|  
   Попытка написания лирического стихотворения
    и чем она закончилась
Черновая редакция:
   
   Мне не всегда живалось гладко,
   бывало всяко, черт возьми,
   Создатель здешнего порядка
   не церемонится с людьми.
   
   Судьба задворками вела, но
   сквозь клочья рваных низких туч
   заветным именем Светлана
   блеснул внезапный летний луч.
   
   И мир светлеет понемногу,
   неотвратимо, как прилив.
   И я готов поверить Богу,
   что Он суров, но справедлив.
   
   Ты мне дарована судьбой,
   за то, что был я терпеливым.
   И коль возможно быть счастливым,
   позволь счастливым быть с тобой!..
   
   Окончательная редакция:
   
   Мне не всегда живалось гладко,
   бывало всяко, черт возьми.
   Создатель здешнего порядка
   не церемонится с людьми,
   
   швыряя в мутную протоку
   едва очнувшихся кутят,
   мол, все одно, не выйдет  проку,
   пусть выплывают, как хотят.
   
   И покарябаны бока 
   о копошащиеся льдины,
   и неприступны берега
   из мягкой скользкой теплой глины.
   
   На поворотах застревая,
   кружась, кипит весенний сор,
   авось, и вынесет кривая
   на заповеданый простор.
  
  *  *  *
  
   Мои плоты лениво вдаль плывут
    вдоль берегов досужих озарений...
    И мнится мне, что женщины живут
    в тумане параллельных измерений,
    
    под шорох опадающих шелков
    умеющие верить в небылицы,
    в почетную коллекцию долгов
    мне вписывая новые страницы.
    
    Топчу круги по собственным следам
    в своей четыре на два одиночке.
    Пришла пора ответить по счетам,
    и некому молиться об отсрочке.
    
    Дверь заперта потерянным ключом.
    Течет река. И год плывет за годом.
    Нелепый сон о чем-то ни о чем  
    почти забылся, вспугнутый восходом.
   
   В ходу чужие правила игры.
   Дрейфует плот, податливый теченью.
   Двоятся параллельные миры
   и не сойдутся по определенью...
  
   *  *  *
   
    На кухне стынет праздничный пирог,
    он аккуратно вынут из духовки,
    на скатерти потеют поллитровки,
    и гости снег сбивают о порог.
    
    Пока не завязался разговор,
    и все еще так вежливы и чинны.
    И предлагают женщинам мужчины
    попробовать салат из помидор.
    
    Налив одну, потом еще одну,
    а после третьей рюмок не считали,
    смакуя заливное из кефали
    нахваливают умницу-жену.
    
    Вот гвоздь программы - праздничный пирог,
    он вносится торжественно и строго...
    ...Чтоб быть счастливым надо так немного:
    лишь свой уютный маленький мирок...
   
   *  *  *
   
   Ножки, что процокали, шаля, 
   каблучками тонкими, как гвозди, –
   камертон, настроенный на   ля,
   с ручкой из резной слоновой кости. 
  
   И, туманя голову вельми, 
   словно яд, настоянный на травах, 
   чистой квинтой вспыхивает  ми  
   сразу же во всех семи октавах. 
  
   Ты, как будто этого ждала, 
  и взглянув застенчиво и гордо, 
  терцию послушную вплела 
  в четкую гармонию аккорда. 
  
  И весь мир, томящийся окрест, 
  раздвигая сущего границы, 
  зазвучал, как слаженный оркестр 
  после сотен долгих репетиций. 
  
   *  *  *
   
   Мир полон струн, звучащих невпопад,
    сумятицей невнятных нотных строчек.
    И только самый опытный настройщик
    отыщет в них гармонию и лад.
    
    Он явится всем прочим вопреки,
    любимчиком и пасынком фортуны,
    и, подтянув разбитые колки,
    смычком заденет вздрогнувшие струны.
    
    И, словно пес при окрике "Апорт!",
    весь мир во власти старого тапёра,
    пока звучит торжественный аккорд
    под куполом старинного собора.
  
   *  *  *
   
   Мы увлеклись опасною игрой, 
   как дети, заблудившиеся в храме, 
   но гул неотвратимого цунами 
   до нас уже доносится порой. 
  
   Сбивает с ног упругая волна,
   и не спастись от пенного прибоя. 
   И мы обречены навек с тобою 
   во сне шептать друг друга имена... 
  
   *  *  *
   
   И никого. Лишь мы вдвоем.
    И ты мне шепчешь: " Будь смелее..."
    И я отчаянно хмелею,
    хоть мы вина почти не пьем.
    
    И ты взмахнула головой,
    взметнулись волосы на плечи.
    И стеариновые свечи
    запахли скошенной травой.
    
    Свою шальную красоту
    ты даришь весело и смело,
    А то, что молвить не посмела,
    в зрачках подёрнутых прочту.
    
    И в наш бессвязный разговор
     вплетаешь ты осколки смеха.
    И, как досадная помеха,
    стекает платье на ковер.
    
    И я медлительному телу
    позволил на спину упасть.
    И очистительная страсть
    уносит к вышнему Приделу.
  
   *  *  *
   
      Ты мне нужна, как воздуха глоток, 
      с тобой хочу быть ласковым и нежным. 
      Люблю твой золотистый завиток, 
      старательно оставленный небрежным. 
      Люблю твой голос, ямочки и смех, 
      люблю твою летящую походку, 
      любить тебя не самый тяжкий грех, 
      наивную шальную сумасбродку. 
      И я клянусь тебе, что всё отдам, 
      чтоб стала ты счастливейшей из женщин. 
      И брошу я тогда к твоим ногам 
      весь этот мир, не больше и не меньше. 
      
                         * * * 
      
    ...твой запах будоражит и бодрит, 
    твой терпкий вкус пьянит до исступленья, 
    когда гоня последние сомненья 
    твой влажный рот в меня полуоткрыт; 
   
   и расстегнув последнюю застежку,
   принять в ладони выпавшую грудь,
   и женщину, похожую на кошку,
   на алтаре языческом распнуть,
  
   где плавится по прихоти жреца
   закланью предназначенное тело,
   чтоб зябкое соцветие сосца
   под пальцами послушно потвердело,
  
   и жадно предвкушая кутерьму,
   отбросив напрочь путы одеяла,
   ты застонала в ритме ритуала,
   покорна и готова ко всему –
  
   и чепуху бессвязную молоть,
   и изойти в исторгнувшемся стоне,
   почувствовав пронзительную плоть
   в податливо раздвинувшемся лоне... |