КОМАНДУЕТ ПАРАДОМ ОРИОН

      Находясь в Аиде, среди других призраков, Одиссей увидел огромную тень Ориона. Вот, как её появление описывается у Гомера.

      После Миноса явилась огромная тень Ориона.

      Однако, не размеры Ориона поражают воображение. А действие, которое производит Орион. О нём Гомер говорит далее.

      Гнал по широкому Асфодилонскому лугу зверей он.

      Вот: Орион гонит зверей!

      Ну понятно: охотник же! Почему бы охотнику не гнать зверей? Это ж его — обычное занятие.

      Однако, это не просто звери. Читаем Гомера дальше.

      Их же своею железной, ничем не крушимой дубиной некогда сам он убил на горах неприступно-пустынных.

      Это не просто звери. Это — мёртвые звери! Звери, уже однажды убитые Орионом! И вот он снова... их гонит...

      Если обдумать это действие, огромного охотника с железной дубиной в руке и многочисленных зверей, бегущих от него по широкому лугу, картина предстаёт — ссовершенно сюрреалистической! Орион с дубиной и много-много зверей! Уже убитых однажды.

      И эта необычность того, что происходит — там, в Аиде, перед глазами изумленного Одиссея — указывает на то, что всё это — аллегория, иносказание.

      И охотник Орион с дубиной. И некогда убитые им звери, которых он, словно на параде прогоняет по лугу. Всё это действо — это аллегория.

      Давайте попытаемся найти смысл во всей этой сцене. Что за Орион? Что за звери? Почему он их гонит?

      А то от такого необычного парада мёртвых зверей становится немного жутковато.

      Если представить себе наблюдателя-Одиссея и то, как перед ним, словно перед главнокомандующим, Орион прогнал легионы мёртвых зверей, издающих страшные звуки, рычащих и мычащих (звери же! приказа 'молчать' не исполняют), то становится не по себе. А если на месте главнокомандующего Одиссея, представить — себя, то и тем более не по себе.

      Сальвадор Дали отдыхает. Вместе с Брейгелем.

      Итак... Что же весь этот парад означает?

      Но прежде... давайте познакомимся с охотником Орионом. Или вместе освежим в памяти сведения, которые нам известны о нём из древней мифологии и других областей знания.

      Что нам известно об Орионе? Это — древний охотник, отличавшийся красотой и ростом. Сведения о нём довольно скудные.

      Однако, достаточно и характеристики, приведённой Гомером во фрагменте, процитированном выше. Гомер, как всегда точен, и можно сделать заключения из фактов, им приведённых.

      Что мы имеем? Что Орион — это охотник-великан. Что он огромный. Что у него есть железная дубина. Что эта дубина является неизнашиваемой. Что Орион убил своей дубиной огромное количество зверей.

      Словом, Орион — это такой гиперболизированный охотник. Охотник, который убивает зверей страшным орудием. Это охотник, которого звери должны боятся. То есть, такой охотник, против которого ни укрыться, ни убежать. Найдёт и прибьёт. Не он страшится зверей, а звери страшатся его. Этакий символ мужества, силы, умения, хитрости и бесстрашия. Выходит с железной дубиной против любого хищника, против медведя, льва, слона, мамонта (какие ещё хищники бывают?) и кранты любому хищнику. Сопротивление бесполезно.

      Полагаю, если бы Орион дожил бы до Калидонской охоты, та завершилась бы, не начавшись. Заехал бы Орион вепрю дубиной разок и всё: уносите хищника. Даром, что вепрь был порожден Артемидой. Но и Орион — не простой охотник.

      Орион — это охотник, убивающий зверей неизнашиваемой железной дубиной.

      Подумайте: он заезжает железной дубиной слону по голове, и даже вмятины на дубине нет!

      Их же своею железной, ничем не крушимой дубиной некогда сам он убил на горах неприступно-пустынных.

      Сказано, что дубина является 'ничем не крушимой'. Это значит, что сколько бы Орион ни охотился, сколько бы много зверей ни завалил, орудие его охоты — не изнашивается. Его дубина — всегда, как новая. От этого и будем отталкиваться.

      Орион, в виде созвездия, увековечен на звёздном небосводе. Созвездие Ориона — одно из самых узнаваемых созвездий звёздного неба.

      Вот, какой охотник предстал перед Одиссеем и продемонстрировал свои трофеи. Словно специально.

      А ведь эта акция, и в самом деле, была устроена специально. Специально для Одиссея!

      Получается что? Что когда-то давно, на земле, охотился охотник Орион. Что он убил множество зверей. И призраки всех этих убитых зверей не разбежались по Аиду в разные стороны! Они все компактно собрались и образовали, как будто, стадо животных, кого-то убиенных Орионом!

      Убивал-то он их по-одному. Долго выслеживал. Охотился. Даже сказано Гомером: 'на горах неприступно-пустынных'. Другими словами, эти звери обитали в таких местах, где никого больше нет. И вдруг... очутившись в Аиде... все они оказались собранными вместе... И образовали — единое стало Ориона. А он — будто пастырь этого стада!

      Сюрреализм!

      Да, этого охотника можно сравнить и с пастырем и с военачальником, командующим парадом.

      Вот он прогоняет маршем зверей. Перед глазами Одиссея. Словно демонстрирует свои трофеи. Словно показывает, кого он убил на пустынных горах. Демонстрирует трофеи во всём разнообразии их. Хвастается. Посмотри, дескать, Одиссей, кого я когда-то убил: есть такие, такие и вот такие. Большие, громкие, страшные и быстрые. Всякие. На то я и охотник Орион.

      Вот, какого рода парад зверей наблюдал Одиссей в Аиде.

      Что же всё это значит? Охотник, дубина, звери...

      А охотник этот — мы сами и есть.

      Кто Одиссей? Это — мы.

      Кто Орион? Это тоже — мы.

      Нет никого среди призраков Аида, которых наблюдает Одиссей, кто не был бы нами. И охотник Орион — это тоже мы.

      На кого мы охотимся? Каких зверей убиваем?

      Мы охотимся — за знаниями, приобретаем навыки, овладеваем умениями.

      Проживая жизнь, мы обретаем опыт, извлекаем множество уроков, получаем множество шишек.

      Это напоминает охоту. Читаем ли мы книгу, решаем ли какую-то задачу, осмысливаем ли что-то, мы ведём себя, как охотники, преследующие добычу. Сначала добыча где-то далеко, мы идём по следам, подходим ближе и ближе, заходим то с одной стороны, то с другой. Добыча не даётся. Она ускользает от ловкого охотника. Но мы настойчивы. Мы не даём ей вздохнуть. Наконец, наша проблема ослабевает, подпускает нас ближе. И вот она совсем рядом. И можно её рассмотреть всесторонне. Увидеть её экстерьер, изучить повадки. Понять, что она собой представляет. Что любит, а чего не любит. Что ей нравится, а что не нравится. Где она предпочитает бывать, каков её рацион питания, в каких местах она отдыхает. И однажды — бац! Удачный удар дубинкой. И добыча наша.

      Можно отправляться в другие горы, выслеживать новых зверей. А этот трофей, однажды добытый нами, отныне наш. Навык получен, опыт приобретён, урок достигнут.

      Добыча — и убита и не убита.

      Убита, потому что мы достигли цели, которой добивались. И не убита, потому что она осталась живой. Мы извлекли урок, приобрели драгоценное знание, и с этих пор это знание стало частью нас. Оно — живое, оно — с нами. Ни одно животное не пострадало.

      И действительно, можно, как охотник Орион, охотится на многих животных, потому что животные эти — это знания. А знаний много не бывает. Узнавая одно, мы не знаем ещё очень многого. Жизнь большая, жизнь разнообразная. Кругом много всего неизвестного. Много того, чего мы не видели. Много того, чего мы не слышали. Много того, о чем даже не подозреваем.

      И потому охотник Орион ещё жив. Он сможет ещё не раз пройти по Асфодилонскому лугу перед нашим взором и показать нам всех тех зверей, на которых охотился.

      А потом пройдёт ещё раз. И покажет новых зверей. И старых и новых покажет.

      Звери убиты, но всё ещё живые.

      И он сможет прогнать их перед нами, и мы посмотрим на всех этих необычных зверей, которые были добыты для нас Орионом.

      И хотя Орион пребывает в Аиде, можно не сомневаться, что будут ещё трофеи.

      Потому что и Орион — ещё жив.

      И всё ещё гонит зверей, некогда им убитых.

      Их же своею железной, ничем не крушимой дубиной некогда сам он убил на горах неприступно-пустынных.