Дениженко Светлана Владимировна : другие произведения.

Полный текст я вижу

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Дениженко Светлана Владимировна: другие произведения.

Я вижу: все получится!

Журнал "Самиздат": [swetlyk: разрегистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь] [Редактировать]

0x01 graphic

  -- Комментарии: 34, последний от 17/02/2015.
  -- No Copyright Дениженко Светлана Владимировна (swetlyk@yandex.ru)
  -- Размещен: 03/09/2012, изменен: 26/12/2014. 435k. Статистика.
  -- Роман: Детектив, Мистика, Любовный роман
  -- романы и повести
  -- Скачать FB2

Начало формы

Конец формы

Начало формы

Конец формы

Начало формы

Конец формы

Начало формы

Конец формы

Начало формы

Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:

Конец формы

Начало формы

Конец формы

  -- Аннотация:
Иногда лучше оставаться в неведении, чем знать правду. Костя и Маша Вишняковы многие годы считали, что их мать мертва, но, как оказалось, напрасно. Чтобы докопаться до истины, ребята решили её разыскать, да только еще больше во всем запутались. *** ЧЕРНОВИК. Продолжаю писать книгу. Последние главы выкладываются частями в комментариях.
   0x01 graphic
  
      Рваные облака: серые, словно несущиеся по небу стаи волков. Такие же злые, голодные, бездомные, но свободные в отличие от меня. Я сижу под замком в собственной комнате. Уже часа два как сижу. Вот вернется Костик, я ему покажу, как измываться над сестрой. Ну и что, что я младше, ну и что, что на четыре года - разве это дает ему право командовать мною и решать: с кем мне дружить, где мне гулять и в котором часу ложиться спать?
      Я вздохнула, в который раз, про себя, обругивая брата самыми нелестными словами, на какие только была способна в эти минуты: "Пусть только вернется, зараза такой! Я ему устрою тогда светопреставление. Он у меня сразу же узнает: и где раки зимуют, и где пеликаны откладывают яйца!"
      Я почти рычала, но скорее от бессилия, чем от злости. Как бы там ни было - уважала брата и старалась его слушаться, когда он не брал на себя роль воспитателя. Впрочем, так-то он у меня не плохой, даже хороший. На прошлой неделе защитил от дворового задиры, по прозвищу Горыныч. Он и правда такой - и злой, и сильный, и слабых обижает. В десятом классе уже учится, а ума ни на копейку не на скрести в его тупой башке. Вот и пристал ко мне, как банный лист к одному месту и прохода не давал: хотел мой портфель на дерево закинуть, а Костик не дал. Подрались они тогда сильно, потом мой братец прихрамывал почти двое суток, а папке все равно ничего не сказал. Да тот, наверно, и не сильно-то интересовался. Как обычно: пришел с работы, спросил как дела, поел и лег спать. А утром мы папку уже и не видим. Уходит рано, пока еще спим.
      Мамки у нас нет, я её и не помню: отец сказал - умерла она, а от чего - промолчал. Но мы с Костиком и сами догадались - не маленькие уже, в школе давно учимся: я в четвертом классе, он в восьмом: от болезни мамки не стало. От чего же еще люди умирают?
      Я иногда её себе представляю: доброй, веселой и очень-очень красивой. Как только зажмуриваюсь, так сразу и представляю. Мне очень её не хватает, особенно, когда Костик командует. Вот чего он сегодня пристал, сказал, чтобы я не водилась со Светкой Короваевой? У нее, дескать, характер плохой, я у нее этому научусь. А еще ругаться научусь, как сапожник. Почему обязательно как сапожник? Надо будет сбегать к обувной будке, на углу, и послушать, как дядя Петя ругается: интересно ведь!
      Я вздохнула и вновь уселась на подоконник: "Ну, где же там Костичка? Скоро дождик начнется, а может и ливень. Пусть бы Костик пришел поскорее или папка!"
      Папка у нас хороший, только занят очень - много работает в своем университете. А в выходные он всегда с нами играет: балуется в основном или шутит, а иногда очень серьезно посмотрит на нас с братом и крепко к себе прижмет.
      Как же трудно ждать! Я смотрела в окно. Смотрела... и не заметила, как уснула.
     
     
      Глава 1
     
      Прозвенел будильник. Я нехотя разлепила глаза, потерла их кулаками, как в детстве. Снова приснился сон про те времена, когда была маленькой. Ненавижу! Ненавижу вспоминать! Выхватываю взглядом будильник: как это он сам замолчал, я же его не затыкала?! А и времени еще только шесть утра - рано! И тут опять затрезвонило, правда, звук шел от стола, а не с прикроватной тумбочки. Я подскочила, как ужаленная: телефон! Кто мог звонить в такую рань, в воскресное сонное утро? Ну, да, конечно: на дисплее высветился номер моего братца.
      - Ал-ло-о... - проговорила лениво, потягиваясь и зевая во весь рот.
      А что? Имею полное право!
      - Машух, привет! - радостно закричал брат на том конце провода, - Уже не спишь?
      - Сплю! Вернее, спала, пока ты не соизволил разбудить!
      - Да, ладно, мелкая, не ругайся! - примирительно сказал он, - Я по делу: можно заскочу к тебе минут через пятнадцать?
      - Э-ээ, - я растерялась от такой наглости и не нашлась сходу, что сказать братцу. Оглядела комнату в поиске компромата на саму себя: убедилась, что все в порядке и хотела уже ответить, да брат иначе истолковал мою заминку:
      - Ты с кем-то? Извини, я тогда попозже наведаюсь. Через часок можно?
      - Э, нет, Кость, я одна. Приезжай, конечно, просто неожиданно, как-то...
      - Спасиб, котенок! Сейчас приеду и всё-всё объясню.
      Да, несмотря на прожитые с ним годы (кстати, не всегда приятные), разницу в возрасте и половой принадлежности, мы были близки с братом и знали почти обо всем, что происходило у каждого из нас. Когда подросли с ним, то поняли, что жить под одной крышей с родителем не комильфо - слишком уж наш ученый папочка любил ко всему придираться и все контролировать. Тогда же и решили разъехаться в разные стороны: брат в общагу при своем институте, я - при своем. Отец вроде хотел возразить, но Костя очень лаконично аргументировал преимущества раздельного проживания, и родителю пришлось нам уступить в праве на самостоятельность.
      Братец уже закончил учебу и теперь сам зарабатывал себе на кусок хлеба в большой строительной корпорации. Он занимал там должность руководителя межрегиональных продаж и часто бывал в командировках. Виделись мы теперь с ним редко.
      Я все еще грызла гранит науки: училась на дизайнера и мне оставалось порядком - два года - до свободной от учебы рабочей жизни. Пока что меня содержали отец с братом, а посему приходилось помесячно давать им финансовый отчет. Впрочем, он сводился к двум вопросам: сколько я потратила и сколько еще надо добавить на расходы мне в новом месяце.
      Когда Костик начал работать, он снял мне однокомнатную квартиру. Сказал, что не хочет, чтобы я научилась плохому. Дескать, общежитие - это не место для юной красивой девушки, которая, к тому же, его родная сестра.
      - Нахватаешься там всякого, а мне потом любоваться на тебя всю жизнь? Ну уж нет! Уволь. Лучше будешь жить отдельно от всех студентов и студенток - так надежнее.
      Что он подразумевал под надежностью, оставалось лишь догадываться. Но я была рада сменить скрипучую кровать общаги на мягкий уютный диван в съемной, стараниями брата, квартире.
      Жила я в ней покуда одна. Парня у меня не было уже почти год: идиоты - не устраивали, а умных, с хорошим чувством юмора - найти, увы, нелегко...
      "Может, брата взять в "други"?" - такая мысль посещала меня не один раз. А что? Костик стал видным мужчиной, с таким не стыдно по улице пройтись: высокий, широкоплечий, сильный, приятной наружности. Да и только с ним мне было всегда по-настоящему уютно.
      Едва успела умыться, как в дверь позвонили.
      - Иду! - крикнула из коридора.
      Мельком глянула на себя в зеркало в прихожей, убедилась, что внешний вид в норме и открыла дверь.
      - Почему не спрашиваешь: кто там? - щелкнул меня братец по носу, протискиваясь в тесную прихожку.
      За те месяцы, что мы не виделись мой братишка похудел и оброс, будто жил все это время в тайге, с медведями и волками.
      - И кто там? - я сделала вид, что кого-то высматриваю из-за братова плеча.
      - Где?! - подыграл он мне, оборачиваясь и высовывая голову на площадку. Потом прикрыл дверь, повернул на два оборота замок, - Нет там никого. Один я приперся! Ну, привет, сеструлька!
      - Привет, братулька! - повисла я у него на шее, громко чмокая в небритую щеку, - Давай, проходи на кухню, будем пить чай.
      - Чай? - скривился он, - А покрепче ничего нет?!
      - Это с каких это пор мы с утра покрепче потребляем? - изумленно вытаращила я на братца глаза.
      Чтобы Костик прикладывался к бутылке - это нонсенс. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы брат такое произнес в моем присутствии.
      - Ох, малышка, - вздохнул он так, что у меня запрыгало внутри сердце, будто бы я пробежала без остановки версты три, унося ноги от страшной опасности.
      - Что случилось, Кость?
      Он провел рукой по густым своим - воронова крыла - волосам и невесело улыбнулся мне:
      - Пойдем-ка, чай попьем, а там и побеседуем, идет? - затем братец швырнул свой походный рюкзак в угол и прошел вымыть руки.
      - Идет, - эхом повторила я и поспешила поставить чайник на огонь.
      Ох, чуяло мое сердце, что сон приснился не к добру. Всегда вижу детство перед тем, как появляются в жизни неприятности.
      - Я встретил её... - начал братишка, когда было выпито по две чашки чая и съедено почти все печенье.
      О, сколько раз я это слышала от него: 'Я встретил ее. Она самая лучшая!'
      После чего он мне обычно подсовывает под нос фото очередной дамы сердца и умоляюще складывает руки перед собой, заглядывает в глаза, тяжко вздыхает и, наконец, просит:
      - Машуль, посмотри, а? Что там в будущем?
      Так уж случилось, что я вижу. Умею видеть то, что будет с моим братом. Если очень постараюсь, то могу многое рассмотреть. Иногда мой дар спасал его тощий зад от больших неприятностей. А стала видеть я после того, как братишка запер меня в моей комнате и забыл о моем существовании на несколько часов. Я, так и не дождавшись Костика, уснула, сидя на подоконнике. За окном разбушевалась гроза, форточка как-то открылась, может быть, от сильного порыва ветра или оттого, что я её неплотно прикрыла. Но факт остается фактом. Ко мне в тот день влетела шаровая молния и устроила у нас в квартире самый настоящий пожар, после которого очнулась я в больнице. Вот с тех пор и вижу то, что другим не дано, а Костик иногда пользуется моим даром в собственных меркантильных целях. Да я не обижаюсь, наоборот, чем могу - помогаю. Особенно хорошо мои советы избавляют братца от предполагаемых избранниц сердца.
      На этот раз, я сама спросила, не дожидаясь, когда Костя начнет меня упрашивать:
      - Фото с собой?
      - Машулька, ты не поняла меня. Я нашел её... - братец будто набрал побольше воздуха в легкие, как перед заплывом, - нашу мать.
      Я чуть не выронила из рук свою чашку, между прочим с только что налитым в нее кипятком. Аккуратно поставила её на стол и, медленно обернувшись на братца, соизволила спросить:
      - Ты обалдел, Кость? Как ты мог встретить мать, если она мертва уже много лет? Ты что спустился в царство мертвых?
      - Тише-тише, не кипятись. Сейчас все объясню.
      - Ну-ну, - сложила я руки перед собой и уставилась на брата, который пугал меня с каждой минутой все больше.
      Костя всегда был рассудительным, не по годам умным мальчишкой. Всегда он являлся для меня примером спокойствия, выдержанности, а сейчас я не узнавала его. Будто бы брата подменили. Вместо уверенного в себе Константина Ивановича, передо мной сидел какой-то задерганный нервный мужик с бешеным взглядом.
      - Понимаешь, малышка, я был в командировке. Ездил в Иркутск, потом в Новосибирск, потом... в общем, я не об этом... в поезде у меня была попутчица. Очень странная женщина. Я вначале думал, что она немного чокнутая. Взгляд у нее - такой... - Костик взлохматил волосы и пристально вперился в меня своими темно-синими, такими родными глазами, что сердце екнуло: ' В какую же беду ты попал, братишка!' - мелькнуло в голове, а он продолжил, - Смотрит она так, будто проваливаешься в бездну. Первый день мы с ней почти не общались, а вот во второй она и спрашивает меня: "Вишняков Иван Игнатьевич вам, случайно, не родственник?" "Родственник", - отвечаю, - я тогда еще не понял, к чему она свой вопрос задала, ну и признался, что это мой отец. И про тебя ей сказал, что, мол, и сестра у меня есть младшая...
      Тетка та на меня как-то странно глянула:
      "Похож,- говорит, - ты на отца, сильно. А мать-то с вами больше не живет?"
      Я заинтересовался.
      "Умерла она, много лет назад", - говорю.
      Тетка головой покрутила, хмыкнула и вдруг достает фото: там она, наш отец, наша мать и спрашивает меня: " Узнаешь кого-нибудь на снимке?"
      "Да, - отвечаю, - вот родители мои".
      "Правильно, - кивает она мне, - а здесь?" - и показывает еще один снимок, на нем наша мать, но постарше выглядит, снято на фоне какой-то вывески, а там дата внизу... в прошлом году снимок сделан. Представляешь, Машух?!
      Я слушала, затаив дыхание, а тут упрямо качнула головой:
      - Кость, быть того не может! Фотомонтаж, наверное, или еще какой трюк. Может, просто та женщина немного на маму походит...
      - Не веришь? Вот и я вначале не поверил, а тетка посмотрела на меня и говорит: "Значит, бросила вас, Алена.... Ну, и правильно, так-то лучше для всех..." Представляешь, бросила! Может, врал, отец? Может, правда, они расстались, только почему? - Костик вздохнул, - Знаешь, полез я к той даме с расспросами, а она только плечами пожимает, говорит, не знает ничего. Фото я у нее переснял, то она мне не отдала, сказала, что себе на память держит. Подруги они с матерью, прикинь! Только лет пять уже не виделись... А фото то, ей подруга на новый год прислала. Странно это все, не находишь?
      - Нахожу, Кость... - эта история и меня проняла до мурашек, - Дай-ка фото гляну, может, увижу что-нибудь...
      Костик достал из кармана брюк свой сотовый и, немного полистав, протянул мне. На дисплее было фото симпатичной и довольно зрелой женщины, лет эдак сорока пяти или сорока семи. Светло-каштановые волосы, как у меня, чуть вздернутый нос, округлые щеки, красивая улыбка. Ярко-синие глаза, как у Костика... Я замерла, рассматривая незнакомую мне женщину, которая, да, чем-то напоминала тот снимок, стоящий в кабинете отца, на столе, но я не верила, что это наша мать. Не могло такого быть, не мог отец нас обманывать столько лет. Или мог?
      - Маш, ну что там? - вывел меня из транса брат, - Что ты видишь?
      - Ничего, - честно призналась я, - Просто снимок какой-то женщины, отдаленно похожей на маму...
      - Попробуй еще раз, - попросил он, и я постаралась удовлетворить его просьбу, но у меня вновь ничего не вышло.
      - Не вижу, - ответила, пожимая плечами, и вернула телефон брату, - совсем ничего.
      - Как так? Маш, и что это значит?
      - Или это не наша мать или это вовсе не снимок живого человека...
      - Мертвого что ли?
      - Не знаю, Костя. Я вижу только живых, а по мертвым - ты у нас профи, - хмыкнула я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Что-то не то было с этим снимком, уж точно. - И вообще я не думаю, что эта она. Костя, а, может, у отца спросим? Пусть расскажет, что там у них произошло...
      - Хорошая мысль, малышка. Только ты в курсе, что он уехал в Швейцарию на симпозиум, а?
      - Ну, так вернется же, тогда и спросим, - упрямо качнула я головой, и присела на стул возле брата, - А пока выброси все мысли об этом темном деле, немедленно! И расскажи лучше: как твои личные дела? Как съездил, что видел? Как там, в Новосибирске, медведи по улицам точно не бродят?
      Заметила, что напряжение с лица моего брата, наконец, сошло на нет. Он вдруг улыбнулся и потрепал меня по голове, как в детстве, притянул к себе и чмокнул в нос:
      - Так и сделаем, малышка, дождемся отца. Медведей не видел, а об остальном расскажу чуть позже, - Костя потянулся и поднялся из-за стола, - Можно я у тебя поживу пару дней, а то одному - тоскливо, как-то?..
      - Конечно, можно! - обрадовалась я, - Будет, кому мне сказки почитать перед сном.
      - Договорились, тогда я займу ванну на полчаса? Хочу ополоснуться с дороги, а то я сразу с поезда к тебе.
      Братец оттаял, а вот я, наоборот. История с лже матерью и этим фото никак не хотела выходить у меня из головы. И пока Костик плескался в ванной, приводя себя в божий вид, я влезла к нему в карман, достала телефон и еще раз внимательно всмотрелась в этот странный снимок. Женщина улыбалась фотографу, а взгляд её был при этом направлен словно бы внутрь себя. Нет, я не могла прочитать её судьбу, как ни пыталась. Хотела уже положить телефон Костика на место, но палец как-то сам собой нажал просмотр фото, и я увидела другую незнакомку. Сфотографировано вскользь. Будто Костя случайно нажал кнопку. Фото вышло расплывчатым, но взгляд той особы крепко приковал меня к себе, и у меня перед глазами поплыло видение. Странное. Будто холодом повеяло: появилась темная комната, кушетка, застеленная белой простыней, какие-то колбы, склянки, приборы, медицинские принадлежности - скальпель, длинные плоские ножницы, шприц с тонкой и довольно длинной иглой.
      В носу защипало от неприятных запахов медикаментов, послышались тяжелые шаги, от которых сбилось дыхание, а потом у меня закружилась голова, и я, как стояла, так и рухнула на пол, теряя сознание.
     
     
      Глава 2
     
      - Ма-аш... Машуня... - послышалось издалека, а в ушах, будто ваты кто натолкал, - Маша...
      Голос брата звучал почти трагично. Пришлось срочно возвращаться в действительность. Я открыла глаза и увидела встревоженного Костика, который склонился надо мной и проделывал какие-то манипуляции с мокрым полотенцем над моей головой.
      - Машенька, ну наконец-то! - выдохнул он, делая большой глоток из стакана, подхватив его со стола. Потом протянул его мне, - Вот выпей, легче станет...
      - Костя, что это? - недоверчиво покосилась я на плещущуюся в стакане мутную жидкость.
      - Это... - он судорожно сглотнул, - это пустырник...
      - Не, сам пей эту гадость. Мне уже лучше, - оттолкнула я его руку от себя, - И полотенце убери. Зачем ты мне его на лоб взгромоздил?
      - Зачем, зачем... - проворчал брат, приходя в себя вместе со мной, - А нефиг падать в обмороки средь бела дня!
      Но полотенце, к счастью, убрал и стакан тоже отставил в сторону. И вообще, оглядевшись, заметила, что перенес он меня с коридора в комнату, на мой любимый диванчик. Мне бы его поблагодарить за заботу, да - нет, проснулся мой зловредный характер.
      - Средь ночи надо, что ли? - усмехнулась я, - Ага, чтоб никто не видел, да, Кость?
      - Ну, вижу, очухалась, - подмигнул он мне и взъерошил свои чуть влажные волосы. "Я ведь его из ванной вытащила, брат и обсушиться-то как следует не успел", - отметила про себя, а Костик заметался по комнате, подхватил свою кепку, телефон, загремел ключами.
      - Ладно, я сейчас вернусь, - бросил он через плечо, - все мне расскажешь: как часто ты на полу тут без меня валяешься?!
      Я чуть приподняла голову, брат был уже в прихожей:
      - Кость, ты куда?
      - За Кудыкину гору... - откликнулся он в своей манере, - Маш, ты не вставай, я мигом вернусь, заскучать не успеешь.
      Хлопнула входная дверь, потом я услышала, что брат меня запирает на замок. Ну вот, вроде уже не маленькая давно, а методы у Костика прежние. Что не так, сразу - на замок младшую. Эх, здорово, наверное, быть старшим...
      Я вздохнула и опустилась на подушку. Хорошо все-таки, что Костик приехал. Теперь мне обеспечено трех разовое питание и забота с его стороны, как от родной мамочки, ну и что - вытерплю. Главное, не одна. Одной очень тоскливо.
      Я так и не привыкла быть без брата и отца. Они всегда опекали меня, даже на расстоянии. И вроде бы самостоятельно жила уже несколько лет, но всегда чувствовала рядом сильное плечо или Костика, или папки. Поэтому и не укладывалось в голове, что мой родной (пусть вечно занятый своей наукой) отец, мог нас обманывать - столько лет. Столько! И держать без матери - нет, я не верила той тетке. От нее исходило страшное зло, причем направлено оно было на мою семью. И с этим следовало что-то делать.
      Закрывая глаза и настраиваясь на самое раннее воспоминание из детства ( мне было что-то около трех, может трех с половиной лет), вижу луг в ярких лучах полуденного солнца. И я бегу по нему навстречу женщине, которая широко распахивает свои объятья, приглашая прыгнуть к ней на руки и прижаться крепко-крепко...
      Может, это и не воспоминание вовсе, а лишь мои наивные мечты или давний сон. Не вижу лицо той женщины, но точно знаю, что это моя мама.
      Я стряхиваю с себя наваждение и утираю непрошеные слезы, как раз в этот момент возвращается Костик и еще от двери извещает меня радостным возгласом:
      - Машулька, я вернулся! Не скучала?
      - Скучала, - откликаюсь, но не очень уверенно.
      - Да ну? Когда успела? - Костик появляется в проеме и загадочно улыбается, - Я кое-что купил, сейчас будешь снимать пробу!
      Затем он исчезает в кухне, шурша пакетом. Через миг доносится звон посуды и журчание воды. А потом мы, усевшись в удобной позе на диване, едим с ним спелый, невероятно сладкий, сочный арбуз. Брат решил меня подкормить витаминами и купил, кроме моего любимого лакомства, еще виноград да зачем-то инжир, который я терпеть не могла.
      - Хочешь, не хочешь - надо! Там витаминов - вагон! Будешь у меня теперь хорошо питаться, а то, наверное, сидишь только на хлебе и воде?
      - Нет, еще молоко иногда покупаю, - я показала ему язык, а он засмеялся задорно, как в детстве, чем окончательно меня успокоил. Правда, ненадолго.
      Я пила на кухне сладкий крепкий чай, а Костик возился у плиты, готовил нам обед и тут вдруг ни с того ни с сего, говорит:
      - Знаешь, котенок, я думаю взять отпуск и поехать в Новгород.
      - Это еще зачем? - насупилась я, отставляя от себя чашку с чаем. Правда, и так было ясно - зачем, но хотела услышать от брата.
      - Хочу мать разыскать и все у нее выяснить. Тетка сказала, что фото то из Новгорода прислали и даже адрес мне записала.
      - Тетка, тетка... - пробурчала я, - Да кто она вообще такая, чтобы ей верить? Дождись лучше папку, пять дней всего и он вернется...
      - Да я с ума сойду за эти пять дней, Маш! Ну не смогу я сидеть и ждать отца, да к тому же ты знаешь, какой он у нас с тобой 'разговорчивый' - Костик сжал кулак свободной руки (в другой держал ложку), а потом медленно его разжал, - Я решил, малышка, и точка. Завтра на работе оформлю отпуск, у меня еще с прошлого отпуска осталось четыре дня, так что...
      - Ясно. А я-то обрадовалась, думаю, поживем хоть немножко вместе, - горестно вздохнула, - а ты как всегда: вот вам успокоительное, а вот и патроны к нему...
      - Поменьше тебе надо чужие фразы цитировать, Машуль. Надо б уже и самой немного думать, - конечно, он намекал на то, что зачастую вставляю в разговоре мудрые фразы Михаила Жванецкого, но я любила этого сатирика и что делать, если его мысли, порой, совпадали с моими собственными.
      Братец вновь занялся пловом, который он делал для меня по рецепту своего друга по работе, тот был из Киргизии и готовил это блюдо так, что можно было язык проглотить и не заметить. Казалось бы обычные ингредиенты: масло, мясо, лук, рис, морковь и специи по вкусу. Но, как говорит Костик, тут важно еще иметь сноровку и делать все с душой: не перекаливать, не пережаривать. Все должно быть в меру, в определенных пропорциях и добавлять овощи, рис и мясо - в свое время. Главное, ничего не перепутать и не забыть.
      Я любовалась тем, как Костик колдует над пловом. Ловила себя на мысли, что из брата вышел бы замечательный кулинар, если бы он только этого захотел. Но братец не собирался становиться "кухонным хозяином". Он лишь изредка баловал нас с отцом своим поварским мастерством. Зато делал это всегда от души и с удовольствием. Все спорилось в его умелых руках. Не то что в моих. Я даже омлет себе не могла приготовить без того, чтобы тот не подгорел.
      Эх, как говорится: 'кесарю кесарево', не способная я в поварском деле, как не крути.
      -М-м-м! Ко-о-ость... - спустя четверть часа уже невозможно было усидеть на одном месте и не захлебнуться слюной, поэтому всячески пыталась заглянуть через плечо Костика в кастрюльку с невероятно пахнущим варевом, - Может, уже готово?
      - Не готово! - посмеиваясь, заявил брат, выталкивая меня с кухни. - Машулька, еще немножечко потерпи и не отвлекай меня от плиты, а то сгорит весь наш обед, пока я с тобой тут нянчусь.
      - Ох, можно подумать!.. - огрызнулась я, но ушла с глаз.
      Не хотела портить Косте настроение, а себе пищеварение. Слюнки у меня текли, как у прожорливого бегемота. Хотя девочка я маленькая, всего-то метр пятьдесят шесть, да и тоненькая. И похожа, скорее на цаплю, чем на гиппопотама, даже в мешковатом спортивном костюме, который носила дома. Потому что терпеть не могу халаты. Жила бы я среди женщин, возможно и переняла бы такую привычку, скажем, от бабушки или мамы, а поскольку вокруг меня с раннего детства были лишь мужчины - папка, его коллеги, и братик со своими приятелями, которые часто у нас толпились, а иногда и ночевали, - то и привычки у меня имелись соответствующие. Нет, конечно, я умела носить платья, юбки, в общем, женские вещи и неплохо пользовалась косметикой. Тетя Шура, соседка с верхнего этажа, научила меня, когда однажды мы с ней столкнулись на лестничной клетке. Я тогда училась в седьмом классе и впервые собралась на дискотеку, воспользовавшись косметичкой Светки Короваевой. К тому времени мы с ней дружили, несмотря на запреты братца.
      - Маша, ты ли это? - удивленно протянула тетя Шура, оглядывая меня с ног до головы.
      - Здрасте. Да, это я, теть Шур, а что?
      - Куда-то спешишь?
      - Ага, на дискотеку, в школу... - попробовала обогнуть соседку и пробежать мимо, но не тут-то было.
      - А-а, оно и видно, - как-то странно улыбнулась тетя Шура, перегородив мне путь, - тебе туда во сколько надо?
      - К семи.
      - Жаль, времени почти нет. Зайди-ка ко мне на минутку, - предложила вдруг она, - Идем, идем. Надолго я тебя не задержу, во всяком случае, сегодня.
      Я нехотя потопала за ней, нервно поглядывая на часы, потому что просчитала до секунды: где пробегу, с кем встречусь и как вообще буду пацанов у своих ног штабелями укладывать. Мне казалось, что выгляжу на все двести. И мальчишки просто не могут этого не заметить!
      Тетя Шура загремела ключами и распахнула передо мной дверь:
      - Входи, чего застыла на пороге? У тебя же времени совсем нет, а сделать нам многое нужно.
      - Чего сделать? - изумилась я, не понимая, чего от меня хочет соседка.
      Тетя Шура выглядела всегда отлично, несмотряна то, что была уже в возрасте, по моим меркам, пожилом. Я думала тогда, что ей лет сорок, не меньше: высокая, чуть полноватая, но очень симпатичная, с добрыми глазами цвета моря.
      - Значит, так, Машенька, - взяла она меня сразу в оборот, - Ты сейчас полностью мне доверишься, и мы делаем из тебя очень симпатичную даму. А потом я тебе всё-всё подробно расскажу, когда вернешься с дискотеки и научу тебя многим женским секретам, хорошо?
      - Хорошо, - легко согласилась я, удивляясь себе. Как-то на автомате вылетело это слово, и отступать стало поздно.
      Первое, что сделала тетя Шура, получив от меня власть - это смыла с меня груды Светкиной косметики: тушь, тени, тональный крем, ярко красная помада, все это ушло цветными дорожками в раковину. Потом промокнув мое лицо полотенцем, соседка принялась колдовать надо мной. Её косметика отличалась от Светкиной качеством и разнообразием. Это я увидела еще до того, как ко мне прикоснулись ласковые руки тети Шуры. Спустя пять-семь минут, я увидела в зеркале совсем другую меня: вместо кричащих ярких теней были подобраны другие - мерцающие, притягивающие взгляд к моим глазам, которые стали будто бы больше. А ресницы мои теперь почти касались бровей, румяна чуть округляли мое тонкое лицо, придавали мне словно бы флер романтичной и милой девушки, помада делала губы сочными, теплыми, я даже слегка облизнула их.
      - У тебя яркие губы от природы, - сказала тетя Шура, - их нужно лишь слегка подкрашивать правильно подобранным блеском для губ. Ну, что скажешь? Нравишься себе?
      - Да, - кивнула я, вновь поглядывая на часы, - мне пора. Спасибо!
      - Подожди, торопыга! - схватила меня тетя Шура уже на пороге, - Юбка у тебя красивая, но вот блузка твоя явно не к ней. Вот возьми!
      И вместо своей зеленой самой нарядной блузки, я надела то, что предложила соседка: бархатный, переливающийся на цвету тоненький черный джемпер с чуть приоткрытым воротом и ажурным рисунком по краю.
      Самым интересным было то, что в этот вечер я действительно пользовалась успехом у мальчиков, но не у моих одноклассников, а у ребят Костиной параллели.
      Естественно, после такого я не отставала от тети Шуры ни на шаг и запоминала все, что она мне говорила.
      - Ты девочка и тебе нужно любить себя, заботиться о себе. Это и просто, но и сложно. Было бы только желание, а остальному можно научиться, - сказала тетя Шура в первый же день после моего триумфа в школе.
      Желание у меня было огромное, а вот опыт приходил постепенно. Единственное чему я так и не научилась - это притворяться перед другими. Лицемерить и лгать, скрывая свои настоящие мысли и чувства под маской вежливости. И, кроме того, у меня осталась мальчишеская привычка - прятать руки в карманы и вытирать нос тыльной стороной руки. От последнего я почти избавилась, правда, когда забывалась или оставалась одна, то ловила себя на этом непроизвольном жесте. Что поделать? Тут сказывалось мое воспитание, в котором очень не хватало материнских рук.
      И хотя я внутренне все еще сопротивлялась решению Кости разыскать нашу мать, но где-то глубоко, почти на подсознании, готова была с ним согласиться. И поехала бы на розыски тоже, если б Костя позволил.
      Впрочем, это я собиралась выяснить за обедом.
      - Машка, ты где там застряла? - услышала я голос брата, который вывел меня из глубокой задумчивости. Костя выглянул из кухни и скомандовал, - Мой руки, я накрываю на стол!
     
     
      Глава 3
     
      Листья падают с тихим шорохом, прямо под ноги, устилая тротуар неровным буро-желтым слоем. Топчу их своими кроссовками, почти срываясь на бег. Спешу. Срезаю путь - иду напрямик через небольшой дико неухоженный сквер. Обычно обхожу это место стороной, чтобы не нарваться на пьяных мужиков или гопников, а сегодня боюсь опоздать, поэтому рискую.
      Солнечно, но уже не тепло. Из моего дыхания появляется причудливые завитушки - пар. Сквозь редкую листву вижу, наконец, здание института, правда, до него еще надо дотопать. Я стараюсь успеть, чтобы застать декана на месте и отпроситься на две недели с учебы. Все-таки удалось уговорить Костика взять меня с собой в его опасное путешествие.
      - Ну, с чего ты решила-то, что оно у меня опасное? Машулька, ты у меня, прям, как старушка, у которой сына нет, а она боится, что если бы он у нее был, то в подпол бы упал и умер, - брат подошел ко мне обнял за плечи, поцеловал в макушку, - Что тебя так тревожит? Я ведь только туда и обратно. Найду её, поговорю и вернусь.
      Мы уже поели, и я ковыряла вилкой в пустой тарелке, боясь посмотреть брату в глаза. Знала, что раз он все решил, отговаривать - бессмысленно. Проще осла сдвинуть с места, чем Костю разубедить. И все-таки попыталась.
      - Костя... - я закусила нижнюю губу, чтобы не разреветься, сердце сжалось такой точкой, словно мы с братом расстанемся навсегда, на всю жизнь. Я очень боялась. Не передать словами - как. - Кость, я ведь не просто так в обморок грохнулась. На то причины есть... я...
      - Что-то увидела? - брат перестал шутить и посмеиваться. Он знал, что мои видения это не блеф и насторожился, развернул меня к себе, - Рассказывай.
      - Костя, там зло. Очень...очень много зла. Я не знаю, откуда оно идет и почему направлено на нашу семью... но я точно видела - ничего хорошего от этой поездки тебя не ждет. Нельзя тебе ехать туда одному, понимаешь?
      - На семью... - лицо брата удивленно вытянулось, - ты уверена?
      - Да.
      - То есть и на отца тоже? - Костя озадаченно почесал подбородок, провел руками по своему лицу, взъерошил себе волосы, - Странно. Я поговорю с ним, попытаюсь дозвониться.
      - Что, значит, попытаешься? Кость, я чего-то не знаю?
      - Ты когда с отцом разговаривала последний раз?
      - В пятницу, кажется... да. Потом у меня батарейка разрядилась, я за городом у Ксюхи была, ты её помнишь - моя одноклассница, у нее днюха была, она всех наших собирала, а вернулась я в субботу после обеда, - проговорила поспешно, громко чихнула и шмыгнула, да по старой привычке вытерла нос рукой. За что получила от брата легкий подзатыльник и ойкнула, - Больно же!
      - Машка, невеста уже, а все без платка нос трешь! Горе ты мое, - угрюмо изрек братец, - А потом звонила еще?
      - А потом, Кость, я потом не звонила. А что?
      - Да, так, ничего. - Костя полез в карман, достал мне носовой платок, - Не могу ему дозвониться уже два дня. Но ты же, знаешь, так бывало и раньше, просто ты тут страха напустила, вот я и вспомнил про отца...
      Брат потянулся, разминая ноги, прошелся по кухне до окна и обратно. Задумчиво потирая руки, - была у него такая особенность с детства, - вернулся ко мне и вдруг предложил:
      - А давай вместе поедем! Раз одному мне нельзя, поехали вдвоем - и веселее будет и ты под присмотром, - и подмигнул мне, - что скажешь?
      - Скажу, что теперь ты точно за просто так от меня не отделаешься! И это мы еще поглядим, кто у нас будет под присмотром! - я громко высморкалась в его носовой платок и довольно улыбнулась.
      Оставалось решить вопрос с деканом, да неожиданно, как это и бывает, вмешалась судьба.
      Выскакивая на дорожку, ведущую к институту, я уже всеми помыслами была внутри учебного заведения, когда столкнулась нос к носу со странным типом. То ли бомж, то ли просто алкаш ползал по земле, пытаясь встать на ноги. Вся одежда типа - перепачкана грязью и кровью, во всяком случае, бурые пятна на его пальто вряд ли были от кетчупа. Стараясь обойти незнакомца, не привлекая к себе внимания, я отступила назад и обогнула его с правой стороны и в этот момент, он, поднявшись на некрепкие ноги, пошатнулся и ухватился за меня рукой, чтобы удержать равновесие. Не выдержав тяжести мужика, я присела, а он завалился на бок да подмял меня под себя, и вот мы уже вдвоем месим с ним грязь.
      - Эй, ты, псих! Сползи что ли с меня, урод! Раздавишь ведь! - взревела, понимая, в каком сейчас виде приду в деканат.
      Вот повезло - так повезло! Ничего не скажешь!
      - Из..вин..ни..т-те... - пробубнил он и откатился в сторону, сел, повернувшись ко мне лицом да ухватившись за голову.
      Нет, это был не бомж и, скорее всего, не алкаш. Спиртным от него не пахло, совсем. Голова мужика, похоже, была разбита. Запекшаяся кровь уходила вниз по его левой щеке и на подбородок. Незнакомец был в дорогом костюме и галстуке, в некогда белоснежной рубашке с запонками, вместо пуговиц, но почему-то на его ногах не было туфель, а лишь тонкие носки. Наверняка, этот тип замерз, а во мне вдруг проснулось сочувствие. Я забыла про институт, про декана, даже про Костю. Поднялась на ноги, отряхнулась от пыли и листвы, несмело подошла к все еще застывшему изваянию передо мной. Мужик не шевелился, и вокруг нас совсем никого не было. Чуть вдалеке, возле института, шли люди, ездили автомобили, а тут - ни души. Только я и он.
      - Эй, - робко дотронулась до незнакомца, - я могу вам помочь? Вам плохо? Может, скорую вызвать или милицию?
      Я достала мобильник, решая куда позвонить в первую очередь, замешкалась, а незнакомец вдруг резко схватил меня за руку и, качая головой, все пытался что-то сказать, да губы плохо его слушались.
      - Не звонить? - догадалась я, - Но почему? Вам же нужна помощь!
      Его глаза цвета темного янтаря вдруг почернели, и он с усилием произнес:
      - Мне нельзя... - а потом свободной рукой дотронулся до своей головы и с губ его сорвался стон. Я поняла - ему очень больно, но несмотряна это, незнакомец прошептал еле слышно, - меня... нельзя... в больницу...
      И тут я увидела такое, что не передать словами. Вся его боль и отчаяние встали передо мной в четкую картину: трое здоровых мужиков с остервенением и невероятной жестокостью бьют моего знакомого, а после, мне словно открылась дверь в его будущее, в возможное будущее. Такое у меня раньше получалось проделывать только с братом. Я увидела, что ждет этого человека, если позвоню врачам. Его попросту убью. Прямо в палате. Ночью. Из пистолета. Если узнает милиция, то незнакомец проживет и того меньше... - все произошло в считанные секунды, я глубоко вздохнула и вышла из транса.
      Молодой человек, а теперь стало заметно, что ему вряд ли больше тридцати, все так же держал меня за руку и умоляюще заглядывал в глаза.
      - Мне... домой...
      - Хорошо. Домой так домой, - ответила я, освобождаясь из его холодных пальцев, - Где вы живете? Назовите адрес. Я вызову такси.
      Жестом молодой человек дал знать, что лучше запишет, чем скажет. Оно и понятно, с его-то речевыми способностями. Я достала ручку и ежедневник, открыла его на свободной странице и пока незнакомец выводил название своей улицы, я подумала о том, что так "весело" еще не начинала свой день.
      Таксист до нас добрался быстро, за каких-то пять минут, видно, стоял где-то недалеко. Правда, везти незнакомца, как оказалось, надо было на другой конец города. И, когда мы доехали до указанного в моем ежедневнике адреса, - на проспект Ломоносова, 23, - пришлось выгрести почти все деньги, чтобы расплатиться с таксистом за доставку. А тот еще и отказался мне помочь:
      - Не, милая. Я извозчик, а не грузчик. Мужика своего сама тягай. Чао! - и укатил, гад такой, выгрузив нас возле подъезда.
      - Вот сволочь! - крикнула я ему вдогонку, скорее, с досады и обиды, чем со злости.
      А 'мой мужик' совсем был плох, мы кое-как доплелись с ним до скамейки у подъезда и я, недолго думая, набрала номер Костика. Потому что самой дотащить свою ношу - не смогла бы при всем на то желании. Надеяться на то, что кто-то выйдет из подъезда и поможет - не имело смысла. Поскольку все работающие и учащиеся давно уже должны были покинуть стены своих квартир, а старушки и маленькие дети - не в счет.
      Костя отозвался сразу:
      - Машулька, ты куда пропала? Жду тебя, я уже дома.
      - Кость, подожди! Я тут попала в некоторые неприятности, но ничего серьезного, потом объясню, что к чему. Мне позарез нужна твоя помощь, записывай адрес...- прервала я брата и постаралась в двух словах объяснить суть, да только он вряд ли въехал в ситуацию, хоть и обещал прибыть в скором времени.
      Через пятнадцать минут брат выскочил из такси и кинулся ко мне со словами:
      - Ну, Машка, ты даешь! Чуть до инфаркта меня не довела. Жива? Все в порядке? - осмотрел он меня с головы до ног и тут его взгляд упал на чуть живого парня, которого я слегка придерживала, чтобы тот не свалился со скамейки, - Что это за тип с тобой?!
      - Не кричи! Я тоже рада тебя видеть, - осадила братца, - Помоги лучше довести парня, плохо ему совсем...
      - Ты где его нашла?
      - Потом расскажу, - отмахнулась я, - Кость, его на третий этаж нужно...
      - Ну, раз нужно. Идем.
      Дверь подъезда к счастью не запиралась на кодовый замок, и мы смогли без проблем попасть внутрь темной парадной.
      - Маш, дверь подержи, тут же ни черта не видно, - приказал Костик, и я послушно постояла в проеме, освещая ему путь.
      Незнакомец был в полу сознании, он почти ни на что не реагировал. Брат взвалил его себе на спину и нес, как мешок, тот только ногами тянул по полу. Возле квартиры Костя снял с себя парня и придержал его у стены, не давая упасть.
      - Маш, а ключи у тебя есть? - спросил братец, переводя дыхание и утирая со лба пот. Все-таки незнакомец был немаленького роста и довольно тяжелый.
      - Должны быть где-то у него, - озадачено ответила я и порылась в чужих карманах.
      Но тщетно. Воры обшарили его первыми, они же стянули с него туфли и вообще унесли с собой все, что могли взять, вплоть до носового платка. Уж я-то была уверена, что у таких мужчин всегда есть с собой платок. Это же не слесарь какой-то, а, верно, бизнесмен. Или кто-то в этом роде, раз на него бандиты охотятся.
      - Кость, нету у него ничего...
      - Да-а... бяда-а... - протянул братец, - Маш, ты вот что, ты соседям позвони, может, он у них запасной ключ оставлял. Ну, или они, может, знают что-то, подскажут.
      Но соседи не отозвались. Я обзвонила пять квартир и ни гугу. Рядом две и три снизу. 'Все ушли на фронт!' - не иначе.
      - Ну что, Маш?
      - Ничего, - развела я руками, поднимаясь по лестнице наверх, - Может, сверху лучше получится...
      - Подождика-ка, - вдруг остановил меня братец, - У него на шее что-то висит, ага, ключ, похоже.
      Спустя несколько минут мы оказались в просторной прихожей. Я включила свет, а братец пронес парня вглубь его, можно сказать, шикарной квартиры. Да, попасть в такие хоромы после своей однушки... - прошла по комнатам их оказалось три: кабинет, спальня и гостиная. Хорошо одному - столько места! Правда, я бы, наверное, заскучала. Да и с уборкой бы намучилась. С виду дом - самый обычный, даже старый. Парадная тесная, а вот квартирки тут, видимо, неплохие. Да и люди, судя по дверям квартир и машинам во дворе, живут тут не бедные. Странно только, что подъезд не на замке. Впрочем, может он недавно сломался. Обо всем об этом подумала как бы между прочим, оглядываясь в новом месте.
      - Маш, ты где? - окликнул меня брат, - Дальше то с ним что делать? Врача бы вызвать...
      - Костя, нельзя ему в больницу! - поспешила откликнуться я.
      - Это еще почему?
      - Убьют его там, я видела... - ответила, закусив губу, понимая, что теперь от вопросов брата точно не избавлюсь.
      - Та-ак, видела, значит, - Костя уставился на меня, будто на привидение или на аномалию, - И давно ты видишь про чужих?
      - Первый раз, Кость, честно!..
      - Ладно, потом поговорим, дома. Что делать-то теперь? Так его тоже оставлять нельзя... он так еще быстрее копыта отбросит.
      Парень, уложенный Костей на диван, все еще был без чувств, и вдруг он открыл глаза и посмотрел на меня, а губы его вновь попытались выдать какое-то слово. Я сообразила - подала парню свой ежедневник и карандаш. Он нацарапал какой-то телефон и сипло выдавил:
      - Е-лена... - потом отключился.
      Ничего не оставалось, как позвонить этой Елене и отдать незнакомца в её руки. Переглянувшись с братом, набрала нужные цифры.
      После второго гудка трубку взяли и очень усталый, взрослый голос сказал:
      - Слушаю.
      - Вы Елена?
      - Да.
      - Понимаете, тут такое дело, вам нужно приехать. Срочно. На проспект Ломоносова, 23, квартира... - я не успела договорить, как там охнули, и Елена спросила так, будто догадывалась о самом плохом, но не позволяла себе про это думать:
      - Что с Игорем?
      - Он жив, - поспешила успокоить, - но ему очень плохо...
      - Как вас зовут?
      - Маша.
      - Я скоро буду, Маша. Пожалуйста, не бросайте его одного. Дождитесь меня!
      - Хорошо... не брошу, - пообещала я, но там уже положили трубку.
      - Что? - Костя вперился в меня взглядом, - Что тебе сказала эта Елена?
      - Попросила подождать.
      - Ох, ты моя мать Тереза, - вздохнул брат, обнимая меня и прижимая к своей груди, - Будем ждать. Я так понял, что до института ты не добралась?
      - Правильно понял , - вздохнула я, прижимаясь сильнее к нему.
      - Ладно, будем решать... по мере поступления...
      Вот за что я любила Костю - он всегда, в любой, даже самой трудной, ситуации умел быть оптимистом. 'Что наша жизнь: не привыкнешь - подохнешь, не подохнешь - привыкнешь', - тоскливо подумала я, вспоминая вновь известное изречение моего любимого сатирика. Мне было жаль этого Игоря. У него все есть, кроме безопасности. Это должно быть очень тяжело, знать, что ты мишень и на тебя ведется охота. Хотя, возможно, его обидчики решили, что он уже, как выразился Костя, 'отбросил свои копыта'. Поэтому и не хочет давать о себе знать.
      Раздался звонок в дверь и Костя нехотя выпустил меня из своих объятий, но открывать пошел сам, бросив коротко:
      - Мало ли кто там...
      Парень вновь открыл глаза и сказал мне:
      - Спасибо... вам... откройте тумбочку, - я послушно выполнила его просьбу, - возьмите мою визитку, вдруг и я вам ... пригожусь...
      На визитке значилось: "Алаверов Игорь Игнатьевич", а дальше я не успела прочитать, так как в комнату вошла в сопровождении Кости солидная дама лет пятидесяти. Оценив взглядом обстановку, она сдержанно поздоровалась со мной и прошла к больному. В руках женщины был медицинский чемоданчик. И мы с Костей поняли, что теперь наш Игорь в надежных руках. Хотели уже с братом незаметно улизнуть, но на пороге женщина нас окликнула:
      - Спасибо вам, Маша, и вам, молодой человек. Если понадобится моя помощь, то всегда обращайтесь, телефон мой у вас есть...
      - Надеюсь, не понадобится, - нахмурился Костя и вышел за дверь, не прощаясь.
      - Спасибо, - ответила я, - и не обращайте внимания на Костика, он сегодня не в настроении. Всего доброго!
      Догнала брата уже на улице:
      - Кость, какая тебя муха укусила? - выравнивая дыхание от быстрого бега по лестнице, набросилась я на Костю, - Чего ты на эту тетку так взъелся?
      - Ни на кого я не взъедался, и никакие мухи меня не кусали, а вот я сейчас точно кого-то покусаю: Машка, ты просто кладезь проблем! Ну, какой леший тебя столкнул с этим типом?! Почему ты не можешь жить, как обычные нормальные люди! А?!
      О, я поняла, братца понесло! Как паровоз. Пора было его притормозить, пока он не обвинил меня во всех смертных грехах. А все от того, что переволновался и теперь выпускал пар, посреди улицы, топая до остановки.
      - Костя, Костичка, - я, виновато потупив взгляд, сделала к нему пару шагов, - Ну, накажи теперь меня, ну в угол поставь, только не ругайся... не ругайся так, а не то я сейчас заплачу...
      - Да, ну тебя! - махнул он в сердцах рукой и отвернулся.
      Я подошла к нему и обняла его со спины, уткнулась носом между его лопаток.
      - Костик, я все-все тебе расскажу, обещаю. И я не виноватая, так получилось, прости...
      - Простить-то за что, глупая... - хмыкнул он и прижал меня к себе, обхватил руками, заведя их за спину.
      Покачавшись так, как неваляшка, мы обнялись и вновь пошли к остановке. Я понимала, что дома мне предстоит выдержать допрос с пристрастием, но была к этому готова. Главное, Костик больше не сердился на меня, а остальное мы как-нибудь уладим.
     
     
      Глава 4
     
      Как хорошо, когда у тебя есть старший брат! А еще лучше, когда он такой, как Костик. Мне повезло с ним - это точно. Во-первых, он не очень рассердился на меня из-за Игоря, когда узнал, как я того нашла. Нельзя же было бросать умирающего на произвол судьбы! И, во-вторых, Костя сам отпросил меня в институте, а еще он купил нам билеты, как я и хотела - на поезд. Потому что самолетом - боюсь до ужаса, а на машине отчего-то страшнее не меньше. Поезд я люблю, всегда с наслаждением любуюсь мелькающими видами из окна. Когда еще можно рассмотреть во всей красе любимый город? Конечно, когда поезд неспешно набирает ход. Мой Архангельск - Величественный, даже царственный и великий, не иначе. Подумать только! Тут бывал сам Петр Первый, и даже его сын Алексей. Мой город столько видел, он столько знает, столько хранит тайн, за четыреста лет их набралось немало. И символично то, что мы едем в Новгород, ведь первые поселения именно новгородцев, еще в двенадцатом веке, дало началу моему городу. Я очень его люблю. Архангельск мой город. Мне нравится в нем все: и длинные проспекты, и белоснежные Храмы и монастыри; высокие дома и маленькие, деревянные домики; наши мосты - каждый отдельная история, парки, скверы, наши реки, озера, - да всего и не перечислить. Мне тут хорошо. Я редко уезжала из своего города и не люблю с ним расставаться. Поэтому немного грущу. Но в этот раз поездка очень важная, поскольку впервые мы с братом разгадываем тайну нашей семьи. Оказывается, Архангельск хранил много лет и её.
      'Только бы все сложилось!' - думала я, проходя за Костей в вагон нашего поезда. Мы ехали через Рязань. Не потому, что так ближе, просто билеты на нужное нам число были только с этим маршрутом. Я выбрала верхнюю полку, но Костя её отбил для себя:
      - Мелкая, грохнешься еще, я тебя тогда, как ловить буду?
      - Чего-то я грохнусь, Кость, а? - насупилась, проглотив обиду. Взял с собой - уже счастье. Но вредный характер не успокаивался, - Я ж не маленькая уже!
      - Ну, да-а, а кому я сегодня ночью дважды одеяло с пола поднимал? - щелкнул он меня по носу.
      Его правда, спала я часто беспокойно. И, порой, не только одеяло падало на пол, но и его хозяйка. Отступать не хотелось. Я любила с детства верхнюю полку. Когда ездили с отцом отдыхать в гости к его друзьям, он позволял мне спать наверху. Отчего-то папка за меня так не тревожился как Костик. Впрочем, брат всегда излишне опекал меня. Так уж повелось у нас с ним.
      - Ко-ость, а давай я наверху буду только днем, а ты ночью? - предложила я, топчась перед братом, который убирал наш чемодан под нижнюю полку.
      - А смысл?
      - Я люблю наверху смотреть из окна... - напомнила ему, - ну, пожалуйста!
      - Ладно, - распрямил он спину, закончив с багажом, - Но, смотри, только до пересадки!
      - Договорились! - улыбнулась я широко и закинула свою сумку наверх.
      К нам в купе зашел еще один пассажир, лысоватый авторитетный мужик, ростом метра под два. Он хмуро окинул нас с Костей взглядом и, найдя свое место - тоже верхняя полка (которая лично у меня вызывала опасения - не прогнулась бы под такими габаритами) , кивнул нам:
      - Попутчики, значит...
      - Выходит, так, - откликнулся Костя.
      - Вы не возражаете, если я вздремну немного?
      - Нет, не возражаем. Отдыхайте. На то и дорога, чтобы выспаться, - улыбнулся Костя, давая свое согласие на пытку. Но он не знал тогда, что этот попутчик храпит, как слон.
      Мужик отключился сразу же после проверки документов. Лишь его голова коснулась подушки, как он громко засопел, а потом пошел такой храп, что слышно было на весь вагон. Хорошо что в Рязани мы делали пересадку, оставалось надеяться, что этот мужик с нами дальше не поедет.
      - Пойдем-ка, Машуль, в ресторане посидим, что ли? - предложил Костик, - А то от этого храпотуна голова может разболеться.
      Можно не говорить, что я легко согласилась на предложение брата, хотя и жалела, что полежать наверху мне разрешат теперь лишь на обратном пути.
      По приезду в Новгород, Костя сразу же решил, не откладывая в долгий ящик, отправиться к матери домой.
      Все мои уговоры: подождать, подумать да и поесть, в конце концов! - на него не возымели никакого действия.
      - Машка, я знаю, что ты просто боишься. Трусиха! - Костя схватил меня за руку, и потащил за собой по вокзалу, - Пойдем к справочной, уточним, как нам добраться до нужной улицы, а потом я тебя накормлю чем-нибудь...
      - Скажи еще кем-нибудь, - хмыкнула я, поправляя сумку на плече, и вновь процитировала Жванецкого, - Мы с тобой, Кость, как тот геолог, который ищет-ищет, хотя ничего не терял.
      - Сестра, кончай бурчать, мы не геологи, и мы найдем! - да, оптимизму Костика можно было только позавидовать.
      К моему же скверному характеру добавилась бессонная ночь. А все по вине того же типа, который храпел на весь вагон. Это подумать только! Он пересел в Рязани вместе с нами не только в один вагон, но и в одно купе. Вот уж когда не везет по полной!.. К счастью, Костя смог договорится с проводницей, и она разрешила мне поспать у нее. Пару часиков я-то за ночь поймала для сна, а вот братец, похоже, так и не прилег. Но в отличие от меня он был бодр, свеж и готовый на подвиги. Это я утром пыталась понять, где нахожусь и минут пять тупо смотрела на улыбающееся лицо брата передо мной, считая, что это сон. А потом долго умывалась холодной водой и пробовала нанести макияж, что сделать в качающемся на ходу поезде весьма проблематично. В итоге от идеи подвести глаза - отказалась, лишь воспользовалась тушью и помадой, да причесала волосы.
      - Отлично выглядишь, - поцеловал меня братишка, когда я вошла в купе.
      На что пожала плечами, спорить с ним не имело смысла - себе дороже, а мнение его о моей привлекательной внешности в этот раз - совсем не разделяла.
      Пока Костик общался с теткой в справочной, я отчаянно боролась с зевотой и, чтобы не уснуть, рассматривала вокзал, подпирая спиной стенку для равновесия. Вокзал был таким же, как и везде - большим, шумным, людным. Под потолком резвились воробьи, какой-то серый пес, больше похожий на волка, лежал, вытянувшись вдоль газетного киоска. Тетка уборщица пыталась навести чистоту, а дети, бегающие по залу ожидания, активно ей в этом мешали...
      В общем все как везде, все как всегда. Я чуть плотнее запахнулась в свою курточку: коротенькую, модную, черного цвета с кучей разных кармашков, но понравилась она мне не за это, а за то, что в ней было очень удобно и тепло. Правда, она не прикрывала мне даже поясницу. За что и отругал Костик, когда я её купила. Он-то думал, что выберу длинный пуховик.
      - Машка, ты же женщина, будущая мать, отморозишь себе все в такой коротышке. Тебе что, денег не хватило?
      - Хватило, Кость, но она такая красивая, мягкая, ты только потрогай - кожа какая, выделка, а мех внутри - тепленькая!
      - "Тепленькая" - передразнил он меня, сверкая глазами, - Весь зад наружу! Машка, ты же вроде у нас не блондинка, что ж наделала-то?!!
      Потом, посопев и поворчав для важности, брат смирился, но заставлял меня в прохладные дни надевать утепленные джинсы и свитер. Сейчас было еще не настолько холодно, чтобы прислушиваться к советам Кости, поэтому я вырядилась в обычные джинсы и легкую водолазку. О чем сейчас немного жалела. Судя по виду за окном вокзала, погода в этом городе не радовала теплом, и вместо солнышка по небу гуляли тучи.
      "Надо было в пальто ехать, в нем капюшон есть или зонт взять.." - подумала я, ругая себя за недогадливость. Про зонт в мою голову не одна мыслишка не залетела, когда я собирала с собой чемодан. В него положила нам с братом сменное белье, ему пару рубашек, мне еще одну водолазку, носки, умывальные принадлежности, полотенце и все. Ехали-то ненадолго. На два-три дня.
      И тут мое внимание привлекла группа ребят, возраста моего Кости или даже чуть постарше. Они, шумно что-то обсуждая, вошли в вокзальную дверь и проследовали мимо нас к кассам. Неожиданно для себя я увидела среди них моего брата. Он слегка улыбался какой-то девушке рядом с ним. И хотя точно знала, что брату не нравятся блондинки, эта незнакомка ему явно была по душе. Один его взгляд - многое объяснял.
      Я растерянно смотрела на Костика, не понимая, а что же теперь делать мне? Он встретил своих знакомых, верно, куда-то с ними собрался и совсем забыл про меня.
      - Костя... - позвала я не очень решительно, и пошла за ребятами, но остановилась, переминаясь с ноги на ногу, - Кость!
      - Машуль, еще минуточку, - каким-то непостижимым образом родной голос оказался за моей спиной.
      Я обернулась. Мой брат стоял все еще у справочной. Кто же тогда - тот, другой? Вновь повернулась к кассам, но ребят возле них уже не было. Куда они успели деться за столь непродолжительное время? Я покрутилась на месте - никого.
      - Маша, я все узнал. Мне даже план проезда подробно изложили и карту дали. Вот смотри, - Костя, возбужденный первым успехом, не сразу заметил мое состояние, и все-таки скрыть мне от него ничего не удалось. Слишком уж я была потрясена случившимся. - Машулька, ты чего вся трясешься, замерзла?
      В ответ помотала головой и прижалась к брату. Очень хотелось удостовериться, что он мне не снится, что он рядом со мной - живой и невредимый.
      - Эй, малышка, ты что? Что случилось? - Костя погладил меня, как маленькую, по голове, встревожено заглянул в глаза, - Что с тобой?
      - Ничего, Костик, правда. Просто... как-то неуютно тут...
      - Вокзал же, - пожал он плечами, - Пойдем, перекусим чего-нибудь, а потом на поиски, идет?
      - Идет, - согласилась, цепляясь за руку брата.
      Я не стала ему рассказывать про свою недавнюю встречу с его копией. Впрочем, могла, ведь, и ошибиться, мне могло всё привидеться, и пришлось волей-неволей все списать на невероятную усталость и сонливость после прошлой ночи.
      Спустя полчаса, слегка подкрепившись парой булочек и чаем с лимоном, мы вышли из стен вокзала в серость и сырость нового дня. Я вновь поежилась, Костик хмыкнул, но ничего не сказал, а потащил меня за собой мимо таксистов, которые то и дело предлагали свои услуги за непомерно высокие цены.
      На автобусной остановке толкалось человек десять - не меньше, благо нужный нам транспорт подошел в двойном экземпляре. Два совершенно одинаковых автобуса неспешно, как будто вразвалочку, подкатили и одновременно распахнули двери. Только первый автобус был переполненным, а второй - почти пустым. Мы поспешили войти во второй и, расплатившись за проезд, даже нашли себе свободное место в середине салона. Чему я очень обрадовалась. И едва уселась на свое место, как привалилась к братцу да задремала, стараясь не сильно сопеть.
      Проснулась от резкого толчка, а потом Костя немного потормошил меня и вновь потащил за собой, на этот раз к выходу из пустого автобуса.
      - Приехали, Машулька, - проговорил братишка, помогая мне спрыгнуть с последней ступеньки.
      Автобус шумно закрыл двери и, недружелюбно фырча, покатил дальше, поднимая за собой клубы сизого дыма. Я чихнула и огляделась. Костя тоже осматривался и не спешил пока уходить с остановки. Наверное, вот здесь и он почувствовал себя несколько неуютно. Все-таки Нижний Новгород - это совсем другой город. Хотя имелось общее сходство, как и во всех больших городах России, новые строения были везде одинаковыми: серыми и безликими. И отличались города между собой главным образом старыми фасадами и постройками, которые за долгие годы - оставались по-прежнему уникальным лицом своего города. Достопримечательности тоже тут другие... осмотреть бы всё, побродить неспешно по широким улицам, полюбоваться величием храмов, сходить в местные музеи, но, увы, мы спешили по личным делам.
      - Кость, куда идти-то? - спросила я, подавив зевоту, и едва оторвавшись от красивейшей панорамы. Мы стояли на возвышенности, и город был перед нами, не то, чтобы как на ладони, но многие улицы проглядывались извилистыми разноцветными линиями вдоль побережья красивейших из рек - Волги и Оки. Словно бы город чуть-чуть приоткрыл перед нами свое лицо.
      - Нам...- Костя почесал в затылке, - думаю, направо...
      На самом деле нам нужно было налево, но узнали мы об этом не сразу. Поскольку, несмотряна имеющуюся карту, немного заблудились среди домов и переулков, далеко не сразу нашли наш поворот. Спрашивая прохожих, кое-как вышли на нужную улицу.
      - Ну, что, Машулька: 'Вот эта улица, вот этот дом...', - Костя задумчиво окинул взглядом слегка обшарпанный подъезд старого кирпичного дома, - для полного счастья осталось только найти нашу барышню.
      Вот с этим-то и было сложнее всего. С замиранием сердца я вошла вместе с братом в старую парадную. Поднимаясь пешком по широкой лестнице, вылавливала взглядом номера квартир. Нам нужна была под номером '21'.
      На первом этаже было четыре квартиры, потом два этажа по пять квартир, потом снова этаж с четырьмя квартирами.
      Костя шел на два шага впереди меня, я слегка отставала и немного запыхалась, когда мы поднялись на пятый этаж.
      - Должна быть на этом, - сказал Костик и замолчал. Странно как-то притих.
      - Ну, что, Костя? Ты уже позвонил? Нет никого что ли? - засыпала я брата вопросами, не понимая пока причины его ступора.
      Он стоял на площадке между квартирами и переводил недоуменный взгляд с одной двери на другую.
      - Костя, ты чего?
      - Ничего не понимаю... - не сразу откликнулся брат, - Маш, смотри: '19', '20' и сразу - '22'. А где - '21'?
      Теперь и я таращила глаза по сторонам, пытаясь обнаружить несуществующую квартиру.
      - Костя, так не бывает... - попыталась найти объяснение, - может...
      - Что может, Маша? Что может?!! Квартиры нет! - Костя начинал закипать, медленно, но верно. Как чайник с плотно закрытой крышкой.
      О, да! Я хотела сказать, что предупреждала - не надо было сюда ехать, да только инстинкт самосохранения трубил во все трубы: 'Молчи! Хуже будет!'
      И тут на наше счастье или на беду открылась дверь в '19' квартире, и оттуда вышел дедок, лет семидесяти, с тросточкой в одной руке и авоськой в другой. И естественно не воспользоваться такой ситуацией было бы глупо.
      - Здравствуйте, - первым поздоровался Костя, я лишь кивнула дедку, подбирая слова для разговора.
      - И вам не хворать, - ответил дед, настороженно прищуриваясь подслеповатыми глазами через толстые стекла очков, - Чёй-то я вас не признаю, ребятки. Вы чьи будете?
      - Да мы не здешние, - ответил Костик, - Мы спросить хотим, нам тут письмо пришло с адресом, в нем указала квартира двадцать первая, а тут такой нет. Ходим, ходим... Может, вы нам подскажете, как найти? Алена Ивановна тут проживает Калугина.
      Дедок покачал головой, пошамкал губами и вдруг резко ответил:
      - Нет. Нету тут таких. И никогда не было.
      - То есть, как это не было? - встряла я в разговор, потому что сразу заподозрила, что-то тут темнит дед, - Нам письмо пришло, там на конверте указан этот адрес и квартира...
      - Девочка, ехали бы вы домой, - недобро зыркнул дед глазами, - Что мне ваш конверт? Адрес можно любой на нем нацарапать. А по факту? Вот то-то и оно. По факту нет такого адреса! Вот и весь сказ!
      - Подождите. Может, сейчас и нет такого адреса, а раньше все же был. Не может ведь нумерация так идти, как у вас в подъезде, после двадцатой должна быть двадцать первая, а не двадцать вторая... - Костя указал рукой на квартиры, - так не бывает!
      - У вас не бывает, - ответил старик, - а у нас тут все бывает. Прощевайте, ребятки, а то я из-за вас уже опаздываю.
      Дедок стал торопливо спускаться по лестнице, качая головой и что-то бурча себе под нос. Потом остановился, поправил кепку на голове и обернулся на нас с Костей. А мы стояли все там же, возле его квартиры и не знали, что и думать.
      - Как вы сказали? Как зовут её?
      - Алена Ивановна Калугина, - повторил Костик.
      - Калугина...Калугина... Алена... - дед задумался, потом кивнул нам, - Да-да! Вспомнил. Была тут такая, жила, давно очень давно. Калугина Алена - красивая была...
      - А почему была? - вновь встряла я в разговор.
      - Почему? Так ясное дело, почему. Померла она. Лет десять, как померла. А квартиру её перекупил, - тут дед понизил голос, - барыга наш местный, он в двадцать второй и живет. Хоромы себе отгрохал, а из двух-то квартир - одну сделал. Вот так-то. Говорите, что не бывает. У нас все бывает при деньжищах-то таких...
      - Постойте, как померла? Письмо пришло совсем недавно.
      - А я почем знаю, что там у вас за письмо? Может, лежало оно где-то до сроку, а потом отправили. То, что померла - это точно. Точно! - дед приподнял трость, как бы в подтверждение своих слов, потряс ею, - Я вспомнил. Да-а печальная история. У нее из родных никого не было. Бабка моя помогала в похоронах, можно было бы у нее спросить, так и её уж нет у меня, два года как один живу...
      Дед снова покачал головой и потопал себе восвояси. Я прижалась к Костику, он обнял меня одной рукой, другой повертел перед собой бумажку с адресом и, скомкав, всунул в карман куртки.
      На душе стало очень тяжело, грустно, больно и как-то тоскливо. Я вздохнула, Костик притянул меня к себе, крепко прижал:
      - Ничего-ничего, Машулька... Ничего...
      Оптимизм брата упал донельзя. Поддержать его в такой ситуации я не могла. У самой этот дедок почти все силы отнял своим признанием. И тут я подумала, что зря мы поверили на слово, надо бы найти какие-то подтверждения, могилу хотя бы разыскать. Ну, чтобы уж окончательно убедиться и вернуться домой без всяких сомнений.
      Оставалось все-таки в этой истории еще много тайн. Если мать умерла всего десять лет назад, то почему отец похоронил её раньше? И почему тетка, которую встретил Костик, уверяла, что мать жива и здорова. Нет. В этом все-таки надо было разобраться. Теперь и мне захотелось добраться до истины.
     
     
      Глава 5
     
      Я шла следом за Костиком по городскому кладбищу и нервно оглядывалась по сторонам. Ненавидела с детства все, что связано с ритуалом захоронения. Казалось бы: что такого? Как говорила одна наша соседка-старушка, когда мы еще жили с отцом:
      - Все на том свете будем!
      Понятное дело, та старушка права, да вот не хотелось мне пока об этом задумываться, и страшила сама мысль о такой, пусть и не очень скорой, действительности.
      Хватаясь холодными пальцами за руку брата,я едва сдерживала себя, чтобы не убежать отсюда со всех ног в сторону выхода. Ужас накатывал волнами, хотя особо бояться-то было нечего. Умом понимала, но избавиться от животного страха не могла, как не пыталась. И пришла же в мою голову идея: спросить у жителей двадцать второй квартиры о матери.
      Я сама позвонила в дверь и ожидала увидеть рослого мужика бизнесмена. Во всяком случае, по словам дедка, мне представился именно такой 'барыга', но открыла мне худощавая женщина лет сорока, может быть чуть старше. В домашнем легком платье и наброшенном на плечи платке она очень напомнила мне тетю Шуру.
      - Вам кого? - поинтересовалась хозяйка квартиры, удивленно приподняв брови.
      - Мне... - я на миг задумалась, не зная, как начать разговор, но тут вмешался Костик.
      - Извините нас, мы разыскиваем Алену Ивановну Калугину и, может быть, вы что-то знаете о ней? Она жила тут раньше в двадцать первой квартире.
      - Нет, я ничего не знаю. Мы купили квартиру, когда в ней уже никто не жил, - покачала женщина головой и хотела уже закрыть перед нами дверь, как послышался откуда-то из комнаты старческий голос:
      - Алеся, кто там? Кто там пришел?
      В проеме двери, опираясь на тросточку, показалась маленькая старушка.
      - Это не к нам, они ошиблись, - поспешила ответить женщина, захлопывая дверь перед моим носом, но я все же выкрикнула:
      - Вы Алену Калугину не помните?
      - Аленушку? Помню, - донесся ответ из квартиры, - Конечно, я помню.
      Спустя некоторое время нам открыли дверь и пригласили войти. Старушка трясущимися руками обняла по очереди меня и Костю, как родных внуков.
      - А вы кто будете Аленушке? - спросила она нас, когда мы прошли за гостеприимной хозяйкой в кухню.
      - Дети, - ответил Костя.
      - Дети? - удивилась старушка, протирая слезящиеся глаза платочком, и довольно настороженно проговорила, - Не знала я, что у Аленушки дети есть. И чего-то не похожи на Алену вы. Совсем не похожи.
      Мы переглянулись с Костей и брат ответил за нас обоих:
      - Вы не подумайте, мы не из-за квартиры тут. Мы просто сами недавно узнали о матери. И приехали к ней, а тут нам сказали, что её уже... - Костя вздохнул, видно, и ему не давалось произнести это слово, - нет давно.
      - Да... годков десять уж, - покачала головой старушка, - Хорошая она была, добрая и одинокая... так вы не знали, говоришь? На похоронах-то от нее никого не было, только соседи.
      Так за разговором мы и узнали, где искать могилу матери. Я понимала состояние брата, да и у меня настроение было на нуле. Когда с детства знаешь, что матери нет, с этой горькой мыслью постепенно свыкаешься, принимаешь и живешь себе ни на что не надеясь. А тут ожидалась давняя встреча. Костя горел надеждой, да и меня зажег своим оптимизмом, а оказалось, что приехали к тому, отчего хотели убежать.
      Шли молча. Я старалась не выдавать своего страха брату, видела, как ему тяжело. "Некоторые выглядят храбрыми, потому что бояться убежать" - вспомнился вновь Жванецкий, потому что боялась за брата больше, чем за себя. От того и крепилась. Но, когда подошли к плите с именем матери, ноги подкосились сами собой, а к горлу подступил комок боли и невыплаканных с детства слез.
      - Ну, вот мы и пришли... - сказал Костик каким-то не своим голосом и сжал пальцами до хруста могильную оградку. Она покосилась от времени. Было видно, что давно никто за могилой не ухаживает. Кругом бурьян, трава по колено. Рядом растет высокий клен, который закрывает своей тенью еще две могильные плиты, каких-то военных, по всей видимости, не так давно захороненных. Старушка нам подробно описала, как найти нужную могилу. Сказала так же, что сама приходила раньше к Алене часто - вырывала траву, а два года уже не приходит. Оно и видно.
      Войдя через скрипучую калитку, я стала с ожесточением дергать колючую поросль, брат тоже принялся за дело. Минут через двадцать мы смогли очистить от сорняков это последнее пристанище нашей матери.
      - Надо бы памятник хороший сделать, - вздохнул Костик, нарушая почти мертвую тишину.
      - Да, конечно, - согласилась я и провела рукой по начертанным на плите буквам.
      И тут окружающая действительность разделился на две части. Я была еще здесь, рядом с Костей, но уже видела картины из другой, очень далекой от нас жизни, которая проходила много-много лет назад и каким-то образом затрагивала нашу мать.
      ---
      Я вижу нечто непонятное, очень далекое от меня, от нашего времени, словно проваливаюсь в прошлый век. Лес, поле, дорога, птицы носятся по небу наперегонки, звонко щебечут на все лады. До меня едва уловимо доносится запах скошенного сена, легкий порыв ветра, скользящее прикосновение теплого солнышка. Потом слышу чей-то гортанный крик:
      - Но-о! Упрямая, но-о!
      По пыльной неровной дороге, подпрыгивая на ухабах, медленно катит телега. Запряженная в нее старенькая лошадь почти не реагирует на посвист хлыста. Чуть прибавляя ход, она вновь переходит на спокойный шаг. А старичок, устав покрикивать и хлестать неповоротливую клячу, спрыгивает с повозки и идет чуть впереди, буквально таща лошадь за собой. На телеге между тюков и коробок стоит большая корзина, прикрытая белой тряпицей. Покачиваясь при движении, она баюкает будто в колыбели младенца, который и без того крепко спит, посасывая время от времени свой кулачок.
      Потом это видение сменяется другим. Передо мной, словно из тумана выплывает вдруг покосившаяся хижина с некогда выбеленными, сейчас же облупленными стенами. Ставни на окнах хлопают и скрипят при порывах ветра. Во дворе топчутся куры, а хозяйка, не разгибая спины, что-то делает на огороде, склонившись к грядкам. Вначале вижу лишь цветастую повязку на её голове и серые юбки, что яростно вздымает ветер.
      Полная тетка в съехавшем на бок платке, перебирает руками, не поднимая головы, копошится, выискивая что-то среди травы. Круглые щеки тетки шевелятся, будто бы она что-то жует. Потом женщина кряхтит и разгибает спину, тыльной стороной ладошки утирает потное, еще нестарое, но совсем лишенное привлекательности лицо и вглядывается вдаль.
      И вот третья картина всплывает передо мной: в темной лачуге на грязном полу сидит годовалый малыш. Он плачет - надрывно, горько, размазывая ручонками слезы по пухленьким щечкам. Никто к нему не подходит. Никого не беспокоит его крик. В доме темно и страшно, к тому же довольно холодно. Малыш куда-то ползет, рубашонка на нем длинная и она мешает ему, запутывает его ножки, и он плюхается носом в пол, но упорно поднимается и ползет дальше. Подползает к кровати, с которой свешивается чья-то рука. Малыш хватается за нее цепкими пальчиками, встает, несмело переступает и плюхается на попку. Раздается плачь:
      - Ма-а!А-а-а! Ма-а!
      Его мать не может ему ответить. Я вижу худую женщину лет тридцати, она лежит, откинувшись на подушки, словно бы спит, только отчего-то не слышно её дыхания. Щеки женщины ввалились и заострились её черты лица. Через мгновение в ужасе осознаю: она давно мертва.
      Потом вновь привиделся дедок и его лошадь. Они останавливаются у добротного дома. Старик стучится в дубовую дверь. Затем раздаются шаги и какой-то мужик - высокий, бородатый, в белой косоворотке, распахивает её и хмуро окидывает взглядом незваного гостя.
      - Ну? Чего надо?
      - Так вот, Иван, дочка твоя... - дедок замялся, опустил глаза под ноги, - Варвара-то того, схоронили её вчерась. А детей её по отцам решили развесть: Катьку - Петру, Мишку со Степкой - Игнату, Аленку - Софья себе забрала, а Нюрку, стало быть, тебе ростить.
      ---
      Видения мои рассеялись словно бы туман. Я, как рыба, поймала воздух ртом и вдохнула его слишком глубоко да закашлялась от боли в груди. Дыхание на миг перехватило.
      - Маш... Машулька, ты что это? - Костик оказался рядом.
      - Ничего, Кость, что-то больно вот здесь, - показала ему рукой, где болит, - и дышать трудно... сейчас пройдет, ты не бойся, я только посижу немного.
      Брат помог мне. Усадил на скамеечку возле могилы, присел рядом, обнял за плечи:
      - Дыши, сестренка, дыши...
      В голове моей все перепуталось. От только что увиденного на душе появилось тяжелое чувство. Я поняла лишь одно - это Нюрка лежит под землей, это про нее мне показали 'кино'. Мать звали Аленой, её оставила себе какая-то Софья. Мама по отчеству Ивановна. Значит, этот косматый мужик - наш с Костиком дед. И воспитывал он мамину сестру Нюру, то есть Анну...
      - Маш, ну ты как? Тебе легче? - брат тревожно вглядывался в мое лицо, - Что случилось? Ты вся белая, как молоко... вон и губы посинели совсем. Тебе холодно?
      - Нет, Костя, мне не холодно. Я кое-что увидела, Кость, - я не знала, как ему объяснить и надо ли все рассказывать, что мне пригрезилось. Решила сказать самое главное, - Костя, там не наша мать. Там её сестра похоронена - Анна.
      Брат так на меня посмотрел, словно увидел перед собой призрака:
      - Маша, ты уверена? - спустя некоторое время проговорил он, - Ты уверена, что Анна?
      - Да, - мотнула я головой, - а что? Ты что-то знаешь?
      - Отец как-то проговорился, что у мамы есть сестра, которую зовут Анна... Слушай, невероятное что-то тут происходит, - Костик тряхнул головой, посидел какое-то время, буравя взглядом могильную плиту, - Знаешь, Машуль, надо домой возвращаться и дожидаться отца. Сами мы с тобой, похоже, только запутаемся во всем.
      Мимо нас пролетела большая ворона и шумно взгромоздилась на клен:
      - Карр! К-Карр! - нарушила она кладбищенский покой.
      - Ты смог ему дозвониться?
      - Нет, - Костя, прищурившись, зло посмотрел на ворону, продолжающую кричать во всё горло.
      - Странно, - пожала я плечами, думая о том, чем бы запустить в орунью, но под руками, как и под ногами - ничего подходящего не обнаружилось. Я поднялась со скамейки и положила руки Костику на плечи:
      - Пойдем-ка отсюда, Кость. Думаю, нам здесь больше делать нечего. Поехали на вокзал, купим билет и пообедаем.
      - А послезавтра учиним отцу допрос... - брат хищно усмехнулся, - с пристрастием.
     
      ---
      Стоял хмурый полдень: тучи так и не рассеялись, накрапывал мелкий противный дождь. Мы ехали в стареньком троллейбусе, который покачивался и скрипел. Я сидела у окна и, прижавшись лбом к холодному стеклу, следила за дорожками воды, стекающими по нему вниз.
      Костик разместился на потертом кресле рядом со мной. Слегка наклонившись вперед, он упирался руками себе в колени, а чемодан поставил под ноги. Брат был задумчивым и строгим, как в детстве, когда я задерживалась в гостях у Светки или получала двойку. Я видела отражение Костика в стекле, и оно меня не радовало. Самым неприятным было то, что не могла поддержать братишку, не знала как и чем можно повлиять на наше общее уныние, не знала, как вернуть хорошее настроение или хоть какое-нибудь. Все сводилось к тому, что зря мы сюда приехали, еще больше во всем запутались, а ответов - не нашли. Вдобавок ко всему тревожил отец. Он не отвечал на наши звонки: ' Что с ним случилось, почему он молчит?' - возможно, и Костя думал о том же.
      Троллейбус дополз до нужной остановки, и мы выскочили из него под набирающий темпы дождь.
      - Машка, давай бегом! - Костя потянул меня за собой, заставляя на бешеной скорости перепрыгивать через лужи, будто я горная коза, не иначе. Зато мы почти не промокли. Правда, едва успели влететь в вокзальные двери, как за нами ливануло с неба так, будто кто-то опрокинул ненароком ушат с водой. Да только ушат был огромных размеров.
      - Ничего себе, Кость! - воскликнула я. - Еще бы минута и мы бы промокли до нитки...
      - Н-да, кто-то открыл воду на полную катушку... - согласился со мной брат, - тут и зонт не поможет...
      Мы постояли еще некоторое время у входа, наблюдая за спешащими укрыться от дождя людьми, а потом брат словно очнулся:
      - Маш, я пошел за билетами, а ты купи нам что-нибудь пожевать.
      Не успела ему ответить, как Костя быстрым шагом кинулся к кассам. Пожав плечами, я пошла в наше с ним утреннее кафе. Мне там понравилось - готовили вкусно и быстро. Поэтому не стала искать альтернативное заведение. Уселась за тот же столик и заказала нам с братом по бизнес-ланчу.
      Сбросила Косте сообщение, где сижу и, спустя десять минут, он ко мне присоединился.
      - Купил?
      - Да, - кивнул братишка, - Только на восемь вечера.
      Я присвистнула в ответ, за что получила красноречивый взгляд, и если бы не общественное место, то явно схлопотала бы еще и подзатыльник.
      - Ну, и что мы будем делать еще почти семь часов?
      - Пообедаем. Сдадим чемодан в камеру хранения и немного погуляем.
      Про чемодан мысль понравилась, а то таскали его за собой полдня, как беспризорники. Что касается прогулки - эта идея не вселяла в меня оптимизм: выходить в сырость очень уж не хотелось.
      - Под ливнем?- заметила скептически, покосившись на окно.
      - Он почти уже перестал. Не кисни, сестренка. Если дождь не кончится, мы купим зонты, дождевики и...
      - И резиновые сапоги по колено, - закончила за него я. - М-да, а что - романтическая прогулка под дождем. Я согласна!
      Брат улыбнулся и взъерошил мне шутливо волосы. Нам принесли наш заказ, и принюхиваясь к ароматному грибному супу, я поняла, что все складывается не так уж и плохо. Мама не мертва, стало быть, узнав у отца, где она живет, можно надеяться на встречу - это радовало. Главное теперь, чтобы с папкой все было в порядке. Беспокойство о нем возрастало с каждой минутой, и лишь аромат еды немного отвлек меня от каких-либо размышлений.
     
     
      Глава 6
     
      Как и предсказывал Костя, дождь закончился и лишь оставил после себя широкие лужи. Вышагивая словно цапля, я старалась обходить их стороной: не хватало еще ноги промочить и простудиться! Костя кое-где перетаскивал меня на руках. Романтично, наверное, смотрелось со стороны. Прохожие ведь не знали, что мы с ним родственники, причем самые близкие.
      Как правильно замечали многие, мы с братом не были похожи внешне, да и характеры наши разнились, но жилось нам довольно дружно. Даже учиться с ним пошли почти в один институт, поскольку мое отделение было филиалом Костиного, только факультеты назывались по-разному. Чем с одной стороны удивили, а с другой - огорчили отца. Он надеялся, что кто-то из нас приобщится к науке. Будучи профессором медицины, к тому же ректором СГМУ (Северный Государственный Медицинский Университет), отец желал бы заполучить нас в качестве своих абитуриентов. Да, дети не оправдали родительских надежд. Что тут поделаешь, если Костю больше прельщала экономика и менеджмент, а я всегда любила рисовать и заниматься оформительством? Вот и пробовала теперь выучиться на дизайнера, правда, пока не успела определиться с направлением в этой профессии.
      Сквозь расползающиеся по небосклону тучи проглянуло солнце, и стало не так уныло. Настроение у меня к моменту прогулки успело несколько раз измениться то ли в угоду осени, то ли просто выдался такой день.
      Пока утоляли голод, я попросила Костю вернуть мой паспорт, на тот случай, если отстану или вдруг потеряюсь. Хотя отговорка моя была неубедительной, брат не стал упрямиться, сразу же выполнил эту странную просьбу. И теперь сей документ немного мешал. Я спрятала его во внутренний карман куртки, и он давил мне под ребро всякий раз, когда надо было перепрыгнуть очередную лужу. Пришлось мириться с этим неудобством, поскольку нарастающее за обедом беспокойство сразу же исчезло, едва получила свой паспорт в личное пользование. Тайком от брата я еще зачем-то стянула у него из кошелька кредитную карту, когда он попросил меня посчитать деньги, потому что сам в этот момент разговаривал по телефону с кем-то по своей работе.
      Если бы Костя заметил и спросил меня тогда: что я такое вытворяю? Вряд ли бы смогла выкрутиться. Понимала просто - надо взять. И все.
      Мы прогуливались по набережной, когда я увидела киоск, в котором продавали сувениры, открытки и всякую чепуху для туристов. Мне захотелось тоже купить что-то себе на память. Ведь когда еще выпадет возможность приехать сюда, да и не осмотреть все достопримечательности сразу, в один-то день.
      - Кость, давай я куплю календарик?
      - Ну, купи, - пожал он плечами, собственно совсем не сопротивляясь моему капризу. - Денег дать?
      - У меня есть немного, мне хватит, - чмокнула я братца и вприпрыжку побежала к киоску.
      Тот находился чуть в отдалении, метрах в десяти. У меня с детства имелся пунктик по этому вопросу. Отец всегда из своих поездок привозил мне или календарь или открытки с достопримечательностями города.
      Выбирая сувенир я время от времени поглядывала в сторону Кости. Он стоял против солнца, слегка подбоченившись, смотрел куда-то вдаль. Я не заметила, откуда к нему подошли трое парней. Увидела их, когда они отвели брата в сторону и о чем-то с ним заговорили. Пока беседовала с продавщицей и выкупала открытки, между ребятами завязалась драка. Все произошло слишком быстро. Как назло рядом больше никого из гуляющих не было.
      В отражении витрины успела рассмотреть, что вначале один из парней ударил брата в живот, а потом Костя врезал вихрастому парню в челюсть. Я обернулась.
      - Эй! Да что же вы делаете, уроды! - закричала громко, насколько смогла, да только на меня никто не обратил никакого внимания. - Эй!!
      - Девушка, возьмите сдачу! - крикнула мне вслед тетка из киоска, но я уже летела на подмогу Косте, на ходу соображая, что мне делать. И тут между мною и братом проехал какой-то фургон. Он на несколько секунд загородил собой дерущихся. Когда машина отъехала, мой брат лежал на земле без движения, а от парней тех и след простыл.
      - Костя, Костичка... - я подбежала и опустилась перед Костей на колени, попробовала его перевернуть, так как он лежал лицом вниз.
      Осторожно потянула его за плечо. На лице брата красовался большой кровоподтек под левым глазом. Костя замычал и посмотрел на меня, прохрипел:
      - Машулька, ты только не реви, мы прорвемся. Ты вызови скорую, они меня ножом проткнули... - и тут я увидела, что братишка руками зажимает рану на боку, а кровь сочится через его пальцы, - не бойся, Маш, кажется, не глубоко... только кровит, зараза, сильно...
      - Сейчас, Костя, я сейчас, - вынула трясущимися руками свой мобильник, набрала номер скорой, пошли короткие гудки. Я набрала еще раз и тут мой телефон отключился. Гад! В самый не подходящий момент сдох аккумулятор, - Черт! Костя, где твой телефон? У меня батарейка сдохла! Кость?!
      - Маша, они у меня все унесли: и телефон и деньги с документами... найди кого-нибудь, попроси...
      Хорошо бы кого-нибудь найти, но то ли место здесь безлюдное, то ли время для прогулки мы выбрали такое неподходящее: невдалеке на скамеечке сидел дряхлый дед, еще дальше две бабульки выгуливали своих внуков и все: никого больше. Я не стала дослушивать Костю, а подскочила на ноги и кинулась к киоску, где покупала открытки. Размазывая слезы по щекам, обошла его с другой стороны и постучала в железную синюю дверь. Она со скрежетом распахнулась, и молодая женщина лет тридцати, окинув меня взглядом, сказала:
      - Я вызвала скорую и милицию.
      - Спасибо, - ошарашено промолвила я, переводя дыхание и немного успокаиваясь.
      - Что там с ним? Сердце что ли прихватило? Это ваш парень? Муж? - засыпала, между тем, женщина меня вопросами.
      - Брат, - ответила я, - его пырнули ножом.
      - Ножом? - продавщица округлила и без того большие глаза, - А это кто его?
      - Пацаны какие-то, малолетки, - ответила ей, стараясь припомнить тех троих идиотов, - А вы не видели их разве?
      - Нет, - качнула она головой, - не видела. Там машина проехала, я слышала, как вы закричали. И брата вашего вижу - лежит что-то, не шевелится, совсем, вот и подумала, что помер он...
      - Кто помер? - я уставилась на женщину так, что та поперхнулась и пожала плечами.
      - Показалось мне, вот и вызвала сразу всех, чтоб потом вопросы не задавали свои. Да мне теперь все равно от них не отвертеться... - она вздохнула, - я же им позвонила, все равно будут спрашивать. А вы их запомнили тех, ну, которые напали?
      - Запомнила.
      Я действительно запомнила каждую мелочь, каждую деталь их одежды, даже могла назвать размер обуви. Кроме прочего запомнила их лица, хоть и видела парней пару минут, не больше. Этого вполне хватило.
      - А-а, тогда быстро их найдут, - женщина посмотрела на меня,сочувствуя, еще раз вздохнула, - Чаю хотите?
      - Нет. Спасибо. Я пойду к брату... - опомнилась я и побежала обратно, к Костику.
      Брат встретил меня ободряющей улыбкой. Кровь уже почти запеклась. Я помогла Косте перевернуться на спину, садиться он опасался.Не хотел, чтобы рана открылась сильнее.
      - Ничего, Машулька, ничего, - все время повторял Костя, стараясь поддержать.
      Что, впрочем, являлось бесполезным занятием. Мы оба это знали, потому что с детства меня успокоить можно было лишь одним способом - оставить наедине с самой собой. Сейчас я гладила Костю по его спутавшимся волосам и придумывала, что сделаю с теми засранцами, когда их поймают. В том, что их найдут, я не сомневалась.
      Вскоре послышался долгожданный вой сирены. Машины скорой помощи и милиции появились почти одновременно, но с разных сторон. Мы с Костей облегченно выдохнули, но, как оказалось, зря.
      Милиция притормозила у киоска, поэтому первой подъехала машина скорой помощи. Два крепких парня вышли из нее с носилками и довольно шустро протопали к нам.
      - Что случилось? - спросил один из них, наклонившись к Косте.
      - У него - разволновалась я, - сбоку, ножом ранили...
      - Понятно, - процедил врач, - рубашку задерите.
      Брат между тем убрал руки и дал возможность врачу осмотреть рану.
      - М-да, угораздило вас... - покачал головой второй парень в белом халате, а потом сказал, - Рана я вижу неглубокая, я могу прямо тут вам швы наложить, и можете идти домой...
      - То есть, как это домой? - я недоумевающее уставилась то на одного врача, то на другого, - Его же в больницу надо, он много крови потерял, а что если нож был грязный, заражение крови, ведь, может быть... Узи надо, вдруг у него там повреждения внутри есть... вы что?!
      - Маш, не кипятись, пусть на месте всё сделают, и поедем домой.
      Я так посмотрела на Костика, что он тут же замолчал. Его внешний вид не внушал мне доверия, вряд ли рана настолько несерьезная, как уверяли меня эти горе-медики.
      - Кость, подожди, как домой? Ты же не доедешь, - с досады и отчаяния прикусила до крови губу, но даже не сразу это заметила. Костя подал мне свой платок, чем еще больше меня расстроил, - Тебе помощь нужна профессиональная, а эти...
      Я всхлипнула, прижимая платок к кровоточащей губе. Ребята в белых халатах переглянулись между собой и тот, что повыше и покрепче хмыкнул:
      - Давно вы, девушка, видать, в наших больницах не лежали. Как хотите, можем и отвезти...
      - А что не так, в больнице? - меня напрягли их ухмылки и двусмысленность, - Что там не так?
      - Да все так, как обычно: блохи, клопы и инфекция. Ну, медсестры еще довольно нерасторопные, врачи-циники, к тому же еще нет лекарств, и там уж вы точно заражение можете получить вкупе с туберкулезом.
      И тут я поняла, что переглядываются они неспроста и потянула за рукав одного из парней, спросила:
      - А нормальных больниц в городе нет, что ли? Кончайте загонять, ребята, а то я ведь могу и рассердиться и скандал устроить. Денег хотите, поделюсь, если быстренько отвезете в хорошую (я сделала нажим на этом слове) больницу, к хорошему хирургу - не обижу.
      - Не врешь?
      - Не вру. Сколько хотите? - понизила я голос, заметив, что милиционер уже переговорил с продавщицей, да вразвалочку шагает к нам.
      - По пять тысяч...
      "Не хило!" - мысленно присвистнула я, но вслух решила не выдавать своего удивления расценками:
      - Три дам сейчас, а остальные - после того, как устроите брата.
      - Договорились, - кивнул мне парень, пряча скомканные купюры себе в нагрудный карман, и крикнул своему напарнику, - Серега, грузи пострадавшего на носилки!
      Я подошла к Косте, улыбнулась:
      - Все будет хорошо, братишка...
      Он только осуждающе покачал головой, видимо, тоже понял суть моего разговора с врачами, хоть и не слышал его.
      - Машка, ты домой езжай... поезд через три часа... не опоздай...
      - С ума сошел, куда я без тебя поеду? - возмутилась было, но тут подошел милиционер.
      Он небрежно положил руку на закрывающуюся дверцу, взглянул мельком на Костю, потом перевел взгляд маленьких, юрких глаз на меня:
      - Та-ак, девушка, мне побеседовать с вами надо...
      - А можно потом? У меня брата в больницу...я потом отвечу на все ваши вопросы, честно-честно!
      - Это ж брата в больницу надо, а вы вроде здоровая, вот побеседуем с вами, а потом можете и к брату...
      В общем, этот зараза в погонах не дал сесть в машину скорой, и они укатили без меня, правда, один из врачей успел сунуть мне в руку бумажку с адресом больницы и шепнул, что будет завтра утром там ждать, часиков в девять. Это был Сергей.
      Милиционер оказался дядькой вредным. Он задавал вопрос за вопросом, водил меня по кругу и на каждый мой ответ - делал странные выводы, причем настолько, что я не выдержала и нагрубила, за что и была отвезена в участок. Взяв меня под локоток, дядька завел в пропахшее сигаретным дымом помещение. Мы прошли мимо дежурного и поднялись по кривой лестнице на второй этаж.
      Пока поднимались по лестнице, я мысленно корила себя за несдержанность. У меня времени в обрез - надо сдать билет, надо наличку с Костиной карточки снять, да еще устроиться на ночлег где-то, а тут можно было просидеть и больше трех часов. Да, беда. Попали мы с Костиком в переделку. Говорила же ему, надо было дома сидеть, отца дождаться, но куда там! Приключений захотелось, вот и получили, на всю жизнь теперь хватит.
      - Послушайте, - взмолилась я в очередной раз, - Я была не права, извините меня. Но понимаете, такая ситуация:брата ранили подростки какие-то, а мне еще надо билет сдать и...
      - Идем, идем, - пробухтел милиционер, отдуваясь, как самовар. Телосложения он был грузного, при этом старался идти быстро, - раньше надо было думать. А у меня можно подумать день полон чудес и настроение, как у феи, ха! Да я таких как ты и твой брат через день вижу, а вот выслушивать то, что ты мне наговорила - не собираюсь от каждой соплячки. Вот сейчас напишешь мне подробно, что там у вас произошло, а я еще подумаю, стоит ли отпускать тебя.
      - Так я же и так вам все рассказала и уже не один раз!
      - А теперь еще и напишешь, - усмехнулся дядька в усы, распахивая передо мной дверь кабинета, - проходи.
      - Издеваетесь, да?
      - Нет. Беру налог за потраченные нервы.
      - О, Павел Кузьмич, вы-то мне и нужны! - Встретил нас в кабинете еще один человек с военной выправкой. Он был в сером гражданском костюме, без погонов, зато с пистолетом за поясом. В отличие от моего сопровождающего этот - высокий, седоватый, лет пятидесяти, со смеющимися серыми глазами. Внешне он мне кого-то отдаленно напомнил, но пока не могла вспомнить, кого именно, - Кто это с вами? Снова малолетняя преступница?
      - Нет, Игнат Витальевич, - отмахнулся Кузьмич, - Это потерпевшая.
      - А за что с нее налог взимается?
      - За словоблудие, - хмуро ответил мой конвоир и, указав мне на свободный стул у массивного стола, пробубнил, доставая из ящика письменные принадлежности. - Вот бумага, пиши. Подробно.
      - И про словоблудие подробно написать? - спросила я, на этот раз, отыгрываясь на Павле Кузьмиче.
      Тот будто поперхнулся, хмыкнул, но так и не нашел, что мне ответить, зато я получила еще один взгляд серых глаз, на этот раз одобряющий:
      - Э, как она вас, поддела! - улыбнулся он и подошел к нам ближе, - Павел Кузьмич, пусть девушка пишет пока, пройдемте со мной, мне очень нужно с вами кое-что обсудить тет-а-тет.
      - Игнат Витальевич, - осмелилась я попросить помощи у этого человека, будто что-то подтолкнуло к нему. Поспешила ухватиться, как утопающий за соломинку, - Пожалуйста, помогите мне! Я не нарочно сказала те слова, они просто вылетели сами. И я извинилась. Я тут с братом проездом, на нас напали на набережной трое парней, они избили брата, ранили его, он в больнице и мне очень нужно к нему. Пожалуйста! Отпустите меня, я сама завтра утром приду сюда и все-все напишу, подробно... я...
      Тут слезы бессилия двумя дорожками потекли по моим щекам. У меня кончились силы, кончилась смелость, я устала сражаться в одиночку с навалившимися проблемами.
      - Ну-ну! Не надо, не плачьте. Вот беда... Павел Кузьмич, налейте воды, - меня бережно обняли крепкие мужские руки, - Выпейте и успокойтесь.
      Я посмотрела с благодарностью на Игната Витальевича, а потом почему-то спросила:
      - Алаверов Игорь ваш сын?
     
     
      Глава 7
     
      "Его горячее дыхание обволакивало собой мое трепетное тело, я вдыхала аромат его сигар и терпкий запах одеколона будоражил мою кровь. Сердце трепетно замерло, в груди перехватило дыхание, а его властная рука уже забралась под подол моей юбки и медленно поднималась вверх по бедру..." - вот что за бред иногда лезет в голову в самый неподходящий момент!
      Порой, я давилась от хохота слушая, как Светка, томно вздыхая над каждой строчкой любовного романа, зачитывала мне понравившиеся ей описания.
      - Дура ты, Машка! И ничего в любви не понимаешь! Это же такая романтика! Такие чувства!
      - Ага, вот особенно его дыхание - так романтично! - покатывалась я, - Прикинь, пахнет чесноком, ромом и еще какой-то гадостью - дешевым одеколоном, ну, ладно, путь дорогим. Дорогим одеколоном и сигарами. Бе-е! Меня бы стошнило от такого дыхания!
      - Вот дура ты и есть! Почему он не может приятно пахнуть?
      - Потому что проскакал несколько миль на лошади по дикой прерии. Светка, ты мозг включай хоть иногда - от него ж потом воняет за три метра! Ну, или за четыре.
      Я потешалась над подругой, искренне недоумевая, как такая чушь может быть романтичной. Да, видимо, на тот момент еще не доросла до любви и восторженных вздохов при луне. Сейчас все это вспомнилось как-то внезапно. И у меня, действительно, на мгновение перехватило дыхание, как у героини того романчика, когда серые глаза моего нового знакомого так посмотрели на меня: с заботой, вниманием, а его руки - крепко держали меня за талию, не давая упасть. Я почувствовала себя в полной безопасности, хотя знала этого человека всего несколько минут.
      - А если нет. Это что-то меняет? - спросил он, слегка приподняв удивленно левую бровь.
      - О... - я смущенно отстранилась, чувствуя, что руки Игната Витальевича уже отпустили меня. Миг был утерян, флер романтичности бесследно исчез, а на смену ему пришло понимание, что нахожусь во вражеском лагере. - Простите, я сегодня с тактом не в ладу.
      - Хм, я заметил, - сероглазый мне подмигнул. Потом, обернувшись к своему сослуживцу, который топтался за его спиной, сказал, - Павел Кузьмич, может, правда, смилуешься? Ну, что тебе стоит? Пусть девушка завтра придет, не уедет же она без любимого брата. Да и заявление напишет, потерпевшая ведь, не преступница, зачем же все усложнять...
      - Ладно, - нехотя согласился, наконец, Кузьмич. - Но, чтоб завтра в 8.00 - тут у меня, как штык!
      - Спасибо! - улыбнулась я, готовая расцеловать обоих милиционеров.
      "Много ли для счастья надо? Лишь бы не были связаны крылья!"
      - Вот пропуск, - между тем, Павел Кузьмич выписал мне две бумажки, - Это покажешь сейчас, на выходе, дежурному. А вот с этим - завтра придешь. Все, свободна.
      О, как же я обрадовалась! И еще раз поблагодарив, почти бегом выскочила за дверь, в прокуренный коридор.
      Немного задержавшись у окошка дежурного, я беспрепятственно покинула серое трехэтажное здание и поспешила на остановку. Плохо, что я не знала на каком транспорте отсюда можно доехать до вокзала, но решила спросить у людей, вдруг кто-то подскажет. К моему огорчению, на остановке кроме меня и двух серых ворон никого больше не оказалось. Подумала о том, что стоит дождаться, когда подойдет автобус и там спросить: или у кондуктора, или у водителя, уж они-то, по моим умозаключениям, точно должны знать городские транспортные ветки.
      Автобус все не приезжал, а я уже начала подмерзать и топталась с одного угла под железным навесом до другого. Прошло минут пятнадцать, а может и чуть больше, но транспорт так и не торопился выруливать из-за поворота. Время ускользало с каждой минутой, и я ломала голову над тем: что же делать, когда серый внедорожник притормозил чуть сбоку на обочине и посигналил, насколько я поняла, мне. Правда, не спешила пока выходить из своего укрытия, ведь, мало ли кто это мог быть и по какой причине он вздумал тут припарковаться.
      Дверца с водительской стороны приоткрылась, и оттуда вышел Игнат Витальевич, он прищурился и громко выкрикнул в мою сторону:
      - Вы там примерзли, что ли к этой будке? Садитесь скорее, я вас подвезу!
      - Спасибо, - откликнулась я, - Сейчас автобус должен подойти...
      - Автобус? - он хохотнул, - Да тут транспорт уже полгода как не ходит, остановку перенесли, а будку убрать забыли. Садитесь, у меня мало времени!
      Пришлось повиноваться. Так глупо я еще не выглядела, особенно в собственных глазах. Даже, когда надо мной глумился брат, это можно было вынести с достоинством и поставить его на место, а вот насмешливый взгляд Игната Витальевича оказалось очень сложно на себе перенести.
      Сконфуженная происходящим, я вышла из своего укрытия и несмело приблизилась к автомобилю. Игнат Витальевич помог мне - открыл дверцу и пригласил воспользоваться предложением.
      Внутри его серого авто было довольно комфортно и самое главное - тепло! Я успела уже немного продрогнуть и теперь с удовольствием отогревалась в уютной обстановке под звуки красивой фортепьянной композиции.
      - Замерзли? - бросил он на меня взгляд, выруливая на перекресток, - Не жарко сейчас, а вы на остановке как от нас вышли, так и стояли?
      - Да. Я же не местная.
      - Помню-помню. С братом, проездом... - кивнул он, повторяя то, что я сказала в кабинете, - А из какого города к нам?
      - Из Архангельска.
      - Ого!.. - глаза моего собеседника округлились, - и куда же вы проездом?
      Не знаю, как ему это удалось, но вскоре он 'разговорил' меня. Рассказала новому знакомому почти все, что произошло за последние сутки. И постепенно мне стало легче. Получается, носить в себе переживания - очень трудно, и как только появился благодарный слушатель, из меня полилось, как из рога изобилия. Я не была многословной, но отвечая на вопросы Игната Витальевича, поведала все наши беды: и про то, что мать искали, да нашли на кладбище; и про то, как напали на брата те молодцы. Естественно, о самом важном: о том, что наша Алёна все-таки жива - умолчала.
      - Да, интересно получается. А вы можете мне тех ребят описать?
      - Могу, - я зажмурилась, припоминая подростков и, как наяву, вновь увидела каждого из них.
      Поэтому мне не составило труда описать их приметы. Когда открыла глаза, то заметила, что Игнат Витальевич смотрел на меня, как на приведение. Во всяком случае, взгляд его показался мне очень странным.
      - Спасибо, - сухо сказал он, притормаживая у обочины.
      Мы прибыли к вокзалу примерно минут за двадцать и я, поблагодарив, кинулась к кассам, чтобы сдать билет и выручить хоть какие-то деньги за него.
      Конечно, полностью сумму не получила, за час до отправки поезда - выиграла лишь половину. Пересчитала деньги и спрятала их в карман, раздумывая над тем, где и как теперь снять сумму с карточки брата, чтобы завтра хватило на вымогателя, да еще надо было где-то найти ночлег. Я потопала к справочной, чтобы выяснить адреса местных гостиниц. И тут ко мне подошел Игнат Витальевич, чем страшно меня удивил. Ведь он торопился, и совсем не ожидала его вновь увидеть этим вечером. Между тем, мой знакомый шел уверенной походкой прямиком ко мне.
      - Вы? - опешила я, - Но вы же хотели...
      - У меня внезапно изменились планы, - Игнат Витальевич подхватил меня под руку, - Увы, я вынужден вас огорчить, Мария, ибо ваши планы тоже сейчас изменятся...
      - Э-э, а почему? Что случилось? - я изумленно хлопала ресницами, пытаясь понять, что же он от меня хочет на самом деле, - И меня можно звать Машей, не обижусь.
      - Идемте, Маша, скорее со мной, я вам по пути все объясню. У нас очень мало времени, - Игнат Витальевич не дал мне опомниться и, чуть ли не силой, выволок меня за собой из здания вокзала.
      Хватка надо сказать у него - крепкая, не вырваться. Спустя несколько шагов, мы вновь оказались в его авто и тронулись с места с такой скоростью, что если бы это ехал кто-то другой, его наверняка бы остановили за превышение.
      Водил он, кстати, первоклассно. Сейчас, когда мы торопились, это было намного заметнее. Никого не подрезая, мой знакомый лавировал между автобусами, машинами и грузовиками, практически не снижая скорости. По пути он коротко мне объяснил суть происходящего. Оказывается те ребята, которые напали на моего брата, давно находятся в розыске и, когда Игнат Витальевич услышал от меня их приметы, он сверился со сводкой. Теперь мы мчались в участок, чтобы с моих слов составить фоторобот этих "разбойников", дабы по горячим следам их отловить.
      - А кроме меня, разве некому было составить фоторобот?
      - Было только словесное описание, причем не очень подробное от одной пострадавшей старушки, у которой они набегу вырвали сумку. После её заявления участились грабежи. Вначале эти лихачи у стариков отнимали пенсии, прямо у сбербанка, при этом их никто не видел в лицо, только со спины. И вот уже почти месяц они озоруют на пристани или набережной, нападают на туристов. Вы первая, кто так подробно их запомнил.
      - А раньше они только отбирали и никого не... били? Не нападали, как на Костю?
      - Нет, - покачал головой Игнат Витальевич, - Но ведь лиха беда начало. Безнаказанно воруют уже около полугода, могли теперь пойти и на риск. Правда, странно, почему так... может, кто-то их навел на вас?
      - Зачем бы? - пожала я плечами. - Мы здесь никого и не знаем. Первый раз в этом городе: и я, и Костя.
      - Правда?
      - Да.
      - Ну-у, - протянул он, сворачивая на перекрестке, - как бы там ни было, все выясним, если успеем сработать оперативно.
      Во двор участка мы въехали так же стремительно. Не снижая скорости, миновали пост. К счастью, тут пешеходов не было. Припарковавшись, спешно покинули теплый салон авто, да почти бегом направились к уже знакомому мне зданию.
      Составление фоторобота заняло гораздо больше времени, чем я думала, и только в начале десятого у нас все получилось, да меня, наконец-то, отпустили на все четыре стороны. Больше я ни следователю Генеральной прокуратуры, которым как раз и являлся Крельчиков Игнат Витальевич, как выяснилось походу нашего сотрудничества, ни кому-либо другому стала не нужна.
      Пока ждала разрешения уйти и пропуск, успела написать и свое заявление, тем самым освободила от себя Павла Кузьмича. Который хоть и был на меня сердит, но после того, как узнал о том, что я помогаю следствию, смиловался.
      - Завтра утром можешь не приходить, - он кивнул, пробегая взглядом по моему заявлению и поднялся из-за стола, чтобы убрать его в сейф. - Теперь только если этих лихачей поймаем, позовем на очную ставку, а потом если суд будет, то туда... а так - свободна. Брата-то видела уже?
      - Нет, - я стояла у дверей его кабинета и переминалась с ноги на ногу, не решаясь уйти, - Не успела.
      - А куда его отвезли?
      Я протянула милиционеру скомканный лист бумаги. Он сам его развернул:
      - А-а, в Семашко. Подожди, сейчас все узнаем, - дядька подмигнул мне и перегнувшись через стол, набрал телефонный номер на стационарном аппарате, - Алло! Катерина, приветствую. Слушай, к вам сегодня пациента с ножевым доставили, - он зажал ладошкой трубку и обратился ко мне, - Как фамилия брата?
      - Вишняков Константин, - сказала я, замирая в ожидании ответа той, неизвестной мне Катерины.
      - Вишняков Константин... - повторил Кузьмич за мной и замолчал на некоторое время, прислушиваясь к словам в трубке, - а-а, понял-понял. Спасибо! В долгу не останусь, ты же знаешь.
      - Ну, что там? - спросила я, как только милиционер повесил трубку.
      - Все в порядке с твоим братом. Пока в реанимации, много крови потерял, но операция прошла успешно, - после этих его слов я, будто ватная кукла, прижалась к стене, чтобы не упасть.
      - Спасибо, - прошептала едва слышно.
      Голова пошла кругом, напоминая о том, что я не ужинала сегодня.
      - Эй, девочка! - меня поймал у стены Кузьмич и, не давая упасть, притянул к себе, встряхнул, - Жив. Жив твой брат. Будет и здоров.
      В такой неловкой ситуации нас и застал Игнат Витальевич, когда я всхлипывала на плече у Павла Кузьмича, а тот пытался меня успокоить своим басовитым: 'Ничего-ничего...'
      - О... снова плачем? - заглянул он через плечо милиционера и укоризненно произнес, - Эх, Павел Кузьмич, что же вы девушку до слез снова довели?
      - Это она от радости, - ответил тот, отстраняясь от меня, - Брат жив, прооперировали.
      Я вытерла слезы и смущенно отвернулась от пристального взгляда Крельчикова.
      - Действительно, хорошая весть. Я хотел бы переговорить и с вашим братом, Маша, - он взглянул мельком на часы, - Да сейчас в больницу нас уже вряд ли пустят. Придется утром туда наведаться. Может быть, он что-то еще про тех ребят запомнил. Мы сейчас на телевидение запустили их 'портреты', уже в эфире. Думаю, скоро будет резонанс. Так что, благодаря вам, поймаем мы этих супчиков.
      - Да, нет худа - без добра, - пробасил Кузьмич, - Не приехали бы вы к нам, мы бы еще полгода искали этих налетчиков, а тут видишь, как сложилось... Слушайте, а почему бы не сегодня? Моя Катерина там дежурит, она вас и проведет.
      - Катерина? Так она же у вас в Семашко, - изумился Игнат Витальевич, - Это что ваш брат там?
      - Да, - кивнула я, пока не улавливая причины его удивления.
      - М-да, для приезжего и без документов... - милиционеры переглянулись между собой, - как он туда попал?
      - На скорой увезли, - ответила уже не столь уверенно.
      - И сколько вы этой скорой заплатили?
      Пришлось им все рассказать: и про вымогателей и про то, что уговорила их отвезти брата в хорошую клинику и про то, что пообещала утром донести недостающую сумму.
      - Да-а, Мария... - задумчиво протянул Павел Кузьмич, - Интересная ты девушка. Тебе бы у нас работать. Второе дело за этот день помогаешь распутать.
      - Действительно, вам повезло, Маша, - выслушав меня вставил свое слово и Игнат Витальевич, - второй раз за день вы стали важным свидетелем. Ну что поехали к вашему брату? А там и решим, как дальше быть. Чувствую, завтра у нас будет день улова.
      По поводу везения я не разделяла их мнение. Все-таки никому бы не пожелала провести так свой день. К тому же, мне негде было коротать эту ночь. Оставалось надеяться на чудо или на то, что у моих знакомых милиционеров есть связи и в какой-нибудь гостинице. К Костику мы поехали с Крельчиковым. Павел Кузьмич остался на дежурство, поэтому не мог нас сопроводить, но он созвонился со своей знакомой, и она обещала нас встретить.
     
      ---
      Сергей собирался посмотреть футбол. Он вернулся домой довольно поздно. К счастью трансляция его любимой игры должна была начаться еще через четверть часа. Ему хватило времени на то, чтобы умыться и переодеться в домашнее.
      Едва он устроился перед телевизором в ожидании игры, как на экране высветилось срочное объявление: "Внимание! Розыск!" Чертыхнувшись, Сергей тупо уставился в телевизор, где зависли три нечетко прорисованных портрета - сразу было заметно, что это фоторобот. В одной из кривых физиономий, он вдруг узнал своего младшего брата. Не веря себе еще раз всмотрелся: все точно! И его подбородок с ямочкой, и непослушно торчащие ежиком волосы, и нависшая челка на глаза, и даже родинка над правой бровью - это был брат, никаких сомнений.
      - Охренеть! - выдавил из себя Сергей, сжимая пальцы в кулак до хруста.
      О футболе он тут же забыл. Теперь его мысли были только о малолетнем преступнике. Которого надо было разыскать раньше, чем это сделает милиция.
     
     
      Глава 8
     
     
      На улице было уже темно, когда мы выехали. Мне очень хотелось спать. Я устала за день, не передать словами, как. Но еще больше желала увидеться с братом. Костик... как он там? Павел Кузьмич сказал, что братишка потерял много крови, и я беспокоилась о нем. И корила себя за то, что отошла от него, за то, что оставила одного...
      - Вам не в чем себя винить, - произнес вдруг Игнат Витальевич.
      - Вы мысли читаете? - не любезно поинтересовалась я и отвернулась к окну.
      - Нет. Просто у вас на лице многое написано, да и вздыхаете вы за последние десять минут уже четвертый раз.
      Я повела плечами, отмечая про себя, что этот человек слишком проницателен.
      - Если бы вы были рядом, - продолжил он, - это могло, конечно, отпугнуть ребят, а могло и, наоборот, привлечь еще большее внимание. Вы хорошо, модно одеты, у вас сумочка, золотые украшения: серьги, колечко... часы тоже недешевые.
      'Еще бы!' - мысленно согласилась с ним. Часы мне отец на совершеннолетие подарил швейцарские, известной на весь мир марки 'Tissot'.
      - Да, наверное, вы правы, - в очередной раз вздохнув, пришлось с ним согласиться.
      - Не переживайте, - от положил свою шершавую ладонь поверх моей и легонько ободряюще сжал её, - Выздоровеет ваш брат, а документы вернем. Да и, может быть, вам помощь нужна, про мать что-нибудь узнать подробнее?..Может, хотите мы в архивах посмотрим, вдруг что-то найдем? Кем она работала?
      - Спасибо, - поблагодарила я, устало отмечая, что про нее-то как раз ничего слышать не хочу. - Не нужно ворошить прошлое.
      - Как знаете, - пожал он плечами, и больше со мной не заговорил на протяжении всего пути. О чем-то, видимо, размышлял.
      Впрочем, это мне было только на руку. Посидеть немного в тишине и собраться с мыслями иногда бывает очень полезно: стоило подумать о том, как жить дальше. Про то, чтобы вернуться без Костика домой не могло быть и речи. Где же мне найти приют на несколько дней? Этот вопрос пока оставался открытым. В гостинице, верно, будет довольно дорого. У Костика на карточке имелись какие-то деньги, вот только хватит ли мне их? Увы, и тут не могла ответить однозначно.
      - А где вы остановились? - вновь прервал молчание Игнат Витальевич, когда мы въезжали во дворик больницы.
      - Пока нигде. Я не успела. Вы же меня сегодня от себя полдня не отпускаете...
      - Да, действительно, - он почесал переносицу, устало потер её пальцами, - Ну, ничего. Сейчас что-нибудь придумаем...
      На крыльце нас поджидала миловидная дама лет сорока, невысокого роста и чуть полноватая в бедрах. Она улыбнулась Крельчикову, как старому знакомому.
      - Здравствуйте. Быстро вы.
      - Вечер добрый, - ответил ей за нас двоих Игнат Витальевич. Я лишь кивнула на приветствие, - Давно ждете нас, Катюша?
      - Да, нет. Только что вышла, - улыбнулась она, поправив наброшенное на плечи пальто и поторопилась к входной двери, - Идемте. У меня времени мало. Дежурство, сами знаете, звонки идут один за другим. Еле успеваем отвечать...
      - Как там наш больной? - вновь полюбопытствовал Крельчиков.
      Я молча шла следом, не встревая в их разговор.
      - Неплохо, недавно от наркоза проснулся, пить просил, - женщина вдруг остановилась как вкопанная и повернулась к нам, - Да, кстати, Игнат, о нем, о больном вашем, дважды за вечер спрашивали.
      - Вот как? - мы переглянулись, - Интересно и кто это был?
      - Звонили, но не представились. Один, будто данные с паспорта считывал, спросил только доставили ли к нам такого. Голос взрослый, будто бы даже старческий, и говорит как-то немного растягивая слова. А второй - моложе по голосу и минут через тридцать после первого звонил. Спрашивал, как прошла операция.
      - И что вы им ответили?
      - Так я же, Игнат, наученная. Не первый год с вами дружу, - улыбнулась она, пряча выбившийся темный локон под свой высокий колпак, и покачала укоризненно головой, - Первому сказала, что нет, такого не доставляли, второму ответила примерно тоже самое, что мол ни про какую такую операцию не знаю и фамилию 'Вишняков' впервые слышу.
      Конечно, меня не могло не насторожить то, что моим братом заинтересовались неизвестные мне люди. Что бы это значило? Скорее всего, Игнат Витальевич подумал о том же. Он вдруг спросил меня:
      - Маша, а вы уверены, что у вас в нашем городе нет знакомых?
      - Да.
      - Очень интересно, - многозначительно хмыкнул он, придерживая мне двери на входе.
      Я подумала о том, что это могли звонить те, кто напал на Костика, впрочем, загадкой оставался тот факт, что один из звонивших был взрослым. Или ребята кого-то попросили позвонить, чтобы самим не светиться, но тогда непонятен второй звонок. Или, возможно, у них имелся старший товарищ, который и заставлял парней совершать грабежи. Раздумывая обо всем об этом, я едва замечала направление: вначале мы пересекли холл, потом Катерина заглянула в ординаторскую, мы прошли следом за ней. Там она выдала нам белые халаты и бахилы, а куртку мою предложила повесить к ним в шкаф, но я отказалась и спрятала её в бумажный пакет, который всегда имелся в моей сумочке. На всякий случай. Не во всех магазинах можно было получить бесплатный, поэтому, чтобы не платить за ненужный шуршащий мешок, носила крепкий пакет с собой. После мы прошли по коридору и поднялись в хирургическое отделение.
      В палате кроме Костика - ни души, хотя рядом еще три свободных места. Странно было видеть брата таким - бледным, с синими губами, с ввалившимися щеками. Возможно, все казалось сюрреалистическим, неправильным, странным от того, что никогда раньше Костик не лежал в больницах, и мне ни разу в жизни не приходилось видеть его в белых больничных стенах, на этой железной кровати да еще под капельницей. Внутри меня как-то все сжалось, и поселился тревожный холодок. Мой разум отказывался принимать за правду то, что видела. Я услышала за спиной перешептывания Игната Витальевича и Катерины. Она просила быть тут недолго и, чтобы, когда будем уходить, подошли к ней. Что ей ответил Крельчиков - не расслышала, так как уже нерешительно сделала первый шаг, потом еще один.
      'В жизни всегда есть место подвигу, надо только быть подальше от этого места' - вновь всплыл к месту Жванецкий, видимо, Костик прав, слишком сильно я увлекалась этим сатириком. Уже и думала, как он. Да, сейчас: и мне, и брату - не помешало бы оказаться подальше от всего того, во что мы так легко влипли.
     
      Костя услышал мои шаги и открыл глаза, медленно повернул ко мне голову:
      - Машулька...не уехала... - произнес тихо, так, что сжалось сердце.
      - Костичка!..- я кинулась к нему, бросив вещи на пол, и стиснула в своих пальцах его холодную ладошку, - Как я могла...без тебя-то?!
      Я вцепилась в брата так, будто от этого зависело очень многое, будто если буду крепко его держать, он останется со мной и не бросит меня тут одну. Мне так нужно было почувствовать его прикосновение, поймать его взгляд, услышать родной голос.
      - Все хорошо, малышка, все хорошо, - он тоже сдавил мои пальцы, но до чего же слабым оказалось это его пожатие! - Не плачь. 'Болезнь принимает здоровые формы', как говорит твой кумир. Я скоро встану на ноги, и мы поедем домой.
     
      - Хм-хм... - предупреждая о том, что мы не одни, кашлянули за моей спиной. Я совсем забыла про Крельчикова. А он все это время наблюдал за нами и не спешил себя обнаруживать, - Я бы хотел задать вам, Константин, несколько вопросов.
      - Кто вы? - напрягся Костя.
      - Это из милиции, Кость. Я им все рассказала про тех парней. Я видела...
      - Крельчиков Игнат Витальевич, следователь генеральной прокуратуры. Вот мое удостоверение, - преставился мой спутник, и я поймала на себе не одобряющий взгляд брата.
      - Что вы хотите знать? - с усилием произнес Костик.
      - У нас мало времени, вы еще не достаточно окрепли, поэтому я хочу задать вам главный вопрос. - Что они сказали вам, и почему между вами и теми подростками завязалась драка?
      Брат помолчал некоторое время и даже закрыл глаза, будто то бы собирался с мыслями. Потом медленно произнес:
      - Я думаю, они меня перепутали с кем-то другим. Вихрастый подошел и спросил, один ли я тут. Я сказал, что один. Тогда он попросил отойти с ним в сторону, чтобы кое-что обсудить. Ммм... тот, что был пониже ростом, он смерил меня взглядом и кивнул друзьям, дескать, узнал меня. А после, все произошло слишком быстро...
      - Они что-нибудь еще вам сказали?
      - Нет... не помню, чтобы еще что-то говорили... нет.
      Пока братишка общался со следователем, я обошла его кровать, встала с той стороны, где его ранили и положила руку ему на плечо. Мне нужно было увидеть, и на это раз дар меня не подвел. Перед глазами вновь всплыли недавние события. Теперь я вглядывалась в лица парней и прислушивалась к каждому слову. Неужели, Костя, действительно, не помнит, что они тогда сказали ему? Не может быть, чтобы не помнил. Потому что от слов "Вихрастого" у меня пробежал холодок по спине, и вскоре я поняла, Костя не хотел говорить всей правды, потому что она касалась только нас. Нас и наших близких.
      Я очнулась, когда меня позвал Костя, моргнула пару раз, будто в глаз что-то попало, слегка их потерла рукой. Игнат Витальевич вряд ли что-то понял из моих действий, а Костик, скорее всего, догадался, но промолчал. Мы научились с ним скрывать мой дар даже от отца.
      - Маша, где ты остановилась?
      - В гостинице, - солгала я, все еще пряча взгляд. - Не беспокойся, там недорого.
      - Хорошо, - выдохнул брат, и я почувствовала, что он очень устал, - Деньги с карточки уже сняла?
      - Нет еще, Кость. Завтра сниму, сегодня не успела. С гостиницей рассчиталась по карточке твоей. Я ж код знаю. Все нормально, братишка... - не заметно для себя проговорилась о том, что взяла у него без разрешения кредитку. И даже не удивилась, что он об этом знает. Видимо, за этот день мне впечатлений хватило с лихвой.Я огляделась. Крельчикова в палате не было. Наверное, он вышел, но когда?
      - Он вышел. Скоро вернется. Машка, кончай дурить. Ты снова все увидела, но следаку не говори. Надо самим все узнать вначале, поняла меня? - угрожающе прошептал Костя, пришлось быстренько с ним согласиться. - Да, и код ты не можешь знать. Ты стащила у меня другую карточку. Мелкая воровка, думала, не замечу?
      - А... я... Кость...
      - Ладно, я не сержусь. Теперь хоть деньги есть. Запиши куда-нибудь, я сейчас тебе продиктую. И сними любой номер, в любой гостинице, только не ночуй на вокзале, поняла меня?
      - Да. Конечно.
      - Не хватало еще, чтобы они на тебя вышли. Пусть думают, что я здесь один. Так проще. - Костя вновь прикрыл глаза, а я отыскала в сумочке свой еженедельник и быстренько вписала туда, все, что мне продиктовал брат.
      Тут к нам вернулся Крельчиков:
      - Мария, увы, нам пора. Константину нужен отдых, - Игнат Витальевич обратился к Косте, - Выздоравливайте. И спасибо за информацию.
      - Костик, я завтра зайду...
      - Хорошо. Береги себя... - выдавил он и вновь смежил веки.
      Как бы я хотела остаться с ним! Тревожно было уходить, когда брат один в больнице. Конечно, мне тут не было места. Я понимала, что ему нужен покой. Силы должны восстановиться. Поэтому послушно вышла за следователем в коридор. Мысли путались, эмоции переполняли меня, я поняла, что нахожусь на грани нервного срыва. Много появилось загадок вокруг нас с Костей, а отгадки - пугали до мурашек.
      Когда вновь оказалась в машине Крельчикова, почувствовала легкое головокружение. Еще возле палаты мне стало нехорошо, правда, я постаралась не обращать внимания на собственное самочувствие. На тот момент было важным лишь здоровье и безопасность Костика. Катерина меня заверила в том, что лично присмотрит за братом, а утром до пересмены проводит меня к нему. Нужно только приехать пораньше, часиков к семи.
      - Маша, не переживайте вы так, - принялся меня успокаивать Игнат Витальевич, - Пойдемте, я познакомлю вас с кое-кем.
      -Хорошо, - согласилась я, понимая, что на ногах могу продержаться совсем недолго. К счастью, далеко идти не пришлось. Мы прошли в соседнюю палату. Там нас встретил в больничной пижаме высокий молодой человек, крепкого телосложения.
      - Вот, познакомьтесь. Это Алексей, наш сотрудник. Он здесь на службе, будет присматривать за вашим братом.
      Я подала руку для пожатия, и она утонула в широкой ладони улыбчивого парня.
      - Не беспокойтесь, я буду в двух шагах...
      - В пижаме и без пистолета, - усомнилась я в целесообразности такой охраны.
      - Ошибаетесь, - подмигнул он мне и одним движением руки расстегнул пару пуговиц, показывая, что под пижамой скрывается легкий спортивный костюм.
      - А пистолет?
      - И пистолет имеется, - вновь улыбнулся он и до того, как я задала следующий вопрос, добавил, - и даже пара метательных ножей, да и еще прослушивающее устройство и видео-камеру мы установим сейчас в палате вашего брата.
      - Так что, Маша,- вновь вступил в разговор следователь, - если кто-то и попытается пройти к нему, мы заметим.
      - А если это будет медсестра? - не унималась я, - Вы же не поймете! Они же все одинаковые!
      - К Константину будет заходить только Катерина. Она наш человек, так что бояться вам нечего. Я хотел бы перевезти отсюда вашего брата в надежное место. Но, к сожалению, его сейчас нельзя транспортировать... - Игнат Витальевич посмотрел на меня так, словно хотел извиниться, - Поэтому мы постарались сделать все возможное для его безопасности здесь.
      - Спасибо, - поблагодарила я и слегка покачнулась, но устояла.
      Не позволила себе расслабиться. Рано.
      - Э-э, да вы еле на ногах держитесь, - заметил мое состояние следователь, - Идемте, я отвезу вас в гостиницу.
      Попрощавшись с Алексеем и Катериной, мы вышли на улицу, и мне стало чуть легче. Прохладный воздух взбодрил, да только ненадолго. Очутившись в салоне автомобиля, я почувствовала себя весьма скверно.
      Кроме того, что день выдался далеко не легким, так я еще умудрилась трижды воспользоваться своим даром. Первый раз на кладбище, потом слегка, когда составляли фоторобот парней, а третий раз возле Костика. Все, что мне открылось, не могло оставить меня равнодушной. На брата напали не случайно. Тем ребятам был нужен именно Костя. Но думать об этом сейчас было невозможно, так как началось самое неприятное: организм дал сбой.
      И теперь мне требовались все силы и все самообладание, чтобы справиться с приступом. Он похож был чем-то на эпилепсию. Меня трясло мелкой дрожью, потом, как правило, сильно болела голова и текла кровь из носа, иногда я ненадолго теряла сознание. В детстве, когда такое впервые случилось со мной, мы с Костиком жутко перепугались. Он даже хотел всё рассказать отцу, но тогда я быстро восстановилась. И мы решили, что буду пользоваться своими способностями осторожно и по возможности - редко.
      - Маша, что с вами? - Крельчиков озадаченно посмотрел в мою сторону, поворачивая ключ зажигания.
      - Болит голова, сильно - ответила я, - у вас есть что-нибудь от головной боли?
      - Увы, нет. Но можем заехать в аптеку, если нужно.
      - Да, нужно.
      Я не следила за дорогой. Почувствовала только, когда мы остановились, с усилием открыла глаза, порылась в карманах, достала несколько смятых купюр и протянула их следователю.
      - Пожалуйста, купите мне цитрамон и немного воды...
      - Хорошо, - Крельчиков не взял деньги, но довольно скоро вышел из машины.
      Вернулся он тоже, к счастью, быстро. Я выпила сразу две таблетки. Пока мы ехали, добавила к ним еще две.
      - И часто вы так лекарства пачками пьете?
      - Нет, только когда болит голова, - ответила ему, не открывая глаз.
      Прислушиваясь к себе, вскоре поняла, что лишь головной болью на этот раз не обойтись. Меня уже начал бить озноб, больше я не могла контролировать ситуацию, оставалось предупредить об этом Игната Витальевича, чтобы он не наделал глупостей.
      - Игнат Витальевич, п-паслуш-шайте м-меня... - начала было объяснять, но тут выяснилось, что не справлюсь.
      - Вам холодно? Что с вами?
      Я покачала головой и, порывшись в сумочке, нашла записную книжку, да нацарапала несколько слов: ' У меня приступ, от переутомления. Скоро все пройдет' Записку передала Крельчикову. В конце нее написала крупными буквами: 'В больницу НЕ НАДО!!!'
      Следователь свернул к обочине и, припарковавшись, спросил:
      - Что я должен делать?
      - Ничего. Просто будьте рядом.
      Озноб отпустил, и я вовремя успела подставить платок, потому что на этот раз кровь не просто капала из носа, она текла обильным потоком. Такого мне еще не приходилось видеть. Правда, через несколько мгновений кровь перестала течь.
      - Может, холодное приложить? - Игнат едва успевал подавать мне бумажные салфетки. И смотрел на меня с большим участием.
      - Нет, не нужно. Сейчас пройдет.
      - И всегда у вас так?
      - Да... - голова закружилась с новой силой, - не бойтесь, я сейчас отключусь на несколько мин...ут... - я не успела договорить, как словно бы провалилась в черную дыру.
      Через какое-то время очнулась в полной темноте и ощущении безопасности. Я находилась в чьем-то доме, лежала в постели на высокой подушке. Сил на то, чтобы подняться и осмотреться - не было, ровно, как и мыслей в голове. Мне очень хотелось спать и, завернувшись в уютное теплое одеяло, уснула, ни о чем не беспокоясь.
     
     
      Глава 9
     
      Мне не снились в эту ночь сны и не грезились никакие видения, но проснулась от странного ощущения: как будто кто-то смотрит на меня. Чувствовался чей-то пристальный взгляд. Я открыла глаза и поежилась, потому что в комнате больше никого не было. За окном только-только мерещился рассвет. Фонари еще не погасли и плавно раскачивались на ветру. Желтый их свет слегка заползал сквозь шторы и помогал мне - подсвечивал темные углы комнаты.
      Я села, подо мной тут же пискляво запела кровать, и еще раз обвела взглядом комнату: у окна - стол, там рядом комод, кресло...
      Кто же тогда на меня смотрел?
      Не опуская ноги на пол, поджала их под себя и попыталась сосредоточиться. Вновь почувствовала, что смотрят. И тут я увидела его: седовласый мужчина с волевым, довольно мужественным лицом. Словом этот снимок напомнил мне героя патриотических книг или еще с таким выражением лица были скульптуры мужчин-памятников героям Великой Отечественной Войны. Тем более, что он тоже был в военной форме и глядел на меня из широкой деревянной рамки: фотография висела на стене напротив кровати. Оттуда и шел этот тяжелый, цепляющий взгляд. Как можно спать в комнате, где висит такой портрет? Я некоторое время еще посидела так, в тишине, прислушиваясь к шуму ветра за окном и к своим ощущениям. Спать мне больше не хотелось. Я поняла, что Игнат Витальевич привез меня к кому-то из своих друзей или родственников, а, возможно, к родителям. Потому что вся комната была буквально пропитана прошлым. Сейчас квартиры другие. Это сложно объяснить, но я словно бы провалилась в другое время, застывшее в этой комнате. Какие-то смешные полосатые половики на полу, а по стенам висят ковры, да еще эта кровать с сеткой и железными спинками - такие уже не делают и довольно давно. К тому же на окне узорчатые шторы и цветок алоэ. Все это никак не связывалось у меня со следователем генеральной прокуратуры. Ходики на стене рядом с портретом качали маятником. Стрелки показывали половину шестого.
      Я потянулась и спустилась на пол. Отметила про себя, что Игнат меня не раздел. Только снял куртку и сапожки. Странно, но беспокойства по этому поводу не было никакого. Отчего-то испытывала доверие к этому человеку и чувствовала себя в этом доме так, словно бы всегда тут жила, или, по крайней мере, была здесь частой гостьей. Дом принял меня, отнесся как к своей. Довольно приятное чувство, хоть пока и непонятное до конца.
      В детстве я иногда бывала в гостях у родственников отца или его друзей, но там всегда чувствовала себя не в своей тарелке: запахи раздражали, кровать казалась жесткой, одеяло - холодным, а дом - чужим. Сейчас впервые испытывала нечто другое.
      Будто бы притянутая к портрету, сделала несколько шагов к нему и замерла, разглядывая лицо незнакомца. В нем слегка улавливались черты Игната.
      - Это отец, - услышала вдруг голос за своей спиной и вздрогнула, едва не вскрикнув.
      Крельчиков неслышно подошел ко мне, а я и не заметила, поглощенная в свои мысли. Сегодня он был не в костюме, а в светлых спортивных штанах и футболке, под которой были виден рельеф его мышц на руках и груди. Я слегка смутилась тем, что нахожусь наедине с таким мужчиной и ляпнула первую, попавшую на язык, глупость:
      - Красивый у вас отец...
      - Красота - это не главное для мужчины. Он бы огорчился такому комплименту...
      - О... - смутилась я, - Я не это хотела сказать. У него лицо такое... необычное... не знаю, как правильно сказать и этот взгляд... как будто он многое прошел, многое знает...
      - Да. Он многое знал, и многое испытал в своей жизни, как и мама... - Игнат вздохнул и отвел взгляд, - его больше с нами нет. Вот только этот портрет и остался - память.
      - Простите...
      - Ничего, - Игнат будто стряхнул с себя воспоминания, откинул волосы со лба и пристально посмотрел на меня. В эту минуту он повторил взгляд своего отца, я даже слегка поежилась. Настолько сильным было между ними сходство. - Как вы себя чувствуете?
      - Неплохо. Спасибо, что не отвезли меня в больницу. Сильно я вас напугала?
      - Есть такое дело - напугали, но не сильно. Вы же предупредили меня. Вот и привез вас к себе. В гостиницу вряд ли пустили бы постояльца в глубоко обморочном состоянии, - он слегка улыбнулся, - Есть хотите?
      - Не отказалась бы, - улыбнулась в ответ, - А кто тут еще живет?
      - Сейчас никого. Мама уехала к своей подруге, вернется через пару дней... попросила меня за цветами присмотреть, - Игнат вновь посмотрел на меня, затем слегка поправил портрет на стене, - Как вам спалось?
      - Хорошо спалось, спасибо, - я пригладила волосы, думая о том, что выгляжу сейчас, скорее всего, не лучшим образом и продолжила расспросы. Мне хотелось узнать о следователе побольше, - Так это не ваша квартира?
      - Нет, не моя. Родителей. Но я люблю здесь бывать. Здесь я чувствую покой. Иногда нужно отдыхать от суеты.
      - Я понимаю. И как к этому относится ваша жена?
      - Никак. У меня нет жены...
      - О, извините... с ней что-то случилось или...
      - Нет, ничего не случилось. Просто мы не сошлись характерами. Так бывает, - разоткровенничался вдруг Игнат Витальевич и даже слегка помолодел. Наверное, я не угадала его возраст. Седина на висках может быть ведь и у довольно молодых людей. Тогда я об этом как-то не полумала. Сейчас следователь мне не казался таким уж взрослым, - Какой женщине захочется делить мужа с его работой? Мы с ней и двух лет не прожили вместе, поэтому не стоит сожалеть. Я даже думаю, что это к лучшему. Никто не проверяет: во сколько я вернулся и во сколько ушел... да и вернулся ли... И скандалов нет. А это почти счастье.
      - Вы, наверное, бабник?
      - Кто? Я?! Я бабник?! - Игнат странно так на меня посмотрел и возмущенно развел руками, потом вдруг хохотнул, - Да, я бабник. Тут вы в корень смотрите. Что верно, то верно.
      - Так я и подумала. Идемте, я приготовлю завтрак, а то мы к Костику опоздаем, - спохватилась я, - Где тут у вас кухня?
      - Вы умеете готовить? - удивился Игнат.
      И хотелось бы сказать, что умею, но не рискнула врать. А то еще попросит, вот тогда и лопухнусь по полной. А не хотелось бы портить о себе впечатление. Поэтому чистосердечно призналась:
      - Нет, готовить не умею. Но кофе могу сварить. Это мне по силам.
      - Ясно, - скептический взгляд, - Идите-ка лучше умойтесь, а завтрак я сам приготовлю.
      Да, хорошо, что мы не включали в комнате свет и беседовали с Крельчиковым в полумраке. Иначе его мог хватить сердечный удар от моей красоты. Вид у меня был еще тот. Не смытая с вечера косметика раскрасила лицо не хуже, чем у индейца, особенно впечатляли черные круги от туши под глазами. Воронье гнездо на голове тоже изрядно повеселило. Я хихикнула и принялась приводить себя в человеческий вид. Когда умылась и причесалась, то осмелилась выглянуть в коридор и в прихожей нашла свою сумку. Еще пять минут заняла на наведение марафета: слегка подкрасила глаза и вышла к Ингату.
      Он ждал меня с двумя дымящими чашками кофе и, к моему удивлению, со свежеиспеченными сырниками.
      - Прошу к столу! - любезно предложил следователь,будто заправский официант, и естественно я не смогла удержать восхищенный возглас.
      - Боже! Да вы отличный кулинар! Как все пахнет! - я накинулась на сырники, будто впервые в жизни их увидела. Оказывается, у меня имелся зверский аппетит.
      - Вкусно? - спросил Игнат, подкладывая мне в тарелку еще пару сырников.
      - М-мм... божественно! - проворковала в ответ с набитым ртом.
      Увидел бы меня Костя, сгорел бы за сестру со стыда, но я не могла удержаться - лопала за обе щеки. Как верблюд, ела впрок. Вдруг в течение дня не получится пообедать, да мало ли!
      Кофе тоже получился необыкновенно вкусным. И тут уж ловила каждый глоток и жмурилась, как кошка. Кофе я всегда пила медленно.
      - Да, вы любитель, - усмехнулся Крельчиков, заметив моё отношение к этому напитку.
      - Не угадали, я ценитель! Почти гурман.
      - Да-а, скромность явно вам не к лицу! - улыбнулся он Костиной ухмылкой.
      Был бы это брат, тотчас получил бы от меня пинок, да что-нибудь едкое в ответ.
      Но от чужого человека услышать такую 'похвалу' оказалось довольно неприятным, и я смутилась. За это утро уже не в первый раз. И почему он так со мной себя ведет? Сколько себя помнила, редко мне приходилось чего бы то ни было стыдиться. С Костиком мы вообще часто были на равных. Отец редко мне уделял внимание на столько, чтобы в чем-то меня упрекать. Тетя Шура всегда довольно снисходительно мне все объясняла и я даже, когда чувствовала вину за содеянное не долго мучилась угрызениями совести. С Игнатом впервые испытывала неловкость, стыд и хотелось показаться лучше, чем являлась на самом деле, да не умела лукавить. Вот и краснела, как мак на лугу.
      После завтрака засобирались к Косте. Игнат обмолвился, что ночью все было спокойно, никто к брату, кроме Катерины, не заходил. Это радовало, но я вновь вернулась к размышлениям о том, что узнала вчера.
      Кто такой этот Серый Князь, на которого ссылались парни и просили передать от него привет нашему отцу? Бред какой-то. Странный, непонятный бред. Или я чего-то не знаю, или наш отец что-то натворил по молодости. Потому что вряд ли у профессора Вишнякова имелись криминальные друзья. Хотя... не так уж хорошо мы с Костиком знаем нашего отца. Если припомнить все время, что он провел с нами, вряд ли наберется за всю мою жизнь больше двух лет.
      - Маша, что с вами? - вскинула глаза на Игната, он держал меня за руку и даже слегка потормошил за плечо. Мы вышли с ним уже из подъезда и шли по направлению к автостоянке, когда я словно бы отключилась от окружающей действительности, перебирая в мыслях все, о чем хотелось подумать, но пока не нашлось на это времени.
      - Так, ничего, слегка задумалась.
      - И о чем?
      - О том, что надо где-то жить и еще мне нужно-таки снять деньги. Сегодня ведь предстоит заплатить за Костика.
      - Во сколько у вас встреча с вымогателями?
      - В девять.
      - Тогда вначале мы с вами заедем и снимем деньги, потом я отвезу вас к брату, а после попробуем поймать ваших обидчиков с поличным, - Игнат, прищурившись, окинул меня взглядом, - Ну, а пожить пока можете здесь, я маму предупрежу, думаю, она не будет против.
      - Спасибо, но... я лучше в гостиницу...
      - У вас лишние деньги есть? - Игнат строго посмотрел мне в глаза, пришлось отвести взгляд и согласиться с ним.
      - Нет.
      - Тогда, делайте, как я говорю. Ваш брат пробудет в больнице еще как минимум дней пять, пока швы снимут, пока выпишут, а мне все равно нужно, чтобы кто-то приглядывал за квартирой. Самому сюда мотаться каждый день - не всегда выходит, а так - поможете мне. Ну, так что, по рукам?
      - По рукам, - пришлось уступить его напору.
      - Ну вот и отлично! Едем? - Крельчиков распахнул мне дверцу своего "Ниссана" и, вздохнув, я вновь оказалась в салоне его автомобиля. День предстоял быть нелегким, не стоило его портить с самого начала. Вот поживу денечек, другой у него, а потом видно будет. Так рассудила и решила об этом больше не думать.
      Ровно в семь мы подъехали к больнице, и Катерина провела меня к брату. Костик выглядел чуть лучше, чем прошлым вечером. Это вселяло надежду на то, что он скоро поправится. Переговорив с ним, я вышла к Крельчикову в приподнятом настроении. Поскольку братик заверил меня, что чувствует себя совсем неплохо и что, как только станет на ноги, уедем домой. Больше он здесь ничего выяснять не будет. А вот расспросить отца предстоит о многом.
      В этом я была с братом солидарна. Посетовала ему на то, что телефон до сих пор не зарядила, так как вещи все еще в камере хранения, собиралась за ними заехать после больницы.
      - Только не забудь зарядить, может, придется позвонить тебе... и чтобы ты была на связи, Машка. Я ж волнуюсь за тебя. Не пропадай, хорошо?
      - Да, Кость, конечно. Я сама буду в больницу звонить, а вечером еще зайду, принесу тебе что-нибудь вкусненькое. Денежки сняла. Теперь все будет хорошо.
      - Надеюсь, - угрюмо вздохнул брат. - Смотри только, глупостей без меня никаких не наделай.
      - Не, ну что ты? За кого ты меня принимаешь? Глупости мы ж только вместе с тобой делаем. А по отдельности ни-ни! - состроила покорную рожицу, чем слегка развесели Костю.
      - Иди, уже! Хулиганка, - подтолкнул он меня к двери, - Вечером жду!
      Игнат Витальевич о чем-то беседовал со своим человеком, а потом повернулся и уверенно направился в мою сторону. В деловом костюме, он вновь казался строгим и довольно взрослым, не таким, как утром. Это, конечно, понятно, профессия такая. Нужно соответствовать, да все-таки перед таким следователем я немного робела. Один лишь его взгляд из-под сдвинутых бровей чего стоил.
      - Маша, я предлагаю вам пока побыть здесь, далеко от больницы не отходите. Я отъеду на часок, нужно кое-что уладить. Когда увидите тех парней, скажите Катерине. Она знает, что делать и ничего не бойтесь. Передайте им деньги и возвращайтесь в больницу. Остальное мы уладим сами. Договорились?
      - Да.
      - Вам все понятно, Маша? Вопросы есть какие-нибудь?
      - Нет. Я все поняла: отдам конверт и вернусь в больницу.
      - Хорошо, - и тут Крельчиков сделал нечто неожиданное. Он взял меня за руку и, перебирая мои пальцы в своих, вдруг попросил, - Маша, пообещайте только, что все пройдет так, как надо. Пообещайте, что сделаете все так, как мы с вами договаривались.
      - Да, конечно. Как договаривались, - уверенно проговорила я, не отводя взгляда от его рук, от больших мужских ладоней, которые дарили мне сейчас свою заботу и тепло.
      Впервые испытывала какой-то трепет, похожий на щенячий восторг от обычного казалось бы рукопожатия. Не хотелось, чтобы он меня отпускал, но мгновение - и вот Игнат Витальевич уже на последней ступеньке лестницы. А я все так же стою, как дура, и смотрю ему вслед.
      Как оказалось, беспокоился Игнат Витальевич зря. Не пришли мои вымогатели ни в девять, ни полдесятого, ни даже в одиннадцать. Почему - не знаю. Но в этот день они так и не появились. В двенадцать - ушла из больницы. Нужно было уладить свои дела. Я съездила на вокзал за вещами, потом завезла их на квартиру матери Крельчикова, по пути заехала в магазин, купила продукты: молоко, хлеб, сосиски, апельсины для Костика, пельмени и пару подкопченных куриных бедер. Как говориться: голодному человеку лучше не входить в магазин, иначе скупит все что увидит, а потом будет ломать голову: зачем купил?!
      Так случилось и со мной. Взяла много, потом оказалось, что в холодильнике и так все забито, пришлось мои покупки буквально вталкивать внутрь, насильно захлопывая дверцу, чтобы не выпало.
      После обеда ко мне заехал Игнат на чашечку чая. До чего же смешным было его лицо, когда он полез в холодильник за маслом, а на него оттуда выпрыгнули мои сосиски и повисли на шее. Следователь повернулся ко мне со странным выражением в глазах.
      - Мария, вы смерти моей хотите? - взревел Крельчиков, а я уже хохотала в голос, рассматривая его длинные мясные бусы.
      - А-а вам о-очень и-идет, - хихикала я, зажимая рот руками.
      - Неужели? Чего-то не припомню, чтобы я нанимался в лагерь папуасов главным шаманом. Может, стоит попробовать?
      - А что? Хорошая идея, - поддержала я разговор, увертываясь от запущенного в меня полотенца.
      - Нет, я впервые в жизни чуть инфаркт не заработал и где: на кухне, возле холодильника! А ей - смешно! - он стянул с себя сосиски и всунул мне их в руки, - вот вам орудие убийства, а сейчас откройте этот шкаф сами и достаньте мне оттуда джем.
      - А вы что? Боитесь?
      - Ну как вам сказать, - он почесал затылок, - опасаюсь. Я нервный, могу пистолет выхватить, начать стрельбу. Вдруг у вас там еще сюрпризы есть?
      Сюрпризов больше не было. И мы с удовольствием перекусили отварными сосисками, чаем с маслом, джемом и печеньем. Проводив Игната Витальевича, я приготовила Косте курицу, порезала немного хлеба и взяла еще апельсины. Больничная еда вряд ли лучше домашней и хотя кулинар из меня никакой, но кое-что отварить все-таки могу. Я навестила Костю, а после уже будучи вновь в доме Крельчикова решила немного расслабиться и посмотреть телевизор. Он был стареньким и неважно показывал. Переключая каналы, я вышла на какую-то мелодраму и решила немного посмотреть. Сходила на кухню за стаканом молока и, пока возвращалась, в дверь позвонили.
      - Кто там? - спросила, но ответ не расслышала.
      Затрезвонили еще раз. Вновь мой вопрос остался без ответа. Я решила не открывать, когда из-за двери пробасили:
      - Вам телеграмма, распишитесь.
      Я открыла дверь и встретилась нос к носу с одним из парней со скорой помощи. Тот, который назвался Сергеем, хищно улыбнулся и заслонил собой проход на лестничную клетку. Я растерялась и даже забыла о том, что могу закричать, позвать на помощь. Стояла и тупо моргала, пропуская незваного гостя в чужую квартиру.
      - Ну, привет, красавица, - недобро хмыкнул он, - Собирайся, поедешь со мной.
      - К-куда? Я никуда не поеду...
      - Платить по счетам, детка, - Сергей поймал меня за руку и резко дернул к себе, а потом ударил чем-то по шее.
      Я вскрикнула и потеряла сознание.
      ---
      Сергей полдня наблюдал за девушкой с которой так необдуманно назначил рандеву. То, что она сдала его брата милиции стало сразу понятным. Пацана удалось запугать и спрятать, теперь он не высунется, его друзей тоже слегка припугнул. С напарником у них всегда имелись пути к отступлению. Не пойманный не вор, а наговорить можно с три короба. Так что - выкрутятся, не в первый раз.
      Теперь пришла очередь этой девчонки. Вот ведь дура. Молчала бы, так глядишь и обошлось бы малой кровью. Кроме того, что малышню пришлось срочно спасать, так еще и сам чуть не угодил в лапы к следакам. Князь, конечно, тот еще гад, но против него не попрешь. Силы слишком неравные. Выслушав Сергея, он лишь усмехнулся и велел проследить за девчонкой, а вечером попросил привезти её к нему.
      - Зачем? - удивился Сергей.
      - Не твоего ума дело. И смотри мне, чтобы ни одна волосинка с её головы не упала. Братом мне за нее отвечаешь!
      Ну что же братом, так братом. Сергей понятливый: меньше знать, значит, крепче спать. Эту науку запомнил еще школьником. Едва стемнело, он позвонил в квартиру. Похищение заняло не больше десяти минут. Оставалось передать девчонку Князю и умыть руки. Свое дело Сергей сделал, следов не оставил, а остальное - не его забота.
     
     
      Глава 10
     
      Очнулась я на больничной койке. Попробовала встать - не вышло. Запястья мои оказались крепко стиснутыми какими-то жгутами. Ноги тоже сдерживали крепкие кожаные ремни, перекинутые через тонкую белую простынь, под которой я похоже лежала в каком-то больничном балахоне. Точно - не обнаженная, а вот привычных вещей - теплых и удобных - на мне не было.
      Больница эта какая-то странная. Рядом ни врачей, ни пациентов, причем я точно знаю, что не собиралась ложиться на обследование, и ни с какими специалистами, вроде как, не договаривалась о встрече.
      'Где я? Почему я здесь? Что со мной случилось?' - эти мысли бились в моей голове и шли по замкнутому кругу.
      В ушах слегка шумело. Я отчего-то совсем не могла вспомнить хронологию недавних событий. Рядом с моей кроватью на тумбочке лежали медицинские инструменты. При одном только взгляде на них кровь стыла в моих жилах, а сердце заходилось в бешеном ритме. Мне страшно. Очень-очень страшно и холодно. Постепенно накатывала паника, и тут послышались гулкие шаги по коридору. Тяжелые, чужие, неизвестные мне, но отчего-то наводившие своим приближением еще больший ужас.
      Я зажмурилась. Постаралась выровнять дыхание, но не выходило. Оно сбивалось, а к горлу подкатил комок вот-вот готовый вырваться всхлипываниями и рыданиями.
      Кто-то вошел в палату. Зажегся яркий свет, из-за которого невозможно было открыть глаза.
      Я почувствовала, что мне закатали рукав справа и по руке провели чем-то мокрым и холодным. Потом у меня взяли из вены кровь, мне удалось-таки слегка подсмотреть за действиями странного доктора. Почему странного? Сложно сказать. Он был невысокого роста, коренастый, лысоватый, круглоголовый. Его лицо почти полностью скрывалось за медицинскую маску, а желтые глаза с огромными зрачками, казалось, смотрели глубоко в себя. Я слегка поморщилась, когда он вынул из моей вены иглу, чем привлекла к себе внимание.
      - Потерпи, девочка... - хрипло нараспев сказал он, - спи...
      И я послушно закрыла глаза, проваливаясь в глубокий сон без сновидений.
      Время от времени мое беспамятство прерывалось раздражающими сознание звуками или запахами. Не часто удавалось открыть глаза, но тогда я хоть видела, что меня куда-то везут по длинным узким коридорам. Иногда мне нестерпимо хотелось пить, да, порой, мое тело испытывало невероятный холод и сотрясалось мелкой противной дрожью, не в силах обрести тепло. После - вновь беспросветная тьма вокруг и пустота, и ни единой мысли.
      Кажется, я не жила весь этот период, не существовала, меня просто не было. Однажды мои закрытые веки раздразнил льющий откуда-то сверху свет. Пришло понимание, что лежу в кровати и захотелось осмотреться, открыть глаза, понять, наконец, что происходит вокруг меня. Смогла оглядеться: комната вся белая, с потолка сиротливо свешивается вниз большая лампа без абажура, на одном проводе. Она слегка покачивается. Стена напротив меня с широким квадратным выключателем и белой широкой дверью, в которой - небольшое круглое окошечко. Чтобы заглянуть в него мне нужно бы подняться на цыпочки, потому что оно находилось, как мне казалось, слишком высоко. Свет который втекал в комнату через уличное окно тоже - не достать, почти под потолок уходило это узкое отверстие, через которое вряд ли мог бы кто-то пролезть, кроме кошки.
      'Где я? Кто я? Что это за комната: больница? Тюрьма?' - голова слегка закружилась от нахлынувших вдруг вопросов.
      Я попробовала подняться - не вышло. Сильная слабость сковала собой все тело. Теперь меня не сдерживали никакие веревки, это стало не нужным. Мои руки и ноги, как неподвижные плети - не подчинялись мне, силы в них совсем не осталось.
      'Кто я? Кто я? КТО?!! Почему не помню...' - я попробовала дотянуться рукой до своего лица, чтобы хотя бы на ощупь вспомнить себя. С большим усилием удалось проделать такое, казалось бы, простое движение: ладошка моя была сухой, кожа почти синяя, на локтевом сгибе множество мелких бурых пятен - следы от иглы. Желтые ногти на пальцах - гнулись и выглядели хрупкими, губы мои были потрескавшимися, лицо с острыми скулами и прямым носом, лоб - шершавый, но гладкий, без морщин. За правым ухом я нащупала какой-то прыщик, а волос на голове не было, совсем...
      Ужаснувшись этому открытию, я беззвучно заплакала. В этот момент распахнулась дверь и в её проеме, прищурившись, показалась дородная тетка без возраста. Она окинула меня взглядом, тяжело вздохнула и заволокла за собой ведро с дымящейся в нем водой и громыхнула об пол железным тазом. То, что последовало после, привело меня в шок, а быть может именно это и вывело меня из сонливости. Было и стыдно, и горько, и неловко от того, что эта здоровенная тетка моет меня, как младенца. Слегка ворчит, натирая мне жесткой мочалкой спину, моет голову, потом закутывает меня в большое грубое полотенце, наспех вытирает и укладывает в чистую постель, которую успевает поменять почти одним движением.
      - Ну, все, красавица, готово. Сейчас поспи... все легче чистой-то, приятнее... - кряхтя она наклонилась, собрала с пола грязные вещи и вынесла их в коридор. После вернулась за тазом и ведром, а я все это время пыталась произнести один вопрос, но язык будто ватный, отказывался мне подчиняться, и все-таки кое-как смогла промямлить почти ей вслед:
      - Г-где я?
      Тетка как-то дернулась и обернулась ко мне с застывшим ужасом в глазах:
      - В психушке, - произнесла она, едва раскрывая рот, - А ты чего это? Отошла что ли? От лекарства? Я, я сейчас, ты потерпи.... Сейчас все будет хорошо... Я только за Пал Палычем сбегаю...
      - Не надо...
      Но кто бы меня стал слушать? Тетка исчезла за дверью, а я устало прикрыла глаза. Возможно, навалившаяся так вовремя усталость и спасла меня от новой порции неизвестного мне лекарства. Вернувшуюся тетку и доктора я слышала, но уже не реагировала: ни на их вопросы, ни на их действия. Он сказал ей, что это маловероятно, доза была приличной и повторять её опасно для моей жизни. Поэтому, они будут наблюдать...
      Мне было почти все равно, даже если бы он вновь мне поставил что-то из своих сильных препаратов. Хотелось просто спать и ни о чем не думать. К счастью, мой мозг наконец-то ожил, и через какое-то время выдал мне имя: 'Маша'. Теперь я знала, как меня зовут, а это на тот момент казалось самым важным.
     
      ---
      Мария исчезла как-то очень внезапно. Игнат Витальевич приехал к ней утром следующего дня, долго звонил в квартиру, потом открыл своим ключом. Настороженно прошел внутрь - никого. Он обошел все комнаты, убедился, что ни Марии, ни её вещей здесь, как и не было. Странно. Девушка словно сквозь землю провалилась. Ни записки, ничего не оставила после себя, даже посуду помыла, убрала все по местам. Но что его, опытного следователя, насторожило: абсолютная стерильность. Будто бы девушка уходя унесла собой все воспоминая, все, что могло о ней напомнить, даже не оставила отпечатков пальцев ни на пульте от телевизора, ни на входной двери. Вот это-то и показалось более, чем странным. Игнат поспешил в больницу, к Константину, но брат ничего не знал о том, где может быть в данную минуту его сестра. То, что Маша не могла без него уехать - это было ясным, как день. И, тем не менее, Игнат проверил на вокзале - билет она не покупала.
      Костя всполошился не на шутку: на телефонные звонки Маша - не отвечала. В сотый раз он повторял ответ на вопрос следователя - никого они в этом городе не знают, родственников здесь - нет.
      Спустя два дня нашли Машины вещи в мусорном контейнере в другой черте города. Сумочка, документы, сотовый телефон и её курточка - вот, что осталось на память от Марии Вишняковой.
      Игнат чуть душу не вытряс из того бомжа, который сообщил о своих находках в милицию, за вознаграждение. Именно таким было объявление, которое до этого, почти не надеясь на успех, прокрутили по телевизору несколько раз о пропаже девушки и о том, во что она была одета в тот день. Бомж ничего вразумительно рассказать не смог. Нашел, дескать, принес и будьте благодарны.
      Сюрпризы начались днем позже. В отделение милиции пришла рассерженная девушка, которая заявила, что её зовут Марией Вишняковой и, что она никуда не терялась. Когда об этом сообщили Игнату Витальевичу, он слегка опешил и решил лично встретиться с этой особой. Девушка оказалась полностью идентичной по паспортным данным с потерянной Машей. Внешне они тоже оказались довольно похожими и одного года рождения. Переговорив с этой девушкой и извинившись за беспокойство, Игнат вновь навестил Константина.
      Вишняков шел на поправку, через день, другой его должны были выписать. Он встретил следователя хмурым взглядом, а, поздоровавшись, спросил о том, что тревожило больше всего:
      - Машу нашли?
      - Нет, - угрюмо ответил Крельчиков, присаживаясь у постели больного. - Не нашли, но произошло довольно интересное событие. К нам пришла другая Вишнякова Мария...
      Костя дернулся и как-то весь напрягся:
      - Что это значит?
      - Я и сам бы хотел это выяснить. Скажите, вам действительно больше ничего не известно? Вы ничего от меня не скрываете?
      - Нет. Не скрываю. - Константин потупил взгляд, - А тех мужиков со скорой вы задержали? Они что говорят?
      - Да ничего собственно не говорят... - Игнат вздохнул, устало потер переносицу, - говорят, что ничего у девушки не просили, что сама им деньги предложила, собственно без Марии их на чистую воду не вывести, так что... сами понимаете: не пойманный - не вор. Вот если бы вы вспомнили, хоть что-то, что могло бы нам помочь...
      - А тот бомж, он где Машины вещи нашел?
      - Почти за городом. А что?
      - А там... - Костя взъерошил волосы и слегка подался вперед, - А там никакой больницы рядом нет?
      - Больницы? - удивился следователь, - Это можно выяснить. А почему именно больницы?
      - Понимаете, - Костя вздохнул, - Если Машку похитили, то скорее всего с одной целью: досадить нашему отцу. Он ученый и...
      - И?..
      Через полчаса Игнат Витальевич получил довольно подробную информацию о том, чем занимался профессор Вишняков. Генная инженерия, изучение ДНК, возможно, имели место опыты по выращиванию живых клеток, опыты на стволовых клетках, выращивание микроорганизмов.
      - Но все это в прошлом. Отец давно из практика превратился в теоретика и уже больше пятнадцати лет преподает в университете... но, наверное, раньше что-то сделал не так и теперь есть некто, кто ему мстит.
      - Мстит? Очень интересно, - протянул Крельчиков, весь превращаясь в слух, - А нельзя ли слегка поподробнее об этом?
      И тут Константин рассказал о предупреждении, которое получил от напавших на него подростков.
      - И почему же вы раньше молчали?
      - Хотел вначале сам все узнать у отца, - выдавил из себя Костя, - Я же не думал, что...
      Крельчиков так на него глянул, что Вишняков лишь качнул головой и ничего больше не сказал. Его можно было понять, конечно, сор из избы кому хочется выносить, тем более о родном отце. Коснись Игната, он тоже вначале бы постарался сам поговорить с батей, все выяснить и уж потом действовать по обстоятельствам. Но сейчас от любого промедления могла пострадать Маша. А ведь прошло уже больше двух суток. Где она? Что с ней? Кто виновен в этом деле - оставалось еще только выяснить. И хотя Игнат всячески гнал от себя тяжелые мысли, был почти уверен в том, что девушка в эту самую минуту может быть мертва. Действовали похитители не по обычному плану, о выкупе не заикались, с родственниками никак не связывались, и это тревожило больше всего. Значит, их не интересовали деньги. Что тогда им было нужно? Что?
      - Как можно связаться с вашим отцом?
      Костя дал телефон отца, да вот только дозвониться до того оказалось невозможным. Профессор не брал трубку. Пришлось действовать самостоятельно. Игнат попросил своих людей разыскать ему телефон гостиницы, где остановился Машин отец. Пока выясняли и дозванивались, выяснилось, что, действительно, возле тех мусорных баков, где были обнаружены вещи девушки, неподалеку находилась психиатрическая больница.
      Не долго раздумывая Крельчиков решил навестить с обыском это заведение. Машу нужно было искать по горячим следам иначе могло оказаться - поздно!
      ---
      Каждый мой день тянулся до невозможности долго. За мной наблюдали, иногда я чувствовала чужое присутствие, кроме того ко мне время от времени заходила уже знакомая тетка, которая убирала, мыла и вновь покидала комнату, почти ничего не произнося вслух. Я делала вид, что сплю. Доктор тоже не мог от меня ничего добиться. Смотрел, задавал вопросы в основном касающиеся моего самочувствия, и уходил. Меня не кормили, совсем. Только приносили какое-то питье и ставили раз в сутки капельницу с витаминами для поддержания во мне хоть какой-то жизни. Ночами я стала делать зарядку. Хотела привести мышцы в тонус и, спустя неделю, мне удалось впервые самостоятельно сделать несколько шагов до двери и обратно. Но радоваться такому успеху было рано. Слабость никуда не ушла. Часто задавалась вопросом: почему меня здесь держат? Что им нужно? Не проще ли было бы от меня избавиться? Я, ведь, как растение, даже не ем, только пью, и пользы от меня никакой нет.
      'Мало знать себе цену - надо еще пользоваться спросом' - Жванецкий и здесь был со мной. Я постепенно оживала, и его афоризмы вертелись в голове, давая силы жить и думать. К сожалению, цену себе я не знала, да и не была уверена в спросе. Пока однажды не услышала возле себя странный разговор. Думая, что сплю или нахожусь в полной отключке, двое вели неспешную беседу, рассуждая о том, что делать со мной дальше. Не стесняясь объекта своего обсуждения, они посвятили меня в курс событий.
      - Долго она не протянет на одних витаминах...
      - Это не наша с тобой забота. Нужно поддерживать до тех пор, пока она может давать им материал. Ты же слышал, новый образец снова не выжил, нужны еще её клетки.
      - Да ты только посмотри на нее!.. Она сама скоро станет, как клетка. Высохла вся, только кости да кожа, - кто-то вздохнул, - Может, подкормили бы слегка, она и протянула бы подольше...
      - Не твое дело. Им не нужно подольше. Возьмут с нее столько, сколько смогут, а потом другую привезут. Их же много, материал надо использовать, пока клетки не старые. Идем, надо еще к одной девочке зайти. У той вроде отец объявился, скоро будем выписывать.
      "Отец" - это слово всколыхнуло воспоминание о моей семье. Папка, Костик, как они там без меня?.. Сердце сжалось от тоски и я вдруг поняла, что отчаянно хочу жить. Надо выбраться отсюда и поскорее. Но как это часто бывает: "Хочешь всего и сразу, а получаешь ничего и постепенно" - сатирик прав, как это не горько было признавать. Самостоятельно мне эти стены - не покинуть. Наверняка меня искали, да, как видно, не нашли. Сколько я тут торчу? Месяц, два? Год? Что с моими родными за это время могло произойти? Они отчаялись? Потеряли надежду? Похоронили меня? Забыли? Ой, какие горькие мысли пришли ко мне. Я не хотела умирать и не хотела быть материалом для каких-то опытов. По какому такому праву меня лишали самого дорого на свете? Кто эти некто в белых халатах? По какому праву они убивают меня?! Упрятали меня в психиатрическую клинику без видимых на то причин, поскольку в тех кусочках моей памяти, которые всплывали сейчас и постепенно заполняли собой пустоту, я жила нормальной жизнью, обычной. И не могла, как не пыталась, вспомнить, хоть что-нибудь послужившего причиной моего пребывания здесь.
      Когда в очередной раз ко мне пришла тетка-уборщица, я словно бы случайно задела её рукой и увидела то, что стало моим шансом к выживанию.
      - Тебе нужно купить мумие, поить сына три раза в день и втирать теплым компрессом в поясницу... - сказала я на одном дыхании.
      У тетки глаза полезли наверх от моих слов и она, тяжело вздохнув, пробормотала:
      - Я попробую.
      Через два дня уборщица зашла ко мне в весьма приподнятом настроении. Она все так же возила мокрой тряпкой у меня под кроватью, когда прошептала:
      - Спасибо тебе, красавица. Ожил мой мальчик, легче ему...
      - Помоги мне, - я открыла глаза, и наши взгляды на миг встретились, - Я хочу жить.
     
     
      Глава 11
     
      Пусть лучше над тобой смеются, чем плачут.
      М.Жванецкий
     
      Никогда раньше я не думала о том, что приятнее всего на свете - это иметь возможность самостоятельно передвигаться, есть, спать, дышать. Когда ты с детства умеешь делать то, что дает тебе жизнь, то не приходится думать о том: как поднять ногу или как сжать пальцы, чтобы удержать в них ложку. И не приходится задумываться об очень многом, когда твоя жизнь проходит естественно и безоблачно. Полина - добрая, хотя слегка и грубоватая женщина, приютила меня у себя и помогала мне терпеливо изо дня в день становиться человеком в прямом смысле этого слова, поскольку тем, чем являлась первое время её подопечная к божьему созданию вряд ли можно было отнести.
      Я не смотрелась в зеркало, каждый раз старалась опустить голову пониже, чтобы не встречаться с собственным отражением. Мне достаточно было того, что мои ноги и руки кардинально отличались от прежних, тех, которыми когда-то владела Мария Вишнякова. Постепенно я вспоминала о себе, но где находилась до того, как попала в психиатрическую больницу, и кто со мной проделал ТАКОЕ - пока оставалось загадкой. На этот счет не имелось никаких воспоминаний, будто бы у меня стерли этот промежуток времени. Первые дни вне стен моей палаты я не задавала никаких вопросов Полине, на это попросту не хватало сил. Почувствовав безопасность, мой организм решил отдохнуть. Я спала - сутки напролет и лишь на третий день смогла сказать своей спасительнице такое простое и такое трудное слово:
      - Спасибо.
      Она сидела возле меня на низенькой скамеечке и что-то помешивала в жестяной кружке, задумчиво покачиваясь взад-вперед. Услышав мой голос, женщина вздрогнула, и её глаза слегка увлажнились.
      - Ох, красавица моя, пришла в себя, - облегченно выдохнула она и слегка мне улыбнулась, - Значит, будем жить с тобой, правда?
      Я не ответила, лишь прикрыла глаза.
      Женщина, судя по звукам, как-то засуетилась, а потом напоила меня чем-то терпким, каким-то настоем. И стало понятным, что уже чувствовался на моих губах этот вкус. С трудом, сделав несколько глотков, я снова уснула, откинувшись на большую, совсем не больничную подушку. Утром следующего дня мы, наконец-то, познакомились с моей спасительницей.
      Проснувшись в полном одиночестве ранним утром, судя по свету за окном, я смогла оглядеться. Дом оказался небольшим, частным: две комнаты да маленькая кухня с побеленной печкой посередине. Никогда раньше не приходилось бывать в таких жилищах. Видела только по телевизору и в книгах: и половики на полу, и деревянные крашеные в коричневый цвет, должно быть - скрипящие под ногами, половицы. На стене, возле кровати, на которой спала, висел небольшой коврик с ярким орнаментом, на узком окне - желтые шторы, на подоконнике - какие-то разлапистые цветы. В комнате напротив тоже были ковры, а из кухни виделась только печка. На небольшом столике, возле моей кровати стояли часы-будильник и громко кряхтели. Именно так - "крях-крях", вместо обычного "тик-так". Я улыбнулась. Тут было уютно. Хорошо. И, конечно, с больницей - не сравнить.
      Неожиданно распахнулась входная дверь и, переступая через высокий порог, бочком вошла моя знакомая с дровами в руках. Протопав на кухню (оказалось, что половицы все-таки поскрипывают), она сложила дрова у печки и заглянула ко мне.
      - Не спишь? Вот и хорошо. Сейчас будем завтракать с тобой.
      Спустя некоторое время она вернулась ко мне с небольшой миской, в которой что-то дымилось. Я с некоторым опасением посмотрела на женщину, она тоже насторожено глянула в мою сторону.
      - Не знаю, как у нас с тобой сейчас все получится. Но, может быть, пару ложечек съешь?
      - Что это?
      - Куриный бульон, - присаживаясь рядом, ответила она, - Ты у меня уже четвертый день. На одних травах - не выздороветь. Давай попробуем?
      - Давай, - согласилась я, открывая рот.
      Первая ложка прошла хорошо. Я почувствовала тепло внутри себя и очень приятный вкус.
      - Ну, как ты? - обеспокоено спросила женщина, - Еще одну съешь?
      - Да.
      Проглотила еще одну ложку и почувствовала, что мой организм не против добавки.
      - Нет. Давай подождем. Если часика через три все будет хорошо, дам еще раз. Тебе надо кушать осторожно. У тебя, похоже, все внутри атрофировано. Не ела-то ты сколько? - она вздохнула, - Вот то-то и оно. Но ничего, раз оживаешь, я на ноги тебя поставлю. Вот увидишь, все будет хорошо.
      - Спасибо, - я вновь откинулась на подушку, на меня стала наваливаться дрема, вызывая зевоту.
      - Можешь поспать, а потом я хочу тебя вывести на воздух, погулять тебе бы...
      - Как вас зовут? - вновь спросила я, борясь с зевотой.
      - Полиной. А тебя?
      - Маша.
      - Ты поспи-поспи, Маша. Поговорить еще успеем. Главное, тебе сейчас сил набраться.
      Полина оказалась права, мне нужно было вернуть себя, свое тело, справиться со слабостью. То, что я на воле - это уже придавало мне силы для того, чтобы жить. Потрудиться еще предстояло много. Моя первая прогулка: я никогда её не забуду. Это словно бы заново рождаешься. Каждый шаг давался с трудом, особенно нелегко было переступить через порог, но я отказалась от помощи. Мне хотелось весь этот путь проделать самостоятельно. Своими ногами, пусть и обутыми в чужие сапоги. Едва выбралась на крыльцо, как силы едва не оставили меня, а в душе появился детский восторг, словно при ожидании праздника. Ветер накинулся сразу, он ерошил полы длинной куртки, наброшенной мне на плечи. Полина сказала - это сына. Парню её недавно исполнилось четырнадцать, и сейчас на осенних каникулах тот гостил у своей бабки. При виде меня, мальчишка слегка опешил, но пообещал матери никому не рассказывать об их странной гостье, больше похожей на скелет, или восставшую из ада, чем на обычную девушку.
      - Он сфотографировал тебя. Если надо будет потом, ты скажи. Может, в суде пригодится.
      - Он точно про меня никому не скажет? - закрались в душу сомнения, и страх слегка пробежал мурашками по спине. Я поплотнее закуталась в куртку, подставляя лицо прохладному ветру, ловила каждый глоток, будто впервые научилась дышать. Капюшон почти надвинутый на нос защищал меня от слишком яркого света. Наверное, с непривычки, мне показалось, что я слепну, поэтому время от времени зажмуривалась.
      - Нет, не скажет. Не бойся. Толик мой - парень хороший и слово держать умеет. Характер от отца достался. А вернется, так ты уже и на человека похожей станешь, - горько усмехнулась она. - Ну, пойдем в дом? Хватит на первый раз...
      - Подожди. Дай еще подышать, - попросила я, прикрывая глаза и наваливаясь на Полину спиной, - Немножко...
      - Дыши, дыши, Маша, - ответила она с характерным вздохом, придерживая меня за плечи.
      Домик её был на окраине, и двор выходил в сторону какой-то рощи. Вряд ли меня тут кто-то мог увидеть. Соседи, если бы появились, об этом известил бы пес. Сейчас он сидел внутри своей будки и давал о себе знать, слегка позванивая цепью, видимо поворачиваясь на бок. Я вновь открыла глаза, оглядывая двор. Снега еще не было, но деревья уже полностью освободились от своих золотистых одежд. Лишь на самом верху тонкой березы, раскачиваясь на ветру, висело два одиноких листа.
      - Вот как опадут, - проследила за моим взглядом Полина, - Так снег пойдет. Бабка моя еще меня учила - по последнему листу березы нужно ждать снега. Ни разу еще не обманула нас березка.
      - А какое сегодня число?
      - Двадцать пятое октября, а что?
      - Да, так... долго же я... - тут подступил комок к горлу и слезы сами по себе закапали из глаз.
      - Ну-ну, ничего... все пройдет, как говорил когда-то Соломон. Все пройдет, Маша,- Полина слегка встряхнула меня за плечи, - Пойдем-ка в дом.
      Силы ко мне возвращались. Я начала кушать, гулять и, хотя мне еще было очень больно - живот, порой, сводило спазмом и приходилось с помощью клизмы освобождать кишечник, но надежда на выздоровление крепла изо дня в день. Полина рассказала, как удалось вывести меня из больницы. От её рассказа стало жутко, и возникли новые вопросы. Ответы на них, увы, я не могла бы отыскать самостоятельно.
      Случилось все так: когда я попросила о помощи, Полина вначале опешила. Ведь она считала, что жить мне осталось неделю, другую, не больше. Изредка к ним в больницу привозили таких же пациенток. Те умирали, не приходя в сознание. Поэтому Поля видела, что и я не жилец
      - Все вы похожие, как одна: худые, лысые и с обожженным пищеводом. Вас нельзя было кормить обычным способом, только витамины и ставили, чтобы как-то поддержать. Со мной раньше ни одна не заговаривала. Жалко было смотреть, как из молодых девочек уходит жизнь. И не помочь ничем, дурехам. Травитесь, а потом только и остается вас хоронить. За три года ты шестая, и первый раз, когда меня напугала, я думала плохо тебе совсем и антибиотик не действует. Там же боль должна быть адской - внутренности все погоревшие, кислотой сожженные, - Полина покачала головой, - Я же не знала, потом случайно услышала. Пол в коридоре мыла, а у тебя двое - доктора, значит, беседуют. То, что опыты делали, я как услыхала, у меня аж сердце, поверишь ли, ходуном заходило и давление поднялось. А после, когда ты надоумила меня, как Толика лечить... я и сама хотела тебе помочь, не знала только как, а тут будто подсказал мне кто-то, свыше.
      Полина выбрала момент и подменила меня на умершую девушку в морге. Сама обрила той голову и положила на мою постель. А меня на несколько часов в морг положила, потом, когда машина пришла, чтобы отвезти усопших в похоронное бюро, она меня второй раз выкрала, а утром вынесла с собой в мусорном мешке. Полина жутко переволновалась, после этого двое суток от меня не отходила, больничный взяла на работе, боялась, что я умру. Поила травами, надеясь на чудо. К счастью, у нас получилось. Пусть еще не до конца, но сдаваться мы с ней не собирались.
      - Не для того я тебя у них утащила, чтобы тут у меня померла. О, нет, Машка! Ты у меня жить будешь! - повторяла она почти каждый день.
      И я старалась. Очень старалась её не подвести.
      ---
      Ближе к Новому году у меня слегка отросли волосы, да и тело стало более послушным, а синий цвет кожи незаметно превратился в бледно-розовый. И я рискнула посмотреться мельком в висевшее над умывальником зеркало. Немного задержалась взглядом на каштановых космах, чуть прикрывавших мочки моих ушей. Глаза на бледном тонком лице казались невероятно большими и удивленно моргали, рассматривая свое отражение: чуть впалые щеки, обветренные и слишком бледные почти синие губы. Собственно не так уж и страшно я смотрелась. Необычно, да. Но ничего отталкивающего и страшного - не заметила, было даже довольно любопытно познакомиться с новой Машей.
      - Привет, - сказала я отражению и слегка улыбнулась, продолжая утренний моцион: почистила зубы и умылась холодной водой. Горячую - тут приходилось специально греть на печке. Впрочем, я привыкла обходиться тем, что имелось. Полина выделила мне старые, слегка потертые вещи Толика. Мальчишка был выше меня почти на голову и довольно щуплым, но я по сравнению с ним вообще смотрелась дистрофиком, поэтому все его штаны и кофты болтались на мне, как на вешалке. Приходилось подвязывать их поясом, чтобы не спадали.
      Толик оказался довольно забавным, любознательным пареньком. Мы с ним как-то сразу подружились. Когда он приехал после каникул от бабушки, то первым делом постучался ко мне в комнату.
      - Здрасте, - сказал он, слегка смущаясь, - Меня Толиком звать, я тут возьму кое-что, не возражаете?
      - Не возражаю. Это же твоя комната, проходи, - дала я свое разрешение, наблюдая за тем, как паренек полез в верхний ящичек своего стола и долго там шарил, потом достал какую-то коробочку и, хмыкнув, убежал во двор.
      После оказалось, что у него там лежали фейерверки, и паренек решил их запустить во дворе в честь своего приезда. Хотя он сказал, что сделал это для меня. Потому что я выздоровела. Было приятно от такого признания.
      - А как вы узнали, что я болел? - в другой раз спросил он меня, когда делал вечером уроки, а я читала книжку, не зная, чем еще себя занять. Поскольку Полина была на дежурстве и не могла со мной побеседовать, чтобы помочь ответить на очередные возникшие в моей голове вопросы, - Мамка говорит, вы научили её меня лечить.
      - Не знаю, - пожала я плечами, - Так как-то узнала, будто на ухо кто-то шепнул.
      - Странно, - протянул Толик, внимательно разглядывая меня, так, будто бы впервые увидел. После чего вдруг выдал, - А вы, случайно, не инопланетянка?
      - Нет, к сожалению... - вздохнула я. - Я самая обычная землянка, только еще и больная...
      - Жалко, - огорчился он, - Я в физике совсем не шарю, а инопланетяне, они же все знают. Помогли бы.
      - Ну, в такой беде, может, и землянка тебе пригодится, - подмигнула я пареньку, - давай свою физику, посмотрим, что там у тебя.
      Занимаясь с Толиком физикой, я вспомнила, как со мной точно так же много лет назад сидел над учебниками Костик и терпеливо объяснял решение противных задач на силу тяжести и на нахождение коэффициента полезного действия. При мыслях о брате, сердце сдавливало болью и становилось трудно дышать. Вначале я не могла ему позвонить, потому что не помнила номер его телефона, теперь же стало еще труднее: как и что я ему скажу? Да и куда звонить? Его сотовый украли, а домой... пробовала однажды с городского номера Полины. И едва пошли длинные гудки, как испугавшись, отшвырнула от себя трубку, сбрасывая торопливо звонок. И вообще не отвечала в её доме на редкие телефонные трели. Ведь тогда пришлось бы объяснять, кто я такая. Почему же пугалась одной только мысли, чтобы связаться с родными? Не знала ответ на этот вопрос, но что-то меня останавливало всякий раз, как только делала шаг в сторону смирно стоявшего в углу тумбочки телефона. Позже удалось понять причину этого панического страха: я до ужаса боялась, что меня по этому звонку найдут те люди, которые разделили мою жизнь на две половины: до похищения и после.
      Зачастую мне приходилось в доме хозяйничать самой. Толик учился в первую смену и приходил после двух, а иногда, когда факультативы, то задерживался до трех часов дня. Полина работала по графику: два дня, потом два отдыхала, потом раз в неделю у нее стояло дежурство, часто в выходной. Чтобы быть хоть как-то полезной в моей новой семье, я научилась готовить и встречала домочадцев каким-нибудь супом, а иногда получалось удивить и пирогами.
      Полина поразила меня тем, что за неделю перед католическим рождеством купила мне платье и пусть не очень новый, но пуховичок моего размера, белье, колготки, да небольшие валеночки. У нас давно выпал снег, а я все так же выходила на двор в разношенных старых сапогах, надетых обычно на босу ногу.
      - Поля... спасибо... - произнесла я, трясущимися руками принимая её подарки, - у меня нет слов, это же денег стоит и...
      - Да, ладно тебе! Нам премию дали маленько, - отмахнулась она, - Одевайся скорее, хочу глянуть: угадала с размером или как?
      Я одевалась, словно на именины. С тем же трепетом и предвкушением счастья. Белье самое обычное - хлопковое, белое: трусики и майка. Очевидно, Полина побоялась не угадать с бюстгальтером. Платье оказалось впору, только чуть висело с боков, но пояс помог удалить эту неприятность. Мягкое, шерстяное, оно плавно опускалось чуть ниже моих колен. А колготки - могла ли я когда-нибудь раньше предположить, что меня растрогают до слез такие простые мелочи жизни?
      - Ма-аш, ну где ты там? - нетерпеливо позвала меня Полина, - Подошло тебе или как? Выходи, дай на тебя полюбоваться.
      Для меня было очень волнительным выходить под внимательные взгляды Полины и Толика, а еще почему-то хотелось рыдать от счастья и смеяться одновременно над собой, над своей неуклюжестью и над тем, что наконец-то чувствую себя снова человеком. Домочадцы молча пялились на меня, у Полины задрожали губы и предательница-слезинка заскользила по правой щеке.
      - Теть Маша, да ты красавица... - выдохнул вдруг Толик и рванул куда-то в комнату, оказывается за фотоаппаратом, - Я тебя щелкну на память!
      Он делал кадр за кадром, а я стояла, как истукан и не верила тому, что видела в отражении кухонного шкафа. Неужели пришло время стать самой собой? Сделав шаг к Полине, уткнулась, как котенок, в её грудь и дала волю слезам, прерываясь лишь словами благодарности:
      - Спасибо... спасибо... спасибо...
     
     
      Глава 12
     
      День за днем приближались новогодние праздники. С начала декабря я вновь стала видеть сны - странные, тяжелые, такие от которых просыпалась в холодном поту и долго лежала, глядя в потолок. Они словно хотели вернуть меня туда, откуда с таким трудом вырвала Полина. Возможно, будь я чуточку смелее, смогла бы заглянуть в кромешный туман, рисующийся в воображении и разгадать загадку моего похищения. Но, увы, мне не хватало решимости и перед самым ответственным моментом - бессовестным образом удирала в реальность. Наверное, потому что не прошел еще ужас от случившегося, не вернулось еще успокоение в душу, не перестала еще вздрагивать от чужих шагов. И всякий раз, как слышала телефонный звонок или лай нашего Тишки, громко раздававшийся во дворе, при приближении незваных гостей, хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, чтобы не нашли.
      Прислушиваясь к мерному сопению Толика, доносившемуся до меня из кухни (мальчишка перебрался туда, освободив мне свою комнату, и спал теперь на печке), постепенно успокаивалась и засыпала уже под утро. К тому времени, как пробуждалась моя теперешняя семья.
      Какое-то время мне удавалось скрывать свое состояние. Полина уходила на работу, как раз едва я смыкала глаза, отворачиваясь к окну. Она не будила меня, давая возможность ослабленному организму прийти в норму. Толик тоже ходил на цыпочках, а вечером за домашними разговорами, старалась в показном веселье скрыть свои тревоги. Лишь перед тем, как лечь в постель у меня заранее нарушался сердечный ритм, который не могла подолгу успокоить, даже читая книги, даже выпивая на сон грядущий успокоительный настой пустырника.
      - Маша, что происходит? - поймала меня однажды в кухне Полина, спустя неделю моего личного ада.
      Толик уже посапывал на печке, отвернувшись к углу, а мне было не до сна.
      - Ничего... вот травку пью... ты же сама велела заваривать и пить, - я сделала последний глоток и отставила от себя пустой стакан, - сейчас спать пойду. Спокойной ночи...
      - Э, нет. Подруга. Посмотри-ка на меня, - приказала Полина, разворачивая меня к свету, - Да на тебе лица нет, а сердечко того и гляди сейчас выпорхнет, если открыть окно. Машка, не юли. Я же вижу: что происходит? Говори же, девочка, не пугай меня!
      - Поль... - осмелилась я поднять на нее глаза, - Я... я спать не могу... мне морг снится, и снятся шаги, чужие, страшные, а еще вижу, как уколы мне в руку ставят и больно так... и туман, а в нем кто-то есть и только подхожу к нему, а заглянуть в него боюсь. Я просыпаюсь и не могу потом уснуть.
      - Давно? Давно тебе это снится?
      - Вторую неделю.
      - И ты молчишь! А я понять ничего не могу. Вижу маешься, а в чем дело не разберу. Машенька, это нормально, что тебе снятся кошмары. Кто бы еще такое пережить смог, да потом здоровеньким бегал. Девочка, ты моя! Не найдут они тебя и искать не будут. Умерла ты и по документам - похоронена. Понимаешь?
      - Понимаю, Поль. А спать все равно не могу.
      - Это у тебя от страха, - Полина вдруг метнулась к вешалке и накинула на плечи свою шубейку, а повязывая шаль, пояснила, - Я сейчас вернусь, теть Катю приведу.
      - Какую теть Катю? Зачем?
      - Ничего не бойся, Маша, она нам поможет. Вот увидишь, - и с этими словами Полина выскочила за дверь.
      Я видела из окна своей комнаты, как она пробежала по двору и хлопнула калиткой, под ворчание недовольного Тишки. Пес у нас был маленький, но бойкий, хоть уже давно в пожилом возрасте. Как мне сказал Толик, их сторожу идет девятый год. Приличный возраст для дворовой собаки. Серого окраса песик походил на волчонка, только в отличие от дикого собрата вырасти до приличных размеров - больше не мог.
      Я проглядела все окна, ожидая появления Полины, да только все напрасно - она будто и не думала возвращаться. Исчезла в темноте тихой пустынной улицы. Правда, спустя полчаса заворчал Тишка, встречая хозяйку. Давно заметила, что своих он приветствует не лаем, а каким-то особым способом - несколько раз глухо тявкнет и будто еще скажет второпях, типа человеческого: 'Ну, наконец-то, явились'.
      Вскоре на дороге показалась Полина, которая вела под руку сухонькую низенькую старушку. Через некоторое время они вошли в дом, говоря между собой довольно громким полушепотом, потому что бабулька оказалась и глуховатой и слегка подслеповатой, но очки почему-то не носила. Прищуриваясь, она то и дело вытирала белым платочком слезящиеся глаза. Поля помогла ей снять пальтишко и уже разместила на вешалке, да громко прошептала:
      - Вот, тетя Катя, это моя племянница, гостит у нас. Ты б полечила девчушку, она спит плохо. Страхи мучают её.
      - Это Александра твоя, что ль будет? - спросила хрипло старушка, слегка ощупывая растерявшуюся меня сухими, скрюченными артритом пальцами.
      - Да, она, - солгала Полина, отчаянно подмигивая мне и показывая знаками молчать.
      - Ну, пойдем со мной, деточка, - прошептала тетя Катя, увлекая меня в кухню, не разжимая пальцев на моем правом запястье. Словно бы она опасалась, что убегу. - Поля, ты мне приготовь - горячей воды, кусочек мыла, огарочек свечки и нитку шерстяную, да подлиньше.
      - Да, да. Сейчас, теть Кать. Все приготовлю, - суетливо забегала Полина.
      Никогда еще я не видела её настолько расторопной. Занятный спектакль она разыгрывала, а мне оставалось принимать в нем лишь пассивное участие. Жаль Толик спал, вот бы посмеялся - составил мне компанию.
      - Сашенька, ты на стульчик садись, - подвела меня старушка к табурету так, точно она хозяйка в этом доме, - Худенька ты, какая, чай плохо ешь?
      - Да, нет. Хорошо ем, - пожала я плечами, присаживаясь на табурет, - с детства я такая, не толстая.
      - Да, нет, деточка... - задумчиво протянула старушка, - болезнь я тут чувствую у тебя, не шуточную. Горбатая рядом стоит еще, но уже не близко. Прогнала ты её и гони дальше. А я пособлю, чем сумею. Родители-то Машей тебя наречь думали, а что переиначили, не знаешь?
      - Н-нет, - качнула я головой, встретившись с растерянным взглядом Полины.
      Что за старушку та привела? Вещунью никак? Таких разве можно обманывать?
      - Ну да ладно, их это дело, не наше. Наше другое будет. Нелегкое, да мы справимся, деточка. Доверься мне. Вылечим твою хворобу. Справимся.
      И дальше началось представление иного характера. Старушка попросила меня закрыть глаза и расслабиться, выпустить разум, дать ей поговорить с ним. Я послушно зажмурилась, а дальше под странные тихие слова тети Кати, журчащие ручьем из её уст, провалилась, словно бы в один из своих снов. Точно знала, что не сплю, но, тем не менее, увидела длинный коридор: темный, пустынный. Я шла по нему долго, опираясь на холодные шершавые стены. Меня то морозило, до бросало в жар, а после окутало туманом...
      Вынырнула в реальность от резкого короткого звука, будто легкого хлопка за спиной или треска неосторожно надломившегося сучка от неловко поставленной ноги на лесной тропинке. Какое-то время я смотрела перед собой и часто моргала, не понимая, где нахожусь.
      - Все, деточка, все. На сегодня хватит, - рядом прошептала тетя Катя, давая дальше указания Полине, - умоешь её этой водой и воду в печку слей, на огонь. Завтра я еще приду. Надо бы дней пять её полечить. Испуг сильный у девочки... сильный... Справимся, Бог даст. Все хорошо у нее будет.
      Тетя Катя ушла, Полина проводила её и вернулась, а я все так же сидела, глядя на затухающие огни печи. И впервые у меня на душе было очень спокойно, потому что поверила этой странной старушке: не то знахарке, не то колдунье.
      В эту ночь ко мне пришли другие сны. Привиделся Костик. Он сидел возле остывшей печурки и старался согреться у нее, не замечая меня, стоявшую за его спиной. Протянула к братцу свои руки, но так и не смогла даже погладить по темным спутанный волосам. Боже, как же я скучала по нему! Только сейчас, в этом сне, смогла ощутить сполна тяжесть нашей с ним разлуки.
      Проснулась от слез и долго стояла у окна, думая над тем, что мне делать дальше. Если взять и вернуться домой? Только как? Денег нет, документов нет, силы еще не вполне ко мне вернулись. Да, я уже самостоятельно передвигалась по дому и даже делала вечерние прогулки до рощи и обратно, но поездка - это другое.
      Попросить Полину о помощи? Да чем она, собственно, может мне помочь? Сына одна воспитывает, деньгами еле перебивается с получки до получки, еще и я на иждивении теперь. Муж у Поли умер три года назад. Сердце внезапно прихватило. Он под сокращение тогда попал, искал работу, много переживал, что семью нечем кормить. Перебивались, как могли, а потом её Алексей устроился кочегаром в котельную. Стали лучше жить. Все-таки хоть какая-то копеечка в доме завелась. Да нет, не вышло ничего. Здоровый был мужик, а сердце оказалось слабым. Все это мне рассказала Полина как-то вечером за чашкой чая. Видно, нужно было выговориться ей и всплакнуть. Не Толику же про отца рассказывать? Зачем мальчишку лишний раз тревожить? Про себя Поля вообще редко говорила, лишь в тот вечер разоткровенничалась. Сама она по образованию психолог, только по специальности почти и не работала, а как Алексей умер вообще себя потеряла, словно землю у нее из-под ног выбили. Толик один и держал её, не дал матери уйти следом за отцом. Сын помог вынырнуть из горя и найти Полине смысл в жизни. На работу в больницу устроила приятельница, из сочувствия. Полину взяли уборщицей, а заодно и нянечкой на полставки: за некоторыми больными нужно было ухаживать. Платили немного, зато регулярно.
      Я вздохнула, понимая, что обязана этой женщине всем. Поэтому решила - не стоит втягивать домочадцев в проблемы еще и моей семьи. Позвонить родным? Если сказать Костику, где нахожусь, он примчится через два дня. Это риск. А что если за ним следят люди того серого князя? Кто он, этот неизвестный нам человек, благодаря усилиям которого с нами случилось столько неприятностей? Стоит ли князь за моим похищением, и как теперь найти концы этой истории? Быть может, в прошлом? Недаром мне открылось на кладбище, что не наша мать там покоится с миром, а её родная сестра. Или не родная? Что случилось тогда, почему они поменялись именами и по какой причине отец не рассказал нам с Костиком всей правды?
      А есть ли она эта правда?
      От моих переживаний и бесконечно забивающих голову вопросов появилась ноющая боль в затылке, которая заставила меня прилечь, чтобы хоть как-то её успокоить. Прикрыв глаза, я вдруг вспомнила про Игната. Как же раньше-то про него не подумала?! Он ведь следователь и может нам помочь. Вот только звонить ему - не буду, лучше с ним встретиться где-нибудь: или возле милиции, или возле дома его матери. Едва нашла решение своих проблем, как вновь уснула. На этот раз спокойно, без сновидений.
      Тетя Катя, как и обещала, приходила несколько вечеров подряд и, несмотряна мой скептицизм (вначале, я не очень-то верила её лечению), вынуждена была признать, старушка мне помогла. Полина сказала, что знает эту бабушку уже лет десять, как переехала сюда, с мужем, в этот дом. Лечит тетя Катя всех, кто просит о помощи. К ней обращаются, как к последней инстанции, когда почти теряют надежду.
      В благодарность за мое лечение, старушка приняла от нас две банки солений и теплые чулки, которые Поля для нее специально связала за два выходных, объясняя мне:
      - Деньги она не возьмет, а вот от такой благодарности, думаю, не откажется. Жаль умирают такие старушки, знающие. А медицина, она сама понимаешь, не всегда человека на ноги поднять может. Если еще тело - лечит, то к душе точно никакого отношения не имеет.
      - И это говоришь мне ты? Психолог? - искренне изумилась я, не понимая, как образованная женщина может нести такую чушь.
      Чтобы народная целительница помогала лучше современных, медицинских препаратов? Вздор, если судить по статистике, благодаря которой, очевидно, что многие знахари на деле - шарлатаны и вымогатели.
      - И что с того, что психолог? - пожала она плечами, начиная новый ряд в своем вязании, - Тетя Катя лучше любого психолога, хоть и необразованная. Кто многое испытал на себе, он лучше может понять того, кто попал в беду. Вот так-то, Машка. Философом становлюсь с тобой.
      Я улыбнулась, наблюдая за мельтешением послушных спиц в её руках. Нет, я на такое точно не способна. Полина, словно угадала мои мысли, вдруг предложила:
      - Маш, ты садись-ка рядом. Давай тоже спицы возьми и попробуй чего-нибудь связать. Глядишь, в жизни - пригодится.
      Может, раньше я и отшутилась бы, а тут не стала. Поняла за последнее время одну истину: никогда нельзя предугадать и спланировать будущее, поэтому лучше быть готовой ко всему. За вязание бралась давно, в школе, в пятом или шестом классе, и поначалу мои петли выходили, мягко говоря, неказистыми. Где-то через час усердного пыхтения над спицами, у меня стали получаться сравнительно ровные ряды незамысловатого узора.
      К ночи неожиданно повалил снег, да какой! Я отложила вязание и встала с постели. Полина и Толик давно спали, а мне хотелось завершить пару рядков. Замерев у окна, я откинула штору и залюбовалась танцем лохматых хлопьев. Вспомнилось детство: отец и Костик. Привиделось, как все вместе мы гуляем в парке, топчем первый снег, такой же лохматый и липкий, потом лепим снежную бабу, играем в снежки... и опять кольнуло сердце: как там мои родные без меня? Очень захотелось домой, но оглянувшись на телефон, вновь подавила в себе это желание. Рано. Сейчас я не могла вернуться к ним. Закрыв глаза, представила брата и мысленно послала ему утешение: 'Я жива, Костик, я жива. Скоро вернусь!' И на душе стало чуть легче. Пусть не знала, где братик сейчас, чем он занят, единственно отчего-то была уверена - Костя обязательно получит мое послание. За день до рождества, хотелось поверить в чудо. Мы с Полиной как-то бурно обсуждали: какое рождество правильнее - католическое или православное? И сошлись на мнении, что решать об этом может только Бог. А день рождения его сына можно отметить и два раза, главное, не забыть про него...
      Пока глядела задумчиво на Тишку, грызущего вынесенную ему с ужина большую баранью кость, на ум пришел еще один человек. Да только на тот момент мне показалось невероятным и даже странным: почему вдруг я подумала о нем? Воображение отчетливо нарисовало худощавое, покрытое щетиной лицо, хмурую складочку на лбу, плотно сжатые губы и тяжелый взгляд серых глаз. Мужчина, представший передо мной, был похож на прежнего следователя слишком отдаленно.
     
      Как выяснилось позже: в этот же вечер, в этом же городе, в этот же час на подоконнике в своем кабинете примостился Игнат Витальевич. Он тоже смотрел на вальсирующий снег и думал обо мне.
     
     
     Глава 13
     
     Следователь генеральной прокуратуры Игнат Витальевич Крельчиков допоздна засиделся в своем рабочем кабинете. Домой идти не хотелось, его там никто не ждал, а к матери ехать - ночь на дворе, он не хотел её беспокоить лишний раз. Случайно скользнув взглядом по темному окну, следователь заметил, что с неба сыплется снег. Да такой! Почти сказочный, новогодний. Игнат Витальевич не удержался, вышел из-за стола и присел на широкий подоконник, откуда было видно всю улицу, которая плавно укрывалась мягким белоснежным саваном.
     Он смотрел на снег почти с детским восторгом и трепетом, а потом сунул руку в карман пиджака - полез за сигаретами, да нашел там совершенно другое...
     Его матушка вернулась от подруги, как и обещала через два дня - самых суматошных и не предсказуемых в его жизни. Он так закрутился на работе, что едва не забыл о её приезде.
     - Игнат, что-то случилось? - был первый её вопрос, видимо, сердцем почувствовала неладное.
     - Да, на работе есть проблемы, - отмахнулся он, но заметил, что мама посмотрела на него с некоторым недоверием.
     Впрочем, она была у него закаленным бойцом, поэтому ничего не спросила больше. Будто приняла его ответ. А ведь он мучился не только от того, что почти ничего не мог сделать. Впервые все возможные ниточки обрывались на пропавшей Марии, всё его расследование упиралось в эту девушку. Два дела не сдвинулись и на шаг. Парни со скорой помощи упирались - говорили, что никакую взятку не требовали, Константин здесь не мог помочь, он не слышал их разговор с сестрой. Что касается нападения подростков - те словно сквозь землю провалились, да и Машу найти не удалось, словно бы её специально убрали, чтобы замять эти два дела. Будешь тут нервничать. Время от времени Игнат ловил себя на том, что думает об этой девушке чуть ли не каждую свободную минуту: и так, и эдак рассуждая - куда она могла пойти? Почему никому ничего не сказала? Как её вещи оказались в том контейнере? Где она сейчас? Если жива, то почему не дает о себе знать?
     Костя вообще внес путаницу своим признанием про того князя... Люди Игната перерыли весь городской архив, кроме прочего, он получил доступ в архивы ФСБ, и теперь всех Князевых Сергеев следователь знал в лицо и не только тех, кто жил или живет в этом городе. Беда заключалась в том, что ни один их них не подходил на роль криминального авторитета по кличке - "Серый Князь".
     Игнат Витальевич отвез тогда матушку с вокзала домой и снова вернулся в прокуратуру, когда она позвонила ему на сотовый:
     - Игнат, у нас дома были гости?
     - Нет, а что? - насторожился он.
     - Странно, я тут половики чистила и сережку нашла. У меня таких никогда не было - простенькая, золотая...
     - Мам, я сейчас вернусь, - он сорвался с места и кинулся вниз по лестнице, так и не дойдя до кабинета.
     Сережка и правда была простой на вид: обычная застежка и камешек - небольшой алмаз, вставленный в маленькую чашечку трилистника. Он узнал её, бережно взял в руку это крошечное украшение, словно боялся сломать. Игнат вспомнил чья она: когда он нес Машу на руках тем вечером и её волосы откинулись назад, открывая маленькое девичье ушко, в нем слегка поблескивала такая же сережка. Сколько же времени прошло с тех пор! Казалось, очень много...
     - Мама, где ты её нашла?
     - Тут в прихожей, под половиком, - мама встревожено посмотрела сыну в глаза, - Чья она?
     - Одной моей знакомой, - ответил он, пряча украшение в карман. Потом чмокнул мать в щеку, - Спасибо. Я пошел. После позвоню и все тебе объясню.
     Но до сих пор разговор с матерью так и не состоялся. Он достал из кармана украшение и еще раз посмотрел на него так, будто бы оно таило в себе разгадку этого запутанного дела:
     - Где же ты, Маша?
     Потом зажал серьгу в руке и, стиснув губы, вновь взглянул на пустынную улицу. Ему вдруг показалось, будто в окне, совсем рядом, смотрит на него - она. Игнат моргнул и наваждение исчезло.
     - Пора домой, - вздохнул следователь и стал собираться, хотя и продолжал еще некоторое время думать о семье Вишняковых.
     Константин вернулся после выписки в Архангельск. Игнат помог восстановить ему документы, а тот обещал поговорить с отцом и постараться выяснить, что там к чему произошло между ним и его матерью. Быть может, это могло бы как-то облегчить поиск Марии. Возможно, вся эта история связана как-то с прошлым профессора Вишнякова. Во всяком случае, Игнат хотел бы и сам побеседовать с ним. Константин позвонил через три дня, крайне встревоженный тем, что отец так и не появлялся дома. Он заявил в местную милицию, и теперь там занялись поиском пропавшего профессора.
     ---
     Где-то в другом городе несколько недель назад так же не спалось Вишнякову Иван Игнатьевичу. Его тревожили мысли о детях, до которых вот уже несколько дней он не мог дозвониться. Он никогда не был трусом, а тут при неожиданно, словно ниоткуда, да не ко времени навалившихся обстоятельств стал пасовать. Глупо! Ведь взрослый человек и давно умеет принимать собственные решения, правда, намного легче, когда они не касаются его самого.
     Иван Игнатьевич склонил седую голову на руки перед собой и глубоко задумался над тем, что из-за одной роковой ошибки можно перечеркнуть жизнь и себе, и своим детям. Когда ты молод, то редко задумываешься о последствиях, надеясь на везение. Вот только бесконечным оно, увы, не может быть и за каждой удачей, порой, стоит столько... СТОЛЬКО!
     'Ничто так не ранит человека, как осколки собственного счастья', - мудрое изречение сатирика Михаила Жванецкого сейчас пришли ему на ум. Дочка увлекалась, читала его книги, и он как-то заглянул на раскрытую страницу. Эта фраза зацепила тогда, наверное, поэтому и запомнилась. Да, все верно. Так, по сути, и было. И оттого казалось, что прожил жизнь напрасно. Прошлое не воротишь, а будущее сейчас зависело напрямую оттого, сможет ли он довериться тому, кто много лет был ему близким другом.
     Профессор погрузился в тяжелые думы, вспоминая и анализируя не только свои, но и чужие поступки. Думал, искал выход, а тот, как это водится, был на поверхности, да оставался пока незамеченным.
     Тридцать лет назад на одной из студенческих вечеринок он познакомился с миловидной девушкой. Она привлекла его внимание тем, что старалась изо всех сил быть незамеченной в обществе веселых ребят и девчат, которые собрались вместе на дне рождения его друга - Сергея. В синем простом сарафане и светлой блузке, без тени косметики на тонком, почти фарфоровом личике - эта девушка отличалась от всех и словно притягивала к себе его взгляд, как магнитом. Иван никогда не был робкого десятка и решил - во что бы то ни стало подружиться со скромной незнакомкой. Пока шел к ней, увидел заинтересованный и слегка испуганный взгляд темно-синих, будто бархатных глаз.
     - Иван, - протянул он к ней руку и вдруг смутился.
     Неожиданно для себя Иван даже слегка оробел, когда она вскинулась ему на встречу и, слегка краснея, погрузила свои тоненькие пальчики в его раскрытую ладонь:
     - Нюра.
     - Как? - не понял он и подумал, что ослышался.
     - Да, Анна она, - усмехнулась, проходя мимо них Алена. Статная бойкая девушка, за которой волочились почти все парни в институте, во всяком случае, его поток точно был у её ног. Любили Алену за веселый неунывающий характер и мягкую открытую улыбку. Девушка считалась первой красавицей и пользовалась успехом у парней, правда ни один из них не мог похвастать тем, что взял эту "крепость". Алена была со всеми одинаково обходительна и в то же время никого не подпускала к себе слишком близко. Будто говорила: любоваться - любуйтесь, а трогать - не смейте.
     У нее не было лучшей подруги и ни с кем Калугина не заводила серьезного романа. Это подогревало интерес у парней, а у девушек такое пристальное внимание противоположного к ней пола вызывало жуткую зависть. Даже Иван одно время серьезно ухаживал за Аленой, но их дружба продлилась не больше двух недель.
     - Ванюша, что ты ходишь за мной, как на привязи? - спросила как-то она, когда он провожал её к девичьему общежитию. - Неужели влюбился?
     - А-а... кхм... - смутился он, не ожидая такого вопроса.
     - Вот и я думаю, зря тратишь время на меня. Вокруг столько девчонок хорошеньких. Позови только - будут бегать за тобой хвостиками. Я-то тебе зачем?
     - Ты мне нравишься, Аленка. Очень нравишься и уже давно. Вот я и хотел попробовать... - споткнулся он, увидев нечто странное в её взгляде.
     - Пробуют мороженое или конфеты, - скривила она презрительно красивые губы. И почти зло прошептала, - Оставь меня, Вань. Ничего хорошего из этого не выйдет. Не твоя я любовь, поверь.
     Пока он думал над её словами, она выхватила из его рук свою сумку и рассмеялась:
     - Иди домой, женишок! А то еще отморозишь мужское достоинство, что я тогда твоей милой скажу? - да убежала.
     Вот так опозорила и отбила всю любовь. Навсегда. Потом над ним еще недели две девчонки в коридорах института посмеивались, вспоминая Аленки слова, не иначе. К тому же Сергей над ним подтрунивал:
     - Утерла тебе нос, Аленка? И поделом! И нечего было за ней волочиться. Ты же знаешь, она и Федору отворот поворот дала и Потапа, в прошлом году при всех, как здорово отвадила! На что ты надеялся?
     - Да, так... надеялся на кое-что... серьезное, - хмуро ответил Иван, делая вид, что учит конспект.
     - 'На серьезное' - передразнил его друг, - На любовь что ли? Да её этой любви и нет! В книжках только писатели выдумали!
     - А что есть?
     - Есть твой человек, который за тебя и в огонь и в воду: и жена, и подруга , и мать твоих детей. А есть не твой. Вот Аленка - не твой человек, - Сергей слегка встряхнул его за плечи, - так что, брат, ищи. Не старики мы еще с тобой, вроде. Так куда нам торопиться?
     Отчасти он был прав. Торопиться, правда, вроде не стоило. И Иван успокоился, а тут при виде Анны в сердце почему-то поселилось очень теплое чувство, и пальчики её совсем не хотелось выпускать из своих ладоней.
     Анна приехала поступать в педагогический институт и, как оказалось, она являлась родной сестрой Алены. Такими разными были девушки во всем, что очень странным было признавать их родство. Но факт оставался фактом.
     Позже Аня многое рассказала Ивану о своей непростой жизни в деревне. Её воспитывал отец, да только у того имелась жена и трое сыновей. Аннушке нелегко жилось под рукой мачехи. В отличие от нее, Алену воспитывала тетка, и той не нужно было изо дня в день гнуть спину на близких родственников. Она почти полностью была предоставлена самой себе.
     С каждым днем их знакомства Иван открывал в Аннушке (как звал её в мыслях) все новые и новые стороны её характера и, незаметно для себя, привязался к девушке очень сильно. Так, что не мог прожить и дня, чтобы с ней не увидеться, не встретить этот завораживающий взгляд, не увидеть её улыбку.
     Ему было очень хорошо с Аней, но он боялся все испортить своим признанием и никак не решался сказать такие простые и одновременно очень сложные слова: 'Выходи за меня замуж'. Давно хотел, но - то момент оказывался неподходящим, то заботы вдруг наваливались какие-то, то сессию срочно требовалось сдавать...
     И время шло. И все оставалось по-прежнему. Каждый получал свое образование, строил планы на будущее и жил настоящим.
     Иван Игнатьевич сокрушенно покачал головой: если бы он тогда не отпустил её, если бы удержал или, по крайней мере, наплевав на практику, поехал бы вместе с ней...
     Все могло бы сложиться совсем по-другому. И сейчас не нужно было бы ломать голову над проблемами. Они жили бы счастливой дружной семьей. Но прошлое, есть прошлое. Его уже не вернуть и не изменить.
     В тот день они договорились встретить на остановке, возле набережной. Он с букетом белых лилий бежал к ней через улицу, перепрыгивая лужи, в которых отражалось синее-синее майское небо. Анна встретила его встревоженным взглядом.
     - Что случилось? - спросил, едва увидел чуть припухшие от слез глаза подруги, - Кто тебя обидел?
     - Никто не обижал, - качнула она головой и, тяжело вздохнув, протянула ему смятый конверт, - Письмо пришло от мачехи. Отец тяжело болен, - Аня закусила нижнюю губу, потом уткнулась ему в плечо, - пишет, что не долго ему осталось. Он хочет увидеть меня... перед... перед смертью.
     Иван как-то неуклюже вручил Аннушке цветы и пробежал взглядом по корявым рядам букв, написанных твердой рукой. Последние слова зацепили его и заставили заподозрить что-то недоброе: "Если не приедешь, мы горевать не будем. Сами справимся, похороним. Но он ждет тебя. Все-таки ты ему дочка..."
     - Дочка... - он помолчал, прижимая к себе подругу, потом вдруг отстранился, заглянул в её потухший взгляд, - Ань, а Алена читала? Она ему ведь тоже дочь? Поедет с тобой?
     - Нет. Алена не поедет. Её он не позвал.
     - А ты уверена, что он тебя позвал? - Иван зло смял конверт, будто тот принадлежал ему и даже этого не заметил, да Анна осторожно вытащила тот из его кулака.
     - Ванечка, не сердись, - расправляя скомканное письмо, сказала она, - Мне, правда, нужно ехать. Нужно увидеть его.
     - Зачем? Он же просил тебя не приезжать назад - никогда не приезжать ! Ты же сама мне рассказывала! Обещание ему давала!
     Да, она ему поведала, что перед тем, как отпустить её в город на учебу, отец привел Анну в церковь и попросил поклясться перед образами святых, что никогда больше она не вернется в их деревню. Вот только, как выяснится позднее, самого главного она другу тогда не рассказала. Не объяснила, почему отец так сделал, а Иван и не подумал расспрашивать. Видел, что нелегко Аннушке вспоминать о прошлом.
     - Не кричи, на нас люди смотрят, - отстранилась Аня и осуждающе посмотрела на него. Потом поежилась, будто бы ей стало вдруг холодно.
     - Прости, - он вновь притянул подругу к себе, обнял за плечи, - Аня, ну послушай - не нужно туда ехать одной. Давай через три дня, у меня закончится практика, поедем вместе. Слышишь?
     - А если он за это время умрет? - тихо спросила она, - Без меня, умрет...
     Он почувствовал, как дрогнули её плечики, а глаза любимой наполнились слезами... и уступил.
     Как часто он винил себя за этот свой поступок! Почти каждый день всей оставшейся после жизни. И даже сейчас, вспоминая, на сердце стало очень тяжело, настолько, что перехватило дыхание, а в глазах потемнело от боли.
     
     
      Глава 14
     
      Анна смотрела в окно электрички, стараясь успокоиться и не поддаваться настроению,которое, к слову сказать, было довольно унылым. Возможно, эта поездка окажется ошибкой и все, что она сейчас делает, как-то после аукнется - про что пол вечера уверяла сестра, призывая к разуму, да все её доводы ни к чему не привели. Анна уже все решила, еще в тот момент, когда в первый раз читала мачехино письмо. Сейчас она ехала в родную деревню с тяжёлым чувством и не только потому что едва отбилась от уговоров Ивана и Алёны, так ещё и очень тревожилась об отце. Ладно, Ванечка не понимал её поступка, а сестра? Они даже поругались впервые за все время всерьез. От этого на душе было мерзко, но по-другому Анна поступить не могла, отец хотел её увидеть. Ведь не знал он тогда, когда брал с нее клятву, что век его окажется настолько мал. Её Батенька при смерти - как такое может быть? С чего это он вдруг разболелся? Сколько Аня себя помнила Иван Демидов всегда отличался крепким богатырским здоровьем. И когда выпадал случай, отец говорил своим детям:
      - Демидовы всегда во все времена здоровьем славились. Помните, кто вы и на сопли мне не жалуйтесь. Демидовых такая хворь не берет.
      - А какая берет? - спросил как-то младший из братьев - Илья.
      Отец потрепал его тогда по вихрастой головке и задумчиво так ответил:
      - Никакая, если только глупость иногда губит. А так можно до старости о простуде не горевать.
      И ведь правду он тогда им сказал. Никто из её братьев никогда не простывал, а уж если кто в семье и болел, то точно по собственной глупости: или молотком по пальцу стукнет, или с крыши соседнего сарая спрыгнет неудачно, или подхватит какую-нибудь беду, купаясь в речке,когда еще нет сезона.Старший брат -Петр, порой, испытывал себя на прочность и болел после такого купания бронхитом. За что, когда выздоравливал,получал от отца крапивой или ремнем по мягкому месту, чтобы младшим был урок. Анну тоже болезни обходили, лишь однажды она сильно промочила ноги, когда весной с ребятами из класса ездила на экскурсию в город. Тогда они под дождь попали,а сапожок у неё один прохудился, отцу она забыла сказать, понадеялась,что ничего с ней не случится.С той поездки Анна заболела впервые ангиной и три дня не вставала с постели- поднялась высокая температура, даже врача для неё пригласили из города. Учитывая, что доктор путь проделал неблизкий, Аня поняла - батя всерьёз испугался за нее. Отец тогда хмурился, но ничего ей не сказал и даже после выздоровления не ругался, а сапожки поменяли на новые. Иван Демидов редко проявлял свои чувства, особенно к детям, и для Ани ласка от него была слишком редкой, правда, своей жене Прасковье хоть и не запрещал нагружать дочку домашней работой, а голос на Аню она повышать не смела, тем более, при нем.
      Как-то раз Анна получила по математике двойку, училась она тогда в четвертом классе. Вот и решила, что теперь уж точно ей влетит от бати, да так, что мало не покажется. И ладно бы ещё если бы была виновата: не выучила, поленилась или неправильно решила - нет. Здесь отличилась Алёнка Калугина. Она попросила у Ани тетрадь, чтобы посмотреть, чему малышню учат... и испачкала лист с домашним заданием, потому что руки у Калугиной были в чернилах, а после, чтобы Ане не очень досталось, Алёнка начала подтирать запачканные места водой и стало ещё хуже.... - но всего этого объяснить учительнице Анна не смогла. И вот, в ожидании отца, переживая об оценке, она в тот день нагрубила мачехе и сбежала от неё в дровник, спряталась в уголочке и, наплакавшись вдоволь, уснула.
      Когда услышала голос отца на скотном дворе, был уже поздний вечер. Девочка протерла глаза и затаилась, прислушиваясь к доносившимся со двора голосам.
      - Да не била я её и не ругала... Это она сегодня шипит, как кошка. Она пришла из школы, свиней не покормила, белье не постирала, умчалась куда-то... Нет, Иван, Петька тут ни при чём, мальчишки ещё в школе были, когда Нюрка явилась...
      Мачеха всегда звала Аню только так и братья тоже. Лишь отец называл Анкой. Вроде не очень и ласково, но все же ей нравилось. Да и, честно сказать, по-разному в доме отцовом бывало, вроде бы намеренно девочку никто не обижал, да всегда она чувствовала себя тут не на месте.
      - Анка!- гаркнул батя так, что у Ани уши заложило, а сердечко пустилось вскачь.
      "Найдет сейчас и точно убьет' - всхлипнула девчушка, затыкая себе рот руками, да втиснулась еще глубже в угол, так что в спину теперь больно упирались дрова, под самые ребра. Тоненькая весенняя курточка не могла уберечь от неприятного ощущения.
      Конечно же отец не убил ее и, более того, он даже не стал ругаться. Вытащил за руку из-за поленницы - вырваться Аня не посмела, да и не смогла бы, схватил крепко - и прижал к себе. Когда, замирая от страха, девочка распахнула удивленные глазенки, батя только укоризненно качнул головой.
      - Дуреха, чего это ты придумала? Зачем схоронилась так? Я чуть не подумал - пропала дочка моя, - потрепал он её по голове, - Хорошо, вспомнил. Видал как-то, что ты тут себе местечко выделила.
      - Батенька, прости!.. - прижалась к отцу, - Я двойку получила и с ... тетей поругалась...
      - С Прасковьей-то?
      - Угу. И домашние дела все позабросила, - шмыгнула она носом, вспоминая недавнее ворчание по этому поводу мачехи.
      - Ну, это мы решим, а про двойку давай, говори все без утайки, с чего такая беда случилась? - отец присел перед дочерью на не распиленное бревно и приготовился слушать. Вздохнув, Анна все ему рассказала.
      К ее изумлению, батя вдруг громко рассмеялся:
      - Ох, Аленка, вот шельма! Пойдем-ка, Анка, к ней. Пусть сама мне расскажет: зачем в твою тетрадь нос сунула?
      Недоумевая о причинах отцовского веселья, Аня шла следом за ним к дому Аленки. Жила Калугина с теткой Софьей почти на противоположном конце села, минут двадцать ходу быстрым шагом. Шаги у батеньки - широкие, Анне приходилось за ним почти бежать.
      Когда Демидовы вошли через поскрипывающую калитку в чистый дворик Калугиных, то на встречу им выбежал, заливаясь лаем, лохматый пес Кузька. Аня знала - этот чужих не пропустит: сколько раз она видела, как черный злюка бросался на мальчишек и, порой, рвал им штаны, если те не успевали сделать обратный ход вовремя.
      Прельщала ребят, как правило, малина - невероятно сладкая и казалось бы доступная - полисадник вот он, только руку протяни. Да вместо легкого угощения, часто доставались Кузькины острые зубы, смыкающиеся на штанах мальчишек.Честно говоря, пес не кусался, лишь грозно рычал и скалил зубы,а вот рвал штаны регулярно,ухватывая за них,когда ребята перепрыгивали забор, спасаясь от хозяев, которые спешили на призыв своего охранника. И сколько раз тебя Софья говорила, качая головой:
      - Да почему же не попросите, раз так охота отведать? Вон её сколько - лопайте в удовольствие, слова не скажу. Дак нет, ломятся, как воры малолетние - через забор! Так вкуснее что ль?
      Но раз за разом история повторялась. Кузьме можно было, наверное, из собранных им лоскутков, целое одеяло сшить.
      И хотя Аня ни разу не принимала участие в воровстве малины, Кузьку она побаивалась, поэтому интуитивно спряталась за широкую спину отца и очень удивилась тому, что Кузька вместо грозного лая, выдал щенячий скулеж и принялся скакать вокруг незваных гостей, выпрашивая ласку.
      Пес встретил их, как родных. От изумления Аня растерялась и даже не сразу поняла,что ей сказал отец, лишь проследила за его рукой, треплющей Кузьку между ушами.
      - Не бойся, дочь, этот разбойник тебя не тронет. Протяни ему ладошку, пусть твой запах узнает...
      Повинуясь отцу и одновременно обмирая от ужаса - ух,и зубищи!- Аня робко подставила руки псу,а тот всунул в них свой мокрый нос и забавно посопел, щекоча дыханием ее ладони. Девочка улыбнулась и осмелилась дотронуться до лохматого уха,а потом слегка провела пальцами по Кузькиному загривку. Пес завилял хвостом от удовольствия и в довершении всего - лизнул Аню в нос.
      - И где твои хозяйки, Кузьма? Неужто их дома нет?
      - Дома мы, дома! - послышался голос тети Софьи из коровника, потом показалась и она сама. Поправив сползший платок, хозяйка окинула взглядом гостей и спросила, - С чем пожаловал, Иван?
      - Аленку хочу повидать твою... - ответил отец и слегка обнял дочь за плечи, - разговор к ней имеется.
      - Коли разговор... - вздохнула Софья, утирая лицо кончиком платка, - в дом идите, сейчас её с огорода позову.
      Отец и Анна поднялись на невысокое крылечко, переступили порог и вошли в чужой дом. Девочка была здесь впервые. Оглядываясь по сторонам, она заметила, что изба у Калугиных довольно просторная, светлая. На полу лежат плетеные половики... дома полы были голыми, ничем не застеленными. Здесь же - и занавески, и печка, и даже кошка в углу - все казалось довольно уютным и каким-то слишком уж чистым. Ни тебе паутины на потолке, ни запачканных полов, которые приходилось дома скоблить чуть ли не каждый день, потому что братья, а иногда и мачеха нет-нет да забегут в дом прямо со стайки, с кусками навоза на обуви. Чтобы разуться у порога - не шло и речи - им некогда. Вот и получается для Ани еще одно дело под вечер.
      Пока осматривались гости, пришли и хозяева. Дверь избы распахнулась и вбежала Аленка - круглощекая, ясноглазая, с улыбкой в пол лица:
      - Ой, батька пришел! - повисла она на шее Аниного отца.
      От такого поведения соседской девчонки, Аня хотела впервые её поколотить, да так, чтобы и думать не смела о батеньке, как о родном отце. Это еще что за новости такие?!
      Но отец обнял Аленку, потрепал и по без того лохматым волосам и даже поцеловал в щеку - невиданная роскошь для Ани. Она моргнула и отчего-то у нее глаза увлажнились, а в горле собрался комок рвущихся на волю обидных слез...
      - Анька, ты чего на меня, как на вражину смотришь? - заметила её состояние Аленка и перевела взгляд на отца, - Сестры мы с тобой, не знала что ли? Бать, она не знала?
      - Не знала, - согласился он, но как-то смущенно, - Не успел рассказать...
      Калугина кивнула и по-хозяйски распорядилась:
      - Проходите в дом, чего застряли на пороге? Анька, ты молоко будешь? Или квас? Бать, а тебе чего налить?
      В итоге оба согласились на квас. Аня пила, не чувствуя вкуса, и все пыталась понять: как так? Почему? И отчего так получается, что Аленка ей родная сестра, а живет не с ними?
      В этот вечер отец, заметив смятение в душе младшей дочери, разрешил ей переночевать в гостях. Заодно он понадеялся, что девочки подружатся между собой. Выяснив про несправедливо заработанную оценку, отец настоял на том, чтобы Аленка все объяснила учительнице и отметку, чтобы Анке исправили.
     
      После того, как отец ушел без нее домой, за чашкой чая, перед сном тетя Софья рассказала девочкам о том, почему те живут не вместе.
      Анна поежилась, поправила шейный платок и вновь посмотрела на унылый пейзаж за окном: елки, березки, какие-то корявые кустарники - все мелькало в быстром беге... Воспоминания шли одно за другим, давая возможность на время отключиться от беспокойных мыслей.
      В тот вечер ей многое открылось. Она слушала очень внимательно, потому что ничего не знала о своей умершей родительнице. Отец не слишком вдавался в подробности, особенно он не любил расспросы детей о том, что было раньше. Мачеха девочке лишь объяснила, что она им не родная, взяли из жалости... - а оказалось все совсем иначе.
      Во-первых, взяли её не из жалости, а потому что она действительно - дочь Ивана Демидова. И во-вторых, мать её была достойной женщиной, просто очень несчастной.
      - Мама ваша, как и я поехала за своим мужем, в ссылку, в эти самые места. Еще до революции. Мы тогда молоденькими были, казалось, что это все ненадолго и, что потом сможем вернуться назад, в свой город. После не вышло вернуться. Время было лихое - кто против кого воевал, до сих пор не ясно. Нас раскулачивать пришли, - тетка махнула рукой, будто хотела прогнать воспоминания, - последнее забрали. Но речь, девочки, не об этом. Варвара родила здесь сыновей - Петра и Захарку, а муж её Федот ушел на фронт, это уже в сорок первом. Через год где-то пришла похоронка, да и сыновья у Вари тоже умерли один за другим от коклюша. Мой сыночек, Матвей, после умер, от тифа. Так мы и жили с ней рядом, утешали дружку, как могли. На моего мужика похоронка пришла в сорок четвертом, если бы не ваша мама, я тогда с горя сотворила бы с собой не знаю что. Удержала она меня от беды...
      Софья задумалась и горько вздохнула, сходила к ведру с водой, отхлебнула из железной кружки, будто горло смочила.
      - Теть Сонь, а дальше? - встряла в разговор Аленка, - Расскажи, как мы с Анькой появились, и про батю расскажи.
      Стало понятным по её нетерпеливым выкрикам - эту историю Кулагина слыша и не единожды, а теперь она хотела, чтобы обо всем узнала Аня и как можно скорее. Позже Алена признается - она всегда мечтала подойти к Ане и рассказать, что они сестры, но отец обещал сам все уладить, да отчего-то не смог.
      - Тяжело мне вспоминать об этом, Алёнушка, ты же знаешь, - тетка вернулась к столу, потрепала девочек по волосам. Руки у нее шершавые, теплые. Аня даже зажмурилась от неожиданной ласки к ней чужого человека. Софья, между тем, продолжала, - Варвара красавицей была - глаз не отвести. Вы обе на нее походите. У Алены - её глаза, улыбка, а у тебя, Анечка, волосы цветом, как у матери и кожа - белая, как молоко... Мужики местные ей прохода не давали, она отбивалась, да куда там - насилу удавалось! После один - Лексеем звали его - в жены позвал, в свое село увез, там они свадьбу сыграли, деток родили, а через два года сгинул он в лесу, на охоте. Говорят, тропу перепутал, в болото угодил. И снова Варенька одна осталась, с двумя мальчонками на руках. После такой утраты - почернела она вся от горя, даже от меня отгородилась. Да и жили теперь с ней не рядом. Тяжелее всего стало в голодный год, кормить детей нечем, а чтобы, значит, помощь какую получить, пришлось матери вашей красотой свей и молодостью расплачиваться... так у нее еще детишки пошли, а в жены теперь не звали. После Аленка родилась, а ты, Анечка, последней у нее стала. Обе вы Ивановы. Он по Варваре с ума сходил, а, Прасковья, не отпускала от себя. Так и мотался он на два дома: как время случалось - к Вареньке ехал, а потом поссорились они, да видать крепко, и Иван целый год тут жил, в своем доме.
      Когда Варенька померла, детей по отцам раздали. Я бездетная, Аленку себе и взяла. Она уже бегала и лопатала, не то что ты, Аннушка. Ты тогда крохой совсем была, тебе нужен был уход, да и я побоялась вас двоих-то взять. Думала не осилю, вот и отдали тебя родному отцу, уж не сердись, что так вышло. Вроде Прасковья-то тебя сильно не обижает?
      - Не обижает, - ответила Аня, потупив взгляд, - только работы в доме много - и ей, и мне...
      - Так мужики у вас, с ними всегда хлопотно, - вздохнула Софья, - ложитесь-ка спать, стрекозы. Поздно уже.
      Постелила им тетка на печке, и Аня впервые почувствовала себя кому-то нужной, кому-то кроме отца. С Аленкой они тогда еще долго шептались, пока окончательно не уснули.
      Теплое чувство поселилось где-то внутри, Аня долго смотрела в потолок, прислушивалась к дыханию спящей рядом сестрицы, чувствовала, как она держит её рукой, слегка прижимая к себе. В тот вечер девочка впервые испытала что-то похожее на настоящее счастье. Никогда еще Аню никто не обнимал и не целовал украдкой в макушку. Сестра. Родная кровь - это было важным открытием в тот вечер. Теперь она была не одна. Рассказ тети Софьи был довольно страшным - сколько пришлось той пережить и их маме - не передать словами. И хотя Аня не все поняла, зато уяснила одно: отец их с сестрой очень любит.
      Аленка, получив одобрение бати, стала заботиться о младшей сестре и даже приходила в гости, чтобы посмотреть на то, в каких условиях та живет. Это трогало до глубины души, хотя отношения с мачехой и братьями после всего оказались более натянутыми. Лишь отец ободряюще улыбался одними глазами и иногда целовал Анку в лоб, когда они оставались наедине. Для короткой ласки между ними хватало и пары секунд. Аня ценила все то, что делал для нее отец: он и школу позволил закончить, не обращая внимания на увещевания Прасковьи о том, что для доярки хорошее образование получать совсем не обязательно. И, когда дочка собралась в город, чтобы поступить в институт - препятствий не чинил.
      К тому же, спас её от нападок среднего брата - Федота. Тот, едва заметил, что сводная сестра превратилась в миловидную девушку, прохода ей не давал. То ущипнет, будто играясь, то рукой проведет по мягкому месту, а однажды зажал в коровнике и, несмотря на отчаянное сопротивление девушки, облапал её в тех местах, до которых можно допускать лишь законного мужа.
      - Федька, с ума спятил? Отойди от меня, сейчас же! Я же сестра тебе! - кричала она, выкручиваясь из наглых рук и задыхаясь от стыда.
      - Никакая ты мне не сестра, - зло просопел он ей в ухо, - Мать твоя шлюхой была, всем за кусок хлеба давалась. А я тебя с детства не тока хлебом, еще и салом, и картохой... так что не жмоться, давай по-хорошему...
      - Пусти!.. - Аня от отчаяния укусила брата за ухо, за что и получила от него оплеуху, а потом еще одну.
      Она не удержала равновесие и упала в сено, тут Федот её подмял под себя и стал рвать на ней платье, тянуть за ноги... - в этот момент в коровник ворвался отец. Аня думала, он убьет Федьку на месте - такое страшное было в тот момент у бати лицо, когда он отбросил брата в сторону. Наверное, случилась бы беда, если бы не вмешалась тетка Прасковья. Она вбежала следом и заголосила что было мочи.
      - Еще раз замечу, собственными руками придушу, - бросил сквозь зубы отец и подхватив дочь на руки, ушел с ней в дом. Там опустил на лавку у печки. Аню била нервная дрожь, и она все никак не могла соединить концы порванного платья на груди.
      - Цела? - спросил отец, подавая ей кружку с колодезной водой.
      Аня отпила и утвердительно качнула головой.
      - Значит, так. Вещи собери, возьми документы, переоденься. Я за дверью подожду, - дал он распоряжения и вышел тяжелым шагом.
      В тот день батя отправил её к Алене в город, а перед этим взял с Анны клятву. Он боялся за нее и понимал, что Федот рано или поздно добьется своего, поломает ей жизнь. В город тот не сунется, а если так и случится, то можно заявить в милицию, да и Алёна присмотрит. Все-таки она старшая. Отец ей доверял.
     
      ---
      Конечно, он не мог знать наверняка, о чем думала его Аннушка, пока добиралась до своей забытой Богом деревушки. Вероятнее всего, она вспоминала детство, и все то хорошее, что сумел дать ей суровый отец.
      Странно, но профессор Вишняков давно улавливал неправильную, по его мнению, закономерность в отношениях между детьми и их родителями. Чем ласковее и заботливее мать, чем преданнее семейному очагу отец, тем более неблагодарными вырастают их дети - эгоистичными, самоуверенными, не умеющие ценить то добро, и те ценности, которые изо всех сил стараются донести до них родители.
      И, наоборот, чем суровее воспитание в семье, тем сильнее дети тянутся к своим родным; тем больше стараются получить ласки и одобрения от отца и матери; становятся настоящими, состоявшимися людьми - отзывчивыми, умеющими заботиться о своих близких. Парадоксально, неправильно, да факт остается фактом. И Аннушка, бросив все, без всяких сомнений, кинулась к умирающему отцу, потому что считала своим дочерним долгом проститься с ним.
      Иван Игнатьевич вновь вспомнил собственных детей, а ведь и он им мало дал... слишком мало. Приехала бы к нему Машенька, если бы узнала о его смертельном недуге, стала бы сидеть с ним, с больным, утешая и ухаживая?
      Профессор зажмурился до боли, до рези в глазах... дыхание стало тяжелым, сердце стиснуло так, что он застонал, плотнее сжимая губы. Ему было плохо. Очень. Чтобы не беспокоить гостеприимных хозяев, Иван Игнатьевич скрывал от них свою боль. Не зачем им знать. Он принял уже решение, давно.
      Наверняка, Маша приехала бы, да только который день профессор не мог дозвониться до своих детей. Они понятия не имели, где в эту минуту находится их отец.
      Сейчас думая о том дне, когда Анна уехала от него, стискивая до хруста пальцы, Иван Игнатьевич молился одними губами о прощении за то, что не остановил, за то, что не был с любимой рядом. Он не знал, лишь мог догадываться о тех чувствах и мыслях, которые приходили к Аннушке за столь неблизкий путь. Три часа на электричке, сорок минут автобусом и полчаса пешком через лес... - эту дорогу Иван запомнил на всю жизнь.
     
     
      Глава 15
     
      Анна вышла из автобуса и глубоко вдохнула наполненный лесными запахами воздух, знакомый с детства, привычный... здесь было не так, как в городе. За три года она все же не привыкла к суете и пыли застроенных высокими домами улиц. Ее всегда тянуло назад, в привычную сердцу Сосновку, и если бы не слово данное отцу и не опасность оказаться в похотливых руках Федота, давно бы она вернулась назад...
      Впрочем, в городе у нее теперь был любимый - Ванечка и, хотя разговоры о свадьбе между ними пока не заходили, Аня знала: они с Иваном будут вместе. Жаль, что он не поехал с ней, но ждать три дня она не могла.
      Девушка тряхнула головой, откинула за спину каштановую косу - её гордость и зависть городских девчонок - да уверенно сделала шаг в сторону некогда родного дома. По лесной просеке нужно пройти наискосок и подняться на холм, а там - рукой подать. Анна не боялась идти через лес. Волки здесь никогда не водились, а медведи жили дальше, в лесной глуши, поэтому опасаться было некого. Лисы, зайцы, белки и барсуки - звери смирные, к человеку сами не полезут, единственное, что смущало девушку - возможная весенняя слякоть, но и тут обошлось, даже можно было не переобуваться в резиновые сапоги, которые Анна прихватила с собой на всякий случай. Сейчас стояли относительно теплые деньки, поэтому снег таял быстро и лужи хорошо подсыхали, не расползались, как по осени, да и грязь весенняя совсем другая.
      Перепрыгивая через бурлящие под ногами ручьи, Анна вновь и вновь возвращалась мыслями к отцу.
      Он приезжал к ней прошлым летом, сказал, что в городе был по делам. Сам угрюмый, неразговорчивый и больше интересовался, чем живет дочь, да обмолвился между словом, что Федот женится осенью на девушке из Калиновки - села, которое находится в часе езды на автобусе от города в противоположную сторону от Сосновки.
      Расспросив дочь обо всем, о чем хотелось, отец напомнил о том, что ему обещала перед отъездом к сестре Анна, и велел, если брат объявится, то его не принимать, а сразу сообщить об этом - вызвать батю на переговоры или отправить телеграмму. Она уверила тогда отца, чтобы он не беспокоился, все с ней будет хорошо, она ведь с сестрой, да и парень у нее есть - защита и опора.
      - Хороший парень-то? - насупился батя, перебирая в руках поясок её летнего платьица.
      Они обнялись попрощаться, да он отчего-то задержал Анку в своих объятьях больше обычного, погладил по голове, потрепал за косу.
      - Хороший, - кивнула в ответ, сияя глазами от счастья.
      И отец все понял, притянул к себе, поцеловал в макушку.
      - Если хороший, не тяните со свадьбой, я спокойнее стану, когда отдам тебя мужу в руки, - после он отстранился, окинул взглядом, - Приеду по весне с ним знакомиться. Федьку только женю и приеду.
      Припоминая этот разговор, Анна еще раз перебрала в памяти каждый момент и покачала головой - отец выглядел вполне бодрым и здоровым. Что же с ним случилось за эти полгода? Что?
      К счастью, Федот не появлялся, и она немного успокоилась. Женился все-таки брат, может,за ум взялся и забыл про нее.
      Не знала тогда Анна ни о чем, и не догадывалась, в какую западню попала. Словно на дикую лань велась охота. Федот все продумал, до мелочей. Злоба его взяла. Анна всегда ему нравилась больше, чем сестра. Когда девчонка подросла, он совсем от нее голову потерял, словно околдовала его сестрица. Когда узнал, что девушка ему не родная, то вовсе распоясался, а после получил от отца такой разгон - на всю жизнь затаил обиду. Сделал вид, что смерился с отцовской волей, а сам выжидал, когда сможет отомстить.
      Никто и не догадался, что мост под отцовым конем обрушился осенью не просто так. Искупался батя в ледяной водичке, а после, еще и с лестницы навернулся, да так, что ногу повредил о ржавые гвозди - инфекцию занес. Несчастный случай - да. Федот тогда жил уже далеко. Лишь изредка в дом наведывался, мать повидать, отец и не знал о его визитах секретных.
      Нога у Ивана опухла, загноилась вся, но и не это погубило его. Любил он париться в бане, да так, от души. Вот и напарился, с помощью сына - сердце прихватило: знал Федот травы нужные, ни один врач не догадался бы в чем тут дело.
      Сердце отказало, вот и весь сказ!
      Петр заподозрил было неладное, но мать, как всегда, вступилась за Феденьку. А с ней связываться - себе дороже. Илья подозрительно глянул на брата, да тоже промолчал. После смерти отца дом и земельный участок остался Петру, Илье - все движимое имущество: лошадь, трактор, да небольшой мотоцикл. Федоту отец, как и грозился, ничего не оставил. Кроме того, что подарил на свадьбу молодоженам: часы с боем и конверт с деньгами, больше ничего ему не завещал. Только Федот не горевал. Он знал, где его главный приз скрывается. Анна стала наваждением. Она не приехала на похороны, ей не сообщали. Отец еще при жизни велел к сестрам, чтобы братья никаких претензий не имели, и вниманием своим не досаждали. И на похороны, если такие случатся до их замужества, их не звали. Нечего им в деревне делать.
      Что велено, то исполнено. Анну Федот вызвал сам, и сам же перехватил её еще до того, как она добралась до деревни.
     
      Иван Игнатьевич провел рукой по лицу, в эту ночь он не мог спать. Воспоминания не давали, томили душу. Если бы он раньше, до Аннушкиного отъезда, узнал про Федота, то ни за что не отпустил бы любимую одну.
      Алена встретила Ивана в тот день возле мужского общежития. После того, как Кулагина прервала его ухаживания, дружеских чувств между ними не было. Только при Анне они старательно держали дистанцию и, по крайней мере относились к друг другу терпимо, без выпадов и подколов.
      - Ваня, я тебя жду! - кинулась к нему Алена, и он понял, что-то случилось с Аней.
      - Что случилось?
      - Пока не знаю, - Алена прикусила губу, будто собираясь с мыслями, - Вань, ты Аню сегодня видел?
      - Нет еще, - насторожился он, - А что?
      - Её нигде нет. И на учебе она не была, отпросилась, сказала, что болеет... - Алена крутанулась на месте, - Раз и не с тобой... наверное, все-таки уехала!.. Я пол вечера её отговаривала, умоляла. Что же теперь делать-то, Вань?!
      - Да не переживай ты так, дня через два вернется. Она же к отцу поехала... повидает его...
      - Да не знаешь ты ничего, Ванька! - почти зло выкрикнула девушка и нахмурилась, - Нельзя ей в деревню ехать. Отец же не велел!
      - Так заболел он, - Иван не мог понять причины такого настроения Кулагиной и взял её за плечи, развернул к себе, - Или... Алена, чего я не знаю?
      Девушка сбивчиво, будто сомневаясь в том, стоит ли посвящать его в семейные тайны, рассказала о тайной страсти одного из братьев Анны.
      - Федот он не отстанет. Если узнает, что Аня в деревне, беда будет, Ванечка! Большая! Отец его сдерживал, кобеля этого. А сейчас, если он болен, то Федот уж позаботиться о сестренке..., - Алена всхлипнула, - Боюсь я за дуреху. Что же она наделала?!
      - Подожди, а почему ты раньше мне ничего не сказала? Почему не говорила про этого... про Федота?
      - Ванюша, да он не лез сюда к нам и женился осенью, я думала... а сейчас поздно кулаками махать, Ванечка, - Алена вновь закусила губы, борясь с собой, - Что делать-то будем?
      Иван задумался. Практика, будь она неладная, еще два дня осталось до зачета...
      - До кого-нибудь дозвониться у вас можно, чтобы предупредить или телеграмму послать?
      - Телеграмму можно бы... только почтальон, если на месте будет и потом, вдруг тетя не дома?..
      - Значит, так, - принял, наконец, решение Иван, - Ты, иди, отправь телеграмму. Потом - на вокзал: купи билеты, а я в деканат пойду, договорюсь, чтобы нас с тобой отпустили и с практикой улажу. Деньги есть?
      - Есть, - ответила Алена, уже набегу, - Мне хватит, Вань. Встретимся на вокзале!
     
      Уладить вопрос с практикой получилось довольно легко, и отпросить сокурсницу тоже не составило труда. Тут помог Сергей, у которого на тот момент были весьма хорошие отношения с деканом их факультета, поскольку друг серьезно ухаживал за его дочерью.
      - Спасибо, Сергей! - горячо поблагодарил его Иван, когда вопрос был утрясен.
      - Не за что! Давай, беги. Потом расскажешь, как там у вас все получилось, - подтолкнул его легонько друг, и Вишняков со всех ног кинулся на вокзал.
      Кулагина уже ждала его у входа. Он сразу заметил её стройную высокую фигурку, которая нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
      - Ну как?
      - Едем, все в порядке, - успокоил он девушку и, подхватив под локоток, в двух словах рассказал о том, как все прошло.
      К счастью, электрички ходили в нужном направлении часто, каждые полчаса, и не пришлось долго ждать. Впрочем, времени уже было потеряно довольно много, учитывая, что Аня выехала утром, тогда, как они сели в поезд в пять часов вечера.
      Всю дорогу Иван сидел, будто на иголках, хотя и старался больше поддерживать Алену, на которой от беспокойства за сестру лица не было. Он и не думал, что Кулагина так сильно дорожит его Аннушкой.
      - Я отбила две телеграммы: старшему, после отца - Петру и моей тетушке. Может, кто-то из них нас встретит у остановки, там с автобуса идти еще через лес, а мы приедем с тобой в сумерках... - отчиталась Алена, усаживаясь ближе к окну, а после почти и не проронила ни слова, как не пытался её увлечь разговором Иван, не вышло.
     
      На остановке их действительно ждали. Еще на подъезде они увидели перетаптывающуюся возле приметного столба женскую фигуру. Невысокая особа лет шестидесяти - в теплом пуховом платке, длинной черной юбке, резиновых сапогах и черной ватной куртке. Иван знал, что называется такая - фуфайкой. Её выдавали рабочим на заводах, а в селах их носили практически все - и трактористы, и доярки. Лицо в сумерках - не разобрать, главное было понятным - женщина уже в годах. Она выжидающе присматривалась к выпрыгивающим из автобуса людям. Приехавших было пятеро: двое взрослых мужчин и один паренек с ними лет тринадцати, да Иван с Аленой.
      - Аленушка, девочка моя! - кинулась женщина к ним.
      - Тетя Софья! - Алена попала в объятья родственницы, и та даже прослезилась, вытерла платком глаза, да громко высморкалась. Калугина отстранилась от тетки и задала тревожащий самый главный вопрос, - Аня приехала?
      - Нет, - качнула Софья головой, пряча платок в карман, - Не было её...
      - А Федот? - встрял в разговор, не вытерпев, Иван, - Он появлялся в деревне?
      Тетка, прищурившись, окинула взглядом Ивана, и посмотрела на Алену:
      - Это кто с тобой, дочка?
      - Это друг... - запнулась девушка на полуслове, - Это Анин жених, Иван. Так Федька в деревне или нет?
      - Жених... - Софья еще внимательнее вгляделась в Ивана, затем мотнула головой:
      - Его с похорон не видели... Ой, Аленушка! - всплеснула она руками, - Ты не ругай только меня, старую. Отец не велел вас извещать, если с ним чего случится... а потом мне не до того было, я приболела, простыла вся и спину прихватило - радикулит, да ты знаешь. Собиралась к вам как раз ехать назавтра, а тут твоя телеграмма...
      - Что случилось? - И в сумерках Иван заметил, что Алена стала бледнее выползающей на небо луны. Он подошел поближе к девушке, ободряюще взял её за руку. Пальцы у той были холоднее льда. Калугина очень тихо, казалось, одними губами спросила, - С отцом, что?
      - Помер он, девочка, - тетка подошла, обняла Алену, порывисто прижала к себе, - Крепись, милая. Схоронили его, вторая неделя пошла, как овдовела Прасковья...
      Ошарашенные недоброй вестью, они на некоторое время забыли об Аннушке. Алена была безутешна, она почти не плакала, но горе читалось на её лице - да такое! Будто из девушки вытащили все тепло, весь свет, а её вечно смеющиеся глаза вдруг потухли, в них спряталась боль.
      - Ты бы поплакала, милая. Со слезами, оно легче... - утешала Алену между тем Софья, пробираясь среди кустов по узенькой тропке.
      - Как это случилось? - вновь спросила Алена.
      - Сердце, Аленушка. Врач сказал - отказало...
      Они долго шли, казалось, вечность. Лужи под ногами, грязь, ветки, какие-то кусты... Иван впервые был здесь, впервые шел там, где несколько часов назад прошла его Аннушка. Но сейчас он думал не о ней, а об Алене, которая словно выгорела изнутри. Такой он её ни разу в жизни не видел. Тогда Иван еще не знал о силе её любви и не догадывался о том, что значил для них с Анной отец. Он был для девушек всем. Был их миром - надежным и крепким, который распался в один миг, от ужасного слова - умер.
      Калугина не проронила ни слова, пока они не вошли во двор Софьиного дома. К ним навстречу выбежал большой черный пес и дважды громко рявкнул, да, признав своих, притих. Вот с ним-то девушка и расплакалась, обнимая за крепкую лохматую шею.
      - Кузьма, Кузенька мой! - Алена уткнулась лицом в собачью шерсть, - Как же так?..
      Она плакала навзрыд, пес поскуливал в такт её рыданиям. Иван стоял и смотрел на трясущиеся плечи подруги, не зная, что ему делать.
      - Пусть поплачет, - сказала вдруг тетка Софья. Вишняков и не заметил, как та подошла к нему, - Идемте в дом, Иван. Я вас покормлю. Да поговорим.
      После, в обществе тети Софьи, Иван немного пришел в себя, и снова его мысли вернулись к Анне.
      Алена вошла в дом притихшая и опустошенная. Софья обняла девушку за плечи, усадила к столу, захлопотала у печи, вынимая чугунок с супом и сковороду с блинами. Чай разлила горячий, на лесных травах запаренный, ароматный... Молчали и пили его какое-то время, каждый думая о своем. Потом Алена будто очнулась, обвела кухню взглядом и посмотрела на тетку, затем на Ивана.
      - Аня где? Она про отца знает?
      - Аню я, дочка, не видела. В деревне её не было. Я сегодня весь день почти дома, вначале собиралась к вам, потом Семен мне телеграмму твою принес. Не было Анны. Если она только сразу к Демидовым не направилась. Так и то, соседи б увидали, сразу бы мне сказали, Аленушка.
      - Идем к ним, - Алена порывисто встала из-за стола, - Пусть Петр расскажет, где его брат. Аня уехала утром. Она где-то здесь. Я сердцем чувствую, теть Софья, беда с ней!
      - Ох, Боженька мой, Аленушка! Да неужто ты на Федота думаешь? Он женат давно, Полина его раскрасавица... неужто он? - Софья побледнела и тоже встала из-за стола. На её круглом, добродушном лице проступили вдруг стариковски морщины, брови сошлись у переносицы, выказывая не шуточную тревогу, - Идемте к Петру. Правильно, Аленушка. Идемте.
      По пути к Демидовым Алена рассказала тетке о письме, которое якобы той прислала Прасковья. Да вот только одно не сходится: отец давно умер, причем внезапно, а по письму выходило, что жив, но тяжело болеет.
      - Ой, странно это все, девочка, - вздохнула Софья, - Но если это Федот, я его козла такого сама придушу. Неужто он, гаденыш, тут свою руку приложил?
     
      Петр - высокий, широкоплечий (по словам Алены очень похожий на её отца) парень, по возрасту можно было предположить лет на семь-восемь старше Ивана, с сильными руками, мужественным лицом и добродушным взглядом встретил их за работой. Он чистил своему коню стойло, когда пожаловали незваные гости.
      Демидов сдержанно с ними поздоровался. Услышав об Анне, качнул головой:
      - Нет, Нюрку давно не видел, как отец её в город отправил, так и не виделись больше.
      - А Федот? - вновь вставил слово Иван.
      - Того с похорон не было, - опираясь на лопату с прищуром ответил Петр и окинул цепким взглядом Ивана, - А ты кто?
      - Это Иван, жених Ани... - успела пояснить Алена, - Петр, а ты мою телеграмму получал?
      - Нет, - твердо ответил ей брат, отпуская, наконец, Ивана из поля своих синих глаз, - А что?
      - Аня пропала... - тетя Софья выступила вперед, - уехала утром к вам, по письму от твоей матери, а потом пропала. Ты, может, чего ведаешь, так скажи.
      - Пропала, хм, - Петр почесал в затылке, - идемте в дом, сами у матери спросите. Только не думаю, что она вам письма писала. Она не видит ничего, даже пенсию получает с моей подписью. Все хочу её в город свозить, очки выписать, отмахивается от меня только...
      Демидов проводил гостей в дом. На сердце у Ивана стало тяжело. Он понял и без разговора с Прасковьей, по рассказу его сына - не писала она. Получалось, что эту поездку Аннушке подстроили и даже догадывался кто. В голову настырно лезло имя - Федот.
      Выслушав Прасковью, которая ничего к рассказу сына не добавила: Федота не видела, письмо Норе не писала - гости вышли во двор. Петр вызвался их проводить.
      - Что делать теперь будем? - спросила Алена, нервно покусывая губы. - Где теперь Аню искать?
      Иван не знал, что ей на это ответить. Нужно было заявить в милицию, но пока те начнут поиск, время уйдет. Понимала это и тетя Софья, и Алена, и Петр. Все молчали, потупившись. Будто земля, чернеющая под ногами, могла дать им ответ.
      - Значит, так, - почесывая в затылке, произнес Демидов, - Я поеду к Федоту. Узнаю: где он, расспрошу его жену, может, что и выясню. К утру вернусь. Вы, бабоньки, бегите к председателю, пусть людей выделит, пойдете искать в лес, возле болота поищите, может случайно забрела. Ну, а ты, жених, поедешь в Березовку - это часа полтора езды от развилки. Там Илью Демидова спросишь, и с ним вернетесь, вместе найдем Нюру.
      - На чем поеду?
      - Водить умеешь? - нахмурился Петр.
      - Немного, - соврал, не моргнув глазом, Иван.
      - Тогда трактор возьмешь у председателя или, может, он грузовик какой тебе выдаст, на нем и поедешь.
      Председатель - Федоров Петр Иванович - оказался серьезным мужиком, по виду - лет пятидесяти. Еще довольно крепкий, коренастый, с курчавыми темными волосами, в которых кое-где проглядывала седина. Он выслушал Софью, устало протер лицо ладонью, быстро собрался и довольно скоро все организовал. Созвал людей, да Ивану выделил человека в дорогу.
      - Ты - городской, местность не знаешь, потом еще тебя искать придется. Вот, с Алешкой Кузьменко поедешь, - кивнул Петр Иванович в сторону вихрастого паренька, - Трактор дать не могу, угробите еще в темноте. Алешка тебя на мотоцикле быстрее провезет.
      Федоров оказался прав, дорога была едва различима, а в одном месте так размыло водой, что пришлось сделать почти полный круг, чтобы объехать. Один Иван бы не справился. Алексей знал местность, как свои пять пальцев и в темноте не путался, гнал почти на полной скорости.
      От него Вишняков и узнал о том, что Федот раньше за Аленой в школе пытался ухлестывать, а когда узнал, что та ему сестра - бесился долго.
      - Странный он. Мы не вместе учились, но в деревне - все на виду. Вокруг девчат хороших - сколько угодно, а ему сестры всех милее казались. Аленка с характером, она ему сразу место показала. А Нюра - мягкая, добрая...
      Мотоцикл подбросило на кочке и какое-то время они ехали молча. Чем больше Иван узнавал о Федоте, тем больше хотел дать тому по роже. Вот только найдет Анну, покажет этому уроду, за все тот ему ответит, за обеих сестер. Только бы Аннушка нашлась.
      - А может и не Федот это. Могла заблудиться, давно не была у нас, а тут снег сошел, грязь, мало ли, - Алексей ободряюще похлопал Ивана по плечу, - Найдем, обязательно найдем её. Все вместе если взялись. Не боись, справимся!
     
      Несмотря на уверения Алексея, Иван все-таки боялся. Такого страха как тогда, он больше не испытывал в своей жизни. Сейчас вспоминая ту безумную ночь, ему вновь стало страшно, но в этот раз на ум пришли дети. Почему они не отвечают на его звонки? Где они? Что с ними?
      Иван Игнатьевич уставился в потолок, вот-вот забрезжит рассвет. Как в то утро, когда он нашел Аннушку...
      С Ильей в Сосновку они вернулись через пару часов. Вести их встретили самые дурные. Кто-то нашел Анин шейный платок недалеко от болота и её сумочку на одной из болотных кочек.
      - Нет, я не верю... - помотал головой Иван и отступил на шаг к стене, - Нет! Вы слышите - она не погибла! Она жива - её нужно искать!
      - Сынок, - положил на плечо ему свою тяжелую ладонь Петр Иванович, - Мы будем искать, но если не найдем, будь готов и к такому...
      - Нет... никогда! - выкрикнул он и выскочил на крыльцо, столкнулся в дверях с Ильей, тот обнимал за плечи Алену. Девушка прижалась к брату и кусала губы до крови, не замечая бегущих по её щекам слез.
      - Есть одно место. Заимка дальняя. Она как раз в обход болота, - сказал Илья, отстраняя от себя Алену, - Надо туда заглянуть.
      - Едем, - откликнулся с готовностью Иван.
      Спустя еще два часа они добрались до заимки. Домик стоял почти посреди опушки и напоминал собой сказочную избу бабы Яги. Высокие ступени, два столба на которых и высился дом, утопали в разлившемся вокруг озере. Пробираясь за Ильей, Иван с благодарностью подумал про неизвестного ему старика, кажется Семена, который дал ему в дорогу свои сапоги-болотники. Вода доходила почти до края сапог. В обычных - резиновых или кирзовых, он давно бы промочил себе ноги.
      Распахнув дверь пинком, Илья первым переступил через высокий порог, на котором Иван все-таки споткнулся.
      - Здесь она, - раздался глухой голос Ильи откуда-то сбоку.
      Иван, прищурившись, пошел на него, да, запнувшись о табурет, больно ударил локоть о край стола. Остановился, пригляделся. То, что он увидел перед собой, заставило на миг остановиться сердце.
      Его Аннушка лежала на боку у стены, почти забившись в угол. Её ноги были перетянуты веревкой, руки крепко связаны за спиной. Когда Илья зажег фонарь, они увидели, что лицо девушки в кровоподтеках и ссадинах, губа прокушена, кровь запеклась на подбородке. Белоснежная кожа стала почти синего цвета, губы потрескались, а глаза плотно закрыты.
      - Она жива? - выдавил, наконец, из себя Иван.
      Илья, будто очнувшись, присел рядом с сестрой, нащупал пульс.
      - Да, без сознания, но сердце бьется. Помоги мне!
      Вдвоем они справились с веревками, а потом по очереди несли её на руках до грузовичка, на котором сюда, вернее, к болоту приехали. Местный доктор сказал, что у Аннушки, кроме синяков, сильное переохлаждение и её срочно нужно отвези в город, в больницу.
      ---
      С этого утра в жизни Ивана и Анны начался кромешный ад, который затянулся на долгие годы. Его любимая была жива, да только казалось, будто смерть поселилась в её душе навсегда. Настолько там было холодно и пусто, что даже их дети не смогли растопить этот лед.
     
     
     
      Глава 16
     
      - Ну, вот и утро... - одними губами проговорил Иван Игнатьевич и подошел к окну, выглянул в сад - небольшой, но хорошо ухоженный. Алена следила и за яблонями, и за цветами. Сергею было не до того: он практикующий хирург, к тому же занимающийся научными изысканиями...
      'Закурить бы...' - подумалось, да знал, что нельзя - друзья не одобрят: в его-то состоянии - и курить! Плюс ко всему, Алена не переносит запах табака. Иван вздохнул: гостеприимные хозяева давно ждут его ответ, а он тянет, почти неделю и это скверно. Очень скверно.
      Сразу после симпозиума Сергей привез Ивана к себе в дом. Отвертеться не удалось: и давно не виделись, и повод - день рождения Алены. Подарок он привез с собой из Архангельска, знал, что повстречается с Лебединским, хотел передать через него, да друг оказался несговорчивым.
      - Вот сам и передашь Алёне и точка! - сложив руки на груди запротестовал Сергей Васильевич, который за годы разлуки поседел так, будто никогда и не был черноволосым. Пожалуй, именно это и говорило - лет-то прошло немало.
      - Сергей, у меня дома дети, потом студенты. Они ждут.
      - И ничего слушать не хочу! Ты мне друг или кто?! Дети твои уже взрослые, подождут. А вот меня жена поедом съест, если я ей тебя не доставлю в целости и сохранности! Нет, правда, Вань. Посидим, вспомним, мы же с тобой столько лет не виделись!
      И Иван уступил. Он и сам давно хотел увидеть Алену Ивановну. И решил - время пришло. Спускаясь по лестнице вслед за Лебединским, вдруг почувствовал, что воротничок слишком давит, расстегнул пару пуговиц, ослабил галстук и встретился со строгим взглядом Сергея.
      - Давно одышка мучает? - только и спросил тогда друг.
      - Давно, - отмахнулся Иван, хотя знал, что так просто свою болезнь не скроет.
      Алена тоже заметила, и вот после её дня рождения Лебединские принялись за него всерьез. Уговорили на обследование, которое выявило то, о чем Вишняков давно догадывался.
      - Сколько? - спросил он тогда Сергея.
      Друг курил одну сигарету за другой и хмуро смотрел в окно, потом тяжело покачал головой. О том, что Иван болен, он догадался сразу, а вот насколько серьезно - показали анализы.
      - Не больше года, если не откажешься от лечения.
      - А если откажусь?
      - Два-три месяца.
      Наверное, впервые Иван Игнатьевич так сильно мучился и никак не мог принять решение. Даже, когда от него уходила Анна, оставляя его с детьми, даже, когда она умерла - он смог найти в себе силы, чтобы жить дальше. Когда дело касалось других, он умел дать нужный совет, да только не себе. Сложнее всего подобрать ключ к собственной душе, если она закрыта на увесистый замок.
      В дверь тихо постучали.
      - Входи, не заперто, - откликнулся профессор, точно зная, кого увидит на пороге.
      Алена бесшумно проникла в комнату, будто легкий сквозняк влетел. Да она точно бы была сестрой ветра: свежая, тонкая, легконогая - богиня. Годы совсем не имели власти над ней. Такая же, как и тридцать лет назад, если не считать тонких морщинок у глаз и слегка опущенных кончиков губ, словно она о чем-то скорбит, даже в те моменты, когда улыбается.
      - Не спишь... - протянула подруга, удивленно приподняв брови, - и не ложился, верно?
      - Верно, - ответил Иван, повернувшись к ней в пол оборота.
      - Что ты решил?
      Вишняков пожал плечами и отвернулся. Алена подошла, он слышал её дыхание за спиной, только не знал, что ей ответить.
      Что он решил? Жизнь ему когда-то казалась бесконечной, полной открытий, идей и столько всего предстояло в ней пройти и сделать! Пронеслась она слишком быстро, словно потерявший управление локомотив - на бешеной скорости и под откос!
      - Скажи, а если бы я тогда не ушел, не обиделся на твою... шутку, ты согласилась бы стать моей?
      Пришла очередь задуматься Алёне. Она усмехнулась, он услышал и до боли стиснул в кулак дорогую тюль на её окне.
      - Нет, Ванечка. Ты слишком мягкий. Мне нужен был сильный мужик, с характером, такой как Сергей, - ответила она, - Да и не любила я тебя никогда, а вот Аня...
      - Аня... - он вздохнул и повернулся к Лебединской, - Я иногда думаю, что она любила больше себя...
      - Ваня, нет. Ты не можешь о ней так думать! - Алена в своей манере прикусила нижнюю губу и покачала головой, - Ей пришлось так поступить. Не осуждай. Не смей её судить, тебе не понять - то, что с ней сделал тогда Федот... - я бы умерла на её месте, а она нашла силы, чтобы жить. И ты. Ты сейчас тоже должен найти силы. Если не ради себя, то ради Машки и Кости. Представь, что с ними будет без твоей поддержки?
      - Они уже взрослые. Справятся.
      - Ваня, мы тоже были взрослые, - Алена отвела взгляд и тихо сказала, - Когда думаю об отце, до сих пор в груди больно. Понимаешь?
      Конечно, он понимал. Родителей своих не помнил, они умерли слишком рано. Ивана воспитывала бабушка. О ней он всегда вспоминал с теплом. Знал, что детям будет нелегко, особенно Машеньке. Именно поэтому и медлил. Боялся, что несмотря на оптимизм Сергея, операция может пройти по другому сценарию. Без нее у него имелось, по крайней мере, несколько месяцев, чтобы уладить все дела...
      - Хорошо. Скажи Сергею: я готов рискнуть.
      Алена улыбнулась и быстро выскочила из комнаты, наверное, боялась, что он передумает. Иван Игнатьевич усмехнулся и сам себя спросил: "Откуда в ней столько любви? Откуда?"
      Он никогда этого не мог понять. Алена была на все готова ради близких ей людей. Забывая о себе, жертвуя своими силами, она заботилась и помогала, заставляла жить. Он знал, что именно благодаря Алене, Анна после больницы вернулась к нему и согласилась на свадьбу.
      ---
      В то утро, когда они нашли его Аннушку, Иван чуть с ума не сошел от счастья: жива - это главное! А остальное наладится. Федота найдут, накажут. Они с Анной поженятся и все у них будет очень хорошо. Да только вышло иначе.
      Анну привезли в первую городскую больницу, за все дорогу она так и не пришла в сознание. Потом долгие часы ожидания в приемной, за которые он думал свихнется от беспокойства, а когда Аннушка очнулась, то позвала к себе не Ивана, а Алену. И хотя совершенно ясно было - Калугина родная сестра, она Анне ближе, и все-таки он сильно расстроился. Аня не захотела с ним увидеться и после выписки, лишь через неделю Алена позвала его в гости. Сестры жили в съемной квартире с последнего приезда отца. Наверное, он им деньги и дал, Иван как-то сильно не интересовался раньше этим вопросом. Квартирка была однокомнатной, но довольно уютной. Он пришел, как просила Калугина к шести часам вечера, Алена открыла ему и проводила в комнату, где на кресле у окна, поджав под себя ноги, сидела её сестра и читала какую-то книгу. Аня встретила гостя настороженным взглядом, кутаясь, несмотря на погожий день, в теплый шерстяной платок. У Ивана внутри все похолодело, глядя на любимую. Аннушка сильно похудела, как-то вся осунулась. Первый порыв - обнять, прижать к себе крепко-крепко, согреть в своих объятиях - отступил, едва он встретился с колючим взглядом.
      - Здравствуй, - произнес так, что не узнал собственный голос. Тот стал глухим и слегка осипшим.
      - Здравствуй, - ответила Аня и поежилась, - зачем ты пришел?
      Он растерялся от этого вопроса, не знал как ей сказать то, что любит, что беспокоится, что места себе не находит, что жить без нее не может. Видел лишь - сейчас любые слова теряли для Анны смысл. Она была словно в коконе своей боли, и если он что-то ей скажет о своих чувствах, то вряд ли она захочет его понять.
      - Я хотел тебя увидеть. Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
      - Увидел? Убедился? - сверкнула глазами, - А теперь - уходи.
      В её голосе слышался упрек, как будто она хотела обвинить Ивана в своей беде: он оказался не достаточно настойчивым, он отпустил, он слишком долго к ней ехал... Иван понял одно: если сейчас уступит, уйдет, то никогда больше Аннушку не увидит. Беда заключалась в том, что и остаться было нельзя. Любимая нервничала, на её глазах появились слезы. Она не хотела с ним говорить, наверное, пока не чувствовала себя готовой к этому разговору. Да и ему не хотелось ворошить еще живую рану... Ясным было и другое - если не решатся все выяснить сейчас, то их чувства разрушатся сами собой. Судя по отчаянию в любимых глазах, Аня думала так же, но не могла себя перебороть.
      Что делать в такой ситуации - Иван не знал, поэтому медлил, не торопился уйти. На помощь, к счастью, поспешила Алена. Она вихрем влетела в комнату
      - Ну, что вы тут застыли? Идемте скорее пить чай! У меня пирог подрумянился, да такой! За уши не оторвать!
      - Да неужели? - сделал удивленный вид Иван, - Ушастый пирог? Я хочу это видеть!
      - Дурак ты, Ванька! - хохотнула Алена, - Тебя за уши будет не оттащить от моей вкусняшки! Аня, ты идешь?
      - Да, - ответила Анна и отложила книгу в сторону.
      "Словарь русского языка" - ухватился взглядом за нее Иван и понял: его любимой очень одиноко и тяжело. Узнать бы еще: чем ей помочь и как? Алена ему рассказала еще в больнице: Федот не успел Аню изнасиловать физически, зато довольно сильно навредил её психике.
      - Говори конкретнее, Алена! Что с ней? Почему она не хочет меня видеть? - Они встретились у палаты, в которую его не пускали ни за какие уговоры.
      Алена сидела почти круглосуточно у постели сестры, а в то утро Иван поймал её в коридоре.
      - Психологическое насилие, Вань. Представляешь, этот урод запугивал её и избивал несколько часов подряд, потом разложил на столе, хотел изнасиловать, но не смог... - Алена отвернулась, смахнула слезы и дрожащим голосом продолжила, - Сказал, что ему, дескать, холодно и пообещал за ней вернуться, отвезти куда-то, в теплое место, да так и не пришел. Она забилась в угол, пробовала развязать веревки, а потом от боли потеряла сознание. У нее по всему телу, Вань, синяки размером с кулак...
      - Найдется, убью суку! - Иван ругнулся сквозь зубы, хотелось крепче высказаться, да постеснялся Алены.
      Тяжело было слышать, еще тяжелее было осознать, что пережила Аня за те несколько часов. Федота искали, да пока не нашли. Иван считал, что тот спрятался где-то, возможно, выжидает, когда страсти утихнут.
      Немного помолчав, собираясь с мыслями, вновь спросил у Алены:
      - Что еще?
      - Ваня, ты врач и должен понимать, что психологические травмы лечить намного сложнее, чем телесные. У Ани появились страхи, у нее развилась фобия. Она панически боится прикосновений, особенно мужских, - Алена нервно вышагивала по коридору перед палатой Ани, она каждый день виделась с сестрой, ему же в этих встречах было категорически отказано.
      - Я хочу её видеть, - сделал он шаг к двери и потянул за ручку.
      - Нет! - Калугина перегородила ему дорогу, - Нет, Ванечка, не надо. Будет только хуже. Наберись терпения. Подожди немного. Главное ведь, что Анечка с нами, она жива. А остальное - мы вылечим. Все вместе - справимся, вот увидишь!
      В тот вечер они почти ни о чем не разговаривали. Стараясь не прикасаться к любимой, он вел непринужденную беседу с Аленой. Ни о чем. Лишь бы побыть еще немного вместе с Аннушкой. Лишь бы еще хоть разочек встреться с её взглядом. Когда пирог был съеден, а чай допит, Иван засобирался домой.
      - Можно, я завтра еще раз приду? - спросил он с надеждой и обернулся на Анну.
      Она качнула головой, давая свое согласие, и скрылась в комнате. Алена вышла за ним на площадку:
      - Вань, ты не расстраивайся, - сказала она, обнимая его на прощание, - Все у вас получится. Только не спеши. Дай ей время.
      Он понимал и старался не торопить события. Постепенно Анна приходила в себя, лишь временами она замирала и, порой, резко отдергивала руку или отстранялась, когда он хотел её обнять.
      Федота нашли, вернее то, что от него осталось, за болотом, в овраге. Мужики из соседней деревни ходили на охоту, да наткнулись на труп. По остаткам одежды и поняли, кто это был. По словам тех же мужиков выходило, что Федот повстречался с проснувшимся после спячки медведем и, скорее всего, голодный зверь его порвал.
      От такой новости с одной стороны жить стало легче, с другой - Демидов избежал суда, но зато теперь он не мог быть и оправдан.
      Анна успокоилась и перестала вздрагивать каждый раз при встрече с незнакомцами, напоминающими чем-то её брата. Иван надеялся на то, что теперь все станет по-прежнему. Аннушка сможет забыть свои беды, и они начнут жизнь с чистого листа.
      После свадьбы Вишняков понял: со страхами жены ему придется бороться всю жизнь. Им, как молодым перспективным специалистам от двух институтов выделили малосемейку - подарок к торжеству. Когда молодожены приехали, чтобы уединиться, Аня спряталась в ванной и не желала оттуда выходить. Испугавшись за жизнь любимой, Иван бросился разыскивать Калугину. Алена все поняла без долгих объяснений. Они вернулись вместе, и той удалось уговорить сестру открыть ей дверь. После девушки долго о чем-то беседовали на кухне, а Иван в это время гулял во дворе, под окнами, и нервно курил: одну сигарету за другой. Когда едва начатая пачка "Космоса" почти опустела, к нему вышла Алена.
      - Как ты? - поморщила она носик и немного покашляла, отворачиваясь от табачного дыма.
      - Нормально, - ответил он, туша сигарету, и кивнул на окна, - А она?
      - Ждет тебя. Иди к ней, - Калугина говорила твердо, и он поверил ей, - Все будет хорошо.
      Вернувшись, застал Аню завернутой в одеяло. Она сидела на кровати и дрожала от страха.
      - Я сейчас, - Иван прошел в ванную - умылся холодной водой, разделся и вернулся в комнату. Не так он представлял себе первую брачную ночь.
      Аннушка лежала на спине и смотрела в поток. Он прилег с женой рядом и... не посмел к ней прикоснуться.
      Днем они общались, как обычные влюбленные и даже целовались, а ночью каждый спал на своей половинке кровати. Иван не хотел спешить, не хотел пугать Аню, а её, казалось, все устраивало и так.
      Он все понимал. Знал, как ей трудно, ждал перемен, которые не торопились приходить. Не то, чтобы он был озабоченным и западал на каждую встречную, но спать с любимой женой в одной постели в роли 'плюшевого мишки', которого обнимают, прижимают к себе и даже целуют, не позволяя ничего большего, через полгода - не выдержал. Да и этот-то срок еле осилил, потому что безумно любил, потому что дышал рядом с Аннушкой иначе, боялся нарушить то, что между ними успело сложиться: доверие, нежность, тепло...
      Для Ивана теперь важным являлось лишь то, что было важным для его женщины. В этот день он пришел домой с твердым намерением поговорить с Анной и расставить все точки на свои места. Он муж, он имеет права, и жена должна исполнять супружеский долг!
      Иван Игнатьевич даже сейчас, спустя годы, хотел сплюнуть от этой противной фразы: должна исполнять...
      Где есть любовь, там не бывает долга. Все должно идти от сердца, по доброй воле, а не по каким-то бессмысленным правилам.
      Международный Женский день он встретил с однокурсниками. Поздравляя нарядных, в честь праздника, девушек, все время думал о своей жене. Вот и она, наверное, сегодня так же улыбается, как Светлана или Елена, или, может, как Ольга или Татьяна - все его сокурсницы светились счастьем, будто вместо трех дешевых гвоздик им подарили по ведру шикарнейших роз. День весны, любви, а на сердце - тоска! Неужели он не заслужил хоть немножечко счастья? До каких пор жена будет избегать его ласк?! Он устал, он вымотался от чувства вины, от её вечно потаенной, где-то в глубине души, боли.
      С учебы вернулся раньше, чем обычно, с букетом алых роз, которые купил по дороге, хотел порадовать любимую. Анна уже была дома, хлопотала на кухне и обрадовалась ему, как будто и правда любила, по-настоящему, именно так, как Ивану мечталось длинными ночами.
      - Ванечка, проходи скорее, я тут пирог поджидаю, боюсь, пригорит...
      Он разулся, прошел в кухню. Увидев цветы, Аня широко улыбнулась и, принимая букет, поцеловала мужа в щеку. Он тяжело вздохнул и, поймав жену за руку, притянул к себе, поцеловал в губы так, как никогда прежде: страстно, властно, как давно хотел. Не встретив сопротивления, Иван впервые в полной мере ощутил, что значит целовать женщину, свою жену - живую и настоящую, а не "Снежную королеву". Ожидал, что Анна оттолкнет его, воспротивится, станет вырываться, ругать, но едва отстранился, чтобы перевести дух, увидел, как горят её щеки, а глаза - в них было столько всего! Иван увидел в них - главное, там больше не было страха, лишь смятение. Он не стал дожидаться, пока его женщина опомнится от нахлынувших на неё чувств. Подхватив Аннушку на руки, Иван потянулся к плите, выключил духовку, а дальше они переместились в комнату и целовались до изнеможения, пока переплетенные в объятиях руки - искали пуговицы, застежки, ремни...
      Казалось бы - вот оно счастье! Любимая женщина тает в его руках, стоны слетающие с её губ и ответные горячие поцелуи - говорили о том, что и для нее все происходящее сейчас не пытка, а взаимное желание. Будто бы они вместе ждали только этого дня, чтобы соединиться, стать настоящей семьей: мужем и женой - в полном смысле этих слов.
      Он ни о чем не жалел, отдаваясь порыву страсти, ловя губами каждый вздох, слетающий с уст жены... а после они ели на кухне чуть сыроватый пирог и смотрели друг на друга так, как в первый день знакомства.
      Аннушка - расцвела, теперь она по-другому поглядывала в сторону мужа: не пугалась больше его объятий, не отстранялась, когда он целовал её, прижимая к себе, даже на людях. И Иван успокоился, посчитав, что самый сложный этап - пройден. Как показало время, в те светлые дни, когда супруги Вишняковы соприкоснулись с едва уловимым счастьем, испытания в их жизни только набирали обороты, чтобы после проявить себя во всей силе.
     
     
      Глава 17
     
      Прошло три года. За это время супруги Вишняковы окончили учебу, каждый теперь занимался любимым делом. Аннушка преподавала в школе, Иван первое время работал вместе с Сергеем, но вскоре понял, что его мало привлекает обычная хирургия, и тогда он занялся научной деятельностью. Все в их семейной жизни шло сравнительно неплохо, до того момента, как Анна заговорила о детях. Какое-то время он избегал общения с женой на эту тему и особо как-то не задумывался о будущем и продолжении рода. Жил одним днем. Только Анна думала. Он стал замечать её тоскливый взгляд при встрече с молодыми мамами и их малышами, когда в выходные удавалось прогуляться с ней в сквере. Порой, Иван видел, как жена останавливается в магазине у витрин с детскими вещами и тяжело вздыхает, прячет взгляд. Можно было бы и дальше делать вид, что все у них замечательно, да только скрывай не скрывай, а рано или поздно все выстраданное внутри - выйдет наружу.
      Как-то раз Иван припозднился на работе, и, вернувшись домой, застал Анну с красными, заплаканными глазами, в которых вновь появилось отчуждение и боль.
      - Аня, что с тобой? Ты плакала? - озабоченно спросил он, разуваясь и проходя в комнату, - Что-то случилось?
      - Нет, - пожала она плечами и отвернулась от него к окну, - ничего не случилось. У меня никогда ничего не случится!
      Выкрикнула зло и закрыла лицо руками. Иван растерялся. Он не понимал. Действительно, не понимал, что могло произойти и от того не знал, как поступить дальше. Но внутри, где-то возле самого сердца что-то будто надломилось, сжалось, стало очень тяжело на душе: неужели он что-то упустил, что-то сделал не так? Любимой отчего-то снова плохо рядом с ним.
      - Аня, что происходит? - подошел к жене, попробовал обнять, но та дернулась и отстранилась.
      - Не трогай меня, Ваня, не надо.
      - Это еще почему? - оторопело проговорил он, вновь протянув руку к вывернувшейся и отступившей от него женщине. - Аня, объясни толком - что тут, черт возьми, произошло, пока меня не было?!
      Он начинал терять самообладание, а это могло плохо отразиться: как на разговоре, так и на последующем общении с женой. Иван силой воли подавил свои эмоции, тяжело вздохнув, вновь посмотрел на Аню совсем другими глазами. Заметил: она сильно нервничает, боится встретиться с ним взглядом; вспомнил, что утром Аннушка собиралась сходить в женскую консультацию, догадался - вот и причина.
      - Аня, я очень устал и голоден, как медведь. Покорми меня, а потом если захочешь - поговорим, - сказал тихо, без нажима в голосе и вышел из комнаты, закрылся в ванной.
      Он долго умывался холодной водой, смотрел на свое отражение в новом, недавно купленном Аннушкой зеркале над умывальником: что ей сказать, как? Чем можно поддержать женщину, которая знает, что никогда не станет матерью? Ведь только эта новость могла выбить почву из-под ног его супруги. Скорее всего, из-за диагноза 'бесплодие' Аня не находит себе места. Иван догадывался, давно. Ведь они не предохранялись с женой с первого раза. Вначале она не придавала значения, после стала задумываться, а теперь, видно, узнала ответ на свои потаенные страхи и переживания. Иван закрыл кран, вытерся полотенцем и медленно распахнул дверь, не зная, с чем ему придется столкнуться.
      Аня хозяйничала на кухне: что-то перемешивала в сковороде, гремела посудой. В домашнем ситцевом халатике, в тапочках на босу ногу, с собранной на затылке, немного растрепанной косой - она была не менее прекрасна, чем в свадебном платье. Стоило закрыть глаза: видел её всю - разную: доброю, милую, сердитую, печальную - родную. Без нее жизнь для него теряла всякий смысл.
      Иван стоял, прислонившись к дверному косяку, и наблюдал за женой. В какой-то момент заметил, как напряглись её плечики, и Аннушка обернулась, почувствовав взгляд. Опустила глаза к полу, поставила на стол тарелку с поднимающимся над ней паром.
      - Вот, садись к столу, - произнесла торопливо, - У меня все готово.
      Иван пододвинул к себе табурет, устало уселся на него, придвинулся плотнее к столу, взял в руки вилку - нацепил на нее горячий жареный картофель. Прожевал, запил молоком - еле проглотил, не чувствуя вкуса. Есть расхотелось. Он поднял тяжелый взгляд на жену. Аня присела тоже на табурет с другой стороны их квадратного стола и теребила в пальцах кончик скатерти. По ее щекам текли прозрачные горошины и падали куда-то вниз. Дальше тянуть с разговором - не было сил.
      - Аня, ты была сегодня у гинеколога? - в ответ жена лишь утвердительно качнула головой, не поднимая на него взгляда, казалось, еще ниже согнулась, будто от непосильной тяжести. Ивану стало не по себе. Судорожно сглотнув, он задал еще один вопрос, - Что сказал тебе врач?
      Анна тихо всхлипнула, потом еще раз. Вытерла рукавом слезы и посмотрела на мужа отрешенным взглядом, Ивана покоробило от того спокойствия, от того ровного тона, которым она произнесла, скорее всего, мучившую её целый день фразу:
      - У нас никогда не будет детей.
      Его догадка подтвердилась. Иван потянулся к жене:
      - Иди ко мне.
      Анна сползла с табурета вниз и, опустившись перед изумленным мужем на колени, обхватила его ноги руками и заплакала навзрыд:
      - Прости меня, Ванечка, прости! Если бы я послушала тебя! Если бы я тогда не поехала... - она прижалась к нему, не давая себя поднять и сокрушенно качала головой, - Какая же я дура! Что я наделала!!
      - Аня, Анечка, не надо! Поднимайся, слышишь? - Иван еле разлепил её, стиснутые в замок, руки; поднял на ноги; крепко прижал к себе, давая выплакать наболевшее, - Ты ни в чем не виновата, слышишь?! Ни в чем! Мы сходим к другому врачу, может быть, этот ошибся. Не плачь. Давай, я позвоню Алене?
      Утешая жену, Иван знал, что вряд ли есть ошибка в диагнозе. Сильное переохлаждение сказывалось долго. Они лечили Аннушке почки, цистит, воспаление придатков и яичников почти год, последствия иногда проявляли себя до сих пор. Стоило ей немного побыть на сквозняке и боль возвращалась - приходилось вновь пить лекарства, ставить уколы. Подумал об этом с горечью, отгоняя от себя очевидное, решил вначале успокоить Анну.
      - Ну, что скажешь? Звоним твоей сестре?
      - Думаешь... она... - всхлипнула Аня и отстранилась, высморкалась в платок, который ей вовремя подал в руку, - знает хорошего врача?
      - Почему бы и нет? - подмигнул Иван жене и мельком глянул на наручные часы, - Эх, поздновато уже, но думаю, они с Сергеем еще не спят.
      Алена выслушала его исповедь молча. Она все поняла без лишних объяснений, но все-таки пообещала, что поможет - найдет хорошего специалиста для сестры. Аня перестала плакать, затихла, обнадеженная словами Алены. Укладываясь спать, прижалась к мужу всем телом и умоляюще прошептала:
      - Поцелуй меня, Ванечка...
      В ту ночь Иван был очень нежен с Аннушкой, стараясь угодить ей, дарил свою любовь - осторожно, бережно... и спокойно уснул, когда насытившись его ласками, жена мирно засопела у него на плече.
      Утром он проснулся от того, что почувствовал холод. Будто бы остался в постели один. Приоткрыв глаза, увидел, что Аня сидит на кровати, обхватив себя руками, и легонько покачивается: взад-вперед. Иван приподнялся на подушке и, опираясь на локоть, провел свободной рукой по сгорбленной спине супруги. Отчего Аня вздрогнула и медленно развернулась в его сторону. В васильковых глазах вновь появился холод и отчуждение. Иван чуть не ругнулся вслух: до каких пор жена будет возводить между ними стены?! Он так устал бороться с её страхами!
      - Что с тобой? - спросил, уже догадываясь о том, каким последует её ответ.
      - Разведись со мной, Вань. Зачем я тебе такая... ущербная?
      - Ну вот... снова хорошие новости с утра! - он сел напротив жены, притянул её к себе, - Глупышка, что ты себе снова придумала, пока я спал? Анют, какая ты ущербная? Ты у меня красавица-раскрасавица! - он легонько встряхнул её, обхватил бледное личико руками (неужели всю ночь не спала?) и крепко поцеловал в губы, доказывая свои чувства.
      - Ваня, я серьезно. Намучился ты уже со мной. Все ведь бесполезно - эти врачи. Я же знаю. Я часто болею, простываю, и даже если будет один шанс из тысячи, я не смогу выносить, - она вздохнула и отрешенно посмотрела на него, - а без детей, какая мы семья? Ячейка общества должна быть полной и приносить государству пользу...
      - Тсс! - он закрыл ей рот ладонью, - Какая ячейка, Аня? Ты что?! Я люблю тебя - это главное. Мы справимся. Хочешь, возьмем себе малыша в доме малютки? Знаешь их там сколько? Воспитаем, будет у нас гражданин, а хочешь - девочку возьмем или сразу двоих?
      - Ванька - дурачок! - она обняла его, прижалась к колючей щеке своей, - Чужие дети - это не свои. Их еще полюбить надо, как родных. Я не знаю, смогу ли?
      - Не говори сейчас ничего. Давай попробуем все, что можно. А если ничего у нас не выйдет, то... - он нарочно сделал паузу, а потом, заметив интерес в любимых глазах, продолжил, - заведем себе... собаку, или двух!
      Анна улыбнулась на его шутку и поцеловала в губы, сама, давая понять, что стена вновь пала. Иван же задумался и всерьез над тем, что ему делать дальше. Встретившись с Аленой в обеденный перерыв, обговорили с ней возможные варианты. Чтобы не остаться голодными, он пригласил своячницу в кафе, где разместившись за столиком, они смогли утолить голод почти полноценным обедом, заказав - второе и салат, потому что из первого остался лишь суп-харчо. А это блюдо, как известно, было на любителя.
      - Ваня, я знаю, что это нелегко признать, но обычным способом Аня вряд ли сможет зачать. Я говорила с её лечащим врачом. Если не вдаваться в подробности, то он ставит ей стопроцентное бесплодие, понимаешь? - Алена чуть пригубила виноградный сок и принялась за свой картофель и котлету по-киевски, слегка попробовав салат из свежей капусты и огурцов.
      - Я-то понимаю, - вздохнул Иван, - Что с Аней делать? Она просит развод.
      - О, как?! - Алена округлила глаза, - Все гораздо серьезнее, чем я думала... Ваня, не отпускай её от себя, одна она не выдержит. Сломается.
      - Да я и не думал её отпускать. Предложил взять малыша в детском доме.
      - И что она?
      - Говорит, что не сможет полюбить чужого ребенка, как своего. А смысл тогда мучить и себя, и ребенка? - он смял сигарету, так и не закурив, - Алена, как мне быть? Я люблю её. Безумно люблю - почему же так все сложно-то?!
      - Ваня, жизнь вообще-то сложная штука... - Алена вздохнула и положила ему руку на плечо, - Ты же - мужик, держись!
      И как бы между прочим добавила:
      - Из любой ситуации можно найти выход. Ты слышал об английских ученых, говорят, они вырастили ребенка из пробирки. И у нас тоже есть неплохие результаты таких научных изысканий, - Алена наклонилась к Ивану поближе, - Сережа сказал, в Ленинграде сделали такую процедуру одной молодой маме.
      - И что? - напрягся Иван, весь обратившись в слух.
      Да он знал о "зачатых в пробирке" детях, только в Советском Союзе эти процедуры пока не увенчивались успехом.
      - Ждут, что скоро родится такой малыш, - Алена ободряюще подмигнула ему, - И если все пройдет удачно, то, думаю, это наш шанс.
     
      С того времени прошло еще полтора года, когда наконец-то их шанс воплотился в жизнь. Деньги на экстракорпоральное оплодотворение они частично взяли из тех, которые были у Анны на сберкнижке - то, что им с Аленой успел оставить отец при жизни, и некоторую сумму Иван смог скопить за несколько месяцев, откладывая почти полностью свою зарплату. Жили они на то, что зарабатывала Аня.
      Сама процедура была не слишком сложной, главное, чтобы эмбрион прижился, о чем в первую очередь и переживала Анна. Иван волновался и сомневался не меньше жены, но Алена вновь спасала положение, ручаясь и за опытного в этом вопросе врача, и за конфиденциальность. Поскольку огласке супруги Вишняковы эту процедуру придавать не хотели. Все совершалось в строжайшей тайне. И удалось-таки! Аня забеременела, вот только последние месяцы своей беременности пролежала в больнице, чем и омрачилось их общее ожидание чуда.
      Мальчик, сын у Вишняковых родился крепеньким, здоровеньким, а вот Аня перенесла роды - тяжело. Были и сильные разрывы, и обильное кровотечение, а потом тяжелейшая послеродовая депрессия.
      Сына, которого назвали Константином, выкормила, в прямом смысле этого слова, Алена. Она к моменту родов сестры нянчила уже собственного малыша - трехмесячного Никиту. Алена переняла заботу о племяннике на себя, плюс ко всему еще успевала поддерживать Ивана и почти каждый день навещала сестру в больнице. Та, после родов еще целый месяц находилась под наблюдением врачей. Сергей с пониманием относился к сложившимся обстоятельствам и хоть практически не принимал никакого участия в делах семейных, тем не менее, не запрещал своей жене так часто посещать родственников.
      Когда сын немного подрос, в семье на какое-то время вновь стало спокойно. Аня работала, Костя ходил сначала в ясли, потом в детский сад - с мальчиком не было никаких хлопот, да только радости своей матери он совсем не доставлял. Иван сразу заметил, что его любимая не питала к сыну материнских чувств. Думал, что со временем это пройдет, да только с каждым разом неприязнь к ребенку проявлялась все больше с Аннушкиной стороны. Как-то в сердцах, рассердившись на какую-то шалость, она выкрикнула:
      - Лучше бы ты родился - девочкой! Они гораздо спокойнее!
      Иван тогда обнял малыша, прижал к себе, а жене ответил, что с такой матерью, любому ребенку жилось бы плохо.
      Вечером Аня попросила у Ивана прощение и сама уложила сына спать, а после заговорила на полном серьезе о том, что хочет родить себе дочь.
      Вода и камень точит. И хотя Иван не собирался поначалу уступать, но изо дня в день Анне удалось сломить его решимость. Он согласился на еще одного ребенка, с условием, что если это опять окажется сын,то Аня будет любить его не меньше, чем, если бы это была дочь.
      Вторая процедура тоже прошла успешно, только, к большому сожалению, на этот раз беременность прервалась - выкидыш, девочка, сроком три месяца. Анна проплакала всю ночь, а на утро заявила, что хочет попробовать еще раз. Новая попытка тоже не увенчалась успехом, малыш умер в утробе матери на сроке восемь недель.
      Вновь наступила пора депрессий, слез и отчаяния, несмотря на то, что рядом бегало звонкоголосое счастье. Аня не замечала ничего и никого вокруг. Алена приехала к ним домой, и дни напролет теперь нянчила сестру, забывая о собственной семье.
     
     
     
      Глава 18
     
      - Нет! Нет! И еще раз - нет! - Сергей был взбешен, и мерил шагами свою небольшую кухню в новостройке, куда они с Аленой перебрались всего пару месяцев назад. Даже вещи ребята еще не все разложили. Иван в коридоре запнулся о коробку, заполненную книгами, а в ванной, когда мыл руки, заметил, что стоило бы починить один из гудящих кранов.
      Никита, по словам подруги, гостил у родителей Сергея, пока они с мужем занимались переездом и обустройством новой жилплощади. Иван за своими с Аннушкой бедами и тревогами совсем не замечал происходящего вокруг. После рождения сына, он словно бы находил в вакууме, отделенным от остального мира и мало интересовался тем, что происходит в жизни его друзей.
      Наблюдая за метаниями Сергея, Иван прекрасно понимал, что тот должен был почувствовать после той новости, которую сообщила ему супруга. Да и он опешил, когда узнал, что придумали между собой сестры. И приехал к Лебединским с одной целью, по возможности, отговорить Алену от задуманного. Глядя на Сергея, понял, что был прав. Ни к чему хорошему задумка их женщин - не приведет.
      Алена кусала губы и из-под нахмуренных бровей поглядывала на мужа.
      - Ты хоть представляешь, какому риску подвергнешь себя? - остановился Сергей и обернулся к жене, - А о сыне и обо мне ты подумала? Никитке всего три года! А если с тобой что-то случится?
      - Ничего со мной не случится, - упрямо ответила Алена, - Вспомни: Никитку выносила легко, родила тоже. Отчего паника-то, муж?
      - Во-первых, это не паника, - ответил Сергей, взлохматив и без того торчащие в сторону волосы, - А, во-вторых, если уж твоей Анюте приспичило родить второго ребенка, то пусть вначале Костика научится воспитывать. На него у нее, видите ли, сил никаких нет, а на второго малыша будут? Вспомни, как ты её выхаживала: как наш сын полгода у моих родителей жил, забыла? Ванька, а ты что молчишь? Прав я или нет?
      - Конечно, прав... - ответил Иван и запнулся, встретившись со взглядом подруги.
      - Что значит прав?! - Алена чуть не выронила из рук чайник, разливая кипяток по расставленным чашкам на столе.
      Она хотела провести беседу в уютной, мирной обстановке, да не утерпела, высказала новость с порога, вот теперь и приходилось разгребать последствия. Сергей воспринял её идею стать суррогатной матерью для будущего ребенка сестры так, как собственно и ожидал Иван - тот был против использования жены в качестве инкубатора. Алена думала, что муж её поймет и поддержит в этом вопросе, когда узнает, как тяжело Аня переживает в последние дни несостоявшуюся беременность. Иван же прекрасно понимал опасения друга и, если бы такой вопрос коснулся его, при других обстоятельствах, он тоже был бы против. И еще как!
      - Алена, ты не сердись, - Иван виновато повесил голову, - но я тоже считаю, что нельзя идти на поводу у Ани. Разбаловали мы её с тобой. Сережка прав, она и за Костей не очень-то заботится...
      - Та-ак, - протянула Алена, поглядывая то на мужа, то на Ивана, - Мужики, давайте-ка, чай попьем и все обсудим. Не спеша.
      - Аленка, тут и обсуждать нечего, - махнул рукой Сергей, - ты в этом участвовать не будешь и точка!
      - А ничего, что я уже в этом принимаю участие и довольно активное? - окинув взглядом мужчин, заявила, подбоченившись, Алена.
      Иван, успевший отхлебнуть из своей чашки, закашлялся, а побледневший Сергей подскочил вплотную к жене.
      - Что? - встряхнул он её за плечи, - Что ты сказала?!
      - Ты не ослышался, - дерзко вскинув подбородок, ответила она, - Ты все правильно понял. Мы с Аней сегодня были в Центре планирования семьи и сделали нужную процедуру. У них остались материалы, мы договорились еще на прошлой неделе, но боялись спугнуть удачу...
      С каждым словом Алены лицо Сергея менялось, на скулах заиграли желваки. Иван мог бы поклясться, что и сам выглядит не лучшим образом. То, что сейчас в запале высказала им Алена, в голове у него не укладывалось.
      - Где вы взяли нужную сумму? - спросил он первое, что пришло ему на ум, прервав молчаливую дуэль супругов.
      - Нам не понадобилось, - ответила Алена, все еще не сводя взгляда с мужа, - У Ани было две неудачные попытки, мы смогли договориться с врачом...
      - Какая же ты... - Сергей не договорил. Он притянул жену к себе, крепко обнял, уткнулся губами к ней в макушку, зарылся руками в её каштановые, опускающиеся кольцами ниже плеч, волосы. - Аленка, ты с ума сошла!
      Иван отвел взгляд, уж слишком бросалась в глаза та нежность, что пробегала между этими двумя. К счастью, его друзьям не нужно было разрушать изо дня в день баррикады, построенные из недомолвок и обид - между ними тех попросту не существовало. Наверное, в этом и была сила Сергея, которую так любила в нем Алена. Он смог простить, принять и без каких-либо выговоров, эмоциональных выпадов, искать пути в сложившихся обстоятельствах. Зачем оспаривать то, что уже случилось? Иван и раньше ценил друга за горячее сердце и холодную голову. Тот в любых трудностях не терялся, а искал выход, даже там, где того не могло быть в принципе. Сам он так не умел, часто психовал и подолгу метался, не зная, как выйти из того или иного положения, мучился, не спал ночами.
      Спустя несколько минут, Лебединские уже сообща думали о том, что скажут родителям Сергея по поводу беременности их невестки.
      ---
      Иван Игнатьевич, услышал голоса за своей спиной и вновь обернулся на дверь. Алена и Сергей вошли к нему на этот раз вместе.
      - Ты готов? - Сергей - в домашнем костюме: легких серых брюках и светлой рубашке в мелкую клеточку, - как всегда бодр и свеж, серьезно глянул в глаза друга и осторожно продолжил, - Гарантировать на сто процентов, конечно, ничего нельзя, но на девяносто девять - могу поручиться за успех.
      - Сережа... - Иван Игнатьевич вернул другу взгляд, заметив, как при этом напрягся тот, - я не маленький, все понимаю. Когда начнем?
      - Сегодня. Правда, есть одна загвоздка, - Сергей почесал подбородок, - надо, чтобы разрешение на операцию подписал кто-то из твоих родственников. Ты детям дозвонился?
      - Нет, - угрюмо ответил Иван.
      - И что будем делать? - вмешалась в разговор Алена. - Я звонила твоей соседке, говорит, уехали твои куда-то вместе, может на отдых, и пока не появлялись...
      "На отдых ездят летом, но никак не осенью, причем у Машки сейчас самый разгар занятий, и Костя должен был вернуться из командировки. Странно все это", - подумал профессор, но вслух не стал ничего говорить. Ни к чему напрягать друзей еще и этой проблемой.
      - После детей ближайшей родственницей мне приходишься ты, - усмехнулся Иван, - так что подписывай все, что там нужно. И давайте уже начнем, что ли?
      Лебединские переглянулись, и Сергей качнул головой:
      - А он прав, Алена. Хватит тянуть кота за хвост и так много времени потеряли, - он потрепал жену по голове, взлохматив слегка её волосы на затылке, - Тебе придется взять ответственность на себя.
      - Сережка, не шали! - упрекнула его Алена Ивановна, поправляя прическу у зеркала в комнате Ивана. Соглашаясь с доводами мужчин, добавила, - Хорошо, как скажете.
      Потом она хитро прищурилась и погрозила пальцем им обоим:
      - Только после, чтобы без претензий! - и выпорхнула за дверь - собираться.
      - Ну, что, поехали? - Сергей указал головой на дверь, провожая взглядом жену, которая уже, судя по звуку удаляющихся шагов, куда-то убежала внутрь дома.
      - Поехали, - согласился с ним профессор, все еще переживая насчет своих детей.
      ---
      Беременность Алены от сотрудников и родителей Сергея удалось скрыть, отправив её на последних месяцах в родную деревню, к тетке. Анна ушла в отпуск, благо у педагогов он почти три летних месяца, но в отличие от сестры решила провести свое время 'беременности' вместе с Костиком в деревушке, где жила когда-то бабушка Ивана. Домик был вполне пригоден для жилья. Так и скрыли сестры от соседей и знакомых свою тайну.
      Алена родила в конце августа, без каких-либо осложнений для своего здоровья, если не считать небольшую анемию. Роды проходили в тайне, Сергей сам их принимал. Отдав Ивану ребенка, он отвез жену на курорт, чтобы немного подлечить и восстановить её здоровье. Всю ответственность за малышку теперь несла родная мать. Дочку назвали Машенькой. Иван в крохе - души не чаял, и Анна, казалось, наконец-то стала любящей и заботливой матерью. Во всяком случае, первые полгода, пока у Маши не стали резаться зубки.
      Несколько бессонных ночей с горячей от высокой температуры и почти беспрерывно плачущей малышкой, показались кромешным адом. По очереди - то Иван, то Анна - носили Машу на руках, убаюкивая и стараясь хоть как-то унять её страдания. Днем, впрочем, тоже было не легко. Ивану приходилось в полусонном состоянии тащить сына в детский сад, а затем самому плестись на работу. Анна оставалась с дочкой одна. Спали они в короткие передышки, когда Маша уставала кричать и засыпала, утомленная, на часок-другой. К счастью, Костя ночью крепко спал в своей кроватке, не обращая внимания на крики сестры и перешептывания родителей. Правда, чтобы не тревожить сына, они гуляли с дочкой по кухне или ванной.
      - Знаешь, это невыносимо! Я за день ни разу не присела. Даже ужин готовила с Машкой на руках, - высказалась Анна на третьи сутки, - Неужели у всех так?
      - У всех по-разному, - ответил Иван, перенимая дочь на свои руки, - а у нас вот так. Ничего, Аня. Скоро все будет хорошо, - он поправил одеялко, в которое была завернута дочь, погладил девочку по головке. Притихшая малышка, накричавшись вдоволь, теперь прикрывала опухшие от слез глазки, - Зато, мы надолго запомним наши первые зубки.
      - Она будто нарочно все время кричит, - пожимая плечами, проворчала Анна, - С Костей всё по-другому было.
      Иван нахмурился, окинул жену недобрым взглядом. Она наклонилась над ванной и умывалась прохладной водой. Он вспомнил, что как раз в то время, когда у сына резались зубки и поднялась температура под сорок, нянчила того на руках Алена.
      - А ты разве помнишь? - усомнился он.
      - Конечно, - обернулась Анна и, утираясь полотенцем, добавила, - Еще бы мне не помнить. У него сразу два зуба появилось, и он так не орал - это уж точно! И на руки не требовал, чтобы его брали каждую секунду.
      'Да, уж!" - подумал между тем Иван. Потому что он хорошо помнил, что у Кости прорезались действительно сразу два зубика, да только сын на тот момент был гораздо младше Маши. С ним эта беда случилась в три месяца. И не орал Костик лишь потому, что Алена пела ему колыбельные и качала на руках, убаюкивая, как родного сынулю.
      - А Машку спустить нельзя, сразу в крик! - продолжала громким шепотом возмущаться Анна, - Я думаю, она это нарочно. Нами крутит, как ей хочется.
      - Аня, как ты можешь?! - возмутился Иван, - Она же кроха совсем! Ей больно, вот она и просится к тебе. Ты же мать, самое родное существо для нее. И вообще выйди отсюда, я сам с дочкой посижу, а то разбудишь.
      - Ну и пожалуйста! - Аня вышла и раздраженно захлопнула за собой дверь, да так, что и впрямь разбудила Машу. Малышка вздрогнула и начала кривить губки, собираясь захныкать.
      - Тише, тише... - покачал её Иван и начал ходить по ванной: два шага - туда, два - обратно, - Баю-баюшки, баю, не ложися на краю...
      Эта единственная колыбельная, которую он помнил. Но она и ему-то не особо нравилась. Тогда он решил спеть что-нибудь другое, на ум пришли русские народные песни, и Иван затянул в пол голоса:
      Ой, мороз, мороз,
      Не морозь меня,
      Не морозь меня, моего коня.
      Не морозь меня, моего коня,
      Моего коня белогривого....
      Когда он пробасил эту песню на третий раз, Машенька уснула, крепко прижавшись к его груди - тепленькой, круглой щечкой...
      И в эту ночь они проспали до самого утра: Маша на его руках, а Иван - на полу, в неудобной позе, привалившись спиной к ванне. К счастью, следующий день был выходным, и он мог не спешить на работу. А у Маши наконец-то снизилась температура, и появился в её ротике виновник недавней бессонницы - первый молочный зубик.
      К сожалению, чем дальше, тем чаще Иван начал замечать, что и к дочке Анна не питает тех чувств, которые он видел у других матерей. Как будто бы его жена получила желаемое и успокоилась, словно бы не понимала, что мать - это понятие круглосуточное, а не сиюминутное. Он видел, что временами на Анну накатывает материнский инстинкт, и тогда она - самая ласковая и заботливая на свете. Но стоило кому-либо из детей не оправдать её ожиданий, как все тепло улетучивалось, и на его место незамедлительно приходило - раздражение и агрессия. Разговоры с Аленой - ничего не давали, вернее, они меняли Аню лишь на некоторое время. Иван не знал, что ему с этим делать. Анна не любила своих детей.
      Во многих семьях - дети становились крепким связующим звеном между супругами. У Вишняковых почему-то все выходило наоборот. Из-за своих малышей они стали ссориться, и с каждым днем эти ссоры превращались не просто в небольшие семейные разногласия, а в самые настоящие бои без правил. Потому что начиная с маленькой проблемы, Анна выливала на него все, в чем он только был и не был повинен, и заканчивалась такая ссора неизменно её истерикой и словами:
      - Ты меня не понимаешь и совсем не любишь!
      И если поначалу Иван как-то утешал жену, да старался загладить свою вину, то постепенно начал понимать, что на самом-то деле он здесь совершенно не при чем. Неужели это он срывался на крик, когда Костя нечаянно сломал свою машинку, у которой отлетело колесо и затерялось где-то под креслом? Или, когда сын решил помочь маме - вымыть посуду, да нечаянно разбил её любимую чашку? Неужели такие беды не встречались в других семьях? Маше тоже доставалось от "любящей" мамочки. Как-то малышка, предоставленная самой себе, разрисовала новые обои, а еще Иван вспомнил случай неконтролируемого крика, когда дочь опрокинула тарелку с супом и забрызгала содержимым всю кухню. Разве, такие, по сути своей, довольно невинные неприятности стоили того, чтобы так изводить все семью - скандалами и ссорами на ровном месте? Иван был больше, чем уверен, что любая другая мать над многим просто не стала бы заострять внимание, а где-то бы перевела в шутку или игру. Обои можно было разрисовать вместе, а потом и наклеить новые или оставить детские художества, как своеобразный дизайн.
     
      Анна вышла на работу, едва Маше исполнился годик. Дочка стала ходить вместе с Костей в детский сад. И, казалось бы, теперь, когда мать видела своих малышей лишь вечерами, да на выходных, она должна была бы по ним скучать. Вот он, Иван, очень скучал по своим ребятишкам, но нет. Анну они раздражали и в выходной. Дошло до того, что Иван начал ненавидеть те дни, когда у семьи выдавался шанс провести его вместе. Часто он старался детей отвезти или в гости к Лебединским, где племянникам всегда были рады, или с самого утра забирал их из дома на целый день - гулять. Какие бы не случались проблемы на работе: и денежные трудности, и смена начальства, и то, что Иван старался, защитил кандидатскую, хоть это и было нелегко, учитывая их семейные неприятности; брал подработку на дом, вел студентов и прочее и прочее... - от жены он не получал совершенно никакой поддержки. И все же не торопился подавать на развод. Все-таки они как-то жили и сравнительно неплохо на фоне других семей, переживающих непростое время денежной реформы в стране.
      Поводом к решительному шагу послужило то, что однажды, вернувшись, домой чуть раньше, чем планировал, Иван застал такую картину: Анна спит, отвернувшись к стене, а дети стоят в разных углах комнаты.
      - Что случилось? - поинтересовался шепотом Иван у сына.
      - Мама нас наказала за то, что мы шумели. Сказала, чтобы ждали, когда папа придет и выпустит. А она, - сын тяжело вздохнул, - устала и спит...
      - Понятно, - вздохнул Иван, понимая, что мог бы прийти и гораздо позже, как бывало не единожды. Он не понимал, как Анна могла так поступить с собственными детьми?! Хотел разбудить её, хотел высказать все, что думает, но увидел две пары заплаканных глазенок и решил - с разговорами можно и повременить, - Выходите затворники, идемте чай пить. Я по пути встретил зайчика, он вам кое-что передал.
      - Что передал? - засияли любопытством глазенки Костика.
      - Сейчас узнаете, - подмигнул сыну Иван и, подхватив малышей на руки, отнес их умываться. После, покормив детей, уложил их в кроватки, почитал им перед сном сказку, а на утро решил серьезно поговорить обо всем с женой. И, когда за завтраком начал с Анной непростой разговор, то совершенно не ожидал - услышать от нее, вместо объяснений своего поведения, то, что она подала документы на развод.
      - Что? - он сжал в руках чайную ложечку с такой силой, будто хотел переломить ту на две части.
      - Я не могу больше так, Ваня. Знаю, что я виновата и перед тобой и перед... детьми. Я очень стараюсь, но не могу. Я не могу их - полюбить. Мне кажется, что они чужие. Не мои, да и ты, в последнее время - чужой, - Анна вздохнула и подняла на него взгляд, в котором не было ни капли сожаления, - Я думаю, что так будет лучше для всех. Дети останутся с тобой. А я уеду от вас. Куда-нибудь подальше.
      - Все решила, значит? Сама.
      - Да, Ваня, - поправила она выбившуюся прядку за ухо и укоризненно посмотрела на него, - И давай без возражений.
      - Как скажешь, - пожал он плечами и поднялся из-за стола.
      Больше находиться в одном месте с этой женщиной он не мог. Год назад, возможно, стал бы её уговаривать, убеждать попробовать все сначала. Теперь же понял, что не хочет. Не хочет больше видеть Анну рядом с собой. И нашел в себе силы - отпустить. Тем более, что она и в самом деле стала к детям более, чем холодна.
      Алена в очередной раз попыталась сохранить им семью. Вначале она долго убеждала Ивана в том, что не стоит сгоряча решать такие вопросы, а потом приехала к ним, чтобы поговорить и с Анной. Дети были еще в детском саду, Иван же гулял неподалеку от дома, в сквере, ожидая там Алену. Она что-то около часа разговаривала с сестрой, а затем вернулась к Ивану совершенно обескураженной. И далеко не сразу ответила на его не заданный вопрос, лишь спустя несколько минут подала голос, стряхивая с себя оцепенение:
      - Ваня, слышал бы ты то, что она мне наговорила. С одной стороны, я понимаю, что Аня не со зла, а от того, что у нее получилось все совсем не так, как когда-то мечталось. Винит меня в том, что у нее с тобой ничего не вышло и, что дети её не любят...
      Алена опустила взгляд, пряча от Ивана свои слезы. Он сидел в сквере на лавочке, и свояченица вначале пристроилась рядом с ним, а затем, отвернувшись от сигаретного дыма, поднялась и теперь стояла рядом, да смотрела куда-то вниз, будто бы себе под ноги. Иван затушил сигарету, хотел достать еще одну, но глядя на Алену, передумал. В легком шелковом платке, осеннем светлом пальто, в немного потрепанных, но тщательно замазанных ваксой черных демисезонных сапожках, она казалась трогательно беззащитной перед непогодой и свалившимися на неё новыми неприятностями, которые отчасти появились по его вине.
      На дворе стояла зябкая осень. Листья с шуршанием падали под ноги, заполняя собой все дорожки сквера. Алена слегка в раздражении пнула под лавочку несколько листьев и вновь заговорила:
      - Аня считает, что мне повезло, потому что меня взяла к себе Софья, а ей пришлось жить под одной крышей с мачехой. Может, она и права в чем-то. Знаешь, Вань, а я ведь одно время завидовала ей. Она с отцом жила, виделась с ним каждый день, не то, что я - урывками, когда у него выдавалась на меня свободная минутка. А потом - Федот. Если бы я только знала, если бы только могла все повернуть назад!..
      Иван поднялся со скамейки, развернул Алену за плечи к себе:
      - Алена, только не вздумай себя винить. Ты столько для нее сделала! И для всех нас. Машутку нам родила. Я этого никогда не забуду, слышишь? - он поднял её лицо за подбородок, заглянул в мокрые от скрываемых слез бездонные карие глаза, - Тебе не в чем себя упрекнуть. А Анне пора бы начать жить собственным умом. Так что все, что делается сейчас - это только на пользу.
      - Кому на пользу, Вань?
      - Нам всем.
      Он был в этом убежден тогда. Спустя некоторое время понял, что поступил правильно. И хотя детям не хватало материнской любви, все же лучше так, чем жить с постоянным страхом о том, что Анна может причинить им вред. Лебединские несколько раз брали его ребят с собой на море, а к моменту, когда Косте нужно было идти в первый класс, получилось так, что Ивана пригласили в Архангельск на довольно перспективную должность и он, не раздумывая, согласился. А еще через два года узнал, что Лебединские уехали за границу. Тяжело было осознать, что теперь они не скоро увидятся, но с другой стороны - он был за них рад. Перспектив за рубежом для талантливого хирурга имелось больше, а родная страна к тому времени разваливалась на глазах. Годы правления Михаила Горбачева были довольно трудными для всех россиян.
      Про Анну он знал только то, что она живет в Нижнем Новгороде, работает учительницей в школе, да еще сменила себе паспортные данные, по которым - стала Калугиной Аленой Ивановной. Наверное, таким способом она хотела вернуть себе удачу. Впрочем, ему было все равно. Для Ивана матерью его детей была в большей степени Алена, которая после развода заботилась о племянниках, как о родных, делила свою любовь между Никитой, Костей и Машей поровну, давая им гораздо больше тепла, чем в свое время - Аня.
      Странным казалось и то, что Костя всегда именно Алену называл своей мамой, а об Анне даже не вспоминал. Иван не нашел возможности поговорить с сыном по душам, даже когда тот вырос и стал самостоятельным человеком. Почему-то Костик решил, что его мать умерла, и старался обходить эту тему в разговоре, наверное, боялся потревожить отца. Так они и жили в неведении, а сейчас Иван мог бы детям многое рассказать, если бы они ответили, хотя бы на один его звонок.
     
     
      Глава 19
     
      Подъезжая к родному городу, Константин Иванович вышел из купе в тамбур и, прислонившись к покачивающейся стене, устало прикрыл глаза. Нет, он не хотел спать, выспался за несколько часов до этого, еще до пересадки в Рязани. Он просто пытался как-то совладать со своими мыслями и не поддаваться эмоциям. Прошло не так много времени с того дня, как он уехал из Архангельска с Машей, а казалось - пол жизни пережил.
      Почти месяц назад он увез с собой сестру и теперь возвращался без нее. Трудно было не завыть от чувства съедающей изнутри вины. Если бы он только не поторопился, остался бы с ней, чтобы дождаться отца, все могло случиться по-другому. И какая муха его укусила? Почему он помчался неизвестно куда, чтобы отыскать свою мать? Зачем? Ведь жили и раньше как-то без нее, неделю - другую мог бы и переждать...
      Двадцать шестое октября - пятница, до рабочих будней еще два дня. Да, у него был отпуск - две недели, только вернуться из него он сильно опоздал. Правда, Крельчиков - не подвел. Следователь оказался нормальным мужиком и действительно - помог, постарался, новый паспорт оформил быстро, но, тем не менее, пришлось задержаться в Новгороде еще на одну неделю. Вишняков по этому вопросу не переживал, знал, начальник его поймет, тем более, что он предупредил того по телефону, что задержится по семейным обстоятельствам.
      Ночной вокзал встречал неприветливо. Впрочем, Косте могло просто показаться. Его никто не ждал. Некому. Вдохнув морозный воздух, он плотнее застегнул куртку и укутался в вязаный шарф, который купил по случаю в Новгороде. За то время пока Константин лежал в больнице погода за окном не радовала: место осени торопилась занять зима. И вот уже сорваны с деревьев листья, а в небе тучи несут с собой снег.
      Костя спустился со ступенек на платформу, будто дряхлый старик. Раньше бы легко соскочил с подножки, сейчас не мог позволить себе такую роскошь. Проткнутый подростками бок, давал о себе знать тянущей болью вдоль ребер. Попасть в такую ситуацию можно было и на улицах родного города, только обычно Костику удавалось решить проблему миром, или, по крайней мере, дать серьезный отпор. Вспоминая пережитое в Новгороде, он не мог понять: почему на тот момент замешкался, не сразу среагировал на нападение, да еще и не заметил в руках вихрастого паренька нож. Обдумывая слова подростка, вначале решил, что тот обознался, потом странным показалось напутствие. Ко всему прочему, смущали слова Крельчикова. Следователь рассказал, что в больницу дважды кто-то звонил и интересовался Костиным самочувствием. Да, было тут - о чем задуматься и поразмышлять.
      Вишняков посмотрел по сторонам и еще раз вздохнул, чувствуя, что боль отпускает. Заштопали его медики хорошо, вот только какое-то время еще придется чувствовать себя не настолько здоровым, как прежде. Была бы рядом Машка, наверняка, что-нибудь бы сострила по поводу его теперешнего состояния. Самому на ум пришло только одно: 'Легкомыслие - это хорошее самочувствие на свой страх и риск'. Жванецкий был прав, как, впрочем, и всегда. Стоило это признать в очередной раз. Вот теперь Косте как раз приходилось расплачиваться за свой опрометчивый поступок. И где только голова раньше была?
      - Видно, где-то, но не на плечах, - проворчал Константин вслух и сплюнул под ноги, а потом, оглядевшись, потопал в сторону дома. Идти от вокзала было довольно далеко, а ехать на такси - слишком расточительно, тем более, что денег у него осталось совсем немного. Костя решил, что поймает на дороге какую-нибудь машину, если повезет, или за час пешком все равно доберется. В руках он сжимал свой чемодан и сумку с Машиными вещами - все, что осталось у него от сестры. Хотя - нет, еще имелась щемящая, не проходящая вот уже несколько дней боль, которая ютилась где-то глубоко внутри. И давала о себе знать всякий раз, когда Костя обращался мысленно к сестренке: 'Где же ты, Машулька? Где?'
      Он отказывался верить в её смерть. И не потому, что такого не могло произойти с молоденькой девушкой в чужом городе. Просто Костя знал, если бы с сестрой случилось непоправимое, он бы это понял. С детства между ними будто бы тянулась тонкая ниточка-связь. Он всегда чувствовал каким-то звериным чутьем, когда Маша заболевала или, если её кто-то обижал в школе. Внутри будто бы все сжималось, словно пружина, а потом его охватывал панически страх за нее. Вот и в тот день, когда Машульку похитили, Костя словно бы знал, что должно произойти нечто такое, а после - его не отпускал страх, который до сих пор никуда не делся. Лишь в это утро стало чуть легче, только пока причина этой перемены оставалась для него загадкой, которая вселяла смутную надежду на то, что Маша к нему скоро вернется.
      Еще одной бедой и странностью стала пропажа отца. Костя звонил домой несколько раз, но профессор отчего-то не брал трубку. На сотовый - не дозвониться, там абонент был все время недоступен. Соседка, тетя Шура, которая им с Машей порой заменяла мать, по странной случайности, тоже не подходила к своему телефону. Постепенно такой ход дела стал Константина напрягать, причем настолько сильно, что едва он получил документы, как поспешил купить билет на поезд, чтобы поскорее вернуться домой. Лететь из-за своей еще не зажившей раны он не решился.
      Игнат Витальевич проводил его на вокзал. Видимо, чувствуя свою вину в пропаже Маши, следователь всячески старался выйти на её след, но, увы, три недели поисков ничего так и не дали.
      - Позвоните мне, как встретитесь с отцом, - протянул Крельчиков руку Константину, прощаясь, когда тот подошел к проводнице, чтобы показать ей свой билет и новенький паспорт.
      - Позвоню, - пообещал Костя, ответив на пожатие, и поспешил занять свое место в вагоне.
      Про себя же подумал: "Этот звонок ничего не даст". Связь между пропажей отца и похищением сестры вряд ли можно было объединить в одно дело. Скорее всего, старик выключил телефон или забыл его подзарядить. Это иногда с Иваном Игнатьевичем случалось по рассеянности или слишком большой занятости.
      Впрочем, по мнению Кости, следовало все-таки поговорить с отцом начистоту. Подростки передавали родителю 'привет', и Константин вот уже несколько дней задумывался над тем: что же могло связывать отца с криминальным миром?
      Вопросов к Ивану Игнатьевичу у сына имелось множество. Поэтому, не долго думая, он решил прямым ходом наведаться на квартиру к отцу, никуда по пути не заезжая - ни к себе, ни на квартиру Маши.
      Он удачно поймал машину. Мужик за рулем, к счастью, неразговорчивый попался и не мешал по пути - думать. Костя вспоминал последний разговор с отцом, который состоялся между ними где-то месяца два назад, еще до его командировки. Батя сетовал, что они с Машкой уже совсем взрослые и пора бы им как-то серьезнее относится к жизни, интересовался, есть ли у сына на примете девушка. На что пришлось ответить, что не нашел еще свою красавицу. Девушек возле Кости всегда было достаточно, а вот не цепляла за душу - ни одна, да и Маша подсказывала, порой, с которой из них вообще не следует дружбу заводить. Отец тогда так серьезно глянул, без улыбки и будто бы с грустью какой-то:
      - У меня в твоем возрасте уже жена была...
      В тот момент он подумал, что отец, видно, грустит о матери и сменил тему, а сейчас, вспомнив, - пожалел, что не дал старику выговориться, может тому и легче бы стало, да и узнал бы о матери что-нибудь. Костя никогда сам не поднимал эту тему в разговоре с того времени, как понял, что женщина, давшая ему жизнь, мертва. Почему он так решил - вопрос. Ведь Иван Игнатьевич никогда не произносил об этом вслух, лишь вздыхал, качая головой и только.
      Однажды, лет десять назад, Костя, вернувшись со школы, застал отца за початой бутылкой дорогого коньяка. Он тогда удивился и спросил:
      - С радости или с горя?
      Отец редко выпивал, в основном по праздникам: стаканчик, другой - не больше, в дружеской компании, а в одиночку его за этим занятием Костя еще ни разу не встречал.
      - С горя, Костя... с горя, сынок, - тяжело вздохнул тот и поднял на сына глаза, которые отчего-то были влажными, будто при простуде, - Аннушка умерла... тетка твоя, родная...
      Не понял тогда Костик, что Иван Игнатьевич еле сдерживал слезы. Удивился только тому, что отец раньше про нее ему не рассказывал и, посочувствовав утрате, ушел куда-то, кажется, они с классом тогда ходили в кино...
      - Приехали, - прохрипел простуженный водитель, чем вывел Константина из задумчивости.
      - Спасибо, - расплатился он за доставку и вышел, звучно хлопнув дверцей.
      Во дворе было тихо. Да и понятно, ночь уже.
      Костя не знал, как заговорить с батей, что сказать ему про Машу. Задрав голову, посмотрел на окна отцовской квартиры - темные, значит, спит. Будить родителя не хотелось, но и оставаться на скамейке у подъезда до утра - то еще удовольствие, учитывая, что на улице далеко не лето.
      И, тем не менее, Костик мешкал. Присел все-таки на скамейку, оглядел притихший двор: вот те качели, на которых он качал Машутку, когда та была маленькой. Они все так же поскрипывают на своих ржавых петлях. И дерево - на месте, то самое - высокий тополь, на который Горыныч забрасывал Машкин портфель, и возле которого Костя поцеловал как-то Светку Короваеву. Девчонка липла к нему несколько дней, а потом словно отшибло. Да, он умел причинять боль, но не со зла, а в назидание. Укусил тогда её за настырный язык - нечего совать куда не следует...
      Сейчас усмехнулся, вспоминая, как потом из-за той же Светки выясняли отношения по-мужски с Горынычем на пустыре, за высотками.
      Теперь та вышла замуж за своего "змея" и нарожала ему двоих детей, впрочем, Косте было все равно, лишь бы из Машки вышел хороший человек. Поэтому и не разрешал ей с Короваевой дружбу водить, боялся научит её Светка дурному...
      Опекал сестренку он с детства, и все-таки не уберег. От этой мысли стало тяжело, будто камень в груди образовался - давил теперь изо всех сил. Костя поднялся со скамьи и подошел к двери, набрал код, вошел в подъезд. Лифт не работал, пришлось подниматься пешком. И с каждым шагом, казалось, зря приехал к отцу, нужно было подождать хотя бы до утра. У двери остановился, потом медленно потянулся к звонку. Нажал обычные - три коротких, один - длинный и замер, ожидая услышать шаги по другую сторону двери, потом позвонил еще раз и еще... - никто не подошел и ему не открыл.
      Озадаченно почесав в затылке, Костя покрутился на площадке и позвонил еще раз, потом постучал...
      Дверь открылась в квартире напротив. Пожилой и всем известный в доме слесарь дядя Слава оглядел Костика с ног до головы, щурясь на свет:
      - Ты, чего это шумишь, Константин?
      - Да, вот, дядь Слав, к отцу не могу попасть...
      - Так его нет дома, он как уехал тогда еще, досель не возвращался, - слесарь поправил на носу очки, - Ты без ключей, что ли?
      - Да, вот забыл прихватить. Я из отпуска только вернулся...
      - Оно и видать, - старик покосился на чемодан в Костиных руках, - прямо с вокзала. А Машка с тобой?
      - Нет, она к себе поехала, - соврал Костя и вздохнул, - Пойду я, к тете Шуре за ключами загляну...
      - Постой, Константин. Шурка-то на даче на своей, уж неделю там торчит. Твои ключи у меня, - дядя Слава ушел в квартиру и мигом вернулся со связкой, - вот, держи.
      - Спасибо, - поблагодарил Костя соседа и, гремя ключами, открыл свою дверь, вошел внутрь.
      Теперь стало понятным, почему не отвечала соседка на звонки, но куда все-таки запропастился отец? Неужели на этот раз научная конференция вместо обычных двух недель затянулась на месяц? - Костя включил свет, бросил чемодан у двери и прошел дальше. Тут ничего не изменилось, будто бы Вишняковы до сих пор жили одной дружной семьей.
      После того, как они с Машей съехали от отца, он не стал ничего менять и даже комнаты своих детей оставил прежними, а сам продолжал ютиться в кабинете: где и библиотека, и спальня, и работа... - все в одном. Возможно, отец так привык или же надеялся, что они когда-нибудь вернутся к нему назад. Костя сел на старый диванчик в кабинете отца (тот жалобно скрипнул под ним) и взял со стола фотографию матери, пристально вгляделся в её лицо. Сейчас он не знал наверняка, чей снимок держит в своих руках: Алены или Анны. Кто из них его настоящая мать - тоже не знал, и спросить сейчас не у кого. Разговор с отцом придется отложить до лучших времен. Еще бы найти того - живым и невредимым.
      Постепенно усталость взяла свое, и Константин Иванович не заметил, как заснул, привалившись спиной к мягкой спинке кожаного дивана.
      Разбудил его утренний звонок. Еле разлепив глаза, Вишняков посмотрел на часы: восемь утра, и потянулся к трубке телефона. Старый еще советский аппарат трезвонил не хуже будильника.
      - Алло, - проговорил, чувствуя, что во время сна пересохло горло и теперь першило, заставляя слегка прокашляться, - слушаю.
      - Константин, это Игнат, - следователь на том конце провода говорил встревожено, - Ну, что там у вас? Поговорили с отцом?
      - Нет. Не вышло, - Костя провел рукой по лицу, прогоняя дремоту, да поднял с пола фотографию матери, вернул её на место, - Он дома до сих пор не объявился.
      - Плохо...
      Помолчали, потом следователь продолжил:
      - Что будете делать?
      - А что тут сделаешь? Позвоню знакомым и родственникам, расспрошу, может быть, они что-то подскажут. А если нет, то придется в милицию, заявление подавать.
      - Разумно, - ответил Игнат, - Вы там держитесь... я по своим каналам попробую что-нибудь разузнать. Да, кстати, я вроде вышел на след одного из подростков, попробуем, последим за ним, может, что-то и выясним...
      - Хотелось бы... Игнат, а про Машу пока ничего?
      - Ищем, - процедил сквозь зубы Крельчиков и повесил трубку.
      Этот ответ Вишняков уже слышал и как наяву представил тяжелый взгляд следователя. Тот, правда, искал, да так, как не каждый будет, словно бы Машка и для него родная. Дважды они ту психушку вдоль и поперек прошерстили: и ничего. Костя сам ходил по этажам, заглядывал в палаты, Маши среди пациентов того заведения - не было. У врачей ничего толком выспросить не удалось, персонал там и двух слов связать не может: вечно пьяный сторож и технички - что с них взять? Да, к тому же еще и работают посменно: не видели, не знаем - и весь сказ.
      На душе было мерзко, до тошноты. Костя поднялся с дивана, положил трубку телефона на место и размял затекшие конечности, а после - протопал в ванную. Надо было хотя бы умыться с дороги.
      Позавтракав наспех приготовленной глазуньей и чашкой кофе с сухарями, Костя стал обзванивать друзей и сотрудников отца, но все они, как один, уверяли, что ничего про Ивана Игнатьевича не знают.
      - Да-а, беда не приходит в одиночку...
      Получалось, что либо он звонил не тем людям, либо с отцом действительно что-то случилось. Какое-то время Константин Иванович еще побыл в родных стенах, пока они не начали на него давить безысходностью. Тогда он оделся и вышел из дома, чтобы прогуляться, собраться с мыслями, а потом зашел в магазин и купил бутылку недорогого коньяка. Костя никогда не был любителем выпивки и водку на дух не переносил, а вино сейчас не принесло бы облегчения его уставшей и измотанной душе. Сунув "трехзвездочный" в карман, Вишняков поплелся в сквер и, усевшись на одну из скамеек, откупорил бутылку и отпил прямо из горлышка.
      Видела бы его сейчас сестра или отец! Но в том-то и дело, что самых родных и дорогих людей рядом с ним больше не было и от одной мысли, что они могут быть уже в мире ином - душу разрывало болью. Напиток обжог гортань, а потом разлился теплом по всему телу, и вроде бы стало чуть-чуть легче...
     
     
      ---
      Глава 20
     
      В этот осенний день настроение у Елены Андреевны было хорошим, даже слишком. Её пациенты радовали тем, что все, как один, выздоравливали: и юноши с ОРЗ, и женщины с перенесенным гриппом и даже старики. На этот раз они вместо ворчания по поводу наступающих холодов встречали её с улыбкой, радуясь, казалось бы, вместе с ней. Знать бы еще к чему такая радость.
      Об этом она и спросила у одной из своих старушек, выписывая той рецепт мази от радикулита.
      - Так ведь, ясно, Еленочка, снег ждем, зимой пахнет. Слякоть-то закончилась. Последний лист уж упал, значит, скоро снежок выпадет, а там и до Нового года проживем как-нибудь, - старушка взяла рецепт, прищурившись, прошлась взглядом по записи, будто могла там что-то разобрать, потом сложила лист вдвое и сунула в передник, - У меня вот заготовки все поспели, может, возьмешь с собой огурчиков али капустки. Дюже капуста нынче хорошая у меня вышла.
      - Да нет, Клавдия Васильевна, что вы! Не нужно. Я и сама насолила на всю зиму. Вы рецепт только не потеряйте, я в конце недели к вам еще забегу.
      От засолок удалось отговориться, а вот баночку вишневого варенья Клавдия Васильевна все-таки в руки ей сунула. Пришлось поблагодарить и взять, чтобы не обидеть одинокую старушку, которая и запасы-то зимние готовила по привычке. Так и раздавала то соседям, то почтальонке, то вот ей, Елене Андреевне, участковому врачу.
      Правы старики: зимой у них суставы меньше болят, чем по осени, а простудой они и вовсе почти не болеют. У них беды другого характера: у кого сердце прихватит, у кого - давление подскочит, вот и бегает Елена по вызовам почти каждый день. А некоторым пациентам просто поговорить хочется, но и к таким 'симулянтам' участковый доктор относится со всем вниманием: мало ли, вдруг, на этот раз не просто на беседу её пригласили. Часто старики жалуются Елене не только на свои болячки, но и на низкую пенсию и на то, что хлеб снова подорожал, а бывает и про родственников разговор, иной раз и о том, что слесарь снова запил, да никак его не вызвонить, чтобы пришел и устранил неполадку. Будто бы врач мог во всем разобраться и помочь. Выговорятся, пожалуются и вроде бы им легче становится.
      Утро выдалось солнечным, и Елена Андреевна вышла из дома без шапки, но уже к середине дня поняла, что зря оделась не по погоде. Хорошо, что её пальто было с капюшоном. Перебегая быстрым шагом через сквер, она спешила еще к одной старушке, а потом можно было возвращаться в больницу, заняться документами: карты заполнить, больничные листы оформить. После еще надо было успеть забежать ненадолго домой, приготовить ужин детям, да вновь на работу - ночное дежурство.
      Ребята у нее уже взрослые, Игорь живет отдельно, но иногда к матери заглядывает, а Алиса учится в университете на юриста и допоздна с подружками: то в библиотеку, то конспект пишут, то вместе учат сложный материал. С мужем Елена развелась давно, вначале плакала - трудно с двумя детьми, на одну зарплату, потом привыкла крутиться на двух работах, после смены еще и подъезды мыла... Тяжело тогда было, но справилась, да и мама помогала, пока жива была, а после Игорек выучился, стал зарабатывать, тогда вздохнули свободно. Вот только профессию сын выбрал, на её взгляд, не очень удачную - адвокат. Недавно избили сына сильно, душа все время болела за него. Он честный, а таких людей мало где любят. Не сумела Елена вырастить приспособленца, и с одной стороны гордилась сыном, с другой - боялась за него.
      Уже на выходе из сквера она увидела на одной из скамеек мужчину лет тридцати. Вроде бы неплохо одет, но лежит на боку, странно лежит: спит, пьяный или сердце прихватило?
      Не смогла пройти мимо, задержалась возле него, пощупала пульс - живой, попробовала разбудить - реакция заторможенная. Сколько он здесь спит? Холодный весь, на улице уже не лето, так и замерзнуть недолго. Елена Андреевна попробовала перевернуть мужчину и заметила у него в руке пустую бутылку из-под дешевого коньяка. Это что же должно было случиться, чтобы средь белого дня так напиться, до полной невменяемости?
      Некоторое время Елена Андреевна смотрела на незнакомца в раздумье: вызвать милицию, чтобы в вытрезвитель забрали или его в больницу надо? Вглядевшись в чужое лицо, вдруг удивленно приподняла брови: так ведь это тот парень, который недавно помог её сыну.
      - Костя? - вспомнила она его имя и вновь попробовала растормошить, - Костя, вы слышите меня?
      На этот раз мужчина ответил что-то нечленораздельное и всхрапнул.
      - Очень хорошо, - грустно покачала Елена головой, - придется теперь мне вас спасать...
      И вызвала знакомого таксиста - Всеволода, его маму Елена Андреевна лечила уже несколько лет от гипертонии. Тот с легкостью согласился ей помочь - довезти и даже поднять на пятый этаж полуживого друга её сына, как она представила ему Костю.
      ---
      - Ма-ам! Мамуль, я дома, - странный шепот вывел Костю из сна, он даже приподнял голову и превозмогая боль, обернулся на доносившийся до него звук: кто-то ходил, по скрипящему паркету и вроде бы даже на цыпочках, - Ты спишь? Мамуль?
      Показалось, что это Машутка бродит, но почему она так странно говорит? Голова отказывалась думать и в итоге, Костя проворчал в ответ:
      - Дай поспать... - и отключился, забывая обо всем.
      Благо до утра его больше никто не потревожил, наверное, сестра решила не тормошить. Костя повернулся на постели, вытянул руки, зевнул, почесал грудь и только тут понял, что происходит нечто странное: свой приход домой он совсем не помнил. Пришлось открыть глаза и оглядеться. Комната была ему незнакомой: от потолка с красивой, в виде сцепленных друг с другом сосулек, люстры; до пола, покрытого мягким турецким ковром... - все было чужим. Костя резко сел, о чем тут же пожалел, потому что голова заболела так, будто по ней кто-то ударил молотком. Подождав, пока немного утихнет боль, он прислушался: до него донесся запах кофе и послышалась какая-то возня: вроде будто кто-то шлепал в тапках на босу ногу и что-то доставал из шуршащего пакета, по всей видимости, это происходило на кухне. В горле першило и Костя потянулся к стакану с водой, который стоял возле кровати на журнальном столике. Ополовинив стакан, он почувствовал, что пьет лекарство, кто-то позаботился и добавил в воду аспирин.
      Откинувшись на подушку, Костя попытался вспомнить: как попал сюда, но тщетно. Последнее воспоминание осталось в сквере. Ходики на стене показывали без четверти девять. Нужно вставать и начинать новый день.
      - Вот ведь засада! - Константин поднялся с кровати, и, обнаружив на стуле халат, решил нацепить его на плечи, поскольку появляться в чужой квартире перед чужими людьми в трусах и майке было как-то неудобно. Видимо, кто-то его раздел. Вещи свои в пределах видимости Вишняков не нашел. Сидеть же целый день в комнате было глупым, тем более, что ему очень хотелось в туалет. Поэтому, запахнувшись в халат (который оказался слегка коротковатым, к тому же женским, в ярких цветочках, но так как выбор имелся небольшой, пришлось довольствоваться тем, что имеется), Костя с опаской покинул комнату и направился в сторону доносившегося до него звука по узкому короткому коридору. Отметил, что есть еще два ответвления, скорее всего в другие комнаты и, наконец, увидел перед собой две одинаковые двери. Впрочем, на одной из них висела картинка писающего мальчика, стало быть, это туалет.
      Немного подумав над тем: стоит ли сначала поздороваться с хозяевами или воспользоваться удобствами,- все-таки открыл вожделенную дверь. Справив нужду, и уже собираясь выйти, услышал звонкий девичий голосок:
      - Иди завтракать. Я тебя жду!
      Костя опешил и постарался как-то собраться с мыслями. Девушка, пригласившая его на завтрак, судя по голосу, очень молоденькая, но кто она? Он с точность мог определить лишь одно - не Маша. Как попал в чужую квартиру - не получалось вспомнить. Последнее, что всплывало в памяти: прогулка до магазина, где он купил спиртное не самого высокого качества, да и распил в одиночку в сквере, на лавочке. Тогда еще подумал, что зря на голодный желудок и без закуски, а потом... - ничего. Пустота. Кто-то его подобрал, обогрел и вот-вот накормит, знать бы еще: кто этот добрый самаритянин? Точно ли позвали на завтрак его, Константина Ивановича Вишнякова? Он не был в этом уверен. Вдруг в сознании всплыл ночной шепот 'Ма-ам!...' Может, это она свою мать там ждет, на кухне, а тут появится он, мужик в женском халате? Вот хохма-то выйдет! Еще бы перед этим на себя в зеркало взглянуть, а то напугается девчонка, чего доброго. Костя потихонечку вышел из туалета и прошмыгнул в ванную - умылся холодной водой и уставился на свое отражение: 'Да-а, дела...'
      - ...Там живут несчастные люди-дикари
      На лицо ужасные, добрые внутри... - процитировал он известную песню, потому что по виду и сам напоминал довольно страшного дикаря: глаза припухшие, покрасневшие; волосы на голове торчат дыбом; двухдневная щетина; еще и халат не сходится на груди: обнажает мужские мускулы и довольно умеренную черную поросль. Константин криво усмехнулся, поправляя прическу, - Красавчик, блин...
      - Мам, ну чего ты там застряла? Остывает же! - поторопили его, постучав в дверь.
      'Точно мать зовет, - подумал он, едва сдерживая смех, - хороша будет мамаша. Побриться бы, да некогда. Ждут. Может, не выходить? Сидеть, закрывшись в ванной - это, тем более, не выход. Ну что же, как бы сказал Жванецкий: "Меняю яркие воспоминания на свежие ощущения", - Костя вздохнул и сделал шаг к двери, примерно представляя, какой может разыграться спектакль с его участием в главной роли. Он приготовился услышать крик, визг, возможно, какие-нибудь ругательства и закономерный вопрос: вы кто такой и как здесь оказались? На первую часть вопроса Костя знал ответ, а вот насчет второй вряд ли мог объясниться.
      Он вышел настороженно, озираясь по сторонам, и поплелся на звук приглушенной музыки, которую будто бы слушали в наушниках, но довольно громко, так что звук выплывал за их пределы. 'Стинг', - определил Костя, вот только мелодию не мог угадать сходу, да и ладно, он как-то к этому музыканту был равнодушен, сам больше предпочитал слушать инструментальные композиции, в основном классику в современной обработке и просто обожал - джаз. Машка еще подтрунивала, говорила, что брат у нее эстет, каких поискать. Пробираясь вперед, словно по минному полю, он то и дело останавливался: а всего-то пройти пять шагов до узкой кухонной двери, которая была открыта настежь, но они показались ему почти стометровкой. Даже пот прошиб и, зажмурившись, Костя сделал последний шаг. Но никто не стал кричать и вообще, казалось, на него не обратили внимания: музыка продолжала играть, посторонних звуков не было. Тогда Костя открыл глаза и увидел перед собой, сидящую за кухонным столом- рыжеволосую девчонку лет пятнадцати-шестнадцати. Во всяком случае, больше он ей не дал бы. В ушах у нее довольно крупные наушники, глаза прикрыты, и она качает лохматой головой в такт, доносящейся до его слуха, мелодии. Личико девушки было тоненьким и белоснежно чистым. Что показалось странным, поскольку рыжеволосые: и девчонки, и мальчишки обычно усыпаны веснушками с головы до пяток, здесь же он наблюдал перед собой нечто другое. Незнакомка притягивала к себе его взгляд. Он заметил: правильный овал лица, чуть вздернутый носик, тонкие губы и невероятно длинные ресницы - фея, не иначе. Фигурка тоненькая, грудь небольшая, возможно еще не до конца оформившаяся, ноги в шлепанцах терялись за складками светлой скатерти. В одной руке девушка держала стакан с чаем, а в другой - надкушенный бутерброд с сыром. В шортах и довольно свободной майке с Винни-Пухом посередине, она казалась очень забавной и вызывала улыбку.
      'Симпатичная,' - не мог не признать Константин. Забывшись, он слегка прислонился к двери, а та отъехала в сторону да звонко стукнула о выложенную плиткой стену. Девушка вздрогнула и распахнула большие темно-карие глаза, удивленно уставилась на Костю, при этом её губы растянулись в стороны, обнажая ровные, острые зубки.
      - Здрасте, - сказал он первое, что пришло на ум.
      - Прикольный видок... - усмехнулась девушка, оглядывая его с головы до ног, - у кого костюмчик заказывали?
      - Да, тут недалеко, за углом, у одного знакомого кутюрье, - решил подыграть ей Костя, отмечая про себя - девчонка не из пугливых. Подумал, о том, что вероятно у него получится как-то объяснить свое появление без истерик с её стороны.
      - Ясно, - улыбнулась она уже шире, снимая наушники и выключая плеер, - Вам кофе или чай? А может... рассольчик с утра не помешает? Хотите?
      - Что... настолько плох? - смутился Костя, пытаясь спрятаться в халат или, по крайней мере, как-то стянуть его на груди.
      - Если откровенно, то - да, - ответила девушка, выбираясь из-за стола, - да вы, проходите, садитесь за стол. Меня Алисой зовут.
      - Константин, - пожал он её протянутую руку.
      - Я знаю. Вы друг Игорька. Мама звонила, сказала, что немного задержится, она за вашими вещами в хим.чистку еще с дежурства заедет, а потом домой, - ввела его в курс дела Алиса, при этом она с задумчивым видом распахнула холодильник.
      И Костя слегка расслабился: объясняться не придется, а кто такие "мама" и "Игорек" постепенно так или иначе выяснится. Он вздохнул с облегчением и присел на стул с другой стороны стола да огляделся. Кухонька небольшая, но уютная: с холодильником, микроволновкой, чайником и кухонными шкафами, которые по виду напоминали те, что висели в квартире отца: тот же цвет и габариты. Отличались, конечно, их кухни шторами на окне, люстрой, цветом плитки и другими мелочами, такими, как магниты на холодильнике или крючки для полотенца.
      - Так что вы будете на завтрак?
      - Хм-м, - задумался в свою очередь Костя, - А чем у вас обычно завтракают? Вы вроде для мамы что-то приготовили.
      - Так то для мамы. Вы же не она. Я вообще думала, что она дома, а оказалось у нее было незапланированное дежурство. Она у меня врач. А вообще у нас по-разному завтракают, - пожала девушка плечиками, - Мы с мамой овсяную кашу обычно или бутерброды еще, иногда омлет, а Игорек, он мясо любит. А вы?
      - Мясо я тоже люблю, - улыбнулся Костя, - так что бутерброды и чашечка кофе - вполне подойдут.
      Пока завтракали, пристально рассматривали друг друга. Костя не знал, о чем думает Алиса, наверное, ей было любопытно почему друг Игорька ночевал у них, а на утро оказался без одежды. Но она больше не задавала никаких вопросов. Вишняков же отчаянно пытался вспомнить хоть кого-то из знакомых по имени Игорь. Едва он допил свой кофе, как раздалась трель входного звонка и Алису, будто ветром сдуло. Она побежала встречать свою, судя по доносившимся голосам из прихожей, мать. Костя, набравшись смелости, тоже вышел к женщинам.
      - Доброе утро, - поздоровался он.
      - Доброе, - откликнулась незнакомая ему женщина и, окинув взглядом, улыбнулась, - Я Елена. Не помните меня?
      И только тогда он вспомнил и Игорька и Машку и то, как долго сердился на эту самую Елену. И стыдно стало за свое поведение в тот день и за то, что она видела его в неподобающем состоянии, а ведь благодаря этой женщине он сейчас жив и здоров.
      - Помню, - проговорил сконфужено, - извините меня, Елена. Я тогда злился на сестру.
      - Да, ладно. Кто старое помянет... - улыбнулась она какой-то уставшей улыбкой, - Вот ваши вещи.
      - Спасибо, - поблагодарил её Константин и поспешил закрыться в ванной, чтобы переодеться.
      Когда вышел в своих вещах, то нашел Елену на кухне, она топталась у плиты и что-то готовила. Еще не переодевшись с работы: в строгой юбке и светлой блузке, она больше походила на строгую учительницу, чем на врача. Впрочем, если добавить белый халат...
      - Вы что-то хотели? - обернулась она, убирая в сторону нож.
      - Да, а где мои документы и бумажник?
      - Я их выложила на стол, в той комнате, где вы спали, - неопределенно махнула она рукой, ссыпая порезанные овощи в кастрюльку и уменьшая огонь. - Ванна вам больше не нужна?
      - Нет.
      - Тогда я займу её ненадолго, хочу умыться.
      - Да, конечно, - Костя направился в комнату и сразу же на столе обнаружил свои документы, бумажник, расческу и носовой платок. Удивился еще раз себе: почему сразу-то не заметил? Разложив все по карманам чистых джинсов, он поправил ремень на поясе и причесался в прихожей перед зеркалом. Порывшись в бумажнике, достал, по его мнению, нужную сумму за чистку вещей и зашел на кухню, положил деньги на подоконник. На плите зашипела выкипающая из кастрюльки вода, и Костя поскорее снял с неё крышку и еще раз убавил огонь. А потом вымыл руки и принял на себя роль повара. Помешивая ложкой суп, добавил в кастрюльку специи, которые, как и думал, находились в верхнем шкафчике над разделочным столом.
      - А джинсы и джемпер вам идут больше, чем мамин халат, - услышал он насмешливый голос за спиной и обернулся.
      В проеме двери стояла преобразившаяся Алиса. В черных классических брюках, в светло-синей блузе и черной кожаной жилетке она смотрелась намного лучше, чем в недавней майке. Костя заметил и тонкую талию, и округлую линию бедер и даже то, что грудь у девушки довольно приличного размера. Вот что значит правильно одеться. Волосы она собрала в тугой хвост, а довершили образ симпатичные очки в тонкой оправе. Но они, к сожалению, прятали за собой её роскошные ресницы. Которые, с помощью туши и впрямь теперь доставали до самых бровей.
      - Вам тоже так... больше... лучше идет, - ответил Константин, слегка робея перед Алисой.
      - Кашеварите?
      - Ну-у, в некотором смысле, - улыбнулся он, - скорее присматриваю.
      - Ясно. Мама отмокает в ванной?
      - Наверное, - пожал он плечами.
      - Я убегаю к подруге, - она взяла с холодильника тетрадку и выдернув из середины лист, что-то там написала, потом свернула его в несколько раз и протянула Костику, - Передайте это маме, хорошо?
      - Да. Без проблем, - кивнул Костя, словно прикованный к месту.
      Никогда еще ему не было так трудно в общении с противоположным полом. Стоило Алисе посмотреть на него, как дар речи куда-то пропадал. Так и замер с ложкой в одной руке и запиской в другой, пока не услышал хлопок входной двери и не понял, что Алиса уже ушла. А он ведь не помог ей надеть пальто. Да что это с ним?! Растерял всю галантность и все свое мужское обаяние? Нет. Просто не мог поверить, что утренняя девчонка и эта невероятно красивая девушка - одно и то же лицо.
     
      Вишняков возвращался к себе домой от Алаверовых уже далеко после обеда. Елена не отпустила его просто так, вовлекла в разговор и постепенно выведала у него о сестре и об отце. Выговорившись, Костя почувствовал, как будто бы груз упал с его плеч. Странным было то, что чужой ему человек проявил такое участие. Елена позвонила своему знакомому, который, оказывается, тоже был приглашен на тот симпозиум и, поговорив с ним немного о том, о сем, выяснила с кем профессор Вишняков общался в последний вечер на научной конференции.
      - Вы знаете, Константин, а ваш отец очень известен среди ученых, - искренне улыбнулась Елена, - В тот вечер он ушел с господином Лебединским. Вы знаете кто это?
      Костя ненадолго задумался, а потом кивнул:
      - Да, конечно. Это давний друг отца. Они лет сто не виделись.
      - Тогда, возможно, стоит вашего отца поискать у этого друга?
      - Спасибо, Елена, - поблагодарил её Костя, сгорая от стыда. Ведь понял, где его нашла Елена Андреевна, да еще пьяным, грязным, хотя раньше никогда бы себе такого не позволил. - Я перед вами должник. Вы столько сделали для меня, и я хочу, чтобы вы знали, я обычно не пью, а тут...
      - Я понимаю, Костя, - её теплая ладонь легла ему на плечо, - я все понимаю, не нужно объяснять. А про долг - забудьте. Вы спасли жизнь моему сыну. И деньги заберите, - заметила она купюры на окне, - считайте, что мы с вами в расчете.
      Они еще немного поговорили с ней о жизни. И Костя узнал, что её сын Игорь работает в частной адвокатской конторе. После того случая он теперь сам выбирает себе клиентов. А Алиса учится на втором курсе САФУ (Северный Арктический Федеральный Университет им. Ломоносова) на Юридическом отделении. Стало быть, утром он ошибся с определением её возраста. И время от времени возвращаясь мысленно к Алисе, Константин почему-то подумал, что мог бы с этой девушкой построить свою семью. И тут с тоской вновь вспомнил о сестренке. Ему вдруг показалось, что он слышит сквозь вой ветра Машин голос: 'Костичка, милый, потерпи! Я скоро вернусь!'
     
     
      Глава 21
     
      Белый снег, пушистый в воздухе кружится
      И на землю тихо падает, ложится.
      И под утро снегом поле побелело,
      Точно пеленою все его одело.
      Темный лес что шапкой принакрылся чудной
      И заснул под нею крепко, непробудно...
      Божьи дни коротки, солнце светит мало,
      Вот пришли морозцы - и зима настала. /Иван Суриков/
     
      Я поежилась, поправляя на себе пуховый платок и слегка приплясывая на месте. Холодно. Под мой пуховичок забирался ветер, а мороз безжалостно кусал за щеки, но, несмотря на стужу, пока что не торопилась скрыться с глаз возможных покупателей. Я битый час стояла у метро, стараясь продать то, что мне удалось связать за последние двое суток: варежки, два ажурных шарфика и шерстяные носки. Люди шли потоком внутрь метрополитена, а после другим потоком - обратно: все спешили, торопились, и им не было никакого дела до продрогшей на холоде меня. Я не спускалась вниз по двум причинам: во-первых, там все места заняты местными старушками, а во-вторых, здесь я могла полностью закутать лицо и остаться неузнанной. Кроме всего прочего, при малейшей опасности легко могла добежать до очередного трамвая и впрыгнуть в открытые двери, пока те не успели захлопнуться. Здесь недалеко находилось трамвайное депо, и этот медленно ползущий транспорт ходил по кольцу друг за другом довольно часто.
      Полина научила меня вязать, причем эта наука поначалу давалась мне нелегко, но я смогла справиться со спицами и, теперь они стали моими друзьями и верными помощниками. Мне очень хотелось к новогоднему празднику сделать хоть что-то приятное и для Поли и для её сына. Денег катастрофически не хватало. Подняли цены на продукты и, как жаловалась моя подруга, повышение зарплаты не предвидится, а хотелось праздника. Пряжу Полина брала почти бесплатно у своей соседки. Конечно, я пока что вряд ли могла обвязать всю семью, поскольку опыта у меня еще мало набралось в этом деле, но кое-что все-таки получилось.
      На помощь пришла давняя любовь к рисованию. Мне скучно было просто нанизывать петли одинаковыми рядками, и я слегка подключила к этому процессу фантазию, да нарисовала себе схемку. Рукавицы мои вышли с замысловатыми узорами, которые выползли из моего подсознания и теперь украшали собой все изделия, получившиеся в довольно еще неумелых пальцах. Может, поэтому и не покупали прохожие мой товар.
      Терпение мое подходило к концу, я уже активно поглядывала в сторону трамвайной остановки, когда из метро вышла очередная группа торопящихся куда-то людей.
      - Кать, ты вроде у нас все время мерзнешь, - с усмешкой проговорил высокий парень, - посмотри, какие тут расписные рукавицы! Хочешь, купим?
      - Да ну тебя, Вадик! Не смеши меня, чтобы я и в таких, мохнатых... не, это не мой стиль, - подошла девушка и, сморщив носик, все-таки посмотрела на мое рукоделие и вдруг взгляд её потеплел, - Какие симпатичные! Я их маме куплю. Подарок будет к новому году. Сколько стоит?
      От неожиданности я рот раскрыла, забыв о том, что совсем не продумала: за сколько можно продать рукавички. Вот шарфики хотела по сто рублей отдать, а здесь замешкалась с ответом.
      - У меня только пятьдесят рублей с собой, мелких у меня больше нет, - девушка порылась в кошельке, потом вновь обратилась ко мне, - у вас с тысячи будет сдача?
      - Нет, - пожала я плечами.
      - Катюш, сколько нужно? - вновь появился возле нас Вадик, который в это время о чем-то беседовал с двумя парнями чуть в стороне.
      - Сто рублей есть?
      - Для тебя хоть двести, - улыбнулся он, вытаскивая из внутреннего кармана свое портмоне.
      Пока они переговаривались, у меня внутри все замерло: 'Хоть бы купили, хоть за сто рублей, хоть за те же пятьдесят...'
      - Вот, девушка, возьмите - это вам, - парень всунул мне в руки деньги и взял с парапета, присыпанные снежком, мои рукавички.
      - С наступающим вас! - подмигнул он мне, и они с Катей поспешили на остановку.
      - И вас! - крикнула я вдогонку, наконец, осознавая, что получилось. У меня получилось заработать немного денег.
      Когда я раскрыла ладошку, чтобы спрятать, согревающую меня купюру во внутренний карман пуховика, то опешила. Вместо ста рублей, мне дали тысячу. Целую тысячу! Да на такие деньги я могу набрать не только продукты, но и купить хоть по небольшому подарочку, хоть по той же шоколадке. Точно! Куплю шоколада и мандаринов! Пусть праздник будет праздником!
      Я спрятала деньги и счастливая, словно выиграла в лотерею миллион, а то и больше, собрала свои шарфики и носки в рваный мешок (какой уж имелся и тот самый целый из всех, что были дома), поскакала тоже к трамвайной остановке. Ребята уже уехали, и сейчас как раз подползал нужный мне: десятый номер.
      В трамвае было холодно, почти так же, как и на улице, лишь ветер не задувал. Ноги у меня порядком успели застыть и разминая пальцы, я чувствовала, что их покалывает, будто мелкими иголочками, а сама в этот момент думала, как обрадуются мои домочадцы, когда увидят меня с продуктами.
      Или, может быть, успею до прихода Полины и Толика вернуться, да спрячу от них свой мешок, а на праздник будет сюрприз. Хотя куда же спрятать мандарины? Они наверняка будут пахнуть на весь дом.
      Я улыбнулась, шмыгая отогревшимся носом - все-таки никакая стужа не сравнится с холодом в душе, а там у меня сейчас было тепло, даже жарко, поэтому и мороз не пугал. Можно сказать, что впервые выбралась в город самостоятельно, и тут такая удача: деньги заработала - счастье! Через три остановки был небольшой рынок, где я и собиралась прикупить продукты. Выпрыгнула на нужной остановке и бодро потопала к торговым рядам. Ноги от такой ходьбы согревались, главное теперь - нигде не останавливаться надолго.
      Казалось, что сам воздух пропитан предстоящим торжеством. Яркие, украшенные к празднику витрины, мишура, елочные шары, гирлянды и много всякой ненужной новогодней чепухи - притягивали взгляд. Но я точно знала, что пришла сюда не за этим. Вспомнилось, как мы с Костиком, еще когда учились в школе, всякий раз перед новым годом бегали в универмаг на углу, недалеко от школы, чтобы просто поглазеть на разноцветные витрины. А еще нам нравилось ходить от прилавка к прилавку и разглядывать елочные шары. Вот и сейчас помимо воли задержалась взглядом на одной коробке с игрушками: очень симпатичные, будто тульские пряники, только еще ярко раскрашенные - фарфоровые мишки, елочки, зайчики...
      - Девушка, будете брать? Отдам недорого. Всего за пятьдесят рублей... - попытался привлечь мое внимание шустрый дедок в кроличьей ушанке и добротном тулупе.
      - Нет, спасибо, - поспешила ответить и отойти подальше.
      Для меня сейчас каждая копеечка - на счету. Впрочем, когда в моей жизни было иначе? Костик только недавно стал меня баловать, а до этого, на одну зарплату отца не очень-то разбежишься.
      Обычно на новый год мы приглашали к себе кого-нибудь из соседей или друзей отца, так было веселее, да и продуктов становилось больше. Отец сам готовил только отварной картофель и пельмени, а салаты, в том числе и всеми любимый оливье, попадал к нам на стол с приходом гостей. Конечно - колбаса, сыр, фрукты и конфеты тоже имелись, но друзья отца обязательно мне и Костику еще приносили с собой шоколад.
      Новый год - мой любимый праздник! Даже повзрослев, я продолжала верить в деда Мороза и связанные с ним чудеса.
      Обходя прилавки, я шла в сторону машины, с которой продавали фрукты. Возле неё толпился народ, наверное, тоже делали закупки к празднику. Протискиваясь через торговые палатки, то и дело слышала зазывал: теперь понимала их, хоть и имела сравнительно небольшой опыт продаж - каждому хотелось, чтобы покупатель обратил внимание именно на его товар. Вот и старались. Огибая очередной прилавок, я случайно зацепилась взглядом за фигуру рослого парня и хотела его уже обойти, как заметила - с кем тот беседует. Невысокого роста большеголовый старик, с затемненными очками на пол лица, вызвал в моей душе почти панический страх. Приглядевшись, едва не вскрикнула, потому что узнала того, кто мучил меня, кто снился мне почти каждую ночь, кто преследовал меня в кошмарах. И хотя он был сейчас не в белом халате и не со шприцем в руке, а его добродушная улыбка предназначалась не мне, я все-таки сделала шаг назад, прислонилась к стене кондитерского киоска, чтобы привести свои эмоции хоть в какой-то порядок.
      "Интересно, что он здесь делает? И кто этот второй? Тот, что рядом с ним?" - сердце мое прыгало будто мяч, меня трясло как в лихорадке и на этот раз совсем не от холода. И все-таки я нашла в себе силы и приблизилась к этим страшным для меня людям.
      - Значит, будет подарочек нам к новому году... - услышала усмешку в голосе стоявшего ко мне спиной мужчины.
      - Да, придется поработать немного, зато к празднику и деньги, сами понимаете, лишними не будут, - все так же улыбаясь, ответил старик, - Супруге, может, купите что-нибудь.
      - Это-то, конечно, - мужчина вздохнул и чуть тише спросил, - Так, когда ждать транзит?
      - Завтра, в это же время я буду здесь, на рынке, надо рыбку купить... - прошептал старик, - так что...
      - Да, я понял. Тогда до встречи, с наступающим вас!
      - И вас! Всех вам благ! - мужчины пожали друг другу руки и разошлись в противоположные стороны, так, словно и не знакомы.
      Из их разговора я мало что поняла. Узнала лишь о возможной встрече, которая произойдет там, где продают рыбу.
      Оглядевшись по сторонам, и слегка потоптавшись между палатками, я нашла "рыбное" место. Несколько киосков стояли почти вплотную, занимая небольшую площадь рынка. В других рядах рыбы не было, поэтому скорее всего мужчины встретятся где-то здесь, если только тот старик не имел ввиду что-то другое. Может, это у них пароль такой или кодовое слово?
      Мысли кружили в голове так, словно я что-то помню или знаю, но никак не могу сообразить - что именно. Играть в сыщика - не собиралась, прекрасно осознавая, как плохи шутки с теми людьми, от которых мне едва удалось спастись.
      Что они задумали? Вдруг опять хотят на ком-нибудь ставить свои опыты? Вот так живешь и не знаешь, чего можно ожидать от очередного поворота судьбы. Мне стало страшно, настолько, что расхотелось что-либо покупать. Я поспешила на остановку и, не помня себя от страха, приехала домой. Пока шла по нашей улице время от времени оборачивалась, так как боялась, что меня узнали и могут преследовать. Лишь дома, закрывая за собой дверь, поняла - опасения были напрасны. Никто меня не узнал и не спешил вылавливать.
      Полины и Толика еще не было. Я прошла в комнату и остановилась перед телефоном. Рука сама потянулась к аппарату, а память выдала заветные цифры нужного мне номера.
      - Да, слушаю вас, - раздался знакомый голос.
      Я стиснула трубку в руках, чувствуя как намокли мои ладошки, а собственный голос вдруг стал хриплым и совершенно чужим:
      - Мне нужен Крельчиков Игнат Витальевич, - зачем-то сказала я, понимая, что именно он сейчас говорит со мной.
      - Это я. Слушаю вас, - повторил Игнат Витальевич.
      От его голоса у меня пробежали мурашки по спине и захотелось ему рассказать обо всем, признаться, что это я - Маша, но страх, который испытывала, он пересилил первый порыв.
      - Скажите, вас все еще интересует дело о пропавшей девушке - Марии Вишняковой?
      На том конце провода настороженно помолчали, а потом следователь медленно произнес:
      - Да. Очень интересует. Вы что-то знаете?
      - Я знаю, где завтра встречаются два человека, которые связаны с похищением той девушки.
      - Где?
      - На рынке возле автовокзала. Они назначили встречу в рыбном ряду, один из мужчин - старик лет шестидесяти, в больших темных очках, светло-коричневом пальто, серой папахе...
      - Минуточку... - прервал меня Игнат Витальевич, - как вас зовут?
      - Катя, - ответила я, покусывая губы.
      С одной стороны - радовалась, что осталась инкогнито, все-таки голос теперь стал немного не таким, как раньше; с другой - было бы проще, если бы меня узнали.
      - Катя, вы меня извините, но то, что вы описываете, увы, не является особыми приметами. Понимаете, ваши подозреваемые легко могут переодеться или как-то еще изменить свой внешний вид. Может быть, вы мне расскажете что-то про внешность самих мужчин?
      - Да. Хорошо, - я задумалась и мысленно вновь представила перед собой тех двоих, - Тот, что моложе - высокий, черноволосый, слегка прихрамывает и когда разговаривает, он слова растягивает. Как будто скрывает заикание...
      - Так, уже лучше, Катя. Продолжайте.
      - Я видела его только со спины, поэтому больше ничего не могу добавить, простите, - и ведь правда, больше ничего не увидела, разве что вспомнила еще одну мелочь, - Знаете, у него на правой руке - сбит мизинец, или как будто он короче, чем надо.
      - Вы молодец, Катюша, - приободрил меня Игнат Витальевич, и от этих его слов стало как-то теплее на душе, - Что можете еще рассказать про второго?
      - Старик, у него очень большая голова, он почти лысый, еще у него немного выдающаяся вперед челюсть и, когда он улыбается, кажется, что оскаливает зубы, будто хищник. Его глаза очень странные - желтые и зрачки расширенные, он носит очень большие очки, почти на все лицо, они затемненные и голос у него хриплый, - я замолчала, пытаясь унять стук сердца и собраться с мыслями, хотелось рассказать еще о чем-то, только не могла припомнить важную деталь. Что-то такое, что сразу привлекло бы к нему оперативников.
      - Спасибо, Катюша. Напомните: где они встречаются?
      Я повторила все, что знала про эту встречу, а после вспомнила еще одну примету:
      - У старика родинка над губой и небольшой шрам на запястье, но он примечательный, будто вывернутое крыло птицы...
      - Хорошо. Спасибо. Последний вопрос, Катя. Кто вам дал мой номер телефона?
      Вот здесь поняла, что попалась. Игнат Витальевич дал мне свой номер сам, но я не подумала о том, что немногие его знают и могут вот так напрямую связываться со следователем. Не справившись с собой, повесила трубку и замерла, опустившись на пол: голова закружилась, давая понять, что зря я воспользовалась своим даром - силы еще были не те, чтобы так бездумно ими распоряжаться. Впрочем, очень надеялась, что потратила их не зря, и что мой звонок как-то поможет задержать тех преступников. И хотя вина доктора и его приятеля еще не доказана, для себя я уже вынесла им приговор. Обжалованию он не подлежал.
     
     
     Глава 22
     
     - Эх! Хорро-шо-о! - сквозь пелену пара Полины почти не было видно, зато её довольные возгласы давали возможность определить: с какой она стороны от меня, - Еще поддать парку?
     Я, если признаться, ни разу в жизни не была в настоящей русской бане. Дома всегда имелась ванная, поэтому и в голову не приходило мыться где-то еще. По словам Полины, перед новым годом, обязательно нужно и дом привести в порядок и себя отмыть так, чтобы блестеть как копеечка.
     - Это для того, думаю, чтоб подготовиться ко всему. Еще моя бабка, а она у меня истинно верующей была, даже коммунисты с нее крест не сняли, так вот: она говорила, что Господь может придти в любой момент, а особенно перед грядущим годом. Вроде как, самое время ему, а мы вдруг и грязные - стыдно! - Полина улыбнулась, качая головой, каким-то своим мыслям и объявила мне так, словно я стала бы возражать, - Так что, Машка, завтра - в баню. У меня выходной, как раз намою тебя до блеска.
     И вот наступило 'завтра', которое выпало на тридцатое декабря. Тридцать первого у Полины тоже выходной, а первого января, когда страна будет отдыхать после ночного гуляния - у нее выпадало дежурство. Раньше мы мылись в доме в большом жестяном корыте, по очереди, при этом Толика выгоняли - погулять. В этот раз подруга истопила собственную, покосившуюся от времени баньку, которую я раньше принимала за сарай. Оказывается, зимой Васильевы экономили на дровах. Оно и понятно: лучше дом хорошенько протопить, а помыться и в тазу можно.
     - Поль, а почему вы газ не проведете? - спросила как-то вечером, когда мы вместе с ней готовили ужин. Я чистила картофель, а Полина замешивала тесто на пироги, - Вроде уже и в глухих деревнях всех газифицировали.
     - Да, мы, Маша, на очереди. Вроде, как летом обещают. Пока их дождешься, с обещаниями-то... - отмахнулась от меня подруга, отряхивая руки от муки, - Ты лучше скажи мне, как себя чувствуешь? Может, витамины тебе купить?
     - Нормально, Поль. Все со мной хорошо.
     - А сны твои... как?
     - Тоже, - пожала я плечами в ответ, - вроде перестали сниться.
     И ведь, действительно, перестали. Не сразу. Постепенно. Очень медленными шажками, я приходила к нормальной жизни. Отпустила свои страхи. Перестала вздрагивать от каждого постороннего шороха за спиной и все чаще думала о своих родных, теша себя надеждой на скорейшее возвращение к ним. Только бы еще набраться смелости и переступить порог милиции, чтобы рассказать обо всем, чтобы встретиться лицом к лицу со своими врагами...
     - Нет, Поль, достаточно пара! - откликнулась я, отпивая из кружки, прихваченный с собой квас, - Хорошо-то как!
     - Еще бы! Русская баня - все хвори лечит, - отозвалась подруга, обихаживая себя веником.
     Сейчас, распаренная и довольная жизнью, я возлежала на полке и вдыхала горячий воздух, наполненный ароматом березового веника, и улыбалась, вспоминая минувший день. А он прошел у меня довольно бурно. После звонка Игнату, я долго не могла успокоиться. Когда приступ прошел, поднялась и умылась, смывая кровь с лица. Поняла, что вышла на дорогу, с которой теперь нельзя свернуть: если этих людей поймают, мне нужно будет сделать еще один шаг - дать свидетельские показания. От этих мыслей становилось страшно, да так, что дух перехватывало. Но если не я, то кто на них заявит? Кто остановит? Кто спасет следующую жизнь?
     Полина и Толик вернулись домой в тот день к ужину. Я успела приготовить для них картофельное пюре и пожарить котлеты. У подруги было много заготовок на зиму, и некоторые баночки мы открывали перед едой. В тот раз тоже воспользовались запасами: грибами-маслятами. Так и поужинали, весело переговариваясь. Я постаралась ничем не выдать себя. На замечание Полины о том, что неважно выгляжу, сослалась на усталость и поспешила пораньше уйти в свою комнату, дабы лечь спать.
     На самом же деле сон не шел ко мне в эту ночь. Все время возвращалась к встреченным на рынке незнакомцам, старалась припомнить еще хоть что-то. Уснула ближе к утру, моля судьбу о том, чтобы Игнат мне поверил и, у него всё бы получилось. Я никогда не задумывалась о вере, о Боге. Жила раньше и жила, можно сказать, одним днем. Сейчас, после всего случившегося и разговоров с Полиной, иногда мысленно обращалась к Творцу. Просила его о помощи, а порой ловила себя на мысли, что воздаю ему благодарность, тому, кто позволил мне вернуться назад.
     Утром, пока еще домочадцы спали: у Толика - каникулы, у Поли - выходной, я выбралась из дома и поспешила на рынок. Уговаривала себя, что за покупками, поскольку вернулась вчера без мандаринов, а сегодня решила еще и селедку купить. Но, положив руку на сердце, могла бы сказать, что думала тогда лишь об одном: справятся ли доблестные милиционеры с преступниками или нет?
     Хотелось верить, что справятся. Правда, очень тревожилась о том, что мой анонимный звонок не воспримут всерьез. И все-таки надеялась...
     
     Утро выдалось морозным, солнечным и настроение было приподнятым, вопреки всем беспокойствам и сомнениям. Добравшись до остановки, я почти тут же села в подошедший трамвай и задумалась: ведь время встречи те двое - не оговаривали между собой. Точно во сколько они будут на рынке, сказать не смогла бы. Оставалось надеяться, что их встреча произойдет приблизительно в тот же час, когда я их увидела. И случилось это, примерно, между одиннадцатью и двенадцатью часами дня.
     "Вот беда! Игнату-то я об этом не сказала!" - промелькнула мысль и я, огорченно вздохнув, поправила платок да уставилась в окно трамвая. Что теперь сожалеть, сделанного уже не вернуть.
     Город, украшенный к празднику, светился разноцветными огоньками гирлянд и новогодних елок. Часов у меня с собой не было, но на уличном рекламном табло высветилось - 9:30. Я поняла, что появлюсь на рынке слишком рано и решила выйти, не доезжая до нужной остановки, на набережной. Холодно, конечно, гулять: но я не собиралась долго стоять на одном месте, а пройтись, подышать воздухом - даже полезно. Тем более, что на этот раз оделась теплее: кроме колготок, еще и ватные штаны Толика на себя нацепила: он в них обычно во дворе возился, а после стирки - ни разу не надевал. Еще на мне был вязанный, колючий свитер. Если снять пуховик, то выглядела я - сногсшибательно, в прямом смысле слова. Но расставаться с верхней одеждой пока не планировала, поэтому подумала, что мой наряд никого не шокирует. Главное, чтобы мне было в нем комфортно и тепло. Два часа на морозе, скорее всего - не выдержать, зато вспомнила: рядом с набережной есть кафе и вот-вот откроется большой магазин на углу, где, вероятнее всего, смогу - и погреться, и даже выбрать что-то к Новому году. Вот так и нашла для себя развлечение. Видимо, засиделась в заточении и теперь моя душа жаждала новых впечатлений и приключений на одно, мягкое место. Был бы рядом Костик, точно что-нибудь проворчал бы по этому поводу, а так как теперь я предоставлена самой себе, в собственное распоряжение, то и остановить меня от любых, даже опрометчивых поступков, - некому.
     'Жизнь - как рояль: клавиша белая, клавиша черная - крышка...' - слегка потянуло пессимизмом. Михаил Жванецкий теперь все реже вспоминался мне, хотя некоторые его цитаты сидели глубоко в моем подсознании, и часто давали толчок, чтобы двигаться дальше.
     Я вышла на остановке и, проводив взглядом, качающийся на рельсах трамвай, втянула всей грудью морозный воздух и выпустила его паром из приоткрытого рта. Сразу же вокруг моего платка появился иней. Я улыбнулась и потопала к закованной льдом реке, с удовольствием рассматривая панораму города. Осенью все виделось несколько иначе. Тогда деревья были еще в листве, а сейчас, словно серебром припорошены: иней придавал невероятно волшебный вид и Оке, и городу. Будто я в сказке очутилась. Побродив туда-сюда, тем не менее, довольно скоро почувствовала, как мороз пытается пробраться под пуховик и потопала в сторону открывшегося магазина, быстрее, чем следовало бы. Едва не поскользнувшись на крылечке, успела ухватиться за ручку двери, когда почувствовала, что меня слегка приподняли в воздух крепкие мужские руки.
     - Спасибо, - поблагодарила, оборачиваясь, и чуть не прикусила язык, встретив насмешливый взгляд синих, Костиных глаз. Земля сама собой поплыла под ногами, дыхание мое сбилось, а в глазах как-то разом потемнело. Пришла я в себя уже внутри магазина. Обладатель синих глаз глядел на меня с тревогой и что-то спрашивал, слегка тормошил. Вскоре смогла расслышать его:
     - Что с вами? Может, вызвать скорую? Вы сильно замерзли?
     - Нет, - отозвалась на все сразу, - ничего не надо. Вы кто?
     Парень посмотрел на меня, как на ненормальную, но все-таки ответил на мой вопрос:
     - Человек.
     - Это я вижу, - улыбнулась ему, - Простите, может это покажется вам странным, вы напомнили мне одного знакомого, вы очень похожи на него... и я вас раньше тоже с ним спутала. Как вас зовут?
     - Лебединский Никита Сергеевич, - представился он, поправляя свою лохматую ушанку. Даже шапка у него была похожа на Костину, - Но можно просто по имени.
     - Мария Ивановна Вишнякова, - в свою очередь произнесла я, пытаясь вспомнить, откуда мне известна фамилия этого человека, - Можно - просто, Маша.
     - Очень приятно, Маша. Как вы себя чувствуете?
     - Уже намного лучше, спасибо, - ответила, отходя от стены, к которой меня привалил Никита Сергеевич, - Скажите, а у вас есть немного времени?
     - Есть, - сказал он, улыбаясь так, что сердце чуть не выпрыгнуло: до чего же похож на Костика! - Я зашел сюда купить подарок своей девушке, а вы?
     - А я хотела погреться, - ответила ему честно, - Скажите, откуда я знаю вашу фамилию?
     - Маша, вам покажется странным, но и мне ваша фамилия смутно кажется знакомой. Постойте-ка! - Никита полез куда-то во внутренний карман своей дубленки и достал оттуда бумажник, а из бумажника вынул фото, - Это, случайно, не ваш отец?
     Переняв из его рук снимок, я чуть было второй раз не лишилась чувств, потому что на фото действительно был мой папка, только лет двадцать назад. Рядом с ним - улыбающаяся темноволосая девушка, очень похожая на нашу с Костиком мать, и высокий молодой человек, который отдаленно напоминал Никиту Сергеевича.
     - Да... - сказала растерянно, переводя взгляд на Лебединского, - это он...
     - Ну, тогда все понятно. Наши родители - давние друзья. И мы с вами, Маша, когда-то вместе играли. Пока наша семья не уехала из России, даже жили в одном с вами городе, - улыбнулся мне Никита искренне, - Надо же какое совпадение! Земля гораздо меньше, чем я думал.
     - Да уж, - не могла не согласиться с ним, - так получается... Никита, то есть, ваши родители сейчас за границей. А что тогда вы делаете здесь?
     - В этом городе живут родители моего отца, и иногда я навещаю их. Кстати, а вы сами тут откуда? Насколько я знаю, вы живете в Архангельске.
     - Я проездом. Это очень длинная история...
     Мы стояли с ним почти на проходе и мешали снующим взад-вперед покупателям.
     - Понятно, - Никита посмотрел на свои часы, - Может, посидим где-нибудь в кафе? Как у вас со временем?
     - Да, у меня есть что-то около двух свободных часов.
     - Отлично. Тогда, идем?
     - Идем, - ухватившись за предложенную Никитой руку, позволила вывести себя вновь на мороз.
     Эта встреча стала полной неожиданностью для меня, но она могла приоткрыть еще одну тайну в прошлом моих родителей. Не воспользоваться такой ситуацией было бы глупо, и я решила выспросить Никиту обо всем, что ему известно.
     Как только вышли из магазина, я обратила внимание на весьма привлекательную вывеску, буквально через дорогу от нас была булочная, а рядом с ней - "Шоколадница".
     - Может, туда? - предложила своему спутнику, кивнув в сторону вывески.
     - Любишь шоколад? - улыбнулся он, - Давай зайдем.
     Как-то очень легко мы перешли с ним на дружеское общение и перестали выкать, возможно, это произошло оттого, что нас связывало с Никитой общее детство. Правда, я совсем его не помнила. Но то, что родители были друзьями, являлось фактом. На фотографии вместе с моим отцом была Алена и Сергей Лебединские, о чем мне и рассказал Никита, пока мы шли к кафе.
     - Никогда бы не подумал, что смогу с тобой встретиться вот так: нос к носу у магазина. Мог ведь и мимо пройти... когда своим расскажу, не поверят. Дядя Ваня, твой отец, ведь тоже врач? Мама рассказывала, что наши отцы раньше учились даже вместе, на одном факультете.
     - Да. Я это знаю. Отец нам как-то рассказывал про своего друга Сергея. Значит, это твой отец... Никита, а маму твою как зовут?
     - Алена Ивановна, а что?
     - Да, так... - ответила я уклончиво, пытаясь сопоставить известные мне факты, - А девичью её фамилию знаешь?
     - Нет. Не припомню, - ответил он, придерживая меня на скользком месте за локоть, - Но можно спросить. Дядя Ваня сейчас у нас гостит, в Швейцарии...
     - Г-где? - опешила я, притормаживая перед крылечком Шоколадницы, потому что думала, что папка давным-давно вернулся домой.
     - О, а ты не знаешь? Ну, тогда, сейчас все тебе расскажу по порядку, - Никита открыл передо мной дверь, пропуская вперед себя в помещение.
     Когда расположились за столиком, я побоялась снять пуховик и лишь расстегнула его. Никита снял шапку, всунул её в рукав дубленки, а ту повесил к себе на спинку стула и подозвал официанта. Пока я листала меню, выбирая для себя вкуснятину, мой спутник вспоминал детство и рассматривал меня. От его взгляда хотелось спрятаться, но в кафе это сделать было весьма затруднительно, учитывая, что сидели мы напротив друг друга.
     - Знаешь, а в детстве ты была очень кругленькой, - произнес вдруг он, грустно вздыхая, - Сейчас от той тебя остались, пожалуй, только глаза - такие же большие, как блюдца, и улыбка...
     - Никит, а я тебя совсем не помню, - ответила ему, чувствуя, как запылали щеки. Отчего-то появилась неловкость, словно бы провинилась перед ним.
     - Понимаю. Ты была совсем малышкой. Я играл в основном с твоим братом, а ты у родителей с рук не слезала. Особенно тебе нравилось сидеть на руках у моей мамы. Я даже ревновал. Вот это точно помню, - Никита улыбнулся, и я вновь оказалась будто бы в обществе родного брата.
     Приглядевшись повнимательнее, стала находить отличия. Волосы у Лебединского тоже были черными, но у Костика чернее, глаза - синие, но у брата - темные, а у Никиты ближе к голубому, даже серому. Профиль похож, а если смотреть прямо, то нос другой и губы слегка полноватые. Впрочем, остальное - улыбка, поворот головы и то, как он волосы откидывает пятерней - очень напоминало братца.
     - Маша, почему ты на меня так смотришь, как будто мысленно с кем-то сравниваешь? - неожиданно спросил он, заставив меня смутиться.
     - Сравниваю - это правда, - не стала лукавить и отводить взгляд, - Ты на Костика очень похож. Даже слишком...
     - Серьезно? - Никита задумался, а потом, качнул головой, - Так ведь это, наверное, потому что наши матери - сестры. Мама говорила мне, что я на деда похож. На Ивана Демидова. От отца мне только подбородок достался и характер. А Костя твой, наверное, тоже что-то от деда перенял, должно быть так.
     Я прикрыла глаза, прячась за меню, чтобы Лебединский не заметил мои манипуляции, и мысленно вызвала вновь тот образ, который увидела на кладбище, возле могилы Анны. Вскоре поняла, что Никита прав. Действительно, его сходство с Иваном, нашим дедом, было очевидным. И, если бы бороду добавить, то вылитый - Демидов. Вот только Костик мой больше на отца походит, хотя и в нем явно было что-то от деда. Ответ Никиты меня почти удовлетворил. Я отложила меню и еще раз пригляделась к родственнику.
     - Выбрали что-то? - возник возле столика парень-официант.
     Я заказала себе два шоколадных пирожных с крем-брюле и капучино. Никита взял себе только кофе и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки у себя на груди.
     - Ну, так расскажешь мне, что ты делаешь в этом городе одна?
     - Почему сразу одна? - невежливо огрызнулась в ответ, - И почему я должна тебе о чем-то рассказывать? Ты сам обещал о моем отце поговорить, тебе и флаг в руки.
     - Вот как? - усмехнулся он, - А ты зубастая, сестренка...
     - Меня так только Костик называет, - нахмурилась я, - А ты мне не брат.
     - Брат, Маш. Забыла? По матери у нас с тобой есть родство. Так что на правах старшего брата я могу задавать тебе любые вопросы, - он замолчал и пристально посмотрел на меня. Потом взял в свои руки мою, и в его глазах появилось такое участие и тепло, что я едва не разревелась, от нахлынувших не к месту чувств, - Что случилось, Машуль? Я же вижу, что что-то здесь не так. Рассказывай.
     - Я не могу так сразу, - вздохнула, высвобождая из захвата свою кисть, - Давай, вначале ты.
     - Хорошо, как скажешь. Но имей в виду, я тебя так просто не отпущу, поэтому о том, чтобы удрать от меня, даже не думай!
     - Быстро бегаешь?
     - Вот именно, - усмехнулся он и начал, наконец, рассказывать о моем отце, - Дядя Ваня, как я говорил, гостит у моих родителей. Отец сделала ему сложнейшую операцию на сердце, и теперь идет период реабилитации. В общем, где-то после православного рождества дядя Ваня думает лететь домой. Костя твой с ним созванивается, чуть ли не каждый день, а вот о тебе - никаких вестей, это очень печалит твоего отца. Вот, пожалуй, и всё. Теперь твоя очередь.
     Нам принесли заказ, и я сделала несколько глотков кофе, едва не обжигая язык. Папку прооперировали, так вот куда он пропал! А мы с Костиком в переплет попали и даже созвониться с отцом не смогли...
     - Он... с папкой, правда, все в порядке?
     - Да. Более, чем. Мама очень волновалась за него. Сидела несколько ночей в больнице, пока твой отец не пришел в себя. Теперь он выглядит вполне здоровым и бодрым. Так что, думаю, волноваться больше не о чем, - помешивая свой кофе, Никита тоже сделал глоток, а потом, отставив чашечку в сторону, выжидающе посмотрел на меня, - Твоя очередь.
     И я сдалась. Рассказала ему обо всем, что произошло со мной и Костиком с момента нашего отъезда из Архангельска. О цели своего путешествия тоже не умолчала. Никита сидел нахмурившись, но не перебивал меня, ни о чем не спрашивал, только внимательно слушал.
      ---
      Вдоволь намывшись и напарившись, мы с Полиной ополоснулись в последний раз и, закутавшись так, чтобы не остыть, поспешили к дому. Тишка пару раз тявкнул нам вслед, приглашая подойти к нему, но подруга цыкнула на него и слегка подтолкнула меня в спину, чтобы я не задерживалась на крыльце:
      - В дом, Машка, давай! Скорее!
      В доме было тепло. Уютно потрескивала дровами печь. Толик смотрел телевизор, но, завидев нас, подскочил:
      - Мам, я пошел, да?
      - Да, давай, сынок. Вещи возьми, не забудь.
      - Ладно, - хлопнула за ним дверь.
      Мальчишка самостоятельный. Пошел тоже отмывать, как он смеялся -'годовую грязь'.
      - Маш, квасок будешь? - Полина прошла на кухню, а я, не раздеваясь, завалилась к себе на кровать и прикрыла глаза.
      Хорошо как! Словно летишь куда-то, как легкое перышко. Тело расслабилось, и ничего не хочется: ни двигаться, ни говорить. Просто наслаждаться покоем. От кваса я не могла отказаться и пришлось откликнуться:
      - Да.
      - Держи! - Полина появилась возле меня и усмехнулась, - Распарила я тебя, небось, и пошевелиться не можешь?
      - Не-а, - улыбнулась в ответ. Открывая один глаз, потянулась к кружке, которую принесла для меня подруга, - Как мы будем елку наряжать, даже не представляю.
      - Ты полежи пока Толька моется, а потом, можешь встать, а можешь и спать лечь: тут уж хозяин - барин, - она вышла вновь в кухню, - Только потом не жалуйся, что тебя не позвали.
      - Да я встану, Поль, просто мне очень хорошо, - ответила скорее не ей, а себе, прислушиваясь к ощущениям.
      Елку я пропустить не могла. С детства любила это занятие, особенно мне нравилось шуршание мишуры и блестящего дождика, от которого елка словно покрывалась ледяной корочкой. Во всяком случае, мне именно так казалось, когда будучи малышкой помогала Костику и отцу наряжать колючую красавицу. Папка всегда приносил в дом свежую елку: пахучую смолой и настоящим лесом. Не передать словами, как замирало мое сердечко, когда мне доверяли самое главное: украсить макушку елки звездой. А потом это торжественное: раз, два, три - елочка, гори! И разноцветные огоньки разбегались от звезды по всем веточкам сразу. Чудо было именно в этом. И еще, конечно, в подарках, которые мы с братцем находили утром после торжества. Как давно это было! Но в воспоминаниях осталось со мной навсегда. Полина знала о моей любви к празднику и трепетное отношение ко всему, что с ним связано, поэтому слегка посмеивалась и подтрунивала надо мной.
      - Веришь еще в чудеса, значит, маленькая. Толька мой и тот уже не верит в деда Мороза, лет с семи, - сказала она на днях. - Да и подарков в этот раз, наверное, не будет.
      Тогда я с ней почти согласилась, обдумывая, где смогу продать рукавицы и немного заработать. Сейчас радовалась тому, что праздник у нас выйдет - да еще какой! Подарки успела не только купить, но и спрятать. Вот удивятся Полина и Толик. Даже сейчас не сложно было представить их удивленные лица. Они заслужили от меня благодарность на всю оставшуюся жизнь. Но слова, есть слова, а мне хотелось еще и делами подтвердить свою признательность и любовь к этим людям, которые за несколько месяцев стали мне второй семьей.
      Квас я начала пить мелкими глотками, наслаждаясь вкусом и тем, что мне на самом деле очень хорошо, впервые за долгое время. И дело не только в бане. Теперь наконец-то в конце моего темного туннеля появился просвет.
     
     
      Глава 23
     
      В кафе ненавязчиво играл джаз, официанты сновали между столиками клиентов. Мне стало жарко: то ли от того, что поделилась мучившими меня тревогами, и словно бы скинула часть груза со своих плеч; то ли от того, что окончательно согрелась. Пришлось снять платок и больше расстегнуть пуховик, чтобы не вспотеть.
      После того, как я рассказала Никите обо всем случившимся со мной и Костиком, он некоторое время молчал, буравя взглядом свою чашку кофе. Я, выговорившись, вспомнила о пирожных и надкусила одно, почему-то не почувствовав вкуса. Машинально ела и запивала его своим капучино.
      - Маш, а ты можешь мне подробнее описать тех подростков?
      Я чуть не выронила пирожное из рук - слишком неожиданно прозвучал этот вопрос.
      - Могу.
      Зажмурившись, вновь вспомнила приметы нападавших и выдала их Никите. Тот почесал в затылке, и устало вздохнул.
      - Да, похоже, ты права. Я знаю этих парней. Особенно одного из них...
      - И чем ты им так насолил? - в свою очередь поинтересовалась я, встретившись со взглядом Никиты.
      - Ничем, - пожал он плечами. - Это предупреждение и было оно, скорее всего, для моего деда. Маш, а того мужика, который тебе укол ставил, помнишь? Хорошо помнишь?
      - Да, - уверенно ответила.
      - Отлично. Похоже нападение на Костю и твое похищение - связаны одной нитью. Поехали сейчас к деду, - Никита подскочил с своего места и уже нахлобучил на голову шапку, - Нужно срочно с ним обо всем поговорить. Расскажешь ему еще раз.
      - Никита. Нет. Я не поеду, - заупрямилась я вдруг, протестуя всей душой против его предложения.
      - Почему? Почему, нет? Если то, что ты мне рассказала произошло после предупреждения... Нет, Маш, нужно. Обязательно нужно поговорить с дедом.
      - Я не могу... я боюсь, - тихо ответила, съежившись на своем стуле, словно мышь перед голодным котом, - Я поэтому и домой не звонила ни разу. Боюсь, что ОНИ меня найдут.
      Никита опустился передо мной на корточки, подметая полами своей дубленки пол в кафе, и вновь завладел моими ладонями. Его руки были теплыми, сильными и в тоже время ласковыми, как у Костика. У меня защипало в глазах от слез. Я больше не могла сдерживаться.
      - Машка, милая... я... понимаю тебя. Тебе страшно. Но я с тобой. Я никому не позволю до тебя прикоснуться, слышишь? Никому. Они больше не посмеют.
      - Они могут и на тебя... - судорожно сглотнула, стараясь прогнать неизвестно откуда прибежавший ко мне страх уже за Никитину жизнь, - как Костика. Я не хочу, чтобы и ты так...
      Слезы душили и капали на наши переплетенные руки.
      - Глупышка, не плачь. Неужели ты думаешь прятаться в норе, как кролик всю жизнь - это выход? Пойми, сейчас у тех людей развязаны руки. Они могут убивать и безнаказанно калечить чужие жизни. Машенька, я не хочу пугать тебя. Послушай, - Никита сдвинул шапку на затылок и почесал переносицу, - то, что ты мне рассказала, наводит меня на некоторые мысли. Раньше мой дед и дядя Ваня обсуждали один проект, и твой отец даже получил разрешение работать над ним, под руководством деда. Я не вполне знаю суть. Как-то не расспрашивал, но кажется что-то с генетикой связано.
      - Генная инженерия. Папка на этой теме профессором стал.
      - Вот. Точно! Дед мне как-то за разговором сказал, что очень жалеет, что тот проект закрыли и еще у них украли зашифрованные материалы из лаборатории. Да, там работал один очень странный тип, он вечно у деда все выспрашивал, пробовал какую-то свою теорию продвинуть, тоже что-то испытывал на мышах, а потом - вдруг уволился и уехал. Маша, дед нам может помочь во всем разобраться, я уверен. Поехали к нему, а?
      - А как зовут твоего деда? - шмыгнула я носом и вытерла руками глаза.
      Никита покачал головой и взял со стола салфетки, промокнул мне глаза, подождал, пока я высморкаюсь.
      - Деда зовут Василием Петровичем, - брат подозвал официанта и рассчитался с ним, а потом вновь обратился ко мне, - Едем?
      - Угу, - согласилась я, понимая, что выхода особого у меня нет.
      И этот мой брат оказался упрямцем, с которым не слишком-то поспоришь. И уговаривать умеет не хуже Костика. Застегнув пуховик и поправив платок, я обреченно потопала вслед за Никитой на улицу.
      Кляня себя за уступчивость и стараясь не паниковать, примерно через полчаса я переступила порог чужой квартиры. Нас встретили гостеприимно. Дед Никиты оказался высоким, худощавым стариком, на вид ему можно было дать лет семьдесят. Его супруга уехала к своей сестре и обещала вернуться только к вечеру, поэтому мы почти сразу приступили к интересующей нас теме. Василий Петрович внимательно выслушал Никиту и перевел взгляд своих пронзительных серых глаз на меня. Я слегка поежилась и внутренне собралась отвечать на самые трудные вопросы. С пуховиком пришлось расстаться еще в коридоре, и теперь смущалась от своего внешнего вида. Но Никита и Василий Петрович будто бы не замечали, что я выгляжу несколько странно.
      - Ты говоришь, Никита, что предупреждали меня. Интересно, о чем? Если запугивали, то с какой целью. Допустим, перепутали тебя и Костю. Допустим, - Василий Петрович отклонился на спинку своего кресла и задумался, - Когда заглянули в паспорт Константина, то очевидно, они поняли, что обознались. Стали вызванивать, наводить справки. Это я еще могу понять. Но вот то, что произошло с Машенькой... Нет, что-то тут не сходится. Мне потом не перезванивали.
      - Дед. В том-то и дело. Я тоже подумал, что странно. Получается, что, когда похитили Машу, они успокоились. Как думаешь, почему?
      - Очевидно... - Василий Петрович внимательно окинул меня взглядом, - Они получили то, зачем и охотились. Хм... Машенька, я понимаю, что вам трудно. Но, может быть, вы еще что-то припомните? Что говорили те люди, которые вас держали у себя?
      - Я не помню... - покачала головой в ответ, - Правда. Я только думаю, что их сегодня поймают. Ну, того человека с желтыми глазами...
      - С желтыми? Вы говорите у него желтые глаза?
      - Да, - ответила я и добавила, - еще у него очень большая круглая голова и говорит он странно, словно жует и челюсть, как квадратная... - припоминала я все больше о том человеке.
      - Судя по всему - это наш Павлик. Минуточку, - Василий Петрович встал с кресла, поднявшись на ноги одним движением, будто вовсе не был стариком. И вышел из гостиной.
      Пока его не было, я немного огляделась. В этой комнате: на стене висела громоздкая картина в тяжелой раме - синее море и белый, колышущийся на волнах парус; большое окно - справа и много комнатных цветов, из знакомых для меня были только фикус и орхидеи.
      - Цветами у нас бабушка увлекается, - заметил мою заинтересованность Никита, - А дед любит корабли. Сам их собирает.
      Он указал в сторону и, проследив за его рукой, я увидела целый стеллаж, заставленный всевозможными яхтами, шхунами и бригантинами.
      - Здорово! - не могла не восхититься и даже поднялась с дивана, подошла поближе.
      - Ты тут пока посмотри, а я сейчас. Чаю что-то хочется. Будешь?
      - Не откажусь.
      Никита убежал вглубь квартиры, а Василий Петрович вернулся с фотоальбомом в руках и тепло улыбнулся мне, заметив, что меня заинтересовало его увлечение.
      - Нравится?
      - Да. Очень, - улыбнулась в ответ и спрятала руки в карманы, потому что не знала, куда их деть. Все-таки я чувствовала себя в обществе интеллигентного старика, который даже дома ходил в отглаженных брюках и рубашке, несколько скованно.
      - Тоже увлекаетесь кораблями.
      - Нет. Не совсем. Я просто люблю на них смотреть и море люблю. Вообще воду люблю, любую. А корабли... это нечто такое, что не описать словами. Я раньше их рисовала много, в детстве еще...
      - Вы хорошо рисуете?
      - Вроде бы, - пожала плечами, - я учусь на дизайнера и люблю рисовать.
      Заметила промелькнувший в его глазах интерес.
      - Надо же! А вот я совсем к изобразительному искусству не пригоден, м-да... - задумался он, а потом будто бы очнулся, - Кстати, Маша, я вот с чем вернулся. Вспомнил про Павлика и тут же полез смотреть снимки. Вот взгляните, не тот ли это человек?
      Василий Петрович усадил меня на диван и сам, пристроившись рядом, открыл фотоальбом.
      - Это наша лаборатория. Это я и ваш батюшка. А вот этот снимок, - он перевернул страницу, - Здесь все наши сотрудники, шесть человек...
      Он еще не договорил, как я увидела того, кто снился мне в кошмарах. Только выглядел он намного моложе, и даже волосы имелись еще на его голове, они торчали в стороны, почти как у Эйнштейна. Он стоял посередине между дедушкой Никиты и моим папкой, да еще нахально усмехался. Я содрогнулась и прикрыла глаза, пытаясь совладать с нахлынувшими на меня эмоциями. Что же это получается? Выходит, что этот страшный человек, этот Павлик, знал моего отца и все заранее спланировал? Или у него все вышло спонтанно, когда он узнал, что в больницу попал Константин Вишняков? Это и есть серый князь? В чем провинился перед ним мой отец, чтобы через столько долгих лет, он решил отыграться на его детях?
      - Маша, что с вами? Машенька?! - встревожено спросил Василий Петрович. Я почувствовала, что меня слегка похлопывают по щекам и открыла глаза.
      - Со мной все в порядке. Это он. Тот самый человек. Василий Петрович, расскажите мне про него: за что он так с нами? Что произошло раньше? Почему, почему он похитил меня?
      - Тише-тише, Машенька, - погладил он меня по голове, как маленькую, и крикнул внуку, - Никита! Быстренько налей воды в стакан и добавь туда тридцать капель валерианы, да поскорее! Девочке нужно успокоиться.
      Спустя несколько минут меня буквально заставили выпить приготовленную Никитой микстуру. Под натиском двух мужчин, сопротивляться было бесполезно. Осушив стакан, я некоторое время сконфуженно сидела в углу дивана, поскольку ненавидела с детства попадать в подобные ситуации, когда с моим желанием не считались вообще и навязывали свою волю. Только Костику это сходило с рук.
      Наверное, заметив мое состояние, Никита и его дедушка что-то поняли для себя. Первым ко мне обратился брат:
      - Маша, извини. Но ты вела себя, как маленькая. Тебе нужно было выпить лекарство, чтобы успокоиться. Понимаешь? - он сел рядом со мной, обнял за плечи, - Не дуйся.
      - Я не маленькая. И я - спокойна. А сейчас от вашего лекарство вообще усну, а у меня еще дела есть, между прочим!
      - Машенька, вы так побледнели. Я и подумал, что успокоительное вам не повредит, - вступил в беседу дедушка Никиты, - Не думаю, что от валерьяны вы уснете, а успокоить нервы все-таки нужно. Тем более, если хотите во всем разобраться.
      - Хочу, - ответила уже вполне миролюбиво, - Так вы мне расскажете?
      - Конечно.
      Василий Петрович вновь задумался и пересел от нас в свое кресло. Потом сложил руки перед собой и оперся о них подбородком.
      - Не думал я, что придется когда-нибудь в жизни еще раз встретиться с Павлом Кузьмичом Сотниковым. Видимо, он все-таки воспользовался той информацией в своих целях... да-а...
      - Дед, а можно подробнее? - встрял Никита, - А то я ничего не понял и, думаю, Маша тоже.
      - Можно и подробнее, - Василий Петрович откинулся на спинку кресла и опираясь локтями о подлокотники, сцепил пальцы рук между собой. Он пристально, с прищуром посмотрел на внука, - Никита, ты вроде бы чай хотел организовать. Давай-ка, ты займись, а мы с Машей пока тут побеседуем, наедине.
      - Ну, вот! Так и знал, - вздохнул брат, поднимаясь с дивана, - Дискриминация, дед! Я буду бабушке на тебя жаловаться! Так и знай!
      - Иди, иди уже! - усмехнулся Василий Петрович, - Жалобу только пиши без орфографических ошибок, а то Ольга Андреевна не поймет, за что меня ругать надо.
      Я поняла, что это у них такое общение между собой. Так бывало не раз между мной и Костиком, а иногда и папка вмешивался в наши словесные баталии. Как же мне все-таки не хватало родных - все это время!
      Едва Никита ушел, как Василий Петрович начал свой рассказ.
      - Если честно, Машенька, то не знаю, с чего и начинать. Пожалуй, не буду вдаваться в подробности наших научных изысканий, скажу только, что некоторое время назад, я и твой отец участвовали в одном секретном проекте. Работали мы на благо родины. Павел и еще один наш сотрудник, как выяснилось позднее, вели параллельно нашим исследованиям - собственные разработки на том материале, что мы имели. Их они, разумеется, держали в секрете от нас. Если мы старались на благо народа, то Сотников искал выгоду только для себя. Его очень интересовал вопрос: за сколько можно продать наш проект, если тот окажется удачным, - Василий Петрович помолчал, обдумывая что еще мне рассказать, но для меня уже и сказанного было много, чтобы понять тот разговор, который подслушала на рынке между Сотниковым и его помощником. Скорее всего, у них был хороший рынок сбыта, вот только: чем же они торговали? Между тем, мой собеседник продолжил, - Естественно, Павел не интересовался об этом прямо, но косвенно время от времени он задавал вопросы, наводившие на некоторые размышления. Однажды Сотников крупно повздорил с твоим отцом. Иван вспылил, и даже ударил Павла, что в то время было - аморальным поведением и я, как руководитель проекта, должен был разобраться в сложившимся инциденте, чтобы примерно наказать виновного.
      - Да уж, - произнесла я, - времечко было еще то, я понимаю. И как, наказали?
      - Я не присутствовал при их ссоре, да и других свидетелей не было, - Василий Петрович невесело качнул головой, - Чтобы выявить виновного, мне пришлось нелегко. Голос одного против другого. Павел утверждал, что он ничего противозаконного и оскорбительного не говорил, чтобы его 'беспричинно избивали средь бела дня', Иван отмолчался. Сказал только, что Сотников получил за дело. Убедить их помириться у меня так и не получилось: руки они друг другу пожали, но старались больше не работать в паре.
      - Да, папка он у нас такой, - хмыкнула я, - не разговорчивый.
      - Его можно понять, Маша. В наше время разговорчивые сидели в местах довольно отдаленных. Да вы девочка взрослая, должны бы понимать. Ну, а после, незадолго до закрытия нашего проекта, Сотников уволился. Пропажу документов мы обнаружили не сразу. Там довольно запутанное дело было. Разбирались с ним больше года. В конце концов, в высших структурах решили, что пропали не самые важные материалы и можно дальше не раскручивать... И я точно не знаю, повлиял ли на это как-то Сотников. Но у всех сотрудников, кто был задействован в нашем проекте, не имелось никаких сомнений на его счет. Все мы придерживались того мнения, что наш коллега нашел покупателя на свой товар и довольно влиятельного. Вот так, Машенька. Пожалуй, это все, что я могу вам рассказать.
      - Спасибо, Василий Петрович, - скупо поблагодарила я, потому что поняла: мне старик не рассказал и части из того, что я хотела бы знать, - Только вы со мной не совсем откровенны. Я ведь знаю, как папка стал профессором. Вы ведь работали над вопросом, связанным как-то с генной инженерией. Может быть, в этом суть всего? Может быть, поэтому Сотников мстит?
      В комнату вошел Никита с подносом, заставленным кухонной утварью. Я помогла ему выгрузить на стол чайник, чашки, блюдца, заварник, корзиночку с печеньем и пиалу с клубничным вареньем.
      - Все обсудили? - спросил он, разливая чай по чашкам, - Или что-то и для меня оставили?
      - Оставили, - откликнулась я. - У меня еще много вопросов. Например, вот ты сказал, что знаешь одного из парней, но не объяснил: кто он? Где вы встречались?
      - Да, внук, мне тоже было бы интересно это узнать?- поддержал меня Василий Петрович.
      - А вы вначале сами на мои вопросы ответьте, - набросилась я на старшего Лебединского.
      - Ну, хорошо, хорошо, - поднял он руки в сдающемся жесте. - Начну, пожалуй, первым. То, чем мы занимались с вашим отцом, Машенька, давно травой поросло. Да. Не стану скрывать, мы действительно выращивали генетически смоделированные организмы, искали новые возможности развития ДНК, но думаю - не в этом вопросе зерно конфликта. Тут другое, думается мне - личное. Иван очень трепетно всегда относился к своей семье. На тот момент он уже развелся с Аннушкой, вашей мамой и...
      - Постойте, но это не правда. Нашу маму зовут... звали Аленой, а Анна - это наша тетка, которая умерла давно. Мы с Костиком поэтому и приехали сюда, чтобы маму найти.
      - Боюсь огорчить тебя, девочка, - перешел вдруг Василий Петрович на другое общение, наверное, от того, что разнервничался и слишком близко к сердцу принял мой вопрос, - но ты ошибаешься. Лучше бы тебе обо всем расспросить Ивана. Не моя это тайна... он сам вам, своим детям, должен был бы все рассказать.
      - Простите, но он нам совсем ничего не рассказывал. А сейчас... он слишком далеко.
      - Да, конечно. Но раз уж все так сложилось, скажу все, что знаю, - раздраженно проговорил Василий Петрович, явно эта беседа была ему не по душе, - Ваша мама - Анна - много лет не могла забеременеть, и через какое-то время ваши родители решились на экстракорпоральное оплодотворение. Так появился на свет твой брат - Костя. С тобой, Маша, все произошло по-другому. Вновь было несколько попыток ЭКО, но эмбрион не приживался, и тогда сестры между собой договорились на очень рискованный шаг: Алена стала сурогатной матерью для тебя. Они ото всех держали эту беременность в тайне, даже от нас. Потом родилась ты, и где-то через год твои родители расстались. Анна уехала от вас и поменяла себе паспортные данные. О причинах я не знаю, лучше об этом может рассказать только Иван. Правда, я думаю, что причины были вескими, потому что Иван в Анне души не чаял. Любил он очень ее. Павел мог что-то обидное про вас сказать. Дескать, без матери растете, а отец ваш только о пробирках думает, вместо того, чтобы семьей заниматься. Павел злой на язык был. Нечто подобное он как-то нашей Зинаиде высказывал, я тогда его грубо пресек... поэтому, думаю, нечто такое же он мог ляпнуть и при вашем отце. За что и получил. Как теперь думаю - справедливо. То, что касается его злости на меня,- я не давал его теориям ход. Он хотел изменить генетику человека, мечтал иметь возможность выращивать мутантов со множеством органов внутри, чтобы безболезненно изымать потом нужный орган, и тем самым, пополнять банк для пересадки нуждающимся... в общем, конечно, бредовые идеи, но он в них свято верил. М-да, и теперь я даже не смею предположить, какие из них он смог воплотить в жизнь.
      Я сидела в оцепенении от полученной информации. Мудрый кто-то когда-то сказал: много знать - вредно! Как же он был прав!
      Теперь я знала, кто моя мать, и что она давно мертва - подтвердилось. Только на душе от этого стало еще горше. Все надежды испарились. Конечно, давно стоило обо всем поговорить с отцом... тогда бы и не попала в такой переплет. Оставался открытым еще один вопрос: если этот Павел настолько опасен, то что мне теперь делать? Если он догадается, что я выжила и найдет меня - мне не жить. Второго шанса сбежать от него - не будет. Это было ясным, как день.
      Мои собеседники тоже притихли: Никита нахмурившись сосредоточенно пил свой чай крупными глотками.Василий Петрович методично помешивал ложечкой в свой чашке, слегка задевая за край- позвякивал.
      - Вот это история, дед... - первым очнулся Никита, - за такие Оскара полагается давать... причем всем участникам.
      - Угу. Но лично я бы предпочла остаться в стороне. Мне и без Оскара неплохо живется... - огрызнулась в ответ, постепенно приходя в себя от потрясения, - Твоя очередь рассказывать, надеюсь, не забыл?
      - Забудешь тут... - хмыкнул он, - Имени я этого парня не знаю. Встречал его несколько раз на вокзале, он курить у меня просил. В общем-то - это все. А почему решил, что деда предупреждали: во-первых, ты сказала, что к Косте он подошел, как к хорошо знакомому, а во-вторых, отец мой живет далеко и с местными ничего общего иметь не может. Ну, и дед тут личность известная... поэтому и подумал, что...
      - Что я с криминальными авторитетами знаком?
      - Да нет. Что можешь что-то знать... ну, вдруг?
     - Послушайте, а что теперь делать-то? А? - я обвела взглядом деда и внука, стараясь вновь взять себя в руки и не поддаваться панике. - Вдруг этот ваш Павлик ищет меня?
     - Это вряд ли, - сказал после некоторых раздумий Лебединский старший. - Скорее всего, он считает, что Маши Вишняковой больше нет. Поэтому, не стоит его в этом пока разубеждать. Маша, вы обмолвились, что его скоро поймают. Это правда?
     - Да, - кивнула в ответ и рассказала все, что знала на этот счет.
     - Ну что же, хорошо. Тогда я созвонюсь с вашим следователем и все у него выясню. А вы поедете домой, и не будете высовывать носа, пока не разузнаю обо всем. Никита, ты едешь вместе с Машей и довезешь девочку до места. После вернешься, и мы еще раз все обсудим. В этом деле нельзя действовать сгоряча. Надеюсь, вы со мной согласны, молодежь?
     
     Естественно, пришлось с ним согласиться. Я просто уже не имела никаких сил, чтобы спорить, а брат, похоже, был рад еще немного пообщаться со мной. Поэтому через пять минут, мы дружно оделись и вышли под руку из дома, где жил его дед.
     
     
     Глава 24
     
     После того, как согрелась в квартире Лебединских, на мороз выходить очень уж не хотелось. Но оставаться среди чужих людей, тем самым обременяя их своим обществом, вряд ли было правильным. Я шла в сопровождении Никиты, как под самой надежной охраной, но отчего-то внутри меня стало тревожно. И с каждым шагом тревога нарастала, превращаясь в бесконтрольную панику. Брат не проронил ни словечка с тех пор как мы вышли из квартиры его деда. Он задумчиво курил дорогие сигареты и старался, чтобы дым шел в сторону от меня. Шаги его были широкими, я едва за ним поспевала, не решаясь нарушить молчание, понимала, что Никита о чем-то раздумывает. Не хотела ему мешать и все-таки привлекла к себе внимание. Поскольку, это было жизненно необходимым.
     - Никит, - потянула я его за рукав. - Послушай, у твоего деда есть знакомые в прокуратуре или других городских структурах?
     Он не сразу откликнулся, выпуская клубы дыма, словно паровоз на перроне.
     - Да, кажется кто-то есть. А что?
     - Послушай, надо вернуться. Надо сказать ему, чтобы он никому не звонил. Иначе... иначе может беда случиться, - заволновалась я вдруг, заметив, что брат смотрит на меня скептически, прищуривая один глаз, - Никит, поверь мне. Я знаю, что я говорю...
     - Машка, да не трусь ты и не трясись. Сейчас все будет тип-топ. Ну, что ты так боишься? - Никита приобнял меня, а я почувствовала, что вновь накатывает нервная дрожь.
     - Я не боюсь. Ты не понимаешь! Это очень важно!
     - Тебе холодно? - обеспокоенно спросил брат.
     - Нет, - мотнула я головой, - Это другое. Мы не успеем... У меня предчувствие. Никита, у тебя сотовый с собой?
     - Конечно, - полез он в карман за телефоном.
     - Срочно звони деду! Немедленно! - скомандовала я, отмечая, что брат перестал перечить. Наверное, понял - мне не до шуток.
     - Что сказать-то?
     - Дай мне трубку, я сама ему все скажу, - в волнении перехватила телефон из рук Никиты.
      От дома мы отошли недалеко, но чтобы вернуться не могло быть и речи. Ко мне пришло видение, в котором Василий Петрович уже держит в руках телефонную книгу и собирается кому-то звонить. Естественно, про свой дар рассказывать Лебединским я не собиралась. Возможно, как-нибудь в другой раз. Сейчас на это не было времени.
     - Да, слушаю, - раздался в трубке знакомый голос.
     - Василий Петрович, это Маша... - начала я, - Я хочу вас попросить. Пожалуйста, это очень-очень важно! Прошу вас - НЕ НУЖНО НИКОМУ ЗВОНИТЬ И РАССКАЗЫВАТЬ ОБО МНЕ! Это может оказаться очень опасно. И вашему другу будут грозить огромные неприятности, если вы с ним сейчас поговорите.
     Я очень волновалась и боялась, что Василий Петрович отмахнется от меня, как от назойливой мухи и все сделает по-своему, чем подпишет разрешение на несчастья, которые, как была на тот момент уверена - не заставят себя ждать.
     - Машенька, ну что вы! Я и не собирался про вас никому рассказывать. Лишь хотел посоветоваться с моим добрым приятелем по этому делу... Кстати, как вы узнали, что я хотел ему сейчас позвонить?
     - Я догадалась. Василий Петрович, пожалуйста, не звоните ему. Поверьте мне, этот звонок сейчас только навредит. Пожалуйста, хотя бы до тех пор, пока не выяснится - поймали преступников или нет... Прошу вас!
     - Хорошо, Маша, не волнуйтесь. Я обещаю пока ему не звонить. Передайте трубку внуку, я должен ему кое-что сказать.
     Я отдала телефон Никите и почувствовала, как тревога меня постепенно отпускает. Пришлось признать, что мой дар подчас приносит своей хозяйке неоценимые услуги. Пока брат разговаривал с дедом, я перетаптывалась на месте, стараясь не остыть на морозе. Когда Никита закончил общение с Лебединскким старшим, то подмигнул мне:
     - Замерзла?
     - Немного, - пожала я плечами.
     - Значит, так, сестренка, планы немного изменились. В канун Нового года, я хочу немного побыть в роли деда Мороза. Ты, надеюсь, не против?
     - Э-мм... - не нашлась, что сказать в ответ, как меня заграбастали крепкие руки брата, и он притянув меня к себе покрепче, доверительно прошептал:
     - Сейчас мы едем с тобой в магазин, и я покупаю тебе подарок к новому году и к дню твоего рождения, и - к чему я там еще задолжал? Да, Машка, и давай-ка без возражений. Ты - моя сестра, и я не могу тебе позволить ходить в таком затрапезном виде. Ну и, кроме того, тебе просто необходим сотовый телефон!
     - Да... но...
     - Никаких "но", - потянул Никита меня за собой к остановке, - Мне дед велел тебя одарить. А старших надо слушаться, так?
     - Так... - неуверенно пискнула в ответ.
     - Маш, ну не рефлексуй. Ты у меня одна родственница - девушка, поэтому дай тебя слегка побаловать. Я, конечно, не богач, но приодеть тебя могу без напряга для бумажника.
     - А точно без напряга?
     - Честное пионерское! К тому же за телефон дед деньги мне вернет. Этот подарок будет от него.
     - Никит, мне как-то неловко. Мы и знакомы-то с тобой всего каких-то два часа...
     - Неловко знаешь что?
     - Что?
     - Штаны через голову надевать, а все остальное - выброси из головы. И знакомы мы с тобой с детства. А вот не виделись - лет сто - не меньше! Надо же этот пробел в общении как-то компенсировать? Так что давай, без разговоров, поехали! И не серди меня. Я очень страшен в гневе.
     - Я тоже - страшна!
     - Ага, я понял,- хмыкнул он, вталкивая меня в подъехавший автобус, - мы с тобой друг друга стоим.
     Неожиданная забота двоюродного брата отдалась таким теплом в душе, что я чуть было вновь не заревела. Для одного дня - это через чур. Учитывая, что раньше никогда не была плаксивой. Что-то менялось во мне. Возможно, я немного повзрослела и научилась ценить то, к чему раньше оставалась равнодушной или воспринимала, как должное.
     ---
     Мы проехали пять остановок и вышли почти в центре города. Я здесь ни разу еще не была и поэтому позволила себе покрутить головой по сторонам, чтобы оглядеться на новом месте. Мы приехали к ГУМу.
      - Маш, я предлагаю тебе здесь побродить. Купишь, все что надо, а потом встретимся у входа. Вот деньги, - Никита полез в карман, достал бумажник и вытащил из него несколько купюр, - Постарайся уложиться за час, хорошо?
      - Да, - кивнула в ответ, - а ты куда?
      - Много будешь знать, скоро состаришься, - подмигнул он мне, взглянув на часы, - Значит так, через час жду тебя здесь, с покупками. Договорились?
      - Хорошо, - согласилась с ним, убрала деньги глубже во внутренний карман пуховика, чтобы не потерять, успела только удивиться, что брат очень щедр. Он выдал мне сумму гораздо большую, чем я себе представляла. Конечно, при нем не стала пересчитывать. Было и так слишком неловко. Но не ощутить толщину кармана не могла.
      - И вот еще что: Маша, не вздумай на себе экономить! Я ведь вредный, иначе второй раз пойдем за покупками, - в этот момент он мне вновь напомнил Костика, который отчитывал меня всякий раз, когда я покупала что-то красивое и непрактичное. Только теперь стала понимать - брат был прав, не поощряя моих 'мудрых' затрат.
      - Не волнуйся, Никита, - успокоила я родственника, понимая, что спорить с ним бессмысленно. Поэтому лучше принять его подарки, тем более, что мне действительно нужно бы приодеться, - Второй раз идти не придется.
      Распрощавшись с братом, поспешила найти туалетную комнату и там, закрывшись в кабинке, решила для начала пересчитать свое богатство. Сумма оказалась внушительная - двадцать тысяч рублей. Мамочки мои! Это же целое состояние! Особенно для меня, когда я радовалась даже сотне рублей...
      Уняв дрожь в руках, спрятала деньги обратно и поспешила к торговым рядам. В первую очередь мне хотелось купить себе нижнее белье. На этот раз я не стала брать щелк, а в целях экономии выбрала себе обычный хлопок. Для зимы - самое то! Зато взяла бюстгальтеры - целых два: черный и белый, еще ночную сорочку и трусов два комплекта по три штуки в упаковке - красота! После этого - прикупила теплые колготки и рейтузы, а уж дальше поспешила переодеться в длинную шерстяную юбку: коричневую с черным орнаментом по краю подола и в светлый, вязанный - теплый, к тому же, очень мягкий джемпер. Еще купила новое платье к празднику: простенькое, но довольно милое из темно-синего трикотажа с крупными пуговицами по вороту и рукавам, приталенное с кожаным тонким пояском. Отстранено подумала о том, что раньше выбрала бы какую-нибудь шелковую тряпку на один вечер за бешеные деньги. Похоже, я стала ценителем практичности во всем. И мне это даже нравилось. Купила еще зимние полуботинки, а потом и дошла очередь до меховой удлиненной куртки с капюшоном и вязанной шапочки под нее. Куртку выбрала черную, с глубокими карманами как внутри, так и снаружи. Сразу же в нее и переоделась, а свои вещи сложила в пакет.
      После всех покупок у меня осталось еще пять тысяч. Их я решила потратить на Толика и Полину. Подруге купила теплую нарядную кофту на пуговицах и еще теплые чулки, а нашему парню - свитер и две рубашки.
      Оставшиеся пятьсот рублей решила приберечь на всякий случай, вдруг еще что-то куплю к праздничному столу.
      Нагруженная сумками и довольная собой я поспешила к выходу. Никита уже был на месте, а увидев меня, кинулся отнимать мои пакеты, думая, что они тяжелы.
      - Ну, ты и нагрузилась! - хохотнул он, - Весь магазин купила?
      - Почти, - улыбнулась в ответ, смущенно пряча взгляд, - Сам же столько денег дал.
      - Да ты молодчина! Выглядишь, как куколка, - смутил он меня еще больше своим оценивающим взглядом, - Только кое-чего все-таки не хватает.
      - Чего это?
      - Держи, - вместо ответа он протянул мне два небольших пакета. В одном лежал сотовый телефон, Nokia последней модели, их как раз недавно стали рекламировать по телевизору. Я даже дар речи потеряла. Вот умею мои братья - удивлять, да так, что слов нет! Во втором пакете оказался набор косметики Орифлейм.
      - Никит, у меня нет слов... - я подняла очумевший взгляд на брата, - Просто праздник какой-то... спасибо!
      - Да, ладно тебе, Машулька! - он обнял меня и поцеловал в лоб, - Ты у меня гораздо больше заслуживаешь! Ну, идем, что ли, провожу тебя домой, а то мне еще в магазин за продуктами надо.
      - Идем, - подхватила я его под руку.
      - Да, Маш. Там в косметике еще духи найдешь, это твоей Полине. Ну, в подарок, на Новый год.
      - Где ты это взял только? Оно же все по каталогу, - удивилась я.
      - У меня подруга занимается Орифлеймом лет пять уже. Говорит, что это лучшая косметика. У них сейчас праздничные распродажи. Так что...
      - Ты у меня настоящий дед Мороз! - похвалила я брата, и тот широко улыбнулся в ответ.
      - Я рад! - сказал он, вновь вытаскивая меня на холод.
      Правда, на этот раз я была одета намного теплее, и теперь стужа казалась не такой уж и страшной.
      Домой мы добрались быстро. Я не стала выбрасывать вещи, которые покупала для меня Полина, рассчитывая на то, что они могут еще пригодиться. Поэтому Никите пришлось тащить их до самого крыльца. Где мы и распрощались с ним. Условившись, что я, разобрав коробки, сразу же ему позвоню, а на следующий день он приедет за мной часикам к трем, чтобы познакомиться с Полиной и Толиком, да помочь в чем-нибудь нам по подготовке к празднику.
     Тишка отчаянно залаял на моего гостя, едва мы вошли во двор. Никиту спасло от его зубов лишь то, что песик был на привязи. Поэтому брат постарался поскорее уйти от злобного зверька, не веря мне, что тот безобиден.
     Я же прошла в дом, за два захода занесла сумки и подумала, что зря в магазине сразу переоделась, Полина может очень удивиться и завалит меня вопросами, на которые пока что была не готова ей ответить. Поэтому и спрятала все подарки в своей комнате, в шкафу, а что-то вошло под кровать. Критически оглядела комнату - не видно. И успокоившись, переоделась в домашнее платье, да протопала на кухню, чтобы перекусить. Где-то, примерно через час, пришли мои домочадцы вместе с елкой и мандаринами. К этому времени я успела разобраться со своим мобильником и позвонила Никите, а потом он мне сбросил сообщение, в котором указал телефон своего деда. Теперь у меня имелось два контакта, куда должна была звонить в любое время суток, при малейшей опасности. Впрочем, я очень надеялась, что мне больше не придется прятаться и бояться, а еще очень хотелось позвонить Игнату, но судя по всему, еще было слишком рано.
      Полина и Толик вовлекли меня в нехитрые приготовления к празднику. Когда поставили нашу зеленую красавицу в заранее отведенное ей место, мы с Полей принялись готовить холодец на завтра, а Толик занялся елочной гирляндой. Он хотел проверить все ли лампочки горят, потому что за год лежания в коробке могли какие-то контакты и отойти.
     Кроме прочего, подруга истопила баню, где, как и обещала - привела меня в лучший вид. Вечером мы нарядили елку и укладываясь спать, я думала лишь о том: каким настанет для меня Новый 2008 год, что он мне преподнесет? Смогу ли вернуться домой, к своим родным, и как скоро это произойдет?
     
     
     Глава 25
     
     Этой ночью мне очень плохо спалось. В доме уютно пахло елкой, пощелкивали дрова в печке, Толик сладко посапывал, видел уже не первый сон. А мне в голову то и дело лезли назойливые мысли, причем сразу обо всем на свете. Ту информацию, которую я получила от Лебединского старшего - не успела осознать. Днем не хватило времени обо всем хорошенечко поразмыслить, теперь приходилось вспоминать рассказанное Василием Петровичем по крупицам и примерять к своей жизни. Да, нелегкая судьба досталась моим родителям. Но, что все-таки между ними произошло? Почему они расстались, да еще так таинственно? Что там было? Почему мама бросила нас? - эти мысли не давали спать. Ко всему прочему, не могла забыть про странного коллегу отца. Что он такое проделал со мной в своей лаборатории? Зачем я понадобилась этому Павлику? Неужели, чтобы лишь досадить моему отцу?
     Неизвестность - мучила меня, заставляя выдумывать, возможно, необъективные версии происходящего. Мне казалось, что во всех наших бедах кто-то еще замешан. Кто-то - кого не знаем ни я, ни Костик, но с ним, должно быть, очень хорошо знаком наш отец...
     Измученная своими догадками, провалилась в сон только под утро и сразу же попала в объятия тумана. Того самого, который преследовал меня не одну ночь, до тех пор, пока тетя Катя не полечила своими нетрадиционными методами.
     Сейчас все было будто взаправду. Я снова шла по длинным, кривым коридорам, то приближаясь, то удаляясь от светлого пятна в конце моего пути.
     И вот стою перед дверью, за корой ведется едва различимый разговор. Вслушиваюсь в слова. Вначале звуки сливаются в один поток, будто говорливый ручей, текущий по склону скалы. Они перекатываются, меняется тембр голосов. И вдруг понимаю, что разговаривают трое. Двое мужчин и одна женщина. Они о чем-то спорят. Я стараюсь разобрать слова и через некоторое время начинаю их слышать отчетливо. Так, будто бы нахожусь не за дверью, а внутри комнаты, рядом с беседующими, неизвестными мне людьми.
     Их разговор насторожил меня. Сердце замерло, а дыхание вмиг сбилось, когда я услышала: о чем они говорят.
     - Да, коллеги, поздравить мне вас не с чем. Снова терпим фиаско, а казалось бы - такой материал раздобыли! - чей-то раздраженный голос.
     - Мы сделали всё, что могли. Да, девочка - отличный материал нам предоставила. Подумать только - полное совпадение с нужным для нас кодом! Но... сами понимаете... тут воля случая...- проговорил женский голос, будто бы с сожалением.
     - Воля случая?! И это говорите мне вы? Ведущие ученые? Светлые головы науки?! Нет, должно быть, вышла какая-то ошибка. Мы где-то просчитались. Давайте возобновим. Нам нужно еще раз попробовать. Нужно собрать материалы и попробовать еще раз!
     - Но мы не можем... - робко вмешался кто-то третий. - Мы исчерпали её ресурсы... она больше вряд ли способна... произвести новые, нужные нам материалы.
     - Черт возьми! - закричал первый голос, - Вы должны были об этом подумать! В первую очередь!..
     'Ведь это обо мне. Это же про те самые эксперименты...' - догадалась, и видение стало рассеиваться. Мое сердце стучало в висках, казалось, что задыхаюсь, и мне не хватит сил, чтобы сделать спасительный вдох. Голова закружилась, и я словно бы полетела, вращаясь, как в воронке. Уши заложило, но прежде, чем проснуться, еще увидела перед собой печальное лицо Игната Витальевича. Он будто бы хотел о чем-то спросить или предупредить меня.
     Наверное, я вскрикнула, потому что, когда открыла глаза, надо мной склонилась встревоженная Полина.
     - Машенька, что с тобой? - первое, о чем спросила она.
     Я не могла ей ответить. Тупо смотрела в одну точку, не в силах пошевелиться. Подруга не уходила, видимо, она поняла, что нахожусь еще на грани сна и яви, поэтому гладила меня по взмокшим волосам, приговаривала:
      - Это я, Полина. Ты дома, Машенька, дома. Все хорошо. Это всего лишь дурной сон...
     Немного отдышавшись, я поблагодарила Полю, сказала ей, что действительно привиделся страшный сон, и даже улыбнулась, клятвенно заверяя подругу в том, что со мной все в порядке. Хотя на самом деле чувствовала себя иначе. Полина ушла хлопотать на кухню: нужно было растопить печь и принести воды из колонки - этим она и занялась, а Толика отправила в погреб, достать кое-какие заготовки.
     Обдумывая все, что привиделось во сне, я пришла к невеселому выводу: мне нужно с кем-то посоветоваться, кому-то рассказать, иначе - нервы могут не выдержать.
     Пока домочадцы были заняты своими делами, осмелилась все же сделать звонок Игнату Витальевичу. Не просто так он мне приснился. Почему-то сердце болело за него. Хотелось всего лишь услышать его голос, чтобы убедиться в том, что с ним все в порядке.
      Гудки шли один за другим. Трубку не спешили поднимать, мною же вновь овладели сомнения: что я делаю, зачем? Постаралась прогнать их от себя подальше и сосредоточиться на предстоящем разговоре со следователем. Мне нужно было выяснить: получилось ли у него? Смог ли он задержать виновных в моем похищении? Стоило подумать и о возвращении к нормальной жизни. Встреча с Никитой мне словно бы дала импульс и вытолкнула на свет. И так я слишком долго медлила, боялась, превратилась в запуганного мышонка. Оказывается, совсем позабыла, как это быть свободным от собственных страхов человеком. Ведь когда-то Маша Вишнякова ничего не боялась и имела собственное суждение на любой жизненный вопрос, могла своим острым язычком любого парня заткнуть за пояс. Вот только у той, у другой Маши, не отнимали прав на существование и не заставляли чувствовать себя растением, не способным даже на самые обычные человеческие потребности...
      И думала я раньше по-другому и жила, не оглядываясь на окружающих. Сейчас все казалось иначе. Болезненная осторожность переросла у меня в дикую чувствительность. Будто бы переродилась и стала не простым человеком, а способным воспринимать мир через кожу, через малейшее дуновение ветерка. И раньше я могла поймать настроение человека лишь по одной интонации его голоса, теперь же умела улавливать невысказанные мысли. Нет, не читала их, но мне достаточно было взглянуть на человека, чтобы понять - откровенен он со мной или что-то недоговаривает, я словно бы видела, причем довольно ясно, не переданные через слова эмоции. До того, как попала на опыты к Павлику, во мне не имелось такого дара.
      Ожидая, когда Игнат возьмет трубку, я думала о нашей с ним возможной встрече. Поверит ли он? Поможет ли?
      Конечно, давно пора было активно взяться за собственную жизнь. Сейчас обстоятельства складывались почти благоприятно. Если раньше не особо верила в судьбу, то пройдя через собственный 'ад', стала ко многому из Библейского или мистического относиться если не с трепетом и уважением, то с некоторым опасением. Пришло понимание: в жизни всегда имеется место для импровизации. И даже если есть определенные линии судьбы, данные человеку при рождении, то, порой, их можно изменить, если очень того захотеть.
      Зная об отце, о перенесенной им операции, и о том, как Костик сходит с ума, разыскивая меня, пришла к выводу: надо начинать делать шаги в сторону дома, несмотря на страхи, несмотря на перенесенную боль и на жуткое желание спрятаться от всего мира. От самой себя-то не скроешься.
      Я положила трубку. Прислушалась. Со двора доносились голоса Толика и Полины, скоро они войдут в дом, и у меня больше не получится позвонить. Поскольку при них вряд ли решусь. Поэтому, глубоко вздохнув, еще раз набрала Игнату.
      - Да! - раздался в трубке незнакомый голос, - Говорите!
      Я растерялась, не зная что делать. Говорящий со мной мужчина был чем-то раздражен и не собирался долго ждать на проводе. Понимая это, постаралась поскорее освободить его от собственной персоны.
      - Мне нужен Игнат Витальевич, - совладев-таки с голосом, сказала в трубку.
      - Он сейчас занят. Что ему передать?
      - Скажите, а когда он освободится, во сколько? - мой голос начал дрожать и мне пришлось сделать паузу, чтобы продолжить. В это время в трубке послышался щелчок, будто переключили на кого-то или сделали громкую связь. Между тем, я взяла себя в руки и вновь сказала, - Это очень важно... скажите, когда ему можно позвонить?
      - А кто его спрашивает?
      - Это Катя, - ответила я, крепче сжимая трубку.
      - Катя? - голос напрягся, а после я услышала чуть приглушенное распоряжение, - Костя, быстро дуй за Игнатом. Тут та самая Катя звонит... - потом он вновь обратился ко мне, - Катя, не кладите трубку, Игнат Витальевич сейчас поговорит с вами. Я послал за ним человека. Подождите, хорошо?
      - Хорошо, - выдохнула, чувствуя, что сердце пустилось вскачь. Последний раз я так нервничала перед вступительными экзаменами, впрочем, тогда рядом со мной был Костик и успокаивал меня шутками, а сейчас предстояло справиться с нервами самостоятельно.
      Спустя несколько минут, трубку вновь взяли. Я услышала сбившееся дыхание и до боли знакомый голос следователя:
      - Я слушаю.
      И столько всего было в этих двух словах для меня. Не передать: от отчаяния до надежды...
      - Это Катя. Я вам звонила недавно и хотела узнать, как у вас... все получилось?
      - У нас получилось, Катя, но не совсем так, как нам бы того хотелось. В общем, вы единственная наша надежда. Единственная зацепка в этом деле. Вы не могли бы, Катюша, приехать сегодня в участок и опознать подозреваемого?
      - По...до...зре...ваемого? - произнесла я, чуть ли не по слогам, осознавая страшную опасность для себя. Они задержали лишь одного и, возможно, не того, кого нужно.
      - Да. К сожалению, нам нечего ему предъявить. Голословно обвинять мы не можем. Он молчит. Нужно ваше участие. Хотя бы письменное освидетельствование или заявление. Катя, вы слышите меня?..
      - Слышу, - ответила я, понимая, что проиграла и все мои надежды на справедливость обратились в прах, - Кого из двоих вы взяли?
      - Молодого. Второго не успели задержать, он ушел через торговый ряд, затерялся в толпе... Катя, почему вы молчите? Вы сможете подъехать к участку? Или давайте я сам за вами заеду?
      - Я не могу в участок... - произнесла непослушными губами, - Игнат Витальевич, я очень боюсь этих людей. Поймите меня, я не могу в участок. Они могут следить... я не... не могу, - я всхлипнула, понимая весь ужас ситуации, теперь я могла стать мишенью второй раз. И если Павлик меня найдет, он уже не выпустит из своих рук. Никогда.
      - Подождите, Катя, не вешайте трубку, прошу вас, - следователь вдруг понизил голос и сказал мне так, словно разгадал мой секрет, - Я не дам вас больше в обиду. Нам нужно довести это дело до конца, а иначе, это не имело смысла: ни ваш первый звонок, ни то, что в поимке преступников пострадали мои люди...
      - Что случилось?
      - Была перестрелка. Одного моего друга ранили, к счастью, для жизни не опасно, но дело не только в нем. Катя, вы ведь понимаете. Возможно, в эту самую минуту решается жизнь еще одной девушки, а может быть и не одной... Нужно остановить этих людей и только вы, та, кто это может сделать. Понимаете? Нам нужна ваша помощь. Я со своей стороны обещаю вам полную безопасность и...
      - Не обещайте того, что не сможете выполнить. Однажды у вас это уже не получилось, - перебила я его и обреченно вздохнула, - Вы убедили меня. Хорошо. Я приду. Только при одном условии: вы встретите меня сами и сами проводите к тому человеку.
      - Договорились, - задумчиво согласился он, - Во сколько вы будете?
      - Через час.
     
     
     
     
     
     
     
     
     
   0x01 graphic
  -- Комментарии: 34, последний от 17/02/2015.
  -- No Copyright Дениженко Светлана Владимировна (swetlyk@yandex.ru)
  -- Размещен: 03/09/2012, изменен: 26/12/2014. 435k. Статистика.
  -- Роман: Детектив, Мистика, Любовный роман

Начало формы

Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:

Конец формы

  

Начало формы

Конец формы

   0x01 graphic

Связаться с программистом сайта.

   Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Ю.Иванович "Невменяемый отшельник" Т.Гравин "Азарт" Е.Азарова "Хозяйка гор.Подмена" Э.Шауров "Доминирующий вид" А.Андросенко "Нагибатор" М.Александрова "Смерть Несущая" М.Дулепа "Хранитель порталов" Н.Мазуркевич "Работаем на контрасте,или Подруга на любой вкус" Н.Косухина "Другой мир.Хорошо там,где нас нет" К.Стрельникова "Я-нечисть,или Как выжить среди своих" Н.Трой "Война Теней" В.Чиркова "Искаженное эхо" Л.Рисова "Темные сестры.Опасный Выход" Е.Кароль "Виолетта.Жила-была...лич" О.Куно "Жена по призванию" С.Василика "Хранительница врат" А.Гаврилова, Н.Жильцова "Академия Стихий.Душа Огня" Г.Гончарова "Учиться,влюбиться...убиться?" Ю.Фирсанова "Дверь Внитуда" Е.Никольская "Чужая невеста.Тайна подземелий" Е.Щепетнов "Нед.Ветер с севера"

Как попасть в этoт список

   Сайт - "Художники"
Доска об'явлений "Книги"
   0x01 graphic
 Глава 26
  
   Не знаю почему, но в моей жизни зачастую события идут стремительно, даже можно наверное сказать - в темпе несущейся с горы лавины: когда я понимаю, что нахожусь уже во власти происходящего, а изменить что-либо становится попросту невозможно.
   На этот раз вновь сделала промашку - дала обещание придти навстречу с Игнатом Витальевичем и только после поняла, чем мне это может грозить. Остолбенев, в буквальном смысле слова, я продолжала сжимать трубку в руке, а в мыслях крутилось одно: 'Через час, через час... час... час?!'
   Паника постепенно охватывала собой всё моё существо. Я вновь испугалась. Сильно, до дрожи в коленях, до оцепенения души. С одной стороны понимала - больше нельзя бояться, нужно действовать, а не сидеть в норе, словно кролик, ожидая своей участи. С другой - не хотелось оказаться в чреве удава.
   Борясь с собой, я и не заметила, как вошла в дом Полина. Она застала меня посреди комнаты с телефонной трубкой в руках.
   - Маша, что случилось? - встревожилась подруга и, не разуваясь, прошла ко мне от порога. - Боженьки мои, да на тебе лица нет! В гроб краше кладут, чем ты сейчас! - всплеснула она руками и забрала телефонную трубку, водрузила её на место. Затем обернулась ко мне, встряхнула за плечи, - Кто звонил, Маш? Ну, не молчи! Кто?!
   - Ни-никто не з-звонил, - ответила я, обретая дар речи. Язык казался неповоротливым, а сердце бухало в груди и противно ныло, - Это я... я звонила ... Игнату Витальевичу...
   - Ох, ты ж... - Полина посмотрела на меня с прищуром, - И чего? Чего стряслось-то теперь?
   Пришлось рассказать ей о встрече с братом и о нашей беседе со следователем. Мы уселись на кровать в моей комнате. Поля не снимала одежды, лишь расстегнула несколько пуговиц пальто. Меня же бросало то в жар, то в холод. Ладони всё время потели, и я терла руки одну о другую, пытаясь хоть как-то успокоиться - не помогало. Подруга слушала внимательно, слегка подбадривала меня восклицаниями - 'Ох, ты моя хорошая! Как я тебя понимаю, а дальше-то что?' Сама же в это время усиленно думала, о чём мне подсказала образовавшаяся складочка возле её переносицы. Я давно заметила эту - 'думающую' морщинку на Полином лице.
   В итоге подруга вынесла свой вердикт:
   - Машенька, я думаю, ты всё правильно делаешь. Давно этих иродов приструнить надо. И молодец, что позвонила этому, как его?
   - Игнату Витальевичу, - напомнила я.
   - Вот. Игнату. Он мужик толковый, судя по всему. Он на них управу точно найдет. Во сколько тебе идти надо?
   - Да уже, Поль, надо, - я умоляюще сложила руки перед собой, - А может, я не пойду, а?
   - Как это не пойду? Чего это 'не пойду'? - передразнила она меня, - Пойдёшь, как миленькая, да ещё и в припрыжку!
   Полина покосилась на часы, потом перевела взгляд на меня. Видимо, поняла моё состояние, вернее, то, что я вот-вот сорвусь в истерику. Она вновь обняла меня за плечи
   - Машка, не дрейфь! Ну-ка, соберись подруга. Нечего этих козлов бояться! А хочешь, я вместо тебя пойду?
   - Нет, Поль. Что ты! Ты же их не видела, как опознаешь?
   - И то верно... скажи, а ты не Машкой представилась? Нет?
   - Нет, - мотнула я головой, пока не вполне понимая, куда клонит подруга.
   - Так это и хорошо! Они не тебя ждут. Для них - тебя нет. Вот мы и замаскируем тебя, Машулька, под другого человека.
   - Как это под другого? Под кого? - удивилась я, всё ещё не очень понимая Полину.
   - Сейчас узнаешь, - хитро улыбнулась подруга и резво подскочила на ноги, даже кровать подо мной заходила ходуном.
   А после мне пришлось довольно-таки туго. Поля решила из доходяги меня сделать почти полную копию себя. Толик, вернувшись домой с охапкой дров, долго не мог понять, что за чучело стоит перед ним.
   - Ма-ам... - подозрительно протянул он, и чуть не ткнул в меня пальцем, я вовремя посторонилась, - Это кто ещё тут?
   Мы, едва сдерживаясь от смеха, попытались убедить мальчишку, что я - это я, только слегка располневшая, эдак килограммов на пятьдесят с лишним. Он от души посмеялся над нашими усилиями и сказал весьма весомую фразу:
   - Теть Маш, а лицо-то худое!
   И мы вновь принялись за работу, уже с подсказками со стороны Толика. Он, вникнув в суть проблемы, вмиг стал серьёзнее некуда.
   Пришлось мне за щеки натолкать побольше ваты, да так, что языку во рту стало тесно и речь теперь выходила будто бы ленивой. Слова из меня выталкивались неохотно. Пришлось выйти во двор, чтобы не сопреть, под толстым слоем одежды и уже там отрепетировать походку и речь. В довершение образа на меня ещё нацепили старые очки с поломанной дужкой. Толик их тут же починил с помощью лейкопластыря. В очках я почти ничего не видела, всё расплывалось, и взгляд сложно фокусировался, поэтому сняла их и некоторое время постояла зажмурившись. Вчера решила ничего не бояться, казалась себе смелой, а сегодня страхи одолели меня после разговора со следователем, и я вновь потеряла уверенность в себе. Поля с Толиком приободрили меня, заставили встряхнуться. Да и я теперь не одна, как сказала Полина - брат это очень много, когда он такой как мой Костик. Никита тоже - очень хороший и теперь у меня два брата, а это защита, да ещё какая!
   Прислушиваясь к своим ощущениям, неожиданно осознала - всё, больше не паникую. Устала. Теперь предстояло хорошенько подготовиться к встрече с врагами и не выдать себя, потому что очень хотела жить долго-долго и по возможности - счастливо.
   - Маша, ты главное - не волнуйся. Толька подстрахует. Он рядом будет, если что вдруг не так пойдет, то скидывай всё, что лишнее и бегом к дороге, там ловите с Толиком машину и прямиком езжай к своему брату. А лучше позвони ему сейчас. Пусть тоже подстрахует. Поняла меня?
   - Угу... Поля, - я замялась и вновь посмотрела ей в глаза. Подумалось вдруг, а что если всё запланированное нами не получится или пойдет не так, как нам хочется. Я должна была подстраховаться и на случай провала тоже. - Поль, если... ну, если они меня снова... ты Игнату всё тогда расскажи и сама там уж... по обстоятельствам...
   - Машка, ну перестань. Не раскисай. Всё пройдет, как надо. Двум смертям не бывать, а одну мы с тобой уже перебороли, верно?
   - Верно, - вздохнула я и подмигнула Толику, - Готовь свой фотик, а я пока брату позвоню.
  Никита сдержанно выслушал меня, а потом сказал, что заедет за мной на машине друга. Пришлось убеждать его в том, что так делать не стоит. Мало ли - вдруг у нашего злого гения везде свои люди и меня уже усиленно "пасут" недруги? Или Никиту?
   Брат счёл мои доводы логичными и сказал, что будет ждать меня возле участка, и как только я освобожусь, он отвезёт меня не к Полине, а сразу к себе. Так, по его словам, выходило надежнее. Если и начнутся какие-то игры Павлика, либо его приспешников, то я буду под присмотром Никиты и его деда, у которого имелись свои связи на высоком уровне. Основным аргументом являлась безопасность Полины и Толика. Они не должны были из-за меня попасть хоть в тень подозрений Павлика.
   На том мы и решили. Полинка осталась дома, ждать на связи. Толик сопровождал меня так, как будто бы его и не было рядом. Каждый из нас - сам по себе. Я взяла с собой подаренный братом телефон. О других подарках Поле не стала говорить. Потом, если не вернусь - сама найдет. А вернусь - подарю к празднику. Полежат до времени, тем ценнее будут.
   Подумала обо всём этом вскользь и пошла, переваливаясь уточкой да тяжело дыша. Подушка, телогрейка, полушубок и зимнее старое пальто Полины сделали из меня довольно упитанную особу. Идти было нелегко. Одежда словно пригибала к земле своей тяжестью, а на лбу выступил пот. Вата мешала, и я её временно убрала, а очки спустила на нос. Так и дошла до остановки. До встречи со следователем оставалось еще порядка двадцати минут. Даже если немного задержусь - никуда он не денется. Выйдет встретить меня по звонку. Вернее, по звонку придуманной мною Кати.
  Трамвай, словно знал, что я опаздываю. На этот раз он "прибежал" к остановке довольно-таки скоро. Скрипя по рельсам и разнося по воздуху скрежет, будто бы сообщал о том, что в это утро стоит шевелиться чуточку активнее, чем обычно. Иначе замерзнешь. Вроде и мороз не сильный, а стоять долго на одном месте не следовало бы.
   Внутри трамвая пассажиров почти не наблюдалось. Занято было всего несколько мест. Я не стала проходить вглубь холодного чрева транспорта, а плюхнулась на одно из пустующих кресел недалеко от выхода, чтобы меньше двигаться и привлекать к себе внимание, а потом поскорее выйти на нужной остановке. Мне теперь нелегко давался каждый шаг. Я и впрямь чувствовала себя удивительно неповоротливой грузной женщиной лет сорока: тяжело двигалась, тяжело дышала, ноги еле переступали ступеньки. Впервые мой вес стал чуть ли не в пять раз больше, чем когда-либо. Вот бы увидел меня Костик или отец! Было бы смешно, имей я хоть каплю уверенности, что окажусь в скором времени в полной безопасности.
   К сожалению, интуиция предупреждала совершенно об обратном. А именно - мне предстоит весьма трудное испытание и многое зависит в нём, увы, не от меня. От того и приходилось сейчас осторожничать, прятаться, наряжаться странным образом. Знать бы наверняка, что Игнат Витальевич на моей стороне и в его власти обеспечить мне не только помощь, но и гарантированную победу в этом деле. Пожалуй, в первом я ещё могла бы поручиться, а вот в остальном... Не следователь правил этим балом, факты говорили о весьма серьезной игре, - довольно странных, пожалуй, даже страшных людей,- с непонятной для меня подоплекой.
   В салоне было едва ли теплее, чем на улице. Мой нос через некоторое время подал о себе знать - ему стало некомфортно, я чихнула несколько раз и плотнее укуталась в шаль, которую Полина, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, заставила всё-таки надеть. Шаль кололась и пушилась, лезла в рот, цеплялась волосками за лицо, противно щекоталась - ощущения вызывала весьма неприятные и в довершении ко всему я в ней чувствовала себя старухой. Впрочем, для усовершенствования моего теперешнего внешнего вида, скорее всего, она подходила идеально. Не могла бы сказать об этом с полной уверенность, ведь со стороны моим домочадцам было виднее, о чём и уверяли они меня почти в один голос. По их словам, данный атрибут одежды нашей красавице Катерине шёл без всякой меры - добавлял натуральность и правдивость созданному общими усилиями образу. Пришлось с ними согласиться. Сейчас я порадовалась тому, что в шаль можно спрятать замерзшее на ветру лицо.
   По общей договорённости с Толиком мы не разговаривали и даже не смотрели друг на друга. Он так и остался на ступеньках, лишь прислонился к поручню для верности, чтобы не упасть на повороте и что-то там настраивал в своем стареньком фотоаппарате.
  Трамвай ехал шустро и довез нас к месту встречи вовремя. К моему удивлению, в запасе оставалось ещё как минимум пять минут. Выбравшись на улицу, я поежилась от колючего мороза и вновь укуталась плотнее в шаль да твердо пошагала к уже знакомому мне зданию. Чувства, нахлынувшие вдруг, заставили сердечко трепетать от неясного ощущения тревоги. Я как будто вернулась на несколько месяцев назад, даже показалось, что сейчас проворчит рядом тот вредный дядька, который не хотел мне верить и отпускать к Костику в больницу. Вспомнилось и имя милиционера - Павел Кузьмич. По иронии судьбы неприятных мне людей звали одинаково. Оставалось надеяться, что они не сообщники. Если подозревать каждого, то легко можно стать параноиком и, похоже, я могла довести себя до такого состояния без чьей-либо помощи. Нервы мои были на пределе. И это ещё слабо сказано!
   Толик остался где-то позади, как мы и договаривались - он лишь наблюдает и ни во что не вмешивается. Зато от Никиты пришло сообщение на мой телефон, в котором он предупредил, что ждёт меня недалеко от остановки, на стоянке. Авто - синий форд, номерные знаки тоже указал. Но, так как я была на тот момент почти слепой, в Полинкиных очках можно было разобрать разве что прыщ на хоботе у слона и то вряд ли, поэтому рассмотреть могла не многое. Впрочем, машину синего цвета заметила, на стоянке была только одна такой окраски. Приободренная братом, я зашагала увереннее. Да и не любила опаздывать.
   На крыльце меня уже ждали. Вернее, ждал. Следователь. Мои ноги тут же сбавили ход. Я остановилась, чтобы перевести дух и чуть задержалась возле угла здания. Игнат Витальевич стоял ко мне вполоборота и нервно курил, щурился, о чем-то сосредоточенно думал. Я его хорошо видела, сама же оставалась для него пока невидимкой.
   Он почти не изменился с нашей последней встречи, хотя, если присмотреться - стал более нервным и немного похудел, возможно, из-за своей нелегкой работы. Хотя мне ли было не понять, как трудно человеку одному. А у него кроме работы и матери рядом - никого. Сердце моё странно сжалось, неужели от жалости к нему? Вряд ли. Я постаралась отбросить эти мысли от себя. Кто он мне? Всего лишь человек, исполняющий свой долг. Посторонний. Чужой. Недавно он привиделся мне сквозь пелену снега. Странно, почему?
   Сейчас Игнат Витальевич был рядом - только руку протяни или окликни... но я не хотела. Стояла. Смотрела и чего-то ждала. Не могла набраться смелости, чтобы подойти. Следователь на данный момент являлся для меня чуть ли не всем миром, связующей нитью между прошлым и настоящим. От него зависело слишком многое в моей судьбе и я смотрела на него, стараясь настроиться на предстоящую беседу, но у меня плохо получалось. Эмоции не подчинялись своей хозяйке, пришлось дать себе мысленный подзатыльник: или я справлюсь сейчас, или меня растопчет Павлик. Быть ещё раз подопытной крысой - не хотела. Поэтому стиснула зубы и сделала шаг вперед, при этом не забыла сдвинуть очки на место. Видно плохо, зато и меня не сразу опознают. Лишь бы вата не вывалилась изо рта, а то будет мне весело по полной программе, как провалившемуся на задании шпиону. Переваливаясь с ноги на ногу, я подошла к крыльцу, нащупала рукой перила и громко поздоровалась со следователем. Потом промямлила, борясь с разбухшей ватой и неповоротливым языком:
  - Мне нуж-жен Игнат Витальевич, я Катя. Он меня ждет, к-как к нему пройти?
   Игнат Витальевич окинул меня цепким взглядом, его брови удивленно приподнялись.
   - Катенька? - спросил он, словно не поверил мне. Но быстро взял себя в руки, затушил окурок и метко кинул его в урну, - Я тот, кто вам нужен. Идемте.
  - Под-дождите... а документ? Покажите свой документ! - запротестовала моя героиня. Мы с Полиной заранее оговорили этот момент. Катя должна была убедиться в подлинности своего визави.
  Крельчиков вновь пристально посмотрел на меня, пожал плечами, но удостоверение своё мне показал. Я для убедительности покрутила его в руках и вернула, согласившись, наконец, войти за Игнатом Витальевичем внутрь серых стен.
  Я шла за ним мимо поста, потом по лестнице на второй этаж. Словно в тумане, не отдавая себе отчет о том, что делаю. Очнулась уже в его кабинете, где следователь мне предложил снять пальто. Я наотрез отказалась, аргументируя это тем, что пришла к нему ненадолго и совсем неподобающе одета. Не хватало ещё, чтобы он сразу же разоблачил меня. Поэтому пришлось бурно сопротивляться, не давая повода усомниться том, что я в домашнем драном халате и с жирными пятнами на переднике. Поверил он или нет, но решил больше не настаивать, а сразу приступить к делу. Он кому-то коротко позвонил, затем мы прошли с ним по узкому коридору и остановились перед дверью, за которой меня ждал неприятный сюрприз.
  ---
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"