В сенную дверь громко постучали. Неожиданно, резко, бесцеремонно. Потом ещё и ещё раз. Непривыкшие к такому обращению доски жалобно застонали под напором чей - то сильной, натренированной руки. А потом послышался голос: громкий, строгий, уверенный в себе голос:
- Хозяйка, открывай!
Сердце Анны Митрофановны инстинктивно сжалось в комок:
- Пришли всё - таки, ироды! - тихо прошептала она и через мгновение ещё тише, - значит это судьба!
Окинув взглядом избу, она трижды перекрестилась перед иконой, мельком взглянула на испуганных, сжавшихся в кучку детей и медленно пошла к двери. Тяжёлые, словно налитые свинцом ноги медленно волочились, изо всех сил упираясь при каждом шаге.
- Мамка, не открывай! - не своим голосом закричала старшая дочь - Катя!
- Так дверь выломают! - безразличным тоном ответила мать и покорно поплелась в сени. Уже будучи в сенях она вновь трижды перекрестилась и пробормотала первую пришедшую на ум молитву:
- Господи, спаси и сохрани!
Затем привычным движением отбросила дверной засов и рывком открыла входную дверь. На пороге стоял незнакомый, усатый капитан. Анна Митрофановна снизу в верх посмотрела на улыбающегося во весь рот офицера. Ярко - красная звезда с серпом и молотом гордо красовалась на его пилотке, а на плече висел грозный ППШ.
- Капитан Егоров! - лихо представился он, взяв под козырёк, - мамаша, не найдётся водички?
- Водички? - не поняла Анна Митрофановна, и еле слышно выдохнув, - наши! - упала в обморок.
1.
- Ну, чего там, Сергеев?
- Пока ничего, господин офицер!
- Сколько раз тебе говорить, дурачина? Я не офицер, а фельдфебель, то есть старшина!
- Ну так скоро будете офицером, господин Хохлов! - подхалимски заявил Сергеев и осторожно потыкал вилами в дальний угол сеновала.
Савелий Семёнович Хохлов бывший управляющий барского имения "Заречье", а теперь старший полицейский местного полицейского участка с нежностью погладил белую нарукавную повязку и довольно улыбнулся:
- Может быть! Вот повешу десятка два краснопёрых, тогда и унтера получу, затем гаупта, а там и до лейтенанта не далеко! Немецкая власть - она власть справедливая и тех, кто ей верно служит она щедро награждает!
- Искренно буду за вас рад, Савелий Семёнович! - раболепски заулыбался Сергеев.
Хохлов довольно "замурлыкал":
- Ты меня держись, Алексей! Будешь мне верно служить я тебя, дурачину, в обиду не дам! - по барски погладил свой большой живот Хохлов, - только смотри, я порядок очень люблю!
- Да я со всем усердием, ваше благородие, со всем усердием! - низко поклонился Сергеев.
- Фу ты чёрт, учишь тебя, учишь, да ладно! Иди вон в том углу посмотри!
Сергеев шустро схватил вилы и немедленно отправился исполнять приказ. Хохлов презрительно посмотрел ему в след:
- Сено - то не развороши, оно ещё германской армии послужит!
- Не извольте беспокоиться, Савелий Семёнович, не извольте беспокоиться! Я аккуратно! - воскликнул не в меру ретивый Сергеев.
- Давай, давай ищи! Должно что - то быть!
Хохлов уселся на рядом стоящую лавочку, достал папиросу и закурил. Серо - смрадный дым окутал его с ног до головы. Сладкая истома подступила к "хозяина здешних мест" и он лениво потянулся.
- Нюрка! - громко позвал он, и потом ещё раз уже сердито, - Нюрка, твою мать!
- Ну, чего тебе, окаянный!
Маленькая, хрупкая женщина больше похожая на старушку вышла из сеней рядом стоящего дома.
- Самогонки тащи! - рявкнул на неё Хохлов.
- Да где же я тебе её найду, неугомонный! У меня отродясь самогонки не было! Не пьющие мы! Ни я, ни муж мой, - Андрей Антонович!
- Это верно! Коммунистам пить не положено! - зло засмеялся Хохлов, - а то светлое будущее строить не кому будет!
От этой, показавшейся ему язвительной остроты, Хохлов засмеялся ещё громче:
- Пьяные строители - народные вредители!
Истеричный смех перешёл в визгливый хохот больше похожий на визг зарезанного поросёнка. Так продолжалось минут десять. Вдоволь насмеявшись Хохлов вытер набежавшие слёзы:
- Ступай, к Прасковье! Скажешь, что от меня! Она нальёт четвертинку!
- Тебе надо, ты и иди! Я тебе, что? Холопка на побегушках?
- Чего? Это так ты новую власть уважаешь? Дрянь большевицкая!
- Кому дрянь, а кому Анна Митрофановна!
- Да я тебя сейчас...
Хохлов потянулся к кобуре.
- Только попробуй! Вот придут наши...
- Слышь, Митрофановна спесь - то поубавь!
Крикнул Сергеев выглянув из - за угла.
- Тебя уважаемый человек просит! А у тебя пятеро детей и муж коммунист! И глазом не успеешь моргнуть как поставим всех к стенке! И тебя, и выкидышей твоих паршивых! Муж твой далеко, если живой ещё, а Савелий Семёнович тут! При погонах, звании и уважении!
- Вот кто его уважает, то пусть ему и носит! - Анна Митрофановна грозно сверкнула глазами, - а детей моих не тронь: не тобой деланные - не тебе их и судить!
- Ищи, Сергеев, ищи! Весь дом переверни, но найди!
- Чего искать - то, ваше благородие?
- Всё равно чего! Лишь бы эту тварь в комендатуру отправить! А там господин Лямке из неё всю дурь большевицкую выбьет! Быстро научит новую власть любить!
- Ага, я сейчас, я мигом!
Хохлов слышал, как Сергеев полез на чердак. Жалобно заскрипели ступеньки. Длинная, дубовая лестница сильно прогнулась под тяжестью тела и до слуха Хохлова донеслась отборная, мужицкая брань.
- Чего там, Сергеев?
- Замок, ваше благородие!
- Так сбей его!
- Не получиться, крепкий слишком! Тут ключ нужен!
- Нюрка, ключ где?
- Да откуда я знаю, мы чердаком не пользуемся! Вот, как муж мой - Андрей Антонович на фронт ушёл, так два года уже и не пользуемся!
Хохлов пристально посмотрел в глаза Анне Митрофановне. Он всегда смотрел в глаза своему собеседнику. Неотрывно, оценивающе, зло. И когда был управляющим у графа Щеглова, и теперь служа новой германской власти. Не многие выдерживали этот взгляд - высокомерный, ненавидящий всё и всех. Но именно он иногда помогал Хохлову полностью просканировать человека и понять кто перед ним; лжец, трус или предатель. Первых он недолюбливал, вторых он презирал, а к третьим - таким же, как и он сам - относился равнодушно. Каждый как может, так и живёт, считал он.
Был ещё и четвёртый сорт людей, которых он искренно уважал и которых немного побаивался. Небожители - так он их называл. Не в лицо - за спиной. Тихо, шёпотом, подобострастно. Он всегда завидовал им - этим баловням судьбы - успешным, богатым богочеловекам, с лёгкостью готовым казнить и миловать целые народы. Именно поэтому он пошёл в полицию. Именно поэтому он страстно желал быть причастным к очередному переделу мира. "Если и не стану одним из них, - думал он, - то хотя бы немного покупаюсь в лучах, исходящих от них божественной славы!".
- Ну чего уставился?
Анна Митрофановна вытерла руки о передник.
- Нету у меня ключа! Где хочешь ищи! Нету! Потерялся!
- Врешь, тварь! - зло рявкнул Хохлов, - нутром чую, что врёшь! Да, Бог с ним! Сергеев, отрывай навески! Посмотрим, что она там прячет!
- Чем отрывать?
- Топор в сарае возьми, дурачина, пусть он великой германии послужит!
- Что же вы делаете, ироды! - всплеснула руками Анна Митрофановна, - кто же это всё обратно приделает?
- Вот ваши придут и приделают! - съехидничал Хохлов.
- Так не долго осталось! - еле слышно прошептала Анна Митрофановна, -чай не сорок первый год, а сорок третий! Наши уже недалеко!
- Ты чего там шепчешь, дура пролетарская? Наверно на своих надеешься? Так зря! Не пустит их германец сюда! Слово даю! Не пустит! - не унимался Хохлов, - такую силищу собирает! Никогда такой не было!
Поняв, что сболтнул лишнего Хохлов со злости пнул ногой камешек и громко крикнул:
- Сергеев, ну чего ты там?
- Не извольте беспокоиться, ваше благородие, вот топор нашёл! Сейчас мигом всё сделаю!
Высокая лестница жалобно заскрипела под тяжестью толстых ног. Анна Митрофановна слышала, как младший полицейский ругаясь на чём свет стоит со всем усердием отрывал дверные петли. Вскоре деревянная, обитая коровьей кожей дверь бессильно повисла на проушинах.
- Все, готово, Савелий Семёнович! - радостно воскликнул полицейский.
- Давай, лезь туда! Посмотрим, что она там прячет!
Сердце Анны Митрофановны сжалось. Пошла минута, другая, наконец толстая морда Сергеева высунулась из дверного проёма.
- Нет там ничего, господин фельдфебель! Хлам один! Да велосипед старый - ржавый уже!
- Велосипед? - заинтересовался Хохов, - какой - такой велосипед? Он на ходу?
-Да, ваше благородие! Если его почистить, помыть, а потом ещё и смазать хорошенько, то катайся сколько влезет! У меня у зятя такой!
- Значит на ходу! - радостно заулыбался Хохлов, - а знаешь ли ты мерзость большевицкая, что согласно распоряжению коменданта волости господина Хайнца, все транспортные средства имеющиеся у населения подлежат немедленной конфискации в пользу великого Рейха?!
А тем, кто добровольно не сдаст - полагается расстрел?
- Побойся Бога, Хохлов, я про него совсем забыла! - испуганно перекрестилась Анна Митрофановна.
- Забыла? Все вы такие, большевики поганые! Лозунги, транспаранты! А как к стенке поставишь креститься начинаете! Про Бога вспоминаете!
- Я про Бога никогда не забываю! Верующая я! В отличии от тебя! Ты вон любого пере крестясь вешать готов!
- Это точно! Я вас всех краснопёрых на тот свет отправлю! Дайте только срок!
Хохлов опять потянулся за самокруткой.
- А что же, муженёк твой? Коммунист! Не перевоспитал тебя? - издевательским тоном спросил он.
- Да я же замуж по любви выходила! Мы мнения друг - друга уважали! У него свои стремления были, - у меня свои!
Хохлов закурил. Вонючий дым махорки окутал его с ног до головы.
- Значит так! Велосипед я конфискую для нужд германской армии! И на первый раз я тебя, стерву большевицкую, прощаю! Но смотри у меня! Ещё один неуважительный жест в сторону германской власти, и я тебя лично в комендатуру отведу! Поняла? Эй, Сергеев, стаскивай эту железяку!
Анна Митрофановна слышала, как толстый, неуклюжий полицейский кряхтя и охая стаскивал с чердака свою добычу. Железная машина мужественно сопротивлялась оккупанту то и дело цепляясь педалями за ступеньки лестницы. После чего Сергеев взрывался отборной руганью проклиная всё и всех.
Наконец он подкатил велосипед к Хохлову:
- Вот, ваше благородие, вон он гадёныш большевицкий! Еле спустил!
- Отлично, тащи его в участок! Там разберёмся!
Сергеев собрался было трогаться в путь, как тяжёлая, женская рука легла на руль велосипеда:
- Не отдам! - резко заявила Анна Митрофановна, - мужа велосипед! Не отдам!
- Чего? - опешил Хохлов.
Недолго думая он схватился двумя руками за руль велосипеда и что есть силы потянул на себя:
- А ну, пусти, тварь!
- Не пущу!
Голос женщины зазвучал твёрдо и убеждённо. Гордо подняв голову, она пристально посмотрела в чёрные, злые глаза фельдфебеля. Натруженные руки крепко сжали руль. Страх её куда - то улетучился и теперь она, простая русская баба, мать пятерых детей и жена коммуниста, в одиночку противостала огромной орде захватчиков. Сегодня фронт её был здесь, в этом маленьком, забытым Богом городишке. Правда и кривда сошлись в смертельном бою, где победителем мог быть только один из них.
И Хохлов дрогнул! Его прогнившая насквозь душонка, привыкшая побеждать более слабых духом противников испуганно попятилась. Он отпустил руки и сделал несколько шагов назад одновременно расстёгивая кобуру:
- Да как ты смеешь, дрянь! - заикаясь пробормотал он, - я представитель власти! И мне дано право...
- Да в гробу я видела твою власть! - плюнув на землю гордо ответила Анна Митрофановна, - скоро придут наши и тогда поглядим чего ты стоишь!
- Сергеев, а ну тащи её к коменданту! - ошарашенно проговорил фельдфебель.
Толстяк Сергеев бросив велосипед неуклюже схватил Анну Митрофановну за руку и потащил на улицу.
- А ну пусти, собака!
Женщина грозно сверкнула глазами.
-Зря ты так, Митрофановна, - тяжело вздохнул Сергеев, - высекут тебя публично на площади, за твои слова! Не хорошо нынешнюю власть хаять! Всё равно какая она - царская, коммунистическая или германская! Власть есть власть! С любой властью дружить нужно!
- Вы, с Хохловым как хамелеоны! То красные, то белые, то зелёные! - вырывая руку брезгливо улыбнулась Анна Митрофановна.
- Зато живые! - шутовски скривил рожицу Хохлов доставая пистолет, - а ну, поднимай велик и ступай вперёд!
- Тебе надо, ты и подымай!
- Я сказал подними велосипед, дрянь, и иди вперёд! - зашипел фельдфебель, снимая пистолет с предохранителя, - застрелю!
- Стреляй, никуда я не пойду!
- Пойдёшь! Как миленькая пойдешь! - пригрозил Хохлов целясь в Анну Митрофановну.
- Не указ ты мне, Савелий Семёнович, не указ! И технику тебе я не отдам - мужа она - советская значит! И германцу твоему служить не будет! Я не дам!
Анна Митрофановна рывком подняла велосипед и демонстративно повернувшись спиной к полицейским покатила его в сарай.
Хохлов привыкший к тому, что перед ним все падали ниц - "остолбенел". Такого неуважения к себе за свои сорок с лишним лет он не испытывал никогда. Глаза его остекленели. Руки предательски затряслись. Словно жестокий, страшный демон вырвавшийся из глубин ада он грозно зарычал и зажмурив глаза нервно нажал на курок.
Над деревенской округой прогремел громкий выстрел. Спавшие на берёзах крикливые вороны недовольно протестуя тучей взмыли ввысь. Анна Митрофановна слегка ойкнула и медленно опускаясь схватилась за голову. Между пальцами женщины потекли алые струйки крови.
- Ты, что? Убил её, благородь? - испуганный Сергеев попятился назад.
- Чёрт с ней, - затрясся Хохлов, - хватай велосипед и уходим от сюда! Пока народ не сбежался!
Сергеев крадучись подобрался к уткнувшейся в землю Анне Митрофановне и потянул велосипед к себе. Женщина чуть приоткрыла залитые кровью глаза и ещё крепче схватилась за раму:
- Не отдам! - чуть слышно прошептала она.
Сергеев внимательно посмотрел на неё и довольно улыбнулся:
- Живая она, ваше благородие, как пить живая! Пуля вскользь прошла! Может добить?
- Уходим отсюда, Сергеев, быстро уходим!
- А как же велик? Она вон как вцепилась!
- Чёрт с ним, с этим великом, уходим! Лямке нас и так за стрельбу по головке не погладит!
Уже отойдя от дома где жила Анна Митрофановна шагов на пятьдесят Хохлов услышал, как где - то там, за его спиной заголосили прибежавшие на выстрел бабы. Он слегка съёжился. Что- то было зловещее в этом невыносимом, бабьем вое. Как будто стая голодных, жаждущая его крови волков, вышла на очередную охоту.
- О, как завыли! - заметил семенивший за Хохловым Сергеев, - прямо как о покойнике!
- Да, лучше бы она сдохла!
Фельдфебель зло сплюнул на землю и прибавил шаг. Идя по разбитой войной просёлочной дороге, он мучительно пытался придумать как объяснить своему шефу гауптштурмфюреру СС Лямке тот злополучный выстрел безусловно взбудораживший всю округу.
2.
Начальник городской комендатуры гауптштурмфюрер СС Георг Лямке находился в прекрасном расположении духа. Сегодня он слушал фюрера. Гитлер в свойственной ему манере горячо убеждал: "наконец - то восточный фронт, после нескольких месяцев тяжёлых, кровопролитных боёв стабилизировался, а значит всё ещё впереди. Последние неудачи германских войск несомненно носили временный характер. Но теперь великий Рейх соберёт все силы в могучий кулак и сокрушительным ударом повернёт ход истории вспять. Германия не допустит, чтобы кровавые орды большевиков топтали исконно - арийские земли. Необходимо лишь плотнее сплотить свои ряды, и тогда несомненно окончательная победа будет за Рейхом. Могучая арийская раса растопчет любого, кто встанет у неё пути: будь то русский, или украинец, мужчина или женщина, ребёнок или старик! Никто и ничто не может остановить великую немецкую экспансию на восток. Только вперёд, и только вместе! Так мы завоюем себе необходимое жизненное пространство!" - звучало из репродуктора.
Лямке выключил радио. Он никогда не сомневался ни в величии фюрера, ни в своей избранности. Он всегда верил в своё великое предназначение. И тогда, когда отправлял голландских евреев в концлагеря, и потом, когда во французских Альпах воевал с местными партизанами, и сейчас, когда устанавливал новый мировой порядок среди местных аборигенов. "Фюрер совершенно справедливо считает этих варваров людьми второго сорта, убогой, низшей расой способных лишь плодить себе подобных!" - размышлял он, - а потому церемониться с ними, проявлять великодушие и гуманность свойственную благородным арийцам дело лишнее и даже вредное. Чем больше их сдохнет, тем лучше!" - считал Лямке.
Будучи убеждённым нацистом, он с радостью встретил приход к власти Гитлера. В семнадцать лет добровольно вступив в партию, а затем и в СС, Георг Лямке быстро поднялся по служебной лестнице. Удача ему улыбалась. Начальство покровительствовало. Методы работы с населением впечатляли. И хотя он оставлял позади себя широкий, кровавый след - это мало волновала и его, и вышестоящее командование. "В конце концов, - это просто работа!" - так считал немецкий офицер.
И даже последние поражения на восточном фронте не сломили его дух. "Фюрер сказал, что мы победим - значит мы победим!"- не раз повторял он сам себе.
Лямке подошёл к столу и налил в стакан немного водки. Чего - чего, а водка у туземцев отличная, не хуже нашей. А может быть даже лучше - ядрёней! Что ж, это даже лучше! На следующей недели она нам всем очень пригодиться!
Гауптштурмфюрер взял лист белой бумаги, лежащий на его столе. Это был секретный приказ, полученный им сегодня утром от непосредственного начальника штурмбанфюрера СС Хайвица. Мелкие, печатные буквы цинично делили жителей районного городка и ближайших деревень на живых и мёртвых. Лямке ещё раз прочитал документ:
"...Приказываю: в срок до 25 июня 1943 года составить списки неблагонадёжных жителей района негативно настроенных к оккупационным властям! Особое внимание уделить семьям коммунистов, партизан, военнослужащих и всем сочувствующим им! Для этого привлечь местные силы полиции. В срок до 28 июня 1943 года провести показательную акцию с последующей ликвидацией всех неблагонадёжных элементов...
"Что ж, сама мысль подключить к карательной акции местных туземцев довольно недурна!" - подумал Лямке, - "Во всяком случае проливать кровь чужими руками дело хоть и неблагородное, но вполне приемлемое! К тому же все они заинтересованы в доверии Третьего Рейха!".
Лямке подошёл к двери и рывком открыл её:
- Шульц! - позвал он.
- Да, господин гауптштурмфюрер! - молодой, очкастый адъютант вытянулся в струнку.
- Где Хохлов? - строго спросил Лямке.
- Не знаю, господин гауптштурмфюрер!
- Найди мне его! Только быстро!
- Слушаюсь, господин гауптштурмфюрер! - щёлкнул каблуками Шульц и тут же радостно воскликнул, - да вот же он, господин Лямке! Я его в окно вижу!
- Что он там делает? - удивился офицер.
- Отнял у кого - то старый велосипед и моет его в грязной луже! - улыбнулся шарфюрер.
- Тащи эту свинью сюда! И проследи, чтобы нам никто не мешал!
- А если позвонит штурмбанфюрер?
- Меня ни для кого нет! Я на территории!
- Понял вас, господин гауптштурмфюрер!
Уже через несколько минут мокрый, грязный фельдфебель "вытянувшись в струнку" стоял перед немецким офицером.
- Что нового, Хохлов? -поинтересовался Лямке, - как вы оцениваете боеспособность вверенного вам подразделения?
- Всё отлично, господин офицер! Готовы выполнить любое задание Рейха! - не моргнув глазом выпалил фельдфебель.
- А моральный дух?
- Очень высокий, господин офицер! -громким командным голосом отрапортовал Хохлов.
- Господин, Хохлов! Если вы хотите и дальше служить великому Рейху, то вам стоит выучить звания вышестоящего начальства! Я, например, имею чин гауптштурмфюрера СС - то есть капитана по - вашему!
- Виноват, господин гауптштурмфюрер! - рявкнул Хохлов, - рад служить великому Рейху!
Фельдфебель заметно занервничал. Его голос дрогнул. Былая бравада поубавилась. Лямке это заметил. Лямке это понравилось. Хохлов никогда не импонировал ему. "Предавший раз - предаст и два!", - считал Лямке. При всей своей видимой покорности для немецкого офицера Хохлов был тёмной лошадкой. Он не знал, чего можно было ожидать от этого страшного человека. Это настораживало Лямке. В отличии от него, офицера СС, воюющего за идею, Хохлов воевал за деньги! А значит при первой возможности он был способен вновь предать, сбежав к тому хозяину, который заплатит больше! И хотя спиной к нему поворачиваться было опасно, он всё - таки был на одной с гауптштурмфюрером стороне. Поэтому офицер и терпел его.
Лямке взял со стола трофейный портсигар и открыв его протянул фельдфебелю:
- Курите? - спросил он.
Хохлов мотнул головой и молча потянулся рукой.
- Берите! Берите! Курите! Не стесняйтесь - великодушно предложил гауптштурмфюрер, - это хорошие сигареты - французские! Знаете, для чего я вас позвал? - таинственным тоном спросил он.
- Никак нет!
- У меня к вам одно поручение! Если вы его добросовестно выполните, то получите моё расположение и отпуск на три месяца!
- Слушаю, господин гауптштурмфюрер! Чего прикажите?
Лямке зажёг спичку и закурил.
- К завтрашнему дню, - пристально посмотрев на полицейского сказал офицер, - составьте мне списки всех неблагонадёжных жителей вашего района! Поимённо! Адреса! Фамилии! Состав семьи! Короче всё, что вы сможете сообщить великому Рейху! Разумеется, не мне вам говорить, что семьи коммунистов, военнослужащих, партизан и прочих непримиримых врагов арийской расы должны быть внесены в него в первую очередь! Вам понятно?
- Так точно, господин гауптштурмфюрер! Всё будет исполнено! - вытянулся в струнку Хохлов.
- Что ж, замечательно! Можете идти!
- Хай, Гитлер! - громко рявкнул фельдфебель, выкинув в знак приветствия правую руку.
- Хай! - негромко ответил Лямке.
Хохлов по - удальски повернулся, лихо щелкнув каблуками и чётко чеканя каждый шаг направился к двери.
- Да, Хохлов, чуть не забыл!
Фельдфебель развернулся и словно статуя застыл на месте.
- Я сегодня слышал выстрел! Не знаете, что это было?
- Никак нет, господин гауптштурмфюрер!
- Хохлов, врать своему начальству дело опасное, я бы даже сказал - очень опасное! И так, я ещё раз спрашиваю вас, кто стрелял?
- Я стрелял! - опустив голову пробормотал фельдфебель.
- Почему вы стреляли?
- Это вышло произвольно, господин Лямке! Забыл поставить на предохранитель и случайно нажал на курок! - бормоча себе под нос ответил Хохлов.
- И опять вы мне лжёте, фельдфебель! Видимо вас не пугает перспектива сгореть в газовой камере! Вы трус и лжец, Хохлов!
Лямке в плотную подошёл к трясущемуся от страха полицаю и грубо схватил его за грудки:
- Зачем ты стрелял, свинья? - не своим голосом заорал он.
- Изымал в пользу немецкой армии транспортное средство! - заикаясь ответил испуганный полицай.
- Ну и как? Успешно? - похлопав по щеке фельдфебеля, с издёвкой спросил Лямке, - я всё знаю, Хохов, у меня везде есть уши! Вы болван, фельдфебель! Не смогли справиться с одной русской бабой!
- Господин Лямке, - испуганно запричитал полицейский, - там такая баба попалась - зверь! Стерва большевицкая! Орёт не отдам и всё! Кстати жена коммуниста! Пришлось стрелять!
- Надеюсь, вы не убили её? - воскликнул Лямке.
- Да, что вы, господин гауптштурмфюрер, - только попугали! - скривился в усмешке фельдфебель.
- Что ж, это хорошо, господин Хохлов! Очень хорошо! У вас есть прекрасная возможность отмстить ей и всем вашим недоброжелателям!
- Каким образом, господин гауптштурмфюрер?
- Всё очень просто, Хохлов! Внесите вашу мегеру в список врагов Рейха, а потом самолично расстреляйте её!
- Расстрелять?
- Вот именно, Хохлов! Этим вы докажете свою лояльность великой Германии, а заодно уничтожите своих врагов! Разве это не чудесно?
- Так точно, господин гауптштурмфюрер! - рявкнул фельдфебель и тут же попросил:
- Позвольте одну просьбу, господин Лямке!
- Что - то ещё, Хохлов?
- Разрешите мне повесить эту стерву? Со всем её отрепьем повесить!
- Неужели из - за такой мелочи, вы так возненавидели эту женщину? - удивился гауптштурмфюрер.
- Патронов жалко, господин офицер! - скривился в ухмылке фельдфебель.
Лямке пристально посмотрел на не в меру ретивого подчинённого. Зловещая гримаса исказила лицо Хохлова. Глаза его заблестели, он весь как - то странно напрягся и офицеру на мгновение показалось, что перед ним не человек, а лютый оборотень, готовый разорвать любого, кто встанет на его пути.
- А сколько человек внести в списки? А то у нас почитай все: кто коммунист, кто сочувствующий, кто партизан!
- Выберите семьи самых активных, человек двадцать - тридцать!
- Как прикажите, господин Лямке! Исполню всё, со всем усердием!
- Что ж! - улыбнулся гауптштурмфюрер, - показательно - карательная акция пойдёт вам только на пользу. Но учтите, фельдфебель, до определённого момента никто не должен знать о наших планах. Никаких провокаций! Спокойная, размеренная жизнь района! Никаких выстрелов! Жители должны чувствовать себя в полной безопасности! Никакой паники и слухов! Вы поняли меня, фельдфебель? До момента Х полная тишина!
- Не извольте беспокоится, господин гауптштурмфюрер! - рявкнул Хохлов, - а когда он наступит, этот момент Х? - уже более спокойно спросил он.
-Не ваше время знать времена и сроки! Вам сообщат! Идите и работайте!
- Хай, Гитлер! - вскинул руку вверх фельдфебель.
- Хай! - небрежно махнул рукой Лямке.
Вспотевший от страха фельдфебель, слегка кланяясь, попятился назад. Он быстро сообразил, что только что был на грани катастрофы! Сегодня он первый раз в жизни не угодил немецкому офицеру! А этого он боялся больше всего! И дело было вовсе не в том, что он не смог отобрать велосипед у простой, русской бабы! Взамен, он притащил свой - старый, ржавый, валявшийся на чердаке. Сегодня Лямке поймал его на лжи! А это была катастрофа! Настоящая катастрофа! Теперь гауптштурмфюрер перестанет ему доверять. А значит его карьерная лестница сильно зашатается. И звание офицера Рейха ему не видать, как своих ушей. Этого допустить он не мог. Теперь надо было что - то срочно предпринимать! Надо было что - то срочно придумать! Нужно было срочно как - то реабилитироваться!
"Выход есть! Всегда есть выход! И я должен его найти!" - мучительно размышлял Хохлов блуждая по улицам городка.
И тут зловещая мысль посетила его! Воспалённый разум Иуды заработал с удвоенной энергией. Фельдфебель криво усмехнулся. Эта чудовищная мысль ему понравилась. Но самое главное, что эта идея, наверняка, понравиться его хозяевам. И гауптштурмфюрер Лямке вновь будет доволен. И гауптштурмфюрер Лямке его простит! А значит жизнь вновь наладится! Жизнь потечёт своим чередом!
Фельдфебель посмотрел на небо и трижды перекрестился:
- Спасибо тебе, Господи! - тихо прошептал он.
Едва рассвело полицейский, переминаясь с ноги на ногу, одиноко стоял у здания комендатуры. В правой руке он держал скрученный в трубочку лист бумаги. Чётким, ровным, каллиграфическим почерком в нём были записаны триста шестьдесят две фамилии. Триста шестьдесят два жителя района не лояльных по мнению Хохлова к великому Рейху. Триста шестьдесят два человека: женщины, дети, старики, аккуратно разделённые на два столбика: Р и П - расстрелять и повесить. И пусть добрая половина из них была невиновна, это мало волновало фельдфебеля! "Чем больше - тем лучше!" - так считал он.
3.
Лямке внимательно изучал список. Вот уже три часа он вертел его и так и сяк, внимательно вчитываясь в непонятные ему фамилии: Нечипоренко Анна - 16 лет - дочь военнослужащего Нечипоренко С. А, Палёнова Ольга -37 лет - жена коммуниста Палёнова Л.В, Мышкина Т.Л. - 12 лет, -дочь лейтенанта РККА Мышкина А.А, Свиридов Т.А - 78 лет член ВКП(б), Кузьмина А.М. - 40 лет, -жена коммуниста Кузьмина М.М.
- Шульц! - наконец окликнул он адъютанта, - где Хохлов?
- Здесь, господин гауптштурмфюрер! В приёмной! - отозвался молодой шарфюрер.
- Пусть зайдёт!
Хохлов зашёл низко кланяясь смотря на немецкого офицера преданными, собачьими глазами.
- Очень хорошо, Савелий Семёнович! - Лямке впервые назвал фельдфебеля по имени отчеству, - только вот объясните мне какую опасность великому Рейху может представлять Мышкина Т.Л? Вы хотите, чтобы все говорили, что великая арийская раса воюет с детьми?
- Господин гауптштурмфюрер, дети, - тут Хохлов противно усмехнулся, - они как глина - пока они ещё совсем юные из них можно вылепить что угодно! Научить мыслить так, как нам выгодно! Повернуть их жизнь в нужное нам русло! Закабалить, растлить, сделать послушными рабами!
- Тем более, Хохлов, зачем их убивать? Детей необходимо отправить в Германию, в наши спецшколы и трудовые лагеря - для перевоспитания! Там их всему научат! Они пройдут комплексную обработку и выйдут на свободу вполне лояльными гражданами!
- Уже поздно, господин Лямке, к моему большому сожалению, уже поздно! Я где - то слышал, что характер ребёнка формируется до пяти лет. Потом перевоспитать их уже невозможно! Я знаю эту Мышкину, всю их поганую семью знаю! Эта девочка никогда не будет лояльной к великому Рейху! К тому же она пионерка!
- Ну и что? Сегодня она пионерка, а завтра ...
- А завтра она взорвёт очередной состав с техникой и людьми! - перебил офицера Хохлов.
Он тут же осознал свою ошибку и сильно смутившись произнёс:
- Простите, господин гауптштурмфюрер!
Лямке брезгливо посмотрел на своего подчинённого:
- Вы слишком часто забываетесь, Хохлов! Наше с вами общение носит чисто официальный характер!
- Ещё раз простите, господин гауптштурмфюрер! Погорячился!
- Я понимаю к чему вы клоните, фельдфебель! Этот ужасный случай под Сосновкой! Сколько лет было тому бандиту? Одиннадцать? Двенадцать?
- Десять, господин гауптштурмфюрер!
- Десять лет! - закачал головой Лямке, - моему сыну столько же! А он без единого выстрела нанёс нам урону больше чем рота большевиков! Двести тридцать два солдата вермахта, три танка, десять автомашин! Ему бы в игрушки играть! В солдатиков там разных! А они под поезд с бомбой! Как вы думаете, почему, Хохлов?