Зырянов Сергей Аркадьевич. Отпуск

Сергей ЗЫРЯНОВ.

Отпуск.

Стихотворные дорожные

заметки в 2-х частях.

Часть первая.

Крым.

Твардовский - это, братцы, гений

и персонально мой кумир;

уже для многих поколений

он творческий ориентир.

Его стихия необъятна,

и реют где-то вдалеке

его стихи, где "всё понятно"

и "всё на русском языке".

Хочу приблизиться вплотную,

примерить солнечный венец -

как он, свою страну родную

проехать из конца в конец.

Не повторить его повестку,

но, всей душой его любя,

хочу отправиться в поездку

и по стране, и вглубь себя.

Конечно, это - авантюра,

а для меня большая честь;

она де факто и де юре -

но путешествие и есть!

Похвально ли моё желанье,

как он, проделать этот путь?

Бесспорно, это - подражанье,

но не пародия отнюдь!

Зачем за ним идти по следу?

Но ведь у нас одна страна,

и я по ней вот так же еду,

пускай в иные времена.

Я повторю, Твардовский - гений!

Он - классик, фронтовой поэт,

а у меня-то достижений

под стать ему и близко нет.

Конечно, я и сотой доли

не испытал всего, что он...

Вот позади остались роли,

и за окном в огнях перрон...

Уж скоро будет отправленье,

но до сих пор не ясно мне -

придёт ли это осмысленье

происходящего в стране?

Смогу ли выразить яснее,

с такой прозрачной глубиной

всё то, что происходит с нею

и, в меньшей важности, - со мной?

Ко мне судьба не так жестока,

и у меня попроще труд...

Он ехал до Владивостока,

а у меня другой маршрут.

Твардовскому открылись дали:

вот Волга, вот Урал, Сибирь...

Глаза поэта увидали

и нашу мощь, и нашу ширь...

У каждой новой остановки

был свой рубеж и свой масштаб,

не путевые зарисовки,

а важный жизненный этап.

И мысли блёстками играли,

и строчки становились в ряд...

Слова поэта об Урале

чеканным золотом горят.

Какая яркая страница!

Недосягаемая высь...

Ну, как же нам не погордиться?

Мы на Урале родились...

Попроще мне в моей задаче,

и мне две тыщи вёрст - не крюк;

мой путь проложен чуть иначе -

с Урала еду я на Юг.

Пусть наши замыслы на старте,

конечно, не "эгалитэ",

но эти два пути на карте -

одна большая буква "тэ".

И этот брэнд мощнее танка!

Скажу, добравшись до седин,

что он, в отличие от банка -

действительно такой один!

Когда бы случай был таковский,

я мог бы долго повторять:

"Товарищ Александр Твардовский!

Позвольте рядом постоять!

Точнее, посидеть в вагоне,

проделать свой не близкий путь,

в окно глядеть на перегоне,

под стук колёс слегка вздремнуть...

При этом очень бы хотелось,

чтоб строчки шли из-под пера..."

Вот потому беру я смелость,

как наш поэт, сказать: "Пора!"

Пора! Вагон пришёл в движенье -

ни на минутку не застрял,

при этом наше отправленье

уже никто не ударял.

Лишь только плавно покачнулись

картинки в окнах с двух сторон;

все пассажиры встрепенулись,

и побежал назад перрон.

Сквозь окна из ночного флёра

пошёл мелькать наружный свет...

Однокупейника - майора

сегодня вместе с нами нет.

Но я порой встречаюсь взглядом

и отвожу невольно взгляд,

когда в вагоне вижу рядом

военных, молодых ребят.

Мне дискомфортно почему-то...

Я в шортах, сланцах, как на пляж,

Они же в берцы все обуты,

они одеты в камуфляж...

Я отдыхать вольготно еду...

О них, о каждом плачет мать -

они нам новую Победу

все вместе едут добывать.

Когда тревожнее? Скорее -

сейчас... Такие времена...

Уже не где-то там, в Корее -

у нас в стране идёт война.

Когда сказали бы поэту,

что мы не сможем уберечь

свою страну, большую эту -

не понял бы, о чём тут речь?

Когда б он только мог представить,

что через восемьдесят лет

нацизм в Европе будет править -

сказал бы он, что это бред.

А как узнал бы, что придётся

громить не немца, а хохла,

о чём подумать остаётся?

Совсем безумные дела!

И вот ребята из вагонов

туда, под вихрь свинцовых вьюг

и под удары вражьих дронов

со мною следуют на юг.

Они, как будто, не тоскуют,

тревогу в сердце затая...

Ребята жизнями рискуют...

А почему тогда не я?

Гляжу я в молодые лица,

и как-то мне нехорошо...

Мой поезд вместе с ними мчится,

но всё-таки уже ушёл.

Моя готовность не поможет,

мне не пройти их трудный путь,

но червячок ночами гложет

и толком не даёт уснуть.

Уже давно в отставку вышел -

от чувства долга не уйдёшь...

Сквозь сон отчётливо я слышал,

как шелестит за стенкой дождь.

Столбы за окнами бежали,

но, правда, это было днём...

Челябинск ночью проезжали

под нудным, сеющим дождём.

Наутро вновь неутомимо

бежала речка между скал,

а мы проследовали мимо...

Прощай, наш батюшка Урал!

Слегка притормозив вначале,

осуществляться начал план...

Колёса мерно отстучали,

и позади - Башкортостан...

Все звёзды, в синеве растаяв,

ушли до ночи на покой.

Железный Салават Юлаев

нагайку вскинул над рекой.

Он, как герой, увековечен,

он конной статуей стоит,

народной славой обеспечен...

А ведь когда-то был бандит...

Он едущих в своих телегах

переселенцев обирал,

и от его лихих набегов

страдал мастеровой Урал.

Теперь же "дикие" башкиры

все с русскими в одном строю

и отстояли дело мира

в боях за Родину свою.

Прошёл ещё ночлег недолгий

под мерный перестук колёс,

и вот уже на берег Волги

трудяга-поезд нас привёз.

Прошли Самару и Саратов,

где так привольна, широка

среди крутых, песчаных скатов

родная матушка-река.

У Волги разные обличья,

и всякий раз приятно мне,

когда она во всём величьи

появится в моём окне.

Пускай я не на Волге вырос,

но обожаю этот миг,

и к ней одной любовный вирус

навеки в сердце мне проник.

Глядим в окно и замираем:

закат пылает над рекой;

картина эта схожа с раем,

кругом блаженство и покой...

О Волге сокровенно? Что ты!

Не сочинится на ходу!

Чтоб описать её красоты,

я слов достойных не найду.

О ней поведать смог Твардовский

в поэме искренней своей,

ещё Некрасов и Островский

давно в любви признались ей.

В их сочиненьях оживает

родная русская река,

а мне чего-то не хватает...

Наверное, кишка тонка!..

Приходит третий день дороги -

и здравствуй, город Волгоград!

Я снова на твоём пороге,

и этому я очень рад!

В священном Родины оплоте

уж доводилось мне бывать,

но я теперь не по работе,

я еду просто отдыхать.

На глади вод играют блики,

но я на правой стороне

и жду, когда курган великий

покажется в моём окне.

Желанный миг всё ближе, ближе...

Всё остальное нипочём...

И вот уже в окне я вижу

Мать-Родину с большим мечом.

Какая мощная скульптура!

А ракурс именно такой,

что нашей Родины фигура

обращена ко мне рукой!

Она как будто указует

мне прямо в душу с высоты,

мол, за тебя теперь воюет

другой... А почему не ты?

Когда б не маленькая дочка,

когда б не мой репертуар...

Десятка два - не два годочка

мне скинуть бы... А так я стар...

Но разве это оправданье?

Про старость - это не ответ,

и у меня при всём желаньи

хорошего ответа нет...

Плыву я в русле неких правил -

мне поздно защищать страну...

Но вот уж поезд нас доставил

в Ростов, который на Дону...

По телефону не прогнозы

нам присылает эМЧээС,

а: "Есть ракетные угрозы"...

Как говорят, "чем дальше в лес"...

И вечером дошло до дела...

Я вижу - где-то там, вдали

большие огненные стрелы

стартуют в небо от земли.

Под мерный стук бегут вагоны,

и люди в них не ждут невзгод;

над ними вражеские дроны

пересекают небосвод.

Навстречу им летят ракеты,

надеюсь я, что все собьют...

А дочка требует ответы -

я мямлю что-то про салют...

Ну, как же так случилось, братцы,

что мы дошли до кутерьмы

и вынуждены разбираться

с людьми, такими же, как мы?

Как дождались мы этой жути?

За что назначена цена?

В который раз у нас, по сути,

идёт гражданская война...

При этом нет судьбы единой...

Себя поправлю я сейчас -

ведь это Запад Украиной

пытается ударить нас.

Забрать всё наше без остатка -

они всегда хотели так,

а Украина - лишь перчатка,

надетая на их кулак.

Словечко выдумали - "прокси", -

цепные псы у стран-элит;

они спокойны, - тут не в боксе, -

по морде им не прилетит.

Вот так придумали в Европах,

такой проделали обряд -

лицом к лицу сидят в окопах

те, кто по-русски говорят.

Что им славяне, в самом деле?

Хохлов считают за своих?

Они давно плевать хотели

и на Россию, и на них.

Хоть сами чахнут от недуга,

но их мечта ещё жива -

чтоб мы с хохлами друг о друга

истёрлись, словно жернова.

А вам бы вспомнить про себя-то,

добавить маленький штришок,

ведь как бы вам самим, ребята,

не истереться в порошок!

Плохого не случится с вами?

Вы на Олимпе, наверху?

Но так недолго жерновами

планету измолоть в труху!

В окне мелькают перелески,

привольный виноградный рай;

пошёл четвёртый день поездки -

и вот он, Краснодарский край!

Уже привычно быть в дороге

и за пейзажами следить,

а сообщенья о тревоге

не прекращают приходить.

Средь синевы пучком землистым

остался пальмовидный след,

расцвёл пионом в небе чистом

разрыв одной из тех ракет.

"Ой, папа, что это за штучка?"

И мне разумнее всего

ответить: "Маленькая тучка",

а не работа ПэВэО.

Идёт наш поезд по Кубани,

кругом покой и красота;

и вскоре видим от Тамани

мы арки Крымского моста.

Вдали два холмика ажурных

как будто светятся слегка

средь вод, сегодня в меру бурных,

как два дельфиньих плавника.

И скачет мост, как камень-блинчик...

Давай, скачи, родной, скачи,

как будто озорной дельфинчик,

на крымский берег, до Керчи!

Как всё-таки здесь ехать круто!

Стучат колёса по мосту...

Зачем взбрело в башку кому-то

взрывать такую красоту?

Хохлам, моим антигероям,

я мог бы запросто сказать:

"Ребята, мы хоть что-то строим...

А вам бы только разрушать!..

Нам лучше вовсе без соседа,

чем вот такой, как ты, сосед;

и нам теперь нужна победа,

у нас назад дороги нет".

Раз выбор лишь один остался,

нам уговоры ни к чему...

Вот поезд по мосту промчался -

и мы на месте, мы в Крыму.

Здесь даже солнце светит ярче,

и воздух близко не морской,

намного суше, в меру жарче...

Стоим на станции Джанкой.

Когда была всего лишь малость

до завершения пути, -

до Симферополя осталось

последний перегон пройти, -

ракета зачеркнула небо

и полетела цель искать...

Тревожиться, пугаться мне бы,

но надо что-то дочке врать...

Все люди держатся достойно

и паники не создают,

а дочка говорит спокойно:

"Тут, папа, что - опять салют?"

Ну, да! В честь нашего приезда!

Приём устроили хохлы!..

Готовят нам деликатес, да?

Уже расставили столы...

Мне хочется сказать соседу,

любителю по нам стрелять:

"Я вообще-то в отпуск еду!..

Вы обалдели там опять?.."

Ну, а чего бы мне хотелось?

Я помню, да, идёт война...

Пиндосы! Эй! Имейте смелость

законы выполнять сполна!

У вас на правилах основан

порядок, созданный для вас?

Он так красиво нарисован,

что вам законы не указ?

Что делает перчатка ваша?

Вы ей давали инструктаж,

как заварилась эта каша?

Зачем бомбили Курский пляж?

А самый главный ваш католик,

он тоже ничего не знал?

Не снится пятилетний Толик,

который маму прикрывал?

Вопросы виснут без ответа,

но мы не можем промолчать...

И всё-таки они за это

когда-то будут отвечать!

Мы эти годы мирно жили?

Позвольте! А Афган, Чечня?

Когда мы с Западом дружили?

Похоже, не было ни дня!..

Они на ужине нас видят

не за столом, а на столе;

но ничего у них не выйдет

на нашей праведной земле!..

Дошёл наш поезд до конечной...

Такси везёт нас между гор.

Маршрут довольно скоротечный

и живописный - на Мисхор!

Эх, прокатились мы на славу,

хоть путь был прежде не знаком,

и Севастополь, Балаклаву

мы пролетели с ветерком!

Водитель был лихой и резкий -

коллегам многим нос утёр;

и вот финальный пункт поездки -

встречай, Дом Творчества "Актёр"!

Здесь всё теплом сердец согрето,

здесь южным солнцем раскалён

кусочек той Страны Советов,

оставшийся с былых времён.

Стоят красавцы-кипарисы

здесь вдоль аллей в густом ряду,

и пышнотелые актрисы

купаются здесь раз в году.

Здесь забываются напасти...

Бетонный, обветшалый пирс

здесь со времён Советской власти

забыт навек, как старый Фирс.

Над морем здесь гуляют ветры,

оно волнуется слегка,

и над вершиною Ай-Петри

стоят недвижно облака.

Здесь юмор театральных баек

распространяется на всех,

а по утрам здесь крики чаек

напоминают дикий смех.

Здесь не понять, - куда, откуда, -

у горизонта ходит барк...

Но главное в Мисхоре чудо -

старинный и прекрасный парк!

Природа одарила щедро

прибрежный райский уголок.

Стоят реликтовые кедры,

набрав по двести лет в залог.

Им был ровесник, как считают,

сам император Александр...

Здесь пышным цветом расцветают

магнолия и олеандр.

Здесь пляж из гальки, каменистый.

А воздух, братцы, здесь какой!

От кедров, сосен он смолистый,

одновременно - и морской.

Какой простор здесь для прогулок!

Какой с балкона чудный вид!

Любой мисхорский переулок

свою экзотику таит.

Не описать мне, как Твардовский,

чтоб доходило до сердец,

сначала дивный Воронцовский,

потом Юсуповский дворец!

Здесь дружеская атмосфера,

почти подобие семьи;

у всех одна в искусство вера,

здесь всё родное, все свои.

Ребята, как же это клёво,

когда по вечерам для нас

поёт то Элла Хрусталёва,

то с нею группа "Мама Джаз"!

Я вам открою без утайки -

они блистательно поют,

а в небе в это время чайки

нам настроенье создают.

Но выше, над Ай-Петри где-то,

прошив насквозь ночную мглу,

опять проносится ракета

и улетает за скалу.

Да что ж это такое, братцы?

Опять опасен горизонт?

Они всерьёз хотят подраться,

иль просто так берут на понт?

Об этом мы сказать могли бы:

"Зачем нам этот антураж?"

Но надо говорить: "Спасибо!

Есть ПэВэО, наш верный страж!"

Когда я говорил о драке,

я не хохлов имел в виду,

а тех, которые во фраке!

Они накликают беду...

Мы не пойдём на званый ужин,

ведь им ответил президент:

"Нам этот мир не будет нужен,

когда России в мире нет!"

На днях один любитель "правил",

один из западных "верзил"

какой-то срок России ставил

и ультиматумом грозил.

Сказать бы: "Сукины вы дети!

И вам не жалко вашу мать?

Никто и никогда на свете

не смог Россию запугать!"

Зачем ты ставишь эти сроки?

Стать миротворцем невтерпёж?

Учи истории уроки

и что-то, может быть, поймёшь!

Послушать этого пиндоса -

он не во сне, а наяву,

чтоб показать крутого босса,

всерьёз хотел бомбить Москву.

Лишившись вдруг кусочка уха,

бессмертие почуял он,

а за спиной с косой старуха -

тебе "Сармат", иль "Посейдон"?

Учись с умом вести дебаты,

а, за базаром не следя,

дождёшься ты, что будут Штаты

проливом имени вождя.

Твои угрозы - мыльный шарик,

и все твои потуги зря;

перевернёшь ты календарик -

а там лишь третье сентября.

Пройдёт назначенное время,

и скажем мы тебе: "И чё?"...

Такое выращено племя...

Оно не пугано ещё...

У нас на гальке пляжа дети

рисуют, все до одного;

потом отправят камни эти

ребятам в зону эСВэО.

Чтоб облегчить их испытанья,

поёт с гитарою своей

красивая актриса Аня

и мама четверых детей.

Она в концертах выступает

и много сделала добра,

для волонтёрства покидает

родной театр "Э сетера".

Вот так!.. У нас такие люди...

Тебе понятно, сукин сын?

Ты сам-то что за фрукт на блюде?

По виду, вроде, апельсин!..

Кого ты напугать собрался?

Кого ты вздумал победить?

Ты не на тот народ нарвался!

Тебе бы только навредить!..

Однако, братцы, суд да дело,

ругаться много не к лицу;

а время быстро пролетело,

и отдых подошёл к концу.

Мы, несмотря на все полёты,

смогли прекрасно отдохнуть;

и хоть не все закрыты счёты,

пора, пора в обратный путь.

Прощай, изменчивое море

и волн разноголосый хор!

Теперь увидимся не вскоре...

Прощай, душа моя Мисхор!..

Но тут приходит весть плохая...

Ребята! Полная трында!..

К утру на станции Лихая

остановились поезда...

Летел хохляцкий беспилотник, -

их запускали целый вал, -

и этот вражий дрон-охотник

контактный провод подорвал.

Кому-то улыбнулось лето...

Стоят перед преградой той

составов до полсотни где-то,

в числе их семьдесят шестой.

А нам обратно ехать надо

и, как легко понять, - на нём!..

Ну, что же вытворяют гады!

И что за отдых под огнём?

Неймётся чёртовым уродам,

совсем рехнулись в эти дни!

Мы лупим строго по заводам,

а что же делают они?

Ну, ладно, здесь контактный провод,

а раньше подорвали мост!

И я считаю - чем не повод,

чтоб их отправить на погост?

Я, в общем-то, не кровожаден,

мне зла не хочется держать,

но хватит, братцы, - этих гадин

давно пора уничтожать!

А сколько прочего взорвали?

Как можно бить по мирняку?

Похоже, что и мы узнали

фашистов на своём веку.

Нет, наш солдат - он не таковский!

По мирным выстрелить - ни-ни!

Ведь говорил ещё Твардовский,

что мы не можем, как они...

Ну да... Конечно, мы не можем...

У них расчёт на это впредь...

Покуда их не уничтожим,

вот так приходится терпеть.

А эМЧээС предупреждает, -

уже привычные дела, -

по Югу пачками летают

ракеты и БэПэЛэА.

Конечно, на душе отвратно,

что можем встать в любой момент...

Вот так мы ехали обратно -

под этот аккомпанемент.

И хватанули мы волнений...

Наш путь назад был не прямой.

С задержкой, не без приключений,

мы всё же добрались домой!

Конец первой части.

Часть вторая.

Деревня.

Уже вдали краса Мисхора,

где так чудесны берега...

Теперь приедем мы не скоро

на эти дивные юга...

Тревоги, шумные прилёты

ушли за дальний горизонт;

а дома ждут свои заботы -

частичный, плановый ремонт.

А это, как известно, вечный

и нескончаемый процесс;

и в нашей жизни скоротечной

не виден у него конец.

Начать его неосторожно -

потом всю жизнь пахать, как раб,

и завершить в ремонте можно

лишь промежуточный этап.

Мы стартовали еле-еле

и добрались до потолка,

потом обои одолели -

и всё на этот год пока!

Но всё же я не зря старался -

доволен собственным трудом.

Кусочек отпуска остался -

теперь встречай, родимый дом!

Теперь маршрут - не вся Расея,

поближе путь локальный мой,

такая мини-одиссея

и возвращение домой;

а если можно о высоком,

то это - трасса к светлым дням,

дорога в детство, путь к истокам

и возвращение к корням.

Летят, стучат родные ветры

в автомобильное окно;

бегут, ложатся километры

под шины моего "Рено".

Машина ветры собирала

и раздвигала зоны вширь -

вот Алапаевск, часть Урала,

а вот Ирбит, уже Сибирь.

Здесь говор - явно не московский...

Здесь каждый город - на реке...

Жил в детстве Пётр Ильич Чайковский

из этих в первом городке.

В Гражданскую тут было лихо -

сюда отправили князей...

Здесь есть деревня Синячиха,

она - один сплошной музей.

Когда по ней я проезжаю,

она ласкает душу мне;

другой похожей я не знаю -

одна из лучших по стране!

Как славно, если едешь мимо,

машину здесь остановить -

хоть полчаса необходимо

по Синячихе побродить!

До этого в знакомом месте

остановился по пути,

чтоб там буквально метров двести

с ведёрком по лесу пройти.

Ну, что сказать? Прошёл недаром...

Была и польза от ходьбы -

я еду в Тулу с самоваром,

в деревню я везу грибы!

А что касается Ирбита,

о нём сказать я не готов;

хоть тема, вроде бы, избита,

но у меня не хватит слов.

Попытка выразить завянет,

преобразуется в обман...

Одна лишь ярмарка потянет

на исторический роман.

А про завод мотоциклетный

тут надо повесть написать,

но образ свой, родной, заветный

мне всё равно не передать.

Лицом к дороге повернулись,

как вековые старики,

по сторонам ирбитских улиц

кирпичные особняки.

В них есть с налётом запустенья

своя, былая красота;

а для меня, как откровенье -

пошли знакомые места!

Моё родное Зауралье...

Хоть редко я бываю в нём,

но этот край за синей далью

мы Малой Родиной зовём.

Навстречу мне бежит дорога,

поля, деревья с двух сторон;

проехал я ещё немного -

и вот Байкаловский район.

Мне машут ветками берёзы,

ведь здесь родимые края,

деревни, бывшие колхозы -

и вот Захарова моя!

В ней всё моё, всё сердцу мило...

Да, захолустье, но зато,

к примеру, Нижнего Тагила

она постарше лет на сто.

Как по Туре проплыли струги,

с коня-то здесь никто не слез,

и целый век тут по округе

ещё шумел кондовый лес.

Селились люди на Урале,

для них в заброшенном краю,

и не случайно выбирали

деревню милую мою.

Привлёк их угол зауральский...

Что ценного открылось в нём?

А здесь местами, мало-мальский,

но всё же есть и чернозём.

Давным-давно его открыли,

ещё задолго до руды,

и не случайно землю рыли -

была награда за труды!

Как оседал тут житель новый,

избушку он рубил себе,

потом веками лес кондовый

старел, чернел в его избе.

Вы не поверите - избушки

и в наши дни ещё стоят;

они, как древние старушки,

вдоль речки выстроились в ряд.

А речка названа Бобровкой,

в ней и сейчас живут бобры,

они с уменьем и сноровкой

ольху грызут до сей поры.

Бобры жируют, строят хаты,

сельчанам душу веселя.

Один под окнами у брата

валил большие тополя.

Брат всё жалел его сначала,

но всё ж ответил тот сполна,

и Саня подстрелил нахала,

причём, буквально из окна!

Люблю я этот облик древний,

когда по улице иду,

и побывать в родной деревне

стараюсь я хоть раз в году.

Мой край мне - что-то вроде тыла...

Когда колхоз был жив-здоров,

в моей родной деревне было

под восемьдесят шесть дворов.

Теперь в разрухе, в запустеньи

от тех дворов примерно треть,

что прежней жизни стали тенью,

и больно мне на них смотреть.

Не стало здесь былого люда,

и сердце ноет от утрат;

мы все разъехались отсюда,

остался только старший брат.

Я не Твардовский... Я не гений,

чтоб так, как он, умело смог

из ярких детских впечатлений

распутать золотой клубок.

Как он, большие испытанья

не проходил по жизни я,

но есть мои воспоминанья

и есть история своя.

Её я мог назвать бы драмой,

когда я оглянусь назад...

Лежат здесь вместе папа с мамой

и обе бабушки лежат.

Я всякий раз, когда приеду,

к погосту направляю след...

Да вот беда - могилки деда

на кладбище деревни нет.

Один мой дед служил Отчизне

и сгинул где-то под Орлом,

другой при жутком катаклизме

упал в зияющий разлом.

В тридцатые, когда колхозы

пришли и в наш укромный лес,

от неожиданной угрозы

мой дед внезапно, вдруг исчез.

Как муху кошка мягкой лапой,

тогда прикрыла власть его,

и бабушка с младенцем папой

о нём не знала ничего.

Ни слуху не было, ни духу...

Потом, когда простыл и след,

я бабушку, уже старуху,

пытал - куда девался дед?

Как партизанка на допросе,

не отвечала мне она,

ответ искала лишь в Христосе...

Такие были времена...

Её спасала только вера,

как жизнь решила застращать;

ну, а меня, как пионера,

она не стала посвящать.

А я считал, мозги не тратя,

что бабка - тёмный человек,

не понимал, что баба Катя

была запугана навек.

О жизни я судил по книжкам,

чего-то слышал про Гулаг

и представлял своим умишком,

что дед, наверно, был кулак.

Уход загадкой оставался,

и след не сыщешь днём с огнём...

К стыду, я даже не пытался

узнать подробности о нём.

Занятие для терпеливых -

иголку в сене отыскать...

Тут надо посидеть в архивах,

запросы почтой посылать.

Но всё ж был пройден путь тяжёлый...

Мне рассказал, каков был дед,

директор нашей сельской школы

и он же местный краевед.

А я могу гордиться дедом!

Такие прославляют род!

Он вовсе не был мироедом,

а всё как раз наоборот.

Когда колхозы создавались,

он в самых первых был рядах,

другие, может, сомневались,

а он трудился не за страх.

Колхозу он был основатель,

так недостаточно того -

когда стал нужен председатель,

сельчане выбрали его.

Дед правил честно, справедливо,

не обижал он мужиков...

И вдруг приходит директива

о выселеньи кулаков.

А что же это означает?

Разграблен будет твой сосед!

И дед начальству отвечает:

"У нас таких в деревне нет!"

Не знал он нового порядка,

когда работал не за страх...

Пришла в деревню разнарядка

о целых десяти дворах!..

И кто тогда в начальство втёрся,

давай запугивать его:

"Гони людей!.." Но дед упёрся -

у нас, мол, нет ни одного!

Пошёл накат другого рода,

мол, кулаков ты не сдаёшь,

так значит, будешь "враг народа"

и по другой статье пойдёшь.

Тут разговор пошёл серьёзный.

Другой бы, может, промолчал,

но дед на это власти грозной

всё так смело отвечал:

"У нас врагов вы не ищите!.."

"Смотри, найдём..." А дед опять -

мол, делайте вы, что хотите,

но я не буду выселять!

Его давили - он не сдался!

Не гнулся, не ломался дед...

Он до последнего держался,

мол, кулаков в деревне нет!

Итак, сельчан он не обидел...

И деда вызвали в район...

С тех пор его никто не видел,

в деревню не вернулся он.

И много вод в реке уплыло...

А впрочем, что я - дед, да дед?

Ведь Александру, деду было

тогда всего-то тридцать лет.

Одна осталась баба Катя

с двумя мальцами на руках...

А что же дальше было, кстати,

раз речь зашла о кулаках?

Само собой, в деревне были

зажиточные мужики...

Хоть работящими прослыли -

их записали в кулаки.

Порядки были там суровы...

Добро высчитывали так,

что, скажем, было три коровы -

ну, вот вам, братцы, и кулак!

И власть опять простёрла лапу,

разверзлась чёрная дыра,

и потянулись по этапу

четыре нажитых двора.

Оставив доживать в колхозе

хозяйства крепкие свои,

поехали в чужом обозе

четыре горестных семьи.

Их выметали не гурьбою,

их больше не было у нас...

Вот так, пожертвовав собою,

дед шесть семей от ссылки спас!

Казалось мне - на небосклоне

нет знаменитых земляков...

В соседнем, Талицком районе

был наш разведчик Кузнецов.

В другом соседнем, под Туринском -

Морозов Павлик, пионер,

что обвинён в поступке свинском,

как рухнул наш эСэСэСэР.

Тогда у всех возникла смелость -

разоблачили подлеца,

а мне всегда сказать хотелось:

"Чего напали на мальца?"

Отец за дело стал сидельцем...

Раз об иудах речь идёт,

недалеко родился Ельцин,

другой земляк, но он не в счёт.

Мне представлялось из Тагила,

что земляков-героев нет,

но здесь, на месте, осенило:

"Как это нет? А как же дед?!"

Нет, так мне думать не годится!

Пусть жизнь уже идёт к концу,

но буду я всегда гордиться

родимым дедом по отцу!

Ну, а другой мой дед, по маме?

"Его зарыли в шар земной..."

Фронтовики навечно с нами,

и Фёдор, дед, всегда со мной.

Меня ведь в честь его назвали...

Едва я Фёдором не стал,

Сергеем позже записали...

Об этом я потом узнал.

А месяц Федькой звали смело!..

Как записать настал черёд,

решили - имя устарело,

оно младенцу не пойдёт...

Приедешь - и нахлынут разом

воспоминанья детских дней...

Я что-то знаю по рассказам

о жизни "маленькой" своей.

Была не очень лёгким делом

младенческая жизнь моя.

К примеру, плавать неумелым

себя совсем не помню я.

Так повелось: в селе родился -

освоишь много разных дел.

Я помню, как всему учился,

но плавать я всегда умел

и с детства мог в различном стиле -

хоть брасс, хоть кроль, хоть на спине...

Меня брательники учили,

когда и год не стукнул мне.

В декрете мама не гуляла,

ведь не давали отпуск ей,

она младенца оставляла

на попечение детей.

А что за няньки были детки?

Им было - семь, четыре, пять,

они и сами малолетки,

как говорится, что с них взять?

Итак, ребёнку нет и году,

и он оставлен на ребят...

Они меня швыряют в воду

и наблюдают результат.

Потом мне братья говорили:

"Сначала ты умел нырять...

Затем и плавать научили..."

На дне искали - и опять

меня бросали в воду братья

и ждали - вдруг я поплыву...

Наверное, хотел дышать я

и стал держаться на плаву.

Я всё же братьям благодарен,

хоть не попал служить на флот...

Когда же полетел Гагарин,

как раз мне стукнул ровно год.

Конечно, это было круто!

Прониклись братья славой дня,

но в космонавты почему-то

готовить начали меня.

Меня бросали с крыши в сено,

а это не страшней реки,

и стойкой вырастала смена -

всего лишь перелом руки...

Чтоб слава всей семьи сияла,

меня тренировали тут;

из старенького одеяла

они устроили батут.

Меня по центру уложили,

кидали вверх до потолка;

потом, конечно, уронили,

и пострадала не рука.

Суровая досталась школа...

Я проходил её впервой

и в горнице на доски пола

я приземлился головой.

Не мягкой выдалась посадка,

но я её не выбирал...

Конечно, мне пришлось не сладко...

А чтобы громко не орал,

меня на койку положили,

потом укутали тряпьём,

большой подушкою прикрыли

и сверху сели все втроём...

А мама ничего не знала,

но вдруг почуяла беду,

как будто сердцем услыхала,

что я уж скоро отойду.

Она бежала с огорода -

ну, братцы-кролики, держись!

Успела... И не лишь до года

продлилась маленькая жизнь...

Но я на братьев не в обиде.

У нас царили мир и лад.

Что детство шло в нескучном виде,

они внесли весомый вклад.

Прошёл я школу выживанья,

чуть голову не положив,

и несмотря на их старанья,

я всё-таки остался жив.

Когда уже я жил в Тагиле,

один из братьев так сказал:

"А если бы не уронили,

артистом ты бы и не стал!"

Пожалуй, я согласен, братцы!

Мне обижаться не к лицу...

Пора, однако, расставаться,

ведь отпуск подошёл к концу.

Твардовский послужил Отчизне,

и суть сумел он передать;

а мне моей не хватит жизни,

чтоб лишь о детстве рассказать.

Пора опять за дело браться...

Немного я набрался сил...

Вы не судите строго, братцы!

Поехал я... Встречай, Тагил!..

Июль 2025 г.

Оставить комментарий © Copyright Зырянов Сергей Аркадьевич (serzyrjanv@rambler.ru) Размещен: 15/10/2025, изменен: 15/10/2025. 49k. Статистика. Поэма: Поэзия Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Стихотворные дорожные заметки в двух частях.

Зырянов Сергей Аркадьевич Отпуск

Зырянов Сергей Аркадьевич
Отпуск