С первых дней армейской службы Ершов ясно осознал, что бригада, сама по себе, как таковая, является главной угрозой не блоку НАТО, не мировому терроризму. Она угроза сама для себя.
- Мы сами себя победим, - подшучивал Башарин, реагируя на то и дело возникавшие ЧП в соединении. Не было и дня, что бы что-то не случалось такого. что приводило Сергея в удивление. Комбриг любил повторять одну и ту же фразу:
- Нас спасёт одно, горе товарища.
Редко какой день на службе для бригады обходился без травм, заболеваний или происшествий. Солдатики откуда-то прознав, что утрата костных ногтевых фаланг первого и второго пальцев правой кисти ведут к увольнению по состоянию здоровья, придумывали разные способы прервать свою службу. Кое-кто просил сослуживцев отрубить себе часть соответствующего пальца, другие заболевали панарициями, которые несмотря на регулярные перевязки в медроте приводили к остеомиелиту.
- В дерьмо что ли пальцы тычут? - спрашивал Башарин у Ершова пописывая направление в госпиталь на очередного бойца.
Особую опасность для бригады таил в себе размещённый в гарнизоне санитарно-эпидемиологический отряд, под командованием неподкупной королевы 'дерьма и пара', императрицы толчков и столовых, грозы тыловых крыс, капитана Парамоновой, которую за глаза именовали Паралоновой. Паралоновой она была еще и потому, что она представляла внешне собой полноватую белокурую блондинку, достаточно милую, но с ужасным характером. Второе её прозвище было Шаровая молния, за то, что она без устали моталась по многострадальному гарнизону кошмаря, зажравшихся тыловиков. Одно её упоминание вызывало у тех трепет и ужас, и даже сам начмед округа не имел на неё управы, так отец Паралоновой по слухам, был близким другом командующего округом, который её называл не иначе как Светланка.
Светланка наносили неожиданные и жалящие удары по бригаде в самый неожиданный момент появляясь то в столовой бригады, то на складах, то в парке, то в бане. Даже казармы и те не убереглись от её тщательных проверок. Все и везде было не так как надо. Поэтому итог её проверок был всегда один и тот же, на стол Гучкова, как начальника гарнизона ложился очередной рапорт, написанный ровным красивым подчерком Светланки, где подробно описывались недостатки санитарно-эпидемиологического состояния, с требованием принять меры.
Появление Шаровой молнии в гарнизонной бане, куда она особенно любила заезжать, дабы провести смотр обнажённого рядового и сержантского состава срочной службы, всегда приводил к вскрытию спрятанных травм и недовыявленной чесотки, от которой бригады никак не могла избавиться. Если солдаты первого года или новенькие в части её стеснялись, то второгодки с удовольствием демонстрировали Паралоновой и её помощникам свои голые молодые тела и гениталии.
Особенно ненавидела Паралонова сотрудников продовольственной службы небезосновательно считая их ворами. Она заставляла регулярно Башарина их сеять. Для этого раз в три месяца, входящая в состав отряда санитарно-эпидемиологическая лаборатория, выдавала в бригаду чашечки Петри и стерильные петли сделанные из обычной металлической проволоки. Таким образом, пусть и весьма символично, Паралонова имела продовольственную службу в зад, в прямом смысле слова, так как раз в три месяца, все они, от начпрода до занюханного кладовщика продсклада или маслореза, должны были пройти посев на дисгруппу. Медслужба бригады обязывалась каждому тыловику слазить в зад выданной металлической петлей и высеять её содержимое на чашечку Петри, что бы посмотреть колонии какого микроба вырастут спустя неделю на питательной среде. Именно результат посева и определял допуск к работе, то есть к кормушке всей этой разношёрстной компании. Те у кого не было посевов или в чашечках Петри вырастала какая-нибудь патологическая бактерия вроде дизентерии до работы с продуктами питания не допускались.
Иногда комбриг попугивал какого-нибудь тыловика, обещая просеять его самостоятельно.
Продслужба - прапорюги и повара, кладовщики и разные работники, вынуждены были подкупать Башарина, что бы он не подвергал их подобному испытанию. Не то чтобы они боялись вторжения такого инородного тела как петля в собственный зад, нет просто этот процесс не прекращался. Вроде тебя только посеяли, как опять твоей жопе угрожала металлическая петля.
Захарченко так же подшучивал над продольственниками, например обходя на строевом смотре штаб полка он мог сказать начпроду, что бы тот берег свой зад, ибо он главное в его военной профессии, мол есть те кому нужна голова, те кому нужны быстрые ноги или сильные руки, но армия такое место где может раскрыться каждый. А заходя в расположение роты материального обеспечения замкомбрига шутил, что он уверен, в отличие от помещений в расположении, задницы у личного состава тут чистые.
В плане посевов, за всю бригаду отдувался один единственный солдат. Он принимал на себя этот удар. Это был рядовой медроты Славик Морозов, именно его анальный канал переживал многократные щадящие интервенции, именно его здоровая флора бурно произрастала в чашках бригадных тыловиков, обеспечивая им желанную работу и доступ к продуктам питания, которые можно было украсть. Несмотря на вышеописанные обстоятельства, в бригаде Морозова уважали, некоторые даже завидовали, и в солдатской столовой его кормили всегда отдельно, накладывая большие порции, а спасенные им, сердобольные поварихи то и дело приносили из дома ему конфеты, печенья и сгущёнку.
Он принимал их как должное с чувством собственного достоинства, вздыхая.
По мимо службы, Сергей влился в компанию таких же как он офицеров двухгодичников, у многих как и у Ершова не было семей, и они часто собирались вместе, что бы отдохнуть, поговорить за жизнь, обсудить злосчастную военную службу. Как новичку в армию, его коллегами по несчастью, Ершову был проведён краткий инструктаж по 'государевой службе'. Между военнослужащими новой Ельцинской армии, перенявшей худшие традиции армии советской, формировались непростые взаимоотношения, нигде не описанные. Этой информации не возможно было найти ни в уставе, ни в устаревших методиках ДСП по моральному облику советского офицера.
По - мимо старших начальников и непосредственных командиров главный враг офицера призванного на два года была финансовая служба, которая всё время пыталась его обмануть. Причем обмануть по любому, даже мало-мальскому поводу. Кадровый офицер за пять лет учёбы узнавал всё, что ему положено по закону, каждую выплату, а двухгодичника финансисты могли легко обвести вокруг пальца. Начнём с того, что выплаты положенные кадровым офицерам от подъёмных до материальной помощи были положены и двухгодичникам, законодательно одни ничем не отличались от других. Но финслужба, то и дело пыталась кого-то обмануть, что-то недодать, отказать в положенных выплатах. Такая политика вела к тому, что невыплаченные за год денежные средства на счетах воинской части уходили в фонд экономии, который в конце года финансисты делили с командиром, присваивая себе эти деньги в виде премий за экономию. Поэтому первым делом его новые друзья провели Сергею ликбез направленный на повышение его финансовой грамотности. Все это казалось Ершову очень странным.
Отслуживший уже год, командир миномётного взвода и Казани Женя Зайцев рассказывал Сергею:
- Когда ты приходишь служить ты имеешь об армии весьма наивные и идеалистические представления, из старого советского кино, где она является синонимом таких слов как порядок и дисциплина. Это идеалистическое представление об армии, которое возможно имело место в Союзе, но сейчас это не то что не соответствует действительности, и как ты уже смог это понять, но и противоречит ей.
Другой их товарищ, психолог первого батальона, выпускник Мордовского государственного университета Эдик Суфин подходил к данному вопросу с сугубо научных позиций.
- Удивительным в армии является процесс коммуникации, - объяснял он товарищам, - вот сегодня, представляете, вызывает меня ротный и говорит: где конспект по общественно-государственной подготовке? Я говорю: не готов. А он мне: готовь вазелин, я тебя сейчас иметь буду, раздвигай булки. И такие диалоги начальников и подчинённых происходят в армии повсеместно, подозреваю, что от кабинета министра обороны до последнего загаженного казарменного толчка, который драят зубными щётками зачморенные духи. Каждый маленький и большой командир, считает своим долгом утвердить власть над подчиненным, виртуально опуская его, ментально вступая с ним в противоестественную половую связь, как альфа-самцы делают в стае у приматов, когда в промежутках между оплодотворением текущих самок, они насилуют путающихся под их ногами однополых собратьев, что бы те не забывали своё место у параши. Этот половой акт не носит сексуального контекста, он провозглашает социальное превосходство, через принуждение подчинённого к роли, не соответствующей его полу. Выражения: готовь жопу, сейчас я тебя поимею, иди к командиру, сейчас он тебя трахнет, меня поимели так, что задница болит, порвали зад на британский флаг, насосался из-за вас дураков, я свою жопу подставлять не буду, и так далее, являются распространёнными в военной среде настолько, что даже уже не режут слух благородных защитников Родины. Хотя, казалось бы, офицеры, носители такого понятия как честь после заявления командира: готовь жопу, должны стреляться на дуэли, но этого нет и в помине. Они стоят и улыбаются и им не стыдно за свои выстраданные многолетней службой седины. Этот сексизм стал нормой отношений, привычным фразеологическим оборотом, уже никого не оскорбляющими и не обижающим. Иносказательные выражения превращают всю огромную российскую армию в сборище каких-то скотов, которые трахают подчинённых и так до самого низа. Отсутствие, полное отсутствие реакции на оскорбления у тех, кто защищает Родину, ставит вопрос, какую Родину мы защищаем, если мы не можем самих себя защитить от оскорблений начальника?
- Ну не все такие, - Сергей вспомнил Рому Михайлова и начмеда Башарина, эти бы не стали терпеть оскорблений даже от министра обороны.
- Вся проблема в том, что в армии запрещены дуэли, - вставил Женя. Но Суфин продолжал:
- Все эти обороты речи, весь этот паршивый военный сленг, через который проходит красной нитью тема извращённых сексуальных отношений между мужчинами, вызывает у меня отвращение. Сначала я вспомнил историю, фиванцев, у которых был священный отряд из ста пятидесяти пар гомосексуалистов гоплитов, но в нашей армии дальше слов дело не идёт. Это все какой-то латентный гомосексуализм?
Потом я понял, здесь все как на зоне, в армии имеют место такие же отношения между людьми как у заключённых. Но ведь там нет женщин и это можно хоть как-то объяснить, а тут они есть. Сомнительно, что герои советского кино офицеры Иван Варавва и Алексей Трофимов, позволили бы своим командирам, так с собой обращаться. После слов начальников, что они их отымеют в зад, они в лучшем случае набили бы им морды, в худшем прострелили головы.
- А сейчас? - психолог махнул рукой, показывая всю безнадёжность рисуемой им картины, - сейчас армия, похожа на сборище заключённых. Мы пиджаки и срочники тут против своей воли, мы здесь, долг отдаём. Контрактники и офицеры, заключённые по контракту минимум на пять лет. Что мы защищаем? Украденную у нас страну. Которую проворовавшаяся партийная бюрократия, переродившаяся в финансовую олигархию и компрадорскую буржуазию, превратила в третьесортную колонию? Да плевать на это все хотели. Вы что не видите, что наша армия - это видимость армии, мираж, иллюзия, а держат её потому, что это обязательный атрибут якобы независимого государства. Ну положено на приём к приличным людям ходить в туфлях и пиджаке, бизнесменам иметь джип Гранд Чероки и длинноногую молодую секретаршу-любовницу, так и тут вроде бы армия нужна. Армия нам нужна, но денег на её содержание нет.
- А какая у такой армии, случайных людей будет, идея? Демонстрировать, что она есть и не более того. - согласился Сергей
- Не соглашусь про атрибут, - возразил Суфин, - армия - это совковое наследство, как ВПК, которое быстро не ликвидируешь. Союз наплодил воинских частей столько, что их за сто лет не сократишь.
- А подобные отношения, как у приматов для обозначения иерархии имелись ещё в древности, - рассказывал психолог, - есть такая плита царя Хаммурапи, где царь изображён на вершине пирамиды, изображающей государство с членом больше, чем он сам. У его помощников члены поменьше, и стоят они ниже на ступень и так далее. У простых работяг внизу пирамиды членов нет совсем. Армия сегодня, это такое место для случайных безынициативных и не пассионарных людей, как какой-то спокойный склад, все вроде как бы все при деле и напрягаться особо не надо, плыви по течению, все идёт своим чередом, как в метро, по расписанию. Армия структура, где случайные люди, а я имею ввиду даже кадровых офицеров, объедены лишь фактом ограничения свободы, идея защиты Родины, деньги, социальная пакеты - фикция. Для того что бы эта структура не развалилась, и продолжала притворятся армией, надо заставить всю эту массу людей подчинятся друг другу для этого и нужен такой примитивный способ доминирования с сексуальным подтекстом. И я скажу тебе, этот подтекст, как не странно, имеет магическую силу. Как я не ругал двух прапоров, все никак до них не доходило. Они несмотря на мои замечания, делали одно и тоже, опаздывали на утреннее построение. Комбат мне сказал: знаешь, что, отымей их хорошенько, или я тебя раком в следующий раз у себя в кабинете поставлю. Ну я этим прапорюгам тут и выдал все, типа если меня комбат поставит раком из-за них, то я им очко наизнанку выверну. И самое главное я представил ясно, глядя на этих двоих, как я это буду делать.
- И что? - поинтересовался Ершов
- А ничего, они как будто молния их ударила, минуты две в прострации стояли, молча все переваривали. Казалось, им перед глазами рукой проведёшь, не отреагируют. Транс. Было даже видно, что зависли они как компьютер, когда перезагружается, такое колёсико на экране монитора крутится и крутится. Так вот потом первый в себя пришёл и говорит мне: Эдуард Сергеевич, мы все поняли, больше так не будет, вы бы давно бы нам так все объяснили доходчиво, на русском языке. И уходят, повернулись ко мне и бочком...
В конце ноября в бригаду проникли тревожные слухи, один хлеще другого, говорили, что соединение скоро отправят в Таджикистан, на помощь 201 мотострелковой дивизии, другие твердили о каких-то грандиозных учениях, третьи, настаивали на отправке на Северный Кавказ для наведения порядка в Чечне.
Какие-то документы в управление бригады по-видимому всё же поступали, но комбриг и начальник штаба не считали нужным доводить информацию до своих подчинённых. Видимо до определённого момента всё было писано вилами на воде, и окончательное решение принято не было.
В первых числах декабря в Горячинскую бригаду неожиданно приехала большая комиссия штаба округа, главным в который был заместитель командующего генерал-лейтенант Ковров. В комиссии были представлены все службы округа от служб техники и вооружений до медицинской. В тот же день на общем построении командир бригады довёл до личного состава указ президента о наведении конституционного порядка на территории Чеченской республики. Так же комиссия привезла приказ командующего округом. Согласно этому приказу, бригада должна была быть доукомплектована личным составом, техникой и вооружением до полного штата в течении двух ближайших недель. Далее она должна была пройти боевое слаживание. Потом шестью эшелонами железнодорожного транспорта убывала в Моздок. Всё это вызвало противоречивые чувства среди личного состава.
Несколько кадровых офицеров в тот же написали рапорта на увольнение, их либеральные взгляды не позволяли им быть душителями свободы чеченского народа.
Зампотех бригады и начальник службы РАВ так же посчитав, что приведение в порядок техники и вооружения за столь короткий отрезок времени, является непосильной задачей для соединения, решили уволится.
По этому поводу вечером в штабе состоялось офицерское собрание. Как и ожидалось, никто из увольнявшихся на него так и не пришёл.
- Причём тут народ, свобода, - выступил перед собравшимися начальник штаба бригады, - да знаете ли вы, что вместе с русскими из Грозного побежали и городские чеченцы, высококвалифицированные рабочие и служащие, потерявшие при Дудаеве работу. Кроме бандитизма в Чечне заниматься не чем. При чем тут свобода? Они грабят поезда и убивают не в чем не повинных людей. Это нужно решительно прекращать!
- Такая маленькая страна как Чечня, в современном мире не может быть сама по себе, если она не в кильватере российской политики, то значит её приберёт к рукам кто-то другой, - продолжил его мысль Черноусов.
Все вспомнили недавние события в Молдавии и Таджикистане, где благодаря российской армии удалось погасить гражданскую войну.
- Товарищи офицеры, - взял слово Гучков, - мы живём с вами в страшное время, но мы должны понять, что мы дали присягу и служим России. Да всё это, что я вам сказал, возвышенное, высокопарное, на фоне всей той нищеты, развала, которые окружают нашу будничную жизнь, кажется неуместным, нелепым, даже глупым. Но без этого, без понятия долга, без понятия офицерской чести наша служба в армии лишена смысла.
Комбриг встал, он обвёл сидящих в зале офицеров, взглядом, пытливо всматриваясь в их лица:
- Товарищи офицеры, кто не хочет ехать я прошу заявить об этом сразу. С моей стороны вы не встретите осуждения или преследования по службе, вас или уволят или переведут в другие части. Всех прошу понять, что наша командировка может быть, мягко говоря не простой. Нас ждёт тяжёлая совместная работа, которой мы должны отдать все свои силы. Необходимо приложить максимальные усилия по приведению бригады в полную боевую готовность. Для этого сюда прибыла окружная комиссия. Товарищи офицеры, прошу поддерживать в бригаде дисциплину и доверительные деловые отношения между офицерами. Кроме того каждый из вас может рассчитывать на мою личную помощь и участие. Прошу вас обращаться ко мне по любым вопросам.
После объявления приказа о командировке, в бригаде началась невероятная суета. Она превратилась в встревоженный муравейник.
На следующий день прибывшие начальники окружных служб провели собеседование со всеми офицерами бригады по своим специальностям. За комплектование бригады личным составом округ отвечал головой. Дополнительно к первым двум либералам, нашлось ещё несколько офицеров, кто по различным соображениям ехать в командировку отказывался. Ершова удивляло то, что оказывались ехать не только офицеры двухгодичники, но и кадровые офицеры. Причём если кадровых офицеров окружные начальники запугивали увольнением, на которое те, кстати, охотно соглашались, то двухгодичникам угрожали прокуратурой, судом и сроком, вследствие невыполнения приказа командования. Но это был блеф. В действительности не к одному из отказавшихся 'пидажаков' данная угроза применена не было. Их всех быстро перевели в другие части. На их места тут же прибыли другие, в большинстве своём заменённые командиры взводов были теми же двухгодичниками.
Ершов был искренне удивлён тем, что люди, которые получили от государства неплохое бесплатное образование, специальность, находясь весь период своего обучения на полном довольствии и обеспечении у государства, могли так поступить, отказавшись выполнить свой долг, к которому по идее они готовились. Служба в армии был сознательный выбор кадровых офицеров, получалось так, что отказники поступая в военное училище занимали чужие места, врали взрастившему и кормившему их обществу, транжирили народные деньги. Такая командировка, как и война для кадровых офицеров являлись кульминацией их жизненного пути, прямой реализацией их предназначения. Но как так могли они поступать? Ведь они сами добровольно пошли в военные училища, сами выбрали себе эту опасную профессию. И теперь когда настало время выполнить свой долг перед Родиной, они постыдно сливались.
И Рома Михайлов и Башарин поддержали Ершова в этом мнении, они рассказывали, что в Афганистан офицеров призванных на два года не отправляли, в советской армии ещё присутствовало такое понятие как честь офицера.
Начмед округа на второй день побеседовал со всеми врачами медроты, но как это не странно, но с Ершовым говорить не стал. Это укололо самолюбие Сергея. О причинах такого догадаться было не сложно. Начмед не стал беседовать с ним по ненадобности. Ершов напрасно проторчал под дверью кабинета Башарина битый час, но его так и не пригласили. Позже начмед бригады сказал ему: решено - Сергей никуда не едет, а остаётся в ППД в числе небольшого количества солдат и офицеров, которых не берут в командировку.
- Везёт тебе, - рассмеялся, встретив приятеля Рома Михайлов, - вернёмся через пару другую месяцев, а ты тут совсем одичаешь.
- Я в ЦРБ устроюсь, - поделился с ним идеей Ершов, - хоть делом займусь.
Неожиданно стало известно, что ехать в командировку отказался Стас Бугаев. Все произошло молниеносно, в часть приехал его отец, оказавшийся заместителем начальника Вольского тылового училища, вместе с тестем генералом - начальником того же училища. Они привезли с собой выписку из приказа по которому Стас переводился в Саратов преподавателем на военную кафедру.
- Ни куда он не едет, вот приказ, - тыловой генерал сунул выписку удивлённому Башарину. Бугаеву никто препятствий не чинил, воспитательных бесед с ним не вёл. Родственники походили по штабу и в тот же день тесть и отец увезли старшего лейтенанта с части, так словно бы его никогда в ней и не было.
- Чудны дела твои господи, - удивлялся Рубилин, - за двадцать лет службы первый раз такое.
Вместо Бугаева на следующий день окружники прислали капитана Лебеденко, его отыскали в какой-то ракетной бригаде. Новому врачу медроты было под сорок, это был спившийся, перехаживающий третий срок в одном звании офицер. Со слов раздосадованного таким поворотом событий, Башарина Лебеденко согласился на командировку, так как начмед округа обещал ему майора.
- Может мне подполковника, и место в госпитале надо просить, - шутил он.
В тот вечер Ершов застал начмеда округа полковника Грибача и майора Башарина на крыльце медроты, где те живо обсуждали нового офицера.
- Товарищ полковник, - возмущался Башарин, - вы мне что за тело вместо Бугаева прислали, я что с ним буду делать? Мне что в командировке его к себе привязывать, что бы он не потерялся? Мне этот алкаш не нужен. Я вон лучше Ершова с собой возьму, он парень нормальный.
- Леня, - вздыхал Грибач, - я где тебе врача найду, сам понимаешь, я части оголять тоже не могу, у нас кадровый дефицит. Ну поедешь ты с Лебеденко, ничего страшного.
Тяжёлый взгляд начмеда округа упал на Ершова:
- А ты, что лейтенант согласен поехать? - с усмешкой спросил он.
- Прикажут - поеду, - ответил Сергей. Ему было обидно, что его кандидатуру рассматривали в последнюю очередь.
Подавляющее большинство офицеров бригады не видели в будущей командировке никакой угрозы, она представлялась им как ввод войск в Чехословакию во время Пражской весны 1958 года. Они не сомневались, что это будет что-то вроде окружных учений.
- Нам главное доехать, - шутили тогда в бригаде, намекая на катастрофический процент неисправной военной техники и вооружений, - наша бригада ещё до вступления в бой рискует остаться без танков и боевых машин.
Были и те кто считали иначе, таковым был подполковник Рыжов, командир третьего мотострелкового батальона. Это был худощавый немногословный мужчина сорока пяти лет, с безупречной офицерской выправкой. В своём батальоне он поддерживал образцовый порядок и железную дисциплину, его солдаты и офицеры, которых он нещадно драл, отличались среди всего личного состава высокой профессиональной выучкой, показывая во время занятий по боевой подготовке неизменно лучшие результаты в бригаде.
Сергей однажды услышал их разговор с Башариным в котором Рыжов объяснял тому, что предстоящее 'наведение порядка' вызывает у него серьёзные опасения.
- Леня, там у них оружия как грязи, будут стрелять по нам из-за каждого угла, к ним спиной поворачиваться нельзя. Наши начальники или врут или правда не понимают всю серьёзность ситуации. Вон помнишь оппозиция с танками в город вошла и те танки пожгли, их на испуг не возьмёшь, это ушлые ребята, у них есть те кто в Абхазии воевал.
- Да и мы луком не шиты, - хорохорился начмед.
- Нам надо минимум три месяца на подготовку, - настаивал Рыжов, - война это вам не игрушки. Прежде чем отправить солдата в Авган его минимум полгода в учебке тренировали. А что у нас? У нас солдат не обучен.
- Я так понимаю, - отвечал Башарин, - мы едем на демонстрацию силы. Типа показать, что армия есть, погрозить, продемонстрировать.
- Ага и все боевики обосрутся, от нашего появления, - рассмеялся Рыжов, - Леня ты в это веришь?
- Проблема не в том верю ли или ты, проблема в том, верят ли в это наверху. Неужели никто из нашего командования не может сказать правду, что мы, армия не готова. Что то, что затевается это опасно.
- Понимаешь доктор, - Рыжов закурил, - те кто может сказать правду те не могут быть большими начальниками, так устроена эта система. Генералы трясутся за свои должности, оклады и пенсии. У меня в батальоне почти половина БМП неисправка, ну штук восемь мы восстановим сами, сейчас нам по всему округу исправные машины ищут. А если война? В танковом батальоне бригады из трёх рот удалось собрать две, а из двух артиллерийских дивизионов личным составом и техникой укомплектовался один. И это часть постоянной боевой готовности, что говорить о прочих частях?
- Ты думаешь всё так серьёзно? - спросил Башарин.
- Я вообще думаю всё и всегда серьёзно, Василич. Нельзя быть чуть-чуть беременным.
В тот день в парке в роте РМО случилось ЧП. Командир роты сам лично перегонял БРДМ из бокса к месту ремонта. В нарушение правил техники безопасности капитан Немов сам сел за рычаги. Один из его бойцов демонстрируя лихость, на ходу попытался запрыгнуть на ехавшую машину и в момент прыжка его нога сорвалась с борта машины и угодила между гусеницей и катком. Ногу бойца буквально вывернуло в тазобедренном суставе и вырвало наружу. Боец умер быстро от кровопотери. Ему не смогли оказать помощь, повреждение было не совместимо с жизнью. Картина представляла собой жуткое зрелище вырванной из тела нижней конечности. Из огромной раны в области таза торчали обломки кости и клочки мяса. Прибывший на место происшествия генерал-лейтенант Ковров приказал построить в парке всю бригаду, и прогнать всех без исключения через место происшествия, что бы каждый солдат и офицер могли лично увидеть погибшего товарища. По его мнению это жуткое зрелище, похожее на сцену из фильма ужасов, должно было нести воспитательный характер.
Но всё это произвело крайне негативное воздействие на личный состав бригады. Все задумались о смерти. Подразделения по очереди проходили мимо лежащего на куске окровавленного брезента изуродованного тела их погибшего сослуживца в полной, зловещей тишине, они шли снимая шапки, и молча прощаясь со с ним. Это была первая жертва бога войны.
Все работы в парке, в том числе перемещение техники были приостановлены и в наступившем безмолвии хлопали на ветру полотнища знамён поднятых на флагштоках. Никто громко не разговаривал - люди перешептывались.
По мере доукомплектования подразделений и восстановления техники бригада перешла к боевой подготовке и боевому слаживанию.
Начмед округа внезапно для всех лично определил Ершова для проведения занятий с личным составом бригады по оказанию первой помощи, кроме того полковником Грибачом были отдельно организованы сборы санинструкторов бригады на базе медроты. С этими санинструкторами так же занимался Сергей. Эти сборы длились целую неделю, план занятий и темы были спущены округом, Ершов лишь готовил конспекты и утверждал их у Башарина.
Начмед бригады круглосуточно был занят в штабе, ротный безвылазно занимался подготовкой подразделения, а непригодного не к чему Лебеденко посадили на приём.
Сергею вручили ещё советский 'учебник санинструктора', занятия отнимали у него много времени и сил, домой он возвращался к полуночи, нередко оставаясь ночевать в медроте. Экзамены по окончанию сборов у санинструкторов принимал сам начмед округа и в целом работой Сергея полковник Грибач остался доволен.
По окончанию этапа комплектования в бригаде началась интенсивная боевая подготовка на неё отводилась последняя неделя перед отправкой, это была отчаянная попытка наверстать упущенное. Днём и ночью в бригаде проводились выходы в район, марши, боевые стрельбы взводов, потом ротные и батальонные тактические учения. Параллельно штаб округа отдельно провёл командно-штабные учения с управлением бригады. Всю эту неделю Ершов был активно задействован в медицинском обеспечении боевой подготовки и практически безвылазно был на полигоне.
Второй боец в бригаде погиб в ходе метания боевых гранат, как так получилось не понял никто, граната Ф-1 взорвалась около бруствера окопа, откуда велось метание. Два стальных осколка с близкого расстояния угодили в голову и шею солдата. Он скончался на месте не приходя в сознание.
Лебеденко начал выпивать, Башарин однажды застал капитана изрядно выпившим. Тот высыпал из пузырьков и глиссеров таблетки в старый медротовский аквариум, на дне которого они лежали причудливой разноцветной массой, как шарики в барабане лотереи. Капитан вёл приём, принуждая больных бойцов самих как в спортлото вытаскивать из аквариума себе лекарства. Было абсолютной случайностью сколько таблеток и каких, со дна аквариума случайным образом вытащит рука солдата. Разглядывая извлечённые таблетки из ладони больного бойца, пьяный капитан назначал лечение, комментирую больным солдатам их последующий приём.
В конце концов Лебеденко был изгнан туда откуда его извлекли на свет. Пока ждали замену началась погрузка бригады.
- Ты хочешь ехать? - спросил Башарин Ершова.
- Нет, - честно ответил он, - но если надо я поеду.
-Ты боишься?
- Боюсь , - ответил Серега.
А когда на следующий день другой врач медроты сломал лодыжку, то тут сдался и начмед округа.
- Башарин, - сказал Грибач, - я тебе где врачей возьму. Ваша бригада это чёрная дыра округа, она не только поглотила все запасы исправной техники и вооружений, личного состава, так ещё и врачей сколько забрала.
- Так точно товарищ полковник, дыра, чёрная, - согласился Башарин. Медрота начала погрузку и майору не было дела до инсинуаций начмеда.
- Ершова включили в приказ, - вздохнул Грибач.
- Сергей, - полковник впервые обратился к нему по имени, - чего ты хочешь, чем я могу тебе помочь? Какие пожелания?
Ершов пожал плечами, он хотел уволится пораньше если это было бы возможно, но говорить об этом не решался.
- Знаешь Ершов, - продолжал начмед округа, - я всегда к двухгодичникам плохо относился, но ты молодец, к службе относишься ответственно, спасибо тебе.
И начмед округа пожал Сергею руку.