Отхарон. Столица, Арисхаль. Дворец Царей и матери-заступницы Доладриссы. Зал Вадаша.

 Воздух в Зале был не просто холодным. Он был статичным, законсервированным, как в гробнице фараона. Его вдыхали, и казалось, что в лёгких оседает не пыль, а тончайшая ледяная крошка отшлифованного мрамора. Источником этого холода были не стены из молочно-белого алебастра, а те, кто сидел в креслах, вырезанных из цельных глыб чёрного базальта. Архонты. Их было семеро. Они восседали не впереди, а в центре полукруглой спирали, расходившейся ярусами от пустой кафедры. Семь живых монументов. Самому младшему из них, Архонту Веларну с лицом, похожим на орлиный профиль, высеченный из слоновой кости, было около ста шестидесяти лет. Его взгляд, лишённый мигания, был устремлён куда-то в пространство над головами присутствующих, будто он читал там невидимые строки судьбы. Старшей, Архонту Илтариэль, чьи серебряные волосы были убраны в настолько сложную и тяжёлую конструкцию, что, казалось, держала её голову в вечном, непреклонном положении, было за двести двадцать. Кожа на её лице напоминала старинный, безупречно выделанный пергамент, на котором морщины проступили не от старости, а от веса бесчисленных принятых решений. Они не двигались. Они не перешёптывались. Они излучали. Излучали незыблемость, традицию, бесконечную, утомительную мудрость, прошедшую сквозь огонь и лёд истории Отхарона. Перед ними даже воздух казался более густым, более послушным.

Антариил сидел в третьем ярусе, среди прочих чиновников своего ранга. Его кресло было уже, без подлокотников, из тёмного дуба. Разница в комфорте была неслучайной: она ежесекундно напоминала о дистанции. О том, что он исполнитель, пусть и высокопоставленный. А они воплощение Воли.

Сегодня эта Воля обсуждала уже третий час подряд вопрос о единообразии архитектурного стиля в новых кварталах приграничных колоний. Архонт Келлабор, чей возраст давно перевалил за полтораста, вещал голосом, в котором не было ни страсти, ни сомнений, только ровное, гипнотизирующее течение ледниковой воды:

использование несанкционированных эркеров и оконных проёмов округлой формы ведёт к диссонансу с энергетическими линиями местности, что, в свою очередь, может породить у поселенцев нежелательные сантименты беспокойства и

Антариил слушал вполуха. Вернее, он не слушал вовсе. Слова сливались в монотонный гул, на который накладывался звон в его собственных ушах глухой, назойливый, как отголосок большого колокола.

Вчера была Память. Десять лет.

В культуре Отхарона смерть не была концом. Это был Порог. Переступившего его поминали не слезами и стенаниями это считалось слабостью, оскорблением ушедшего, не сумевшего очиститься от мирских привязанностей. Его поминали безмолвной стойкостью. Ритуал Памяти длился сутки. Следовало бодрствовать в месте, связанном с ушедшим, пить только ледяную родниковую воду и держать в руках символ его сущности.

Он просидел всю ночь в зимнем саду их поместья, где Делирис когда-то выращивала странные, пахнущие металлом и луной цветы с далёкого запада. В руках он сжимал не ветку плюща, а её любимый стилос изящный стержень из чёрного дерева с тупым серебряным наконечником. Он помнил, как она водила им по пергаменту, составляя генеалогические древа или записывая странные, личные стихи, которые никому не показывала. Стилос был холодным. Всю ночь. Он так и не согрелся в его пальцах.

А теперь, спустя сутки без сна, с пустым, скрюченным от ледяной воды желудком и с головой, набитой колким пеплом воспоминаний, он должен был здесь сидеть. И слушать об эркерах. И готовиться излагать свою ересь о торговле с людьми.

Его взгляд скользнул по лицу Архонту Илтариэль. Её глаза, цвета старого льда, были полуприкрыты. Она казалась спящей, но Антариил знал она видит и слышит всё. Она слышала доклады о восстании в рудниках на восточных границах. Слышала донесения о странных искажениях магии у границ. И теперь слушала про эркеры с тем же безразличием вечного ледника, которому нет дела до суеты у своего подножия.

В этом и была вся суть Отхарона. Не злоба, не агрессия. Равнодушная, всепоглощающая неподвижность. Система, отполированная веками до состояния идеального механизма, который уже забыл, для чего был создан, и теперь просто функционировал. Измельчая любую живую мысль в пыль под жерновами процедур, советов и незыблемых принципов.

Голос Келлабора оборвался. В зале воцарилась та особая, гулкая тишина, которая означала конец одного доклада и ожидание следующего. Распорядитель, чьё лицо было лишено какой-либо мимики, кивнул в сторону Антариила.

Его черёд.

Антариил медленно поднялся. Мир на секунду поплыл. Он ухватился за спинку кресла перед собой, ощутив под пальцами ледяную гладь полированного дерева. Глубокий вдох. Воздух, пахнущий камнем и вечностью, обжёг лёгкие.

Он выпрямил спину, отряхнул несуществующую пылинку с рукава своего серо-голубого камзола цвета утреннего тумана, цвета официального траура. И шагнул вперёд, к кафедре, навстречу семи парам глаз, в которых не читалось ничего, кроме готовности превратить его живые слова в ещё одну запись в архивах.

Звук его собственного голоса, отчеканивавшего цифры проценты и тонны, казался Антариилу доносящимся из глубокого колодца. Он механически водил указкой по схемам, начертанным на огромном пергаменте, который держали два безмолвных ассистента. при снижении импортной пошлины на зерновые княжеств Восточного Предела хотя бы на пятнадцать процентов, мы не только стабилизируем цены на хлеб в приграничных гарнизонах, но и создадим рычаг давления, позволяющий нарастить экспорт лишайника ночная слюда и мхов рода плаунок теневой, чья алхимическая ценность среди человеческих гильдий алхимиков продолжает расти

Он видел, как по рядам пробежала волна. Не возмущения скуки. Чиновник средних лет в первом ряду едва заметно закатил глаза, переводя взгляд на роспись купола. Старейшина из Торговой палаты, сидевший слева, подавил тяжелый, шумный вздох, будто Антариил говорил не о выгодах, а читал вслух погребальную песнь.

Но самое страшное было впереди. Он поднял взгляд на семерых архонтов.

Архонт Келлабор, только что говоривший об эркерах, сидел, откинувшись на спинку трона из черного базальта, его пальцы, похожие на корни старого дерева, барабанили по рукояти церемониального кинжала. Архонт Илтариэль не двигалась, но уголки ее тонких, бескровных губ чуть опустились, сложившись в выражение легкого, привычного отвращения, с каким смотрят на назойливую муху. Самый молодой из них, Веларн, смотрел прямо на Антариила, и в его ледяных глазах читалось не понимание, а холодное, аналитическое раздражение. Как на некорректно работающий механизм в отлаженных часах.

Антариил закончил. Звук его голоса затих, поглощенный бездной тишины Зала. Казалось, даже свет из стен померк на мгновение.

Первым нарушил молчание Архонт Веларн. Его голос был чистым и резким, как удар льдинки о хрусталь.

Предложение комиссии, как и многие предыдущие инициативы господина Нахтлисса, проникнуто коммерческим оптимизмом, чуждым духу стратегической осторожности, коей держится Отхарон. Он сделал микроскопическую паузу. Ослабление тарифных барьеров, пусть и на сельскохозяйственную продукцию, есть ослабление суверенитета. Это создает точки зависимости. А зависимость от воли людей, чьи моральные и магические устои столь шатки недопустимо.

Антариил открыл рот, чтобы возразить, привести цифры из второго приложения, где ясно видно, что экономическая выгода перевешивает гипотетические риски

Но его опередил Архонт Келлабор. Старик перестал барабанить пальцами и медленно повернул свою орлиную голову.

Вопрос не в цифрах, юный Антариил, произнес он, и от этого юный, сказанного трехсотлетним старцем эльфу, в зале кто-то тихо фыркнул. Вопрос в преданности. В верности принципам, которые позволили нам простоять тысячелетия, пока человеческие империи восходили и рушились в грязи и крови. Не кажется ли собранию, он обвел взглядом остальных архонтов, что подобное упорство в стремлении размыть наши границы, заслуживает более пристального внимания к самой лояльности господина докладчика?

Слова повисли в воздухе, тяжелые и ядовитые, как испарения от ядовитого мха. Более пристального внимания в устах архонта это звучало мягче, чем допрос в подвалах Клины, но означало ровно то же самое. Холодный пот выступил у Антариила на спине под камзолом.

Высокие архонты, его голос предательски дрогнул на первом слове, и он с силой вдохнул, заставляя себя говорить ровно, я руководствуюсь исключительно благами Отхарона. Мой анализ четко показывает рост общего благосостояния и укрепление позиций на внешних рынках. Если позволите, я представлю выкладки по предполагаемому росту внутреннего валового продукта

Достаточно.

Голос был тихим, сухим, как шелест высохших листьев. Архонт Илтариэль. Она не повышала тона, но этот одинокий звук разрезал пространство Зала острее любого крика. Ее ледяные глаза, наконец, открылись полностью и уставились не на Антариила, а куда-то в пространство перед ним, будто она разглядывала там невидимую нить его судьбы и находила ее недостойной дальнейшего рассмотрения.

Слушание Анриила Нахтлисса окончено. Его предложение Она на секунду замолчала, и в этой паузе Антариил, мысленно сжав кулаки, почувствовал, как последняя надежда вытекает из него, словно песок. внести в реестр на рассмотрение в установленном порядке.

Он знал, что это значит. Реестр на рассмотрение это черная дыра архивов нижнего уровня, куда отправляли идеи, которые было неудобно открыто отвергнуть, но которые никогда не должны были увидеть свет. Пыльный склеп для мертворожденных инициатив. Ложь, облаченная в бюрократическую вежливость.

Что-то в нем дрогнуло и надломилось. Не ярость, а жгучее, унизительное отчаяние. Он, не отдавая себе отчета, открыл рот.

Мое имя, высокий архонт, Антариил. Антариил Нахтлисс ион Невель.

Зал замер. Даже архонты, казалось, на миг окаменели от такой дерзости поправить Илтариэль. Та медленно, будто с большим трудом, перевела на него свой ледяной взор. В ее глазах не было гнева. Было легкое, почти научное удивление, как если бы ожившая статуя вдруг сделала неверное движение.

Прошу прощения, произнесла она тем же сухим, безжизненным тоном. Слушание Антариила Нахтлисса иона Невель окончено. Следующий докладчик.

Распорядитель жестом указал Антариилу на его место. Движение было четким, не допускающим возражений. Все было кончено. Его цифры, его выкладки, его годы работы все было сметено одним взглядом, одной фразой. Он стоял у кафедры, ощущая на себе сотни взглядов от сочувственных до злорадных, и чувствовал себя не чиновником, а мальчишкой, которого только что высекли при всех и вытолкали из класса.

Он собрал свои пергаменты дрожащими руками, кивком отпустил ассистентов и, стараясь не смотреть ни на кого, побрел обратно к своему креслу в третьем ряду. Его место казалось теперь не просто неудобным, а жалким, убогим. Звон в ушах вернулся, заглушая начало следующего доклада о стандартизации формы клинков для церемониальных караулов.

Он сидел, уставившись в узор на спинке кресла перед собой, и думал не об отвергнутом предложении, а о том, как Архонт Келлабор сказал лояльность. И о том ледяном, оценивающем взгляде Илтариэль.

Следующий докладчик после того, с клинками, румяный старец из Департамента внутреннего производства, уже начал вещать о необходимости увеличения субсидий на вертикальные лишайниковые фермы в урбанизированных кластерах. Голос его звенел праведным воодушевлением. Антариил не слушал. Он сидел, уставившись перед собой, и в его голове, поверх звона в ушах, с ледяной ясностью раскладывались цифры и мотивы. Его предложение было единогласно принято без обсуждений.

Увеличение субсидий. Значит, у старухи Илтариэль или у кого-то из её бесчисленных племянников готовится к запуску очередной гигантский тепличный комплекс. Государственные деньги потекут в частные карманы под соусом национальной продовольственной безопасности. А его, Антариила, предложение открыть рынок для дешёвого человеческого зерна и выбросить на их рынки излишки теневого мха оно подрывало именно эту схему. Дешёвый хлеб для гарнизонов? Зачем, если можно продавать гарнизонам по завышенной цене лишайниковые лепёшки с тех самых субсидируемых ферм?

Он не был наивным идеалистом. Его собственные доходы скромные, но стабильные тоже зависели от торговли. У его дома были доли в нескольких небольших мшистых плантациях в предгорьях и контракты на поставку пшена из тех самых Восточных Княжеств через цепочку подставных купцов-людей. Его предложение было продуманной бизнес-моделью: ослабить пошлины на ввоз, чтобы легализовать и удешевить его собственные каналы, и надавить на экспорт мхов, чтобы вытеснить с рынка конкурентов и поднять цены. Он предлагал не благо для Отхарона, а более эффективную, современную форму наживы.

Но традиционная элита эти архонты и сидящие в первых рядах отпрыски древних домов была привязана к старой, громоздкой системе. К системе субсидий, монополий, замкнутого цикла, где богатство текло не от умения торговать с внешним миром, а от умения выпросить квоту, получить концессию, прикормить нужного чиновника в Департаменте. Его новаторство било не по принципам оно било по их кошелькам. И по их самомнению. Для них он был не просто чиновником с опасными идеями. Он был выскочкой, который пытался изменить правила игры, в которой они столетиями были крупнейшими фишками.

Слово лояльность, брошенное Келлабором, обретало теперь иной, меркантильный смысл. Лояльность не Идее Отхарона, а существующему порядку распределения пирога. Его признали нелояльным к их карманам.

Антариил разжал ладони. На них отпечатались красные полумесяцы от ногтей. Горечь во рту была не от поражения от осознания. Он был не героем, борющимся с системой. Он был конкурентом, которого система только что предупредила: Знай своё место.

Он поднял взгляд на семь безмолвных фигур в центре. Легкое, холодное раздражение сменилось в нем расчетливой, острой злостью. Они не просто проигнорировали его расчёты. Они защищали свою кормушку. И сделали это изящно, даже не упомянув финансовую подоплёку, прикрывшись высокопарными словами о суверенитете и принципах.

Хорошо. Что ж. Он откинулся на спинку своего неудобного кресла, лицо его снова стало маской учтивого внимания, направленного на румяного докладчика. Внутри же всё закипало холодным, методичным планом. Если они хотят играть в традиции и принципы, он найдёт другие рычаги. Другие лазейки. Его бизнес не рухнет из-за одного отказа. Но это был знак. Ясный и недвусмысленный. Антариил ион Невель терпел поражения, но никогда не сдавался. Он искал обходные пути. Всегда.

А пока что ему нужно было досидеть до конца этого бесконечного заседания, сделать вид, что ничего не произошло, и проверить, не начали ли уже его агенты на границе испытывать необъяснимые трудности с оформлением бумаг. После сегодняшнего внимания к лояльности такие трудности были более чем вероятны.

***

Спустя несколько месяцев.

Моросил осенний дождь, пелена серой вуали, идеально соответствовавшая настроению Антариила. Он подошёл к тяжёлым дверям из чёрного дуба, ведущим в Малый Советный Зал, ровно за пять минут до начала. В руке он сжимал футляр с новыми расчётами скромная попытка реабилитироваться, предложить урезанный, компромиссный вариант по мшистому экспорту. Не сдаваться же.

Его пропуск перламутровая пластина с выгравированным фамильным знаком был безупречен. Часовые, стоявшие по обе стороны двери, были неподвижны, как статуи в нишах. Антариил кивнул, сделал шаг к массивной дверной ручке...

И один из часовых, не меняя выражения лица, плавно выдвинул алебарду, перекрыв ему путь.

Заседание началось, господин ион Невель. Опоздавшим вход воспрещён.

Антариил замер. Он взглянул на часы на стене точные, синхронизированные с главными солнечными часами башни. До начала оставалось три минуты.

Я не опоздал. Начало в пятый удар колокола, а прозвучало только четыре.

Часовой не моргнул. 

Распоряжение коменданта. Заседание началось досрочно. Вход закрыт.

Вторая дверь, ведущая в коридор для прислуги, приоткрылась, и оттуда мелькнула чья-то спина, скрываясь в темноте. Антариил поймал взгляд второго часового. В его глазах на долю секунды мелькнуло что-то не злорадство, а скорее скучающее равнодушие к мелкой несправедливости, ставшей рутиной.

Сердце Антариила упало, но не от обиды от леденящего понимания. Это не ошибка. Это сигнал. Вежливый, неоспоримый, безличный. Сигнал о том, что его присутствие более нежелательно. Что его мнение можно игнорировать, предварительно даже не выслушав.

Он медленно отступил, вложив пропуск обратно во внутренний карман. Дождь за окном казался теперь не фоном, а насмешкой. Он повернулся и пошёл прочь по пустынному коридору, его шаги глухо отдавались в тишине, нарушаемой лишь отдалённым, приглушённым гулом голосов из-за двери, в которую его не пустили.

Через неделю на него свалилась проверка из Департамента внутренней ревизии. Неприятная, но рутинная процедура для чиновника его ранга. Проверяющие вели себя с ледяной, безупречной вежливостью, не задавали лишних вопросов, но копались в его отчетах за последние пять лет с дотошностью, граничащей с одержимостью. Они ничего не нашли Антариил был слишком осторожен и слишком хорош в своем деле, чтобы оставлять явные следы. Но сам факт такой пристальной, немотивированной проверки был вторым сигналом. За тобой наблюдают. И ищут повод.

А затем пришел Ториэль.

Ториэль ион Вассил был старым знакомым, не другом в Отхароне у чиновников не бывало друзей, но коллегой, с которым они иногда обменивались информацией за чашкой горького эльфийского чая в нейтральной таверне. Ториэль был из его лагеря молодой (по меркам архонтов), прагматичный, отвечал за внедрение новых материалов в оборонной промышленности. Они оба были белыми воронами, пытавшимися протащить хоть каплю здравого смысла сквозь толщу традиций.

Он пришел без предупреждения, вечером, в дом Антариила. Лицо его было серым, глаза впавшими.

Они арестовали партию, выдохнул Торион, едва переступив порог кабинета, не обращая внимания на церемонные приветствия. Светозарную сталь. Ты слышал о ней?

Антариил кивнул. Инновационный сплав, легче мифрила, почти не уступающий в прочности. Ториэль бился за его внедрение в экипировку пограничных рейнджеров целый год. Проект сулил огромную выгоду и укрепление границ.

Что случилось? Не прошла испытания?

Прошла. Блестяще. Ториэль горько усмехнулся. Партию из мастерских Вечного Горна конфисковали сегодня на рассвете. Весь сплав. По распоряжению Департамента стратегических ресурсов. Формально для проведения дополнительных, углубленных исследований на предмет скрытых магических дефектов. Он посмотрел на Антариила, и в его взгляде читалась не злость, а животный, леденящий страх. Антариил, там был мой шурин. Главный плавильщик. Его тоже взяли. Для дачи пояснений. Знаешь, что это значит?

Антариил знал. Дача пояснений в подвалах Клины редко ограничивалась разговорами. Это означало конец карьеры, если повезет. Конец всего если нет.

На каком основании? спросил он, уже зная ответ.

Основание? Ториэль бессильно махнул рукой. Потенциальная угроза безопасности государства. Новый материал, не прошедший всех этапов освящения старейшинами кузнечного цеха. Нарушение традиционной рецептуры. Возможность дистанционного контроля со стороны враждебных сил через неисследованные резонансные свойства. Он говорил цитатами из постановления, его голос дрожал от бессильной ярости. Это бред! Но это не важно. Важно то, что это был мой проект. Так же, как снижение пошлин на зерно  твой.

Они стояли друг напротив друга в тихом, богато обставленном кабинете. За окном мерцали вечные огни Отхарона, упорядоченные и безжизненные. В комнате пахло старыми книгами, деревом и страхом.

Арест партии это был не удар по Ториэлю. Это было послание всем, кто думал, как они. Смотрите, что происходит с теми, кто пытается изменить устоявшийся порядок. Даже если их изменение логично, выгодно и укрепляет государство. Порядок важнее выгоды. Традиция важнее эффективности. А лояльность лояльность измеряется не результатами, а безоговорочным принятием правил игры.

***

Идеи для увеличения дохода крутились в голове у Антариила, как сухие листья в закупоренной банке. Открыть подпольный обменный пункт у самых ворот Восточного квартала? Слишком рискованно. Наладить контрабанду через катакомбы под старыми лишайниковыми фермами? Нужны люди, а люди это слабое звено. Каждая мысль упиралась в непробиваемую стену системы, которую он когда-то надеялся обойти, а теперь лишь пытался незаметно обклеить своими обоями.

Именно в этот момент, когда он в сотый раз прокручивал в уме схему с фиктивными поставками испорченного мха для списания, он услышал разговор. В буфете для чиновников высокого ранга, где воздух был пропитан ароматом дорогого чая и тихой зависти, двое молодых регистраторов из Алхимической коллегии, не замечая его за высокой спинкой кресла, обсуждали это вполголоса.

нашли в полной сохранности. Лаборатория в идеальном порядке. А она у рабочего стола. Стеклянная колба с чем-то фиолетовым в руке, говорят.
Отравление?
Официально несчастный случай при работе с летучими реагентами. Но Тиндаэль из охраны говорил, что на шее ну, ты понимаешь. Следы. Не от колбы.
Молчи, дурак. Таэлис ион Ваиллири всегда была не в себе. Слишком много интересовалась посторонними методиками.

Антариил сделал глоток горьковатого чая. Таэлис. Алхимичка. Та, что рассуждала об оркских техниках. Его пальцы слегка дрогнули, брызги чая попали на безупречно белую скатерть. Он быстро поставил чашку, вытер капли салфеткой.

Своими зельями отравилась, резко, как-то отстраненно подумал он, глядя на расплывающееся пятно. Или эксперимент с теми самыми шаманскими методиками орков пошёл не так. Мало ли что. Империя это огромный механизм. Перешла не тому дорогу, может даже кому-то из семьи магов.

Он отмахнулся от мысли, как от назойливой мухи. У него были свои, куда более насущные проблемы. Надвигалась проверка складских запасов в его приграничных лавках. Нужно было срочно подрисовать несколько накладных, создать видимость уценки из-за мнимого поражения мха плесенью. Он углубился в бумаги, вытесняя из сознания образ девушки с колбой в руке...

Спустя две недели в его кабинет, минуя секретаря, вошел Мадриель.

Его появление было как удар обухом по затылку. Они с Мадриелем когда-то начинали вместе, юными клерками в Канцелярии внешних связей. Но пути разошлись: Антариил ушел в торговлю, Мадриель в Клину. Не в застенки, нет. Он был аналитиком, бумажной крысой, как сам себя называл, обрабатывал донесения, составлял сводки. Пока не попал под раздачу во время одной из внутренних чисток и не лишился глаза и карьеры, получив скромную пенсию и пожизненную хромоту. Они изредка пересекались, обменивались сухими, ни к чему не обязывающими фразами. Но сейчас Мадриель выглядел так, будто пришел прямо с того света. Его единственный глаз, обычно острый и насмешливый, бегал по комнате, цепляясь за тени, а лицо, изборожденное шрамами и морщинами, было цвета пепла.

Закрой дверь, прохрипел он, не здороваясь.

Антариил, пораженный, машинально выполнил просьбу. Мадриель оперся на его стол, и Антариил почувствовал запах недорогого мыла, пота и страха.

Ты слышал про Таэлис? выпалил Мадриель.
Несчастный случай. В лаборатории.
Лаборатория, Мадриель фыркнул, звук был похож на шипение раскаленного железа в воде. Её лабораторию опечатали и вычистили за сутки. Все записи, все образцы. Осталась одна колба для отвода глаз. Умеют они, проклятые, театр устраивать.

Так, дальше? голос Антариила прозвучал резче, чем он планировал.
Я это все к чему. Я к тому, что ты слепой, друг. Не я. А ты, слепой и глухой, зарывший голову в свои торговые отчёты.

Мадриель выпрямился, глядя на Антариила своим единственным, горящим глазом.

Они составляют списки, Антариил. Не списки врагов. Списки отклонений. И чинят систему, удаляя бракованные детали. Превентивно. Понимаешь? Тебе не нужно ничего делать. Твоё прошлое, твои старые доклады о пошлинах, твоё умение видеть выгоду там, где другие видят угрозу всё это уже в досье. Ты потенциальная неисправность. И когда до тебя дойдёт очередь Он не договорил, просто замолчал, зная, что старый друг сам всё поймет.

Зачем ты мне это говоришь? спросил Антариил, и его собственный голос показался ему чужим.
Потому что мы когда-то делили кабинет. Потому что я видел, как они работают. И потому что я уже никому не нужен калеке с подорванной психикой. А ты у тебя есть сын.

С этими словами Мадриель развернулся и, не оглядываясь, заковылял к двери. Он вышел, оставив после себя запах страха и леденящую тишину.

Мадриель ушел, оставив после себя смятую тишину и запах дешёвого мыла, смешанный с отчаянием. Антариил долго сидел, глядя на закрытую дверь. Потом резко, нервно потёр виски.

Перебарщивает, подумал он с почти физическим усилием. Старик. Может не по возрасту, но по пережитому. Калека. Озлоблен на систему, что его выкинула на свалку. Видит заговоры в каждой тени. Такие мысли роились в Отхароне постоянно. Эпидемия паранойи была побочным эффектом идеальной государственной машины.

Он встал, подошёл к шкафу, достал бутылку крепкого эльфийского ликёра не для того, чтобы пить, а чтобы ощутить твёрдость стекла, реальность предмета. Поставил обратно. Мысли о списках, потенциальных, превентивной зачистке это был бред. Стратегия Отхарона была жёсткой, да. Но рациональной. Они устраняли угрозы, а не призраков. Его же предложения давно канули в лету. Он был тише воды, ниже травы. Просто чиновник, занимающийся своими, пусть и не одобряемыми свыше, делишками. Их терпели, пока он не высовывался. А он не высовывался. Уже год как.

К утру тревога почти рассеялась. Через два дня образ Мадриеля, его единственного горящего глаза и шепота о списках, померк, затянутый рутиной: отчёты, сводки, незаметные поправки в документах, чтобы скрыть истинные объёмы оборота.

Через неделю ему пришла в голову мысль блестящая в своей простоте. Нужно съездить с внеплановой проверкой на новую южную ферму, которую он приобрёл через цепочку подставных лиц. И взять с собой Сеймариля. Мальчику пора было учиться не только грамоте и истории, но и суровой прозе жизни: как считать прибыль, как оценивать риски, как прятать истинные намерения за сухими цифрами. Это была не просто поездка. Это был урок выживания, который он, Антариил, мог ему дать. Урок, которого не было в учебниках, одобренных архонтами.

Поездка прошла штатно. Ферма, устроенная в пещерах на склоне горы, где культивировался редкий, почти люминесцентный мох пламя фей, работала как часы. Наёмные эльфы из низших семей, радыые любой работе, трудились молча и эффективно. Урожай был хорош. Сеймариль, серьёзный не по годам, смотрел широкими глазами, задавал чёткие вопросы о себестоимости, транспортировке, маркетинге. В его глазах Антариил видел не детский восторг, а жадный, цепкий интерес. Хорошо, с удовлетворением думал он. Он понимает. Он будет сильнее меня.

Они собирались уже возвращаться, когда к ферме подъехал гонец. Не официальный курьер в ливрее, а один из его людей оборванный, быстрый, как ящерица, эльф по имени Кел, которого Антариил использовал для самых деликатных поручений. Лицо Кела было землистым, в глазах немой ужас, который он пытался скрыть за маской слуги.

Он передал записку, не произнеся ни слова. Антариил развернул её в стороне от посторонних глаз. Почерк был неровным, торопливым, от того узнаваемым писал его главный управляющий усадьбой, старый, верный Халдор.

Господин. Ночное вторжение. Не воры. Ничего ценного не тронуто. Кабинет перевёрнут. Искали что-то конкретное. Унесли стопку старых ваших черновиков по торговым реформам и проекты пошлин трёхлетней давности. Ваше кресло разрезано, подушки изодраны. Искали, возможно, вас. Или документы на вас. Будьте осторожны. Никому не сообщал.

Антариил прочёл записку. Потом ещё раз. Кровь отхлынула от лица так резко, что на секунду в глазах потемнело. Он почувствовал, как ладонь, сжимающая бумагу, становится ледяной и влажной.

Мадриель не перебарщивал. Он оказался пророком.

Мысль ударила в виски с такой силой, что Антариил на миг потерял дыханье. Он не просто был в списке. На него уже выходили. Ночью. В его собственном доме. И если бы не эта спонтанная, ничем, кроме смутного желания дать сыну урок, не обоснованная поездка его бы сейчас не было. Его бы нашли в разрезанном кресле, а не его старые черновики.

Это было не расследование. Это было покушение. Тихое, профессиональное, без лишнего шума. Пришли бы, забрали его, и наутро объявили бы: Чиновник Антариил ион Невель, уличенный в тайной торговле с нарушением эмбарго, совершил акт самоубийства в приступе раскаяния. Или просто: скончался от внезапной болезни. И все бы кивнули. Ещё одну шестерёнку удалили. Механизм работает.

Сеймариль смотрел на него. Взгляд мальчика был как зеркало в нём отражался его собственный, только что рождённый ужас. Нет. Не сейчас. Не здесь.

Антариил вынул руку из кармана, движения стали резкими, деловыми. Он кивнул Келу, жестом велел подождать. Затем обернулся и направился к ближайшему работнику пожилому эльфу с обветренным лицом, который молча сгребал урожай в плетёные корзины.

Слушай, голос Антариила прозвучал тихо, но с такой не оставляющей сомнений интонацией хозяина, что работник сразу выпрямился. Ты здешний. Знаешь Насхариш?

Эльф кивнул, удивлённо хлопая глазами.

Самый тихий, приличный гостевой двор. Где не задают вопросов. Где можно снять комнату без лишних глаз. Название.

Работник на секунду задумался, потом прошептал: Пыльца. Улица Ткачей, дом с синей дверью и вывеской с мотыльком. Хозяйка Маалисиль. Молчалива. Дорого.

Антариил вытащил из кошеля золотую монету сумму, равную месячному заработку этого эльфа, и сунул ему в руку.

Забыл, что я спрашивал. И что ты ответил.

Он не стал ждать реакции, развернулся и вернулся к Келу. Тот стоял, съёжившись, будто ожидая удара.

Слушай внимательно, Антариил наклонился к нему, их лица оказались в сантиметрах друг от друга. Едешь в столицу. Находишь Мадриеля. Говоришь одно: Пыльца, Насхариш. Скажи, чтобы ехал. Немедленно. Встреча там. Больше ничего. Понял?

Кел замотал головой, глаза его бегали. Он всё понял. Понял больше, чем хотел.

Понял, господин. Сделаю.

Тогда езжай. Сейчас же.

Кел кивнул в последний раз и почти побежал к своей тощей лошадёнке. Через минуту его силуэт растворился в горном тумане.

Антариил обернулся к Сеймарилю. Мальчик стоял неподвижно, бледный, но уже без дрожи. Хорошо.

Мы не едем домой, сын, сказал Антариил, и голос его был тихим, но твёрдым, как сталь. У нас дела в Насхарише. На несколько дней. Нужно будет скрывать наши имена. Понимаешь?

Сеймариль снова кивнул. Он не спрашивал почему. Вопросы остались там, в разрезанном кресле их дома. Теперь были только ответы. И первый из них бежать.

Им ничего не оставалось, кроме как стать призраками. Антариил Нахтлисс ион Невель, чиновник Торговой палаты, и его сын-наследник исчезли по дороге с фермы. Вместо них в Насхариш въехали двое молчаливых эльфов в простых дорожных плащах купец и его ученик. Они нашли дом с синей дверью и вывеской в виде потускневшего мотылька. Сняли комнату под вымышленными именами, заплатив наличными, без лишних слов. Комната была чистой, безликой и абсолютно безмолвной. Запертая дверь казалась не защитой, а крышкой гроба, в котором они затаились, прислушиваясь к каждому шороху с улицы, ожидая стука в дверь, который мог означать только одно: их нашли.

Три дня. Семьдесят два часа, растянувшихся в вечность, наполненных скрипом половиц в коридоре, приглушенными голосами из общей столовой и свинцовой тяжестью ожидания. Антариил не спал. Он сидел у окна, выходившего в узкий, грязный переулок, и смотрел, как сменяется свет. Сеймариль молчал, читая какую-то потрепанную книгу, купленную на соседнем рынке, но его взгляд тоже постоянно скользил к двери.

На исходе третьих суток, когда уже начало казаться, что Мадриель не приедет никогда, что его самого накрыли в столице, дверь в их комнату наконец открылась. Без стука.

Мадриель вошел, и вид его заставил Антариила забыть все предосторожности. Он вскочил, и первый вырвавшийся шепот был полон не благодарности, а сдавленной, белой ярости.

Три дня! Черт возьми, Мадриель, нельзя было побыстрее? Здесь каждый час риск! Он говорил сквозь зубы, его пальцы впились в спинку кровати.

И только произнеся это, он вгляделся в пришедшего. И ярость сменилась ледяным уколом.

Мадриель выглядел так, будто его проволокли по гравию лицом вниз. Небольшая, но свежая ссадина красовалась на скуле. Его единственный глаз был воспален, а второй, пустой глазницей, он как-то особенно нервно поводил, будто пытаясь разглядеть что-то в углах комнаты. Плащ был в пыли, движения неестественно осторожными, будто каждое причиняло боль.

Мадриель усмехнулся. Улыбка была кривой, болезненной, без тени юмора.

Быстрее? проскрипел он, с трудом опускаясь на единственный стул. Он застонал, но тут же подавил звук. Я бы, может, и примчался бы на крыльях Ариллиса, Антариил. Да вот только старые друзья из Клины решили меня малость подзадержать. На полтора дня. Для беседы.

Он произнес это с ледяной, циничной легкостью, но каждое слово падало в тишину комнаты, как камень в колодец.

Подзадержали? Антариил замер. Весь его гнев испарился, сменившись пониманием, куда более страшным. Они знали? Что ты ко мне поедешь?

О, они ничего не знали. Твой посыльный застал меня уже после, Мадриель мотнул головой, щурясь от боли. Они подозревали. Старый аналитик, вышедший в отставку не по своей воле, вдруг проявляет интерес к делам бывшего коллеги, на которого пал негласный интерес Это показалось им любопытным. Решили проверить.

Он замолчал, переводя дыхание. Сеймариль, забыв про книгу, смотрел на него широко раскрытыми глазами.

И что делали? тихо спросил Антариил, уже почти не надеясь на ответ.
Стандартный набор. Вопросы. Много вопросов. О тебе. О твоих связях. О том, что я мог пропустить в свое время. Мадриель тяжело сглотнул. Потом ну, ты видишь. Не пытали, нет. Просто убедительно попросили вспомнить всё. И убедились, что я действительно ни черта не знаю о твоих нынешних делах. Им хватило. Отпустили. С предупреждением. И с присмотром.

Он кивнул в сторону окна, не глядя.

Я оторвался от хвоста только в пяти лигах от Насхариша. Надеюсь, окончательно. Но они теперь знают, что я в движении. И что это движение связано, вероятно, с тобой.

В комнате повисла гробовая тишина. Антариил понял всё. Его бегство, его попытка скрыться всё это уже не было тайной. Оно стало фактом в досье Клины. Мадриель, приехав сюда, не принёс спасения. Он принёс подтверждение самого страшного: за ними уже идут. И теперь идут по двум следам.

Зачем ты тогда приехал? выдавил Антариил. Тебя же
Чтобы ответить однозначно на твой невысказанный через Кела вопрос. Ты в списке, друг, перебил его Мадриель, и его голос впервые зазвучал без насмешки, с какой-то усталой, почти отеческой твердостью. И твой мальчик тоже. А в списках Отхарона не бывает бывших. Только удалённые. У тебя теперь один путь вперёд, в никуда. Или вниз, в яму. Я приехал, чтобы сказать тебе это в лицо. И потому что у меня тоже больше никого нет.

Он замолчал, его единственный глаз смотрел куда-то в стену, видя, вероятно, не доски, а лица тех, кто беседовал с ним последние полтора дня.

Положение было хуже, чем Антариил мог представить. Они не просто скрывались. Они были загнанными зверями, на которых уже выпустили свору. И первый же, кто попытался им помочь, уже поплатился за это.

Единственный, кому я могу хоть немного доверять сейчас это ты, тихо, с отчаянием, выдохнул Антариил, глядя на избитое лицо Мадриеля. Слова звучали как приговор им обоим. Что нам делать? Они найдут нас в Отхароне. Под каждым камнем, в каждом гостевом доме. У нас нет ни армии, ни связей, которые бы сейчас рискнули... Мы как мыши в банке.

Мадриель, кряхтя, подался вперед. Он не ответил прямо. Вместо этого его единственный глаз пристально вгляделся в лицо Антариила, словно проверяя его на прочность последний раз. Потом он наклонился так близко, что Антариил почувствовал на своей щеке тепло его прерывистого дыхания, пахнущего кровью и страхом.

Антариил, прошипел Мадриель так тихо, что звук едва долетел до ушей. Скажи мне. Ты что-нибудь слышал... об Эсса тхан Рога?

Антариил моргнул, отпрянув на дюйм. Мозг, забитый тарифами, отчетами и страхом, лихорадочно перебирал обрывки знаний. Древний язык жрецов, мертвая латынь их мира. Эсса великий, сущность, величие. Тхан без, лишенный. Рога... принуждение, ярмо, абсолютная воля. Величие, лишенное принуждения? Сущность без ярма? Бессмыслица какая-то. Красивая, философская, но к их ситуации не имеющая ни малейшего отношения.

Жреческие максимы? неуверенно пробормотал он, смотря на Мадриеля как на внезапно помешавшегося. Что это, молитва? При чем тут это? Нам нужно думать о лодках, о поддельных пропусках, о...

Это не молитва, Мадриель перебил его, и в его шепоте прозвучала сталь. Это название. Движения. Эсса тхан Рога. Те, кто хочет быть великими эльфами, нацией без этого вечного принуждения, без этого ярма, что давит на горло свободомыслящим Отхарона.

Антариил замер, пытаясь осмыслить.

Движение? Какое еще движение? Оппозиционеры? Те, кого уже давно...
Нет, Мадриель качнул головой. Не те, кто кричал на площадях. Те, кто молчал. Ученые, как твоя Таэлис. Чиновники низшего звена, задыхающиеся от инструкций. Торговцы, которых душат пошлинами. Младшие отпрыски знатных домов, не желающие жить по указке архонтов. Они были недовольны всегда. А теперь... теперь они боятся. Чистки коснулись не только вопящих. Они коснулись умных. Молчаливых. Таких, как мы с тобой. И страх склеил этих людей вместе.

Мадриель сделал паузу, давая словам просочиться в сознание Антариила, как яду.

Эсса тхан Рога это не политическая партия. Это спасательный круг. Они организуют... исход.

Исход? Куда? Антариил не верил своим ушам.
В Намегош, выдохнул Мадриель, и в этом слове был и страх, и отчаянная надежда. На кораблях. Контрабанда, обход блокады, подкуп капитанов. Они нашли путь. Собирают людей, ресурсы. Готовят несколько судов. Тех, кто не хочет ждать, пока Клина придет за ним ночью. Тех, у кого еще есть что терять... и кого терять.

Он наконец-то присел на простенький стул у двери и откинулся назад, изучая реакцию Антариила. Комната, и без того серая и небогатая, теперь казалась клеткой в гигантском лабиринте, из которого вдруг показался тусклый свет в дальнем конце.

Откуда ты знаешь? первый вопрос, который вырвался у него, был вопросом недоверия, последним бастионом прагматика.
Оттуда же, откуда и о тебе, горько усмехнулся Мадриель, касаясь пальцами ссадины на скуле.

Антариил слушал, не веря ушам. Подполье? В Отхароне? Такое казалось немыслимым. Система проникала везде.

Кто они? выдохнул он.
Учёные. Чиновники среднего звена, вроде нас. Несколько военных, уставших от вечной готовности к войне, которой нет. Даже пара отщепенцев из низшей знати. Те, чьи карьеры уже упёрлись в потолок из-за их неправильных мыслей. Или чьи родственники уже попали под раздачу.
И что они делают? Собираются и шепчутся по углам?
Они готовятся, твёрдо сказал Мадриель. Готовят корабли. Тихие, быстрые. Не военные. Грузовые, переоборудованные. Каравеллы. На северо-запад, как я уже сказал, в Намегош.

В Намегош. Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Бежать к людям? В далекую, неизвестную людскую страну, которую пропаганда Отхарона даже в учебниках географии не удостоилась снабдить хоть какой-то историей, ограничившись лишь пометкой о варварах и грязи? Это было не просто бегство. Это было прыжком из ледяной, стерильной тюрьмы в гниющее, кишащее болото.

Они с ума сошли, прошептал Антариил, но в его голосе уже не было категоричности. Было смятение. Люди Они нас ненавидят. Или боятся. Мы для них чужаки, монстры из сказок.
А здесь мы для своей же системы бракованный материал, подлежащий утилизации, безжалостно парировал Мадриель. Выбирай, Антариил. Стерильная печь или грязное, но хотя бы живое болото. Эсса тхан Рога выбрала болото. Они верят, что смогут договориться. Что их знания, их умения будут стоить больше людской ненависти. Что они смогут построить что-то своё. Вдали от этого.

Он махнул рукой, охватывая жестом и комнату, и весь Насхариш, и невидимые, давящие шпили Отхарона где-то далеко на севере.

Антариил посмотрел на Сеймариля. Мальчик, затаив дыхание, ловил каждое слово. Его судьба висела на волоске. Сидеть в этой комнате значит ждать, когда дверь выбьют. Вернуться значит идти на эшафот. Бежать с группой отчаявшихся еретиков в неизвестность, к враждебным людям

Он сглотнул комок в горле. Выбора, по сути, не было. Был только разный способ умереть. И один-единственный, безумный шанс выжить.

Как с ними связаться? тихо спросил он, и его собственный голос показался ему чужим.

Мадриель кивнул, будто ожидая этого вопроса. В его единственном глазе мелькнула тень облегчения.

Есть один. В Насхарише. Он не из движения. Он контрабандист. Но он знает маршруты. Знает, как доставить груз или пассажиров до точек погрузки, минуя береговую стражу. Он будет стоить дорого. Очень дорого.

Антариил мрачно усмехнулся. Деньги. Последнее, что ещё имело в этом мире хоть какой-то смысл.

Деньги найдутся. Скажи, где его искать.

Встречу назначили на рассвете четвёртого дня в задней комнате постоялого двора Серебряная Нить, который держал дальний родственник одного из сомневающихся военных. Антариил пришёл туда с лицом, скрытым глубоким капюшоном, и с сердцем, колотившимся как у зайца. Его сопровождал Мадриель, чей потрёпанный вид теперь служил лучшей маскировкой он выглядел как обычный городской пьяница.

В комнате, пропахшей дешёвым вином и старой пылью, их уже ждал Ратвиил.

Антариил, ожидавший увидеть кого-то вроде себя опального аристократа или учёного с печатью интеллекта на лице, на мгновение остолбенел. Перед ним был долговязый, до неприличия худой эльф с блеклыми, будто выцветшими на солнце глазами. Одежда добротная, но без изысков, обычный купеческий камзол с потёртыми локтями. Руки длинные, жилистые, с мозолями и потрескавшейся кожей. Торгаш. Мелкий торговец, чей род не поднимался выше третьей гильдии. Таких в Отхароне были тысячи, и до них очередь Клины, вероятно, дошла бы ещё не скоро. Если бы дошла вообще.

Ратвиил не соответствовал никаким ожиданиям. Антариил, сам бывший чиновник, подсознательно ждал увидеть кого-то похожего на себя эльфа в потрёпанном, но качественном камзоле, с властными манерами и усталыми глазами бюрократа. Вместо этого перед ним стоял долговязый, до неприличия худой персонаж в простой, выгоревшей на солнце тунике купца-кочевника. Его волосы были тусклыми, глаза блёклыми, водянисто-серыми, без огня фанатизма или интеллекта. Он выглядел как один из тысяч мелких торгашей, что сновали по приграничным рынкам, выжимая выгоду из контрабанды и человеческой нужды. Единственное, что выдавало в нём нечто большее это абсолютная, ледяная невозмутимость. В его взгляде не было страха перед бывшим чиновником высокой палаты.

Антариил Нахтлисс ион Невель, произнёс Ратвиил, не как вопрос, а как констатацию факта. Его голос был сухим и монотонным. Мадриель передал. У вас есть ресурсы и мотивация. У нас путь. Это основа для сотрудничества.

Антариил кивнул, стараясь не выдать облегчения. Насхариш оказался не просто укрытием, а ключевым узлом. Здесь собирали тех, кто бежал из внутренних провинций, чтобы затем тайными тропами вести в Кархарн крошечный, ничем не примечательный портовый посёлок, откуда и должен был отплыть корабль. Удача, впервые за долгое время, была на его стороне.

Почему Намегош? прямо спросил Антариил, опуская все церемонии. Из всех мест Люди. Их предубеждения, их законы Разве это не прыжок из огня да в полымя?

Ратвиил пожал узкими, костлявыми плечами. Жест был удивительно неэльфийским плевать, мол.

Мне это неизвестно. Решения такого уровня принимаются не здесь. В Арисхале, в верхушке, есть свои расчёты. Кто-то решил, что Намегош вариант. Слабый король, или кто у них там, раздробленная знать, нужда в специалистах Он снова пожал плечами. Или просто потому, что договориться удалось с кем-то из их лордов через третьи руки. Моя задача доставить вас к кораблю. Не обсуждать геополитику.

Ответ был обескураживающе прагматичным и пустым. Никакой высокой идеи создания нового эльфийского очага среди людей. Просто холодный расчёт неизвестных ему стратегов из столичного подполья. Антариил промолчал, мысленно прокручивая карту. Отхарон на юго-востоке континента. Намегош на северо-западе. Чтобы доплыть, нужно было обогнуть весь восточный выступ сначала одного материка, затем второго, миновать негостеприимные берега орков, пройти через штормовые проливы

Чтобы добраться до Намегоша, тихо проговорил он вслух, нужно плыть вокруг всего мира. Месяцы в открытом море. Риск быть перехваченным нашим же флотом у берегов или пиратами в нейтральных водах.

Ратвиил, казалось, впервые проявил нечто, отдалённо похожее на эмоцию. Лёгкое, презрительное подёргивание уголка рта.

А как иначе? Лететь по воздуху? Он фыркнул. Может вы предлагаете Махтирию? Дикое, разнузданное людское королевство в центре континента, где магия пляшет на улицах, а законы пишутся под конкретную взятку? По моим сведениям, там ещё хаотичнее, чем в Намегоше. Нет уж. Если уж бежать от порядка, то хотя бы к какому-то подобию структуры, а не в сумасшедший дом.

Его слова о Махтирии на секунду заставили Антариила задуматься. Но нет. Это было бы чистым безумием.

Сколько? перебил он Ратвиила, глядя ему прямо в блёклые глаза. Сколько плыть до Намегоша?

Ратвиил замер, оценивая его. Потом назвал цифру. Она повисла в прокисшем воздухе подвала, огромная и безжалостная.

При благоприятных ветрах, с остановками для пополнения припасов в нейтральных факториях около месяца. Может чуть больше, может чуть меньше. Вы же сами понимаете, что всё может пройти гладко А могут быть и форс-мажорные обстоятельства.

Месяц. Целый месяц в тесноте корабельного трюма, в страхе перед каждой тенью на горизонте, в неизвестности. Месяц, чтобы добраться до земли, где их, скорее всего, встретят не как спасителей цивилизации, а как незваных, чужих и опасных пришельцев.

Антариил сглотнул. Перед ним не было выбора. За дверью этого подвала ждала верная смерть или участь хуже смерти. А впереди кошмар путешествия, ведущего в другую, чужую адскую петлю.

Он кивнул. Медленно, тяжело.

Договорились. Что нужно сделать?

Ратвиил слегка наклонил голову, его блёклые глаза изучали Антариила с ленивым, почти кошачьим любопытством. Казалось, он ждал именно этой реакции.

Делать? повторил он своим сухим голосом. Ничего. Кроме одного. Задаток. Здесь и сейчас. За место на корабле.

Он сделал паузу для драматизма, которую, впрочем, его монотонность сводила на нет.

Сто золотых. С каждого. Дети, старики, мужчины, женщины цена жизни одинакова. Налог на свободу, если угодно.

Антариил замер, затем медленно моргнул, переваривая цифры.

Сто? За каждого? его голос прозвучал резко, нарушая гробовую тишину подвала. Это же чистый грабеж! И это предоплата?

Ратвиил кивнул, один раз, коротко.

Предоплата. Остальное капитану на руки, перед посадкой. Ещё двести с носа. Итого он мысленно посчитал, с вас, господин ион Невель, с учетом вашего отпрыска шесть сотен всего. То есть с учетом предоплаты. Чистым золотом.

Шесть сотен. Сумма, за которую можно было купить небольшое поместье на окраине. Или содержать целый гарнизон солдат в течение года. Антариил чувствовал, как по спине бегут ледяные мурашки, смешанные с яростью. Это была не плата. Это было вымогательство. Они знали, что у беглецов нет выбора.

Это безумие, выдохнул он, уже не скрывая возмущения. Вы пользуетесь нашим отчаянием!

Торгаш усмехнулся. Звук был похож на скрип сухой ветки. В его водянистых глазах на мгновение мелькнуло что-то острое, ядовитое.

Безумие? Пользуемся? Он покачал головой, Господин ион Невель. Эти четыреста золотых знаете, сколько это для такого, как я? Это всего лишь сумма, которая уходит у одного приграничного торговца на оплату годового налога с оборота. Налога, который вы сами, в своей высокой палате, подняли до этих небес каких-то полтора года назад.

Слова ударили, как пощёчина. Антариил внутренне застонал. Проклятье. Он помнил тот законопроект. О дополнительном сборе на содержание приграничной инфраструктуры. Его проталкивали архонты. Он выступал против, приводил цифры, доказывал, что это убьёт мелкую торговлю. Но его голос утонул, как всегда. И закон приняли. Он, Антариил, хоть и голосовал против, но его имя значилось в списках комиссии. Для таких, как Ратвиил, он и был системой, которая их задавила.

Я я был против, слабо пробормотал он, но тут же пожалел. Оправдания здесь были смешны.
Были, не были, равнодушно отмахнулся Ратвиил. -  эльф слегка наклонил голову, и в его позе появилась карикатурная, завуалированная снисходительность. Вы же сами должны понимать, господин ион Невель, что цена берётся не из воздуха. То, чем я сейчас здесь занимаюсь если бы кто-нибудь из Клины узнал меня бы не просто убили. Меня бы растворили в щёлочи так, что и праха не нашли. Мои услуги. Риск. Услуги капитана, который ведёт корабль и его лояльность. Команда, которая согласна молчать. Матросы, которые не задают вопросов. Сам корабль не императорская яхта, но его нужно содержать, ремонтировать, снабжать. Проводники до Кархарна. Взятки стражникам на контрольно-пропускных пунктах, если не удаётся обойти. Он развёл руками, жестом, будто раскладывал невидимые гирьки на весах. Вы же из Высокой палаты торговли и экономики. 

Слова застряли у Антариила в горле, горькие, как полынь. Он привык оценивать, торговаться, но никогда не был на этой стороне сделки стороне того, у кого нет нужной валюты.

Сейчас на руках у меня около сотни, вынудил он себя сказать, ненавидя звук собственной слабости. Остальное могу предложить товаром. Элитные мхи, ночная слюда и пламя фей с моих южных ферм. На алхимическом рынке они стоят

Ратвиил медленно покачал головой ещё до того, как Антариил закончил. Движение было не грубым, а бесконечно утомлённым, будто он слышал это предложение в сотый раз.

Господин ион Невель, произнёс он с вежливой, ледяной почтительностью, которая резала хуже насмешки. Я безмерно уважаю ваше семейное производство. Качество мхов иони Невель известно. Но он сделал небольшую паузу, деньги лучший гарант. Они не пахнут, не портятся, не требуют сложной продажи и не привлекают лишних глаз. Моя роль не алхимический дистрибьютор. Моя роль провести вас к кораблю. И для этого мне нужны наличные. Чтобы платить тем, кто в цепочке после меня. Им тоже не нужны мхи. Им нужны монеты, на которые можно купить хлеб, молчание и лояльность.

Он откинулся на бочку, сложив костлявые руки на груди. Жест говорил: разговор окончен.

Приходите, когда будете иметь всю сумму на руках. Шестьсот. Золотом. Тогда поговорим о деталях отплытия.

Антариил почувствовал, как его щёки заливает жар от унижения и бессильной злости. Он, Антариил ион Невель, бывший чиновник Высокой палаты, выставил себя нищим попрошайкой перед каким-то оборванным контрабандистом. И этот контрабандист смотрел на него с холодным, безразличным пониманием рыночных законов, которые Антариил сам когда-то изучал и применял.

Через неделю, выдохнул он, уже разворачиваясь к выходу. Здесь же.

Буду ждать, безразлично подтвердил Ратвиил, глядя куда-то мимо него, будто Антариил уже исчез.

Он вышел из подвала на слепящий дневной свет узкого переулка. Воздух, пахнущий рыбой и гнилыми овощами, ударил в нос после сладковатой духоты винодельни. Через неделю. Значит, нужно послать гонца в столицу, в усадьбу, к старому Халдору. Приказ: взять всё. Золото из потайной ниши в кабинете, драгоценности Делирис, которые он хранил как память, последние наличные из сейфа. Всё конвертировать в самую ликвидную монету. Опустошить всё, что копил годами. Превратить свою прошлую жизнь в звонкую, холодную плату за призрачный шанс на будущее.

И даже если всё пойдёт хорошо гонец успеет, деньги будут, Ратвиил не сдаст их Клине отплыть они смогут только через две недели. Четырнадцать дней в этой вонючей норе, в страхе, что каждый стук в дверь гостиницы Пыльца будет последним. Четырнадцать дней, в течение которых Клине хватит времени на десяток обысков и допросов.

Он шёл по грязной мостовой, и каждый шаг отдавался в нём тяжёлым, металлическим эхом. Свобода оказалась товаром. И он только что узнал, что не может себе её позволить. Пока что.