Он вышел к дому на рассвете - роса ещё блестела на траве, на жестких, матовых листьях и острых шипах здешнего кустарника. Дом стоял на небольшой поляне среди леса, и поляна была окружена забором. Он некоторое время смотрел на этот забор, а потом сел, прислонившись к нему спиной - никакой калитки в заборе не было, а лезть через частокол вряд ли можно было бы считать хорошим способом заходить в гости к незнакомым людям.

От толстых досок тепло пахло смолой и, немного - дымом. Он достал свою флейту и негромко заиграл мелодию для поднимающегося из-за деревьев солнца.

Она вышла из дома чтобы, как обычно, нарвать терпких трав для утреннего чая - и вздрогнула: пришелец сидел у забора, спиной к ней, и играл флейте. Она вздохнула - сердце колотилось неровно, испугано. Собаки вылезли из-под крыльца и смотрели на неё - пока молча, но уже вздыбив шерсть на загривках: они всегда чувствовали её страх и готовы были наброситься на любого врага.

Она хотела махнуть собакам рукой, но чуть задержалась: мелодия была тихой и спокойной, а сам пришелец был немного непохож на других. Нет, у него были те же две руки и две ноги, и голова у него была одна - как и у всех прочих, но волосы у него были светлыми и длинными, пальцы, перебегающие по флейте - тонкими, а кожа - светлой.

Он услышал, как хлопнула дверь, и оглянулся. Молодая хозяйка стояла на крыльце и смотрела на него. А у её ног сидели и скалились четыре - нет, пять - больших, чёрных собак. Он вздохнул - собак он недолюбливал - и встал на ноги.

- Доброго тебе утра! Я - Сребр. Я иду на север и немного устал. Не пустишь ли отдохнуть до вечера? И не найдётся ли у тебя немного воды для усталого путника?

Он говорил на незнакомом ей языке - но не том, на котором разговаривали местные бродяги. Язык был звонким и певучим, словно песня, к которой забыли написать музыку. Она не знала, чего он хочет - но не в её принципах было отступать от давным-давно заведённых правил - даже для того, кто прошёл через две стены заклятий, словно их и не было вовсе. Она тихонько прошептала несколько слов на древнем языке и щёлкнула пальцами за спиной - и тотчас же проливной дождь упал с только что чистого неба.

Она думала, что он сбежит - пусть не сразу, но изрядно промокнув. А он вдруг рассмеялся смехом, в котором явно звучал лёгкий мягкий металл, и поднял лицо вверх, навстречу каплям дождя - так что они побежали по лбу, по щекам, по губам. Он пил дождь так, словно это был волшебный напиток, придающий сил.

От дождя собаки забрались под крыльцо - но теперь он видел, как их глаза сверкают из сумрака. Рубаха и штаны промокли вдрызг - но дождь был тёплым, и он чувствовал себя отдохнувшим, словно напитался дождём, как молодой дуб на опушке леса. Он снова достал флейту и заиграл радостную мелодию - специально для этого дождя. Капли стучали по крыше дома, по доске лавки у крыльца - и их стук превращался в танцевальный ритм.

Дождь шёл совсем недолго - под яркими лучами солнца столь внезапно набежавшая тучка быстро растаяла, исчезла - словно её и не было. Он сел в мокрую траву и стал играть задумчивую, медленную мелодию - в такт своим мыслям. Похоже было, что здесь ему толком отдохнуть не удастся, но и уходить почему-то не хотелось.

Она нарвала трав и вернулась в дом - пришелец был странным, но кажется, не пытался пробраться в её жилище. Да и собаки не зря сидят под крыльцом - волноваться не о чем. Она вспомнила его голубые глаза, в которых под солнечным светом сверкали льдинки и решила пока его больше не прогонять. Она заварила чай - густой, горький запах потёк под крышей дома. Вдруг она подумала, что ей, наверное, было бы интересно угостить пришельца своим чаем. Она достала вторую чашку - почти чёрную, покрытую пылью - и долго смотрела на неё. Потом сполоснула её горячей водой и наполнила тёмной, густой, горячей жидкостью.

Хозяйка снова вышла на крыльцо. В руках у неё было две чашки: одна фарфоровая, тонкая, почти прозрачная; вторая - из дерева, потемневшего от времени. Он остался сидеть в траве - ведь между ним и хозяйкой всё ещё оставался высокий забор. Она подошла к забору, опустила чашки на землю, и сильным движением отодвинула одну широкую доску, сделав проход. Немного замешкавшись, она махнула ему рукой - и он понял, что можно войти.

Даже во дворе он не стал садиться на скамью - опять опустился на землю и пил напиток медленно, словно изучая его с каждым глотком. Она смотрела на его лицо, на его руки - и пыталась понять: откуда он взялся и что тут делает. На удивление, она не чувствовала от него никакой опасности. Допив чашку, он перевернул её и стал отстукивать по донышку переменчивый быстрый ритм. Пальцы мелькали быстро, словно плетя загадочный узор из звука. Ей хотелось встать и начать танцевать - но она забыла, как это делают.

Потом он сидел в траве, а она ходила мимо, занимаясь обычными своими делами и почти не обращала на него внимания. Он, кажется, даже задремал ненадолго - и она удивилась, какое у него спокойное лицо.

После полудня она вынесла из дома яблок - больших, твёрдых, красных - и кусок медовых сот. Он что-то сказал - наверное, это была благодарность - и съел ровно половину. Она тихо рассмеялась - ей на день хватило бы и одного такого яблока.

А потом, когда она поднимала тяжёлое ведро из колодца - он зачем-то встал и в три больших шага подошёл прямо к ней. Она отшатнулась, ворот начал было крутиться в обратную сторону - но он его остановил, удержав обоими руками. И в это момент одна из собак молча прыгнула из-за спины хозяйки и вцепилась зубами в его правую руку, чуть пониже локтя.

Красный ручеёк крови побежал по коже, тяжёлые капли упали на зелёную траву.

Было довольно больно, и он с трудом удержал ворот, чтобы тот, раскрутившись, не ударил хозяйку. Она гортанно крикнула одно длинное слово, которое словно было создано в то время, когда людей ещё не существовало. Собака разжала челюсти и отошла назад - но продолжала за ним следить внимательным, напряжённым взглядом. Хозяйка поставила тяжёлое ведро на землю и взяла его за руку.

Рана была глубокая, но не опасная. Она вернулась в дом и принесла чистую ткань, тёплую воду и целебную мазь. Она промывала его рану, а он смотрел на неё своими спокойными голубыми глазами - и в них не было ни страха, ни угрозы. Когда она наложила повязку - он на миг поймал её пальцы своими, и она не отдёрнула руку. Его рука была уверенной и спокойной, и в этом движении была благодарность и желание что-то узнать - но никакой тревоги.

Спустя миг он встал и тихо сказал что-то. Она поняла, что он уходит и хотела предложить ему остаться: вчерашней ночью в свете луны она видела парящего дракона, а никому не стоит оказываться ночью в лесу, над которым пролетает хищный голодный зверь. Но он не понимал её языка... и она промолчала.

Выйдя за забор, он оглянулся. Хозяйка смотрела на него, и ему показалось, что в её взгляде была печаль. Впрочем, он никогда толком не умел читать в глазах людей. Солнце клонилось к закату, ему надо было спешить. Он махнул ей рукой и подумал: если получится, хорошо бы ещё раз зайти в странный дом на лесной поляне. Жаль, что прошлой ночью ему не удалось найти старуху-ведьму, которая, как ему сказали, сеет страх в этих краях. Он надеялся, что ведьма не тронет хозяйку этого дома.

Он прошёл через лес и вышел на высокий обрыв над рекой. Солнце давно село - и над деревьями поднялась серебряная луна. Он взмахнул крыльями, радостно закричав - и лунный свет засверкал на серебряной чешуе взлетающего ввысь дракона.