние стало невыносимым. Чья-то вонючая рука коснулась искаженного ужасом лица Джона Мейтленда, и он яростно замахнулся, ударив гнилой труп, который от удара пошатнулся и оказался вне пределов его досягаемости.

- Доктор! - крикнул он. - Доктор Воргер, помогите!

Затем он увидел огромную фигуру доктора, склонившегося над Маргарет. В тусклом лунном свете, просачивающемся в окна, он увидел мрачное лицо доктора, ухмыляющегося при виде белого тела девушки. Он увидел, как узловатая гигантская лапа потянулась к ее мягкой белой плоти...

- Воргер! Будь ты проклят!

Он бросился вперед. На его пути возникло костлявое тело мертвеца. В ноздри ударил запах гниения, сырости и разложения. И тут что-то обрушилось ему на голову.

Опускаясь на пол, он смутно осознавал главную особенность этого последнего трупа - лицо, которое возникло перед ним. На нем были длинные узкие полосы, намеренно оторванные от плоти и свисавшие с лица, как гниющие гирлянды.

Мейтленд быстро пришел в себя. В комнате было тихо, над ней нависла тяжелая пелена зловония смерти. Он поднялся, пошатываясь. Он был один в комнате, один в доме, а они ушли.

Ослабевший и дрожащий в темноте от ужаса и беспомощности, он позвал: "Маргарет!" Когда по безмолвным комнатам до него донеслось лишь призрачное эхо, он снова позвал ее по имени, дико, истерично.

Они забрали ее! Эти ужасные, ожившие мертвецы схватили ее, намереваясь использовать ее невинное белое тело для какой-то мерзкой оргии мертвых. Что они делали с ней, эти мерзкие, нечистые, пораженные проказой руки? Может быть, даже сейчас, в каком-нибудь отвратительном логове под кладбищем, она была у них.

Он больше не мог этого выносить. Выбежав из дома, он, тяжело дыша, остановился на улице, лихорадочно озираясь по сторонам. Там! Под деревьями на другой стороне поля были тени, скользкие, отвратительные тени. И луна сияла на белоснежном теле, превращая его в серебристый призрак среди темных теней. Это были они! Должно быть, они крадучись направлялись в сторону кладбища.

Он бежал по полю, его волосы и плащ развевались на ветру.

- Стойте! Стойте! - кричал он. - Не забирайте ее! Это я - я вам нужен! Не трогайте ее!

И даже на бегу, не слыша ответа, он выкрикивал ужасные проклятия, безудержно проклиная нечистых тварей, которые бродили вокруг в ту ночь.

Он приблизился к деревьям и услышал только тихий шелест листьев, похожий на свистящий, издевательский смех. Он бешено бежал в темноте рощи, ругаясь, крича, раздирая себя и свою одежду о ветки.

Добежав до другого конца рощи, он споткнулся и упал ничком. Поспешно поднялся, пробежал еще несколько шагов и, никого не увидев, остановился, ошеломленный и нерешительный.

Они ушли, растворившись в неподвижном ночном воздухе. И Маргарет с ними. Что теперь? Где ее искать? Не потерял ли он их в роще? Но нет, группа деревьев была слишком маленькой, он не смог бы пробежать мимо них.

Пока он стоял там под насмешливой луной, до него донесся запах. Волосы на его голове встали дыбом. Там, впереди, в направлении кладбища, был дом - дом Джеффри Блейна. Откуда-то сверху в сторону Мейтленда дул легкий ветерок...

И вместе с этим ветерком доносился зловонный запах гниющих трупов!

Они несли ее на кладбище. Вероятно, они как раз проходили мимо дома кузена Маргарет, когда он появился из рощи. Вот почему они исчезли так быстро.

Он бросился к дому, в нем зародилась новая надежда. В нижнем окне горел свет. Джеффри Блейн был дома, совершенно не подозревая об ужасных вещах, которые только что прошли мимо его дома. Джеффри Блейн помог бы, а Джону Мейтленду понадобилась бы помощь, если помощь смертного не была бесполезной. Блейн, наверное, сидел сейчас в своей гостиной и писал. Возможно, он был бы рад кого-нибудь увидеть, даже если бы этот кто-то нуждался в его помощи, чтобы разыскать мертвых.

Мейтленд взлетел по трем ступенькам на крыльцо и постучал в дверь. Последовала пауза, которая, как показалось обезумевшему Мейтленду, длилась несколько часов. Затем за дверью послышался шорох, и она открылась. На пороге стоял светловолосый, хорошо сложенный мужчина с необычно глубоко запавшими глазами, который отступил, пропуская Мейтленда внутрь.

- Привет, Джон. - И, увидев бледное, застывшее лицо Мейтленда, Блейн выдохнул: - Что случилось?

- Поторопись, Джефф. Мы не можем ждать. Ты должен помочь мне - пойдем со мной немедленно. Маргарет. Что-то, кто-то забрал Маргарет!

Блейн в изумлении уставился в тускло освещенный вестибюль.

- Забрал ее! Ты имеешь в виду, похитил?

- Да, да! Ради всего святого, пойдем скорее, пока не стало слишком поздно. Они только что проходили с ней мимо твоего дома.

Блейн внезапно повернулся к внутреннему дому в отчаянной, спонтанной спешке.

- Хорошо, Джон. Я сейчас же иду с тобой. Я захвачу фонарик. Снаружи ничего не видно.

Он снова повернулся, встревоженный.

- Боже мой, Джон, ты белый как полотно. Ты едва держишься на ногах. Зайди в дом на секунду, пока я соберусь, и выпей чего-нибудь. Бренди на столе.

Джон, спотыкаясь, вошел в дом, в освещенный кабинет, в то время как Блейн шарил где-то в глубине темного холла.

- Поторопись, Джефф!

Да, ему нужно было выпить. Это придаст ему сил перед предстоящей схваткой с силами ада.

Он обнаружил, что сидит и пьет. Один стакан, два, три. Лицо Блейна было перед ним по ту сторону заваленного бумагами стола. Он видел, как шевелятся губы Блейна, но не слышал слов.

Затем комната начала медленно, тошнотворно вращаться. Все закружилось, все, кроме лица Блейна, которое затуманилось, превратившись в белый силуэт в клубящейся тьме. Белое пятно стало отчетливее, затем снова померкло, приблизилось на расстояние дюйма к его мокрому от пота лицу и удалилось в огромные пустые темные дали.

Лицо появилось снова - близко, очень близко - и это было уже не лицо Джеффри Блейна, а ужасное, злобное лицо трупа, чьи запавшие, пылающие глаза проникали в мозг, чьи бескровные губы что-то невнятно бормотали.

Тусклое зеленоватое свечение заливало все вокруг. Мейтленд поднялся и последовал за ужасным трупом в черном одеянии. Они, как призраки, двигались по полуразрушенным коридорам, в сыром, зловонном воздухе, и только маленькая лампа в костлявой руке существа впереди освещала зелеными лучами покрытые паутиной, кишащие слизняками, блестящие стены, от которых несло сыростью и разложением.

Однажды они прошли мимо ужасного существа, которое свисало на веревке с невидимого потолка туннеля. Мейтленд увидел, что это было обнаженное тело изуродованной женщины, подвешенное вниз головой. Ему показалось, будто он услышал шепот впереди. "Нимфа-предательница".

Они миновали еще одно обнаженное женское тело, так низко распростертое поперек прохода, что Мейтленду и его проводнику пришлось пригнуть головы. Кровь капнула ему на щеку. Он хотел закричать, но не смог.

Темнота, светящаяся зеленым. Они спускались все ниже и ниже, в недра земли. Среди скользких, эластичных существ, чьи бледные глаза злобно блестели; среди паукообразных тварей, которые касались рук и лица, терзая разум невыразимым отвращением. Странные звуки - снующие крысы. И над всем этим стоял ужасный запах мертвечины, разложения, могилы.

Впереди, в проходе, появилось алое свечение, очертившее пугающую фигуру шагающего трупа. Свечение, принесшее с собой запах сернистого тепла.

Они вышли на выступ, с которого открывался вид на огромную пещеру в форме чаши. В оцепеневшем сознании Мейтленда вспыхнуло бурлящее, раскаленное добела осознание того, что он достиг ужасной обители Дьявола. Под ним простирался... ад!

Пещеру освещало странное красное свечение, исходившее от медных чаш, наполненных жидким огнем, которые были подвешены через равные промежутки времени на шарнирах, прикрепленных к влажным стенам. В одном конце большого зала с высоким куполом возвышалась кафедра; на ней стояла фигура в красном фланелевом одеянии с капюшоном, читавшая что-то похоронным голосом со свитка, который держала в своих костлявых когтях.

Перед кафедрой были поставлены рядом три гроба. А за ними, кружась вокруг предметов, похожих на средневековые орудия пыток, сгруппированных в центре каменного пола, двигалась дюжина танцоров, исполнявших причудливый, нечестивый танец.

Он подумал о маленьком нефритовом амулете, принадлежавшем его брату, и о фигурках на нем. Они были здесь, внизу, - живые! Прекрасные, злобные нимфы, чьи глаза горели циничным, неземным огнем! Гигантские мужчины, с чьих мускулистых, перерубленных шей капала кровь!

Душа Мейтленда была больна. Но и физически он не мог сопротивляться. Он и высокая фигура, похожая на труп, молча ждали на выступе, в тени.

Замогильный голос человека в красном одеянии, стоявшего за кафедрой, продолжал звучать, легко перекрывая звуки примитивного тамтама, источник которых был неразличим, и шорох кружащихся босых ног...

- И эти мертвые, которые воскреснут, восстанут из своих гробов во имя Дьявола, во имя Невыразимого Имени, во имя того, кто живет на Пути Левой Руки, во имя того, кто является нашим повелителем - Великого Черного - господина из Ту-Нула! И, воскреснув и вновь обретя жизнь, они не будут знать ни одного иного имени, кроме его, ни одного слова, кроме его, ни одного приказа, кроме его.

Голос оборвался. Это было окончание длинного заклинания, которое предшествовало прибытию пришельцев в пещеру. Фигура в красном одеянии отложила свиток и сделала жест левой рукой. Танцоры прекратили свои дикие движения и встали кольцом вокруг ужасного орудия пыток. Безголовый гигант шагнул к кафедре и остановился рядом с гробом, крайним слева от него.

Гул снова усилился.

- Да возродится Лоуренс Хейнс, чтобы он мог воскреснуть и жить во имя Великого Черного Бога!

Мейтленд заметил какое-то движение в фигуре рядом с ним. Огромный Черный человек! Было ли это существо рядом с ним тем самым дьяволом, во имя которого совершались эти адские обряды? Он был одет в черное. И он демонстрировал сатанинскую гордость, когда призывали мертвых. Да! Этот оживший мертвец рядом с ним был повелителем Ту-Нула!

Что могло означать все это безумие? Был ли он, Джон Мейтленд, мертв? Был ли это какой-то другой мир, где души умерших снова оживали? Маргарет тоже была здесь? Да, они, должно быть, схватили ее.

Да, это, должно быть, их зловонное логово. Существо рядом с ним было одним из них, хозяином их всех. Но он должен подождать, чтобы узнать, должен сдержать свое мучительное нетерпение.

Почему он должен был неподвижно стоять на карнизе, неспособный пошевелиться без соответствующего жеста своего ужасного спутника?

Его охваченная ужасом душа наблюдала за происходящим остекленевшими глазами. Безголовый гигант наклонился над последним гробом, приподнимая тяжелую крышку. Мейтленд увидел обнажившееся лицо - мертвеца с сероватым оттенком и ввалившимися щеками. Великан поднял обмякшее тело с места, где оно покоилось, поставил его в круг ожидающих танцоров и прислонил к тяжелому сооружению из дерева, стали и пеньки - средневековой дыбе, самому ужасному из орудий пыток!

Мейтленд услышал, как фигура на кафедре назвала два имени, и одно из них было Мейтленд!

Откуда они могли знать его имя? Как они могли ожидать, что он ответит в таком парализованном состоянии? Но нет, речь шла не о нем. Он увидел, как из-за перегородки в другом конце пещеры вышли две фигуры. Одна из них была его мертвым братом!

Голос с кафедры монотонно вещал:

- Великий Черный здесь, наблюдает. Он там, - костлявый палец указал на выступ. - Вы не можете его видеть, но знайте, что он там.

Два трупа неподвижно стояли бок о бок под выступом и перед ним. Бледное лицо брата Мейтленда было слишком знакомым, несмотря на разлагающуюся плоть, свисавшую с него полосками. Другим человеком, который был компаньоном его брата, был мертвый камердинер доктора Воргера.

Они ждали, глядя вверх мертвыми глазами. Затем они услышали грубую команду от существа с горящими глазами, стоявшего рядом с Мейтлендом. Они повернулись и на негнущихся ногах подошли к трупу, прислоненному к стойке.

Мейтленд с ужасом наблюдал, как они привязывали руки и ноги мертвеца к наклонной машине. Затем началась пытка.

Греховный танец нимф Ниума и Безголовых начался снова, как раз в тот момент, когда эти ужасные существа, стоящие по обе стороны от дыбы, начали поворачивать лебедки у ног и головы лежащего на ней трупа.

Что это было за ужасное надругательство над мертвыми? Пытать мертвых! Была ли какая-то причина в этом идиотском святотатстве? И его брат действительно участвовал в этом!

Мейтленд истерически, безумно расхохотался бы, если бы мог смеяться, при виде этого зрелища. Два трупа пытали третий на средневековой дыбе, в то время как существа из какого-то ужасного подземного мира неистово скакали в зловещем свете, исходившем из ада. А рядом с ним стоял сам Сатана, переодетый в тело разлагающегося трупа.

На мгновение в его глазах промелькнуло дьявольское веселье маньяка, когда он посмотрел вниз. Затем оно исчезло, сменившись застывшим ужасом.

Внизу разыгралась самая ужасная оргия, какую только можно вообразить, а тамтам бил все быстрее и быстрее, громче и неистовее, пока Мейтленду не показалось, что его голова вот-вот расколется от этого грохота.

Он не слышал скрипа дыбы, но видел, как поворачиваются эти ужасные мертвецы, как тело на дыбе удлиняется.

Они остановились, когда мертвец был ужасно растянут, и привязали лебедки. Они взяли другие инструменты. Они приложили раскаленные угли, зажатые в щипцах, к голым ногам. Они вонзили длинные иглы в плоть.

И тут, наконец, Мейтленда осенило ужасное осознание, когда он увидел, как его брат взял острый, как бритва, скальпель и начал сдирать кожу с лица Уильяма на дыбе длинными полосками.

Вот что случилось с лицом Уильяма. Он был так же мертв, как и тот новый неподвижный труп в ужасной машине. И они подвергли его тело пыткам. Зачем?

Все это время столпотворение танцоров продолжалось. Но Мейтленд сосредоточил свои мысли на предмете на дыбе, его взгляд был прикован к осунувшемуся лицу.

Что это было - мимолетное движение век? Неужели это существо начало дышать?

Ошибки быть не могло. Грудная клетка трупа, даже в таком растянутом состоянии, поднималась и опускалась, хватая ртом воздух. А потом бледные веки открылись, и он с ужасающей болью уставился на свод пещеры.

Над бедламом разнесся пронзительный крик. Другой. И Мейтленд почувствовал, что пошатывается, паралич наконец-то оставил его, он больше не мог сопротивляться силе своего сдерживаемого безумия. Потому что крики исходили от того разорванного, растянутого на дыбе существа, которое только что было мертвым!

Мейтленд рухнул на выступ. Черный, стоявший рядом с ним, посмотрел вниз и ухмыльнулся.

- Мертвые причитают громко, - произнес чей-то голос. - Но смертным не дано видеть и слышать это. Идем. Я отведу тебя в страну мертвых. У тебя будет место для упокоения на некоторое время. - Костлявый палец указал на ряд гробов перед кафедрой. - Тогда ты тоже будешь кричать и снова оживешь.

Каким-то образом тело Мейтленда снова оказалось на ногах и последовало за Черным вниз по склону в яму, где танцевали безумцы и выли мертвецы.

Когда они достигли дна, по пещере разнесся голос. Голос Черного.

- Этого достаточно, - сказал он. - Он снова жив. Освободите его.

Существо, которое теперь чудесным образом оказалось наполнено жизнью, было снято с дыбы. Обезглавленные и Нимфы столпились вокруг. И тут Мейтленд увидел, что они делают. Они забрали его у его мучителей и играли с ним.

Они толкали это живое существо, похожее на труп, от одного к другому, смеясь дико, пьяно. Черный наблюдал за ними, его сморщенные губы кривились в жестоком сарказме, его растянутая, похожая на пергамент кожа морщилась от беззвучного смеха.

Затем они остановились, и Уильям Мейтленд с камердинером унесли только что воскресший труп в загон в задней части пещеры.

Неутомимые танцоры снова вошли в свой ритм, в свои звериные, ненасытные пароксизмы движений. Черный повелительным жестом пригласил Мейтленда следовать за ним; они подошли к кафедре, где стоял человек в капюшоне, и повернулись лицом к трем гробам - один из которых сейчас пустовал - и танцорам.

Красная фигура на дьявольской кафедре подала сигнал к тишине. Ее голос утонул в словах молчаливого мастера.

- Пусть Маргарет Джейн возродится, чтобы она могла умереть и снова ожить на службе Великому Черному.

Душа Мейтленда взывала к телесному действию. Маргарет! Они держали ее здесь, в этом нечестивом месте! И все же, он не мог пошевелить ни единым мускулом, чтобы защитить ее - сделать что-нибудь.

Безголовый гигант направлялся к ним, ко второму гробу. Мейтленд наблюдал за этим с неподвижным выражением лица, хотя внутренне испытывал адские муки. Если бы только его тело могло действовать самостоятельно! Но что он смог сделать? Безголовый гигант был не менее семи футов ростом и пропорционально сложен, как и другие. По крайней мере, он знал бы, что сделал все возможное для Маргарет.

Да, это была она. Этот безголовый дьявол, это жуткое чудовище, наделенное каким-то сверхъестественным чутьем безошибочно находить то, что ищет, подняло ее мягкое, безвольное тело из гроба. Как прекрасно она выглядела в объятиях этого отвратительного, неземного гиганта!

Ее вынесли на середину комнаты и прислонили к стойке, как и ее предшественника. Мейтленд всем существом подался вперед, всем, кроме своего упрямого тела, которое не могло стряхнуть с себя ужасную летаргию, вызванную Огромным Черным существом. Неужели он должен был стоять неподвижно, пока они оскверняли своими мерзкими прикосновениями это невинное юное тело? Его душа разрывалась от боли за оболочку, державшую ее в плену.

Затем произошло событие, которое вернуло Мейтланду здравомыслие, положило начало цепочке логических идей и снова поставило разум во главу угла. Весь этот странный опыт стал поразительно ясен, за исключением некоторых незначительных загадочных деталей.

Безголовый гигант, который нес Маргарет к орудиям пыток в кругу фантастических танцоров, повернулся лицом к кафедре, ожидая приказа. Человек в капюшоне на кафедре больше не имел значения. Теперь там был Мастер, собственной персоной. Он поднял руку, подавая сигнал. И Безголовый повернулся к Маргарет Джейн.

Мейтленд в ужасе уставился на него, но его разум оживал. Вопрос, словно жидкий огонь, пронесся в его мозгу. Этот безголовый гигант повернулся к Черному в ожидании сигнала, зачем ему было поворачиваться, если у него не было ни головы, ни глаз, чтобы видеть?

Значит, это была не фантастическая сцена воскрешения мертвых. Это было не что иное, как какой-то культ, имитирующий силы ада.

Стремление разума к здравомыслию вернуло ему былую силу, и он понял, что именно его ужас и оцепенение помогли Черному Мастеру подавить его разум.

Он почувствовал, как кровь бешено побежала по его венам. Огромная радость захлестнула его, когда странные танцоры снова начали свой ритм. Он мог двигаться. Его воля снова принадлежала ему!

Пока он стоял там, яростно, восторженно созерцая разрушение всего, до чего мог дотянуться, он заметил какое-то движение. И с ужасом увидел, как крышка третьего гроба медленно поднялась. Из нее высунулась рука. На пальце этой руки было массивное кольцо с изумрудом. Кольцо, которое очаровывало его каждый раз, когда доктор Воргер приходил навестить его.

Доктор Воргер, должно быть, лежал в этом гробу. Живой! Мейтленда захлестнула волна облегчения. Он настороженно огляделся. Мерзкое существо в черном одеянии, стоявшее рядом с ним, скривило разлагающиеся губы, глядя на прекрасное тело Маргарет, поникшее перед дыбой. Человек в капюшоне был так же явно очарован. Пришло время уничтожить, смыть с себя все это нечистое.

Мейтленд яростно развернулся, обрушив все свои сто восемьдесят фунтов железным кулаком на голову Великого Черного Мастера. Костяшки его пальцев пробили это отвратительное лицо до костей. Черный рухнул, словно его ударили топором по голове. Немедленно началось столпотворение.

Человек в красном капюшоне, стоявший за кафедрой, злобно зарычал. Но Мейтленд шагнул к нему, схватил сильными пальцами за тощее горло и стал молотить по красному телу, как по тряпичной кукле. Он бросил неподвижную массу на пол и прыгнул к танцорам, завороженно смотревшим на него.

Когда он проходил мимо третьего гроба, с него слетела крышка, и гигантская растрепанная фигура доктора Воргера бросилась вслед за ним.

Мейтленд, чье тело было влажным от пота, вызванного напряжением, без колебаний шагнул к Безголовому, который скорчился рядом с Маргарет, и с шеи которого капала кровь. Он выбросил вперед кулак.

Его рука, действовавшая с чудовищной силой и весом, с хрустом прошла насквозь и погрузилась по запястье в неестественно широкую грудь гиганта. Устрашающее существо рухнуло на пол, являя собой ужасное зрелище с разорванной, зияющей дырой между могучими плечами.

Доктор Воргер на секунду остановился, чтобы посмотреть на фигуру у своих ног.

- Я так и думал, - сказал он. - Черт возьми, но они меня одурачили!

Нимфы, всхлипывая, сбились в кучу. Пятеро оставшихся безголовых гигантов на мгновение застыли в оцепенении, затем повернулись и побежали. Мейтленд и огромный доктор догнали и прикончили двоих из них, затем еще одного, а оставшиеся двое скрылись в темном туннеле.

Вернувшись к все еще лежащей без сознания Маргарет, Мейтленд, насколько мог, укрыл ее своим пальто, убедившись, что она просто спит после приема наркотика. Затем они с доктором сняли веревки с пыточной стойки и использовали их, чтобы связать две фигуры в мантиях и гигантов, которые в ужасном виде распростерлись по пещере. Пока они с особой осторожностью связывали человека в черном, Мейтленд сорвал с него то, что осталось от отвратительно ухмыляющейся маски из папье-маше.

- Я был накачан наркотиками и загипнотизирован, и эта чертова штука заставила меня ужасно поволноваться, - сказал Мейтленд. - Я мог бы догадаться, что это Блейн.

- Да, - сказал доктор. - Он и есть Г.Ф., упомянутый в черной книжке вашего брата. Г.Ф. Гарри Феррис - это псевдоним, под которым он писал для периодических изданий, инициалы которого использовал ваш брат, чтобы сохранить в тайне свои темные связи с Блейном.

За перегородкой в конце пещеры они обнаружили по-идиотски уставившиеся на них фигуры Уильяма Мейтленда и Харви Уэллса, сидевшие по обе стороны от только что "воскресшего" трупа.

Глядя на них сверху вниз, доктор Воргер сочувственно покачал головой.

- Может быть, - сказал он, - мы сможем заставить Блейна вернуть им разум. Может быть, уже слишком поздно.

После того, как они пригрозили шестерым съежившимся девушкам разоблачением и арестом, если они когда-нибудь снова вернутся в пещеру, Мейтленд, неся Маргарет на руках, и доктор Воргер покинули это место, оставившее ужасные воспоминания.

Вскоре после этого, когда доктор добрался до своего дома, он позвонил в полицию, и те отправились в пещеру.

На следующий день Мейтленд, его невеста и огромный темноволосый доктор сидели вместе в библиотеке Мейтленда; лицо Маргарет теперь было светлым и жизнерадостным, хотя на нем все еще лежала темная тень. Говорил доктор.

- Вы допустили ошибку, Джон, неправильно интерпретировав мое чисто профессиональное отношение к мисс Джейн, когда они напали на нас в ее доме. Я слышал, как вы проклинали меня, как раз перед тем, как эти твари меня схватили. Я остановился, внезапно забеспокоившись за жизнь Маргарет, после того, как она упала, - почувствовал биение сердца.

Джон знал, что это правда, и был смущен. Но доктор продолжил, словно бы не замечая этого.

- После того, как меня схватили, они отвезли мисс Джейн и меня в дом Блейна на другой стороне рощи, намереваясь вернуться за вами позже. Там я пришел в себя, но притворился, будто потерял сознание, чтобы подслушать разговор между Блейном и другим человеком, который, как мы позже узнали, был кладбищенским смотрителем, братом Трейверса, любителем оккультных штучек. К сожалению, должен сказать, что Уильям Мейтленд был до своей предполагаемой смерти их третьим партнером.

Культ Ту-Нула был детищем полубезумного Блейна, несколько лет назад ставший реальностью. Кое-что я узнал, когда мы с Маргарет лежали на полу в кабинете Блейна. Остальное я узнал из уст Блейна, когда пришел навестить его сегодня в камере.

Культ, как я уже сказал, в конце концов стал реальностью. Блейн нашел полдюжины богатых молодых людей по соседству, все они были слабаками небольшого роста, и дал им безголовые торсы из папье-маше, чтобы они надевали их на танцы. Женщины были пресыщенными участницами различных светских тусовок, искавшими новых острых ощущений, которые они находили в яме Ту-Нула. Яма, которая, как вы теперь знаете, является пещерой в скале позади вашего дома, дома мисс Джейн и Джеффри Блейна.

Насчет восставших мертвецов - это другой, еще более ужасный вопрос. Ваш брат наткнулся на то, что, как он был уверен, обеспечит ему вечную жизнь. Он доверил свой секрет Джеффри Блейну, который увидел в нем средство для обретения власти. По-видимому, он убил вашего брата, используя недавно открытый эликсир, во время проведения последнего эксперимента. Затем он украл эликсир и его формулу. Вы сами можете видеть, что он так и не достиг того, к чему стремился Уильям Мейтленд - вечной жизни.

Ваш брат верил, что с помощью своего эликсира и определенных ритуалов, которым Джеффри Блейн так и не научился из-за спешки покончить со своим другом, он сможет освободить свою душу и переселить ее в другое, более здоровое и молодое тело, и продолжать этот процесс бесконечно. Все, что было у Джеффри Блейна, - это эликсир. Но ему этого было достаточно.

Он ввел его Харви Уэллсу, а также вашему брату и еще одному несчастному существу. Предположительно, они умерли от болезни сердца и были похоронены. На самом деле они находились в состоянии анабиоза.

Затем Блейна постигло первое разочарование. Он работал над первым трупом, который эксгумировал его наемный убийца Трэверс, но не смог оживить его. Тогда у него возник план. Он знал, что подсознание трупа живо. Уильям Мейтленд сказал ему, что это была единственная ниточка, связывавшая эти кажущиеся мертвыми тела с жизнью. Тогда он решил достучаться до подсознания. Вы знаете, как он в конце концов добился успеха - пытая мертвецов.

Это хорошо известный психологический факт, что, хотя тело человека, находящегося в очень глубокой коме, не реагирует на болевые ощущения, подсознание, тем не менее, получает и записывает их. Стимулы Блейна были настолько сильными, что он фактически заставил подсознание реагировать через тело. Но, к своему удивлению, он обнаружил, что у него на руках нет ничего, кроме идиотов.

Однако случай выявил дремлющие возможности. В порыве гнева из-за очевидной неэффективности эликсира вашего брата, он велел одному из своих воскресших мертвецов "пойти и прыгнуть в реку". Представьте себе его изумление, когда фигура в лохмотьях поднялась и направилась из дома к утесу, возвышающемуся над рекой.

Блейн застал его в тот момент, когда он прыгал. Иметь раба или рабынь, которые без колебаний сделали бы даже это... Совершенно очевидно, что такой человек, как Джеффри Блейн, мог бы сделать, обладая такой властью. Он мог послать своих ходячих мертвецов на любое задание, которое только пожелает: украсть, похитить ребенка, убить!

- Но почему, - спросил Джон, - он хотел убить нас?

- Он знал, что вы, по крайней мере, читали черную книжку Уильяма. Он боялся, что вы могли увидеть в ней что-то, что навлекло бы на него подозрения, и что вы поделились бы или уже поделились с нами своей информацией. Он не был уверен. Но с этой новой ужасной силой, с помощью которой мог удовлетворить свою жадность и похоть, он не собирался рисковать. Лучшим вариантом для него было убить всех нас и переехать в другой штат, если только не удастся устроить так, чтобы на него не пало подозрение, - в этом случае он бы остался.

Маргарет Джейн вздрогнула, но нашла утешение в объятиях Джона.

- Как вы думаете, - с тревогой спросил Мейтленд, - есть ли какой-нибудь шанс вернуть рассудок моему брату и двум другим, доктор?

Доктор сжал губы и покачал головой.

- Вам лучше узнать это сейчас, Джон. Их нужно будет отправить в лечебницу. Но было бы лучше, если бы они были и оставались по-настоящему мертвыми.

После ухода доктора Мейтленд, изможденный, решил отдохнуть.

Маргарет притянула его лицо к себе и поцеловала.

- В любом случае, - сказала она, - мы избавились от рабских цепей этого безумного порождения дьявола.

ПОХИТИТЕЛИ ВРЕМЕНИ

Фрэнк Эйрт

Я почувствовал удар током, не слишком сильный. Но не смог понять, что это за странный треск, который, казалось, продолжался секунду или две. Я поднялся с бетонного пола электростанции. Наступила абсолютная тишина, не было слышно ни звука, и на какое-то мгновение мне показалось, будто я оглох от падения. Затем я услышал, как моя нога шаркнула по полу, и обернулся.

Боже мой, что за зрелище! Я словно попал в музей восковых фигур.

Шеф полиции направлялся ко мне. Он был похож на длинную, стройную восковую фигуру. Его левая нога была готова опуститься, правая рука вытянута перед ним, и слабый след сигаретного дыма тянулся за движением его руки.

Я глупо заморгал и посмотрел в сторону большого дизельного двигателя. Он не работал. Оператор спускался по трапу, расставив ноги и приподняв их над ступеньками, расставив руки и удерживая свой вес на поручнях, как на горках. Даже с такого расстояния я мог видеть, что от скорости его движения волосы у него на висках встали дыбом. Но он был неподвижной восковой фигурой. И двое рабочих-ремонтников, поднимавших поршень с помощью цепи, тоже были музейными экспонатами.

И это абсолютное отсутствие шума! Это было нечто сверхъестественное, небытие, какого я никогда раньше не ощущал. Я снова пошевелил ногой, услышал шум, сказал: "А-а-а", - как пациент на приеме у специалиста по горлу. Мое горло произнесло "А-а-а", и мои уши услышали это. Я протянул руку и дотронулся до возбудителя маленькой генераторной установки мощностью в двести киловатт, расположенной рядом с дизель-генератором, который ударил меня током. Я почувствовал, как зеленая краска возбудителя, покрытая масляными пятнами, разгладилась под моей натруженной рукой.

Что-то было не так. Большой дизель остановился. Генератор не работал. А четыре фигуры были неподвижны, словно изваянные из камня. Что-то не сходилось.

Я подумал, что сошел с ума, и со всех ног бросился прочь с завода. Но мои ноги резко остановились, потому что на платформе мой приятель переворачивал трехсотфунтовую глыбу льда - и вместе они образовали неподвижную фигуру. Водитель в своем старом грузовике модели А был еще одним произведением искусства. И не было слышно никакого шума, кроме того, что производил я. Я снова сказал "А-а-а", и мои уши услышали "А-а-а", но больше ничего.

К этому времени я уже по-настоящему нервничал; мои руки сильно тряслись, когда я прикуривал сигарету, и я чувствовал, как стучат зубы, словно мне было очень холодно. Что-то явно было не так.

Везде, куда бы ни посмотрел, я видел одно и то же. Я словно прогуливался по музею восковых фигур. Я был в музее. Но я не прогуливался, и фигуры не были восковыми. Я находился в мгновении жизни, вырванном из потока времени.

Автомобили на улицах должны были двигаться. Спидометры показывали скорость; из выхлопных труб вырывались тонкие струйки дыма.

Но они стояли неподвижно. Я увидел восковую фигуру мальчика возле переднего колеса грузовика; водитель с перекошенным от напряжения лицом изо всех сил выворачивал руль. Я взял мальчика и поставил его на тротуар. Он казался таким же реальным, как сама жизнь, но сохранил ту позу, в которую я его поставил. Я сложил ему руки на груди и оставил стоять, как индейца.

Я заглянул в бар Джипа Миллера. Там было то же самое. Хорс, Бифф, Уэйн и Джип, собравшись за столом, придумывали способы заработать кучу денег за три недели, - как я полагал, не прибегая к излишним ухищрениям и не работая слишком усердно. Поскольку это было то, что они обычно делали за столом. И мне вдруг стало грустно, потому что они не подняли головы и не крикнули: "Привет, "Шейк"! Иди сюда и предложи идею!" Восковые люди не разговаривают. Я зашел за стойку и смешал себе "Поцелуй пантеры", почувствовав потребность в чем-нибудь крепком. Моя сигарета была выкурена. Я закурил еще одну, залпом выпил обжигающий напиток, вышел на улицу и сел в свою машину, - ее взял Хорс, - но, когда нажал на стартер, ничего не произошло.

Следующие несколько минут я бегал по городу, пробуя стартеры, гудки, фары, с одним и тем же результатом. Я мог толкать машину, и она двигалась, я мог крутить мотор рукояткой, но в аккумуляторе не появлялось заряда.

По всему нашему маленькому городку было одно и то же. Все и вся было запечатлено, как на картине или стоп-кадре.

В аптеке я заметил, что стакан из-под кока-колы наполняется содовой. Стакан был наполнен примерно наполовину, и вода лилась рекой, но все это было в виде воска, тоже, так сказать, стоп-кадр.

Я разогнал струю воды пальцем. По ощущениям это было в точности так, как всегда ощущается вода, и после того, как я перекрыл эту струю, стакан быстро наполнился и перелился через край. Я выключил насос, и подача воды прекратилась.

Мужчина у фонтана выбросил сигарету, и она повисла в воздухе недалеко от его пальцев. Она все еще горела, но огонь не распространялся. Я подобрал ее в воздухе, и она показалась мне нормальной. Я затянулся, и она начала гореть. Я отпустил ее, и она упала на землю, как положено. Я наступил на нее, она расплющилась и погасла.

Что случилось? Почему я остался в подвешенном состоянии? Или только наш маленький городок превратился в музей восковых фигур? Я вышел из магазина.

Это действовало мне на нервы.

- Ты спишь, Шейк, - сказал я вслух, когда, оглянувшись на Ханну Дейл, выходившую из машины, припаркованной у обочины - у девушки есть ноги - я на полной скорости врезался в телефонный столб. Но звонок, раздавшийся у меня в голове, сказал мне, что я не сплю.

Я вернулся в аптеку, взял сигару и сунул ее в рот Ханне, а спичку вложил ей в руку, после чего продолжил заниматься своими делами.

В "Медведе и буйволе" светловолосая блондинка ставила чашку кофе перед посетителем - каким-то незнакомым мне путешественником - и, как обычно, немного расплескала его. Но кофе, переливаясь через край чашки, не попадал на блюдце. А на кухне повар переворачивал блинчик, он был наполовину готов и висел в воздухе.

Поиски живого, дышащего человека продолжались до тех пор, пока мой двадцатидевятидолларовый счетчик не показал полночь. Но все остальные часы, которые я видел, показывали где-то около 5:15, то есть до того момента, когда мир, который я мог видеть, перестал нестись в ногу со временем.

Я проголодался, и мне пришла в голову мысль, что, возможно, с едой будет непросто. Но я вспомнил о выпивке из бара и сигарете, которая догорела после того, как я к ней прикоснулся.

На велосипеде я добрался до "Медведя и буйвола". Там я выпил кофе, предназначенный для незнакомца, и сунул ему в руку пустую чашку. Я взял блинчик, который переворачивал повар, положил его рядом с двумя, которые он уже приготовил, и съел их. Я огляделся по сторонам, набил свой желудок настолько, насколько мне хотелось бы, а затем отправился домой без какой-либо определенной цели.

Что, черт возьми, я мог сделать? Я продолжал удивляться. Не было ни дуновения воздуха, ни течения времени. Солнце стояло там, где оно было, когда это случилось. Все, к чему я прикасался, возвращалось на свои места; если я преодолевал струю дыма, проходя сквозь нее, дым отклонялся, пропуская меня, и возвращался на свое прежнее место. Весь мир сошел с ума.

Я остановилась у мамаши Херринг. Долли, крупная, толстая чернокожая горничная, стояла в дверях, размахивая метлой. Она была такой большой, что я не мог ее обойти, чтобы поднять. Поэтому я закинул одну ее руку себе на плечо и выволок ее, как мешок с мукой, на крыльцо. Здесь я поставил ее на ноги, вложил ей в руки метлу, и направил ее на ряд цветочных горшков на полке, украшавшей перила. Не знаю, почему я это сделал, но я это сделал. Затем я прошел в гостиную и сел.

Трудная адаптация, необходимая для того, чтобы встретиться лицом к лицу со странной реальностью, вернула мне здравый смысл. Я уже почти справился с волнением, и мой мозг переворачивался с ног на голову, пытаясь понять, почему так случилось. Я не лелеял какие-то мысли перестроить мир так, чтобы все часы снова стали тикать. Мне просто было любопытно.

Я мало что знал о сумасшедших. Но как я мог быть сумасшедшим, если факт оставался фактом: я мог делать все то же самое, что и до того, как это случилось. Я мог протянуть руку и прикоснуться к любому инструменту, я мог задействовать любую силу...

Я резко сел.

Электричество! Вот и ответ.

Все, что требовало наличия тока, любого вида тока, не двигалось. Но все, что не требовало наличия тока, могло, как бы это сказать? - начаться заново или продолжиться с того момента, когда было прервано, если я к нему прикасался.

Я вернулся в бар, смешал еще один "Поцелуй пантеры", а затем отправился в радиомагазин Хорса, находившийся прямо за домом Джипа. Мы с Хорсом много дурачились, возясь с электроникой. Так что теперь я перепробовал все возможные варианты, чтобы получить ток.

Я вернулся на завод и запустил один из двигателей старого образца, типа "Фэрбэнкс", которые нужно было предварительно прогревать горелками. Я не был уверен, что он заведется, но он завелся. Но я не смог получить никакого тока от возбудителя с ременным приводом. Еще одно устройство, которое не заработало.

Итак? Я оказался в подвешенном состоянии. Кто-то или какая-то сила, по-видимому, отключила все электричество, и это вызвало у меня шок.

Я ничего не мог поделать, кроме как смириться с фактом. Через меня проходил постоянный и переменный ток, - в тот самый момент, когда кто-то или что-то отключило ток во всем остальном мире. Это казалось невероятным, и я подумал, что мне следует поискать кого-нибудь еще, и, возможно, через четыреста или пятьсот лет мы случайно встретимся.

Выглядело это довольно скверно. Я покинул завод. Пересекая пустырь, направляясь к улице, я наступил на короткий отрезок железной трубы. Труба качнулась у меня под ногами и замерла, словно охотничья собака в стойке.

Я потратил несколько минут, пробуя другие железные трубы и прутья, и все они указывали в одну сторону. Немного восточнее севера.

Теперь, по крайней мере, у меня была цель: понять, почему прут, который я держал в руке, так сильно отклонялся к востоку от севера. Нужно было пойти в этом направлении...

Мой энтузиазм угас. Даже короткая прогулка пешком - это работа, когда ты спешишь. А воспользоваться автомобилем я не мог, потому что ему требовался ток. И я не знал, есть ли где-то поблизости грузовик с дизельным двигателем.

Велосипед тоже был медленным. Но в четырех милях на другом конце города имелась лесопилка, и я мог бы воспользоваться одним из их локомотивов.

Я взял велосипед и покатил по городу, остановившись у аптеки, чтобы взять пачку сигарет.

На фабрике выяснилось, что использовать локомотив я не могу.

Поразмыслив, я пришел к выводу, что энергии тока или электричества, имевшейся в моем распоряжении, было недостаточно для восстановления кинетической энергии - силы, с которой что-либо действовало до того времени, когда наш мир замер.

Но я мог бы начать с нуля. Я мог бы использовать потенциальную энергию всего, что не использует никакой вид переменного или постоянного тока.

Так что я запустил маленький старый паровозик. Он был медленным, но постепенно стал разгоняться.

Когда я был ребенком, то хотел стать железнодорожником. Теперь я им стал. И я мог отправиться в любую точку Америки. Но сейчас это совсем не радовало. Я находился в семидесяти пяти милях от Джексонвилла. Прежде чем отправиться туда, я перевел поезд на запасной путь, чтобы ехать, пока мне это не надоест. Помню, как надеялся, что, если мир возродится, поезда будут мчаться со скоростью шестьдесят миль в час.

Поиски в Джексонвилле оказались душераздирающими: тихий, совершенно беззвучный музей. Я не нашел там никакого дизельного грузовика. Железный прут стал для меня указателем, поэтому я установил переключатель в нужное положение и заснул, пока поезд набирал скорость. Это был мой первый сон с тех пор, как я остался жив, когда время остановилось. Он был мне очень нужен.

Пока ехал, я следил за поездами впереди меня. Когда я видел один из них, то перемещался на ближайший запасной путь. Я не торопился, и следил за концом железного прута, который держал в руке.

Я остановился в маленькой деревушке, чтобы выпить бутылочку холодного пива. За магазином я забрал нож у мужчины, который собирался пырнуть другого мужчину в драке. Я поставил их на головы на расстоянии нескольких футов друг от друга и оставил в таком положении.

В Коламбии я случайно взглянул в зеркало. Отшельник с дикими глазами, которого я увидел, чуть не заставил меня броситься наутек. Но я взял ножницы и немного подстригся. Я продвигался вперед очень медленно. Я не мог поверить, что был единственным человеком, способным двигаться. И ни один город не был слишком маленьким, ни один город не был слишком большим для мучительных поисков.

Я потерял счет дням. Был только один день, только одно мгновение в бесконечности бесконечного времени. Я потерял счет оборотам часовой стрелки моих часов. Так было лучше; я ел, когда был голоден, спал, когда уставал, и на этом все заканчивалось.

Путешествие в одиночестве продолжалось до тех пор, пока я не подстриг волосы во второй раз. Я увидел седину на висках, которой раньше не было. Я в полной мере ощутил, что значит быть одиноким. Я мог догадаться, каково это - умереть и попасть в ад.

Это было странно - жить в 5:15, когда солнце весь день стоит на одном и том же месте или, скорее, без каких-либо изменений в каком-либо одном месте. Я двигался сквозь облачное небо, я двигался под дождем, вода висела в воздухе каплями, которые могли намочить меня, и я шел сквозь нее. Но любой железный прут, который я поднимал, указывал мне путь, и я следовал его указаниям.

Мир принадлежал мне, так что я мог позволить себе все, что хотел. Но на самом деле я хотел только одного - чтобы кто-нибудь заговорил со мной. Но не было никого, кто мог бы это сделать.

Наконец я добрался до входа в туннель, ведущий к станции Пенси. Я размышлял, стоит ли мне ехать в Нью-Йорк или выйти, дойти пешком до Гудзона и пересечь его на веслах.

Вдалеке башня Эмпайр Стейт и причальная мачта сияли ослепительным белым светом. И железный прут, который я держал в руках, был направлен именно на нее. Я решил, что найду ответ на то, что случилось с нашим электричеством, там, хотя и не знал, чем мне это поможет.

Я некоторое время размышлял. С тех пор, как это случилось, я много размышлял, как бы это сказать, о высоком. Все свелось к следующему. Нет верха без низа, правой стороны без левой, света без тьмы, тепла без холода. Другими словами, все в естественном порядке вещей сбалансировано, и в основе всего чудесного функционирования электричества лежит один и тот же маленький элемент равновесия - нет позитива без негатива.

Итак, что бы произошло, если бы кто-нибудь отключил весь ток? Не осталось бы никаких следов того, что что-то есть, не так ли? Мир просто исчез бы, поскольку известно, что ионы электричества являются основой всей материи, как живой, так и неживой.

Но как объяснить это замедление времени, это замедление жизни? И как мог жить дальше я, когда весь остальной мир застыл, словно стоп-кадр на киноэкране?

Предположим, что положительные или отрицательные ионы были изъяты каким-то похитителем времени. Это привело бы к остановке мира? Это вывело бы все из равновесия; это привело бы к разрушению всего. Но остановило бы активность?

И я подумал, что, если эта ситуация когда-нибудь будет исправлена, нашим ученым и шишкам из всех научных отделов будет что объяснить, - почему наш мир стал именно таким, каким он стал. Ибо, если космос был бесконечным пространством, заполненным звездами и планетами, находящимися далеко за пределами нашей сферы влияния, там все должно было бы происходить по-прежнему, даже если бы наш мир остановился.

Но я отмахнулся от этого вопроса ради более насущного. Должен ли я оставить паровоз или пустить его по туннелю? Я не мог устоять перед мыслью пустить его по туннелю Пеннси, потому что ни один паровоз в нем никогда не ездил. И там не было никаких поездов, с какими я мог бы столкнуться, если бы захотел попробовать.

Поэтому я достал карбидный фонарь из грузовика, припаркованного на складе в паре миль от туннеля, зажег его и двинулся в путь. Дым стал довольно густым, но мы выбрались, и нам посчастливилось оказаться на свободной дороге к станции.

Я почувствовал себя немного одиноким, когда мне пришлось оставить паровоз на станции. И я рассмеялся над шуткой, которую сыграл сам с собой с помощью этого карбидного фонаря. Потому что он был не нужен. Я долгое время жил в этом подвешенном мире. И забыл, что в нем даже лампы не теряют своего свечения. Туннель не был темным местом, хотя и казался призрачным.

Не успел я выйти из здания вокзала, как начал замечать искры; маленькие брызжущие искры, которые вы вряд ли когда-либо видели. Я находился на некотором расстоянии от них; тротуары были забиты восковыми фигурками, а на улицах было оживленное движение. Помните, было 5:15.

Хорошо, что я не любитель выпить, поскольку видел, как эти искры летели в мою сторону. Я разглядел двух полулюдей, одетых в белые туники. Сквозь них можно было видеть, как при двойной экспозиции на киноэкране. Они носили на головах что-то вроде диадемы, и это было то, что вызывало интерес.

Это показалось мне странным. Они были там и в то же время их там не было. Я наблюдал за ними, не зная, бежать или нет. Я притворился восковой фигурой. Они подходили все ближе и ближе, обходя мужчин и женщин этого мира, протискиваясь сквозь них и не обращая на них ни малейшего внимания.

Я наблюдал за ними. Я видел, как двигались их лица, когда они разговаривали, но не слышал ни звука. И все же они были сложены как люди и выглядели как люди, за исключением того, что были полупрозрачными.

Когда они поравнялись со мной, я "ожил".

- Скажите, - начал я, - вы с Марса?

Не знаю, услышали ли они меня. Но я точно знаю, что они меня увидели, поскольку на их лицах отразился дикий ужас, а изо рта вырывался крик. Они сорвали с себя эти диадемы и - пффф! - исчезли прямо у меня на глазах.

Я по-прежнему утверждаю, что я не сильно пьющий.

Я простоял там минут пять, прежде чем наклонился и поднял одну из этих диадем.

У этой штуки был металлический ободок, сделанный из серебра, чистого серебра. У нее были два стержня толщиной примерно со спички "зажигай где угодно", но в два раза длиннее. Между этими двумя серебряными стержнями была натянута тонкая проволочная сетка шириной около полудюйма и длиной три дюйма. Эта штука была антенной.

Очевидно, они должны были пропускать ток. Но я ничего не почувствовал, даже когда надел эту штуку на голову. Потом я вспомнил, что меня сбило с ног большим током, когда мир остановился. Так что, вероятно, я оказался заряженным больше положенного и не почувствовал этого.

Я снова двинулся в путь, немного осторожно; радуясь увесистому пистолету, который взял, полагаю, потому, что думал, он защитит меня от множества вопросов, на которые я хотел получить ответы. Я шел и гадал, что же это была за форма жизни, которая исчезла, когда антенна отсоединилась.

Я продолжал видеть искры. Но каждый раз, когда кто-то из этих полулюдей замечал меня, антенна либо падала на землю, и человек исчезал, либо человек смотрел на меня, пока я не приближался, а затем убегал. Они были быстроногими существами.

Я полагаю, они сообщали друг другу обо мне. Как бы то ни было, когда я подошел к Эмпайр-Стейт-билдинг, группа этих людей рассредоточилась по улице, насколько это было возможно. Две большие шишки, одетые в причудливые туники и с причудливыми антеннами, похожими на рогатые короны, установили что-то вроде треноги в паре шагов перед этими полулюдьми.

Тогда я понял, что, хотя они и могли прикасаться к этой массе восковых фигур на тротуарах, им не нравилось это делать - и они не стали бы этого делать, если бы могли. Хотя они могли прикасаться, их прикосновения проникали прямо сквозь одежду и все остальное. Но любой металл, который носил мужчина или женщина - например, часы или кольцо, а также деньги, - вызывал искру, заставлявшую этих полулюдей вздрагивать. А если их антенны касались чего-либо металлического, это практически сбивало этих полулюдей с ног.

Я с любопытством наблюдал, как они достали нечто, похожее на изолированный телескоп длиной около четырех футов и толщиной около трех дюймов, и установили его на треногу. Человек с самой причудливой антенной на голове, казалось, много говорил, хотя я ничего не слышал. Другой прицелился в меня из телескопа.

Я испугался и спрятался за машиной, гадая, что, черт возьми, происходит. Затем осторожно выглянул наружу.

Орудие раскалилось добела и светилось даже в свете, падавшем с небоскреба Эмпайр-Стейт. И каждый раз, когда на мгновение из дула, направленного на меня, вырывался дымный огонек, я испытывал шок. Но это было похоже на разряд в 220 вольт - недостаточный, чтобы заставить мышцы подергиваться.

Было совершенно ясно, что друзьями мы не станем, поэтому я достал пистолет и выстрелил. Я присел поближе к улице и выстрелил вверх, чтобы пуля попала в стену здания. Мне не нравилась идея попасть в кого-то из своих, даже если они казались восковыми.

Ничего не произошло. Мы жили в одном мире, но вели разный образ жизни. Хотя я чувствовал, как их оружие поражает меня, они не чувствовали пуль из моего пистолета, хотя мне показалось, я увидел крошечную вспышку искры, когда пуля прошла сквозь одного из них. Я хорошенько прицелился и выстрелил в макушку большой шишки. Пффффф! - и он исчез.

Конечно, это был просто удачный выстрел, потому что я не настолько хороший стрелок. Но вы бы видели, как разбегались эти полулюди. Они даже оставили это ужасное оружие на треноге. Я подошел и потрогал его. Как только моя рука коснулась его, оно начало таять.

Хорошо, что я не любитель выпить.

Возможно, тень заставила меня поднять глаза, прикрыв их обеими руками, чтобы защитить от ужасного сияния башни. Я увидел, как начало проявляться что-то длинное, похожее на пулю. Оно казалось размером с дирижабль, но на нем было много чего похожего на плавники. Похоже, оно было прикреплено к причальной мачте, но я стоял слишком близко к зданию, чтобы быть уверенным.

Я наблюдал за ним, пока оно не превратилось в некий объект, похожий на каплю. Он проявился, встал дыбом, казалось, засветился, а затем устремился прямо вверх и исчез из виду, прежде чем я успел перевести дыхание.

Оглядевшись вокруг, я почти усомнился в том, что увидел, обнаружив, что многие из этих полулюдей глядят на меня. Самые смелые, казалось, угрожали мне кулаками. Я был уверен, что они прибыли с Марса на этом дирижабле, чтобы захватить мир. Я подставил их, оставшись в живых, и они были злы на меня.

Я достал из машины пакет и бросил его в кого-то из этих полулюдей. Пакет пролетел у них над головами и ударился о стену Эмпайр-Стейт. Затем этот пакет упал на тротуар, уже не пакет, а пепел. Я швырял в здание другими предметами, и пепел разлетался по тротуару.

Я порылся в магазине, пока не нашел дробовик и патроны. Я начал целиться в антенны на их головах, когда мог стрелять, не задевая никого из своих. Это случалось нечасто. Потом я перестал.

Все эти полулюди бежали в сторону Эмпайр-Стейт. Они упирались в ограждение пальцами правой руки, поднимались на носки и оторвали ноги от тротуара. Затем карабкались по стене здания и скрывались из поля моего зрения.

- Что за чертовщина? - спросил я себя. Я бросил дробовик и пошел искать бар. Я чувствовал потребность в "Поцелуе пантеры".

Пантера, очевидно, крепко меня поцеловала. Я очнулся в шикарном ресторане на Пятьдесят Седьмой улице в совершенно новой одежде, с карманами, набитыми купюрами, золотыми часами в каждом кармане жилета, четырьмя рыболовными удочками и катушками на полу рядом со мной. Я сидел за столиком с симпатичной девушкой, у которой на шее было много украшений.

Я бы отдал все, что у меня есть, за удовольствие услышать, как эта девушка обращается ко мне. Даже если бы я услышал, как она говорит: "Сэр, не могли бы вы попытаться сыграть роль джентльмена и убраться к чертовой матери подальше от моего столика?" - это прозвучало бы как нежный голос любви.

Наверное, я надел на нее все эти украшения, потому что на них все еще были ценники. Она напомнила мне Ханну Дейл легкой грацией своей фигуры и гордой манерой держать голову. Я встал и ушел, чувствуя себя очень подавленным.

Глядя сквозь толстое темное стекло, я мог наблюдать за башней. Я мог различить контур того дирижабля, который исчез из моего поля зрения, и предположил, что он вернулся. Этот контур был единственным, что было видно. Конечно, это был металл.

Я предположил, что эти полулюди были выше или ниже нашего зрительного диапазона. Вот почему они были полупрозрачными. Но теперь они стремились стать частью Земли и завоевать наш мир. Сдерживание течения электрического тока позволило им остановить нас и существовать на нашей планете. Но им еще предстояло пройти долгий путь, прежде чем они смогут использовать все, что мы создали.

Но это был мой мир, и я хотел, чтобы они ушли из него. Только как?

Я не знаю, когда мне пришла в голову идея взорвать эту башню из армейского или флотского орудия. Но я точно знаю, что, когда я подумал об этом, то начал действовать. Эти полулюди, вероятно, подсказали мне эту идею. Откуда бы они ни пришли, у них был с собой электрошокер побольше и жутко выглядевший. Они продолжали стрелять в меня. И это сбило меня с ног от удара током. Это меня здорово разозлило. Затем я приклеил резину к подошвам своих ботинок и почти перестал чувствовать разряды.

Вы бы удивились, узнав, как трудно было что-либо найти. Я не мог ни у кого спросить. Мне пришлось рыться в офисах, в записях, картотеках. Мне приходилось взламывать двери, снимать замки, а потом читать об оружии, когда я наткнулся на то, которое, как мне казалось, должно было подойти.

Я тогда был в Бруклине, на большом военном посту. Я решил, что это слишком далеко для моего неумелого прицеливания. Так что я протащил орудие - оно было на колесах - несмотря на то, что движение было сплошным, до самой Фултон-стрит, если вы знаете, где это находится. К тому времени мне уже более чем надоело пробираться сквозь заторы. Транспортный поток прекрасен тем, что в нем никогда не бывает пробок. Но, стоя на месте, он загромождает улицы. Так что мне пришлось много чего передвинуть, чтобы протащить это полевое орудие.

Я продолжал называть себя идиотом. Но думал о том, что произойдет, если я взорву эту башню разрывным снарядом. Если эти полулюди захватили наш ток, отрицательные или положительные ионы, и заключили их во что-нибудь наверху, в этой башне, и я разбил бы там что-нибудь взрывающимся снарядом, что бы произошло?

Пришло время выяснить это, я направил орудие вдоль широкого каньона улицы и выстрелил. Орудие полетело в одну сторону, я - в другую, и в зданиях повыпадало множество окон.

Я не подумал о том, чтобы его зафиксировать. Поэтому я прислонил его к небольшому грузовику, снова навел на башню и попробовал еще раз. С окнами было совсем плохо.

На тротуарах было жуткое скопление людей, а на улице - множество машин. На самом деле, мне пришлось отодвинуть пару машин, чтобы получить желаемый результат. Но я не мог попасть в ту башню. Я попусту расходовал снаряды.

К тому времени я очень устал и стал грязным, так что прекратил свою личную войну. Я огляделся в поисках "Поцелуя Пантеры", ванны и смены одежды.

За это время я позволил "Пантере" поцеловать меня только дважды. Так что вскоре я вернулся к орудию вымытый, побритый, в совершенно новой одежде и с карманами, набитыми деньгами. Мне нравилось держать свои карманы полными банкнот, чтобы я мог расплатиться за все, что беру. Но я, конечно, понимал, что, если наш мир когда-нибудь возродится, кому-то придется заняться серьезной бухгалтерией, чтобы свести баланс в тех местах, где мне довелось побывать.

Я выстрелил еще несколько раз, с прежним успехом. Когда я выпустил предпоследний снаряд, это, наконец, произошло.

Башня увеличилась до огромных размеров. Ослепительный свет стал ярче. И к гулкому грохоту полевого орудия присоединился треск, который я услышал, когда испытал на себе разряд. Затем башня взорвалась, и небо покрылось огненными полосами.

Я почувствовал удар, горячий, но не слишком. Я дернулся и извернулся, падая спиной на тротуар, ударившись о довольно здоровенную даму, которая упала спиной на других людей.

Вы когда-нибудь видели, как неподвижный кадр в кино сменяется замедленной съемкой? Именно так это и выглядело. Нога начинает медленно двигаться. Рука делает взмах. Рот женщины, как обычно, открывается, и она снова начинает произносить слова.

Я наблюдал за этим, растянувшись на тротуаре. Прежде чем я смог подняться на ноги, жизнь вернулась, как будто ничего не произошло. Затем, не более чем через секунду, началось настоящее столпотворение.

Люди, на которых я налетел, сталкивались друг с другом. Они начали падать, как кегли в кегельбане. Машины, которые я сдвинул с места, начали сталкиваться с другими машинами. Еще несколько машин врезались в полевую пушку.

Люди начали кричать, потому что этого орудия, этих пустых гильз там не было, когда они остановились. А потом они появились, не прошло и секунды. Для них, я имею в виду.

Когда люди настроены серьезно, они могут закричать и поднять шум. Но для меня это была музыка. Я был рад.

Я хотел отпраздновать свою победу. Лучший способ отпраздновать, который я знаю, - это "Поцелуй Пантеры". Поэтому я отправился искать бар. В нескольких минутах ходьбы от квартала я встретил обычных людей, которым просто было немного любопытно, что за шум на улице, где стояло полевое орудие.

Мне пришлось объяснить бармену, как приготовить "Поцелуй Пантеры". Он вытаращил на меня глаза. Я увидел себя в зеркале в баре и, судя по тому, что мне нужно было подстричься, не стал его винить. Поэтому я пошел в парикмахерскую и постригся.

По радио передавали специальные передачи, в которых сообщалось о событиях, которые трудно объяснить. Башня Эмпайр-Стейт полностью исчезла. Служащие железнодорожной станции Пеннси хотели узнать, как паровоз из Джексонвилла оказался на их станции в Нью-Йорке.

Территория вокруг Эмпайр-Стейт была перекрыта. Ученые пытались определить, кому принадлежит обугленный остов корабля (который, как я знал, использовали эти полулюди). Они пытались выяснить, что это были за антенны. Короче говоря, страна пришла в возбуждение.

Я был полностью поглощен наблюдением за ходом часов, за тем, как солнце плывет по небу, садится и уступает место ночи, за тем, как мир оживает. Жить было хорошо.

Я отправился на вокзал Пенси, чтобы купить билет домой, но обнаружил, что там полно людей, которые спешат куда-то уехать. Громкоговоритель продолжал сообщать о труднообъяснимых событиях. Затем я услышал:

- Ответит ли нам Билл Шекспир? Мистер Билл Шекспир из Лейк-Сити, штат Флорида, исчез в пять пятнадцать на глазах у четырех человек. Некоторые свидетельства позволяют предполагать, что он все еще жив. Мисс Ханна Дейл, выходя из машины, обнаружила, что у нее на голове его кепка, во рту сигара, а в руке спичка. Горничная-негритянка в его пансионе подметала пол и случайно столкнула с полки ряд цветочных горшков. Она говорит, что он всегда был любителем пошутить.

Карточка социального страхования мистера Билла Шекспира была найдена в рабочем комбинезоне, перекинутом через руку посыльного в отеле "Билтмор", Нью-Йорк. На рабочем комбинезоне остались жирные пятна от смазки двигателя.

На перекрестке Фултон и Смит в Бруклине внезапно появилось полевое орудие с дымящимся дулом. Башня Эмпайр-Стейт полностью исчезла.

Пожалуйста, мистер Билл Шекспир, свяжитесь с нами и объясните, что произошло с нашим беспокойным миром сегодня в пять пятнадцать вечера.

Я не подумал об этой стороне дела и, должно быть, выглядел виноватым, потому что ко мне подошел мужчина. У него была фотография моей рожи.

- Вы выглядите на десять лет старше своих двадцати шести, Билл, - сказал он, показывая мне значок правительственного агента.

- Вы, ребята, быстро соображаете, мистер, - ответил я. - Но я всего на три стрижки старше, примерно на два месяца. Давайте позвоним на радиостанцию, сообщим, что все в порядке, чтобы люди перестали паниковать. Передайте им, что это сказал я. Потом мы пойдем куда-нибудь, и я расскажу все, что знаю. Но пока мы разговариваем, я хотел бы оказаться где-нибудь, чтобы видеть, как движется солнце и как двигаются люди. Вы не представляете, как приятно видеть, что мир ведет себя так, как должен.

УЛИЦА НИЩИХ

Джон Клемонс

"Улица нищих - подходящее название", - мрачно подумал Кент Кирни. Мощеная улица в миле от города была всем, что осталось от древнего квартала, который так и не был достроен. Остатки недостроенных домов, уже давно пришедшие в упадок, пропускали бледные лунные лучи сквозь отсутствующие крыши и зияющие окна без стекол. Ветер, казалось, был здесь сердитым всегда; он безостановочно рвал сломанные, хлопающие ставни и злобно дергал раскачивающиеся доски. Похожие на беззубых изломанных ведьм, бесформенные в белом лунном свете, зловещие в резких черных тенях, раскинулись остовы домов.

С безопасного места Кент Кирни наблюдал за слюнявыми, шатающимися, ничем не примечательными отбросами человечества, которые брели сюда, выпрашивая милостыню. Они шли на костылях, на дрожащих, парализованных конечностях. Они приближались ползком, дюйм за дюймом, в конвульсиях. Незрячие со своими терпеливыми вездесущими собаками и жалобным, потерянным постукиванием своих палок. Они приходили поодиночке и по двое, по трое, хромые, слепые; вонючие, грязные и пускающие слюни, они безнадежно заблудились в суровой жизни.

По меньшей мере двести человек прошли мимо специального следователя из Бюро по розыску пропавших без вести. И все же на кривой улочке никогда не было многолюдно, поскольку они быстро просачивались в темные подворотни и исчезали из виду. Это была третья ночь наблюдения Кента Кирни, и он начинал думать, что его шеф был прав. Конечно, это фантастическое место, где можно было встретить миниатюрную и красивую Эдит Мортон, любимицу Джонни. Шеф полиции Бартлетт посмеялся над этой идеей.

Но произошли две вещи, которые дали толчок этой невероятной идее в голове Кента Кирни. Во-первых, вскоре после исчезновения Эдит Мортон доктор Арнольд, который, как известно, был влюблен в актрису, также таинственным образом исчез из поля зрения.

Когда Кирни отправился обыскивать помещение доктора, он обнаружил следы странных экспериментов в лаборатории - странно деформированных морских свинок, которые ползали и спотыкались, словно лишенные всякого естественного здравого смысла или инстинкта. Шептались о том, что доктор проводил странные эксперименты, но в чем именно они заключались, никто, казалось, не знал.

Вторая случилась всего три или четыре ночи назад. Он взглянул в жалобно перекошенное лицо неряшливой нищенки и отвернулся, как зачарованный. Его преследовало что-то в трагически деформированном теле, в жалобном мяуканье, молящем о подаянии, что навеяло картины ужасающе искривленных морских свинок доктора. Только много позже он сопоставил эти две вещи. К тому времени нищенка уже исчезла.

На секретном собрании директоров Гражданского комитета, которые наняли его, Кирни рассказал о своих подозрениях. Доктор Арнольд использовал свои обширные научные знания, чтобы создавать нищих ради собственной выгоды! Обвинение взорвалось, как бомба.

- Абсурд! - взревел Эверетт Грин, президент комитета, самый богатый человек в городе. - Я знаю доктора Арнольда много лет. Возможно, вас удивит, что я знаю все о его экспериментах. На самом деле я финансировал многие из них. Доктор Арнольд был человеком высоких идеалов. Его эксперименты проводились в интересах человечества.

Кирни посмотрел на худощавого, желтоватого Грина, заметил, как нервно подергиваются мышцы его лица, и втайне обрадовался, узнав, что Грин знает об экспериментах доктора. Кирни не нравились бегающие глаза Грина. Особенно когда он думал о скрюченных морских свинках.

Уилл Гелден, который немного разбирался в политике и извлекал из этого максимум пользы, закричал: "Уволить его. Уволить его! Ему платим зарплату мы, а не Бюро розыска пропавших людей. Не забывайте об этом".

Затем поднялся Бут Милбэнк, который вместе с пропавшим доктором входил в состав Комитета. Он взглядом успокоил всех в зале заседаний. Он взглянул на большого Уилла Голдена, и у мелкого политика задрожали три подбородка. То, что он был "хозяином" Голдена, все знали хорошо. Без Милбэнка у Голдена не хватило бы ума даже спрятаться от дождя. Седой, с суровым лицом, Милбэнк казался человеком, высеченным из гранита, но, как ни странно, ему так и не удалось продвинуться дальше незначительного поста в фирме Грина. Хитрый Грин всегда доказывал умственное превосходство над Милбэнком.

- Джентльмены, - сказал он, - я сожалею о том факте, что Кент Кирни, следователь, нанятый Комитетом, с подозрением относится к одному из членов нашего правления. Я сожалею об этом так же, как и все остальные. Но помните: мы наняли его, чтобы выяснить, почему в последнее время пропадает без вести так много людей. Если он приведет виновных прямо к нам и докажет свою точку зрения - он выполнил работу, для которой его наняли. Уволить его не составит труда, для этого есть достаточно времени. Я предлагаю дать ему больше времени. А пока, возможно, было бы лучше сохранить все в тайне. Мы не должны препятствовать расследованию, которого сами же и потребовали.

- Тогда пусть он делает это в свое свободное время, - прорычал Грин. - Если средства Комитета будут направлены на реализацию любой подобной фантастической идеи, я намерен отказаться от своей финансовой поддержки.

Шеф полиции Бартлетт печально покачал своей квадратной головой и почесал седеющие волосы тупым мозолистым пальцем. Он, казалось, пребывал в нерешительности. Вскочил Гелден.

- Милбэнк прав, - крикнул он. - Дайте этому быку время. Мы всегда можем уволить его, если он не справится с поставленной задачей.

"Как всегда, на стороне Милбэнка", - подумал Кент. У толстяка не было собственной воли. Что касается Кирни, Гелден с ним не считался. Если бы Милбэнк сказал ему, что черное - это белое, политик, несомненно, согласился бы.

- И все же, - сказал Бартлетт, - я бы хотел, чтобы этот чертов дурак проявил побольше здравого смысла и поменьше воображения.

Но было ли это игрой воображения? Было ли это игрой воображения, когда на улице нищих наблюдалось увеличение числа людей, что в точности соответствовало увеличению числа пропавших без вести? Было ли это плодом воображения, когда Кирни время от времени замечал гротескно искалеченную нищенку с лицом горгульи, и ее затылок напоминал ему прекрасную Эдит Мортон?

Прекрасная актриса пропала месяц назад. Сначала это выглядело как рекламный трюк. Когда доктор тоже исчез, это выглядело как тайный побег. Но при осмотре вещей пропавшей девушки были обнаружены письма, которые, вне всякого сомнения, доказывали, что, хотя доктор Арнольд и умолял Эдит выйти за него замуж, она неизменно отказывалась. Это проливает совершенно иной свет на дело. Кирни предложил свои услуги не из-за денег; он был помолвлен с Барбарой, сестрой Эдит Мортон. Он хорошо знал пропавшую девушку.

Осторожно, скованно вышел он из своего укрытия. Ни один полицейский, ни один гражданский не отправился бы в это мерзкое место в одиночку глубокой ночью. Жизнь человека здесь стоила всего, что у него было, даже если это была всего лишь одежда на нем. Третий вечер подряд Кирни не мог найти ту несчастную нищенку. Жуткое шествие закончилось.

Он осторожно выбрался из укрытия. И внезапно остановился. Двое слепых стояли возле маленькой каморки, которую он использовал в качестве убежища, и тихо курили. Бледная луна освещала их изможденные лица, поблескивала на черных очках и плакатах, висевших у них на шее. Между ними было расстояние примерно в ярд. Кирни мог либо спрятаться в кабинке и подождать, пока они уйдут, либо проскользнуть между ними.

Он решил идти напролом. А что, если они почувствуют, как он движется мимо, подумал он. Но они не могли видеть, кто это, и, если бы окликнули его, он смог бы успокоить их приглушенным рычанием безумца.

Кирни не смог подавить дрожь отвращения, когда оказался между ними. Затем он внезапно застыл. Сильные руки схватили его с обеих сторон и заломили ему руки за спину, так что сопротивление стало невозможным. Из кобуры быстро извлекли пистолет. Не было произнесено ни слова, пока похитители не вывели его из укрытия на залитую бледным лунным светом мощеную улицу.

То, что мужчины не слепые, было совершенно очевидно. Теперь они сняли черные очки и пристально смотрели на следователя. Кирни с первого взгляда понял, что оба были сильными парнями. На их худых волчьих лицах не было того тупого, отсутствующего взгляда, как у тех, кто проходил мимо этой ночью. Их холодные глаза были безжалостны. Вероятно, это были телохранители для менее удачливых попрошаек, решил Кирни. Тем больше оснований полагать, что за "Улицей нищих" стояла хитроумная организация.

- Ну, - огрызнулся один из них. - Достаточно высмотрел? Чем ты занимался, шпионил здесь последние несколько ночей?

- Отпусти меня, - сказал Кирни. - У меня с собой книжечка, в которой все объяснено.

"Книжечка" была крепким кулаком его правой руки.

- Отпустить тебя? Какого черта! У тебя был шанс, но ты вернулся снова. Мы знаем, кто ты! Да, и мы знаем, зачем ты здесь, что ты об этом скажешь?

Другой мужчина сказал:

- Заткнись, дурак. Теперь мы не можем его отпустить.

Его напарник издал низкий, пронзительный свист. К ужасу Кирни, стали появляться скрюченные, изуродованные люди, которые раньше брели домой, как в убежище. Они устремились к схваченному на улице - человек двести, а то и больше. Их пустые умы подчинялись приказам тех двоих, что держали Кирни. В странном, напряженном, бесстрастном молчании они карабкались и боролись, волоча ноги, как странные доисторические рептилии, или прыгали на костылях и тростях, словно гигантская саранча.

Кирни почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом. Пот градом катился по его лицу. Эти люди держали его железной хваткой и стояли сзади и немного сбоку, ожидая подвоха. И еще через тридцать секунд эта человеческая орда набросится на него.

- Книга, - сказал он, облизывая губы. - Я думал, что смогу заключить с вами сделку. - У него не было книги, он блефовал. Но они об этом не знали. Им может быть любопытно.

- Ба! - взорвался один из его похитителей. - Когда они с тобой разберутся, эта чертова книга будет у нас.

- Может быть. А может быть, у них не хватит здравого смысла отдать ее вам. Или, может быть, она попадет в руки кого-то, у кого слишком много здравого смысла, как у вас, парни. Человек мог бы кое-что поиметь с этой книгой. - Кирни говорил, не задумываясь. Его разум, его зачарованный взгляд был прикован к этой странной, ползущей, безмозглой толпе. Еще пятнадцать секунд и...

- Ну, теперь уже слишком поздно, - сказал разговорчивый. - Они уже здесь.

Они были здесь; море скорбящих душ, большинство из которых лишились рассудка, все с искалеченными телами, завидующие прямой и крепкой фигуре, выставленной на убой. Было бы удовольствием убить этого человека, который мог ходить, говорить и думать.

Кирни почувствовал эту извечную враждебность обреченных к сильным. Они, конечно, ограбили бы его, но самым большим удовольствием для них было бы искалечить его, а затем оборвать его жизнь. Они испытывали бы своего рода трепет, демонстрируя свое превосходство над этим сильным и хорошо сложенным существом; какой-то внутренний инстинкт, пережиток смутного прошлого, был бы отчасти удовлетворен.

Он не мог ни содрогнуться, ни вздохнуть. Его мышцы были парализованы ужасом перед судьбой, которая так уверенно смотрела ему в лицо. Его глаза расширились, когда он увидел ухмыляющееся лицо Смерти. И все же он боялся не смерти, а того, каким образом он умрет.

Первая сухая лапа потянулась к нему. Это было осторожное движение, не более чем пробный взмах, но на Кента Кирни оно подействовало так, словно его пронзил электрический разряд. Он попытался отпрянуть назад, подальше от этой ужасной армии проклятых. Но его держали крепко, словно в тисках.

Пара вялых рук вцепилась в лицо Кирни, разбрызгивая теплую кровь. Еще одна пара рук рвала на нем одежду. Еще одна пара схватила его за лодыжки - безногий калека с изрытым оспинами лицом. Кирни хрипло вскрикнул и попытался сбросить его с себя. Но человек-зверь вцепился в него, как пиявка, обеими руками крепко обхватив ноги Кирни.

- Мне нужны его ноги! - хрипло крикнул зверочеловек.

- Я хочу его руки! - крикнул другой. - Его руки, его руки, - простонал кто-то. Затем пятьдесят голосов подхватили этот крик и запели его ужасным припевом. - Дайте мне его руки, его сильные-сильные руки.

- Его глаза, - начали причитать слепые. - Отдайте мне его глаза, - рыдали они. - Его глаза, его глаза, его глаза...

Нахлынувшая волна захлестнула тех, кто держал Кирни. Им пришлось отпустить его.

- Книга, - прошептал один из них. - Нам лучше взять книгу.

Кирни боролся изо всех сил. Он вырвался из рук дюжины людей-крыс, вцепившихся в него когтями. Он схватил псевдо-слепого за горло, с безумной силой поднял его высоко и потряс над головами толпы. Это раздразнило разношерстную толпу точно так же, как дразнят голодного терьера сочной косточкой. Это лишило их последних остатков разума.

- Шпион! - отчаянно завопил Кирни. - Он шпион! Он может видеть! Хозяин послал меня поймать его. Он предатель! Он может видеть!

- Его ноги! - кричали одни. - Дайте мне его ноги!

- Его руки! - кричали другие. - Я хочу его руки!

- Его нос! Его нос! Его сердце! Я парализован, мне нужно новое сердце! Его кожа! Я обгорел. Мне нужна новая кожа...

Теперь две сотни голосов кричали, умоляли, плакали. Две сотни пар отвратительных рук пытались дотянуться до мнимого слепого, который, потеряв сознание, был разорван на части, как пучок соломы.

Тяжело дыша, готовый упасть от душевного потрясения и физической боли, но зная, что первый признак слабости приведет к немедленной расправе, Кирни пробрался сквозь лабиринт рук и ног. Он переполз через корчащиеся тела, которые не могли стоять самостоятельно. Они, в свою очередь, приняли его за одного из своих, потому что на самом деле он был похож на гигантского сухопутного краба, удирающего зализывать раны. Его одежда была изодрана в клочья, тело покрыто рубцами, порезами и синяками в тех местах, где его терзали слабые руки - слабые руки, ставшие сильными благодаря многочисленности.

Позади него бесновалась толпа; он оказался на свободе. Кирни остановился в тени низкого крыльца и стоял, тяжело дыша. Когда он пришел в себя, его первым побуждением было скользнуть в темноту, пока еще можно было уйти. Потому что, как только эти люди-падальщики покончат со своими жертвами, они начнут искать его.

Затем он подумал об Эдит Мортон. Он подумал о судьбе тех, кто был до нее, и о возможной судьбе тех, кто еще придет. И он остался.

Он прокрался по темному крыльцу на четвереньках, так было безопаснее. Он прокрался через засаленные парадные двери, закрыл их за собой и чиркнул спичкой, прикрыв ее одной рукой. У входа в фойе валялись оловянные стаканчики, карандаши, плакаты с надписью "Слепой", белые палочки с красными наконечниками, черные очки - все принадлежности профессионального слепого попрошайки.

Должно быть, это и есть тот самый дом, где они жили, решил Кирни. Он быстро погасил спичку. Нащупал в темноте плакат и повесил его себе на шею на засаленной веревочке. Его пальцы нащупали темные очки, потом трость. Затем он встал. Теперь он твердо стоял на ногах.

Расслабившись на мгновение, он вдруг осознал, что здесь пахнет, как в конюшне. Слепые нищие, должно быть, спят, сбившись в кучу, как кролики в муравейнике. От отвратительного запаха у него перехватило дыхание. Он направился к двери. Затем вспомнил, что теперь он слепой. Что, если он отважится зайти в какой-нибудь другой дом, где слепым не место? Он подумал о судьбе того, другого притворного слепого, и содрогнулся, холодный пот выступил мокрой сыпью на его израненной коже.

Он решил, что это слишком рискованное предприятие для одного человека. И все же у группы людей, вероятно, было бы гораздо меньше шансов на успех. Они никогда не узнали бы личность человека, который контролировал этих нищих, эксплуатировал их нищету ради личной выгоды. Кирни был уверен, что кто-то это сделал. То, что он услышал о мастере, определенно указывало на это.

Раздались шаги на крыльце, затем на лестнице за входной дверью. Они возвращались! Его охватила новая волна паники. Дверь открылась. Он замер. О побеге теперь не могло быть и речи. Что бы ни уготовила ему судьба, он скоро узнает об этом, поскольку в это место набилось по меньшей мере два десятка человек.

Они остановились, все разом. Кирни перестал дышать. Слишком поздно он вспомнил, что слепым не нужны глаза, чтобы видеть. Они видят, когда нервы напряжены до предела. Они видят своими руками, с помощью врожденного инстинкта, присущего каждому и доведенного до совершенства после многих лет слепоты. И теперь они почувствовали что-то враждебное, что-то другое, что-то новое в месте для слепых.

Они начали осторожно окружать его, медленно приближаясь. Лицо Кирни превратилось в застывшую маску, его дыхание, казалось, навсегда остановилось на полпути между желудком и сжатыми легкими. Они начали обнюхивать его, как стая лохматых собак. Но Кирни знал, что даже собаки гораздо менее опасны.

- Это кто-то новенький, - предположил кто-то.

Там было темно? Какая им разница? Они всегда были в темноте. Слишком поздно эти мысли пришли в голову Кирни. К осажденному следователю протиснулся крупный мужчина.

- Вы здесь новенький? - гнусаво спросил он.

- Да, - хрипло прошептал Кирни. - Я новенький.

- Знаете, где вы?

- Нет.

- М-м-м. Как вы сюда попали?

- Последовал за другим слепым.

- Хм-м-м. Вы хотите присоединиться?

- Да.

Другой обнюхивал его, ощупывал руки, лицо, ноги Кирни, сильно надавливая на зрительный нерв. Кирни даже не поморщился. Он знал, что выказать страх, ужас или даже беспокойство смертельно опасно. Слепые не боятся слепых. При этом они не вздрагивали из-за сильного давления на зрительные нервы, которые, как предполагалось, были мертвы.

После краткого осмотра здоровяк хмыкнул.

- Хорошо, я думаю, хватит. Выкладывай свою дневную выручку.

Кто-то сказал: "Подожди минутку, Джордж. Не лучше ли нам отвести его в..."

- Не бери в голову, - проворчал Джордж. - Я здесь главный. Позволь мне поступить по-своему. - И обратился к Кирни. - Давай выручку, брат.

Кирни вытащил несколько смятых купюр. Мелочи у него было немного. Но если это и вызвало у Джорджа подозрения, слепой не подал виду. Он положил ее в большую холщовую сумку, которую прятал под своим рваным пальто. Затем: "Сколько у тебя здесь?" - внезапно спросил он.

Кирни стиснул зубы. Он не мог вспомнить, было ли в купюрах две пятерки или три.

- Двенадцать девяносто пять, - в отчаянии произнес он. Джордж только хмыкнул.

Внезапно раздалось жужжание, как будто сотня пчел слетелась в дом. Все мгновенно застыли на месте.

- Это призыв, - сказал кто-то.

Джордж повторил: "Это призыв. Особое собрание. Сам Мастер должен быть здесь сегодня вечером". Обращаясь к Кирни, он сказал: "Держись поближе ко мне, брат. Мне придется посвятить тебя раньше, чем я ожидал. Мастер сегодня здесь".

Кирни, еще минуту назад чувствовавшего себя в относительной безопасности, снова охватил страх, страх перед ужасной смертью. Кем бы ни был хозяин, доктором Арнольдом или кем-то еще, он, несомненно, мог видеть. Было вполне вероятно, что он узнает следователя. Но даже если бы он этого не сделал, как Кирни мог надеяться избежать обнаружения, когда любой проведенный ими тест вскоре доказал бы, что он может видеть?

Его сердце, словно замороженное, гнало по венам ледяную воду. Он подумал о том, чтобы отстать и убежать, о том, чтобы позвать на помощь и вернуться с целой армией. Потом он понял, что они найдут только безобидную кучку нищих, ничего больше. В ходе предыдущих рейдов больше ничего и не было найдено.

Это была работа для одного человека. Несмотря на всю сложность, это был единственный шанс провести полное расследование печально известной улицы нищих.

Кирни не хотел рисковать. Затем он подумал об Эдит Мортон, о Барбаре и понял, что должен это сделать. Ему придется пройти все испытания, которые они ему предложат, даже ослепнуть, если понадобится. Он надеялся только на то, что его не узнают до того, как он сможет установить личность человека, получающего от них доход.

Он хотел получить шанс доказать свою теорию о том, что некое дьявольское чудовище в человеческом обличье с помощью научных знаний намеренно захватывает людей в плен, чтобы уничтожить их мозговую ткань. Он посылает их на улицы, безнадежно искалеченных умом и телом, выпрашивать деньги, чтобы наполнить казну Хозяина.

В кромешной тьме под домом Кирни двигался вместе с остальными членами стаи. Зловоние немытых тел заставило его задерживать дыхание. Большой Джордж провел их через то, что выглядело как катакомбы.

Луч света прорезал далекий мрак, и Кирни увидел бесформенные тела людей, которые небольшими группами проходили мимо, словно животные в джунглях. Что-то скользнуло и завизжало у него под ногами, и Кирни подавил крик отвращения. Он наступил на что-то не совсем человеческое, что ползло в темноте на парализованных конечностях. Парализованный разум в парализованном теле, мрачно подумал он. Он содрогнулся, но продолжал идти.

Они оказались в ярко освещенном подземном помещении. Помещение было таких огромных размеров, что Кирни решил, они находятся в специально сделанном подвале, из которого видна вся улица. В дальнем конце помещения он увидел клетку из прочных железных прутьев. Единственная дверь в задней части клетки вела куда-то наружу.

Затем дверь открылась, и в клетку вошел мужчина. Он был одет в рясу, похожую на монашескую, с капюшоном, надвинутым на лицо. Опознать его с такого расстояния и в такой маскировке было невозможно. Но он был похож на доктора Арнольда.

По толпе нищих пронесся тихий ропот, когда они узнали знакомого человека в плаще; самого человека они никогда не видели. Мужчина открыл маленькое окошко в клетке. "Пожертвования, - крикнул он. - Пусть глава каждого дома бросит свой мешок с деньгами в окно. Быстрее!"

Стоя рядом с ним, Кирни видел, как дрожит большой Джордж. Кем бы ни был Хозяин, он, несомненно, нагнал страху на этих несчастных людей. Вместе с дюжиной других "глав" Джордж направился к клетке. Он бросил свой мешок с деньгами в отверстие, не нащупывая его, как будто делал это много раз до этого. Затем он отошел в сторону.

Кирни догадался, что он собирается рассказать мужчине в мантии о новом члене. Он чувствовал приближение беды так же ясно, как если бы она уже надвигалась на него. И тут кто-то подошел к клетке и что-то прошептал фигуре в мантии.

У Кирни перехватило дыхание. Это был напарник мнимого слепца, который был убит. Этот человек избежал участи другого.

Человек в плаще начал бесноваться, как сумасшедший.

- Вы, проклятые идиоты, убили не того человека! - закричал он. - Черт бы вас побрал. Должно быть, мои эксперименты пошли наперекосяк. У вас совсем нет здравого смысла.

Он бушевал в безопасности своей железной клетки, и вскоре Джордж бочком подошел к нему, шепча что-то сквозь прутья. Человек в рясе перестал гневно расхаживать по комнате. Кирни инстинктивно начал отодвигаться, приближаясь к зияющему выходу слева от него.

Затем он услышал слова, которые определили его судьбу, предрешили его обреченность, приговорили его к смерти так же верно, как приговор суда: "Приведите сюда нового брата!"

На Кирни опустились руки. Он рванулся прочь, понимая, что теперь у него нет ни единого шанса, поскольку напарник убитого опознал бы его, даже если не смог бы никто другой. Выступать против двухсот недоумков было безрассудной затеей. Впрочем, было безрассудством рисковать и приходить сюда в одиночку.

Кирни оказал сопротивление. По меньшей мере четверо мужчин упали. Будь там всего дюжина или даже двадцать ужасных человеко-зверей, Кирни, возможно, сумел бы отбиться. Но две сотни или даже больше!

По первому же дикому крику удивления, который они подняли, Кирни понял, что у него нет ни единого шанса. Он продолжал сражаться, потому что его подстегивала память о том, другом, который был убит и разорван на части.

Странные полумертвые существа с визгом и ужасом ломались перед его чудовищными ударами. Но одноногие калеки были гораздо менее беспомощны, а слепые вдвойне опасны, несмотря на свои невидящие глаза. Кирни ударили костылем по голове. Затем кто-то ударил его палкой, и он упал. Воющая орда набросилась на него, он слабо сопротивлялся, пока последняя искра сознания не покинула его разум.

Он смутно слышал человека в клетке. Его вой перекрывал крики всех остальных.

- Книгу, - кричал он. - Убейте его и будь проклят, но сохраните книгу для меня, или...

Остальное было бессмысленным бормотанием слов.

Кирни почувствовал, как его безжалостно терзают, почувствовал, как кто-то роется в его одежде. Вероятно, в поисках маленькой книжки. Но никакой книжки там не было. Это была мысль, которая однажды спасла его, но теперь убьет.

Кирни открыл глаза, ему показалось, что он дышит огнем. Но когда он моргнул, то увидел, что над ним стоит кто-то с бутылкой виски в руке. Он быстро сел: это был доктор Арнольд!

- Так это были вы, - воскликнул Кирни. - Я знал это с самого начала! - Он с трудом поднялся на ноги. - Даже если это последнее, что я сделаю в этой жизни, - проскрежетал он, - я убью вас, доктор.

- Минуточку, мой мальчик. Вы немного торопитесь. Вам не приходило в голову, что, возможно, мы оба - пленники?

Кирни вытаращил глаза. Он быстро обернулся. Они находились в маленькой квадратной комнате, освещенной единственной тусклой электрической лампочкой. Мебель отсутствовала, пахло землей и плесенью. Окна также отсутствовали. Он подергал дверь. Та оказалась закрыта. Все выглядело так, как будто они действительно были заключенными.

- Тогда, если не вы, доктор, то кто?.. - Кирни запнулся. Доктор пожал плечами. Он был невысоким мужчиной, среднего возраста; страдание ясно читалось в его эстетических чертах.

- Даже если бы мы знали, что это нам даст? Мы никогда не выберемся отсюда живыми. Я в этом уверен! - Он задумчиво почесал свою двухнедельную щетину.

Кирни внезапно осознал, что он весь в бинтах. Он невольно поднял голову.

- Приказ хозяина, - объяснил доктор. - В настоящее время я чертовски хорошо о вас забочусь. - Он показал бутылку виски. - Я обязан этим и вашим травмам тоже. Хотите еще?

Кирни отказался.

- Я так понимаю, он чего-то хочет от вас, - продолжал доктор. - Что ж, пока вы ему этого не дадите, на какое-то время вы в безопасности.

Послышался скрежещущий звук отодвигаемого дерева. Оба мужчины подскочили. В верхней панели двери открылось небольшое отверстие. Показался человек в капюшоне.

- Добрый доктор прав, - хрипло сказал он. - Пока вы не отдадите книгу, вы в безопасности. Но что-то подсказывает мне, скоро вы раскроете, где она спрятана.

Внезапно раздался ужасный вой. Он был похож на согласованный вой сотни гончих в аду. Людей, но лишенных человеческого; живых, но лишенных жизни.

- Послушайте их, - усмехнулся человек в капюшоне. - Они неугомонны. Сегодня вечером они почувствовали вкус убийства. Мне пришлось пообещать им новые жертвы.

Маленькая панель закрылась так же внезапно, как открылась.

Кирни повернулся к доктору.

- Вы узнали этот голос? - спросил он.

Доктор отрицательно покачал головой.

- Боюсь, что нет. Он явно меняет свой голос. А вам он кажется знакомым?

- Смутно. Быстрее, доктор, у нас мало времени: кто был тесно связан с вами в ваших экспериментах? Кто проявлял излишний интерес? Он, должно быть, член Комитета, потому что ожидал меня.

- Там не было никого, кто был бы тесно связан с экспериментами. Эверетт Грин иногда помогал мне финансово. Он был достаточно заинтересован в этом. Но, конечно, он безупречен.

- Никто не безупречен. Скажите, вы посылали ему отчеты о своих экспериментах?

- О, да. Естественно. В мельчайших подробностях.

Кирни протянул: "А-а-а". В его глазах зажегся странный огонек, он задышал немного тяжелее. Странная полуулыбка заиграла на его измученном лице. Наконец он сказал: "Кто-то нашел очень выгодную вещь в ваших экспериментах, доктор, практикуясь на людях".

Доктор в ужасе уставился на него.

- Чепуха! - взорвался он. - Да ведь это сделало бы их безнадежными идиотами. Уродливыми недоумками!

- Да, - сухо сказал Кирни, - отличными попрошайками.

Он побоялся рассказать Арнольду о своих подозрениях, что красавица Эдит Мортон, в которую, как было известно, доктор был влюблен, стала жертвой именно такого эксперимента. Он подумал о Барбаре и содрогнулся, радуясь, что она в этом не замешана.

Дверь внезапно распахнулась. Кто-то влетел в маленькую комнату, и дверь тут же захлопнулась. Кирни поймал летящую фигуру и чуть не выпустил ее, когда увидел, кто это был.

- Барбара, - выдохнул он. - Что за чертовщина!

- Ну что ж, - сказала Барбара Мортон с большей бодростью, чем чувствовала на самом деле. - Мне сказали, что я нужна тебе, и, похоже, так оно и есть. Ты выглядишь так, словно на тебя наехал грузовик. О, вы тоже здесь, доктор. Что все это значит? Эта ужасная улица...

Кирни только и мог, что таращиться на нее.

- Они уже нашли вашу сестру? - быстро спросил доктор.

Кирни застонал, когда Барбара покачала головой.

- Нет, - призналась она. - И еще одна плохая новость: Эверетт Грин пропал.

- Грин, - произнесли мужчины одними губами и многозначительно переглянулись. В конце концов, это мог быть Грин, подумали они.

Внезапно снаружи раздался взрыв. Воздух за дверью наполнился пронзительными криками. Две сотни полубезумных голосов громко требовали: "Его глаза! Я хочу его глаза!" "Его губы!" "Я хочу его сердце!" "Его голова! Его голова! Моя голова постоянно болит!" "Мне нужна нога!.."

- Что это? - в ужасе прошептала Барбара. Она прижалась к Кирни, дрожа всем телом. Кент крепко обнял ее, испуганный почти так же сильно, как и она. Скоро настанет их очередь! Кого это сборище идиотов разрывало на куски сейчас?

Маленькая панель отодвинулась. Человек в капюшоне, стоявший у решетки, взглянул на обреченную троицу.

- Это пришел конец Эверетту Грину, - сообщил он им и хмыкнул. - Слишком тощий. Они хотят большего... Да, но только не девочку, из нее получится привлекательная попрошайка.

Барбара подавила крик. Ее сотрясала ужасная дрожь.

- Если это был Эверетт Грин, - сказал Кирни человеку в капюшоне. - Если это был Грин, то теперь я знаю, кто вы такой.

- Кто же?

- Вы, должно быть, Бут Милбэнк.

Фигура в рясе запрокинула голову и рассмеялась, монашеский капюшон соскользнул с нее, открыв толстое потное лицо Уилла Гелдена. Он быстро натянул капюшон снова и с проклятием захлопнул панель.

Трое заключенных вопросительно посмотрели друг на друга; они все видели это лицо. Но что-то не сходилось! Грин - да, потому что Грин интересовался экспериментами доктора Арнольда; он тайно получал полные отчеты доктора; применив полученные знания, он мог бы найти им применение. Милбэнк, да, тоже, потому что Милбэнк был партнером Грина; он мог украсть секретные отчеты доктора из сейфа Грина и использовать содержащиеся в них знания в своих корыстных целях для получения финансовой выгоды. Но Гелден постоянно подвергался преследованиям! И у него хватило смелости и мозгов на такую грандиозную авантюру?!!

Но... ведь это же был он?

- Чепуха, - пробормотал Кирни. - Милбэнк, должно быть, стоит за всем этим. Гелден никогда ничего не делал без Милбэнка.

Его слова были прерваны внезапно распахнувшейся дверью. Кого-то втолкнули в комнату, и дверь быстро захлопнулась. На сыром земляном полу лежал стонущий мужчина. Все трое поспешили к нему, Кирни поднял его на ноги. Они посмотрели ему в лицо, а затем переглянулись. Это был Бут Милбэнк.

- Полагаю, я должен перед вами извиниться, - сказал Кирби. - Минуту назад я подозревал, что все это дело затеяли вы.

- Вы знаете, кто этот монстр? - недовольно прошептал Милбэнк. - Вы поверите, если я вам расскажу?

- Мы уже знаем, - заверил его Кирни. - Ваш червяк набросился на вас. - Он вздохнул он. - А я подозревал вас.

- Меня? Вы подозревали меня? - Милбэнк всхлипнул. - Мы никогда не выберемся отсюда живыми, - причитал он. - А если и выберемся, он превратит всех нас в полоумных попрошаек! - Вид Милбэнка был ужасен.

Маленькая дверная панель приоткрылась. Гелден, лицо которого все еще скрывал капюшон, крикнул: ""Ты чертовски прав, тебе не выбраться отсюда живым! Но если ты не хочешь повторить судьбу Грина, то убедишь Кирни рассказать мне, что он сделал со своей проклятой записной книжкой".

Когда он замолчал, они услышали нечестивое пение безмозглых существ где-то снаружи. "Ноги, мы хотим ноги... Руку... голову... Я хочу новое лицо!.."

Заключенные закрыли уши, чтобы не слышать криков; их сердца бешено колотились. Заметив это, Гелден отдал приказ кому-то позади себя. Мгновение спустя скрюченное существо было поднято к железной решетке двери.

Кирни в тревоге вскрикнул. Это была та самая жалкая нищенка, которая возбудила его любопытство несколько дней назад. Та, которую он с тех пор искал. Та, которую он считал созданной по образу и подобию пропавшей красавицы Эдит Мортон!

Кирни с радостью рассказал бы, где он спрятал свою записную книжку, если бы такая книжка существовала. Он понимал, теперь уже слишком поздно говорить Гелдену, что она была выдумкой. Поверил бы в это Гелден или нет, результат был бы тот же. Он спрятал лицо Барбары в своем рваном пальто; она не должна была этого видеть.

- Видите это? - зарычал Гелден. - Смотрите внимательнее. Вы видите, кто это? Вы узнаете Эдит Мортон, великую красавицу сцены? Ха, теперь она не красавица, она просто нищенка, работающая на меня, как и остальные идиотки. Именно благодаря секретным отчетам доктора я знаю, как создавать идиотов. Я украл их у Грина, если хотите знать. - Он начал хохотать как сумасшедший. - Думаю, я всех вас изуродую!

Услышав имя Эдит Мортон, Барбара резко обернулась. И когда она посмотрела на то, что когда-то было ее сестрой, то внезапно поняла, что это правда. Из ее горла вырвался один-единственный пронзительный крик, а затем, к счастью, она потеряла сознание.

Кирни опустил ее на земляной пол. Отчасти ожидая такого откровения, он был более защищен от психического потрясения. Но доктор все еще недоверчиво смотрел на изуродованную женщину, которую Гелден показывал им. Когда-то он любил эту женщину. Теперь он понял, что его эксперименты, проведенные в надежде продвинуть науку вперед, стали невинной причиной нынешнего состояния Эдит Мортон - и скольких еще, он мог только догадываться.

Внезапно мозг доктора Арнольда взорвался от осознания этого. Он стал таким же идиотом, как и Эдит Мортон, за исключением одного: его жажды мести. Вместо того, чтобы бесполезно рычать от ярости, он стоял, опустив голову, и плакал в свои спутанные усы. Внешне он был спокоен, за исключением этого простого проявления эмоций.

- Подумайте об этом, - посоветовал Гелден. - И займитесь Кирни, доктор. Вы следующий, кто успокоит стаю, если только не узнаете, где книга. - Панель закрылась.

Кирни подошел к доктору.

- Есть кое-что, что вы должны знать, - сказал он. Посмотрел на неподвижное тело девушки, к счастью, все еще пребывавшей в забытьи. И обратился к съежившемуся Милбэнку. - Вы тоже, Милбэнк. Вам тоже следует знать. Наше дело безнадежно, никакой книги нет.

Милбэнк вскочил на ноги.

- Что? Вы имеете в виду, что?.. Стража, стража. Гелден! Гелден! Откройте! Дайте нам свободу! Здесь нет...

Кирни схватил визжащего мужчину и зажал ему рот рукой.

- Заткнитесь, идиот! - прохрипел он.

Но Милбэнк словно сошел с ума. Он вырвался из рук Кирни.

- Освободите нас! - закричал он. - Выпустите нас, Гелден. Нет никакой книги!

Казалось, он полностью потерял контроль над собой, обезумев от страха.

Кирни снова схватил его и зажал ему рот рукой. Маленькая панель скользнула в сторону.

- Что это за крики? - спросил Гелден.

Затем он увидел, как Кирни вцепился в Милбэнка мертвой хваткой. Было очевидно, что Милбэнк пытается что-то сказать - что-то, чего Кирни не хотел, чтобы Гелден услышал. Мгновение спустя дверь со скрипом отворилась на старых петлях. Гелден ворвался в комнату с автоматическим пистолетом 45-го калибра, тускло поблескивавшим в широком рукаве его монашеской рясы. За его спиной стояли двое других с пистолетами в руках. В одном из них Кирни узнал мнимого слепого, который схватил его ранее.

- Давайте послушаем, что скажет Милбэнк, - резко сказал Гелден. - Ну же. Отпустите его, или я стреляю!

- Вот как? - Кирни развернул Милбэнка так, что тот заслонил его своим телом. - Стреляйте! - предложил он. - Я хочу, чтобы вы выстрелили в Милбэнка!

Гелден отступил, полностью потеряв бдительность.

- Эта крыса все еще ваш босс, Гелден, ты меня не обманешь. Я так думал раньше, а теперь уверен в этом. У меня возникли подозрения, когда он заявился сюда сразу после того, как я обвинил его в том, что он здесь большая шишка. Он был свеж, как ромашка. Должно быть, все это время он был рядом.

- Теперь, узнав о книге, - в любом случае, именно ради этого он здесь, - он начал вести себя как сумасшедший, вместо того чтобы обдумать все рационально. Именно так поступил бы невинный человек в подобных обстоятельствах. Вместо этого он спешит сообщить новость - чтобы поскорее убраться, оставив нас здесь. Стреляй, Гелден. Ха! Я вижу, ты не собираешься этого делать. Тогда я прав, Гелден, я прав. И я собираюсь придушить эту крысу. - Его хватка на горле Милбэнка усилилась.

Трое бандитов отступили еще на шаг.

- К черту все это! - закричал один из них. - Давайте убираться к черту!

Милбэнк отдернул голову. Теперь его ужас был настоящим, а не притворным, когда он закричал: "Не бросайте меня, крысы! Гелден! Гелден!"

Для Гелдена уже давно стало привычным подчиняться приказам Милбэнка. Он снова бросился вперед, заставив двух других бандитов следовать за собой. Тем временем доктор перестал плакать. Он подбирался все ближе и ближе к двери, к бандитам. Он ждал своего шанса. Все равно, убьет он Милбэнка, или Гелдена, или любого из их двух помощников. Его внезапно искалеченный мозг кричал: "Убей!" Но он отличал друзей от врагов.

Последним отчаянным рывком Милбэнк высвободился. Теперь Кирни оказался открыт для огня. Гелден поднял пистолет. Его капюшон был опущен, больше не было необходимости притворяться. С такого близкого расстояния он не мог промахнуться. Но он не стал рисковать и прицелился медленно.

Кирни, завороженный, невольно наблюдал, как палец Гелдена медленно напрягся на спусковом крючке. Он приготовился к прыжку слишком поздно.

Пистолет в руке Гелдена взорвался. Но одновременно с его захлебывающимся ревом обезумевший доктор бросился вперед. Пуля попала ему в бок. Но это его не обеспокоило, он даже не заметил этого. Потому что его руки оказались на горле Гелдена. Сила, с которой доктор бросился на него, сбила Гелдена с ног. Двое мужчин отчаянно катались по грязному полу, схватившись не на жизнь, а на смерть.

Пока двое вооруженных мужчин стояли, вытаращив глаза, слишком ошеломленные, чтобы сообразить, что делать, Кирни снова схватил Милбэнка. Но на этот раз он не стал его удерживать. Вместо этого он сбил его с ног и швырнул на тесно стоящую пару с пистолетами в руках, охранявшими открытую дверь. Милбэнк попал в них. Все трое рухнули на землю, молотя руками и ногами воздух. Их пистолеты разлетелись в стороны.

Кирни схватил пистолет и отступил назад. Когда все трое поднялись на ноги, пистолет был уже направлен в их сторону.

Когда они увидели, какой оборот приняли события, у них перехватило дыхание. Мнимый слепой совсем потерял голову. Рискуя получить пулю из пистолета Кирни, он опустился на четвереньки и выбрался через открытую дверь.

Кирни не выстрелил. Он не позволил бы ничему отвлечь его от Милбэнка. Но мгновение спустя они услышали эти ужасные крики: "Рука... Нога... Его глаза!.." Они поняли, что произошло; этот человек все-таки не избежал смерти.

- Они схватили его! - прошептал Милбэнк. Он облизнул губы. Казалось, он впервые осознал, какая это ужасная смерть - быть разорванным на части полуголодными идиотами-полулюдьми. - Отпустите меня! Отпустите меня! - прошептал он.

Кирни не обратил на него внимания; он был занят тем, что краем глаза наблюдал за схваткой у своих ног. Гелден теперь был совершенно неподвижен. Доктор спокойно вдалбливал его голову в мягкий дерн пола. Затем он отшвырнул от себя тело и встал. Гелден был мертв, его монашеская ряса пропиталась кровью. Доктор поднял пистолет Гелдена и слабо пошатнулся. С его бока капала кровь.

Стрелок, стоявший рядом с Милбэнком, внезапно заметил блеск металла у своих ног. Кирни слегка повернул голову и сказал врачу: "Вы ранены".

Стрелок сделал движение. Он схватил пистолет, и Кирни, резко развернувшись, выстрелил. Стрелок с тихим вздохом упал на землю. Милбэнк отскочил на ярд, чтобы убраться с пути падающего тела.

Внезапно за дверью камеры послышалось надрывное пение. "Руку... ногу... Я хочу его жизнь!"

Все в ужасе повернулись к двери. Они были здесь, эта безумная орда! Это был конец для всех них! И пока они смотрели полными страха глазами, тело стрелка, лежавшее в дверном проеме, внезапно зашевелилось! Затем все отчетливо увидели, как шесть пар изуродованных рук подняли его, на мгновение увидели шесть безумных, ухмыляющихся лиц. Тело и лица исчезли!

- Они на свободе! - крикнул Милбэнк. - Нам всем конец. Они выбрались! Этот чертов придурок с пистолетом оставил дверь открытой!

Он бросился к двери камеры, чтобы захлопнуть ее. Но не успел переступить порог, как пара ужасных когтей схватила его; на него уставилось ухмыляющееся идиотское лицо, покрытое страшными шрамами, словно обожженное кислотой. Милбэнк закричал, а в следующее мгновение исчез из виду.

Кирни бросился к двери и выскочил в коридор. Милбэнка, жалобно вопящего, быстро уносила группа отвратительных недоумков. Кирни выстрелил, и один из калек упал.

Милбэнк начал вырываться, когда Кирни побежал за ними. Милбэнк попытался высвободиться. Но из темных проходов по всему коридору появилось еще больше идиотов. Они прижали Милбэнка к себе и начали свое ужасное скандирование, убегая по коридору со своим призом.

- Динамит! - крикнул Милбэнк. - В полу камеры! Откопайте его! О-о-о!.. - Затем его крики были заглушены гораздо более громкими, гораздо более яростными криками полоумных.

Кирни смахнул пот с глаз и развернулся. Странного вида зверочеловек выскользнул из тени. Кирни выстрелил. Уродливое, зловонное существо тяжело упало. Никто не схватил его, когда он пробежал несколько шагов до двери. Затем набросились, внезапно, молча. Кирни стряхнул их с себя, стреляя, ругаясь на них. Он прыгнул внутрь камеры и с грохотом захлопнул дверь.

Доктор Арнольд стоял на коленях, держа в руках пистолет. В его глазах было странное спокойствие, теперь он выглядел вполне нормальным.

- Я ждал, - терпеливо сказал он. - Если бы они вошли сюда, я бы убил девушку.

Барбара сидела, едва приходя в себя после пережитого ужасного испытания. Казалось, она ничего не понимала. Ее мозг был слишком затуманен, чтобы осознать происходящее, и Кирни почувствовал благодарность.

- Динамит, - сказал Кирни доктору. - Он зарыт здесь в полу. Мы все равно обречены. Это лучший выход.

Он начал копать руками. Доктор подполз и начал помогать дрожащими пальцами. Через десять минут усердного копания тайник был обнаружен. Доктор быстро слабел; он осел на пол.

Внезапно раздался стук в дверь камеры. Мужчины застыли. Могла ли помощь прийти в последнюю минуту? Стук повторился. Затем дверь начала сильно дребезжать. Мгновение спустя открылась небольшая раздвижная панель. В комнату заглянуло лицо, но такое, какое можно увидеть в самом жутком кошмаре. У него не было ни губ, ни рта, ни носа.

- Мы пришли за вами, - сказало оно.

Кирни почувствовал, как у него скрутило живот.

- Быстрее, - сказал он доктору. - Спички.

- Спички, - попросил доктор. - Скорее.

Затем он упал на тайник, закрыв глаза.

Кирни безуспешно обыскал его карманы. Он подошел к распростертому телу Гелдена в просторной монашеской рясе. Сдернул рясу, и тут ему в голову пришла идея. Он оттащил тело так, чтобы его не было видно тому, что зияло в маленьком окошке, сорвал с него пропитанную кровью рясу и быстро надел ее. Это была ряса, которую они научились бояться и уважать, внезапно подумал Кирни, иначе они не стали бы похищать Бута Милбэнка!

Дверь снова начала дребезжать. Затем послышалось то же самое исполненное ужаса песнопение. В дверь яростно врезались люди, у которых даже не хватило ума попытаться открыть ее. Древние петли начали поддаваться под постоянными, сильными ударами. Внезапно она треснула и подалась внутрь. Еще мгновение, и они увидят рясу. Пение прекратилось.

Пришедшие полулюди застыли на месте. Потому что перед ними была грозная фигура, которой их учили бояться и которой они подчинялись, - человек в монашеском капюшоне и рясе. Они в замешательстве начали пятиться. Заметив это, Кирни величественно поднял руку.

- Назад! - взревел он. - Возвращайтесь туда, где ваше место, каждый из вас!

Мгновение они стояли в нерешительности. Затем покорно повернулись и бесшумно заскользили прочь. Кирни почувствовал слабость от нервного напряжения. Он прислонился к стене.

- Док, - прошептал он. - Теперь мы можем выходить.

Доктор не ответил. Кирни склонился над ним, пощупал пульс; тот не подавал признаков жизни. Кирни вздохнул. Он поднял девушку на ноги; ее глаза были широко раскрыты; она еще много дней ничего не будет чувствовать.

Кирни подобрал пистолет, который совсем недавно принадлежал Гелдену. Тот был почти полностью заряжен, и доктору он больше не понадобится. Но Кирни хотел быть наготове, если упрямые идиоты выйдут из-под контроля. В кармане монашеской рясы он нашел фонарик.

Медленно, осторожно, ведя Барбару за руку, как ребенка, Кирни двинулся вперед. Извилистый путь вел их через лабиринт переходов. Но Кирни старался держаться подальше от шума голосов, который указывал на зал собраний нищих. Наконец, он нашел лестницу. Оттуда они всего за несколько минут добрались до улицы - улицы нищих.

Кирни сорвал с головы окровавленный монашеский капюшон, сорвал с себя скомканную рясу. Словно по сигналу, под землей внезапно раздался глухой грохот. Доктор Арнольд был не совсем мертв; он нажал на взрыватель!

В считанные секунды пламя начало лизать хрупкие обломки домов. Густые клубы черного дыма поднялись вверх, смешиваясь с бледными лунными лучами.

Второй, более страшный взрыв сотряс землю, на которой они стояли. Новые языки пламени затрещали и протянули огненные пальцы к небу, безутешно цепляясь за лунные лучи, словно души тонущих людей. Дома по обе стороны улицы превратились в пыльные красные угольки, которые светились белым и искрились, будто знали, что их жизнь коротка. Раскаленный добела жар обжигал их лица, терзая легкие с каждым глотком воздуха.

Кирни накинул девушке на голову свое рваное пальто, чтобы защитить ее от летящих искр, и решительно повел прочь.

Внезапно Барбара остановилась.

- Эдит, - всхлипнула она внезапно. - Мы забыли об Эдит.

Но, вспомнив, каким очаровательным созданием была Эдит Мортон, и во что превратила ее жадность мужчины, Кирни вздохнул.

- Так будет лучше, - сказал он.

Освещенная ревущим красным пламенем ада, улица нищих приобрела священное золотое великолепие, какого никогда не знала в своей нечестивой жизни. Казалось, сами булыжники древней улицы приветствовали эту огненную форму духовного освобождения, чтобы однажды улица могла восстать, подобно фениксу, чистая и сильная, из мертвого пепла прошлого.

Оказавшись подальше от опасности, грозившей в центре улицы, они устремились в безопасное место.

СМЕРТЬ ПОНЕВОЛЕ

Эдгар Аллан Мартин

Да, я всего лишь дилетант в искусстве гипноза, но даже дилетант может узнать много запретного, перечитывая забытые книги. Возможно, я действительно бегло просмотрел страницы, на которых был описан этот ужасный эксперимент. Возможно... возможно, мой разум оказался недостаточно силен. Хотя я в это не верю - ведь как мог я желать, чтобы произошло это ужасное событие?

Сейчас половина двенадцатого. Чтобы успеть все записать, мне необходимо поторопиться...

Я экспериментировал с Хелен много месяцев. Она безоговорочно доверяла мне. Почему бы и нет? Я нежно любил ее, а она любила меня.

После первого месяца ночных экспериментов она потеряла контроль над ситуацией. Я мог бы загипнотизировать ее по своему желанию, просто пожелав этого. Так как же кто-то может сказать, что мой разум слаб? Сильный и здравомыслящий. Определенно здравомыслящий. На самом деле: слишком здравомыслящий, слишком сильный. Если бы мой разум был слабее, этот астральный кошмар, возможно, никогда бы не стал реальностью...

Я навещал Хелен в ее маленьком коттедже неподалеку от моего дома. Скоро мы должны были пожениться. Когда ее золотистая, сонная головка лежала на моем плече, а ее полное, чистое тело покоилось в изгибе моей руки, мы говорили о том, как чудесно будем проводить время. Ну, на самом деле мы не разговаривали - мы не использовали ни слов, ни звуков. Некоторые называют это телепатией. Тем не менее, это было не так, хотя идея была та же.

Я гипнотизировал Хелен, затем будил ее до тех пор, пока она не оказывалась на грани пробуждения, и удерживал ее в таком состоянии. Затем, слегка загипнотизировав себя, мы могли беседовать свободно и без устали. Наши мысли принадлежали друг другу.

В ходе нашего мысленного разговора я вспомнил, что читал древнюю персидскую книгу об экспериментах с астральным телом. Я вспомнил, как, к сожалению, вспоминаю и сейчас, что так и не закончил читать эту книгу. На самом деле, перевод с иранского настолько трудоемок для меня, что я изучил только метод освобождения астрального тела.

Я попросил Хелен сесть и внимательно прислушаться к моим мыслям. Я попросил ее закрыть глаза и мысленно представить комнату, в которой она находится. Представила перед своими закрытыми глазами расположение мебели и ламп, брошенную книгу на полу и саму себя.

Прошло несколько мгновений, пока она пыталась справиться с этим новым и необычным заданием. Но вскоре она увидела комнату отчетливо: сквозь закрытые веки она могла даже заметить движение легкой занавески, шелестевшей от слабого ветерка. Я ликовал и приказал ей внимательно оглядеться по сторонам, не двигаясь, пока она не почувствует легкость, а затем встать.

Минута или две прошли в молчании. Тяжелом молчании, которое я должен был бы принять за предчувствие рока. Но я был слишком увлечен, чтобы обращать внимание на подобные вещи.

Наконец она подумала: "Что же мне теперь делать?"

Я велел ей встать.

"Я попробую", - подумала она.

Хелен все еще сидела на диване. Ее глаза были закрыты, и глубокое ровное дыхание колыхало глубокий вырез ее платья. Ее руки нежно лежали на животе. Но ее разум парил в воздухе рядом со мной. Эксперимент удался!

Я велел ей повернуться и посмотреть на кушетку. Но едва эти мысли сформировались в моей голове, как в оболочке, которая там сидела, произошла пугающая перемена. Я знал, что это не Хелен, потому что ее разум рядом со мной пытался задать вопрос.

Веки Хелен тяжело открылись, как будто разум, который управлял ими, не был уверен в своей силе. Затем глаза, поразительно мудрые и древние, злобно уставились на меня, как будто они могли видеть вопящий разум Хелен. Пронзительные вопросы, затем мольба вернуть ей ее тело.

На мгновение мой ошеломленный разум не понял, что произошло. Затем я понял, что бездомный, блуждающий земной дух нашел то, что искал, - пустое тело - тело, в котором есть жизнь, но нет разума - и вошел в него. Тело Хелен.

Он был старым и злым духом. И когда я умолял его уйти, он смеялся. Издевательски смеялся! Я разозлился и пригрозил ему, но он все равно смеялся. Торжествующе хохотал.

Возможно, тогда я действительно немного сошел с ума. Но кому не приходилось видеть ужасающих вещей, которые последовали за этим?

Изящные руки Хелен судорожно подергивались, как у наркоманки, обезумевшей от недостатка наркотиков, а ее прелестный ротик, пуская слюни, выдавливал из себя кощунственные заклинания.

В полумраке комнаты казалось, что щеки Хелен стали ввалившимися, а скулы заострились. Под глазами у нее появились темные морщинки, которые быстро распространялись по всему лицу.

Глаза в глубоко запавших глазницах становились все ярче и ярче, пока я не подумал, что они вот-вот вспыхнут пламенем. Их блеск, казалось, добавлял света в душную комнату. Губы Хелен изогнулись в насмешливой улыбке, и внезапно я заметил, что ее лицо почернело и постарело. Затем ее золотистые волосы превратились в платиновые, в сияющее серебро...

Через пять минут Хелен превратилась в старуху!

Но преображение еще не было закончено. Блеск в ее глазах сохранился, но немного потускнел, когда они слегка прикрылись и уголки их приподнялись. Лицо стало молодым и красивым, азиатского типа, почти ангельским, но темный оттенок, похожий на глубокий загар, остался. Он быстро распространился по шее Хелен и остановился там. Как будто невидимая рука провела мистическую демаркационную линию у ее основания, и распространение прекратилось. Голова Хелен превратилась в голову молодой светловолосой азиатки.

Пышное тело Хелен резко приподнялось. Ее невинные голубые глаза, теперь насмешливые и манящие, были налиты кровью, и в их черной глубине читалось торжество над смертью.

Но мысли Хелен все еще витали где-то рядом со мной. Ее дух все еще рыдал и умолял в моем мозгу, в то время как демон обрел контроль над ее телом.

Из глубины горла Хелен донеслось мягкое манящее мурлыканье, и ее губы вопросительно дрогнули. Я попятился за стол, когда кошмар приблизился. Демон разозлился и поспешил за мной отвратительной переваливающейся походкой, от которой тело Хелен конвульсивно задрожало.

С торжествующим ревом демон прыгнул на меня, и мы рухнули на пол. Я быстрым движением отогнал ужас и вскочил на ноги. Демон зарычал и присел на корточки. Подобно атакующей змее, свернувшейся кольцом и напрягшейся, уверенной в своей жертве, тело Хелен повторяло движения за мной.

Внезапно я понял, что делать. Я приказал демону покинуть тело Хелен, или я уничтожу его. С губ азиатки сорвалось насмешливое мурлыканье, а глаза опасно сверкнули. И он, и я оба знали, что не в моей власти управлять его разумом.

Я отступил в сторону, когда демон бросился на меня, и предупредил ужас, что все еще контролирую тело Хелен. Когда сознание Хелен исчезло, тело, долгое время привыкшее к моим командам, стало повиноваться мне. Теперь оно подчинялось бы моим внушениям даже в большей степени, чем тогда, когда подсознание Хелен сопротивлялось им.

Но демон все равно продвигался вперед.

Я начал действовать, я приказал нервам тела Хелен отразить вторжение. Точных слов я не помню. Я имел в виду, что тело должно прекратить действовать и игнорировать приказы демона. Но в тот момент забыл о своем полном контроле над бедным телом Хелен. То, что я имел в виду, и то, что я сказал, - это две разные вещи.

Тело Хелен восприняло мои слова буквально. Внезапно с ее телом произошли ужасающие изменения. Оно раздулось и треснуло в тысяче мест. Плоть превратилась в поток сочащейся крови.

Все было кончено в одно мгновение. Я ничего не мог поделать. Когда кровь отхлынула, я увидел ужасное лицо бедной Хелен - сеть тонких красных линий. Обнаженные нервы пронизывали ее тело, словно сюрреалистическая мечта о чувствах.

Сейчас без десяти двенадцать. Осталось не так много времени. Говорят, у меня на руках была кровь. Конечно, мои руки были в крови. Разве я не плакал над ее бедным изувеченным телом за час до того, как позвонил в полицию? Я безумно любил ее. Возможно, я был не в своем уме, поскольку помню, что в своем безумии пробовал все виды искусственного дыхания, чтобы оживить свою любовь. Возможно, я был сумасшедшим, когда делал это - любой мог видеть, что она мертва.

Даже Хелен, кажется, чувствует мое напряжение по мере приближения этого часа. "Томас. Томас, - мысленно взывает она ко мне. - Подойдет любое тело, Томас. Ты мог бы достать мне другое тело - новорожденного ребенка".

Но как я могу исполнить желание моей любимой Хелен? Я бессилен!

На суде сказали, что я убил свою Хелен неизвестным способом. Я пытался объяснить, но никто не поверил моей истории. Меня назвали сумасшедшим! Да, на мгновение я сошел с ума. Я знаю, что было - откуда у меня эта кровь на руках.

Но я не убивал ее! Это была ужасная ошибка. Почему я должен был убивать ее? Убить свою любовь? Это все сон: так и должно быть! Этого не могло случиться...

Без двух минут двенадцать...

Я слышу шаги в коридоре. Мрачное эхо отражается от холодных стен. Это будет облегчением. Правда! если бы я был свободен, я мог бы найти тело для Хелен, чьи пронзительные мысли сводят меня с ума и мучают. Она знает! Она знает, что обречена на вечную жизнь. Вечная жизнь в подвешенном состоянии между светом и тенью. Но что я могу сделать? Что я могу сделать? Что я могу сделать? Я знаю. Я знаю! У меня это есть! Почему я не подумал об этом раньше? Ничего особенного! Да, меня это тоже обрекает на гибель, но...

Полночь...

Они уже у двери. Эти ненавистные люди, которые позаботятся о том, чтобы по законам невежественного суда я был повешен за шею, пока не умру. Они возятся с замком. У меня есть несколько мгновений: их едва хватает, но я могу это сделать. Я могу это сделать! Я гипнотизировал сам себя множество раз. На это требуется всего секунда. Просто засыпаю - вот так просто - и представляю себе комнату. Эту камеру, вокруг себя, и встаю...

Через мгновение я буду с Хелен. Возможно, наши астральные тела смогут найти новые дома и жить вечно в бессмертном мире и любви...

ПСЫ ЧИСТИЛИЩА

Эрик Тэйн

Молния сверкнула в черной мгле полуночного неба, и бесплодные земли содрогнулись от последовавшего за этим раската грома, как от землетрясения. У меня по коже пробежали мурашки от воздуха, который был так насыщен электричеством, что волосы встали дыбом, словно мех. А также от другого чувства, в котором мне не хотелось признаваться, но от которого мои вены превратились в лед, хотя я отчаянно боролся с ним.

Ужас!

Вот оно снова! В гробовой тишине, воцарившейся на земле после того, как стих раскат грома, и перед тем, как сверкнула следующая молния, словно алая кровь, брызнувшая с трупа неба, раздался тихий-тихий стон, не человеческий и не звериный. Крик какого-то существа, вырвавшегося из самого чистилища и отправившегося бродить по этой странной земле с выветренными каньонами, ущельями и сухими ручьями, в которой стоял замок Джонатана Корригана.

Но Джонатан Корриган был мертв, его горло перегрызло какое-то чудовище, какое мог вообразить только мозг, блуждающий в призрачном ужасе. Я, Эдвард Корриган, его внук, унаследовал эту мрачную груду камней, которую прадед Корригана построил здесь, в бесплодных землях Монтаны.

Это был мрачный особняк в каньоне, куда солнце заглядывало только в полдень. Расположенный в глубине страны, настолько фантастически высеченной из песчаника под воздействием ветра и дождей, длившихся два миллиона лет, что индейцы метко назвали его на своем языке "Остывший ад". Это была страна, обиталище призраков, подходящая для того, чтобы по ней бродили демоны и волосатые твари ада.

- Здесь и сейчас бродят гончие чистилища, - сказал Локк, когда я приехал две недели назад.

Локк был хранителем этого замка; худой, костлявый человек с измученным лицом и вытаращенными глазами.

- Они выследили Джонатана Корригана и разорвали ему горло в клочья. Они доберутся и до вас, потому что вы последний из Корриганов, последний из рода, который Иезекииль Корриган очернил своими злодеяниями.

Иезекииль Корриган, прадед Корриганов, был самым жестокосердным человеком на свете, хотя, отдавая ему должное, скажу, что таким его сделали обстоятельства. Он приехал из Бостона в Скалистые горы в первые дни существования Запада, чтобы торговать. Индейцы тут же подвергли его пыткам и сняли с него скальп. Эти испытания исказили его рассудок.

Но прежде чем умереть от пули ренегата, он сколотил состояние и построил этот мрачный замок в тени, куда проникало только полуденное солнце, построил его на средства, полученные нечестным путем, пытками, шантажом и террором.

Как Иезекииль Корриган умер насильственной смертью, так и его сын умер насильственной смертью, и его сын, мой отец, умер насильственной смертью. Теперь только я один нес в себе черную кровь Корриганов. Иезекииль Корриган погиб от пули ренегата; его внук - в автомобильной катастрофе; его сын, который охранял замок, - от волосатых, страшных существ, которые проделали огромную зияющую дыру в его горле. Эти волосатые твари, по словам Локка, теперь охотились за мной.

- Все это полная чушь, - сказал я себе. Я придержал лошадь, на которой ехал по тропе, ведущей в Уитлэш, железнодорожный городок в пятнадцати милях отсюда, где должен был встретиться с Элис, моей невестой. Мрачность замка теней затронула разум Локка, окрасив его версию смерти деда в другие цвета.

- Там он лежал, его седая голова была вся в крови, а эти твари рвали его горло. Дюжина - твари из чистилища, говорю я. Все они сияли в ночи и были красными от крови Джонатана Корригана. Адская свора из чистилища, говорю я. Индейские знахари прокляли это место, и теперь проклятие сбылось! Гончие чистилища вырвались на свободу, и они доберутся до вас, как добрались до Джонатана Корригана.

По правде говоря, Джонатана Корригана нашли под насыпью неподалеку от его замка с разорванным в клочья горлом. Он мог умереть от сердечной недостаточности, и койоты могли перегрызть ему горло. Но, опять же, Локк, возможно, прав...

- Я все это видел! Он шел, и вдруг стая, издавая такой шум, какого вы никогда не слышали на земле, устремилась к нему. Дюжина гончих, и все они горели адским пламенем. Они навалились на него, и у него не было ни единого шанса. И его кровь, забрызгав их пылающую шерсть, оставила красные пятна на пламени, или блеске, или чем бы это ни было...

Это случилось две недели назад, и с тех пор по ночам время от времени раздавался тихий длинный стон, похожий на лай гончей. Но не земной гончей - чего-то, вызванного проклятием из преисподней, чтобы уничтожить черную кровь Корриганов. Это был звук, который я приписал волкам, но Локк утверждал, что в бесплодных землях нет волков, только койоты, и их вой был другим.

Разозлившись на себя за суеверный трепет, который испытал, я послал к черту этого худого человека и продолжил строить планы относительно замка. Элис проявила к нему интерес. Это было ее предложение, чтобы мы проводили в нем лето после свадьбы, а зимой жили на востоке. Это было также ее предложение, чтобы мы превратили это место в ранчо, поскольку состояние Корриганов сократилось почти до нуля.

И хотя я запретил ей приезжать, пока не осмотрю все как следует, сегодня днем пришла телеграмма, в которой сообщалось, что она не может ждать и приезжает немедленно. От ковбоя, доставившего телеграмму, я узнал, что поезд прибывает около полуночи. Поскольку в привокзальном городке не было гостиниц, я знал, что мне придется сразу же отвезти ее в замок теней. И вот я ехал в город верхом, ведя за собой другую лошадь для Элис.

И откуда-то из глубин бесплодных земель появилась адская стая - эти огненные твари из обители огня, жаждущие моей крови. Во мне проснулся ужас, но я отчаянно боролся с ним. В конце концов, Джонатан Корриган был убит совершенно обычным образом, - койоты перегрызли ему горло.

Локк был безумным старым дураком, чье искаженное воображение заставляло его видеть разные вещи, а слабый слух - слышать их. Таким образом, я подавил свою панику, заставил себя, но без особого успеха, смотреть на обстоятельства в холодном свете разума.

Проклиная гром, но страшась наступившей тишины, я продолжал путь. Дождя пока не было, хотя зловещая сырость в воздухе предвещала ливень, который превратит сухие русла в ревущие потоки. Но поскольку штормы в этой стране, как правило, были кратковременными и не охватывали большой территории, я надеялся, что ярость дождя минует меня.

Темнота на станции вызывала беспокойство. Очевидно, из-за удара молнии освещение вышло из строя. Поезд, который ненадолго остановился, чтобы высадить единственного пассажира, оставил длинную прерывистую полосу света, которая немного успокаивала.

Единственной пассажиркой была Элис. Она бросилась в мои объятия, и я крепко прижал ее к себе. Мое сердце бешено заколотилось от давления ее тела, от того, как сильно она прижалась ко мне грудью, от того, как сильно она прижалась ко мне бедром. Ее черные, как ночь, волосы взметнулись вверх и коснулись моих губ, когда я поднял голову.

- Эд, ты ведь не сердишься на меня, правда? - спросила она. - Я имею в виду, что примчалась сюда, чтобы увидеть тебя. О, дорогой, я просто обязана была увидеть тебя и тот замок, в котором мы будем жить после свадьбы.

- Ты приехала не вовремя, - сказала я ей. - В этом городке всего пара лачуг, и нам придется возвращаться в замок верхом.

- О, мне это понравится, - Элис пришла в восторг. - Ехать верхом в темноте! И я не буду бояться, если ты будешь рядом.

- Надеюсь, дождь не пойдет до того, как мы доберемся до замка. У меня есть для тебя одежда для верховой езды. Ты можешь переодеться в нее здесь, на темной станции.

- Не выходи на улицу, пожалуйста! - взмолилась Элис. Она говорила спокойно, но я почувствовал, как по всему ее телу пробежала дрожь. - Здесь так... так одиноко.

Одиноко - было слабым словом, чтобы описать то чувство, которое охватило меня, когда мы вышли на тропу и направились к замку теней. Буря отступила, но теперь она вернулась со всей своей разрушительной яростью. Кровавые разряды молний, не острых и зазубренных, а искривленных, словно в какой-то небесной агонии, время от времени обрушивались на угрюмую страну каньонов. Следующий раскат грома сотряс землю.

Элис ехала рядом со мной, так близко, что я обнял ее за тонкую талию, чтобы успокоить, хотя и знал, что в отличие от большинства женщин она не боится молнии и грома. Скорее, она наслаждалась этим, и в отблесках пламени, падавших с небес, я видел ее лицо с сияющими глазами, устремленными вверх.

- Но эта тишина после грома, - сказала она в один из таких моментов. - Здесь так одиноко, и это пугает меня.

Хотя, по дороге в город, я проклинал грозу, теперь я молился, чтобы она не прекращалась. Но она все-таки прекратилась, прежде чем начался дождь, который промочил бы нас насквозь. Она унеслась на север с такой скоростью, что тишина бесплодных земель стала еще более густой по сравнению с ней. И теперь, проклиная этот звук, я мысленно проклинал и тишину, потому что она, казалось, несла в себе угрозу, которая ледяными мурашками пронизывала мой позвоночник.

Мы ехали вперед, через огромную темную пещеру. Тропа впереди казалась лишь тусклой лентой пыльно-серого цвета, и стук копыт наших лошадей был единственным звуком в стране, которая минуту назад сотрясалась от взрыва небесной войны. Я не знаю, как долго мы ехали. Я решил, что мы, должно быть, приближаемся к замку теней, когда с тропы впереди нас донесся тихий-тихий стон, словно душа испытывала вечные муки в аду, - тот самый звук, который я приписал койотам.

Но сейчас я понял, что это не был койот. Этот звук издавал какой-то волосатый зверь, выбравшийся из преисподней, чтобы очистить мир от черной крови Корриганов, если верить Локку. И хотя я пытался убедить себя, что Локк был дураком, ужас сжал холодной рукой мое сердце и сотряс меня с почти физической силой.

- Что... что это такое? - ахнула Элис.

Я ответил как можно непринужденнее: "Койот!"

Но мой язык прилип к нёбу, и я едва смог закончить слово. Потому что звук приближался, набирая силу, пока не стало ясно, что его издает не один зверь, а дюжина или больше. Адский хор, какой могли бы издавать заблудшие души, корчащиеся в агонии пламени, но сохраняемые в живых и обреченные жить и страдать какой-то сатанинской силой.

- О, я... я боюсь! - прошептала Элис.

Ее лошадь испуганно дернулась, и Элис, не удержавшись в седле, упала на землю. Ее животное помчалось вниз по тропе, прочь от призрачной стаи. Я опустился рядом с девушкой, но небрежно отпустил поводья своего скакуна. В одно мгновение животное пустилось в безумную погоню за первым.

- Элис, ты ранена?

- Со мной все в порядке! - ответила она, к моему огромному облегчению. Я поднял ее на ноги.

Теперь мы были на ногах, чтобы встретиться лицом к лицу со стаей, которая все приближалась. Я обнял Элис одной рукой. Обхватив ее за тонкую талию, так что моя рука оказалась под изгибом ее груди. Сквозь тонкую ткань ее рубашки для верховой езды я чувствовал тепло ее тела и пульсацию, вызванную ужасом. Я крепче прижал ее к себе, так что она крепко прижалась ко мне, и мы вместе уставились в темноту, откуда доносился дьявольский хор.

Оцепенев, я ждал. Мне и в голову не пришло бежать, прихватив с собой Элис. По обе стороны от нас были отвесные скалы, и как бы быстро мы ни отступали по тропе, стая рано или поздно настигла бы нас. Кроме того, у меня было чувство, что, куда бы я ни пошел, псы чистилища будут преследовать меня. Они разорвут мне горло, как разорвали горло Джонатану Корригану.

Единственное, о чем я сожалел, даже несмотря на свой ужас, - это о том, что Элис была со мной. Пощадят ли гончие чистилища ту, которая была моей невестой, или они уже посчитают ее супругой того, в чьих жилах течет черная кровь Корриганов?

Безмолвно, загипнотизированные звуком, мы ждали. Но недолго.

Они приближались к нам, большие, истекающие слюной существа, пылающие пламенем, - гончие, купающиеся в жутком сиянии, с пылающими зубами. А позади них, держа каждого на каком-то невидимом поводке, крался вожак стаи.

Я видел лица мертвецов, многих, - на поле боя, - в огне, превратившихся в почти жидкие массы, искаженные агонией до такой степени, что в них уже нельзя было узнать человеческие черты. Но никогда даже в своих ночных кошмарах я не видел лица, подобного лицу этого существа, повелителя гончих.

Оно сияло прокаженным светом, изрезанное глубокими бороздками, из которых сочилась гниющая плоть, давно умершая. Кровь застыла в моих венах, колени подогнулись, и я лишился всего человеческого. На мгновение я превратился в бессвязно бормочущего идиота. Затем трепет сердца Элис привел меня в чувство. Мой рассудок, на мгновение пошатнувшийся, вновь обрел устойчивость, и я бросил вызов тому, что явилось за мной.

Нечто! Покрытое проказой лицо, сгнившее и пылающее, руки, державшие гончих на невидимых поводках. Но между ними ничего не было. Только лицо и руки. И снова мой рассудок помутился, и только биение сердца Элис, которое я чувствовал, удерживало меня в здравом уме.

Я услышал, как говорю высоким голосом, который, конечно, не мог принадлежать мне, но, наверное, был таким, потому что у меня перехватило дыхание: "Ты пришел за мной! Хорошо, спусти этих собак! Но не трогай Элис - отпусти ее".

- Все должны умереть. Последний из Корриганов - и его подруга. Только тогда чистилище очистит черную кровь Корриганов. Только тогда... - произнесло Существо замогильным голосом.

Собаки теперь молчали, сидя с открытыми пастями, - ужасные черные отверстия, в которых не было языков. А у Существа, когда оно широко зевнуло, не было языка - только черное пятно, вокруг которого сияла освещенная морда.

- Корриган должен умереть! Корриганы должны быть очищены псами чистилища, посланными для этой цели...

При мысли о том, что Алиса должна умереть, меня охватила ярость. Даже дьявол и его гончие не смогли бы удержать меня на месте. Мощным толчком я оттолкнул Элис и бросился вперед, прямо на эту демоническую свору и ее сатанинского хозяина. Помню, я выкрикивал проклятия, угрозы. Даже когда гончие взвились на дыбы, словно языки пламени, все выше и выше, пока не оказались у меня над головой, я, не колеблясь, бросился вперед. Я махал руками изо всех сил, и затем чернота, которая была в пасти Твари и в пастях собак, неровно врезалась в мой мозг.

Когда я пришел в себя, в голове у меня стучало, как в треснувшем колоколе. Во рту у меня был привкус меди, но сознание было достаточно ясным. Я лежал на каменном полу, мои запястья были крепко связаны, а лодыжки переплетены шнурком из оленьей кожи. Я не мог сдвинуться с места, как ни старался. Надо мной качались три тусклых факела, и по их странному сиянию я понял, что нахожусь в пещере, вход в которую был закрыт гранитными блоками.

Я мгновенно все понял. Эта пещера была вырыта в стене каньона рядом с замком теней, и гранитные блоки были заложены в фундамент замка. Повсюду были кучи песка и сооружение, походившее на гигантскую колыбель, за исключением того, что оно было плоским и покрыто металлом. Металл переливчатого оттенка, который менял цвет маслянистой радуги на другой, когда колыбель раскачивалась со зловещей ритмичностью. Раскачивало неподвижную белую фигуру, привязанную в центре!

- Элис! - застонал я, узнав ее.

Колыбель раскачивалась взад-вперед на качалках, и маслянистый металл вокруг нее в жутком свете вспышек менял цвет.

По-видимому, она была без сознания. Ее белое лицо и руки казались алебастровыми на фоне переливчатой бронзовой поверхности. В этом адском месте она казалась единственным святым существом. И мой голос сорвался от ужаса перед существом, нависшим над ней.

- Если ты причинишь ей боль... - крикнул я.

Существо повернулось, и его рот открылся в демоническом смехе. Теперь я увидел, что в этом существе было нечто большее, чем это ужасное лицо и эти руки. Можно было предположить, что у него имеется темное тело, напоминающее бочонок, двигавшееся так, словно у него не было ног, чтобы переносить эту голову и эти руки. Это я заметил. И еще я заметил, что собаки исчезли. Вены на моем лице вздулись от усилий, которые я прилагал, чтобы освободиться, - тщетных усилий, от которых я задыхался и почти лишился сил.

- Ага! Ты в сознании, - злорадствовало Существо. - Как раз вовремя, Эдвард Корриган. Ибо я послан из чистилища, чтобы очистить мир от темной крови Корриганов. Сначала я избавлю мир от твоей пары, а потом избавлю мир от тебя.

Я выдохнул, и страх превратил мой голос в почти неузнаваемое карканье.

- Отпусти ее! Возьми меня, но отпусти ее! Отпусти ее!

- О, нет. Сначала подруга последнего из Корриганов. А потом последний из Корриганов. А потом я вернусь туда, откуда пришел.

Неустойчивое тело зашевелилось, и эта ужасная голова завертелась вокруг, в поисках чего-то. Меня охватил ужас, что она найдет то, что искала. Наконец ее взгляд остановился на деревянном ящике, и к нему скользнуло темное тело. Мои глаза округлились от усилий, которые я прилагал, чтобы смотреть на это, потому что с мрачной уверенностью сознавал, - в деревянном ящике лежит судьба Алисы.

Затем я почувствовал у себя на спине что-то мокрое, и обнаружил, что позади меня журчит небольшой ручеек, который уходит в песок на полу. Над всем в этой мрачной пещере раздавался тихий звук, который я определил, как звук падающей воды. Я понял, что шторм вернулся с яростью, от которой я был рад сбежать ранее вечером. Но теперь, когда я ждал, какое дьявольское устройство это Существо достанет из коробки, я молился о том, чтобы разразился потоп.

Существо подняло большой стеклянный кувшин, который с легкостью отнесло на подставку. В зловещем ритме, не тронутая человеческой рукой, колыбель мягко раскачивалась взад-вперед, взад-вперед, в то время как свет устрашающе играл на радужной металлической крышке и белом теле, привязанном к ней, как невинная жертва за черную кровь, принадлежавшую только мне.

Я снова пришел в ярость, почти с пеной у рта, кусая губы, пока они не превратились в красные рубцы от боли. Но Существо только насмехалось над моими мольбами.

- Я пришел из чистилища, чтобы избавить мир от черной крови Корриганов! В супруге последнего из Корриганов течет черная кровь.

- Ты... ты тварь из ада! - взвизгнул я. - Она мне не супруга. Еще нет. Отпусти ее.

- Она должна умереть.

Одна из сверкающих рук откупорила кувшин. Оттуда вырвался тонкий удушливый туман, распространившийся по пещере, как адские духи, - едкий, тошнотворный запах, исходящий от давно умершего тела, отданного на съедение воронам. Я узнал этот запах, и мои чувства чуть не покинули меня. В отчаянии я собрал все свои силы.

Сейчас был тот самый момент, когда я не мог позволить себе колебаться. Только не тогда, когда девушка, которую я любил, была обречена на смерть. Только не тогда, когда это Существо наклонило зловещий сосуд, готовое выплеснуть жидкость, которая, как я знал, была концентрированной эссенцией всякого разложения. Жидкость медленно стекала по подставке к Элис. Она растекалась по поверхности павлиньего цвета миазматическим туманом, который превращал цвета радуги в тускло-серый и превращал мою возлюбленную во что-то настолько ужасное, что я не мог даже представить.

- Не сейчас! Нет! - закричал я. - Еще немного. Подожди немного! И тогда...

Я перекатывался снова и снова, пока не оказался рядом с этим Существом; мои безумные глаза уставились на это ужасное пылающее лицо и разинутый рот там, где его не было. Моя отчаянная мольба на мгновение остановила руку, которая наклонила кувшин. Мертвое лицо вопросительно повернулось ко мне, в то время как стеклянный контейнер покоился на углу колыбели.

Это был шанс, и я им воспользовался. Колыбель перестала раскачиваться, и теперь я с силой навалился на нее. Кувшин накренился, выскользнул из пальцев Существа и разбился вдребезги о каменный пол. Маслянистая струйка смерти, поднимая туман, потекла ко мне, но я откатился в сторону.

- Глупец! - взвизгнуло Существо. - Неужели ты думаешь таким образом спасти ту, которая должна умереть? Ты только отсрочил ее смерть.

Рядом с первым стояли другие деревянные ящики, и я сразу понял, что в них содержалось то же адское зелье, что и в первом. Я всего лишь отсрочил смерть Элис. Вот и все. Но задержка дала мне надежду.

До сих пор девушка не приходила в сознание, и я был безмерно благодарен судьбе за это. Так было лучше, если она не знала об ожидавшей ее смерти - медленном и мучительном растворении в стелющемся тумане этого дьявольского варева, в котором я узнал серную кислоту.

Она скопилась в углублении в камне, маслянистое, зловещее пятно, блестевшее в свете факелов. А рядом с ним, сбегая по песку и исчезая там, где каменистый пол уступал место земле, струился поток воды, образовавшийся от дождя, барабанившего над головой. Я смотрел, и во мне росла безумная надежда. Я ни секунды не колебался. Я стиснул зубы, поскольку то, что я собирался сделать, было мучением, - но не таким, какое уготовано моей возлюбленной.

- Ты дьявол, - процедил я сквозь зубы, - мы еще поборемся.

Я перевернулся на другой бок и намеренно опустил связанные запястья в лужу с серной кислотой. Боль пронзила меня насквозь, проникла в мозг. Но я решительно придерживался курса, которому решил следовать. Целых полминуты я держал запястья так. Затем я выдернул их, чтобы окунуть в проточную воду. Я позаботился о том, чтобы ремень, которым они были связаны, не намок. Вода смыла большую часть кислоты с моей плоти, но зелье ужаса осталось там, на ремнях, медленно разрушая их.

Существо вернулось с другой бутылкой. Но прежде чем эти мертвые глаза, вставленные в пылающие глазницы, уставились на меня, я еще раз окунул запястья в кислоту и, насколько смог, промыл кожу водой. Несмотря на это, иглы боли пронзили мой мозг, так что я прикусил язык, пока кровь не хлынула у меня изо рта.

- Значит, ты боишься увидеть, как она умрет? - насмехалось Существо. - Но она умрет, потому что я должен избавить мир от Корриганов.

Я стиснул зубы и ничего не ответил. Спрятав за спиной, куда не могли заглянуть ужасные глаза Существа, я с усилием развел запястья, надеясь, молясь, чтобы кислота ослабила веревки, и я смог бы высвободить руки.

- На этот раз я позабочусь о подруге Эдварда Корригана, - бормотало Существо, наклоняя открытый кувшин над белым неподвижным телом. - На этот раз она умрет. И тогда, Эдвард Корриган, ты умрешь той же смертью. Или, возможно, я брошу тебя на растерзание своим псам. Псам чистилища. Тогда мир будет очищен от черной крови Корриганов, и я вернусь туда, откуда пришел.

И тут Элис зашевелилась. Я увидел, как заблестели ее черные глаза, когда она открыла их и к ней вернулось сознание. Я увидел в них понимание, за которым последовал ужас, пронзивший меня насквозь и заставивший мои запястья напрягаться все сильнее и сильнее, пока пот не заструился по моему лицу, и мне не показалось, что волокна вот-вот лопнут.

Белое тело моей возлюбленной напряглось, как пружина, разорвало ремни на запястьях и лодыжках, слегка приподнялось над поверхностью павлиньего цвета, на мгновение задержалось там, а затем снова упало. Существо забулькало какой-то дикой тарабарщиной.

- Тебе не сбежать. Ты умрешь, растворившись в небытии, как умрет Эдвард Корриган, не оставив после себя и следа.

Горлышко кувшина опускалось все ближе и ближе к верхушке качалки. И вот тонкая маслянистая струйка потекла по поверхности павлиньего цвета к Элис.

Существо дико расхохоталось. Оно дотронулось до изогнутых кусков дерева, на которых стояла качалка, и таким образом придало всей машине медленное возвратно-поступательное движение, которое размывало кислоту из стороны в сторону, но в то же время ускоряло ее движение к девушке.

От кислоты поднялся тонкий адский туман, такой удушливый, что у меня закружилась голова. Раздалось тонкое шипение. И там, где на металлическую поверхность попала жидкость, больше не было переливчатого оттенка, который так красиво переливался в пламени факелов. Остался только медный лист, выжженный до блеска, полный жизни и красоты. Это был переход от жизни к смерти, такой же переход, какой уготован Элис.

- Она умрет! - злорадствовало Существо, словно читая мои мысли. - Она умрет. Она растворится в ничто. Но медленно, очень медленно, чтобы ее крики наполнили твои уши, и ты сам смог почувствовать хоть немного того, что тебя ждет. Она умрет. Медленно, очень медленно - сначала будут съедены ее волосы, затем кожа на лице, затем плечи, эти мягкие, белые плечи...

Его разинутый рот булькал от жуткого веселья. Он наклонил кувшин и направил новую струю кислоты на металлический лист, в то время как его нога на качалке поддерживала всю эту адскую колыбель в медленном, боковом движении, от которого кислота разливалась крошечными волнами. Еще мгновение...

Веревки на моих запястьях разошлись. Я снова перевернулся, словно в сильном волнении, и таким образом частично спрятался за опущенным концом колыбели. Мои пальцы лихорадочно дергали веревки на лодыжках, выкручивали и рвали их, пока из кончиков пальцев не хлынула кровь. В течение нескольких секунд я разорвал их. Освободился и с яростью, пульсирующей во мне, подобно волне, рывком поднялся на ноги.

- Она умрет, - нараспев произносило Существо, когда я выпрямился.

Я ухватился за опущенный конец колыбели и с невероятным усилием поднял ее выше, чем другой конец. Я подложил под нее камень, чтобы заблокировать ее окончательно. Поток кислоты остановился всего в нескольких сантиметрах от головы Элис, маслянистым потоком устремился обратно к Существу и перелился через край с шипением, похожим на треск пламени в преисподней.

- Она умрет, а я, пришедший из чистилища... - повторяло Существо.

- Ты такой же человек, как и я, - процедил я сквозь зубы. - И я могу разорвать тебя на куски, как разорвал бы любого!

Я наклонился, чтобы поднять камень, и бросился на Существо. Кувшин с кислотой, который оно подняло, чтобы швырнуть в меня, отлетел в сторону, когда брошенный мной кусок гранита разбил стекло.

- Если ты из Ада, попробуй остановить меня сейчас! - поддразнил я.

Существо бросилось бежать; выскочило через дверь в фундаменте в комнату, тускло освещенную свечой, воткнутой высоко в стену. Когда я, спотыкаясь, последовал за ним, раздался адский рев. Краем глаза я заметил гончих чистилища, привязанных к стене. Но теперь в них больше не было ничего, что могло бы вызвать ужас, точно так же, как теперь я больше не боялся их хозяина - существа, которое убегало от меня, направляясь к полутемной лестнице.

Я преградил ему путь. Когда он повернулся, загнанный в угол, я заметил отблеск свечи на стали. Он вытащил откуда-то из-под своей темной одежды длинный нож. Я больше не колебался, а поднял длинную деревянную палку, лежавшую на полу, и бросился на него. Он бросился на меня, и сталь пробежала по моей груди, пронзив кожу.

В следующее мгновение я сильно ударил его, и нож выпал из его блестящих рук.

Освободить Элис, поднять ее с качалки было делом одного мгновения. Мы прошли через комнату, в которой лежало это Существо и были на привязи псы чистилища. Тонкие плечи Элисы, крепко прижатые к моим, задрожали.

- Что это? - Она вздрогнула.

Я наклонился, сорвал фосфорическую маску, гротескно вырезанную, и из-под нее на нас смотрело лицо хранителя замка, скрывшегося в тени. Локк!

- Он обнаружил золото, или думал, что обнаружил. - Позже, когда мы сидели перед пылающим камином в одной из верхних комнат замка, я рассказывал об этом Элис. - Золото, конечно, должно было принадлежать Джонатану Корригану, поскольку было собственностью Корригана. Поэтому Локку пришлось избавиться от него. Он знал легенду о том, как индейские знахари прокляли Корриганов и этот замок теней. Поэтому сочинил свою историю о псах чистилища. Гончие были просто несколькими собаками, которых он раскрасил фосфором.

Дождь все еще лил высоко над нами, и молнии все еще сотрясали замок. Но теперь это была успокаивающая гроза, казалось, очень сблизившая меня с Элис.

- Я, конечно, осмотрел этот замок, но у меня не было времени заглянуть в фундамент. И именно там Локк решил, что нашел свое золото. Он соорудил нечто вроде качалки, покрытой медной пластиной, которую использовали для сбора золота. По-видимому, он очень мало знал об этом металле, потому что экспериментировал. У него там было несколько различных видов кислот и много ртути, которую он использовал в "качалке", или колыбели, как ее еще называют. Очевидно, он был уверен, что нашел золото, но не знал, как его добыть.

- И когда ты был готов осмотреть подвал замка...

- Он придумал историю о собаках и даже выпустил их на волю. Но сегодня вечером он решил нанести удар. Он решил облачиться в костюм Повелителя Гончих, надеть маску и перчатки и испугать нас. Он думал, что отпугнет нас навсегда. Но когда я напал на него, он стал действовать по-другому... Ну, его разум был немного искажен. Он понял, что не сможет нас испугать, поэтому решил как-то от нас избавиться. И он выбрал путь, который не оставил бы никаких улик.

Элис вздрогнула, и я крепче обнял ее. Мы долго молча смотрели на успокаивающий огонь в камине. Наконец Элис заговорила так тихо, что у меня участился пульс, и я вознесся на вершины экстаза.

- Черная кровь Корриганов. Но она закончилась, Эдвард. Она исчезла вместе с Корриганом, который стал причиной проклятия. Для меня это не черная кровь. И никогда ею не будет. Я люблю тебя, Эдвард, и я хочу остаться здесь, с тобой, в этом замке теней, как мы и планировали.

- А если ты будешь любить меня достаточно сильно, на этой земле больше никогда не появится призрак, - сказала я.

И внезапно замок теней перестал казаться таким мрачным, ибо я понял, что пока у меня есть Элис, ужас никогда больше не будет бродить по бесплодным землям.

КОБРА ЖАЛИТ

Клифф Хоу

Резкий звонок в дверь заставил Фрэнка Террилла резко повернуться в кресле. Он ткнул тонким пальцем в книгу, которую читал, чтобы отметить нужное место, и уставился в дальний конец своей уютной холостяцкой квартиры.

Его взгляд блуждал по шкафам, заполненным любопытным примитивным оружием и глиняной посудой - память о его многочисленных путешествиях. Со стен на него смотрели чучела голов крупной дичи, застреленной в самых отдаленных уголках земли.

В дверь снова позвонили. На этот раз звонок был продолжительным, словно кто-то, потеряв терпение, сердито тыкал в него пальцем.

Он резко захлопнул книгу, накинул на свою высокую фигуру шелковый халат с кисточками и широкими быстрыми шагами направился к двери. Его движения были выверенными и точными, как у быстро работающей, хорошо смазанной машины.

Он остановился у двери, нажал кнопку, приводящую в действие электрический замок в вестибюле внизу, и подождал. Кнопка сработает, и посетитель сможет войти.

Звонок внезапно прекратился, но прошло несколько секунд, а никто так и не поднялся по лестнице. Длинное худощавое лицо Террилла с тонкими усиками стало настороженным.

Когда он работал следователем по особо важным делам, занимаясь расследованием убийств, звонок в дверь часто предвещал визит инспектора Джонсона или какого-нибудь незнакомца, просящего его о помощи. Кто бы это мог быть сейчас, подумал он.

Он подождал еще полминуты, и в его глазах появилось жесткое выражение. У него были враги в преступном мире, друзья преступников, которых он отправил на электрический стул. Может наступить время, когда рука какого-нибудь убийцы попытается отнять его собственную жизнь.

Он быстро подошел к столу, выдвинул ящик и достал из него автоматический пистолет в потертой кожаной кобуре. Это оружие сопровождало его во многих приключениях, когда он, будучи корреспондентом газеты и солдатом удачи, рыскал по разным уголкам мира. Он снял пистолет с предохранителя и сунул его в карман. Мгновение спустя он открыл дверь в коридор и спустился по лестнице многоквартирного дома.

На улице шел дождь. Он видел отблески уличных фонарей на мокрых тротуарах, слышал завывания ветра. Где-то уныло просигналило такси.

Ночного дежурного видно не было. За стеклом входной двери также не было никого. Он осторожно приоткрыл ее и выглянул наружу, а затем с шипением втянул в себя воздух.

На полу вестибюля распростерлась человеческая фигура. На него смотрело мертвенно-бледное лицо молодого человека; широко раскрытые глаза, бескровные губы бессвязно шевелились. Он наклонился ближе и изумленно уставился на него.

На лице молодого человека какими-то темными чернилами был нанесен отвратительный рисунок - голова змеи с разинутой пастью и острыми клыками.

Молодой человек издал горлом булькающий звук и поднял дрожащую руку. Он указал назад, через дверной проем, на улицу, и Террилл все понял.

Он перепрыгнул через тело мужчины и оказался в передней части вестибюля, вглядываясь в ночь. Далеко за кварталом исчезал красный фонарь автомобиля. Пока он смотрел, его поглотила затянутая дождем темнота.

Он сбежал по ступенькам, пересек тротуар, наклонился и увидел едва заметные следы шин. Дождь размывал их. У него не было времени сделать фотографию, как это мог бы сделать эксперт из Бюро криминалистической идентификации. Но он запечатлел эти отпечатки на чувствительной пленке своего мозга. Он узнал бы их, если бы увидел снова.

Он повернул обратно в жилой дом, проводя длинными пальцами по мокрым от дождя волосам. Фигура молодого человека все еще была там, только теперь она сгорбилась еще больше. Широко раскрытые прежде глаза были закрыты, бескровные губы неподвижны.

Террилл пощупал руку незнакомца, задержал ее на мгновение и кивнул сам себе. Пульс не прощупывался. Молодой человек был мертв. Затем он увидел синеватые отметины возле одной из вен на запястьях молодого человека, и мурашки ужаса поползли у него по коже. Он наклонился ближе и вгляделся пристальнее. Отметины были оставлены змеиными клыками!

Через пятнадцать минут по его вызову прибыла машина из полицейского управления. Тем временем он обшарил карманы убитого и установил его личность. По бумажнику было видно, что его звали Томас Бейли. В деловом письме указывалось, что он работал на братьев Зеддлер, банкиров, владевших контрольным пакетом акций Центрального сберегательного банка.

Террилл выпрямился, когда детектив Мерфи из патрульной службы появился в дверях, полы его мокрого дождевика развевались вокруг ног. Снаружи за рулем полицейской патрульной машины, пыхтящей у обочины, сидел коп по имени Салливан.

- В чем дело, Террилл, в чем проблема на этот раз? - спросил Мерфи. - У меня...

Он замолчал, когда его взгляд упал на мертвое тело Бейли. На его большом лице появилось настороженное выражение терьера, наблюдающего за крысиной норой. - Кто этот парень и кто его убил?

- Вот что я хотел бы знать, - тихо сказал Террилл. - Он шел ко мне. Должно быть, ему было что рассказать. Но кто-то добрался до него первым. Посмотрите на его лицо, Мерфи!

Фрэнк Террилл услышал, как детектив резко втянул в себя воздух.

- Это змеиная голова... Какого черта... - Его голос затих.

- У него на запястье следы от змеиных зубов, Мерфи. Позвоните судмедэксперту и сообщите об этом Джонсону. Я нашел, где он работал. Я иду наверх за пальто и шляпой. Вы можете оставить Салливана здесь, а когда я приду, мы нанесем визит боссам этого человека. Возможно, они что-то о нем знают.

Для Фрэнка Террилла все машины были одинаковыми. Он с ревом гнал полицейскую машину по ночным улицам, пока Мерфи, сидевший рядом с ним, не ухватился за дверцу, чтобы не выпасть.

- Полегче, Фрэнк, тротуар мокрый.

Единственным ответом Террилла было то, что машина со свистом въехала в хвост громыхающему молоковозу. Он крутанул руль, выровнялся и с ревом помчался по длинному проспекту. Он видел мрачное, исполненное отчаяния лицо молодого Бейли, как если бы оно предстало у него перед глазами. Он также видел странную отметину у него на лбу и исчезающий задний фонарь таинственного автомобиля.

Длинная аллея расширялась, и по обе стороны от нее показались красивые особняки. С изогнутых над головой веток вязов капала вода. Террилл подрулил к обочине и выпрыгнул из машины.

- Мы на месте, Мерфи. Вот где тусуются Зеддлеры.

Дом, в который они вошли, был большим и кирпичным, холеный дворецкий открыл дверь, Террилл толкнул Мерфи локтем.

- Окажите мне честь, - сказал он. - Я понаблюдаю и выясню обстановку, прежде чем начну задавать вопросы.

Детектив распахнул свой плащ и показал дворецкому свой значок.

- Произошло убийство, - сказал он. - Мы хотим поговорить с вашим хозяином.

Веки дворецкого дрогнули, показалось, что его лицо стало еще бледнее.

- Мистеру Г.К. Зеддлеру плохо. Проходите в гостиную. Я поговорю с его братом, мистером Эй Джи.

Мерфи фыркнул и пробормотал что-то себе под нос.

- Почему эти богатые парни используют все буквы алфавита, Фрэнк?

- Это еще одна загадка, Мерфи.

Террилл зажег сигарету и курил молча, пока в дверях не послышались шаги. Вошел коренастый широкоплечий мужчина. У него были желтые, как у кота, глаза, и он пристально посмотрел на них.

- Что это я слышу об убийстве?

- Я из главного управления, - сказал Мерфи, снова показывая свой значок. - У вас работал молодой человек по имени Томас Бейли?

Эй Джи Зеддлер заметно вздрогнул и нервно провел рукой по подбородку.

- Да, мы наняли его секретарем. Но почему вы спрашиваете, что случилось?

- Его нашли мертвым. Кто-то его прикончил.

- Боже правый! - Восклицание, сорвавшееся с губ Зейддлера, казалось искренним. Террилл подошел ближе и тихо заговорил.

- Я нашел его в прихожей своей квартиры, мистер Зеддлер. На его лице была отметина в виде змеиной головы. Вам что-нибудь известно об этом?

Ощущение было такое, словно кто-то ударил Зеддлера по лицу. Его тяжелые черты побледнели, и он отступил назад.

- Кобра! - сказал он. - Да, известно. Вчера я получил письмо с угрозами. Я вам его сейчас покажу, подождите минутку.

Он торопливо вышел из гостиной. Террилл обернулся. Мерфи молча стоял, оглядываясь по сторонам. Дождь монотонно барабанил по окнам, выходящим на лужайку. Он балкона их отделяли французские окна.

Террилл подался вперед, чтобы выглянуть, и, сделав это, внезапно вздрогнул. Мерфи позади него резко вскрикнул, потому что в этот момент свет в комнате погас.

Это было удивительно, от этого по спине пробежал холодок. Они стояли в полной темноте, если не считать слабого свечения из коридора снаружи, и Террилл вдруг ощутил на своем лице дуновение холодного воздуха. Это было похоже на прикосновение мертвых пальцев, и, когда он осознал значение этого, его кровь, казалось, застыла в венах. Кто-то открыл французские окна, ведущие на балкон!

За ту короткую секунду, что он прислушивался, в комнате послышалось какое-то движение. Он понял, что его силуэт вырисовывается на фоне освещенного дверного проема в коридоре, и отступил в сторону, почувствовав внезапный спазм в горле.

Кто-то схватил его за руку. Стальные пальцы сжали его руку. Он смутно различил призрачную, ужасную фигуру. Казалось, смерть была в комнате вместе с ним. Он изогнулся, ударил, и дыхание со свистом вырвалось сквозь зубы.

Мерфи окликнул его хриплым от волнения голосом.

- С вами все в порядке, Фрэнк? В чем дело, что случилось? - Он услышал приближающиеся шаги детектива. Казалось, он не мог вымолвить ни слова; стальные пальцы снова тянулись к нему.

Его охватило чувство тошноты, как будто опасность, с которой он столкнулся, была невыразимо отвратительной. Его сжатый кулак наткнулся на человеческое тело, и он услышал стон.

Затем он услышал, как Мерфи с рычанием прыгнул на невидимого нападавшего.

- Что за черт! А ну-ка... руки вверх...

Слова Мерфи оборвались сдавленным, ужасным криком. От этого крика, казалось, кровь застыла в жилах Фрэнка Террилла. Он услышал звуки борьбы, услышал, как дыхание со свистом вырывается сквозь стиснутые зубы.

Он потянулся за спичками, попытался зажечь их. Но что-то выбило их у него из пальцев. Он вытащил пистолет и выстрелил вслепую в ту же точку. Выстрелы, казалось, разрывали темноту комнаты, стены оглушительно отражали звук, отдававшийся в его ушах.

- Мерфи! Мерфи! - позвал он.

Он услышал, как хлопнули французские окна, как кто-то вышел.

Пошатываясь, он пересек комнату, нащупывая выключатель на стене. Его ноги наткнулись на что-то мягкое и податливое, и кожа на голове напряглась от ужаса.

Он нашел выключатель рядом с дверью, нажал на него, и комнату залил свет. Затем он увидел, что рядом с французскими окнами есть еще один выключатель. Но его взгляд тут же опустился на пол.

Мерфи лежал с перекошенным лицом и быстро стекленеющими глазами. Он попытался заговорить, попытался пошевелить губами, но с них не сорвалось ни звука. На лбу у него была ужасная отметина в виде Кобры, и он напряженно сжимал левое запястье, там, где на коже виднелись крошечные синеватые отметины.

Террилл подбежал к нему и нагнулся. Но голова Мерфи запрокинулась. Яд в его венах, казалось, подействовал почти так же быстро, как пуля, выпущенная из пистолета. Из его горла вырвался предсмертный хрип.

Фрэнк Террилл вскочил и подбежал к французским окнам, сжимая в руке свой автоматический пистолет. Он распахнул их, вышел на балкон и почувствовал, как холодные струи дождя бьют в лицо. Уличный фонарь отбрасывал призрачный свет на мокрую траву лужайки, но он ничего не видел, никакого движения, а вода могла уничтожить следы. Несколько секунд он стоял, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте, в то время как дождь хлестал его по лицу. Затем он вернулся в комнату.

Он увидел, как вошел Эй Джи Зеддлер и вскрикнул от ужаса при виде тела Мерфи.

- Что это? Что случилось? - спросил банкир.

Он держал в дрожащих пальцах карточку, и Террилл увидел на ней какие-то напечатанные слова и знак в виде головы Кобры.

- Он пришел сюда, - резко сказал Фрэнк. - Он убил Мерфи. Где у вас телефон?

Зеддлер ткнул большим пальцем в сторону внешнего коридора, и Террилл побежал по нему, задев дворецкого, с бледным лицом стоявшего у двери. Он нашел в шкафу телефон, позвонил в управление и передал сообщение о втором убийстве. Когда он вышел, Зеддлер был рядом. Он хрипло произнес:

- Доктор Вейл, наш семейный врач, будет здесь с минуты на минуту, чтобы навестить моего брата, который болен и лежит наверху. Возможно, он сможет что-то сделать для этого человека.

Террилл покачал головой.

- Мерфи уже ничем не поможешь. Кобра нанесла удар, но убийца охотился за мной. Мерфи погиб, спасая мне жизнь.

Когда он замолчал, в дверь позвонили, и дворецкий, все еще дрожа, открыл ее.

На пороге стоял высокий мужчина с розовым лицом и подстриженными светлыми усиками. Он вошел с черным чемоданчиком в руке и перевел взгляд с одного на другого, казалось, почувствовав их напряжение.

- Доктор Вейл, - хрипло произнес Зеддлер. - Это Террилл, из полиции. Здесь произошло убийство, убит детектив. И наш секретарь Бейли тоже был убит сегодня ночью. Это дело рук Кобры.

В глазах Вейла промелькнула тень.

- А что с вашим братом? Был ли какой-нибудь шум, когда все это произошло?

Зеддлер вздрогнул, как будто впервые вспомнил, что слышал выстрелы.

- Да, Боже правый! Быстро идите к Джорджу.

Доктор повернулся и стал подниматься по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

- Что случилось с вашим братом? - спросил Террилл.

- У него проблемы с сердцем. Он болеет уже несколько дней. Доктор Вейл постоянно наблюдает его - просто поддерживает в нем жизнь.

Террилл кивнул и покинул Зеддлера. Он бродил по комнатам на нижнем этаже, пока вой сирены снаружи не сообщил ему о прибытии полиции. Мгновение спустя на крыльце послышались шаги.

Он вышел в коридор поприветствовать инспектора Джонсона, похожего на сову начальника отдела по расследованию убийств, вошедшего в сопровождении трех человек и помощника судмедэксперта. В двух словах он рассказал, что произошло, и заметил, как напряглось лицо старого инспектора при упоминании о смерти Мерфи. За грубоватой внешностью Джонсона скрывалось мягкое сердце.

Он повернулся, отдавая четкие приказы своим людям, затем вошел в гостиную, чтобы взглянуть на мертвеца, Эй Джи Зеддлер следовал за ним по пятам. Террилл, не спрашивая разрешения, поднялся по лестнице и направился по коридору к двери, которая была слегка приоткрыта, и через щель в которой он увидел отблеск света.

На звук его шагов внезапно появился доктор Вейл. Его лицо было серьезным, и он приложил палец к губам.

- Сегодняшние события могут иметь серьезные последствия для моего пациента, - сказал он хриплым шепотом. - Мистеру Зеддлеру очень плохо. Я посылаю за сиделкой.

Террилл посмотрел мимо доктора на кровать, на которой лежал человек. Он услышал прерывистое дыхание и увидел посиневшие губы на белом лице. Но человек на кровати внезапно открыл глаза и поманил бледной рукой.

Террилл вошел в палату и подошел к кровати.

- Вы детектив? - спросил больной.

- Неофициально, - ответил Фрэнк, - но я не раз помогал инспектору.

- Кто бы вы ни были, - сказал Зеддлер, - найдите этого негодяя, который называет себя Коброй. Он прислал моему брату письмо с угрозами и требованием денег. А сегодня ночью я услышал внизу мужской крик, за которым последовали звуки выстрелов. Что это было?

Террилл взглянул на доктора, и Вейл ответил за него, ловко солгав.

- Ничего особенного, мистер Зеддлер. Детектив, которого ваш брат вызвал расследовать письмо с вымогательством, случайно выстрелил из пистолета.

Больной с усталым вздохом откинулся на спинку кровати, а Террил повернулся к двери. И тут его внимание внезапно привлекло что-то на письменном столе Зиглера. Это была маленькая вещица, коробок спичек, но на нем было напечатано название "Джунгли", хорошо известного ночного клуба. Интересно, кто из семьи Зеддлеров посещал его? Могло ли случиться так, что больной, лежавший на кровати, был там? Быстрым движением он спрятал спички в карман.

Он спустился вниз и поговорил с инспектором Джонсоном, но начальник отдела по расследованию убийств обескураженно покачал головой.

- Мы ничего не можем найти, Фрэнк. Ни следов, ни улик. Через эти французские окна вошел мужчина, но кто он был и куда направился?

- Вы меня раскусили, шеф. - Голос Террилла звучал тихо, а глаза блестели. Он еще не был готов сформулировать какую-либо теорию. Все это оставалось загадкой.

В течение следующих двенадцати часов случились две интересные вещи. Судебно-медицинский эксперт представил отчет о том, что в крови Бейли и детектива Мерфи был обнаружен сверхсильный змеиный яд. А в четыре часа утра того дня, когда произошли убийства, доктор Вейл и сиделка объявили о смерти Г.К. Зеддлера.

Его брат, Эй Джи Зеддлер, выглядел совершенно разбитым, когда Террилл приехал, чтобы провести тщательный осмотр при дневном свете.

- Джорджа похоронят завтра, - сказал Зеддлер. - По его просьбе его не бальзамировали, и отпевание будет кратким и простым. - Внезапно в его голосе зазвучали металлические нотки, и он наклонился к Терриллу с горящими глазами.

- Кобра несет такую же ответственность за смерть Джорджа, как если бы он ввел дозу своего мерзкого яда в вены моего брата. Неужели полицейские идиоты, что не могут его найти?

- Мы делаем все, что в наших силах, - сказал Фрэнк.

Он видел, что банкир близок к срыву. Мужчина дрожал всем телом, и все же у него было ощущение, что Зеддлер, возможно, что-то скрывает - возможно, какую-то важную информацию.

На следующий день Фрэнк увидел объявления о похоронах. Тело Г. К. Зедлера должно было быть предано земле в семейном склепе на кладбище Сайпресс-Вэлли.

Террилл снял трубку телефона французского производства в своей квартире и, сосредоточенно нахмурившись, позвонил в полицейское управление.

- Говорит Террилл. Было бы неплохо, шеф, приставить человека следить за Эй Джи Зеддлером. Он не хочет говорить, но, по-моему, у него есть идеи насчет Кобры.

- Что вы имеете в виду?

- Это все, шеф. Приглядывайте за ним, это не причинит вреда.

Мрачно улыбнувшись в ответ на грубую реплику инспектора, он повесил трубку. Он провел три часа, читая о ядовитых рептилиях и их ядах. В четыре часа дня он позвонил в ночной клуб "Джунгли", чтобы узнать, когда тот открывается.

В семь он появился в дверях и отвел в сторону белокурую девушку-гардеробщицу. Он достал из кармана спичечный коробок, который взял у Зеддлера, и показал ей. Ее глаза были холодны.

- Не ждите, что я приду в восторге от этого, мистер. Здесь их много крадут.

Террилл ухмыльнулся.

- Вы знаете людей, которые сюда приходят? - спросил он.

- Да, а что?

- Я имею в виду, вы знаешь их по именам?

- Некоторых из них.

- Вы когда-нибудь видели кого-нибудь из братьев Зеддлер, банкиров?

- Я? - Девушка внезапно приняла невозмутимый вид. - Кто вы, черт возьми, такой, мистер?

Террилл спокойно достал бумажник и показал свое удостоверение специального следователя, подписанное самим комиссаром полиции. Так же спокойно он достал хрустящую пятидолларовую купюру и вложил ее в пальцы девушки.

- Да! - воскликнула она.

- Который из Зеддлеров? - спросил он.

- Тот, что помоложе. Она назвала его Джорджем.

- Кто?

На мгновение девушка заколебалась, глядя на пятидолларовую купюру.

- Деньги есть деньги, - сказала она. - Какого черта! Я имею в виду Марлен Лант - ну, вы знаете, девушку, которая здесь танцует. Этот старик был от нее без ума. Он часто приходил ее навестить.

- Когда он приходил в последний раз и во сколько она уходит?

- Около недели назад. Ее выступление начнется только в десять. Что еще вы хотели бы знать?

- Пока все. Вы заработали эти пять долларов. Ведите себя тихо и прилично, - и Террилл неторопливо удалился. Он нашел адрес Марлен Лант в телефонной книге и помчался туда на своем родстере. Это была шикарная квартира, он снова показал свою карточку, и управляющий впустил его. Мисс Лант не знала, что к ней посетитель, пока Террилл не позвонил в дверь.

Она выглядела удивленной и не слишком довольной, когда он протиснулся мимо нее в квартиру. Это была брюнетка с дымчатыми волосами, роскошной фигурой и глазами, которые говорили многое.

- Кто вы? - спросила она.

Террилл обвела взглядом квартиру и увидел собранные чемоданы.

- Уезжаете? - спросил он.

- Да, из города.

Он подошел к столу; на нем лежали три буклета пароходных компаний, рассказывающие о прелестях путешествий по Европе. Он взял их.

- Вы хотели отправиться через океан, не так ли? - сказал он.

- Я передумала.

Затем он подошел к чемоданам и прикоснулся пальцем к большой этикетке, на которой значилось: лайнер "Нормандия". Он посмотрел на часы. Была суббота. Корабль отплывал в полночь.

Марлен Лант внезапно побледнела. Когда она прикуривала сигарету, ее пальцы дрожали, она направилась к письменному столу. Было что-то странное и зловещее в том, как покачивались ее гибкие бедра и как она искоса поглядывала на Террилла.

Он шагнул вперед и поймал ее за руку как раз в тот момент, когда она достала из ящика стола револьвер с перламутровой рукояткой и попыталась направить его на него. Он вырвал оружие у нее из рук. Она попятилась, тяжело дыша, и дыхание со свистом вырывалось у нее сквозь зубы.

Он втолкнул ее во встроенный шкаф и повернул ключ в замке.

- Не шумите, - сказал он. - Вас все равно никто не услышит. Я вернусь позже.

Когда он вышел на улицу, город окутывал туман. Он был почти таким же густым, как туман тайны, окружавший убийство Томаса Бейли и детектива Мерфи.

Террилл позвонил в полицейское управление.

- Есть какие-нибудь новости об Эй Джи Зеддлере? - спросил он.

- Нет. Один человек все еще следит за ним.

Он сел в свою машину и поехал к дому банкира. Возможно, есть какой-то способ заставить Зеддлера заговорить. Если нет, то в голове Фрэнка начала формироваться фантастическая идея, теория убийства, но ей не хватало каких-то деталей. Кто-то должен знать ответ.

Он припарковал свою машину в конце квартала, и какой-то мужчина вышел из тени и зашипел на него. Это был сотрудник полиции, которому поручили слежку.

- Не попадайтесь на глаза, мистер Террилл. Зеддлер как раз выходит - садится в свою машину.

Это было правдой. Впереди, перед домом, широкоплечая фигура Эй Джи Зеддлера садилась в большой лимузин. Но шофер отсутствовал. Зеддлер сам сел за руль.

Террилл оттащил детектива, которого звали Ван Брант, обратно в тень.

- С этого момента я буду заниматься им сам.

Он подождал, пока лимузин не выехал с подъездной дорожки и не заурчал по улице. Затем схватил Ван Бранта за руку и потянул вперед. Они бросились к машине Фрэнка.

Террилл несколько кварталов держал машину Зеддлера в поле зрения.

- Куда, черт возьми, он направляется? - прошептал Ван Брант.

Террилл не ответил. Его глаза блестели, он смотрел прямо перед собой. Они выехали за город, туда, где домов было мало, а деревьев - много. Машина Зеддлера остановилась в тени высокой стены. Фары погасли.

- Это кладбище Сайпресс-Вейл, - хрипло сказал Ван Брант, и Террилл кивнул.

Он выключил фары и вылез из машины. Впереди заскрежетал ключ в замке, и массивные железные ворота кладбища распахнулись. Широкоплечая фигура Зеддлера исчезла за ними.

Террилл последовал за ним, Ван Брант не отставал от него. Их ботинки на резиновой подошве не издавали ни звука. Они держались в тени. Зеддлер не знал, что он не один. Через некоторое время Фрэнк тихо заговорил.

- Оставайтесь здесь, Ван Брант. Поспешите, если услышите выстрелы.

Он скользнул в темноту, и лицо его стало напряженным. Далеко впереди на мгновение забрезжил слабый свет. Со всех сторон от него высились призрачные белые очертания надгробий. Он пробирался среди них к свету, который, казалось, не имел права быть там в этот темный час. Десять часов, а кладбище закрывалось в шесть.

Он снова увидел Зеддлера. Мужчина, пригнувшись, крался вперед, к свету, его коренастая фигура была похожа на огромного медведя. В руке у него что-то блестело.

Террилл увидел, откуда исходит свет. Звук доносился из приоткрытой двери огромного склепа. Мурашки ужаса пробежали у него по спине. Он не знал, что за омерзительная работа происходит внутри.

Он ждал, держа наготове свой автоматический пистолет, и увидел, что Зеддлер приближается к двери склепа. Затем дверь открылась шире, и Зеддлер вошел внутрь.

Посмотрев за спину Зеддлера, он увидел мужчину с темным платком на лице, открывавшем крышку гроба. Мужчина был сосредоточен на своем занятии. Но, когда Зеддлер заговорил, он резко развернулся.

- Кто вы такой и что вы делаете?

Голос банкира был хриплым, он дрожал всем телом. Мужчина с платком на лице набросился на него с холодной яростью убийцы. Зеддлер вскрикнул и покачнулся, как пьяный.

Потому что крышка гроба отодвинулась в сторону, и из него поднялась фигура, принявшая сидячее положение. Это была фигура брата Зеддлера, Г.К. Зеддлера, свидетельство о смерти которого было выдано двадцать четыре часа назад. Его лицо побледнело и исказилось, но он был жив.

Эй Джи Зедлер в ярости бросился вперед.

- Что это значит?

Он попытался схватить мужчину в платке, но тот отступил назад и вытащил что-то из-за спины. Террилл ахнул от ужаса.

На правой руке мужчины была перчатка в виде головы кобры. Челюсти смыкались большим и указательным пальцами; показались острые клыки, и, прежде чем Террилл успел пошевелиться, он вонзил их в руку старшего Зеддлера.

Со сдавленным криком Эй Джи Зеддлер отшатнулся. Он попытался заговорить, но не смог и, корчась, опустился на землю. И в этот момент заговорил человек, сидевший в гробу.

- Ты убил его, Вейл, ты убил моего брата. Я не хотел этого. Ты убийца!

- Да! - раздалось из-под платка единственное слово, и на правой руке мужчины мелькнула змеиная голова. Но прежде чем она достигла фигуры в гробу, пистолет Террилла дважды рявкнул.

Крик боли и ярости сорвался с губ убийцы в маске. Рука в перчатке с головой змеи безвольно упала, с нее капала кровь. Он отступил, глядя на нее. Платок упал, и Террилл увидел светловолосое лицо доктора Вейла. Затем таким быстрым движением, что Террилл едва успел увидеть его, доктор просунул левую руку между челюстями змеи и сжал их.

На его лице появилась ужасная улыбка. Он посмотрел на Террилла, медленно покачиваясь. Затем его колени подогнулись.

Младший Зеддлер был словно оглушен. Затем он произнес:

- Я не планировал никаких убийств. Никаких. Это сделал Вейл. Он бы и меня убил. Теперь я это понимаю. Я вор, но не убийца. И смотрите, вот деньги. Я могу все вернуть.

Голос Зеддлера стал диким, когда он вытащил из-под ног в гробу сумку и поднял ее.

- Банк терпел крах - он бы обанкротился. Я забрал деньги из хранилища, последние полмиллиона. Я собирался покинуть Америку и уехать туда, где меня никто никогда не найдет. Я заплатил Вейлу за ту роль, которую он сыграл; за наркотики, из-за которых казалось, будто я мертв.

- А что относительно Марлен Лант? - сурово спросил Террилл.

Зеддлер со стоном закрыл лицо руками.

- Значит, вы знаете о ней. Она была прекрасна - ее красота сводила меня с ума, толкала на преступление. Сегодня вечером мы должны были встретиться на лайнере. Мы собирались исчезнуть вместе.

- Я знаю это, - мягко сказал Террилл. - Забавно, Зеддлер, какие мелочи иногда выдают преступника. Например, эти спички на вашем бюро - я никак не мог понять, зачем человеку с больным сердцем понадобилось отправляться в "Джунгли". Это подтолкнуло меня к расследованию, направило по правильному пути.

Сейчас придет детектив Ван Брант. Вы надолго загремите в тюрьму, Зеддлер. Жаль, что вы не вложили все свои силы в то, чтобы исправить ситуацию с банком. Но я рад, что вкладчики в любом случае не потеряют эти полмиллиона.

И я также рад, что голова Кобры больше никого не укусит. В ее клыках был яд. Вейл убил вашего секретаря, когда у молодого человека возникли подозрения, и он собирался обратиться ко мне. Я видел, как той ночью исчезала машина Вейла. А когда ваш брат начал что-то понимать и приехал сюда, он убил и его тоже. В душе он был убийцей, склонным к драматизму, и неизвестно, скольких еще людей он мог бы убить, если бы не был остановлен.

ЦАРСТВО ЖИДКОЙ СМЕРТИ

Честер Брант

Отполированные до блеска доски под ногами Джона Мерчанта почти незаметно задрожали, затрепетали со зловещим предостережением, как будто гигантский циклоп, пораженный лихорадкой, схватил их и стал посылать легкие конвульсивные толчки по их блестящей поверхности.

Джон Мерчант не обратил внимания на их дрожь. Он придвинул свой стул поближе к Лорне и накрыл ладонью ее маленькие пальчики. Его взгляд блуждал по прекрасным золотисто-рыжим волосам Лорны, ее широко раскрытым темно-синим глазам и изящно очерченным алым губам. Вся прелесть этой изысканной девушки, золотистый загар ее кожи в тех местах, где его подчеркивало изящное, облегающее спортивное платье из льна, юная гибкость ее прекрасно сложенного тела и длинные, стройные ноги - все это вызывало у Джона Мерчанта глубокое, страстное влечение.

Осознание того, что через несколько коротких недель он женится на ней, вызвало в его жилах волнующий трепет гордости и ожидания. Он никогда не испытывал такого полного счастья. И все же...

Он нахмурился. Лорна была пределом мечтаний, воплощением всех его желаний. Она любила его, собиралась за него замуж. Почему жуткое предчувствие, что он потеряет ее, охватило его именно сейчас? Что-то не так. Но что? Он сжал ее руку, пристально глядя на нее. Он молча и горячо молился, чтобы ничего не случилось и не нарушило эту блаженную безмятежность. Если он потеряет Лорну, если что-то разлучит ее с ним...

Почему было так жарко, так трудно дышать? Он поймал себя на том, что почти задыхается. Если что-нибудь, хоть что-нибудь отнимет у него эту девушку, он сойдет с ума. Он превратится в безумца!

- Джон! - Лорна мягко улыбнулась. - Ты ужасно морщишься, глядя на мои пальцы. Они тебе так не нравятся? В чем дело, дорогой?

Мерчант вздрогнул и слегка тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от предательской, зловещей паутины, образовавшейся у него в мозгу. Он посмотрел на девушку и попытался улыбнуться.

- Ничего не случилось, милая. И не могло случиться. Когда я рядом с тобой, никогда ничего не происходит.

Лорна погладила его по руке и задумчиво произнесла:

- Ты уверен?

Он энергично кивнул.

- Уверен! - Горячность собственного голоса поразила его. Он озабоченно нахмурился.

Лорна улыбнулась, оглянулась, чтобы убедиться, что никто на нее не смотрит, и, поднеся его руку к своим губам, поцеловала ее.

- У тебя было очень странное выражение лица, любимый, - пробормотала она. - Я никогда раньше не видела, чтобы ты так хмурился.

Мерчант покачал головой.

- Я думал о том, как было бы ужасно, если бы я никогда не встретил тебя, - солгал он. - Мне ненавистна сама мысль об этом. - Должно быть, он нахмурился от ярости. Невыразимой ярости. Он выдавил из себя легкий смешок.

В ее серьезных темно-синих глазах не отразился смех, который светился в его карих глазах. Она прижала его руку к своей щеке.

- Джон, - медленно произнесла она, - в том, как ты нахмурился, не было ярости. В твоих глазах не было ненависти, был только страх.

У Мерчанта перехватило дыхание.

- Страх потерять тебя, - поспешно рассмеялся он.

Но слова, казалось, застревали у него в горле. По какой-то необъяснимой причине он вдруг смертельно испугался. Мрачная пелена ужаса окутала его, казалось, становясь все туже и туже, удушая затаенным, жутким страхом.

Далекие, неровные очертания зданий в центре города обрели зубчатые очертания в безоблачный, залитый солнцем полдень. Солидность строений, да и сами здания показались ему приятными - как будто они были старыми друзьями, которых он не видел несколько недель. Небо над ним было голубым и радостным. Но страх, охвативший его, не исчезал.

- Джон! Что с тобой, дорогой? - Красивое загорелое лицо Лорны было совсем близко от его лица, ее нежные губы дрожали. - Скажи мне, дорогой. Это так ужасно? Или, может быть, этот странный жар - твое лицо, твои глаза...

- Все в порядке. Ничего. Все в порядке. - Его тон был резким.

- Джон, у тебя бледное лицо!

Мерчант провел рукой по своему мокрому, липкому лбу. Атмосфера - только и всего. Она была зловонной, горячей, как обжигающий порыв ветра, и, казалось, наполняла его содрогающееся тело жутким ужасом перед неизвестностью. Он чувствовал, что если не двинется с места, то закричит, встанет и начнет хрипло выкрикивать мерзкие богохульства.

- Лорна, я чувствую... я не могу объяснить. Что-то должно произойти. Что-то ужасное. Что-то могущественное и злобное...

- Джон!

Он мог это чувствовать, осязать. Что бы это ни было, это забрало бы Лорну у него. Лорну, его возлюбленную! Его язык стал сухим и отяжелевшим, губы пересохли. Внезапно ему показалось, будто все частицы воздуха во Вселенной замерли. То немногое, чем можно было дышать, стало застоявшимся, зловонным. Пот выступил у него на теле, стекал под одежду жгучими липкими каплями.

Что-то должно было случиться! Это чувствовалось в смертельной близости атмосферы, в нем самом. Если не считать обжигающего жара, который окутывал его, он мог сказать, что опасность близка - по тому, как внезапно посерело небо, по тому, как отвратительные, клубящиеся облака закрыли солнце.

Что-то должно было случиться вот-вот, что-то странное, злое - что-то феноменальное, в чем должны были участвовать земля и небеса. Гигантский переворот, который ввергнет миры Вселенной в зарождающееся извержение, жестокое, ужасающее извержение, которое никогда не будет остановлено, будет продолжаться веками, эонами. Злое, отвратительное, оно собиралось оторвать от него его благословенную Лорну; нечто мерзкое, пришедшее из адских, богохульных краев, которое примет человеческий облик после того, как осуществит свою месть, - вырвет Лорну, отдаст ее на растерзание...

- Лорна! - Его голос стал прерывистым. - Я не могу дышать! Это заберет тебя у меня. Лорна, будь рядом со мной. Я не позволю этому забрать...

- Джон! Джон!

Темная, тяжелая тень легла на лицо девушки. Она подняла взгляд и испуганно распахнула глаза. Она прижалась к Мерчанту, непроизвольно скрестив руки на груди, словно защищаясь от злых, похотливых взглядов, которые могли проникнуть сквозь мягкий лен ее платья.

Мерчант откинулся на спинку стула, тяжело дыша, и, вращая горящими глазами, уставился на странную фигуру человека, стоявшего над ним.

Мужчина казался необычно высоким. Его голова была покрыта черными жесткими волосами, стоявшими дыбом, словно он пришел в ужас от чего-то, что мог видеть только он. Глаза были такими же черными, как и волосы, они резко выделялись из пустых глазниц и излучали ужасный, оскорбительный блеск.

Было что-то насмешливо-аскетичное, что-то странное и фанатично церковное в этом огромном людоеде, который распутно переводил взгляд с дрожащей Лорны на тяжело дышащего, покрытого испариной Мерчанта. Этот человек напоминал тех демонических, сатанинских жрецов, которые несколько столетий назад практиковали свои порочные культовые ритуалы.

Пронзительный взгляд был устремлен на Мерчанта, голос звучал глухо и гулко.

- Ты испуган. Ты прав. Ты не готов, совсем не готов к своей судьбе! Настал последний день - день страшного суда, конец света. Ты понимаешь это? Оглянись вокруг. Это витает в небесах, в воздухе - это у тебя на лице, в твоих глазах. Ты напуган. Ты не готов!

Мерчант громко задохнулся от ужасающего жара, который окутал его своим зловонным дыханием.

- Уходите! - пробормотал он.

Огромный, дьявольского вида мужчина раскачивался на ногах взад-вперед, казалось, поддерживая странный ритм своим монотонным напевом:

- Этот день настал... Никто не готов к своей судьбе. Сегодня... сегодня последний день, последний суд над человечеством. Он грядет, хаос и неразбериха, наказание для злых и подлых. И все злые и подлые... Посмотрите на небо! Солнце исчезает. Небеса и земля столкнутся; земля разверзнется, и океаны разольются и затопят вселенную. Человек будет жить веками, мучимый смертью при жизни под бурлящими водами. Воды очистят его. Он будет ходить в них, спать и дышать в них. Но он никогда не поднимется из воды! Он утонет, но не умрет. Он будет погружен в воду, которая будет душить и очищать - душить и очищать...

Черные, пронзительные глаза жадно впивались в фигуру Лорны, пока мужчина раскачивался взад-вперед. Его огромные, покрытые венами лапы тянулись к ней, пальцы судорожно подергивались.

Мерчант заметил, как лицо Лорны внезапно стало пепельно-серым. Пот струился по ее лбу, пропитывая золотисто-рыжие волосы и платье, пока тонкая ткань не прилипла к изгибам ее тела. Он увидел, что она тоже задыхается; обжигающий порыв сверхъестественного жара окутал ее так же, как и его.

- Богиня! - прохрипел огромный мужчина. - Ты будешь спасена, ты будешь спасена! Ты станешь богиней Греха!

Он схватил Лорну в объятия, поднял ее со стула и прижал к себе. Голова Лорны запрокинулась, шея изящно и беспомощно изогнулась. Расслабленные губы мужчины целовали ее шею, лаская бледные щеки.

Мерчант с трудом поднялся на ноги, жар высосал из его тела всю энергию. Его руки судорожно вцепились в плечи мужчины. Незнакомец выпустил Лорну, которая без сил опустилась у его ног. Он повернулся и с силой толкнул Мерчанта обратно в кресло. Черное сатанинское лицо нависло над ним. Глухой голос, доносившийся словно издалека, произнес нараспев:

- Она больше не будет принадлежать тебе, она будет моей! Я, Зрини, могу сказать тебе это. Я попрошу за нее! Хаос миров дарует ее мне, пока ты будешь вечно бороться в водах - в водах, из которых нет возврата. Это происходит сейчас! Последний день, последний час, последняя минута!

С усилием, которое разорвало вялые, обожженные мышцы его горящего тела, Мерчант вскочил на ноги и бросился на мужчину, вцепившись пальцами в толстую, гротескную шею. Зрини отвратительно расхохотался, обхватив своими мускулистыми руками обмякшее тело Марчанта. Руки медленно сжимались, по мере того как безжалостно выдавливали жизнь из его груди.

Он смутно осознавал, что мимо спешат люди с искаженными и побелевшими от ужаса лицами. Некоторые обратили расширенные от ужаса глаза на борющихся мужчин, но не остановились. Другие то и дело поглядывали на темнеющее странное небо: немец с бесстрастным квадратным лицом, искаженным глупым страхом, неуклюже брел, спотыкаясь; смуглый итальянец и его маленькая смуглая жена вопили, закрывая глаза руками; третьи истерически кричали, бешено бегая туда-сюда, среди них свирепствовал мертвенно-бледный ужас.

На последнем издыхании Мерчант выкрикивал гнусные богохульства, поднимал свое раздутое лицо к зловещим небесам и проклинал. Жуткое лицо Зрини приблизилось, злобно и торжествующе ухмыляясь.

- Это пришло! - хрипло закричал он, его огромное тело задрожало от восторга. - Конец света! Начало хаоса и неразберихи! Очистительные воды придут! Они придут!

Как будто на очень большом расстоянии, за каким-то далеким горизонтом, Мерчант услышал глухой, гулкий взрыв. Это было так, словно что-то феноменально огромное разрывало небо и землю на части, и земная материя кричала в знак протеста и агонии. Мир закачался у него под ногами, зияющая бездна разверзлась, чтобы поглотить его, засосать все живое в бесконечную, ужасную черную пропасть. Ослепительная вспышка озарила небо, на мгновение осветив искаженные агонией лица многих людей, которые закричали и упали на колени, их расширенные глаза смотрели в жуткой панике, когда земля разверзлась.

Что-то болезненно горячее и твердое оцарапало лоб Мерчанта. Он видел людей, которые, казалось, проплывали мимо него, их лица были искажены гложущим страхом и смятением. Все вокруг было затянуто зеленовато-черной пеленой, разглядеть сквозь которую что-либо становилось все труднее.

Он лихорадочно шарил вокруг, ища Лорну. Ее нигде не было. Ужасная зеленовато-черная пелена клубилась вокруг него, приближая предметы и унося их прочь. Лица приближались к нему - злобные, жуткие лица, с любопытством смотревшие на него с застывшими выражениями; они отдалялись, когда он приближался к ним. Ни одно из них не напоминало любимые черты Лорны. Он безнадежно двигался, словно шел в никуда. Он находился в пустоте и мог двигаться только по указаниям туманных каналов.

Обжигающий огонь в его теле перестал причинять боль, сменившись липким холодом, проникавшим в самую глубь его души. Темно-зеленая пленка стала тяжелее, насыщеннее. Было трудно переступать через нее, трудно видеть сквозь нее. Она полностью окутала его, прилипла к глазам и рту, к телу и ногам. Его шаги стали тяжелыми, механически медленными, как будто он шел под водой.

Вода! Мерчант громко вскрикнул, вспомнив слова Зрини: вода, в которую погрузятся все, в которой они будут пробираться на ощупь вечно - живые и в то же время мертвые!

Скользкие черви ужаса поползли по его сердцу, когда он понял, что, должно быть, идет в воде! Чем еще могла быть эта мерзкая дрянь? Он посмотрел на свою одежду: она казалась сырой и тяжелой. Но он был жив; он не мог идти в воде - живой...

Он поднял глаза вверх. Высоко над собой он увидел искаженный, слабый отблеск света. Возможно, дневного света! Он попытался пошевелить руками, как будто плыл, чтобы подняться вверх, к проблеску света. Это оказалось бесполезно, он не мог подняться. Он продолжал погружаться, почти неощутимо дрейфуя вниз.

Предметы кружились и медленно проплывали вокруг него. Предметы, которые, приблизившись, превращались в людей, идущих так же, как и он, медленно, методично, с вытянутыми вперед руками, как будто устало и уныло искали что-то, что у них не было надежды найти.

Мерчант вздрогнул.

- Лорна! - закричал он. - Лорна, где ты? Это Джон, дорогая. Я пытаюсь тебя найти!

Люди, странные, гротескные люди, проплывали мимо него, уставившись на него бесполезными, ищущими взглядами, опускались мимо него в холодные, бурлящие черные глубины.

Мерчант закрыл глаза и застонал. Как глубоко он будет погружаться в эту темную бездну Ахерона? Были ли эти заблудшие души, окружавшие его, омерзительными обитателями какого-то адского, затопленного пандемониума, существовавшего глубоко в недрах земли?

Земля! Мерчант вздрогнул. Земли больше не было. Что сказал этот сатанинский изверг Зрини? Наступил конец миров, конец всего сущего! Он провел рукой по ноющему лбу. Он мрачно подумал об Атлантиде, континенте к западу от Геркулесовых столпов, который был поглощен океаном и погрузился неизвестно на сколько морских саженей под темную холодную воду.

Это случилось однажды - это может случиться снова! Эти жуткие, похожие на трупы существа, медленно проплывающие мимо него в зеленовато-черной бездне, были ли они какими-то омерзительными остатками древних атлантов, обитателей Атлантиды, обреченных жить в течение столетий, мучаясь в этой вонючей, обволакивающей массе слизи?

Ужас пронзил его сердце, когда он двинулся вперед. Он рассмеялся, но затем сдержался. Легко сойти с ума, когда твой разум находится на грани ужаса. Он двинулся вперед, не добившись почти никакого прогресса, кроме этого неизбежного движения вниз. Он внезапно потерял всякое представление о времени. Ему могло потребоваться мгновение, чтобы сделать этот последний шаг, а могло и столетие.

- Лорна! Лорна! - позвал он. - Я пытаюсь найти тебя! Ты меня слышишь?

Из черных глубин материализовалась туманная фигура. Фигура была немного ниже него, она двигалась, медленно приближаясь к нему и поднимаясь все выше. Его сводило с ума осознание того, что эта фигура могла подниматься, в то время как он сам был вынужден опускаться. Фигура приблизилась, раскинув руки, измученное лицо исказилось от ужаса.

Это был мужчина. Мерчант вспомнил бесстрастное квадратное лицо немца, который пробежал мимо, когда он боролся с огромным телом Зрини.

Немец тупо посмотрел на него и прошел мимо. Он увидел, что глаза мужчины закрываются, казалось, окончательно, и только поднятые в мольбе руки, по-видимому, сохраняли жизнь. Тяжелые ботинки немца проплыли мимо его головы; фигура исчезла.

- Лорна! Лорна, дорогая! Где ты? Я приду к тебе, если ты дашь мне знать, где ты!

Наконец он перестал опускаться. Он покоился на том, что, по-видимому, было дном бездонной пропасти. Черная, вонючая трясина засасывала его ноги, делая его тяжелые шаги еще более трудными и медленными. Другие фигуры смутно бродили вокруг него по грязному, дымящемуся дну. Они ощупывали друг друга, искали.

- Лорна! Лорна, где ты?

Он увидел ее. Казалось, она была за много миль отсюда, ее смутная фигура сливалась с черным туманом. И все же он мог видеть ее лицо, белое пятно, которое подплывало все ближе и ближе.

Медленно, с невыносимой неторопливостью ноги понесли его к ней. Он увидел еще одну фигуру, огромную, искаженную фигуру, надвигающуюся на девушку сверху. Это был Зрини.

Отвратительный мужчина приближался к девушке, надвигаясь на нее с большей скоростью, чем Мерчант мог себе позволить на своих подкашивающихся ногах.

Лорна протянула руки к своему возлюбленному, ее испуганные глаза умоляли его поторопиться, хотя она и пыталась придвинуться к нему. Он проклинал свои онемевшие ноги и их сводящую с ума вялость, попытался побежать и обнаружил, что не может двигаться быстрее.

- Лорна! Лорна, дорогая, беги ко мне! Любимая, кто-то пытается приблизиться к тебе. Сверху. Посмотри вверх!

Словно не замечая, что Мерчант кричит ей, предостерегая ее, Лорна позвала его:

- Джон, дорогой! Подойди ко мне, пожалуйста. Поторопись, Джон. Он идет!

Мерчант почувствовал, как ее голос странно запульсировал у него в голове. Он знал, что не слышал, как Лорна звала его, но что-то в его сознании подсказало ему, - она умоляет его.

- Лорна, дорогая! Я приду так быстро, как только смогу!

Но он знал, что не может надеяться добраться до девушки раньше, чем черная, зловещая фигура Зрини обрушится на нее. Прямо на его глазах огромный мужчина потянулся к Лорне, обхватив ее за талию и притянув к себе. Дьявольское лицо исказилось в ужасном выражении, когда оно приблизилось к белому лицу Лорны.

Девушка и монстр на мгновение сцепились, борясь вялыми движениями, Лорне удалось вырваться из его хватки, и огромный кулак мужчины сорвал с нее платье. Зрини протянул руку и снова поймал ее, его руки сорвали с нее тонкое, промокшее белье. Лорна медленно опустилась на колени, склонив голову, словно в молитве.

Лапы Зрини выскользнули из-под разорванного нижнего белья и конвульсивно сомкнулись мертвой хваткой на ее тонком маленьком горле. Пальцы сжались, голова Лорны запрокинулась назад, на ее бледном лице появилось ужасное выражение боли и страха. Огромный дьявол все давил и давил...

Черный туман бесполезной ярости плыл перед затуманенными глазами Мерчанта, в ушах отдавался глухой рев его собственного мозга. Если бы только он мог заставить свои налитые свинцом ноги двигаться быстрее...

Но было уже слишком поздно. Лорна безвольно лежала на засасывающем дне. Дьявол склонился над ней, пристально глядя на нее... Черная пелена снова заволокла зрение Мерчанта. Ярость и отчаяние сжали его, как тиски.

Туман рассеялся, и он увидел приближающуюся к нему жуткую фигуру монстра с черным демоническим лицом, искаженным горькой яростью. Он вытянул пальцы, вцепившись в Мерчанта. Мерчант двигался ему навстречу так быстро, как только мог, ужас и жажда мести переполняли его полубезумный мозг.

Лорна! Где она? Он огляделся по сторонам. Фигуры, гротескные и ужасные, все еще бесцельно проплывали вокруг него, над ним. Но Лорны уже не было. Она исчезла. Мгновение назад - или прошло столетие? - она стояла на коленях, потом лежала на спине, ее белое горло сжимал омерзительный Зрини. А теперь ее похитили, и ее нигде не было. Убил ли ее Зрини, и растворилась ли она в смерти в ничто?

Убийственная ярость охватила Мерчанта, когда он внезапно столкнулся с ужасным призраком Зрини. Этот человек убил Лорну! Он жестоко сдавил ее белое, нежное горло...

Поначалу ярость придавала ему сил, и ему казалось, он может одолеть злобное, бесчеловечное существо, с которым боролся. Но маниакальная сила Зрини вскоре сломила его. Теперь он вел безнадежную, заведомо проигрышную битву за то, что осталось от его жизни.

Он почувствовал, что, все еще слабо сопротивляясь, погружается в вязкую жижу у своих ног. Задыхаясь, он слабо дернул руки, сжимавшие его горло, пытаясь разжать их. Пальцы оставались невероятно твердыми, как у безумца. Затем темнота медленно окутала его. Он почувствовал, как его тело расслабилось, обмякло, а спина погрузилась в трясину.

- Лорна, Лорна! Дорогая, я умираю. Я буду с тобой, любимая.

Он лежал совершенно неподвижно.

Он смутно осознавал, что никто не сжимает его горло. Ему казалось, он плывет сквозь время и пространство. Он поднимался. Далеко вверху он мог видеть проблеск света. Казалось, тот стал немного ярче. Если он мертв и плывет к Элизиуму, то скоро окажется рядом с Лорной.

Его голова и легкие внезапно начали раскалываться, как будто им долгое время не хватало воздуха. Он не мог вдохнуть ни капли в свое изнемогающее тело.

Его глаза открылись, привыкая к свету. Первое, что он увидел, было любимое лицо Лорны. Он выдохнул ее имя и услышал, как она прошептала его. Сначала ее лицо исказилось от страха, но, когда он пошевелился, она устало и с облегчением улыбнулась, прижалась мокрым лицом к его лицу и всхлипнула:

- Джон! Джон! Слава Богу!

Тяжелое тело мужчины в военной форме сползало с ноющей груди и живота Мерчанта. Он понял, что этот человек был членом экипажа "Аркадии", возвращавшим живительный воздух в его легкие с помощью искусственного дыхания.

- Теперь с тобой все в порядке, приятель, - пробормотал моряк. - И тебе повезло.

Мерчант огляделся. Он находился в одной из больших спасательных шлюпок "Аркадии". В шлюпке было шесть или семь моряков. Остальные, человек пятнадцать или около того, были, как он сам и Лорна, пассажирами "Аркадии". Они жались друг к другу под одеялами, пытаясь согреть свои мокрые, продрогшие тела. Матросы взмахивали веслами, лавируя между обломками, видневшимися на поверхности маслянистой воды. Время от времени лодка останавливалась, и команда вылавливала из воды измученных людей.

Одно из тел плавало рядом, его руки слегка подрагивали. Когда команда помогла мужчине забраться в лодку, Мерчант увидел, что это немец с непроницаемым лицом - наполовину захлебнувшийся, он хрипло дышал, втягивая воздух в разрывающиеся легкие.

Мерчант повернулся к Лорне, прижал ее холодную щеку к своей и поцеловал ее.

- Слава Богу, с тобой все в порядке, - выдохнул он.

Он не видел никаких признаков "Аркадии", огромного пассажирского лайнера, на борту которого они с Лорной возвращались из турне по Европе. На том месте, где только что был большой корабль, не осталось ничего, кроме маслянистой, бурлящей поверхности. Вдали он видел очертания Нижнего Манхэттена в Нью-Йорке, здания, которые он был так рад снова увидеть. Они были уже почти в пределах видимости гавани. Он увидел буксиры и пожарные катера, направляющиеся к ним с ревущими сиренами.

- "Аркадия" затонула? - тихо спросил он.

Лорна кивнула.

- Да. Загорелось одно из машинных отделений. Взорвались котлы, пробив днище корабля. Он затонул почти сразу. Спаслись лишь немногие из нас.

Мерчант вспомнил зловещее дрожание полированной палубы салона, это должно было предупредить его о том, что что-то не так. Затем ужасный жар, проникающий сквозь переборки, и вентилятор, на который он тоже не обращал внимания, пока не стало слишком поздно. Взрыв - это взорвался один из котлов. Вспышка огня и резкий удар по голове, когда его швырнуло на внезапно наклонившийся борт палубы... Теперь он живо вспомнил все это. Наверное, он был без сознания - вероятно, пошел ко дну реки вместе с кем-то из других пассажиров. Лорна тоже пошла ко дну, вынырнула на поверхность раньше него, после борьбы с...

Он вздрогнул, увидев горло Лорны. Мягкая белая плоть была ужасно воспалена, на ней виднелись уродливые синевато-багровые следы от пальцев.

- Лорна! - прохрипел он. - Этот человек! Зрини! Это бесчеловечное чудовище, которое говорило о конце света как раз перед тем, как мы пошли ко дну! Твое горло? Кто это был?

Отозвался матрос, который делал ему искусственное дыхание.

- Да, приятель, твоя подружка тоже спрашивала о нем. Этот парень был чокнутым. Мы уже встречались с ним раньше. Какой-то иностранец, который ходил вокруг и проповедовал о том, что судный день приближается. Он как раз рассказывал тебе об этом, когда взорвались котлы. Он тоже упал в воду.

- Но у нее на горле... Следы...

- Да, - сказал моряк. - У тебя тоже немного поцарапана шея. Этот парень тонул. Утопающий, который не умеет плавать, хватается за все, что попадается ему под руку. Сначала за одежду, потом за шею. Когда он схватил вас с юной леди за шею, вы оба, я полагаю, практически потеряли сознание. Когда вы перестали двигаться, то пошли ко дну, а когда вы пошли ко дну, то уже не могли помочь тонущему парню. Он отпустил вас. Он наткнулся на кого-то другого, и в конце концов они оба всплыли. Если вы повернете голову, то сможете увидеть, что случилось с этим психом.

Мерчант посмотрел на тело, плавающее рядом с лодкой. Это было тело Зрини. После смерти его жуткое, злобное лицо стало багровым и раздутым. Мерчант отвернулся, чувствуя легкую тошноту. Он крепко сжал маленькие ручки Лорны в своих.

Моряк мрачно посмотрел на Мерчанта и сказал:

- Боже, мы с твоей девушкой думали, что ты никогда не всплывешь. У тебя, должно быть, на это ушло девяносто секунд.

Мерчант посмотрел Лорне в глаза и притянул ее ближе к себе.

- Нет, - медленно произнес он. - На это ушло девяносто лет.

КЛЫКИ ДУШИ

Роберт К. Блэкмон

- Иди же, глупец, и трепещи пред мечом Смерти. Трепещи и содрогайся от речей глупцов, в трепетной тоске внимай глупой болтовне толпы, как будто ты ничто. На самом деле, ты не что иное, как церковный прах и комья земли. Разве тело не преображается вечно и не принадлежит реке Времени? Разве оно не отбрасывает старое ради нового, постоянно теряя и обретая?

Эти слова, написанные поэтом, умершим сотни лет назад, теперь звучали у меня в ушах, даже когда холодные пальцы смерти, забравшей его, дотянулись до меня.

Я чувствовал, как холод объял мои ступни, медленно и безостановочно поднимаясь вверх, словно прилив, набегающий на берег. Скоро этот холод охватит мои жизненно важные органы, остановит биение моего сердца, движение моих легких. Тогда высокое тело, известное людям как Джон Пейн, брокер, превратится в холодную и мертвую плоть. Я соскользну с края и погружусь в ту темную и неизведанную бездну, которую смертные называют вечностью. Оставалось всего несколько минут до того, как я попаду в Царство мертвых.

Я умирал.

Но хотя не мог ни двигаться, ни говорить, мой разум был ясен, как никогда. Я мог слышать. Мое зрение было идеальным.

Я мог видеть, как тяжелые шторы, задернутые на окнах моей спальни, закрывали вид на мой последний рассвет среди живых. Я видел маленькие часы на каминной полке и слышал, как они деловито отсчитывают оставшиеся секунды моей жизни. Я видел накрахмаленную сиделку у моей кровати, ее одновременно молодое и старое лицо осунулось в присутствии смерти, хотя она, должно быть, видела ее и раньше.

Мой пес, Мейджор, растянулся на коврике рядом с моей кроватью, верный до последнего; я не мог его видеть, но слышал, как шевелится его большое и лохматое тело, как он время от времени поскуливает. Обладая звериным чутьем, Мейджор знал.

Мейда и моя девятнадцатилетняя дочь Луэлла стояли в изножье кровати, рыдая и утешая друг друга, в то время как их муж и отец медленно погружался в холодные объятия смерти.

Мне было жаль покидать их, но Смерть с Косой не оставляет выбора простым смертным. Я умирал, и мне было не страшно.

Рядом с Мейдой стоял Генри Ромел, мой партнер по бизнесу. Такой же высокий, как и я, но худощавый и темноволосый, Генри Ромел никогда не был женат. Его единственной страстью было зарабатывание денег. Фирма Пейна и Ромела приносила доход. Генри Ромел пообещал позаботиться о том, чтобы Мейда получила долю в фирме после моей смерти. Это и моя страховка обеспечили бы Мейде и Луэлле все, что они пожелают. Осознание того, что они в безопасности, помогало мне без страха встретить смерть. Я даже задавался вопросом, что найду в Царстве мертвых.

Положит ли смерть конец моему сознательному существованию? Или моя душа, как писал древний бард, устремится в реку Времени, отбрасывая старое ради нового, постоянно теряя и обретая?

Слова Данте всплыли у меня в голове:

"Мы всего лишь черви, рожденные, чтобы стать небесными бабочками".

Я подумал о венецианских гондольерах, считающих своим отцом огромного белого голубя, который, по их словам, каждый год возвращается на площадь Святого Марка. Я вспомнил ирландские легенды, в которых говорится, что девушки возвращаются к земному существованию после смерти в виде грациозных лебедей. Я подумал о святой Гертруде, одной из скандинавских боевых валькирий, с которой, по слухам, души умерших проводили первую ночь перед тем, как попасть в Вальгаллу. Она изображена в виде пряхи, по прялке которой бегают мыши. Эти мыши были душами.

Вселится ли моя душа в другое живое существо в момент смерти моего тела? Проживу ли я еще одно земное существование, но не в человеческом обличье?

Эти мысли пылали в моем сознании.

Мексиканские индейцы тласкала, насколько я помнил по литературе, верили, что души выдающихся людей после смерти вселяются в больших певчих птиц, а также в сильных и благородных животных. Души простых людей вселяются в более мелких животных и насекомых.

Мое путешествие по Мадагаскару научило меня тому, что местные племена верили, вид животного, в котором они будут обитать, зависит от положения человека в жизни перед смертью.

Древние египтяне верили, что в момент смерти душа вселяется в другое живое существо. Что она проходит через всех животных земли, воздуха и моря, а затем возвращается в человеческий облик по прошествии трех тысяч лет.

Американские индейцы верили, что души их воинов вселяются в животных, и считали их тотемами. Индийский кодекс Ману, египетская "Книга мертвых", Упанишады и философские писания брахманов - все они говорили о реинкарнации.

Смогу ли я в таком случае продолжать жить не в человеческом обличье? Существовали ли другие существа до меня в виде других живых существ?

Я посмотрел на свою жену, Луэллу и Генри Ромела.

Мейда и Луэлла вполне могли быть оленятами, прежде чем принять свой нынешний человеческий облик - кроткими, с ласковыми глазами и доверчивыми. Беспомощные и беззащитные в телах этих изящных животных, они могли закончить свой период существования в безжалостных клыках волков и пантер.

Генри Ромел...

Внезапный шок пронзил мое оцепеневшее тело, когда я встретился взглядом с глазами Генри Ромела. Черные, близко посаженные и яркие, они пристально смотрели на меня. Приближение смерти обострило мое зрение. Я увидел в этих глазах безумную и жадную цель. Каждая черточка его узкого, костлявого лица кричала о том, что он хотел моей смерти. Тонкий белый разрез его рта, посадка длинной головы на костлявых плечах - все в нем говорило мне о том, что Генри Ромел намеревался сделать после моей смерти.

Он уже считал мою долю - долю Мейды - в брокерской фирме своей собственной. Его единственной страстью было зарабатывать деньги, а я оставлял деньги Мейде и Луэлле. Я прочел безумное желание в глазах Генри Ромела. Он намеревался получить эти деньги в свою собственность, независимо от того, что случится с Мейдой и Луэллой. Кроткие, с мягким взглядом и доверчивые - человеческие оленята - они стали бы легкой добычей Генри Ромела. Его окружала аура злобного и безжалостного человека-волка.

Во мне поднялась волна гнева. Я попытался выкрикнуть предупреждение Мейде и Луэлле. Я попытался рассказать им о планах Генри Ромела. Я попытался призвать сиделку в свидетели. Я попытался вскочить с кровати, чтобы вцепиться в горло лживого Генри Ромела.

Затем меня охватило странное ощущение перемены.

Я услышал голос сиделки, спокойный и серьезный, с напряженными нотками в голосе.

- Я... сожалею. Он... ушел.

Мейда и Луэлла начали дико рыдать и звать меня по имени. Я услышал низкий голос Генри Ромела, который успокаивал их, говорил ласковые слова.

Я попытался докричаться до Мейды и Луэллы и сказать им, что я все еще жив. Потом я понял, что смотрю на их ступни и лодыжки - Мейда была немного полновата в среднем возрасте, Луэлла - стройна в молодости, а рядом с ними - серые манжеты брюк Генри Ромела и узкие черные туфли. Ступни были почти на уровне моих глаз!

Какое-то мгновение мой разум не мог осознать значения того, что я увидел. Затем я понял, что, должно быть, лежу на полу. Я чувствовал под собой упругий ворс ковра, хотя и не помнил, как упал с кровати и ударился об пол.

- Он... он ушел, мама! - До меня отчетливо донесся сдавленный голос Луэллы. - Что... мы... будем... делать... без... него?

- Тише, тише, дорогая. - Это был мужественно спокойный голос Мейды. - У меня есть ты, а у тебя - я...

Я попытался окликнуть их и сказать, что я все еще жив. Чтобы они положили меня на кровать. Из моей груди вырвался низкий, рокочущий вой, звук, который никогда не смог бы сорваться с человеческих губ. Никто из них не пошевелился, чтобы помочь мне подняться с пола. Я поднял одну руку, чтобы помочь себе, и она попала в поле моего зрения.

Она была массивной. В ней не было ничего человеческого. Она была покрыта лохматой коричневой шерстью.

Затем сводящая с ума правда обрушилась на мое сознание с сокрушительной силой разорвавшейся гранаты.

Я больше не был человеком. Джона Пейна больше не существовало, кроме как в виде высокого и быстро остывающего трупа на кровати. Моя душа больше не была заключена в этом трупе. Мое тело было мертво. Моя душа вселилась в большое и лохматое тело Мейджора - моего пса!

От ужаса у меня вырвался крик, - в виде жалобного рычания из клыкастой пасти. Я попытался докричаться до Майды и Луэллы, но скулеж превратился в звериный рев, в завывание.

- Сестра! - раздался низкий голос Генри Ромела. В нем звучали мрачные нотки. - Уберите отсюда это животное! Мейджор! Убирайся!

Мейда и Луэлла зарыдали громче. Я увидел, как из-за угла кровати показались серые брюки Генри Ромела и узкие черные туфли. Я попытался заползти под кровать - под труп, который когда-то был мной.

Тонкие пальцы сиделки зарылись в лохматую шерсть у меня на шее, и она обняла меня. Я попытался объяснить ей, что произошло, что задумал Генри Ромел, но слова вылетали из моих уст в виде неразборчивого хныканья.

Затем ко мне подошел Генри Ромел. Его длинные пальцы обхватили тяжелый кожаный ошейник на моей шее, и он потащил меня к двери спальни.

Прикосновение его руки разожгло огонь в моих венах. Этот человек планировал лишить Мейду и Луэллу всего, что я им оставлял. Инстинктивно я ударил его руками, пытаясь сжать пальцы в кулаки. И тут понял, что у меня нет ни пальцев, ни кистей - ничего, кроме собачьих лап.

Осознание этого лишило меня способности ко всякому сопротивлению. Генри Ромел потащил меня к двери, прочь от Мейды, Луэллы и остывающего трупа, которым я был.

- Я научу тебя рычать на меня! Шавка!

Острая боль от удара по голове сбоку заставила меня вскрикнуть. Во рту появился солоноватый привкус крови, и я сразу понял почему. Рука Генри Ромела прижала мои губы к собственным зубам - клыкам большой и сильной собаки.

Я видел, как Мейджор этими зубами раздавливал говяжьи рульки. Я видел, как он этими клыками разрывал горло другому бойцовому псу. Эти дробящие зубы и раздирающие клыки теперь были моими. Я был Мейджором!

Кипящая ярость вернулась. Из моего горла вырвался рычащий рев. Мое огромное косматое тело дернулось, вырывая из рук Генри Ромела ошейник. Я развернулся и посмотрел ему в лицо. Мои собачьи губы растянулись, обнажая белые клыки, которые я намеревался вонзить в горло Генри Ромела. Я почувствовал, как напряглись мощные мышцы ног животного, которые теперь были моими, готовясь к броску на горло Генри Ромела.

Он присел, выставив перед собой длинные руки, словно защищаясь, и попятился через комнату. Я последовал за ним, измеряя расстояние и выбирая место на его горле, где мои клыки могли нанести наибольший урон. Я увидел, как слабо пульсирует его яремная вена, и у меня изо рта потекла слюна.

- Он взбесился! - Низкий голос Генри Ромела дрожал от ужаса. Кровь отхлынула от его узкого лица. Его длинные белые руки дергались, когда он пятился через комнату. - Мейда, Луэлла, сестра! Уходите из комнаты! Закройте дверь!

Спина Ромела коснулась комода в моей спальне. Одна рука все еще была вытянута перед ним, чтобы защититься от моего прыжка. Другая рука была у него за спиной и шарила.

Я сжал мохнатые лапы, готовясь к прыжку, который поднимет меня достаточно высоко, чтобы дотянуться клыками до его горла. В моей голове горела только одна мысль - убить этого вора, пока он не причинил вреда Мейде и Луэлле.

Внезапно другая рука Генри Ромела перестала дергаться. Он взмахнул ею перед своим высоким телом. В его черных глазах вспыхнуло торжество, прогнав страх. В правой руке он держал пистолет, который достал из ящика моего комода - мой пистолет! Ствол пистолета наклонился, дуло нацелилось на мое мохнатое тело. В глазах Ромела вспыхнула жажда убийства.

- Нет! нет!

Крик Мейды перекрыл мое рычание. Я увидел, как ее маленькая фигурка метнулась по полу и встала между мной и Генри Ромелом. Луэлла оказалась рядом с ней. Обе истерически рыдали.

- Вы не убьете Мейджора! Джон любил его! Он не бешеный! Он...

- Мейджор! - Маленькая теплая ручка Луэллы погладила меня по голове и пригладила растрепанную шерсть у меня на шее. Ее голос все еще звучал сдавленно от горя из-за моей смерти. - Выйди в коридор. Пожалуйста, Мейджор. - Она подтолкнула меня к двери.

Я пошел. Мне больше ничего не оставалось делать. Я не мог пойти против своей дочери. У Генри Ромела был мой пистолет. Он бы выстрелил. Безумный блеск в его глазах сказал мне, что он никогда не позволит жизни собаки - или моей жены и дочери - встать между ним и небольшим состоянием, которое представляла моя половина брокерской фирмы.

Я слышал, как Ромел мрачно разговаривал с моей женой.

- Хорошо, в этот раз я не убью этого пса. Но я буду держать пистолет в кармане, и если он снова на меня набросится...

Дверь за мной закрылась. Луэлла и Мейда остались в комнате с Генри Ромелом, с леденящим душу трупом, когда-то бывшим Джоном Пейном.

Я бродил по коридору на мягких лапах Мейджора, планируя и отвергая каждый план. Все они были созданы разумом человека в теле собаки.

Наступило утро. Мое старое, человеческое тело увезли в морг, чтобы подготовить к погребению. Генри Ромел ушел на несколько часов, представившись моим самым близким другом, который позаботится о моей вдове.

Я подошел к Майде и попытался объяснить, что пытался убить Ромела. Попытался сказать ей, что я, Мейджор, был ее мужем. Из моего клыкастого рта доносились только неразборчивые стоны. И Майда погладила меня по голове, всхлипывая, что она тоже по мне скучает. Луэлла обхватила мою лохматую голову руками и горько зарыдала. Они обе думали, что я Мейджор, скорбящий о моей смерти.

Похороны состоялись в тот же день. Я слышал, как совершались обряды, из кладовой, в которой меня запер Генри Ромел. Я не пытался убить его, когда он заталкивал меня в кладовую. У него все еще был мой пистолет в кармане, и он все это время держал его одной рукой. Я хотел продолжать жить как Мейджор, рядом с Мейдой и Луэллой, и помогать им, чем могу. Если бы меня убили как Мейджора, моя душа могла бы перейти в другую форму, в другое тело, в котором я был бы бессилен. Как Мейджор, я обладал его мощными мускулами, смертоносными клыками и зубами, дробящими кости.

Лежа на полу в кладовой, я слышал, как внизу хор поет гимны над моим старым человеческим телом. И пока слушал, я строил планы.

Генри Ромел, как близкий друг семьи, вероятно, останется на ночь здесь, рядом с Мейдой и Луэллой. От этого зависел мой план.

Наступила ночь. Меня выпустили из кладовой. Мейда и Луэлла, все еще оплакивавшие мою смерть, удалились. В большом доме воцарилась тишина. Тогда я попытался привести свой план в исполнение.

Ступая на мягких подушечках Мейджора, я крался по коридорам, в моей голове пылала ненависть к Генри Ромелу. Я уже нашел его спальню на том же этаже, что и моя прежняя комната - комната, где я умер. Остальная часть моего плана была проста. Я прокрадываюсь в его спальню, не разбудив его, и, прежде чем он успевает дотянуться до пистолета, я разрываю ему горло своими клыками. Мертвый, Генри Ромел не мог причинить никакого вреда Мейде и Луэлле.

Я добрался до двери спальни Ромела. Шерсть у меня на затылке встала дыбом. Я почувствовал, как мои губы изгибаются, обнажая клыки. Через несколько секунд эти клыки вонзятся в горло Генри Ромела. Мейда и Луэлла будут в безопасности.

Я прижался плечом и головой к двери. Затем едва не зарычал вслух от горечи поражения. Дверь была закрыта на задвижку. У меня не было ничего, кроме мохнатых лап и клыков, чтобы открыть ее. Я встал на задние лапы и попытался ухватиться зубами за дверную ручку. Мои передние лапы скользнули по лакированным панелям, издав громкий царапающий звук.

- Кто там? - донесся глубокий, безжалостный голос Генри Ромела. Я услышал, как он подошел к двери.

Я опустился на пол и сбежал. У Ромела все еще был мой пистолет.

На следующее утро Ромел встал рано, на его узком лице было самодовольное выражение. Его черные глаза блестели, и я понял, что сегодня он сделает первый шаг, чтобы забрать у Мейды и Луэллы деньги, которые я оставил. За завтраком он был чрезмерно внимателен к моей жене и дочери. Ни Мейда, ни Луэлла почти ничего не ели, их глаза были красными от горя из-за моей смерти.

После завтрака Генри Ромел заговорил более гладко и убедительно, чем я когда-либо слышал от него раньше. В его черных глазах появился более яркий блеск.

- Мне не хотелось бы поднимать этот вопрос так скоро после смерти Джона. - Он облизал тонкие губы. - Это простая формальность, но необходимая. Просто нужно подписать бумагу. Если вы с Луэллой зайдете на минутку в библиотеку, Мэйда, - его костлявые руки сплелись в медленном, как бы стирающем движении, - мы быстро с этим покончим.

Моя жена и дочь послушно поднялись и последовали за ним из комнаты. Я семенил позади, крепко сжав челюсти, чтобы не закричать, предостерегая Мейду. Я знал, что с моих губ не сорвется ничего, кроме рычания. Меня выставят из дома.

Они прошли в библиотеку. Генри Ромел сел за мой стол и достал из кармана сложенный лист бумаги. Он улыбался, облизывая тонкие губы, когда раскладывал его на столе. Он взял авторучку из держателя.

- А теперь, Мейда, вы с Луэллой подпишете вот здесь, - голос Ромела звучал убедительно тихо. - Это всего лишь формальность, но она необходима, если вы хотите, чтобы я и дальше поступал так, как хотел Джон. Джон был моим самым близким другом, Мейда. Я думаю только о его пожеланиях. Он хотел, чтобы я продолжил дело ради вас, и я его продолжу. Мне не хотелось бы делать это так скоро после того, как... - Он замолчал и передал ручку Мейде.

Всхлипывая, она склонилась над бумагой на столе.

Что-то щелкнуло у меня в голове. Мейда подписывала передачу всего, что я оставил ей и Луэлле. Генри Ромел подготовил этот документ, чтобы лишить их всего. Я так и знал. Все это читалось в его глазах. Через несколько недель или месяцев Мейда и Луэлла остались бы без гроша в кармане - два кротких и беспомощных олененка с ласковыми глазами, отданных на милость людей-волков.

Ручка коснулась бумаги.

Мощные мышцы ног оторвали мое большое и лохматое тело от пола в стремительном прыжке к моему столу, за которым сидел Генри Ромел. Рев обезумевшего животного наполнил мои уши, и я понял, что он исходит из моего собственного горла. Я знал, что мои губы искривились, обнажив острые, как иглы, клыки, когда я несся по воздуху к Ромелу.

Он вскочил из-за стола. Мейда уронила ручку и закричала: "Мейджор! Лежать!" Луэлла тоже закричала.

Но никакие крики не могли остановить меня. Ничто не могло меня остановить. Смерть Ромела означала безопасность Мейды и Луэллы. Живой, он получил бы то, что хотел. Я знал, что он был моим деловым партнером.

Моя смерть как Мейджора означала - я не знал что. Я был в Царстве мертвых, а не среди живых людей. Мейда и Луэлла должны быть защищены, чего бы это ни стоило.

На лету, я увидел, как костлявый правый кулак Генри Ромела метнулся к правому карману его пиджака. Я знал, что мой пистолет был там. Я увидел, как раннее утреннее солнце блеснуло на вороненой стали, когда он поднял пистолет. Затем я врезался в него.

Мы перелетели через стул у письменного стола и упали на пол. Каждый мускул моего мохнатого тела напрягся, когда острые клыки устремились к его горлу. Он хрипло закричал от ужаса. Затем грохот выстрела ударил мне в уши. Что-то ошеломляющее врезалось мне в грудь и вызвало мучительную боль во всем теле.

Но эти острые клыки - клыки Мейджора, а теперь и мои - вонзились в горло Генри Ромела. Кровь из яремной вены хлынула мне в рот и заглушила мое дикое рычание. Хриплый крик Ромела внезапно оборвался. У него не было горла.

Я откатился от его неподвижного тела, каждое движение причиняло мне невыносимую боль. Я уже снова чувствовал холодное прикосновение смерти к своим конечностям. Я снова умирал.

Я увидел, как Луэлла потеряла сознание. Мейда упала на стул, закрыв лицо руками, и дико, истерично зарыдала. Мне хотелось поговорить с ней, объяснить смерть Ромела.

Но я знал, что не смогу. Глядя как Мейджор, я мог только скулить и рычать. Возможно, в другом теле... позже я смогу!

Леденящая хватка смерти стремительно приближалась к моим жизненно важным органам. И я задумался, в какой форме снова буду существовать как человек... как зверь... или как...

Из журнала "EERIE STORIES"

август, 1937

СОДЕРЖАНИЕ

Гейтс Александер. КАМЕННАЯ СМЕРТЬ

Рональд Флэгг. ЛОГОВО ВЫЖИГАТЕЛЯ ДУШ

Эрик Ленокс. ВОЗВРАЩЕНИЕ МЕРТВОЙ ДЕВУШКИ

Брэнтон Блэк. ДЬЯВОЛЬСКОЕ ЗЕЛЬЕ

Клифф Хоу. ЕЕ ОСТРОВ УЖАСА

Рекстон Арчер. НЕВЕСТА ПОВЕЛИТЕЛЯ БОЛИ

Гораций Стоунер. ЗЛОВЕЩИЙ КЛУБОК

Терренс Флинт. РЕПЕТИЦИЯ СМЕРТИ

Клиффорд Грей. ЖАЖДА КРОВИ

Леон Дюпон. ПОМОЩНИК ЗВЕРЯ

Джон Грегори. МОГИЛЬНЫЙ УЖАС

Питер Реджинальд. ЖАДНАЯ МАЧЕХА

КАМЕННАЯ СМЕРТЬ

Гейтс Александер

ГЛАВА I. ТЕНИ СМЕРТИ

В холле было темно и тихо. Издалека в него проникали лучи света, но они только сгущали зловещие тени. Здесь не был слышен ни один звук предрассветного оживления. Терри Грант, скорчившийся за ржавыми азиатскими доспехами, скорее почувствовал, чем увидел движение поблизости. Напрягая зрение и слух, выхватил пистолет.

Он ничего не услышал. Не было слышно даже шороха шагов по толстым коврам. Ничто не коснулось доспехов и заставленных экспонатами витрин, стоящих вдоль стен. И все же Грант знал, что убийца, которого он ждал всю эту утомительную ночь, пришел. Какое-то шестое чувство предупредило его об этом, по спине потекли холодные капли.

Убийца двигался уверенно и стремительно, как летучая мышь в пещере. Грант, затаив дыхание, с пистолетом в руке, крадучись прошел по коридору.

В дальнем конце сквозь маленькое окошко пробивался слабый отблеск уличного света, разгоняя темноту. На его фоне Грант разглядел скорчившуюся фигуру человека. Его очертания были расплывчатыми и огромными. Фигура, казалось, скорее скользила, чем шла, и Грант снова подумал об огромной летучей мыши. Он достал из кармана фонарик и двинулся за этой темной, почему-то жуткой фигурой, так тихо перемещавшейся по коридору туда, где спал полковник Хоукс, туда, где за запертой дверью пряталась его дочь Майра.

Терри Грант отнесся к этому делу скептически, с удовольствием прочитав письмо шантажиста, полученное полковником Хоуксом. В нем, высокопарной фразеологией, содержалось требование двухсот тысяч долларов под угрозой, что, если он откажется платить, его дочь превратится в камень.

В письме содержались ужасные подробности:

Сначала мизинец ее совершенной ступни немного затвердеет, а затем перестанет двигаться. Если вы дотронетесь до него, он будет холодным и твердым, как камень, и таким же безжизненным. Это будет мертвый член живого человека. Быстро, но не настолько быстро, чтобы ваша дочь не почувствовала, что такое страх, каменная смерть поползет вверх по ее ногам, по ее совершенным, симметричным конечностям, пройдет вдоль изгибов ее бедер, похожих на драгоценные камни, и цепкий, ледяной холод каменной смерти двинется дальше к ее сердцу. Не думаю, что вам, ее отцу, понравится зрелище того, как ваша дочь на ваших глазах превращается в статую.

Или ваши деньги для вас дороже жизни вашей дочери?

Подпись была изящной, с едва различимым росчерком: Ахмед бен Хасан.

Угроза показалась смехотворной, и, несмотря на предложенный солидный гонорар, Терри Грант поначалу отказался. Но за этими цветастыми словами скрывался яд, как у злобных змей, маскирующихся под великолепие тропических цветов.

Кроме того, он сразу же почувствовал влечение к Майре. И она смотрела на него долгим, пристальным взглядом широко раскрытых глаз, который, казалось, обещал восхитительную награду, если он освободит ее от нависшего над ней ужаса. Очевидно, девушку переполнял всепоглощающий страх перед какой-то страшной гибелью. Выражение ее глаз, когда она смотрела на Гранта долгим взглядом, было таким же ясным, как если бы она использовала слова, чтобы сказать, ее инстинктивным побуждением и желанием было отдаться мужчине, который спасет ее. Молодой авантюрист-частный детектив Терри Грант был готов на все...

Змеи и летучие мыши. Несомненно, было что-то столь же ужасное и ядовитое в этой крадущейся по коридору тени. Терри Грант испытывал страх при приближении к ней, он съеживался от холода извивающихся в темноте колец.

Он заставил себя двигаться быстрее, сокращая расстояние между собой и едва различимой фигурой. Приближающаяся фигура слилась с тенью правой стены, ее движение прекратилось у двери Майры Хоукс.

Каждый мускул его атлетически сложенного тела напрягся. Грант придвигался все ближе и ближе к двери, мрачно улыбаясь при мысли о том, что ее можно открыть только изнутри, полковник Хоукс навесил на нее с полдюжины различных засовов и замков, а посередине приспособил железный прут, прикрепленный по диагонали к полу. Если бы все остальные замки оказались открыты, этот в любом случае оставался бы закрытым.

Всего в нескольких футах от крадущейся тени Грант услышал приглушенный металлический скрежет. Внезапно появилась серая полоска света, которая расширилась, и Грант подавил изумленный вздох, который вырвался из его горла. Замки были открыты! Боже милостивый! Этот человек совершил невозможное! Холодный ужас охватил его, но он прыгнул вперед, рассекая темноту белым светом фонарика и держа пистолет наготове.

Человек-тень не повернулся, чтобы вступить в бой. Он бросился в комнату девушки и с силой толкнул дверь, чтобы закрыть ее. Но Грант был слишком проворен. Его нога задержала движение двери, мощные плечи напряглись. Его крик эхом разнесся по дому:

- Мисс Хоукс! Будьте осторожны! Полковник Хоукс! Помогите, скорее!

С силой, не уступающей его собственной, он навалился на дверь. В руке у него был пистолет, но он не осмеливался выстрелить. Кровать девушки находилась прямо напротив того места, где он сражался с сокрушительной силой этого человека-тени.

Грант навалился плечами на дверь. Что-то ударило в среднюю панель. Синяя сверкающая сталь с хрустом прошла сквозь дерево в том месте, где только что была его спина. Блеснуло острие кинжала. Грант издал сдавленный крик и отпрянул от двери. Она захлопнулась. Он тут же навалился на нее снова, распахнул ее, содрогающуюся, внутрь и нырнул, пригибаясь к полу. Из пистолета убийцы вырвалось пламя, но пуля прошла высоко.

Майра Хоукс, чье лицо виднелось белым пятном над кроватью в другом конце комнаты, обрела голос. Вопли разнеслись по дому. Издалека доносились крики и стук. Рычащий голос полковника Хоукса и ответы слуг.

Бледные полосы лунного света ложились на пол, проникая сквозь два окна с металлическими решетками по обе стороны кровати, образуя серебристо-черную решетку. И снова Гранту пришлось воздержаться от выстрела, потому что тень стояла теперь прямо между ним и девушкой. Он увидел яркий блеск стали. Мужчина повернулся и бросился на девушку.

Взметнулись покрывала. Крики девушки стали громче. Она вскочила с кровати и прижалась к окну. Ее ночная рубашка была разорвана с одной стороны, так что в лунном свете виднелось длинное, изящно вздымающееся бедро, светлое, как слоновая кость. Одной дрожащей рукой она вцепилась в свой короткий лиф, тщетно пытаясь прикрыть его верхнюю часть и выступающую из-под него пышную грудь. Пальцы другой руки лихорадочно пытались свести вместе два разорванных края ночной рубашки.

Грант бросился на тень, превратившись в живой снаряд. Сверкнувшая сталь устремилась к парализованной девушке. Его руки схватили мужчину за воротник. Его ноги ударили, он напрягся и развернулся, как метатель молота, швырнув убийцу на пол.

Терри Грант бросился на него. Он почувствовал, что мускулы у него стали как сталь. Мужчина протянул руку к девушке, пытаясь, даже борясь за свою жизнь, ударить ее. На мгновение в холодном лунном свете блеснул предмет, и Грант увидел, что это игла для подкожных инъекций.

Он схватил мужчину за запястье, и тот медленно согнул руку, так что острие иглы уперлось в сжатый кулак Гранта. Грант с тихим проклятием отдернул руку. Игла вонзилась в его тело.

Он отскочил назад, выхватив пистолет. Мужчина снова бросился на девушку, выставив иглу. Грант метнулся за ним. Его фонарик разбился о запястье мужчины. Игла выпала, и мужчина склонился над ней.

Рот девушки открылся в душераздирающем крике, она бросилась в сторону, раскинув руки. Внезапно в комнате вспыхнул свет. Ее наполнил голос полковника Хоукса.

- Майра! Майра, дорогая, ты не ранена!

Грант, держа пистолет наготове, стоял, напрягая мышцы. Внезапно он закричал и бросился на мужчину, повалил его на спину и схватил за запястья. Правая рука безвольно повисла, сломанная. Левая рука сжимала цельнометаллический шприц. Поршень был воткнут до упора.

Мужчина, распростертый под Грантом, улыбался. Кожа у него была темная, словно загорелая под тропическим солнцем. В его пронзительных глазах светилось странное ликование.

- На этот раз вы победили, эфенди, - произнес он с невнятным акцентом. - Но больше вам это не удастся. Слишком многие из нас готовы умереть. Было бы разумно, полковник Хоукс, если бы вы заплатили.

Грант вырвал шприц из его рук. На этот раз мужчина охотно выпустил шприц, и Грант вскочил на ноги, рывком поднимая и его. Длинная черная мантия развевалась на его плечах. Он покачнулся на ногах, вытянул левую руку и оперся ею о стену.

- Если вы хотите, чтобы я встал, эфенди, - сказал он, - вам придется очень осторожно прислонить меня к стене.

Перед мысленным взором Терри Гранта промелькнуло письмо с угрозами и пустой шприц. Боже милостивый! Эмиссар Ахмеда бен Хассана сам навлек на себя смерть от окаменения, предназначенную для Майры Хоукс.

Когда он с благоговейным трепетом уставился на убийцу, грудь мужчины внезапно перестала вздыматься, а на лице застыло ужасное выражение. Рот все еще был открыт, как будто он что-то говорил, в глазах все еще искрилось веселье, а потом они внезапно стали невыразительными, каменными.

Грант медленно, со страхом протянул руку к горлу мужчины. Его пальцы дрогнули от прикосновения. Убийца Ахмеда бен Хассана превратился в камень!

ГЛАВА II. КАМЕННАЯ СМЕРТЬ

Нахмурившись, глядя на каменную фигуру, которая еще совсем недавно была живым существом, Терри Грант медленно отступил на два шага. Убийца стоял неподвижно, прислонившись к стене, как к старой доске. Никакое трупное окоченение не могло наступить так быстро, он осмотрел шприц.

Шприц был металлический, иглу можно было отсоединить и ввинтить острием внутрь для удобства переноски. Он сунул шприц в карман и повернулся.

Девушка плотнее закуталась в алый плащ. Ее узкие белые ступни были обуты в атласные шлепанцы. Полковник Хоукс, склонившись над Майрой, поднял свою львиную голову с развевающимися белыми волосами.

- Сэр, - сказал он, - я должен поблагодарить вас за спасение жизни моей дочери.

Лицо девушки было бледным, но ее тихий голос звучал твердо.

- Я не знаю, как выразить вам свою благодарность, мистер Грант.

Грант учтиво поклонился. По безупречному совершенству его коричневого костюма, сшитого на заказ, невозможно было сказать, что он боролся за свою жизнь и жизнь этой очаровательной девушки.

- Вы оказываете мне слишком большую честь, - пробормотал он. - Мисс Хоукс, вам лучше переночевать в другой комнате.

- Опасность все еще существует? - быстро спросила она.

Грант пожал широкими плечами.

- Трудно сказать. Этот человек очень старался убить вас. Он был не прочь умереть, если бы смог это сделать.

- Я сам провожу тебя в комнату для гостей, Майра, - резко бросил полковник Хоукс.

Девушка медленно покачала головой. Ее взгляд, устремленный на Гранта, был полон какого-то смысла, который он не смог определить, как будто она предупреждала его.

Грант медленно проговорил:

- Прежде чем вы закончите, полковник, я хотел бы задать мисс Хоукс несколько вопросов.

Мужчина выразительно покачал гривистой головой.

- Возможно, утром, не сейчас.

- Со мной все в порядке, - мягко сказала девушка.

Хоукс обнял ее за плечи.

- Пойдем, моя дорогая, я лучше разбираюсь в этом, - сказал он и повел ее прочь.

Грант хмуро посмотрел им вслед. Показания девушки могли бы быть очень полезны для его немедленного расследования, но придется вызвать полицию, прежде чем у него появится шанс поговорить с девушкой.

Он обыскал тело убийцы, но ничего не нашел, быстро подошел к телефону и позвонил в полицию. Повесил трубку и направился обратно в холл, собираясь пройти в спальню, но остановился, словно окаменев, а затем бросился бежать. И снова крики девушки наполнили ночь ужасом!

Длинный, полутемный коридор бесконечно тянулся под быстрыми ногами Гранта, но, наконец, он добрался до комнаты, откуда раздавались крики, и бросился на дверь. Он вбежал в комнату. У окна скорчился мужчина.

Пистолет Гранта заговорил. Ответом был издевательский, жесткий смех. Вскочивший на подоконник мужчина, - похожий на огромную летучую мышь, - внезапно исчез. Грант включил свет. Крики девушки перешли в хныкающий стон. Она металась в постели из стороны в сторону. Грант подбежал к окну и посмотрел вниз. Пятнадцатью этажами ниже на тротуаре виднелись темные пятна крови. Еще один из убийц покончил с собой!

Грант резко повернулся к девушке. Она все еще перекатывалась с боку на бок, но было одно отличие: в движениях ее ступней не было жизни. Они были словно прикрепленные к ней неодушевленные бревна.

Она быстро протянула руки к Терри Гранту и в следующую секунду притянула его к себе. Ее раскрасневшееся, мокрое от слез лицо прижалось к его щеке. Задыхаясь от страха, она прижалась грудью к его груди. Она дрожала в его объятиях, как ребенок, ищущий защиты и утешения. Пульс Гранта участился от ее восхитительной близости. Он медленно разжал ее объятия...

- Мне так холодно, так холодно! - рыдала она.

Полковник Хоукс ворвался в комнату.

- Ради всего святого, что случилось? - закричал он.

Грант пронесся мимо него, бросился к телефону, вызвал "скорую", и вбежал обратно в комнату. Хныканье прекратилось, полковник Хоукс, скорчившись, склонил львиную голову над телом дочери.

Черты ее лица застыли в ужасной маске страха. Даже волосы казались жесткими, как камень. Мраморный взгляд ее глаз пронзил сердце Гранта, обвиняя его. Она и ее отец надеялись на его защиту, а он потерпел неудачу.

Вытянутое лицо Гранта стало изможденным и худым, глаза горели. Полковник Хоукс застыл у кровати, резко поднял голову и сердито посмотрел на Гранта.

- Убирайтесь! - хрипло сказал он.

Грант посмотрел ему в глаза. Полковник Хоукс медленно повторил:

- Убирайтесь отсюда!

- Я не могу винить вас за такие чувства, - спокойно ответил Грант.

Мужчина шагнул к Гранту, сжав кулаки.

- Вы уберетесь отсюда? Я нанял вас за огромные деньги, чтобы вы защищали меня и мою дочь, потому что у вас потрясающая репутация. Но вы такой же дешевый мошенник, как и все остальные. Убирайтесь отсюда!

Грант впился глазами в Хоукса, и все его тело напряглось от гнева. Он потерпел неудачу, это правда, но он был уверен, что никакая человеческая изобретательность не смогла бы долго противостоять этому Ахмеду бен Хассану, слуги которого покончили с собой, чтобы не выдать своего хозяина.

Гнев обжигал его, подобно раскаленному добела железу.

- Хорошо, полковник Хоукс, - сказал он. - Я уйду, но ничто на свете не помешает мне довести это дело до конца. Я поймаю этого Ахмеда бен Хассана. Он дискредитировал меня, он охотится на женщин, и, - он важно поклонился, - я человек слова.

Он развернулся и, выйдя из квартиры, сел за руль своей "Испана Суизы". Задумчиво наморщив высокий лоб, он направил мощный автомобиль в сторону открытой местности. У него была проблема, а длительные поездки помогали ему ясно мыслить.

Его нога тяжело давила на акселератор, мотор пел песню скорости. Мимо проносились многоквартирные дома, затем дома поменьше, перемежающиеся деревьями.

Терри Грант много думал о Майре Хоукс. Красивая, желанная - да, тысячу раз. Любой мужчина с чистой кровью возжелал бы ее, безумно. Но было что-то, что он, казалось, прочел в глубине ее глаз, что заставило молодого искателя приключений начать думать, будто он испытывает нечто большее, чем страсть к великолепной дочери полковника; Грант начал чувствовать, что хочет большего, чем просто обладать ее зрелым молодым, великолепным телом; что он хочет, чтобы ее тело было таким же, как у него, настоящей, вечной любви девушки. Сейчас она лежала в странном, похожем на транс состоянии, вызванном каким-то ужасным восточным наркотиком, возможно, ей суждено было ощутить холодные объятия Смерти вместо его собственных теплых, защищающих объятий.

Тут он заметил, что за ним следуют две яркие фары. Грант погнал машину еще быстрее. Машина не отставала. Последние дома остались позади, и он покатил по пустынному парку, который так и манил увеличить скорость. "Испана" приняла вызов, взревев, как комета. Но фары не погасли.

Грант с мрачной улыбкой на губах расстегнул кобуру с пистолетом и нажал на акселератор.

Его метнулся вперед, он заметил низкий мост. Резко затормозил сразу за аркой, съехал задним ходом на ровную траву у обочины, выключил мотор и фары. Он сидел в напряженном ожидании с пистолетом в руке.

Все звуки в мире, казалось, стихли с остановкой мотора "Испаны". Отдаленного шума двигателя слышно не было. Мост заглушил звук, подумал Грант. Он был слишком далеко впереди, чтобы убийцы могли заметить, как он остановился. Тем не менее его напряжение возросло, когда он опустил ветровое стекло вплотную к капоту, очищая палубу для боя.

Он просидел так несколько минут, но преследовавшая его машина так и не появилась. Грант повернулся и осмотрел местность над мостом. Там ничего не двигалось. Нигде ничего не двигалось. Только неподвижная, заходящая луна в небе и раздающееся вдалеке хриплое двойное кваканье древесной лягушки.

Грант выругался себе под нос, вытащил свое длинное, гибкое тело из-за руля и стал подниматься по склону к мосту.

Поросший кустарником травянистый склон был скользким от росы, и Грант, карабкаясь по крутому склону, согнулся почти вдвое. Его пистолет был наготове. С моста перед ним открылась широкая дорога, слабо освещенная луной.

Шоссе превратилось в реку с белыми пятнами. Там отсутствовало что-либо, что могло бы быть машиной. Он вгляделся в темноту. Машина могла быть припаркована на опушке леса с выключенными фарами, а убийцы Ахмеда бен Хасана - подкрадываться к нему прямо сейчас.

Грант фыркнул. Должно быть, машина свернула на какую-то боковую дорогу, которую он пропустил. Он вернулся, почти соскользнув вниз к своей машине. Рывком открыл дверцу и услышал тихие шаги крадущихся ног. Он обернулся слишком поздно.

Удушающие шелковые складки туго натянулись на его лице, на горле и лишили его дыхания. Сладковатый запах ударил ему в ноздри. Он завел пистолет за спину и выстрелил. Мужчина закричал от боли, затем кто-то вырвал пистолет у него из рук. Шелковая удавка затянулась. Запах душил его. Грант погружался, погружался, погружался во тьму.

ГЛАВА III. РАБЫ АХМЕДА

Звон струн лютни, слабый, как давнее воспоминание, был первым звуком, который Терри Грант услышал сознательно. Чувства медленно возвращались к нему, но с редким присутствием духа он заставил свои веки оставаться закрытыми, пытаясь сориентироваться. Он продолжал глубоко и ровно дышать. Его окутал нежный цветочный аромат.

Он осознал, что лежит на мягких подушках, а его пальцы, слегка пошевелившись, коснулись шелка. Он услышал неподалеку женские голоса.

Странно, но из-за приключения на дороге у него не болела голова, не болели горло и легкие. Он прищурил глаза и глянул сквозь сеточку ресниц. На стене прямо перед ним, в двадцати футах, висел изысканный гобелен. Справа от него был арочный проем, сквозь который струился солнечный свет.

Шепот рядом с ним прекратился, и только лютня продолжала звучать. Грант медленно повернул голову, затем недоуменно моргнул.

На подушках рядом с ворохом роскошного шелка, на котором он лежал, расположились две темноволосые девушки изысканной красоты. С большими темными глазами на бледных светлых лицах, с локонами, украшенными драгоценными лентами.

Грант с изумлением наблюдал, как девушки встали и медленно поклонились ему, и с удивлением осознал, что их одежда состоит из украшенных драгоценными камнями пластин на груди и прозрачных юбок, низко ниспадающих с мягко изгибающихся бедер. Они стояли, скромно сложив руки и опустив глаза. Одна из них произнесла низким мелодичным голосом:

- Господин, мы твои рабыни.

Грант крепко зажмурился, затем снова открыл глаза. Девушки все еще были здесь. Он с усилием приподнялся на подушках и, нахмурившись, посмотрел на двух невероятных красавиц.

- Во имя всего святого, - тихо спросил он, - кто вы?

- Служанки Аллаха, - ответила та, что заговорила первой, и Грант вскрикнул: - Ахмед бен Хасан!

Девушки, стоявшие перед ним, ни на йоту не изменили выражения лица, показывая, что это имя что-то значит для них, и Грант продолжил:

- Я полагаю, теперь вы скажете мне, что я в раю, или как там это называется у мусульман.

Девушка, вздрогнув, посмотрела ему в лицо широко раскрытыми глазами и сказала:

- Конечно, вы не неверующий!

Грант нахмурился, выругался себе под нос и резко поднялся на ноги.

Девушки поклонились.

- Чего хочет господин?

- Позвольте мне поговорить с Аллахом, - мрачно произнес Грант.

Девушка снова поклонилась и сказала: "Сюда, господин", - и удалилась медленным, скользящим шагом, подобным музыке. Грант заметил, что ноги у нее босые, а ногти накрашены хной. Сквозь прозрачную ткань ее юбок Грант увидел пухлые икры, ямочки, которые появлялись и исчезали под коленями при каждом шаге, и чувственное расширение и полноту женских очертаний над мерцающими ямочками.

Пройдя несколько шагов по коридору с высокими стенами, они уже почти миновали частично задрапированный вход, когда Грант замедлил шаг, услышав соблазнительную восточную музыку и тяжелый запах каких-то восточных благовоний, сильно воздействовавший на чувства.

Эланди, оглянувшись через плечо, улыбнулась, увидев, что Терри Грант замедлил шаг. Все еще улыбаясь, она повернулась, взяла его за руку и повела к портьерам. Затем отодвинула их в сторону, чтобы он мог заглянуть в богато обставленную комнату, открывшуюся его взору. У него невольно перехватило дыхание. Он смотрел на всю эту чувственную красоту и видел страсть и порочность уличного разврата.

Мужчины и женщины с остекленевшими, слегка вытаращенными глазами лениво растянулись на богато убранном подушками полу, медленно обнимая друг друга осторожными, заученными движениями. Мужчины разделись до пояса, оставшись в одних ярких шелковых панталонах. Грант видел, как мужчины все крепче прижимали к себе женщин, ускоряя темп поцелуев. Нежные груди вздымались все быстрее и быстрее под металлическими чашечками, украшенными драгоценными камнями, которые наполовину прикрывали их.

Грант повернулся, чтобы посмотреть на Эланди, и почувствовал, как ее рука сильнее сжала его. Ее мягкие, бархатно-темные глаза затуманились безошибочной страстью - необузданной страстью женщины, не знающей границ, когда она дает волю чувствам. Она придвинулась к нему ближе, в ее глазах подстрекательство смешивалось с растущей страстью, и Терри Грант понял, что, в конце концов, она была похожа на прирученную лань, но, вероятно, с самого раннего детства была привита порочными обычаями Востока.

Послышался глухой стук, сопровождавшийся слабым звоном. Не оглядываясь в глубь комнаты, Грант догадался, что на толстый турецкий ковер на полу падают украшенные драгоценными камнями нагрудники. Соблазнительная музыка все ускоряла темп, все быстрее, быстрее. Эланди придвинулся еще ближе, пока одно округлое бедро не прижалось к нему так сильно, что Терри Грант начал терять ощущение времени и пространства; тогда он крепко сжал свои худые челюсти, слегка встряхнулся и сказал:

- Нет, Эланди, я приказываю тебе позволить мне поговорить с Аллахом - сейчас же!

Девушка опустила свои нежные глаза, на ее лице цвета слоновой кости появилось выражение обиды. Затем она отпустила руку Гранта и направилась по коридору, жестом приглашая его следовать за ней.

Следуя за ней гибкими, сильными шагами, он быстро осматривал здание. Оно во всех отношениях напоминало восточное, было отделано штукатуркой и камнем, с низкими дверными проемами, и комнатами, задрапированными великолепными коврами и шелком. Окна представляли собой восточные арки, а на них были железные решетки.

Наконец они подошли к огромной резной двери, девушка еще раз поклонилась и отступила в сторону. Грант остановился и внимательно посмотрел на нее.

- Как тебя зовут?

- Эланди, хозяин.

- Дальше вы не заходите?

- Это запрещено, господин. Мы твои рабыни, и никто другой не должен на нас смотреть.

Грант нахмурился и провел рукой по лбу.

- Даже если я прикажу?

- Если вы прикажете, господин, я пойду.

В голосе девушки слышался испуг.

- Почему ты боишься? - тихо спросил Грант.

Девушка задрожала еще сильнее и скрестила руки на груди, так что ее правая рука легла на левое плечо, а левая - на правое.

- Если вы хотите, я покажу вам, почему, - сказала она.

Грант поколебался, затем кивнул, и она повела его по боковому проходу, который становился все темнее. Внезапно чернота, казалось, стала зеленой, воздух постепенно наполнился бледно-зеленым светом, когда они вошли в маленькую длинную комнату.

В другом конце стоял шкаф. Девушка остановилась в дверях, и ее дрожь была заметна еще сильнее, чем когда-либо.

- Если вы заглянете в этот шкаф, - сказала она, - вы поймете, почему я не смею ослушаться.

Грант, - это представление совершенно ему не нравилось, - промчался через комнату, взбежал по невысокой лестнице к шкафу и протянул руку к дверце.

И замер. Не могло ли это быть какой-то уловкой Ахмеда бен Хассана, который хотел заполучить его в свою власть?

Терри Грант фыркнул. Он - во власти Ахмеда! Он взялся за дверную ручку. От этого прикосновения створки открылись. Внутри шкафа стояла девушка.

Золотистые волосы струились по ее плечам, тело было изящным, но страх исказил ее лицо, превратив в горгулью. Глаза были широко распахнуты, рот открыт, словно в крике. Но в ней не было жизни. Она могла бы сойти за статую, каменную статую, если бы не золотистые, ниспадающие каскадом прекрасные волосы.

Еще одна жертва Ахмеда бен Хассана, страдальчески искаженное лицо которой гротескно контрастировало со стройной красотой ее обнаженного тела, наполовину скрытого ниспадающими золотыми локонами.

Гнев раскаленной добела волной захлестнул Гранта, и он зашагал через комнату. В комнате раздался голос, который мог исходить откуда угодно и ниоткуда.

Девушка в ужасе распростерлась на полу. Грант напряженно замер, сжав кулаки и вызывающе запрокинув голову. Раздался громкий голос:

- Я предоставляю тебе выбор, Грант! Смерть с девушкой в шкафу или жизнь с девушкой на полу!

Глаза Гранта быстро пробежали по потолку, обшарили стены. Он пересек комнату и отодвинул в сторону гобелен - за ним был только чистый камень. Голос взорвался смехом.

- У тебя есть время до вечера, чтобы решить. Чего бы ты ни пожелал, тебе нужно только попросить - и девушка твоя рабыня.

Грант подошел к ней.

- Вставай! - рявкнул он, и девушка, все еще съеживаясь, поднялась на ноги.

- Отведи меня к Аллаху, - сказал он.

- Но это был голос Аллаха! - выдохнула она.

Мрачная улыбка осветила лицо Гранта.

- Я хочу встретиться с ним лицом к лицу.

Глаза девушки расширились, ее голова начала медленно покачиваться из стороны в сторону, затем резко, и она запротестовала:

- Нет! Нет! Это запрещено. В глазах Аллаха это означает смерть.

- И все же, - медленно произнес Грант, - я хочу взглянуть на него. Если это Аллах, то он говорит совсем как человек. Веди, Эланди.

Эланди медленно приблизилась к Терри Гранту, умоляюще подняв на него бархатно-темные глаза. Затем ее руки обвились вокруг него. Он слышал, как ее босые ступни мягко ступают по полу, приближаясь к его ногам, и она прижималась к нему всем своим маленьким телом, пока металлические пластины, наполовину прикрывавшие ее груди, резко не уперлись ему в диафрагму.

- Было бы лучше, если бы ты взял меня с собой, как предложил Учитель, - прошептала она. - Я боюсь за тебя, я боюсь за нас обоих.

На мгновение Терри Грант заколебался, затем успокаивающе похлопал девушку по обнаженной спине и сказал:

- Делай, как я прошу, - показывай дорогу.

Девушка, дрожа, двинулась по коридору, и зеленое сияние камеры смерти сменилось темнотой. Затем вдали блеснул солнечный свет, и они снова оказались в комнате, где Грант впервые пришел в сознание.

- Послушай, - коротко сказал он, - это не то место, куда я просил меня привести.

Другая девушка уже исчезла, лютня смолкла, а Эланди стояла посреди комнаты, опустив руки по бокам, ладонями вперед в жесте мольбы.

- Аллах повсюду, - сказала она. - Если он хочет, чтобы вы его увидели, вы можете увидеть его. Если нет... - Она слегка повела плечом и направилась к нему скользящими, танцующими шагами, ее тонкая юбка колыхалась. Она положила руки ему на плечи. Ногти были покрыты хной, а темные волосы благоухали мускусом. Ее голос понизился до шепота.

- Вы жаждете смерти? Почему бы вам не забыть то, от чего вас предостерегал голос Аллаха? Почему бы вам не жить здесь, - ее шепчущий голос превратился в ароматное дыхание, овевавшее его, - со мной?

Грант приподнял рукой ее подбородок, и его глаза, изучавшие ее, были усталыми.

- Милая девочка, - сказал он.

Он подвел ее к дивану и посмотрел вниз со странной, жесткой улыбкой на лице.

- Я собираюсь, - сказал он, - немного прогуляться.

ГЛАВА IV. ДВЕ СМЕРТИ

Размашистой походкой Грант пересек комнату и вышел через ту дверь, которой они с девушкой воспользовались в первый раз. Коридоры и потайные ходы сбивали его с толку, но в конце концов он остановился у тяжелой резной двери, за которой, по словам девушки, слышался голос Аллаха.

Он взялся за ручку, и дверь открылась внутрь, открыв длинную комнату с высоким потолком, в дальнем конце которой стоял пустой золотой трон. Вокруг прогуливалась дюжина мужчин. Один или двое с любопытством взглянули на него, но никто не произнес ни слова.

Широкая походка Гранта стала медленной и решительной. Он прошел в центр зала, поднялся по низким ступеням и сел на трон.

На мгновение воцарилась абсолютная тишина, мужчины застыли в изумлении, как статуи. Раздался внезапный всплеск и пронзительные крики, они побежали по залу, столпившись у подножия ступеней трона. Казалось, они не решались двинуться дальше.

Грант наклонился вперед, опершись локтем о колено, и рассматривал мужчин с явным безразличием, его лицо было спокойным.

- Я бы хотел немного поболтать с Аллахом, - сказал он. - Какой фокус-покус вы используете, чтобы привлечь его внимание к тому факту, что я здесь?

Внезапно над головой прогремел громкий голос. В нем слышался гнев.

- Пади ниц, глупец! Встань на колени и моли о прощении!

Грант небрежно откинулся на спинку трона и закинул ногу на ногу.

- Жаль вас разочаровывать, - небрежно сказал он, - но пол выглядит очень твердым.

Мужчины, стоявшие перед ним, опустились на колени, и коснулись лбами пола. Один выпрямился и поднял руки над головой, крича:

- О Аллах, что сделают твои слуги, чтобы отомстить за это оскорбление?

- Чушь собачья, - проворчал Грант и спустился по ступеням трона. - Послушайте, вы, придурки, это все фальшивка. У этого парня там радио, и он вещает, и это все, к чему сводится вся эта история с "голосом Аллаха".

Громкий голос теперь дрожал от ярости.

- Схватить его!

Полдюжины мужчин набросились на Гранта и повалили его на пол, прижав к полу спиной. Мужчина с мрачным почерневшим лицом вытащил длинный нож и приставил его лезвие к горлу Гранта. Он уставился на стену над троном, как будто ожидая приказа.

В голосе снова зазвучало полное, звучное сияние.

- Грант, ты храбрый человек, и глупый, и чересчур дерзкий. И все же я бы использовал твои мозги в своих целях. Ты будешь служить мне или умрешь?

Грант повернулся и уставился на пустой трон, и с его губ сорвался короткий смешок.

- Ни то, ни другое! - резко ответил он и почувствовал, как нож вонзился ему в горло. Его прищуренные темные глаза впились в глаза человека, который держал нож.

- Слушай, дурак! - сказал он. - Если вы нанесете удар без приказа, вам придется чертовски туго.

Мужчина свирепо ухмыльнулся, тяжело повернул голову и уставился поверх трона. Гранта заговорил громче.

- Тебе служат не люди, а крадущиеся собаки. Я мог бы одолеть любых троих за раз.

Он обвел взглядом сердитые лица, сосредоточенно склонившиеся над его распростертым телом.

- Отправляйтесь играть со своими бумажными куклами, - прорычал он.

Голос прозвучал мягко и неуверенно.

- Ты.

Человек с ножом поднял голову.

- Ты, убей себя.

Мужчина моргнул своими маленькими черными глазками, сделал два шага по комнате, встал лицом к трону и вонзил нож по рукоять себе в грудь.

Мгновение он стоял, покачиваясь, положив руку на рукоять оружия, в маленьких глазах, устремленных на пустой трон, читалось возбуждение. Затем его колени подогнулись, он изогнулся и упал на спину.

- Мохаммед, - снова раздался тихий голос, - выбросься из этого окна!

Мужчина пробежал через комнату и перемахнул через высокие перила. Глаза Гранта горели гневом.

- Вы люди или рабы, - бросил он, - чтобы покончить с собой из-за простой прихоти этой фальшивки?

Гулкий голос невидимого повелителя, теперь уже мягкий, был единственным ответом:

- Грант, есть ли на свете хоть один король, которому служили бы так же, как мне? Можешь ли ты позволить себе не вступать в союз с таким могущественным человеком? Я даю тебе десять минут на размышление. Если ты откажешься, это будут последние десять минут твоей жизни.

- Тогда отзови свою свору собак и дай мне подумать! - хрипло крикнул Грант.

Мужчины зарычали на него, но голос остановил их. Грант медленно поднялся и прошелся по длинному тронному залу. Из арочных окон был виден закат, но землю скрывала стена. На фоне разноцветного запада летел на юг горбатый моноплан, издалека доносился гул его моторов.

Светловолосый мужчина с голубыми добрыми глазами подошел к Гранту и сказал:

- У вас осталось пять минут.

Двойные резные двери в другом конце комнаты распахнулись, и в комнату на маленьких ножках вбежала Эланди.

Мужчины сердито закричали и бросились к ней, но гулкий голос невидимки снова заполнил комнату, остановив их. Девушка широко раскрытыми испуганными глазами оглядела комнату, увидела Гранта и метнулась к нему с распростертыми объятиями, схватила его своими маленькими, намазанными хной ручками и подняла на него умоляющие темные глаза.

- Голос велел мне войти сюда, - быстро сказала она, - и я ужасно боюсь, потому что женщинам запрещено входить в тронный зал. Это означает их смерть.

Грант похлопал ее по плечу.

- Я позабочусь о тебе, детка, - сказал он.

Светловолосый, худощавый мужчина с добрыми голубыми глазами мягко сказал:

- У вас осталась одна минута.

Грант в отчаянии задумался, провел рукой по своему высокому лбу, по тусклым волосам. Внезапно сильные руки схватили его за плечи. Девушка издала тихий сдавленный крик, Грант сердито дернулся в ее сторону и увидел, что ее тоже держат двое мужчин.

Медленным, торжественным шагом, как на параде жертвоприношений, их провели обратно к трону, и снова зазвучал глубокий, раскатистый голос.

- Итак, Грант, ты мой союзник или враг?

Грант вызывающе вскинул голову.

- Минутку, Грант, - раздался голос. - Ты говоришь не только за себя. Если ты умрешь, девушка тоже умрет. Таков наш маленький обычай. Я знаю, что она ничего особенного для тебя не значит, но она женщина, а ты американец... А теперь, Грант, твое решение.

Терри Грант медленно повернул голову, посмотрел на девушку и увидел кинжал, приставленный к ее груди. Ее лицо было белым, а глаза умоляли. Как ни странно, его тронули ее маленькие ножки, выкрашенные хной. Они были так похожи на детские, что Грант расправил плечи и уставился на трон.

- У тебя на руках все козыри, - медленно произнес он.

ГЛАВА V. АХМЕД НАНОСИТ УДАР

Терри Грант расправил ноющие плечи и огляделся. Салон его "Испана Суизы" был мокрым от росы. Ветровое стекло запотело.

Грант тяжело провел рукой по высокому лбу, оперся на сжатый кулак и попытался сосредоточиться. Он прекрасно помнил девушку с босыми ногами, накрашенными хной ногтями и глазами, которая звала на помощь; или все это было фантастическим сном? Девушка, которая умоляла, чтобы он взял ее нежное, молодое тело, и спас их обоих от смерти.

Грант быстро пошарил по карманам и наткнулся на длинный, тонкий свиток пергамента. Он развернул его и, нахмурившись, прочитал:

Слушай и повинуйся. Если ты потерпишь неудачу, ты умрешь. Ахмед бен Хассан.

Горькая, тонкая улыбка искривила его губы. Ахмед накачал его наркотиками, вероятно, гашишем, и велел отнести обратно в его машину. И он требовал повиновения. Улыбающиеся губы Гранта напряглись. Он нажал на стартер, и с ревом погнал "Испану" в сторону города.

В его сознании отчетливо всплыла картина горбатого моноплана, несущегося по закатному небу. Он знал, что такой профиль был у "Стинсона". Имелся небольшой шанс, что благодаря этому знанию он сможет найти гнездо Ахмеда бен Хассана.

Грант помчался прямиком к себе домой, в высокий тихий пентхаус, который он снял после того, как гангстеры разгромили его предыдущее жилище во время его ужасной битвы с "Голубым ужасом".

По дороге он купил газету и, оказавшись в величественной тишине своей квартиры, торопливо прочитал ее. Судя по дате, он провел в цитадели Ахмеда сорок восемь часов. На страницах газеты он узнал и о другом. Смерть дочери полковника Хоукса, - она на самом деле была его подопечной, говорилось в статье, - раскрыла широко распространенный шантаж Ахмеда бен Хассана.

Были разосланы десятки писем, подобных тому, что получил Хоукс, и над многими нависла угроза ужасной смерти. Власти прилагали безумные усилия, чтобы обезвредить убийц.

Терри Грант, мужественный молодой человек, переживший сотню невероятных приключений, впервые в жизни почувствовал себя побежденным, Майра была мертва. Какой смысл продолжать поиски ее жестокого убийцы? Месть не вернет жизнь в ее великолепное молодое тело, не откроет снова эти прекрасные глаза, чтобы свет ее души мог засиять вовсю. Но Гранта начал охватывать глухой, горький гнев. Он отомстит за смерть Майры Хоукс, даже если это будет последнее, что он сделает в своей жизни...

Грант позвонил в свой офис и приказал своим помощникам проверить каждый одномоторный "Стинсон" в стране на закате дня. Он выслушал их взволнованные вопросы о себе и внезапно вскочил со стула, развернувшись с пистолетом в руке. Никого не было видно. И все же он услышал звон разбивающегося стекла и глухой удар по мягкому толстому ковру.

Грант заметил камень посреди пола, обернутый бумагой. Он выскочил через застекленные двери на крышу. Солнечный свет ослеплял. Никого не было видно, и, кроме отдаленного шума уличного движения, не было слышно ни звука, - ни гула самолетных двигателей. Ближайшее здание находилось в сотне ярдов от него.

Грант медленно убрал пистолет в кобуру, вернулся в гостиную и подобрал камень. К нему была привязана записка.

В записке говорилось:

Было бы разумно, эфенди, если бы вы вступили в союз с полицией, а затем расстроили все их планы, связанные с поисками Ахмеда бен Хассана. Именно ради этого вам были сохранены жизнь и разум. Помните, если вы будете служить хорошо и преданно, вас ждет бесчисленное множество наград. Если вы потерпите неудачу, вас ждет каменная смерть. Ахмед бен Хассан.

Грант тихо выругался и быстро провел рукой по лбу, по своим тусклым волосам. Его темные глаза были сердитыми, в них горел неприятный огонек. Зазвонил телефон. Грант все еще смотрел на записку.

Там был постскриптум. В нем говорилось, что, когда возникнет необходимость, кто-нибудь свяжется с ним для получения "отчета". Грант разорвал записку и сжег обрывки в пепельнице.

Телефон зазвонил снова, на этот раз более настойчиво, и Грант направился к нему быстрыми широкими шагами.

- Грант слушает.

- Слава Богу, вы вернулись, - произнес мужской голос прямо ему в ухо. - Мы хотим услышать вашу версию убийства Хоукс, и вы также должны нам помочь. Угрозы поступили Грегори Дилейни.

- Кто говорит? - тихо спросил Грант.

- Инспектор Литтлмен, - раздался в ответ резкий голос, и Грант вспомнил невысокого худощавого человека с мрачным, сосредоточенным лицом.

- Вы хотите, чтобы я поехал к дому Дилейни?

- Немедленно! - рявкнул Литтлмен. - Вы сражались с этими убийцами в доме Хоукса. Вы знаете, как они работают. Ваша помощь в охране Дилейни будет неоценимой.

Когда Грант собрался уходить, он понял, что во многом рассчитывает на поиски его помощников одномоторного "Стинсона", который, как он видел, пролетал рядом со странным дворцом, в котором его держали пленником. Благодаря дружеским отношениям, которые он поддерживал со своими оперативниками во всех уголках мира, он знал, что они будут работать быстро и усердно.

Частный автоматический лифт доставил Гранта на улицу. Он с благодарностью откинулся на кожаные подушки своей "Испаны", и мощный автомобиль быстро повез его по Пятой авеню, через Колумбус и Риверсайд-драйв к огромному каменному особняку Грегори Дилейни.

Территория, густо заросшая кустарником, была обнесена железной оградой. Полицейский с лязгом распахнул калитку, Грант кивнул и быстро прошел мимо, зорким взглядом отмечая особенности территории. В этих кустах можно было спрятаться в тысяче мест, но черные очертания забора четко выделялись на фоне зданий напротив.

Он заметил невысокую жилистую фигуру Литтлмена в форме и коротко кивнул инспектору полиции с худощавым лицом.

- У нас есть три часа до наступления темноты, - быстро сказал Грант. - Давайте установим прожекторы, чтобы они освещали всю ограду вокруг территории. Тогда, если мы разместим вокруг достаточное количество людей, убийцы не смогут ни проникнуть внутрь, ни уйти.

Литтлмен кивнул и отдал приказы.

- И это, пожалуй, все, что мы можем сделать, - сказал Грант. - Слуг уже проверили?

Литтлмен кивнул. Что-то белое ударилось и отскочило от них, и двое мужчин пригнулись, выхватывая оружие. Ничего не было видно, никого поблизости, Грант сердито наморщил лоб. Литтлмен взял бумагу, привязанную к камню, и медленно прочитал:

Наказание за предательство - смерть. Ахмед бен Хассан.

Грант понимал, что это предупреждение для него, но Литтлмен нахмурился, услышав это сообщение, и отмахнулся от него. Они удвоили свои усилия по защите особняка Делейни.

Когда три часа спустя стемнело, Грант устроил обход, продираясь сквозь кустарник и осматривая каждый дюйм территории особняка.

На подъездной дорожке воцарилась тишина. Над головой клубились облака, а земля впитывала тьму, как промокашка впитывает чернила.

Грант чуть не налетел на заросли спиреи высотой по плечо и осторожно обошел их кругом. Тихо выругался про себя. Свет прожекторов, высвечивавший черные прутья ограды, только усложнял его задачу.

Он был на взводе, нервы его были напряжены. Он испытывал к Ахмеду легкое суеверное чувство, как будто этот человек был для него роком. Он также сознавал, что полиция пристально следит за ним, и задавался вопросом, повторил ли полковник Хоукс свои обвинения в преступной халатности или попытался связать его с убийцами.

Рука задела куст барбариса, и он, присвистнув, отдернул ее, глядя на колючий кустарник сверху вниз. Внутри блеснуло что-то металлическое, и он отскочил назад.

Он отпрыгнул как раз вовремя. Из-за куста выскочили двое мужчин с поднятыми ножами. Умение анализировать движения за доли секунды сослужило ему хорошую службу. Он сделал выпад вправо. Когда ножи опустились, его левый кулак взметнулся вверх, отбросив одного противника на другого.

Они упали на землю, Грант выхватил пистолет и ударил ближайшего по голове. Полицейские закричали, трое из них сломя голову бросились через кустарник.

Второй мужчина, защищенный телом своего товарища, который теперь был без сознания, ударил Гранта по ногам. Высокий искатель приключений отпрыгнул в сторону и назад. Бесчувственное тело, казалось, вынырнуло из земли прямо на него. Оно схватило его за лодыжки, и он едва не споткнулся.

Полицейские уже были у него за спиной и громко кричали. Грант, на мгновение потеряв равновесие, увидел, как второй мужчина вскочил на ноги, увидел, как в его руке блеснула сталь, когда он замахнулся; затем Грант упал лицом вниз на землю. Над его головой просвистела сталь. В черной ночи раздался сдавленный крик.

Грант мгновенно вскочил на ноги. Мужчина бросился бежать по территории. Грант, преследуя его, бросил взгляд через плечо. На фоне белого света прожекторов виднелась покачивающаяся фигура полицейского, руки которого сжимали нож, торчащий из груди.

Грант побежал дальше, продираясь сквозь кусты. Убийца исчез, испарился бесследно.

Инспектор Литтлмен, тяжело дыша, быстро зашагал к Гранту. Они бросились обратно к схваченному убийце и заколотому полицейскому. Полицейский был мертв.

Литтлмен приказал обыскать территорию, надел на задержанного наручники и вместе с Грантом повел его по мраморной лестнице особняка в изысканно обставленную гостиную.

Грант усадил задержанного в кресло. У мужчины было смуглое лицо и нос с горбинкой. Он свирепо смотрел на Гранта, спрятав руки в наручниках в рукава.

- Где твой хозяин? - потребовал Грант.

Мужчина обнажил длинные желтые зубы в оскале улыбки, но ничего не сказал.

- Я знаю, ты не боишься смерти, но многое может случиться с человеком, прежде чем он умрет, - тихо сказал Грант. Он развернулся на каблуках, прошелся на длинных ногах по комнате и позаимствовал полицейскую дубинку. Завернул ее в газету, вернулся и сунул под нос заключенному.

- У нас есть новая разновидность дубинки, - тихо сказал он. - Хочешь, я тебе ее продемонстрирую?

- Дайте ее мне. Я знаю, как ею пользоваться, - проворчал Литтлмен. Он присел и ударил им по голени смуглолицего мужчины. Удар прозвучал глухо, как удар палкой по бетону, а арестованный никак не показал, что вообще почувствовал удар.

Глаза Гранта сузились. Он подскочил к мужчине и, схватив его за запястья, выдернул кисти из рукавов. Металлическая игла для подкожных инъекций со звоном упала на пол. Арестованный насмешливо улыбнулся.

- Даже кара Аллаха не смогла бы причинить мне вреда, - его слова стали невнятными. Насмешливая ухмылка застыла на его губах.

- Это каменная смерть, Литтлмен, - тяжело произнес Грант. - Все люди Ахмеда убивают себя, чтобы защитить его.

Они осмотрели одежду мужчины, но нашли только еще одну из аккуратно написанных записок и шестифутовую полоску кожи, которая расширялась примерно на два дюйма в середине и имела петлю на одном конце. Грант взял ее.

- Это объясняет, как доставляются записки Ахмеда. Праща, и притом мощная. Ею можно швырнуть камень на двести ярдов.

- С этим делом связано еще больше глупостей, - проворчал Литтлмен. - Дайте-ка мне взглянуть на это письмо.

Он взял его, быстро просмотрел, затем поднял взгляд, твердый, как камень. Его рука метнулась под пальто и приставила длинноствольный револьвер к животу Гранта.

- Ты один из людей Ахмеда бен Хассана, мы с тобой поговорим, - отрезал он.

ГЛАВА VI. ОШИБКА УБИЙЦЫ

Двое полицейских обыскали Гранта, глаза которого на худом длинном лице казались уродливыми. Его голос звучал хрипло:

- Вы объясните это, Литтлмен, или я добьюсь, чтобы вас уволили из полиции!

Литтлмен коротко рассмеялся. Казалось, он торжествует победу.

- Я давно подозревал вас, Грант. Вы слишком легко раскрываете дела. Вы не смогли бы этого сделать, если бы не были заодно с теми мошенниками, которых ловите. И я заметил вот что: люди, которых вы ловите, всегда умирают.

Грант сверкнул глазами.

- Вы даже не поймали ни одного, Литтлмен.

Сжатые кулаки Литтлмена устремились к беспомощному Гранту, удерживаемому двумя полицейскими. Лицо инспектора побагровело от ярости.

- Прекратите это! - устало сказал Грант.

Литтлмен сердито посмотрел на своего пленника и мрачно произнес:

- Эта последняя записка, которую мы нашли у убийцы Ахмеда, звучит так. - Он достал из кармана листок и прочитал с некоторым трудом:

Это цена, Грант, для тех, кто предает своего хозяина. Ахмед бен Хасан.

Грант нетерпеливо дернул головой.

- Неужели вы не видите, что это просто уловка? - спросил он. - Ахмед чертовски умен. Он просто пытается поссорить нас с вами, чтобы у его убийц не было проблем добраться до Дилейни.

Литтлмен злобно рассмеялся.

- Это бесполезно, Грант. Я отправлю вас туда, где вы ничем не сможете помочь - своему хозяину. Джадсон, на подъездной дорожке стоит машина с рацией. Отвези Гранта в управление. Проследи, чтобы он ни с кем не связался, и скажи, чтобы за ним присматривали, чтобы он не покончил с собой.

Грант тонко усмехнулся.

- Не волнуйтесь, Литтлмен, я выживу, только чтобы отомстить тебе за это!

Джадсон проворчал: "О'кей", - а Литтлмен ответил Гранту враждебным взглядом.

- И остерегайся этого парня, Джадсон. Он скользкий, как угорь, и опасный.

- Я позабочусь о нем, - сказал Джадсон и надел наручник на левое запястье Гранта, пристегнув его к своей правой руке. - Он от меня не уйдет, инспектор. Ну! - И, дернув наручник, зашагал через комнату вместе с Грантом.

Долговязый детектив не оказал никакого сопротивления. Его глаза были почти закрыты, а в напряженных, резких движениях плеч сквозил гнев. Полицейский первым забрался в машину, все еще пристегнутый наручниками к Гранту, а высокий детектив втиснул свое долговязое тело на сиденье рядом с ним. Грант захлопнул дверцу, уставился себе под ноги и лаконично произнес: "Домой, Джеймс!"

Джадсон искоса взглянул на него, а затем перевел взгляд на наручники, приковывающие левую руку Гранта к его правой. Он протянул их обе руки к приборной панели, чтобы включить зажигание, но не сделал этого, а снова опустил руки на сиденье между ними и посмотрел на них.

Джадсон что-то пробормотал себе под нос.

- Прошу прощения? Я вас не расслышал, - сказал Грант, на что полицейский проворчал: - О, идите к черту.

Внезапно он улыбнулся. Он повернул руку Гранта так, чтобы наручники были прижаты к рулевой стойке, затем быстро расстегнул браслет на своем собственном запястье и пристегнул его к рулевой стойке автомобиля.

Грант наблюдал за ним с изумлением в глазах. Полицейский откинулся назад со вздохом облегчения, затем потянулся через руку Гранта, чтобы включить зажигание, потом сунул руку под его руку, чтобы переключить передачу.

- Это был очень умный трюк, Джадсон. Это делает все таким удобным, - сухо сказал Грант.

Полицейский проворчал что-то и натянул фуражку с козырьком на свое толстое, румяное лицо.

- Шеф сказал не рисковать с вами, и я не собираюсь, - сказал он и погнал машину по подъездной дорожке, подождал, пока двое других полицейских откроют ворота, а затем помчался в центр города.

Грант начал ерзать на сиденье, когда машина вырулила на Коламбус-авеню, а затем на Пятую авеню.

- Послушайте, Джадсон, - сказал он. - Сделайте мне одолжение, не могли бы вы проехать по какой-нибудь другой улице, кроме Пятой? Я не хочу, чтобы мои друзья видели меня в наручниках в таком виде.

Как раз в этот момент загорелся красный свет, и Джадсон, крякнув, свернул налево, в темный, пустынный переулок. Грант качнулся вправо, затем влево, зажав локтем своей закованной в наручники руки обе руки Джадсона. Его правая рука выключила зажигание, сжалась в кулак и ударила Джадсона в челюсть.

Гранту с трудом удалось собраться с силами для удара, Джадсон был всего лишь оглушен, и Гранту пришлось еще раз ударить полицейского кулаком в челюсть, прежде чем тот потерял сознание.

Машина, кашлянув, остановилась, быстрые пальцы Гранта нащупали ключ от наручников в кармане полицейского и открыли замок. Он подтащил полицейского к своей стороне сиденья, надел на него наручники и заткнул рот двумя носовыми платками, которые достал из кармана.

Через полторы минуты после того, как ткнул полицейского локтем в бок, он уже быстро вел машину к своему дому. Он включил радио, и оно сразу же запищало:

"Общая тревога, - говорило оно, но даже в привычном тоне слышалось волнение. - Мужчина ростом шесть футов, араб или сириец, смуглолицый, со шрамом на носу, которого в последний раз видели возле особняка Дилейни в длинном черном одеянии от плеча до лодыжки. Разыскивается за убийство Грегори Дилейни".

Глаза Гранта сузились. Значит, убийцы все-таки пробрались через охрану и убили Грегори Дилейни! Это выдвигало против него обвинение в соучастии в убийстве. Это также означало, что инспектор проверит его прибытие в управление и, если он не появится, передаст сигнал тревоги и относительно него.

Он подогнал полицейскую машину к обочине возле своего дома, вытолкнул полицейского, который теперь что-то ошеломленно бормотал, и затолкал его в частный лифт, который поднял их в его пентхаус.

Оказавшись у себя дома, Грант, весело насвистывая, приготовил снотворное, которое влил в сопротивляющееся горло Джадсона.

- Ты за это заплатишь. Что ты пытаешься сделать, отравить меня? - сердито выпалил Джадсон.

- Нет. Просто закрой рот на некоторое время, - мрачно ответил Грант.

Он усадил полицейского на стул и стоял над ним на страже, пока тот не начал клевать носом. Затем быстро расстегнул наручники, снял с Джадсона форму, положил его на свою кровать и надел на него наручники.

- Сладких снов! - пробормотал Грант и, взяв форму, направился в свой кабинет, откуда позвонил в офис, чтобы получить отчет о проверке самолетов "Стинсон".

Накануне на закате его помощники обнаружили дюжину таких самолетов, но семь из них двигались в неправильном направлении. Три других находились слишком далеко к западу, а из остальных один был на пути в Вашингтон, а другой - над Большими Дымчатыми горами в восточном Теннесси.

- Пусть Кэри и Дэниелс немедленно отправятся в аэропорт Ньюарка и подготовят для меня "Локхид", - распорядился Грант.

Он повесил трубку и поспешно надел полицейскую форму. Штанины были немного коротковаты, и в талии оставалось слишком много места, мрачно усмехнулся Грант.

- Жаль, что Джадсон не может восхищаться мной в своей форме.

Он бросился в спальню, чтобы в последний раз взглянуть на спящего полицейского. Включил свет и заметил белый трепещущий листок бумаги на груди мужчины. Грант втянул воздух сквозь зубы, пересек комнату в полтора шага и склонился над запиской.

Наказание за предательство - смерть. Ахмед бен Хассан.

Он дотронулся до мужчины. Тот был словно каменный. Ахмед бен Хассан убил полицейского, думая, что это Грант!

Грант бросился к окну, обыскал свою квартиру и крышу, но никого не нашел. Убийца исчез так же бесследно, как жизнь покинула пленника Гранта, лежавшего на кровати.

Грант сжал кулаки. Он должен, просто обязан найти Ахмеда бен Хассана сейчас же, сорвать маску с его лица убийцы! Смерть Джадсона означала, что дело об убийстве против Гранта будет открыто и закрыто.

ГЛАВА VII. "ГНЕЗДО" АХМЕДА

Грант на мгновение замер, глядя на окоченевшее тело человека, умершего вместо него. На его губах появилась жесткая, вызывающая улыбка, но глаза были цвета коричневого агата.

Он спустился на лифте на улицу, направил полицейскую машину за угол и дальше по Пятой авеню. Снова включил радио.

Из динамика доносились пронзительные крики и обычные приказы, пока он мчался мимо жилых домов, магазинов и офисных зданий, лавируя в потоке ночного транспорта.

Затем, внезапно, по радио раздался новый пронзительный крик: "Общая тревога. Всем машинам Манхэттена и Бронкса, Бруклина передать, что Терри Грант, известный авантюрист, разыскиваемый за убийство Грегори Дилейни, сбежал по дороге в управление вместе с патрульным Джадсоном".

Словесная фотография Гранта была представлена в мельчайших подробностях. Теперь его улыбка стала горькой. Грант влетел в шумный Холланд-тоннель, пересек скоростное шоссе. Полицейская машина и его форма помогли ему миновать шлагбаум и подъехать к частным ангарам ньюаркского аэропорта, освещенным фиолетовыми прожекторами.

Его красный "Локхид Орион" с низко опущенными крыльями стоял перед ангаром с работающим на холостом ходу двигателем. Один из его людей спорил с двумя мужчинами в полицейской форме. Грант остановил полицейскую машину рядом с "Орионом". Двое полицейских с облегчением повернулись к нему. Это были полицейские штата, из Джерси.

Один из них ткнул большим пальцем себе за плечи.

- У этого придурка есть специальное разрешение, которое, как он предполагает, освобождает его от вмешательства полиции.

Грант проворчал: "Теперь он его потеряет", - и направился к борту самолета.

Если на пухлом лице мужчины и были какие-то признаки узнавания, Грант не смог этого понять. Мужчина посмотрел на него так же угрюмо, как на двух полицейских из Нью-Джерси.

- Вас должно было быть двое, - проворчал Грант. - Где второй?

- Не ваше собачье дело, - прорычал в ответ мужчина, и Грант повернулся к двум полицейским из Джерси.

- Вы не могли бы присмотреть за этим придурком? Я думаю, что другой парень внутри самолета.

Полицейский из Джерси сказал: "Конечно", - схватил человека Гранта за плечи и отвел его в сторону. Дверь "Ориона" была закрыта. Грант рывком распахнул ее и, согнувшись, прошел вперед. Его человек сидел, сгорбившись, в переднем отсеке, так что снаружи его не было видно.

Когда Грант вошел, мужчина резко повернулся и приставил к его лицу ствол тяжелого автоматического пистолета; узнав Гранта под козырьком полицейской фуражки, пробормотал: - Ради Бога, что вы делаете в таком наряде?

- Прекрати это, Дэниелс, - быстро сказал Грант.

Дэниелс выбрался из кабины, и Грант скользнул внутрь. Он резко нажал на газ, и "Орион" начал движение.

Дэниелс крикнул ему в ухо: "Ты летите по ветру!"

Губы Гранта скривились. Он медленно кивнул, наклонился вперед и настроил обороты винта на максимальную мощность при наборе высоты. Большой радиус действия и небольшая нагрузка. Это могло бы помочь, но он сильно рисковал, учитывая небольшую площадь крыла "Ориона".

Резкие крики снаружи потонули в реве мотора. Администратор аэропорта бросился вперед, возбужденно размахивая флагом и указывая на большой "Кертис Кондор", мчавшийся прямо на "Локхид".

Грант вывернул руль. Мельком увидел испуганное лицо пилота "Кондора", затем оно исчезло.

Хвост "Ориона", казалось, был пригвожден к земле. Край поля был теперь ближе; за ним тянулись линии электропередач высокого напряжения, затянутые стальной сеткой. Грант сжал челюсти. Его глаза превратились в маленькие точки. Если он сейчас ошибется, у него не будет ни единого шанса убежать. Черт, он не мог сейчас ошибиться. Но... Слишком близко к краю поля, слишком большая скорость. Дэниелс что-то кричал ему в ухо. Он не мог понять. Это не имело значения.

Наконец хвост медленно приподнялся. Мотор заскрежетал, Грант попробовал рычаг управления. "Орион" подпрыгнул, как неуклюжая птица. Он навалился на рычаг управления, почти загнал "Орион" носом вверх, затем опустил его, и почти подбросил "Орион" в воздух, когда под колесами пронеслись отметки о границе поля.

Впереди замаячила стальная сетка из проводов. Мотор заработал. Рот Гранта превратился в мрачную белую щель. Он напрягал каждый нерв своего тела, чтобы поднять судно. Провода устремились к ним. Грант задрал нос самолетаи стал ждать, когда произойдет столкновение. Прошли доли секунды.

Грант выдохнул сквозь стиснутые зубы, развернул "Орион" в крутом крене и, подгоняемый ветром, стал подниматься все выше и выше. Облака на высоте 5000 футов. Грант нырнул в них и взял курс на юг. Его лицо расслабилось, он наклонился вперед и переключил рычаг на максимальную скорость вращения пропеллера. Теперь было бы нелегко остановить "Орион".

Он поднял голову и кивнул Дэниелсу.

- Держи руль, - крикнул он. - Разбуди меня, когда будем проезжать Гринсборо.

Лицо Дэниелса было напряженным. Он слабо улыбнулся.

- Отличная работа, - крикнул он в ответ и сел за руль.

Грант снял полицейскую форму, натянул бриджи для верховой езды в обтяжку и летный костюм. На полках с оружием выбрал тяжелый автоматический пистолет, очки и, растянувшись на специальных сиденьях своего "Ориона", приготовился поспать.

Грант проснулся вскоре после рассвета, еще до того, как они пролетели над городом в Северной Каролине, и осмотрел местность внизу в бинокль, пока "Орион" следовал по пути "Стинсона", который он заметил из "гнезда" Ахмеда. Он искал место с высокими стенами, в котором были бы мавританские окна, закрытые железными решетками.

Потребовалось двенадцать часов полета, чтобы найти это место высоко в горах Биг-Смоки. Со всех сторон на многие мили простирался густой девственный лес, но высоко на мысу, где возвышалось большое мавританское здание, имелась небольшая посадочная площадка.

"Орион" никогда не смог бы там сесть или, приземлившись, никогда не смог бы взлететь. Грант сомневался, чтобы что-либо, кроме автожира, смогло использовать это поле. Он быстро пристегнул парашют и направился к Дэниелсу.

- Я собираюсь выпрыгнуть с парашютом, - крикнул он. - После того, как прыгну, отправляйся за Рэли. Прикрой меня своими людьми. Я должен спуститься, чтобы они не сбежали. Кого бы ты ни привел, им лучше надеть парашюты.

Дэниелс кивнул, медленно развернул судно по кругу, Грант распахнул дверь, преодолевая напор ветра, и спрыгнул на высоте четырех тысяч футов. Он снижался, снижался и снижался, и не дергал за кольцо крепления, пока не оказался в 1500 футах от поверхности. Несмотря на это, полдюжины человек высыпали на поле под ним.

Проницательный взгляд Гранта был мрачен, он потянулся к стропам парашюта, и потянул их вниз с одной стороны, пока воздух, выскользнувший из-под раструба парашюта, не отбросил его на край поляны, к деревьям.

Опасное занятие - нырять на деревья таким образом, но приземление на поле означало плен, а лес задержит приспешников Ахмеда.

Его маневр был выполнен искусно. Охранники бросились к ближнему концу поля, чтобы встретить его. Своим маневром он отправил парашют обратно через ангар и на сотню ярдов в лес. Он заметил небольшую поляну, на которой росли сосны, расположенные близко друг к другу, как иглы на спине дикобраза. Они помешали ему приземлиться.

Грант растянулся на земле, но поднялся целым и невредимым. Времени отстегивать ремни не было. Он выхватил нож, перерезал стропы и бросился прочь сквозь сосны. Они едва возвышались над его головой, а густая, переплетающаяся хвоя позволяла пройти не более двух-трех футов.

Когда подлесок закончился, лес стал похож на парк, с огромными прямыми соснами, ветви которых начинались в пятидесяти футах над землей. Под ногами был ковер из сосновых иголок, коричневых и скользких. В лесу было трудно спрятаться.

Грант услышал топот людей, пробиравшихся через подлесок, который он только что миновал. Он увидел ангары - темное пятно на фоне неба. Выхватил свой автоматический пистолет, метнулся назад вдоль кромки сосен и снова быстро побежал к полю. Мягкая, как ковер из иголок, земля не издавала ни звука.

Там было два ангара, и Грант добрался до первого незамеченным. Он проскользнул вдоль стены и заглянул внутрь через большие открытые двери.

В ангаре никого не было, но там стояли три автожира на пять пассажиров, похожие на огромных насекомых с длинными роторами, Грант быстро вскрыл канистру с бензином и медленно покатил ее по ангару, чтобы бензин покрыл землю под автожирами. Когда из бочки вылился почти весь бензин, он медленно подтолкнул ее к дверному проему, оставляя мокрый след. У дверей ангара он поднес к ней спичку.

Языки пламени стремительно заструились по полу и за несколько секунд окутали суда красными и желтыми языками пламени. Грант быстро метнулся во второй ангар. Времени на тщательные приготовления не было. Он поставил канистру с бензином на землю под самым центральным из трех автожиров и выдернул пробку.

В лесу раздались дикие крики. Грант вытащил вторую канистру. Пробка застряла. Он проделал дырку, подтащил ее к двери, поднес спичку к вылитому бензину и скрылся.

Он бросился к огромному зданию на холме. Это был настоящий замок. В высокой стене через равные промежутки имелись двери, а по крутому склону к нему вела извилистая тропинка, окруженная густым лесом с обеих сторон.

Грант углубился в лес. У тех людей на поле было слишком много работы по тушению пожара, чтобы они могли его побеспокоить. Раздался зловещий рев, и Грант обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как крыша ангара поднимается, а стены разлетаются в стороны. Клочья жидкого пламени растеклись по полю, вспыхнули в лесу.

Из-за стены, к которой Грант, задыхаясь, бежал под прикрытием леса, послышались крики. Ворота распахнулись, и на поле высыпали люди, не меньше двадцати человек.

Когда в течение полутора минут никто больше не прошел через ворота, Грант прокрался к ним и проник внутрь. За стеной раскинулись роскошные сады. Цветущие кусты росли выше его головы. Там обильно цвели розы и другие экзотические растения, названия которых Грант не знал.

Внезапно он метнулся в сторону и присел между двумя огромными раскидистыми кустами японской айвы, колючки которых кололи его. Он уловил легкое движение на тропинке, и, когда присел, в поле его зрения появился огромный негр. Он был обнажен по пояс, но его ноги были обтянуты мешковатым золотистым шелком, а на ногах красовались фантастические блестящие туфли.

Грант заметил не это. В правой руке негр сжимал ятаган с тяжелым изогнутым лезвием длиной более четырех футов. Движения мужчины были осторожными, а его глаза метались из стороны в сторону, обшаривая кустарник.

Но в саду уже сгущались сумерки, а одежда Гранта была серовато-коричневой. Мужчина, приближавшийся широкими шагами, пригнувшись, с ужасным лезвием в руке, прошел в пяти футах от того места, где Грант прятался между кустами айвы.

Он завернул за угол здания, а Грант снова выскользнул и направился к дому. На третьем этаже имелся небольшой балкон, арочные окна которого, закрытые железной решеткой, были признаком, по которому Грант узнал здание с самолета.

Пока он крался в поисках какого-нибудь входа, он услышал тихий оклик и резко поднял голову, направив ствол пистолета прямо в глаза, и увидел девушку, перегнувшуюся через перила балкона. Это была Эланди, его "рабыня".

Ее оклик был мелодичным, как будто она пела. С балкона, извиваясь, свисала веревка, и она поманила его белой рукой.

Ловушка? Но зачем беспокоиться? Они могли легко окружить его в саду. Грант зажал пистолет в зубах, попробовал натянуть веревку и подтянулся, перебирая руками.

Внизу, в саду, раздался хриплый крик. Он повернул голову. Огромный негр огромными шагами несся через сад, подняв ятаган.

Он ускорил подъем, просунул ногу через веревку и выхватил из зубов свой автоматический пистолет. Ятаган пролетел у него под ногами.

Негр что-то неразборчиво выкрикнул и снова взмахнул клинком. Грант понял, что он сейчас бросит его. Его пистолет заговорил, но слишком поздно. Ятаган уже сверкал в воздухе. Но для метания клинка требовался профессионал. Он перевернулся в воздухе. Его рукоять ударила Гранта по руке, и пистолет упал на землю.

Несмотря на то, что ятаган и пистолет с грохотом упали на землю, негр покачнулся на ногах. Покачнулся и рухнул, как срубленная секвойя, могучий даже в смерти.

Грант вернулся к своему восхождению, преодолев последние десять футов, скрипя мускулами. Он ухватился за балконные перила, подтянулся и... уставился в дула трех револьверов.

ГЛАВА VIII. АЛТАРЬ АЛЛАХА

За этими тремя пистолетами были видны суровые лица трех убийц. Девушка после своего предательства исчезла, а внизу, в саду, слышались крики других мужчин, возвращавшихся с тушения пожара в ангарах.

Грант оказался в ловушке, и у него были ничтожные шансы на спасение. Теперь у него остался только один козырь. У этих людей не имелось возможности спастись, теперь, когда автожиры были сожжены, а поле и склон холма были свободны для высадки помощи, за которой мчался его человек в "Локхиде Орион".

Он решил потянуть время - это было его единственным спасением. Он приятно улыбнулся, глядя в дула этих трех револьверов, и сказал:

- Что ж, похоже, вы меня поймали.

У одного из мужчин была короткая верхняя губа, и когда он говорил, верхняя губа поджималась, обнажая желтые и злобные, как у волка, зубы. Он мрачно сказал:

- Да. И на этот раз тебе не удастся сбежать!

Он сунул револьвер за пазуху и шагнул вперед, помогая Гранту перелезть через балюстраду. Наклонился и крикнул вниз, обращаясь к людям внизу.

- Тронный зал, Аллах призывает вас всех в тронный зал.

Трое мужчин окружили Гранта. Оконная решетка скользнула в сторону, и они вошли в комнату, роскошно убранную персидскими коврами. Они зашагали по полутемным коридорам, где тяжелые каблуки Гранта заглушали тихое шуршание туфель, где лампы, украшенные драгоценными камнями, отбрасывали зловещий свет. Наконец тяжелые резные двери распахнулись.

В комнате полукругом стояли двадцать человек, но его встретила лишь зловещая тишина. Позади них он увидел низкое, покрытое белой тканью ложе, похожее на катафалк. Трое его сопровождавших намеренно подвели его к нему. У изголовья кушетки стоял убийца с огромным тяжелым ятаганом, который негр тщетно метал в него.

Двое мужчин шагнули вперед и, не говоря ни слова, начали раздевать Гранта. Он без необходимости двигал руками, предлагал чему-нибудь помочь, расстегнуть пряжку парашютного ремня, что угодно, лишь бы выиграть время. Ему удалось задержать их, но он не получил ни единого слова в ответ.

Наконец он предстал перед ними полностью раздетым - худощавый, мускулистый, сильный мужчина. Вокруг его талии был повязан пояс из белого шелка, расшитый золотом. Сильные руки внезапно схватили его за плечи, и, прежде чем он успел осознать их намерения, его уже распростерли на белых носилках.

Человек с огромным ятаганом шагнул вперед. Грант повернул голову и увидел, что мужчина обнажен по пояс и что мышцы его плеч бугрятся от движения меча.

Мужчина с мрачным видом встал в изголовье дивана, уткнул острие клинка в пол и оперся на рукоять, положив руки почти под подбородок.

Грант заставил свои напряженные мышцы расслабиться и спокойно начал насвистывать какую-то мелодию. Мужской кулак ударил его по губам, и раздался низкий голос:

- Тишина и уважение в комнате Аллаха!

Это снова был тот, что Эланди назвала "Голосом Аллаха".

Мужчина начал издавать гортанные звуки на языке, который, как предположил Грант, должен был быть арабским, и гулкий голос Аллаха ответил ему. Наконец он заговорил по-английски.

- Терри Грант, ты должен умереть, это жертва, чтобы погасить свой долг перед Аллахом.

Грант понял, что платформа, на которой он лежал, была алтарем. Человек с ятаганом пошевелился. Грант взглянул на него, увидел, как тот напрягся и поднял большой клинок. Мускулы на руках мужчины напряглись, и он перекинул клинок через плечо, а затем посмотрел на стену над троном, ожидая сигнала.

Мускулы на руках Гранта вздулись, несмотря на крепкую хватку державших его. Лезвие, со свистом опустившись, рассекло бы его надвое, от груди до макушки. Лицо Гранта вытянулось, уголки рта странно приподнялись в его обычной воинственной улыбке.

Внезапно раздался шум у деревянной двери, и Грант с надеждой обернулся. Полиция? О, но не сейчас. Они не могли успеть. Это была не полиция. Двери внезапно широко распахнулись, и в них влетела маленькая белая фигурка Эланди.

Она взмахнула над головой тонким длинным ножом, быстро пробежала по полу к трону и опустилась на колени.

- Аллах, о Аллах, твоя слуга жаждет милости, шанса покончить с моим непослушанием. Позволь мне привести в исполнение смертный приговор этой собаке.

Мужчины сердито стояли над согбенной фигурой девушки, но никто не прикасался к ней, и все смотрели на стену над троном, ожидая, ожидая решения Аллаха.

Грант не мог видеть ее с того места, где она скорчилась, так как лежал, отвернув голову от трона. Но человек с ятаганом не двинулся с места. Он стоял неподвижно, отведя руки назад, готовый нанести удар своим смертоносным клинком.

Голос Аллаха медлил с ответом, но в конце концов его голос прогремел:

- Разрешено.

Девушка с радостным возгласом вскочила и подбежала к Гранту. Она была совсем маленькой, и ее глаза, устремленные на Гранта, были теплыми. В них не было враждебности, только дружелюбие, когда на мгновение ее бархатно-мягкие глаза скользнули вверх и вниз по длинному, стройному, почти обнаженному телу Гранта.

Она была одета так же, как и тогда, когда Грант впервые увидел ее, - на груди у нее были украшения из драгоценных камней, а в волосах - цветы. Она подняла клинок над головой, и голос Аллаха снова раздался, довольно поспешно:

- Нет, нет, не так. И пусть это будет не ятаган, а Каменная Смерть.

Эти слова упали на Гранта, как лед. Он заметил движение, и к алтарю подошел человек с маленькой сверкающей иглой в правой руке. Но как только он приблизился, кинжал девушки, сверкнув, опустился вниз, поразив не Гранта, а мужчину, который держал его за руку.

Мужчина издал сдавленный крик и упал, а Грант соскочил от алтаря и высвободил вторую руку. Он почувствовал, как на его руку легла маленькая ручка, и в его ладонь вложили окровавленный нож.

Он бросился на человека с ятаганом, вырвал у него из рук огромное лезвие, схватил его за рукоятку и крутанул. Лезвие было превосходно сбалансировано, острие напоминало шведскую бритву. Двое мужчин упали при первом же свистящем ударе, мужчина с ножом упал на колени и подставился под удар.

Грант нанес удар, и рука мужчины была отсечена по плечо. Ятаган вспыхнул ярким пламенем в руках обнаженного белого гиганта. Позади него раздался пронзительный крик, и Грант, взмахнув клинком, чтобы отогнать нападавших, обернулся и увидел, что человек с иглой схватил Эланди.

Его рука лежала у нее на горле, ее маленькое тельце выгнулось дугой на алтаре, а игла медленно приближалась к ее груди.

Ятаган полоснул, пронзив иглу и кисть, мужчина отшатнулся, кровь хлынула из отрубленной руки на девушку. Внезапно раздался голос Аллаха:

- Ложитесь, ложитесь все. Чтобы я мог убить этого пса.

На этот раз не было никаких сомнений в том, откуда доносился голос. Он доносился из-за трона. Грант мгновенно понял, что окажется беспомощным, если его не защитят сомкнутые ряды нападавших.

Не успел стихнуть глас Аллаха, а люди только опустились на колени, как он бросился вперед, взобрался на тронное возвышение и с силой ударил по стене позади него тяжелой рукоятью своего меча. Стена поддалась, и Грант, отскочив назад, бросился в образовавшийся проем. Из темноты к нему метнулось пламя, из-за темных занавесок высунулась худая рука, Грант взмахнул ятаганом и метнул его. Годы, проведенные в жонглировании, сослужили ему хорошую службу. Ятаган попал точно в цель, и револьвер с грохотом упал на пол.

Грант прыгнул на человека за занавеской. Тот оказался большим и сильным и, несмотря на свои руки, израненные лезвием ятагана, яростно сопротивлялся Гранту.

Они сражались почти в полной темноте, единственный свет проникал через узкую дверь, которую взломал Грант. Тяжелые занавески взметнулись вокруг них, чей-то кулак ударил Гранта в лицо и с силой отшвырнул его назад. Он отпрянул в сторону, когда мужчина опустился коленями на то место, где лежал Грант, вскочил ему на спину, обхватил его руками и выгнул спину.

- Сдавайся, дурак, - проскрежетал он, - или я сломаю тебе руку.

Мужчина издал звуки, которые могли быть словами, а могли и не быть. Грант схватил мужчину за руку, и, беспомощного, потащил к узкой двери.

Если бы он мог показать этим убийцам, что их хозяин побежден, они, возможно, сдались бы, избавив полицию от ужасной борьбы, когда те прибудут.

Таща пленника за собой, Грант почувствовал, что руки у него холодные, как камень. Они стали жесткими и неподатливыми, и Грант, почувствовав внезапный приступ тошноты, опустил его на пол.

Раздался стук, и в свете, падавшем из маленького дверного проема, Грант увидел, что его поза совершенно не изменилась, а лицо искажено страхом.

Грант медленно поднес руку к горлу мужчины, - оно было холодным и твердым, как камень, - и внезапно понял. Лезвие ятагана, которым он проткнул иглу для подкожных инъекций, которой хотели убить девушку, сразу же после этого порезало руку мужчины! Странная справедливость. Повелитель Каменной Смерти умер от Каменной Смерти и от вируса, предназначенного для одной из его жертв!

Грант развернулся, снова схватил свой ятаган, бросился к двери и увидел в ней маленькую спину девушки. Он заглянул ей через плечо и увидел, что она сжимает в руке автоматический пистолет и сдерживает пятерых или шестерых убийц. Многие другие лежали мертвыми в луже крови там, где их ранил ятаган, другие были убиты пулями.

Снова шум в дверях. Они широко распахнулись, и в комнату ворвались люди в форме с поднятыми пистолетами. Грант вышел на открытое пространство мимо девушки, обняв ее за плечи, и узнал Дэниелса, возглавлявшего атаку.

- Отличная работа, Дэнни! - крикнул он.

Затем он увидел, что люди, стоявшие за спиной Дэниелса, были полицейскими Нью-Йорка.

- Дэнни, - сказал он, - ты же не вернулся в Нью-Йорк?

Дэнни рассмеялся и ответил:

- Нет, они схватили меня в Роли, и я привел их сюда, чтобы они схватили тебя.

Инспектор Литтлмен шагнул вперед, явно озадаченный. Он взглянул на беспорядок на полу, на девушку с пистолетом в руке и на высокого гиганта с ятаганом в темных пятнах.

- Похоже, нам придется выдвинуть против вас дополнительные обвинения в убийстве, - проворчал он.

Грант сделал два быстрых шага вперед и занес ятаган. Он улыбнулся, как мальчишка.

- Хочешь подраться?

Полицейский прорычал что-то неразборчивое.

- Что, черт возьми, тут происходит?

- Вы когда-нибудь слышали о Хасане бен Саббахе? - тихо спросил Грант, и Литтлмен проворчал: - Нет.

- Его называли Горным старцем, - быстро произнес Грант. - Он жил в десятом веке и организовывал банды убийц, которых обманом заставлял верить, будто они на несколько дней отправились на небеса, давая им все, что мусульманин ожидает найти там.

Затем он давал им еще одну дозу гашиша и отправлял обратно на землю, чтобы они служили ему. Если они служили ему, то после смерти возвращались на небеса, и небеса для них были таким восхитительным местом, что они, не колеблясь, умирали по его приказу.

Очевидно, этот парень, Ахмед бен Хасан, тот самый парень, которого эти ребята называли Аллахом, убедил их с помощью аналогичного трюка. Вы заметите, что все его слуги - сирийцы. Я понял это по его обращению со мной, когда он похитил меня и привез в этот замок. Именно здесь я оказался сразу после того, как была убита Майра Хоукс.

Он использовал своих убийц, чтобы взимать дань с богатых, точно так же, как Хасан бен Саббах в прежние времена взимал деньги с правителей мира сего.

- Да? - сказал Литтлмен. - Ну и где же этот парень, Ахмед?

Улыбка исчезла с лица Гранта. Он кивнул на узкое отверстие позади себя.

- Ахмед там, мертвый.

- Что ж, вытащите его и давайте на него посмотрим.

- Вытащите его сами, - покачал головой Грант. - Он умер от Каменной смерти, которую привык причинять другим людям.

- И что это за каменная смерть? - спросил Литтлмен.

- У меня не было возможности выяснить точную природу инъекции, которую он делал, но то, чего он добился, - это вызвал состояние трупного окоченения в живом теле, останавливая циркуляцию крови и напрягая мышцы так, что тело становилось похожим на камень.

Цианидные яды, особенно синильная кислота, вызывают раннее трупное окоченение, часто в течение часа после наступления смерти. Иногда это происходит еще раньше. Ахмед, несомненно, использовал цианид в какой-то новой ужасной форме, обнаруженной благодаря его глубокому знанию Востока и его секретных ядов. Он вызывал трупное окоченение в живом теле, превращая людей почти в буквальном смысле в камень.

В том, что смерть ползет от ступней вверх, нет ничего необычного, при смерти от яда, особенно от тех, что поражают сердце, ноги и руки всегда немеют первыми.

Литтлмен хмыкнул.

- Очень интересно. - Он протиснулся мимо Гранта. - Если вы не желаете вытащить этого Ахмеда, это сделаю я.

Он шагнул в узкий проход и включил фонарик. Грант услышал тихое изумленное восклицание и шагнул вслед за ним; белый свет его фонарика осветил мертвое лицо Ахмеда бен Хассана. Белую голову льва и лицо с торчащими седыми усами.

- Черт возьми, - воскликнул Литтлмен, - это же полковник Хоукс собственной персоной!

Грант мрачно улыбнулся и сказал:

- Я не удивлен. Когда Хоукс нанял меня, его беспокойство о своей так называемой дочери показалось мне каким-то неестественным, и в его доме я узнал, что Майра настояла на моем участии; она пыталась рассказать мне о каких-то подозрениях, но у нее ничего не вышло, потому что Хоукс не оставлял нас наедине.

Затем, когда пришли убийцы, они открыли дверь с шестью замками так же легко, как я мог бы открыть свою собственную входную дверь, если бы у меня был ключ от нее. Они - обычные люди, и, если бы им не помогли, например, Хоукс, который дал им ключи, они не смогли бы открыть дверь. Должно быть, он боялся, что его подопечная выдаст его, и воспользовался этим способом, чтобы убить ее и отвести подозрения от себя.

Еще одна вещь, которая убедила меня, - это то, что Хоукс очень медленно реагировал, когда я звал на помощь, сражаясь с убийцами в комнате Майры. К тому же, его дом был полон реликвий Азии, что само по себе наводило на размышления.

Грант почувствовал на своей руке маленькую теплую ладошку и, обернувшись, увидел, что на него смотрят карие ласковые глаза Эланди.

- Прощена ли я, господин? - спросила она Гранта.

Он обнял ее за плечи.

- Прощена? Да, дитя, я никогда этого не забуду.

Но Эланди не знала, Терри Грант также имел в виду, что он никогда не забудет Майру Хоукс, великолепную женщину, которую держал в ужасном рабстве убийца с львиной головой, выдававший себя за ее отца. Грант решил в ближайшее время отправиться в длительное путешествие.

ЛОГОВО ВЫЖИГАТЕЛЯ ДУШ

Рональд Флэгг

Крупный мужчина в белом, с защитным шлемом на голове бодро вошел в кантину "Ла Палома" и резко остановился. Его холодные, бегающие глаза обшаривали шумную толпу филиппинцев, малайцев, китайцев, японцев и метисов.

Здесь были женщины всех типов, какие только могли появиться в результате смешения рас, и все они были пропитаны вековой мудростью женщины ублажать мужчину. На переднем плане девушка-метиска из Бирмы небрежно проходила мимо группы японских мужчин, делая вид, что не замечает, как разрез на ее юбке из серебристой мишуры слишком сильно раскрылся, обнажив округлость верхней части бедра. Она настороженно ждала, когда на нее обратят внимание, а затем лукаво улыбнулась в знак приглашения. Другие женщины разных оттенков кожи заполняли кабинки и угловые столики.

Филиппинский оркестр умолк. Шаркающие ноги остановились на посыпанном опилками полу. Смуглые моряки в засаленных свитерах беспокойно озирались по сторонам. И тут они увидели крупного мужчину в белом полотняном костюме и пробковом шлеме.

Сердитыми, подозрительными взглядами они наблюдали, как этот американец с суровым лицом внимательно осматривает их. Некоторые из них украдкой натянули шапки на лица, поскольку им не нравилось пристальное внимание главного следователя при генерал-губернаторе.

Затем "Флинт" Уоррен посмотрел поверх их голов на балкон в дальнем конце освещенной фонарями комнаты. Именно там он увидел седую голову, которую искал. Под копной седых волос виднелось красное лицо старика Нолана. На коленях у него сидела гибкая филиппинка. Уоррен что-то процедил сквозь зубы и направился в другой конец комнаты.

Путь для него был быстро расчищен. Что-то похожее на вздох облегчения пронеслось по этой пестрой толпе представителей разных рас. Инструменты снова заиграли свой напевный ритм. Но смуглые моряки не сводили подозрительных глаз с этого крупного человека в белом и враждебно сжимали в руках ножи.

Флинт Уоррен нырнул под свисавшую со стропил похожую на паутину рыболовную сеть и поднялся по шатким ступенькам на балкон; старик Нолан заметил его приближение. Поспешным движением руки он оттолкнул темнокожую девушку.

Филиппинка возмущенно вскинула голову и выкрикнула несколько свирепых ругательств с пола, куда он ее уронил. Затем вызывающе одернула свою короткую юбку, обнажив гибкие, дымчато-коричневые ноги, прежде чем встать и отойти.

- Добрый вечер, сэр. - Он почтительно поднялся на ноги.

Уоррен хмуро посмотрел на девушку, затем - пристально - на Нолана.

Покрасневший Нолан указал на спиртное на грязном столе.

- Просто угощаю Инфанту выпивкой.

- Разумеется, - кивнул Уоррен. - А теперь скажите Инфанте, чтобы она уходила.

Нолан раздраженно отмахнулся от девушки. Затем кивнул в сторону уединенного углового столика.

- Мы можем поговорить вон там, сэр.

Все еще хмуро глядя через плечо на девушку, Уоррен подошел к столу и сел. Он снова надел шлем на голову. Его глаза потемнели, он холодно изучал покрасневшего Нолана. Тихим голосом он произнес:

- Может быть, вы становитесь слишком старым для этой работы - и слабым!

- Нет, сэр, - поспешно запротестовал матрос. - Девушки приходят и уходят, но старик Нолан держит свой люк задраенным.

Флинт Уоррен ничего не сказал. Он бросил сигару на стол и закурил другую. Затем спросил: - Вы когда-нибудь слышали такое имя - Аранда Помбаль?

Нолан молча покрутил это имя на языке. Он немного неуверенно кивнул головой.

- Помбаль - это тот тип, который убил свою жену, и...

- И ему это сошло с рук, - закончил Уоррен. - Он сейчас здесь, на Лусоне, прибыл всего на несколько часов раньше меня. Довольно хорошо известно, что, прежде чем убить свою жену, он жестоко пытал ее. Среди домашних мальчишек ходили слухи, что он обычно раздевал ее догола и пытал. Один местный житель рассказал другим, что незадолго до того, как Помбаль убил свою жену, он сорвал с нее одежду, заковал в цепи и с дьявольским удовольствием использовал паяльную лампу, постепенно прижигая чувствительные части ее тела. Похоже, у него была навязчивая идея, что он хочет выжечь ее душу прямо сквозь тело. Но ему все сошло с рук; он утверждал, что ее смерть была случайной, одному дьяволу известно, каким образом. Говорят, этот безумец основал целый культ - использовал множество полукровок, которые помогали ему в его пыточном бизнесе.

Нолан покачал головой.

- Я не видел никого, кто был бы похож на убийцу. По правде говоря, сэр, у меня были свои проблемы. Мануэль там, на маяке...

Уоррен с силой сжал руку Нолана.

- Не так громко, старина! Если вам есть что сказать о Мануэле, говорите шепотом! - Он неторопливо затянулся сигарой. Не вынимая ее изо рта, коротко сказал: - Я отправил Мануэля на тот маяк по чертовски веской причине. И я просил вас держать язык за зубами.

- Это так, сэр, - твердо ответил Нолан. - Я был шкипером тендера маяка в течение многих лет, и...

- Хорошо. Хорошо, - сказал Уоррен с каменным лицом. - Но поймите, я имею дело с человеком, который никогда не допускает промахов. Если в моей организации произойдет утечка информации - черт возьми, Нолан, я не могу себе этого позволить! - закончил он хриплым шепотом.

Внезапно Уоррен оглянулся и увидел, что изящная Инфанта отступает вдоль балконных перил. Их взгляды встретились. Инфанта расправила свои смуглые плечи и спустилась по ступенькам. Мелодичный звон блесток на ее грязной прозрачной юбке вскоре потонул в непристойном веселье внизу.

- У этой девчонки что-то на уме, - нахмурился Уоррен.

- Просто хочет еще выпить. - Старик Нолан попытался изобразить легкую улыбку.

Нолан наклонился ближе.

- Старая проблема, я полагаю. Местные жители говорят, что на маяке водятся привидения. Может быть, Мануэль считает, что проклятие коснулось и его. Он всегда жалуется, что с ним что-то не так. Вчера я отнес ему месячный запас провизии. Парень снова начал жаловаться и потребовал врача. Так что сегодня я отправил ему врача.

- Врач из Манилы прибыл очень быстро, - заметил Уоррен. - Доктор Рейнольдс, должно быть, становится амбициозным.

- Но, - вставил Нолан, - я не звал Дока Рейнольдса.

Флинт Уоррен вытянул шею, как будто не расслышал.

- Вы не звали дока Рейнольдса? - недоверчиво спросил он.

Нолан покачал головой.

- Я привез ему местного врача. Мануэль жаловался...

- Здесь нет белого врача, - нетерпеливо сказал Уоррен. - Кто, во имя...

- Он был настоящим испанским парнем, - запинаясь, пробормотал Нолан. - Он ехал на машине на север, но не возражал против поездки на маяк. Сказал, что врач должен ехать туда, куда зовет долг...

- Забудьте! - проскрежетал Уоррен. - Как он выглядел?

Нолан залпом допил виски из своего бокала.

- Он был джентльменом, можете мне поверить, кланялся и курил дорогие сигареты.

Уоррен швырнул сигару на посыпанный опилками пол и растоптал ее каблуком.

- А у вашего испанского доктора были маленькие, навощенные усики?

- Да, сэр, у него были такие. Вы знаете этого растяпу?

Из горла Тома вырвался короткий смешок.

- Конечно, я его знаю! Это Аранда Помбаль!

- Тот тип, который убил...

- Это он. И последний мужчина в мире, который оставался наедине с Мануэлем! Пошли, мы отправляемся к маяку на острове Кавалер... Может быть, мы найдем Мануэля живым.

Расталкивая приземистых, заросших щетиной моряков направо и налево, Флинт Уоррен прокладывал себе дорогу сквозь оживленно болтающую толпу в кантине. Краем глаза он заметил стройную Инфанту. В черных глазах девушки мелькнула насмешка. Затем Уоррен оказался у тяжелых вращающихся дверей, а за ним, пыхтя, появился неуклюжий Нолан.

Безлунная ночь черна в любой точке земного шара, но самая черная - в мрачной утробе Южно-Китайского моря. И прямо в эту огромную темную пещеру, пыхтя, направился скрипучий тендер, обслуживающий маяк. За его кормой виднелись точки света, усеивающие бесчисленные бухты и заливы азиатского побережья Лусона.

Уоррен сидел на носу, беспокойно барабаня пальцами по шлему, зажатому между коленями.

- Как далеко этот маяк? - спросил он.

- Больше шести лиг, сэр. Мы встанем на якорь только после рассвета.

- Это, - резко сказал Уоррен, - даст Помбалю целую ночь, чтобы поработать над Мануэлем. Неприятно думать об этом, когда знаешь Помбаля.

Старик Нолан развел руками.

- Этот амбал Помбаль не способен на грубость, когда все знают, что он на свободе.

- Он может сделать все, что угодно, - категорично заявил Уоррен.

Нолан молча крутил штурвал, направляясь на запад, прямо к побережью французского Индокитая. Затем достал свою древнюю трубку. Флинт Уоррен не хотел вступать в разговор, поэтому Нолан предложил:

- Возможно, вы придерживаетесь неправильного курса, сэр. Может быть, этот испанский доктор и не дьявол-убийца...

- Скажите мне, Нолан, вы подошли к этому доктору и спросили: "Вы врач, мистер? И если да, то поедете ли вы на остров Кавалер?" Вы ему так сказали, Нолан?

- Ну-ну, сэр. Вовсе нет. Инфанта рассказала мне о докторе. Она...

- Конечно, - вмешался Уоррен, - после того, как она напоила тебя настолько, что ты начал болтать о том, что Мануэль на маяке, и она сказала тебе о докторе. - В тусклом свете огней левого и правого борта лицо Уоррена стало твердым, как кремень. Он мрачно покачал головой. - Я должен отдать должное Помбалю.

Последовало долгое молчание, которое, наконец, нарушил Нолан.

- Не беспокойтесь слишком сильно об этом Помбале, сэр. Мне он не показался таким уж злобным.

Уоррен прекратил барабанить пальцами по шлему и спросил:

- Знаете что-нибудь о пытках древних китайцев и римлян?

- Да, сэр. У них были дьявольские способы растягивать и разрезать людей.

- Верно. И Помбаль знает их все. - Уоррен выпятил свою твердую челюсть. - И еще кое-что - ему все сходит с рук. - Уоррен снова принялся барабанить по шлему. - Ему сошло с рук убийство его жены-американки. Довел ее до ужасного состояния. Но не оставил ничего, что могло бы его уличить.

Нолан разжег свою трубку спичкой, осветив облупившуюся краску и пыхтящий двигатель в середине судна. Он курил молча.

Флинт Уоррен продолжил в своей обычной резкой манере.

- Я заставил одного из его слуг дать показания против него. Его чуть не повесили. Но Помбаль снова опередил нас на шаг. Он подкупил местных присяжных. С тех пор я его разыскиваю. - Уоррен резко выругался. - Он маньяк-убийца. Он способен на все!

Старик Нолан внезапно насторожился. Он вгляделся в темноту на носу. Затем он проверил руль, привязанный веревкой.

- Он ни на йоту не отклонился от курса, - пробормотал он.

- Что случилось?

- Не знаю, сэр. По всем правилам, мы должны были увидеть отблеск света маяка.

- Из-за того, как ползет эта посудина, мы никогда не увидим свет, - сказал Уоррен. Затем добавил: - Или, может быть, Помбаль рассказывает Мануэлю о древних китайцах.

Нолан покачал головой.

- Этот Помбаль, может, и дьявол, как вы его называете, но он не настолько глуп, чтобы убить Мануэля. В любом случае, сэр, что он имеет против этого парня?

- Ничего, - выплюнул Уоррен, - кроме того, что Мануэль - слуга, который свидетельствовал против него. - Он поднес сигарету к губам. - Правительство Манилы предложило защитить Мануэля и спрятало его на маяке. Черт возьми! Неужели эта чертова посудина не может двигаться быстрее?

- Она делает все, что в ее силах, сэр. - Нолан погрузился в молчание. Казалось, ему больше нечего было сказать. Затем он вдруг резко выпрямился. - Вот и свет! И горит он ярко, сэр. Мануэль зря тратит фитили.

Уоррен затянулся сигарой, но ничего не сказал.

Несколько часов спустя свет погас - и больше не загорелся.

За их спинами забрезжил рассвет, когда судно направилось носом к рифу.

Остров Кавалер носил свое благородное название много веков, но его риф был таким низким и коварным, каким только могла сделать его природа. Из моря, словно зубы тигра, выступали острые каменные клыки. И на каждую скалу, возвышающуюся над поверхностью, приходилось еще три таких же, расположенных ниже, жаждущих уничтожить жизненно важные органы корабля.

Старик Нолан хорошо знал это, когда вел свой тендер зигзагами к миниатюрному причалу, построенному на рифе.

Именно тогда Флинт Уоррен впервые увидел маяк, а примерно в ста ярдах от пристани - хижину смотрителя. Над хижиной возвышались огромные железные леса, на которых стояли бочка с маслом и стеклянный купол фонаря.

Пока Нолан пришвартовывал тендер, Уоррен по-собачьи подбежал к хижине.

Шум тендера, должно быть, разбудил кого-то в хижине, потому что в дверях появился свежевыбритый мужчина в белом.

Уоррен подошел к нему.

- Освободи проход.

На смуглом лице Помбаля промелькнуло подобие улыбки, обнажившей два ряда блестящих зубов. Он отступил в сторону и слегка поклонился.

Манильский агент с каменным лицом оттолкнул его подальше и вошел в хижину.

Мануэль лежал на своей койке, одетый в брюки, грязную майку и тяжелые ботинки. Судя по всему, он просто отдыхал.

- Мануэль! - рявкнул Уоррен.

Ответа не последовало.

Уоррен дотронулся до молодого филиппинца. Затем повернулся к Помбалю.

Испанец заговорил первым. Опустив голову, он пробормотал:

- Бедный Мануэль отправился к своим предкам.

Флинт Уоррен агрессивно выпятил челюсть.

- Вы знали, что я отстал от вас на несколько часов, и все равно убили его. Вам это с рук не сойдет!

- Мануэль умер естественной смертью, - вежливо поправил его Помбаль.

Уоррен быстро раздел тело и со знанием дела осмотрел каждый дюйм темной кожи.

- Никаких ран, - пробормотал он себе под нос. Затем тщательно проверил, нет ли признаков отравления. Дважды осмотрел тело. Мрачно покачал головой. Не говоря ни слова, подошел к стулу и сел.

Помбаль сделал то же самое.

- Порядок? - сказал Уоррен.

Испанец тонко усмехнулся.

- Как умер Мануэль? - спросил Уоррен.

- Он просто перестал жить, - как ни в чем не бывало объяснил Помбаль.

- У вас нет другого диагноза?

Помбаль выразительно пожал плечами.

- Мои ограниченные медицинские познания не позволяют установить никакой другой причины смерти, кроме естественной. - Он пощипал свои крошечные навощенные усики и вежливо предложил: - Если в моих словах сомневаются, почему бы не отвезти тело к вашим государственным врачам?

Уоррен медленно кивнул.

- Вы отлично справлялись со своей работой, Помбаль, - пока что. Я знаю, что парень не был ранен или отравлен.

- Тогда, - спросил Помбаль, - как его могли убить?

- Позвольте задавать вопросы мне, - резко ответил манильский агент.

Стоявший в дверях старик Нолан вошел и посмотрел на тело.

- Да, сэр, Мануэль всегда жаловался. Если его не убили, то, возможно, на него подействовало проклятие этого адского места.

Помбаль улыбнулся.

- Я забросил свои исследования из-за суеверий. Но должен сказать, есть вероятность...

- Чушь собачья! - проворчал Уоррен. - Мануэль был образованным человеком. Беда в том, что ему стало здесь одиноко, и он вообразил, будто с ним что-то не так. - Затем рослый следователь кисло посмотрел на Помбаля. - Не могли бы вы с вашими ограниченными медицинскими познаниями установить время смерти?

С любезной улыбкой Помбаль склонился над Мануэлем. С того места, где сидел Уоррен, ему был виден профиль испанца. Помбаль выглядел так, словно смеялся - смеялся над мертвым телом!

Но когда Помбаль снова повернулся, на его смуглом лице застыло спокойное профессиональное выражение.

- Этот несчастный мертв уже около трех часов.

Лицо Уоррена ничего не выражало.

- Вы, конечно, были с ним, когда он мирно скончался?

Сверкнули зубы.

- Боюсь, я не знаю, Мануэль лежал на своей койке, я не мог сказать, был ли он мертв или спал. Естественно, я не ожидал, что что-то не так, и не стал выяснять.

- Вы включили свет?

- Я сделал все, что мог.

Флинт Уоррен выкурил еще одну сигару, обводя взглядом хижину. В углу напротив койки стояла железная пузатая плита. В другом углу лежали только что открытые коробки с месячным запасом еды, воды и несколько огромных банок масла. Стены были украшены многочисленным ассортиментом рапир, сабель, пик, боевых топоров, кинжалов и мушкетонов, заряжающихся с дула.

Это старинное оружие напомнило Уоррену о названии острова Кавалер. Давным-давно один злополучный индиец потерял дорогу в Индию. Несколько месяцев корабль носило по бурным морям, пока он, наконец, не разбился о риф в шести лигах от Филиппинских островов. Команда погибла. Местные жители по легенде прокляли риф, и их суеверные сыновья избегали его. Правительство Соединенных Штатов дало ему название и установило маяк, чтобы обезопасить судоходство в Южно-Китайском море.

Уоррен перевел взгляд с оружия на труп. Казалось странным, что смерть безоружного произошла в такой воинственной обстановке.

Затем правительственный агент мрачно посмотрел на Помбаля.

- У вас грязная одежда, - заметил он.

Помбаль кивнул в сторону железной лестницы, ведущей на строительные леса к фонарю.

- Я сделал все, что мог, чтобы зажечь свет.

- Это, конечно, испачкало ваш костюм. Вы соскользнули с лестницы?

Испанец выпрямился.

- Я никогда не брал на себя труд изучить правила поведения на маяке.

Уоррен ничего не сказал. Поднявшись на ноги, он дважды осторожно обошел комнату. Во время второго обхода он остановился у только что доставленных припасов. Внимательно осмотрел их. Затем, подняв глаза, обратился к старику Нолану:

- Здесь нет воды.

- У Мануэля было достаточно воды, чтобы продержаться пару дней, - поспешно объяснил шкипер, - поэтому я не стал перегружать лодку. Дело в том, сэр, что сейчас она у меня на борту. - Нолан внимательно оглядел хижину, затем указал на коробку возле койки. - Там должно быть немного, сэр.

- Есть, - сказал Флинт Уоррен. - И Мануэль был небрежен с государственным имуществом. - Следователь из Манилы еще раз обошел лачугу. Один раз он резко обернулся и наткнулся на насмешливый взгляд Помбаля, устремленный ему в спину.

Улыбка испанца стала еще более презрительной.

- Я надеюсь, этот фарс скоро закончится, лейтенант Уоррен. Я хотел бы вернуться на материк.

- Может быть, повидаться с Инфантой?

- Инфанта? - повторил Помбаль. Он пожал своими худыми плечами. - Их было так много, что я не могу вспомнить имен.

- А утром, - продолжал Уоррен, - жители Лусона узнают, что Инфанта умерла "естественной смертью". Верно?

Помбаль открыто усмехнулся.

- Это зашло слишком далеко. Я требую, чтобы вы отвезли меня на материк. Если вы настаиваете на своей глупой идее, возьмите с собой и тело. Пусть его осмотрят. Я хочу уехать немедленно! - Он повернулся к старику Нолану. - Вы готовы?

Капитан тендера повернулся к Уоррену.

- Да, сэр, я сразу сказал вам, что все в порядке. Вы сами сказали, что Мануэля не застрелили и не отравили. Если позволите заметить, сэр...

Флинт Уоррен взмахом руки заставил его замолчать.

- Помбаль так хочет уйти, что я собираюсь задержаться здесь на некоторое время. - Уоррен выбросил сигару. - Мне начинает нравиться это место!

Он ухватился за железную лестницу, ведущую к фонарю.

- Оттуда мне будет лучше видно происходящее.

Рослый сыщик быстро поднялся по лестнице. И с каждым шагом он чувствовал, как зловещий взгляд Помбаля сверлит его.

Флинт Уоррен поднимался все выше и выше, по мере того как карабкался по лесам. Он остановился у большой емкости с маслом, которую наполняли вручную. Далеко внизу он мог видеть всю протяженность коварного рифа, уходящего в волнующееся пространство Южно-Китайского моря.

Затем Уоррен изучил конструкцию фонаря. Восемь плоских фитилей выходили из емкости с маслом и поднимались вверх через металлический лист с прорезями. Каждый фитиль крепился с помощью винта с накатанной головкой на металлическом листе. Также на металлическом листе был установлен стеклянный купол с отверстиями для каждого фитиля.

Уоррену пришлось взобраться на помост, обходя фонарь, чтобы разглядеть винты, потому что стекло было облеплено миллионами мотыльков. Он заметил, что фитили были вывернуты из масляной ванны и перегорели из-за нехватки топлива. Это объясняло внезапную вспышку света, которую он увидел на воде прошлой ночью. Фитили были подняты слишком высоко и не были заменены.

Уоррен медленно спустился по лесам. Недалеко от крыши хижины он остановился, чтобы осмотреть железную конструкцию. Через несколько минут он начал спускаться, медленно и очень задумчиво.

В хижине он опустился на стул и закурил еще одну сигару.

- Ну что, - спросил Помбаль, - порядок?

- Порядок, - ровным голосом ответил Уоррен.

- Хорошо, - ухмыльнулся Помбаль.

- Теперь вы можете сесть, - предложил Уоррен. - Не думаю, что у вас хватит мужества выдержать это стоя.

Испанец опустился на стул и удобно расслабился.

- Благодарю, - его зубы добродушно блеснули.

- Показания Мануэля чуть не стоили вам виселицы, не так ли? - спросил Уоррен.

Помбаль кивнул.

- Бедняга страдал манией величия. Но справедливость восторжествовала.

- В любом случае, - продолжил Уоррен, - предположим, мы скажем, - просто в качестве аргумента, - что вы виновны в убийстве своей жены. Тогда для вас лучшим способом добиться успеха было бы повесить Мануэля. Верно?

Помбаль пощипал себя за ус.

- Вы могли бы доказать, что Мануэль был повешен. Вы могли бы доказать, что он был задушен - что у него была сломана шея. - Испанец кивнул головой в сторону Мануэля. - Но у него не была сломана шея. Даже вы можете это видеть.

Несколько мгновений Флинт Уоррен изучал стены хижины. Затем он поднял глаза на Помбаля и сказал:

- Вы, должно быть, специализировались на римской истории.

Испанец молча смотрел на него.

- Особенно в христианскую эпоху, - продолжал Уоррен, - римляне их не любили. Скармливали животным, сжигали и...

Помбаль встал со стула и прислонился спиной к стене.

Тогда Уоррен улыбнулся впервые с тех пор, как ступил на риф. И зрелище это было не из приятных. Он указал на фонарь и медленно произнес:

- Почему вы не заменили фитили в фонаре, когда погас свет?

Больше он ничего сказать не успел. Резким движением Помбаль сорвал со стены рапиру. Выставив ее перед собой, он бросился на старика Нолана, который стоял ближе всех к двери.

Рука Уоррена, все еще направленная вверх, сорвала шлем и бросила его в лицо Помбалю. Козырек ударил испанца по носу, на мгновение ослепив его.

В этот момент Уоррен пересек комнату. Его сжатый кулак с глухим стуком ударил Помбаля в челюсть. Помбаль со стоном упал. Рапира со звоном упала на пол.

- Я не мог дать ему шанс получить пулю, - сказал Уоррен Нолану. - Я хочу, чтобы он был повешен. - Он наклонился и защелкнул наручники на запястьях Помбаля.

- Кстати, Нолан, я хочу, чтобы ваш тендер доставил Помбаля обратно на материк. Завтра я отправлю другого смотрителя. А вы следите за освещением сегодня вечером.

- Да, сэр, я так и сделаю. Но скажите мне, сэр, как был убит этот парень? Я не могу этого понять.

Уоррен взял горсть фитилей.

- Причина, по которой Помбаль не заменил фитили прошлой ночью, заключалась в том, что он использовал их для других целей. Посмотрите на пятна ржавчины на этом фитиле и на костюме Помбаля. Он использовал фитиль, чтобы подвесить Мануэля на строительных лесах наверху. И при этом он сильно запутался.

- Но шея Мануэля... - начал Нолан.

- Мануэль был повешен по римскому обычаю, Нолан - за ноги! А из-за тяжелой обуви, которую он носил, на его ногах не было видно следов крови. Это была ужасная смерть. Кровь прилила к мозгу и медленно убила его. Затем Помбаль положил его на койку. Он знал, что смерть филиппинца будет выглядеть как естественная.

Помбаль, пошатываясь, сел на полу. Флинт Уоррен рывком поднял его на ноги. Его глаза были мрачны, когда он сказал:

- В Маниле вас повесят, Помбаль. За шею, в отличие от вашего способа, но результат будет тот же.

ВОЗВРАЩЕНИЕ МЕРТВОЙ ДЕВУШКИ

Эрик Ленокс

На лице Крэнфорда появились морщинки отвращения. Он глубоко засунул руки в огромные карманы своего пальто, когда шел через весь город на восток по Двадцать третьей улице.

С реки начал подниматься легкий туман, заглушая яркий свет уличных фонарей. Крэнфорд почувствовал, как липкий воздух обдает его кожу, делая ее влажной и холодной. Он заметил, что по мере приближения к Первой авеню улица становилась все более пустынной.

Старые здания казались призрачными громадами в клубах тумана. Внизу он едва различал черную ленту Ист-Ривер, - грязную реку, реку-убийцу. Подобно скользкой змее, она извивалась вокруг мегаполиса, зловещая и безмолвная, храня множество тайн на своем грязном дне.

Дойдя до проспекта, Крэнфорд повернул на север. Здесь смесь ночи и тумана превратилась в видение сумасшедшего. Для такого чувствительного человека, как Крэнфорд, это было уместной шуткой. Его губы растянулись в улыбке, хотя он был далек от этого. Почему бы и нет, подумал он? Возможно, его предчувствие было верным - то есть, что-то могло скоро случиться.

От этой мысли у него по спине пробежал холодок, что само по себе вполне оправдывало прогулку по этому темному району города. Казалось, это вдохнуло в него новую жизнь, и через мгновение он уже шагал, его походка стала немного тверже, а на лице появилось больше надежды.

Вскоре он вошел в приземистое здание, которое, казалось, выступало прямо к реке. Он задержался в мрачном коридоре на достаточное время, чтобы тишина этого места подействовала ему на нервы. Он был умен. Он знал, что может довести себя до крайности, если сделает это. Его ноздри затрепетали, и он позволил резкому запаху химикатов поразить его ощущением страдания.

Перед ним была деревянная лестница, круто поднимавшаяся на второй этаж. В начале коридора горела грязно-желтая лампочка, отбрасывая скудный свет на истертую древесину. За ней маячили неподвижные тени.

Он двинулся вперед и поднялся по скрипучим ступенькам. Слева от лестничной площадки имелась дверь, ведущая в небольшой кабинет. На стекле жирными черными буквами было написано:

ОТДЕЛЕНИЕ МОРГА

По отражению света на стекле Крэнфорд понял, что внутри находится детектив-сержант Харрис.

Крэнфорд небрежно постучал и вошел в кабинет человека, который заведовал моргом большого города.

Харрис поднял взгляд от своего стола.

- Что за чертовщина? - пробормотал он.

- Все правильно, - улыбнулся Крэнфорд. - Если сомневаешься, приходи в морг, вот что.

Харрис развернулся на стуле и повернулся лицом к молодому человеку.

- Слушайте, я думал, что это место посещают только молодые люди. - Он пристально посмотрел на Крэнфорда. - Мне кажется, ваши юношеские годы закончились два года назад, когда ты раскрыл дело об убийстве Шеррилл, а?

- С тех пор я все время что-то искал, - пробормотал Крэнфорд. - Они сделали меня бродячим репортером, и какое-то время я много чего узнавал. Это была прекрасная жизнь, Харрис, и можете поспорить на свой последний доллар, что я преуспевал в ней. Но прошло уже шесть недель с тех пор, как у меня в последний раз было что-то стоящее. Ничего, кроме пожаров, съездов, нескольких встреч банд, которые не прошли гладко, и нашумевшего дела о разводе, которое не было сенсационным.

- Возможно, этот мир меняется, вы когда-нибудь задумывались об этом, а? - перебил его Харрис.

- Ничуть. Я становлюсь черствым, вот в чем проблема. Я теряю чутье на новости. Если я в спешке не найду что-нибудь стоящее, могут произойти две вещи: либо меня уволят, либо я сдам свое полицейское удостоверение и снова стану продавцом в продуктовом магазине.

Харрис на мгновение задумался, зачем этот привлекательный молодой репортер, который раскрыл самое запутанное дело об убийстве в городе, пришел сюда сегодня вечером. Чтобы поделиться своими проблемами? Ответ он получил сразу.

- Сколько их здесь, Харрис?

Сержант взглянул на свой стол и увидел верхний серийный номер на пачке зеленых бланков.

- Сто двадцать два.

- Все неизвестные, да? - спросил Крэнфорд.

- Да. Если только у вас что-то не припрятано в рукаве.

Глаза Крэнфорда заблестели.

- Это чистая правда, сержант. Я не пытаюсь надавить на вас, я просто хочу рассказать историю, которая будет продаваться в газетах, вот и все. У вас в морге лежит сотня с лишним трупов, все они неизвестны и готовы к отправке следующим кораблем на остров Хартс для захоронения на Поттерс-Филд. Я хочу побродить внизу, среди этих трупов. Бог свидетель, за каждым из этих бедных бродяг и неизвестных стоит печальная история, но их уста на замке. Большинство из них умерли от старости и неправильного обращения, но у вас есть обычная группа самоубийц, это те, кого я хочу увидеть... Я не знаю почему, если только это не мой нюх на новости, который чует все гораздо раньше, чем я это осознаю.

Лицо Харриса было серьезным.

- Довольно сложно вытянуть что-то из мертвого мужчины или женщины, сынок, но если у вас есть предчувствие, воспользуйтесь им. Вы знаете, где мы их храним. Все самоубийцы в левом ряду.

Крэнфорд встал и направился к двери.

- Спасибо, старина, надеюсь, кто-нибудь из них напишет мне статью на шесть колонок.

Движения Крэнфорда, казалось, издавали оглушительный звук, когда он шел по холодному бетонному полу морга. В промозглой атмосфере его кожа была натянута, он дрожал и пожалел, что ввязался в эту авантюру. Морг всегда действовал на него таким образом.

Слабые желтые электрические лампочки пронзали мрачное помещение, как глаза дьявола. Они отбрасывали жуткие отблески на неподвижные тела, лежащие ряд за рядом.

С одной стороны, слева, были самоубийцы. За этот день их было шестеро, прекративших борьбу за существование. Он направился к ним, сердце его учащенно билось, а лицо покрылось холодным липким потом.

Со всех сторон от него лежали мертвецы, их искаженные лица смотрели на него. Некоторые из трупов лежали с широко открытыми глазами! смотрели, смотрели, и именно они наводили на Крэнфорда жуть, куда бы он ни пошел в этой комнате, наполненной зловещей тишиной.

Внезапно он остановился перед рядом тел. Из этой жуткой шеренги из шести человек выделялся один. На мгновение Крэнфорд, казалось, прирос к месту, когда его взгляд упал на бледное круглое лицо светловолосой женщины. Красота, которую он увидел, была подчеркнута убогой обстановкой, и Крэнфорд быстро понял это. И все же она была привлекательна. И она была молода.

Он подошел ближе к бесчувственному телу и пристально вгляделся в неподвижные черты. Каким бы острым ни был его взгляд, он ничего не мог разглядеть на этом бесстрастном лице.

В расцвете лет она, несомненно, должна была испытать радости и печали, разочарования жизни. Ее грациозное, стройное тело, должно быть, подчинялось вековому стремлению природы, когда ее набухающая грудь таяла в объятиях любимого мужчины. Однако непроницаемое лицо девушки теперь было маской, которая ничего не выдавала.

Рука смерти сделала свое дело безукоризненно.

Но его взгляд заметил тонкое золотое кольцо на левой руке мертвой женщины. На первый взгляд оно показалось ему старомодным обручальным кольцом. Но острый взгляд Крэнфорда заметил, что кольцо сужается к центру.

Он наклонился и прикоснулся пальцами к холодной плоти. По спине у него пробежал холодок. Но он не обратил на это внимания. Он работал с хладнокровием и мастерством репортера. В мгновение ока он увидел то, что ускользнуло от более флегматичных хранителей мертвых.

Он повернул руку девушки ладонью вверх. Как он и подозревал, это было не обручальное кольцо. Сейчас он видел ту часть кольца, которая обычно должна была находиться на верхней стороне ладони.

Когда он увидел его необычный дизайн, с его губ сорвался короткий вздох. Украшением кольца была камея из черного оникса, но только наполовину. На камее отчетливо была видна одна часть лица, как будто ее когда-то специально вырезали.

Крэнфорд опустил руку ладонью вниз. В его глазах горел безумный огонек сильного возбуждения. Казалось, его губы дрожали от волнения. Он быстро выбежал из комнаты, его шаги тяжело стучали по сырому бетонному полу. Тысячи мыслей одновременно пытались промелькнуть в его голове, но он подавил все, кроме того факта, что знал, на чьей руке покоится вторая половинка этой камеи из черного оникса. Не имея возможности убедительно доказать это, Крэнфорд знал, что в ряду самоубийц лежало тело убитой!

В баре у Тони было немноголюдно, когда Крэнфорд неторопливо вошел в него, тихо насвистывая безобидную популярную мелодию о жизни и ее сходстве с вазой вишен. Внутри у него все кипело, а эмоции и возбуждение с трудом поддавались контролю.

Приложив немало усилий, он придал себе удовлетворительный вид скучающего репортера из поговорки, которому надоела не только жизнь, но и ваза с вишнями.

Было около двенадцати, когда он облокотился на стойку бара.

Два часа спустя он все еще был там, подкрепляя свою храбрость и интуицию порцией ржаного виски.

За это время Тони признался, что из-за дождя дела идут не очень хорошо и что у его жены в любой момент может родиться еще один бамбино,

В течение двух изматывающих нервы часов Крэнфорд слушал эту болтовню, позвякивание кассового аппарата и льда в запотевших стаканах.

Затем, в пять минут третьего, наружная дверь с железной решеткой открылась и с лязгом захлопнулась. Мгновение спустя над стойкой дважды пискнул звонок. Тони нажал кнопку, и дверь, ведущая в бар, открылась.

Голова Кроуфорда не сдвинулась ни на дюйм. Он поднес стакан к губам. Он скосил глаза на зеркало, висевшее над баром. Там он увидел отражение мужчины, который только что вошел.

Человека, которого он ждал!

Даже сквозь отражение в зеркале Крэнфорд мог видеть его необычного бледного оттенка кожу, подчеркиваемую белой рубашкой с обтягивающей грудью и черным смокингом.

Теперь Крэнфорд определенно вспомнил его. Несколько раз он видел, как этот человек пил в одиночестве в баре, казалось, погруженный в свои мысли. Однажды он услышал, как тот пробормотал сквозь свои тонкие, жестокие губы: "Должно быть, забавно наблюдать, как кто-то умирает!"

Это замечание, столь неожиданное и в то же время произнесенное с таким самодовольством, глубоко запечатлелось в сознании Крэнфорда.

Ровным шагом мужчина подошел к бару.

- Добрый вечер, мистер Кретчел. Дождь еще не прекратился, а?

- Пока нет, Тони. Дай мне, пожалуйста, виски с содовой.

Кретчел посмотрел в зеркало, внимательно изучил свои черты и легким движением поправил галстук-бабочку.

Было странно, что взгляд Крэнфорда встретился с его взглядом в той же точке яркого зеркала. На краткий миг их взгляды встретились, как при соприкосновении двух электрических полюсов.

Кетчел первым отвел свой испытующий взгляд. Крэнфорд продолжал смотреть как ни в чем не бывало.

Тони поставил стакан с янтарной жидкостью перед Кетчелом. Мужчина взял стакан правой рукой. Крэнфорд повернул голову как раз в тот момент, когда мужчина начал пить. В ярком свете огней заведения не оставалось никаких сомнений.

То, что он надеялся увидеть, он увидел так же, как несколько ночей назад на этом же самом месте и как три часа назад в сырой яме морга, - вторую половину камеи из черного оникса.

Из-за самой сути дела Крэнфорду было трудно напустить на себя беспечный вид. Импульсивность в этом случае, как и в других, могла не только привести к поражению, но и обернуться против него жестокой местью. В конце концов, совпадение может оказаться в этой колоде джокером.

Что касается девушки, то, по-видимому, никаких признаков убийства не было. В справке из морга содержалась следующая информация: она была белой и ей было около двадцати пяти лет; она была найдена задушенной в комнате на Восемьдесят пятой улице; в ее кошельке было найдено шестьдесят центов. Ее одежда была хорошей, но при ней не было документов, удостоверяющих личность. И что она сняла эту комнату менее чем за шесть часов до смерти, не назвав имени, но заплатив за неделю вперед.

Крэнфорд признал, что у девушки могли быть тысячи причин, побудивших ее покончить с собой. Он сделал это быстро, а затем отказался от дальнейших размышлений в этом направлении. Рассуждения, несомненно, захлестнули бы его, если бы он поддался им...

И все же он знал, что хладнокровный человек, овладевший искусством убивать, всегда планирует произвести именно такой эффект.

Кретчел произвел на него впечатление именно такого человека.

А с таким человеком обходные пути или другие непрямые методы воздействия были бы бесполезны. Ничто, кроме самообладания и неожиданности, не могло бы бросить вызов стойкости этого типа.

С этими мыслями Крэнфорд придвинулся к Кретчелу. Его голос был полупьяным, когда он обратился к предполагаемому убийце.

- Это кольцо, - пробормотал Крэнфорд. - Я не мог не заметить его. Какое-то странное, не правда ли?

Холодная улыбка исказила одутловатое лицо Кретчела.

Он взглянул на кольцо.

- Думаю, таких много.

Крэнфорд вертел в руках свой стакан с ржаным виски. Его голос звучал монотонно, когда он продолжил:

- И где бы, например, по-вашему, вы могли бы найти такое?

Кретчел, казалось, развеселился.

- Ювелирные магазины, сувенирные лавки. По всему городу. Они очень распространены.

Крэнфорд приподнял бровь и как-то по-пьяному прищурился. Он окликнул Тони и приказал ему наполнить оба бокала. Через мгновение задача была выполнена.

Кретчел взял свой. Крэнфорд тоже поднял свой бокал. Они уже были готовы приступить к делу, когда Крэнфорд тихо воскликнул:

- Хм. Интересно, если, ну, то есть, поскольку их тут много, смогу ли я найти хоть одно - ну, скажем, в морге?

Кретчел и глазом не моргнул. Рука, державшая ржаной виски, была тверда, как палка, на лице мужчины не отразилось ни малейших эмоций. Ожидая ответа, Крэнфорд почувствовал ужасающую холодность этого человека.

Кретчел молчал целую минуту.

Наконец он выдавил из себя:

- Думаю, смогли бы.

Он согнул локоть и одним глотком проглотил напиток.

Крэнфорду показалось, будто он уловил легкую волну сомнения в сознании этого человека, и он поспешно изложил остальные факты, внешне по-прежнему оставаяясь невозмутимым и пьяно любопытным.

- Для примера, скажем, на левой руке хорошенькой блондинки с детским личиком...

Кретчел деланно рассмеялся.

- У тебя просто разыгралось воображение, или это просто виски?

Крэнфорд посмотрел Кретчелу прямо в глаза. Наигранная сонливость внезапно исчезла с его лица. Полузакрытые глаза распахнулись полностью, и в голубизне блеснула холодная сталь.

- Это смесь трех вещей, - твердо пробормотал Крэнфорд. - Воображение, виски и факты!

Ответ Кретчела последовал незамедлительно.

- Это чертовски интересно. - Он порылся в кармане и вытащил банкноту. - Держи, Тони.

Затем он повернулся к Крэнфорду.

- Спокойной ночи, сэр. Вы были довольно интересны. И, кстати, на вашем месте я бы не уходил прямо сейчас. На улице довольно сильный дождь...

Очень скоро после того, как дверь с железной решеткой захлопнулась, репортер заскочил в телефонную будку и позвонил в свою газету.

Пока он ждал, когда его соединят, перед стеклом будки появилось лицо Кретчела. Быстрый поворот дверцы; низкий, сдержанный голос Кретчела; его правая рука угрожающе опущена в карман пальто.

- Повесьте трубку. Меня на улице ждет такси, чтобы вы не промокли.

Крэнфорд выдавил из себя улыбку. Трубка с металлическим звоном легла на рычаг.

- Поехали, - сказал он.

Полчаса спустя они оба сидели в гостиной уединенного загородного бунгало Кретчела. Кретчел невозмутимо вел себя как хозяин. В серебряном графине стоял напиток на двоих, а Крэнфорд с любопытством наблюдал из глубины кожаного кресла.

Рука Кретчела пряталась в кармане пиджака. Молчаливое предупреждение о том, что при любом подозрительном движении он, вероятно, выстрелит.

- Как вы знаете, - начал Кретчел, - я мог бы пригласить вас на прогулку сегодня вечером, - полагаю, это подходящее выражение.

Репортер внимательно изучил его.

- Это признание вины, не так ли?

На лице Кретчела появилась усмешка, впервые все уродство и ненависть этого человека отразились в его чертах.

- Я терпеть не могу тупиц. Меня привлекла ваша проницательность; как вы думаете, почему тогда вы здесь? Чувство вины! - Мужчина снова усмехнулся. - Конечно, я убил ее. Убил ее умело, и я уважаю человека, который хотя бы наполовину заподозрил убийство.

У Крэнфорда кровь застыла в венах. Кретчел продолжил.

- Я ценю мозги как у друзей, так и у врагов. Потребовалась необыкновенная проницательность, чтобы понять, что навело вас на след; мужчина вашего типа интересует меня больше всего на свете. Такого человека, как вы, я могу использовать с огромной пользой.

Он на мгновение замолчал.

- Она перестала быть полезной. На самом деле, она стала препятствием для моих планов. В назидание вам скажу, что я химик. Мои пути так же таинственны, как действие и реакция химических веществ. В ходе своих исследований я обнаружил редкий парфюм, обладающий наркотическим действием. На начальных стадиях это был яд. Но благодаря постоянным, сводящим с ума исследованиям и экспериментам мне, наконец, удалось довести его до состояния наркотика, который можно использовать. Его действие такое же, как у морфия, героина или гашиша. Но прелесть моего открытия в том, что оно полезно женщинам. Как парфюм, конечно. И в то же время настолько нежный, что его притягательный аромат в конце концов так покоряет обладательницу, что она не может без него жить.

У меня есть грандиозный план по выводу этого наркотического парфюма на рынок без вмешательства правительства.

Вы же понимаете, не пройдет и полугода, как все женщины в стране будут есть у меня из рук.

Она пригрозила разоблачить меня, и я покончил с ней. И очень простым способом. После того, как она вошла в комнату, я зашел к ней и усыпил ее дозой другого сильного химического вещества, которое я открыл сам и которое вызывает мгновенную смерть, похожую на удушье. Было просто включить газ в комнате, чтобы обеспечить достаточную температуру, а затем поднять тревогу. Через две минуты собралась толпа, и я затерялся в ней.

Моей единственной ошибкой было то, что я покинул ринг. И все же это может означать мою удачу, потому что она послала мне человека высочайшего интеллекта.

Крэнфорд подождал достаточно долго, чтобы убедиться, что Кретчел больше ничего не скажет. Он несколько раз моргнул, чтобы убедиться, что действительно проснулся. И несколько раз подумал о том, какой сенсационной могла бы стать история, если бы...

Если бы он мог скрыться не только от убийцы, но и от сумасшедшего.

- Должен ли я понимать это так, что вы не собираетесь меня убивать? - спросил репортер.

- Я бы сожалел о таком шаге. Но если бы это было необходимо, пожалуйста, имейте в виду, что вы тоже стали бы просто самоубийцей.

Испытываемые Крэнфордом многочисленные эмоции были странными, но он почему-то улыбался.

- Вас не волнует, что вы делаете с жизнями других людей, а, профессор?

Кретчел злобно улыбнулся.

- Нисколько, моя единственная любовь - это лекарства, которые я, возможно, создам, что, в свою очередь, даст мне власть над человечеством.

И снова в голове Крэнфорда закружились мысли о газете. Эта сенсационная новость разошлась бы миллионным тиражом за полдня, если бы он когда-нибудь смог вырваться на свободу. При виде этого гигантского события у него закружилась голова, и он перестал замечать окружающее.

Взгляд Кретчела тоже был прикован к нему, так что он не заметил, как в дверном проеме медленно повернулась чеканная серебряная ручка.

- Я собираюсь воспользоваться... - сказал Кретчел, когда дверь распахнулась. В то же мгновение она захлопнулась. Оба мужчины одновременно вскочили на ноги.

Репортер, не веря своим глазам, уставился на фигуру, стоявшую спиной к двери. Он сходит с ума, сказал он себе. Этого не могло быть.

Но быстрое движение руки Кретчела, выхватившей из кармана револьвер, заставило Крэнфорда действовать.

Движением пантеры он бросился в сторону Кретчела. Обе его руки метнулись вперед, к пистолету, чтобы помешать выстрелу. Удар отбросил его с такой силой, что Кретчел растянулся поперек центрального стола.

Девушка предупреждающе вскрикнула.

По комнате разнесся резкий звук выстрела из револьвера. Этот выстрел наполнил комнату едким запахом пороха. Затем наступила тишина. Кретчел осел на пол, во лбу у него появилась аккуратная дыра - он покончил с собой.

И снова репортер почувствовал мучительный озноб, услышав голос девушки.

Крэнфорд подошел к ней вплотную и пристально вгляделся в ее лицо. Сомнений не было - это была она! Кольцо с черным ониксом все еще было у нее на руке.

Когда репортер подошел, длинное черное пальто женщины, не поддающееся описанию, распахнулось, и стали видны стройные, изящные изгибы ее обнаженного тела. Кроме пары поношенных туфель, на ней было только пальто.

Ее веки слегка прикрыли зеленоватые глаза, но в остальном она не выказала ни малейшего смущения, небрежно одергивая пальто.

- Это было все, что я смогла найти, чтобы надеть в том ужасном темном месте, - объяснила она.

Репортер молчал, все еще ошеломленно глядя на нее.

Она прервала его размышления. В ее голосе все еще слышалась легкая дрожь эмоций и испуга.

- Я все слышала, - сказала она, - я долго стояла снаружи. Его лекарство не подействовало. Хотя это выглядело как самоубийство в результате отравления газом и вызвало состояние, похожее на трупное окоченение, на самом деле это было не что иное, как состояние анабиоза.

Девушка вздрогнула.

- А потом я очнулась в том холодном, ужасном месте, где было полно мертвых тел!

Прошло несколько мгновений, прежде чем она дрожащим голосом продолжила.

- Я знала, что его лекарство не подействует, вот почему я никогда его не боялась. Он опробовал лекарство на белых крысах. Через несколько часов они вернулись к жизни, но я всегда скрывала от него этот факт.

Крэнфорд не знал, что сказать. Он не верил, что это так. Он знал, что может проснуться в любую минуту. У его ног лежал мертвый человек. А здесь, прямо перед ним, стояла красивая блондинка, которую он видел ранее вечером в темной комнате города мертвых, распростертой среди сотни с лишним трупов.

Здесь она была живой - разговаривала - дышала - одушевленной - и прекрасной...

Она увидела недоумение на его лице.

- Не лучше ли нам уйти? - спросила она.

- Боже мой, да. Заведение Тони все еще открыто. У него есть то, что мне нужно. Вы пойдете со мной.

- Да, да, я хочу пойти с вами, - с готовностью сказала она. Затем, поколебавшись, она подошла к Крэнфорду ближе, и в долгом, пристальном взгляде ее зеленых глаз безошибочно угадывалось адресованное ему послание.

- Я не хочу, чтобы вы покидали меня, - тихо сказала она.

У Тони они немного успокоили нервы, выпив бренди, прежде чем девушка снова начала рассказывать ему о том, что произошло.

Крэнфорд продолжал смотреть на нее, его лицо превратилось в маску с перекошенным ртом. Он начал с того, что хотел получить материал для статьи. Теперь он получил его. Величайшая сенсация в его жизни! Но он не мог им воспользоваться! Разглашение этой грандиозной истории вовлекло бы в дело эту девушку. И поставило бы его в безвыходное положение. Был убит человек. Но именно его рука толкнула пистолет, который выстрелил. Кривая щель рта Крэнфорда была мрачной. Самая важная история в его жизни...

Репортер почувствовал, как рука девушки лукаво скользнула в его ладонь, как она тесно прижалась к нему, сидя в кабинке, которую они делили. Крэнфорд знал, что она красива, но было что-то жутковатое в женщине, от которой все еще исходил запах морга, где она спала с мертвецами. Что ж, он поможет ей, внесет свой вклад. Может быть, позже, когда атмосфера ужаса вокруг нее рассеется...

Он извинился перед девушкой, которая вернулась с того света, и позвонил в редакцию своей городской газеты. Его сообщение было кратким:

- Это Крэнфорд. Всю ночь не отвечал... Нет. Ничего особенного. Вечер был очень тихий...

ДЬЯВОЛЬСКОЕ ЗЕЛЬЕ

Брэнтон Блэк

Гэвин Кларк с холодной невозмутимостью принял тот факт, что в жизни его жены появился другой мужчина. Его больное тело не пылало яростью при мысли о Мэделин - стройной, с затуманенными глазами, страстно трепещущей в объятиях Рэндольфа, как она когда-то трепетала в его объятиях. Кларк даже со странной отрешенностью подумал о гладкой, как атлас, родинке, которая красовалась на ее белой левой груди там, где начиналась припухлость, - отрешенность, вызванная трусливой, мученической решимостью совершить убийство.

К счастью, Гэвин Кларк отнесся ко всему этому спокойно, иначе истончающиеся стенки его аорты могли бы лопнуть, и ее бурлящий красный жизненный поток был бы прерван. С тех пор как врач сказал ему, что он может прожить еще почти год, если будет избегать волнений, он ко всему относился спокойно - даже к измене жены.

Возможно, он свыкся с мыслью о смерти. Возможно, именно поэтому он размышлял об убийстве с большей пассивностью, чем светская дама размышляет о очередном чаепитии.

С того вечера, когда Кларк случайно подслушал разговор между Рэндольфом Шортли и Мэделин Кларк, он строил планы холодно и бесстрастно. Это убийство должно было быть простым, потому что только простые убийства приносят успех. За ту неделю, что Рэндольф Шортер прожил у Кларков, он успел зарекомендовать себя как любитель выпить. Сам по себе этот факт упрощал дело. Затем на дознании это будет квалифицировано как самоубийство. Кларк позаботится об этом.

Гэвин Кларк достал из кармана листок бумаги и в одиннадцатый раз сравнил написанное на нем с текстом письма, которое Шортер отправил с гор. Кларк усмехнулся. Он подумал, что мог бы сколотить состояние на подделке документов. Он мудро написал на листке, вырванном из записной книжки Шортли:

Дорогая Мэделин,

То, что я увидел в твоих глазах прошлой ночью, лишает меня возможности продолжать жить. Без тебя я не могу жить, но с тобой я никогда не смог бы смотреть в лицо солнцу. Есть только один достойный выход. Я им воспользовался.

Кларк снова усмехнулся, он даже не пытался поставить подпись. Это было бы сложно и совершенно не нужно.

Он сунул записку в карман и достал из него маленький пузырек. На бело-красной этикетке было написано:

ТРИОКСИД МЫШЬЯКА - СМЕРТЕЛЬНЫЙ ЯД!

Это был крысиный яд.

Крыса! Кларк подумал, что это слишком мягко сказано. Если бы он не был лучшим другом Шортли, "крыса" вполне подошла бы. Но он был лучшим другом Шортли. Это был он. С Кларком, который сделал ставку на Шортли, когда у Шортли были проблемы со здоровьем и финансами. Именно Кларк отправил Шортли в горы, чтобы восстановить его здоровье. И Шортли восстановил свои силы. Теперь он был отвратительно здоров - потому что в зеленых глазах хронического инвалида здоровье выглядит отвратительно. Этот человек, этот Рэндольф Шортли, вернулся со своих гор, чтобы украсть чужую жену; и при этом у человека, который одной ногой, нет, даже больше, стоит в могиле.

Сегодня вечером самое подходящее время. Мэделин должна была председательствовать на каком-то клубном собрании. Вскоре они бы сильно напились, Кларк приготовил бы стаканчик на ночь, который стал бы чашей истинной тьмы, и все было бы кончено.

Почему у Мэделин и Шортли не хватило порядочности подождать, пока он умрет? Но нет, он был рад, что узнал правду, потому что теперь Шортли заплатит за это!

Даже в этот момент Кларк мог различить тихие голоса Мэделин и Рэндольфа, доносившиеся из солярия. Возможно, они договаривались о деталях своего побега. Он хотел услышать, о чем они говорят, но в то же время боялся, что какая-нибудь фраза вызовет страсти, которые ускорят разрыв аорты, а это означало бы смерть. Нет, он должен жить - дожить до того, чтобы присутствовать на похоронах.

Итак, решив не поддаваться искушению подслушивать, Гэвин Кларк взял шляпу и вышел в сад.

Пусть поговорят! Он знал правду. Скоро Мэдлин уже не сможет положить свою маленькую кудрявую головку ему на плечо - если только она не сможет заставить себя полюбить труп. Кларк мрачно, почти безумно улыбнулся; достойное возмездие - Мэделин дарит свои ласки трупу!

К сожалению, Гэвин Кларк не знал правды. Если бы он услышал этот разговор между своей женой и Рэндольфом Шортли, мышьяк попал бы в канализацию на кухне, потому что в тот момент, когда Кларк выходил из садовой калитки, Рэндольф Шортли вел самую решающую битву в своей избалованной жизни.

- Неужели ты не понимаешь, Мэделин, - говорил Шортли, - я не могу так поступить с Гэвином! Неужели ты не понимаешь, что такое настоящий друг? Ты можешь представить, что мужчина, которого ты любишь, достаточно слаб, чтобы воспользоваться этой дружбой? Всем, что у меня есть, я обязан Гэвину Кларку. И все же ты хочешь, чтобы я предал его, чтобы мы могли уехать вместе.

Он помолчал, наблюдая за прекрасными плечами этой женщины; наблюдая за каждым движением этих плеч, сотрясающихся от рыданий; пытаясь наблюдать за ними так, как он наблюдал бы за плечами мраморной статуи, сотрясаемой землетрясением.

Его победа над самим собой была полной. Теперь он понимал ее. Она была ребенком любви и стала любимой женщиной. Рана, которую он нанес, скоро заживет. Он решил уехать утренним поездом. Он никогда больше не увидит ее лица - разве что во сне.

Ночь наступила быстро для Мэделин и Рэндольфа, но медленно для Гэвина Кларка. Мэделин оставила все мысли о том, чтобы пойти в свой клуб, но она не могла вынести того, что муж остался под крышей на эту ночь. Она собиралась поехать к сестре на выходные.

Как обрадовало Гэвина Кларка это решение! И какое облегчение это принесло Рэндольфу!

Два часа криббиджа с напитками. Два часа напитков без криббиджа. В общей сложности прошло четыре часа, и Рэндольф посмотрел поверх своего бокала на двух Гэвинов Кларков.

Гэвин был хорошим приятелем, но в том, что их было двое, не было никакого смысла. Вот если бы было две Мэделин... Вскоре мысли начали путаться.

С веселостью, которая была искренней, хотя и не пьяной, Кларк протянул один из двух высоких бокалов Шортли.

- Ну же, Рэн, - уговаривал он, - ты же не бросишь меня? Выпей со мной этот последний бокал, правда? Как раз то, что тебе нужно, чтобы подняться по лестнице.

- Давай, помоги мне! - булькнул Шортли.

Грязная свинья! подумал Кларк.

- Помоги мне! Никогда еще не бросал друзей на произвол судьбы. И сейчас не собираюсь.

В правой руке Кларк держал два бокала - бокала, которые были сиамскими близнецами. В одной руке он держал два шикарных бокала. "Забавно", - подумал Рэндольф.

- Какой мой?

- Вот этот, - сказал Кларк, отпивая из своего стакана.

- Этот? - Он быстро схватил два стакана обеими руками. Жидкость остановилась, когда он поднес их к губам.

Кларк стоял, наблюдая, как кадык мужчины поднимается и опускается, когда он сглатывает.

- Отличная штука! - воскликнул он, рухнув на стул и уронив голову и плечи на стол.

"Похоже на то, как будто дохлую кошку перебросили через забор в переулке", - подумал Кларк.

Гэвин понятия не имел, что мышьяк действует так быстро. Возможно, Шортли просто заснул. В любом случае, он еще долго не проснется.

Кларк достал из кармана пустой пузырек из-под мышьяка и поставил его на стол. Затем взял одну из быстро вспотевших ладоней и прижал ее к пузырьку.

Вот и все относительно отпечатков пальцев! Теперь записка!

Он положил клочок бумаги на стол рядом с бокалом Шортли. Затем на цыпочках поднялся по лестнице.

Он был рад, что дом новый. Он терпеть не мог скрипучие полы.

Гэвин Кларк начал задаваться вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем Мэделин снова придет к нему и с готовностью ляжет в его объятия, свободно отдастся ему, как делала это раньше. Что ж, если ей потребуется слишком много времени, чтобы забыть Рэндольфа, она тоже умрет, вот и все.

Тихо посмеиваясь, он прошел в свою комнату, разделся и лег в постель. Он заснул почти мгновенно - ведь убийцы тоже спят.

Он не знал, как долго проспал. Когда он проснулся, было еще темно. Но почему он проснулся? Что это был за шум, который, казалось, доносился из-под подушки или даже из его собственных ушей?

Его сердце!

Эта мысль пронеслась в его мозгу.

Но почему это так громко звучало у него в ушах? Что это был за шум - тот шум в коридоре?

Кларк внимательно прислушался - настолько внимательно, насколько это было возможно из-за этого ужасающего звука, который звучал у него в ушах.

Кто-то ходил - ходил взад и вперед по коридору за его дверью. Кто-то, кто ходил так же быстро, как и он сам. Это был тот же самый шаг, каким Шортли поднимался на самые высокие вершины гор.

Но Шортли лежал мертвый внизу, повторял Кларк. В его животе было четыре смертельные дозы мышьяка!

Гэвин с пересохшим ртом уставился в темноту.

Его сердце екнуло.

Он должен встать! Он должен увидеть, кто ходит по коридору! Быстро встать с постели! Быстро нажать на выключатель! Быстро открыть дверь!

С пересохшим ртом Гэвин уставился в тускло освещенный коридор.

Черт! Это был Шортли! Призрак Шортли?

Ни единого крика не сорвалось с губ Гэвина Кларка, когда он упал к ногам Шортли.

Шортли бросил полупьяный взгляд на распростертую фигуру.

- Значит, ты хотел отравить меня, да? И обустроить все так, что я покончил с собой, да?

Кларк не слышал. Он никогда больше ничего не услышит.

- Отравить меня, не так ли? - Голос Шортли задрожал. - Мне чертовски повезло, что я регулярно принимаю большие дозы мышьяка в этих горах, чтобы укрепить дыхание и успокоить нервы. Через некоторое время к этому привыкаешь. Гэвин, ты, должно быть, сошел с ума! - Он легонько пнул тело. - Чтобы отравить человека, употребляющего мышьяк, понадобится весь мышьяк ада!

ЕЕ ОСТРОВ УЖАСА

Клифф Хоу

Яростный ветер вздымал волны, когда открытая моторная лодка Хоука Мартина неслась к острову. Он понимал, что рискует, пытаясь успеть сегодня вечером, но вызов был срочным.

- Я бы не стал рисковать в такой шторм, мистер, - сказал ему старик с пляжного курорта. - Вы можете утонуть.

Но Хоук Мартин спешил и рисковал в одиночку. Лодочник сказал, что он не пропустит остров, если будет держаться все время прямо.

Прогремел гром, небо прорезала молния. Теперь детектив мог разглядеть впереди размытое пятно, которое, наверное, было землей. Он мрачно вытер с лица капли дождя.

Еще несколько минут, и вспышка осветила пристань к северу от него, в небольшой бухте. Изменив курс, Хоук Мартин вскоре поравнялся с ней.

Это был субтропический регион морских островов Южной Каролины. Изможденные пальметты колыхались на ветру. Соленые брызги каскадом падали на песчаные дюны.

Выключив зажигание и быстро добравшись до причала, он вскарабкался на почерневшее от морской воды дерево и направился к берегу. Огней видно не было. Тропинка вела через пальмовые заросли.

Три ступеньки, и он остановился как вкопанный.

То, что он увидел менее чем в пятидесяти ярдах перед собой, заставило холодные мурашки ужаса пробежать у него по спине. Он чувствовал, как колотится его сердце, чувствовал тошнотворное ощущение внизу живота, словно он спускался на скоростном лифте.

В призрачном полумраке на вершине песчаной дюны вырисовывалась фигура гигантской обезьяны, размахивавшей руками.

Хоук Мартин протер глаза и посмотрел еще раз. Он не был подвержен галлюцинациям. Годы уголовных расследований научили его скептически относиться ко многим вещам, но то, что он увидел сейчас, ни с чем нельзя было спутать.

Он чувствовал, как горит его лицо. Струйка пота медленно стекала по его лбу среди капель дождевой воды. Он сказал себе, что этого не может быть - чтобы здесь свободно разгуливала горилла, но существо стояло на месте.

Вспышка молнии высветила фигуру более отчетливо. Казалось, она манит к себе, делая тяжелые движения своими волосатыми руками. Затем она указала на что-то в песке.

Еще мгновение, и она развернулась и побежала к полоске коричневатого болота. На мгновение она исчезла в морской траве, затем снова показались ее голова и плечи. Она поднялась на возвышенность и скрылась из виду на холме, густо поросшем красным кедром и сосной.

Теперь Хоук Мартин держал в руке пистолет. Он направился к тому месту, где только что стояла горилла. Все это время его мозг лихорадочно работал.

Этот район был достаточно диким. Здесь водились аллигаторы, дикие кошки, десятифутовые гремучие змеи и медведи. Но, конечно, не гориллы. Горилла оказалась здесь из-за какого-то человека, возможно, из-за клиента, к которому он прибыл, доктора Ричарда Кертиса, знаменитого пластического хирурга.

Добравшись до места, он первым делом увидел следы. Дождь хлестал по песку, но следы были еще достаточно различимы. При виде следов у Хоука Мартина не осталось никаких сомнений. Он охотился на крупную дичь в Африке и узнал их. Отпечатки принадлежали горилле.

Периодические вспышки молний на мгновение прекратились. Он достал фонарик и осмотрел землю в поисках какой-либо подсказки. Шум штормового ветра обрушился на него с оглушительной силой.

И тут он увидел самую удивительную вещь из всех. На песке были какие-то письмена. Крупные буквы были тщательно выведены, очевидно, толстой палкой. Дождь размывал их; они быстро исчезали, но их было достаточно легко прочитать.

ПОКИНЬТЕ ЭТОТ ОСТРОВ, ЕСЛИ ВАМ ДОРОГА ВАША ЖИЗНЬ!

Мартин в ужасе и недоумении покачал головой и огляделся. Он был один во время шторма. Ни один человек не мог написать это, потому что никого не было видно, когда он добрался до берега. Если бы буквы были написаны раньше, их бы смыло.

И обезьяна указала на них пальцем! Было очевидно, что она пыталась привлечь его внимание к надписи.

Небо снова осветили вспышки; раскаты грома отдались в небе, словно мощные барабаны. Жуткие буквы пропали. Долговязый детектив, пожав плечами, сунул фонарик в карман и мрачно зашагал по тропинке.

Где-то впереди находилась резиденция доктора Ричарда Кертиса. Возможно, Кертис мог бы дать какое-то объяснение.

Пробираясь навстречу ветру между искривленными кедрами, камедью и соснами, Хоук Мартин думал о гении, к которому он собирался обратиться. Загадочная личность, Кертис, тем не менее, был одним из самых выдающихся ученых в области хирургической пластики.

Родившись в цирковой семье, он вырос в атмосфере большой славы. Он стал врачом. А потом, во время войны, специализировался на пластической хирургии.

Газеты печатали почти невероятные истории о чудесах, которые он творил с человеческими лицами - лицами, изуродованными в окопах - которые он восстанавливал.

После войны Кертис продолжил свою специализацию. Хирурги со всего мира консультировались у него. Но он становился все более замкнутым, все больше становился ученым только ради науки, пока, наконец, не удалился на этот отдаленный остров у побережья Каролины.

До внешнего мира дошло множество странных известий. О деятельности Кертиса ходило много слухов. Несомненно, у него здесь была лаборатория, но о точном характере его экспериментов никто не мог сказать ничего.

За поворотом тропинки Хоук Мартин увидел покосившееся строение, которое было домом хирурга. Оно возвышалось на вершине острова. Сквозь проливной дождь оно казалось зловещим. Несколько окон были освещены, и казались злыми глазами.

Еще через несколько минут он уже колотил во входную дверь.

Она открылась, и за ней показалась похожая на труп фигура в поношенной одежде из тонкого сукна. Что-то в выражении лица мужчины подсказало Хоуку Мартину, что это слуга.

Глаза у него были хитрые, с узким разрезом, а щеки ввалились и покрылись морщинами, придававшими ему особую жесткость. И все же в этом человеке безошибочно чувствовалось подобострастие. Он ждал, когда Мартин заговорит.

- Меня вызвали сюда из Нью-Йорка, - объяснил следователь после того, как назвал свое имя и род занятий. И когда мужчина не сделал ни малейшего движения, чтобы впустить его, - мне сказали, что это дело чрезвычайной важности.

Дверь открылась, и Мартин вошел в коридор. Он снял шляпу и плащ. Мужчина взял их.

- Вы дворецкий?

Мужчина кивнул. Его поза была озадаченной; казалось, он ждал, что Мартин заговорит снова.

- Пожалуйста, передайте доктору Кертису, что я здесь, - нетерпеливо сказал детектив и провел пальцами по своим рыжим волосам. Он был не в лучшем расположении духа из-за своей поспешной поездки и зрелища на пляже.

Поклонившись, дворецкий повернулся и пошел по коридору, оставив Мартина стоять у входа. Мартин увидел, как тот открыл дверь в конце коридора и вошел в комнату.

Он подождал. Сможет ли Кертис как-нибудь адекватно объяснить гротескное чудовище, представшее перед ним, когда он вышел на берег? Мартин засомневался.

Через мгновение дворецкий появился снова и провел его в кабинет с высоким потолком. Это была именно такая комната, какой Мартин представлял себе кабинет доктора Ричарда Кертиса. Вдоль стен стояли хирургические карты и книжные полки. На столах лежали инструменты.

Мужчина, поднявшийся из-за письменного стола, был среднего роста и коренастый. Одежда сидела на нем не очень хорошо, но он был выдающимся человеком. Его глаза были самой впечатляющей чертой его внешности. В них светился интеллект.

- Мистер Мартин?

- Да.

- Я так понимаю, что вы частный детектив. Ваше присутствие здесь - явный сюрприз. Чему именно я обязан этим визитом?

Приближаясь, Мартин озабоченно хмурился. Ситуация становилась все сложнее. Сначала на пляже ему помахала обезьяна и, по-видимому, написала сообщение на песке. Затем этот человек, ради которого он примчался на юг на самолете, отрицает, что вообще что-либо знает.

- Вы доктор Ричард Кертис? - спросил детектив.

- Да. - В ответе не было сердечности. В его тоне слышался вызов.

- Сегодня утром в Нью-Йорке моему секретарю позвонили из Бофорта и попросили приехать сюда как можно скорее. Было названо ваше имя. Правильно ли я понимаю, что вы не отдавали распоряжения на звонок?

Кертис наморщил лоб в форме буквы "V".

- Кто-то позвонил вам и назвал мое имя?

- Именно так, и я проделал это путешествие со значительными трудностями и затратами. На самом деле, я рискнул приплыть на остров в этот шторм. Человек, у которого я арендовал лодку, отказался сопровождать меня. Здесь нет ничего, что могло бы потребовать услуг детектива?

Кертис махнул рукой в сторону кресла.

Они сели.

- Не-ет, - задумчиво протянул хирург. - Я не могу придумать ни причины, по которой вам могли позвонить, ни того, кто мог бы этого. Все это дело...

Он замолчал и повернулся на стуле, проследив за взглядом Мартина. Детектив почувствовал чье-то присутствие поблизости и увидел девушку, стоявшую в дверях. Она была очень хорошенькой, лет восемнадцати.

- Лоретта, - выдохнул Кертис, - что ты здесь делаешь в таком виде?

Стройная девушка покачивалась на перепачканных грязью и мокрых ногах, не решаясь ответить Кертису. Нервничая, она сняла легкое пальто, которое плохо защищало от проливного дождя на улице, потому что платье под ним промокло насквозь, плотно облегая волнующие выпуклости ее по-девичьи приподнятых грудей.

Мартин поднял глаза на ее овальное лицо и прочел в бархатно-карих глазах короткий, наполовину любопытный, наполовину умоляющий взгляд, который она бросила на него, когда Кертис, разозленный ее молчанием, потребовал:

- Лоретта! Объясни мне, что все это значит. И что ты имеешь в виду, вламываясь ко мне подобным образом?

Медленно, дрожащими пальцами, она попыталась разгладить мокрое, прилипшее к телу платье, обнажив некоторые из своих наиболее соблазнительных изгибов, и наконец ответила:

- Я не могу найти Фрэнка. Кажется, он исчез, не сказав мне ни слова. Мне показалось, я видела его снаружи, он странно двигался во время грозы, поэтому я пошла его искать.

Доктор нахмурился и отрезал:

- Это все еще не объясняет мне, почему ты так грубо вторглась в мой кабинет.

- Гроза напугала меня, я вошла и увидела вас двоих, - объяснила она. - Я не хотела подслушивать, но не могла не услышать часть вашего разговора. - Она нервно поднесла руку к горлу. Она пребывала в некоторого рода стрессе.

Ее отец дернул головой, приглашая ее войти. Мартин вскочил на ноги.

- Тогда ты слышала, что сказал этот частный детектив, - обратился к ней Кертис. - Ты не знаешь, кто мог ему позвонить?

- Знаю, - мгновенно ответила она и двинулась вперед. - Это сделала я.

- Ты... ты звонила ему? Когда ездила в Бофорт сегодня утром? - нахмурился Кертис.

Она кивнула.

- Я должна была что-то сделать. Ты не хотел меня слушать. Прости, отец. Но здесь происходит что-то ужасное. Я здесь всего два дня, но уже чувствую это. Что-то ужасное. А потом, прошлой ночью Фрэнк услышал этот голос.

Тихо всхлипнув, девушка повернулась и резко вышла из палаты.

Хоук Мартин пристально посмотрел на хирурга. Кертис медленно повернулся и откашлялся.

- Моя дочь уехала в школу, мистер Мартин, - медленно произнес он. Его густые брови были нахмурены. - Она впервые посетила мой островной приют. На самом деле, я видел ее в последний раз несколько лет назад. Она была за границей, в Гренобле, знаете ли, и...

Он замолчал, потирая горло.

Пока доктор колебался, его дочь вернулась в кабинет, на этот раз осторожно постучав в дверь, прежде чем войти. Мартин не преминул отметить, что она переоделась в сухую одежду на удивление быстро. Даже сейчас свежая одежда не могла полностью скрыть изящные девичьи очертания ее стройной, невысокой фигуры. Хоук Мартин начал надеяться, что ее жених действительно исчез.

- Продолжайте, - обратился он к доктору Кертису, одарив девушку мимолетной улыбкой.

- Ну, она помолвлена. Она привезла с собой своего жениха, чтобы познакомить со мной. Его зовут Фрэнк Холмс. Я полностью одобряю его, за исключением одной вещи. У него галлюцинации. Сегодня утром он рассказал дикую историю о том, что прошлой ночью кто-то стоял у его окна и слышал голос, который советовал ему покинуть остров.

- Покинуть остров, если ему дорога его жизнь? - вставил Мартин, думая о зловещем послании на песке.

- Я полагаю, именно эту фразу использовал мистер Холмс, - ответил Кертис. - Как вы догадались? - И, когда детектив не ответил, добавил: - Конечно, это абсурд. На острове нет никого, кроме моей дочери, моего дворецкого, который иногда помогает мне в моих экспериментах, мистера Холмса и меня самого.

- Других слуг нет?

- Нет. Пока не приехали моя дочь и ее жених, в них не было необходимости. Снэггл, который на самом деле умеет делать все, что угодно, готовил и присматривал за домом. - Хирург говорил спокойно и логично.

Мартин подошел ближе к столу.

- Если на острове нет других людей, то есть ли какие-нибудь звери, которых можно принять за людей?

Это был удар в спину. Мартин с тревогой наблюдал за реакцией, но увидел только недоумение.

- Звери? - Хирург снова провел пальцем по своему горлу. - Почему вы об этом спрашиваете? - И, прежде чем Мартин успел ответить, добавил: - Да, у меня здесь есть несколько горилл, которых я использую в своих экспериментах.

Пристально посмотрев на девушку, Мартин сказал:

- На берегу, где я высадился, на свободе бегала горилла. Я видел ее совершенно отчетливо.

- Что? - рявкнул Кертис, поднимаясь.

- Эта горилла замахала на меня руками, как человек, - продолжил Мартин. - Она указала на песок. Когда я добрался до того места, где она была, на песке имелась надпись. Надпись призывала меня покинуть остров, если я ценю свою жизнь.

На лице девушки отразился ужас. Она отшатнулась, уставившись на него.

- Вы уверены в этом, мистер Мартин? - встревоженно спросил Кертис.

Детектив улыбнулся.

- Конечно, я не вижу того, чего не существует. Если бы я это сделал, то долго бы в частных детективах не продержался.

- Тогда, должно быть, одна из моих обезьян сбежала из клетки, - сказал хирург. - Возможно, именно ее вы и видели. Но что касается надписи на песке...

Стройные юные плечи Лоретты конвульсивно вздрагивали. Она выжидательно посмотрела в сторону ближайшего окна, в ее больших карих глазах читался растущий страх.

- Прошу прощения, сэр.

В дверях стоял Снаггл, дворецкий. Он казался еще более бледным, чем обычно. Его поношенный костюм из черного сукна подчеркивал мертвенный оттенок его кожи.

- Ну, и в чем дело? - рявкнул Кертис.

- Мистер Холмс, сэр. Он...

Девушка издала тихий, сдавленный крик.

- Что с ним случилось? - с трудом выговорила она, задыхаясь.

- Он убит, - объявил Снэггл.

Кертис шагнул вперед. Мартин внимательно наблюдал за доктором и слугой. Веснушки на его щеках выступили ярче, как всегда, когда он быстро соображал.

- Убит? - эхом отозвался хирург. - Вы уверены?

- Да, сэр, - подтвердил Снэггл. - Его тело лежит с северной стороны дома.

Все как один бросились к входной двери. Дождь прекратился, но небо все еще озаряли вспышки; раздавались раскаты грома.

Мартин первым добрался до тела. Оно лежало бесформенной кучей возле северного крыла. Оно было неестественно вывернуто, одна нога находилась под прямым углом к другой. Когда детектив направил на тело луч фонарика, он увидел, что оно ужасно изуродовано.

Лицо и грудь были покрыты багровыми полосами, как будто гигантские когти рвали кожу. Руки и ноги, казалось, были сломаны в десятке мест.

Мартин выключил фонарик, когда подбежала Лоретта Кертис, и повернулся к хирургу.

- Я думаю, ваша догадка правильна, доктор, - сказал он. - Одна из ваших горилл бродит по острову.

Кертис развернулся.

- Немедленно иди в дом, Лоретта. Запрись там. Я собираюсь осмотреть клетки.

Он двинулся прочь. Мартин последовал за ним. Хирург остановился.

- Может быть, вам лучше пойти с ней. Обезьяна, возможно, забралась в дом.

Девушка, увидев ужасный предмет на земле, закричала. Звук пронзил ночь, как страшный удар ножа.

Мартин повернулся к дворецкому.

- Вы выходили последним. Вы оставили входную дверь открытой?

- Думаю, что да, сэр, - хрипло ответил Снэггл. - Видите ли, в спешке...

- Хорошо, - сказал Мартин доктору. - Вам нужен пистолет?

- Нет, - ответил Кертис. - Я с ней справлюсь. - И он быстро исчез в темноте. Мартин проводил его взглядом, затем взял девушку за руку. Она покачивалась, прижав тыльную сторону правой ладони ко лбу.

- Похоже, вы более предусмотрительны, чем ваш отец, мисс Кертис, - пробормотал он.

Но девушка не ответила. Ноги у нее подкосились, и она упала бы, если бы Хоук Мартин не подхватил ее на руки. У него перехватило дыхание, когда он почувствовал, как мягко и в то же время твердо ее тело, прижатое к его. Но он понял, что ее чувства были связаны с мертвецом.

Вернувшись в дом, они прошли в кабинет и стали ждать. Девушка опустилась в кресло, обхватив голову руками. Она тихо стонала. Снэггл стоял рядом, на его лице не отражалось никаких эмоций.

Через десять минут Кертис вернулся. Он появился в дверях с хмурым видом. Он выглядел более встревоженным, чем когда-либо с тех пор, как Хоук Мартин встретил его.

- Это правда, - сказал он, сложив руки перед собой. - Одна из моих самых крупных горилл каким-то образом сломала замок своей клетки и сейчас разгуливает по острову.

Он подошел к своей дочери и успокаивающе положил руку на ее красивые плечи. Она не подала виду, что ей приятны его ласки. Мартин окинул их задумчивым взглядом, лениво прикрыв веки. Девушка снова посмотрела прямо на него тем же мягким и умоляющим взглядом своих прекрасных глаз. И снова Мартин задумался об этом женихе.

- Конечно, у этого зверя не может быть никакой возможности добраться до материка, - продолжил Кертис. - С другой стороны, я боюсь, что у нас нет возможности поймать его сегодня ночью. На этих нескольких квадратных милях зарослей, похожих на джунгли, мы, вероятно, никогда не найдем его ночью, во время шторма, а если бы и нашли, то поймать его было бы очень трудно.

- Вы думаете, лучше подождать до утра, прежде чем начинать поиски? - спросил Мартин.

Хирург кивнул.

- Боюсь, это единственное, что можно сделать. - Он повернулся к Снэгглу. - Закройте все окна и двери. Мы должны...

Мартин кашлянул, прикрыв рот рукой.

- Извините. Думаю, мне лучше внести тело.

- Да, - согласился Кертис. - Отнесите его в переднюю комнату справа, как войдете. Хотите, чтобы Снэггл помог вам?

- Нет, - сказал детектив. - Я прекрасно справлюсь один.

Он вышел в холл. Снэггл последовал за ним и запер за собой входную дверь. Гром и молнии прекратились. Стояла зловещая тишина после грозы, почти могильная. Гигантские дубы, увитые развевающимися полотнищами испанского мха, стояли вокруг него призрачными стражами.

Тело не трогали. Подхватив его под мышки, Хоук Мартин взвалил его себе на плечи, спина к спине, чтобы избежать пятен крови. Приблизившись к входной двери, он окликнул Снэггла.

Дворецкий с бесстрастным лицом впустил его, Мартин вошел в комнату, о которой говорил Кертис, и бесцеремонно бросил тело на пол. Фрэнк Холмс был очень красивым молодым человеком. Мартин потратил несколько минут на осмотр ран и обшаривание карманов, но не нашел ничего интересного.

Когда он проследовал за Снэгглом обратно в кабинет, Кертис перестал расхаживать.

- Уже за полночь, - сказал хирург. - До рассвета мы больше ничего не сможем сделать. Я предлагаю разойтись по своим комнатам и попытаться немного отдохнуть.

Мартина поместили в спальню в южном крыле, на первом этаже. Он сидел, курил и обдумывал проблему почти час, пока не убедился, что остальные благополучно улеглись, если не спят, в своих запертых комнатах.

Затем он выключил свет и подошел к окну; сквозь бегущие облака пробивался лунный свет. Он осторожно поднял раму, пролез через нее и спрыгнул на землю. Дверь в холл была заперта, так что обезьяна не могла выбраться за пределы комнаты, даже если бы ей удалось проникнуть внутрь.

Почти час Хоук Мартин бродил по территории с пистолетом в одной руке и фонариком в другой. Он включал его лишь изредка. Лунный свет становился все ярче. Это место окутывала призрачная и странно жуткая аура.

Уже собираясь вернуться в свою комнату, долговязый детектив наткнулся на заброшенный колодец. В нем был старомодный ворот с ведрами на цепях. Он заглянул в его глубины, не зная точно, зачем он это сделал.

Слабый отблеск света, по-видимому, где-то на полпути вниз по шахте, привлек его внимание.

Мартин напряженно вглядывался. В какой-то момент он не был уверен, что видит его, но в следующий момент увидел вполне отчетливо. Выпрямившись, он огляделся. Сцена была мрачной, безмолвной, как могила.

Стиснув зубы, Мартин осмотрел цепь и ведра. Возможно, свечение, которое он увидел внизу, исходило всего лишь от какого-то фосфоресцирующего вещества. С другой стороны, это могло бы помочь ему разгадать тайну гориллы, которая писала на песке.

Цепь и ведра показались ему достаточно прочными. Он влез на одно из ведер и начал спускаться в колодец. Цепь была старой, покрытой влажной ржавчиной, которая въедалась в его руки.

Когда его глаза оказались на расстоянии двух человеческих ростов от свечения, он понял, что его догадка была верной. Его пульс участился. Мерцание исходило из входа в туннель.

Он шагнул в него и присел. Туннель был не более четырех футов в высоту. Он пополз вперед на четвереньках.

Небольшой поворот, и он увидел впереди яркий свет. Это было что-то вроде подземной камеры, причем большой. Он чувствовал, как кровь стучит у него в ушах, как колотится сердце.

В конце туннеля он вполз в комнату и выпрямился. Мерцала керосиновая лампа. Перед ним стояли две большие клетки с железными прутьями. Дверь одной из клеток была открыта, как и другая, которая, по-видимому, вела из сырого помещения в дом.

Но именно существо в запертой клетке приковало к себе взгляд Хоука Мартина, как только он остановился на нем.

У него были человеческие черты - лоб, нос, рот, подбородок и контуры тела. Дальше сходство с человеком пропадало. Волосы были спутаны и грязны. На щеках и носу, над щетинистой бородой, виднелись полосы грязи. С губ стекала слюна.

Хоук приблизился. За свою долгую карьеру детектива он повидал много странного, но никогда не встречал существа, подобного этому, существа настолько ужасного, что у него по коже пробежали мурашки.

Оно было похоже на человека, но что-то подсказывало детективу, что это не человек. Глаза были как у животного. Он решил посмотреть, может ли это существо говорить. Однажды вечером он увидел обезьяну, которая умела писать. Может быть, это существо могло говорить.

- Привет! Кто ты?

Существо не подавало никаких признаков понимания. Оно стояло за решеткой, вцепившись в нее, как могла бы вцепиться обезьяна. На нем была только набедренная повязка. На лице его читалось только любопытство.

В голове Хоука Мартина мелькнула мысль о страшной правде. Это существо не было сошедшим с ума человеком. Это было...

И тут раздался голос. Не от существа в клетке. Не из какого-либо другого места в комнате, которое Мартин мог бы ясно видеть. Казалось, он доносился из темного, похожего на пещеру угла потолка над головой.

- Вы тот человек, который пришел сегодня ночью, тот человек, которого я предупредил, начертав на песке.

Мартин напрягся, развернулся. Он не видел ничего, откуда мог исходить этот голос. Слова были произнесены как-то странно невнятно, как будто говоривший долгое время не пользовался своим языком, но все же они были достаточно внятными.

- Да, - сказал детектив и подождал.

Через мгновение голос зазвучал снова.

- Я предупреждал вас. Ничего хорошего из вашего посещения этого острова не выйдет. Вы все еще можете лишиться жизни. Уезжайте немедленно. Убирайтесь с острова, пока у вас еще есть шанс.

И голос механически оборвался.

Мартин ждал, каждый нерв его был напряжен.

- Вы не собираетесь уходить? - снова раздался голос.

- Нет! - выпалил детектив. - Я раскрою это дело, даже если мне придется провести здесь остаток своей жизни. Кто вы, во имя ада, такой?

Послышался звук, как будто владелец голоса прочищал горло. Затем: "Вы даже не представляете, насколько уместно вы употребили слово "ад". Я нахожусь в аду здесь, на земле. Рассказать вам эту историю?

- Продолжайте! - выпалил Мартин.

- Хорошо. Я создание, - голос стал ломким, насмешливым, - доктора Ричарда Кертиса, самого выдающегося пластического хирурга в мире, человека, который может творить чудеса, пересаживая кожу, меняя лица.

Во время войны, как вы помните, он восстановил многие лица, которые были изуродованы. После войны он настолько посвятил себя своей науке, что потерял всякое человеческое сострадание. В юности он воспитывался среди цирковых уродцев, поэтому задумал самый ужасный проект в истории хирургии.

Если бы было возможно изменить часть или все лицо человека с помощью пересадки кожи, - рассуждал он, - почему бы не изменить все тело целиком? Он решил создать своими руками двух самых ужасных уродцев всех времен, просто чтобы удовлетворить свое научное любопытство и посмотреть, возможно ли это сделать.

Он работал над этим шесть лет. Шесть лет на этом острове ужаса. Сначала он приобрел гориллу, настолько похожую на человека, насколько смог найти. Затем поместил в газетах объявление о поиске одинокого молодого человека, который мог бы путешествовать со своим работодателем.

Я откликнулся на это проклятое объявление! Он привез меня сюда, накачал сильнодействующими препаратами. И то же самое сделал с гориллой. Шаг за шагом, за эти шесть лет, он пересадил мою кожу обезьяне, а кожу обезьяны - мне. Мне нет необходимости вдаваться в подробности этого ужаса. Ваше воображение, несомненно, подскажет вам это, несмотря на то, что большую часть времени я был под действием наркотиков.

Он даже зашел так далеко, что сломал кости, особенно наши челюстные, и изменил их структуру. Это существо в клетке - обезьяна. Оно похоже на человека. У него мягкая белая кожа и человеческое лицо. Но у него нет души. Это горилла.

Я человек, но вы бы никогда не догадались об этом, увидев меня. У меня голова и волосатое тело обезьяны. Ни один человек, глядя на меня, не догадался бы, что я кто-то другой. Но у меня душа человека, мозг человека.

Голос внезапно оборвался.

Мартину показалось, что он попал в какой-то жуткий кошмар. Он потряс головой, чтобы прийти в себя.

- Кто убил Фрэнка Холмса, жениха Лоретты Кертис? - спросил он. - Вы?

- Холмс! - раздался голос, на этот раз испуганный. - Вы сказали "Холмс"?

- Да, - резко ответил Мартин.

- Боже милостивый! Ранее сегодня вечером я выпустил эту обезьяну в человеческом обличье - выпустил ее, полагая, что она найдет и убьет своего мучителя, хирурга. Она вернулась с окровавленными руками, и я поверил, что Кертис мертв. Вы говорите, она убила молодого человека?

- Да.

В течение минуты голос не возобновлялся. Затем он зазвучал более отчетливо.

- Мне жаль - настолько, насколько такое существо, как я, может сожалеть о чем-то, что не в его характере. Но с этим покончено. Продолжим! Вы верите в то, что я вам сказал?

Мартин колебался.

- А если я покажусь вам сам и покажу гранки, написанные рукой Кертиса, вы мне поверите?

- Естественно.

- Хорошо. Я спускаюсь.

И обладатель голоса опустился на пол из пещеры в стене, где он прятался.

Его лицо было больше всего похоже на лицо гориллы, чем у кого-либо из тех, кого Мартин когда-либо видел. Его тело было покрыто жесткой шерстью, как у настоящей обезьяны. Но Мартин уловил в его глазах проблеск разума.

Человек-обезьяна двинулся вперед, к двери, которая открывалась в сторону дома.

- Следуйте за мной.

Мартин убрал пистолет в кобуру и последовал за ним через дверной проем, по короткому туннелю, в котором ему не пришлось наклоняться, в лабораторию. Лаборатория была чистой и тщательно продуманной, с новейшим оборудованием. В ней стоял резкий запах химикатов.

Человек-обезьяна подошел к картотечному шкафу. Он выдвинул ящик и достал пачку бумаг.

- Вот доказательство, - сказал он, - написанное почерком доктора Ричарда Кертиса. Полные записи о каждом этапе эксперимента. Каждое изменение, каждый день, за все шесть лет.

Детектив взял бумаги и просмотрел их. Человек-обезьяна говорил правду. Несмотря на то, что Мартин был настроен скептически, у него не осталось сомнений. Убрав бумаги в карман, он поднял глаза и...

- Быстро поднимите руки, вы оба!

В дверном проеме стоял доктор Ричард Кертис. В правой руке у него был зажат уродливый курносый автоматический пистолет. Его глаза, словно два язычка пламени, с пониманием и злобной хитростью рассматривали эту картину.

Его палец напрягся на спусковом крючке. Пистолет был направлен на Мартина. Костяшки пальцев хирурга, державшего пистолет, побелели.

Внезапно человек-обезьяна бросился вперед, раскинув свои лапы гориллы.

Автоматический пистолет рявкнул, извергнув свинец и пламя. Пуля попала человеку-обезьяне в грудь, но тот продолжал двигаться. После выстрела его бросок был таким же неумолимым и полностью контролируемым, как и до него; казалось, им овладела ярость зверя, в чьем обличье он скрывался.

Одним движением он выбил пистолет из рук Кертиса. Хирург отскочил в сторону. На мгновение человек-обезьяна потерял равновесие, и в этот момент Кертис бросился назад в дверной проем, из которого появился.

Хоук Мартин метнулся за ним, как искусно пущенная стрела. Человек-обезьяна восстановил равновесие и тоже бросился в погоню.

Кертис свернул в проем и оказался на открытой местности. Он бежал со скоростью, невероятной для своего коренастого телосложения. Внезапно он оказался под прикрытием кустов, пробрался через заросли жасмина и жимолости.

Его преследователи бросились за ним, продираясь сквозь густые заросли.

Погоня продолжалась почти полмили. Иногда Мартин и человек-обезьяна выигрывали, иногда проигрывали, но всегда могли слышать или видеть свою добычу.

- Он направляется к морскому утесу! - крикнул человек-обезьяна.

В мгновение ока преследователи остановились на краю обрыва и огляделись. Доктора Ричарда Кертиса нигде не было видно. Они заглянули за край обрыва.

Белые волны разбивались о скалы в двухстах футах внизу. Их вздымающиеся гребни, подхваченные недавним штормом, с режущей силой били по подножию утеса.

И там, на самой зазубренной скале в группе, - скале, которая представляла собой выступающий осколок, - они увидели пронзенное камнем безжизненное тело хирурга.

- Черт возьми! - с жаром воскликнул Мартин. - Так закончить карьеру величайшего в мире пластического хирурга!

Услышав легкий звук за спиной, детектив резко обернулся. То, что он увидел, заставило его правую руку дернуться к пистолету в подмышечной кобуре, заставило его пригнуться, готовясь к действию.

Горилла в человеческом обличье уверенно двигалась вперед. Каким-то образом ей удалось выскользнуть из клетки. Лапы чудовища, несмотря на белую кожу, были длинными и сильными. Они тянулись вперед.

В этот момент человек-обезьяна, к тому времени уже залитый кровью, метнулся между Мартином и нападавшим монстром. Два существа схватились, упали на землю и покатились по ней, сражаясь не на жизнь, а на смерть.

Детектив попытался занять позицию для выстрела - выстрела, который оборвал бы жизнь чудовища, выглядевшего как человек. Но схватка была такой стремительной, фигуры так молниеносно извивались, что он не мог попасть своей пулей в того, в кого хотел.

Он решил вмешаться в конфликт, когда это произошло.

На краю пропасти две борющиеся фигуры покачнулись, зависли на долю секунды, а затем упали вниз. Они рухнули вниз - вместе, сплетенные друг с другом.

При падении они отскакивали от острых выступающих краев скал и наконец с тошнотворным стуком ударились о покрытые морской солью валуны.

Хоук Мартин посмотрел вниз. Его затошнило. Ему показалось, будто он услышал хруст костей, когда эти тела, подвергшиеся жестоким ударам, нашли свою погибель.

Пока он смотрел, большая волна с ревом набежала и накрыла два тела и фигуру доктора Ричарда Кертиса, висевшего рядом. Вода яростно забурлила над ними. Когда волна схлынула, ни одного из тел видно не было.

Дрожа, детектив выпрямился. У него в кармане все еще лежала улика - лабораторные записи, сделанные рукой Кертиса. Но существа исчезли вместе со своим создателем.

Он решительно взял себя в руки и направился обратно к дому. Снэггл, дворецкий и девушка, Лоретта Кертис, несомненно, все еще были там. Он задумался, что бы такое им сказать.

Снова поднялся легкий ветерок. Он шелестел в кронах кипарисов и сосен.

На повороте тропинки Мартин застыл как вкопанный. Менее чем в пятидесяти футах впереди него раздался выстрел. Револьвер детектива выстрелил, и звук выстрела смешался с эхом первого выстрела.

Дворецкий был там, на открытом месте, и стрелял с тем же нарочитым спокойствием, которое демонстрировал всю ночь.

Мартин спрятался за покрытый мхом валун. Оказавшись в укрытии, он тщательно прицелился. Пуля отколола кусок скалы всего в пяти дюймах от его лица и пролетела мимо. Долговязый детектив не дрогнул. Он нажал на спусковой крючок.

И понял, что стрельба окончена.

Дворецкий дернулся, сделал два неуверенных шага вперед, качнулся назад, почти потеряв равновесие, а затем вперед. Ноги у него подкосились, и он медленно осел на землю.

Мартин поднялся из-за камня и шагнул вперед.

Задыхаясь, с багровой дырой в груди, Снэггл уставился на него.

- Ты... ты меня достал, черт бы тебя побрал! - прохрипел дворецкий. - Но доктор заплатит тебе за это! Он... я сказал ему не позволять ей приводить сюда этого человека. Я сказал ему! Но разве он это сделал?

Он замолчал, переводя дыхание.

- Это не место для девушки и ее кавалера. Поэтому я предупредил его, поговорил с ним ночью под его окном. Ничего хорошего. Слишком поздно!

Затем он дернулся и затих.

Детективу не нужно было щупать пульс или сердце. Он и раньше убивал людей - не по своей воле, а по необходимости. Застрелить человека не доставляло удовольствия.

Когда он нажимал на курок, то знал, что жизнь дворецкого оборвется. И теперь, когда он смотрел на тело, то видел темнеющее пятно над сердцем, стеклянные, закатившиеся глаза, которые означали только смерть.

Наклонившись, он поднял безжизненное тело и перекинул его через плечо, как мешок с мукой. Оно было удивительно легким. Человек был очень худым. Он был худ телом и худ душой - во всем, кроме его преданности своему хозяину.

Медленной и размеренной походкой Хоук Мартин направился обратно к дому. Он оставил входную дверь открытой, поскольку на острове больше никого не было, кроме него и девушки. Отнес тело в ту же комнату, где находилось тело Фрэнка Холмса.

Поднимаясь по лестнице, он напряг свое воображение, чтобы избавить Лоретту Кертис от ужаса смерти ее отца.

Когда он постучал, она быстро подошла к двери спальни. Очевидно, она не спала. Когда дверь открылась, он на мгновение заглянул в ее широко раскрытые испуганные глаза. Много раз он доставлял известия о смерти, но этот показался ему самым тяжелым из всех.

- Мой отец... - начала она.

Мартин промолчал.

- Он... - Она с трудом сглотнула. - Скажите мне!

- Да, - прошептал детектив. - Ваш отец... мертв.

- Как это случилось?

- Тот самый человек, который убил вашего жениха, - сказал ей Мартин. - Снэггл. Он также убил вашего отца. Он сошел с ума. Подрался с вашим отцом на утесе. Сбил его с ног. Тело было смыто водой.

Она закрыла глаза руками. Ее плечи затряслись. Затем, всхлипнув, спросила:

- Что стало с... убийцей?

- Я застрелил его, - ответил Мартин. - Он напал на меня. Ничего другого мне не оставалось.

Быстрым, импульсивным движением Хоук Мартин нежно обнял Лоретту за плечи. И он был рад, когда она не высвободилась из объятий, на которые, как ему хотелось бы, он имел право. Она молча подняла на него заплаканные глаза.

- Хотел бы я что-нибудь сделать, чтобы вы не были так несчастны, - наконец сказал он. - Я не хочу... Ну, честно говоря, мне очень не хочется расставаться с вами. Надеюсь, мы скоро увидимся снова?

К удивлению Мартина, Лоретта Кертис ответила:

- О, да. Я хочу, чтобы это случилось!

- Ну, я понимаю, что ваш жених... - Он смущенно замолчал.

Ее мягкие карие глаза были полуприкрыты, когда она сказала: "Мне понравилось, как вы выглядите и разговариваете, с того самого момента, как я вас увидела. Насчет мистера Холмса... Ну, отец не сказал вам правды о Фрэнке. Отец в одном письме за другим уговаривал меня выйти за него замуж, напоминая о расходах на мое обширное образование за границей. Отец потерял большую часть своих денег, и поскольку Фрэнк Холмс был богат, он планировал, что я выйду за него замуж, чтобы у нас было достаточно средств для продолжения всех этих ужасных экспериментов на этом ужасном острове".

Хоук Мартин крепче прижал ее к себе. Но он лишь нежно поцеловал ее, на мгновение коснувшись почти детских губ, которые ему хотелось прижать к своим, пока они оба не почувствуют полную потребность в любви. Ибо, хотя доктор Кертис был опасным преступником, вмешивавшимся в науку, он только что умер, и Хоук Мартин чувствовал, - он должен уважать смерть отца ради девушки, которую он полюбил за столь короткое время.

Он осторожно подвел ее к кровати и позволил упасть на нее. Укрыл ее одеялом и вышел, закрыв за собой дверь. Девушка ничего не знала об этих двух ужасных созданиях ее отца. Не было необходимости говорить ей об этом сейчас.

В своей комнате детектив достал из кармана лабораторные записи и просмотрел их. Он задавался вопросом, сочтет ли когда-нибудь необходимым сказать правду и использовать эти записи для прояснения дела. Ради Лоретты он надеялся, что никогда этого не сделает.

НЕВЕСТА ПОВЕЛИТЕЛЯ БОЛИ

Рекстон Арчер

Стоя в одиночестве перед статуей, Эдмунд Нейморес с трудом мог оторвать от нее взгляд. "Это самое мастерское представление отвратительного гротеска, какое я когда-либо видел. За пределами понимания нормального мозга", - пробормотал он.

До закрытия Института Искусств оставалось десять минут. Большую часть вечера Нейморес провел, наблюдая за людьми, толпившимися вокруг сенсационной статуи Ксавье, - нечасто художнику-новичку удается создать шедевр. Но Нейморес заметил, что ни один человек в толпе не смог подавить дрожь при виде бронзовой статуи. Одна пожилая женщина даже упала в обморок. Мысленно Эдмунд Нейморес решил поподробнее описать эту статую в своей колонке в завтрашней газете.

Статуя представляла собой обнаженную фигуру человека, лежащего на спине, колени прижаты к животу, руки скручены, пальцы переплетены. Каждый мускул был искусно вылеплен. Бронзовое лицо было искажено агонией. Искривленные губы, разинутый рот, казалось, указывали на то, что фигура задыхалась от крика, который невозможно было издать.

- Это... это не статуя, - пробормотал Нейморес. - Это измученная душа, заключенная в металл!

Его взгляд упал на табличку у основания статуи:

"ЧЕЛОВЕК В МУКАХ

Фултон Ксавье".

Было что-то такое в этих руках, что заставило Неймореса прикоснуться к ним. Его охватило совершенно необъяснимое чувство отвращения. Да, у статуи было всего девять скрюченных пальцев, и это не было недосмотром со стороны художника, потому что на месте десятого пальца имелось что-то вроде обрубка. Ксавье в мельчайших деталях следовал своей модели. Именно это заставило Неймореса содрогнуться. Дело было не в самой статуе. Где, во имя всего святого, Ксавье взял свою модель?

Он резко повернулся и понесся по полированному полу. Да, в завтрашней газете он опишет "Человека в муках". Пришло время и этому искусству попытаться вернуться к нормальной жизни!

У подножия лестницы, ведущей на бульвар, Нейморес встретил Джаспера Фелпса, человека, жившего в соседней квартире. Нейморес задержал его.

- Вы уже посещали выставку? - спросил он.

- Черт возьми, да! какой кошмар! - прорычал Джаспер Фелпс. - И эта вещь, сделанная Ксавье. Я никогда не смогу выбросить ее из головы! Но, зная, кто ее сделал, я не удивлен.

Нейморес знал, что у Джаспера Фелпса не было причин любить Фултона Ксавье. Было что-то связанное с мошеннической коммерческой сделкой, к которой Ксавье и Фелпс приложили руку. Ими заинтересовался Закон. Богатый мистер Ксавье вышел сухим из воды. Фелпс принял на себя основную тяжесть этого бремени - тюрьму и разорение. Этот позор убил отца Фелпса. Ксавье же растолстел, накопил деньжат и сохранил уважение в мире. В пятьдесят лет Джаспер Фелпс был трудолюбивым электриком. В сорок восемь лет Ксавье вышел на пенсию, чтобы заняться искусством и музыкой, щедро жертвовать деньги на благотворительность, унаследовать бессмертие, которого иногда несправедливо заслуживает общественный благотворитель.

- У меня здесь машина, Фелпс, - предложил Нейморес.

- Спасибо, но я не собираюсь сейчас идти домой.

И Джаспер поспешил в противоположном направлении.

- Забавный воздушный змей, - пробормотал Нейморс. Он закурил сигару и медленно пошел по улице к тому месту, где была припаркована его машина. Он распахнул дверцу, поставил ногу на подножку и внезапно отпрянул назад. Он стоял, уставившись на какой-то черный бесформенный предмет, лежавший на подушках переднего сиденья. Из полумрака салона высунулась тонкая белая рука. Пальцы, острые, как когти, вцепились в рукав его пальто. Серое, сморщенное лицо с маленькими черными глазками-бусинками смотрело на него из-под прядей грязных, растрепанных волос.

- Добрый мистер Нейморес, - раздался тонкий, скрипучий голос. - Манчи всегда называл вас добрым мистером Нейморесом, и я знаю, что вы поможете мне и моему Манчи, не так ли, мистер Нейморс?

Нейморес пошарил по дверному косяку, нашел выключатель освещения и нажал на него. Как он понял по голосу, человеком, который занял переднее сиденье его машины, была пожилая женщина. На ней было рваное платье из грязного шелка, и, несмотря на теплую ночь, на голове повязана клетчатая шаль. Он сразу узнал в ней женщину, которая упала в обморок в Институте Искусств в тот вечер. Кроме этого, он не мог вспомнить, видел ли ее когда-нибудь раньше. Что же касается "ее Манчи", то он не имел ни малейшего представления, о ком она говорила.

Простое любопытство помешало ему прогнать женщину. Город изобиловал созданиями такого рода - одни из них заслуживали благотворительности, другие притворялись, что у них не все в порядке со здоровьем и они бедны. Нейморес ответил не сразу. Он закрыл дверцу седана, обошел его и сел за руль. Затем спросил:

- В чем дело? Кто такой Манчи?

- Вы не знаете Манчи? - пронзительно закричала пожилая женщина. - Он мой сын. Вы покупаете у него все свои карандаши.

Нейморес вспомнил. Манчи, должно быть, и есть тот нестареющий слепой мужчина, который стоял на углу Восьмой улицы и Вентворт-стрит. И это было очень странно! В течение прошлой недели Нейморес не мог припомнить, чтобы видел Манчи на его обычном месте.

- Манчи болен? - спросил он.

- Нет-нет, - прошептала женщина. - Он ушел. Вот уже десять дней, как он не возвращается.

Что-то словно вспыхнуло в голове Неймореса.

- Скажи мне, - серьезно спросил он, - почему ты упала в обморок в институте, когда увидела статую Ксавье?

- Я не понимаю, о чем вы, - прошептала женщина. - Но я знаю, что металлический человек, свернувшийся калачиком на спине, был похож на моего Манчи!

Он вложила в руку старухи пятидолларовую купюру. Это помогло бы ей не умереть с голоду.

- А теперь вам придется уйти, - сказал он ей. - Я посмотрю, что можно сделать, чтобы найти вашего сына.

Он вдруг вспомнил, что у слепого не хватало пальца на левой руке!

Это все решило! Вне всякого сомнения, Манчи послужил моделью для статуи Ксавье "Человек в муках". Но с помощью каких адских мук этот художник-извращенец исказил безмятежные черты слепого, превратив их в подобие отвратительной металлической штуковины, которая произвела сенсацию на выставке? Что стало с Манчи после завершения работы над статуей?

Пожилая женщина поспешно вышла из машины. Затем он направился к ближайшей телефонной будке, позвонил в Бюро по розыску пропавших без вести и описал слепого продавца карандашей.

Шерингем-Корт не соответствует своему громкому названию. Это что-то вроде Сохо, смешанного с роскошью Монмартра, а также с присущими ему грязью и убожеством. Здесь поселились художники и рисовальщики, имитирующие богемную жизнь. Среди всей этой безвкусицы Шерингем-Корт может похвастаться одним зданием, в котором за деньги было создано нечто по-настоящему живописное - новая студия Фултона Ксавье. Покрытые чистой штукатуркой верхние этажи выступают на три фута над нижними. Вставки из глазурованной плитки, привлекательные зеленые ставни и цветущие оконные рамы - все это внесло свой вклад в оживление того, что обычно называют серой городской улицей.

Когда ровный шум автомобиля Неймореса остановился перед студией Ксавье, до его ушей донеслась тихая мелодичная музыка. Он на мгновение прислушался. Орган играл "В монастырском саду". Нейморес знал, что играл сам Фултон Ксавье. Почему? Потому что в нем полностью отсутствовали насыщенные басовые ноты. Несмотря на все свои деньги, Ксавье не мог управлять деревянными педалями органа. Ксавье не мог ходить. Железнодорожная катастрофа лишила его ног.

На стук в дверь студии открыл слуга.

- Извините, - сказал он, - но мистера Ксавье здесь нет.

- Простите, - возразил Нейморес, - но я знаю, что он здесь. - Он протиснулся в коридор. - Пожалуйста, сообщите ему, что я из "Ивнинг Рекорд". Я хотел бы взять у него интервью по поводу его сенсационной статуи "Человек в муках".

- Я посмотрю, сэр, - сказал слуга, резко повернулся и вышел.

Нейморес внимательно слушал. Орган продолжал играть еще несколько тактов, затем внезапно умолк. Нейморес улыбнулся. У Фултона Ксавье была одна слабость - тщеславие.

Слуга вернулся в холл, чтобы сообщить Нейморесу, что мистер Ксавье может встретиться с ним в оранжерее.

Пройдя через небольшую библиотеку, Нейморес предстал перед самим Ксавье.

Фултон Ксавье сидел в кресле с высокой спинкой. Шерстяной халат закрывал его колени и ниспадал до пола, скрывая обрубки ампутированных ног. На его куполообразной голове не было волос, а нависающие черные брови разделяли поровну розовый лоб и белое лицо. Черты его лица были жесткими, губы бесцветными. Его улыбка была искусственной, лишенной всякой приятности.

- Значит, вы видели "Человека в муках"? - сразу же спросил он.

- Видел, - ответил Нейморес, - это отвратительно. Если вы это придумали, у меня возникает искушение сказать, что у тебя не совсем нормальный мозг!

Краска залила пергаментное лицо Ксавье.

- Вы... вы смеете... - пробормотал он.

- Я бы очень хотел узнать, что стало с одним слепым продавцом карандашей, который пропал без вести в течение последних десяти дней.

- Почему, черт возьми? Какое это имеет отношение ко мне? Почему вы приходите сюда со своими слепыми попрошайками? Я не знаю никого, кто продавал бы карандаши! Дерзость по отношению к величайшему гению всех времен! - От гнева этого человека задрожало массивное кресло, в котором он сидел.

- Я имел наглость сообщить в полицию об исчезновении этого слепого нищего. У меня есть доказательства, что Манчи - так его зовут - послужил образцом для статуи "Человек в муках". Предположим, мистер Ксавье, что Манчи найдут мертвым. Вашу бронзовую статую, без сомнения, можно опознать как изображение этого слепого, хотя черты его лица искажены болью и мучениями. Убийство, мистер Ксавье, - неприятное слово! - Он пересек комнату и направился к креслу богатого мецената. Его рука тяжело опустилась на плечо мужчины. - Неприятное слово, но через пять минут я буду вынужден произнести его по телефону, если вы не дадите мне информацию о человеке, который позировал для вашей статуи!

Плечо под рукой Неймореса сотряслось от беззвучных рыданий.

- Я ничего не знаю о вашем попрошайке. Почему вы мучаете меня? Деньги, я знаю! - Он порылся во внутреннем кармане пиджака и вытащил чековую книжку. - Сколько вы хотите?

- Возможно, - ледяным тоном произнес Нейморес, - я первый встреченный вами человек, которого вы не можете купить. Но я только первый. Я так понимаю, вы не знакомы с джентльменами из отдела по расследованию убийств.

Сердитым движением руки Ксавье отбросил в сторону шерстяной халат, схватил два маленьких костыля из розового дерева, которые были прислонены к подлокотникам его кресла, и сполз на пол. Удерживаясь на ногах, он посмотрел на Неймореса. Слезы наполнили его глаза.

- Взгляните на меня, - взмолился он. - Просто посмотрите на меня, такого маленького, в самом расцвете сил, совершенно беспомощного. И все же вы хотите отнять у меня то, что дороже всего моему сердцу.

- Ответьте на мой вопрос, и я немедленно покину этот дом. Где Манчи?

- Черт бы побрал вашего Манчи! - Ксавье схватил Неймореса за полу пиджака и сердито встряхнул, но гнев прошел. Его лицо снова приобрело цвет пергамента. Темные глаза украдкой оглядели комнату. Он снова потянул Неймореса за пиджак. - Если я открою вам секрет, который знают только два человека, вы пообещаете оставить меня в покое и хранить молчание?

Нейморес заколебался.

- Если вы не признаетесь в преступлении, могу пообещать.

- Тогда пойдемте, - сказал Ксавье и, с удивительной ловкостью опираясь на костыли, запрыгал по комнате к двери в дальнем конце. Он открыл дверь и оказался в маленькой, ярко освещенной комнате, которая, очевидно, была его мастерской. На низких рабочих столах были навалены бесформенные и частично сформованные куски глины. Заляпанные глиной рабочие халаты и инструменты для лепки были разбросаны по всей комнате. Ксавье подошел к одному из столов, взял маленькую глиняную фигурку и поднял ее над головой. Возможно, это был человек, но такой неправильной формы, с таким полным отсутствием пропорций, что Нейморес не мог быть уверен.

- Это, - сказал Ксавье, - мой шедевр!

Нейморес уставился на эту штуку. Ксавье был совершенно безумен. Ребенок мог бы создать из глины более совершенное изображение; и что бы ни говорили против "Человека в муках", оно, безусловно, было идеально пропорциональным и завершенным во всех деталях.

- Глупец, неужели вы не понимаете! - закричал Ксавье. - Это лучшее, что я когда-либо делал. Вы постигаете сокровенный секрет гения! - Он помолчал, облизывая бесцветные губы. - Моей единственной мечтой было стать великим скульптором. Я мечтал о еще не родившемся искусстве - да, мечтал, пока не поверил, что я художник. Однажды я увижу свое имя на самой сенсационной статуе, когда-либо выставлявшейся в Америке. Все это я видел в своих мечтах. Теперь вы понимаете, почему я не мог видеть человека, который позировал для "Человека в муках"? - У него вырвался смешок. - Это величайшая мистификация нашего времени. Сегодня имя Ксавье на устах у каждого искусствоведа. И все же, сейчас я держу в руках свой шедевр! - Выругавшись, он швырнул глиняную статуэтку на пол, где она разлетелась на куски.

- Вы хотите сказать, - мягко, почти сочувственно произнес Нейморес, - что не вы были тем художником, который создал "Человека в муках"?

Ксавье медленно кивнул головой.

- Это мой секрет.

На Неймореса снизошло понимание. Ксавье, который купил все, что можно было продать в мире, был лишен своих самых больших амбиций. Ему было отказано в художественном мастерстве, к которому он стремился. Но еще сильнее, чем его стремление к художественному самовыражению, была жажда славы как художника. Безумие? Конечно, безумие странного тщеславия, грандиозной иллюзии!

- Тогда, если не вы создали статую, то кто же это сделал?

Ксавье искренне ответил:

- Я знаю не больше, чем вы, - искренне ответил Ксавье. - Это мужчина с длинной светлой бородой. Иногда мне кажется, что он - перевоплощение Леонардо да Винчи. Он пришел ко мне и сказал, что он великий скульптор, к которому судьба была недобра. Я сделал ему предложение: если он будет создавать произведения искусства от моего имени, я заплачу ему крупную сумму денег. Его студия находится прямо под этой. У него есть потайной вход, и никто не знает, что он настоящий скульптор моих статуй!

- Тогда я...

Полузадушенный крик прервал фразу Неймореса. Казалось, что он донесся с пола у его ног.

- Что это было? - рявкнул он.

Ксавье застыл на месте, напрягая все чувства.

- Это... это кричала женщина.

Нейморес подскочил к Ксавье, схватил его за плечи и встряхнул так, что у того застучали зубы.

- Вы заказали еще какие-нибудь свои чертовы статуи? - прорычал он.

Глаза Ксавье выпучились. Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

Весь ужас того, что предвещал этот крик, пронзил мозг Неймореса. Этот дьявольский мастер, который создавал кошмары Ксавье в бронзе, должно быть, пытал своих жертв каким-то адским образом, чтобы металлические грани его готовых изделий отражали боль, недоступную человеческому пониманию.

- Мы должны спуститься туда, - закричал он в бешенстве. - Он может убить ее или сделать что-нибудь похуже!

Что-то позади Неймореса заскрипело, как ржавая петля. Раздался пронзительный крик Ксавье. Нейморес повернулся. Позади него открылась дверь в полу. На краю зияющей ямы стояла странная, зловещая фигура - мужчина, чье лицо от глаз до подбородка было закрыто копной вьющихся светлых волос. С его плеч до пят ниспадала белая мантия, забрызганная багрянцем! В правой руке он держал толстый черный автоматический пистолет. С его губ не сорвалось ни звука. Он просто поманил согнутым пальцем левой руки - поманил в сторону ямы.

Не было сомнений в том, что он имел в виду. Нейморес и раньше видел в глазах человека жажду убийства. Оставалось только одно. Он направился к зловещей бородатой фигуре. Очевидно, Ксавье тоже понял значение жеста мужчины. Нейморес слышал, как он топает позади. Фигура в плаще молча указала на отверстие. Посмотрев вниз, Нейморес увидел узкий пролет стальных ступеней. Внизу была кромешная тьма.

- Я... я не могу спуститься по ступенькам. Вы же знаете! - захныкал Ксавье.

Скрюченный палец все еще указывал на него. Ксавье медленно приблизился к отверстию. Внезапно человек в мантии выбросил вперед левую руку, схватил Ксавье за плечо, развернул его и толкнул в отверстие. Безногий мужчина полетел вниз по ступенькам. Из темноты донеслись его хриплые крики боли и ужаса.

Губы в светлой бороде заговорили.

- Нарушитель, - раздался его голос, - ты знаешь, как пользоваться ступенями.

Нейморес машинально повиновался. Его ноги поочередно находили каждую ступеньку, пока он спускался в темноту. Внизу, под лестницей, он слышал стоны Ксавье. Когда, наконец, он нащупал под собой твердый пол, то услышал, как захлопнулась крышка люка над ним. Комнату осветили электрические лампы. Нейморес невольно ахнул от странного зрелища, открывшегося перед ним.

Центр комнаты занимал стеклянный чан длиной не менее двенадцати футов. На его взгляд, он был кубической формы. Он был на фут до краев наполнен ярко-голубой жидкостью. Рядом с огромным чаном стояла эмалированная чаша восьми футов в длину и вдвое меньше в ширину. В этой яме лежал совершенно голый мужчина. Его горло было перерезано от уха до уха, и алая лужа его собственной крови заливала его тело.

Связанная, с кляпом во рту, на стуле с прямой спинкой сидела женщина, которую Нейморес сначала принял за негритянку. На ней была короткая черная туника. Приглядевшись, он увидел, что у женщины явно белые черты лица. Лицо, тело и одежда были покрыты каким-то черным веществом. Она, по-видимому, не пострадала и была в полном сознании, хотя ее глаза дико вытаращились на эту ужасную сцену.

Нейморес отвел глаза. Шок от увиденного лишал его рассудка. Этого следовало избегать любой ценой! Он заставил себя спокойно посмотреть на человека в мантии. Очевидно, пока Нейморес был поглощен ужасающими видениями в комнате, бородатый мужчина опустил большую металлическую клетку на лежащее тело Ксавье. Последний, как он заметил, был оглушен падением, но постепенно приходил в себя. Светлобородый стоял рядом с клеткой, все еще держа в руке пистолет. Просунув ногу между прутьями клетки, он привел Ксавье в сознание. Калека застонал и принял сидячее положение.

- Я выполняю ваш приказ, Ксавье, - сказал бородатый. - Темой вашей второй великой работы должен был стать "Суд". Она должна была состоять из двух фигур в натуральную величину - мужчины и женщины. У мужчины должно было быть бесстрастное лицо судьи, у женщины - измученные черты осужденной. Вы видите, как хорошо я подобрал модели. Мужчина в бассейне был никчемным бродягой. Он согласился позировать за десять долларов. Чтобы сохранить его безмятежное выражение лица, я был вынужден лишить его жизни еще до того, как началось "воплощение". Вы видите женщину, прикованную к стулу Несмотря на то, что я нанес на ее светлую кожу слой графита, вы, возможно, сможете ее узнать.

Ксавье напряг зрение, пытаясь разглядеть женщину в кресле. Внезапно его нижняя челюсть отвисла.

- Боже мой! - выдохнул он. - Моя дочь!

- Ваша дочь, - передразнил бородач, - обретет бессмертие в бронзе. Этого незадачливого нарушителя, - он указал на Неймора, - я буду вынужден убить, потому что он знает наши методы или может догадаться о них.

Затем я покину это здание навсегда. Вы останетесь в этой комнате одни - я сниму вашу клетку сверху - и это будет небольшой намек для полиции. Хотя полиция еще не узнает правду о "Человеке в муках", когда они совершат налет на студию Ксавье, они обнаружат великого Ксавье, великого скульптора, в окружении своих жертв на разных стадиях процесса. Сегодня вечером вы принесете человеческие существа в жертву на алтарь искусства! И никакое отрицание, после ваших хваленых художественных способностей, никогда не убедит полицию в том, что вы не единственный убийца этих несчастных!

- Но в то же время, друзья мои, вы увидите нечто большее, чем все это, - продолжал безумец. - Отец мисс Ксавье сам увидит, как его собственная дочь выходит замуж за Смерть, словно за простого смертного. Ибо, помимо изысканных мучений, которые она перенесет, мой аппарат заставит ее испытать все ощущения, на которые способно человеческое тело, - да, помимо агонии, она испытает восторг, экстаз, радость и почти невыносимое наслаждение в сочетании с агонией, настолько сильной и чистой, что это будет сама красота.

Бородач свирепо повернулся лицом к Нейморесу.

- Вы еще не знаете всей красоты этой девушки, - он почти усмехнулся, указывая на короткую тунику, которую она носила, - но вам не на что будет смотреть, совсем не на что.

Когда Нейморес полностью осознал цель бородатого дьявола, из его горла вырвался крик.

- Вы сумасшедший! Вы не можете провернуть такой трюк!

- Я вас поправлю, - ответил бородатый. - Я уже проделывал подобный трюк. Помните слепого продавца карандашей? Он был увековечен как "Человек в муках". Вам интересно, как мне удалось передать его мучительные эмоции в металле? Я сделал это прямо здесь. Пребывая в блаженном неведении, Ксавье удовлетворял все мои потребности, но делал это от своего имени. Вас удивляют мои методы? Тогда я собираюсь продемонстрировать их вам на примере прекрасной дочери Ксавье.

- Но сначала я надену наручники на ваши руки... - Светлобородый подобрал с пола цепь, быстро встал у Неймореса за спиной и приказал: - Руки за спину!

Когда пистолет изверга уперся ему в спину, тому ничего не оставалось, как подчиниться. В следующее мгновение цепь затянулась на его запястьях и защелкнулась на висячий замок. Затем его лодыжки были обвязаны крепкой веревкой.

Сатанинский мастер статуй стремительно приблизился к девушке. На мгновение он навис над ней, затем сорвал с нее тунику. Его взгляд мягко, злорадно скользнул по изящным округлостям ее груди и бедер.

- Да, да, - саркастически усмехнулся он, - это будет один из лучших шедевров искусства, которые я оставлю после себя.

Нейморес зачарованно уставился на фигуру девушки, которая казалась бы еще более уродливой из-за темного графитового покрытия, если бы не красота, которой ее наградила природа. Даже в минуту такого ужаса он не мог не отметить, что изгибы ее груди и бедер были такими женственными, что казались почти чувственными.

Убийца поспешил к стене, отвязал кусок пеньковой веревки и потянул за нее. Взглянув на потолок, Нейморес увидел металлический подъемник, к которому были прикреплены веревка и абордажные крюки. Кран двигался, пока не оказался прямо над стулом, к которому была привязана девушка. В результате манипуляций убийцы захваты опустились на спинку стула.

Затем он подошел к девушке и застегнул крючки, сказав при этом:

- Тело мисс Ксавье покрыто графитом, который превращает ее в электрический проводник. Чтобы установить связь, я закрепил металлическую ленту вокруг ее головы таким образом. Один из проводов идет к металлическому ободку для головы. В стеклянной емкости есть раствор синего купороса и второй электрод в виде тяжелой медной пластины. Ток, проходящий от одного электрода к другому через медный купорос, образует пленку меди на покрытом графитом теле мисс Ксавье. Мы подадим небольшой ток, чтобы мисс Ксавье могла испытывать сильную боль, не убивая ее. Таким образом, мы сможем запечатлеть страдальческое выражение лица, каждый сведенный судорогой мускул в самом металле!

Светлобородый потянул за веревки, стул с девушкой поднялся в воздух и покатился над резервуаром с синим купоросом. Очень медленно убийца опустил беспомощную девушку на поверхность.

В своей клетке Ксавье сжимал прутья, кричал, угрожал и прыгал вверх-вниз, пока его лицо не стало фиолетовым. Нейморес был слишком потрясен увиденным, чтобы просто смотреть. Девушку опускали до тех пор, пока одна стройная ступня не погрузилась в голубую жидкость. Затем убийца подошел к электрическому выключателю и включил ток. Мышцы на ноге девушки напряглись и задергались. Ее почерневшее лицо мгновенно покрылось морщинами агонии.

Затем на мгновение тело девушки расслабилось, но потом по телу пробежала постепенно усиливающаяся дрожь, которая передалась по всему животу, торсу и бедрам, словно под воздействием невидимых рук. Внезапно она напряглась и сильно выгнула спину. Секунду спустя тело девушки резко расслабилось. Но вскоре она мучительно задергалась всеми конечностями, и мучительные вздохи и слабые крики доносились сквозь кляп, который был туго затянут на ее искаженном судорогой лице.

- Ксавье! - прошептал Нейморес. - Ксавье, не могли бы вы немного приподнять свою клетку? Попробуйте. Попробуйте что-нибудь, что привлечет его внимание.

Паника исчезла с лица калеки. Отчаянным усилием он потянул за основание клетки. Она приподнялась на несколько дюймов и снова опустилась на место.

С другого конца комнаты бородатый мужчина видел, что Ксавье пытался сделать. Но Нейморес знал, что он не осмелится убить калеку. Если бы он это сделал, то не было бы никакой возможности возложить вину за злодейские преступления на него. С рычанием он перепрыгнул через всю комнату. "Прекрати это!" - закричал он. Руки Ксавье просунулись сквозь прутья решетки и вцепились в рубашку изверга. Но убийца лишь смеялся над решительными усилиями Ксавье.

Пока они боролись, Нейморес упал на пол, согнулся пополам и опустил свои длинные руки к лодыжкам. Еще несколько дюймов, всего несколько дюймов. Он проделывал этот трюк множество раз, когда был ребенком. Он попробовал еще раз и дотянулся скованными запястьями до пяток. Он напряг мышцы, насколько это было возможно. Цепь скользнула по его пяткам, по пальцам ног и оказалась перед ним. Еще мгновение, и его пальцы сорвали веревку с лодыжек.

Затем он вскочил на ноги и подбежал к убийце сзади. Ксавье доставлял тому столько хлопот, что бородатый смог отскочить в сторону только тогда, когда Нейморес был готов к прыжку. Он крутанул скованными запястьями над головой и опустил их. Стальная цепь попала мужчине в голову. Вероятно, выстрел из автоматического пистолета был чистой случайностью. В тот момент, когда Нейморс и убийца упали вместе, репортер увидел, как на лбу Фултона Ксавье появилась кровоточащая рана. Весь вес тела Неймореса обрушился на спину убийцы. Пистолет мужчины покатился по полу.

Совершенно ошеломленный падением, убийца смог продолжить сопротивление только через секунду. Когда он перевернулся на спину, пытаясь освободиться, скованные запястья репортера снова опустились. На этот раз стальные звенья ударили мужчину прямо в лицо. Из уголков его рта потекла кровь, окрасив бороду в темно-красный цвет. Он лежал совершенно неподвижно.

Нейморес поднялся на ноги. Беглый взгляд показал ему, что висячий замок, соединяющий петли цепи на его запястьях, можно легко сломать. Однако его первая мысль была о девушке. Он пробежал через комнату и дернул выключатель, который контролировал подачу электрического тока через емкость с купоросом. Вернувшись к стеклянной ванне, он увидел, что ее покрытая графитом ступня уже покрылась медью. Тем не менее, она была в полном сознании.

И, очевидно, привлеченные звуком выстрела, к тому времени, как они опустили девушку на пол, все помещение было заполнено полицейскими в синих мундирах.

- Боже мой! - выдохнул толстый сержант, с грохотом спускаясь по ступенькам. - Вы только посмотрите на этот разгром! Да это же тот самый сообразительный парень из "Рекорд". Как вы умудрились вляпаться в это дело?

- Долгая история, - ответил репортер, - начинается с пропавшего продавца карандашей по имени Манчи.

- Да, я знаю. Нам всем было приказано не спускать с него глаз. Где он?

- Манчи в Институте Искусств...

- Что ж, это прекрасное место для нищего, - прервал его сержант.

- Он был похоронен заживо, - продолжал Нейморес, - в саркофаге, который медленно покрывал его, - саркофаге из меди, к которому для художественного эффекта была добавлена бронзовая отделка.

Сержант вытаращил глаза.

- Послушайте, это звучит безумием! Кто этот старик с бакенбардами, что лежит на полу? Кто эта девушка? Кто тот парень с перерезанным горлом?

- Человек в тазу был еще одним объектом для нанесения гальванического покрытия. Девушку зовут мисс Ксавье. Ее покрыли графитом, чтобы живьем нанести гальваническое покрытие! "Человек в муках", как вы теперь знаете, - это Манчи, продавец карандашей. Он также был заживо покрыт гальванически. Так "художнику" удалось добиться такого отвратительного выражения на лице своей "статуи", но, пожалуйста, перестаньте задавать вопросы и отвезите бедную девушку в больницу. Нужно снять с нее это черное вещество.

- Что касается убийцы, полагаю, что это человек, который ненавидел Ксавье из-за сделки, которая разорила его и убила отца. Он сумасшедший, но был достаточно умен, чтобы сыграть на тщеславии Ксавье. Он знал, что рано или поздно кто-нибудь обязательно обнаружит, что статуи Ксавье - это просто трупы убитых людей, покрытые металлом. Никто, кроме убийцы и Ксавье, не знал, что Ксавье не был настоящим создателем статуй. С именем Ксавье, расклеенным по всем статуям, в стране не нашлось бы присяжных, которые поверили бы, что Ксавье не был убийцей. Это было представление бородача о мести - позор суда, отчаянные и тщетные попытки избежать тюремного заключения и, в конечном счете, смерть осужденного, но невиновного человека.

Он подошел к тому месту, где лежал бородач. Схватив его за светлые волосы, он дернул их в сторону. На него смотрело бледное лицо Джаспера Фелпса.

Долгое время он пытался представить себе, какие испытания выпали на долю прекрасной девушки. Но даже когда ему стало известно, что она поправилась в больнице, он не знал, будет ли правильным попытаться увидеться с ней. Однако в конце концов он отправился к девушке, чтобы поблагодарить ее за спасение жизни.

Почему нет? Возможно, им было суждено встретиться именно таким образом. И теперь, когда между ними была настоящая, духовная любовь, красота, которой она обладала, больше не могла быть омрачена в его сознании ужасными воспоминаниями о пережитом ею аду.

ЗЛОВЕЩИЙ КЛУБОК

Гораций Стоунер

Патрульный Трент ударил по тормозам своего мотоцикла. Остановившиеся колеса взметнули облако пепла. Он остановил вздрагивающую машину всего в трех футах от изолированного пешеходного перехода. Свет фар пронзил черную ночь. Луч высветил очертания человека на путях. Этот человек лежал, растянувшись поперек рельсов.

Из темноты, в опасной близости, раздался пронзительный паровозный гудок. Снова и снова; это вызывало трепет... Поезд!

Человек на рельсах повернул голову, глядя в ту сторону, где мчащийся поезд должен был появиться из-за поворота. Он пошевелился, словно устраиваясь поудобнее на своем стальном ложе смерти. Полицейский Трент закричал. Но мужчина не обратил на него внимания.

Еще один гудок монстра с металлической пастью. Он выскочил из-за поворота, ослепительный свет фонаря осветил землю на дальней стороне трассы.

Трент бросил мотоцикл и помчался по дорожке. Он хрипло закричал, перекрывая грохот гигантских колес. Затем схватил мужчину и уперся ногами в деревянные шпалы. Казалось, фырчащий двигатель обрушится ему на голову, когда его отбросило назад.

Порыв ветра швырнул его на спину, а мужчина оказался на нем сверху. Поезд с грохотом пронесся мимо и с ревом унесся вдаль. Машинист находился в дальнем конце кабины и ничего не видел.

Полицейский Трент стащил с себя мужчину.

- Вы, потенциальные самоубийцы, причиняете мне головную боль! - прорычал он.

Мужчина тяжело дышал. Но его руки и ноги не двигались. Трент присмотрелся внимательнее и выругался. Руки мужчины были стянуты кожаным ремнем, а ноги - шелковым галстуком.

Трент подтащил его к свету фар мотоцикла. Приподнял его, пока доставал нож из кармана своей серо-черной куртки. Быстрыми движениями он освободил его.

Мужчина был седовлас, с добрым, отеческим выражением лица. Ему было около пятидесяти пяти, одет он был в темную мешковатую одежду. Воротник его белой оксфордской рубашки был расстегнут, галстук отсутствовал. И на нем не было обуви.

Трент крепко сжал губы и покачал головой.

- Кому понадобилось убивать такого старого чудака, как он? - Трент опустился на колени рядом с лежащим без сознания мужчиной и быстро потер ему запястья.

Через несколько мгновений мужчина неуверенно кивнул. Его голова моталась из стороны в сторону. Он облизал пересохшие губы. Из горла вырвался какой-то звук.

- С вами все будет в порядке, друг. Успокойтесь, - сказал Трент.

Старик снова что-то пробормотал. Какие-то бессвязные слова. "Потайной дом... Мы..." - Его голос снова перешел в невнятное бормотание.

- Потайной дом? - повторил Трент. - Что насчет Потайного дома?

Глаза мужчины моргнули в ярком свете фар. Трент прикрыл их своей широкополой военной шляпой. Мужчина ошеломленно разглядел элегантную куртку Трента с перекрещивающимся ремнем Сэма Брауна и кобурой для пистолета. Его взгляд задержался на большом кольте 45-го калибра в открытой кобуре.

- Полицейский? - слабым голосом спросил он.

- Полицейский штата, - сказал Трент. - Теперь вы в безопасности...

За его спиной по дорожке покатился пепел, Трент развернулся, но лишь наполовину. Затем что-то похожее на тонну кирпичей с глухим стуком обрушилось на его непокрытую голову. Он провалился в пустоту, более черную, чем окружавшая его ночь.

Патрульный Трент открыл глаза. Ему показалось, он только что закрыл их и снова открыл. Потому что все было так же, как и тогда, когда он их закрыл. Его мотоцикл все еще стоял там, светя фарами. Старик по-прежнему лежал, прислонившись к камню. Единственное отличие, которое осознал Трант, заключалось в том, что его голова была похожа на тусклый кусок свинца.

Трент присмотрелся повнимательнее. У него перехватило горло. Прищурившись, он уставился на землю рядом со стариком. Земля была влажной, словно покрытой темной эмалью. И эта темная эмаль была размазана спереди по белой рубашке старика.

Трент бросился к нему. Слова - ругательства - готовы были сорваться с губ Трента, но те были так плотно сжаты, что с них не сорвалось ни звука.

Беловолосый старик был мертв настолько, насколько вообще может быть мертв человек. Нож безжалостно полоснул его по животу, а затем был презрительно вытерт о полы его белой рубашки.

Трент покачнулся на ногах, его ноги захрустели по гравию. Он видел много дел рук Смерти, но ни одно из них не было таким жестоким, таким ужасным, как это.

Полицейский с мрачным выражением лица обыскал одежду убитого. Не было даже сигареты, которую можно было бы использовать для опознания. С внутренней стороны его куртки была сорвана фирменная бирка, и Трент несколько долгих минут изучал трагическую сцену.

- Убийца не был уверен - и вернулся. - Трент посмотрел на мертвеца. - Теперь он уверен!

Взяв свою шляпу с фиолетовой каймой, Трент осторожно надел ее на свою ноющую голову. Порыв ветра поздней осени чуть не сорвал ее. Поморщившись, он нахлобучил ее покрепче. Затем подошел к мотоциклу, выровнял и уселся верхом на широкое сиденье, покрытое овечьей шерстью.

- Бедняга что-то говорил о Потайном доме. - Трент повернул свою машину обратно в том направлении, откуда приехал. - Посмотрим, что скажет об этом шикарная горожанка. - Полицейский на мгновение задумался. - Забавно. Я думал, она закрылась на зиму и уехала в Нью-Йорк. Скоро узнаем.

Свет фар пронзал ночь, Трент гнал свой мотоцикл по дикой, пустынной дороге. И дорога стала еще более дикой, когда его резко занесло влево и он помчался по изрытой колесами полосе. Эта страна была такой суровой и изолированной, что казалось почти невозможным, чтобы жители Нью-Йорка выбрали ее для летних домов. Но далеко над головой, по верхушкам деревьев, змеились провода, обеспечивающие тепло, свет, охлаждение и телефонную связь.

Затем там, где деревья казались самыми густыми, патрульный Трент выехал на поляну, похожую на арену. В центре этой поляны стоял большой двухэтажный охотничий домик с гаражом на восемь машин позади него. Веселое местечко в середине лета. Но сейчас, поздней осенью, это было пустынное, продуваемое ветром пятно на фоне ночи.

Большая гостиная была освещена, но остальная часть домика была погружена в чернильную тьму. Затем, перекрывая рев "Харлей-Дэвидсона" Трента, раздался пронзительный вопль:

- Честное слово, у меня его нет!

Трент резко остановился, отбросил подножку мотоцикла и выскочил на широкую веранду. Он подергал дверь. Она была заперта. Затем он прижался лицом к занавешенной стеклянной двери - и увидел очень странное зрелище.

Темнокожий жилистый мужчина пробежал через комнату, подпрыгнул в воздух и бешено замахнулся железной кочергой. Трент прижался к стеклу, чтобы заглянуть за спину мужчины, но ничего не увидел - ничего, на что тот мог бы замахнуться. Затем темнокожий мужчина повернулся лицом к стропилам и снова злобно замахнулся кочергой. Трент проследил за его взглядом и увидел большого красно-зеленого попугая, неуклюже переваливающегося через стропила.

Трент постучал в дверь. Темнокожий мужчина обернулся, его лицо исказилось от гнева. Он швырнул кочергу в потухшую золу в камине. Пожав плечами, он поправил одежду и подошел к двери, крикнув: "Кто там?"

- Полиция штата, - сказал Трент. - Откройте.

Тень мужчины на стекле застыла. После секундного колебания он открыл дверь. Его смуглое лицо ничего не выражало.

- Ну что?

- Полицейский Трент, - представился патрульный, проходя мимо мужчины. - Извините за беспокойство, но я хотел бы задать вам несколько вопросов.

Жилистый мужчина проследил взглядом за тем, как Трент без приглашения вошел в комнату. Его темные губы приоткрылись, обнажив блестящие зубы.

- Входите, пожалуйста. - Одна сторона его лица расползлась в улыбке. - И эти вопросы...

- Об убийстве. - сказал Трент. - Во-первых, кто вы такой?

Улыбка исчезла с мрачного лица мужчины.

- Я Пэкли, Антон Пэкли, я здесь гость.

Трент пересек комнату и снял трубку телефона. Поднял голову и посмотрел на стропила. Попугай сидел там и подозрительно разглядывал его. Трент нажал на кнопку вызова. Посмотрел на темнокожего Пэкли.

- Не работает?

- Как глупо с моей стороны, - поспешил ответить Пэкли. - Я мог бы сказать вам сразу. Да, вчера обслуживание было прекращено.

Трент что-то пробормотал себе под нос. Затем обратился к Пэкли.

- Не видели ли вы где-нибудь поблизости седовласого старика?

- Да, я часто видел одного седовласого мужчину. - Постепенно на лице Пэкли появилось выражение тревоги. - Вы... вы... не...

- Как он был одет? - прервал его Трент.

- Ну, коричневый костюм, белая рубашка... Послушайте, вы же не...

- Я имею в виду именно этого старика, - сказал Трент. - Он был убит ножом.

Антон Пэкли нетвердо держался на ногах. Его руки застыли по бокам, как у человека, готовящегося к сильному потрясению.

- Этого не может быть! - хрипло пробормотал он. - Этого не может быть. Этот человек - мой отец!

Антон Пэкли рухнул в кресло и уставился невидящими глазами на яркие ковры навахо. Его пальцы сжимались и разжимались.

- Где он? - наконец спросил Пэкли.

- На рельсах. Но вам лучше остаться здесь, пока я не позову судмедэксперта. - Трент положил руку на плечо Пэкли. - Вы все равно ничего не сможете сделать.

Пэкли сел.

- Что вам известно? - спросил он.

Полицейский вкратце рассказал ему, что произошло.

- Это ужасно! - пробормотал Пэкли. - Наша хозяйка будет в шоке, когда вернется.

- Пусть она сгниет заживо! - завопил большой попугай со своего насеста на стропилах. - Пусть она сгниет заживо!

Пэкли вскочил на ноги, ища, что бы ухватить.

- Черт бы побрал эту птицу! Я...

Попугай потерял равновесие и соскользнул вниз по стропилам. Едва не упав, он зацепился мощным клювом за дерево и бешено замахал крыльями, чтобы сохранить равновесие. Он медленно взобрался на безопасное место.

- Пусть она сгниет!

Пэкли схватил тяжелую железную подставку для книг. Трент грубо отобрал ее у него. Затем спросил:

- Чей попугай?

- Этот чертов... - Пэкли прикусил губу и хмуро посмотрел на длинные зеленые и красные перья на хвосте. - Он принадлежит нашей хозяйке.

Трент положил тяжелую подставку обратно на стол.

- Тогда оставь его в покое. Думаю, эта птица мне понравится. - Он присвистнул. Попугай перестал махать крыльями.

- Кто будет гнить? - спросил Трент.

Попугай что-то прокаркал и продолжил свой путь по стропилам.

Трент задумчиво посмотрел ему вслед.

- Я знаю, что эта птица мне понравится.

- Она ни на что не годится, - проворчал темнокожий Пэкли.

Трент медленно покачал головой в знак несогласия, но ничего не сказал.

Откуда-то сверху донесся глухой стук. Последовала секундная пауза, затем звук повторился, Трент посмотрел на попугая. Но птица вертела головой, разглядывая потолок. Антон Пэкли тоже смотрел вверх. Он заговорил первым. Его голос был хриплым, слова с трудом выговаривались.

- Возможно... убийца...

Трент взбежал по грубой лестнице, бросив через плечо: "Оставайтесь здесь". Он поднялся на второй этаж, нащупал выключатель. Он нашел его, и холл озарился приглушенным янтарным светом.

Стук, казалось, раздавался прямо над центром гостиной. Трент повернул налево и распахнул дверь. Он ворвался в женскую спальню. Воздух был тяжелым, как будто в комнате никто не жил несколько дней. Он заглянул под кровать и в шкаф, где был только ряд голых вешалок.

Трент снова выскочил в коридор и направился в соседнюю комнату. Комната еще одной женщины. Не похоже, чтобы хозяйка допускала много гостей мужского пола. Кровати в этой комнате ничем не отличались от других. Шкаф для одежды тоже.

На полу, крепко связанная, с кляпом во рту, извивалась молодая девушка. Трент опустился на одно колено, доставая из-за пазухи перочинный нож. У девушки были черные, стильно подстриженные волосы. Ее глаза были темно-карими, почти черными. И они пылали, как черный огонь. Трент вытащил кляп, затем промокнул ее лицо своим носовым платком. Это было красивое лицо, отвлекающе красивое, даже несмотря на красные следы от кляпа, портящие его мягкость.

Она быстро натянула юбку на смехотворно короткие трусики и смущенно опустила глаза с выражением, которое ясно говорило о том, что она поняла, - он видел ее обнаженные бедра, когда освобождал ее.

- Кто вы? - ахнула девушка. - Что...

- А вы кто такая? - спросил Трент, освобождая ее стройные лодыжки. Он поднял ее и усадил на край кровати. - Кто вы такая? - повторил он, быстро восстанавливая кровообращение в ее запястьях и лодыжках.

Девушка размяла затекшие мышцы.

- Вы полицейский штата, не так ли?

Трент нетерпеливо посмотрел ей прямо в глаза.

- Верно, патрульный Трент, полиция штата Нью-Йорк. Итак, кто вы?

- Спасибо, что освободили меня, - сказала девушка. - Я Натика Нейсон. Я живу здесь.

- Пожалуйста, - кивнул Трант. - Кто запер вас в шкафу?

Глаза Натики гневно вспыхнули при этом вопросе

- Это сделал Пэкли!

Трент направился к двери.

- Значит, это сделал дружище Пэкли, да?

- Вы его знаете? - спросила Натика, удивленно вскинув голову.

- Конечно, - Трент обернулся. - Он внизу.

Девушка поднялась на ноги.

- Значит, он все еще здесь?

Снизу донеслось пронзительное карканье. Что-то тяжелое ударилось об пол под ногами Трента. Карканье прекратилось.

- Он здесь, - рявкнул Трент, подходя к двери. - И я не хочу, чтобы с этим попугаем что-нибудь случилось!

Натика добежала до двери одновременно с Трентом. Она вплела пальцы в его пояс от Сэма Брауна.

- Не дайте ему уйти! Арестуйте его...

Она говорила с таким жаром, что сначала даже не заметила, как прижалась к нему. Она быстро убрала руки с его пояса и посмотрела на него сквозь полуприкрытые веки, снова вспомнив, как высоко была задрана ее юбка, когда ее связывали.

- Конечно! - рявкнул Трент. Его голос стал жестким. - Идемте!

Девушка выскочила за дверь и помчалась по коридору.

- Не дайте ему уйти! - снова крикнула она.

Трент догнал ее на верхней площадке лестницы. Он резко вытянул руку и схватил ее за локоть, заставив остановиться.

Внизу темнокожий мужчина пятился к двери. Левой рукой он сжимал, словно тисками, сопротивляющегося попугая - шею птицы, защищаясь от ее скрежещущего клюва. В правой руке мужчины был черный автоматический пистолет. Смуглое лицо мужчины расплылось в сияющей улыбке, когда он быстро взмахнул пистолетом, направляя его на верхнюю площадку лестницы.

Трент ловко подставил девушке подножку и оттолкнул ее от себя. Выхватив свой большой кольт, он опустился на одно колено.

Затрещал автоматический пистолет. Пули вспороли воздух над его головой. Темнокожий мужчина выскочил за дверь, а Трент отправил две пули в стеклянную панель, разбив ее вдребезги.

Откуда-то из темноты донесся дикий вопль:

- Честное слово, у меня его нет!

Трент бросился вниз по лестнице, чудом удержав равновесие.

Снаружи один за другим прогремели три выстрела. Три выстрела закончились глухими металлическими ударами. Трент почти догадался об их значении. Он проскочил через открытую дверь и, согнувшись пополам, выскочил на веранду. Ни одна пуля не встретила его безрассудный порыв. Он спрыгнул с освещенной веранды и приземлился в темноте, пригнувшись и прислушиваясь.

Из черной пасти ночи не доносилось ни звука. Только шелест опавших листьев, гонимых ветром по поляне. Трент бросил тревожный взгляд на свой мотоцикл. О значении этих трех выстрелов нельзя было не догадаться. Они были сделаны в двигатель мотоцикла, полностью выведя его из строя.

Трент громко выругался - и остановился! Из задней части домика донеслось жужжание автомобильного стартера. Добежав до угла, он услышал скрежет шестеренок. Он побежал быстрее и успел как раз вовремя, чтобы увидеть, как задние колеса седана исчезают за углом.

Седан проехал уже три четверти пути по поляне, когда он снова заметил его. Кольт Трента рявкнул. Правое заднее колесо седана лопнуло. Машина бешено накренилась, казалось, она вот-вот перевернется. Она бешено подпрыгивала, но удерживала равновесие. Трент лихорадочно заряжал револьвер, когда та скрылась из виду.

Он сунул кольт обратно в кобуру и рысцой побежал к сторожке.

Натика Нейсон встретила его в дверях, крепко сжимая в руке револьвер; увидев его, она опустила пистолет.

- Он сбежал?

- Да, - Трент хмуро посмотрел на нее. - Да.

Он взял ее за руку, пересек огромную комнату и усадил в кресло. Остановившись перед ней, он заложил большие пальцы за свой "Сэм Браун".

- Что ж, давайте поговорим.

Черные глаза Натики смотрели на Трента из-под длинных ресниц. Она пожала плечами. Затем, сунув руку в карман своего твидового пиджака, достала маленький револьвер, украшенный жемчугом.

Полицейский нетерпеливо мотнул головой.

- Я хочу знать всю подноготную этого дела. Что все это значит?

Натика сунула пистолет обратно в карман, сказала: "О". Она скрестила ноги. "Можно мне сигарету?"

Он дал ей сигарету, прикурил.

Девушка закурила. Затем она махнула рукой, указывая на комнату.

- Как вы видите, я собираюсь уехать в город...

- Я знаю, - сказал Трент, - телефон отключен. Что насчет Пэкли?

- Я уже собиралась уходить, - продолжала Натика, не обратив внимания на его резкость, - когда в дом вбежал старик. С ним был большой попугай. Минуту спустя за ним последовал тот смуглый мужчина, Пэкли.

- Пэкли сказал, что он был вашим гостем, - сказал Трент.

- Я никогда не видела его до сегодняшнего вечера.

- Тогда откуда вы знаете его имя?

Глаза Натики вспыхнули.

- Не устраивайте мне перекрестный допрос! Я знала, что его зовут Пэкли, потому что так называл его старик. - Натика наклонилась вперед в своем кресле. - Они подрались. Пэкли ударил старика по голове и вырубил его.

- Это Пэкли снял ботинки со старика? - спросил Трент.

Натика открыла рот, чтобы сказать "да", и быстро закрыла. Затем она произнесла: "Думаю, да".

Шпоры Трента звякнули, когда он повернулся, чтобы оглядеть большую комнату. Не говоря ни слова, он подошел к камину и поворошил носком ботинка пепел. Внезапно он остановился и вытащил то, что осталось от пары ботинок. Трент тихо присвистнул.

- Похоже, их сгрыз попугай или, может быть, тигр. Хммм. Что это? - Он ткнул пальцем в маленькое коричневое пятнышко на порванной коже. - Похоже на цемент. К тому же хороший материал. Видишь, как он прилип? - Когда девушка подняла на него глаза, Трент не отводил от нее взгляда. - А что делали вы, пока все это происходило, мисс Нейсон?

- Я пыталась позвонить в полицию, но связь была прервана. Потом Пэкли связал меня, отнес наверх и запер в шкафу.

Трент кивнул.

- Думаю, именно там попугай услышал: "Пусть она сгниет заживо!" Эта птица могла бы мне очень помочь. - Трент задумчиво потеребил ремешок своего пистолета. - Что случилось со стариком?

- Я не знаю. Но пока я была наверху, в шкафу, я услышала, как дважды отъезжал и возвращался автомобиль.

Пальцы Трента скользнули по шнурку к черному прикладу его кольта.

- Да, именно тогда Пэкли отвез старика к рельсам, затем вернулся и зарезал его.

- Зарезал его? - повторила Натика. - Вы хотите сказать...

- Убил, - ровным голосом произнес Трент. И пока девушка упорно смотрела в пол, Трент тихо подошел к небольшому упаковочному ящику, который он раньше не замечал. Он был частично скрыт за большим креслом. Трент склонил голову набок, чтобы рассмотреть этикетку. На ней было написано:

От - Бернис Харгрейвз

Потайной дом

Кому - Бернис Харрис

Парк авеню

Трент бросил взгляд на девушку. Она все еще смотрела в пол. Трент надел свою шляпу и перчатки и, направляясь к двери, сказал:

- Я еду за Пэкли, мне придется забрать вашу машину из гаража.

Натика перевела взгляд с пола на полицейского.

- Извините, но машина у моего шофера. Он заедет за мной позже.

Трент почесал шею.

- Тогда мне придется починить свой мотоцикл. Он здесь, перед входом.

Когда Трент спустился с веранды, он не подошел к поврежденному мотоциклу. Вместо этого он быстро побежал к задней части домика и спрятался в тени. Ему не пришлось долго ждать. Задняя дверь медленно открылась и закрылась. В тусклом свете Трент различил грациозную фигуру Натики Нейсон. Она постояла у двери, прислушиваясь, а затем внезапно выбежала на поляну.

Трент знал, что она решила срезать путь к маленькой деревушке Эдж-рок. Он мрачно улыбнулся. Дав ей возможность как следует оторваться, он последовал за ней, держась в тени.

Осенний ветер значительно упростил задачу Трента. Шорох гонимых ветром сухих листьев эффективно заглушал звук его бегущих ног. Натика задала быстрый темп, такой быстрый и уверенный, что Трент удивился ее выносливости.

Девушка взобралась на вершину небольшого холма и скрылась из виду. Когда Трент добрался до холма, он увидел Натику, входящую в деревню с южной стороны. Он подождал, пока она не скрылась за зданием, а затем побежал вниз по склону.

Он вышел между двумя зданиями на главную улицу. В двадцати ярдах от себя он увидел, как девушка остановилась перед деревенской гостиницей, чтобы посмотреть на темный седан, припаркованный у обочины. Затем она вошла внутрь.

Трент быстро последовал за ней. Бросив взгляд на седан, он увидел, что у того лопнула правая задняя шина. Он вошел в гостиницу. Сонный портье проснулся при виде серо-черной униформы Трента. Он сказал ему, что девушка поднялась в номер 202. Трент быстро и бесшумно поднялся по покрытой ковром лестнице.

Он добрался до второй площадки и бесшумно подошел к 202-му. Оттуда донеслись голоса. Он узнал Наутику.

- Я сохраню это для тебя, Пэкли. И никаких приколов - оставь попугая в покое!

Затем раздался голос темнокожего мужчины:

- Я заставлю его заговорить! - Последовала пауза. - Скажите, кто вы, черт возьми, такая?

- Я? - Голос девушки был слащавым. - Я следователь страховой компании "Релайанс". Мой босс застраховал Синий шар...

В голосе Пэкли послышалось торжествующее рычание.

- Он должен быть у вас! Скажите, неужели вы думаете, что этот капсюльный пистолет встанет между мной и...

Девушка презрительно рассмеялась.

- Как вы думаете, была бы я здесь, если бы он был у меня? Подумайте хорошенько.

- Но он был в Потайном доме сегодня вечером! - проворчал Пэкли.

- Конечно, - согласилась девушка. - Старик украл его у Дюмонта в Олбани. Я проследила за ним сюда, узнала, что он собирается встретиться с вами в Потайном доме. Я пришла туда первой!

- Он был у старого дурака! - настаивал Пэкли.

- Конечно! Но вы взяли это и убили его. - Голос девушки стал резче. - А теперь отдайте это, Пэкли. Это моя работа, так что я не шучу.

Полицейский Трент внимательно прислушивался у двери. Он вытащил из кобуры свой кольт, когда Пэкли жалобно произнес:

- У меня его нет.

Затем голос, гораздо более резкий, чем у Пэкли, крикнул:

- Честное слово, у меня его нет!

- Черт бы побрал эту птицу! - Внезапно голос Пэкли стал вкрадчивым. - Послушайте меня, девочка, - сказал он. - Синий шар стоит около пятидесяти тысяч. Как насчет того, чтобы поработать вместе? Подумайте об этом. Это больше, чем вы заработали бы за десять лет! Вот мой план...

- Вы зря тратите время, - перебила его девушка.

- Подумайте! У старого дурака всегда был с собой этот чертов попугай. Он повторяет все, что тот говорил. Мы заберем его домой и поговорим о Синем шаре.

- Честное слово, у меня его нет!

- Смотрите! - закричал Пэкли. - Попугай приведет нас прямо к нему. Старик всегда бормотал себе под нос, когда что-то делал. Можете не сомневаться, он много чего бормотал, когда прятал эту штуку. Вы только что слышали попугая. А вы помните, как старый дурак кричал, что у него его нет?

- Да, помню. Но, - заметила девушка, - вы забываете об этом полицейском. Его не проведешь.

Трент усмехнулся про себя, стоя по другую сторону двери. Но его ухмылка исчезла, когда Пэкли рассмеялся.

- Предоставьте провинциального копа мне... На этот раз не промахнусь.

- Нет, - решительно заявила девушка. - Вы обманули старика... Вы грязный убийца!

- Ну-ну, - успокаивающе произнес Пэкли. - Я бы не стал обманывать такую милашку, как вы. На самом деле, я думаю, мы бы прекрасно поладили. Да что там, я бы все для вас сделал...

- Замечательно, - огрызнулась Натика. - Вы можете начать с того, что напишете признание в убийстве бедного старика!

Последовало долгое молчание. Трент напрягся. Его рука вцепилась в дверную ручку. Наконец Пэкли заговорил, и в его голосе послышались нотки сломленного человека.

- Хорошо. Вы победили.

Из-за двери послышался скрип пера по бумаге. Трент повернул дверную ручку и тихо вошел в комнату. Он снова закрыл дверь, прежде чем его заметили.

- Спокойно, - холодно сказал он. - Натика, просто уроните свой пистолет на пол.

Девушка увидела, что большой кольт Транта все еще находится в кобуре. Но она вспомнила, как быстро он выхватил его, когда стрелял с верхней площадки лестницы в сторожке. Не говоря ни слова, она уронила оружие на пол.

- Прекрасно, - кивнул Трент. - А теперь, Пэкли, закончите свое признание. Наверное, было бы интересно прочитать, как человек признается в убийстве своего отца. Вашего отца, да? - Трент переводил взгляд с одного на другого. - Вы оба лгали до посинения всю ночь.

Трент внимательно наблюдал за Пэкли, пока говорил.

- Вы обыскали старика в поисках Синего шара, но не смогли его найти. Затем вы решили избавиться от него таким образом, чтобы подозрение не пало на вас. Вы положили его на железнодорожные пути, чтобы его смерть выглядела как несчастный случай. Затем вы вернулись в сторожку, чтобы продолжить поиски. Вы хорошо поработали с его ботинками. Во время обыска в сторожке вам, должно быть, пришла в голову мысль, что старик проглотил Синий шар.

Трент на мгновение замолчал, его лицо стало твердым, как гранит.

- Вы вернулись на рельсы, ударили меня и убедились с помощью своего ножа, что он не проглотил Синий шар!

Натика ахнула. Комната, казалось, поплыла у нее перед глазами. Она протянула руку и удержалась на ногах, ухватившись за спинку стула. Она посмотрела на Пэкли и чуть не упала в обморок.

- Эта работа ножом, - сказал Трент, - подсказала мне, что кто-то искал что-то ценное. Вы совершили свою первую ошибку - не убили меня.

Во время обвинительного заключения Трента Пэкли старательно писал. А когда Трент закончил, Пэкли поднял глаза. Он указал пальцем на признание и сказал:

- Здесь все, до последнего слова. Посмотрите сами.

Трент взглянул на бумагу.

- Подпишите это. Затем встаньте и поднимите руки.

- Я признаю, когда побежден, - пробормотал Пэкли, поднимая ручку, чтобы подписать бумагу. И когда кончик ручки оказался на одной линии с глазами Трента, Пэкли сильным ударом большого пальца нажал на кнопку заполнения.

Черные чернила брызнули Тренту в лицо, застилая ему обзор. Он отшатнулся назад, отчаянно вытирая лицо рукавом.

Пэкли усмехнулся и отодвинул свой стул.

Из горла девушки вырвался предупреждающий крик.

- У него нож! Берегитесь, у него нож!

Левая рука Трента перестала тереть горящие глаза. Она взметнулась и схватила девушку. Быстро переместившись, он заслонил Натику собой. Затем его правая рука скользнула вниз и вверх резким движением. В ней появился его иссиня-черный кольт 45-го калибра. И тут же по комнате разнесся сухой насмешливый голос Трента:

- Вы залили мне чернилами глаза, Пэкли, так что я не могу видеть!

Трент выстрелил в упор прямо перед собой. Оглушительное эхо выстрела еще не смолкло, когда он выстрелил еще раз, чуть левее. Затем он быстро выстрелил еще раз, правее. Маленькая комната содрогнулась от ужасающих раскатов. Влево, подальше, он метнул еще один заряд свинца. С последним выстрелом раздался крик боли!

Тяжелое тело рухнуло на пол.

Натика закричала:

- Вы попали в него! В плечо!.. Это был бы ваш последний выстрел - он собирался метнуть нож!

- Возьмите нож, - сказал ей Трент.

Она прошла через комнату.

- О нем можно больше не беспокоиться. Он потерял сознание.

Затем девушка побежала в ванную и вышла оттуда с полотенцами и стаканом теплой воды. Она усадила Трента, пока промывала ему глаза.

Через несколько минут он моргнул и открыл глаза, освобождаясь от чернил. Он посидел немного и посмотрел на девушку.

- Вы могли бы вернуться в домик и поискать Синий шар, пока я займусь им.

Натика покачала головой.

- Только не я, патрульный. Мы будем работать вместе. Я готова брать у вас уроки в этой игре в любое время.

- Ладно, - ухмыльнулся Трент, - тогда я покажу вам, где всю ночь был Синий шар. - Он подошел к попугаю. Большая птица подозрительно посмотрела на него и начала переваливаться, готовясь взлететь к потолку. Трент натянул перчатки. Внезапно он дернулся и схватил птицу за лапы и шею.

- Натика, свяжите ему лапы этим шнурком. Снимите его с моей шеи.

Девушка, немного напуганная скрежещущим клювом, в конце концов связала лапы попугая прочным кожаным шнурком.

Трент взял один его конец, держа птицу на вытянутой руке, и высвободил ее цепкие когти. Затем он ткнул стволом пистолета в клюв попугая. Попугай обхватил его своим мощным клювом. Трент быстро надавил пальцами в перчатках на то место, где соединялись челюсти. Он медленно раскрыл клюв. Затем зажал трепещущие крылья своей мускулистой рукой. Клюв разжался, и пистолет упал на пол.

Указательный палец Транта в перчатке ощупал верхнюю часть клюва птицы. Он что-то нащупал. Трент надавил еще сильнее, стараясь не повредить мышечную оболочку, соединяющую заднюю часть клюва с головой.

Наконец что-то поддалось. Трент пошевелил пальцем. Попугай поймал на язык коричневый предмет, подержал его там мгновение, а затем выплюнул на пол.

Трент отпустил птицу, но привязал ее к ножке стола. Попугай был в плохом настроении.

Затем, взяв коричневый предмет, Трент пальцами отделил внешнюю корку и улыбнулся Натике.

- Вы помните тот коричневый цемент, который мы нашли на ботинке старика? Это навело меня на мысль, что, возможно, Синий шар был зацементирован на внутренней стороне клюва попугая. Это единственное место, где его можно было спрятать. У этой птицы большой клюв. Между верхней частью клюва и нижней есть промежуток, где начинается перепонка. Синий шар был в безопасности от нижнего клюва. И язык попугая не мог его вытащить. Старик, должно быть, долго тренировал птицу, чтобы она привыкла к нему.

Трент закончил счищать цемент с Синего шара. На его ладони сверкнул бриллиант.

Черные глаза Натики задержались на бриллианте, затем она подняла взгляд на Трента.

- Что ж, вы сделали это. Вы за два часа сделали то, что я пыталась сделать в течение двух недель. - Она улыбнулась. - Откуда вы узнали, что я не владелец Потайного дома?

Натика негромко рассмеялась.

- Я, конечно, попалась на вашу уловку, когда вы заманили меня сюда.

- Судя по этикетке на упаковке, вы не являетесь владельцем коттеджа. Остальное далось мне легко. - Трент склонился над раненым Пэкли и пробормотал: - С ним все будет в порядке. Вызовите врача, хорошо?

Рассерженный попугай вонзил клюв в податливую древесину ножки стола. На мгновение он оторвался от нее и пронзительно закричал:

- Честно говоря, я ничего не понимаю!

Трент откровенно рассмеялся и взглянул на Натику.

- Это первое слово правды, которое я услышал за весь вечер.

Натика подошла ближе к Тренту, расправив плечи, поскольку знала, что это придает ее фигуре еще большую округлость, и сказала с лукавой провокационностью:

- Ну, это был тот еще случай. Вам не кажется, что нам стоит это отпраздновать?

Трент ухмыльнулся, любуясь грациозной женственностью ее фигуры, и ответил:

- Да, отпраздновать, но не думаете ли вы, что мы могли бы устроить настоящий праздник на двоих?

Улыбнувшись, она тихо сказала:

- Да, думаю, могли бы.

РЕПЕТИЦИЯ СМЕРТИ

Терренс Флинт

Между Грэмом Мюнстером, брокером на пенсии, и его собакой-волкодавом Карлом существовало странное сходство. У обоих были желтые глаза, над которыми проглядывали красные уголки век. У обоих были глубокие расщелины по сторонам челюстей, и оба обладали врожденной дикостью.

Разница заключалась в том, что человек скрывал свою истинную натуру за улыбками и внешним лоском цивилизованности, в то время как собака жила сама по себе, инстинктами.

Страх был единственной контролирующей силой, которую она научилась распознавать, и человек, зная это, использовал жестокую власть страха, чтобы полностью подчинить себе собаку.

Грэм Мюнстер стоял и, прищурившись, задумчиво смотрел на Карла сверху вниз. Животное сидело на корточках, высунув язык и демонстрируя свою готовность исполнить любое приказание хозяина. Затем собака заскулила и просунула свой влажный нос сквозь проволочную сетку, окружавшую ее конуру, - необходимая предосторожность из-за ее свирепого нрава.

Собака, казалось, пыталась что-то сказать, и Мюнстер догадывался, что именно. Он знал, что его собственные действия в последнее время озадачивали животное. Он улыбнулся, и в его желтых глазах блеснуло что-то наполовину хитрое, наполовину жестокое.

- Ты никогда ничего не хотел так, как я хочу ее, Карл, - пробормотал он. - Она прекрасна - и она моя, так же, как и ты мой. Я вырастил ее, обучил - и он не получит ее!

Когда Мюнстер произносил последнюю фразу, в его голосе прозвучала ужасающая резкость. Выражение его лица было напряженным, когда он оглянулся на дом на холме позади себя - дом, куда Альма Макнайт, его подопечная, приезжала погостить каждое лето.

Он помолчал, размышляя о женственности стройной школьницы, начинающей взрослеть. Именно тогда у него впервые появилась страсть, которая была для него всем в его дикой жизни, полной примитивных эмоций. Теперь его кровь бурлила при мысли о стройной девичьей фигуре, которая всегда была у него в голове. В то же время в нем вспыхнул гнев, потому что другой мужчина, помоложе, угрожал увести ее.

Ему казалось, он видит ее лицо в каждом окне; ему казалось, он видит ее на ступеньках парадного входа, на крыльце, на лужайке; в спортивных платьях, трикотажных костюмах и полупрозрачных вечерних нарядах, какой видел ее тысячу раз. Он видел ее стройность, ее зрелую женственность, которая была похожа на медленное, нежное раскрытие цветка. Он вспомнил, как впервые увидел юную женственность в выпуклостях ее груди под купальным костюмом, и задрожал от дикой страсти.

Затем перед его мысленным взором возникла другая ненавистная фигура, которая вторглась в его жизнь, расстроила его планы, заставила его вспомнить о своем возрасте - Малкольм Пейн.

Он увидел взволнованное лицо Малкольма Пейна, склонившегося над плечом Альмы. Он видел быструю улыбку, мягкий блеск, вспыхнувший в ее глазах.

Он вспомнил тот день, когда Малкольм и Альма, держась за руки, пришли объявить о своей помолвке и получить его благословение. И с тех пор он представлял себе визиты Малкольма по выходным, которые вошли у него в привычку настолько, что молодой человек относился к дому Мюнстера почти как к родному дому.

При мысли обо всем этом ужасная сила подавляемых эмоций Грэма Мюнстера, казалось, подступила к горлу и сдавила его, словно тисками.

Они не знали, эти молодые люди, что он чувствовал. Он был слишком хитер для этого, слишком сдержан.

Если бы он сказал Альме, что хочет ее сам, она бы просто подумала, что он шутит. "Конечно, дядя, - она всегда называла его так, - я выйду замуж за вас обоих. В наши дни девушке нужно два мужа, чтобы она была одета".

Она бы отпустила какое-нибудь шутливое замечание, затем вызывающе присела на подлокотник его кресла и потрепала его по щеке. Или даже поцеловала бы его, не подозревая, что от прикосновения ее свежих юных губ в нем вспыхнуло бы обжигающее пламя.

Он дрожал, глядя на собаку.

- Ты поможешь мне, Карл, - сказал он. - Ты этого не знаешь, уродливое животное, но я заставлю тебя. Ты бы сделал это сейчас, если бы я только сказал.

Монстр снова подумал о прикосновении свежих, мягких юных губ Альмы, о том, как они прижимались друг к другу в подростковой неосознанности. От одного этого воспоминания по коренастой фигуре немолодого, психически деформированного мужчины пробежала дрожь. Да, он должен оставить ее себе. Ни один молодой дурак не уведет ее отсюда. Он научит ее отдаваться ему, научит прижиматься своими теплыми, сладкими губами к его губам с обжигающим биением сердца и чувством полностью пробудившейся любви.

Он повернулся к сараю с инструментами, стоявшему рядом с конурой. Он отпер его, вошел внутрь, потянулся к полке и взял длинный шест с двумя зубцами на конце. Он зацепил зубцами кусок ткани, отрезанный от мужской рубашки. Затем, держась с подветренной стороны, вернулся к собачьему загону.

На этот раз Карл поднялся и зарычал, стоя на негнущихся лапах. Казалось, он знал, что сейчас произойдет.

Не говоря ни слова, мужчина просунул шест сквозь забор. Пес попятился, но шест последовал за ним, и зубцы один раз укололи его. Карл зарычал. Его клыки сверкнули, когда он развернулся.

С ужасной яростью он вцепился в шест. Кусок ткани оказался у него во рту, и он теребил его, жевал, пока шест не подхватил его снова.

Он едва взглянул на человека за пределами ограждения - человека, который был истинной причиной его мучений. Он выплеснул свою ярость на шест и кусок ткани на нем. Его грубый разум понимал только более насущную проблему - боль от этих зубцов и запах человека, исходящий от куска ткани. Он не знал, что это Чудовище, его хозяин, тайно вырезал его из одной из старых рубашек Малкольма Пейна.

Зловещие тренировки продолжались уже неделю. Каждый день, когда Альма бывала в деревне, как сейчас, Карл получал два или три удара шестом с зубцами, и до его носа доносился запах молодого Пейна.

Он вонзил клыки в ткань, и в нем росло желание вонзить эти же клыки в человека, запах которого он научился ненавидеть. Когда тренировка закончилась, Мюнстер, ликуя, вернулся в сарай с инструментами.

- Он разорвет Пейну глотку, - пробормотал он. - Он прикончит его так же, как прикончил тех двух призовых эрделей в деревне, прежде чем меня заставили посадить его за решетку.

Он вспомнил ту короткую, ожесточенную собачью драку на улице два года назад. Он вспомнил крики женщины, владелицы эрделей, и вид двух задыхающихся тел.

Мюнстер испытал странное волнение, увидев, как его собака убивает других. Когда его попросили пристрелить Карла как представляющего общественную угрозу, он наотрез отказался. Он заплатил за эрдельтерьеров и построил для Карла загон.

И теперь он планировал использовать свирепость пса самым ужасным образом.

"Они никогда не узнают, - подумал он. - Я скажу, это был несчастный случай, что Карл выбрался. Потом я его пристрелю".

План, казалось, был обречен на успех. В течение нескольких недель он обдумывал его. Затем приступил к его осуществлению со свойственной его натуре тщательностью; тщательностью, которая позволила ему отойти от дел в пятьдесят пять лет с приличным состоянием.

Мюнстер направился обратно к дому - коренастая фигура мужчины, одетого в твидовый костюм свободного покроя. Он все еще бормотал что-то себе под нос, привычка, выработавшаяся у него с тех пор, как сильные эмоции его ушедшей юности снова ожили и были жестоко подавлены.

Альма провела ночь в деревне, у больной подруги. Она всегда делала что-то подобное, помогала кому-то. Люди любили ее так же сильно, как не любили и боялись ее странно отчужденного опекуна. Он слышал, как Альма защищала его, а затем со смехом повернулась к нему.

- Они просто не понимают тебя, дядя, так, как понимаю я.

Мюнстер улыбнулся. Что бы сказала Альма, если бы узнала, какие мысли крутятся у него в голове? Она бы избегала его, никогда больше не разговаривала с ним, никогда не приходила к нему погостить.

Но она не знала, и теперь все скоро уладится. Смерть Малкольма Пейна потрясла бы ее, бросила тень на ее юную жизнь. Но со временем она справилась бы с этим. А когда Малкольм исчезнет с ее пути, она обратится к нему сначала за сочувствием, а затем и за более глубокими и интимными вещами.

Он был очень осторожен в этом, очень ловок. Но, если повезет, устранение его соперника может состояться даже завтра вечером, в то время, когда он должен был прибыть.

Входя в дом, Мюнстер увидел письмо, лежащее на столике в прихожей. Почта пришла, пока его не было. Его принесла Мэдж, их глухая служанка, которая была как верный автомат. Письмо было адресовано Альме, и написано хорошо знакомым почерком Малкольма Пейна.

Блеск почти безумной ненависти вернулся в глаза Мюнстера. Он схватил продолговатый лист бумаги и сжал его в напряженных пальцах, как будто собирался разорвать на куски. Затем его хватка ослабла. Выражение ненависти сменилось коварством.

О чем Малкольм писал Альме, если собирался встретиться с ней на следующий день? Возможно, он в этот раз отложил свой визит на выходные или это было просто глупое, сентиментальное повторение клятв своей любви?

Ладони Грэма Мюнстера вспотели, а в висках бешено застучал пульс, когда он подумал о стройной, гибкой девушке с прямым телосложением, которая на его глазах расцветала с подросткового возраста и вступала в первые стадии становления как женщина. Он наблюдал и терпеливо ждал момента, когда сможет сделать ее своей. Он яростно проклинал Малкольма...

Мюнстер пошел в ванную с письмом в руке. Он закрыл дверь и включил горячую воду. Поднес письмо поближе к поднимающемуся пару, осторожно размягчая клей. Затем дрожащими пальцами вскрыл конверт.

Это был не первый раз, когда он читал их переписку. Он ревниво следил за ней, получая извращенное удовольствие от их интимных ласк и в то же время разжигая свою ненависть к Пейну. Теперь он жадно вчитывался в эти строки.

Любимая, у меня отличные новости. Это будут самые длинные выходные, которые мы проведем вместе, целых два дня! Только подумай!

Старик Томас отпускает меня завтра, вместо субботы, и я увижусь с тобой вскоре после того, как ты получишь это письмо, на целый день раньше, чем ты ожидала.

У меня также есть для тебя сюрприз, о котором ты никогда не догадаешься. Но, если он понравится, одного твоего поцелуя будет вполне достаточно.

Поспешно и с любовью, твой Мэл.

Руки Мюнстера дрожали сильнее, чем когда-либо. Сегодня вечером должен был приехать молодой Пейн! Это означало, что он будет здесь через час вечерним поездом.

А Альмы не было дома! Она не ждала его, она ушла. У нее не было ни малейшего шанса встретить его на лесной тропинке, по которой он всегда ходил. Он поднимался по ней один, со своим потрепанным коричневым чемоданом и перекинутым через руку пальто, с нетерпением ожидая увидеть ее.

Но вместо этого он встретит скачущую серую фигуру, мохнатую лавину разрушения, которая унесет его жизнь там, в лесу.

Все будет кончено, и даже собака исчезнет до возвращения Альмы. Грэм Мюнстер не мог желать лучшего. Судьба сыграла ему на руку.

Он слышал, как Мэдж гремит посудой на кухне, открывая и закрывая дверцу духовки. Он расхаживал по комнате с бесстрастным выражением лица, но его эмоции бурлили.

Он рассеянно поглощал свой ужин, едва ли осознавая или заботясь о том, что кладет в рот. Он снова и снова прокручивал в голове, что скажет Альме, как будет себя вести и как будет контролировать каждое свое слово и жест. У нее не должно возникнуть ни малейшего подозрения. Этого не должно быть. Он позаботится об этом.

Затем, когда уже сгустились сумерки, он услышал шум поезда. Теперь над лесом тянулся тонкий туман, проплывая мимо окон. Он услышал слабый гудок паровоза, который замедлял ход, останавливаясь в деревне.

Он точно знал, сколько времени потребуется юному Пэйну, чтобы сойти, пройти через деревню, а затем направиться по тропинке через лес и подняться на холм.

Без видимой спешки, но точно рассчитав время, Мюнстер отправился на кухню и попросил Мэдж подать ему тарелку с костями. В этом не было ничего необычного. Он делал это почти каждый вечер после ужина. Он увидел, как служанка с пожелтевшим, ничего не выражающим лицом, ничего не подозревая, вернулась к своим тарелкам.

Затем, держа тарелку в руке, он вышел из дома и направился к конуре Карла.

Но вместо того, чтобы отдать кости Карлу, Мюнстер отнес их в сарай для инструментов и положил на полку. Он снова взял шест, резко ткнул им собаку и дал ей понюхать запах, исходящий от ткани.

Затем он обошел вокруг и отпер дверь вольера. Пес часто пытался сделать это сам, и однажды ему это почти удалось. Все подумали бы, что он выбрался случайно.

Мюнстер оглянулся на дом. Заросли кустарника скрывали его дно. На кухне не было окна со стороны, обращенной к питомнику. Он знал, что находится в безопасности. Затем он тихо заговорил с Карлом.

- Дверь открыта, Карл. Он идет по тропинке через лес. Иди, возьми его!

Волкодав мгновенно насторожился. Он подошел к двери на негнущихся лапах. Он заскулил, открыл ее носом и остановился, глядя на своего хозяина. Мюнстер знал, что он в безопасности. Карл не стал бы нападать на него. Он был животным-одиночкой, а Мюнстер - его хозяином.

- Иди и возьми его! - скомандовал он.

Направив нос в сторону леса, пес припустил быстрым шагом. Это был склон, по которому бежал волк-убийца. Шерсть животного встала дыбом, черные челюсти дрожали.

Мюнстер пошел обратно к дому и увидел, как пес вышел на тропинку между деревьями, увидел, как он движется по ней с пугающей уверенностью.

С газетой в руке Мюнстер попытался сесть и почитать. Но у него это не получилось. В конце концов, он был всего лишь человеком, хотя его мозг казался расчетливым, как у дьявола. Он закурил сигару и прошелся по комнате, слушая, как часы на каминной полке отсчитывают минуты.

Пять уже прошли. Карл, должно быть, достиг опушки леса. Он мог сойти с тропинки и углубиться в подлесок, чтобы подкрасться к Малкольму Пейну с фланга, или же он мог пойти прямо и атаковать Пейна с фронта.

Восемь минут! Пес, возможно, уже заметил свою добычу. Он, возможно, пригнулся к земле, подался вперед, оскалив клыки, напрягшись для прыжка.

На лбу Мюнстера выступил легкий пот. Его руки дрожали. Казалось, его тянуло к окну, хотя он знал, что из-за тумана и темноты ничего не увидит. Затем он внезапно резко обернулся.

В холле звонил телефон. Он прозвонил дважды, но Мэдж не ответила. Она почти не слышала. Ему придется избавиться от нее, раздраженно подумал Мюнстер, и найти новую, которая сможет слышать - после того, как они с Альмой поженятся.

Он вышел в холл и машинально снял трубку.

- Алло! Кто это? Кто звонит?

Его язык и губы шевелились, но мыслями он был где-то в лесу, размышляя о сцене, которая возникла в его воображении.

- Я хочу поговорить с Альмой.

Голос донесся до него по проводу. Это был женский голос. Мюнстер, вздрогнув, узнал его. Миссис Хартсон, из деревни. Он напрягся.

- Альма, у вас ее нет? Я думал, она переночует у вас.

- Да, но я почувствовала себя намного лучше и сказала ей, что она мне не нужна. Она ушла несколько минут назад. Я подумала, что, возможно, она вернулась, я просто хотела сказать ей, что она забыла свою сумочку. Она здесь. Вы ведь скажете ей, правда?

- Да, - пробормотал Мюнстер. Он едва узнал свой собственный голос. Он ошеломленно повесил трубку и несколько секунд стоял у телефона, как парализованный.

Затем постепенно, как будто туман за окном чудесным образом рассеялся, позволив ему увидеть в реальности то, что создалось у него в голове, он осознал всю сцену целиком.

Альма ушла от миссис Хортон несколько минут назад, возможно, пятнадцать. Она вошла в лес в тот момент, когда Карл заходил с другой стороны. Вероятно, она была с молодым Пейном и встретила его, когда он шел по улице от станции.

Смеясь и разговаривая, они не видели Карла и не думали о нем. Они, вероятно, остановились бы в лесу, чтобы обняться. Ее юная фигурка прижималась бы к нему, ее губы касались бы его губ, ее руки обнимали бы его. Их запахи были бы почти неразличимы для собачьего носа. Она нападет, а Альма останется, пытаясь защитить Малкольма. Тогда собака набросится и на нее тоже.

От ужасной картины кровь отхлынула от лица Мюнстера. Казалось, какое-то всемогущее высшее правосудие вмешалось в его планы, заставив его собственный план вернуться к нему ужасным бумерангом.

Безумные угрызения совести и отчаяние охватили Мюнстера, когда он подумал о нежном юном теле Альмы, растерзанном острыми клыками Карла. Стройная девушка-женщина, Альма, была его жизнью, тем, чего он так терпеливо ждал. Мысль о том, что он может потерять все, о чем мечтал, заставила его задрожать.

Он не хотел причинять боль Альме, своей подопечной, девушке, которую он так страстно желал. С нечленораздельным криком он бросился вперед. Возможно, еще было время спасти девушку.

Он, спотыкаясь, пересек комнату, раскинув руки, почти ощупью, как слепой. Его трясло от страха, и ему вдруг показалось, что холодный туман проник в дом и окружил его.

Его трость! Он должен взять ее и выйти. Он распахнул дверцу шкафа в прихожей, схватил с полки трость, пальто и фонарик. Затем, шатаясь, как пьяный, направился к двери.

Холодный туман ударил ему в лицо. Его кожа покрылась липким потом от дурных предчувствий, он дрожал. Он обежал вокруг дома, пересек лужайку, пока не нашел тропинку, ведущую в лес.

- Карл! Карл! - закричал он. - Иди сюда, Карл!

Его голос был почти визгливым. Он напряженно прислушивался к рычанию собаки. Животное, должно быть, делало в лесу свою ужасную работу.

Более черные тени деревьев, казалось, тянулись к Мюнстеру, когда он приближался к ним. Войдя в лес, он почувствовал, как становится все холоднее. Его ноги стучали, как барабаны. Кровь шумела у него в ушах. Он снова закричал:

- Карл! Карл!

Затем его палец нажал на кнопку фонарика, направив яркий луч на тропинку. Его глаза последовали за ним, едва осмеливаясь отыскать то, что они искали.

И тут он увидел собаку. Впереди в темноте блеснули две зеленоватые искры. До его слуха донеслось низкое, зловещее рычание.

- Карл! Карл! Иди сюда!

Теперь это был приказ, повелительный голос, который неизменно заставлял пса прятаться и прижиматься к земле. Но Карл снова зарычал; это было рычание волка, не знающего хозяина. Мюнстер остановился и направил луч фонарика на животное. Он видел крадущуюся серую фигуру Карла, видел его большую голову, низко опущенную к земле, и вздыбленную шерсть. Но Мюнстер по-прежнему говорил уверенно.

- Подойди сюда, Карл, подойди так, чтобы я мог на тебя посмотреть.

Мужчина уставился на собачью пасть, боясь того, что может увидеть, потому что в лесу было странно тихо. Только шорох листьев, рычание собаки, и его собственный дрожащий голос.

Тогда Карл подошел ближе. Но собака все еще рычала - вела себя неправильно. Тогда Мюнстеру пришло в голову, что пес отведал человеческой крови и стал непослушным. Но он не утратил веры в свою власть над животным.

Он поднял палку и снова закричал, яростно, повелительно.

- Иди сюда, Карл, или я размозжу тебе башку.

И тут появилась собака, появилась, как прыгающая серая тень, оскалив зубы, сверкая глазами.

Мюнстер издал хриплый вопль ярости и страха.

- Ты дурак! В чем дело? Ты что, не узнаешь меня, Карл? Это Грэм - твой хозяин. Лежать, лежать!

Он отскочил в сторону, когда собака сделала первый выпад. Но Карл молниеносно развернулся и отскочил назад, злобно щелкая зубами. Животное, казалось, обезумело.

Фонарик Мюнстера задел куст и упал. Теперь он был в темноте, но все еще видел свет этих двух волчьих глаз. Он закричал и вслепую замахнулся своей тяжелой палкой. Но что-то ударило его в грудь, и он упал.

Он почувствовал, что падает под тяжестью лап. Он снова закричал. Зеленые глаза приближались. Они были похожи на новые луны, луны дьявольского огня.

Рычание собаки заглушало бешеное биение его собственного сердца, которое, казалось, вот-вот разорвется в груди.

Горячее дыхание обдало его лицо. Мюнстер попытался закричать снова, но давление на грудь парализовало речь. Затем, за мгновение до того, как волна тьмы накрыла его, он понял, что это конец. Он почувствовал, как горячее дыхание приближается, как страшные зубы тянутся к нему, и обмяк.

Было слышно только, как капает, капает, капает с мокрых листьев и как беспокойно волкодав рвет ткань.

Через некоторое время даже это прекратилось. Животное удалилось прочь. И не осталось ничего, кроме медленного капания с листьев.

Только через полчаса воздух наполнился другим звуком - металлическим скрежетом автомобиля, поднимающегося в гору на второй передаче. Две фары осветили дорогу, которая, подобно змее, огибала холм, направляясь к дому Грэма Мюнстера. Наконец машина остановилась перед ступеньками. В машине было два человека. Один из них потянулся вперед и нажал на клаксон; затем оба на мгновение замерли, прислушиваясь.

- Интересно, почему он не выходит?

Это был женский голос - голос Альмы Макнайт.

- Он не знает, кто это, - сказал сидевший рядом с ней молодой Малкольм Пейн. - Он не ожидал никого из нас, и уж точно не таким образом.

Девушка легко выскочила из машины, ее лицо пылало нетерпением.

- Дядя! Дядя! - крикнула она, взбегая по ступенькам. - Посмотри, что купил Малкольм - он купил машину для нас обоих.

Ее распирало от волнения. Малкольм встретил ее на деревенской улице и уже пригласил на прогулку. Они собирались вместе прокатиться на машине в свой медовый месяц.

Но в доме было пусто и тихо. Они прошли на кухню, где Мэдж все еще занималась уборкой.

- Я думала, он в библиотеке, - сказала она, прочитав вопрос по их губам. - Он вернулся после того, как покормил Карла. Я не видела, чтобы он выходил.

Карл! На лице девушки отразился страх.

- Ты не думаешь, что с ним что-то случилось? - спросила она, поворачиваясь к молодому Пейну. Они вместе вышли на улицу и обнаружили, что пес исчез.

Малкольм с мрачным видом убежал в свою комнату. Он взял дробовик, из которого стрелял в глиняных голубей, и вставил в отверстие два патрона. Альма, державшая фонарь и шедшая рядом с ним, снова вышла на улицу.

Он захватил ружье главным образом для защиты девушки, Карл казался ему убийцей. Они обогнули дом и направились к лесу.

Именно там, на краю поляны, Малкольм Пейн увидел серую крадущуюся фигуру, которая повернулась и, яростно рыча, бросилась к ним. Он увидел зеленые глаза, обнаженные клыки, и у него не осталось сомнений в том, что он должен был сделать. Жизнь Карла или Альмы. Поэтому, слегка вздрогнув, он поднял ружье и выстрелил.

Серая фигура упала, несколько раз дернулась и затихла. Голос Малкольма тоже дрожал, когда он говорил.

- Не смотри так, - хрипло сказал он, - я знаю, что твой дядя любил его, но так было нужно, Альма. Он становится опасным. Я боюсь за твоего дядю.

Они пошли по лесной тропинке с фонарем, девушка держала его за руку. Тут юный Пейн перевел дыхание, а Альма задрожала.

Монстр Грэхем лежал рядом с тропинкой - мертвый.

Молодой Пейн остановился, тоже дрожа, боясь того, что он увидит. Он мельком увидел застывшее лицо, вытаращенные глаза, разорванную одежду. И с растущим ужасом стал искать следы собачьих зубов. Но их не было.

Он удивленно повернулся к девушке.

- Карл не кусал его, Альма. Он разорвал одежду на спине твоего дяди, но не укусил его. Твой дядя умер от испуга, у него остановилось сердце. Он подумал, что собака собирается его укусить.

- Да, - хрипло ответила Альма. - И посмотри - на нем было твое пальто, Малкольм, то старое, которое ты держал в шкафу в прихожей. Должно быть, он схватил его по ошибке, когда пошел искать Карла. Может быть, именно поэтому Карл напал на него и так напугал.

Малкольм не ответил. А белые, неподвижные губы Грэма Мюнстера, застывшие в предсмертной судороге, хранили свою страшную, ироничную тайну.

ЖАЖДА КРОВИ

Клиффорд Грей

Мэллори, молодому секретарю шикарного лодочного клуба Лонг-Айленда, никогда бы не пришло в голову искать Мэри Фэллон, медсестру, на этом унылом побережье Коннектикута, если бы тела людей с перерезанными запястьями не были выброшены волнами на пляж шикарного лодочного клуба Лонг-Айленда.

К счастью, семья Мэри Фэллон была достаточно состоятельной, чтобы организовать тщательные поиски, когда она исчезла после того, как явилась по вызову на службу по адресу, который позже оказался вымышленным.

Когда ее отец-банкир, с которым случился апоплексический удар, выдал Мэллори чек на предоплату, он взорвался: "Если ее похитили, я заплачу любой выкуп, который попросят, но подождите, пока я не доставлю эту девочку домой! Она еще не слишком взрослая для хорошей старомодной порки. Представьте себе молодую женщину, у которой есть все, чего она только может пожелать в жизни, которая собирается заниматься уходом за больными и обеспечивать себя сама!"

Банкир уже нанял целую армию частных детективов, но он хотел, чтобы Мэллори тоже работал над этим делом. Банкир был членом лодочного клуба Лонг-Айленда, где он познакомился с Мэллори и узнал, что молодой секретарь раскрыл несколько преступлений, когда был репортером.

По дороге обратно в офис Мэллори пытался сосредоточиться на чем-нибудь осязаемом, на какой-нибудь подсказке, с которой можно было бы начать поиски. Было уже больше пяти, и сотрудники ушли. Ему пришлось воспользоваться своим ключом, чтобы войти. Зазвонил телефон, Ральф Дорранс, менеджер лодочного клуба Лонг-Айленда, был на другом конце провода. В его голосе звучало отчаяние.

- Слава Богу, я застал тебя! - воскликнул он. - Послушай, Мэллори, я хочу, чтобы ты бросил все и приехал сюда. Не бери в голову, - сказал он, когда Мэллори начал протестовать, - мне все равно, чем ты там занят.

- У меня тут труп, - поспешил сообщить Дорранс. - Ночной сторож только что нашел его на пляже. У него перерезаны запястья.

- Похоже на самоубийство. Зачем так волноваться?

- Волноваться! Это эксклюзивный клуб. Его членов не должна раздражать шумиха. Я должен это прекратить!

Мэллори озадаченно рассмеялся.

- Как ты собираешься это прекратить? Разве парень не имеет права отрываться по полной?

Дорранс выругался.

- Черт возьми, ты не понимаешь. Это уже второй случай за неделю, когда на берег выбрасывает труп!

Мэллори издал короткое "О!" в микрофон. Затем сказал: "Я возьму такси и буду через полчаса, мистер Дорранс".

Дорранс ждал его у входа на пирс. Это был хорошо одетый мужчина средних лет, обычно выглядевший элегантно, но сейчас он был взъерошен. Он потащил Мэллори в офис у подножия пирса, взволнованно говоря.

- Я должен что-то предпринять в этом отношении. Здесь работают очень уважаемые люди, и не успеешь оглянуться, как они перестанут приходить. Они не будут продлевать свое членство.

- Копы уже здесь? - спросил Мэллори.

- Я... э-э-э... еще не уведомлял полицию. Да, я знаю, что это неправильно и все такое, но я подумал, было бы лучше, если бы сначала посмотрели вы. У вас есть некоторый опыт в расследовании преступлений в качестве полицейского репортера.

Ночной сторож, коренастый итальянец, в одиночестве дежурил над трупом, лежащим на полу в офисе. Менеджер представил его.

- Это Вик Аркуро. Он обнаружил тело.

Мэллори остановился и снял брезент, которым был накрыт труп. Мертвецу было около тридцати лет, он был светловолосым, среднего телосложения. На нем были брюки и рубашка, насквозь промокшие. Нижнего белья не было. Мэллори увидел, что на обоих запястьях были перерезаны лучевые артерии. Мужчина умер от потери крови.

- Что вы об этом думаете? - с тревогой спросил Дорранс. - Тот, на прошлой неделе, был точно таким же - одет так же. На нем также не было нижнего белья.

Вокруг талии мужчины была обмотана короткая веревка, заканчивающаяся петлей.

- Было ли что-нибудь привязано к этой петле, когда вы его нашли? - спросил сторожа Мэллори.

Аркуро энергично закивал.

- Большой камень - так точно. - Он развел руками, чтобы показать размер камня. - Я вытащил его, но не смог поднять его сюда.

- Вы думаете, это могло быть самоубийством? - спросил Дорранс. - Как вы думаете, было бы совпадением, если бы они вдвоем проделали это одинаково в течение недели? Может быть, это был договор о самоубийстве? - Последнее предположение прозвучало с надеждой.

Мэллори посмотрел на тело.

- Они перерезали себе вены и утопились? Обычно считается, что одного из этих методов достаточно.

Мэллори опустился на колени рядом с телом. На левом предплечье было с полдюжины проколов.

- Либо этот парень принимал наркотики, либо... - сказал он.

- Либо? - спросил менеджер лодочного клуба.

Молодой Мэллори встал и пожал плечами.

- Кто знает? - Он повернулся к Аркуро. - Если оба тела были выброшены на этот пляж, то где-то здесь в проливе должно быть течение. Вы знаете об этом?

- Конечно, - ответил Аркуро. Он объяснил, что берег Коннектикута находится прямо напротив пляжа, и что там есть сильное подводное течение, которое выносит многие предметы с противоположной стороны.

Мэллори задумчиво пробормотал "Хм-м". Затем он сказал: "Давай осмотримся снаружи". Он пошел впереди, Дорранс последовал за ним. У двери он позвал Аркуро, который снова накрывал тело: "Пойдем с нами, Вик. Оставь его там".

Они дошли до конца пирса. Краешек солнца окрасил небо над проливом кроваво-красным цветом. Это был час заката, когда люди падают духом и когда умирающие испускают дух.

- Покажите мне, где начинается это течение, Вик, - сказал детектив.

Кожа итальянца казалась сероватой. Он перекрестился. Затем дрожащим грязным пальцем указал на берег по ту сторону пролива.

- Видишь там причал? Течение, оно выходит из дока, пересекает его, - он описал рукой широкую параболу, - и идет прямо к этому пляжу. Здесь очень сильное течение.

- Совершенно верно. В проливе полно встречных течений, - сказал Дорранс.

- Кому принадлежит этот причал? - спросил Мэллори.

- Семье, которая живет в том белом доме на холме сразу за ним. Их зовут Леннон. Я мало что знаю о них, так, слышал время от времени. Старику за семьдесят. Его старший сын - врач, часто выходит в свет. Кроме того, там постоянно живут еще два сына. Один из них... странный. Говорят, вся семья странная, и старик, если на то пошло, тоже. Он параноик или что-то в этом роде. - Дорранс облизал губы и ткнул большим пальцем в сторону офиса. - Я бы не стал закрывать на это глаза - я имею в виду из-за убийства.

- Значит, - размышлял Мэллори, - если кто-то сбросил тело вон с того причала, не зная о течении, то тело могло быть перенесено на другой берег и выброшено на этот пляж. И тот, кто это сделал, должен был думать, что тело находится в безопасности за пределами этого района!

- Ха, если это так, то они, должно быть, дьяволы! Что же нам делать? - воскликнул Дорранс.

- Вам лучше сообщить в полицию, - посоветовал ему Мэллори. - От этого вам не отвертеться. А пока одолжите мне моторную лодку, я отправлюсь на ту сторону и проведу расследование. У копов там нет юрисдикции.

Краешек солнца уже скрылся за горизонтом, когда Мэллори подогнал маленькую лодку с подвесным мотором к старому причалу на стороне Коннектикута и ступил на прогнившие доски настила. В сумерках дом на холме выглядел белым и зловещим. Уродливые тени сгущались среди деревьев, окаймлявших тропинку, по которой ему предстояло идти.

Он прижал левую руку к телу, чтобы ощутить наличие плечевой кобуры, и двинулся вперед. Под его ногами захрустел гравий. Внезапно он резко остановился. Из-за деревьев на тропинку выскользнула странная фигура. Это был моложавый мужчина лет двадцати семи-восьми, среднего роста. Его тело было круглым и приземистым, из-под плоской груди выступало толстое брюшко. На короткой массивной шее сидело широкое и ничего не выражающее лицо. Он был без пиджака, хотя на улице было прохладно.

Мэллори посмотрел в глаза мужчине со странным телосложением, и по спине у него побежали мурашки. Глаза из-под копны растрепанных черных волос сверкали дикой, маниакальной хитростью. Они внимательно осмотрели детектива, словно оценивая его с какой-то неизвестной целью.

- Здравствуйте, - запинаясь, произнес Мэллори.

- И вам привет, - ответил мужчина. - Как вас зовут?

- Брюс Мэллори.

- Откуда вы?

Мэллори ткнул большим пальцем левой руки себе за плечо.

- Я приплыл на лодке.

Глаза незнакомца жадно заблестели, когда он заметил блеск золотых наручных часов молодого человека.

- Дай мне эти часы! - нетерпеливо потребовал он.

Мэллори напрягся; если это не идеальный тип маньяка-убийцы, то такового просто не существовало.

- Сейчас часы мне нужны. Может быть, я отдам их вам позже. Как вас зовут?

Мужчина надулся.

- Я Морри Леннон. Я живу вон там. - Он указал на дом на холме. - Отдай мне эти часы, ладно? Мои чертовы братья никогда мне ничего не дарят.

- Отведите меня в дом, - сказал Мэллори, - я хочу поговорить с вашими братьями. Если вы сделаете это, я, возможно, отдам вам часы перед уходом.

Морри Леннон быстро кивнул головой. Мускулы его лица напряглись в выражении хитрой жадности.

- Хотите подняться в дом? Я вас провожу!

Он повернулся и зашагал вверх по тропинке. Мэллори последовал за ним, чувствуя себя мухой, которая поддалась на уговоры паука. Он заговорил за спиной Леннона.

- Вам не нравятся ваши братья, не так ли?

Леннон злобно выплюнул: "Нет!" - и оглянулся через плечо.

- Они оба сумасшедшие - Эндрю и Бенсон. Бенсон самый сумасшедший из них двоих. Он избивает меня. Эндрю - врач. Он здесь не живет, но когда приезжает, то тоже обращается со мной довольно плохо. - Он зарычал. - Когда-нибудь я убью их обоих!

Мэллори сочувственно хмыкнул.

- Ваш отец тоже живет здесь, не так ли? Как он?

Леннон захихикал.

- Отец тоже сумасшедший. Он думает, что все хотят его отравить, чтобы заполучить его деньги, - то есть, он так думал раньше. Он больше так не думает.

- Почему?

- Ну, в прошлом месяце отец составил завещание. Пока он жив, мы - Эндрю, Бенсон и я - получаем ежегодный доход. Но если он умрет, все деньги пойдут на благотворительность. Так что Эндрю должен сохранять ему жизнь. Вот почему я пока не могу убить Эндрю.

Теперь они были всего в нескольких ярдах от крыльца дома. Изнутри донесся вопль перепуганной женщины, за которым последовало сердитое ругательство мужчины.

Мэллори остановился.

- Что это было? - спросил он.

Леннон усмехнулся.

- Это девчонка. Она тоже сумасшедшая. Она не позволит им...

Внезапно открывшаяся входная дверь помешала ему договорить. На крыльцо выбежала девушка с рыжими, коротко подстриженными волосами. На ней была только тонкая ночная рубашка, разорванная на плече. Мэллори заметил выражение крайнего ужаса на ее лице, когда она сбежала по ступенькам.

С минуту молодой секретарь стоял неподвижно, наблюдая за происходящим и решая, что делать дальше. Девушка бежала все быстрее и быстрее, ее пухлые коленки и сверкающие белизной ноги мелькали вверх-вниз в прорехе, разорвавшей перед ее ночной рубашки.

За ней гнался здоровенный мужик с перекошенным от злости лицом. Он был без пиджака и держал в руках странного вида шприц с иглой на конце.

Девушка побежала по тропинке к Мэллори и его проводнику, не замечая их. Морри Леннон подставил ей подножку.

Мэллори начал действовать. Он узнал в девушке Мэри Фэллон.

Мэллори с размаху ударил Морри кулаком по голове, и маньяк, шатаясь, пересек лужайку, убираясь с пути девушки. Детектив протянул руку и остановил ее стремительное бегство. Она упала в его объятия.

- Все в порядке, мисс Фэллон, - успокоил он ее. - Я ваш друг.

- Слава Богу! - выдохнула она. - Не дайте им... - И упала в обморок.

Здоровяк уже соскочил со ступенек и мчался к ним. Морри поднимался на ноги в десяти футах от них, изрыгая грязные ругательства. Мэллори поддерживал Мэри Фэллон одной рукой, а другой доставал пистолет. Он направил его на здоровяка и зарычал:

- Стой!

Здоровяк резко остановился. Его лицо побагровело, а близко посаженные глаза уставились на пистолет.

- Кто ты такой, черт возьми? - рявкнул он.

- Это ты будешь отвечать на все вопросы, - мягко сказал Мэллори.

В этот момент окно на верхнем этаже дома распахнулось. Мэллори увидел изможденное лицо с вандейковскими усами и бородкой. Мельком увидел глушитель на конце ствола винтовки, высунувшейся из окна. Он начал поднимать пистолет. Раздалось негромкое зловещее "фу", и пуля попала в мясистую часть его правой руки. Стрелок, очевидно, хотел избежать попадания в девушку, которую Мэллори поддерживал с левой стороны. От удара его отбросило назад. Он выпустил девушку и пошатнулся. Он не мог поднять пистолет.

Бенсон в мгновение ока оказался рядом и замолотил по нему кулаками. Он упал под градом ударов.

Морри подбежал к нему и начал пинать.

- Дай мне его часы, Бенсон, - закричал он. - Мне нужны его часы!

Бенсон нанес ему удар тыльной стороной ладони, от которого тот пошатнулся.

Мэллори почувствовал, как его сознание затуманивается. Онемение в руке усиливалось. Его охватила волна тошноты. Он смутно почувствовал, как его поднимают чьи-то сильные руки. Услышал, как кто-то выбегает из дома, и мельком увидел изможденное бородатое лицо того, кто в него стрелял. Затем услышал, как мужчина, который нес его, сказал: "Забери девчонку, Эндрю. Маленькая дьяволица чуть не сбежала от меня".

Его пронесли через лужайку, вверх по ступенькам, в тускло освещенный коридор. У него закружилась голова. Перед глазами заплясали пятна. Он потерял сознание.

Он открыл глаза в ярко освещенной комнате. Пошевелил рукой. Она была аккуратно и умело забинтована. Но его запястья были скованы наручниками - его собственными наручниками.

Он огляделся, и его глаза широко раскрылись от ужаса. Комната представляла собой кухню приличных размеров. Но она больше не использовалась для этой цели. Ее переоборудовали в операционную.

Морри Леннон скорчился в углу, поигрывая ключом от наручников. Бенсон бесстрастно наблюдал за своим братом Эндрю, который, одетый в хирургический халат, раскладывал шприцы рядом с раковиной.

В центре комнаты стояли два хирургических стола. Мэри Фэллон была привязана к одному из них. Очевидно, она сопротивлялась, потому что на щеке у нее был рубец.

На другом столе лежал худой старик, бледный, как смерть. Он дышал быстро и прерывисто, с большим трудом. Склонив голову набок, он наблюдал за Мэллори глубоко запавшими глазами.

Мэллори рывком принял сидячее положение. Его положили на пол вдоль стены. Остальные повернулись к нему, когда звякнули наручники.

Доктор Эндрю Леннон улыбнулся. Его губы под усами были ярко-красными.

- Вы как раз вовремя, чтобы стать свидетелем переливания крови, - сказал он. - Это даст вам представление о том, что вас ждет.

Морри хихикнул.

- Он очнулся. Дайте мне его часы!

Бенсон с рычанием повернулся к нему, и он съежился.

Мэллори с трудом поднялся на ноги.

- Что все это значит? - спросил он.

Эндрю обмакнул ватный тампон во флакон с надписью "меркурохром" и промокнул им руку девушки.

- Всего лишь переливание крови, друг мой, - тихо ответил он.

Мэллори посмотрел на старика на втором столе.

- Для него?

- Да. Это мой отец. Если вы хоть что-нибудь смыслите в медицине, то по его внешнему виду можете сказать, что он страдает злокачественной анемией. Ему потребуется полдюжины переливаний. Мисс Фэллон третья.

Мэллори был озадачен.

- Вам обязательно было похищать ее для переливания? И вам обязательно было убивать тех двоих мужчин? Разве вы не могли получить донорскую кровь обычным способом?

Эндрю рассмеялся.

- Вы не понимаете, мой друг. Это не обычный случай анемии. Это последняя стадия. Обычно для временного излечения достаточно переливания пятисот или шестисот кубических сантиметров крови. В случае с моим отцом это требует постоянного притока не менее десяти тысяч кубических сантиметров. А это, мой друг, - доктор наклонился вперед, подчеркивая свои слова, - вся кровь, которая есть в человеческом теле!

Мэллори побледнел.

- Вы... вы собираетесь обескровить ее тело!

- Вот именно. И мы воспользуемся вами на следующей неделе. К тому времени вы уже оправитесь от своей травмы.

Морри усмехнулся.

- И все это ради того, чтобы папа был жив, а мы получали доход!

Бенсон прорычал: "Заткнись!"

Глаза старика блеснули. Он попытался заговорить, но был слишком слаб.

Молодой секретарь лодочного клуба в ужасе уставился на девушку. Несмотря на всю свою беспомощность, Мэри Фэллон двигала молочно-белыми ногами и руками в ремнях, которыми была привязана к столу. Мэллори видел, как напрягся каждый мускул ее девичьего тела, потому что после той борьбы, которую она оказала, от ночной рубашки остался только клочок, перекинутый через плечо. Ярко-красный рубец пересекал одну грудь, а уродливые ссадины портили гладкое совершенство бедра, на которое она, должно быть, упала.

Мэллори увидел безнадежное выражение на лице Мэри Фэллон, и что-то щелкнуло у него в голове. Он поднял скованные руки над головой и бросился на Эндрю. Но Бенсон схватил его за талию сокрушительными медвежьими объятиями и удержал. Острая боль пронзила его правую руку, и он безвольно опустил ее, обмякнув в руках Бенсона.

Эндрю холодно сказал:

- Убери его, Бенсон. Прикуй его наручниками к вытяжной трубе в соседней комнате и оставь Морри присматривать за ним, я не хочу, чтобы он поднимал шум, когда я начну работать.

- Он в обмороке, - сказал Бенсон.

Мэллори держал глаза закрытыми и притворялся. Бенсон выволок его из комнаты, держа под мышками. Морри последовал за ним.

В соседней комнате Бенсон взял у Морри ключ и расстегнул наручники. Мэллори рассчитывал на этот момент. Он резко выпрямился, но Бенсон был слишком быстр для него. Его запястья были жестко сжаты лапами здоровяка. Он был беспомощен, ослабев от раны. Его руками обхватили трубу и снова защелкнули наручники.

- Разыгрываешь из себя опоссума, ха! - воскликнул Бенсон.

Мэллори с трудом поднялся на ноги и свирепо посмотрел на него. Он ничего не сказал. Во время короткой борьбы Бенсон уронил ключ. Морри поднял его. Он снова попросил:

- Отдай мне его часы, Бенсон. Они ему больше не понадобится.

- Присмотри за ним, - проворчал Бенсон. - Если будешь хорошо за ним присматривать, я разрешу тебе заняться этим позже.

- Хорошо, - воскликнул Морри. Он похлопал брата по рукаву. Бенсон нетерпеливо стряхнул его руку и вышел.

Когда они остались одни, Морри достал из кармана брюк полую иглу.

- Я стащил ее у одного из шприцев, которые Эндрю использует для взятия крови, - признался он и посмотрел на Мэллори безумными глазами. Затем он по-детски радостно рассмеялся и подошел ближе, направив иглу в лицо Мэллори. - Давай поиграем. Я попробую уколоть тебя в глаз, и посмотрим, сможешь ли ты увернуться. Мне нравится колоть людей!

- Послушай, Морри, - в отчаянии воскликнул Мэллори. - Бенсон не отдаст тебе мои часы. Он собирается оставить их себе!

Морри остановился, чтобы обдумать это, держа иглу в воздухе. Через мгновение он сказал:

- Грязный подонок. Это так похоже на него. Держу пари, ты прав!

- Вот что я тебе скажу, - быстро продолжил Мэллори. - Давай одурачим его. Возьми часы.

Глаза Морри безумно заблестели.

- Отлично! - Он бросил иглу и протянул руку. - Давай!

- Я не могу их снять. Я в наручниках.

Морри захихикал и помахал ключом у него перед носом.

- Ты хочешь меня обмануть. Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил. Но я этого не сделаю!

Мэллори протянул руку.

- Вот, сними их сам.

- Это будет правильно.

Пальцы Морри метнулись к пряжке ремешка. Он нетерпеливо склонился над ней.

Мэллори, собрав оставшиеся силы, нанес сокрушительный удар кулаком в подбородок маньяку. Он услышал, как клацнули зубы Морри, когда его голова откинулась назад. Морри упал бы навзничь, но детектив схватил его за рубашку и держал до тех пор, пока ключ не выпал из ослабевших пальцев. Затем он отпустил Морри, и тот безвольно растянулся на полу.

Мэллори провел руками по трубе и опустился на колени, чтобы поднять ключ. Через мгновение он был свободен. Не обращая внимания на лежащего без сознания Морри, он схватил стальные наручники, как единственное доступное оружие, и, пошатываясь, вышел из комнаты; его беспокоила рука. От напряжения у него началось кровотечение.

В коридоре он увидел свет, проникавший через открытую кухонную дверь. Осторожно приблизившись, он услышал голос Эндрю Леннона, обращавшегося к девушке. Он говорил тихо, злорадно, не как врач, а как какое-то ненормальное существо, наслаждающееся агонией жертвы.

- Сейчас, мисс Фэллон, вы увидите, как мы делаем надрез на артерии. Скоро ваша кровь побежит в эти шприцы, чтобы попасть в вены моего отца. Это будет практически безболезненно. После первых нескольких инъекций вы почувствуете легкую слабость, затем онемение. Прежде чем мы закончим, ваше сердце перестанет биться... Вы можете почувствовать, как умираете.

Секретарь лодочного клуба на мгновение застыл в напряжении, его мышцы напряглись, готовясь к действию, пока он наблюдал за происходящим перед ним; наблюдал за агонией девушки. Мэллори несколько раз видел Мэри на клубных танцах. Так или иначе, ему не удалось встретиться с ней; он знал, что ее богатство делает ее недосягаемой для него. Но она, сама того не ведая, сразу покорила его сердце.

Девушка, казалось, полностью смирилась. Ее ноги и руки теперь лежали ровно и неподвижно. Только мягкие холмики грудей и округлые контуры маленького живота тяжело вздымались от напряжения.

Мэллори побагровел. Он забыл обо всем, кроме этого ненавистного голоса зла; забыл и о том, что Бенсон тоже находится в комнате. Он влетел в кухню, высоко подняв наручники левой рукой.

Бенсон говорил: "Мы перережем тебе вены, как остальным, и бросим тебя в Саунд, чтобы это выглядело как самоубийство..." Он испуганно посмотрел на дверь, когда Мэллори направилась к нему. Секретарь опустил стальные наручники ему на лоб, прежде чем тот успел поднять руку, чтобы защититься. Мэллори испытал странное удовлетворение, почувствовав, как череп Бенсона прогнулся под ударом.

Молодой человек, казалось, наполнился новой энергией. Он резко повернулся к Эндрю, который сидел по другую сторону стола старика от него. Стол сдвинулся с места на колесиках.

Эндрю оправился от своего первого оцепенения. Он держал шприц с заостренной полой иглой на конце. Держа его в руке, он начал обходить стол, приоткрывая красные губы, обнажая зубы.

Мэллори оперся обеими руками о стол старика и сильно толкнул его. Стол врезался в Эндрю. Удар пришелся в живот, и он согнулся пополам. Мэллори наклонился вперед и опустил наручники на голову доктора. Раздался неприятный хруст, и Эндрю рухнул на старика, пытавшегося приподняться на локтях.

В глаза старика было страшно смотреть. Его дыхание стало прерывистым. Он схватился рукой за горло и захрипел, затем снова опустился на стол. Волнение оказалось слишком сильным для его сердца.

Мэллори на мгновение замер, его грудь тяжело вздымалась. Он увидел, что Мэри Фэллон смотрит на него глазами, в которых отражался весь ужас выпавшего на ее долю испытания.

Он бросил окровавленные наручники. Машинально подошел и начал расстегивать ремни, удерживавшие ее беспомощной.

Она крепко зажмурилась и снова открыла глаза.

- Отвезите меня домой, - простонала она тихим голосом.

- Ладно, я отвезу вас домой, - мрачно сказал Мэллори, - но вы не поблагодарите меня за это. Потому что вас ждет настоящая порка!

Теперь, когда она была в безопасности, в глазах Мэри Фэллон появился намек на улыбку, и она сказала: "Нет, нет, если вы останетесь со мной на некоторое время, когда мы вернемся домой. Вы мне понравились, когда я впервые увидела вас на танцах в клубе".

Мэллори закончил отстегивать девушку и укрыл ее занавеской, сорванной с окна, когда ответил: "Я не думал, что у простого секретаря будет шанс завоевать вашу дружбу. Но я, конечно, тоже обратил на вас внимание".

Мэри Фэллон дерзко улыбнулась Мэллори и прошептала: "Да, я это заметила. Но, конечно, вы не ожидали, что я сделаю то, что собираюсь сделать сейчас - после всего, что произошло". Она жестом указала на ужасную сцену, разыгравшуюся всего несколько минут назад. "В конце концов, девушка хочет быть уверенной в мужчине, прежде чем он устроит ей порку".

Мэри Фэллон подошла к Мэллори вплотную, подняла руки и, приподняв подбородок, прижалась губами к его губам. Занавеска упала с ее плеч и с тихим шелестом скользнула на пол. Но она только улыбнулась и обняла секретаря за шею. Через секунду Мэллори уже прижимал к себе ее нежное, нетерпеливое тело, целовал полные, полные желания юные губы.

Прошло целых полминуты, прежде чем их губы разомкнулись, и Мэллори сказал:

- Нет, я думаю, сейчас вы не получите никакой порки. Идемте.

ПОМОЩНИК ЗВЕРЯ

Леон Дюпон

Протяжный, дрожащий вой лесных волков разносился по огромному лесу, когда Лэн Оукли, слегка пошатываясь, спешил по узкой тропинке. С глиняным кувшином в левой руке и винчестером на сгибе правой он собирался этой ночью без промедления завладеть Мэри Тиммонс, есть в лесу волки или нет.

Протяжные, примитивные звуки несли в себе зловещее послание, от которого спина мужчины напряглась под грубой фланелевой рубашкой. Эти проклятые звери - они окружали его все теснее и теснее с тех пор, как Рууд, этот дурак-сводный брат, ушел. В последнее время они преследовали его на протяжении тех пяти миль, которые он каждое утро проходил пешком до фабрики, где работал. И боеприпасы обходились ему в целое состояние.

- Будь ты проклят, Рууд, - пробормотал он, - это дело твоих рук. Они снова подают друг другу знаки. Идут за мной. И это ты их посылаешь, будь проклята твоя дьявольская душа!

Все ближе и ближе раздавался заунывный вой; и он понял, что серые, свирепые существа пробираются сквозь деревья, тщательно скрываясь. Но он продолжал идти спешным шагом по залитой лунным светом тропинке, которая вела к бревенчатому дому, где жила Мэри Тиммонс. Выругавшись, он поднес кувшин к заросшему щетиной лицу и сделал большой глоток обжигающей жидкости.

От выпивки у Лэна Оукли закружилась голова, как и от его шагов, в какой-то степени. И все же широкий шаг лесоруба не замедлился. Время от времени перед его мысленным взором возникало лицо Рууда, прячущееся в тени то здесь, то там - с тем же спокойно-мстительным выражением, какое было на нем, когда он видел его в последний раз.

- Ты думаешь, что можешь помешать мне заполучить Мэри, - хрипло пробормотал Лэн, - но ты не можешь остановить меня, Рууд Оукли, как не мог этого сделать год назад!

Рууд Оукли... Легенда гласит, что с раннего детства его жизнь была странной. У его отца и мачехи, обремененных множеством детей, было мало времени для кого-либо из них. Когда Рууду было шесть лет, он часто уходил из дома и проводил долгие часы в одиночестве среди высоких деревьев в лесу. В тот день, когда он принес домой маленького волчонка с толстым животиком, которого он освободил из капкана, начались странности.

Как только рана на левой передней лапе животного зажила, никакие мольбы матери Рууда и побои отца не смогли удержать его и волчонка от дальних скитаний от рассвета до заката. Примерно в то время, когда старик Оукли поклялся, что всадит пулю в хромающего зверька, тот исчез. Но Рууд продолжал уходить в лес и иногда не возвращался до наступления ночи.

Старик Оукли отправился на поиски шестилетнего Рууда, после того как мальчик отсутствовал почти два дня. Благодаря удаче и, возможно, отчасти благодаря непревзойденному мастерству опытного охотника, он стал свидетелем удивительного зрелища.

На поросшем мхом склоне, на который упал ствол большого дерева, был вход в волчье логово. Перед темной ямой, вырытой под стволом дерева, лежала волчица. Рууд кормился вместе с несколькими волчатами.

Старший Оукли спрятался за кустами, прицелился из ружья и, затаив дыхание, наблюдал, надеясь, что ветер не изменится и не донесет его запах до ноздрей волчицы. Он не осмелился выстрелить, потому что мальчик частично заслонял собой большую серую фигуру. И потом, волчица превращалась в разъяренную фурию, если ее детенышам угрожала опасность.

На самом деле, пока он смотрел, она тихонько зарычала на юного Рууда. Приподнялась и подозрительно обнюхала мальчика, но, очевидно, удовлетворившись волчьим запахом, пропитавшим его рваную одежду, снова легла.

Вскоре человек в кустах вздохнул с облегчением, когда волчица, стряхнув с себя детенышей, исчезла в норе. За ней один за другим последовали ее волчата; последним был прихрамывающий питомец Рууда. Мальчик направился через лес. Вскоре отец поймал его и забрал домой.

Когда Рууд повзрослел, его иногда видели вдалеке, когда он мчался по лесу в окружении своих свирепых спутников - волков. И многие охотники, охотившиеся за правительственной наградой, которую могли принести волчьи уши, верили, что Рууд предупреждал серых зверей об опасности.

Сводные братья, Лэн и Рууд, часто ссорились из-за Мэри Тиммонс, которая любила Рууда. Неделю назад он исчез. Считалось, что он оставил людей, даже Мэри, ради жизни в дикой местности, хотя многие говорили, что он научил ее разбираться в его серых друзьях так же хорошо, как и он сам.

- Будь проклята его душа! - выругался Лэн Оукли, шагая по узкой извилистой тропе. - Я говорю, что дьявол - его хозяин. Он больше заботился о зверях, чем о людях. Говорил, что они честнее. И Мэри он тоже брал с собой гулять, и она стала такой же, как он сам.

Все ближе и ближе подступали серые лесные звери к тропинке, ведущей к бревенчатому дому Тиммонсов. Лэн Оукли, который теперь почти бежал, слышал их приближение. Хрустнула ветка, послышался короткий лай, прерывистое дыхание, а в отдалении - зловещие короткие завывания.

Он сделал еще один большой глоток из кувшина. Его глаза покраснели и налились кровью, когда он пробормотал:

- Будь ты проклят, Рууд! Раз уж ты не можешь выйти и драться, как подобает человеку из плоти и крови, тебе приходится прибегать к своим дьявольским уловкам и натравливать на меня этих тварей, а? Что ж, я заберу девушку себе, будут мешать мне волки или нет. Ты...

И тут он увидел огромного волка с серебристо-белыми отметинами на груди, самого крупного из всех - вожака, который всю прошлую неделю настраивал стаю против него. Взгромоздившись высоко на скалистый валун, торчавший из корней высокой ели над тропинкой, он присел, пристально глядя на него.

Кувшин упал, а тяжелое ружье поднялось. Оно выстрелило четыре раза, прежде чем вожак стаи отпрыгнул в тень, явно презирая смертоносную винтовку. Лэн Оукли невольно вздрогнул, и жуткие, фантастические мысли пронеслись в его мозгу; затем, в ярости выкрикивая богохульства, он схватил кувшин, осушил его до дна и швырнул в тени, в которых, как он видел, исчез вожак. Продолжая ругаться, он ускорил шаг. У него оставалось не так уж много патронов.

Лэн Оукли запыхался после того, как обогнул пахнущее сыростью болото в Совиной лощине и, пройдя еще около ста ярдов, добрался до бревенчатого дома Тиммонсов. Он постучал в дверь прикладом своего ружья. Седая старуха с растрепанными волосами открыла покрытую корой дверь.

- Рада, что ты пришел, Лэн Оукли, - поприветствовала она, - заходи и присаживайся. Здесь очень одиноко, из-за волков и странного поведения Мэри с тех пор, как Рууд ушел от нас.

Оукли хмыкнул и спросил: "Странного, что ты имеешь в виду?" Он подошел к молодой девушке, сидевшей в кресле-качалке у камина. Он посмотрел на нее горящими глазами. Она была с голыми ногами, в клетчатом платье в полоску. В одних местах оно обвисло, в других туго натянулось, демонстрируя упругие округлости ее тела. Молча, она раскачивалась взад-вперед, неотрывно глядя в окно.

Несколько мгновений Лэн Оукли угрюмо смотрел на девушку. Его взгляд медленно скользил от пухлых икр без чулок к маленьким грушевидным грудям, наполовину приоткрытым из-под небрежно расстегнутого верха клетчатого платья. Он шагнул к ней, протягивая руку, чтобы рывком поднять ее со стула, сжать в объятиях, подчинить своей воле прямо здесь и сейчас. Но старуха снова начала болтать, и он сдержался.

- Это странно, и ты не представляешь, с чем мне приходилось мириться, - сказала старуха, повышая голос. - Эта девчонка никогда ничего не делала, чтобы заработать себе на пропитание, из-за того, что бегала с твоим проклятым сводным братом. Связалась с волками - как ни один порядочный человек - как ведьма. Вот именно - как ведьма!

- Что с тобой такое, Мэри? - спросил Оукли.

Девушка ничего не ответила. Она монотонно раскачивалась взад-вперед, глядя в окно.

- Я должна следить за ней каждую минуту с тех пор, как Рууд сбежал, - захныкала старуха. - Она дважды пыталась покончить с собой кухонным ножом. За последние три дня она ничего не ела. И эти волки! Они появляются так часто, что ни одна душа не может чувствовать себя в безопасности. Я скоро вернусь из деревни и привезу ловушки для этих тварей.

Оукли поставил свое ружье в угол и сказал старухе:

- Энни Тиммонс, принеси мне чего-нибудь выпить, чего-нибудь покрепче. Я больше не собираюсь ждать. Я отвезу Мэри в деревню, и судья Уилкинс обвенчает нас. Он может устроить это сегодня вечером.

- Я буду рада, очень рада, Лэн, если ты заберешь ее у меня из рук. Посмотри, как она там раскачивается. Она только и делает, что раскачивается дни и ночи напролет. Странная она девушка. И волки воют и бродят вокруг, так что никто не может быть в безопасности. А этот Рууд - плохой парень. Он будет вне себя, когда увидит, что вы двое женаты.

Лэн Оукли сделал большой глоток из кувшина, который передала ему старая Энни. Он вытер рот тыльной стороной скрюченной ладони и обернулся на звук голоса Мэри. Он был мягким, низким и монотонным.

- Рууд, я никогда не увижу тебя. Я знаю, я знаю. Он никогда сюда не вернется.

Глаза Оукли сузились.

- Не вернется? - спросил он. - Может быть, он вернется после того, как покончит с этими волками. Но если он это сделает, он не будет иметь к нам никакого отношения.

Все трое на мгновение замолчали и услышали отдаленный вой волков, который становился все ближе и ближе.

- Жаль, что я не поторопилась с этими ловушками, - проворчала Энни.

Девушка медленно повернулась на стуле, ее темные глаза потускнели и смотрели пристально.

- Ловушки? Кто-то что-то говорил о ловушках?

Энни Тиммонс со страхом посмотрела на дочь и приложилась к горлышку кувшина.

- Конечно, я сказала ловушки, - взвизгнула она. - Как ты думаешь, что я сказала? - Разозлившись, она повысила голос. - Ловушки! Ловушки, чтобы убивать этих проклятых тварей!

Мэри вскочила с кресла-качалки, ее апатия прошла.

- Сиди спокойно, Мэри! - взревел Оукли, бросаясь к девушке. Но она вывернулась из его рук и с криком выбежала из дома:

- Нет, нет! Никаких ловушек! Я их предупрежу. Обязательно! Я его предупрежу!

Внезапно неподалеку раздалось глухое рычание, за которым последовал вой, Оукли был уже на полпути к двери, преследуя убегающую девушку, когда заметил, как Энни просовывает свое ружье в окно. Он развернулся и оттолкнул ствол в сторону, когда она выстрелила.

- Большой волк, который всегда приводит за собой других! - визжала старуха. - Пристрели его, пристрели его, и тогда другие будут держаться подальше!

Еще одним ударом кулака Лен сбил ее с ног, лишив сознания. Схватив ружье, он выбежал из комнаты.

Впереди него неслась девушка, ее пухлые икры мелькали вверх-вниз. На бегу Оукли увидел, как по левой стороне ее платья медленно расползается багровое пятно. Он приблизился и увидел, что пуля Энни попала ей в левое плечо.

Эта старая дура Энни Тиммонс. Когда он отбил в сторону ружье, из которого она целилась в волка, пуля попала в девушку. Но кровь, хлеставшая из ее плеча, не могла означать, что рана серьезная. Потому что она ловко неслась по земле, ни на секунду не запинаясь. Чертов несчастный случай, как бы он не испортил ему брачную ночь.

Девушка мчалась все дальше и дальше, прямо в трясину.

- Стой, дура! - закричал он. - Стой! Прочь от этой трясины!

Мэри резко остановилась и повернулась к нему лицом. Он перешел на шаг, осторожно продвигаясь вперед. Ноги девушки были на краю трясины.

- А теперь, Мэри, будь хорошей девочкой. Уходи оттуда. Не накручивай себя так сильно. Это твой Лэн - он уведет тебя отсюда и возьмет замуж. Будь хорошей девочкой, Мэри.

Она сделала несколько шагов вперед, прочь от края, и застыла неподвижно. На ее губах медленно появилась улыбка. Оукли с готовностью преодолел оставшееся расстояние между ними. Она подняла руки. Он притянул ее к себе.

- Теперь ты ведешь себя правильно, - сказал он, когда ее руки обвились вокруг его шеи.

Какое-то мгновение они оба, крепко обнявшись, не двигались. Затем руки Мэри резко опустились. Она резко дернула ружье, которое Оукли держал в одной руке за спиной. Раздался глухой шлепок, когда та упала в трясину и скрылась из виду.

- Ах ты, чертова кошка! - взревел он, бросаясь на нее.

Но когда мужчина приблизился к ней, Мэри отступила дальше. Он испугался, что провалится, поэтому отступил.

Прежде чем он смог заговорить снова, девушка с кровоточащей раной на левом плече произнесла одно слово: "Убийца!" Затем, после паузы: "Ты убил его. Ты убил Рууда и бросил его в трясину".

- Что? Ты... ты не можешь говорить, что я убил его. Он просто где-то в лесу. Ты...

Холодный, зловещий голос девушки оборвал его.

- Ты убил его, - почти прошептала она. - Тебе интересно, как я узнала, не так ли? - Затем, более медленно: - Ну, я знаю. - Она повернула голову и со странной сосредоточенностью уставилась на лес.

Словно ее движение послужило сигналом, в ночи раздался странный звук, похожий на волчий вой. Оукли слегка вздрогнул и напряг мускулы, собираясь броситься к девушке. Но внезапная перемена в ее лице остановила его.

Черты ее лица были искажены маской пылающей ненависти, губы приоткрыты, зубы обнажены по-волчьи.

- Убийца! - дико повторила она.

Внезапно девушка повернулась лицом к трясине. Ее лицо снова стало спокойным, на губах заиграла улыбка, и она быстро двинулась вперед, как будто она шла в глубоком сне.

Оукли бросился за ней, протягивая руку, чтобы схватить ее, но начал проваливаться. На его лице отразился ужас, и он отпрянул в безопасное место. В следующую секунду девушка была уже вне досягаемости.

Едва слышно она пробормотала: "Рууд... Рууд..."

Трясясь от злости, Оукли погрозил ей кулаком и проскрежетал: "Давай, дура! Ты найдешь Рууда там, внизу. Пусть он отправит тебя в ад! Черт бы побрал вас обоих! Конечно, я его прикончил, но никто не видел, как я это сделал. Никто не знает, кроме тебя, и теперь ты тоже уходишь!"

Девушка по плечи погрузилась в трясину, ее губы все еще улыбались, когда Оукли отвернулся и украдкой огляделся по сторонам. То, что он увидел, заставило его отшатнуться от внезапного испуга. Его глаза расширились, челюсть отвисла.

Перед ним и по бокам, на расстоянии всего каких-нибудь двух ярдов, его окружала серая молчаливая стая, а за его спиной была трясина, безмолвная, если не считать хлюпающего звука погружающегося тела девушки. Притихшие, наблюдающие, эти огромные лесные звери сидели на задних лапах, их глаза блестели зеленым в лунном свете. Они скалились, обнажая злобные, сверкающие клыки. Шерсть на их широких загривках стояла дыбом.

Почти в центре полукруга в форме подковы, который они образовали, находился огромный зверь с серебристо-белыми отметинами на груди. Зубы у вожака были огромные, он негромко, гортанно зарычал, и стая приблизилась к Лэну Оукли. Тот закричал и заревел, зовя Энни Тиммонс, но ответа не последовало.

Схватка человека на краю трясины была отчаянной и короткой. Он яростно сражался, размахивая тяжелым ботинком и охотничьим ножом. Но прыжки стаи отбрасывали его назад, вонзая клыки, ни разу не позволив разорвать свой строй. Край трясины подался у него под ногами, и он провалился в засасывающую тину. Он попытался вскарабкаться на берег, выбраться из трясины. Он закричал, когда плоть на его руках была разорвана, а кости пальцев раздавлены щелкающими челюстями.

Продолжая отчаянно звать на помощь, Оукли попытался выбраться из болота, в то место, где над поверхностью виднелись пучки водорослей, надеясь, что там он сможет найти твердую почву под ногами. Но он погружался все быстрее и быстрее. Он увидел, как волчья стая неторопливо скрылась в окружающем лесу.

Все громче и громче были его вопли, пронзавшие ночь, призывавшие на помощь старуху, которую он сбил с ног. Теперь он располагался лицом к противоположному берегу. Там, всего в нескольких ярдах от него, сидел огромный вожак стаи, пристально глядя на него со странным спокойствием.

Когда болотная жижа начала обволакивать заросшее щетиной лицо Лэн Оукли, на краю противоположного берега появилась фигура другого волка. Его серая фигура, казалось, поднималась из серой грязи рядом с твердой почвой, так близко и в то же время так далеко. Словно рождаясь из трясины, которую не могло одолеть ни одно живое существо, появился этот волк.

Истерические вопли Лэна Оукли переросли в жуткий визг. Его угасающие чувства смутно подсказали ему, что это была волчица. Словно сквозь пелену тумана, он увидел, как она подошла к вожаку и уткнулась в него носом. И он увидел, как вожак склонил свою величественную голову и слизнул кровь из раны на левом плече волчицы.

Как раз перед тем, как трясина заволокла глаза Лэн Оукли и закрыла ему обзор, он увидел, как пара развернулась, посмотрела на него через плечо и вприпрыжку направилась в лес.

МОГИЛЬНЫЙ УЖАС

Джон Грегори

Я сидел в ложе с Энн Сеймур и смотрел новое представление "Императора Джонса", когда до меня дошло, что этот человек, Борчард, находится в зале.

Это была приятная работа, и я начал ценить ее после трех дней работы телохранителем мисс Сеймур. Когда ее отец нанимал меня, он сказал: "Мистер Мэнтон, расходы не имеют значения. Вы понимаете, что Энн - наша единственная дочь. Что бы ни угрожало ей, вашей обязанностью будет защитить ее от этого, выяснить природу опасности. Сами мы не смогли получить от нее никакой информации. Все, что мы знаем, она смертельно чего-то боится, это вызывает у нее меланхолию, превращает ее в тень самой себя".

Да, в каком-то смысле это была приятная работа. Поверьте мне, если не обращать внимания на напряженное, бледное лицо Энн Сеймур, его было бы достаточно, чтобы заставить пульс любого парня участиться. Она была из тех стройных блондинок, которые в определенных местах кажутся не слишком стройными. И у нее были необычно темно-синие глаза, которые, казалось, могли многое пообещать. Но когда я взялся за работу телохранителя-детектива, в ее глазах слишком часто появлялось странное, пугающее выражение.

Итак, последние три дня я ходил на вечеринки и шоу, катался на такси, короче говоря, жил в достатке, оплачивая все расходы и получая сотню баксов в день.

Все это было к лучшему, за исключением того, что было немного однообразно. Не так уж плохо носиться по всему городу с красивой девушкой, если бы она только расслабилась и немного поговорила. Но за все три дня Энн Сеймур сказала мне не больше пятнадцати слов. В ее глазах всегда было какое-то странное, затравленное, испуганное выражение. Всякий раз, когда я брал ее за руку, чтобы усадить за столик в ресторане или провести по проходу в театре, она казалась мне холодной и липкой на ощупь. Наверное, это начинало действовать мне на нервы.

И в довершение всего мы должны были увидеть это дурацкое шоу, действие которого происходит в африканских джунглях или еще где-нибудь, где парень убегает через лес, преследуемый туземцами, которые хотят воткнуть в него булавки и иголки или еще что-нибудь и вообще сделать его несчастным. И все это время слышится странный, настойчивый бой тамтамов, как будто вода капает тебе на лоб, кап, кап, кап.

Энн Сеймур сидела рядом со мной прямо и неподвижно, ее гордый, красивый профиль казался высеченным из мрамора.

И тут у меня возникло странное ощущение, что в зале кто-то есть и смотрит на нас. Я быстро огляделся, и, словно притянутые магнитом, мои глаза встретились с глазами человека, сидевшего в четвертом ряду партера. Он был худощав, а его лицо напоминало пергамент. Если бы не глаза, можно было подумать, что он мумия в вечернем платье. Эти глаза были глубокими, черными и недобрыми. Так или иначе, у меня мелькнула мысль, что этот парень, возможно, сам дьявол, раз такой нарядный. Он не смотрел на меня; все это время он с любопытством и оценивающим видом разглядывал Энн Сеймур.

Я отвел от него взгляд, как будто не обратил на него особого внимания, посмотрел на сцену и, подтолкнув Энн Сеймур локтем, прошептал ей уголком рта: "Не поворачивайтесь сейчас. Но посмотрите, знаете ли вы того мужчину в четвертом ряду".

- Я уже видела его, - хрипло ответила она. Она тоже не повернулась, сидела по-прежнему прямо и шептала, почти не шевеля губами. - Я говорила папе, что нет смысла нанимать мне телохранителя. Меня все равно убьют. Я не могу убежать от этого человека.

- Послушайте, мисс Сеймур, - серьезно сказал я, - меня зовут Дон Мэнтон. Я не ребенок и в этой игре не новичок. Вы расскажете мне, в чем дело, и я починю фургон этого парня. Что он на вас имеет?"

Внезапно по ее телу пробежала дрожь.

- Полагаю, я должна рассказать вам об этом все, это нечестно по отношению к вам, не сделать этого. Вы обещаете, что не расскажете папе или маме?

- Хорошо, - сказал я. Я бы пообещал ей все, что угодно, если бы это помогло вытянуть из нее правду.

Она напряженно продолжила.

- Его зовут Борчард. За последнюю неделю или две он побывал в тех же местах, что и я: в театрах, ночных клубах, на вечеринках. Никто не знает, чем он занимается, но он очень богат. И он всегда так на меня смотрит. Кажется, у меня кровь стынет в венах, когда он смотрит на меня.

- И это все? - спросил я.

- Нет. Еще кое-что. В понедельник вечером, то есть четыре дня назад, я проснулась после крепкого сна. Наверное, было три или четыре часа утра. Я почувствовала внезапную боль в моей руке, как булавочный укол, открыла глаза, и увидела его лицо, склонившееся надо мной. И - да - это была самая ужасная вещь в мире. Оно, казалось, источало зло. Я начала кричать, но мои мышцы были словно заморожены. А потом я внезапно почувствовала слабость и потеряла сознание. Утром я проснулась слабой и ошеломленной. Я могла бы подумать, что все это сон, если бы не маленькое красное пятнышко на моей левой руке. Должно быть, он что-то сделал со мной - какой-то укол.

От того, как Энн произнесла последние слова, у меня мурашки побежали по коже. У меня кровь закипела при мысли о том, как этот парень, Борчард, похожий на мертвеца, обошелся с прелестной малышкой Энн, хотя она была уже достаточно взрослой.

- Почему вы держали все это в секрете? - спросил я ее, слегка повысив голос, чтобы быть услышанным сквозь испуганные вопли человека на сцене, которого преследовали призраки его прошлых преступлений.

- Я не знаю, - ответила мисс Сеймур. - Наверное, я боялась, что надо мной будут смеяться. С той ночи у меня были самые разные странные чувства. Наверное, раз десять у меня возникало внезапное желание бросить все и убежать в ночь. Казалось, что этот Борчард зовет меня, зовет меня, всегда звал меня. - Ее лицо было бледным, осунувшимся, напряженным. - Он... он зовет меня... сейчас. - Ее маленькая ручка была сжата на коленях, как будто она сопротивлялась какому-то сильному, притягательному порыву.

В этот момент на сцене опустился занавес. Наступил антракт, я посмотрел в партер. Мужчина, Борчард, уже не смотрел на нее. Он поднимался со своего места.

Я повернулся к Энн Сеймур. Она, казалось, почувствовала себя более непринужденно и выдавила слабую улыбку.

- Мне уже лучше.

Я встал и извинился.

- Я пойду посмотрю, что с этим можно сделать. Оставайтесь здесь, мисс Сеймур, и никуда не уходите. Подождите, пока я вернусь.

Она кротко кивнула. Почему-то мне показалось, что она почувствовала себя лучше после того, как излила мне душу.

- Будьте осторожны, мистер Мэнтон, - сказала она.

- Не беспокойтесь обо мне, - усмехнулся я. - Я уже давно сам о себе забочусь. Просто успокойтесь и предоставьте все мне.

Энн мягко положила руку на внутреннюю сторону моего предплечья и снова одарила меня той слабой улыбкой, которая, казалось, давалась ей с трудом. Часто, когда она случайно дотрагивалась до меня или слегка улыбалась, я начинал жалеть, что я просто телохранитель, у которого не было особых шансов с девушкой, которая занимала столь высокое положение.

Сейчас я не могу удержаться от смеха, когда думаю о своей самоуверенности. Предоставьте все мне! Я думал, что я крутой, но я бы так не думал, если бы знал, что за птица этот Борчард.

Спустившись в вестибюль, я огляделся. Его там не было. Я направился в курительную комнату, думая, что, может быть, он спустился туда, как вдруг кто-то похлопал меня по плечу, и холодный голос с ноткой неприятного смешка спросил: "Вы искали меня, сэр?"

Я резко обернулся и посмотрел в длинное, изможденное лицо человека по имени Борчард. Он был очень высоким, такого же роста, как я, и это о многом говорит, потому что во мне самом пять футов одиннадцать дюймов. И он, безусловно, был из тех, от кого мурашки бегут по коже. Глядя на него, невольно становилось немного страшно. Казалось, кожа у него на голове натянута, словно ее когда-то сняли, высушили, а потом снова надели. Оно было бледного, тошнотворного цвета - как цвет смерти. Но в этом человеке чувствовалась уравновешенность, сила. Это было видно по его глазам, по всей его осанке.

Его лицо исказила злобная улыбка, которая мне совсем не понравилась. У меня вдруг возникло ощущение, что этот парень жил на свете долгие-долгие века; что он будет жить вечно, пока в мире будет царить зло.

- Я, конечно, знал, что вы будете меня искать, - сказал он. - Я хотел встретиться с вами. У меня есть к вам предложение.

Я сглотнул и напустил на себя смелый вид.

- Продолжайте, мистер, но говорите быстро, мне нужно многое вам сказать.

- Не нужно торопиться. Не нужно торопиться, мой друг. У нас впереди еще много веков. - Борчард положил руку мне на плечо, и я вздрогнул от удивления. Потому что его хватка была стальной. - Но я забываю, - продолжал он, - что для вас время летит незаметно. Я не задержу вас надолго. Короче говоря, мое предложение таково: вы получаете сто долларов в день плюс расходы на охрану мисс Сеймур. Вы частный детектив и заинтересованы в зарабатывании денег. Допустим, вы наняты на десять дней. Это будет стоить тысячу долларов плюс расходы. Хорошо, я выдам вам наличными сумму в пять тысяч долларов. Вы сообщите отцу мисс Сеймур, что больше не можете выполнять эту работу.

Я начал смеяться, но быстро перестал, когда увидел, как его глаза впились в меня. Он говорил с уверенностью человека, чье слово - закон. Он продолжал в том же духе.

- Когда вы вернетесь в свой отель, то найдете деньги в конверте в верхнем ящике своего комода. Возьмите их и живите спокойно, мой друг. Иначе вы узнаете, что такое ужас!

Что ж, я не святой, и пять тысяч - это пять тысяч, особенно если отказаться - значит столкнуться с таким парнем, как этот Борчард. Но я довольно упрямый тип, и, несмотря на то, что говорят обо мне люди, у меня есть свои принципы. Кроме того, я вспомнил красивый изгиб шеи Энн Сеймур.

И я ответил:

- Нет. Ваше предложение отклонено. А теперь послушайте, что я хочу сказать.

Борчард все это время держал меня за руку. Теперь он отпустил ее и поклонился, иронически улыбаясь.

- Я знаю, что вы хотите сказать, мистер Мэнтон. Вы хотите сказать мне, что вы очень честный, способный и квалифицированный частный детектив; что, если я не оставлю мисс Сеймур в покое, вы сломаете мне шею или нанесете другие серьезные физические увечья. Я все это знаю и желаю вам спокойной ночи.

С этими словами он снова поклонился и, повернувшись, вышел в фойе театра.

В течение минуты вы могли бы сбить меня с ног. Он вырвал у меня слова из уст, лишил меня дара речи. Что мне оставалось делать - ударить его в челюсть прямо там, в переполненном театре? Это бы ничем не помогло. Я бы только навлек на себя неприятности и предоставил ему возможность заняться девушкой. Я начал прикидывать, как в ближайшем будущем смогу зарабатывать свои сто баксов в день.

Прозвенел звонок, возвещающий об окончании антракта, и я направился к ложе. Посмотрел в том направлении и замер, почувствовав холодок внизу живота.

Энн Сеймур в ложе не было. Ее должно было быть видно отсюда, но ее не было. Ложа было пустой.

Наверное, инстинкт заставил меня выскочить через двери в вестибюль. И там я увидел это.

Если бы я не видел этого собственными глазами, то ни за что бы не поверил. У обочины стоял шикарный лимузин темно-бордового цвета, за рулем которого сидел огромный негр в униформе, под цвет машины.

Этот человек, Борчард, как раз садился в машину, когда я заметил его. Другой негр, который держал дверцу открытой, захлопнул ее и сел на переднее сиденье рядом с водителем. Лимузин тронулся с места.

Но что заставило меня броситься за ним сломя голову, бесцеремонно оттолкнув с дороги пару ошарашенных посетителей театра, так это то, что я мельком увидел белое, гордо вздернутое лицо Энн Сеймур, спокойно сидевшей в машине, как будто ей там было самое место!

Затем Энн Сеймур подняла лицо к проклятой желтой сковороде лица Борчарда. Одной рукой он погладил белую гладкость ее шеи, а другой притянул ее ближе к себе. И Энн совершенно не сопротивлялась!

Машина уже тронулась с места, когда я выбежал на обочину. Я подбежал и поравнялся с ней. Окна были закрыты. Я взялся за ручку дверцы, повернул ее, но она не открылась. Она была заперта.

Я закричал: "Мисс Сеймур! Мисс Сеймур!" Но она, казалось, даже не услышала меня.

Борчард сидел у окна, и я начал колотить по нему кулаком. Стекло было небьющимся. Борчард даже не повернулся, чтобы посмотреть на меня. Он просто наклонился и прошептал несколько слов Энн Сеймур. Наконец она повернула голову, безразлично посмотрела на меня, как будто никогда раньше не видела, а затем снова отвела взгляд и уставилась прямо перед собой.

Внезапно машина набрала скорость, и ручка вырвалась у меня из рук. Я стоял, тяжело дыша, и, должно быть, выглядел как последний придурок.

Я начал громко ругаться, но потом понял, что это ни к чему хорошему не приведет.

На другой стороне улицы стояло такси, водитель сидел там и смотрел на меня так, словно я разыгрывал какой-то дурацкий рекламный трюк.

Я перебежал через дорогу, заскочил в кабину и крикнул: "Следуй за этим лимузином, парень. Двадцать баксов, если не потеряешь их!"

Мне не нужно было обещать ему двадцать долларов. Лимузин не предпринял никаких попыток оторваться от нас, хотя Борчард, должно быть, знал, что я преследую его. Напротив, они, казалось, любезно замедлили ход, чтобы не отъехать от нас слишком далеко.

Поворот налево, затем пять кварталов на запад, в ночь, к скоростному шоссе; здесь скорость лимузина увеличилась, и я прикинул, что мы делаем пятьдесят-шестьдесят миль в час.

Скоростное шоссе закончилось, перейдя в Риверсайд-драйв. Скорость замедлилась, мы останавливались на красный свет, и я сгорал от нетерпения, пытаясь сообразить, что делать. Я мог бы подрезать их и устроить разборку. Но я вспомнил, как Энн Сеймур сидела в машине, не делая никаких попыток убежать, словно хотела быть там. Борчард, вероятно, привлек бы меня за нарушение общественного порядка, если бы я попытался что-нибудь предпринять. Оставалось только держаться у них на хвосте и смотреть, куда они направятся.

На северной оконечности подъездной аллеи лимузин сделал широкий вираж и въехал в парк Ван Кортландт. Мы медленно проехали через парк, затем через Йонкерс и оказались в тихом, темном районе Вестчестера, на тускло освещенной дороге, где было очень мало домов.

Вдруг лимузин рванулся вперед, и мы потеряли его из виду. Мой водитель притормозил у поворота на дорогу, которая под прямым углом отходила от той, по которой мы ехали. Он обернулся и сказал мне:

- Они, должно быть, свернули сюда, босс. Их впереди нет.

- Тогда поезжай вперед, - сказал я ему. - Держись за ними!

Водитель покачал головой.

- Ни за что, босс. Мне эта игра не нравится. У меня свои проблемы, и я не хочу вмешиваться в чужие. Этот район мертвый и Богом забытый; здесь может произойти дюжина убийств, и никто о них не узнает.

- Где мы находимся? - спросил я.

Он указал на боковую дорогу.

- Вон та тропинка ведет к старому кладбищу, которым не пользовались тридцать лет. Местные жители по ночам держатся от него подальше. И это все, что я знаю, мистер.

Я пожал плечами, вышел из машины и протянул ему двадцать долларов. Спорить было бесполезно.

- Хорошо, - сказал я ему. - Раз ты боишься ехать дальше, можешь подождать здесь. Я, возможно, вернусь.

Он не сказал, будет ждать или нет. Я оставил его там и пошел дальше по тропинке, ориентируясь сначала по свету фар такси. Затем был крутой поворот, и я потерял возможность видеть огни. Я шел медленно, осторожно, нащупывая дорогу. Впереди была непроглядная тьма.

Я услышал шум мотора такси, скрежет переключаемых передач. Водитель не стал ждать, и я его не винил.

Я был в вечернем костюме, и у меня не было оружия. Последние пару дней мисс Сеймур гоняла меня, как сумасшедшая, с вечеринок в театры и обратно на вечеринки, так что у меня слегка кружилась голова, и, переодеваясь в тот вечер в смокинг, я совершенно забыл взять с собой маленький двадцать второй, которые обычно таскал с собой в вечернем костюме.

Я завернул за очередной поворот и увидел впереди белую стену. Это действительно была кладбищенская стена, и ворота были открыты. Внутри не было слышно ни звука, ни намека на движение или жизнь.

Другого места, куда мог бы направиться лимузин, не было, поэтому я прокладывал себе путь среди белых камней, высившихся вокруг меня сурово и уныло. Вы, наверное, будете смеяться надо мной, когда я скажу вам, что к этому времени я изрядно вспотел, и что это было не из-за какой-либо физической нагрузки, просто я был немного напуган. И если вы считаете меня слабаком или что-то в этом роде, приглашаю вас отправиться на это кладбище, предварительно не познакомившись с таким парнем, как Борчард, и побродить там полчаса, я дам вам адрес в любое время, когда вы его спросите.

Мне также было не по себе при мысли об Энн и Борчарде в каком-то его логове, спрятанном в этом проклятом месте. Мне стало жутко при мысли о том, что он использовал то, что, несомненно, было нечестивыми гипнотическими способностями, чтобы заставить ее пойти с ним, одному дьяволу известно, в каких злых целях...

Думаю, я бродил по этому жуткому месту минут пятнадцать, прежде чем нашел лимузин. Он стоял перед выцветшим гранитным мавзолеем с выключенным светом. Этому склепу, наверное, было несколько сотен лет; вероятно, это был один из тех, где хоронили целые поколения какой-то семьи, вероятно, к этому времени уже вымершей. Имя, высеченное на камне над дверным проемом, было неразличимо в темноте.

Но одна вещь, которую я увидел, не заставила меня почувствовать себя лучше. Это была ручка из кованого железа на двери. Она была сделана в виде головы змеи!

Наверное, в обычной ситуации я бы этого не заметил, но сейчас все мои чувства были обострены до предела.

Стояла тишина, слышался только шелест листьев, падающих на тропинку с нависающих деревьев. Они шевелились и, казалось, перешептывались, хрипло хихикая.

Я заглянул в лимузин и увидел, что он пуст. Затем я повернулся к двери мавзолея, схватился за отвратительного вида змеиную голову и распахнул.

Внутри склепа было абсолютно темно. И я понял, что нахожусь в нужном месте. Поскольку, хотя здесь не было и намека на жизнь, - но не было и намека на смерть. Вы понимаете, что я имею в виду; здесь отсутствовал тот затхлый запах, который свойственен склепам мертвых. Это заведение открылось совсем недавно. Свежий воздух проникал сюда нынешней ночью.

Я отошел от двери, осторожно вошел внутрь и вытянул руки.

Я нащупал стену справа от себя и начал двигаться вдоль нее, как слепой, касаясь ее правой рукой, в то время как левую держал вытянутой перед собой на случай, если встречу кого-то или что-то в темноте.

Вдруг я застыл на месте. Меня пронзило леденящее душу осознание того, что в склепе со мной был кто-то еще. Я ничего не видел и ничего не слышал; просто странное чувство, которое иногда у вас возникает.

И почти в то же мгновение, когда моя протянутая рука коснулась живого существа, я увидел прямо перед собой два глаза, уставившихся на меня. Я ударил по этим глазам правым кулаком, услышал хруст кости под костяшками пальцев, вздох и яростное рычание.

Чьи-то пальцы протянулись и схватили меня за плечо, зловонное дыхание коснулось моей щеки, я снова ударил, на этот раз чуть ниже, надеясь попасть в подбородок. И, похоже, мне это удалось, потому что хватка на моем плече внезапно ослабла.

Но это была моя несчастливая ночь. Потому что слева внезапно зажегся фонарик и осветил мне лицо. Я начал поворачиваться к свету, но что-то ударило меня по голове сбоку.

Это был ужасный удар, и с минуту я шатался, едва удерживаясь на ногах. Две массивные руки схватили меня сзади, заломили мне руки за спину и держали меня беспомощным, как младенца.

Я не слабак, и в прошлом мне удавалось оказывать сопротивление, даже когда я оказывался в проигрышной ситуации. Но я совершенно ничего не мог поделать с тем, кто так крепко держал меня.

От удара у меня закружилась голова. Я почувствовал, что левая сторона моего лица намокла, и из рассеченной кожи головы потекла кровь. Удар оказался сильнее, чем я думал. Я почти пришел в себя, но именно что почти. Думаю, в течение нескольких минут единственным, что удерживало меня на ногах, был этот парень, который схватил меня.

Словно в оцепенении, я различал фигуры, проходящие в темноте, отдаваемые шепотом распоряжения и шарканье ног.

Внезапно мужчина, державший меня, поднял меня в воздух, пронес несколько шагов и затем отпустил.

Он отпустил меня, и я упал, но не на один-два фута, как мог ожидать. Меня бросили в какой-то люк, и я пролетел около дюжины футов, прежде чем ударился об пол с такой силой, что у меня перехватило дыхание.

Над собой я увидел отверстие, через которое попал сюда. И пока я смотрел, оно исчезло; каменная плита была сдвинута с места.

Я лег на спину, тяжело дыша, пытаясь восстановить дыхание. Здесь было абсолютно темно, но мне показалось, будто что-то движется - неподалеку раздавался какой-то скользящий, скребущий звук.

Я приподнялся на локте, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. И уловил какой-то неприятный запах. Это было нечто, что я мог распознать; это был запах змеи, где-то поблизости двигалась змея.

Я снова уловил этот скользящий, царапающий звук.

Я протянул руку и коснулся чего-то вроде экрана из проволочной сетки. Раздался быстрый, злобный, шипящий звук, и что-то ударилось об этот экран рядом с моей рукой.

Я отдернул пальцы, достал коробок спичек и неуверенно зажег одну. Я высоко поднял ее и могу вам сказать, что огонек танцевал вальс. Моя рука определенно не была твердой. При свете спички я увидел, с чем столкнулся. Прямо рядом со мной имелось что-то вроде клетки из проволочной сетки, примерно пять квадратных футов и столько же футов высотой. Внутри этой клетки были две крошечные точки с красными глазами, которые косились на меня. Эти глаза принадлежали извивающейся рептилии, примерно в два раза длиннее меня. И кто-то, должно быть, решил, что змея выглядит недостаточно устрашающе, потому что раскрасил ее по всей длине в красный цвет каким-то жутким рисунком, который, казалось, двигался и оживал, когда змея извивалась.

Спичка мигнула и погасла. Я зажег еще одну, поднял ее повыше и огляделся по сторонам. Это была не просто какая-то яма под склепом. Я находился на галерее обширного, искусно сконструированного помещения. Если бы я оказался настолько неразумен, что сделал четыре шага вперед, то свалился бы с выступа на пол комнаты внизу, а это было бы падение примерно на тридцать футов.

Это место, наверное, было сделано в земле еще тогда, когда строился мавзолей, и сделано не случайно, потому что стены, пол и потолок были из прочного кирпича. Я начал жалеть, что не участвую в каком-нибудь мирном деле, таком как война в Чако.

Я начал медленно отходить от клетки, нащупывая в темноте какой-нибудь путь, ведущий с галереи. В голове у меня теперь пульсировала боль, жгучая боль появилась в глазах. Мои волосы были спутаны в том месте, куда меня ударили, и пропитаны кровью. Я опустил голову на кирпичный пол галереи, который показался мне приятным и прохладным, и несколько минут лежал спокойно, позволяя холодному камню прогнать жар из раны.

За моей спиной скрежет по проволочной сетке клетки, казалось, становился громче. Я думаю, змея была немного обижена на меня за то, что я не зашел внутрь и не накормил ее.

А потом, внезапно, начали происходить странные вещи. На пол комнаты внизу упал яркий свет, и я уловил звук размеренных шагов.

Я подполз к краю выступа, поднял голову и уставился на странную процессию, которая входила в дверь в дальнем конце помещения внизу.

Первыми вошли две невероятно толстые негритянки, одетые в длинные красные развевающиеся одежды. Каждая из них держала в руках высокую свечу, пламя которой мерцало, отбрасывая причудливые тени на стену.

За ними шел человек, одетый во все черное, с остроконечным капюшоном на голове и развевающейся мантией, скрывавшей его ноги. Из-под капюшона выглядывало изможденное лицо. Лицо Борчарда, но в нем было что-то другое. Он был похож на верховного жреца и чем-то напомнил мне о странных, диковинных африканских обрядах.

Две негритянки подошли к возвышению в центре зала и вставили свои свечи в два высоких канделябра по обе стороны от возвышения.

Затем они повернулись лицом к моему выступу и замерли неподвижно.

Борчард торжественно прошествовал через комнату, пока не остановился прямо под выступом. Затем он поднял лицо к клетке, в которой лежала змея, и начал произносить что-то вроде заклинания голосом, постепенно становившимся все громче и громче, пока он не заговорил так быстро, что слова, казалось, спотыкались друг о друга. Он говорил на каком-то странном, диковинном языке, который я не узнал.

При свете горящих свечей я разглядел змею в ее клетке, и она, должно быть, привыкла к такого рода церемониям, поскольку прислонила голову к проволочной сетке и, казалось, прислушивалась.

Внезапно голос Борчарда понизился до шепота, а затем и вовсе затих. Словно по сигналу, одна из двух негритянок достала из-под халата флейту, поднесла ее к губам и начала наигрывать самую странную мелодию, какую я когда-либо слышал. Змея откликалась на эту музыку, извиваясь всем своим телом все быстрее и быстрее. От вида отвратительных красных отметин, которыми она была разрисована, у меня закружилась голова.

Борчард протянул руку, потянул за цепь внизу, и клетка начала медленно двигаться; я впервые заметил, что к верхней части клетки было прикреплено что-то вроде блока, блок двигался на тросе, протянутом от выступа вниз к платформе, возле которой стояли негритянки. Клетка медленно опускалась по тросу, пока не остановилась на возвышении этажом ниже.

Негритянка продолжала играть на своей проклятой флейте еще быстрее, а Борчард пересек комнату и отпер маленькую дверцу в клетке. Теперь змея бешено извивалась в такт музыке, но не делала попыток выскользнуть из своей тюрьмы.

Борчард повернулся лицом к дверному проему, через который он вошел в комнату, и застыл в позе ожидания. Я тоже посмотрел в том направлении и почувствовал, как весь покрылся холодным потом, напрочь забыв о боли в голове.

В комнате появилась Энн Сеймур.

Но позвольте мне сказать вам, как. Она ползла.

Она двигалась по комнате медленно, извиваясь, словно была какой-то рептилией, в такт диким звукам флейты.

Что ж, это было уже само по себе плохо. Но почему-то еще сильнее шокировала нагота Энн Сеймур. На фоне грязной, темной земли, по которой она ползала, поразительной белизной выделялось ее гладкое, молодое тело, извивающееся, раскачивающееся из стороны в сторону, - расцветающая округлость изящного молодого тела, которое только начинало становиться женственным, казалась отвратительным богохульством - по сравнению с тем, что делала Энн Сеймур...

Ее лицо изменилось, как-то исказилось. Конечно, она была под воздействием какого-то наркотика. И она ползла прямо к той ярко раскрашенной змее в клетке.

И тут я понял, в чем дело. Я случайно повернул голову и увидел, что прямо рядом со мной на выступе стоят два высоких негра, все еще в ливреях, в которых они сидели за рулем лимузина. Я лежал так тихо, положив голову на камень, что, наверное, они подумали, я все еще без сознания. Я с удовлетворением заметил, что лицо одного из них было в каких-то синяках. Наверное, это был тот самый, на которого я налетел в темноте наверху, в склепе.

Один из них устанавливал камеру на штатив, фокусируя ее на сцене внизу. Другой наблюдал за ним, держа над головой большую лампу-вспышку.

Я обернулся и бросил быстрый взгляд вниз: Энн Сеймур пересекла зал и достигла верхней ступеньки возвышения. Она опиралась на локти, так что ее голова была на одном уровне со змеей. Медленно длинные, мощные кольца выползли из клетки. Змея высоко подняла свою уродливую головку и изогнулась дугой над ней. Флейта все еще играла.

И в этот момент вспыхнула лампа.

Двое негров сфотографировали Энн Сеймур и змею.

Многое произошло одновременно. Энн Сеймур закричала - закричала громко, пронзительно и отчетливо. Это был крик смертельного страха и агонии; и, хотя звучал он не очень приятно, но, по крайней мере, свидетельствовал о том, что она пришла в себя. Затем я со своего места на карнизе прыгнул на камеру, отбросил ее в сторону и разбил вдребезги, упав на пол внизу. Снимок так и не был проявлен. И третье, что произошло, - флейта прекратила свою адскую музыку. Я никогда не смогу с уверенностью сказать, почему негритянка перестала играть, но, думаю, она увидела, как я бросился к камере там, на выступе; или же крик Энн заставил ее остановиться.

Два негра навалились на меня, как тонна кирпичей. Голова у меня больше не кружилась. Я был просто вне себя от ярости. И я применил к ним пару трюков, на которые при обычных обстоятельствах не решился бы. На любом боксерском или борцовском ринге в стране это было бы объявлено нарушением правил, а парень, который это сделал, был бы навсегда отстранен от участия и занесен в черный список.

Что ж, признаюсь, я их использовал. И хотя я получил сильный порез под левым глазом и длинную рану от ножа в боку от одного из этих двух парней, я уложил их на пол, без сознания, в течение, наверное, шестидесяти секунд. Один из них совсем выбился из сил, ударившись головой о каменный выступ, когда падал, а другой просто согнулся пополам, держась за живот и постанывая от боли.

Я не стал дожидаться, чтобы как-то их утешить, а повернулся и побежал к концу выступа. Я заметил пролет каменных ступеней, которые вели вниз, в помещение внизу.

Я спустился туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как Борчард стоит у подножия помоста со злобным, полным ненависти выражением на лице и подталкивает Энн Сеймур к клетке. Она пыталась убежать, отчаянно пыталась; стремилась убежать от свернувшейся змеиной шеи, изогнувшейся над ней дугой. Но Борчард не позволял ей.

Борчард стоял так далеко от проклятой змеи, как только мог, и держал Энн Сеймур на расстоянии вытянутой руки, сжимая ее плечо своими сильными пальцами. Я видел, что он боялся этой змеи, потому что рептилия больше не была очарована музыкой флейты. Борчард, конечно, не собирался позволять этому зайти так далеко, но теперь, когда змея действительно собралась поужинать, он решил, что девушка станет более лакомым кусочком. больше, чем он сам.

Он наверняка слышал, как разбился фотоаппарат, слышал звуки драки, которую я устроил там, на карнизе, с двумя неграми; но у него было полно дел, он пытался убедить змею в том, что девушка - блюдо вкуснее, чем он сам.

Ну, в любом случае, забавно, как миллион мыслей и картинок заполняют ваш разум в течение примерно тридцати секунд; потому что, я думаю, этого хватило, чтобы вся картина навеки запечатлелась у меня в памяти.

А потом я пересек этот зал, совершая спринт, как делал много лет назад, когда ставил рекорд в беге на сто ярдов в корпусе морской пехоты, - только на этот раз я сделал это быстрее.

Мне пришлось резко остановиться, иначе бы я врезался в Борчарда, а он бы врезался в Энн, прижав ее прямо к змее.

Итак, я преодолел последние пять или шесть футов, протянул руку через его плечо, толкнул его в бок и выдернул Энн из-под этой змеи.

Энн растянулась на полу, а Борчард бросился на меня; его тонкие, как пергамент, губы растянулись, обнажив оскаленные зубы, а руки поднялись, как две клешни. Мы сцепились, и его руки потянулись к моему горлу. Я видел, как остроконечные глаза змеи наблюдали за нами, когда Борчард повалил меня на пол, навалился на меня сверху, лишив дыхания, и сжал своими сильными пальцами мое горло. Его дыхание обдавало мое лицо, и оно было отвратительно, зловонно, как запах смерти.

Я извивался, пытаясь вырваться из его хватки, но это было бесполезно. У него были сильные руки.

Я начал хватать ртом воздух. У меня снова закружилась голова, я ударил его кулаком по голени, но он не сдавался.

Его лицо было совсем близко от моего, и он прорычал: "Будь ты проклят, будь ты проклят! Ты украл у меня целое состояние!"

Я больше не мог говорить и чувствовал, что слабею; мне хотелось крикнуть Энн Сеймур, чтобы она помогла мне справиться с этим дьяволом, но я не мог издать ни звука. Все начало расплываться у меня перед глазами, и я решил, что почти закончил счеты с жизнью.

И вдруг хватка Борчада на моем горле ослабла. Он кричал - снова и снова, - а я набирал в легкие побольше воздуха. Я слабо откатился в сторону и на ощупь поднялся на ноги. Я стоял, тупо уставившись на бьющееся в конвульсиях тело Борчарда, вокруг которого извивались кольца огромной змеи. Змея выбрала себе на ужин его. И я не собирался ничего с этим делать, кроме как надеяться, что она подавится.

Чья-то рука схватила меня за рукав, я посмотрел вниз и увидел Энн Сеймур. Теперь она была в здравом уме, испуганная, но вышедшая из наркотического транса.

- Уведите меня! - выдохнула она. Она взглянула на Борчарда как раз в тот момент, когда у него начали хрустеть кости. Она закрыла глаза, покачнулась, и упала бы, если бы я не подхватил ее.

Но когда я все-таки обнял Энн, и она почувствовала прикосновение моей одежды к своему обнаженному телу, то отшатнулась, и я увидел, как багровый румянец залил ее лицо и шею, а также приподнятые грушевидные груди.

Я сорвал с себя свой смокинг, немного беспокоясь, что он окажется недостаточно длинным. Но я довольно высок, а Энн довольно маленькая, так что она могла чувствовать себя в нем немного более непринужденно.

Я подхватил ее на руки и направился к лестнице, ведущей на выступ. Борчард продолжал кричать у нас за спиной, но его крики становились все слабее и слабее.

Во всяком случае, мы еще не добрались до лестницы, когда я обнаружил, что две толстые негритянки умеют делать кое-что еще, кроме игры на флейте. Последний раз я видел их мельком, когда Борчард повалил меня на пол; я видел, как они стояли, каждая в своем углу помоста, приросшие к своим местам от страха перед змеей, боясь подойти ближе.

И вот, когда я направился к лестнице, то вдруг услышал самый дикий, самый неистовый вопль, какой ваш покорный слуга когда-либо имел честь слышать - если это можно так назвать. Я бросил быстрый испуганный взгляд назад и, конечно же, это была та, которая играла на флейте, и ее подруга.

Они двигались за нами.

Их волосы развевались за спиной, когда они бежали; изо рта у них текла слюна, и они одновременно кричали; глаза у них были широко раскрытые, безумные, с красными ободками. У них были длинные ногти, а их руки, размахивающие ножами, тянулись ко мне, как будто они хотели разорвать меня на части и забрать домой на сувениры. Они были похожи на тех мифологических дам, которых я видел на картинках, известных как "Фурии".

Что ж, поверьте мне, я разогнался до предела. Если бы тогда у меня был секундомер, бьюсь об заклад, я бы увидел, что побил не только рекорд морской пехоты, но и мировой рекорд. Единственное, что спасло нас от тех двух дам с длинными ногтями и ножами, - это то, что они были толстыми и ковыляли вразвалочку.

Я опередил их у каменной лестницы, перекинул Энн Сеймур через плечо и помчался наверх.

На выступе я споткнулся об одного из чернокожих, лежавших без сознания, и чуть не упал, но чудом удержал равновесие. Каменная плита была на месте в отверстии наверху.

Я поставил Энн на ноги, позволил ей прислониться к стене и поднялся по нескольким ступенькам короткой деревянной лестницы, которая вела наверх. Я сильно толкнул плечом, плита поддалась, и я в мгновение ока открыл ее.

Две толстые негритянки ковыляли вверх по лестнице, продолжая кричать, но Борчард не издавал ни звука. И я не стал оглядываться, чтобы посмотреть, как у него дела.

Я наклонился, подал Энн руку и буквально втащил ее по лестнице в склеп.

Две негритянки уже перебирались через выступ, и я буквально швырнул плиту им в лицо. Теперь мы были в темноте мавзолея. Я повернулся, взял Энн Сеймур за руку и побежал с ней в ночь.

Мы не останавливались, пока не оказались на шоссе.

Позади себя мы увидели две темные фигуры негритянок, которые все еще преследовали нас.

У меня не было желания с ними связываться, и я в отчаянии огляделся в поисках какого-нибудь транспортного средства.

И оно появилось.

Мой таксист!

Из кабины выскочили двое полицейских штата.

Водитель вышел и смущенно объяснил: "Эта игра выглядела нечестной, мистер, поэтому я вернулся и вызвал пару копов".

- Боже, - воскликнул я, - да вы Санта Клаус!

- Через минуту у нас здесь будет компания - две негритянки. Хватайте их, - сказал я двум полицейским.

Я ничем не мог им помочь, потому что Энн Сеймур тяжело опиралась на меня, и мне пришлось поддерживать ее.

Я буквально отнес ее в такси и сел рядом с ней. Мы наблюдали, как двое полицейских штата усмиряли негритянок.

Когда волнение немного улеглось, таксист, должно быть, вспомнил, как много - или, скорее, как мало - было надето на Энн, и, как хороший парень, достал для нее свой дождевик из-под переднего сиденья. Когда на ней оказался дождевик, прикрывающий белизну ее прекрасных ног, она заговорила.

- Что... чего хотел от меня Борчард? - спросила Энн Сеймур. Она все еще дрожала. - Я, кажется, с трудом помню, что произошло.

- Это был всего лишь шантаж, - объяснил я ей. - У него там была пара парней, готовых сфотографировать вас в образе поклоняющейся змее, а потом он за большие деньги заставил бы вашего старика выкупить фотографию. Это старый прием: я и раньше сталкивалась с подобными культами, но никогда не видел, чтобы это работало подобным образом.

- Но, но что я там делала, с этой змеей? - Она вздрогнула, когда спросила.

- Просто забудьте об этом, детка, просто забудьте об этом, - сказал я ей. - Теперь все кончено.

Я не собирался рассказывать ей, какой она показалась мне, когда я увидел ее оттуда, с карниза. Лучше пусть это останется в тайне от ее подсознания.

Единственное, о чем я сожалел, так это о том, что моя работа по сто долларов в день закончилась. Я утешал себя мыслью, что, может быть, старина Сеймур получит премию.

И он ее получил, и она была солидной.

Но я не рассказал старику о маленьком секрете, который собираюсь раскрыть вам сейчас - при условии, что вы пообещаете держать это в секрете. А именно: Борчард, возможно, и был довольно странным шантажистом, но он держал свое слово, и я думаю, он был очень уверен в себе.

Потому что, вернувшись к себе в отель, я рискнул и заглянул в верхний ящик комода. И действительно, там был аккуратный маленький сверток. Когда я открыл его, то обнаружил в нем пятьдесят новеньких стодолларовых купюр - как он и обещал!

Но я все равно хотел бы быть немного лучше, чем просто шаманом, чтобы у меня была надежда на то, что у нас с Энн будет шанс. Что ж, я все еще надеюсь; и я могу добиться чего-то большего, благодаря пяти тысячам и тому, что я откладывал последние несколько лет. В любом случае, я думаю, что в ближайшее время зайду к ней домой и спрошу, не ходит ли она время от времени в кино с каким-нибудь парнем.

ЖАДНАЯ МАЧЕХА

Питер Реджинальд

Девушка, сидевшая рядом с детективом Монти Уиллсом, наклонилась вперед и заговорила с водителем желтого такси. Взвизгнув тормозами, такси внезапно остановилось. Дрожащими пальцами в черной перчатке она расплатилась за проезд.

Монти вздрогнул, когда увидел, где они остановились. На другой стороне улицы виднелась темная, зловещего вида стена кладбища Гринмаунт. Сосны, стонущие на ночном ветру, возвышались над ней, как зловещие тени мертвецов.

Он вышел первым и взял ее за тонкую руку. Но она высвободилась, когда такси отъехало. Ее лицо было бледным и неподвижным, а в глазах застыл тот странный страх, который он заметил, когда впервые увидел ее в офисе детективного агентства Гилдера.

Монти Уиллс с первого взгляда почувствовал, что девушка инстинктивно прониклась к нему симпатией. И он сам влюбился в нее по уши. Но дело есть дело.

Она повернулась и пошла через улицу, он не отставал от нее ни на шаг. Вдруг она остановилась, и ее маленькое гибкое тело напряглось. Он увидел, что она прислушивается, склонив голову набок. В тот же миг он тоже услышал шум, который привлек ее внимание. Это был хриплый рокот мощного автомобильного мотора.

В следующее мгновение девушка подавила крик ужаса. Из-за угла вывернула машина с притушенными фарами. Она была длинной и низкой и двигалась с ужасающей скоростью.

Монти схватил девушку за руку и оттащил ее в сторону как раз вовремя, потому что машина, черный лимузин, казалось, намеревалась задавить их обоих. Ее колеса с визгом пронеслись по асфальту там, где секунду назад были их ноги. Монти с шипением втянул в себя воздух.

Возможно, из-за ночной темноты и близости кладбища машина произвела на него странное впечатление. Ее низко сидящий черный корпус казался почти гробом на колесиках - гробом, отвечающим на какой-то неумолимый призыв вернуться в Город мертвых теперь, когда пробила полночь. Затем напряженные пальцы девушки сомкнулись на его руке.

Уиллс почувствовал, как ее маленькая фигурка прижалась к нему в темноте, почувствовал, как напряглось и задрожало ее мягкое бедро.

- Смотрите! - хрипло прошептала она.

Монти уставился широко раскрытыми глазами. В заднем окне машины появилось лицо. На мгновение его стало видно, когда на него упали косые лучи дальнего дугового фонаря. Это было ужасное лицо, пухлое и нечеловеческое.

Два вытаращенных глаза показались Монти неподвижными, как у трупа. Он не мог сказать, было ли это лицо мужчины или женщины, но оно соответствовало его жуткому впечатлению от этого похожего на гроб транспортного средства. Ему казалось, что он смотрит сквозь стекло гроба на черты лица умершего.

Холодок пробежал у него по спине. Он с нездоровым восхищением посмотрел вслед машине. Увидел, как ужасное лицо исчезло из виду в ночных тенях. Увидел, как машина остановилась у кладбищенских ворот дальше по проспекту. Неясная фигура двинулась от машины к воротам. Затем раздался жуткий скрежет металла по металлу, после чего черная машина снова покатила вперед и пропала из виду.

- Они вошли, - выдохнула девушка, - мы должны поторопиться.

Он понятия не имел, что она имела в виду. Кто это был? И что она собиралась делать? Гилдер просил его не задавать ей вопросов. Она представила рекомендации и заплатила вперед. Он должен был выполнять ее приказы и обеспечивать ей защиту, если она в этом нуждалась.

Она представилась главе частного детективного агентства как мисс Л. Стоунер.

Монти искоса взглянул на ее четкие, как у камеи, черты, пытаясь постичь тайну, скрывавшуюся за ними. Каким-то образом он знал, человеческое лицо, которое они видели в окне машины, было связано с ее миссией. В какой-то мере это скрывалось за страхом, который залег темными тенями в ее глазах.

Он и сам был потрясен видом этой машины и ужасным местом, куда она его привела.

Быстрыми, крадущимися шагами она перешла улицу, и он последовал за ней, его удивление росло. Собиралась ли она идти на кладбище?

Несмотря на напряженную таинственность ситуации, Монти Уиллс не мог не удивляться храбрости такой маленькой девушки, в тусклом свете наблюдая за соблазнительными округлостями женственности в талии и бедрах, когда она двигалась быстрыми, мелкими шажками.

Она повернулась и прошла двести футов параллельно кладбищенской стене, держась поближе к ней и почти прижимаясь к грубым камням, как будто какой-то внутренний ужас заставлял ее цепляться за все, что могло дать защиту. Однажды она взяла его за руку, и он почувствовал внезапный теплый трепет. Но сразу же после этого она отбросила ее и вновь установила барьер таинственности и отчужденности, которого придерживалась с самого начала. Затем она остановилась, и он увидел, как ее глаза поднялись вверх.

- Мы войдем здесь, - сказала она. - Вам придется мне помочь. Поторопитесь!

Он понял, что она собиралась перелезть через стену.

В ней было не более восьми футов роста. Она была легкой, и, когда он поднял ее, то слегка затрепетал от красоты ее маленького, упругого тела. С его помощью она подтянулась и через мгновение исчезла из виду. Но он услышал, как она хрипло зовет его.

- Следуйте за мной!

Он подпрыгнул, ухватился за верх стены и подтянулся. Затем опустился рядом с ней. Среди вечнозеленых деревьев было так темно, что ночь, казалось, давила на них, словно обладала собственной субстанцией. Но когда они прошли между стволами с грубой корой футов двадцать, то оказались в призрачном лунном свете.

Чтобы помочь ей устоять на ногах, Уиллс схватил ее за маленькую ручку. Казалось, его прикосновение придало ей храбрости, и она приблизилась к нему. Ободренный, частный детектив обнял ее за талию, опасаясь, что она воспротивится этому. Но она на мгновение подняла свое миниатюрное, похожее на камею личико, чтобы бросить на него короткий благодарный взгляд. Затем ее лицо приняло решительное выражение, и Уиллс понял, что ему придется подождать, пока не закончатся текущие дела, прежде чем он сможет лучше узнать эту похожую на ребенка женщину-девочку, в которую инстинктивно желал влюбиться.

Они двинулись вперед, и теперь повсюду вокруг них из земли вырастали надгробия, похожие на белые и серые призраки, неподвижные и жуткие в водянистом лунном свете. Монти Уиллса охватило дурное предчувствие, которое он не мог подавить.

Они нашли небольшую гравийную дорожку, вьющуюся между могилами, и тонкие туфли девушки на высоких каблуках захрустели по ней.

Монти хотел заговорить с ней и спросить, с какой отвратительной миссией она привела его на это окутанное ночной тьмой кладбище, но он дал слово Гилдеру, что не будет задавать вопросов. Она была его клиенткой, а он - детективом, нанятым для профессиональных услуг. И она как будто забыла о его присутствии. Казалось, она погрузилась в свои мрачные мысли.

Тропинка начала подниматься, и Монти увидел, что они приближаются к более высокой части кладбища. Впереди располагались большие семейные участки, тут и там виднелись мрачные белые фасады мавзолеев, туманные в лунном свете.

Девушка пошла быстрее. Теперь она выглядела такой бледной, такой бесстрастной и мраморно-белой, что Монти содрогнулся при мысли о том, что она тоже немного похожа на труп. Но когда она обогнала его там, где тропинка сузилась, и он увидел гибкую, свободно покачивающуюся грацию ее бедер, это впечатление исчезло. Она была живым, дышащим, желанным воплощением женственности, и только странная таинственность, окружавшая ее, заставляла ее казаться отчужденной.

Внезапно она коснулась его руки и тихо сказала:

- Подождите меня здесь, но, если увидите, кто-то приближается, дайте мне знать. Я буду в начале тропинки.

Затем она повернулась и пошла прочь. У него возникло ощущение, будто она внезапно растворилась в воздухе, настолько идеально ее черная одежда сливалась с темнотой и не отражала ни единого лучика лунного света.

Он стоял неподвижно, засунув руки в карманы, смотрел на узкую тропинку и белый надгробный камень, на который упала тень, когда девушка проходила мимо него.

Затем, четыре минуты спустя, он услышал слабый, призрачный звук - скрежет открывающихся металлических петель. Он доносился из большого мавзолея в начале дорожки. Звук повторился, забрезжил тусклый свет. Девушка вошла в этот одинокий, погруженный в темноту ночи склеп.

Монти Уиллс был напряжен и встревожен, удивляясь, как у этой маленькой девочки хватает смелости решительно добиваться своей таинственной цели, какой бы она ни была. Он представил себе смелую линию ее маленького подбородка, решительные, почти детские изгибы ее тела, которые лишь частично скрывало короткое платье, и почувствовал, что не должен оставлять ее одну, хотя она и приказала ему это сделать.

Пока Монти ждал, шли минуты. Где-то вдалеке пробили часы, и эхо, отдававшееся тихим шелестом, пронеслось над головой, словно убегающий призрак. Время от времени до него доносились завывания ветра в соснах, растущих вдоль стены.

Затем он внезапно услышал другой шум. Это был слабый хруст по гравию крадущихся ног. Он обернулся, и по его телу пробежали мурашки.

Шум прекратился, но на мгновение он увидел, как что-то темное промелькнуло по гранитной поверхности памятника у подножия холма.

Он вспомнил напутствие девушки на прощание. Быстро повернувшись, он пошел вверх по склону в том направлении, куда она ушла. Он осторожно пробирался по траве у края дорожки, пока перед ним не вырос мавзолей, суровый и белый, как выбеленная кость какого-то великана. Он подошел к двери и заглянул внутрь.

Девушка открыла один из склепов. В ее руке был кусок металла, и он, к своему ужасу, увидел, что она работает над большим гробом.

Он хрипло позвал ее по имени, и она вздрогнула, затем повернула к нему бледное испуганное лицо.

- Что? - сорвалось с бескровных губ.

Он толкнул дверь и вошел, чувствуя себя подавленным, когда холодная сырость склепа проникла под его одежду.

- Кто-то поднимается по холму. Я услышал шаги на тропинке.

- О! - испуганно воскликнула девушка. Она положила свой металлический инструмент на крышку гроба и взяла фонарик. Затем направилась к двери. Но внезапно остановилась совсем рядом с ним, и он почувствовал, как задрожало ее маленькое тельце.

- Смотрите! - Ее голос был сдавленным от ужаса.

Он обернулся и сам чуть не вскрикнул.

Фонарик в руке девушки все еще был включен. На мгновение он увидел в полуоткрытом дверном проеме пухлое, отвратительное лицо, похожее на посмертную маску, - то самое лицо, которое смотрело на них из заднего окна похожего на гроб автомобиля. На мгновение глаза переместились, и он увидел, что это все-таки был человек, а не труп. Но его живое лицо почему-то казалось более страшной угрозой.

Пока он смотрел, оно исчезло из виду, но его место заняли два других нечетких лица, и он увидел сверкающие, угрожающие глаза.

Он выхватил фонарик из рук девушки и выключил его. Теперь в старом мавзолее было совершенно темно. Но, по крайней мере, их самих не было видно, а лунный свет снаружи превращал дверной проем в продолговатое пятно света.

Частный детектив прижал маленькую девушку к себе, почувствовал, как она дрожит, прижимаясь к нему. Ее маленькие ручки вцепились в его одежду, в страхе прижимаясь к нему еще теснее. Они стояли в темноте, ожидая того, что должно было произойти. И хотя Уиллс чувствовал, что их жизни в опасности, он не мог не наслаждаться восхитительным ощущением теплой, доверчивой близости девушки.

И снова что-то проявилось. На этот раз это была ужасная, зверского вида голова. На фоне окружающего света четко вырисовывался силуэт мужской головы.

Монти выхватил из кармана автоматический пистолет, на ношение которого у него было разрешение.

- Кто там? Что вам нужно? - крикнул он.

Но никто не ответил ему, кроме жуткого эха его собственного голоса в этой комнате смерти. Девушка прижалась к нему, словно ища защиты.

- Они пришли, - прошептала она. - Это Майра и те, другие.

Он не понял, что она имела в виду. Но в следующий момент дверь мавзолея начала открываться шире, как будто на нее легли руки духов.

Монти бросился вперед, чтобы остановить это. Затем ему показалось, что ночь обрушилась на него. У него осталось смутное впечатление, что он летит, сталкиваясь с какими-то фигурами, и слышит пронзительный, похожий на голос гарпии голос, который подгоняет их.

Его палец инстинктивно нажал на спусковой крючок пистолета, и выстрел эхом разнесся в замкнутом пространстве. Но он почувствовал, что ни во что не попал. У него даже не было времени прицелиться.

В следующее мгновение пистолет был выбит у него из рук, и он обнаружил, что наносит удары голыми кулаками. Где-то в глубине его сознания алым пламенем вспыхнул первобытный гнев.

Нападавшие казались сильными и жестокими, как гориллы. Они надвигались на него в темноте, неясные и ужасные, как монстры-разрушители. Но он замахивался кулаками с крепкими костяшками пальцев и испытывал боевой трепет, почувствовав, как они ударяются о податливую плоть.

И все это время в его ушах звучал скрипучий женский голос. Кто это был? Что за тайна скрывалась за этим внезапным нападением и странными действиями девушки? Его разум был так же озадачен, как и его кулаки, вслепую наносившие удары в темноте. Но он продолжал яростно бороться и почувствовал, как костяшки его пальцев снова с чем-то соприкоснулись. Раздался глухой удар и звук - мужчина выругался от боли.

Монти посветил фонариком, который забрал у девушки.

Похожий на гориллу мужчина теперь опирался о стену мавзолея, прижимая одну руку к животу. Другой человек корчился на каменном полу склепа, сбитый с ног ударом, который нанес ему Монти. Рядом с дверью было то самое круглое, искаженное лицо, которое он видел раньше.

Теперь он понял, что это было лицо женщины средних лет - женщины, черты которой были искажены гримасой ненависти и жадности. Рот как у рыбы; глаза налитые кровью и жестокие; кожа в пятнах от распутства.

Затем Монти скорее почувствовал, чем увидел движение у стены позади себя. Он повернулся как раз вовремя. Еще секунда, и было бы слишком поздно. Потому что мужчина, которого он ударил в живот, пришел в себя настолько, что сунул руку под свою грязную одежду. Появилась рука с короткими пальцами, сжимающими длинный сверкающий клинок, и метнулась вперед ловким, целеустремленным движением.

Монти отскочил в сторону, когда сверкающее лезвие рассекло воздух, словно багровая молния. Он услышал несущий смерть свист, когда лезвие прошло рядом с его шеей.

Затем услышал булькающий, полный ужаса крик позади себя. Он увидел, как у метателя ножа отвисла челюсть.

Нож, предназначенный ему, вонзился в грудь отвратительной женщины. Она покачивалась на ногах; глаза ее были выпучены, похожий на рыбий рот двигался из стороны в сторону; и пока он наблюдал, она упала лицом вперед и осталась лежать неподвижно с ножом, вонзившимся по самую рукоять. Она была случайно убита одним из своих жестоких союзников.

Монти воспользовался этими несколькими напряженными секундами, чтобы поднять с пола свой автоматический пистолет. Он направил ствол на человека, который бросил нож.

- Видишь, что ты наделал, - резко сказал он. - Сделаешь еще одно движение, и я выстрелю.

Мужчина замер, напуганный угрозой в голосе Монти Уиллса и видом оружия. Монти задал девушке вопрос. Он чувствовал, что имеет на это право.

- Что все это значит? - спросил он.

Девушка зачарованно смотрела на мертвую женщину. Затем с ее бледных губ сорвались слова:

- Это ужасно, но она это заслужила. Она бы стояла в стороне и смотрела, как убивают нас обоих, если бы не было другого выхода. Она всегда была такой, полной жадности и жестокости. Она с этими мужчинами пришла за драгоценностями.

- Драгоценностями?

- Да, это единственное, что отец смог сохранить для меня. Я имею на них право. Он хотел, чтобы они были у меня.

- Где они?

Краем глаза он заметил, как она подошла к большому гробу и снова принялась за работу. Через несколько мгновений она сняла полую ручку. Затем достала из нее маленький сверток в тонкой бумаге. Она подошла к нему, развернула сверток, и он увидел сверкающую груду драгоценных камней без оправы. Но он все еще ничего не понимал.

Увидев это, она достала из сумочки скомканное письмо и протянула ему.

Он отдал ей фонарик и, держа пистолет в одной руке, прочитал письмо.

Моя дорогая доченька,

Майра, как ты знаешь, забрала у меня все, даже те вещи, которые я хотел передать тебе. А теперь, когда я беспомощен и умираю, она добилась того, что меня признали невменяемым. Я даже не могу составить завещание.

Но она не знает, где находятся фамильные драгоценности. Она не знает, что я вытащил их из футляра и спрятал в гроб, который купил заранее. Я позволил ей подумать, что я сошел с ума, купив его.

Они в ручке, дорогая, в той, что отмечена линиями. После того, как я умру и меня положат в семейный склеп, я хочу, чтобы ты пришла и забрала их. Но присмотри за Майрой. Она может заподозрить неладное и шпионить за тобой, а когда в ней просыпается жадность, она становится похожей на дьявола.

Твой любящий отец.

Монти указал на женщину, лежащую на полу.

- Кто она?

- Моя мачеха, - ответила девушка. - Теперь вы понимаете?

- Да, - хрипло произнес он. Он взял фонарик из ее тонкой руки. - Выйдем на улицу, - сказал он. - Я собираюсь запереть их в склепе и прислать сюда полицию. Это единственный способ. Но не волнуйтесь, мисс Стоунер. Теперь, когда ваша мачеха мертва, у вас есть законное право на драгоценности.

Они вышли, Монти захлопнул большую дверь мавзолея и запер ее на ключ. Он превратился в тюрьму для двух стервятников и женщины, которая заслуживала смерти.

Девушка на мгновение прижалась к нему, и Монти Уиллс сделал то, что было для него странным. Он обнял ее за тонкую талию там, в лунном свете, и нежно поцеловал в губы. Он восхищался ее мужеством, с которым она справилась с этим, несмотря на свой ужас, и, в любом случае, чувствовал, что заслужил поцелуй после той безумной драки, которую устроил. Внезапное прикосновение ее пальцев к его руке показало, что она чувствует то же самое.

Внезапно она крепко прижалась к Уиллсу, обхватила его за талию своими маленькими ручонками и разрыдалась.

- О, я через многое прошла, и вы не будете возражать, если я скажу, что вы мне небезразличны? Вы... вы не будете думать обо мне плохо, ведь мы только что познакомились?

У Монти Уиллса было два варианта ответа: поцеловать ее мягкие, как у ребенка, губы долго и нежно; сказать ей, он уверен, что хочет, чтобы она всегда была с ним.

Уиллс выбрал первый вариант ответа.