1. Утверждаемое не есть истина. Будь оно завернуто в мысль, слово или их массив, оно неизменно не поспевает за неуемным течением реальности, естественно ему противореча.
2. Всякий акт доверия тому, что утверждается превращает это непоспевание в догму, которая обязует. Обязанность же, помноженная на фактор времени, неизбежно порождает зависимость, которая вопиет о противодействии себе самим фактом своего наличия.
3. Любое противодействие, в основании которого лежит борьба с чем-либо, неизбежно усиливает влияние феномена, которому оно призвано положить конец (например, ввиду того, что сопротивление исходит из зависимости и на нее опирается, оно просто не может эту зависимость не укреплять). Подавление поддерживает подавляемое, придавая ему самим фактом своего наличия устойчивую форму.
4. Зависимость от утверждения и последующее его усиление замыкает искомый процесс внутри самого себя. С этого момента утверждается всё: и утверждение, и не-утверждение, и промежуточные этапы движения от первого ко второму. Но, в силу своей ограниченности, очевидный максимум этой замкнутости сводится к созданию разве что усеченного, изуродованного образа чего-то, что лишь возможно.
5. Превращение процесса утверждения в догму, а его продукта (образа) в нечто однозначно-первичное делает нормой не только уродство ограничения, но также и конфликт им порождаемый. Ведь если образ первичен по отношению к реальности, то столкновение между ними неизбежно, поскольку статичное представление (абрис, который "поставлен" перед тем, что есть в качестве примера, идеала и так далее) не может иметь иного пути своей реализации.
6. Тем не менее, указанное отсутствие взаимоотношений между утверждаемым и истиной вовсе не отменяет возможность последней, а лишь отрицает любую ее связь с ним. Точно также, как утверждение (посредством доверия) уводит прочь от реальности (того, что есть), не-утверждение возвращает к ней, вскрывая себя непосредственно как созерцание.
Примечание: всякое утверждение ("я счастлив", "я успешен", "я люблю одиночество") бессильно перед реальностью, которая изменчива. Именно неизбежность столкновения с чем-то противоречащим убеждению (бедой, потерями, изоляцией) порождает естественное стремление любой ценой держаться того, что утверждено как позитивное (приятное, удовлетворяющее). Такого рода доверие утвержденному образу неизменно обязывает к соответствию ему (как перед собой, так и перед другим), обнаруживая некоторого рода зависимость. Но несмотря на то, что подобное упорствование (в утверждении) всегда конфликтно (счастье может смениться печалью, здоровье споткнуться о боль, а успех о неудачу), отказаться от него в пользу естественной неопределенности представляется более болезненным даже, чем прямое столкновение с альтернативой.
1.2 Созерцание.
1. Созерцание фундаментально противоположно утверждению. Во-первых, потому что оно отрицательно и является скорее "отсутствием утверждения", чем ещё одной его формой. Во-вторых, потому что к нему не применимы такие категории как "достижение" или вызов (как состояния), присущие исключительно пространству утверждения (представлений им порожденных). И в-третьих, потому что ему (созерцанию) по умолчанию чужд конфликт с реальностью, ввиду отсутствия стремления к изменению, вмешательству или воплощению какого-либо идеала.
2. Утвержденное в качестве статичного (достижимого) состояния созерцание является абстракцией, представлением, к которому можно стремиться и которое можно воплощать, но которое, в силу своей естественной ограниченности, никогда не сможет синхронизироваться с реальностью как таковой.
3. В пространстве абстракции неизменно господствует конфликт, поскольку само ее существование требует самореализации в ущерб тому, что есть. Фиксация ею одного полюса (в качестве притягательного идеала) неизбежно фиксирует и противоположный полюс (естьности или страха), который требуется опровергнуть любой ценой.
4. Доверие утверждению гипнотизирует, делая возможным выбор (в пользу идеала или в пользу данности). Созерцание же наоборот - "снимает" этот гипнотический транс и лишает возможности отождествиться с тем, что обещает абстракция (безопасностью, удовольствием, реализацией, стремлением).
5. Предпочтение представления и его ограничений объясняются страхом перед равнодушием обнаженной реальности, которая не скрывает в том числе смерть, боль, тревогу и одиночество. Абстракция утверждения посредством ограничения правды позволяет создать ложное, но безопасное пространство, в котором можно бесконечно долго прятаться от подлинности, что лишь изредка будет прорываться внутрь в форме подавляемых переживаний страха, сомнения, отчаяния и так далее.
6. Лишь созерцание позволяет увидеть факт как часть реальности в его движении (насилие как насилие, страх как страх, желание как желание). Вне ограничений утверждения все, очевидно, приобретает вид иной. Главное условие этого процесса - это не-утверждение чего-либо каким бы то ни было образом (словом, мыслью, образом, их массивом). Утверждение всегда имитирует (искажая), созерцание же - возвращает к подлинности (опровергая, отрицая это искажение). Точно также, как утверждение тщетно пытается зафиксировать и подчинить себе поток (реальности), созерцание "схватывает" его своей отрицательностью (невмешательством).
7. Очевидно, что нельзя ответить на вопросы "что есть созерцание" или "как созерцать" иначе, чем непосредственным актом созерцания. Любой ответ, любое новое утверждение окажется, в конце концов, конфликтным представлением, абстракцией очередной. Итак, как мы созерцаем?
Примечание: своеобразным антиподом ограниченного в себе утверждения является созерцание, которое отказывается мириться с конфликтом изменчивости и фиксированных убеждений ("я счастлив") и призывает (вместо того, чтобы самозабвенно соответствовать образу) вслушиваться в то, что действительно имеет место быть здесь и сейчас; оно как бы постоянно спрашивает "а счастлив ли я?". Но необходимо, тем не менее, избегать и утверждения самого созерцания как статичного состояния; "я созерцаю, что я счастлив" не менее нелепо, чем простое "я счастлив".
1.3 Коллективность.
1. Возникновение и удержание всякого представления - это коллективный процесс. Каркас "известного" (массива утверждений) закладывается "другими", а не создается индивидом самостоятельно; последний просто "вовлекается" в него или принуждается к нему. Утверждение, по большей части, всегда уже "положено" и на вопросы к структурам этой положенности (о ее уместности или истинности) наложен прямой запрет.
2. Фундаментальная догма системы утверждения гласит, что представление (фиксированный образ чего-либо) не просто равно реальности, а превосходит ее, являясь по отношению к ней первичным (приоритетным). Фактически, единственное, что действительно передается из поколения в поколение - это противоестественная вера в абсолютное превосходство утверждения над тем, что есть.
3. Господство образа неизбежно порождает долженствование, поскольку возведенный в абсолют "знак" не может не требовать соответствия себе. "Есть" более никого не интересует, власть безраздельно принадлежит представлению о том, как "должно быть". Закономерным следствием главенства образа (представления) становится насилие, призванное преодолеть сопротивление естественного порядка вещей. Всякое насилие над живой материей начинается с предательства реальности предпочтением ее образу.
4. Именно явление "образа" открывает тайну и общества, и индивида, главная черта которых - соответствие (тому, как положено) и насилие (как единственный способ уничтожения возможного несоответствия).
5. Уничтожение системы известного начинается с опровержения представлений, скрывающих под собой реальность. Сущность этого опровержения сводится, очевидно, к тому, чтобы добраться до обнаженного "есть", увидев (схватив) сам процесс утверждения в его подлинности, а не через очередную коллективную призму. Этому схватыванию, тем не менее, препятствует и предрасположенность к борьбе, и отрицание нового в угоду привычного, и мотив (то есть, желание, стремление воплотить образ), привнесение которых в процесс созерцания не может не искажать, прекращая само это созерцание. Ведь так или иначе, но любая реакция (желания, страха) обязывает к действию (преследованию или бегству), которое с исследованием (наблюдением) несовместимо.
6. В контексте коллективно утверждаемого мира даже выход из тюрьмы положенности является продолжением этой положенности (идеалом, который следует воплощать и который требует утверждения метода, пути, гарантий). И в этом контексте все вообще оказывается симулякром; жизнь здесь - не жизнь, "я" - не я, общество - не общество и мир - не мир.
Примечание: структура абсолютного доверия утверждению не возникает спонтанно, а закладывается в человека коллективом в процессе общения, обучения и так далее; своим примером окружение показывает необходимость в статичности (те, кто утверждает себя счастливыми обязаны таковыми быть, а если не быть, то казаться) и необходимости конкретного выбора (они либо счастливы, либо нет, изменчивость же не приветствуется и опровергаться даже должна волевым усилием).
1.4 Необходимость увидеть.
1. Рожденный принятым коллективно господством образа над реальностью конфликт приводит в мир беспокойство (которое является своеобразным его атрибутом, внутренним ответом самому себе). Это подтверждаются, в частности, и тем, что непомерно раздувшая себя определенность (знание) так и не смогла создать даже видимости порядка и гармонии.
2. Представление, как и все его структуры, опасно (ввиду своей конфликтности и беспокойности). Именно этот факт ставит перед требованием замены бесплодных попыток убежать в царство образов и идей на созерцание (не-утверждение). В конце концов, безопасность - это отсутствие опасности, а не бегство от неё или борьба с ней, но это отсутствие не может существовать во вне, поскольку мир слишком тверд и неподатлив; так созерцание превращается в необходимость (поскольку только прямой взгляд на реальность может ответить на вопросы о том, опасен ли конфликт, опасно ли разделение на "должно быть" и "есть" и для кого они опасны). Мысль об опасности или ее определенность не есть сама опасность; описание - это не описываемое. Всякое утверждение нереалистично, а потому определенность (знание) чего-то и сам факт этого чего-то всегда отличаются. Утверждение исключает созерцание (столкновение с фактом) и наоборот.
3. Присущая структуре известного концепция внутреннего (субъектного) изменения (опасности на безопасность или беспорядка на порядок) опирается на абстракцию и потому осуществлено быть не может. Не видя опасности невозможно покончить с ней, а всякая такая попытка с самого начала обречена.
4. Созерцание более расторопно, чем определение, а значит и приближено к реальности больше (поскольку последняя нестатична). Именно по этой причине опираясь на последнее, нельзя прийти к первому. Созерцание всегда выше, чем вопрос, ответ или убеждение которые неизменно грязнут в искажениях определенности и потому препятствуют. Задавая вопрос и предпочитая поиск ответа на него прямому созерцанию человек фактически бежит от реальности (ибо все, что не есть подлинность - бегство от подлинности) и в своем стремлении прочь не может не возвращаться назад (к конфликту, к беспокойству, в беспорядок).
5. Требуется просто созерцать, "вслушиваться", не препятствуя (попытками контролировать, стремиться, достигать и утверждать). Подлинное отрицательно, оно уже есть и просто скрыто вуалью утверждения и его структур.
Примечание: несоответствие утверждения и реальности естественно беспокоит и порождает противоречие (когда человек ощущает одно, а вынужден мыслить, говорить и действовать совершенно иначе, часто даже противоположным образом). На почве обозначенного конфликта единомоментное созерцание (здесь и сейчас) того, что действительно происходит становится необходимостью.
1.5 "Заново".
1. Реальность не нуждается в утверждении или каком-либо ограничивающем ее средстве выражения. Правда ужасающе проста, а определенность наоборот - усложнена кошмарно (стремлением к соответствию идеалу, положенностью, знанием).
2. Лишь определенность требует "что-то делать" (с ситуацией, с событием, с объектом), поскольку в ее фундаменте лежит абстракция, характеризуемая исключительно разомкнутостью к идеалу, который не имеет в себе ничего, кроме требования соответствия (себе), воплощения себя любой ценой. Определение (абстракция, утверждение) всегда "сужает" реальность до какого-то одного ее фрагмента и потому оно оказывается недостаточным не только для изменения, но даже для воздействия; более того, ограниченное чем-либо подлинное не может привести ни к чему, кроме конфликта (с другими "фрагментами"). И всякое настояние на внутреннем волевом усилии по отношению к какой-то части целого есть лишь прямое свидетельство господства этого болезненного сужения над реальностью.
3. Не сужает лишь созерцание, которое с самого начала требует не утверждать, не определять и не представлять. Именно этот первый шаг (отказ от привычного механизма оценки, сравнения, реакции и усилия) совершить сложнее всего. Но изменение начинается с факта, а абстракцией все может только продолжиться.
Примечание: в силу того, что созерцание открывает возможность свободы от плена статичного утверждения (постоянным вопрошанием о том, что действительно происходит или ощущается), оно также снимает и проблему сужения реальности последним. Искреннее и готовое к любому ответу "люблю ли я дождь?" значительно отличается от жёсткого и категоричного "я люблю дождь".
1.6 Каркас положенности (стереотип).
1. Положенность (то, что положено), лежащая в основе утверждения, есть фиксированный каркас, опора на который неизбежно усиливает его. Эта структура опасна своей "обычностью", предсказуемостью, которая прямо противоречит живому потоку реальности. Но зачарованность ее псевдобезопасной рутиной не позволяет увидеть подлинную опасность господства присущих ей атрибутов (поскольку в этих условиях видимым оказывается только стереотип, а все остальное вероломно ретушируется его утверждениями, определениями и реакциями).
2. В действительности, момент реальности (здесь и сейчас) может иметь лишь два пути развития - созерцание или препятствование (утверждение с присущим ему напряжением и положенностью).
3. Возвращение из плена стереотипа способно осуществить исключительно созерцание (отказ от утверждения как такового, лишенный потому даже права на вопрос "как"). Созерцание и значит - наблюдать, не вовлекаясь в структуру положенности, не фиксируясь и не фиксируя; наблюдать, не подстраивая под себя и не выискивая "бонусы", нацеливаясь неизбежно на них и к ним стремясь. В конце концов, никакая положенность не сможет целиком скопировать реальность или приблизить к ней. Утверждение всегда не поспевает, оно всегда ложно (в большей степени или меньшей). Потому никакая заиндевевшая структура (вроде метода, практики, способа) не может завладеть или привнести подлинность в свое пространство (мысли, положенности, стереотипа), ведь само это пространство соткано из сопротивления ей. Тем не менее, попытки не прекращаются, поскольку опыт, память и знание ближе, предпочтительнее традиционно. Но насколько именно "мое" отличается от "есть"? Насколько мир "достроен" утверждением, определенностью? Насколько подлинное искажено одним из своих фрагментов? Способно ли созерцание исцелить (вернуть к целостности) мир?
Примечание: утверждение не поспевает, очевидно, за тем, что есть (которое, в отличие от него, изменчиво). Но если первое общепринято, то увидеть его неполноценность (и даже конфликтность) практически невозможно, ибо она отрицается на гораздо более глубоком уровне (общества, знания самого). Этот "уровень" именуется положенностью.
Раздел II. Субъектность
2.1 Определенность и субъект (фокус).
1. Представление всегда определено. Определенность же предполагает фрагментацию и, как следствие, противление целому.
2. Предпочтение утверждения реальности автоматически превращает последнюю в ряд искаженных фрагментов посредством разрыва ее целокупности на клочки (определенности). Фрагмент, вычленяемый определением из реальности, неизбежно вызывает фантом определяющего ("я"), который необходим для обеспечения его (фрагмента) стабильности. Фактически, субъект есть "фокус" образа, который не может не возникать из руин целого (реальности).
3. Определяющий вторичен по отношению к определению; он - тот самый раб, притворяющийся господином, единственная ценность которого в его способности сигнализировать (посредством реакций) о разрыве реальности определениями, масштабность которого напрямую зависит от интенсивности реакции (эмоции) и ситуации, которая определяется как "есть" и является ее причиной.
4. Предпочтение образа подлинности создает ситуацию, при которой возникший субъект не просто замещает собой правду, а вероломно выдавливает ее из происходящего даже как возможность.
5. Представление (предпочтенный, поставленный уже образ) есть акт отчуждения, по сути, человека от потока реальности, который сделал его самого возможным. И потому властность непрерывного определения, которая утверждает и замещает прошлым настоящее (посредством реакций, интерпретаций и оценок), не может не конфликтовать с подлинностью.
Примечание: утверждение типа "я успешен", взятое как некое само собой разумеющееся (однозначно правдивое) рождается из определения успеха и всегда ограничивает естественную возможность (если успешен, то уже не могу потерпеть неудачу и наоборот). Предпочтение одного фиксированного утверждения всегда противопоставляет ему другое, а чтобы удерживать это состояние (предпочтения) необходимым оказывается возникновение "я", которое обязуется "чувствовать" утвержденное (частичное, определенное, ограниченное) как верное. То есть, определяющий (который считает себя успешным) на деле вторичен по отношению к утверждению (о том, что он таков) и неимоверно далёк от реального положения вещей (которое открывается в созерцании и которое, как минимум, изменчиво).
2.2 Определенность и "я".
1. Определенность (утверждение) - всегда интерпретация. Слово, мысль, реакция неизменно не открывают, а "истолковывают" в соответствии с каркасом положенности (стереотипом). И всякая попытка приравнять мыслимое (определенное) к естьности лишь создает абстракцию большей или меньшей искаженности.
2. Определённость - всегда дуаль (того, что есть и того, что положено быть). Эта двойственность предполагает выбор и даже обязывает к предпочтению, что не может не вызывать конфликта, выливающегося в беспокойное стремление стать, получить, воплотить. Выбор в пользу идеала не способен привести к другому результату.
3. Основной принцип определенности - это превращение лжи в правду (уверованием в неё), которое служит единственной цели - не допустить проникновения подлинности в эту отлаженную систему самообмана. И чтобы эта ложь продолжалась, росла и усиливалась, просто необходим центр ("я"), воплощающий собой образ как таковой и для которого правда потому является экзистенциальной угрозой высшего порядка, требующей стремиться властвовать над всеми структурами способными ее не допустить. По этой, в частности, причине центр настолько агрессивен и навязчив (он пуст в своем фундаменте и в попытке эту пустоту скрыть обречен посягать буквально на всё, узурпировать каждый момент ради самофиксации).
4. Именно отсутствие фундамента (подлинности) есть главное основание непрерывного определения (главенство которого равно главенству стереотипа), а также первейшее оправдание как "меня", так и беспорядка мною порождаемого.
5. Определенность - есть уже бегство (от факта). Собственно, поэтому знание, утверждение, интерпретация и требует такого количества усилий (поправок, эмоций и так далее).
6. Определенность непременно отчасти уже "положена" и вследствие этого требует желать того, чего должно желать; симпатизировать тому, чему должно симпатизировать; испытывать возбуждение там, где должно его испытывать.
7. Поскольку определенность зиждется на требовании соответствия (будучи искусственной), постольку она не могла не превратиться в культ, ибо предпочтение идеала однажды - требует тотчас предпочтения идеала как такового, навеки. Выбравший образ обречен на рабство, ведь отныне его подлинность не имеет никакой ценности и не представляет никакого интереса; все отныне само собой разумеется и этому можно только подчиняться. Более того, став единожды жертвой образа (представления), автоматически становишься жертвой любого адепта этой системы, который опирается на коллектив, на каркас положенности, на традицию.
8. Определенностью положено длить стереотип. Потому описание, потому проговаривание, потому поиск соответствия в ее пространстве оказывается неизменно предпочтительнее созерцания. Даже вопрошая, отвечая или осмысляя, человек (под гнетом утверждения) бежит от "есть" и его простоты. В конце концов, и вопрос, и ответ задают направление, фокусируют на фрагменте, абстракции как таковой.
9. Фундаментальная проблема определенности не в её существовании вовсе, а в её попытках опровергнуть, подчинить себе подлинное (превратив все в представление). Представление в имеющихся условиях дарит удовольствие, представление причиняет боль, представление беспокоит и дарит экстаз, но последние не реальны, поскольку ограниченное не способно (по природе своей) привести к целому, тем более посредством ограничения этого самого целого.
10. Всякое действие, всякий мотив, всякая реакция, основанные на определенности ограничены и потому бесплодны, потому мимолетны так. Фактически, говорящий (утверждающий) никогда не действует, он стоит на месте, создавая иллюзию движения, которая просто сохраняет господство положенности. Изменение начинается с созерцания (отказа от лжи) и никак иначе, любой другой путь - путь частичный, ограниченный, неполноценный, как и результат движения по такому пути. А беспокойство прямым текстом сообщает о необходимости этого изменения. Ведь в конце концов, всесильная мысль приводит снова и снова в тупик, обещая лишь снова и снова.
11. Не видя порядка создавать его - это закономерность. Но порядок не может быть "создан" в условиях господства ограниченности (определения). Его следует наблюдать, ибо он не искусственен.
Примечание: утверждение вкупе с открытой в нём положенностью оказывается гораздо опаснее и сложнее, чем казалось на первый взгляд. Ведь человек утверждает не только свое отношение к дождю или абстрактному образу успеха, но и массу других, более значительных вещей (идеологию, нацию, религию, иную принадлежность, собственную личность и характер); из этих утверждений рождаются разрушительные часто эмоции и действия, но никто всё равно не спрашивает и не созерцает (поскольку отождествление себя с одним из утверждений уже осуществлено). Складывается впечатление, что жизнь (в нашем лице) полностью подчинена тому, что нами самими утверждается и даже противоречить смеет тому, что есть.
2.3 Разделение и активность.
1. Дуаль определенности ("есть" и "должно быть") по определению антагонистична в себе. Наличие же противоборствующей стороны исключает всякую возможность обнажения заблуждения как такового (поскольку борьба внутри целокупности не может иметь иного результата, кроме усиления иллюзии разрыва).
2. Разрыв реализует себя в активности. Именно посредством последней становится возможным сопротивление (реакция, желание, борьба, страх). Субъект же в данном случае является всего лишь условной моделью, рефлексией активности.
3. Утверждение всегда осуществляется конкретно (активностью), несмотря на то, что результаты его часто кажутся косвенными и неоформленными.
4. Проблема активности не может быть решена и даже рассмотрена на уровне абстракции (очередного утверждения), ее обнаружение требует фундаментального поворота от определенности к созерцанию, поскольку подлинность отрицательна по отношению к любой форме определения. Движение к идеалу не-движения (не-активности) - это продолжение движения, а не его остановка. Сложность процесса в том, что человек слишком давно синонимизировал представление и истину, известное о реальности и саму реальность. На этом основании сама активность фанатично "верит" в свою способность разбираться, видеть, понимать и наблюдать, но поскольку ее основой является искажение и разделенность (фрагментация), эта вера снова и снова оказывается тупиком. Ложь непозволительна, даже если в нее верит весь мир.
5. Активность есть не что иное, как агрессивное сопротивление согласованному потоку быти, любой шаг в сторону от которого уже есть заблуждение. Конфликт в таких условиях не прекращается (ибо сама активность является одной из главных его сторон - фактором, создающим стороны как таковые). В силу того, что она (активность) обладает способностью зацикливать своим движением, рассеивая заряженность (энергию, которая необходима для корректного функционирования), ее господство - опасно.
6. "Почему мыслится и говорится именно это, почему именно так, почему в таком контексте?" - вот главный вопрос активности.
Примечание: противоречие предпочтения утверждения (определенности) тому, что есть требует постоянной активности, поскольку реальность неизменно догоняет и оповещает об этом (сегодня я счастлив, а вчера у меня была масса переживаний из-за предстоящего экзамена и наоборот). Человек, выбравший утверждение как истину и держащийся за него, обязан поддерживать зафиксированный порядок постоянным вмешательством, аргументацией (словесной, мысленной), убегая таким образом от правды в сторону определенности.
2.4 Конкретность (фрагмент).
1. Конкретная форма имеет очень малое значение. Конкретный страх или конкретное страдание - просто фрагменты, подлинная основа которых может быть обнаружена лишь при рассмотрении их как проявлений общего потока (страха, страдания), напрямую связанного с течением реальности как таковым. Функционирование на уровне фрагментов, изолированных частей, не в силах привести к порядку (истине), поскольку всякая изоляция есть отсутствие отношений, в то время как жизнь (реальность) - это отношения в чистом виде (человека и человека, человека и общества, человека и вещи, вещи и вещи).
2. Созерцание, являющееся частью указанного потока, абсолютно несовместимо с конкретной формой (фрагментом). Конкретизация (определение) исходит из стремления обладать (описание нацелено именно на это), созерцание же "требует" в качестве условия своего проявления не утверждать, не идеализировать и не знать (то есть, отказаться от намерения совладать).
3. Конкретность (даже выращенная в концепцию) ошибочна по самому факту своего существования, поскольку целиком подчинена ограниченному знанию, рождаясь в нем и в нем утверждаясь.
4. Точно также, как активность не способна открыть себя как активность (а только как абстракция самой себя), так и фрагмент (конкретность) не может открыть себя как фрагмент. Для открытия требуется иное (в роли которого выступает пассивное (не утверждающее) созерцание, являющееся формой естьности и ее движения). Созерцание структуры меняет её, ибо она оказывается иным, чем о ней лгал образ и сообщала определённость. Жажда же изменения вне созерцания являет собой не более чем абсурдную вспышку желания человека, оставшись в основе прежним (собой), создать или получить метод (чего-то, что создаст изменение, но одновременно оставит его самого в покое, позволив ему остаться неизменным).
Примечание: определенность всегда конкретна, но это значит и ограничена (сужена до себя). Реальность же - целокупна и являет собой единый процесс. Можно бояться темноты, но попытки этот четкий страх преодолеть бессмысленны для страха вообще (который позже выразит себя как страх высоты или любой другой страх, снова и снова); такова природа фрагментарного утверждения (я боюсь - я борюсь (сообразно положенности), убеждая себя, что не боюсь). Созерцание же наоборот - открывает принцип (что такое страх вообще) и задает ему вопрос о его причине.
2.5 Беспокойство и контроль.
1. Фрагментация неотделима от беспокойства. Предпочтение одного полюса дуальности другому не может не приводить к конфликту, который сообщает о себе переживанием. Страдание (беспокойство) есть вопль разума перед фактом отсутствия порядка, гармонии, безопасность. Именно эта способность не дает уснуть окончательно, побуждая снова и снова искать, схватывая противоречивую шаткость сладкой иллюзии.
2. Но ни тревога, ни беспокойство, не нивелируются борьбой, анализом, тренировкой, фанатичностью и так далее. Они есть всегда, поскольку они вопиют о беспорядке (хаосе положенности), являясь скорее вибрацией первичного бытия, насильно погруженного в хаос определенности и инстинктивно схватывающего это, чем неким стабильным состоянием. Всякая же попытка воздействовать на эти процессы в конечном счете бесплодна, ибо она исходит из ограничения и в этом ограничении, собственно, существует.
3. Опора на мотив (усилие, волю, контроль) всегда разрушительна, потому что не может не усиливать лежащий в их основе стереотип. В поле известного утверждаемо все, в том числе и действие, и желание, и необходимость таковых. Аутентичность начинается с созерцания, а в поверхностном стремлении изменить, исправить, достичь всегда присутствует что-то невротичное, аффективное, бесплодное.
4. Определенное (утвержденное) самопервично (субъектно). Оно предопределяет все и назначает все свои проявления (реакции, эмоции, желания, страха) вторичными априори. Подобный обман не может не вызывать беспокойства, поскольку противоречит естественной природе вещей (с которой тем самым обречен, по сути, сталкиваться). Субъект физически не может "упорядочить" хаос, который порожден самим его существованием, "наличием".
5. Беспокойство есть прямое проявление потребности в созерцании. Оно сообщает, по сути, что конструкция мира некорректна и требует внимания. Именно этим объясняется его интенсивность и "навязчивость". Катастрофа в том, что каждая вспышка подобного рода либо отторгается посредством усиления иллюзии (бегством), либо подменяется по обыкновению стереотипом (утверждением созерцания как достижимого состояния и превращением его в очередной трофей, получение которого требует усилий, воли, мотива, контроля). Абстрактное созерцание - это способ недопущения созерцания; в конце концов, абстракция никогда не ищет ответов, а лишь возвращает к привычному механизму, к положенности. Действительное наблюдение (созерцание) пассивно и именно по этой причине обладает способностью к изменению (оно фактически сталкивает с тем, что есть, а не тем, что утверждено). Контроль же (являющийся квинтэссенцией активности) воплощает собой господство образа, который требует соответствия, а вовсе не ищет открытия или правды. Именно контроль позволяет избежать естьности и потому наделяется мистической силой, в форме "я" (субъекта), которое изолировано в своей уникальности и из-за изоляции которой беспокойство, собственно, и возникает.
6. Основа субъектной воли ("я"...) - это контроль. Такова природа образа, который по определению требует соответствия. Именно по этой причине весь процесс человеческой жизни сегодня можно описать как воплощение жажды контроля, обладания и так далее. Беспокойство, жадность, ревность, страх, амбиции, ненависть, обида, гнев, тревога; непрерывное сравнение, активность, утверждение - весь беспорядок человека есть всего лишь следствие его стремления к контролю, обладанию. Негативно лишь то, что неподконтрольно, что отторгает нашу волю или противится ей, потому власть, являющаяся апофеозом контроля, так обожаема. Знание есть способ контроля, а главный мотив мышления - страх его потерять. Неизвестное нельзя контролировать и потому оно ужасает, потому грезы так ценны (ведь они представляют собой мир абсолютного контроля, безопасный мир).
7. Образ, утверждение предпочитается подлинности по той простой причине, что гарантирует хоть какую-то степень контроля и, если ценой за него станет сужение целого до уровня ряда фрагментов (преступление, по сути, против этого целого), пусть будет так.
8. Препятствие в том, что сужение всегда уже-произошло. Вне сужения нет ни интерпретации, ни образа, ни слова, ни мысли, ни чувства. Иными словами, само требование контроля возникает уже после разрыва целокупности на составляющие части. Результат сужения - это всегда угроза, поскольку оно фрагментирует и фиксирует на фрагменте, делая его более приоритетным, чем то, что есть на самом деле. Беспокойство в этом состоянии фиксации просто неизбежно.
Примечание: утверждение призвано обеспечить контроль, необходимость которого диктуется самой изменчивостью реальности. Утвердить себя как чувство, как реакцию, как некий статичный объект (который любит дождь) - значит создать пространство безопасности (стабильности) внутри динамичной среды. Но в силу того, что эта самофиксация неизменно (в силу своей ограниченности) противоречит тому, что есть здесь и сейчас - она тревожит (ведь любой фрагмент знает о своей неполноценности).
2.6 Увлеченность.
1. Утверждается даже само явление утверждения. И доверие этому механизму не объяснить случайностью.
2. Утверждаемое есть иллюзия (то, что принимается за реальность, ей, при этом, не являясь), доверие структурам которой, ваяемым определенностью есть следствие "увлеченности". Увлекаясь непрерывным движением известного (активностью), человек сталкивается с непреодолимой убежденностью в истинности его конструктов, которая усиливается отсутствием ей явных альтернатив (их недопустимостью).
3. Контроль (активность), иллюзия и утверждаемость неразрывно связаны, поскольку имеют единый базис - априорное признание себя в качестве истины до всякого обоснования или наблюдения, просто по факту самого своего движения.
4. Определенность иллюзии порождает дуаль (определённость не-иллюзии (истины, разума)), хотя одинаково ложным является и первое, и второе. Тем не менее, война этих двух ложных конструкций порождает вполне реальный (ощутимый и имеющий последствия) конфликт.
5. Конфликт, интерпретируемый как конфликт становится проблемой, но является ли он таковым на самом деле или это просто очередное толкование, определенность - в условиях господства образа неясно.
Примечание: предпочтение утверждения изменчивости того, что есть (и, созерцанию, как следствие) открывает себя как увлеченность (утвердивший свою счастье начинает "чувствовать" его даже через показное довольство, отвергая отныне даже поползновение любое в другую сторону).
2.7 Субъект и длительность.
1. Непрерывная активность (утверждения) запускает механизм субъекта, который воспринимает собственную непрерывность как само собой разумеющееся (естественный и непреложный порядок вещей), в то время, как жизнь наоборот - предполагает изменчивость и конечность, обязывая к ним.
2. Всякая активность субъектна и потому поддерживает разделение (на "есть" и "должно быть"), усиливая конфликт. Единственное состояние, куда субъект проникнуть по определению не способен - это наблюдение, процесс отрицающего созерцания, что изначально делает борьбу и сопротивление невозможными.
3. Субъект непрерывен и потому имеет возможность откладывать, переносить, длить во времени. Реальность же такой возможности не имеет, поскольку каждый ее "шаг" имеет тенденцию к смерти, к концу, будучи часть потока, который неповторим.
4. Эта конечность (тленность) фактически отменяет выбор, ставя перед необходимостью полного принятия порядка (времени, жизни, тленности и так далее) и правды (поскольку нет другого шанса и "жизни" другой тоже нет). Лишь в мире утверждения все тяготеет к автоматизму и безответственности, ибо только в нем царствует непрерывность, определенность и статичность (все здесь уже сконструировано и обозначено, все здесь предопределено и наполнено несерьезными мечтаниями).
5. Субъект, являясь продуктом активности, не созерцает, поскольку созерцание пассивно. Говорящий об иллюзии или утверждающий ее никогда не выходит за рамки собственной абстракции, которая неизменно более интенсивна, чем факт ("мне больно" больнее, чем боль). В мире субъекта деавтоматизация автоматична, дефрагментация фрагментарна, необусловленность обусловлена, порядок беспорядочен.
Примечание: по причине того, что утверждение притягательно (своей безопасностью, определенностью, фиксированностью), поддержка его непрерывности становится естественной. Утвердив себя однажды как некое статичное (успешное, прекрасное) и обнаружив в этом утверждении удивительную стабильность, человек обязует себя утверждать непрерывно и далее, предпочитая откладывать созерцание и возвращение к вещам настолько, насколько это возможно (используя как инструмент поддержки ложь, притворство, насилие и так далее).